Печать секретности

Размер шрифта:   13
Печать секретности

© Дегтярёва И.В.

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

* * *

2010 год

– Мы вас выбрали…

Что Раннер должен был сделать после этих слов? Раздуться от гордости, преисполниться чувством собственной значимости? Начать заискивающе улыбаться, прикладывая руки к груди?

Не считая, что ему делают одолжение, он лишь сдержанно кивнул и стряхнул пепел с сигареты в карманную серебряную пепельницу с гравировкой shamrock – трехлистным клевером на крышке. Жена для него купила ее в той самой роковой для них обоих поездке в Дублин.

На тот момент они были женаты только два месяца. Из-за его допуска к информации под грифом «Особой важности» он ездить за границу не мог. Она же за последние полгода много путешествовала. И не только по работе. Чехия, Сербия, Хорватия, Франция. После медового месяца в Сочи он скрепя сердце отпустил ее в Ирландию.

Именно там Уистл подкатил к ней с эксклюзивным предложением и усмешкой в зеленоватых глазах. В полутьме старинного паба «Медная голова», где он подсел к ней за столик, его глаза посверкивали как у помойного кота.

Ему даже не пришлось слишком давить на нее, чтобы подписала согласие работать на английскую разведку. Просто доходчиво объяснил, что мирно из Дублина она не уедет. Ее обыщут на таможне и непременно «найдут» что-нибудь из списка запрещенного к провозу. Далее продемонстрируют железобетонные доказательства, что провозила она «это» систематически, посещая каждый год съезд кинологов в Ирландии. Затем ее ожидает тюрьма Dochas Center. Там содержат и женщин. Никакие ее требования вызвать консула ни к чему не приведут. Во всяком случае, недели две в ужасных тюремных условиях сделают ее более податливой, и уже не понадобится консул. В случае согласия она будет иметь всё, что захочет, – деньги, ювелирные украшения, великолепный прием во время ее поездок за границу. Но главное условие – через нее заполучить согласие мужа работать на англичан.

Когда Раннер привез ее из аэропорта посреди ночи, она рассказала ему обо всем, завороженно глядя на мерцающий огонек его сигареты, словно паривший над постелью, как светлячок. Ослепленная вспыхивающим то и дело огоньком, она не различала даже его силуэт, только слышала ровное дыхание, подумав в какой-то момент, что он задремал. Но он не спал.

Привык анализировать, раскладывая любые события на составные, оценивая pro и contra. Он впервые столкнулся с ситуацией, когда не видел ни плюсов, ни минусов. Вакуум в голове космический и холод за грудиной. Единственное, что осознавал отстраненно, – страха нет. Совсем! Только когда отстраненность, как заморозка, исчезла, начало замирать внутри, будто он резко летел вниз в головокружительном вираже на американских горках.

Бросить жену – самый простой вариант. Ну подписала она согласие работать на англичан, а он с ней в разводе. Какие к нему претензии, кроме того что он смалодушничал? И вообще, что за странная попытка вербовки через третьих лиц? Это ведь должен был быть разговор с глазу на глаз, лицом к лицу, пусть не в ирландском пабе, но и на русской земле сошло бы, где-нибудь на берегу Волги. Хоть в «Трактире на набережной» или в «Башне».

И такая встреча состоялась. Они осмелились сунуться в Ярославль, хотя могли этим выдать Раннера с головой…

Вторая встреча произошла на Москва-реке, когда снова прозвучало сакраментальное: «Мы вас выбрали…» «Спасибо, родные, уважили», – Раннер и сам не знал, искренен он в этих словах или тут больше злой иронии.

Тогда спросил и про свой псевдоним. Раннер – это и полоз, и бегун в переводе с английского. Однако полоз – змея неядовитая. Маисовый полоз может дорасти до полутора метров, но ни капли яда в зубах. Его еще называют «крысиная змея».

Бегун, крыса, безобидная змея – совсем нелицеприятные эпитеты для агента. Но куратор терпеливо объяснил, поблескивая очками в свете заката:

– Полоз – бесшумный. Они любят жить около ферм. Там всегда есть чем поживиться. Считайте вашу организацию такой фермой. – В его очках отражались река и спиннинг кислотного зеленого цвета, распугавший всю рыбу. Маскировочка!

Вдалеке виднелся мост, запруженный машинами, направляющимися в Мневники. У противоположного берега полузатонувшая баржа темнела на контрастно желтеющей от уходящего солнца воде. Позади огромный склон, по которому зимой катаются на лыжах. Купаются и рыбачат с той стороны, где баржа. На этот же берег добраться сложно. Чтобы спуститься, Раннеру пришлось постараться. Он несколько раз проехался на пятой точке и едва не воткнул складной спиннинг себе в глаз, проклиная все на свете…

Но все это было двумя месяцами позже. А тогда, после возвращения жены из Дублина, в темноте их комнаты раздавался ее тихий голос. Раннер глотал табачный дым, словно он был густым, как кисель. Все забивал запах смеси парфюма от пакета из дьюти-фри. Он так и стоял нераспечатанный – ирландский скотч и какие-то духи. Странно, что в такой ситуации она смогла еще думать о покупках. Раннера поразило ее хладнокровие и убедило в правильности выбора.

Она привнесла в его жизнь атмосферу авантюризма и неистребимый дух псины. Овчарка Грета занимала полкухни со своим диванчиком. Ошейник, унизанный чемпионскими медалями, висел на планке с крючками в коридоре, а когда по коридору гулял сквозняк из-за открытого на кухне окна, медали позвякивали, раскачиваясь вместе с поводками и строгим ошейником с шипами.

Нет, он не бросит ее, не оставит разбираться один на один ни с Уистлом, ни с какими-либо другими спецслужбами, в том числе родными, российскими. Ведь в случае его отказа сотрудничать англичане передадут в ФСБ подписанное ею согласие. Предоставят доказательства – аудио-, видео-, фотоматериалы встречи с Уистлом. Ее могут посадить, но и его станут подозревать, особенно с учетом специфики его работы.

Их расчет оказался верным. Но кто на него вывел Уистла и компанию? Кто настолько хорошо охарактеризовал англичанам отношения будущего Раннера с его молодой женой, что они могли сделать настолько серьезную ставку на нее, на их привязанность друг к другу? В таком деле или пан, или пропал. Угрозы англичане мастерски комбинировали с обещанием золотых гор.

Жена говорила вкрадчивым голосом, а он представлял все так, словно сам находился с ней рядом в полутьме паба, расположенного недалеко от Торговой набережной столицы. Там висели на кирпичных стенах фотографии с автографами знаменитостей, посещавших это место. В пабе когда-то сиживал Джонатан Свифт, может, сочиняя своего Гулливера. Старинные напольные часы у барной стойки пробили половину восьмого. Заиграли скрипка и гитара – пришли музыканты. Они выступали бесплатно, для своего удовольствия. Аппетитно пахло пивом и сильно табачным дымом. Тогда еще в Европе дымили напропалую во всех подобных заведениях. Сквозь дым, плотный, сизый, прорвался к ее столику хлюст в коричневом полосатом пиджаке и галстуке цвета детской неожиданности. Он улыбался так лучезарно, как старый знакомый или коммивояжер. Она так и подумала, что он собирается ей что-то втюхать.

2019 год, Москва

Майор ФСБ Вася Егоров потерял было из виду этот грузовичок на повороте – Василия задержал перебегавший дорогу бомж с большим мешком, из которого выпал стоптанный ботинок и какие-то кульки. Бомж, покачиваясь, неторопливо начал собирать свой скарб.

Матерясь под нос, Вася постукивал пальцами по рулю своей серо-пыльной «Ауди». Машину ему отдал вдруг расщедрившийся отец, когда Егоров-младший с женой и сыном переехал в Москву из Ижевска. Перевод в Департамент военной контрразведки, как видно, впечатлил даже эмоционально-сдержанного родителя, который тоже служил в ФСБ в недавнем прошлом. Дед Егорова был офицером нелегальной разведки.

Машину Виктория быстро прибрала к ручонкам, маленьким, но цепким. Жена ездила на авто на оборонное закрытое предприятие, где работала инженером. Вася устроил ее туда. Она и семейным бюджетом верховодила, зная, что Вася (дай ему волю) беспечно потратит все деньги на оружие – смазку, ершики, патроны, а то и приобретет новый ствол, хотя ими и так забит немаленький сейф в их хрущевке.

В дом два на Лубянку Вася ездит «одиннадцатым номером», на своих двоих. Парковаться-то негде. Он попробовал было. Нашел местечко только у ведомственной поликлиники, но из-за этого опоздал на утреннее совещание.

В итоге Васю великодушно пускали за руль по выходным, когда требовалось отправиться за продуктами для блага семьи, чтобы пополнить закрома съестными припасами. Как сегодня.

– Ну же, ну, – торопил Вася бомжа и напел с досадой: – Старушка не спеша дорожку перешла, ее остановил милиционер… Несу я в сумочке кусочек булочки, и хвост селедочки, и шкалик водочки… – Он нажал на автомобильный гудок.

Зря! Подскочив на месте от испуга, бомж выронил еще несколько свертков. Вася похлопал себя по карману куртки. Убедившись, что удостоверение на месте, подался вперед к лобовому стеклу, окинул взглядом столбы и, не заметив камер видеонаблюдения, решил объехать бомжа по тротуару. Удостоверение камерам показывать бессмысленно, и нет шансов списать штраф на оперативные расходы. Он вырулил на тротуар, услышав, как с заднего сиденья, шурша, скатились рыночные пакеты – шлепнулась мягко хурма, а сверху ее придавила картошка, пять килограммов.

Василий подумал, что Вика припомнит ему хурму отдельной строкой, когда он привезет домой хурмовое пюре. Дернуло же его потащиться за этой «газелью»…

Все из-за рутины. Вася перевелся в Москву и утонул в рутине. Никаких острых реализаций в ближайшее время не предвиделось. Увидев воскресным утром, после посещения Кунцевского рынка, грузовичок, набитый тюками с картоном, Вася поехал за ним как наивный мальчишка.

Всего лишь надпись на картоне: «Посольство, 2 корпус». Какое посольство? Какой второй корпус? По посольствам специализировались американский, турецкий, английский и другие отделы ДКРО[1]. Департамент военной контрразведки интересует сохранность военных секретов. Вовремя дать по блудливым ручкам в рыжих английских веснушках или с загаром с побережья Майями. В основном их поползновения приходится пресекать. А если лезут охочие до чужих секретов типы из стран бывшего СССР, то они, как правило, аффилированы с теми же ЦРУ или МI6.

И все-таки Вася не удержался от соблазна проверить, что это за картонки. Он не сомневался – коллеги из иностранных отделов проверяют всех, кто выходит из дверей посольства, и всё, что оттуда выносят, включая мусор. Не стоит рассчитывать, что, скажем, цэрэушники случайно выбросят шифровку со стаканчиком из-под кофе. Это нереально.

Проскочив несколько поворотов, Егоров наконец снова увидел вдали грязный борт «газели» с еле различимой от пыли надписью «Вывоз вторсырья». Та самая, на борту по засохшей грязи еще написано нецензурное воззвание к водителю, дескать, не стоит так парковаться. Останавливать «газель» на дороге Вася не хотел. Лучше дождаться, когда водитель доедет до места назначения.

Покрутившись по району еще немного, «газель» въехала в ворота пункта приема картона на улице Генерала Дорохова. Василий зарулил следом, благо ворота не закрылись. «Газель» встала у ангара с большим навесом, где высились огромные стопки картона.

Егоров вышел из машины и приблизился к узбеку, выпрыгнувшему из кабины.

– Салям алейкум, уважаемый, – Вася, несмотря на уверенный тон, не испытывал уверенности в том, что делает. – Вы не могли бы мне продать немного картона?

Смуглое, в оспинах лицо немолодого узбека нисколько не переменило своего сонного выражения, словно к нему все время подходили с такой просьбой. Он откинул задний бортик кузова. Тюки с картоном были стянуты крупноячеистой сеткой, через которую Василий и увидел надпись, сделанную довольно крупно. Егоров ткнул пальцем в ближайшую пачку:

– Вот эту, уважаемый. Мне для дачи нужно, для утепления сарая. Стены обиваю. Сколько?

– Пятьсот, – назвал цену узбек и глянул вызывающе.

Вася подозревал, что содержимое всего грузовика стоит ненамного больше, но без препирательств отдал деньги.

– А где брали такой замечательный картон?

Узбек, как показалось Егорову, не видел в картоне ничего замечательного, кроме пятисот рублей, которые сорвал с глуповатого дачника. Однако властелин картона все же удивил.

– Ты из полиции, что ли? – спросил он, не требуя удостоверения. По-русски говорил очень хорошо. – Этот картон я брал на Смоленской набережной.

– Далековато возить. А поближе нет пунктов приема? – Егоров не стал спорить. По опыту знал – дело бесперспективное. Хорошо хоть узбек принял его за полицейского, а не за фээсбэшника.

– У них договор с этой конторой. Сюда и вожу.

Вася подумал, что вряд ли посольство будет снисходить до договора с макулатурной компанией. Краем глаза он увидел расценки на стенде под навесом – семь с полтиной рублей за килограмм. Подзаработать решили британцы на макулатурке? Что-то тут не так.

Егоров прищурил ярко-голубые глаза, потер почти квадратный подбородок со светлой щетиной. У него образовалась сосущая пустота в желудке, и не оттого, что время-то обеденное. Он смекнул – сегодняшняя инициатива выйдет ему боком. Если в самом деле напал на что-то интересное, то уже засветился. Вася представил себе лицо Олега Ермилова – начальника отдела, его стальные глаза и плешивый огромный лоб, как у Сократа, и понял: будут драть за самодеятельность. Надо валить отсюда подобру-поздорову.

– Есть веревка, уважаемый?

– Сто, – кивнул узбек.

– Что «сто»?

– Рублей.

Привязав картон к ржавому багажнику на крыше своей машины, Василий отъехал от склада подальше. Остановился у какого-то монументального белого здания с трубой, решил было осмотреть картонки, но передумал. Чтобы сориентироваться, высунулся в окно и пригляделся к надписи на столбе: «Троекуровский крематорий». Он нервно хихикнул и пробормотал:

– Это еще успеется. Шеф мне устроит персональный крематорий.

Бросить находку на обочине или у ближайших контейнеров для мусора теперь уже не осмелился. На Смоленской набережной посольство Великобритании. И кроме того, существование договора посольства со складом приемки макулатуры – это нечто! Какая им разница, куда бросят их картон!

Вася поехал в центр, не заезжая домой с покупками, представляя Викино справедливое негодование. В машине возмутительно пахло солеными огурцами, маринованным чесноком и зеленым луком. Есть хотелось неимоверно.

Сглатывая слюну, Егоров алкал пищи. Но пришлось подумать сначала, как тащить эту увесистую стопку картона на себе. Вспомнив, что сейчас дежурит по отделу капитан Леня Говоров, он с удовольствием побеспокоил своего соседа по кабинету звонком:

– Ленечка, дорогой, спустись-ка. Жду тебя у подъезда. Глазоньки все проглядел.

– Чего тебя принесло? – осторожничал капитан, чувствуя подвох.

И не зря опасался: Вася взвалил на него объемную и габаритную стопку картона и заставил отбрыкиваться от комендатуры, бойцы которой охраняли вход в святая святых. Леонид человек нудный, неуверенный в себе. Он краснеет, потеет, но своего всегда добивается.

В итоге Егоров и Говоров прошли в обнимку с картоном в дом два, встречая в коридорах сотрудников, которых хватало тут и в выходные. И каждый, кто знал военных контрразведчиков, не преминул поинтересоваться, чем они приторговывают.

Говоров сопел, потел, не отвечал на подколки и копил энергию до кабинета, где напал на Василия:

– Ты решил нарваться? Неужели думаешь, что отыскал клад на свалке? Детский сад! Тебе просто очень хочется еще медальку.

Леня не то чтобы завидовал, но его задело, что они работали вместе по американским базам в Сирии, которые Штаты решили втихаря сдать туркам, а медаль «За отвагу» получил только Егоров. Да, его ранило во время оперативных мероприятий в Сирии, ему довелось успешно применить свои стрелковые навыки, сняв курдского снайпера. И все же. Они ведь вдвоем вовремя разузнали об американо-турецких планах, чем способствовали прекращению вторжения Турции на курдские территории, предотвратили геноцид курдов (турки не преминули бы разобраться с ненавистными курдами), и в конечном счете на оставленных американцами базах первыми оказались сирийские военные и русские.

– Шеф однозначно сказал, что лимит у кадровиков на медальки и поощрения в этом году исчерпан, – сдерживая смех, ответил Вася. Он уже пристроил картон около книжного стеллажа у входа и, стащив со стола Лени булочку, с набитым ртом добавил: – Даже если найду всех предателей разом, ничего не светит… Надо картон отправить на исследование в Институт криминалистики. Просветить его вдоль и поперек. Тайнопись, микроточка. Там народ башковитый, вот пусть и мозгуют.

Леня покосился на тюк картона.

– Термическое воздействие, обработка щелочью и парами йода могут повредить микроточку. Это если искать тайнопись.

– Пускай сначала точку ищут. – Вася дожевал и дернул кадыком, проглатывая сухой хлеб. Бесцеремонно допил кофе из чашки Говорова. Тот только головой покачал.

– Ты представляешь, какой объем работы? Каждая картонка с двух сторон, да еще внутри нее ячеистый материал. Это нереально. Нас придут бить эксперты и весь центральный аппарат, работу которого мы остановим одной-единственной экспертизой. Меньше миллиметра. Пойди найди!

– А чего сегодня в столовке? – Вася сел на край своего письменного стола, погладил модель автомата Калашникова по бронзовому стволу. Эту модель на деревянной полированной подставке Вася привез из Ижевска, где начинал службу в оружейном концерне, работая в отделе экономической безопасности УФСБ по Удмуртской Республике.

Васю помариновали крепко, прежде чем перевели сначала в московское управление ФСБ, а потом и в центральный аппарат, в ДВКР, куда его перевода затребовал сам Ермилов после одного совместного с УФСБ мероприятия, где Вася отличился. Так он стал военным контрразведчиком.

– В столовке, как обычно, изжога в ассортименте. В сейфе бутылка кефира. – Леня открыл дверцу своим ключом. – Ермилов тебе голову оторвет. Вот ты его шефом называешь, а он от этого бесится. Рассказывай все по порядку. Я, может, сыграю роль твоего адвоката.

Егоров рассказал про недавнее преследование «газели». Про Смоленскую набережную и загадочный договор.

– Если все так и картонки – это контейнер – средство безличной связи для агента, – Говоров помассировал свои пухлые покрасневшие щеки и заключил: – тогда ты наломал дров. Засветился на объекте, вступил в прямой контакт с водителем, который, возможно, осведомлен. Дело передадут английскому отделу. Кстати, наш Ермилов начинал работать в ФСБ в английском отделе.

– Подождем с догадками насчет агента, – Василий улыбался: слишком заманчиво напасть на след агента вот так, выехав с утречка на рынок за овощами. – Стоит узнать результаты экспертизы.

– Прежде чем узнавать результаты, придется доложить Ермилову и только с его санкции сдавать макулатуру на экспертизу. Угу? – Говоров, не склонный к иронии и не всегда понимающий шутки, вдруг стал ехидничать. Показал глазами на телефон. – Я не рискну его побеспокоить в выходной. В редкий выходной, когда он в самом деле выходной.

Василий снял трубку с выражением лица великого мученика. Он выглядел как мальчишка, которому надо сознаться суровому папаше в том, что курил за школой. Он хлопал светлыми ресницами и с ненавистью косился на картон.

– Сам виноват, – оценил его страдания Говоров, – ты просто перевозбудился от сирийских приключений. Две командировки на Ближний Восток, перестрелки, дурное воздействие этого арабиста Горюнова из УБТ[2]. Ты и решил, что можно ковбойствовать и тут. Не-ет. Тебя быстро поставят в рамочки. У нас слишком много инструкций. Удивляюсь, что Горюнов, бывший столько лет нелегалом, такой резкий и неосмотрительный.

Егоров отмахнулся, когда гудки в телефонной трубке прервались и раздался слегка сонный, с хрипотцой голос шефа. Обрисованная в общих чертах ситуация не слишком удовлетворила Олега Ермилова, и через полтора часа он приехал в отдел. Заглянул к своим незадачливым оперативникам. Посмотрел на связку картона, поджал тонкие губы, покачал головой и бросил:

– Оба ко мне в кабинет!

Дверь за шефом захлопнулась. И Говоров грустно покраснел и пробормотал:

– Я-то при чем? Вот как ты, Васенька, умеешь втянуть в свои авантюры ни в чем неповинных людей?

Егорову пришлось снова детально пересказать историю про «газель» с картоном, стоя в кабинете шефа и уставившись в настенный календарь немигающим взглядом. Леонид спрятался за его широкими плечами. Перед тем как явиться к Ермилову, Вася переоделся: старые джинсы, футболку и свитер сменил на костюм, который предусмотрительно держал на работе. Ермилов слишком педантичный. Как подозревал Вася, шеф, наверное, и спит в костюме и при галстуке.

Василий считал его лучшим хотя бы потому, что полковник Ермилов обратил внимание на майора Егорова. Именно Ермилов почти на каждом совещании призывал сотрудников быть внимательными всегда и везде, замечать детали и копать, даже когда кругом один бетон или кажется, что бетон. Егорова он убедил и теперь, вроде бы не слишком осерчал.

– Ты сказал, что узбек чересчур хорошо говорил по-русски? Номер машины запомнил? – Увидев, что Василий кивнул, Ермилов повернулся на своем кресле к стене. Там на гвоздике висели деревянные четки.

Пока шеф не видел оперативников, либо философски разглядывая стену, либо пытаясь успокоиться, Говоров ткнул Васю кулаком в бок и провел пальцем себе по горлу.

– Отправляйте картон в институт, – Ермилов повернулся обратно. – Егоров, запроси английский отдел, не замечены ли машины дипломатов в этом районе в то время, когда туда привезли твою находку. Особенно тачки тех, кто у них на специальном контроле, кого подозревают в работе на спецслужбы.

– Слишком сложная схема передачи информации агенту. Так не делают, – засомневался Говоров. – Неизбежны случайности. Такие, как сегодня им организовал наш Василий.

– Свободны! Ждем экспертизу.

* * *

Василий не собирался предаваться страданиям. Хотя он, конечно, предвидел, что на картоне ничего не найдут. Тогда слух о нем «пройдет по всей земле великой», само собой в завуалированной форме, без указания ФИО. Однако будут ходить легенды о некоем богатыре, который смог в виде вероятного контейнера от англичан притащить гору мокрого старого картона. А уж в отделе пропесочат как пить дать!

Да и дома Виктория закидала его мятой хурмой и давлеными помидорами – морально, а не физически. Егоров все же довез продукты домой к вечеру и услышал вместо благодарности: «Тебя только за смертью посылать!» «Ну хоть на что-то я гожусь!» – обиделся он. Вика за словом в карман не полезла: «Тогда и ужинать будешь завтра».

Валерка, одиннадцатилетний сын, начал было поддакивать матери, как тощее эхо с русым чубчиком, но Вася напомнил отпрыску, что задачи по алгебре ему помогает решать отец, а не мать. И сын благонравно удалился в свою комнату. Ужином запахло через полчаса…

Первый слабый сигнал к облегчению Васиного щекотливого положения пришел в понедельник от английского отдела. Нехотя «англичане» сообщили, что в самом деле один из дипломатов, а затем и другой проехались около МКАДа в районе улицы Генерала Дорохова в указанный в запросе период времени. Более отчитываться перед военными контрразведчиками они не собирались. Не принято делиться информацией без официального запроса, санкционированного даже не Ермиловым, а руководителем ДВКР.

Об этом сообщил Говоров, когда Егоров утром появился в кабинете. Леня выглядел чуть сонным после дежурства, но поспать успел.

– Ермилов сказал, что в его бывшем отделе пытались у него вызнать, почему такой интерес к конкретному адресу. Он пока нагнал туману. Исследования картона ведь еще нет и неизвестно когда будет.

Вторым, уже не сигналом, а сиреной тревоги, стали итоги экспертизы, полученные Леней вечером понедельника. Говоров пришел в кабинет с заключением и загадочным лицом:

– Ну, Васенька, ты везунчик!

– Давай без прелюдий. Меня не надо распалять, – рассердился Егоров, выхватив папку у него из рук, и начал жадно читать.

Нашли микроточку. «Это не я везунчик, а тот, кто начал поиск именно с того участка картона, куда ее прилепили, – подумал Василий. – Крошечный микрокусочек микропленки…» Ниже, ниже, перескакивая строчки. Содержимое пленки: «зашифровано». «Кто бы сомневался!» – согласился он, но все же разочарованно.

– Шефу докладывал? – встряхнул папкой Егоров. – Пошли вместе.

Говоров пожал плечами и все-таки вылез из-за стола.

Нацепив очки, Ермилов прочел заключение.

– Что говорят дешифровщики? Есть шансы? – он посмотрел на Говорова, безошибочно определив, кто именно получал экспертизу, и не сомневаясь, что Леня уточнил дальнейшую судьбу микроточки.

– Работают. Я их сориентировал, что изготовители, скорее всего, британцы. Дешифровщики покивали, то ли соглашаясь, то ли принимая к сведению. Смятения на их лицах я не обнаружил.

– Да они ребята невозмутимые. – Ермилов закрыл папку и стукнул ею себя по кончику носа. – С этим уже можно что-то предпринять. «Англичане» профукали закладку. Сделана она авантюрно и не без злого умысла: загрузить нашу экспертизу тоннами картона, если бы английский отдел стал проверять все «газели» с картоном, отъезжающие от посольства. Ведь такую закладку могли проводить изредка. Даже наверняка. Теперь Василий Стефанович сломал им этот канал передачи информации. «Англичане» наверняка обвинят нас, что мы действовали топорно.

– Ценю ваше великодушие, шеф, – пробормотал Егоров. – Но дров наломал я своим, так сказать, персональным топориком.

– А отдуваться будет весь Департамент, – согласился Ермилов. – И макулатурку эту передадут «англичанам». Подам записку нашему руководству о том, что у нас на руках есть средство безличной связи, от кого и кому – не установлено. Пока нет никаких свидетельств о подведомственной принадлежности. Только слова узбека, что он привез картон со Смоленской набережной. Дождемся дешифровки. А что касается английского отдела, если контейнер принадлежит все же британской разведке и они проморгали… – Полковник погладил себя по залысине и умолк.

Ехидничать по поводу работы английского отдела он не собирался. Работал там еще в начале двухтысячных. Когда его перевели в военную контрразведку, Ермилов не обрадовался. Он тогда расценил это как понижение.

К первой своей работе в ФСБ, в английском отделе, он относился трепетно. Помнил, что и тогда людей не хватало, в особенности в наружном наблюдении. Это не советские времена, когда наблюдением занимались одновременно сотни сотрудников. В современных условиях приходится выбирать объекты для слежки только самые перспективные в контрразведывательном плане. Будут ходить и ездить за установленными разведчиками, работающими под прикрытием тех или иных должностей в посольствах, а не за мусором. Больше вероятность, что кто-то из псевдодипломатов выйдет на контакт с агентом или на проведение тайниковой закладки, чем то, что тайниковую закладку произведут в мусор, а главное, «мусор» еще беспрепятственно должен доехать до адресата.

– Довольно много посторонних участвуют в операции: узбек-водитель, приемщик на складе, возможны еще передаточные звенья… Слишком сложная схема.

– Но риска – ноль. Если не пронюхает наружка. А она, как мы убедились, не пронюхала. – Вася поглядел на свою самодовольную физиономию, отражавшуюся в черневшей на стене плазме. Пригасил радость. – Если бы узбек был хоть каким-то боком в деле, он бы не отдал картон мне и за тысячу. Кстати, теперь-то уж пятьсот рублей мне наш финансист мог бы вернуть. Это все-таки оперативные расходы.

– А чек тебе тот узбек дал? – заинтересованно взглянул на него Ермилов. – Тогда уймись! И вот тебе контраргумент по поводу узбека. Предположим, он в деле. К нему подходит мутный тип в тот момент, когда операция по передаче содержимого тайника агенту в самом разгаре, и требует отдать тайник. Что самое безопасное? Не препираться. Иначе это вызовет подозрения. Шансов найти микроточку ничтожно мало, да и тебя он принял за полицейского. Проще продать картон, что он и сделал.

– Либо он слепой исполнитель. – Говоров встал на сторону Егорова. – За эту версию говорит надпись на картоне. Зачем она? Спрятали бы тюк из посольства подальше. А поскольку узбеку было все равно, что именно он везет, то положил картон с краю.

– Думаю, надпись на картоне – случайность. Микроточка была не на картонке с надписью, а в середине тюка. – Ермилов переложил листок с заключением исследования Института криминалистики ФСБ в папку для доклада и взглянул на часы. – Судя по экспертизе, надпись на картоне сделана русскоязычным человеком. Возможно, кто-то из русской обслуги посольства. Эксперт не исключает, что просто расписывали ручку. Попробуйте аккуратно прощупать, что это за приемка картона. Кто хозяин, список сотрудников… На всякий случай проверить организации по соседству. Я так понял, что там довольно большая территория – множество ангаров и арендаторов. Было бы разумнее, чтобы агент имел доступ к картону, но не принадлежал фирме, скупающей картон. Лучше всего искать арендаторов на короткий срок, меньше месяца. Кто и когда привозил картон? Постоянные водители по договорам. И все это необходимо сделать, не поднимая шума. Вы меня поняли? Никаких контрольных закупок, – он подмигнул Егорову. – Хотя, если я хоть что-то понимаю в нашей работе, то там уже и духу нет тех, кто замешан в деле. Но это тоже своего рода след.

– А есть ли смысл, если все равно дело передадим в английский отдел? – Леня застенчиво покраснел.

– С чего ты взял, Леонид Игоревич? Доложим руководству после расшифровки, и будет принято решение. Возможно, речь пойдет о совместной разработке. Чего сейчас гадать? Мы ведь пока не передаем информацию «англичанам» или кому-то еще, а время идет. Улики тают, как пломбир. Надо их зафиксировать сейчас. Потом и концов не найдем. Вне зависимости от того, кто будет заниматься – мы или «англичане».

– Разрешите кого-нибудь из отдела привлечь к нашим изысканиям? – Егоров понял, что аудиенция закончена. Телефоны Ермилова уже с минуту надрывались поочередно, а то и в унисон. – Я там засветился.

– Исключено. Вы двое и так со своими инициативами то и дело нарушаете мои планы по работе отдела. Леня, персональная просьба к тебе, проследи за Егоровым, чтобы он не исчезал в тире надолго, предаваясь размышлениям. Он то с одним отделом на стрельбы ходит, то с другим. Я терплю, так как он от нас в соревнованиях участвует. Как-никак честь отдела.

Егоров – мастер спорта по пулевой стрельбе из крупнокалиберного пистолета и винтовки. Он помешан на оружии. Ему думается лучше, когда он отгораживается от мира тишиной подвала, где расположен тир, и мягкой ватностью наушников.

Выстрелы отдаются в привычно травмированном локте. У пистолетчиков страдают суставы, у винтовочников – спина. Вася получал травмы в юности в обеих дисциплинах. Еще по ночам у него частенько ноют зубы, пострадавшие от отдачи винтовки. И хоть он давно не стрелял из винтовки регулярно, боли остались. Несмотря на все эти побочные эффекты, Егоров стрелял помногу. Пользовался любой поездкой по работе в воинские части, чтобы пострелять.

– Пломбира хочется, – Говоров отвлек Василия от мыслей о стрельбе. – Ермилов так вкусно сказал про тающее мороженое. – Он отпер дверь их кабинета. – «Не поднимая шума», – процитировал он Ермилова. – Это значит без слухового и видеоконтроля за объектом? – Леня бросил ключ на стол и развел руками. – И как?

– У нас пока нет возможности назначить ни прослушку, ни что-либо еще. Дела нет. Это даже еще не оперативный розыск. Никаких санкций. Машину узбека мы пробьем по номеру для начала. – Вася решил пока что действовать, не слезая со стула в кабинете, тем более на улице пошел дождь.

Через несколько минут он уже знал, что «газель» зарегистрирована на Нодирбека Салибаева из Узбекистана. Скептически настроенный Говоров заметил:

– Не факт, что он тот самый узбек. Этот Салибаев – хозяин, а ездит на «газельке» еще человек пятьдесят салибайчат. Они же работают круглосуточно, грузовик у них не простаивает. Бесперебойное производство.

– А мы и это проверим. – Вася снова взялся за телефон и через Московское управление ФСБ вскоре получил документы из миграционной службы на Нодирбека Салибаева с фотографией.

Почти прижавшись головами друг к другу, они уставились на фото.

– Он? – тихо спросил Говоров.

– А чего ты шепчешь? – засмеялся Вася. – Он самый. Хотя они, черти, все на одно лицо, особенно на водительских правах и паспортах. Из рубрики «Их разыскивает милиция» или «Просим опознать труп неизвестного».

– Теперь и я запомнил, – сердито сказал Леня.

Он мог и не говорить. Говоров обладал феноменальной памятью. Запоминал все, что когда-либо видел, и порой страдал от такого обременительного таланта. Зато бывал полезен в делах, где требовалось оперировать большим количеством информации.

– Давай-ка проедемся вечерком по адресу его регистрации. Поглядим там, на месте, что и как. Если Салибаев спокойно дома попивает чай из пиалы и ест самсу, а утром сядет на свой грузовичок и поедет развозить картон или что он там еще развозит, то это не наш объект.

– Я вечерком собирался к родителям съездить. Ладно, не сверли меня взглядом идейно выдержанного товарища. Не надо было физиономией светить. Теперь хочешь послать меня в квартиру к узбеку? Какого лешего, спрашивается, городить весь этот огород? Проверь его сперва по базе МВД, потом сходи и проверь по нашему учету. А если ты сунешься нахрапом к узбеку и, не дай бог, что-то пойдет не так, то Ермилов нас убьет. Вдруг с ним уже кто-то из наших работает, может, он завербован? Тебе просто хочется поиграть в ковбоя.

– Ну это у тебя огород, – обиженно скривился Егоров, мысленно соглашаясь с доводами Лени.

Вася решил сделать проверку по учетам к вечеру, когда основной народ в коридорах дома два рассосется. Служба, выдающая информацию по учетам, работает и по ночам.

К вечеру для Егорова сотрудники Московского управления добыли арендные документы на все ангары по улице Генерала Дорохова. Вася держал список арендаторов перед глазами и моргал пушистыми белобрысыми ресницами, пытаясь понять, что дальше. По списку никак не выявить связь кого бы то ни было с посольством Великобритании. Никаких Смитов, Робертсонов или Брайанов. Одни доморощенные Ивановы и Петровы, чуть разбавленные Мартиросянами, Петросянами и им подобными, с кавказским оттенком.

«Да и вряд ли есть связь, – заключил Егоров, хотя это противоречило предположениям многоопытного Ермилова. – Пока не будет расшифровки микропленки, нащупать связь не удастся. Шарим в потемках. Шеф просто хочет занять нас с Говоровым. Как на флоте – квадратное катать, круглое носить. После нашего дела с американскими базами мы с Ленькой почти что не у дел. Поручают снова мелочевку – узнать, сбегать, опросить, пробить. Осталось только башкой стену пробить от рутины».

Не все коту масленица. Эта поговорка преследовала Егорова по жизни. В школе упоминали кота и счастливое время масленицы, когда по усам стекают ручьи жирной сметаны, в том смысле что у спортсмена по пулевой стрельбе, кроме пистолетов и винтовок, должны быть в жизни и другие приоритеты, например, школьные уроки. Какие бы медали и кубки Василий ни привозил с соревнований, ему дома все время талдычили про успеваемость.

В Академии ФСБ кот маячил на горизонте то и дело со своей наглой рыжей мордой в контексте родственных связей Василия. Дед генерал и отец полковник (пусть и отставные давно), поэтому Василий не имел права расслабиться ни на минуту.

Небольшая передышка выдалась только в Ижевске, где Егоров работал в Удмуртском УФСБ. Но по возвращении в Москву все началось по новой. А уж после того как Егорова за удачно завершенное дело и после ранения, полученного в Сирии, наградили медалью «За отвагу», коситься и подначивать стали еще азартнее. В деталях его удач разбираться никто не собирался, да и не позволяла секретность разузнать эти детали. Зато охотно перемывали косточки его неудачам, реальным и надуманным. И находили объяснение награждению всё в том же банальном родстве с дедом-генералом и отцом-полковником.

У Егорова ныла раненая лопатка с отколотым куском кости – болезненным доказательством их неправоты. И он все чаще пропадал в подвальном тире рядом с домом два, покорно принимая выговоры от шефа за необоснованные отлучки с рабочего места.

Получая отдачей «Гюрзы» или «Стечкина» в локоть, Вася с трагической морщинкой, пересекавшей лоб, прокручивал невеселые мысли, как на заевшей бобине советского кинопроектора.

Он в детстве бывал в кинобудке, где работал дядя Саня – брат матери. Там стояли два огромных кинопроектора и в углу лежали стопки металлических серебристых коробок с кинопленкой. Через узкую щель, в которую, как пулемет в дзоте, был вставлен проектор, можно было смотреть кино.

В пыльном луче высвечивались головы сидящих в зале зрителей. И ощущение Егорова, что он всегда отстранен от ситуации, не сидит среди зрителей, а смотрит на всё со стороны, запомнилось и преследовало его до сих пор.

Мнилось Егорову, что все самое интересное в его биографии уже случилось – и оперативные мероприятия в боевой обстановке, и перестрелка с воинственными курдами, принявшими их с полковником Горюновым из УБТ за игиловцев, и ранение, и выезд в Сирию снова, когда практически на горячем коне, если так можно назвать машину военной полиции, он врывался на одну за другой базы американцев, выхваченные из турецких клювов, хищно загнутых, как у чаек над Босфором. Награждение… Всё это лишь вспышка, как и мгновенная вспышка из ствола пистолета в полутьме тира, оставляющая ненадолго след на сетчатке глаза. А затем только небольшой дымок и кислый запах пороха послесловием. И больше ничего. Ничего…

В детстве отец обходился с ним жестко. Когда бывал дома, то Василию доставалось частенько. Только на тренировках и соревнованиях, вырвавшись из дома, Егоров чувствовал себя самостоятельным, ловким и расторопным малым, а не «безмозглым паршивцем, из которого ничего путного не выйдет».

Вася бунтовал исключительно в отсутствие отца, часто уезжавшего в командировки. В школе слыл хулиганом и драчуном. Мотал нервы матери и бабушке, уходя из дома, пропадая на улице допоздна, и с замиранием сердца ждал возвращения отца и того, что будут его непременно и немилосердно драть. Мать от бессилия с ним справиться то и дело грозила: «Отец вернется, он тебе задаст». И тот задавал от души, вечно недовольный окружающими и самим собой.

Стефан Васильевич рвался в нелегальную разведку по стопам собственного отца, Васькиного деда. Однако знание языков подкачало. Ну не было лингвистических способностей у Егорова-старшего! И его имя – Стефан, данное ему дедом словно бы в насмешку, бесило его, как и самодовольство деда – ветерана нелегальной разведки, приезжавшего в гости в хрущевку Стефана из своих генеральских апартаментов.

Вымещал Стефан Васильевич раздражение от неудавшейся, как ему казалось, карьеры на сыне. Неудачниками чувствовали себя оба – и Васька, и отец. Лишь дед всем всегда оставался доволен.

Он вальяжно разваливался, как на дипломатическом приеме, в продранном котом Тихоном кресле, приглаживал холеной рукой с перстнем с зеленым камнем благородную седую шевелюру и рассуждал о политике с польским акцентом, мягко и неторопливо, и пил водку как дорогой коньяк, по глотку, перемежая глотки светскими беседами с польскими и немецкими словечками.

От деда пахло как из парфюмерного дьюти-фри, который лишь однажды посетил Василий в юном возрасте, когда ездил с родителями в Турцию. Во взрослом возрасте и вовсе не мог никуда выехать из-за работы. Разве что побывал в Сирии.

Теперь, когда Василий в похожей безапелляционной авторитарной манере пытался воспитывать своего одиннадцатилетнего Валерку, он чувствовал себя еще большим неудачником. То ли времена пришли другие, и дети стали дерзкими и независимыми, то ли у Василия не хватало авторитета, которым обладал Стефан Васильевич, но Валерка не слишком-то пугался папы, грозно сводившего светлые брови над ярко-голубыми глазами. Почти скандинавское лицо Васи с острыми, словно вырубленными в румяном камне скулами и квадратным подбородком, как у древнерусского богатыря, могло показаться суровым. Да и фигура с крепкими плечами и шеей, как у молодого бычка, дополняли образ. Могли показаться, но не казались… Даже Валерке.

К удивлению Василия, отец по возвращении сына из Ижевска отдал ему хрущевку, переехав с матерью к деду в генеральскую квартиру. А затем презентовал еще и свою старую «Ауди».

Егоров за вещи не держался и спокойно отнесся к тому, что Вика прибрала к рукам машину. Единственное, что он оберегал дома пуще зеницы ока, – это свой оружейный сейф. Из Сирии ухитрился привезти снайперскую винтовку, из которой его, собственно, и ранили, трофейную бельгийскую FN SPR. Вася и эту винтовку притащил бы домой в свои закрома, если бы на его пути не встали жесткие правила и шеф, потребовавший сдать ствол. Хотя ее записали в табель положенности Департамента, закрепив лично за Егоровым, он все равно воспринял это как личную утрату.

Василий к вечеру все же проверил Салибаева по учетам. Эмвэдэшный ничего не дал, узбек нигде не засветился. А вот учет ФСБ неожиданно для Егорова принес результат – Салибаев, оказывается, объект УБТ. Значит, он каким-то боком связан с терроризмом.

– Как думаешь, кто занимается нашим узбеком в УБТ? – вернувшись в кабинет, Вася воззрился на зевающего Леню.

Тот подавился зевком, догадавшись:

– Горюнов?

– Вот именно! Он и тут, что называется, оставил свои арабские следы.

Василий снял трубку телефона и набрал рабочий номер Петра Горюнова, не слишком рассчитывая застать полковника в кабинете. Тот на месте редко бывал. В прошлом разведчик-нелегал, арабист и легенда не только в Управлении нелегальной разведки СВР, но и уже в ФСБ. С ним вместе Вася пережил в Сирии немало «трогательных» минут и часов. Горюнов вытаскивал осколки пули и кости из простреленной лопатки Егорова, посмеивался над молодым оперативником и душил табачным дымом.

Однако Вася дозвонился:

– Приветствую, Петр Дмитрич! Что-то давненько мы не слышались, не виделись. Егоров беспокоит.

– Чего за официоз? Застал меня случайно. Я уже убегаю. По делу?

– Домой уже или заниматься узбеком, Салибаевым? – проявил осведомленность Василий.

Горюнова редко можно чем удивить, но, судя по молчанию в трубке, сейчас у Егорова получилось. Однако так ему только показалось. Петр вздохнул и посоветовал:

– Бери ноги в руки и чеши на квартиру к вышеозначенному типу. Адресок небось уже знаешь? Я тоже туда сейчас выдвигаюсь. Там и поговорим.

Отправляясь к квартире, которую снимал узбек, Вася заглянул в оружейку за табельным ПМ. Хотя Ермилов категорически выступал против того, чтобы оперативники таскались с оружием даже на операции. «Если хотите провалить операцию, тогда берите ствол», – повторял он частенько. Но Егоров в вопросах оружия полагался на… оружие. Там, где Горюнов, могут случиться абсолютно любые неожиданности. А если в той же локации находится узбек, который, судя по всему, относится к одной из террористических организаций, то тем паче.

– Зачем тебе ствол? – Говоров заматывал горло шарфом. – Где рапорт, чтобы получить оружие? Шеф будет недоволен. И в кого ты собрался палить в ночи?

Егоров кратко изложил резюме разговора с Петром и собрался захватить с собой Леонида.

– Слушай, неохота мне туда соваться. Да и зачем? Ты же знаешь, я больше аналитик, чем оперативник. Я бы лучше поехал к родителям.

– Я тебе припомню, Лёнечка! Бросаешь меня на произвол судьбы и на произвол Горюнова. Он там явно затеял какую-то авантюру.

Около дома Василий набрал номер мобильного телефона Горюнова, но абонент был недоступен. Егоров, чтобы не торчать посреди двора, отошел к детской площадке, сел там под грибок на скамейку – тут, в отдалении от уличных фонарей, его фигура была не так заметна. Пока он шел к скамейке, украдкой оглядел стоящие вдоль тротуаров машины, прикидывая, какая из них принадлежит УБТ. Не вычислил, вздохнул и подумал, что назначать свидание под квартирой объекта Горюнов мог только по одной причине. Операция УБТ перешла в эндшпиль, возможно, Салибаев уже задержан, может, находится пока еще в квартире. Иначе зачем тут мелькать, устраивать свидания? Петр не может знать о сути интереса Егорова к Салибаеву, но все-таки позвал сюда Василия.

Егоров сидел, пожимал плечами и не только потому, что его начал пробирать холод. Он не понимал, что происходит.

– Отдыхаешь? – Горюнов подкрался бесшумно со спины, так что Вася вздрогнул.

Петр был с сигареткой, зажатой в зубах, щурился от дыма и пожал крепко Васину ладонь, когда тот вскочил испуганно.

– Ты, как всегда, в своем репертуаре, – проворчал Егоров, скрывая радость от встречи. Хотя Горюнов порой вызывал противоречивые чувства. – Неожиданный, я бы даже сказал, спонтанный.

– Ну ты неправ, – хрипло засмеялся Петр. – Это ты у нас ньюсмейкер. На днях узнал, что ты покупал картон для дачи у моего узбека.

Вася смущенно посмеялся, понимая, что, когда он гонялся за Салибаевым, наворачивая круги вокруг Троекуровского крематория, за узбеком велось наблюдение, инициированное УБТ.

– Давай поднимемся в квартиру, – посерьезнел Горюнов.

Не понимая, что происходит, Вася пошел за ним следом.

Облезлая дверь с дерматином, исцарапанным около пола кошкой, резко открылась внутрь, едва Петр и Василий подошли к ней.

Огромная фигура в камуфляже и в шлем-маске стояла на пороге.

– Проходи быстрей, – Горюнов подтолкнул в спину Василия. – У нас тут засада вообще-то.

Егоров похолодел, подумав, что было бы, если бы он в самом деле сунулся в квартиру безо всяких проверок. Разведка боем привела бы к тому, что едва Василий, слегка замаскировавшись с помощью очков и кепки, позвонил бы в дверь этой квартиры, его схватил бы за грудки этот громила, втащил внутрь и в кромешной темноте повалил бы на пол лицом вниз, гаркнув над ухом:

– Работает ФСБ! Лежать! Мордой в пол!

– Свои, парни, свои. Удостоверение в кармане, – блеял бы Василий, не успев воспользоваться пистолетом. К счастью!

Самым неприятным в этой воображаемой картине был бы вдруг раздавшийся знакомый насмешливый и хриплый голос заядлого курильщика с арабским неистребимым акцентом, который велел бы освободить незадачливого Егорова.

Лежа на полу, Вася увидел бы блестящие красивые туфли, смуглую руку, протянутую, чтобы помочь ему встать, а затем и полковника Петра Горюнова из УБТ собственной персоной…

Васе хотелось перекреститься, что он послушал занудного Леонида, избежал позора и глупой ситуации. Лишний раз убедился, насколько важно выполнять все инструкции, а не заниматься шапкозакидательством, которое ему все же порой было свойственно. «Надо изживать в себе авантюриста, – подумал Василий. – Вот есть же люди вроде Ермилова, которые всегда настороже. Хотя Горюнов, кажется, все-таки в большей степени авантюрист и действует по наитию, но, для того чтобы действовать по этому самому наитию, надо иметь колоссальный опыт, как у него, чем я похвастаться пока не могу».

Он вспомнил, что Петр дружит с шефом. По непонятной траектории жизнь свела Ермилова и Горюнова – людей, совершенно противоположных по характеру, образу жизни и мышлению.

В коридоре пахло потом, одеколоном, оружием, засадой и… кровью. Егоров был знаком с этим запахом.

– Где труп? – спросил вроде как невпопад Егоров.

В глазах Горюнова мелькнула заинтересованность:

– Еще утром увезли. Как ты догадался? А вообще-то, я думал, что кто-то из ваших еще вчера сюда приедет. Вот как твое описание в рапорте наружки увидал, так все глазоньки проглядел. А уж когда мне фотку твою показали… Картон-то тебе зачем понадобился?

Василий покраснел, что было очень заметно на его скандинавских скулах. Горюнов углядел в глазах Егорова желание двинуть кого-нибудь похожего на араба в челюсть и решил разрядить обстановку:

– Парни, Зоров на связи. Да и я тоже. Поеду-ка я домой. Давайте тут поспокойнее и потише. Берцами не топочите. А то ментов кто-нибудь из соседей вызовет. Кто у нас на выносном посту? Димон? Пусть перехватывает ментов на подходе. Им не стоит тут светиться. – Горюнов покосился на Василия. – Ванную тебе демонстрировать не буду. Фотки в машине покажу, – решил он.

Про какую ванную он говорил, Егоров понял, когда оказался в салоне огромного, как танк, черного джипа. «Неплохо живут нелегалы, хоть и бывшие», – подумал Вася, оглядывая салон. На заднем сиденье валялась стопка газет, в том числе и на арабском. Небось в УБТ выписывают. Горюнов возглавляет направление по ИГ[3] и держит руку на пульсе в вопросах, касающихся Турции, курдов и арабов. Старшего сына он прижил от курдянки вопреки всем инструкциям. А затем перетащил парня в Москву из Стамбула. Вася был в курсе всех сплетен и слухов помимо воли. Их собирал Говоров с его не только феноменальной памятью, но и с неуемным любопытством. Впрочем, это профессиональное.

– Чего меня сюда вызвал? Могли пересечься в центре.

– Надо было заехать проверить, что тут и как, – уклончиво ответил Петр. У него явно имелся какой-то замысел относительно Егорова. – Открой бардачок. – Горюнов повозился на водительском сиденье и не торопился заводить мотор. Включил только свет в салоне.

Хоть снег и не падал, да и мороза не было, но Егоров в тонкой курточке успел озябнуть и тер покрасневшие руки. Привык сразу нырять в метро с работы и выныривать неподалеку от дома. От Студенческой до дома рукой подать, потому одевался легко.

На Васю вывалились пачка турецких сигарет и ТТ. Егоров невольно оценил его профессиональным взглядом стрелка. Очень старый пистолет.

– Иракский, – пояснил Петр, уловив интерес. – Он, конечно, не табельный, как тот, который ты сегодня зачем-то притащил с собой, но разрешен к ношению.

Иракский ТТ Горюнов передал через связного в Москву из Багдада по дипломатическим каналам с одобрения руководства. С одной стороны, в качестве трофея, а с другой – уже тогда рассматривалась перспектива работы Горюнова только в России. Такой пистолет вещь незаменимая в случае внедрения в террористические организации. Многое скажет о своем владельце.

– Все-то ты замечаешь, – Василий застегнул куртку, чтобы не было видно кобуру.

– Любопытно, с кем ты тут собирался устроить перестрелку? Тебе лишь бы повод был, чтобы с пистолетиком побегать… Дай-ка сигареты, – попросил Горюнов, сдерживая улыбку. – Там под пистолетом пачка фоток.

– Голые девушки? – не удержался от шутки Егоров, но тут же расхотел шутить, увидев, что изображено на фотографиях. – Тьфу ты, господи! У тебя тут джентльменский набор маньяка! Что с ним сделали?

– Разобрали на запасные части. – Горюнов закурил и завел мотор. Включил обогрев посильнее. – Купили злопыхатели машинку для герметизации пакетов. Упаковали куски, сверху надели непрозрачные мусорные мешки и спустили в мусоропровод. Да вот незадача – герметичные пакеты прорвали мешки с мусором и под ноги дворнику выпала конечность. Уж мы там не уточняли – рука или нога. Но дворник сразу стал страдать энурезом. Хорошо, что этот момент, когда он жонглировал пакетами с расчлененкой, засекли мои ребята из машины. Иначе бы сразу влезла полиция, концов бы не нашли.

– Прослушка, видеоконтроль… Вы что же, не напихали технику в его или в соседние квартиры?

– Не успели. Только вышли на Салибаева, начали разрабатывать. Ждали санкцию на постановку аппаратуры – и бац! Утром видим тебя, а наутро следующего дня труп в пакетиках. Мы, конечно, фиксировали входящих-выходящих. Сейчас мои оперативники отрабатывают все физиономии, выявляют посторонних – не жильцов подъезда. Но это займет время.

– А засада? Надеетесь, что его убили не свои, а свои придут, не зная о его смерти, и попадутся в объятия бронированного товарища? Кто Салибаева мог прикончить так свирепо? По-моему, похоже на работу игиловцев. Ты же лучше знаешь их повадки.

– Впервые слышу, чтобы они резали своих на чужой территории, – Горюнов раздавил окурок в пепельнице. – Меня весь день сегодня мордовало руководство за то, что проморгал, прошляпил, прямо под носом… А всему виной ты, хабиби.

– При чем здесь я? – Егоров хотел было положить фотографии в карман своей куртки, но Горюнов заметил маневр и показал пальцем на бардачок.

– Утром ты появился рядом с Салибаевым, вечером его разобрали на запчасти. Определенная доля случайности, конечно, существует, но… Колись, каким ты боком к моему Салибаеву?

– Ты же понимаешь, – Вася только начал согреваться, догадываясь, что после этих слов Горюнов сейчас турнет его из комфортной машины, в которой так и тянуло задремать в огромном кресле с удобными подлокотниками, – ничего не могу без санкции шефа. Одно скажу, это не по линии УБТ. – Вася подумал, что в принципе не знает, по какой линии, пока нет расшифровки.

– Тогда я к вам с утречка заеду, – пообещал Петр, трогаясь с места. – Куда тебя? Ты в районе Киевского живешь?

– Все-то ты про всех знаешь, – кивнул Егоров, развалясь на сиденье поудобнее, а не как человек, которого должны вот-вот попросить освободить место.

Ему нравился Горюнов, льстило, что полковник с таким послужным списком общается с ним так запросто, шутит и подвозит до дома. Никто не отменял человеческие отношения, но при этом все и всегда в Департаменте помнили о субординации.

Горюнов не стал приставать с расспросами, завел разговор на отвлеченную тему. Обсудил с Васей проблему водоснабжения Ирака в послевоенные годы. О том, что вода грязная, очистка не работает, а в воду сливают бог знает что.

– Когда разливается Тигр – это зрелище, я тебе скажу…

– Романтично? – вздохнул Вася, завидуя, что Горюнов видел разлив Тигра.

– Вонища! Всплывает все, что только может всплыть. Турки в свое время понастроили плотин и ГЭС и на Тигре, и на Евфрате. В Сирию и Ирак сбрасывают воды недостаточно. А еще все кому не лень по домам поставили свои насосы. Да, помыться у нас – сущая проблема…

– Сочувствую. – Егоров подумал, что не так уж плохо в Москве без этой сомнительной экзотики Ближнего Востока. – А сейчас как там у вас? – оттенив «у вас» спросил Вася.

Они переглянулись и засмеялись. Горюнов закурил вонючую турецкую сигарету и задумчиво сказал:

– Я бы сейчас не отказался попасть на Сук ас-Сарай[4] с моим приятелем-медником… Вот только непонятно, при чем здесь картон?

Василий подивился этому правильно заданному вопросу, пожал плечами и подумал: «Если учесть, что у Горюнова есть материал на Салибаева по линии УБТ, то что-то не встраивается в теорию. Усердный водитель-узбек возит картон, а на досуге работает на ИГ[5] и мастерит бомбы? Или чем он там на игиловском фронте промышляет? Вряд ли у него уровень координатора. Хотя не исключено. Работа на «газели» – прикрытие. Где это видано, чтобы посольская резидентура в своих связях с агентом использовала боевиков псевдохалифата, за которыми могут следить? Уж про моральную сторону вопроса промолчим – общеизвестно, что английские спецслужбы никакими средствами не гнушаются в достижении своих целей. Собственно, так и вышло – за боевиками следили. Что-то тут не клеится. Скорее всего, Салибаева использовали вслепую для передачи. Тогда кто-то на этом складе в схеме с агентом задействован. А Салибаев – ни с чем пирог. – Егоров поморщился, вспомнив о фотографиях с герметичными пакетами с останками. – Фальшивый след? Естественно, они должны были подстраховаться. И все же странный способ передачи шифровки. Еще бы сложили бумажный самолетик и запустили его из окна посольства. А агент бы ловил послание, сидя в лодке посреди Москвы-реки под видом рыбака, а еще лучше в виде утопленника, всплывшего неподалеку с соломинкой во рту, чтобы не задохнуться».

– Чего ты веселишься? – Петр услышал Васино похрюкивание. – А если я тебе скажу, что фирмочка, принимающая макулатурку и картон от населения, все свои средства переводит в НКО[6], ты поделишься информацией? Скажешь, наконец, что там нашел в этой картонке?

– Неравноценный обмен. Ты мне сейчас рассказал то, что я и так завтра узнаю. А ты-то что теперь улыбаешься? – Егоров демонстрировал равнодушие, а сам лихорадочно соображал, как сообщение про НКО соотносится с шифровкой на микроточке.

– Ну хотя бы я узнал, что вы в ДВКР еще глубоко не копали. И картонкой заинтересовались вне связи с этой НКО.

Егоров нахмурился. Его щелкнули по носу за болтливость, и вполне справедливо. Он замолчал, слушая арабские песнопения из магнитолы, а затем арабскую болтовню Горюнова по телефону. Пробка на Кутузовском тянулась бесконечной чередой стоп-сигналов, сигаретный дым наполнял салон джипа, Егорову приходилось то и дело опускать стекло на дверце рядом с собой, и к дыму добавлялся въедливый запах бензина.

«Лучше было бы вернуться на работу и покопаться в биографии хозяев картонного бизнеса, зарядить москвичей на поиски, – имея в виду Московское управление ФСБ, подумал Вася, – поинтересоваться НКО в профильном отделе». Он ткнул руки в карманы, сжав их в кулаки от досады. Егоров смотрел в списке арендаторов только на фамилии с точки зрения национальности и не стал искать дальше. А зря. Горюнов и тут обскакал его на «арабском вороном коне», если слегка перефразировать известную песню.

– Высадил бы у метро. Чего по пробкам толкаться? Тебя, небось, дома ждут? – вклинился Вася в перерыве между телефонными звонками, которые Петр совершал один за другим, словно забыв о пассажире. Он явно решал тут, в джипе, вопросы мирового значения. Или хотя бы ближневосточного.

– Меня много где ждут, – Горюнов мельком глянул на часы на руке с металлическим браслетом. – Но Сашка сейчас на курсах повышения квалификации. Хотя какая там квалификация у биолога! Мелкие отпрыски у тещи. Старший – за городом.

Егоров покосился на Петра заинтересованно. Его старший сын Мансур наполовину курд, и Вася догадывался, что бывшие коллеги Горюнова не преминут этим воспользоваться для привлечения парня к нелегальной работе. Василий не знал об этом наверняка, но даже его опыта хватало, чтобы догадаться – таких ребят со знанием языков, живших в той среде, куда их можно отправить с заданием, без внимания не оставляют.

– Зайдешь ко мне? – ляпнул Егоров и тут же понял, что весь этот политес с подвозом коллеги Горюнов затеял, чтобы банально напроситься в гости. С его вольготным образом жизни он мог бы пойти в любой московский ресторан, но тем не менее ненавязчиво стремился попасть домой к Василию в его тесную хрущевку.

– Твоя гостей не ожидает в такой час.

– Ничего, она женщина понятливая. – Василий разозлился на себя, осознав, что еще и уговаривает этого арабского проходимца. А тот наверняка задумал выведать у Егорова детали дела в непринужденной обстановке. Но тут у него ничего не выйдет – Вася и сам был бы не прочь у кого-нибудь хоть что-нибудь выведать. Его позабавило, что многомудрый Горюнов тянет пустышку. Теперь Егоров вознамерился щелкнуть по крупному носу полковника. «Накормить его котлетами Вики, напоить… – Вася взглянул на часы. – А водки-то дома нет».

Он начал вглядываться в магазины, стоящие вдоль дороги. Но Горюнов догадался и, показав себе за спину, сообщил:

– У меня всегда всё с собой, салага. Но ты ведь почти не пьешь. С тобой неинтересно.

– Провоцируешь? – оживился Вася. Он и в самом деле не любил выпивать. Это плохо влияло на его стрелковые качества. Для него они всегда были важнее, чем посидеть в приятной компании за рюмкой. Горюнов уже пытался напоить его в Латакии на конспиративной квартире УБТ.

Через полчаса Горюнов сидел у Егоровых на кухне, веселил и без того смешливую Викторию историями об арабах и курдах. Он то и дело вставал, отодвинув висевшее под потолком кухни белье, отходил к скрипучей форточке старого деревянного окна, чтобы покурить. Вика хлопнула рюмашку, тряхнув каштановыми кудряшками, захмелела и сказала:

– Ну вас, мужики! Сами посуду помоете. А я спать. Мне завтра еще два ватмана сдавать.

– Ватман – это фамилия? – Горюнов сходил в коридор, где в кармане куртки лежала еще одна бутылка водки.

– Как же ты за руль сядешь? – Вася чувствовал расслабленность, и хотелось Горюнова обнять и расцеловать в щетинистые щеки.

– Допустим, я и под еще большим градусом ездил…

– Ну уж нет! Поставлю тебе раскладушку в комнате Валерки.

– Хасанан, – ответил по-арабски Горюнов и повторил по-русски: – Хорошо.

Чем больше он выпивал, тем больше арабских словечек проскальзывало в его речи. Каждый из них ждал, что другой от водки захмелеет и начнет болтать лишнее. В итоге оба хорошо набрались и расползлись по комнатам. Горюнов – в дальнюю, смежную со спальней Егорова, обняв раскладушку, которую Василий достал ему с балкона. А сам Егоров – к Вике под бок.

– Он странный, – шепнула Виктория, хотя он был убежден, что жена уже спит. – Ему, может, ничего и не будет, он сам полковник, а твой Ермилов завтра учует, как от тебя разит водкой, и у тебя начнутся неприятности.

– Чего ж ты раньше молчала? – с досадой зашептал Вася. – Проявляла бы бдительность до того, как сама начала пить. И еще так залихватски.

– Рюмочку всего лишь… Где уж тебя остановишь! Глаза горят, и в глазах замысел зачем-то перепить этого Петра. Да разве ж такого перепьешь! Он что, не русский? Выглядит как араб.

– Он жил среди арабов многие годы, – разозлился Егоров. – Во всяком случае, набрался у них хитрости.

– Хватит мне плевать в ухо! – Вика отвернулась от него. – Давай спать. Никто работу завтра не отменял.

Вася уткнулся лбом в ее теплую мягкую спину и засопел.

Утром Горюнова в квартире они не обнаружили. Петр ухитрился бесшумно пройти мимо спящих Егоровых, поставить раскладушку у балкона и не хлопнуть входной дверью.

– Выглядит как араб, а ушел по-английски, – пошутила встрепанная Вика, оторвав голову от подушки.

Сонный и злой Вася зашел в свой кабинет и увидел Говорова, который, как переговорщик белым флагом, помахивал листком бумаги.

– Расшифровали?! – сонливость как рукой сняло. Он выхватил у Лени листок. – Что за галиматья? – прочел вслух, делая паузы там, где оставались нерасшифрованные слова: – «Комплекты… приборы… разработчики. Красная крыса… крус особо, военный журналист». И всё? Шеф видел?

– Так точно, товарищ генерал! – Леня улыбался безмятежно, как человек не страдающий после вчерашней водки. – Что Салибаев?

Вася шлепнул на его стол две фотографии, все же позаимствованные у Горюнова. Леня, морща бледный лоб, повертел фото так и эдак, пытаясь понять, где верх, а где низ.

– Что за фигня?

– Это не фигня, а Салибаев в некондиционном виде. Вот что бывает с теми, кто связывается с игиловцами…

Егоров рассказал о вчерашнем визите на съемную квартиру, опустив подробности о «дружеской попойке». Леня слушал, подперев чисто выбритые пухлые щеки.

– Горюнов? – переспросил Леонид. – Ну-ну. А я еще подумал, чего это Ермилов такой вздернутый с утра. Он наверняка в курсе твоих несанкционированных им сношений с УБТ. Велел к нему зайти, когда ты изволишь явиться.

– Опоздал на три минуты всего, – проворчал Егоров, потирая шею.

– Горюнов ведь заходил полчаса назад. Он в красках описал, как вы вчера «мило посидели у тебя дома», – не удержал в себе информацию Говоров.

– Врет он все! – Вася покраснел. – А ты бы не сплетни аккумулировал, а полезную информацию. Неужели никаких соображений по поводу шифровки?

– Единственное, чем могу порадовать: Ермилов, прочитав сей опус, – Говоров постучал пальцем по листку с расшифрованным содержимым микроточки, – высказал сентенцию, что английскому отделу не светит заполучить ни шифровку, ни Салибаева, ни тех, кто за этим стоит. Это наш профиль. Более того, он сказал, что руководству ведомства уже доложено и принято решение, что мы головные по делу. Вот так!

– С чего он взял, что наш профиль? С этих «крус» и «крыс»? Разве что «военный» журналист… Дешифровщики что-нибудь пояснили к такой своей работе? Тоже мне спецы!

– Я бы не хотел оказаться на их месте, – Говоров покачал головой. – Они смогли только эти несколько слов разобрать. Говорят, использовано два или три шифра. Такая комбинация – редкость и указывает на важность персоны, которой адресовано послание.

– Ладно, – Вася с решительным лицом выдернул листок чистой бумаги из принтера и уселся за свой стол. Он уперся локтями в столешницу так монументально, словно на него надвигался от стеллажа с книгами и папками вражеский танк и надо выстоять во что бы то ни стало.

Корявым почерком он накатал целую страницу. Подумывал было продолжить на обороте, но махнул рукой и поставил в конце вчерашнюю дату. Говоров с любопытством поглядывал на сей труд, но помалкивал.

Василий сунул листок в картонную папку и, выйдя из кабинета, прошел только несколько шагов по коридору. Остановился, чтобы кинуть в рот мятный леденец. «Кроме расшифровки у шефа ничего не было. Отчего он сделал такие выводы? Да и руководство приняло решение отдать дело нам. – Егоров прогулялся по коридору туда и обратно, не доходя до кабинета Ермилова. – “Приборы, разработчики…” – это явно связано с какими-то секретами. Но военные ли они? Может, медицина? Однако шеф убежден, что тема наша».

Еще погуляв, Вася вспомнил про крысу и хмыкнул. «Что если Ермилов осведомлен о разработках тайного оружия «Красная крыса», направленного против наших противников? И звучит ведь по-коммунистически. – Егоров повторял про себя слова шифровки: – Крус, крус… Приборы – крус. А если аббревиатура? Что-то знакомое».

Он отслеживал все разработки в области вооружения и в силу «производственной» необходимости, и в связи с любовью к оружию. Силился вспомнить. Ему бы сейчас домой, где у него на антресолях папки с вырезками, распечатками всех новинок в области оборонки. Хоть Василий и казался многим всего лишь ковбоем, любителем пострелять, а не анализировать, эти многие удивились бы, как он любит все систематизировать и какой архив из открытых источников собрал дома. Здоровенными лапищами, пропитанными оружейной смазкой, он довольно ловко орудовал ножницами и клеем.

Вася щелкнул пальцами, вспомнив: «Комплекс разведки, управления и связи. КРУС. Точно!»

Теперь он чувствовал себя увереннее, толкнув дверь в кабинет шефа. Вторая, внутренняя дверь была приоткрыта, и из нее тянуло смесью запахов табака и кофе. Курить в кабинетах запрещено. Позволить это бесчинство Ермилов мог только одному человеку – Горюнову. Уже заходя, Василий боковым зрением увидел длинные ноги, вытянутые с дивана, в возмутительно блестящих темно-синих ботинках.

– А вот и наш Василий Стефанович прибыли, – раздался хриплый насмешливый голос.

Егоров заметил, что Горюнов успел переодеться. А Ермилов не выглядел таким уж сердитым. Скорее, находился в легком нервном возбуждении, как старый охотничий пес, который уже не слишком бодр, но запах дичи заставляет его мобилизоваться.

– Петр Дмитрич ввел меня в курс дела о гибели Салибаева, – Ермилов веером разложил на столе те самые фотографии.

– Там, правда, парочки фоток не хватает, – подал голос с дивана Горюнов. – Наверное, у Леонида оставил. Ты не видел у себя на столе?

– Да, валялись какие-то, – согласился Вася, подумав: «Не в альбом же их на память вклеивать. Пускай забирает, жмот!» Он удивился, что Ермилов довольно спокоен по поводу вчерашних посиделок Васи и полковника Горюнова. Или Петр деликатно умолчал о них? Но Лёне разболтал…

– Нам, так или иначе, придется взаимодействовать, – Ермилов поманил пальцем Петра, чтобы тот пересел к приставному столу для переговоров. – В УБТ дело Салибаева, разработки его контактов, у нас – картонка с микроточкой и туманная расшифровка.

Василий догадался, что Горюнова все же посвятили в детали истории с картоном. Но, вероятно, только для того, чтобы получить от него информацию взамен.

– Никаких лишних сотрудников. Только, как говорится, ты да я, да мы с тобой.

– А Говоров? – напомнил Вася.

– Ваш Говоров – башка. У него фотографическая память. «Бааш» на османо-турецком означает «глава», «голова», для тех, кто не знает. – Горюнов отошел к дивану и вернулся, захватив с журнального столика пепельницу. – Берем его в дело.

Егорова заинтриговало, каким образом, пообщавшись с Леней от силы полчаса, Петр смог понять, что у того особенная память. Вряд ли Говоров хвастался перед едва знакомым полковником.

– Не обольщайся! Мы как бы на разных электричках, – Ермилов изобразил крупными ладонями встречное движение. – Мгновение ты будешь видеть наше смазанное изображение, а затем ту-ту. Мы отправимся за агентом, а ты – отрабатывать связи Салибаева.

– А я-то надеялся, – хрипло засмеялся Горюнов. Он смял едва прикуренную сигарету. – Пойду я к своим террористам, раз меня здесь не поняли. Ты, Олег, жук. Я так и не увидел текст шифровки. Я вам про красное, а вы мне про длинное.

– Текст шифровки тебе ничего не даст, – Ермилов встал из-за стола, чтобы попрощаться. – Петя, жду тебя в воскресенье с Сашенькой. Она вернется к выходным?

Егоров еще не слышал таких теплых интонаций в голосе шефа. Посмотрел на него исподлобья, ожидая, что тон вот-вот изменится на прохладный, едва Петр шагнет за порог кабинета.

Горюнов кивнул с весьма недовольным лицом. Он уже разминал в длинных смуглых пальцах очередную сигарету, как видно, мечтая выйти на улицу и закурить. В курении единственно проявлялись его эмоции. Вася успел его немного изучить за время общения в Сирии. Петр выглядел довольно бесстрастным и угрюмым, даже когда шутил.

Впрочем, его эмоции сложно связать с желанием курить, потому что он «дымится» слишком часто. Наверное, это какая-то компенсация для нервной системы, которая пребывает большую часть времени в напряжении.

Едва дверь за Горюновым закрылась, Ермилов сложил руки на груди, как будто собирался причаститься к тайнам, но в данном случае далеко не к святым.

– Кто растрепал ему про шифровку?

– Рапорт, – Егоров положил на стол лист из картонной папки. – И я ему ничего не говорил.

– Ну-ну. – Полковник достал из кармана пиджака очки, нацепил их на кончик носа и прочитал рапорт со скептическим выражением лица. – Дату вчерашнюю поставил. Подстраховался? – Он поднес листок ближе глазам и зачитал насмешливо: – «Полковник Горюнов напросился ко мне домой под надуманным предлогом и сделал безуспешную попытку напоить и выведать детали дела, над которым я работаю». Что за детский сад?

Вася привычно рассматривал календарь на стене, стараясь не смотреть в серые глаза шефа, когда тот закончил с чтением.

– Молодец! А ты не пытался избежать этой ситуации? Он тебя насильно удерживал, когда водкой поил? И в чем его попытка была «безуспешной» – напоить или выведать детали? А между прочим, Горюнов ни словом не обмолвился о том, как провел вчерашний вечер. – Ермилов вернулся в свое кресло и кивнул Василию, чтобы тот присел. – Хотя мне нравится твой подход. Если бы Петр все-таки сказал, ты бы прикрылся бумажкой как щитом. А теперь это можно сдать как макулатуру. Туда же, на склад, где картон. А ты у Горюнова ничего не узнал?

– Все свои заработанные средства склад картона перечисляет в одно НКО. Это я узнал от Петра. Потому и опоздал, уточнял информацию. Данное НКО является иностранным агентом, зарегистрированным в начале нынешнего года, 19 февраля. Связано оно со СМИ. Поддержка и развитие. А что касается шифровки… КРУС ведь «Комплекс управления, разведки и связи», так? Поэтому это наш профиль?

– Уже не вопрос, – Ермилов кивнул. – Заниматься шифровкой нам. На данном этапе одно очевидно – есть предатель и работает он на англичан. По сути, это единственное, что мы знаем. Ну еще это НКО. И оборвавшаяся ниточка, ведущая к боевику ИГ[7]. Какие мысли?

– Грустные. – На самом деле Егоров чуть воспрял духом, радуясь, что буря прошла стороной и Ермилов озабочен делом, а не Васиными оплошностями – его ночным распитием спиртных напитков. – Тут есть два подхода. Попытаться вычислить разведчика, который выходил на контакт с агентом. В таком варианте заключены сложности – взаимодействие с английским отделом. Они должны дать информацию по своим наработкам в отношении установленных разведчиков и тех, кого они подозревают в разведдеятельности. Выложить всё «англичане» вряд ли захотят. Сами знаете, шеф, у нас все над своими разработками, как кощеи, чахнут над златом.

Выражение лица Ермилова источало скепсис.

– Ты предлагаешь найти след – финансовый, по телефонным звонкам и тому подобному, ведущий к одному из англичан из посольства, убедиться, что он разведчик, и следить за ним прицельно в надежде, что он рано или поздно выйдет на связь с их агентом. Вздор! В таких операциях по выходу на контакт задействованы едва ли не все сотрудники резидентуры, молчу уже про разведчиков глубокого прикрытия. Говорю тебе со знанием дела, все-таки я работал в английском отделе. Даже если они выложат нам весь расклад своей внутренней кухни, то надеяться на улучшение ситуации с поиском не приходится. «Англичане» отрабатывают посольство ежедневно, можно сказать, круглосуточно. Они бы взяли на карандаш агента, если контакты с ним происходили.

– Так, может, наш агент уже у них в разработке?

– Если и так, то это ничего не меняет. Мы будем копать со своей стороны. У них сейчас тоже идет проверка в связи с нашим картоном и шифровкой. Где и что мимо них проскочило… Второй подход? – напомнил он и поднял трубку зазвонившего телефона, послушал взволнованный голос, доносившийся из динамика, и сказал: – Позже. Зайди минут через двадцать.

– Второй? А ну да. По шифровке трудно понять, но все-таки можно, что агент связан с разработками КРУС. Отработать всех, кто занимался комплексом.

Ермилов поперхнулся от размаха замысла Василия.

– Для начала вот тебе возражение: информацию про КРУС мог сливать не только кто-то из разработчиков, но и любой из тех, кто его использует по службе. Этот агент может не иметь непосредственного отношения к комплексу. Все-таки я бы начал копать связи Салибаева для начала. Кто его нанял, как давно он возил картон именно на этот склад, с кем там общался, от кого получал деньги. Он – передаточное звено. Отработать сотрудников склада. Понять, куда картон перемещают со склада. На чем его везут и кто. Но все деликатно. Ясно, что канал передачи шифровок провален. По всей видимости, из-за этого ликвидирован Салибаев. Горюнов занимается поиском тех, кто мог это сделать. В том направлении мы распыляться не станем, чтобы не наступать на пятки нашему «арабу». Это направление отработает УБТ.

– А инициативу хоть какую-нибудь проявить можно? – спросил Василий. Настрой его становился все более мрачным и усугублялся прямо пропорционально доводам разума. В данном случае в качестве Разума выступал Ермилов, нудный, слишком здравый, убивающий своей логикой любую живую инициативу, загорающуюся в глазах Егорова.

– Прояви, – разрешил Ермилов, – только побыстрее, сейчас ко мне люди придут.

– И все-таки… Мне не дает покоя мысль, заложенная в этом обрубке шифровки, который нам удалось получить. И мысль эта для меня очевидна, – Егоров наткнулся на заинтересованно-ироничный взгляд Ермилова, но не стушевался. – Это ваша прерогатива гадать на кофейной гуще, нам в контору должны увеличить поставки кофе для этих утилитарных нужд… Я не теоретик, а практик.

– Хамишь? – нисколько не рассердился Ермилов, вспоминая себя в возрасте Егорова и сочувствуя его все еще пламенным порывам. – Излагай, что там у тебя накипело, стратег ты наш. Но не забывай про регламент.

– Я работал на «земле», как вы помните. У меня осталось много друзей и знакомых в этой сфере. Вика, моя жена, и сейчас работает в одном из закрытых оборонных предприятий.

– Ты планируешь задействовать Викторию в наших разработках? – улыбнулся Ермилов. – Ну-ну. А не проще ли подключить тех, кто курирует это направление?

– И этих тоже! – отмахнулся Вася. – Но простые инженеры порой могут подсветить ситуацию гораздо лучше спецов. У тех глаз замыливается. Текст шифровки ведь явно указывает на оборонный профиль. КРУС и «военный» журналист. Так?

– О разработках, приборах может знать и обычный журналист, не связанный с минобороновской прессой. Но я понимаю, к чему ты снова клонишь. Сузить круг тех, кто занимался разработками КРУС, и пошуровать в этом направлении. Ты как стрелок рассчитываешь сразу попасть в яблочко. Но у нас мишень скрыта в тумане и находится на расстоянии, скажем, две тысячи метров. Попасть в нее вполне реально, но сложно. Проблема в том, что мы ее пока отчетливо не видим. Я даже опасаюсь, что все наши изыскания зарубят на корню как неперспективные, отложат на потом, до лучших времен, когда появится хоть какая-то дополнительная информация. Боюсь, что мы от оперативного розыска так и не перейдем к оперативной разработке. Фигуранта по делу нет, а значит, и дела нет. А ты предлагаешь стрелять в туман. А что если за туманом и вовсе нет никакой мишени? Не удивлюсь, если эта картонка – фальшивка, дезинформация, чтобы отвлечь от какого-то реального дела или следа, на который, как полагают англичане, и, может, небезосновательно, мы уже напали. Что конкретно ты предлагаешь?

– Первое – все-таки Салибаев. Пусть Говоров покопает в этом направлении, свяжется с узбекскими коллегами. Что там у них есть на этого игиловца. Второе – НКО, сотрудники склада и фирм, с ним так или иначе связанных. И третье – разработчики КРУС. Кто, куда и зачем ездил, где и как они могли быть завербованы. Ведь подобраться к ним не так просто. Проработать вероятности подходов. Поговорить с нашими сотрудниками, работающими в экономических и в отделах военной контрразведки в региональных управлениях, – Егоров почесал затылок, что усилило сходство его с древнерусским богатырем, думу думающим. – Можно осмыслить еще и четвертый пункт – журналистский вариант отработать. Просмотреть отчеты агентуры о военных журналистах. И вообще… Кто и что писал на эту тему в последнее время? Возможно, брали интервью у разработчиков, выезжали в организации и на предприятия, создающие радиоэлектронные системы. Кстати, иностранным спецслужбам в принципе легче осуществить вербовочный подход к журналистам. Это я к тому, что в шифровке упоминается военный журналист.

– Работай, – согласился с ходом мыслей Егорова шеф.

Ближайшие дня три Василий вместе с Говоровым проверяли все оперативные сводки по сообщениям источников относительно военных журналистов. Читали аналитические справки. Узнали кто, где и когда выпивал, о чем болтали. Должны были, обязаны отработать эту версию, хотя Говоров излучал такой скепсис, что заполнил им весь кабинет. Он утверждал, что, зацепившись за слова «военный журналист» в шифровке, Вася скинул проработку всего остального на Говорова.

Но Василий упорствовал и все-таки отыскал сообщение, которое его всерьез зацепило. Речь шла об одном из столичных военных изданий, а не о региональном. Егоров почитал, что наговорила группа журналистов, сидевшая как-то вечером в теплой компании, и диву дался, как до сих пор этот агентурный сигнал не стали разрабатывать. Посмотрев резюме сотрудника, подводившего итог полученным от агента сведениям, Вася хмыкнул. Все сказанное в компании тот списал на банальную пьяную болтовню и не стал делать далеко идущих выводов о возможности разработки журналистов. Может, в самом деле им там, на месте, видней, как обычно себя ведет пишущая братия. Как говорится, надо знать контингент. Но Егоров смотрел на эту болтовню сейчас под определенным углом зрения.

А сигнал от агента явно поступил неспроста. Он, конечно, стремится получить гонорар, но написанное им – не пустой трёп.

– Согласен, – Ермилов покивал лобастой головой, когда Егоров принес ему выдержки из оперативных сводок, составленных по агентурным отчетам. – Попробовать поработать с этой компанией стоит. Они и про КРУС говорили, и про разработчиков… Как будем легендировать? Заводить тебя через офицера безопасности нецелесообразно. С улицы туда тоже не попадешь. Нужно, чтобы кто-то из этой среды порекомендовал тебя. Вот только в качестве кого? За журналиста ты вряд ли сойдешь. Они и сами в этой сфере прошаренные, быстро тебя выведут на чистую воду. Что ты хитро улыбаешься? – Олег пригладил остатки шевелюры. – Что там у тебя еще в рукаве припрятано?

Вася достал из папки еще один листок из агентурных донесений и протянул шефу. Тот поморщился и почесал лоб карандашом, который брал каждый раз, когда читал документы. Он откинул листок с досадой:

– Ну куда же без нее? Она замечена в компании этих журналистов. Меркулова! Понимаю, к чему ты клонишь. Через нее выйти на этих болтунов? Мне показалось, что в прошлый раз она произвела на тебя неизгладимо неприятное впечатление.

Олеся Меркулова – журналистка и старая знакомая Ермилова. Он когда-то, еще работая в английском отделе, воспользовался ее помощью в освещении одной проблемы. С тех пор приятельствовал с ней, периодически подкидывая любопытные темы для журналистских расследований и аналитических обзоров, огибая рифы секретности, разумеется. Она – телевизионный журналист, но то и дело пописывала статейки в различные центральные издания. Слыла дамочкой острой на перо и на язык.

Вася с подачи Ермилова познакомился с ней в начале этого года, и та зацепка, которую она ему дала в деле с американскими базами в Сирии, принесла плоды, в том числе и медаль «За отвагу» для Егорова. Вряд ли Олеся догадывалась, какой снежный ком вырос из снежинки, выловленной ею из интервью с курдом – одним из командиров YPG в Сирии.

Ермилов не любил с ней лишний раз связываться, так как Меркулова буквально когтями впивалась в него, пытаясь выудить из флегматичного полковника гораздо больше того, что он собирался ей дать.

Егоров молчал, ожидая решения шефа.

– Как ты собираешься объяснить ей свой интерес к Щеглову? – проворчал Ермилов. – Ей только дай намек на нашу разработку, как она начнет, как собака, четырьмя лапами рыть. Не обрадуешься. Тем более что у нее на уме, то завтра в эфире или на страницах газет.

– Ее давно пора завербовать, – намекнул Вася. – Тогда все было бы гораздо проще. Мне, кстати, не показалось, что она спешит выложить все наши секреты в своих опусах. Вполне четко и здраво понимает, что выложить, а что придержать. Напрямую попрошу познакомить с Щегловым и его собеседниками. Интерес объяснять никак не стану, пускай теряется в догадках. – Егоров забрал принесенные документы, сложил их в папку. – Согласитесь, в любом случае надо поглядеть на этих ребят, уж если даже они в сводку попали. Я посмотрел по другим сводкам, этот агент – серьезный товарищ и не страдает излишней подозрительностью. Обычно все по делу… А уж Меркулова лучше сообразит, как меня им так представить, чтобы, что называется, прокатило. И не побежит звонить об этой моей просьбе на каждом углу. Это и не в ее интересах.

– Конечно, эта зараза Меркулова ориентируется в своей журналистской среде как рыба в воде. Позвонить ей?

– Я сам, на мягких лапах, – не согласился Егоров.

– Ты на своих мягких лапах не попадись в ее силки. Она их расставляет весьма умело.

– Что, личный опыт? – Вася поднял невинные глаза к потолку.

– Даю тебе и Говорову неделю. Ты – старший, – Ермилов однозначно махнул рукой в сторону двери. – Не будет никаких дополнительных данных к нашей шифровке, разработку замораживаем до лучших времен. Меня сейчас больше волнует то похищенное с военного склада оружие, следов мы пока так и не нашли. Людей не хватает. А тут ты со своим картоном. Мне нужны оперативники, а не таежные стрелки, жаждущие попасть белке в глаз.

Но Егоров всегда метил кому-нибудь в глаз. Чаще, конечно, в переносном смысле. Свалив на Говорова и на сотрудников Московского управления основной пласт монотонной компьютерно-бумажной работы, Вася поехал искать «белку».

Бюст у нее был так стиснут, приподнят и декольтирован, что казалось, он ее вот-вот удушит. Не у «белки», конечно же, а у секретарши в редакции телевизионных программ, где работает Меркулова. Удалось узнать, что Олеся сегодня на закрытом мероприятии, куда даже «такому симпатичному парню» не удастся попасть без пригласительного. Не отрывая взгляда от декольте, Вася похлопал себя по карману с удостоверением:

– Говорите адрес, у меня универсальный пропуск.

Девушка жевала жвачку, пускала розовые жвачные пузыри и не проявляла никакого излишнего любопытства. На розовом стикере, пахнущем клубникой, написала адрес. Вася мог узнать, в чьей зоне ответственности сие заведение, и его бы провели без лишних вопросов и проблем. Но он просто решил воспользоваться ксивой.

Проникнув в «Зеркальный» зал ресторана «Метрополь», Василий едва сдержался, чтобы не присвистнуть, настолько тут была помпезная обстановка. Скользили официанты с подносами, заставленными бокалами с шампанским. Создавалось ощущение, что подносы – это часть их руки, настолько они с ними сроднились. Официанты оставались незаметными, словно часть интерьера, только вдруг то и дело выплывали из неяркого освещения подносы с блестящими бокалами с искрящимся содержимым. Но еще более впечатлял соседний зал, куда заглянул Егоров, прогуливаясь с бокалом шампанского. Тот зал с фонтаном посередине накрывал высокий стеклянный купол из витражей. Вокруг фонтана стояло множество круглых столиков, сервированных для какого-то официозного мероприятия.

– Ба! Не обозналась ли я? – раздался за спиной насмешливый женский голос. – Какими судьбами? Премию по детской литературе пришли получать? Не знала, что в вашей организации существует такой отхожий промысел.

Вася обернулся и узнал Олесю Меркулову. Он, правда, видел ее однажды, да и то в полумраке, при свечном свете. Нет, не в интимной обстановке. Когда Ермилов послал его к ней домой, чтобы уточнить детали ее интервью с курдом, у Меркуловой в квартире вырубило электричество из-за ремонта и неумехи-электрика. В свете свечей, в компании с рыжим диковатым котом, в окружении стопок журналов Олеся показалась несколько зачуханной. Теперь же перед ним стояла девушка в темно-сером деловом костюме с коротковатыми брючинами, из-под них выглядывали узкие щиколотки. Костюм дополняли кроссовки. Белые. Волосы, словно воронье гнездо, нечесаные, скрученные в свободный пучок, из которого торчало что-то вроде вязальной спицы.

– Олеся Николаевна? – Вася изобразил удивление. – Что называется, давно не виделись.

– Только не говорите: «какими судьбами?» Я-то здесь хотя бы по работе. – Она сделала паузу. – Впрочем, вы, как видно, тоже. Но вряд ли попадете внутрь. – Олеся кивнула в сторону двери в зал «Метрополя» со столиками под стеклянной крышей. – Там строго по пригласительным. Журналюг держат отдельно, но тоже по пригласительным. Судя по твоему… – она бросила на него быстрый взгляд и снова принялась высматривать кого-то среди гостей, – ничего что я на ты? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Судя по твоему алчущему взгляду, тебе что-то нужно. А Ермилов в курсе твоей инициативы?

– Он всегда в курсе всего. Всевидящее око, – хмыкнул Егоров, не возражавший против такого «разоблачения». – Это может быть оружием. – Вася осторожно коснулся кончика «спицы» в ее волосах.

Меркулова рассеянно кивнула и наконец увидела того, кого искала.

– Ну где тебя носит? – напустилась она на долговязого длинноволосого парня в потертых джинсах и с камерой на плече. – Ты все здесь отснял? Церемонию без меня снимешь?

– А чего там снимать? – с ленцой спросил он. – Не паникуй! Все будет в лучшем виде. Можешь идти, – он понимающе покосился на Егорова. Однако, увидев, как Василий на него смотрит, скукожился и быстренько ретировался.

Меркулова и Егоров вышли из «Метрополя».

– Давай ближе к делу. – Олеся подняла воротник длинного красного пальто, напоминающего махровый банный халат с капюшоном. Она не выглядела слишком заинтересованной. – У меня кот голодный.

– Если бы я сам знал, как ближе подобраться к этому делу… – вздохнул Вася и поежился. Холодный ветер пробирался под куртку. Проезжавшие мимо по Театральному проезду машины слепили фарами. – Давай куда-нибудь зайдем. Пробирает до костей.

Они зашли в кальянную и сели у окна, взяв горячий кофе и маффины. Вася обхватил чашку руками, помолчал, поглядев через панорамное окно на дом два. Он подумал, что Говоров все еще сидит на работе.

– Курить не будем? – с улыбкой спросила Олеся, имея в виду кальян. – Однако зловещим выглядит разговор на фоне того домика, – она указала в окно на здание ФСБ. – Тем более зловещим кажется твое молчание.

– Ты сменила масть? Вроде занималась политикой, военной темой, а теперь что-то вроде светской хроники в «Метрополе»?

– Вы следите за мной? – Меркулова негигиенично облизала пальцы, слопав свой маффин и поглядывая на тарелку Василия. – Обычное дело. Всего-навсего приработок. Кота кормить же надо. А так я в твоем распоряжении. Выкладывай секреты!

– Мечтать не вредно, – он пододвинул к ней свой маффин. – Ты знаешь кого-нибудь из своих коллег, кто пишет-снимает про новинки в сфере вооружения? – Вася попытался зайти издалека.

– Слишком общая информация. – Олеся справилась и со вторым маффином. – Первое: на каком канале или в каком издании работает искомый тип, второе: о каком конкретно вооружении он писал?

– Речь о военных журналистах. Ты с кем-нибудь знакома лично? – подбирался Егоров к сути.

– Допустим. Ну что ты такой обтекаемый? Говори фамилии. Кто конкретно тебя интересует?

– Щеглова знаешь? – потерял терпение Василий, заметив, что Меркулова не склонна сама называть фамилии.

Меркулова поморщилась, то ли вспомнив о чем-то неприятном, то ли оттого, что иссякли маффины.

– Это который Юрий? – уточнила она.

Егоров нашел на своем блюдце крошку от маффина, бросил ее в рот и кивнул.

– Шапочно. Где-то когда-то в компании пересекались. Тебе нужна о нем информация или протекция в плане знакомства? И что мне за это будет? – она наклонила голову к плечу и глядела лукаво.

– Могу купить еще один маффин. И к тому же альтруизм никто не отменял, – Вася обрадовался, что она не задает лишних вопросов, но видел скепсис, который излучали ее умные глаза, и решил усилить натиск: – А что насчет патриотизма?

– По-моему кто-то просто хочет моими нежными ручками делать свою работу, а патриотизм тут ни при чем. Как тебя представить? Ты же, как я понимаю, не собираешься открывать ему карты о своей профессиональной деятельности? И хотелось бы знать, что с ним будет, после того как я вас сведу? Я, понимаешь, познакомлю, его посадят, а обо мне пойдет дурная слава. Что Ермилов по этому поводу думает?

– Он считает, что у тебя тьма-тьмущая знакомых во всех сферах. Вот и Щеглов тебе известен. Что ты довольно изобретательная, чтобы найти мне подходящее амплуа и как представить Щеглову и его коллегам так, чтобы не подставиться самой, даже если мне через какое-то время придется все же открыть им карты.

– О уже и коллеги Щеглова возникли на горизонте! Вот так и садятся на шею.

– И кстати, – улыбнулся Василий, поудобнее расположившись на тонкой шее Меркуловой и свесив ноги, – ты бы у своих знакомых выяснила, как и где добывать новые темы, к кому обращаться из военного начальства, чтобы дали добро на интервью с офицерами и спецами в области оборонных разработок, как дело обстоит с цензурой в этой сфере? Наверняка военные разбалтывают журналистам больше, чем в итоге попадает в эфир или на страницы газет. Все оседает в ушах и диктофонах журналистов. И не всегда приходится рассчитывать на их внутреннего цензора, чувство такта или банальную порядочность.

– Да, порядочность стала банальной, – согласилась Меркулова. – Значит, оборонные разработки? Новинки вооружения… Ну не знаю. Попробую разузнать, поговорю с людьми. Но тебе только расскажи что-нибудь… – Меркулова фыркнула и почесала затылок своей спицей, не вынимая ее из пучка. – Вот так вот поговоришь с такими, как ты и Ермилов, душу распахнешь, а потом вдруг, бац, и выезд за границу захлопнется.

– А тебе так уж нужна та заграница? – Вася отпил кофе.

– Да бог с ней, с заграницей! Надо знать, у кого и что спрашивать. Уметь делать выводы. Ты что, не понимаешь, что многие из этих «патриотических репортеров» откровенные конъюнктурщики. Подул ветерок, запахло порохом и портянками – и они все нацепили броники и камуфляж и пустились плясать вприсядку.

– Погоди, ну есть же, так сказать, идейные товарищи? – недоверчиво поглядел на нее Егоров.

– Само собой. Вот только они тем более с тобой откровенничать не станут, я имею в виду как с представителем твоей конторы. Они пуленепробиваемые, принципиальные. А ты, как я поняла, хочешь заглянуть в потаенные уголки их творческих мастерских, если уж изъясняться образно. У этих ребят там чистота и порядок. В самом деле. Скелетов в шкафу не наблюдается. Ты же жаждешь отыскать яблочный огрызок, висящий в углу на клоках паутины.

– Зачем мне огрызок? – оскорбился Егоров, понимая, почему шефу интересно общаться с Олесей. Уследить за полетом ее мысли не так-то просто. Нестандартно мыслит. Нестандартно выражается. – Ты считаешь Щеглова таким, пуленепробиваемым?

– А вдруг в огрызке «жучок» замаскирован? – Олеся ответила лишь на первый вопрос, улыбнулась и пожаловалась: – Эти маффины только раздразнили аппетит. Тут подают что-нибудь более существенное, чем дым от кальянов? – Она поймала проходившего мимо официанта и заказала пиццу. – Как я должна тебя представить, чтобы тебе откровенно приоткрыли дверцу в свой творческий чуланчик, – вот загадка. Я не хочу сказать, что эти ребята не патриоты или готовы предать за сто долларов. Просто их подход к жизни не столь романтичный, как твой или мой. Более циничный или даже реалистичный, но цинизм их в рамочках. Зарабатывать ведь надо.

– На журналиста ведь я не потяну?

– Вряд ли! Тебя в твоем костюмчике и галстучке за версту можно идентифицировать как обитателя дома два, как любит называть Ермилов вашу Контору. Если ты сделаешь лицо попроще, будешь улыбаться, как американец, глуповато и лучезарно, наденешь чего-нибудь оверсайз… Ну свитер растянутый и потертые широкие рэперские джинсы. Или у тебя полный шкаф костюмчиков?

Егоров промолчал, изображая обиду, хотя, мысленно перебирая свой гардероб, пришел к выводу, что выбор в самом деле небогатый. Разве что одежда, в которой ездил к родителям на дачу: джинсы и старая болоньевая куртка, которую, кажется, носил еще в школе в старших классах. Может, сойдет за оверсайз?

– Артист! – Олеся вдруг ткнула пальцем в его сторону и тут же отвлеклась, увидев официанта с пиццей на круглом блюде: – Это уже похоже на еду.

Вася понял, что платить за пиршество придется все равно ему, и сразу же стащил с тарелки кусочек, чтобы прожорливая Меркулова не слопала все сразу.

– Что «артист»? – спросил он с набитым ртом.

– Ты выдашь себя за артиста, который собирается сниматься в сериале в роли военного корреспондента. Тебе в таком случае изольют душу и море водки. Придется пить, много…

Егоров вздохнул. И не только по поводу алкогольных напитков.

– Как ты себе это представляешь? Сейчас любого артиста в интернете можно отыскать. Вот станет Щеглов проверять, а такого артиста и в помине нет. И потом, я разве похож на артиста? Не знаю, как проходят съемки, и всю эту кухню.

– Получишь от меня инструкции, – почти серьезно ответила Меркулова. – А что касается проверок… – она закатила глаза, собираясь втолковывать ему очевидное. – Во-первых, Щеглов не работает в первом отделе, во-вторых, на фиг ты ему сдался, чтобы тебя проверять. Юрке лишь бы выпить в приятной компании и повыхваляться, какой он крутой профессионал. Ну и в третьих, ты же не претендуешь на уровень Марлона Брандо. Скажем, что ты воронежский театральный актер. Тебя увидел режиссер сериала и вызвал сначала на кинопробы, а потом утвердил на роль военного корреспондента. В этом и соль, что режиссер искал новое, не затертое по сериалам и рекламам лицо. Теперь ты вживаешься в образ, и требуется прототип для работы. А я тебя выдам за своего случайного знакомого. Или лучше скажу, что режиссер мой знакомый, а меня попросил представить тебя военным журналистам. То есть все это через третьи руки. И все-таки я рассчитываю в ответ на услугу получить какой-нибудь горячий материальчик.

– Рассчитывай, – Вася взял еще кусок пиццы. – Пока ты еще ничем не помогла. Рассказывай, как мне себя вести…

Он вышел через полчаса из кальянной, отяжелев от пиццы и наставлений про кинобизнес, польщенный репликой Меркуловой о том, что у него киношная внешность. Взглянув с легкой степенью вины на окна дома два, Вася поспешил спуститься в метро. Словосочетание «старший группы» действовало на него расхолаживающе.

Сытый, обольщенный хитрой журналисткой, Вася был как кот, который обнаружил банку со сметаной в хозяйской кладовке и решил, что ее там поставили специально для него. Но хозяин сметаны думал иначе… Вика выступила в роли хозяйки сметаны и, едва Егоров всунулся в крошечный коридор своей хрущевки, улыбаясь и принюхиваясь, чем еще дома можно поживиться, родная жена сунула ему в руки помойное ведро.

– Слишком ты счастливый, Васенька, после рабочего дня! И что это от тебя пахнет как из опиумного притона?

– Ты там бывала? – он торопливо удалился с ведром, обнюхав ворот своей кожаной куртки на лестнице.

Дым кальянной предательски впитался в одежду. Запоздало Василий подумал, что можно было подключить к мусорному делу Валерку. Но наверняка у Виктории найдется для сынули масса отмазок, начиная с того, что он усиленно корпит над уроками, и кончая зловещей темнотой на улице.

Около мусорного бачка сидела крыса и перебирала передними лапками клочок какой-то обертки. Она застенчиво и недружелюбно покосилась на Васю и продолжила многополезное занятие. Егоров хотел было ее прогнать, но ничего кроме «кыш» в голову не пришло.

«Каждому свое, – подумал Василий, обойдя крысу, ужинающую в неярком свете уличного фонаря. – Почему они написали «красная крыса»? – он поглядел на эту коричневую особь, вспомнив шифровку. – Если подразумевать, что писали англоязычные ребята, то что конкретно они имели в виду? Шифровка, очевидно, подлинная. Не исключена вероятность дезинформации, но, чтобы ее нам подсовывать, надо наверняка знать, что именно мы завладеем шифровкой. Иначе бессмысленно. Наши «англичане» не отслеживали грузовик с картоном. Значит, не предполагалось наличие благодарной публики. – Вася потоптался около мусорных баков в задумчивости. – Не на коммунистов же они намекали. Дескать, «красные крысы». Но мы уже давно не красные. Хотя на Западе нас по сей день представляют в ушанках, в обнимку с медведями и одновременно наигрывающими «Калинку» на балалайке. Но в шифровке «крыса» в единственном, а не во множественном числе».

Василий поставил ведро у подъезда и прошелся вдоль дома по тротуару, сталкиваясь с соседями-собачниками. Некоторых он помнил еще с детства. Московский уютный дворик в старом районе города, зеленый летом, с детской площадкой в окружении пятиэтажек, даже теперь, когда деревья обнажены по-зимнему, а лужи покрываются коркой льда по ночам, казался все равно теплым, камерным, особенно в обрамлении череды светящихся окон. Егоров в который раз после возвращения в Москву из Ижевска испытал ощущение покоя, как бывает, когда после долгого путешествия возвращаешься домой.

Если бы не рутина. Она по созвучию как ртуть – из нее не выплывешь. Слепит своим однообразным амальгамовым покрытием, колышется в такт московским приливно-отливным пробкам – в центр и обратно, в спальные районы. И ничего более. На работе залысина шефа, поблескивая в свете рано включенной люстры из-за зимнего короткого дня, а поздно вечером кудряшки Вики, умиротворяющие в свете торшера, нависающего знаком вопроса над креслом, в котором любит сидеть жена после работы.

На какой-то недолгий момент хрущевку и их с Говоровым кабинет продуло сирийским ветерком, сухим, с привкусом горечи. Но он оказался таким мимолетным… Остались лишь горечь на губах и послевкусие приключений. Теперь пахло мокрым картоном и в большей степени подмоченной репутацией. И все-таки уже не так укачивало на волнах рутины.

«Красная крыса, красная крыса», – повторял про себя Егоров, пытаясь активировать свои познания в английском. Особыми лингвистическими способностями он не обладал, иначе бы, учитывая послужной список деда-генерала в нелегальной разведке, оказался бы где-нибудь за пределами нашей Родины.

«Рэд рат. Что это меняет? Красная крыса, она и в Африке… Погоди-ка…» – сам себя остановил Василий и торопливо достал мобильный из кармана.

– Ленечка, как ты?

Говоров посопел в трубку, то ли подбирая нормативную лексику, то ли куда-то торопился.

– Чего тебе? Говори!

– Не вредничай. Ты у нас ходячая энциклопедия. Наверняка ты уже поинтересовался… На каком языке было наше занимательное сообщение? – Вася спрашивал обтекаемо, чтобы не говорить о шифровке по телефону впрямую.

– На английском. Что-то нащупал? – оживился Леонид. – У меня пока ничего особенного. Завтра доложу.

– Тогда до завтра, – не стал вдаваться в подробности Василий.

«Значит, буквальный перевод. Расшифровали на английском и перевели. Если нет полноценного цельного текста, а только несколько слов, выдернутых из контекста, в таком случае переводили буквально. Это может быть названием ресторана или бара. Или прозвищем, псевдонимом агента…»

Егоров понесся скачками на третий этаж. Он ринулся было на кухню, но сообразил, что Валерка сейчас наверняка завис вместе с ноутбуком у себя в комнате.

– А ведро где? – раздался убийственный вопрос в спину от Вики. – Ты что, вместе с мусором его выкинул?

– Валерий, отклейся от компьютера и принеси мусорное ведро, я его около подъезда забыл, – Вася выгнал сына из-за письменного стола и примостился тут же, у Валерки в комнате, едва втиснув коленки под низкую столешницу. К тому же под ногами путался школьный рюкзак.

Егоров поискал подробный перевод словосочетания red rat. Не каждого слова в отдельности, а именно словосочетания или даже, возможно, фразеологизма, о котором он раньше не слышал.

Узнал, что есть такая музыкальная группа, песня. Его позабавило, что в разговорном rаt – это еще и «шпион», и «перебежчик», ну, собственно, как и в русском. «В точку!» – кивнул он своим мыслям. Но нигде не обнаружил перевод словосочетания.

«Нужен носитель языка. – Вася взглянул на часы. Почти десять. – Шеф окончил английскую спецшколу. Но его не насторожило это словосочетание. Значит, лучше обратиться к кому-то другому. Горюнов – лингвист, но первый у него арабский».

– Дед! – воскликнул Егоров и перебрался к городскому телефону, стоящему на высоком табурете около телевизора в спальне. У родителей в квартире уцелел еще дисковый телефон, и Вася из ностальгических соображений не захотел его менять на радиотелефон.

– Привет ветеранам невидимого фронта!

– Куда ты запропастился, бездельник? – раздался в трубке бодрый, чуть скрипучий голос с легким акцентом. – Мы еще твою медаль не обмыли.

– Тебе лишь бы выпить, – проворчал Вася. У них с дедом сложилась определенная манера общения. Она могла показаться фривольной со стороны пожилого родственника и хамской со стороны младшего. – Старый, ты ведь у нас толмач известный. Скажи-ка, что может означать red rat?

– Это твое alter ago? – хрюкнул от смеха дед. – Ну так-то, это «красная крыса». Смотря какой контекст.

– В том-то и дело, что нет контекста, – раздосадовано ответил Василий. – Дед, включай мозги.

– Было бы чего включать… Так-так…

Дед затих, и Вася, грешным делом, решил, что дед задремал у телефона. Но генерал вдруг сказал:

– Это «змея». Что-то вроде ужа. Забыл точное название.

– Что ж так? Старый ты склеротик, дедуля.

– Посмотрю на тебя в моем возрасте. Драть тебя, Васька, некому. Учил бы сам языки как следует.

Василий посулил деду хорошего австрийского пива, по которому тот тосковал. А сам бросился искать в интернете гада, названного таким странным образом.

– Хоть бы костюм снял, – урезонила его Вика, подкравшись со спины. – Весь пиджак измял. А гладить-то мне.

– Ты же моя любимая жена.

– Звучит так, словно у тебя несколько жен, – Виктория положила ладони на его плечи.

– Я же не Горюнов.

– А что, у него их много?

Егоров не собирался обсуждать Горюнова. И так сболтнул лишнего. К тому же его задела особая заинтересованность Виктории.

– Погоди, – он отвел ее руки от своего горла, потому что Вика шутливо пыталась его придушить, намекая, что будет, если Василий последует проторенной дорожкой Горюнова. – Мне тебя хватает, – разговаривая, он не прекращал поиски информации о красной крысе. Когда появилась искомая статья, Егоров уткнулся в монитор. – Особенно если ты кормишь котлетками или что там у тебя сейчас подгорает на плите.

Виктория ойкнула и убежала на кухню.

Дед, как оказалось на поверку, помнил название змеи лишь приблизительно. Красная крысиная змея обитает в Северной Америке. Вася пока не очень понимал, как ему это поможет. Как такой странный псевдоним наведет на личность шпиона?

Псевдоним не должен давать ни малейшего указания на подлинные имя-фамилию или профессию предателя. Однако бывает, что таит в себе издевательский намек на суть предательства. Но анализировать это можно только тогда, когда шпион уже у тебя в руках. А прежде над его псевдонимом посмеиваются только хозяева шпиона, считая, что их человека никто и никогда не поймает. Хотя вряд ли они могут быть уверены до конца. Да им, по сути, наплевать на этого типа. Для них он всего лишь удобный инструмент – фомка, с помощью которой вскрывают секреты вражеского государства.

«При чем здесь змея? – Вася снял пиджак и облокотился о письменный стол, рассматривая стену, где висели школьное расписание и наклейки с супергероями и футболистами. Егоров почувствовал нарастающее раздражение: родной сын американских супергероев на обои клеит…

Виктория разогревала ужин, когда услышала шум в комнате. Василий на повышенных тонах втолковывал что-то Валерке. Она различила возмущенные слова мужа: «Мой сын вешает эти дурацкие американские картинки! Почему бы тебе не повесить Чапаева или Буденного?» Он заводился все больше. Валера, дав петуха от обиды, пытался что-то возражать, но Егоров басил на порядок громче. И наверное, ссора зашла бы далеко, если бы не раздался смех Виктории.

1 Департамент контрразведывательных операций ФСБ России. – Здесь и далее примеч. автора
2 УБТ – Управление по борьбе с терроризмом ФСБ России
3 ИГ – террористическая организация, запрещенная в РФ
4 Сук ас-Сарай (араб.) – старейший рынок Багдада
5 ИГ – террористическая организация, запрещенная в РФ
6 НКО – некоммерческая организация
7 ИГ – террористическая организация, запрещенная в РФ
Продолжить чтение