Топить в огне бушующем печали. Том 2

Размер шрифта:   13
Топить в огне бушующем печали. Том 2

Published originally under the h2 of 《烈火浇愁》

Copyright © Priest

Russian edition rights under license granted by 北京晋江原创网络科技有限公司

(Beijing Jinjiang Original Network Technology Co. Ltd)

Russian edition copyright © 2025 Xlm Ltd

All rights reserved

© Издание на русском языке. ООО «ЭксЭлЭм», 2025

Рис.0 Топить в огне бушующем печали. Том 2

Часть 3. Сумасброд

Рис.1 Топить в огне бушующем печали. Том 2

001

Мирская суета подобна огненному аду, и вину того, чьи чувства глубоки, простить никак нельзя.

Шэн Линъюань довольно долго бродил по Дунчуаню. Сначала он пошел от площади перед гостиницей прямо, никуда не сворачивая, и так добрался до реки, что рассекала город на две части. По вечерам здесь, у причала, собиралось видимо-невидимо прогулочных лодок – на воде они виделись россыпью только что сваренных пельменей. Несмотря на позднее время, перед окошком билетной кассы толпился народ; на каждом шагу встречались группы музыкантов и уличных артистов.

Вечерний ветерок подхватил прядь с виска Шэн Линъюаня – влажную и пахнущую чаем с молоком. Он сидел на скамейке и неотрывно смотрел куда-то за реку, пока проходящие хипстеры-фотолюбители[1] то и дело щелкали его на память: он казался им замечательным украшением ночного пейзажа. Впрочем, Шэн Линъюань был ничуть не против побыть моделью.

В руке он держал бумажный стакан горячего шоколада. Он заплатил за него улыбкой и уже чувствовал, что продешевил: диковинный напиток оказался вязким, на вкус – горько-сладким и явно уступал пузырящейся черной жидкости, которой его поили в отеле. Но выбрасывать стакан Шэн Линъюань не пожелал, а медленно, глоток за глотком, все-таки допил угощение. Пусть вкус, по его мнению, и оставлял желать лучшего, однако эта смесь странным образом насыщала и в голодный год вполне могла бы спасти человеческую жизнь. Шэн Линъюань прекрасно помнил, что в его времена на один урожайный год приходилось девять неурожайных, отчего не позволял себе разбрасываться пищей и пренебрегать хоть чем-то съестным, хотя сам давным-давно практиковал пост-бигу[2] и не знал голода.

В половине восьмого зажглись фонари и осветили подмостки у воды: началась шоу-программа, ради которой туристы приезжали в Дунчуань. В нее входила и китайская опера – искусство, уже считавшееся традиционным. Однако древний демон, живший три тысячи лет назад, был куда «традиционнее» – ему и «пестрое»[3], и «изящное» представления показались во всех смыслах новшеством. Глядя на струящиеся рукава актеров, внимая их протяжному пению, ни он, ни толпящаяся на берегу молодежь, воспитанная уже в западном духе, ничего не понимали. Шэн Линъюань чувствовал себя таким же, как они: очень юным и глупым.

Вот очередная ария кончилась, молодежь зааплодировала – но почти тут же утихла, занятая редактированием фоток в своих мобильниках. Шэн Линъюань же под протяжные напевы отправился блуждать в воспоминаниях – о прошлом и настоящем.

Ему вспомнилось, как старейшина дунчуаньских шаманов нашел его на противоположном берегу и увел к своему народу. Три тысячи лет назад именно эта река, разрезавшая современный Дунчуань, была границей, отделявшей шаманские владения от земель людей и демонов-яо. Камни, лежащие в русле реки, покрывали тайные шаманские чары. И неспроста про другой берег ходили зловещие слухи, отчего и люди, и дикие звери предпочитали сторониться этих мест. Там росли дремучие леса и расползались ядовитые туманы, скрывающие заколдованные лабиринты, откуда ни один путник, забредший туда, не мог выйти.

Но теперь все иначе: в зловещих дунчуаньских землях вырос многолюдный оживленный город.

Хотелось бы знать, что подумал бы о нем старейшина шаманов – предпоследний вождь своего народа. Возрадовался бы? Опечалился? У него было доброе сердце, и то нередко болело за собратьев-людей, переживающих многие несчастья. Тем не менее старейшину сдерживали строгие заветы предков, отчего он не смел спуститься с гор и войти в большой мир, дабы спасти его от смуты и бесконечных войн. Только и мог он, что тяжело вздыхать, сожалея о несделанном.

Или же, увидев, какой город вырос в его землях, он бы пришел в неистовство от обиды и злобы? Возненавидел бы людей, как его сын Алоцзинь?

Так и просидел Шэн Линъюань, не шелохнувшись, до самой глубокой ночи, размышляя о былом и несбывшемся. Веселая суматоха вокруг постепенно стихла, людские толпы стали редеть, пока совсем не исчезли из виду. Огни на реке почти везде погасли.

Только тогда он встал и, подражая простым смертным, опустил бумажный стакан в придорожную урну. Покончив с этим нехитрым делом, Шэн Линъюань двинулся на запах, который оставили шаманские чары, выведенные его же рукой. Всего миг – и он растворился во мраке ночи.

* * *

В это время Сяо Чжэн уже готовился ко сну в своей одноместной палате – после обследований его еще не выписали. Совсем недавно в больнице объявили отбой, повсюду погасили свет, и к нему заглянула медсестра узнать, как у него дела. Проверив защитные построения у окон и дверей, она ушла к себе отдыхать. Вскоре затих и гул голосов в коридоре. Наступила полная тишина.

Дождавшись, когда все успокоится, Сяо Чжэн живо разомкнул веки – сна не было ни в одном глазу. Он вытащил из-под подушки припрятанный листочек с шаманскими чарами и в очередной раз стал изучать его. Но, как ни посмотри, это был самый обычный листок, взятый из гостиничного блока стикеров, письмена на котором больше походили на детские каракули, – Сяо Чжэна не покидало ощущение, что его разыграли. Он опасался повредить ненароком блеклые линии шаманских письмен, выведенные обычным карандашом: на всякий случай даже отсканировал «печать» смартфоном, тем более Сюань Цзи уверял, будто бы между рисунком печати и ее фотографией нет никакой разницы – чары все равно сработают. А ведь, когда Сяо Чжэн впервые коснулся листка, странные символы ярко вспыхнули – но потом погасли навсегда и больше ничем свою магию не проявляли.

Письмена на листочке должны были помочь выявить тех, кто злоупотребляет другими шаманскими чарами – насекомым-паразитом под названием Зеркальная бабочка. Иначе сказать, простой листочек вдруг стал своего рода лакмусовой бумажкой[4]. С этими чарами найти того, кто как-либо контактировал с Зеркальной бабочкой, так же просто, как обнаружить вошь на лысине, и не придется переворачивать все Бюро вверх дном. Таким образом крайне запутанное дело, в котором нашлось место и подделке данных за несколько десятков лет, и сокрытию жертв, и коррупции, тут же станет простым и понятным.

Если только Сяо Чжэн и в самом деле хочет довести его до конца.

До сих пор расследование шло медленно и в строжайшей тайне, чтобы лишний раз не тревожить общественность и не подрывать дух и дисциплину сотрудников, но теперь… Теперь отговорки закончились. Сюань Цзи, этот умелец из Отдела ликвидации последствий, оказался даже слишком умелым: в два счета выяснил, откуда взялись Зеркальные бабочки, а чтобы обнаружить предателей, даже где-то раскопал таинственные шаманские чары, которые и вручил своему начальнику.

Да уж, Сяо Чжэн придушить был готов этого ударника труда. А ведь тот специально сунул ему листочек с чарами, когда они остались одни, тем самым ясно давая понять: Сяо Чжэн волен поступать по своему усмотрению – да хоть избавиться от бумажки. Тем более курган шаманов уже взлетел на воздух (стараниями старика Юэдэ и его многочисленных дунчуаньских последователей), и теперь никто не докопается до правды.

Но… сможет ли он так поступить? Сумеет ли притвориться, будто этого листка никогда не существовало? Получится ли дальше делать вид, будто он и вправду выдающийся молодой талант с незапятнанной репутацией, а уважаемые старшие товарищи и наставники всех отделов Бюро белы и чисты, точно нефрит, и никогда «красную черту пятнадцати» не пересекали?

В ночной тиши мысли Сяо Чжэна путались. Удовлетворительного ответа он не находил. Пальцы его беспокойно теребили злополучный листок, и то ли качество бумаги у гостиничного блока стикеров было ниже всякого дна, то ли сам его обладатель подсознательно мечтал расправиться с ним, чтобы сохранить все в тайне, но листочек в конце концов надорвался, причем так, что разрыв прошел прямо по середине шаманских письмен, нарушая целостность чар. И хотя Сяо Чжэн совершенно не разбирался в шаманских чарах, но его многолетний опыт в «полях» в качестве оперативника, а также обостренное чутье «особенного» говорили, что листок теперь бесполезен – вся магия выветрилась.

Он уставился на порванную бумажку с нечитаемым выражением лица и просидел так довольно долго… А потом быстро спрятал ее под подушку.

Может… такова воля Неба?

Подумав еще немного, Сяо Чжэн достал мобильник, чтобы рассказать Сюань Цзи, но на первом же «ты» замер. Что писать – он просто не знал. Немного помедлив, Сяо Чжэн все-таки удалил черновик сообщения, заблокировал телефон и лег на больничную койку с твердой решимостью поскорее уснуть.

В конце концов, для себя Сяо Чжэн решил так: его приятель, этот полуптиц, в совершенстве владел разговорным жанром: мог и спеть, и пошутить, и байку рассказать – а если надо, то и вовремя заткнуться, так, что ни звука не дождешься. И поэтому можно быть уверенным: он не станет направо-налево щелкать о чем не следует. Если начальство в лице Сяо Чжэна захочет замолчать, то и Сюань Цзи не пикнет, и оба дружно сделают вид, что ни о чем не знают, ничего в Бюро не было. И эта тайна почти не скажется на их дружбе. В крайнем случае они просто чуть отдалятся друг от друга, вот и все.

* * *

Над Дунчуанем, затмевая звезды и луну, мчалось черное облако. В одно мгновение морозная ночь за окном стала еще темнее, будто сгустился зловещий туман.

Ничего не подозревающий Сяо Чжэн лежал в постели в сверкающей чистотой палате. Из густой черной дымки, клубящейся за окном, высунулась бледно-серая, как у мертвеца, рука и медленно протянулась к обледеневшему оконному переплету…

Сяо Чжэн проснулся. До этого казалось, что он беспробудно спит, но вот он, словно подчиняясь немому приказу, резко сел на постели и, как сомнамбула, с совершенно негнущейся спиной потянулся к мобильнику. Взяв его в руку, директор Сяо вывел на экран отсканированную шаманскую печать. Открыв изображение, он некоторое время неотрывно пялился на него налитыми кровью глазами, после чего резко придвинул к себе ноутбук, перекинул на него скан и всего за пару минут нафотошопил из него некое подобие водяного знака. Проделав все это, Сяо Чжэн через аккаунт администратора прямо посреди ночи вошел во внутреннюю сеть Бюро и разместил на странице учета рабочего времени едва заметную шаманскую печать.

В системе учета рабочего времени было два способа регистрации. Те, кто работал в офисе, отмечались в системе сами, а за оперативников это делал ближайший начальник или командир группы, который фиксировал сроки, необходимые для конкретного задания. Но так или иначе регистрирующийся всегда попадал на одну и ту же страницу, и как раз на ней Сяо Чжэн разместил печать.

Покончив с этим делом, он какое-то время тупо пялился на страницу учета с почти невидимым знаком. Но вдруг он встрепенулся и открыл новую вкладку, на этот раз с электронной почтой, где быстро создал новую рассылку и вставил в письмо все тот же полупрозрачный рисунок шаманской печати. Ни секунды не сомневаясь, он разослал имейл абсолютно всем сотрудникам, включая тех, кто вышел на пенсию и уволился со службы. Подобные рассылки, как правило, содержали информацию о зарплате, льготах, пенсиях и тому подобном, поэтому такие письма редко оставались непрочитанными.

На экране всплыло уведомление об удачном завершении рассылки, и Сяо Чжэн понял, что в любом случае сожалеть уже поздно. Он глубоко вздохнул и решил, что теперь неплохо бы покурить и сколько-нибудь успокоиться. Но едва он достал пронесенные контрабандой портсигар и зажигалку и подошел к окну, чтобы распахнуть створку, как краем глаза заметил у подоконника какую-то черную тень.

– Кто здесь?! – рявкнул Сяо Чжэн.

Послышался смех. Таинственная тень расширилась, расползлась… И ему навстречу… шагнул человек! Ступал он беззвучно, а сам как две капли воды был похож на демона-мо, на которого наткнулись оперативники Бюро, когда исследовали аномалии в ущелье Чиюань.

Сяо Чжэна бросило в дрожь. Тело покрылось мурашками. Сердце застучало быстрее – скакнул адреналин. Ну еще бы! Один в один эпизод из классических фильмов ужасов! Посреди ночи, буквально в третью стражу, является древний демон-мо, которого не смогла убить даже кара небесная со всеми ее громами и молниями!

Но откуда он взялся? Как вообще смог проникнуть? Ведь Сяо Чжэн находился не где-нибудь, а в Спецмедцентре при Бюро, в особой больничной палате, чьи двери и окна были наглухо закрыты и вдобавок защищены специальными заклинаниями и магическими построениями, а снаружи постоянно велся мониторинг скачков аномальной энергии.

Заметив испуг Сяо Чжэна, гость лишь улыбнулся и небрежно повел рукой со словами:

– Нет нужды бояться.

Следом он щелкнул пальцами, зажигая прикроватную лампу. В ее свете Сяо Чжэн мог хорошенько разглядеть загадочного посетителя. Длинноволосый мужчина был одет в белый спортивный костюм с до боли знакомой надписью на груди: «Сорок седьмая осенняя спартакиада Дунчуаньского отдела». Сяо Чжэн невольно потянул носом – и учуял не менее знакомый шампунь. И как его не узнать, если такие шампуни закупает гостиница, которую открыл отец Сяо Чжэна? Именно там всегда останавливались местные оперативники, благодаря чему Дунчуаньский отдел неплохо экономил – на все номера распространялась тридцатипроцентная скидка.

Все эти наблюдения помогли Сяо Чжэну справиться с первым шоком, однако он по-прежнему держался настороже.

– Ты ведь… тот самый дух меча? Который был у Сюань Цзи?

«Ночным налетчиком» и в самом деле оказался Шэн Линъюань. Вместо ответа он спокойно указал на больную ногу Сяо Чжэна и доброжелательно заметил:

– Ты с трудом держишься на ногах. Присядь, и мы поговорим.

Сяо Чжэн оторопел от такой заботы. Он как будто оказался пред лицом государя, которого должно возблагодарить за проявленную милость. «Дух меча», даром что вломился в чужую палату, вел себя как радушный хозяин, предлагающий дорогому гостю отдохнуть с дороги. Никогда прежде директор Сяо не встречал настолько наглых вторженцев.

Но злиться он не стал, а поспешил опустить руку в карман больничной пижамы. Сжав хранящийся там даосский амулет, Сяо Чжэн понадеялся, что тот как-нибудь защитит его от злых чар. Дело в том, что духи оружия попадались Бюро крайне редко и являлись существами малоизученными. В Бюро даже ходили слухи, что будто бы дух оружия может не только ослушаться приказа, но и пожрать своего хозяина, если тот не может полностью подчинить его своей воле. При этом все они были независимы, обладали характером, обо всем имели собственное суждение – в общем, мало чем отличались от настоящих людей.

– Это Сюань Цзи послал тебя? – осторожно задал следующий вопрос Сяо Чжэн. – А где он сам?

Все с тем же мягким выражением лица Шэн Линъюань взглядом острым, как нож, пронзил директора Сяо насквозь – у того мороз пошел по коже. Казалось, что «дух меча» добрался до самого нутра, бесцеремонно исследуя даже потаенные уголки души.

«Дух меча» вместо ответа полюбопытствовал:

– Что же ты сейчас сделал? Неужели высвободил шаманские чары?

Теперь на путунхуа Шэн Линъюань говорил очень даже сносно: внятно и без ошибок. Однако интонации и акцент звучали столь причудливо, что не позволяли усомниться: директор Сяо оказался лицом к лицу с древним духом, вышедшим из предмета весьма и весьма старинного, поэтому не стоит даже и пытаться объяснить, что такое «система учета рабочего времени» и «электронная почта». Так что Сяо Чжэн просто кивнул, подтверждая, что «дух меча» прав, и добавил:

– Когда рассветет, большинство сотрудников зайдут во внутреннюю сеть Бюро, чтобы зарегистрироваться, и так соприкоснутся со скрытыми чарами. По словам Сюань Цзи, если человек когда-либо дотрагивался до Зеркальной бабочки, на его лбу обязательно появится метка. Может, несколько рыб и ускользнет из сети, но это не беда – мы давно отточили техники духовного допроса и всех выведем на чистую воду.

Сяо Чжэн постарался объяснить как можно проще, но господин перед ним, кажется, так ничего и не понял. Некоторое время незваный гость просто молчал и внимательно разглядывал директора Сяо, пока ни с того ни с сего не выдал:

– По твоей наружности и голосу я вижу, что в тебе преобладает сухая ци[5]. Промежуток между бровями светлый и влажный, стало быть, заслуги твоих предков велики. И хотя твой путь не всегда будет гладким, но в конце концов неудача непременно обернется удачей.

Сяо Чжэн выслушал его с недоумением, а про себя подумал: «Что за бред? Или это меч с функцией автоматического предсказания судьбы?»

Стоило ему об этом подумать, как перед глазами все поплыло, и «дух меча», до того стоявший на расстоянии в несколько метров, вдруг очутился прямо перед ним. Сяо Чжэн не успел даже дернуться – не то что дать отпор. К тому же черная дымка, растекающаяся от тела незваного гостя, крепко обвила теневыми щупальцами запястье той руки, в которой Сяо Чжэн сжимал даосский амулет.

Оказавшись совсем рядом, «дух меча» чуть коснулся точки между бровей Сяо Чжэна, и тот внезапно почувствовал, что он не живой человек, а только сосуд, который им притворяется. И точка между его бровей была своеобразным «горлышком» бутылки, через которое куда-то внутрь полилась холодная «вода»… нет, не вода, а ледяная ци, и та мгновенно прополоскала все органы, омыла Сяо Чжэна с головы до ног. Он содрогнулся от холода, и следом из точки между бровей вылетел грязновато-серый комок энергии. «Дух меча» неспешно вскинул руку, разжал пальцы, выставил ладонь и «позвал» комок прямо на середину – тот послушался.

Директор Сяо тут же почувствовал себя значительно лучше: тело стало легче и ощутимо здоровее, словно его «откатили до заводских настроек». Ушли не только внутренние повреждения, оставленные вселившимся «призраком» и молнией, но и другие недуги – в том числе глухая боль и все горести, накопленные за долгие годы. В общем, если не считать волос, которые так и не отросли, Сяо Чжэн был бодр, энергичен и чувствовал себя как никогда хорошо. Неистощимые силы бурлили в нем, и он мог прямо сейчас пойти выписываться, а потом еще пробежаться по всей территории Спецмедцентра. И все это случилось с ним за одну секунду.

Сяо Чжэн в изумлении вытаращился на незваного гостья и кое-как выдавил из себя:

– Т-ты…

Между тем серый комок энергии, вылетевший из точки между бровей Сяо Чжэна, заклубился на ладони «духа меча» и сгустился в плотный шарик. Шэн Линъюань поднес его к ноздрям, втянул запах и пробормотал на всеобщем древнекитайском:

– Гм. Зловоние? Неужели демоны-яо?

Разумеется, Сяо Чжэн ни слова не понял из того, что он бубнил.

– Что-что? – обескураженно переспросил он.

Но Шэн Линъюань и не подумал объяснять что-то этому человеку. Вскинув руку, он резко сжал пальцы в кулак, и серый «шарик» тут же развеялся с визгом, как будто внутри кто-то сидел.

Покончив с этим делом, «дух меча» перевел взгляд на Сяо Чжэна и улыбнулся ему – у того сразу помутилось в голове. Кто знает, что за «особую» способность из линии физических и психических сил применил незваный гость, но Сяо Чжэна на миг охватило страстное желание преподнести этому длинноволосому мужчине все свое имущество и даже собственную жизнь.

Пока у директора Сяо голова шла кругом, «дух меча» разошелся черной дымкой, будто его в палате и не было. О том, что пациенту он не примерещился, говорил лишь легкий аромат гостиничного шампуня.

Сяо Чжэн опомнился довольно скоро, и его охватил дикий ужас. Тело пробила дрожь. Он кинулся осматривать окно и дверь, проверять целостность магических построений и все прочие индикаторы, поставленные из предосторожности. К его удивлению, окно и дверь были наглухо закрыты, все печати и построения – на месте, а прибор для измерения скачков аномальной энергии стоял себе тихо, не думая даже пикнуть. Его индикаторные лампочки не горели.

Волей-неволей Сяо Чжэн пришел к выводу, что случившееся – скорее всего, лишь плод его воображения. От этой мысли ему стало дурно и на мгновение почудилось, что он сходит с ума.

– Невозможно… Да быть того не может!

Но… погодите-ка!

Сяо Чжэна как осенило. Он же сам «особенный», принадлежит к линии огня и грома, так что должен выделять какую-никакую аномальную энергию. Но на приборе, измеряющем ее концентрацию, не горит ни одна индикаторная лампочка! Почему же?

Ведомый этой догадкой, Сяо Чжэн рванулся к подоконнику и поднял с него детектор уровня аномальной энергии. Тщательно осмотрев прибор, он пришел к выводу, что тот сгорел – его закоротило от перегрузки!

Сяо Чжэн медленно вскинул голову, но за окном ничего не увидел – таинственная черная дымка уже исчезла. На стекле отразилось только его испуганное лицо. Присмотревшись к своему отражению, Сяо Чжэн сделал еще одно шокирующее открытие: едва заметный шрам над бровью… куда-то исчез! Это была очень старая отметина, он получил ее, когда был еще совсем ребенком: просто споткнулся однажды, упал и рассек себе бровь, из-за чего пришлось накладывать четыре шва. Когда все зажило, осталась почти невидимая щербинка, которую можно было разглядеть, только когда Сяо Чжэн вскидывал брови. Но теперь… ее нет!

Едва он заметил, что шрам пропал, как ноутбук на тумбочке в изголовье кровати тихо щелкнул, и его экран погас. Из корпуса потянулась тоненькая струйка черного дыма.

Сяо Чжэн судорожно протер ладонями лицо, пытаясь взять себя в руки. Схватив мобильник, он быстро набрал Сюань Цзи…

* * *

Что до нового директора Отдела ликвидации последствий, то он, задействованный, как правило, в штабной работе, а не полевой, не имел полезной привычки всегда быть с начальством на связи и чуть что бежать сломя голову, чтобы выполнить очередное поручение. На ночь его мобильник автоматически переходил в беззвучный режим, поэтому, когда Сяо Чжэн стал настойчиво названивать, Сюань Цзи совсем ничего не услышал – даже вибрации. Только экран телефона чуть засветился и отбросил на лицо спящего крупный голубой блик, но Сюань Цзи и не подумал проснуться, а только чуть нахмурился.

Он барахтался в своем странном сне, больше похожем на кошмар, и никак не мог из него выбраться. Надо сказать, с некоторых пор Сюань Цзи стал куда чаще видеть сны, и один был чуднее другого…

* * *

В ту самую минуту на юго-западе, в глубине ущелья Чиюань, где каменные стелы обступили алтарь, творилось нечто необъяснимое. Три стелы уже рассыпались в пыль, а теперь и четвертая вдруг сама собой затряслась и стала разрушаться. И хотя в ущелье даже ветерок не дул, что-то неумолимо уничтожало ее – камень обращался в мелкий песок, и тот, шурша, сплошным потоком сыпался на землю. Стела мало-помалу таяла…

* * *

Сюань Цзи опустил глаза – на нем был чанпао огненно-алого цвета. Что это еще за мода? А расцветка?.. Разве такой яркий оттенок не помешает выработке мелатонина? Как вообще в таком можно спать?

Пока Сюань Цзи размышлял над этим вопросом, ноги сами куда-то его понесли.

«Эй, я же не обут!» – воскликнул было Сюань Цзи, но в этом сне он был всего лишь бесплотным духом, вселившимся в чье-то тело, поэтому ни говорить, ни решать, куда шагать, он не мог.

Тело, в которое угодил Сюань Цзи, почему-то ярко светилось, словно неоновая трубка или вывеска, и совершенно спокойно ступало босиком по ледяным каменным плитам. Оно куда-то целеустремленно направлялось…

Они бесшумно вошли в старинное здание, больше всего напоминающее дворец. Затем добрались до тронного зала. Стражник у дверей отчаянно клевал носом, голова его клонилась все ниже и ниже… Но вот он как будто услышал что-то, вздрогнул, вскинул подбородок и поглядел прямо в сторону Сюань Цзи, запертого в светящемся теле. Сюань Цзи мысленно вздрогнул: все пропало, они обнаружены! Сейчас их арестуют за незаконное проникновение!

Но очень скоро выяснилось, что стражник смотрит не на них, а сквозь них, причем с крайним недоумением на сонном лице. Не заметив ничего подозрительного, стражник еще раз на всякий случай огляделся, окончательно успокоился, зевнул и устало прикрыл глаза.

Сюань Цзи испуганно замер… Точнее, попытался замереть, пока светящееся тело тащило его все дальше и дальше. Судя по всему, для других «неоновая» фигура была невидима, точно призрак.

Они брели дальше и дальше, направляясь в самые глубины дворца, во внутренние покои, пока не остановились в чьей-то опочивальне. Там стояла большая резная кровать, укрытая от глаз многослойным пологом. Что сказать? Вульгарнейшая роскошь!

Сюань Цзи терзало невнятное подозрение, что в этих покоях что-то не так, но что именно, сказать он затруднялся. Тем более, пока он ломал голову, светящееся тело тащило его все дальше, за пологи.

По пути Сюань Цзи пытался смотреть по сторонам и в первую очередь увидел, что жаровня в углу комнаты давным-давно погасла, но никто не спешит исправить эту оплошность и раздуть в ней угли. А ведь ночь на дворе, как быть без огня? И только тогда Сюань Цзи понял, что же его смущало: такой огромный дворец, а ни одного слуги рядом! Никто не следит за жаровней, как и за всем остальным, а в дворцовых залах так тихо и пугающе безлюдно.

«И не боятся же травануться угарным газом…» – не забыл удивиться Сюань Цзи.

Пока он размышлял о всякой ерунде, «неоновый фонарь» уже миновал все слои пологов и подошел к изножью кровати. Сделал он это без малейшего труда, поскольку проникал через любой предмет, будто и правда был призраком. Остановившись, он наклонился к постели, заставив Сюань Цзи вместе с ним уставиться на спящего.

«Неоновый фонарь» светил ярко, и в его сиянии Сюань Цзи мог хорошенько разглядеть человека, к которому они явились. Тот лежал на спине и даже во сне тревожно хмурился. Прекрасные черты портила застывшая гримаса ожесточения. Разглядывая их, Сюань Цзи с изумлением понял, что они приперлись посреди ночи к… Шэн Линъюаню, известному как Шэн Сяо, император У!

Неужели во сне он переместился в легендарный дворец Дулин?!

Сюань Цзи прямо сгорал от любопытства, но проклятое тело не давало толком осмотреться и понять, как все вокруг устроено и что здесь вообще происходит. С ним явно были какие-то неполадки: оно тупо застыло у кровати и неотрывно пялилось на Шэн Линъюаня. Так они и стояли над постелью спящего – «неоновая» оболочка и застрявший в ней Сюань Цзи.

Неожиданно телу будто бы надоело глядеть на спящего, и оно, пошатываясь, двинулось к изголовью. Отчего-то Сюань Цзи чувствовал себя так, будто тащит на плечах невыносимо тяжкую ношу, которая пригибает его к земле. От нее «неоновое» тело запнулось и бессильно опустилось на постель, оказавшись на расстоянии в паре пальцев от спящего Шэн Линъюаня. Вышло это у него столь неуклюже, что он даже придавил спящему черную прядь.

Сюань Цзи про себя ахнул. У него аж душа в пятки ушла, будто это он сам, словно вор, бродит по чужим спальням, а не какой-то таинственный «неоновый фонарь». Кажется, он не просто застрял в странном сне, а слишком уж им проникся…

«Каков наглец!» – возмутился Сюань Цзи, не одобряя поведение «неонового фонаря».

И тут он заметил, что тело, в которое ему не посчастливилось угодить, довольно рослое и крупное, однако, сидя на постели, оно вовсе не давит на нее. Сколько ни гляди – ни намека на вмятину. И трудно сказать почему. То ли кровать слишком жесткая, то ли еще по какой причине. Шэн Линъюань, лежащий рядом, тоже не почувствовал чужого присутствия.

Да уж… а этот «неоновый фонарь» и в самом деле как привидение: не оставляет следов, невесом и для всех невидим.

Только Сюань Цзи подумал об этом, как тот шумно вздохнул и открыл рот. Говорил он зачем-то шепотом, на общем древнекитайском наречии:

– Сегодня мы прощаемся навсегда… Боюсь, в этой жизни мы больше не свидимся…

Шэн Линъюань, похоже, не услышал его проникновенной речи, потому что ничем не ответил на нее и лишь будто сильнее нахмурился.

Следом Сюань Цзи стал свидетелем того, как светящееся тело поднимает руку, чтобы выпростать из огненно-алого рукава дрожащую кисть. Как оказалось, «неоновый фонарь» хотел потянуться к хмурому лицу Шэн Линъюаня, но прикоснуться к нему осмелился далеко не сразу – так и держал вблизи вытянутую руку. Наконец светящиеся пальцы все-таки добрались до щеки спящего, и он провел по ней так бережно, словно касался величайшей драгоценности в мире.

От этой сцены Сюань Цзи весь покрылся мурашками, а вот Шэн Линъюаню – хоть бы что! Спал себе как убитый и даже не шелохнулся, когда чужая рука стала гладить его щеку.

Что ни говори, Сюань Цзи было ужасно неловко. Он усилием воли попытался отодрать руку от злосчастной щеки, но та его не слушалась! Более того, это светящееся тело вдруг наклонилось к спящему – а вместе с ним и паникующий Сюань Цзи, вопивший про себя во все горло: «Эй! Остановись!!! Погоди-ка! Да что ты делаешь?! Что ты творишь?!»

– Линъюань… – из уст «неонового фонаря» имя прозвучало мягко и ласково.

«Какого хрена?!» – между тем надрывался Сюань Цзи.

Ему поплохело еще больше, когда неподвластное ему светящееся тело вдруг низко наклонилось и с благоговением припало к бледным сухим губам императора У, Владыки людей…

002

Сюань Цзи кипел от негодования – так, словно вот-вот взорвется и забрызгает мозгами стены. Впору было звонить в полицию и орать в трубку о посягательстве на свою честь. Шэн Линъюаня хотелось схватить и раз-другой встряхнуть хорошенько, чтобы тот, наконец, проснулся, – не он ли говорил, что от его внимания не ускользнет и летящая в воздухе паутинка? А еще хвастал, что, стоя в лифте, слышит все, что происходит на этаже. Вот трепло! Ему бы снотворные рекламировать. Покойника в морге разбудить и то проще!

Возможно, его смятение в конце концов оказалось столь велико, что Шэн Линъюань как будто что-то почувствовал: он неуклюже шевельнулся, слегка повернул голову и открыл глаза.

Сюань Цзи замер, но, приглядевшись, заметил, что веки Шэн Линъюаня приподнялись совсем чуть-чуть: он смотрел сквозь узкие щелочки рассеянным взглядом, в котором плескались, точно блики на воде, усталость и растерянность, а брови хмурились в беспокойстве – похоже, сон ему снился не из приятных. Рядом с ним не было ни души – в глубине зрачка отражался лишь полог на кровати да пламя свечи, горевшей всю ночь напролет…

Сюань Цзи опешил: неужели тот действительно никого не видит?

А может, Шэн Линъюань и не просыпался вовсе, а просто неосознанно открыл глаза в промежутке между циклами сна[6]. Сюань Цзи, затаив дыхание, едва ли не лежал на нем ничком, но взор Шэн Линъюаня застыл на едва виднеющемся в свете свечи пологе. Их глаза были совсем близко, взгляды встретились, однако они смотрели друг мимо друга, словно чужие.

Сюань Цзи, или, точнее, тот, с кем он оказался связан во сне, уставился в эти смотревшие сквозь него глаза, и вдруг его душевное равновесие пошатнулось. Он с ненавистью вцепился в шею Шэн Линъюаня, пытаясь его задушить.

Сюань Цзи во сне словно раздвоился: хотя он чувствовал себя крайне неловко и нервничал до мурашек, он все же оставался сторонним наблюдателем. Но в то же время он чувствовал состояние человека, к которому был привязан, отчетливо ощущая жгучее пламя страстей и гнева, муку, от которой негде укрыться, – будто очутился в огненном аду, из которого не уйти на перерождение во веки вечные.

«Неоновый фонарь», как ни старался, не мог оставить на светлой гладкой шее спящего ни единого отпечатка. Даже дыхание Шэн Линъюаня нисколько не изменилось, такое же спокойное и ровное, как снег, падающий за окном. Вдруг Сюань Цзи, отчаянно боровшийся с чужим непокорным телом, затих и на мгновение проник в сознание того, кем был во сне, – и ни с того ни с сего ощутил беспредельную тоску.

И тут откуда-то извне донесся звон: пробил первый большой час суток, ударили третью стражу[7]. Ресницы Шэн Линъюаня затрепетали, взгляд его прояснился, и Сюань Цзи почувствовал, как в груди «неонового фонаря» вздымается тягостное, нетерпеливое ожидание, надежда, что человек на кровати наконец откликнется на его присутствие.

Но… нет. Шэн Линъюань лишь переменил позу, его взгляд, рассеянно скользнув по безлюдным покоям, обратился к окну, скрытому от него пологом.

Все надежды «неонового фонаря» разбились вдребезги. Сюань Цзи услышал его хриплый голос:

– Почему ты не можешь хоть на миг взглянуть на меня, Линъюань?.. Прошу тебя, посмотри на меня…

Гнев и отчаяние вместе раздирали его душу. Дыхание Шэн Линъюаня, его губы… Шею его окутывал слабый аромат благовоний, который вдруг бесконечно усилился, проникая в самую душу. Совершенно потеряв голову, «неоновый фонарь» самозабвенно приник к Шэн Линъюаню, будто хотел поглотить его без остатка.

Вынужденный против воли участвовать в этом безобразии, Сюань Цзи с трудом сохранял ясную голову. Ему было крайне неловко, и мысли сами собой потекли вразнобой. Вспомнилось, как выглядел Шэн Линъюань, когда в кургане шаманов выбрался из гроба, а потом как он лежал поперек ванной комнаты, простоволосый… И в обоих случаях нарядом его величества было «новое платье короля».

Вдруг, когда Сюань Цзи почувствовал, что его сон безнадежно выходит за рамки приличий, черная дыра в человеческий рост возникла за его спиной, расползлась тенью и вобрала в себя. Сюань Цзи во сне всеми силами пытался ухватиться за руку Шэн Линъюаня, но пальцы прошли насквозь, не коснувшись ни единого волоска.

Дон-н-н… – раздался удар колокола. Кто-то в темноте громко крикнул: «Запечатать!»

Яркий свет ударил Сюань Цзи в глаза, он резко сел в постели. Соседняя кровать была пуста, одеяло нетронуто. Шэн Линъюань, непринужденно помахав на прощание, ушел и не вернулся.

Часть сознания Сюань Цзи оставалась в западне кошмара, в голове билась единственная мысль: «Я не могу снова потерять его». Сюань Цзи, как заколдованный, выскочил из номера и босиком побежал по коридору. Лишь когда позади раздался громкий стук захлопнувшейся двери, он вздрогнул и пришел в себя.

«Так, стоп! – на лице обычно здравомыслящего директора Сюаня застыло недоуменное выражение, волосы стояли дыбом. – Кто я? Где я? Что?.. Я что, вышел из номера без ключ-карты?»

Встретившись глазами с камерой наблюдения прямо напротив его номера, Сюань Цзи решил, что превращаться перед объективом в человекоптицу, мягко говоря, не лучшая идея, поэтому поступил как всякий обычный человек, оказавшийся в подобной ситуации: спустился через пять минут в лобби, смущенно кутаясь в купальный халат и, поблагодарив коридорного за принесенные тапочки, принялся ждать, когда на ресепшене подтвердят его личность и откроют дверь.

Гости отеля таращились на полуодетого постояльца во все глаза, но беззастенчивый Сюань Цзи оставил их взгляды без внимания. Он лишь попросил у кого-то влажную салфетку, чтобы освежить лицо, и артистично взъерошил волосы. Решив, раз уж все равно спустился, позавтракать, он забрал новую ключ-карту и отправился в ресторан.

Обычные сны, если сразу после пробуждения их не записать или не рассказать кому-нибудь, тут же забываются – не успеешь и стакан воды выпить. Но то странное сновидение во всех деталях отпечаталось в памяти Сюань Цзи. Пока он бегал вверх-вниз по лестницам и переговаривался со служащими, сон не просто ничуть не померк, но даже как будто проступил в мыслях еще более рельефно.

Сюань Цзи редко овладевали эмоции. То ли семь чувств[8] были развиты у него не в полной мере, то ли он от природы был толстокож, а может, просто все дело в том, что он родился и вырос в ущелье, отрезанном от остального мира, – как бы то ни было, ничто, кроме пустого кошелька, не могло вывести его из душевного равновесия. Если он смотрел кино, как бы ни накалялись страсти героев, он забывал об их печалях и радостях еще до того, как заканчивались титры. Увиденный им нелепый сон ничем не отличался от кино – этакий малобюджетный фильм с плохими актерами, которые то и дело выходят из роли. Но хоть он и понимал, что все было не по-настоящему, буря пережитых во сне негативных эмоций и не думала утихать, словно собиралась бушевать вечно.

Увиденное напоминало не столько дурной сон, сколько вернувшиеся к нему утерянные воспоминания о том, что происходило с ним на самом деле.

Сюань Цзи впервые в жизни кусок в горло не лез. Заказав кофе, он от нечего делать попытался проанализировать странное сновидение.

Тот, кем он оказался во сне, накинулся на Шэн Линъюаня, а в его душе переплелись любовь и ненависть. Наяву Сюань Цзи ни за что бы не проявил такую эмоциональность. Он всегда считал, что во всем нужно соблюдать меру, а избыток ничем не лучше недостатка. Влюбиться по уши – все равно что объесться конфет: приятная сладость обернется горьким послевкусием, слишком сильная любовь неизбежно приведет к страху и тревогам, а потом обратится в ненависть.

Разве люди встречаются, а потом и живут вместе не для того, чтобы просто хорошо проводить время… и делить пополам аренду и коммунальные платежи? Убиваться друг по другу для этого совершенно необязательно.

В основании сна, решил Сюань Цзи, могла лежать своего рода проекция[9]. С одной стороны, так вышло, что Шэн Линъюань выглядел точь-в-точь как фигурки, которые он коллекционировал и выставлял в витрине у себя дома. Эти фигурки в полной мере выражали вкусы Сюань Цзи, и потому облик Шэн Линъюаня вызывал у него эстетический интерес. С другой стороны, демон был коварен и себе на уме, его подлинные намерения оставались известны ему одному, и он несколько раз чуть не убил Сюань Цзи. Сюань Цзи за это не питал к нему любви и не бранил вслух на чем свет стоит лишь потому, что ему нравилось считать себя воспитанным человеком.

Но если сон еще можно было объяснить химической реакцией между противоположными эмоциями Сюань Цзи, то «неоновый фонарь» ставил его в тупик. Как он ни ломал голову, не мог понять, что тот собой представлял. Он не нуждался ни в масле, ни в электричестве, он сиял сам по себе – настоящая мечта экоактивистов. Но ни стражник, ни Шэн Линъюань, хоть и смотрели прямо на яркий свет, не замечали его, а когда он сел на кровать, то не оставил никакой вмятины. Так что это был за феномен?

Призрак? Но откуда в этом мире взяться призраку?

Если «боги» – выдумка власть имущих, то «призраки» – иллюзии страдающих бедняков, надежды на то, что если они будут бороться до конца – как говорится, разобьют котлы и потопят лодки, – то превратятся в мстительных духов, покарают обидчиков и хотя бы после смерти добьются справедливости.

Исследовательский институт Бюро по контролю над аномалиями подробно изучил это явление. «Духи», «души-хунь» и тому подобные сущности из народных преданий – на самом деле утечки особой жизненной субстанции, которые под влиянием мощной аномальной энергии могут агрегироваться во внешнем мире. Именно об этом рассказывали те легенды о совершенствовании, в которых упоминалось, как «душа покидает тело». Были и способы «притянуть» ее обратно, например, заклинание полой куклы, с помощью которого Владыка людей вливал свою жизненную субстанцию в полую куклу и так вселялся в нее.

«Душа-хунь» не остается после смерти человека, для ее существования необходимо, чтобы владелец был жив, а его аномальная энергия – достаточно сильна для поддержания жизненной субстанции. Что же касается обычных людей, у кого при жизни здоровье так себе и кто на третий этаж без одышки подняться не может, то им не стоит обольщаться, что, когда их ни к чему не пригодное тело сгниет, душу ждет какое-то перерождение. Их «душа» окостенеет в тот же миг, когда прекратит работу центральная нервная система, и исчезнет, пожалуй, даже раньше тела.

«Неоновый фонарь» никак не мог быть такой «душой-хунь», невидимой для обычного человека. Чтобы зафиксировать особую жизненную субстанцию, нужны приборы, измеряющие уровень аномальной энергии, а глаза Шэн Линъюаня были еще чувствительнее сканеров Бюро – но он так ничего и не заметил.

Оставался еще тот полуночный удар колокола. Сюань Цзи казалось, что подобный звон он уже где-то слышал – этот звон глубоко засел в недрах его памяти. Устав ломать голову, он решил, что, возможно, его мозг просто сыграл с ним злую шутку.

Сюань Цзи ткнул вилкой ломтик копченой рыбы, но аппетит пропал окончательно. Во рту становилось то кисло, то горько, идеально прокопченная рыба казалась безвкусной, как воск. Аромат благовоний, вившийся во сне вокруг Шэн Линъюаня, никак не желал его отпускать.

Шум голосов и фоновая музыка сливались в сплошной, доносившийся словно сквозь стену гул. В ресторане было очень светло, сквозь окна помещение прогревало солнце, а кондиционер поддерживал в зале постоянную температуру в двадцать шесть градусов. Но по телу Сюань Цзи пробежала дрожь. Он опустил взгляд и с изумлением обнаружил, что пальцы посинели от холода, как будто часть его тела осталась там, во дворце Дулин, в той снежной ночи, что была три тысячи лет назад: тогда стоял лютый мороз, жаровня рано догорела и не давала тепла, а темные и холодные покои дворца напоминали покойницкую.

Грань между сном и явью стиралась на глазах.

– Директор Сюань!

Раздался звон – Сюань Цзи не смог удержать окоченевшей рукой вилку, и та упала на фарфоровое блюдо. Сюань Цзи поднял голову и встретил обеспокоенный и испытующий взгляд Ван Цзэ.

Командир «Фэншэнь» заметил угол, где сидел Сюань Цзи, сразу, как только вошел. Было как раз время завтрака, и в ресторане яблоку негде было упасть. Только вокруг Сюань Цзи почему-то никто не садился, и даже официанты не вели в его сторону гостей. Ван Цзэ с первого взгляда понял – что-то не так.

Сюань Цзи находился в центре странного поля радиусом в два метра, образованного мощным выбросом аномальной энергии. Поле действовало как барьер, отталкивающий все за его пределами. Но в его границах все подчинялось воле хозяина, вплоть до пространства и времени.

Ван Цзэ за долгие годы изъездил всю страну вдоль и поперек, но видел подобное поле лишь в зловещем храме предков в заснеженных горах Тибета, где поклонялись огромному странному дереву, чьи корни оплетали громадные ископаемые кости тигра, вероятно, принадлежавшие древнему демону-яо. Поверхность костей напоминала нефрит, и невежественные последователи местной секты тысячелетиями совершали там жертвоприношения, что в конце концов обернулось настоящей катастрофой, в которой «Фэншэнь» понес огромные потери: практически все оперативники погибли, оказавшись в ловушке. Ван Цзэ тогда был еще новичком, что называется, только вышедшим из тростниковой хижины[10]. Его, рискуя жизнью, вытащил командир отряда.

Но сейчас похожее зловещее поле окружало не древний храм, а тело человека, которому на вид и тридцати не было.

Да кто он такой, этот Сюань Цзи?

Ван Цзэ сунул руку в карман, но пока не стал ничего доставать. Он осторожно остановился в двух метрах от Сюань Цзи.

– Ты в порядке? Чего такой смурной? Не болеешь?

Под глазами у Сюань Цзи отчетливо виднелись черные круги, выражение лица было отстраненное, а взгляд затуманенный. Вздрогнув, он поднял голову, и в тот же миг загадочное поле вокруг рассеялось. Можно было подумать, что оно просто померещилось Ван Цзэ, если бы тот не увидел, что ножи, вилки, металлические части палочек для еды и вообще все металлические изделия в радиусе метра от Сюань Цзи оплыли и лужицами растеклись по столам.

Прежний начальник командира «Фэншэнь» тоже принадлежал к линии металлов, и Ван Цзэ доводилось наблюдать, как мощный выплеск энергии у ее представителей приводит к тому, что металлические предметы вблизи слегка деформируются… но чтобы вот так расплавиться?

К тому же разве директор Сюань не принадлежит к линии огня и грома? Даже если во внутренние данные Бюро закралась ошибка, Гу Юэси лично посмотрела на него своим «рентгеновским зрением» и подтвердила, что так и есть!

– Я не… Кхм, я не выспался, – ответил Сюань Цзи хриплым голосом… – Доброе утро, Ван Цзэ, – приветствие прозвучало несколько нарочито, словно он говорил через силу.

Поздоровавшись и покосившись украдкой на соседний стол, Сюань Цзи мановением руки вернул своим столовым приборам прежнюю форму. Растекшиеся, как произведения авангардного искусства, вилка и нож теперь выглядели как раньше, за исключением узора, который Сюань Цзи, видимо, посчитав некрасивым, изменил на свой вкус. Затем он с удовлетворением вытер их салфеткой до блеска, привел себя в порядок и улыбнулся ошеломленному Ван Цзэ.

– Ну как тебе мое мастерство? Впечатляет?

Ван Цзэ не поскупился на лесть:

– Потрясающе! Просто потрясающе! Директор Сюань, я могу заранее заказать у тебя комплект из трех золотых украшений[11]? Вдруг я на свою голову найду себе объект воздыхания.

– Не думай о проблемах раньше времени, дружище. Уверен, уж этой беды ты сумеешь как-нибудь избежать, – весело заметил Сюань Цзи. – Но если с тобой и правда случится несчастье, я скину тебе двадцать процентов и к тому же совершенно бесплатно буду причитать на твоей свадьбе!

У каждого «особенного» свои секреты, и принятые меж ними правила приличия предписывали в эти секреты не лезть. «Побольше смотри и слушай, поменьше спрашивай», – гласило основное из них. Ван Цзэ, несмотря на переполнявшее его беспокойство, был недостаточно близок с Сюань Цзи, чтобы продолжать расспросы. Ему только и оставалось, что расстраиваться из-за грядущего брака с несуществующей пассией. Затем, до краев наполняя тарелку, он перешел к делу:

– Я ведь тебя все утро искал.

– Да? – удивился Сюань Цзи. – Это зачем же? Кто-то опять заварил кашу, а мне расхлебывать? И кто?

– Ты, – ответил Ван Цзэ, набирая номер Сяо Чжэна. Дозвонившись, он произнес в трубку всего одну фразу:

– Подожди, я передам ему телефон.

Затем он сунул мобильник к уху Сюань Цзи и заметил:

– Стыдно избегать ответственности, директор Сюань. Да к тому же бесполезно. Ты глава Отдела ликвидации последствий, расхлебывать кашу вообще-то твоя работа. Папаша Сяо вне себя от ярости.

Сюань Цзи был изрядно озадачен, но тут громовым раскатом в его ухо ударил вопль Сяо Чжэна:

– Если я, твою мать, еще раз куплюсь на твое вранье, то я хуже пса шелудивого!

– Гав-гав, – Сюань Цзи отодвинул мобильник подальше от уха. – Папаша, перестаньте орать и заварите себе чаю с ромашкой. Что опять стряслось?

Ци Сяо Чжэна опустилась прямиком в даньтянь, он был в бешенстве.

– У тебя, твою мать, еще хватает наглости спрашивать?!

Утро понедельника начиналось как обычно. Спозаранку, позевывая, служащие всех отделов Бюро один за другим прикладывали пальцы к пропускной системе, отмечаясь в начале рабочего дня, а те из оперативников, кто находился в командировке, заходили во внутреннюю сеть. Письмо «первого приоритета» – то есть особой важности, – да еще с темой «Отчет о ходе расследования в отношении незаконного использования Зеркальных бабочек в целях сокрытия количества жертв» мгновенно приковало всеобщее внимание. Рассылка стала первым официальным заявлением Бюро о Зеркальных бабочках, после происшествия с Би Чуньшэн избегавшего любых упоминаний о случившемся. Неудивительно, что сотрудники были шокированы.

Все, кто зевал, мигом проснулись. К чтению и обсуждению письма благодаря коллегам присоединились даже те, кто был дома или в отпуске. И те, чья совесть была нечиста, и те, кому скрывать было совершенно нечего, и попросту любопытные, и все встревоженные – огромное количество сотрудников потянулось к экранам или к мышкам.

Но стоило им открыть файл, как шаманская печать начинала действовать: перед глазами сверкала красная или белая вспышка, и не успевали они понять, что происходит, как увидевшие красное тут же падали без чувств.

Среди тех, с кем случился обморок, большую часть составляли оперативники службы безопасности, многие занимали высокие посты. Все Бюро по контролю над аномалиями, начиная с высших должностей и заканчивая низшими, погрузилось в хаос. Никто не понимал, что происходит, не менее десяти отделений в стране объявили чрезвычайное положение.

Сяо Чжэн ни за что бы не подумал, что вызовет настолько большой переполох. Он рассчитывал, что «чары обнаружения», отданные ему Сюань Цзи, всего-то оставят метку на теле тех, кто контактировал с Зеркальными бабочками. Он разослал письмо с печатью, повинуясь минутному порыву, – даже начальника Хуана в известность не поставил. Так что всю первую половину дня его телефон разрывался от звонков – а теперь он сам выплескивал все свое негодование в мобильник. Он заорал, демонстрируя во всей красе немалую мощь своих легких:

– Ты совсем рехнулся?! Ты же госслужащий на зарплате, ума не хватило предупредить?! И дня без фокусов прожить не можешь!

Ван Цзэ положил себе два яичных тарта и с аппетитом их уплетал. Услышав, что Сюань Цзи снова погрузил мир в хаос, он обхватил кулак одной руки ладонью другой и слегка поклонился, выражая восхищение. Но на лице директора Сюаня отражалось такое замешательство, словно под чудовищным весом возведенной на него напраслины он заработает позвоночную грыжу, а то и не одну.

– Погоди, дай я объясню…

– В письменном виде объяснишь! – рявкнул Сяо Чжэн. – Твой дух меча среди ночи вломился ко мне в палату, руки распускал! Вы что вообще творите?!

Сюань Цзи потерял дар речи.

003

Выяснив кое-как у разгневанного директора Сяо, что стряслось, Сюань Цзи тяжело вздохнул про себя. Ох уж этот старина Сяо с его элитарным воспитанием! Характер у него, конечно, дрянной, просто хуже некуда, но в критических ситуациях он остается справедлив и головы не теряет.

О шаманских чарах Сюань Цзи имел лишь поверхностные представления, но по какому-то наитию он почти сразу понял замысел Шэн Линъюаня.

– Послушай-ка меня, старина Сяо. Никаких заявлений не делай, ничего не объясняй…

– Что ты несешь?! Я сам, твою мать, ни хрена не понимаю, что я буду объяснять?!

– В деле о Зеркальных бабочках наш противник держится в тени, зато мы всегда на виду. Неизвестно, как долго длится эта порочная практика, насколько она распространена и кто в нее вовлечен, верно? – Сюань Цзи понимал, что от оправданий толку не будет, а потому, не заикнувшись о Шэн Линъюане, мужественно принял на себя весь груз ответственности и прикинулся, будто это действительно была его идея. – Я знал, что ты достаточно импульсивен, чтобы выкинуть нечто подобное. Ты хоть на минуту задумался, можно ли вообще использовать эти чары в расследовании? Одобрит ли начальство их применение? Да о них никто никогда даже не слышал – разве может эта штуковина служить в суде доказательством?

Пока Сяо Чжэн слушал, как Сюань Цзи жонглирует словами, изо всех сил пытаясь выкрутиться, у Сяо Чжэна на языке так и вертелось:

– Твою ма…

– Не забывайте о диатезе[12], директор! – пустился увещевать своего друга Сюань Цзи. – Вы и так облысели, а если будете в гневе рвать и метать, другие наверняка решат, что у вас ранний климакс!

Сяо Чжэн подумал, что ранний климакс ему, положим, не грозит – а вот по поводу ранней смерти он уже не был так уверен.

– Сам подумай: предположим, те чары оставляли бы на подозреваемых какую-то метку. Тогда каков был бы твой следующий шаг? Арестовать все «колючие огурцы с цветочками»[13]? А если они станут отпираться, что тогда? К тому же, как говорится, начнешь косить траву – вспугнешь змею. Ты можешь спровоцировать противника на то, чтобы уничтожить улики. А если на его стороне больше людей? В крайности и собака бросается на стену: поднимут против тебя бунт – что будешь делать?

Помолчав, Сяо Чжэн немного успокоился и поинтересовался:

– Тогда что ты предлагаешь?

– Немного погодя сделай еще одну рассылку, – закатил глаза Сюань Цзи, выдвигая очередную сомнительную идею. – Напиши, что вчера вечером неизвестный проник к тебе в палату и похитил мобильник, разослав письма с проклятием. Может, системы мониторинга его и не зафиксировали, однако он наверняка оставил после себя следы, поэтому Бюро в срочном порядке организует расследование, всем рекомендовано соблюдать меры предосторожности. Затем под предлогом карантина, чтобы предотвратить распространение заразы, изолируй всех, кто попался на удочку и потерял сознание, открыв файл. Таким образом ты разделишь подозреваемых и возьмешь их под стражу. Понимаешь, о чем я?

Сяо Чжэн вдруг понял, к чему тот клонит, его взгляд метнулся к сгоревшим детектору и ноутбуку.

– Ты имеешь в виду, что для публики мы будем расследовать так называемое проклятие, а втайне займемся теми, кого изолируем?

– Умница, настоящий вундеркинд! Сто один балл тебе – от лишнего балла, поди, не зазнаешься, – откликнулся Сюань Цзи.

– Иди ты!

Ван Цзэ тем временем принялся за пирожное с кремом. Он соскреб вилкой весь крем, но услышав этот обмен любезностями, приостановился, смерил Сюань Цзи взглядом, а затем запихал пирожное в рот целиком, сделавшись похожим на задумчивого иглобрюха.

– Раз уж ты все-таки решился расследовать, то будем расследовать, – медленно проговорил Сюань Цзи. – Предлагаю с этого момента разделить усилия и действовать сразу по двум направлениям. Ты тайно возвращаешься в Главное управление, а мы пока останемся здесь, чтобы закончить все дела в Дунчуане. Во втором Темном жертвоприношении до сих пор много неясного – вспомни, Би Чуньшэн умертвила тысячу человек, чтобы призвать первого жэньмо. Тебе не кажется, что по сравнению с этим плата за второе жертвоприношение как-то низковата?

Сяо Чжэн ненадолго в задумчивости замолчал, потом уклончиво ответил:

– «Фэншэнь» можно доверять.

Сяо Чжэн сам доверял «Фэншэнь» – потому и велел Ван Цзэ позвонить ему, что не видел смысла что-то от них вскрывать. Сюань Цзи же, с улыбкой взглянув на Ван Цзэ, вспомнил тот загадочный звонок в лесопарке и подумал, что ему-то «Фэншэнь» не кажутся столь уж надежными. Но спорить с директором не стал, просто хмыкнул в знак согласия и ответил:

– Как скажешь.

Сяо Чжэн дал ему еще несколько распоряжений, затем добавил:

– Насчет твоего духа меча мы с тобой еще поговорим, – после чего поспешно повесил трубку.

Услышав в динамике короткие гудки, Сюань Цзи не мог понять, плакать ему или смеяться. Про себя он подумал: «Я и сам не знаю, как теперь расплачиваться с этим „духом меча“».

Мысли его вновь раздвоились и унеслись к Шэн Линъюаню: зачем он среди ночи явился в палату к старине Сяо? Решил загладить вину, помочь залечить раны? В конце концов, ведь под гром и молнию Сяо Чжэн попал из-за него.

Впрочем – нет, невозможно. Будь у древнего демона совесть, он уже давным-давно бы переквалифицировался и направил свои силы на спасение всего живого.

Тщательно все обдумав, Сюань Цзи вдруг испытал запоздалый страх: шаманское заклинание, которое он отдал Сяо Чжэну, было написано Шэн Линъюанем, превосходнейшим знатоком чар такого рода. Тогда Сюань Цзи счел, что в нем нет ничего опасного, вот и отдал его без раздумий, но, вспоминая все сейчас, понимал, что поступил опрометчиво. Он никак не ожидал, что его величество сумеет отследить по чарам местонахождение их обладателя и нанесет тому ночной визит.

А если бы накануне вечером Сяо Чжэн оказался не столь прямодушен и предпочел втайне уничтожить шаманские чары? Какой «подарок» он бы получил? Вряд ли на этот раз он бы отделался ласковым, заботливым «очищением костного мозга»[14].

– Оперативники групп «Фэншэнь–1» и «Фэншэнь–2» уже на позициях. Они только что взяли под контроль Дунчуаньское отделение. Директор Сяо передал нас в твое подчинение, так что говори, как нам действовать, и мы… – понизив голос, начал Ван Цзэ, но вдруг заметил, что Сюань Цзи прямо на глазах посерьезнел. Невольно он тоже перешел на серьезный тон:

– Директор Сюань, что случилось?

Взвешивая каждое слово, Сюань Цзи ответил:

– Есть некто опасный – чрезвычайно опасный, настолько, что любая ошибка в обращении с ним может привести к гибели.

– Хм, и кто это? – спросил Ван Цзэ.

– Неважно, кто, – отмахнулся Сюань Цзи. – Проблема в том, что ты всегда смотришь на него будто сквозь фильтр и невольно игнорируешь степень его опасности, забываешь держать ухо востро… Командир Ван, ты когда-нибудь слышал о подобной духовной технике?

Ван Цзэ задумался и кивнул.

– Ага, слышал.

Сюань Цзи спросил просто так, не рассчитывая на ответ. Но оказалось, что командир «Фэншэнь» действительно сведущ и многоопытен, так что Сюань Цзи, как школьник, сел ровненько, прочистил уши и приготовился почтительно внимать.

Ван Цзэ хлопнул себя по бедру.

– Ты же говоришь о любви!

Сюань Цзи на миг словно языка лишился.

– Пойдем, – наконец сказал он. – Пора за работу.

Часом позже Сюань Цзи, приведя себя в порядок как физически, так и душевно, вместе с Ван Цзэ прибыл в Дунчуаньское отделение Бюро по контролю над аномалиями. Сотрудники Отдела ликвидации последствий, а также Гу Юэси с Чжан Чжао уже ждали на месте. Оперативники отряда специального назначения «Фэншэнь» как раз допрашивали учеников и последователей господина Юэдэ.

– Это так называемый «последний ученик» господина Юэдэ, – пояснила Гу Юэси, провожая Сюань Цзи в допросную.

Через зеркало Гезелла он увидел мужчину средних лет, с лысиной на макушке, разодетого в пух и прах. Логотип известного бренда на его кожаном ремне прямо бросался в глаза, на шее болталась жадеитовая подвеска величиной с детский кулак – страх, что бремя богатства обернется шейным спондилезом, ему был явно неведом.

– Согласно признательным показаниям, полученным директором Сюанем в кургане шаманов, подозреваемый… а также жертва Цзи Цинчэнь контактировали с этим человеком.

Случайно наткнувшись на Зеркальных бабочек на черном рынке, Цзи Цинчэнь уже не смог остановиться, и, когда яйца бабочек закончились, он бросился всеми правдами и неправдами искать тех, кто помог бы ему достать еще. Со слов бородача, допрошенного Сюань Цзи, он устроил ловушку, подослав красотку к последнему ученику господина Юэдэ, тот проглотил наживку, и так Цзи Цинчэнь сумел разузнать местонахождение кургана шаманов.

Сюань Цзи подался вперед.

– Он обычный человек?

– Да. Ученики господина Юэдэ всегда смотрели на других свысока, – начал Чжан Чжао. – Большинство из них – «особенные», ведут себя так, словно они небожители, с обычными людьми попросту не контактируют. Цзи Цинчэню повезло, что последний ученик оказался не из их братии, а иначе ему ни за что бы не свести с ним знакомство.

– Но почему господин Юэдэ принял в ученики обычного человека? Какой в этом смысл? – удивился Сюань Цзи. – Что у него за прошлое?

– Долгая история, – ответил Чжан Чжао. – Говорят, в молодости он был предпринимателем, промышлял контрабандой, но ни разу не попался и смог заработать состояние. Затем отмыл грязные деньги и учредил внешнеторговую компанию, быстро преуспел, но к среднему возрасту во всем разочаровался и ударился в тайные учения. У него были и деньги, и связи, поэтому он случайно наткнулся на настоящих практиков. Потратив огромные деньги, он упросил представить его господину Юэдэ. Наставник Юэдэ был не чужд мирских желаний и с распростертыми объятиями принял дарованного ему небом Цайшэня, сделав его своим учеником. Никаких особых поручений он ему, разумеется, не давал, и последний ученик отвечал лишь за то, чтобы у учителя и братьев по учению были деньги.

Сюань Цзи мгновенно понял, о чем речь: пишем «последний ученик наставника», читаем «простофиля».

Тем временем простофиля в допросной категорически все отрицал:

– Какая запретная зона? Товарищ полицейский, я никогда ни о чем таком слыхом не слыхивал…

– Мы не полицейские.

– Товарищ начальник, – тут же поправился простофиля, заговорив громче. Он вытер жирный лоб. – Если и была какая-то запретная зона, все равно не мне пришлось бы туда идти. Чтобы получить доступ к секретам школы и участвовать в подобных церемониях, нужно достичь определенного уровня мастерства. Но я еще не овладел искусством написания амулетов и проведения ритуалов, и учитель говорил, что мне еще рано приступать к совершенствованию.

Чжан Чжао потер подбородок.

– Звучит логично, но, к сожалению…

Сюань Цзи проследил направление его взгляда. За пределами допросной стоял особый прибор с подсоединенным к нему монитором, у которого трудились несколько оперативников «Фэншэнь», принадлежащих к линии физических и психических сил. Способности линии физических и психических сил при допросе – главное оружие: все образы, возникавшие в голове простофили, тут же во всех деталях выводились на экран.

На словах он никогда даже не слышал о «запретной зоне» своей школы, но в сознании его проявился эпизод, когда он пригласил личных учеников господина Юэдэ поужинать в элитном клубе. После третьего бокала перепившие «мастера» окружили его и принялись бахвалиться, хвастаясь в том числе и доступом в «запретную зону».

Гу Юэси взяла рацию.

– Расспросите его о Цзи Цинчэне.

Следуя поступившему указанию, в допросной «особенный» оперативник линии физических и психических сил вытащил фотографию Цзи Цинчэня и спросил простофилю:

– Этот человек вам знаком?

Простофиля придвинулся поближе и пару мгновений смотрел на фотографию.

– Хм… Как будто его где-то видел… А, точно, вспомнил! Это странствующий заклинатель, которого занесло в Дунчуань. Ай, все эти странствующие заклинатели такие жалкие, у них нет ни школы, ни наставника, никто за ними не стоит. Он вышел на меня через третьих лиц – наверное, прослышал, что я сделался учеником в могущественной школе, и захотел поживиться за мой счет. Мне он очень не понравился: крайне непорядочный человек, из тех, о ком говорят «масляные уста и гладкий язык», скользкий тип, одним словом. Как-то раз мы обедали, и он привел с собой молоденькую девушку. – Тут простофиля прищелкнул языком. – Да что он вообще обо мне думал!

Ван Цзэ и Сюань Цзи переглянулись: вот и появилась исполнительница главной роли в той ловушке, о которой говорил бородач.

Показания сходились.

– Что за девушка? Откуда она?

– Не знаю. – Простофиля замотал головой так, будто и правда не знал ни сном ни духом. – Какой бы раскрасавицей она ни была, она всего лишь обычный, мирской человек, зачем мне проявлять к ней интерес?

– Постарайтесь вспомнить и опишите нам ее приметы.

– Э-э-э… Совсем молоденькая, роста невысокого, лицо как тыквенное семечко… – закатил глаза простофиля, послушно пытаясь «вспомнить». С его лица не сходило равнодушное выражение. Можно было бы подумать, что девушка не произвела на него ни малейшего впечатления, – но картинки в его голове доказывали обратное.

– Ну ни хрена себе! – Ван Цзэ плотно прикрыл ладонью глаза Чжан Чжао. – Не смотри, это двадцать один плюс!

– Мой номинальный возраст[15] – уже двадцать три! – возмущенно запротестовал Чжан Чжао.

Мозг простофили превратился в проектор, транслирующий короткий порнофильм, пока тот сочинял о внешности девушки невесть что. Последовал калейдоскоп кадров, и тут исполнительница главной роли подняла голову: у нее были лисьи глаза, не очень большие, но живые и кокетливые. Широковатый лоб украшал рисунок в виде цветка. Девушка выглядела очень соблазнительно, точно демон-яо.

Гу Юэси и Ван Цзэ заговорили одновременно.

– Постойте-ка, – начала Гу Юэси. – Я как будто видела ее в ордере на арест. Эта татуировка на лбу…

– Цветочная Лиса, – решительно объявил Ван Цзэ. – Я не просто так катаюсь по стране за казенный счет. – Он подошел к монитору. – Все группировки, за чьи головы объявлено более или менее высокое вознаграждение, можно сказать, мои старые знакомые, а эта женщина… Если не ошибаюсь, ее кличка – Цветочная Лиса, она из школы Изначальной Истины.

– Изначальной… чего? – переспросил Сюань Цзи.

– Изначальной Истины, – тихо повторил стоявший рядом Ян Чао и начал объяснять таким тоном, словно цитировал по памяти. – Радикальная организация «особенных». Ставят «особенных» выше всех остальных и верят, что те призваны управлять обычными людьми. Также полагают, что «особенные» и обычные люди должны существовать раздельно, считают брак «особенного» и обычного человека тяжким преступлением, и так далее… В общем, шайка закоренелых шовинистов.

– «Фэншэнь» уже много лет выслеживает этих бандитов, – продолжил Ван Цзэ. – Школа Изначальной Истины ставит обычных людей наравне с собаками, свиньями, коровами и овцами. Нашумевшее несколько лет назад дело о пальто из человеческой кожи – их работа. Эта женщина – одна из главных обвиняемых, принадлежит к линии физических и психических сил, сейчас в бегах.

Чжан Чжао в задумчивости взъерошил волосы на голове.

– Так что же мы имеем? Один ни хрена не понимающий обычный использует в качестве наживки преступницу в розыске, представительницу линии физических и психических сил, чтобы обманом выманить у другого ни хрена не понимающего обычного местонахождение кургана шаманов?

– Тогда вопрос: кто же тот кукловод, что стоит за раскопками кургана шаманов и письменами Темного жертвоприношения? – Сюань Цзи извлек сигарету, зажал ее между пальцами и прищурился. – Кто в первый раз продал Цзи Цинчэню Зеркальных бабочек? И какую роль в происходящем сыграла эта, как вы ее называете, «школа Изначальной Истины»?

Ван Цзэ выпрямился.

– Эти вопросы нужно задавать не здесь, а на Дунчуаньском черном рынке.

Оперативники «Фэншэнь» один за другим вышли на улицу, и в тот же миг возникшая словно из ниоткуда черная туча заслонила солнце.

Метеорологическая обсерватория Дунчуаня потерпела беспрецедентное фиаско. Утренние новости только-только предупредили жителей «о необходимости использования солнцезащитных средств», как небо над городом потемнело, словно перед ураганом. В мгновение ока его затянули свинцовые тучи, от беспрерывных раскатов грома содрогалась земля – словно что-то потревожило древнего дракона, повелевавшего тучами и дождем, и теперь он разгневался, настороженно поднял голову и испустил протяжный рев.

Виновник грозы, Шэн Линъюань, тем временем стоял на самой высокой точке Дунчуаня – на крыше высотки финансового центра.

Он взглянул на небо, где прямо над его головой сгущались грозовые облака и хищно следили за ним подобно тигру: стоит ему хоть чуть-чуть переступить установленную границу, как громы и молнии тут же обрушатся на него и поджарят до хрустящей корочки.

В первый раз, в Чиюань, когда он убил Би Чуньшэн, мало того, что Темное жертвоприношение обратилось против него, так к тому же он навлек на себя восемьдесят одну молнию гнева небесного, испепелившую его полую куклу из духовного нефрита. Просуществовав тысячи лет, она обратилась в прах и рассеялась без следа.

Во второй раз, когда он сражался в пригороде Дунчуаня с Алоцзинем, он высвободил небольшую часть своей силы, чтобы одолеть жэньмо. Но не успел он усмирить Алоцзиня, как небесная кара поспешила обрушиться на него.

Шэн Линъюань знал, что нет ему места ни на земле, ни на Небе, весь мир был его оковами, и, если он будет действовать опрометчиво, мир тут же нанесет ему ответный удар.

Он слегка склонил голову, божественное сознание отозвал не сразу. Окинув взглядом громоотвод на крыше здания, он решил, что защита этого «ритуального сосуда» поможет ему прощупать границу законов Неба.

Густая черная дымка собралась в его ладонях, затопила практически всю крышу, в ней появились знаки шаманской письменности, поднялись в воздух и принялись расти все больше и больше. Шэн Линъюань вдруг взмахнул ладонью, и черная дымка, скрывающая в себе бесчисленное множество шаманских заклинаний, устремилась с самой высокой точки города к земле, в мгновение ока накрыв туманом весь Дунчуань. И тут у него над ухом раздался треск, словно раскололся серебряный кувшин. Шэн Линъюань мгновенно очутился в трех чжанах[16] от прежнего места. Система грозозащиты здания не выдержала, и туда, где он только что стоял, ударила молния, оставив почерневший след. В воздухе еще потрескивали крошечные электрические дуги.

Шэн Линъюань обернулся и скользнул взглядом по обуглившейся крыше. В общих чертах он получил представление: Небо дозволяло ему использовать не больше десятой доли его силы. Пожалуй, так он уступал любому воителю демонов-яо минувших дней.

Алая Бездна была запечатана уже три тысячи лет, в мире стало мало как божественной ци, так и демонической, и законы Неба подстроились под новый порядок, не дозволяя вмешиваться слишком могучим внешним силам.

Жэньмо еще можно было считать демонами-мо лишь наполовину, и они могли ускользнуть от законов Неба, но он…

В следующий миг громы и молнии разъяренных Небес ринулись за ним следом. Шэн Линъюань двигался быстрее электрических разрядов, благо большую их часть принял на себя громоотвод. Он поспешно подавил свою ци и помчался вслед за шаманским заклинанием.

Скрытое в черной дымке заклинание опутывало электропровода, растекалось по городским трубам, растворялось в ветре, вклинивалось в толпы людей, расползалось во все стороны, как живое, в поисках тех, на чьем теле остался «запах» Зеркальных бабочек. Шэн Линъюань как хозяин шаманских заклинаний явственно ощущал, что сейчас все они стекаются в два места. Одно – там, где находился местный отдел ведомства Цинпин: вероятно, младшее поколение ведомства схватило тех мерзавцев, что посмели захватить курган шаманов. Пусть в младшем поколении вся кровь перемешалась, а уровень их совершенствования был невысок, но дело свое они знали. Скользнув взглядом по их расположению, Шэн Линъюань посмотрел в другую сторону.

«Запах» второго места оказался куда более сложным и к тому же немного удушливым.

Шэн Линъюань, как ветер, промчался по кварталам Дунчуаня и, оказавшись у цели, задрал голову и посмотрел на вывеску, гласившую: «Дунчуаньский продуктовый рынок». Опустив взгляд, он увидел улизнувшего омара, с самодовольным видом снующего мелкими шажками по улице, и в нерешительности остановился.

Дунчуаньский продуктовый рынок занимал площадь в три тысячи му[17], протянувшись от одной станции метро до другой. Там продавалось абсолютно все: и живые дары моря, и мясо, и овощи, и яйца, и молочные продукты. Поскольку разнообразие продовольствия тут побило рекорд Гиннесса, этот рынок по праву считался местной достопримечательностью. Шэн Линъюань пришел рано утром, когда сотрудники крупных ресторанов и мелких столовых, а также окрестные жители, желающие прикупить свежих овощей, как раз стекались на рынок. От выстроившихся у входа ларечков с закусками к завтраку валил белый пар, словно от пароходов, и проходившие мимо «белые воротнички», позевывая, вставали в очередь. Огни современного мегаполиса в очередной раз с ног до головы подкоптили его величество – старого консерватора.

Шэн Линъюань воспользовался трюком с отводом глаз, и тело его на время стало невидимым. Аккуратно избежав столкновения с четырьмя-пятью горожанами, он все-таки не выдержал и нахмурился. На рынке перемешивалось слишком много запахов: запах живых людей, вонь от мяса и крови животных, рыба, гниение не вывезенного вовремя мусора и еще много, много всего… Запахи наслаивались, перебивали друг друга, и «аромат» заклинания практически затерялся в их многообразии. Неудивительно, что злоумышленники выбрали для встречи именно это место.

Шэн Линъюань поднял голову, посмотрел на восток и только подумал, не призвать ли сильный порыв ветра, чтобы тот развеял все здешние запахи, как вдруг краем глаза заметил мужчину, выходящего из штуки под названием «такси».

Высокого роста, отросшие волосы сзади небрежно перехвачены в хвост, черты лица острые, резкие. Колючий взгляд глубоко посаженных сверкающих глаз, на щеках и подбородке отросшая щетина. На шее его болтался металлический обломок размером не больше ногтя. В целом он производил впечатление потрепанного жизнью, уставшего от долгой дороги бродяги. Однако, к удивлению Шэн Линъюаня, от человека исходил редко встречающийся «аромат» совершенствующегося.

Среди младшего поколения такой «аромат» Шэн Линъюань учуял только от двоих: один – тот маленький демон, назвавшийся Сюань Цзи, второй – этот мужчина. Всех остальных можно было считать не более чем простыми смертными с примесью «особенной» крови.

Но все же Сюань Цзи был чистейшим демоном-яо, ни следа от человека, а незнакомец… главным образом был человеком.

И как только Шэн Линъюань принялся его разглядывать, мужчина вдруг, что-то почувствовав, вскинул голову и посмотрел точно в ту сторону, где стоял Шэн Линъюань.

004

Шэн Линъюань даже не шелохнулся. Склонив голову набок, он смотрел на потрепанного мужчину, который тем временем направился в его сторону. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, незнакомец смерил невозмутимым, но пристальным взглядом людей вокруг и снял наручные часы, на обратной стороне которых обнаружился старинный латунный компас для фэншуй[18].

Стрелка компаса медленно повернулась, но, как только она указала на Шэн Линъюаня, тот слегка приподнял брови, и компас вдруг будто взбесился: стрелка принялась вращаться как обезумевшая, словно стремилась убежать куда подальше. Казалось, компас отчаянно пытался спасти свою жизнь, притворившись крошечным вентилятором.

Похоже, незнакомцу не доводилось видеть, чтобы компас вел себя подобным образом. Он опешил, на лице его отразилось легкое недоумение, но как раз в это мгновение кто-то неподалеку тихо окликнул его:

– Доброе утро, господин Нянь.

Господин Нянь обернулся – позади него стояла женщина в широкополой шляпе от солнца. Она прикоснулась к полям, и из-под шляпы показались лисьи глаза и ярко-красная татуировка на лбу. Ее нельзя было назвать красавицей, но взгляд ее так и манил к себе. Она обворожительно улыбнулась, явно заигрывая с господином Нянем.

Но на господина Няня ее любовные чары не возымели действия. Никак не отреагировав, он с равнодушным видом надел часы обратно на руку, молча развернулся и направился в глубь рынка. Женщина последовала за ним, будто и не ждала ответа.

В нос Шэн Линъюаню ударил странный аромат, источаемый ее телом. «Лисий клан?» – подумал он, незаметно наблюдая за странной парочкой. Взгляд его упал на спину женщины: очевидно, как и у служащих ведомства Цинпин, кровь предков в ее жилах была разбавлена до такой степени, что ее тело почти не отличалось от тела обычного смертного, однако от нее исходил удивительно плотный и сильный дух демоницы-яо. Даже на расстоянии пяти-шести шагов у Шэн Линъюаня от лисьей вони разболелась голова.

Сила аромата и ее врожденный потенциал не соответствовали друг другу: либо она захватила чужое тело, либо… пользовалась какими-то запретными способами, чтобы усилить демоническую кровь.

Вот уже три тысячи лет люди безраздельно властвуют над Поднебесной. Так почему же до сих пор существуют те, кто предпочел звериную сторону человеческой?

Выступая проводниками, господин Нянь и лисица сберегли его величеству немало времени. Миновав многочисленные павильоны и ларьки, они направились прямиком к помойке в южной части торжища. Запах, царивший на рынке, сам по себе потрясал небо и землю, а это место и вовсе было средоточием миазмов. Даже мусорщики тут не задерживались: изредка появлялись и стремительно исчезали, при любой возможности обходя стороной эту клоаку.

– В нас течет кровь божеств и демонов, а мы вынуждены ютиться в такой дыре… Что за времена! – тихонько вздохнула лисица, подошла к самому дальнему мусорному контейнеру, остановилась перед ним и вытащила из кармана ключ. На брелоке висела серебристая квадратная карточка в полцуня шириной. Лисица помахала карточкой перед контейнером, и в едва различимом отверстии зажегся красный свет. Со скрежетом крышка контейнера вдруг отъехала в сторону, явив ведущие вниз каменные ступени. Изнутри доносился гнилостный запах и смутный гул голосов.

– После вас, господин.

Господин Нянь не стал церемониться, приподнял подол длинного плаща и пошел вперед с видом человека, хорошо знающего дорогу.

Лестница привела их в извилистый подземный ход. Несколько раз путь им преграждали ворота. Чем глубже они продвигались, тем слабее становился запах с помойки, пока наконец совсем не перестал чувствоваться. Внизу горели несколько курильниц, наполняя воздух свежим ароматом. Подземный мир оказался весьма просторным – никак не меньше десяти му[19]. Вились узкие коридоры, по которым могли пройти люди, и по обеим сторонам коридоров располагались ларьки и павильоны. На первый взгляд картина мало чем отличалась от продуктового рынка на поверхности. Но здесь, под землей, рынок освещали лишь редкие фонари, висевшие над прилавками. И покупатели, и продавцы будто старались скрыться от чужих глаз и прятались во тьме, словно нечисть.

Шэн Линъюань скользнул по сторонам цепким взглядом. В ближайшем к нему ларьке продавалась нефритовая посуда откровенно дурного качества и изделия из серебра, с которых еще не выветрился трупный запах – вероятно, их совсем недавно выкопали из могилы. Чуть дальше была лавка, где торговали кровью; на больших бутылях и крошечных баночках были ярлыки с надписями вроде «Стопроцентная кровь невинных детей. Если вас не устроит качество товара, возместим стоимость в десятикратном размере!» и тому подобными. В глубине лавки стояли два деревянных человечка, их вытянутые руки были полностью утыканы иглами. На их грубо вырезанных лицах застыло свирепое выражение, наводившее на мысль, что они не прочь пополнить ассортимент лавки за счет посетителей.

Ни господин Нянь, ни лисица по сторонам не смотрели. Они прошли прямиком к маленькому павильону в углу и остановились. Изнутри раздался хриплый голос:

– Кто там?

Лисица хихикнула, открыла рот и издала странный звук.

Услышав его, Шэн Линъюань слегка прищурился – то был язык клана демонов-яо, на котором тот говорил три тысячи лет назад.

Но у лисицы получилось лишь грубое подражание. Диапазон человеческого голоса слишком узкий, а в языке демонов-яо слишком много звуков, которые человеку не то что не издать, но даже не услышать. И хотя лисицу окутывал сильный дух демоницы-яо, тело у нее оставалось человеческим. Она страшно коверкала демонический язык, и даже Шэн Линъюань по большей части не понял, что она сказала. Он с трудом сумел разобрать только что-то про «истинное божество» да несколько чисел.

Как только лисица умолкла, дверь павильона со скрипом отворилась, а Шэн Линъюань довольно улыбнулся: запах шаманских чар, до сих пор не различимый за рыночными запахами, мгновенно стал отчетливым. В этом павильоне явно часто имели дело с Зеркальными бабочками.

Злоумышленники с самого начала скрывались здесь – вот уж точно, счастливый случай, как легко он нашел то, что искал!

Вход в павильон преграждало несколько уровней звукоизолирующих и светонепроницаемых заклинаний, а на двери виднелась кровавая надпись: «Незваному гостю – смерть».

Внутри павильона напротив входа располагался алтарь, на котором стояла статуя диковинного зверя: голова дракона, крылья птицы, тело змеи, хвост тигра. Разверстая пасть как будто так и норовила поглотить людей.

Дверь открыл старик плутоватого вида, что называется, око жадное, бровь разбойничья. Вытянув шею, он бросил взгляд на парочку и тут же приказал:

– Падите ниц и входите!

Лисица без малейших колебаний преклонила колени, с охотой отбила несколько поклонов ни на что не похожему чудищу на алтаре, а затем так на коленях и заползла в павильон. Тусклый свет, лившийся изнутри, осветил дверной проем и неподвижно сидевших на косяке паучков не больше цуня величиной. Если не всматриваться, могло показаться, что это два ряда резного орнамента. Сам проем затягивала густая паутина, искрящаяся зловещим голубоватым светом – не иначе, пропитанная смертоносным ядом. Лишь внизу оставался лаз не больше дверцы для собаки, через который и пробирались внутрь, низко склонившись и ползая на животе.

Господин Нянь, однако, слегка замешкался. Лишь когда старик, открывший дверь, уставился на него, тот скинул плащ и аккуратно сложил у входа, затем снял с шеи металлический обломок и запихал в нагрудный карман рубашки. И только потом встал на колени и, согнувшись, пробрался внутрь. Непонятно было, как он сумел преклонить колени так, чтобы, даже прижавшись к земле, сохранить спину прямой. Ни капли униженности в позе, ни тени благоговейного трепета перед «божеством» на алтаре.

Открывший дверь старик остался крайне недоволен его манерой держаться и холодно хмыкнул. Как только господин Нянь оказался внутри, старик с силой захлопнул за ним дверь.

Шэн Линъюань с любопытством подошел поближе и увидел, что дверь сверху донизу изрезана зловещими узорами.

– Ах, да это же проклятие ядовитых гнойников.

Так называемое проклятие ядовитых гнойников было на самом деле весьма древним магическим построением против расхитителей гробниц. Когда построение закончено, то отворить дверь можно только изнутри, в противном случае незваный гость тут же подвергнется действию проклятия, которое разъест его плоть. Видимо, потому в павильоне всегда приходилось кому-то оставаться, чтобы нести караул и впускать посетителей.

Однако Шэн Линъюань лишь усмехнулся, заносчиво проигнорировал проклятие ядовитых гнойников, приоткрыл дверь и протиснулся боком внутрь. Но стоило ему дотронуться до двери, его горло вдруг рассекло лезвие, и в мгновение ока голова была отсечена от шеи!

Шэн Линъюань ничуть не изменился в лице, словно и не почувствовал боли. Тут же по краям разрубленных костей заструилась черная дымка, останавливая не успевшую даже вытечь кровь и крепко сшивая между собой края раны. Что до смертоносной паутины в дверном проеме, то ее яд не шел с этой черной дымкой ни в какое сравнение. Едва она соприкоснулась с паутиной, как тут же полностью разъела ее, а оба ряда пауков как будто в ступоре застыли на косяке, боясь шелохнуться.

Шэн Линъюань лишился головы – и молниеносно вернул ее на место. Его трюк с отводом глаз не переставал действовать ни на мгновение, и люди в комнате подумали, что, вероятно, дверь попросту притворили неплотно, и ее приоткрыло сквозняком.

Кроме лисицы и господина Няня внутри находилось еще трое-четверо посетителей. Стояла поздняя осень, холодная и сырая, и все они кутались в потрепанные плащи-накидки с капюшонами. Внутри не было ни столов, ни стульев, фигуры в плащах стояли вокруг алтаря на коленях. Все они были людьми, но, как и от лисицы, от них исходил удушливый запах демонов-яо.

Шэн Линъюань вытер с шеи оставшуюся кровь. Лицо его вдруг приняло странное выражение – он разглядел как следует «божество» на алтаре.

«Ни на что не похожим чудищем» оказался его старый знакомец из прежней жизни – заклятый враг времен Великой междоусобицы Девяти провинций, князь демонов-яо Цзю Сюнь.

Люди грубо подражают языку клана демонов-яо и поклоняются их старому князю, сгинувшему не одну тысячу лет назад… Да что с ними не так?

Шэн Линъюань рассеянно слизнул с пальцев кровь и окинул взглядом людей перед алтарем – если бы это происходило три тысячи лет назад, мало того, что они сами были бы разорваны колесницами на площади, но и все девять поколений были бы изведены под корень.

Лисица поднялась с колен и закрыла дверь. По ее спине ни с того ни с сего пробежал холодок, она быстро огляделась, но так ничего и не заметила.

– Господа, здесь так холодно, – не выдержав, посетовала она. – Неужели нельзя было приготовить дорогим гостям грелки для рук[20]?

Запустивший их внутрь старик хрипло ответил:

– Ты все равно так или иначе скоро покинешь Дунчуань. Обойдешься.

– Мы просчитались, – начала сетовать лисица, снова преклонив колени перед алтарем. – Я-то думала, что с появлением чудовища-жэньмо Дунчуань окажется в наших руках. Кто же знал, что ручные псы Бюро откуда-то отроют подкрепление и сожгут дотла призванного Темным жертвоприношением жэньмо, который не успеет даже никак себя проявить! Быть может, мы допустили оплошность в Темном жертвоприношении? Как вышло, что жэньмо оказался никчемным слабаком?

Один из людей в плащах ответил:

– Для каждого Темного жертвоприношения требуются свои жертвы и ритуалы, и они сильно отличаются друг от друга. Как-никак этот обряд пребывал в забвении уже несколько тысяч лет. Хотя мы получили «божественное откровение», и оно помогло нам восстановить письмена Темного жертвоприношения, но огрехи в их понимании и воплощении были неизбежны. Что до призванного в этот раз жэньмо – по преданию, он был старейшиной древнего племени так называемых шаманов и превратился в жэньмо из-за того, что все его племя погибло. При жизни он не совершил ничего выдающегося, и, когда ни за что ни про что умер и стал жэньмо, по-видимому, еще даже не вошел в возраст. Вполне возможно, он и боевой мощью-то особой не обладал. Наконец, тот, кто совершает жертвоприношение, и призываемый демон-мо должны изначально состоять в родстве, а поскольку все шаманы были уничтожены, нам с вами пришлось воспользоваться низкопробной подделкой, отмеченной проклятием бабочки. Ничего удивительного, что ритуал мог пройти менее успешно, чем мы ожидали. Будем считать, что мы получили опыт. В следующий раз наверняка все пройдет гладко… Верно, господин Нянь?

Господин Нянь так и не опустился на колени, как и не проявил ни малейшего желания поприветствовать людей в комнате. Он застыл в углу, прислонившись к стене. Услышав обращенный к нему вопрос, он вместо ответа требовательно протянул руку.

– Хватит пустой болтовни. Я пришел по делу. Вы принесли то, что мне нужно?

Люди в плащах обратили на него исполненные злобы взгляды. Один из них заговорил резким, пронзительным голосом:

– Ай-яй-яй, если якшаться с крысами вроде нас – ниже достоинства высокого господина, зачем же вы тогда, зажав нос, полезли в канализацию, а?

Господин Нянь хмуро глянул на задиру. Обстановка в павильоне накалялась все больше и больше.

Задира встал, подошел вплотную к господину Няню и с ненавистью выплюнул:

– Поумерь пыл, высокий господин, и прояви терпение. Ты пришел к нам, а не мы к тебе, так что нечего хорохориться!

Рис.2 Топить в огне бушующем печали. Том 2

Но не успел он договорить, как пара кинжалов у него за поясом сама собой пришла в движение: клинки подпрыгнули и начали менять форму. Вытянувшись двумя острыми языками, они обвили шею человека в плаще, и их лезвия уперлись ему в сонные артерии. Задира не успел даже глубоко вдохнуть, как лезвие уже порезало кожу. Он в страхе затаил дыхание. В павильоне повисла мертвая тишина.

Ни один мускул не дрогнул в лице господина Няня. Размеренно, подчеркивая каждое слово, он повторил:

– Я спрашиваю – вы принесли то, что мне нужно?

Один из людей в плащах поспешно достал из-за пазухи маленькую керамическую шкатулку и с расстояния в пару метров подтолкнул ее к ногам господина Няня, который остановил ее, поставив сверху ногу.

Господин Нянь поднял шкатулку с пола, открыл, бросил взгляд на содержимое и сухо кивнул.

– Благодарю.

Лисица тут же заулыбалась.

– Господин Нянь, здесь все свои, если наш брат сказал лишнего, простите его…

Будь взгляд господина Няня ножом, он бы пригвоздил лисицу к стене. Улыбка на ее лице застыла. Господин Нянь молча развернулся, открыл дверь и вышел.

Остальные люди в плащах торопливо повскакивали на ноги и бросились освобождать несчастного из пут обившихся вокруг шеи кинжальных «змей», осторожно придерживая лезвия. Один из них, будто опасаясь, что господин Нянь не ушел далеко, еле слышно пробормотал под нос:

– Псина бездомная! Не нуждайся мы в родстве между совершающим жертвоприношение и призываемым мо, он бы живым отсюда не вышел… Цветочная Лиса, ты на что уставилась? Этот подонок уже ушел, а ты все ему вслед смотришь – приглянулся тебе, что ли?

– Нет… – немного погодя откликнулась лисица – она же Цветочная Лиса. – Но ведь он вышел… на прямых ногах?

С этими словами она осторожно открыла дверь и посмотрела на дверной проем.

– Где паутина?

Уголки рта Шэн Линъюаня, хладнокровно наблюдавшего из угла, приподнялись. Действие трюка с отводом глаз как раз заканчивалось, и очертания его тела начали медленно проступать из темноты.

Но не успел он выйти из тени, как вдруг что-то почувствовал, приостановился и поднял голову, глядя в направлении поверхности.

В следующий миг по всему подземному логову вдруг разнесся пронзительный сигнал тревоги.

Несколько десятков оперативников «Фэншэнь» в штатском на основании показаний, данных преступными учениками и последователями господина Юэдэ, оцепили район, где находился подземный черный рынок.

Сюань Цзи был завсегдатаем рынков и чувствовал себя тут как рыба в воде. С сигаретой в зубах, как будто прогуливаясь, он скользил взглядом по ценам в каждой лавке и каждом павильоне. Наконец, выпустив облачко белого дыма, он заметил:

– Цены тут ниже, чем в Юнъани. Знал бы – поселился на юге. Если не брать в расчет отсутствие центрального отопления, здесь и придраться не к чему.

Ван Цзэ невольно посмотрел на него. Наблюдательный и крайне осторожный, командир Ван только казался человеком, которому нет дела до других. Он уже давно заметил, что от Сюань Цзи не пахнет табаком. Еще когда они заселялись в гостиницу, он спросил Сюань Цзи, нужен ли ему номер для курящих, на что тот равнодушно бросил: «Без разницы». Сюань Цзи также не имел обыкновения брать с собой сигареты в командировку – ту пачку, что была у него сейчас, он купил на первом этаже гостиницы на глазах у Ван Цзэ. Таким образом, Ван Цзэ пришел к выводу, что Сюань Цзи относится к тем, кто курит, что называется, за компанию, чтобы не выделяться или произвести впечатление, но как таковой зависимости у него нет. Курят все – закурит и Сюань Цзи, не курит никто – и он не будет изводить себя мыслями о затяжке.

Но сегодня за сорок минут, а то и меньше, что ушли у них на дорогу от Дунчуаньского отделения до места, где располагался черный рынок, Сюань Цзи выкурил уже три сигареты. Человек без серьезного пристрастия к табаку не станет курить так часто. Ван Цзэ не был уверен, но Сюань Цзи как будто был гораздо мрачнее, чем несколько дней назад, когда они впервые встретились. Хотя его манера общения осталась прежней, взгляд неуловимо изменился. Ван Цзэ сам не знал, как это описать. Несколько дней назад казалось, что внимание Сюань Цзи всегда обращено на мир вокруг, а глаза подмечают малейшее дуновение ветра. Даже сохраняя молчание, он с живым интересом наблюдал за происходящим. Но в последнее время, особенно сегодня, Сюань Цзи как будто ушел в себя, словно какое-то дело тяготило его, и эта сосредоточенность придавала ему до странности отчужденный вид.

В попытке немного прощупать обстановку Ван Цзэ полушутливо заметил:

– Директор Сюань, в последние пару дней ты многовато дымишь.

Сюань Цзи выдохнул облачко дыма, веки его опустились.

– Груз ответственности тяжел, словно надежды, что отец возлагает на сына… и размером с целую гору. Мне ведь и с обычными людьми в мелких фирмах прекрасно работалось, угораздило же меня связаться с Бюро по доброте душевной! И месяца не прошло, а я уже успел потрудиться сверхурочно больше, чем за последние полгода. Я на грани нервного истощения… Ах да, командир второго подразделения уже заступила на свой пост в небе? «Рентгеновское зрение» – действительно удобная штука.

Гу Юэси тем временем как раз пролетала над ними в самолете, претворяя в жизнь строгие «меры по обеспечению безопасности» Дунчуаньского продуктового рынка. Когда дело касалось подземного мира, человек с «рентгеновским зрением» был незаменим, выступая своего рода живым сканером. Сейчас Гу Юэси с абсолютной ясностью видела сквозь многослойную маскировку всю структуру черного рынка. Быстро набросав чертеж, она передала его коллегам на земле.

По команде Ван Цзэ оперативники, как рыбы в воде, «расплылись» в разные стороны.

Не прошло и трех минут, как передовой отряд уже установил особое подрывное оборудование на магических построениях, защищавших все входы и выходы черного рынка. Начался обратный отсчет. Три, два, один… Одновременно четыре, а то и пять магических построений взлетели на воздух. Вспышки и грохот взрывов не вышли за пределы магического барьера, так что обычным посетителям продуктового рынка было и невдомек, что творилось у них под ногами. Лишь в рыбных рядах вода в аквариумах слегка заколыхалась, и рыбы мигом сгрудились как можно дальше от места взрыва. Торговец вытащил пустой сачок и недоуменно заморгал.

Именно взрыв и послужил причиной того, что по всему черному рынку разнесся вой сирен. «Нечисть», скрывавшаяся в темноте, перепугалась, а опомнившись, толпами бросилась наутек. Шэн Линъюань цокнул языком: он не горел желанием ловить преступников вместе с молодым поколением нынешнего «ведомства Цинпин», поэтому невозмутимо убрал руку, снова наложил на себя чары «отвода глаз» и чуть не столкнулся в дверях с растерявшейся от страха лисицей.

Оперативники «Фэншэнь» ярко осветили черный рынок, луч фонаря упал на Шэн Линъюаня и прошел прямо сквозь него. Выйдя из павильона, Шэн Линъюань сразу заметил господина Няня – все его тело покрывал металл, он выглядел точь-в-точь как бронзовая статуя, мирно стоящая на углу улицы. Как и положено настоящей статуе, он даже не дышал.

И это сработало! Прибывшие на зачистку оперативники, посчитав «статую» не имеющей особого значения контрабандой и заурядным предметом обстановки, вынесли ее наверх и поместили рядом с бутылями с кровью невинных детей («Если вас не устроит качество товара, возместим стоимость в десятикратном размере!»), как раз когда Ван Цзэ с Сюань Цзи не оказалось поблизости.

Как только оперативник, охранявший конфискованные товары, отвернулся, господин Нянь стремительно сбросил тонкий слой металла, покрывавший его тело. Металл превратился в нож и залетел за голенище. В мгновение ока куча хлама стала выглядеть по-другому – пропала бронзовая статуя.

Господин Нянь смешался с толпой. Набросив на ходу плащ, он вытащил из кармана темные очки и нацепил на нос, а потом не спеша вышел из кольца окружения «Фэншэнь».

005

В небе Гу Юэси с биноклем в руках в режиме реального времени указывала путь оперативникам в подземелье.

– Осторожно, около юго-западного выхода трое… нет, четверо человек прячутся в потайном убежище… Да, примерно два-три метра от выхода, где доски… Будьте осторожны, возможны засады! Командир Ван, кажется, я вижу логово школы Изначальной Истины – это же они поклоняются зверюге с головой дракона, да? По центральному проходу черного рынка, по правую руку от вас, второй отсек с юга. Не касайтесь двери – ее защищает неизвестное магическое построение, очень сильное. Там люди, они не собираются выходить, похоже, чувствуют себя уверенно… Цветочная Лиса с ними, я ее видела.

Ван Цзэ и Сюань Цзи растолкали толпу и остановились перед павильоном.

Чжан Чжао крикнул укрывшимся в нем людям:

– Я обращаюсь к тем, кто внутри. Вы окружены. Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! Признание вины может способствовать смягчению наказания… Ох, нет, так не пойдет. У меня голос недостаточно громкий, звучит как-то совсем не впечатляюще. Кто-нибудь, сбегайте наверх в ближайшее отделение полиции, одолжите мегафон.

Ван Цзэ еще издали почуял, что от двери веет чем-то недобрым. Опасаясь, что Чжан Чжао нарвется на неприятности, он поспешил к нему, схватил за шиворот и оттащил назад.

– Я тебе одолжу!.. Брысь отсюда, сопляк. Директор Сюань, ну-ка глянь, что это за хреновина на двери? Похоже на какое-то старинное построение… как бы даже не времен ведомства Цинпин.

– Проклятие ядовитых гнойников. – Сюань Цзи, не подавая виду, распахнул в левом глазу «Записки о тысяче демонов», в которых нашлась более чем подробная справка об этой «хреновине». – Построение постоянного типа. Дверь можно открыть только изнутри, кто откроет ее снаружи, – погибнет на месте. Твари на двери – пауки-костоеды, их паутина крайне ядовита: дотронешься до нее – и прощай, конечность, придется ампутировать. А если их разозлить, они могут плеваться ядом… Впрочем, не суть. Как я погляжу, эти парни, что сидят в два ряда, похоже, уже сдохли.

Стоило ему договорить, как изнутри донеслось кокетливое воркование:

– Ай-яй! Судя по голосу – настоящий красавчик. Умные мужчины – самые привлекательные. – Женщина захихикала. – Послушайте, опергруппа, мы не откроем дверь. Не откроем, даже если вы споете нам «Зайчики, зайчики, дверку отоприте»[21]. Пожалуйте сами – если смелости хватит.

Сюань Цзи решил задействовать свое красноречие и попытаться уговорить противников, воззвав к здравому смыслу:

– Ваша кличка Цветочная Лиса, верно? Барышня Цветочная Лиса, мы не можем войти, но и вам просто так не выйти. И чем заключение в этом крохотном темном закутке отличается от тюрьмы? Почему бы вам с товарищами не перебраться к нам в отделение? Условия там гораздо лучше, есть горячая вода и бесплатное трехразовое питание.

В наушниках раздался голос Гу Юэси:

– Директор Сюань, у них внутри «Врата межпространственного перемещения».

«Врата межпространственного перемещения» представляли собой магическое построение, самим своим существованием бросавшее вызов законам природы и при этом по большому счету бесполезное, как куриное ребро – и есть нечего, и выбросить жалко. «Врата» всегда были парными: если одно такое построение находилось в точке А, а другое в точке В, то между ними могли перемещаться туда-сюда как люди, так и предметы. Бесполезным же оно считалось потому, что эта штуковина отнюдь не являлась этаким «квантовым телепортом» из научно-фантастического кино. Процесс перемещения был чрезвычайно долгим – скорость составляла примерно двадцать километров в час, а энергии требовалось неимоверное количество. Простое путешествие в пригород высосало бы из того, кто активировал «Врата», всю энергию до капли. А если бы ему не хватило умений и он истощился на середине, то люди внутри портала так бы в нем и застряли.

Другими словами, что с точки зрения техники безопасности, что из экономических соображений, от велосипеда из придорожного проката куда больше толку. Поэтому «Вратами» почти никто не пользовался, а уж приличные люди – подавно. Лишь отчаянные типы, вроде преступников, что в любой момент готовы пуститься в бега, стали бы держать такое построение наготове.

– «Врата межпространственного перемещения» активированы, – сообщила Гу Юэси. – Подготовка займет примерно пять минут. Господа, они просто тянут время.

Сюань Цзи легонько кивнул в знак того, что понял ее, а затем снова заговорил крайне доброжелательным тоном:

– Барышня Цветочная Лиса, вы уверены, что все-таки не хотите выйти оттуда поскорее? Мне кажется, вам стоит об этом подумать. Только не затягивайте с раздумьями – здесь так влажно, если замешкаться, чего доброго, экзема разовьется. У вас есть время, пока я считаю от десяти до нуля. Десять…

Прислонившись к двери, Цветочная Лиса смотрела на своих спутников, активирующих Врата. Осмелев, она захихикала:

– Мальчик милый, и что же ты нам сделаешь?

Но только она договорила, как ей прямо в глаза ударила вспышка белого, пышущего жаром света. Цветочная Лиса не успела даже понять, что произошло, а дверь с наложенным на нее проклятием ядовитых гнойников уже полыхала вовсю.

Она хоть и была огнеупорной, но белое пламя словно обладало какой-то зловещей силой: оно сжигало все без остатка, не щадя ничего, в мгновение ока прошло через дверь и перекинулось на Цветочную Лису. Как она ни пыталась, затушить его не могла!

Оперативники «Фэншэнь» снаружи тоже оказались застигнуты врасплох этим внезапным ходом. Все как один, они на шаг отступили назад. Потрясенный Чжан Чжао уставился на Сюань Цзи.

– Разве ты… разве вы не сказали, что считаете от десяти до нуля?..

Сюань Цзи невозмутимо бросил окурок в огонь.

– Сказал. Правда, когда я досчитаю до нуля, от них одни головешки останутся, вот я и дал понять, что им лучше выйти поскорее… А, вот и они, в самом деле выходят, умнички.

От этого «умнички» все оперативники разом поежились.

В мгновение ока дверь с защищавшим ее проклятием ядовитых гнойников сгорела дотла. Цветочная Лиса, закрыв лицо, огненным шаром выкатилась наружу и с воем принялась метаться по земле. От нее исходил жар такой силы, что даже оперативники, бывшие на расстоянии трех шагов, почувствовали жжение. Но вскоре они обнаружили, что огонь не распространяется, а точно поражает свои цели – горел лишь павильон и те, кто находился в нем.

Цветочная Лиса с пронзительным визгом бросилась в ноги Сюань Цзи.

– Пощадите! Пощадите! Умоляю!..

Сюань Цзи щелкнул пальцами – и пламя мгновенно потухло, как на павильоне, так и на подозреваемых. Не останься ожогов на их телах, могло бы показаться, что никакого огня не было и в помине.

Ван Цзэ незаметно скользнул взглядом по Сюань Цзи, сомнения всколыхнулись в нем с новой силой. Когда в лесопарке за ними гнался Алоцзинь, пытаясь их убить, и они чуть от страха не обделались, контролировать огонь Сюань Цзи было намного труднее, чем сейчас. Он страшно боялся спалить лес, им даже радиатор пришлось опустошить! С той погони всего несколько дней прошло – даже если он втихаря записался на восемь ускоренных курсов повышения квалификации разом, его навыки все равно не могли улучшиться так быстро… Выходит, Сюань Цзи тогда поскромничал и нарочно скрыл свои умения?

Но… скромничать, когда жизнь висит на волоске, и хвастаться способностями, когда ей ничего не угрожает?..

Да что с ним не так?

Оперативники «Фэншэнь» бросились на подозреваемых и немедля взяли их под стражу. Гу Юэси, с неба отслеживавшая обстановку и ход операции, не стала долго думать – увидев, что главный обвиняемый попался в сети оперативников, она с облегчением вздохнула и собралась уже было «отключить» «рентгеновское зрение». И вдруг она заметила краем глаза хорошо знакомый силуэт. Сердце Гу Юэси забилось быстрее, она быстрым движением снова подняла бинокль и посмотрела туда, где мелькнула тень. Но не успела она хоть что-нибудь разглядеть, как солнце показалось из-за туч, и свет ударил ей прямо в глаза. Она отвернулась от солнца, а когда снова посмотрела на тот переулок, то уже не смогла отыскать ту тень, которая казалась ей столь хорошо знакомой.

– Командир второго подразделения, в чем дело? – спросил сидевший рядом коллега.

Гу Юэси упрямо подняла бинокль и тщательно изучала и все окрестности, и подземное логово преступников, пока у нее не закололо в глазах.

– Мне показалось, я только что видела «особенного» линии металлов…

– Из наших сетей ускользнула рыба? – встревоженно уточнил коллега.

Гу Юэси поджала губы и немного погодя опустила бинокль.

– Нет. Наверное, у меня просто в глазах зарябило.

Коллега взял свой бинокль и посмотрел в ту же сторону, куда только что смотрела Гу Юэси. Он увидел хитросплетение переулков между жилыми домами, но кроме разомлевших местных жителей, лениво шаркающих шлепанцами, там никого не было.

В переулках пахло мхом и сыростью. Чужаку здесь в них легко заблудиться: многие оканчивались тупиками. В одном таком тупике, упираясь взглядом в светло-серую каменную стену, преградившую ему путь, остановился господин Нянь.

Опустив руку в карман, он, не оборачиваясь, произнес:

– Дружище, ты всю дорогу меня преследовал. Выходи, давай на тебя посмотрим.

Взгляд Шэн Линъюаня упал на его запястье – человек неизвестно когда успел перевернуть часы циферблатом вниз, к руке. Старинный латунный компас на задней стороне часов теперь смотрел вверх. Игла больше не смела указывать на Шэн Линъюаня, но по-прежнему коварно ходила кругами. Ее плутоватое поведение вдруг напомнило Шэн Линъюаню одного старого, но не доброго знакомого.

Неудивительно, что и дух, которым веяло от этой штуковины, казался ему знаком. Он понял: перед ним была вещь, сработанная когда-то мастером-литейщиком из клана гаошань.

В воздухе ни с того ни с сего возникла черная дымка, до господина Няня донесся мягкий мужской голос, который спросил:

– Ты из последних гаошань?.. Их потомок?

Слова «последних гаошань» Шэн Линъюань произнес на древнем языке, поэтому господин Нянь его не понял. Но в тот же миг, как он увидел клубящуюся черную дымку, спина его сама собой напряглась, а в душе вдруг возникло острое чувство опасности.

Господин Нянь прекрасно разбирался в порядках криминального подполья, был там не последним человеком и хорошо знал, когда любопытство кошку губит.

Он не стал ждать появления того, кто или что скрывается за черной дымкой, мгновенно принял решение и перешел к действиям: выдернул руку из кармана, бросил наземь уже активированные «Врата межпространственного перемещения» и шагнул в них.

– Уже уходишь? – Шэн Линъюань не собирался позволить ему уйти. Сам он не шевельнулся, но окутавшая его с ног до головы черная дымка обратилась острыми когтями и крепко вцепилась в край магического построения, который тут же начал истончаться, словно под действием коррозии. Выброс энергии огромной силы поднял ураганный ветер, в округе у всех открытых окон разом вылетели стекла. В тупик кубарем выкатился электротрицикл, но обломки не успели еще упасть на землю, как с неба обрушился разряд молнии и перерезал когти черной дымки. Шэн Линъюань резко отступил на полшага. Врата загудели и исчезли. Вместе с ними пропал и господин Нянь.

Из дома, где ураган только что побил окна, послышался шум. Немного погодя какой-то человек, беспрестанно бранясь, высунулся из окна. Увидев в тупике длинноволосого мужчину и случайно встретившись с ним взглядом, он мигом онемел. Простояв в оцепенении несколько секунд, человек в страхе скрылся в комнате и больше не смел издать ни звука.

Шэн Линъюань отвел взгляд и посмотрел на обуглившиеся кончики пальцев.

В конце концов, он сам запечатал Чиюань, так что сейчас, можно сказать, расхлебывает кашу, которую сам же и заварил. Но тучи сгущались со всех сторон: кто-то втайне проводил ритуалы жертвоприношения, призывая демонов-мо. С Алоцзинем, по крайней мере, он разделался – как-никак, в шаманских чарах Шэн Линъюань разбирался несравнимо лучше, чем юный старейшина-неуч, да и сам Алоцзинь в свое время тоже был запечатан им. Тем более тот, кто проводил Темное жертвоприношение и пробудил Алоцзиня, был лишь низкопробной подделкой, в нем не было и капли шаманской крови – именно поэтому Алоцзинь-жэньмо оказался гораздо слабее, чем мог бы быть.

Но если в будущем появятся другие жэньмо, с ними, пожалуй, справиться будет уже не так просто.

Мир людей изменился до неузнаваемости и постоянно оставлял Шэн Линъюаня в недоумении – он просто не знал, что ему делать. А ведь он к тому же связан законами Неба по рукам и ногам, что причиняет дополнительные неудобства. Нужно придумать какой-то способ… Шэн Линъюань на мгновение задумался, потом вскинул голову и посмотрел на юго-запад.

Да, Чиюань запечатана тридцатью шестью костями Чжу-Цюэ. И кости эти ломались, когда Чиюань начинала волноваться, так что их осколки наверняка должны остаться. Возможно, он сможет их позаимствовать на время – для маскировки.

Отдавшись всем сердцем этой мысли, Шэн Линъюань ускользнул легким ветерком и растворился в гнетущих раскатах грома. Грозовые облака еще немного порокотали и пороптали, но обнаружив, что тот, кого они хотели поразить ударом молнии, исчез, утратили к этому месту всяческий интерес, перестали бить в барабаны и свернули знамена.

В Дунчуане пошел дождь.

Во влажном воздухе вонь черного рынка стала просто невыносимой. Ван Цзэ зажал нос и махнул рукой.

– Уходим. Кажется, прогноз погоды с этого дня надо понимать с точностью до наоборот. Я…

Он не договорил – Сюань Цзи вдруг что-то почувствовал и оттолкнул его прочь. Ван Цзэ запнулся, но сумел устоять на ногах. Там, где он только что стоял, он увидел длинный кровавый след.

– Что за…

Глаза Цветочной Лисы были широко распахнуты, она потрясенно смотрела прямо перед собой, а из обожженного лба, как из прохудившейся водопроводной трубы, вытекала кровь.

– С дороги!

Сюань Цзи сориентировался мгновенно – он вскинул руку и бросил в воздух пригоршню монет. В полете монеты со звоном превратились в щиты, большие и маленькие, окружая оперативников со всех сторон и защищая от возможной атаки. И как только щиты обрели форму, Цветочная Лиса и все остальные люди в плащах с капюшонами просто взорвались – лопнули, как слишком сильно надутые шарики. Их плоть и кровь разлетелись кругом мелкими брызгами, осевшими на мощенный камнем пол. Ко всеобщему изумлению, камни тут же почернели, словно от кислоты.

Оперативники в ужасе застыли на месте. Слышалось только их тяжелое дыхание. За один миг сырое вонючее подземелье оказалось усеяно ошметками изуродованных трупов.

Кто-то убрал всех свидетелей.

Сюань Цзи тут же высвободил божественное сознание, невидимым ветром промчавшись вокруг всех живых существ. В одно мгновение он уловил тихое копошение крыс в подземных ходах на десятки метров кругом, услышал, как часто колотятся сердца людей, почувствовал, что в стрессовых условиях температура тела «особенных» опустилась чуть ниже обычной… Никаких странностей.

Он поднял голову и увидел, что один из оперативников держит в руках ту самую статуэтку зверя, изъятую из логова преступников. На драконьей морде чудовища как будто застыла загадочная ухмылка, с которой оно посматривало на Сюань Цзи.

И вновь ему вспомнился тот загадочный телефонный звонок в Дунчуаньском лесопарке… Действительно ли ряды «Фэншэнь» так чисты, как считает старина Сяо?

Пока Сюань Цзи вместе с остальными оперативниками занимался проверкой Дунчуаньского черного рынка, Сяо Чжэн втайне вылетел в Главное управление. Как только самолет приземлился в Чиюани, ему доложили о провале операции.

– Говоришь, главный организатор Темного жертвоприношения связан со школой Изначальной Истины? – спросил Сяо Чжэн у Ван Цзэ, одновременно просматривая список людей, потерявших сознание под действием шаманской печати. – Что это вообще за школа такая?

– Очень многие преступники в розыске принадлежат к этой еретической секте, «Фэншэнь» выслеживает их по всей стране. Подозреваю, эта организация при подготовке своих членов использует какие-то специальные методы: многие «особенные» с уровнем энергии ниже даже минимально требуемого для оперативников, присоединившись к школе Изначальной Истины, становились искусными и, хуже того, неуловимыми мастерами. Сегодня нам с большим трудом удалось захватить нескольких человек. Но они самоликвидировались на месте. – Ван Цзэ сокрушенно посмотрел на Ло Цуйцуя, подрезавшего неподалеку лишние побеги сциндапсуса золотистого, и вздохнул. – Старина Сяо, как думаешь, может, нам стоит как следует поразмыслить над этими специальными методами?

– Ближе к сути! – поторопил его Сяо Чжэн.

– К тому же, – серьезным тоном продолжил Ван Цзэ, – суть учения школы Изначальной Истины заключается в том, что «особенные» должны образовывать отдельное сообщество, стоящее выше обычных людей. Так что имей это в виду… особенно во время внутренней проверки.

Вокруг было слишком много посторонних, поэтому Ван Цзэ нарочно изъяснялся намеками, но Сяо Чжэн сразу понял, к чему тот клонит: очень многие «особенные», независимо от того, принадлежали они к той секте или нет, придерживались убеждения, что они стоят выше простых смертных. Бюро по контролю над аномалиями было государственным учреждением для «особенных», большая вывеска над главным входом соседствовала с лозунгом «Служить народу», и, разумеется, подобный образ мыслей находился под строгим запретом. Чтобы защитить обычных людей, Бюро даже в той или иной степени ограничивало «особенных» – взять хотя бы надзор за ними или бесчеловечную «Красную черту пятнадцати»… хотя подавляющее их большинство не имело столь выдающихся способностей, чтобы про них можно было сказать: и по небу пролетят, и под землей пройдут, и их силы лишь немногим превышали возможности обычных людей.

«Особенные» тоже люди, не божества и не слепые орудия. Спустя долгие годы кто не проникся бы негодованием?

Сяо Чжэн вспомнил, как холодно приняли командира Хуана на Совете Пэнлай. Неужели влияние школы Изначальной Истины распространилось и на него… и даже на само Бюро?

– Ах да, – добавил Ван Цзэ, – эта школа Изначальной Истины поклоняется какому-то ни на что не похожему зверю с головой дракона, посмотришь, как он зубы скалит, аж жуть берет…

– Это тотем князя демонов-яо, который вызвал междоусобицу Девяти провинций, в Отделе древностей есть исторические материалы, – вмешался стоявший рядом Ян Чао. Все взгляды тут же обратились на него, и он смущенно потер руки. – Э-э-э… Да что тут такого, я ведь готовлюсь к поступлению в аспирантуру по истории. В свободное время мне нравится сопоставлять всем известную историю с нашими внутренними записями, это чрезвычайно интересно и помогает по-другому взглянуть на мир.

– Тогда, боюсь, наш злодей еще и образованный, – вздохнул Ван Цзэ. – Ладно, эта нить оборвалась. Давайте закругляться. Надо немедленно отконвоировать всю шайку учеников господина Юэдэ в Главное управление.

Оперативники «Фэншэнь» поспешно зашевелились, а Сюань Цзи от нечего делать вспомнил о своих должностных обязанностях «директора Отдела старых служанок во внутренних покоях». В благодарность за усердие и сверхурочную работу он угостил всех кофе за свой счет.

Борясь с избыточным ростом побегов, Ло Цуйцуй переутомился и первым отправился отдыхать, а Ян Чао с Пин Цяньжу, молодые и смышленые, добровольно прибежали помочь. После долгого и тяжкого труда Сюань Цзи пригласил их двоих выпить чаю, за чаем завязалась болтовня, и вскоре они уже перемывали «Фэншэнь» косточки.

Из сплетен Сюань Цзи узнал, что Ван Цзэ – самородок из семьи обычных людей, Чжан Чжао – сын павших героев из Оперативного отдела Бюро, а прошлое Гу Юэси – загадка, она ни с кем не откровенничает. «Особенных» для оперативной работы отбирали не только на основании оценки их личных качеств, строгие требования предъявлялись и к их биографии. Те, у кого хоть один родственник не дальше трех поколений участвовал в деятельности против обычных людей, сразу отсеивались.

«Сын павших героев, загадочное прошлое…» – Сюань Цзи помалкивал и внимательно слушал байки об оперативниках «Фэншэнь». Наконец, размешивая сахар в кофе, он как ни в чем не бывало сменил тему и наобум поинтересовался успехами Ян Чао в подготовке к экзаменам.

– Директор… А-апчхи! – чихнув, Ян Чао в некотором волнении потер нос и неловко улыбнулся. – Думаю, письменного экзамена я могу не бояться. В последнее время я положил глаз на профессора, который занимается историей Ци, вот как раз стараюсь к нему заранее подмазаться. У нас в стране мало кто специализируется на истории Ци, конкурс не такой большой.

История Ци…

Рука Сюань Цзи, помешивавшая сахар, застыла. Он вдруг спросил:

– А что ты знаешь об императоре У, правителе Ци?

– Не могу сказать, что знаю много, однако большинство записей, касающихся Ци, так или иначе вращаются вокруг Шэн Сяо, от него никуда не деться, – когда Ян Чао говорил о том, что его интересует, насморк сразу улетучивался. Он с воодушевлением потер руки, в точности как енот-полоскун. – Император У за свою жизнь оставил немало тайн, настоящий супер-пупер-клад для историка.

Усилием воли Сюань Цзи прогнал вспыхнувший у него в мозгу образ.

– В смысле?

– Смотрите, самая большая загадка, связанная с ним, – резкий контраст между первой и второй половинами его жизни, словно это были два разных человека. Помните, был сериал по мотивам народных преданий, где императора якобы подменили?

– А в чем контраст? – не понял Сюань Цзи. – Первую половину жизни он воевал, вторую – правил и по-прежнему воевал.

– Нет-нет-нет, он не был классическим «императором-завоевателем». Роль Владыки людей в той войне была намного более сложной. Видите ли, он родился в особенно тяжелые и темные времена. Когда он появился на свет, императорский двор людей – то есть правительство – уже развалился и рассеялся по земле. Другими словами, и весь род людской тоже рассеялся. Их враг был слишком силен, победить его не представлялось возможным. Я приведу не совсем корректную аналогию: положение людей в ту эпоху практически не отличалось от положения диких животных. На их территорию вторгались чужаки, их безжалостно убивали, угоняли в рабство, иногда даже пожирали. У нас, впрочем, сегодня есть закон о защите диких животных, но никакого закона о защите людей не существовало.

С этими словами Ян Чао достал карандаш, взял с чайного столика бумажную салфетку и несколькими небрежными штрихами изобразил на ней карту Великой Ци. Было ясно, что как минимум основные факты он знает хорошо. Видно, он ничуть не хвастал, когда говорил, что не боится письменного экзамена.

Ян Чао продолжил, по мере рассказа указывая на соответствующие области карты:

– У людей, имевших несчастье родиться в ту эпоху, было два пути: отправиться либо на север, либо на юг. Те, кто бежал на север, шли в так называемые Земли Северных равнин. К западу от них простиралась пустыня, на юге возвышались горы Бучжоу[22], а на востоке тянулись ледники Бэйцзюэ, образуя естественные границы. Таким образом, Земли Северных равнин было сложно захватывать и легко защищать, что называется, крепкая кость, такая мало кому по зубам. Но никто и не пытался ее разгрызть: из-за лютых морозов и нехватки ресурсов врагам не было никакой нужды на них нападать. В результате Земли Северных равнин стали крупнейшим местом компактного проживания людей. Те, кто направился на юг, переплыли море и добрались до острова Гаолин, то есть… э-э-э… нынешнего острова Юйчжоу, а также до островов Южного моря. Людей, ушедших на юг, притеснял живший там клан не-людей, им приходилось выполнять черную работу и влачить жалкое существование. Наконец, те, кто не смог бежать и остался на Центральной равнине, скитались в дикой глуши, как бродячие псы, постоянно прячась, и умирали один за другим, не находя даже места погребения. И представьте себе, при таких исходных условиях за каких-то двадцать с небольшим лет император У объединил всех людей под своим началом. Он наверняка обладал незаурядной харизмой, раз сумел дать людям надежду, убедить их поверить в него, поверить, что, последовав за ним, они смогут достойно жить на земле.

Сюань Цзи опустил взгляд на карту обширных территорий с разрозненными людскими поселениями. Какое-то странное чувство вдруг охватило его, но не успел он понять, что это могло значить, как оно уже развеялось.

Собравшись с мыслями, он заговорил:

– Когда император У восстановил страну, ему было всего лишь около двадцати лет. Подросток, который всю жизнь мыкался по белу свету, – какая у него могла быть харизма? Я слышал, на сегодняшний день наиболее авторитетная в ваших кругах теория гласит, что в ранние годы он был всего лишь марионеткой, символом, вокруг которого сплотились людские массы, а подлинный гений, который действительно их объединил, стоял за его спиной.

– Вы говорите об императорском наставнике Дань Ли? – уточнил Ян Чао. – Да, вероятно, именно ему принадлежит заслуга восстановления Великой Ци. Эта версия широко распространена и хорошо объясняет, почему так различается манера правления императора У в ранние и поздние годы. После убийства Дань Ли его нрав практически сразу разительно изменился.

Сюань Цзи сам завел речь о Дань Ли, но как только он услышал, что Ян Чао с ним соглашается, в душе у него ни с того ни с сего вдруг вспыхнул пламенный гнев. Лишь благодаря своему извечному здравомыслию он чуть не брякнул: «Что за бред!»

Ян Чао же целиком погрузился в собственные мысли и не заметил выражения лица директора Сюаня. Он продолжил болтать:

– Дань Ли чрезвычайно интересная личность, и все же мне кажется, этот Шэн Сяо не был простым «знаменем» – в конце концов, согласно принятым в то время законам престолонаследия, он не являлся первым в очереди на трон рода людского.

– Да?

– Вы слышали о принце Нине? Принц Нин, он же Шэн Вэй, – родной брат императора У, старше его на три года. Об императоре У говорят, что в поздние годы он стал бесчувственным, черствым человеком, не признающим родства, мать до самой ее смерти держал под домашним арестом, однако к старшему брату он хорошо относился. Даже императорский трон он впоследствии оставил сыну принца Нина, который родился уже после смерти отца. Как думаете, директор, не странная ли история с этими братьями? С точки зрения генеалогии принц Нин и император У были равноправны: один и тот же отец, одна и та же мать – то есть никаких различий, обусловленных ее статусом. Тогда, по логике вещей, должен соблюдаться принцип старшинства, верно? Так почему же Дань Ли в свое время выбрал младшего брата, а не старшего?

– Говорят, принц Нин отличался слабым здоровьем…

– Ха! Дожил до совершеннолетия, женился, завел детей – какое уж там слабое здоровье! В старину дети были все равно что цыплята, которых не додержали на карантине: сегодня кажутся крепкими, а завтра помирают от легкого дуновения ветерка. Шансов выжить с каждым прожитым годом становилось только больше. В исторических источниках к тому же говорится, что Шэн Сяо всю жизнь страдал от мигреней, так что, возможно, у него самого здоровье было не очень. Поэтому я думаю, есть ли вероятность, что император У обладал какими-то совершенно особыми качествами?

Сюань Цзи задумчиво вынул сигарету: источники не лгали – мигрени не только мучили императора У при жизни, но не оставили его и после смерти.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он Ян Чао.

– Какие-то уникальные способности, – пояснил тот, – то, что делало его единственным в своем роде. Профессор, которого я приглядел себе в руководители, – настоящий фанат Шэн Сяо. Он твердо убежден, что изменения личности его императорского величества во второй половине жизни обусловлены каким-то редким недугом, которым он заболел в годы войны.

– Полная хрень! – вырвалось у Сюань Цзи.

Но кто же все-таки такой «его императорское величество»?

– Это точка зрения обычного человека, – пояснил Ян Чао, почувствовав, что они с Сюань Цзи говорят на разных языках. – Но глядя с точки зрения нас, «особенных», я полагаю, что его проблемы с психикой в поздние годы обусловлены не травмой и не болезнью, а каким-то особым путем совершенствования.

Сюань Цзи потрясенно уставился на тщедушного «аспиранта в запасе» и подумал про себя: «Похоже, он правильно догадался».

Этот «особый путь совершенствования» часто упоминается в художественной литературе, но имеет и научное название – одержимость, она же искажение ци. Демоническая ци не рассеивается, и потому после смерти император стал демоном-мо.

– Я читал не так много исторических источников, – тут же смиренно добавил Ян Чао – он решил, что потрясение на лице директора Сюаня вызвано тем, что он мелет какую-то чушь. – Я объясню, просто послушайте… Хотя это всего лишь мои домыслы… Эх. В общем, во-первых, все источники сходятся в том, что во время смуты на Центральной равнине Император У убил «предводителя малой народности» собственными руками. Мы с вами знаем, что так называемый «предводитель малой народности», которого в народе называли князь демонов, на самом деле не был человеком и принадлежал к совершенно иному племени. Согласно исследованиям древних текстов, этот князь демонов прожил по меньшей мере несколько сотен лет, собрав под своей рукой всех чудовищ на небе и на земле. Судите сами, вот юноша чуть старше двадцати – даже если он «особенный», даже если он с самого рождения не ел, не спал, только тренировался как проклятый… Все равно не верится, что он голыми руками завалил такого крупного босса… Если соответствующие источники не преувеличивают, то он обладал невероятной боевой мощью, выходящей за пределы законов природы и Неба. Но такой сверхъестественной силы невозможно добиться обычными средствами. Во-вторых, всем известно, что Шэн Сяо не оставил потомства – он усыновил племянника и сделал своим наследником. В усыпальнице императора У стоит пустой гроб, где лежит лишь его одежда. Ладно, допустим, тело его так и не нашли, но почему нельзя было похоронить в той же могиле его супругу? Однако в источниках нет никаких упоминаний о том, что император У был женат, и считается, что при жизни у него не было наложниц высокого ранга. Для главы правящей династии заключение брака и рождение наследника – дело государственной важности и политическая необходимость. Эта трудная и почетная миссия осталась невыполненной, и никто из сановников не торопил императора с браком… По крайней мере, нет никаких записей по поводу возможного заключения брака, как будто все просто позабыли об этом. Но ведь это выходит за рамки здравого смысла. Обобщая все сказанное, я думаю, что, вероятнее всего, под действием «особой» энергии тело Шэн Сяо претерпело изменения, и оставить потомство он не мог. И предполагаю, что эти превращения начались с самого детства.

Легендарный Владыка людей был нечистью-мо.

Сюань Цзи глубоко задумался, позабыв зажечь сигарету, так и зажатую между пальцев… Видимо, его судьба действительно была предопределена с самого детства, когда его выбрали из всего рода людского.

Погруженный в раздумья, Сюань Цзи невольно содрогнулся.

Что это была за жизнь? И не в ней ли коренятся истоки его безумия и жестокости в более позднее время?

006

Сюань Цзи и представить не мог, что, пока он предавался размышлениям о демоне, демон торопился разорить его родовое кладбище.

Шэн Линъюань не стал утруждать себя покупкой билета и уверенно прошествовал на станцию прямо перед носом у контролера, но тот пропустил его, словно и не заметил, и сразу же протянул руку за билетом следующего пассажира.

Тем временем Сяо Чжэн в Юнъани тайно приказал опечатать отделения по всей стране, включая Главное управление, и объявил, что всем сотрудникам запрещен вход и выход «до определения степени контагиозности вируса». По всей сети «особенных» прокатилась волна обысков, которую ничто не предвещало.

Всех, кто попался на удочку «вируса» и потерял сознание, уже изолировали. Сотрудники, не знавшие подоплеки происходящего, переживали, что тоже могли заразиться, а самым проницательным чутье подсказывало, что у всей этой истории есть двойное дно.

В ста километрах от Дунчуаньского продуктового рынка, когда «золотой ворон»[23] уже опустился к горизонту, в арендованном в пригородном захолустье доме раздался звук падения чего-то тяжелого. Господин Нянь спустя восемь с лишним часов внутри «Врат межпространственного перемещения» на последнем издыхании выкарабкался из портала, придерживая нагрудный карман рубашки. Силы его полностью иссякли, и он рухнул на пол.

Спустя какое-то время господин Нянь судорожно вздохнул, приходя в себя. Дрожащими руками он вытащил из кармана металлический обломок и внимательно его осмотрел.

Лучи заходящего солнца проникли в комнату, мягко позолотив края металлического обломка. Рассеянный свет отразился в бездонных колодцах зрачков, и по ледяным глазам мужчины на секунду словно прошла рябь.

Убедившись, что с обломком все в порядке, господин Нянь снова повесил его на шею и спрятал под рубашку, ближе к телу. Холодок от соприкосновения металла с кожей взбодрил его, он кое-как поднялся и доковылял до кухни, где достал банку энергетика и шоколадку.

Наскоро восполнив силы, господин Нянь задернул шторы, надел перчатки и вынул маленькую керамическую шкатулку, которую забрал на черном рынке. Убедившись, что она плотно закрыта, он спрятал ее, достал мобильник и набрал сообщение: «Завтра буду у вас».

Он отправил сообщение и тут же услышал тихий треск. Опустив взгляд, он обнаружил, что латунный компас с обратной стороны наручных часов внезапно лопнул. По классически простому диску прекрасной старинной работы стремительно распространялись следы времени. Металл на глазах пожирали ржавые пятна. В мгновение ока ржавчина поглотила большую часть отметок небесных столпов и земных ветвей, и компас превратился в бесполезный мусор.

Никто не знал, когда был создан этот компас, чрезвычайно чувствительный ко всем проявлениям аномальной энергии и по точности превосходивший даже современную аппаратуру. Он легко проникал сквозь заслоны «особенных», принадлежавших к линии психических сил. Господин Нянь унаследовал его от предков, и, как говорили, история его насчитывала несколько тысяч лет. Кто бы мог подумать, что компас вот так прикажет долго жить. Он нахмурился и зажег сигарету, вспомнив напугавшую его черную тень.

Господин Нянь считал себя человеком, достаточно повидавшим на своем веку, однако он впервые столкнулся с чем-то настолько жутким. Рассмотреть лицо своего противника он не сумел, но даже сейчас при одной мысли о том глубоком голосе мороз пробирал его до костей.

Если бы не та молния, противник, пожалуй, голыми руками разорвал бы построение «Врат межпространственного перемещения».

Да кто он такой? Неизвестный мастер, приглашенный в Бюро из народа? Или же… существо иного порядка?

Сумерки сгустились, солнце скрылось за горизонтом. Ночь опустилась на мир, который уже три тысячи лет как звался миром людей.

Когда поезд, следовавший из Дунчуаня в Шучжун, остановился на станции Чиюань, было три часа ночи. В вагоне царила полная тишина: было самое тихое время суток, когда одни пассажиры, лежа вповалку, видят десятый сон, а другие, страдая от бессонницы, глядят из окон вагонов на мерцающие огоньки. Никто ни с кем не переговаривался, и казалось, что поезд везет коллекцию разношерстных кукол.

С долгим гудком состав подъехал к станции, свет буферных огней пробил густой туман. Сонная проводница крикнула, потирая глаза:

– Поезд прибыл на станцию Чиюань, остановка две минуты…

Мимо нее к выходу из вагона прошел длинноволосый мужчина.

– Благодарю.

– А, не стоит благодарности, – невнятно откликнулась проводница, зевая, и вдруг на полуслове рот ее широко открылся, она вздрогнула всем телом и проснулась. У этого пассажира не было при себе никакого багажа, больше того – он вышел из вагона-ресторана.

Но ведь… вагон-ресторан уже закрыт, она только что проверяла – там никого не было!

Проводница вытаращила глаза, словно увидев призрака, и стремительно повернулась к платформе. Туман все сгущался, и луна, и звезды исчезли, тускло горели фонари на станции. Редкие пассажиры – кто-то садился, кто-то сходил с поезда – еле передвигали усталые ноги. Но где же этот странный длинноволосый мужчина?

Шэн Линъюань счел, что поезд, мчащийся по земле, гораздо лучше летающей по небу «железной птицы». Путешествие оказалось не только весьма приятным, но и быстрым: за ночь он добрался прямо до ущелья Чиюань.

Дао И, дух оружия на дне ущелья Чиюань, больше не нуждался во сне и скорее сам напоминал кошмарное сновидение. Каждую ночь обходил других духов оружия, затем шел к алтарю и садился рядом. У алтаря, стоявшего на возвышенности, открывался прекрасный вид на ущелье в озарении первых лучей солнца.

Говорят, когда люди дряхлеют до такой степени, что душа в теле едва держится, они проживают день только чтобы поесть три раза. Съев завтрак, старики считают часы до обеда, после обеда ложатся подремать, чтобы скоротать время, кое-как засыпают, потом кое-как просыпаются, обнаруживают, что все-таки еще не умерли, и тогда присоединяются к ритуалу живых – ужину. Когда заканчивается и ужин, важных дел больше не остается, и к пыльной собольей шубе жизни пришивается еще один собачий хвост-день.

Дни Дао И текли еще однообразнее, чем у стариков. В пище он не нуждался, и все его время заполняли только закаты и рассветы. Каждый восход становился для него крохотной лотереей: если погода была ясная, он радостно «вознаграждал» себя тем, что доставал из реки красивый камень и клал его в горку камней в саду около усыпальницы. Десяти с небольшим лет оказывалось достаточно, чтобы сад весь заполнился камнями, и тогда он выбрасывал их обратно в реку, а потом, следуя собственным правилам, заново подбирал камень, и все начиналось с начала, повторяясь так раз за разом.

Но сегодня, как раз когда он не сводил глаз с востока в ожидании рассвета, ущелье Чиюань вдруг еле заметно вздрогнуло, словно откликаясь на чье-то присутствие. Дао И сперва подумал, что вернулся Сюань Цзи, и приятно удивился. На лице его прорезалась трещина рта и скривилась в уродливой улыбке.

– Хранитель пламени…

Но в следующее мгновение его улыбка застыла – нет, это не Хранитель пламени.

Ущелье затряслось – и чем дальше, тем ощутимее, его заволакивали тени и густой туман. Встревоженные духи оружия наперебой повыскакивали из укромных уголков и сгрудились вместе темной толпой.

Печать Чиюань загудела, потревоженная пришельцем. Бессчетные огненные письмена взметнулись в воздух с горных круч, с поверхности земли. Казалось, все ущелье объято пламенем.

И следом кто-то открыл магический барьер, окружавший Чиюань снаружи. Из сосудов духов оружия вырвались хриплые крики, а Дао И с ужасом обнаружил, что пятая стела подле алтаря треснула!

Недолго думая, Дао И развернулся и прыжком бросился на алтарь – в центре него находился магический круг, через который можно было послать сон Хранителю пламени. Но вдруг Дао И замер: едва магический круг начал активироваться, как густой туман затопил его и окружил Дао И. Тот поспешно отпрянул, наткнувшись, как назло, прямо на чью-то бледную руку, которая высунулась из тумана и схватила его за шею.

– Хм?.. – Пришелец ощупал тощее горло Дао И. – Что еще за старый хлам… Дух меча?

Дао И задрожал. Меч, служивший ему сосудом, сам собой вылетел из подземной усыпальницы, но приблизиться не посмел.

Из тумана показался тот, кто держал Дао И за шею. Волосы у него были чернее черного, лицо – совершенно белое, но не глянцевитой белизной фарфора или дорогого нефрита сорта «бараний жир», а зловещей морозной белизной инея и снега. Глаза казались глубокими, словно бездна.

Дао И чувствовал, что должен знать этого человека, – иначе почему от одного лишь его присутствия у него ноги подкашиваются от страха?

Но время не пощадило его память – слишком многое стерлось, и пока что отдельные фрагменты его воспоминаний не желали складываться в цельный образ.

Тем, кто среди ночи вторгся в ущелье Чиюань, был не кто иной, как Шэн Линъюань. И первым, что встретило его в ущелье, была ржавая рухлядь. Он сам не знал, плакать ему или смеяться: другие заводят кошек или собак, а маленький демон Хранитель пламени, должно быть, слишком скучал один и вместо домашних зверюшек завел старых, рассыпающихся духов оружия – и где только таких нашел? Странные у него все же наклонности!

– Не шевелись, – Шэн Линъюань поманил меч Дао И, черная дымка тут же окутала клинок и притянула поврежденное лезвие к Шэн Линъюаню. Тот рассеянно скользнул взглядом по металлу, сплошь изъеденному ржавчиной. – Клинок поврежден, – заметил Шэн Линъюань, – а значит, дух его должен испытывать неимоверные страдания. Раз оказался в таком состоянии, почему не хочешь обрести покой?

Все духи оружия в Чиюани оказались по ту сторону барьера, окружающего алтарь. Те из них, кто почти полностью утратил сознание, вели себя даже отчаяннее остальных и снова и снова пытались пробиться внутрь. Дао И сопротивлялся изо всех сил, мучительно пытаясь разомкнуть хватку на своей шее.

Голос Шэн Линъюаня звучал нежно, как шепот возлюбленного:

– Я могу помочь тебе, это ни капельки не больно. Что скажешь?

На лице Дао И, оставшемся практически без кожи, проступили вены, а окутанный черной дымкой меч беспрестанно дрожал. И вдруг он с лязгом вырвался из дымки и попытался ударить Шэн Линъюаня по руке, но застыл, не дойдя половины цуня до его запястья. Опуститься дальше он никак не мог.

– Если твой поломанный меч соприкоснется с моим телом, ты точно упокоишься с миром, – Шэн Линъюань махнул рукой, Дао И ощутил, что стал легким как перышко, и вместе со своим мечом плавно отлетел от алтаря. Он поперхнулся ледяным воздухом, опустился на колени и закашлялся.

Стоящий на алтаре мужчина смотрел на него сверху вниз, но вскоре ему как будто наскучило, и он отвернулся.

– Все еще хочешь жить – дело твое, так и быть, живи дальше, – Шэн Линъюань повернулся к нему и со значением поднял указательный палец. – Тс-с. Успокойся. Я кое-что позаимствую и сразу уйду, не стоит беспокоить хозяина.

С этими словами он мгновенно переместился к треснувшей стеле.

Собираясь попытать счастья в Чиюани, Шэн Линъюань не тешил себя особыми надеждами. Как-никак, Чиюань – это древнее вместилище демонической энергии. Прежде его охранял клан птиц Чжу-Цюэ, но потом клан был уничтожен, Шэн Линъюань обратился к запретной магии, чтобы насильно усмирить Алую Бездну, и с огромным трудом преуспел. Духи костей Чжу-Цюэ… они и были Хранителями пламени. И каждый раз, когда Алая Бездна требовала жертву, такой дух, скорее всего, тут же бесследно рассеивался. Едва ли стоило ожидать, что удастся найти обломки костей.

Но, оказавшись в Чиюани, он, к своему изумлению, обнаружил алтарь в круге каменных стел. Некоторые из них уже рассыпались, а на оставшихся значились даты рождения и смерти. От стел слабо веяло пламенем. Вне всякого сомнения, духи костей Чжу-Цюэ были погребены именно здесь, но он никак не ожидал, что от них действительно останется прах.

Умственные способности местной рухляди оставляли желать лучшего – им было крайне трудно понять смысл слов Шэн Линъюаня. Однако стоило ему очутиться у каменной стелы, как все духи оружия разом изменились в лице и самоотверженно бросились в густой туман.

– Стелу… – с трудом проговорил Дао И, казалось, его голосовые связки – из наждачной бумаги. – Нельзя…

Стелу нельзя разбивать, каждый раз, когда разбивалась стела, Хранитель пламени «умирал».

Но разве станет Шэн Линъюань слушать чью-то надоедливую болтовню? Прежде чем изо рта Дао И вырвалось хоть одно членораздельное слово, черная дымка, до сих пор окутывавшая его, превратилась в лопату и глубоко зарылась под треснувшую стелу в поисках обломков костей.

– Нельзя…

– Хм?.. – Шэн Линъюань нахмурился. Под землей оказалось пусто – не было не только костей, но даже остатков одеяния.

Неужели каменная стела – вовсе не надгробие? Тогда откуда на этом «могильном холме» дух Чжу-Цюэ?

Вдруг Шэн Линъюань с изумлением поднял голову и поглядел на стелу: прямо у него на глазах трещина в камне стремительно увеличивалась, стела с тихим треском разделилась на две части, словно ее разрубили пополам, а потом с грохотом рухнула и рассыпалась в каменную крошку.

Шэн Линъюань онемел.

Его величество хоть и не был хорошим человеком, однако все, что бы он ни делал, подчинялось определенной цели. Он не имел склонности вредить другим просто так, без всякой на то необходимости. Что до останков Хранителей пламени, может, он и обошелся с ними непочтительно, ведь те много лет своей жертвой усмиряли Алую Бездну, и заслуги их перед миром были велики, но то был вынужденный шаг. Ему требовался обломок кости Чжу-Цюэ, он бы выкопал его – и все. Шэн Линъюань вовсе не собирался разорять могилы и громить надгробия, а потому он даже не задел камень стелы.

Но это оказался еще не конец.

Падая, расколовшаяся надвое стела задела соседнюю. Стелы оказались ломкими, как обжаренные полоски теста, хрустящие на зубах: все вокруг затрещало, и не успел Шэн Линъюань перевести дыхание, как стоящие кругом стелы словно заразились друг от друга. Одна за другой они трескались и рассыпались вдребезги. В мгновение ока почти половина окружавших алтарь стел рухнула.

Дао И надрывно взревел, и остальные духи оружия отозвались хриплым криком ужаса. Казалось, все ущелье Чиюань полнится рыданиями призраков.

Поскольку император плоховато владел путунхуа, понятие «подстава» было ему незнакомо, и он просто обиженно молчал.

От воплей духов у Шэн Линъюаня снова разыгралась мигрень, и на лице появилось редкое для него обеспокоенное выражение. Он беспомощно смотрел на воцарившийся хаос. Вокруг него заклубилась черная дымка и разделилась на десятки тысяч тончайших нитей: он хотел с их помощью починить стелы, так же, как он починил тогда обстановку в номере Дунчуаньской гостиницы.

Но едва черная дымка соприкоснулась с каменными обломками, разрушенные стелы вдруг вспыхнули ослепительным пламенем.

Шэн Линъюань отреагировал моментально – он тут же стремительно отступил. Но даже чуть ли не всемогущий демон оказался медленнее сияния пламени. В следующий миг оно объяло его и ослепило, а вместе с ним пришло странное ощущение, будто его заключили в удушающие объятия и пронзили ему сердце.

В груди Шэн Линъюаня остро закололо – словно внутри что-то вот-вот взорвется. Он не раздумывая пробил пальцами собственную грудную клетку, черная дымка тут же коконом окутала ее и молниеносно отразила сияющее пламя, что пыталось проникнуть прямо в сердце. В этой внезапной схватке почти вся окружавшая Шэн Линъюаня дымка рассеялась.

В сиянии света ему померещилось, будто кто-то печально вздохнул, проходя совсем рядом с ним. Казалось, чей-то иллюзорный образ отчаянно стремился остаться подле него, но свет увлек незнакомца за собой против его воли куда-то вдаль, силуэт его исказился, а потом и вовсе рассеялся.

Тем временем Сюань Цзи самолетом Отдела ликвидации последствий как раз летел в Юнъань.

После нескольких дней напряженной работы сотрудники в роскошном салоне спали как убитые. Ван Цзэ причмокивал во сне, лежа на стоящем рядом диване. Ян Чао, не просыпаясь, сполз на пол. Храп Ло Цуйцуя чуть ли не заглушал шум двигателей. По сравнению с ними Сюань Цзи, можно сказать, спал в весьма «интеллигентной» позе.

Уснув, он напоминал тихую птичку, что нахохлилась и уткнулась головой в темное место, будто малейший порыв ветра мог ее потревожить.

Около четырех часов утра Сюань Цзи снова приснились железные ворота, опечатанные красной печатью. Запертое за ними существо рвалось наружу даже отчаяннее прежнего, из-за массивных створок до Сюань Цзи доносилось тяжелое измученное дыхание.

Кого же, в конце концов, там заперли? Сюань Цзи подошел поближе, задаваясь вопросом, почему этот сон снится ему снова и снова – может, это какой-то дурной симптом? И вдруг он услышал, как человек по ту сторону ворот, задыхаясь, заговорил:

– Быстрей… быстрей уходи…

– Что? – Сюань Цзи остолбенел.

– Уходи… уходи отсюда…

– Кто там? – голос показался Сюань Цзи неуловимо знакомым. Не удержавшись, он сделал шаг вперед и теперь разглядел еле заметные линии на алом ярлыке – должно быть, некая магическая печать. Но во сне у него не было «Записок о тысяче демонов», и он не мог сразу ее опознать. – Ты со мной говоришь? – спросил он. – Кто ты?

Бом-м-м! Гулкий удар оборвал речь Сюань Цзи. Существо за железными воротами бросилось на них с такой силой, что чуть не сорвало печать.

Застигнутый врасплох, Сюань Цзи отскочил назад, плечи его напряглись.

– Нужно запечатать… Но не могу… – отчетливо раздался голос из-за ворот.

– Каменные стелы…

– Каменные стелы слишком сильно повреждены… Повторяй… за мной…

Сюань Цзи так и не вспомнил, где слышал этот голос. Тем временем мужчина за воротами без дальнейших пояснений начал читать вслух длинную вереницу заклинаний: то было древнее наречие знати вперемешку с совершенно незнакомым языком. Ритм был четкий, и речь звучала мелодично, но увы, казалось, читавшему заклинание будто нож к горлу приставили: голос становился все более хриплым, каждая фраза звучала словно скрежет клинка и вырывалась изо рта говорившего вместе с кровавой рвотой. Любой бы затрепетал от ужаса при этих звуках.

Поток заклинаний не иссякал минут пять, большую их часть Сюань Цзи не расслышал, а по отдельным отрывкам мог только догадаться, что заклинания что-то запечатывают.

Как вообще все это запомнить? Кому из людей хватило бы мозгов на такое?

– Погоди, погоди… Постой, повтори еще раз…

Ворота снова загрохотали – этот удар оказался еще яростнее прошлого, печать вдруг разорвалась, а у Сюань Цзи загудело в голове – словно лопнувший ярлык печати был на самом деле его собственным черепом. Острая боль пронзила виски.

– Быстрей! – громко крикнул голос.

В царившей неразберихе Сюань Цзи сам не знал, что именно произносит, – очевидно, ту самую непонятную вереницу фраз, но губы и язык как будто обладали собственной мышечной памятью, и он слово в слово воспроизвел всю последовательность странных заклинаний, словно проделывал это сотни раз. Печать вспыхнула ярким пламенем, и края разрыва снова соединились. Как только печать восстановилась, невыносимая головная боль Сюань Цзи тут же прошла. Он инстинктивно еще несколько раз пробормотал заклинания.

Яростный стук прекратился. На печати остался потрепанный след от ее восстановления. Прошло совсем немного времени, а вся спина Сюань Цзи взмокла от холодного пота, он еле стоял на ватных ногах. Теперь в темноте из-за железных ворот доносилось лишь усталое прерывистое дыхание.

Сюань Цзи довольно долго медлил, но потом наконец осторожно спросил:

– Так что происходит?

По ту сторону ворот наступила тишина. Спустя целую вечность слабый мужской голос ответил:

– Возвращайся в мир людей.

Сюань Цзи был потрясен – он меньше всего ждал услышать чистейший путунхуа, и теперь, когда неизвестный перешел на современную речь, чем больше Сюань Цзи слушал его, тем более знакомым казался голос. Не дожидаясь, пока Сюань Цзи опомнится, мужской голос горько усмехнулся:

– Вернешься – поешь как следует.

Да он издевается!

Взбешенный Сюань Цзи уж было собрался прибегнуть к тому, что у него получалось лучше всего – то есть обложить незнакомца отборной бранью, – но тут его вдруг как громом поразило.

Человек всегда слышит свой голос иначе, чем все остальные. И лишь когда Сюань Цзи услышал последнюю, так возмутившую его фразу «Вернешься – поешь как следует», до него дошло, почему мужской голос показался ему хорошо знакомым – из-за железных ворот до него доносился его собственный голос!

От изумления он как будто оступился – и проснулся в самолете.

Пару секунд он пребывал в оцепенении, а потом схватил карманный блокнот и, пока воспоминания о сне не развеялись, стремительно нарисовал печать с ярлыка на воротах. Затем он открыл «Записки о тысяче демонов» и посмотрел на рисунок.

В этот раз справочник не замедлил с ответом. Подпись под знакомым изображением гласила: «Печать Нирваны».

«Название многообещающее», – подумал Сюань Цзи в ожидании подробного комментария.

Ожидание затянулось. Подробного комментария в «Записках о тысяче демонов» так и не появилось.

Эта потрепанная книженция все-таки снова подкачала – как всегда. Делать нечего, Сюань Цзи привычно вздохнул и собрался было закрыть справочник, как вдруг глаза его широко распахнулись: впервые на страницах «Записок о тысяче демонов» возникли слова, не имеющие никакого отношения к пояснениям.

На чистом листе показался текст: «Ежели узришь печать Нирваны, знай – Камень Нирваны разбит. Берегись – близится твой смертный час».

Сюань Цзи глазам своим не верил. Хотя слова звучали туманно – нирвана то, нирвана се, – общий их смысл Сюань Цзи уловил: то было проклятие, направленное на него!

Будто опасаясь трепки, «Записки о тысяче демонов» тут же исчезли из его поля зрения. Как Сюань Цзи ни пытался открыть их снова, книженция прикинулась мертвой и не откликалась.

Сюань Цзи тут же проверил свой пульс – ровный, напряжение удовлетворительно, никакого недомогания или симптомов смертельных болезней. В недоумении он лег обратно и скоро понял, что у него, не иначе как по чисто психологическим причинам, разболелась голова и пропал сон.

За всю свою жизнь Сюань Цзи никогда не сталкивался с двумя вещами: отсутствием аппетита и бессонницей. Поворочавшись с боку на бок, он так и не задремал, так что в конце концов откинул одеяло и сел, собираясь налить себе стакан молока.

И тут он случайно увидел впереди свечение экрана: кто-то работал за компьютером.

Хм, в такой поздний час? Кому еще не спится?

Вторым человеком, страдающим среди ночи от бессонницы, оказалась Гу Юэси. Открыв ноутбук, она снова и снова внимательно пересматривала несколько записей с системы видеонаблюдения. Глаза под нависшими веками покраснели, она выглядела совсем подавленной, словно отработала сверхурочную смену в похоронном бюро.

Шум двигателей заглушал и без того тихую поступь Сюань Цзи, так что Гу Юэси его не заметила.

Из-за тех «случайностей» в Дунчуане Сюань Цзи теперь сомневался в элите «Фэншэнь». Он стоял в темноте позади Гу Юэси и незаметно наблюдал за ее действиями. Оказалось, что Гу Юэси просматривает записи с камер Дунчуаньского рынка и окрестностей – как раз примерно во время обыска в подземном логове.

– Мы что-то упустили?

Голос Сюань Цзи прозвучал внезапно, Гу Юэси вздрогнула и чуть не уронила мышку.

– Директор Сюань… – Она поспешно захлопнула ноутбук. – Нет-нет, я просто на всякий случай… Еще раз пересматриваю записи с окрестностей черного рынка, чтобы повысить качество работы… Директор Сюань, а вы почему так рано встали?

– Кто знает, возможно, старею, – отшутился Сюань Цзи. Лицо его ровным счетом ничего не выражало. Он зевнул, как ни в чем не бывало обменялся с Гу Юэси парой ничего не значащих фраз и направился к барной стойке.

«Командир второго подразделения врет как дышит», – думал Сюань Цзи, наливая молоко в стакан.

Она просматривала записи не с «окрестностей», а с одного вполне конкретного места. Сюань Цзи успел заметить в кадре название улицы. Он прекрасно ориентировался на местности, сопоставил те места, где побывал, с картой и прикинул, откуда велась съемка. Записи были с разных ракурсов, но все они показывали трущобы в нескольких сотнях метров к юго-западу от рынка.

Гу Юэси целенаправленно что-то искала – неужели во время зачистки черного рынка она что-то увидела с неба?

007

За получение информации от других ведомств, например, полиции, в Бюро теоретически отвечал Отдел ликвидации последствий. Так что Сюань Цзи мог прямо с рабочего аккаунта просмотреть записи Небесной сети[24]. Сон к нему все равно не шел, так что, подключившись к бортовому вай-фаю, он начал изучать записи с камер видеонаблюдения в окрестностях Дунчуаньского продуктового рынка за время, примерно совпадающее со временем их рейда в подземелье. Но – может, просто из-за того, что это был не его профиль, – у Сюань Цзи только в глазах зарябило – он ничего не мог высмотреть в хаосе записей и убедился только в одном: народу на Дунчуаньском рынке и правда видимо-невидимо.

Вдруг в какой-то момент его сердце оборвалось – точь-в-точь как в момент, когда он «оступился» при пробуждении, – а потом резко заколотилось.

Доверившись интуиции, Сюань Цзи внимательнее пересмотрел несколько последних записей, которым поначалу не придал значения, и отыскал короткий фрагмент, вызывавший у него такую странную реакцию.

Что же там не так?

Он невольно выпрямился и сощурился, всматриваясь в каждый уголок улицы, запечатленной на видео.

Торговля цзяньбинами[25] – идет бойко… Неподалеку столкнулись велосипеды, их владельцы начали перепалку… ого, до драки дошло… Но вряд ли дело в этом – не настолько он неврастеник, чтобы встревожиться из-за случайной уличной потасовки.

Сюань Цзи раз за разом пересматривал запись продолжительностью меньше минуты, но так и не заметил ничего странного. Он взглянул на расположение камеры – установлена, должно быть, у юго-западных ворот рынка. Именно это место только что проверяла Гу Юэси… Совпадение?

Он отобрал записи с камер видеонаблюдения от юго-западных ворот до трущоб, и вскоре его загадочное шестое чувство начало откликаться и на другие видео.

Тогда Сюань Цзи окончательно отбросил жалкие попытки продвинуться по пути технического прогресса и ступил на тропу «метафизического вдохновения». Положившись на интуицию, он выбрал все записи, показавшиеся ему «странными», расположил их в хронологической последовательности и сопоставил с картой: оказалось, что выбранные точки складывались в маршрут… а судя по временным интервалам, с такой скоростью вполне мог передвигаться быстро идущий человек.

Человек, не видимый на записях видеокамер, вышел с юго-западных ворот и направился к трущобам.

Сюань Цзи тут же сообразил – чары «отвода глаз»!

До сих пор Сюань Цзи встречал только одного человека, способного создать чары «отвода глаз» такой силы, чтобы они одурачили даже камеры высокого разрешения… Точно. Когда он был на Дунчуаньском рынке, все небо заволокло черными тучами, несколько раз прогремел гром, а коллеги еще жаловались на неправильный прогноз погоды.

Неужели он был на черном рынке во время зачистки?

Всю сонливость Сюань Цзи как рукой сняло, мозг стремительно заработал. Его величество как никто другой разбирался в шаманских чарах. Должно быть, магия указала ему на того, кто касался Зеркальных бабочек, привела его на черный рынок. Что же он выяснил? И не причастен ли он к смерти Цветочной Лисы и ее пособников?

К тому же… если обладавшая «рентгеновским зрением» Гу Юэси каким-то образом почувствовала Шэн Линъюаня, почему она ничего не сказала, а занялась проверкой сама, тайком?

Уголки губ Сюань Цзи приподнялись – ему на ум пришло объяснение: вдруг командир второго подразделения точно так же не доверяет ему?

Пока все это крутилось у него в голове, объявили, что самолет заходит на посадку. Они вернулись в Главное управление в Юнъани.

Когда они приземлились, уже светало. Служебные автобусы ожидали сотрудников, чтобы развезти их по домам, где те наконец смогут отдохнуть. Подозревая Гу Юэси, которая, в свою очередь, возможно, подозревала его, Сюань Цзи внимательно наблюдал за ней и увидел, что она не стала садиться в автобус, о чем как бы мимоходом спросил ближайшего коллегу.

– А, командир Гу, – откликнулся тот. – Ей не нужен автобус: она живет на базе для личного состава, это недалеко от здания Главного управления – десять минут пешим ходом.

База личного состава, насколько знал Сюань Цзи, была своего рода служебной гостиницей при Главном управлении. Командированные в Юнъань сотрудники из других регионов, командиры отрядов и подразделений, а также лица в должности заместителя директора отдела и выше могли подать заявку на бесплатное временное проживание в номере. Условия там были неплохие, но расположение подкачало: общежитие находилось далековато от городского центра, вокруг – настоящая глушь, и кроме мини-маркета с завышенными ценами в окрестностях ничего не было, ни намека ни на какие другие удобства.

– Почему? – удивился Сюань Цзи. – У нее дома ремонт?

– База личного состава и есть ее дом, – пояснил коллега. – Раз в месяц по внутренней сети подается заявка, после чего можно жить в течение месяца. Ох, вы же недавно работаете, директор Сюань, еще не знаете, что нашу Гу Юэси прозвали отшельницей Гу – она не от мира сего: квартиры, машины – для нее все это ничего не значащая суета, она на такое даже не взглянет.

Сотрудники отрядов спецназначения постоянно рискуют жизнью и, само собой разумеется, получают немалую зарплату. Если разумно тратить деньги и взять небольшой кредит, то со званием и стажем, как у командира Гу, легко можно позволить себе жилье в городе.

Но она не хотела.

Ее как будто совершенно не интересовало ничего, что не являлось необходимым для выживания, минимализм был стилем всей ее жизни. Она не приобретала недвижимость, оставшиеся деньги ни во что не вкладывала, а просто оставляла на счете как последовательность цифр, с которой не знала, что делать. Когда кто-то просил у нее в долг, она всегда с готовностью одалживала – лишь бы деньги не спускали на порнографию, спиртное или азартные игры. Ее ничуть не волновало, вернут ей долг или не вернут. В конце концов Ван Цзэ не выдержал, заставил младших товарищей по «Фэншэнь» все возместить, а потом взял управление ее финансами на себя.

Гу Юэси жила в общежитии уже много лет, личных вещей у нее было всего ничего, и собери она все в чемодан, в самолете он вполне поместился бы в ручную кладь. Единственной безделушкой в ее комнате была хрустальная рамка у изголовья кровати с групповой фотографией, запечатлевшей ее в первые дни в «Фэншэнь». Тогда она была еще юной, с по-детски припухлым лицом, совсем не такой измотанной. Девушка на фотографии стояла с каменным лицом, без тени улыбки, однако во взгляде ее читалась затаенная робость. Старина Ван улыбался во весь рот, показывая знак победы у нее над головой. Мужчина рядом с ним в одной руке держал длинный меч, а другой надавил Ван Цзэ на макушку, заставляя того втянуть шею.

Те дни ушли безвозвратно.

Пару секунд Гу Юэси глядела на себя прошлую, затем протерла рамку, сходила умыться и приступила к работе. Открыв ноутбук, она снова включила одну из записей с камер и остановила ее на нужном кадре. На самом деле Сюань Цзи надумал лишнего – чары «отвода глаз» Шэн Линъюаня скрывали его не только от камер высокого разрешения, но и, если он того хотел, от «рентгеновского зрения». Целью, которую высматривала Гу Юэси, был вовсе не его величество.

Она увеличила часть изображения в углу – там камера захватила чью-то руку. Владелец руки оказался крайне осторожен, он как будто прекрасно знал расположение всех камер видеонаблюдения в округе и сумел обойти их все. Гу Юэси несколько раз пересмотрела записи с камер, но нашла только эту – единственную, на которую не распространялись права Сюань Цзи, потому что камера, с которой была сделана запись, принадлежала владельцу небольшого придорожного магазинчика. Чтобы ее достать, Гу Юэси задействовала осведомителя «Фэншэнь».

Качество изображения с камеры оставляло желать лучшего, к тому же рука неизвестного попала в кадр даже не целиком: он сразу же заметил камеру и быстро вышел за пределы площади обзора.

Гу Юэси принялась восстанавливать изображение с помощью специальной программы: это требовало от нее огромных усилий – программой она владела неважно, и ей пришлось разбираться самостоятельно, опираясь на инструкцию.

Командира второго подразделения в «Фэншэнь» считали надежной и ответственной. Всегда спокойная и невозмутимая, она умела произвести впечатление, и многие признавали в ней интеллигентную женщину с хорошим образованием. Но Гу Юэси нигде не училась. Она не пробыла в школе ни дня. Она начала учить иероглифы с самого первого – «единицы» – только в семнадцать лет по онлайн-урокам для дошкольников и теперь читала и писала кое-как, на уровне отстающей ученицы начальной школы: когда нужно было прочесть большой отрывок, она с помощью ручки следила за строками и про себя проговаривала слова. Зачастую ей приходилось несколько раз перечитывать текст, чтобы понять, о чем там говорилось.

До семнадцати лет у нее даже имени не было.

Она оказалась в Бюро еще несовершеннолетней, и ей выделили куратора – девушку из отдела кадров. Фамилия ее попечительницы и была Гу, а имя Юэси, столь непохожее на обычные человеческие имена[26], она получила от Ван Цзэ. Командир Ван, который только присоединился к «Фэншэнь», был тогда совсем молодым безалаберным парнем, сутки напролет торчавшим за компьютером, и просто дал ей имя главной героини какой-то из своих игр.

Промаявшись с самого рассвета до полудня, Гу Юэси смогла восстановить четкость нескольких кадров и разглядеть на запястье неизвестного предмет, похожий на наручные часы. «Часы» были латунными, на «циферблате» – только одна стрелка, а сам диск сплошь покрыт древнекитайскими символами… То был компас для фэншуй.

Гу Юэси резко откинулась на спинку стула, у нее перехватило дыхание. Этот компас она не забудет никогда в жизни. Давным-давно, когда ей было очень страшно, один человек сунул ей в руки этот компас, еще теплый от его тела, и сказал: «Иди туда, куда показывает стрелка, верь компасу и не бойся. Это семейная реликвия, девочка, когда выберешься, ты должна вернуть его мне».

Сюань Цзи был прав – жить с «рентгеновским зрением» в этом мире нелегко. В первые десять с чем-то лет жизни Гу Юэси эти глаза были ее проклятием.

При рождении их закрывала особая пленка, врач-шарлатан в маленькой клинике, работавшей без лицензии, сказал, что девочка родилась слепой, и родители тут же отказались от нее.

Ей не повезло. Она попала не к добросердечным опекунам и даже не в государственный детский дом, а в руки банды воров. Воры эти чем только не промышляли и время от времени занимались тем, что отправляли детей-инвалидов просить милостыню. Обнаружив ее «слепоту», они решили, что девочка от природы прекрасно подходит для этого занятия, но вскоре после того, как воры забрали ее к себе, пленка на ее глазах неожиданно начала истончаться и в конце концов полностью пропала.

Раз Небеса ничем ее не наградили, воры хотели сами ослепить девочку, как вдруг заметили, что ее зрачки умеют кардинально менять форму, как у животных. Вскоре они выяснили, что в ней «особенного»: когда зрачки девочки трансформировались, она видела предметы насквозь – то было мощное «рентгеновское» зрение.

То был прямо-таки «режим бога». Когда банда выходила на дело, девочка безошибочно видела, в каком кармане у жертвы кошелек, какая в нем сумма, видела сквозь спину человека, какой он вводит пароль от банковской карты, а вскрыть замок для нее было легче, чем пылинку сдуть. Если же в перерывах между вылазками она садилась за игорный стол, то успех был ей обеспечен.

Благодаря ее способности банда процветала и всего за несколько лет превратилась из уличной группировки в преступный синдикат. Они зазнавались все больше и больше, но умения членов синдиката не поспевали за его ростом, и потерявший тормоза автомобиль их успеха наконец перевернулся. При попытке украсть культурные реликвии они попали в поле зрения международной криминальной группировки «особенных», и одни негодяи перебили других.

Погибли все, в живых благодаря своей «особой» способности осталась лишь Гу Юэси.

Следующие десять лет она провела как зверек в клетке – в специальной тюрьме, созданной представителем линии физических и психических сил.

В этой «духовной тюрьме» не работали никакие органы чувств, ей обрезали любую связь с окружающим миром. Но не одиночество и полная изоляция были самым невыносимым в духовной тюрьме, а извращенцы из линии физических и психических сил, которые мучили ее самыми невообразимыми способами: казалось, ее разрывают на куски, но на теле не оставалось ни царапины. Без позволения тюремщиков она не могла даже сама поесть. Она была лишь сосудом для глаз и, за исключением случаев, когда они нуждались в ее способности, она не видела ничего, кроме иллюзий, порожденных пребыванием в тюрьме. Гу Юэси навсегда запомнила того мужчину, что однажды «постучал» в дверь камеры с помощью ревербератора. Он ворвался внутрь в сиянии света, словно божество, спустившееся с небес.

«Я пришел спасти тебя. Не бойся, вот мое служебное удостоверение».

«Э… Ты не умеешь читать? Не страшно, я из Бюро по контролю над аномалиями… Хм, как тебе объяснить… Это что-то вроде „полиции особенных“, меня зовут Янь Цюшань».

«Мы не потеряемся, у нас с тобой есть это…»

Во время той совместной операции, организованной международными силами «особенных», невероятно молодой Янь Цюшань представлял китайскую сторону.

Янь Цюшань, он же командир Янь, мало говорил с группой, которую возглавлял, самое большее, что он мог сказать – «Привет!» на четырех языках. Любой попугай освоил бы иностранный язык лучше него, и с товарищами не из Китая он общался жестами. Однако этот «немой» удивительно хорошо ладил с людьми: этот совсем юный парнишка был человеком талантливым и надежным, а когда улыбался, казалось, что у всего на свете обязательно будет счастливый конец.

В полной иллюзий духовной тюрьме Янь Цюшань вложил в руки Гу Юэси старинный латунный компас и велел следовать за его стрелкой – так компас вывел ее обратно во внешний мир.

Для того, кто десять лет провел в духовной тюрьме отрезанным от реальности, даже освободившись, трудно в нее поверить. Гу Юэси нуждалась в точке опоры, и, лишь глядя на стрелку компаса, она убеждалась, что действительно находится в реальном мире. А Янь Цюшань, отдав ей «семейную реликвию», будто забыл про нее и так и не потребовал обратно. Компас оставался у Гу Юэси четыре года.

В центре подготовки подростков-«особенных» все ее избегали. Гу Юэси была нелюдимой и косноязычной, к тому же обладала «извращенной» особой способностью – «рентгеновским зрением» – и неблагонадежным прошлым, и остальные постоянно подозревали ее в том, что она подсматривает за ними. Единственным, что ее утешало в то время, были посещения Янь Цюшаня и нескольких других оперативников.

Янь Цюшань не очень-то умел обращаться с девочками-подростками – навещая Гу Юэси, он каждый раз с прямой спиной садился перед ней и, словно завуч, начинал расспрашивать об успехах в учебе. Закончив с расспросами, он больше ничего не говорил, и они лишь молча растерянно глядели друг на друга. Только когда речь заходила о тренировках «особенных», он пускался в пространные рассуждения – по-настоящему пространные. Чжичунь, дух меча Янь Цюшаня, не перебивал его, а сам он мог разглагольствовать до тех пор, пока, что называется, не опустеет небо и не состарится земля. Обычно Чжичунь оставался внутри меча, где восстанавливался от ран, но порой, когда командир Янь совсем конфузился, он появлялся из клинка, чтобы разрядить обстановку. Глядя на Чжичуня в человеческом облике, Гу Юэси подчас забывала о том, кем он был на самом деле, – он воплощал в себе все лучшие качества, какие в мечтах Гу Юэси были у старшего брата: внимательный, терпеливый и мягкий, все мог и все умел.

Однако как раз в то время Бюро готовило Янь Цюшаня к должности следующего командира всего «Фэншэнь». Ответственная работа неизбежно подразумевала сверхурочные смены, и Янь Цюшань вместе с Чжичунем целыми днями носились по всей стране – им лишь изредка удавалось выкроить время, чтобы навестить ее. Их нечастые визиты были для нее как драгоценные звезды на черном, точно дно пригоревшей кастрюли, небе, и не могли осветить ее мрачную юность.

Гу Юэси в одиночестве закончила обучение в Центре подготовки молодежи, и в день выпуска соседка по комнате в общежитии тут же выкинула все ее вещи за дверь.

Позже, когда началась стажировка в полевых условиях, она снова оказалась отстающей, потому что из-за межличностных конфликтов ее четырежды выгоняли из команды. Она напоминала бездомную собаку, что раз за разом набирается храбрости и подходит к людям, и раз за разом ее откидывают пинком в грудь.

Когда Гу Юэси отвергли в четвертый раз, то уведомили: если она в четвертый раз не пройдет аттестацию по итогам стажировки, ей придется покинуть резерв оперативной службы. Для работы в штабе требовалось образование, а она даже иероглифы не все знала, поэтому подходящей для нее должности не было. Ей исполнилось восемнадцать лет, так что общество уже сделало для нее все необходимое и ничего больше ей не обязано.

Кто-то сказал, что судьба подобна сломанному колесу: оно крутится и крутится, взлеты и падения сменяют друг друга, но оно обязательно вернется в исходную точку.

Наконец до Гу Юэси дошло: бывают люди, которым в обществе как будто предопределена участь нелегального мигранта – родившиеся случайно, они не более чем ошибка в системе. Кто подогадливее, знающий свое место, уже давно бы по-тихому избавил от себя этот мир, так зачем она продолжает искать опору?

Не слишком ли многого она хочет?

Перед тем, как уволиться, она тщательно начистила компас, а затем оставила его в отделе кадров, попросив вернуть владельцу.

Она не стала связываться с Янь Цюшанем – собиралась уйти незаметно, не попрощавшись. План Гу Юэси был таков: она тихо повесится в диком глухом лесу в окрестностях горы Сишань, где людей почти не бывает и некому будет ее найти. А когда веревка перетрется, тело ее упадет на землю и превратится в перегной, став частью пищевой цепи. Больше она никому не доставит беспокойства.

Но умереть тогда ей, вероятно, не было суждено. Как раз в тот день Янь Цюшань вернулся с докладом в Главное управление и, получив назад свой компас, почувствовал – что-то не так. Связаться с Гу Юэси у него не получилось, и тогда Янь Цюшань, не отдохнув ни минуты, вместе с оперативниками «Фэншэнь» бросился ее искать. Чжичунь перерезал веревку в последний момент.

Клинок Чжичуня был столь же остер, сколько мягкосердечен и чувствителен он сам. Несмотря на впечатляющее перерубание веревки воздушным лезвием с расстояния тридцати метров, у него так тряслись руки, что он сперва не смог нащупать артерию Гу Юэси, решил, что она мертва, и чуть не разрыдался в голос. В последующем фразочка «Чжичунь перепугался до слез» стала в «Фэншэнь» локальным мемом, и каждый новичок, не знавший его предыстории, думал, что речь о том, насколько сурова Гу Юэси. Чжичунь опасался, что другие будут ее обижать, а потому не только не объяснял, в чем дело, но и сам время от времени намеренно вводил окружающих в заблуждение, чтобы она казалась им еще могущественнее и грознее.

Уже получивший к тому времени повышение командир Янь просмотрел ее результаты аттестации, а потом лично отправился к начальнику Оперативного отдела с просьбой выделить ей в отряде специального назначения отдельную квоту.

Ван Цзэ, в то время всюду хвостиком следовавший за командиром Янем, полушутя рассказывал: «Шеф никогда никого ни о чем не просил, а тут вдруг ради тебя давай расстилаться перед стариной Суном – я ревную, знаете ли! Видно, попал я в немилость… Ай! Невестка, ты меня зачем мечом колотишь?! Не боишься все мозги из меня выбить? А ну как прикинусь слабоумным идиотом, начну слюни пускать, и будешь всю жизнь обо мне заботиться…»

Из-за легкомысленной шутки Ван Цзэ на тренировочном полигоне Гу Юэси выложилась по полной: во время итоговой аттестации она сломала два ребра и с сильным внутренним кровотечением попала в медпункт. Вот так, вся в кровоподтеках и ссадинах, в лежачем положении она вступила в ряды «Фэншэнь».

Вскоре она узнала, что латунный компас действительно был семейной реликвией командира Яня. За вырученные от его продажи деньги можно было бы купить жилье в самом центре города рядом с хорошей школой. Но когда Янь Цюшань увидел, что она цепляется за компас как за спасительную соломинку, он не решился просить его назад и нарочно на несколько лет «забыл», что он у нее.

Ван Цзэ беспрестанно жаловался, что в то время никак не мог одолжить компас и потому плутал столько, что наверняка несколько раз обошел вокруг земного шара – путь оказался почти таким же длинным, как очередь в «Сянпяопяо»[27], и вообще – еще чуть-чуть, и он бы научился пользоваться картой.

Гу Юэси снова вывели из мрачной темницы к свету, дали точку опоры и приняли к себе.

Вскоре, накануне Нового года, такие же, как она, не имеющие своей крыши над головой товарищи из «Фэншэнь» собрались у командира Яня – планировалось устроить в ее честь приветственную вечеринку, но в результате командир Янь превратил ее в собрание, посвященное критике и борьбе[28].

Оказалось, что эта вечно закупоренная тыква-горлянка может без остановки бранить человека на чем свет стоит: он прошелся по всему, от ее попытки самоубийства до безрассудного поведения на итоговой аттестации.

«Мы стражники, а не бешеные псы, – говорил он. – Не умеешь дорожить собственной жизнью – как сможешь дорожить жизнью чужой? Если ты, оперативница, будешь себя так вести, как тебе смогут доверять боевые товарищи и простые люди? Я вообще тогда не собирался тебя брать – если бы не… М-м!..»

Чжичунь заставил его замолчать, сунув в рот кругленький цзяоцзы[29].

Нахмуренные брови командира Яня тут же разгладились, и он невнятно пожаловался: «Горяфё».

«Вздор, – беспощадно разоблачил его Чжичунь. – Перед тем, как дать тебе, я сам попробовал – ничуть не горячо».

Потом до командира Яня дошло, он тут же покраснел, снова превратился в воспитанного и уравновешенного молчуна, и Чжичунь отправил его надувать воздушные шарики, чтобы он тратил легкие не на ругань, а на что-то полезное.

С тех пор каждый раз, когда Гу Юэси получала травму, командир Янь крепко бранил ее, но каждый Новый год у нее было место, где она могла отдохнуть, а под звон колокольчиков ей вручался особенный цзяоцзы с заварным кремом. Так продолжалось до тех пор, пока в команду не пришел новичок младше нее, который отнял у Гу Юэси место «младшего ребенка» и право на цзяоцзы с заварным кремом. Она присоединилась к Ван Цзэ и пополнила ряды ревнивцев, «впавших в немилость», заодно научившись заботиться о таких же стеснительных, бестолковых новичках, каким в свое время была она сама.

Она думала, что год за годом вечно будет гнаться за спинами старших товарищей.

Однако…

Гу Юэси пристально вглядывалась в латунный компас на кадре с камеры видеонаблюдения. Глаза ее от усталости покраснели так, что казалось, у нее вот-вот польются кровавые слезы. За три года Чжичуня не стало, а командир Янь бесследно исчез и до сих пор о нем не было ни слуху ни духу.

Действительно ли это он?

Почему он появился именно в это время в окрестностях черного рынка?

Или с ним случилось какое-то несчастье, и кто-то забрал его компас?

008

Господин Нянь, чья рука и попала в тот самый кадр на записи с камеры торговца, сейчас находился совсем рядом с Гу Юэси. Он выглядел как отчаянный авантюрист и вел себя соответствующе – храбро и дерзко: хладнокровно улизнул с Дунчуаньского черного рынка прямо под носом у «Фэншэнь», а сейчас в одиночку приехал к штаб-квартире Бюро по контролю над аномалиями в Юнъани, припарковавшись у базы отдыха в южном пригороде.

Совет Пэнлай был прерван арестом господина Юэдэ, начальник Хуан тут же ушел, даже не попрощавшись, все эти авторитеты среды «особенных» разом потеряли лицо, но никто не посмел и рта раскрыть – все боялись, как бы не вскрылись их собственные грязные делишки. Одна лишь председательница, матушка Юй, сохранила присутствие духа и вела себя как ни в чем не бывало, успокаивая других и не забывая о своих обязанностях.

После полудня матушка Юй завершила медитацию и села обедать. Перед ней, по обыкновению, был простой вареный рис и немного овощных закусок. Матушка Юй приступила к еде совершенно беззвучно и закончила трапезу ровно через четверть часа – ни секундой раньше, ни секундой позже. Помыв руки и прополоскав рот, она уселась в исполненной достоинства позе, точь-в-точь как нефритовый бодхисаттва. Рядом с ней незаметная, словно привидение, служанка открыла окно, чтобы выветрился запах еды. Тем временем догорела последняя ароматическая палочка.

Матушка Юй размеренно заговорила:

– Гость уже заждался, пригласи его войти.

Служанка сменила благовония, поклонилась и вышла. Лицо ее было красиво, с правильными чертами, однако казалось немного одеревеневшим, в движениях тоже угадывалась какая-то неестественность, а грудь не поднималась и не опускалась, будто девушка и не дышала вовсе. Сразу даже и не поймешь, что не так, но, внимательно приглядевшись, можно было заметить две тончайшие линии, что спускались от уголков ее рта к подбородку, а когда она повернулась спиной, показалась крошечная ссадина на шее, но из-под содранной кожи проглядывала не плоть и кровь, а характерный узор.

Девушка была не живым человеком, а деревянной куклой.

Вскоре удивительная деревянная служанка провела в комнату господина Няня.

Господин Нянь сперва невозмутимо осмотрелся и лишь потом обратился к хозяйке с приветствием:

– Простите за беспокойство, матушка Юй.

– Давно не виделись. Вот уж не думала, что «господин Нянь» – это ты, дитя мое. – Матушка Юй узнала его с первого взгляда и ласково улыбнулась как давнему знакомому. – Присаживайся. Принеси нам чаю, – добавила она, обращаясь к служанке.

Господин Нянь по привычке сел в углу, спина его оставалась прямой, как наточенная пика, готовая в любой момент пронзить врага. Приняв из рук деревянной служанки чашку с чаем, он поднес ее ко рту, лишь делая вид, что пьет, но на самом деле даже не смочил губы. Затем он отставил чашку в сторону, резко повернул руку и предъявил резную дощечку из окаменевшего дерева.

На дощечке был изображен диковинный тотем – зверь с головой дракона, крыльями птицы, змеиным телом и тигриным хвостом, его выпученные глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Господин Нянь швырнул дощечку на стол – с громким стуком упав, та перевернулась, и показались вырезанные на задней поверхности кроваво-красные знаки: «Небесный огонь».

Рис.3 Топить в огне бушующем печали. Том 2

– Наши люди должны были уже уведомить вас, – сказал он. – Это жетон, подтверждающий мою личность.

Взгляд матушки Юй ненадолго задержался на жетоне, и она медленно заговорила:

– Явиться прямо к председательнице Совета Пэнлай… Не слишком ли нагло ведет себя ваша школа?

Господин Нянь улыбнулся. Он был настоящий человек-кремень, однако его челюсть была уже, чем у многих людей, образуя изящный изгиб, и обычно, когда он улыбался, то производил впечатление наивного и чистого юноши. Однако сейчас он сидел в темном углу, чистоту скрывали тени, и он напоминал загрязненное Святое озеро.

– Матушка занимает высокое положение в цзянху, и то, что мы лишь сейчас пришли к вам, – действительно неучтиво. Но все мы – из младшего поколения, а потому прошу – не журите нас.

Аккуратно выровненные брови матушки Юй приподнялись.

– Ты стал красноречивее.

Ни один мускул не дрогнул в лице господина Няня.

– Я просто говорю правду, которую знают все.

– Ты слишком любезен, – отмахнулась матушка Юй с натянутой улыбкой. – С господином Юэдэ покончено, так что лучше говори прямо. Господин Нянь, если я, как и он, откажу вам, то какие рычаги есть у вашей школы, чтобы надавить на старуху вроде меня?

– Не говорите так, – столь бесцеремонный и равнодушный на черном рынке, с матушкой Юй господин Нянь говорил хоть и не с сердечной теплотой, но почтительно и любезно. – Вы – самая опытная из «особенных» во всем мире, последняя из старой гвардии ведомства Цинпин. Вам лучше прочих известно, как сильно отличались друг от друга обычные люди и «особенные». Много веков назад Владыка людей покорил все четыре стороны света и истребил наших предков, установил тиранию, противную Небу, и отнял принадлежавшую нам силу. Дошло до того, что сейчас наши сородичи считают себя людьми, добровольно ограничивают себя ради рода людского и трудятся на их благо, не жалея сил. Это просто нелепо!

– Что толку говорить о делах давно минувших дней? – возразила матушка Юй. – Баланс сил давным-давно установился, а ведомство Цинпин распустили еще семьсот лет назад. Сейчас «особенные» и обычные люди почти ничем не отличаются друг от друга.

– Потому что запечатана Алая Бездна, – заметил господин Нянь.

– Разве ваша школа способна взрастить человека, который, что говорится, перевернет цянь и кунь[30], как Владыка людей в свое время, и обратит историю вспять?

– Такого нельзя исключать, – спокойно ответил господин Нянь.

– Ха, – усмехнулась матушка Юй, – эта старуха прожила долгую жизнь и многое повидала, но давно мне не доводилось слышать столь дерзких речей.

– Я понимаю, матушка, что с вашим положением вы не хотите рисковать. Сегодня я позволил себе потревожить вас не для того, чтобы вынудить вас выбрать сторону, а лишь чтобы указать вам на еще одну возможность, – господин Нянь медленно продолжил:

– Наше поражение вас не коснется, вы совершенно ничего не потеряете. Но если вдруг нам удастся заново разжечь пламя Чиюань, разве вы не окажетесь тоже в выигрыше?

– Чиюань спит уже три тысячи лет, она уже давно стала потухшим вулканом. Как же вы собираетесь ее разбудить? – язвительно поинтересовалась матушка Юй. – Бомбу на нее сбросите? Не поможет.

– Не думаю, что Чиюань «мертва», – ответил господин Нянь. – Я считаю, что печать на Чиюань – всего лишь рукотворная дамба, если она и была когда-то нерушимой, за три тысячи лет наверняка расшаталась. Вы не замечали, что в последние годы рождаемость «особенных» возросла?

– И что с того? – помолчав, спросила матушка Юй. – Я уже стою одной ногой в могиле, у меня нет того задора, что у вас, молодых, я не хочу связываться с…

– Вам нет и тысячи, – перебил ее господин Нянь. – До Междоусобицы Девяти провинций тысячелетние демоны-яо считались молодыми и полными сил. Если бы не печать на Чиюань, разве приходили бы к вам мысли о смерти в столь юном возрасте?

Эта фраза поразила в сердце матушку Юй – кто же не боится безжалостного течения времени?

Она долго молчала, а потом другим, уже не таким строгим тоном ответила:

– Возможно, я не смогу вам помочь.

Господин Нянь беззвучно рассмеялся.

– В годы Междоусобицы Девяти провинций существовал человекоподобный клан гаошань – «те, кто обитает на вершинах гор». Гаошань превосходили всех остальных в мастерстве литья и ковки, могли сплавить воедино золото и железо, и поговаривали, что клинки их работы обладают собственной душой. Правитель клана гаошань, пытаясь найти защиту от войн и смут тех времен, покорился Владыке людей и отправил к нему на службу собственного приемного сына. Таким образом он надеялся подарить своему клану хоть проблеск надежды, но увы – он не знал, что просит тигра отдать свою шкуру. Владыка людей использовал клан, а затем обратился против них: напал на дворец правителя гаошань, перебил всех до единого гаошаньских воинов и присвоил все их богатства, накопленные за многие поколения. С тех пор клан гаошань исчез со страниц истории.

Матушка Юй прищурилась.

– Клан шаманов, клан гаошань, Темное жертвоприношение… Тем, кто стоит за тобой, действительно многое известно.

– Как я и сказал, у нас есть шанс перевернуть цянь и кунь, – тихо заметил господин Нянь. – До того, как весь клан гаошань был истреблен, тот самый принц-заложник, что находился подле Владыки людей, узнал о готовящемся злодеянии и бежал. Владыка людей бросился в погоню и убил его, но прежде принц успел спрятать часть чудесных мечей, наделенных душами.

– Так вот зачем вам понадобилась я, – покачала головой матушка Юй. – Все так, и ведомство Цинпин многие века искало следы тайника, но оно давным-давно распалось, не найдя ни одного ключа к местонахождению мечей. Если хочешь услышать мое мнение, то…

– Не знаете вы, – заговорил господин Нянь, – но есть тот, кто знает наверняка. Например, сам принц.

Принц клана гаошань? Разве он не умер давным-давно, разве от него не осталась одна окаменелость?

Матушка Юй на миг опешила, но потом ей что-то пришло в голову:

– Постой-ка, ты имеешь в виду…

Понизив голос, господин Нянь продолжил:

– Принц умер с ненавистью в душе и после смерти превратился в жэньмо. Его гробница запечатана, и место его погребения всегда было тайной рода людского, хранившейся глубоко в недрах ведомства Цинпин. Матушка, в ваших руках ведь осело много из его древнего наследия, не так ли?

– Хотите с помощью Темного жертвоприношения призвать гаошаньского принца? – нахмурилась матушка Юй и на миг задумалась. – Посредник в Темном жертвоприношении – то есть тот, кто проводит ритуал, – должен иметь общее происхождение с призываемым-«хозяином». Насколько я знаю, вы провели уже два таких ритуала, но поскольку посредники не очень-то годились для этой роли, призванные жэньмо тоже оказались бесполезными… или, по крайней мере, не такими сильными, какими должны быть жэньмо на пике могущества. В первом ритуале личность «хозяина» была неизвестна, как неизвестно и его происхождение по крови. В качестве посредника вы использовали Би Чуньшэн, которая имела лишь отдаленное отношение к демону-мо и обратилась наполовину, став «человеческой свечой». Для второго ритуала вы не сумели найти потомков шаманов и воспользовались зараженным шаманскими чарами простым смертным. Это уж совсем никуда не годится – хоть одна десятая прижизненной силы у того жэньмо была? Да он даже пикнуть не успел, как Бюро с ним расправилось. И кого вы собираетесь задействовать сейчас, чтобы призвать жэньмо клана гаошань?

– Потомка клана гаошань, – ответил господин Нянь.

– Что? – Глаза матушки Юй слегка округлились, но потом она вдруг о чем-то догадалась и с удивлением посмотрела на господина Няня. – Это ты?

Господин Нянь улыбнулся и ничего не сказал.

– Так ты потомок гаошань? Тогда неудивительно…

Что именно неудивительно, матушка Юй не договорила. Она помолчала и добавила:

– Если что-то пойдет не так во время призыва демона, то ты станешь первой жертвой жэньмо после его явления в мир. Случай с Би Чуньшэн должен быть вам уроком. Разве ты не боишься смерти? К чему ты стремишься? Неужели все это – только ради того, чтобы восстановить меч?

– Я уже давно мертв. Гаошаньского принца при жизни называли Всеслышашим – он был знаменитым мастером по работе с сосудами духов. Если он и правда сможет… – Господин Нянь ничуть не изменился в лице, но пальцы рук, лежащих на коленях, крепко сцепились. – Я всего лишь неприкаянный дух, что влачит жалкое существование, – что с того, если я отдам ему свою никчемную жизнь?

Матушка Юй наконец вздохнула.

Господин Нянь, пристально вглядывавшийся в ее лицо, тут же сказал:

– В таком случае я заранее благодарю вас.

– Сегодня меня тронуло лишь твое упорство, поэтому я тайно помогу тебе. Но помни, с твоей школой меня ничто не связывает… – матушка Юй встала, посмотрела на господина Няня глубоким взглядом и назвала его по имени. – Янь Цюшань.

«Когда устранили великое дао, появились „человеколюбие“ и „справедливость“. Когда появилось мудрствование, возникло и великое лицемерие. Когда шесть родственников в раздоре, тогда появляются „сыновняя почтительность“ и „отцовская любовь“. Когда в государстве царит беспорядок, тогда появляются „верные слуги“»[31]. Так гласила каллиграфическая надпись на стене Центрального координационного штаба Бюро. Никто не знал, кто ее повесил, но, когда Сяо Чжэн впервые оказался в штабе, она уже там была. Он не был знатоком и не разбирался в стилях каллиграфии, так что не мог сказать, что это за почерк, но иероглифы казались ему тощими, костлявыми, словно трупы умерших от голода, что восстали и теперь замышляют недоброе.

Перед ним стоял следователь, который как раз отчитывался о проделанной работе.

– Мы проверили аккаунты нескольких причастных оперативников из Главного управления. Выяснилось, что все они в разное время переводили деньги на один и тот же счет, принадлежавший фирме-однодневке. Наибольшая сумма составила сто восемьдесят тысяч, наименьшая – тридцать четыре тысячи. Сделав перевод, все они звонили предыдущему директору Отдела ликвидации последствий Гун Чэнгуну. Кроме того, один из оперативников также отправил прежнему начальнику Бюро сообщение следующего содержания: «Директор Гун сказал выразить вам глубочайшую признательность, на днях лично навещу вас с ответной благодарностью».

Сяо Чжэн оторвал взгляд от каллиграфической надписи и посмотрел на подчиненного.

– Что это значит?

– Это значит, что, если ваша команда бестолочей при выполнении задания облажалась, произошел несчастный случай, и число жертв превысило установленную отметку, вы идете к Гун Чэнгуну, покупаете Зеркальных бабочек – и все у вас шито-крыто. Однако, само собой разумеется, человеку с улицы подобную сделку не провернуть. Нужны связи, хорошие знакомые, которые представят вас продавцу… – В кабинет вошел Сюань Цзи с чашкой кофе. Выглядел он так, словно спал на ходу. Зевнув, он лениво продолжил:

– «Ответная благодарность» – это гонорар посредника, проще говоря – откат. Если ты их никогда не брал – ты, можно сказать, не свой человек.

Сяо Чжэн мельком взглянул на него и нахмурился.

– Что с тобой такое? Всю ночь шлялся по притонам?

Сюань Цзи накануне совершенно точно должен был отдыхать, но вид у него был до крайности изможденный. На светлое лицо как будто набежала густая тень, он напоминал заядлого курильщика опиума.

– Я угодил в сети обольстительного призрака – боюсь, мне недолго осталось, – тяжело вздохнул Сюань Цзи, снова зевнул и одним глотком отпил большую часть остававшегося в кружке эспрессо – такого крепкого, что сердце чуть не сбилось с ритма. Схватившись за грудь, Сюань Цзи громко простенал:

– Папаша Сяо, если я костьми лягу на службе, какую часть расходов на похороны компенсирует организация? Можно перед этим помочь мне погасить долги по кредитке?

– Да без проблем, – Сяо Чжэн безжалостно пнул в его сторону стул. – Потом продадим тебя в мединститут, чтобы отбить деньги.

Сюань Цзи прищелкнул языком, бесцеремонно порылся в выдвижном ящике стола Сяо Чжэна, извлек оттуда пачку дорогих сигарет и, присвоив ее себе, поинтересовался у следователя, явившегося с отчетом:

– Так, значит, обвинения Би Чуньшэн в адрес вашего старого начальника оказались правдой?

Следователь с серьезным выражением лица что-то открыл на планшете.

– Это запись духовного допроса одного из причастных лиц.

«Особенные» линии физических и психических сил, проводившие допрос, действительно были мастерами своего дела. Они напрямую извлекали воспоминания из мозга подозреваемого, точно так же, как на допросе последнего ученика господина Юэдэ.

В воспоминании на экране появился оперативник в пыли с головы до ног, он дрожал всем телом и сжимал в руке мобильник. «Начальник… я… разрешите доложить… в ходе операции по захвату скорпиона-мутанта… заправка поблизости… загорелась… Это была случайность… они все погибли, все…»

Изображение на экране перемещалось, следуя за его взглядом. На земле лежало несколько десятков изуродованных, окровавленных трупов разного роста – работники заправки, припарковавшиеся поблизости туристы…

«Это я во всем виноват, только я… – тяжело всхлипнул оперативник, голос его осип. – Прошу Бюро в порядке исключения не привлекать к ответственности остальных, все потери записать на меня… У меня в команде больше десятка парней, некоторые только-только закончили стажировку, с хорошими перспективами… И еще старый приятель, он потерял палец на задании… он собирался вскоре уйти в отставку… Нельзя, чтобы из-за одной ошибки для них все пошло прахом… Начальник, умоляю вас, наложите взыскание на одного меня…»

Собеседник долго не отвечал. Наконец раздался голос прежнего начальника Бюро: «Ты знаком с директором Отдела ликвидации последствий, Гун Чэнгуном?»

Человек с мобильником на миг застыл: «Э-э-э…»

«Свяжись с ним, скажешь, что тебе нужен „амулет“, мол, сверху одобрили… Если средств не хватит, обратись ко мне».

У слушавшего все это Сяо Чжэна похолодели ладони.

– Есть и другие, – сообщил следователь. – Из-за системы «посредников» все причастные повязаны друг с другом тысячами нитей. На основании данных, полученных из памяти тех, кто подвергся проклятию, на данный момент мы уже составили список, и оказалось, что все… В общем, вам лучше морально подготовиться.

Сяо Чжэн взял список и долго смотрел на него. Затем, не говоря ни слова, сложил лист пополам и передал Сюань Цзи.

Просмотрев имена, Сюань Цзи тут же встрепенулся.

– Ого, ничего себе! Вот уж точно – непорочны только каменные львы у ворот[32].

Среди подозреваемых в причастности к махинациям с Зеркальными бабочками было четверо человек с должностью не ниже директора отдела, в том числе прежний начальник Бюро и нынешний глава всей Службы безопасности директор Сун – даже они не ускользнули от внимания следователей, а также одиннадцать руководителей региональных отделений. И это только те, кто активно участвовал в расследуемых событиях и явно был в них замешан.

За последние годы примерно в тридцати процентах задач уровня опасности второго и выше обнаружились следы Зеркальных бабочек, и почти все элитные оперативники, работавшие на передовой, пользовались их «покровительством», независимо от того, знали они об этом или нет.

В том числе и сам Сяо Чжэн.

Чем лучше оперативники – тем опаснее их задания. Мало того, что их работа сама по себе как прогулка по лезвию ножа над пропастью, на них к тому же давят строгие правила Бюро. Таким образом, «лучшим из лучших» оставалось лишь два пути: либо, как Янь Цюшань, который не смог сохранить даже собственный меч, печально сойти со сцены, либо, как прежний начальник Бюро, в конце концов купить у Гун Чэнгуна тысячелетние шаманские чары и замарать свою честь, чтобы взобраться повыше. Но причастность Отдела ликвидации последствий просто в голове не укладывалась, потому что штабные бездельники никогда не сталкиваются с опасностями – им незачем высовываться и хлопотать за других, они ничем не рискуют.

– Директор Сяо, – с сигаретой в зубах начал Сюань Цзи, – как заинтересованное лицо скажи, что ты будешь делать?

– Доказательств более чем достаточно, – хрипло проговорил Сяо Чжэн после долгой паузы. – Я пойду… пойду к начальнику Хуану и подпишу ордер на арест.

События развивались так быстро, что, как говорится, тело Би Чуньшэн не успело даже остыть.

Часом позже с доски почета во внутренней сети Бюро в срочном порядке была убрана большая часть фотографий оперативников с блестящим послужным списком. Редактировать страницу времени не было, и в итоге она выглядела так, словно ее пожевала собака.

Как только глава Службы безопасности директор Сун пришел на работу, его прямо на пороге заставили сдать оружие. Золотой дракон Главного управления вскарабкался вверх по колонне, обвился вокруг и издал протяжный свист, прокатившийся эхом по всему просторному холлу.

Сюань Цзи с драконом на миг встретились взглядами, а потом директор Сюань вдруг спросил Сяо Чжэна:

– Старина Сяо, хоть все в твоей семье и обычные люди, не закрадывалась ли порой в твою голову мысль, что раз ты «особенный», то тебе должны полагаться привилегии?

Вопрос Сяо Чжэна ошарашил.

– Феодально-крепостническая система давным-давно канула в небытие, сейчас все равны.

«Все равны», – повторил про себя Сюань Цзи, его взгляд скользнул по встревоженным лицам людей вокруг, и он рассеянно подумал: «Тогда как же вы обошлись с мечом Чжичунем?»

– Что улыбаешься? – спросил Сяо Чжэн.

– Ничего, просто рад за тебя. – Директор Сюань пожал Сяо Чжэну плечо. – Ты проделал большую работу.

Причина горестных раздумий Сюань Цзи заключалась в кошмарах, снившихся ему накануне вечером и всю ночь. Во сне он превращался в меч и его разбивали на бесчисленные куски – но то было не «безболезненное» уничтожение, как было в Чиюань, когда он помогал духам меча освободиться от бренной оболочки. Во сне человек, разбивавший меч, отчего-то люто ненавидел его – он нарочно не давал ему освободиться, чтобы заживо разломать на восемь частей.

Всю ночь напролет Сюань Цзи будто восьмерка лошадей разрывала – это повторялось не один десяток раз, и когда наутро он открыл глаза, то едва мог пошевелиться. Лишь после пятой кружки эспрессо он с горем пополам пришел в себя настолько, чтобы встать на ноги и дойти до работы.

Усилием воли Сюань Цзи заставил себя остаться в Бюро и помочь Сяо Чжэну поддерживать порядок: как-никак все, кто подлежал аресту, были элитными оперативниками, и он опасался, как бы во время задержания не произошло несчастных случаев. Чтобы приободриться, он опустошил у Пин Цяньжу целую банку с шоколадными драже.

Пин Цяньжу со смесью зависти и восхищения посмотрела на своего начальника, который ел как не в себя и не толстел, молча вышла в интернет и разместила несколько заказов.

В этот момент мобильник Сюань Цзи завибрировал. Еще в Дунчуане, когда за ним гнался Алоцзинь, Пин Цяньжу временно добавила его в групповой чат, и он забыл отключить оповещения.

Ван Цзэ скинул в чат несколько коротких видео. Присмотревшись, Сюань Цзи обнаружил, что одно из видео было озаглавлено «Красавчик играет на сюне на улицах Юйяна – Настоящее чудо: сотни птиц слетелись поклониться фениксу – это не трюк».

Что за хрень…

Дурень Ван Цзэ тем временем забрасывал групповой чат сообщениями: «Директор Сюань, глянь скорее! Это же твой меч? Твой меч в топе! Ты соглашение о полной ответственности подписал? Подписывай быстрее! Выйдешь на платформу и будешь на рекламе по триста тысяч в месяц зашибать – работать больше не придется!»

009

Юйян, столица островной провинции Юйчжоу, располагался в субтропиках, и когда в Юнъань уже приходила зима, в Юйяне еще стояло прекрасное лето.

Одна из сетевых кофеен в новом районе Юйяна за последние два дня приобрела популярность в интернете, и когда настали выходные, праздная молодежь уже с раннего утра выстроилась снаружи в очередь «на бранч». Довольный хозяин стоял в дверях, изображая терминал электронной очереди, но краем глаза косился на свой «талисман».

…Пару дней назад к витрине кофейни подошел длинноволосый мужчина и долго смотрел через стекло на фигурку пухленькой птички, преследующей бабочку. Подняв голову, хозяин случайно встретился с незнакомцем взглядом, и у него дыхание перехватило – лицо того поражало красотой и правильностью черт. Очухавшись, он трусцой выбежал на улицу и спросил незнакомца, не желает ли тот посидеть внутри и чем-нибудь угоститься. Мужчина без лишних слов признался, что у него нет ни денег, ни даже мобильника, но ему нужно на некоторое время задержаться в Юйяне, так что нельзя ли ему временно пожить здесь – взамен он готов помогать в кофейне. Говоря все это, он ни капли не стеснялся, словно не придавал нищете ни малейшего значения и не видел в этом ничего позорного.

Его можно было принять за мошенника или душевнобольного, однако хозяин отметил про себя, что голос у гостя хорошо поставлен, словно у профессионального диктора, к тому же ни намека на провинциальный говор, а внешний вид сразу привлекает внимание – особенно бросались в глаза длинные волосы. Потому, отбросив все прочие варианты, хозяин решил, что встретился с участником реалити-шоу!

Если шоу пользуется успехом, то кофейню увидит вся страна. Кто же откажется от бесплатной рекламы?

Так что хозяин тут же с радостью согласился, чем немало удивил искавшего ночлег гостя – он никак не ожидал, что народ здесь такой приветливый и гостеприимный.

Гость жил в кофейне уже неделю, но съемочная группа так и не попалась хозяину на глаза, что было странновато. Однако он не жалел – гость его действительно не подвел. Обнаружив в своей комнате глиняный сюнь[33], покрытый слоем пыли чуть ли не в два цуня толщиной, гость снял его со стены, почистил, а утром следующего дня, когда кофейня еще не открылась, сел у дверей и, проверяя звук, начал наигрывать какую-то песенку. То ли он взял с собой приманку, то ли это было совпадение, но вскоре все крыши домов и обочины в окрестности заполонили птицы, слетевшиеся на звук его сюня.

Крохотные слушатели вели себя гораздо лучше, чем зрители в кинотеатре: они в порядке очереди усаживались рядами, и никто даже не пикнул. Их всецело захватила мелодия – птицы даже покачивали головками в такт, привлекая внимание многочисленных прохожих с телефонами. В тот день продажи в кофейне выросли в два раза, а к вечеру ролик «Красавчик из Юйяна играет на сюне» вошел в топ популярных видео без единого мао на продвижение. Кофейня стала популярным местом для чекинов среди инфлюенсеров в соцсетях, и хозяин вне себя от счастья не успевал разносить заказы посетителям.

Спустя пару дней загадочный гость перестал играть на сюне, раздобыл где-то ножик и стал вырезать маленьких зверюшек для посетителей, пока те заказывали кофе. Время от времени он шутил с ними, но шутки у него получались несмешные. Например, кто-то говорил:

– Красавчик, я хочу лабрадора.

– Что это за диковинный зверь – лабрадор?

Услышав подобный ответ, посетители невольно задумывались, не дурачок ли он. Однако взгляд у него был необыкновенно искренним, и, когда он смотрел на посетителя, тот понимал: неважно, что беседа не складывается и что резчик несет чушь, – все это лишь оттого, что посетитель ему нравится и он на свой лад пытается продлить разговор.

Хозяин, человек сообразительный, увидел в этом выгоду и тут же выставил у дверей рекламный щит с надписью: «Потрать двести юаней, собери тридцать лайков в „Моментах“ и получи бесплатно какой угодно деревянный сувенир ручной работы, сделанный специально для тебя». Очередь в кофейню мгновенно стала еще длиннее.

– Красавчик, посмотри сюда… да, в объектив, улыбнись… С ума сойти, твои фотки даже ретушировать не надо! А людей ты тоже вырезаешь? Меня сможешь вырезать?

Загадочный гость благосклонно улыбнулся в камеру девушки и мягко отказался выполнить ее просьбу:

– Изображения человека обладают собственной душой, лучше не стоит с таким играть. Быть может, вы желаете что-то другое?

– Ничего особенного в голову не приходит, – девушка целиком сосредоточилась на поиске удачного ракурса, чтобы запечатлеть лицо и руки резчика в собственном «высокохудожественном блокбастере». – Вырежи что-нибудь на свой вкус? – особо не раздумывая, предложила она. – Главное, чтобы было красиво.

Загадочный гость взял инициативу в свои руки. Он работал очень быстро, практически не задумываясь. Прошло совсем немного времени, и деревянная бабочка с полураскрытыми крылышками – словно вот-вот взлетит – была готова. Если посетители не просили ни о чем конкретном, он обычно вырезал бабочек. На другие фигурки у него уходило больше времени – он то и дело останавливался и раздумывал, но бабочек вырезал так, словно проделывал это тысячи раз. Пара движений – и готова очередная бабочка, точь-в-точь такая же, как остальные крошечные бабочки, украсившие кофейню.

Как-то раз один из посетителей, вдохновившись фигурками в кофейне – пухленькая птичка была очень уж обаятельной! – спросил, можно ли для него тоже вырезать птичку, преследующую бабочку. Но загадочный гость отказал без объяснений – лишь с улыбкой отговорился тем, что не умеет вырезать птичек.

После этого хозяин добавил на рекламный щит уточнение: «какой угодно (кроме людей и птиц)».

Очередь перед кофейней становилась все длиннее и длиннее. Внедорожник с номерами другой провинции уже довольно долго стоял в заторе, созданном галдящими подростками. Понимая, что здесь не проехать, водитель высунулся в окно, осмотрелся и сказал сидевшему рядом мужчине:

– Господин Нянь, тут мы не проедем. Может, лучше в объезд?

В этот же миг мужчина, сидевший в дверях кофейни и самозабвенно вырезавший из дерева очередную фигурку, вдруг поднял голову. Взгляд его пронзил толпу, и с мимолетной улыбкой мужчина посмотрел прямо на внедорожник.

Господин Нянь, он же Янь Цюшань, тем временем отдыхал, опустив веки, но вдруг по шее пробежал холодок, словно кожи коснулась игла. Он резко открыл глаза и острым, как лезвие ножа, взглядом окинул окрестности за окном.

Залитые ярким светом заходящего солнца улицы Юйяна заполонили юноши и девушки, столпившиеся у популярной в интернете кофейни. На первый взгляд могло показаться, что здесь собрались дети одной матери-героини – даже прически и стрижки у них практически не различались, не говоря об одежде. Даже давным-давно закончив школу, молодежь, словно ей не хватило в свое время униформы, по-прежнему спонтанно покупала практически одинаковые «модные бренды», «модную обувь» и «модные украшения», а теперь толпилась у модного заведения.

В машине было пять человек. Спереди – водитель с Янь Цюшанем, а сзади теснились трое: двое мужчин и одна женщина.

– В чем дело? – спросили сзади.

Услышав вопрос, водитель машинально оглянулся. Ни одного из этих трех нельзя было разглядеть как следует, но и того, что видно, было достаточно, чтобы мурашки принялись исполнять стрит-дэнс по всему телу. Ему подумалось, что неплохо бы заклеить чем-то зеркало заднего вида.

«Женщиной» была та самая деревянная служанка матушки Юй. Средь бела дня стыки деталей на ее лице виднелись еще отчетливее, и ей пришлось надеть толстенную вуаль, чтобы скрыть его от посторонних глаз. Служанка сидела между двумя мужчинами: левый был заметно старше, к тому же слеп – глаза его заволакивали мутные бельма; все лицо правого пересекал красный шрам, делая его похожим на стейк слабой прожарки.

– Ничего особенного, – господин Нянь опустил солнцезащитные очки, до этого поднятые на лоб. – Далеко еще?

– Прямо впереди, – торопливо ответил водитель. – Все уже готово. Из гостей в эти два дня будем только мы с вами, никаких посторонних. Хозяин – наш человек, умеет держать язык за зубами.

За время разговора водитель кое-как сумел объехать затор перед кофейней и через триста метров остановился перед маленькой гостиницей. Он посигналил, ворота распахнулись, и внедорожник въехал внутрь. Следом осторожно выглянул коридорный, воровато огляделся по сторонам, убедившись, что никто не смотрит, поспешно повесил на ворота деревянную табличку с надписью «Мест нет» и, втянув голову в плечи, вернулся внутрь.

– Я помогу вам с багажом…

– Не нужно, – перебил Янь Цюшань коридорного, – я сам. Змеекожий, подсоби.

На пару с человеком со шрамом Янь Цюшань выгрузил из багажника несколько больших чемоданов. На вид они казались неподъемными – и что такого тяжелого могло в них быть? Деваться коридорному было некуда, и он просто стоял рядом в ожидании. Не удержавшись, он еще разок покосился на чемоданы, гадая, что же там. Вдруг он что-то почувствовал и оглянулся, встретившись взглядом с белыми глазами слепца… Казалось, тот пристально смотрит на него.

Коридорный вздрогнул, все волоски на его теле встали дыбом.

– Взрослые тебя в детстве ничему не учили? – усмехнулся слепец и понизил голос. – Не смотри на то, на что смотреть не следует.

Рис.4 Топить в огне бушующем печали. Том 2

Стоило слепцу договорить, как его фигура вдруг пропала и возникла снова – вплотную к коридорному. У того с перепугу подкосились ноги, и он чуть не шлепнулся прямо на задницу.

– Среброглазый, – холодно предостерег его Янь Цюшань.

Слепец тут же отступил на шаг, многозначительно улыбнулся и протянул руку коридорному.

– Не падай.

Коридорный его послушался: опасаясь, что ноги его не удержат, он встал на четвереньки и так и удрал без оглядки.

Странные гости занесли чемоданы в номер к Янь Цюшаню и со всеми предосторожностями заперли дверь.

Изуродованный шрамом Змеекожий принялся распаковывать чемоданы, чтобы проверить содержимое, – и вдруг вся комната наполнилась сиянием. Они были битком набиты драгоценностями. Стоило ему расстегнуть молнию одного из чемоданов, как наружу высыпалось несколько ниток коралловых бус. Змеекожий нервно сглотнул, осторожно засунул бусы обратно и стремительно отдернул руку, словно стремясь избежать возможных подозрений. Про себя он пробормотал: «Это все – вещи мертвецов. Амитофо, мне они ни к чему, ни к чему».

Так называемые иньские драгоценности откапывали из могил. В прошлом, когда богатые семьи хоронили покойников, захоронение тут же примечали расхитители гробниц и грабили подчистую, если гроб заколачивали недостаточно крепко. Жемчуга, самоцветы, нефритовая посуда в земле были пропитаны трупным духом и как нельзя лучше подходили для жертвоприношения.

Последний чемодан был доверху засыпан противоударным наполнителем: внутри находилось несколько стеклянных бутылей с темной жидкостью – кровью младенцев.

Согласно внутренним записям школы Изначальной Истины, в клане гаошань до самого его истребления бытовало рабство. Рабовладельцы и знать жили в роскоши и гнались за наживой, совершенствовались путем использования злых чар и имели обычай пить кровь младенцев: они верили, что так сумеют сохранить вечную молодость.

Иньские драгоценности и кровь младенцев очевидно предназначались в жертву призываемому жэньмо, дабы угодить его вкусам.

Проверяя, в порядке ли стеклянные бутыли, Змеекожий ворчал:

– Отсталые у вас предки, господин Нянь, в плане социально-политического развития… Хм, а это что?

В чемодане с младенческой кровью ему попалась маленькая керамическая шкатулка. Возможно, из-за тряски в дороге печать на ней ослабла и слетела сразу же, как шкатулка оказалась в руках Змеекожего.

– Печать сорвалась, – сообщил Змеекожий. – Не страшно?

– Не открывай, это… – начал Янь Цюшань.

Но не успел он закончить, как Змеекожий истошно закричал. Силу ему, как говорят, девать было некуда, и, пока Янь Цюшань говорил, он успел открыть шкатулку, из которой вылетело несколько крупиц темно-красного порошка. Они вели себя как живые – соприкоснувшись с человеческой кожей, они сразу же начали проникать все глубже в плоть. Начиная с кончиков пальцев рука Змеекожего начала розоветь, словно персики в цвету.

– Это русалочья отрава-чжэнь, болван! – окриком остановил Янь Цюшань слепца, бросившегося было выяснить, в чем дело. – Не трогай его, а то с тобой будет то же самое! Дай мне зажигалку.

Шрам Змеекожего явно остался на месте ожога – то ли от кипятка, то ли от пламени. При виде огня он инстинктивно отпрянул, но Янь Цюшань схватил его за запястье и строго сказал:

– Тебе что, рука не нужна?

Крепко удерживая Змеекожего, он поднес огонек зажигалки к порозовевшей коже его руки. Проникший в плоть порошок словно испугался огня и немедленно метнулся назад. Не то от страха, не то от боли, но Змеекожий отчаянно сопротивлялся. Впрочем, рука Янь Цюшаня, державшая его железной хваткой, даже не дрогнула. Огонек в другой его руке горел ровно и двигался аккуратно, не опаляя плоть Змеекожего, но вынуждая отступать розовые отметины.

Змеекожий громко завопил, и крупицы темно-красного порошка вылетели из кончика его пальца. Деревянная женщина мгновенно отреагировала – схватила стеклянный стакан и ловко их поймала.

Змеекожий осел на пол и, кое-как придя в себя, отполз назад.

– Эта хрень живая, она живая! – бормотал он.

– Так и есть, – откликнулась деревянная женщина. Она осторожно собрала красный порошок, пересыпала его обратно в шкатулку и вернула печать на место. Ее голос интонацией напоминал автоответчик. – В древности гаошань забирали кровь у живых русалок. Они подвешивали русалку вниз головой и делали на шее небольшой надрез, оставляя ее истекать кровью до смерти. Когда русалку охватывал всепоглощающий ужас, ее ядовитые внутренние органы растворялись и вытекали вместе с кровью. Зараженная русалочьим ядом кровь приобретала темно-красный цвет. Если ее смешать с русалочьим жиром, киноварью и некоторыми другими ингредиентами, то можно получить особое вещество, которое в древности называлось «чжэнь» или просто «отрава»… Господин Нянь, вы даже ее подготовили! Ваши познания действительно велики. А ведь и правда – если у Всеслышащего мастера не найдется этого вещества, даже он не сможет починить клинок. Вы продумали все необходимое.

Янь Цюшань был высокомерен, ставил себя выше всех остальных – и не думал этого скрывать. Если в присутствии такой почтенной «особенной», как матушка Юй, он еще проявлял хоть какую-то вежливость, то ее посланницу ни во что не ставил. Похвалу деревянной женщины он пропустил мимо ушей, словно и не услышал.

Деревянная женщина аж застыла – даже ее деревянное лицо выражало неловкость.

К счастью, в этот момент в разговор вмешался Среброглазый.

– А для чего она, эта чжэнь?

– Выковывать сосуды. Говорят, создание сосудов – сродни темному колдовству, а духи оружия – на самом деле живые существа, заключенные в металл. Когда гаошань живьем приносили людей в жертву прямо в печи, защитное построение вокруг рисовалось именно отравой-чжэнь. – Деревянная женщина многозначительно посмотрела на Янь Цюшаня и понизила голос. – Дух оружия на веки вечные оказывается заточен в свой сосуд, ему никогда не обрести свободу.

Янь Цюшань по-прежнему словно ничего не слышал.

Атмосфера в комнате накалилась, но Змеекожего это не смутило, и, вытерев холодный пот, он, тяжело дыша, поинтересовался:

– Мы всю жизнь работали в море и еще в детстве слышали о русалках, но никто никогда их не видел. Так они правда существуют?

Деревянная женщина равнодушно отвела взгляд от Янь Цюшаня.

– Правда, – ответила она. – Но уже давно все вымерли. Русалки хоть и выглядят как люди, но в сущности они рыбы. Уровень их умственного развития невысок, и охотиться на них очень просто. Во время Великой междоусобицы гаошань, чтобы защитить себя, изготовили большую партию оружия – для нее потребовалось столько русалок, что в итоге истребили их всех.

Змеекожий был человеком в высшей мере идеологически сознательным: осудив только что рабовладельческий строй, он теперь выступил в поддержку защиты окружающей среды:

– Неужели гаошань ничего не понимали в устойчивом развитии? Если им постоянно требовались русалочьи жир и кровь, почему они не стали их разводить?

– Их не получилось разводить, – ровно ответила деревянная женщина. – Русалки не могут жить во внутренних водах, им необходимо море. Гаошань перепробовали самые разные способы, даже специально привозили издалека морскую воду – ничего не вышло. Рассказывали, что одна русалка все же выжила, и тогда правитель гаошань послал людей испросить у ее хозяина совета, как содержать русалок. И хозяин рассказал, что русалки очень чувствительны, и их каждый день нужно утешать и успокаивать, чтобы они признали внутренние воды своим домом.

– Тяжело им угодить, – заметил Змеекожий, – но ведь оно того стоило. Чем труднее содержать драгоценное существо, тем больше пользы оно потом приносит.

– Ты не дослушал до конца. Гаошаньский правитель за высокую цену выкупил эту выжившую русалку, но, когда ее привезли ко двору и по старинному способу начали цедить кровь, оказалось, что кровь ее алая – в ней не было самого необходимого, «русалочьего яда». В те времена не было методов биохимического анализа, не проводилась диссекция, так что никто не знал, в чем причина. – Деревянная женщина криво усмехнулась. – Однако в сохранившихся записях говорится, что когда у русалки сцеживали кровь, она не сопротивлялась и не визжала, а вела себя очень спокойно. Потому некоторые пришли к выводу, что русалка пошла на смерть добровольно, зная, что умирает за хозяина, и поэтому яд не образовался.

Змеекожий никогда не слышал о подобном прямо-таки святом существе и, потрясенный, сказал:

– Хозяин же продал ее – и она все равно добровольно пошла на смерть? Она была настолько наивной?

– В конце концов, русалки – просто большие рыбы, – рассеянно откликнулась деревянная женщина, разбирая остальные чемоданы и проверяя их содержимое. – Они в принципе не понимают, что значит «продать».

Да, в «купле-продаже» русалки ничего не смыслили. Они жили, ни о чем не заботясь, и умирали, ничего не понимая. Настолько глупые животные действительно достойны зваться лишь рыбами.

Но даже этих простофиль любовь могла поймать в ловушку.

Янь Цюшань подавил желание коснуться металлического обломка и резко оборвал разговор:

– Хватит нести всякую чушь! Все сюда, сверим план действий. Змеекожий, закрой все окна и двери и расклей звукоизолирующие амулеты.

– Понял, – расторопный Змеекожий без лишних слов сделал, что от него просили. С сожалением оставив ласковый кокосовый ветер[34] снаружи, он вздохнул:

– Эх, что за прекрасный город этот Юйян!

* * *

– Юйян? – Сюань Цзи, не обращая внимания на отчего-то бешено стучащее сердце, так и смотрел на экран, с которого Шэн Линъюань уже пропал. – Зачем он отправился в Юйян?

От Дунчуаня до Юйяна несколько тысяч ли, а старый демон не похож на путешественника-энтузиаста. Наверняка должна быть причина, чтобы он ни с того ни с сего сорвался в такую даль. Но что же его величество обнаружил?

Может ли это быть связано с третьим Темным жертвоприношением?

– Юйян…

В комнате общежития Гу Юэси положила трубку и нахмурилась.

Человек с латунным компасом хорошо знал окрестности дунчуаньского черного рынка – он наверняка провел в Дунчуане какое-то время.

Для поиска подозрительных лиц в незарегистрированных предприятиях в окрестностях Дунчуаньского черного рынка Гу Юэси задействовала всех местных информаторов «Фэншэнь». Спустя несколько дней поисков латунный компас так и не был найден. Изначально она не питала особых надежд на успех – но в журнале регистрации одной небольшой гостиницы, работавшей без лицензии, случайно наткнулась на имя – Нянь Фу.

У всех старших оперативников «Фэншэнь» для выполнения спецзаданий было по несколько псевдонимов и фальшивых личностей с соответствующими документами. Обычно все пользовались широко распространенными фамилиями вроде Чжан, Ван, Ли, Чжао или Лю и часто встречающимися именами, например, Цзяньцян, Мэй или Хуэй. В общем, держаться в тени и по максимуму не привлекать внимания. Один лишь Янь Цюшань, спокойный на вид, но обуреваемый скрытыми страстями, во всех своих псевдонимах использовал фамилию Нянь.

«И нянь, и цзай, и чуньцю» – «Один год, один цикл, одна весна и осень»[35].

Фамилия сама по себе была очень редкой, но во время вылазок он всегда пользовался ею. Со временем она неизбежно вызывала у окружающих подозрения, и он не раз чуть не попадал в беду.

Стоило Гу Юэси увидеть это имя, как адреналин в крови взлетел до небес. Окрестности дунчуаньского черного рынка, человек по фамилии Нянь… Неужели это…

Она немедленно бросилась проверять все базы данных, где могло засветиться это имя, и наконец нашла запись, что искомый человек недавно арендовал автомобиль, который буквально только что приезжал в Юнъань! Когда машина останавливалась на заправке, камера зафиксировала лицо водителя. И хотя изображение было не очень четким, для соратницы, которая прошла вместе с ним огонь и воду, его оказалось достаточно.

Это он!

Гу Юэси сразу же мобилизовала все свои ресурсы, чтобы выследить машину и человека под фальшивой личностью Нянь Фу. Выяснилось, что он двигался с севера на юг и в конце концов прибыл в Юйян.

– Завтра и послезавтра выходные, понедельник и вторник я в отгуле, на работе только меня и видели. Товарищи, если я вам понадоблюсь – звоните, но я знаю, вы все умницы, наверняка ничего такого не случится, – заявил Сюань Цзи, заглянув в офис Отдела ликвидации последствий. Посмотрев то видео, он мгновенно принял решение и забронировал горящий билет на самолет, вылетавший в Юйян тем же вечером.

Гу Юэси тем временем зашла во внутреннюю сеть и быстро заполнила заявление на ежегодный отпуск – оперативникам полагался месяц отдыха, а она в этом году еще не израсходовала ни дня. Даже не дожидаясь одобрения заявления, она тут же начала собирать чемодан.

Над Южным морем вдруг поднялся ветер, порывом налетел на мирный островок. Туристы на песчаном пляже занервничали и завизжали при виде поднявшихся на море волн. Над Юйяном тихо начали собираться гонимые ветром тучи.

010

Перед отъездом Сюань Цзи в последний раз – в порядке одолжения Сяо Чжэну – тщательно осмотрел внутренним взором все Главное управление. Странное дело, в последние несколько дней у Сюань Цзи полностью пропал аппетит и он страдал от бессонницы – даже старина Сяо заметил, что он выглядит как заядлый курильщик опиума времен старого Китая. Однако его чувства все сильнее обострялись, а границы божественного сознания со дня возвращения из Дунчуаня все больше расширялись. Сюань Цзи мог все здание обозреть снизу доверху, не выходя из кабинета.

Пока его божественное сознание перемещалось по этажам, некоторые чувствительные «особенные», сами не зная почему, невольно понижали голос, золотой дракон в холле неподвижно приник к колонне, склонив голову, скукожились даже листья сциндапсуса золотистого, чьи побеги разрослись по всему офису Отдела ликвидации последствий.

После проверки и завершения операции по аресту всех причастных в Главном управлении полный контроль над ситуацией перешел к старине Сяо и его команде, которые только и успевали проводить допросы и другие следственные мероприятия. Сюань Цзи же решил, что тут ему делать больше нечего, и собрался сбежать с работы пораньше, чтобы направиться прямиком в аэропорт. С одной стороны, он хотел прояснить мотивы социально опасного элемента – иными словами, его величества. С другой… С того самого момента, как Сюань Цзи распрощался с Шэн Линъюанем, он ощущал такое же «тревожное расстройство сепарации», как после «разлуки» с Мечом Судьбы. Если днем он еще мог подыскать себе занятие и отвлечься, то ночью тревога накатывала с новой силой. Хотя во сне он то бывал человеком-невидимкой, то просто держал меч в руках, он всегда, точь-в-точь как студент в лингафонном кабинете, твердил одно и то же: «Ваше величество»… А то и вовсе фамильярное «Линъюань».

Сюань Цзи чувствовал, что если он не решит эту проблему, то в будущем, даже сделай он хорошую карьеру, он попросту не сможет найти вторую половину!

Поскольку рабочий день еще не закончился, о служебных автобусах нечего было и думать, так что Ло Цуйцуй не мог упустить шанс подлизаться к начальству и тут же вызвался подбросить директора Сюаня до города. Заодно Ло Цуйцуй и сам улизнул бы с работы раньше положенного. Но Сюань Цзи не хотелось, чтобы все знали, куда он направляется, а кроме того, при виде знававшей лучшие времена машинки Ло Цуйцуя ему стало неловко обременять того расходами на бензин, и он начал отнекиваться от предложения под предлогом того, что им «не по пути». В соответствии с неписаным кодексом поведения двуличных наемных служащих они долго взаимно расшаркивались, пока наконец после третьего обмена репликами Ло Цуйцуй не сдался: вспомнил, что они с директором Сюанем живут в прямо противоположных концах города, прикинул расходы на бензин из-за вечерних пробок и не стал слишком уж настаивать, согласившись высадить Сюань Цзи на остановке.

Можно экономить деньги, но экономить на любезности нельзя ни в коем случае. Ло Цуйцуй не только довез Сюань Цзи до остановки, но и вместе с ним дождался автобуса, со всей возможной обходительностью усадил его и только потом сам сел в машину и поехал домой.

Дорога от горы Сишань до аэропорта занимала два часа. Сюань Цзи хотел сперва скоротать время в какой-нибудь игре, но пальцы сами собой, помимо его воли, снова открыли ролик, который скинул старина Ван. Лишь посмотрев его в седьмой или восьмой раз, он опомнился и в отчаянии стукнул телефоном по собственному лицу.

Да что с ним такое? Любовная лихорадка на поздней стадии?

Именно в тот момент, когда он пребывал в растрепанных чувствах, что-то вдруг коснулось его божественного сознания.

Хм?

Сюань Цзи поднял голову и осмотрелся: ощущение пришло с запада… со стороны Главного управления?

Но ведь он уже выехал за пределы заповедника Сишань, где находилась штаб-квартира Бюро. По гладкой пригородной дороге автобус мчался как стрела, – за это время он уже миновал шесть или семь километров.

Сюань Цзи нахмурился и помотал головой. Он почти не спал в последние дни, но если это ощущение ему все же не померещилось, то, чтобы уловить происходящее в Бюро с такого расстояния, нужно было стать человеком-радиовышкой.

Впрочем, у такого превращения были бы свои плюсы – не пришлось бы платить за связь.

Но на всякий случай он все-таки позвонил Сяо Чжэну.

Номер был занят.

Телефон Сяо Чжэна разрывался. На всех этажах Главного управления царила неразбериха: система электроснабжения внезапно вышла из строя, первый аварийный генератор отказал, и почти целую минуту во всем здании не было электричества. Когда наконец включился второй аварийный генератор, повсюду разнесся оглушительный вой сирены.

– Откуда сигнал тревоги?

– Минус шестидесятый этаж! Кто-то проник в запретную зону!

Сяо Чжэн только что арестовал целую группу высокопоставленных сотрудников Бюро и до сих пор был как на иголках. Он мигом перепугался, в голове в мгновение ока пронеслись семьдесят-восемьдесят теорий заговора – на минус шестидесятом этаже хранилось немало опаснейших предметов, повреждение печати на любом из них грозило катастрофой. Он поспешно отправил команду из лучших оперативников охранять начальника Хуана, а сам, тоже в сопровождении, поспешил вниз.

– Сектор А: защитное поле не нарушено…

– Сектор В: аномалии отсутствуют.

– Сектор С: свет воспрещен, инфракрасная сеть… не работает, она как раз перезапускается после отключения электроэнергии.

Минус шестидесятый этаж пришел в полную боевую готовность, обстановка была крайне напряженная, как в карантине во время чумы.

Спустившись, Сяо Чжэн первым делом бросился проверять мутировавшую Зеркальную бабочку. Она по-прежнему тихо-мирно порхала под стеклянным колпаком, забавляясь изменениями личиков на крыльях. Он коротко, с облегчением выдохнул.

– Почему прервалась подача электричества? Чем вообще занимаются эти бестолковые штабные снабженцы? – проговорил он.

И тут по внутренней радиосвязи раздался чей-то голос:

– Блокировать поврежденный выход, блокировать поврежденный выход…

– Сектор W, помещение 14, повторяю, сектор W, помещение 14, запрашиваю подкрепление у всех отделов!

– Сектор W? – в недоумении пробормотал на бегу один из оперативников. – Но ведь там всякий хлам складируют, разве нет?

В названном секторе минус шестидесятого этажа хранились предметы, прошедшие через процедуру обезвреживания, но тем не менее по результатам оценки все еще представляющие некоторую угрозу.

Сяо Чжэн широким шагом вошел в кабинет администратора сектора W и отодвинул в сторону самого администратора, который не смел даже пикнуть. Проницательному Сяо Чжэну хватило одного взгляда, чтобы увидеть проблемы: защитное поле явно было нарушено не пару минут назад – на многих участках не осталось даже следов энергии.

Его ледяной взгляд метнулся на администратора.

– Почему защитное поле в таком состоянии? Как давно вы его не проверяете?

Администратор ссутулился и втянул голову в плечи так, словно пытался покончить с собой, пронзив подбородком грудь. Запинаясь, он заговорил:

– Все опасные объекты сектора W обезврежены, поэтому…

– Поэтому ты можешь прохлаждаться? – резко повысил голос Сяо Чжэн. – Как долго не было проверки и ремонта, я тебя спрашиваю?! Протоколы обслуживания мне сюда!

– Директор Сяо, взгляните, – кто-то из оперативников уже нашел и достал рапорты о проверке защитного поля сектора W. – В последний раз защитное поле проверяли и обновляли три года назад.

Сяо Чжэн онемел.

Работники внешних подразделений ни во что не ставили человеческую жизнь, работники внутренних служб халатно относились к своим обязанностям. Каких же масштабов бардак оставил после себя прежний начальник?

Директор Сяо весь побагровел от гнева, словно вулкан перед извержением, и тут раздался чей-то беспечный голос:

– Ай-яй-яй, ничего себе, что за новости! Оказывается, в секторе W есть что красть? Неужели в столице стало модно воровать всякое старье? Надо почаще заглядывать в Главное управление!

– Ван Цзэ, – вены на висках Сяо Чжэна вздулись. – Ты меня довести хочешь? Если ты не за тем, чтобы помочь, – катись подальше отсюда.

Ван Цзэ просунул голову в дверь.

– Директор Сяо, только одно – вы выяснили, что именно пропало?

– Погодите немного, мы как раз все проверяем, – откликнулся оперативник, осматривающий место происшествия.

Ван Цзэ закатил глаза, вразвалочку зашел внутрь, приобнял за шею трясущегося от страха администратора и принялся увещевать окружающих:

– По сути, сектор W – пункт приема утиля, вор наверняка заблудился. Если здесь что и украли, никаких тяжких последствий это не повлечет. Жара стоит, сушит траву[36] – огонь в печенке как наяву…

– Нашел! – вдруг перебил его оперативник. Луч фонарика метнулся по плотным рядам напоминающих гробы контейнеров. Все они были выкрашены белой краской, на каждом вырезана защитная печать. В углу между ними чернел провал, как от выбитого зуба, – там не хватало контейнера.

Сяо Чжэн и Ван Цзэ посмотрели в ту сторону и оба мгновенно изменились в лице.

– Докладываю: пропал осколок меча по имени Чжичунь.

Янь Цюшань проснулся в юйянской гостинице. На дне безжизненных, словно камни, глаз плескалось отчаяние. Некоторое время он неотрывно глядел на белый потолок, пока его душа возвращалась из западни кошмара.

Он откинулся на подушку, глубоко выдохнул и нащупал металлический обломок на груди.

Нагретый его телом, металл казался теплым.

Чжичунь был древним духом меча. Несмотря на то, что тело-клинок уничтожили, его все равно заперли под строгой охраной на минус шестидесятом этаже. Ни в жизни, ни в смерти он так и не обрел покоя.

Этот небольшой обломок в полцуня длиной… все, что осталось у Янь Цюшаня.

Близился вечер. В торговом районе началось оживление. Откуда-то доносилось пение сюня, оно проникало повсюду и как будто неотвязно звучало в ушах Янь Цюшаня. Когда только раздались первые звуки, ему показалось, что мелодия переливчатая и успокаивающая, но потом он ненадолго прислушался и распознал в песне невыразимое безмолвное одиночество, словно путник, не знающий, куда держать путь, присел отдохнуть посреди необъятного мира, как Хо-син[37], с вышины взирая на тридцать три провинции[38].

Неудивительно, что такая унылая мелодия навеяла ему путаные сны.

Янь Цюшань перевернулся на бок и встал. Из кармана пальто он вынул помятый звукоизолирующий амулет, удостоверился, что тот все еще действует, и сразу наклеил его на окно, отгородившись от звука сюня.

Умываясь, он бросил взгляд на свое отражение и увидел, что под глазами темнеют синяки, белки густо налились кровью, а давно не бритая как следует щетина росла вкривь и вкось, как сорная трава. Из зеркала на него смотрел преступник в бегах, и, не в силах больше видеть себя таким, Янь Цюшань вынул из кармана нож-мультитул и начал бриться.

Тут в дверь постучали, и с той стороны раздался голос слепца:

– Господин Нянь, ужин готов.

Янь Цюшань, до того пребывавший в задумчивости, отвлекся и случайно порезался – на подбородке появилась небольшая царапина.

– Ничего страшного, – машинально откликнулся он.

И произнеся эти слова, Янь Цюшань застыл.

Мелькнувшая только что во сне сцена вдруг прояснилась…

В его жизни никогда не было раз и навсегда установленного распорядка. Раньше, когда он служил в «Фэншэнь», зачастую, проснувшись, он сразу мчался на срочное задание, наспех плеснув в лицо ледяной воды да натянув первую попавшуюся одежду. Все эти годы он поддерживал приемлемый человеческий облик только благодаря заботе Чжичуня. Чжичунь каждый день аккуратно складывал нужную одежду у изголовья кровати, чтобы, не продрав толком глаза, даже в полном смятении Янь Цюшань не надел ее наизнанку. Иногда, пока он спал, Чжичунь его даже брил.

Первое время получалось у него не очень хорошо – электробритвы тогда еще не вошли в обиход, и Чжичунь то и дело отвлекался, засмотревшись на спящего Янь Цюшаня. Янь Цюшань же во сне никогда не лежал спокойно, и порой Чжичунь случайно задевал лезвием его подбородок, после чего весь день себя корил и не мог простить допущенной оплошности. В конце концов Янь Цюшань привык каждый раз, когда чувствовал в полусне боль, машинально отвечать: «Ничего страшного».

Слепец озадаченно переспросил из-за двери:

– В каком смысле «ничего страшного»?

– Ни в каком. – Взгляд Янь Цюшаня похолодел, он быстро смыл капли крови с подбородка. – Идем.

– Судно подготовили, завтра утром выдвигаемся, – шепнул слепец Янь Цюшаню, пока они вместе спускались по лестнице. – Вы – ключ к нашему успеху…

Солнечный луч проник в номер Янь Цюшаня на четвертом этаже. Прикрепленный к окну звукоизолирующий амулет вдруг затрепетал сам по себе, за окном заклубилась черная дымка, а в стекле отразился расплывчатый силуэт человека. Он вскинул руку, и несколько почти незаметных струек черного тумана вылетели из глубины номера, тонкими нитями обогнули амулет на окне и вернулись в центр его ладони.

Черная дымка, а вместе с ней силуэт, рассеялась. Через пару минут новоиспеченный кумир молодежи Юйяна – Шэн Линъюань – незаметно выскользнул с черного хода гостиницы, где остановился Янь Цюшань. Наслаждаясь кокосовым ветром, он неспешно направился обратно в кофейню «зарабатывать» на жилье.

Так значит, этот «господин Нянь», гаошань по крови, – тот самый Янь Цюшань, о котором судачили в Бюро.

Шэн Линъюань только что воспользовался шаманскими чарами «Обратного потока», вплетя их в «Убаюкивающую песнь». Память господина Няня стала для него открытой книгой – однако книга оказалась объемной, но бессодержательной, что называется, в купчей три листа, а про осла ни слова. О занятиях Янь Цюшаня сон не рассказал практически ничего, и его величество, смотря чужие грезы, только больше раздражался.

Шэн Линъюань нетерпеливо препарировал подсмотренный сон.

Янь Цюшань был, можно сказать, чуть ли не голубых кровей «особенных»: его предки из гаошань впоследствии породнились с несколькими демоническими кланами. На протяжении уже двух поколений «особенных» в его семье не рождалось, все жили как обычные люди, и лишь Янь Цюшань благодаря какому-то атавизму оказался редким дарованием. По оценке Шэн Линъюаня, по своим природным задаткам он не уступал демонам-полукровкам первых поколений ведомства Цинпин. Он был еще совсем молод, но, потрать он пару сотен лет на тренировки, кто знает, может, из него и вышел бы толк.

К сожалению, в этой жизни юноша уже ничего не добьется: он оказался до абсурдного сентиментален, и, когда сердце его разбилось, он потерял всякое стремление к совершенствованию.

Древний меч Чжичунь передавался в семействе Янь из поколения в поколение, но линия передачи несколько раз прерывалась, и его историю уже никто не знал. Все эти годы дух меча спал крепким сном, и семейство Янь хранило меч в стеклянном ящике как антиквариат. В два года Янь Цюшань тяжело заболел, и тогда же резко пробудились его особые способности – все металлические вещи в доме расплавились и застыли снова, превратившись в образцы авангардизма. Проснулся и дух меча, несколько тысяч лет крепко спавший в своем клинке, и признал мальчика хозяином.

У меча по имени Чжичунь была долгая история, его дух находился в самом расцвете сил, однако он будто впервые увидел этот мир. Поначалу он был бестолковым и невежественным, простодушным, как чистый лист, не умел толком говорить, а его умственное развитие соответствовало развитию его маленького хозяина, произносившего свои первые слова, так что ни один не казался другому глупее, чем он сам.

Человек и меч всегда были вместе, во всем полагаясь друг на друга: от невинной детской привязанности до житейских невзгод, от отчужденности до бури чувств… Шэн Линъюань равнодушно относился к таким дурацким, но обыденным вещам, как влюбленность по уши, но весь сон Янь Цюшаня, длившийся целый час, состоял из нее одной, так что наблюдатель заскучал и порой испытывал желание стукнуть сновидца как следует, чтобы тот проснулся, а потом снова заснул и увидел нормальный сон.

Впрочем, меч Чжичунь в этом сне проявил себя весьма интересным образом.

Всеслышащий, последний из великих мастеров-оружейников народа гаошань, что умели создавать духов сосудов, был приемным сыном правителя гаошань, погребенного в море недалеко от Юйяна. Некогда этот приемный сын был заложником Шэн Линъюаня, а правитель гаошань пожаловал своему приемному сыну собственную царскую фамилию Вэй и имя Юнь.

После смерти Вэй Юня достать русалочьи кровь и жир становилось все труднее, и Искусство литья сосудов постепенно пришло в упадок. Впоследствии Шэн Линъюань истребил весь царский род гаошань и сжег дотла все три тысячи древних книг, касающихся этого умения. Когда двадцать лет спустя он отрекся от престола, оно уже считалось утраченным.

Чжичунь, прекраснейший дух меча, должно быть, был создан еще до той эпохи.

Тогда он и вправду существовал уже очень долго.

За три с лишним тысячи лет его сосуд остался в целости и сохранности, а сам дух меча был неотличим от настоящего человека. В Чиюань духи оружия смогли прожить столько лет и сохранить разум даже несмотря на то, что все их сосуды испортились, а значит, в свое время они были поистине лучшими из лучших. Но, судя по состоянию Чжичуня, он определенно являлся «драгоценным мечом».

Почему же он никогда не слышал о нем?

И что за мастер создал его?

Хоть вечерний ветерок и был мягким, у Шэн Линъюаня снова начала побаливать голова. Он и сам не помнил, когда начал страдать мигренями. Головная боль была все равно что гнойник в кости, который постоянно напоминал о себе при жизни и исчезал только со смертью, так что боль эта длилась бесконечно. Мало того, что он вернулся из ущелья Чиюань с пустыми руками, так еще и головные боли после этого путешествия участились.

Он невольно ускорил шаг и вдруг услышал хруст. Шэн Линъюань приостановился, опустил взгляд и увидел, что под его ногой треснула каменная плитка.

«Обратный поток» действительно может отражаться на хозяине чар, однако Янь Цюшань по большому счету лишь простой смертный, за плечами которого была всего-то пара-тройка десятилетий совершенствования. В глазах Шэн Линъюаня его божественное сознание было не сильнее, чем у муравья, и оно никак не смогло бы на него повлиять. К тому же его величество не имел слабостей в виде привязанностей и эмоций. От природы социопат, он давным-давно отринул все семь чувств, а печали и радости людские лишь нагоняли на него сон, который он стряхивал усилием воли. Разве мог какой-то пустяк поколебать его внутреннее равновесие?

Так что же вдруг вывело его из себя? Не разбавленная же кровь клана гаошань в жилах Янь Цюшаня?

Шэн Линъюань повернул голову и посмотрел в сторону Южного моря, вдыхая особенный, присущий только морю, запах – соленой воды, рыбы… Усилием воли он подавил нахлынувший на него кровожадный порыв.

Юйян… В древности он звался Гаолин – вот уж куда он меньше всего хотел бы вернуться.

Юйяну грозило попасть в черный список и у Сюань Цзи. Прибившись к туристической группе, он напряженно раздумывал, как же поприветствовать Гу Юэси, удивленно смотревшую на него с расстояния всего в один метр.

Командир второго подразделения, ну и совпадение!

Вы тоже после командировки решили на выходные сбежать от холодов на юга?

Разумеется! Чтобы сэкономить на билете, вылетел в тот же день ночным рейсом.

В общем, как ни крути, выходило неловко. Сюань Цзи смирился со своей участью, оскалил зубы в улыбке так, словно страдал пародонтитом, и, повернувшись к Гу Юэси, механически помахал ей рукой.

«Твою мать, – подумал он, – так и знал, что лучше было добираться своим ходом».

011

– Раз уж мы оба здесь, давай поговорим начистоту. – В кофейне аэропорта Сюань Цзи поставил на столик две чашки горячего кофе, одну пододвинул к Гу Юэси, а в другую добавил сахара. Ему постоянно хотелось съесть что-нибудь высококалорийное, чтобы хоть так согреться: в последнее время он не только плохо спал, но и постоянно мерз. – Я направляюсь в Юйян. Очевидно, что и ты тоже – это прямой рейс.

Гу Юэси в ответ не проронила ни слова. Ее лицо – тонкая переносица, плотно сжатые губы – всегда отдавало холодом, создавая впечатление, что она постоянно настороже.

Сюань Цзи продолжил:

– Звонок в лесопарке, который мы так и не смогли отследить, чуть не высвободил обездвиженного жэньмо. Волосы директора Сяо до сих пор не отросли. В руках учеников господина Юэдэ оказались новейшие мифриловые базуки, которые исследовательский институт еще даже официально не презентовал, а подозреваемые, задержанные на дунчуаньском черном рынке, взорвались прямо у нас на глазах. В наших рядах определенно есть предатель. Командир второго подразделения, не стану скрывать, тебя я тоже подозреваю.

Немного помолчав, Гу Юэси и Сюань Цзи заговорили одновременно.

– Он никак со всем этим не связан, – сказала Гу Юэси.

– А ты, в свою очередь, подозреваешь меня… – начал Сюань Цзи. – Э-э?..

Пару секунд они озадаченно смотрели друг на друга.

– Я подозреваю тебя?.. – повторила Гу Юэси.

– Хочешь сказать, тебя не интересует мой дух меча? – уточнил Сюань Цзи.

Гу Юэси видела, что Ван Цзэ скинул какое-то видео в общий чат, но сразу его не посмотрела, а когда треп старины Вана о красных конвертах[39] начал ее раздражать, она просто отключила в чате уведомления.

Выслушав Сюань Цзи, она пришла в замешательство.

– Ты подумал, что я веду расследование в отношении твоего духа меча?

И тут мобильник Гу Юэси зазвонил. Голос Ван Цзэ в трубке звучал на удивление серьезно.

– Юэси, что бы ты ни услышала в эти два дня, когда вернешься в Главное управление, – держи себя в руках…

– Командир Ван, я как раз написала заявление на отпуск, – заметила Гу Юэси.

– Э-э-э… Отпуск… Отпуск – это замечательно… – замялся Ван Цзэ. На другом конце линии что-то происходило: на фоне звучал разноголосый гомон, как будто вокруг Ван Цзэ сновали туда-сюда люди и перекрикивались между собой. – Еще не видел твоего заявления, но ничего, даю добро, отдохни как следует…

Гу Юэси нахмурилась.

– Что случилось? Ты сказал: «что бы я ни услышала» – что я могу услышать?

Номер директора Сяо по-прежнему был занят, но Сюань Цзи на слух не жаловался и, уловив суматоху в динамике Гу Юэси, отправил ему сообщение: «Что стряслось в Главном управлении?»

Как ни увиливал Ван Цзэ, Гу Юэси, почуяв неладное, от него не отставала, пока наконец не услышала что-то в ответ на свои расспросы.

Тем временем Сяо Чжэн написал: «Кто-то украл обломки Чжичуня».

Гу Юэси резко вскочила, чуть не перевернув чашку.

– Директор Сяо, опечатанный контейнер украли во время сбоя в работе системы энергоснабжения. Камеры наблюдения ничего не зафиксировали.

Сяо Чжэн тяжело вздохнул. Он так и знал, что современные технологии не заслуживают доверия.

– Мы регулярно проверяем и обновляем защиту во всех секторах, за исключением сектора W, и с особой тщательностью следим за состоянием защиты вокруг мутировавшей Зеркальной бабочки, – дрожащим голосом оправдывался администратор. Под конец он с сомнением добавил:

– Вор точно знал, где хранится то, что ему нужно. Мне кажется, он хорошо знаком с тем, как у нас здесь все устроено.

Так называемые духи меча не люди, хотя и очень на них похожи. Клинок – это средоточие их жизни, если разбить его вдребезги, дух погибнет вместе с ним. Обломки меча – все равно что останки четвертованного. Нельзя сшить его заново – в этом случае медицина бессильна, как и швейная промышленность. Сяо Чжэн, как ни ломал голову, не мог даже предположить, кому и зачем могли бы понадобиться осколки Чжичуня. Заранее выяснить обстановку на минус шестидесятом этаже, вырубить электричество, рассчитать время, чтобы проникнуть в хранилище… И все ради того, чтобы похитить обломки меча? Этому вору либо делать больше нечего, либо…

Сяо Чжэн вскинул голову и выразительным взглядом поманил Ван Цзэ за собой. Когда они отошли подальше от остальных, Сяо Чжэн, понизив голос, спросил:

– У вас в «Фэншэнь» есть какие-нибудь новости о Янь Цюшане?

Улыбку с лица Ван Цзэ словно стерли.

Сяо Чжэн нетерпеливо вздохнул.

– Я ничего такого не имею в виду…

– Тогда что ты имеешь в виду? – оборвал его Ван Цзэ.

Сяо Чжэн ничего не ответил, молча сверля его взглядом. Сяо Чжэн хорошо знал командира «Фэншэнь»: Ван Цзэ только с виду казался горячим парнем, в душе он был хладнокровен, к тому же необычайно ленив. Узнав, что кража произошла в секторе W, где просто-напросто не хранится ничего серьезного, он абсолютно точно развернулся бы и ушел, позевывая. То, что он так быстро примчался, наводило на подозрения.

– Будь это командир Янь, он не стал бы так долго ждать! – голос Ван Цзэ прозвучал еще ниже, словно исходил откуда-то из утробы. – Директор Сяо, ты нам как брат, как у тебя язык повернулся в чем-то нас обвинить?

– Если это Янь Цюшань вломился сюда, чтобы забрать обломки Чжичуня, я возьму всю вину за случившееся на себя, – ответил Сяо Чжэн. – Пойду к начальнику Хуану и покаюсь. В худшем случае уйду в отставку, вернусь домой и займусь семейным делом. Но что, если это не он?

Ван Цзэ свирепо скрипнул зубами. Наружность у него всегда была не самая благонадежная, но сейчас лицо его помрачнело, и он стал похож на настоящего бандита.

– Если это не он, значит, тот, кто украл Чжичунь, метит в самого старину Яня. Что ты на меня-то злишься? – Сяо Чжэн бросил на Ван Цзэ очередной пронзительный взгляд, вытащил мобильник и набрал номер. Но чуда не произошло, механический мужской голос в трубке ответил: «Набранный вами номер не существует…»

О Янь Цюшане три года не было ни слуху ни духу. Когда он пропал без вести, Бюро искало его – но не слишком усердно и, разумеется, безуспешно: уж кто-кто, а командир «Фэншэнь» умел прятать концы в воду. Но, в конце концов, ничего противозаконного Янь Цюшань не совершил, а ходит он на работу или нет – это его личное дело. Никаких оснований рыть землю и отправлять за ним группу захвата, самое большее – удержать заработную плату и уволить за прогулы без уважительной причины.

Сяо Чжэн зашел на страницу Янь Цюшаня в Вичате. На аватарке – фото со служебного удостоверения, в профиле – настоящее имя, никаких вычурных никнеймов.

Он редко выкладывал что-то в «Моменты». Не считая репостов рабочих оповещений, все записи были посвящены Чжичуню. На последней фотографии был запечатлен профиль высокого осунувшегося мужчины у окна, смотрящего вдаль. Исхудавшие руки и ноги скованы цепями, рубашка свободно висит на плечах. Отросшие волосы скрывают черты лица, видна лишь четко очерченная нижняя челюсть и опущенный уголок рта, придающий лицу немного хмурое выражение. Янь Цюшань нечасто комментировал фотографии, но у этой была подпись: «Молодой господин желает отведать маосюэван[40], я такое готовить не умею. Друзья, кто живет поблизости, посоветуйте магазин с доставкой [смайлик, смеющийся до слез]. Мне кажется, ему сегодня гораздо лучше».

Их с Сяо Чжэном переписка прервалась три года назад. Последние десять с лишним сообщений были от Сяо Чжэна: он пытался выяснить местонахождение Янь Цюшаня – однако они так и остались без ответа, как камни, брошенные в глубокое море. Сяо Чжэн отправил еще одно: «Обломки Чжичуня похитили. Что бы ты ни услышал, не делай глупостей, будь осторожен! Ответь, как прочтешь!»

Но послание вновь кануло в недра сети, растворившись в бесконечной пустоте. Ответа не последовало.

С непроницаемым лицом убрав телефон, Сяо Чжэн отодвинул Ван Цзэ в сторону и принялся отдавать распоряжения:

– Вор не мог уйти совсем незамеченным. Подключите всех, кого только можно, все региональные филиалы, отслеживайте колебания аномальной энергии, установите наблюдение за важнейшими транспортными узлами и местами скопления людей… И еще. Разместите во внутренней сети объявление о поиске Янь Цюшаня…

Кто-то тихо спросил:

– Директор, мы объявляем его в розыск?

– Себя объяви в розыск, твою мать! – гневно рявкнул Сяо Чжэн – голос его взлетел на целую октаву.

Ляпнувший лишнего оперативник тут же съежился, не смея даже пошевелиться. Оставив на нем взглядом тысячу надрезов, Сяо Чжэн выдохнул и равнодушно пояснил:

– В соответствии… с необходимостью безотлагательной реализации программы защиты свидетелей… Ван Цзэ, ты куда?

Пока Сяо Чжэн раздавал указания, Ван Цзэ сделал несколько звонков и кратко проинструктировал ключевых оперативников «Фэншэнь», бывших когда-то приятелями Янь Цюшаня. Наконец он позвонил Гу Юэси, но не успел обменяться с ней и парой слов, как вдруг изменился в лице и поспешно ушел, даже не попрощавшись с Сяо Чжэном.

Той же ночью, что называется, драконы разными дорогами устремились к общей цели. Сюань Цзи и Гу Юэси вылетели одним рейсом. Ван Цзэ же срочно связался с доверенными оперативниками из первого подразделения, подал заявку на срочный вылет и служебным самолетом вместе с командой отправился в Юйян.

После полуночи Янь Цюшань со спутниками выехал на внедорожнике из маленькой гостиницы. Багажник был доверху забит чемоданами со всем необходимым для жертвоприношения. Через час они добрались до морского побережья, где их уже ждала заранее подготовленная рыбацкая лодка.

На скалу у воды вскочил воробей с крошечными черными, словно бобы, глазками. Выпятив пушистое брюшко, он с любопытством поглядывал на людей.

– Лодка лицензированная, беспокоиться не о чем, – сказал слепец Среброглазый. – При досмотре никаких проблем не возникнет, я за это ручаюсь. На борту полный комплект расходных материалов, если тратить их экономно, мы запросто сможем пробыть под водой дней десять, а то и больше.

– Нам не придется так долго быть под водой – мы точно определили расположение гробницы по карте из ведомства Цинпин, – ответила деревянная женщина. Чуть помедлив, она пошевелила крашеной деревянной рукой. – Но нырнуть я вряд ли смогу.

– Водолазное снаряжение обычных людей нам не понадобится, мы воспользуемся «жабрами», то бишь жаберными пластинками древнего существа Кунь, – пояснил Змеекожий. – В цзянху их еще называют Жемчужные пузыри – настоящая редкость, цена на черном рынке измеряется семизначными числами. Эта штучка может погрузить в воду небольшой круизный лайнер, не говоря о том, чтобы рыбацкую лодку превратить в подводную. Глубина погружения – любая, какая нам понадобится, и – не подумайте, что я хвастаюсь, – даже торпеда не сможет пробить лодку, защищенную этой штукой.

Служанка никогда раньше не слышала ни о чем подобном и недоверчиво пробормотала:

– Разве у Куня есть жабры?

В «Чжуан-цзы»[41] говорится, что в Северном океане обитает рыба Кунь, которая так велика, что в длину достигает неведомо сколько ли. Но на самом деле это существо, способное жить в трех мирах: в воде, на суше и в воздухе – больше смахивало на птицу или млекопитающее.

– Все пройдет гладко, можете на меня положиться, – Змеекожий лучился уверенностью. – Пока у нас есть «Жемчужные пузыри», я могу доставить вас хоть на дно Марианской впадины, а погружение в пределах континентального шельфа – сущий пустяк.

Воробей на скале пристально посмотрел на них, и в этот же самый миг шедший позади всех Янь Цюшань что-то почувствовал и оглянулся. Металлический осколок у него на шее холодно блеснул в лунном свете. Настороженный взгляд Янь Цюшаня с подозрением скользнул по воробушку, окинул окрестности – но ничего не нашел.

– В чем дело, господин Нянь?

Янь Цюшань нахмурился.

– Только что… Сам не знаю, будто почувствовал на себе чей-то взгляд.

Служанка заподозрила в его словах дурной намек и тут же обернулась. Она осторожно заметила:

– Матушка отдала вам карту, да еще и отправила меня показать дорогу. Мы нигде не останавливались и не переводили дух до самого Юйяна. Кроме вас, о расположении гробницы принца гаошань никому больше не рассказывали. Господин Нянь, вы сомневаетесь и в духах, и в демонах – получается, вы не доверяете и нашей матушке?

– Ай, барышня, не надумывай, господин Нянь вовсе ничего такого не имел в виду, – перебил ее слепец, пытаясь сгладить углы. – Может, это из-за нас со Змеекожим, как-никак, мы с ним оба в розыске.

Змеекожий легкомысленно добавил:

– А кто в нем не был? На каждого из наших по несколько ордеров выписано. Но за столько лет до сих пор никого не поймали!

Янь Цюшаню не хотелось встревать в эти бессмысленные пререкания. Убедившись, что ничего подозрительного вокруг нет, он прошел вперед и первым забрался в потрепанную рыбацкую лодку. Спутники в спешке сгрузили на борт ящики, отчалили и направились в Южное море.

Воробей на скале вдруг взмыл вверх, из глаз его заструились тонкие нити черной дымки: все, что он «видел» и «слышал», во всех подробностях передавалось Шэн Линъюаню.

Его величество прибег к Искусству марионеток – впрочем, к упрощенной его разновидности. Мастер, достигнувший вершин этого ремесла, мог так управлять куклой, что ее не отличили бы от подлинника даже самые близкие люди. Его марионетки перенимали мельчайшие привычки, могли во всех деталях сымитировать тончайшие оттенки мысли. То было поразительное искусство, однако после смерти Дань Ли оно было утрачено.

Шэн Линъюань медленно вышел на побережье и поднялся на скалы у воды. Протянув руку, он, когда воробей прыгнул ему на ладонь, легонько погладил его по головке, снимая чары. Отпустив птицу, он не сдержался и вздохнул. В конце концов, Искусство марионеток Шэн Линъюань освоил поверхностно – он только и умел, что заставить неразумных животных служить ему глазами и ушами, и то при этом не мог отойти от них далеко.

Про Владыку людей говорили, что коварство его не знает пределов, но по сравнению с тем человеком он был, пожалуй, не больше чем громилой с мечом.

Вот только…

Шэн Линъюань растерянно подумал: «Откуда у Куня эти самые… „жабры“?»

Во всей этой компании самый мощный дух демона-яо исходил от слепца – от него пахло юю[42]. Вид у юю омерзительный, в истинном облике он почти не отличается от собаки, однако у нет даже острых когтей и клыков, а к «свирепым зверям» его порой причисляют лишь потому, что само его появление неблагоприятно и считается дурным предзнаменованием.

Что до остальных – тот, что похвалялся, будто бы может свободно спускаться в морские глубины, был нечистокровной рыбой-вьюном, чьи предки, скорее всего, никогда не покидали свой пруд, так что на деле он попросту трепал языком. Женщина же была всего лишь марионеткой – деревянной куклой, обтянутой человеческой кожей, притом сделанной кое-как – человек, управлявший ею из-за кулис, применил упрощенное заклинание полой куклы.

Собака, рыба-вьюн и игрушка… И с этой компанией Янь Цюшань хочет спуститься в гробницу гаошаньского принца? Как самонадеянно.

Шэн Линъюань почти был готов их пожалеть – как-никак, гробницу его величество запечатывал собственнолично.

Ван Цзэ со своей командой прилетел раньше Сюань Цзи и Гу Юэси. В половине шестого утра они все вместе столкнулись в дверях популярной кофейни, той самой, где остановился Шэн Линъюань.

– Никого, – сказала Гу Юэси, посмотрев через улицу, и опустила бинокль. – Номер в гостинице пуст, внедорожника нет. Директор Сюань, вашего духа меча я тоже не видела.

– Ну и жарища же тут, твою мать, прямо как летом, – Ван Цзэ через окно вручил Сюань Цзи завтрак из круглосуточного магазина и сел в машину, обойдя ее с другой стороны и закинув на ходу пальто на заднее сиденье. – Я захватил с собой братишку из линии физических и психических сил, он только что допросил коридорного.

Гу Юэси взволнованно повернула голову.

– Это он?

Ван Цзэ кивнул ей с непривычно серьезным выражением лица.

– Да. С ним были попутчики – двое мужчин и женщина. Первый – слепой, настоящее имя неизвестно, кличка – Среброглазый. Разыскиваемый преступник класса А: отчаянный головорез, на его счету немало человеческих жизней. У второго на лице шрам от ожога, кличка – Змеекожий. Скользкий тип, принадлежит к линии воды, утверждает, что в воде его ни за что не поймать. Женщина скрывает лицо, но, судя по открытым участкам тела, она не человек. Если я не ошибаюсь, это Призрачная служанка матушки Юй. Вот уж не думал, что старушенция тоже замешана. Ну и последний… последний – он сам. Я не знаю, что они собираются делать, тем более не знаю, почему командир Янь связался с этой компанией, но мне все это не нравится.

– А где он сейчас? – поспешно спросила Гу Юэси.

– Коридорный сказал, они отправились к морю, выехали глубокой ночью. Мы на шаг позади, – сказал Ван Цзэ. – Я сейчас пытаюсь связаться с приятелями здесь, в Юйяне. Быть может, получится подключиться к сети дорожного видеонаблюдения и отследить машину… Но ответа ждать слишком долго, у нас нет столько времени…

– Если вы мне доверяете, то следуйте за мной, – вдруг сказал до сих пор молчавший Сюань Цзи. Он в два глотка допил кофе и выбросил пустой стаканчик из окна машины – аккурат в придорожный мусорный бак. – Понятия не имею, где ваш бывший командир, зато я чувствую своего духа меча.

Гу Юэси и Ван Цзэ синхронно повернулись к нему.

– Да что вы на меня так смотрите? – отчего-то под взглядом двух пар глаз Сюань Цзи почувствовал себя неловко, как под светом прожекторов. – У нас с ним ничего… Никаких предосудительных отношений!

Гу Юэси кашлянула и отвела взор.

– Да-да, конечно, никто и не говорит ни о чем подобном, – поспешно сказал Ван Цзэ.

– Пока этот дух не пробудился, он был моим Мечом Судьбы и вскармливался в моем теле… Ой, нет, я не это имел в виду, – от волнения Сюань Цзи принялся нести чушь и только ухудшил дело. Во взгляде Гу Юэси явственно читалось сочувствие.

Ван Цзэ кое-как попытался его успокоить.

– Ладно, мы и правда ничего такого не имели в виду. Просто заметили, что на тебе лица нет – наверняка устал из-за всей этой беготни среди ночи.

Из лучших побуждений Гу Юэси неуклюже поддержала его:

– Да, как только директор Сюань увидел тот ролик, сразу сорвался с работы и помчался сюда. Наверняка он очень…

Э-э-э… Кажется, стало только хуже.

Ван Цзэ закрыл лицо рукой.

– Поехали, – слабым голосом сказал Сюань Цзи, решив спустить эту тему на тормозах. – Старина Ван, скажи своим людям, чтобы не отставали. Мы направляемся на юго-запад.

Ван Цзэ изобразил, что застегивает рот на замок, но надолго его не хватило. Вскоре он не вытерпел и снова заговорил:

– Насколько я помню, у старины Яня с «невесткой» подобной связи не было. Время от времени действительно казалось, что они понимают друг друга без слов, но командир Янь объяснял это тем, что они уже очень давно живут бок о бок…

– Я. Не прожил. С ним. Бок о бок. Ни дня. Благодарю покорно, – безо всякого выражения сообщил Сюань Цзи.

– А на что именно похоже твое ощущение? – полюбопытствовал Ван Цзэ. – Ты как Гу Юэси видишь то, чего другие не видят? Или тебя тянет, как магнитом, в определенном направлении?..

В этот раз в определенном направлении повернули даже мысли самого Сюань Цзи.

– Сделай одолжение, прекрати! – не выдержал он.

– Ладно-ладно, мне просто интересно, ведь в самом деле… О, мне приятель ответил. Ни хрена себе, и впрямь в той стороне! Вот это чутье, директор Сюань, прямо человек-компас!..

Сюань Цзи промолчал.

То было не зрение, не слух, не осязание, а какая-то не поддающаяся описанию интуиция. Словно кто-то прикасался кончиком кисти к точке между бровями, указывая таким образом направление, в котором находится. Когда Сюань Цзи поворачивался в эту сторону, его с головы до ног охватывал невольный трепет, а сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди.

Но кроме интуиции был еще аромат. Тот самый, который он ощущал и от самого Шэн Линъюаня, и во сне во дворце Дулин… Роскошный аромат благовоний императорского дворца, и чем дальше, тем сильнее он окутывал Сюань Цзи.

Шэн Линъюань не благоухал сам по себе – он же не курильница, в конце концов, – а пах ровно тем, чем мылся в последний раз – гелем для душа из отеля. Сюань Цзи не знал, как описать этот витающий вокруг аромат: ему казалось, что он его чувствует не носом, а сразу мозгом.

И вдруг сон про дворцовую опочивальню отчетливо всплыл у него перед глазами. У Сюань Цзи тут же пересохло в горле, и, не сдержавшись, он бросил гневный взгляд на Ван Цзэ.

«Ох уж этот невезучий карп! – подумал он. – Это он виноват! Все из-за той чуши, что он намолол!»

012

Отыскав на берегу Южного моря укромное местечко, Шэн Линъюань уселся поудобнее и, прибегнув к Искусству марионеток, наложил чары на нескольких рыбок. Их глазами он увидел из-под воды, как вьюн и в самом деле достал «чудесное сокровище».

Так называемый Жемчужный пузырь выглядел как шар молочно-белого цвета с блестящей, как у жемчуга, поверхностью. На ощупь мягкий, как шелк, он при этом был очень прочным. Слой за слоем пузырь можно было развернуть в пластинку размером в квадратный чжан, тонкую, словно крыло цикады, на вид действительно напоминавшую жабры.

Шэн Линъюань наблюдал с интересом: он никогда в жизни не видывал такой штуки, должно быть, ее создали более поздние поколения. Гениальная придумка, но какой смысл в том, чтобы приписывать ей древнее происхождение?

Перед глазами его величества разворачивалось удивительное представление: вьюн положил расправленные «жабры» людям на головы, словно укутав пассажиров и лодку тонкой кисеей, и следом «жабры» мгновенно «растворились», а все, что было ими накрыто, замерцало жемчужным блеском. Лодка, и в самом деле словно переливающийся всеми цветами радуги пузырь, ушла под воду. На поверхности осталась лишь мелкая рябь.

Под водой лодка полностью перестала подчиняться всем законам природы: выталкивающая сила на нее как будто совершенно не действовала, а все предметы на борту оставались на своих местах. Люди свободно двигались и дышали, вода свободно проникала сквозь застежки и зазоры между шнурками, но одежда не намокала.

– Мы по-прежнему можем разговаривать? – попыталась это проверить деревянная женщина.

Все обернулись к ней, и она поняла, что ее голос под укрытием «жабр Куня», оказывается, звучит так же, как на берегу, разве что немного мешает журчание воды в ушах. Женщина пришла в восхищение – видно, у Куня и вправду были жабры!

Вокруг лодки кружил косяк любопытных рыб – словно публика в предвкушении зрелища. Отчего-то их пристальное внимание тревожило служанку, но, подавив беспокойство, она заговорила:

– Кхм… Коридор к захоронению принца начинается у входа, он защищен магическим построением пяти первоэлементов. Матушка сказала, что в древности это была магическая печать огромной силы. Нельзя допустить ни одного неверного шага, если мы хотим остаться в живых, поэтому вы должны следовать за мной.

Шэн Линъюань усмехнулся – да какая опасность может быть на входе? Если она там и есть, на карте все равно не обозначена.

Боковым зрением служанка заметила косяк рыб, ровными рядами плывущий в ту же сторону. В их бледных глазах отражался мерцающий свет – казалось, они косятся на нее с презрением, неодобрительно качая головами! Да что не так с этими низшими позвоночными, у которых и памяти-то хватает только на несколько секунд?

Они плыли так несколько часов – напряженные, как перед битвой с опасным врагом. Сквозь воду проникал дневной свет, когда они наконец добрались до места, где должна была находиться гробница гаошаньского принца. Шэн Линъюань тем временем беззаботно дремал, наслаждаясь морским бризом. Проснувшись, он увидел, что уже рассвело и люди все еще осторожно кружат у входа в гробницу. Его величество вынул из кармана длинную бамбуковую палку и ножик и, борясь со скукой, принялся вырезать флейту-дицзы. Современная одежда всецело противоречила его представлениям о прекрасном, но чем он остался доволен, это карманами и так называемыми «молниями» – хитро устроенными железными пластинками: если потянуть за металлический язычок вверх, карман запечатывался. Поначалу Шэн Линъюань счел карманы уродливым и недостойным нововведением: только нищие носят на себе столько мешков – но за пару дней привык и даже оценил по достоинству их удобство.

Пока зрители на суше клевали носом, господам под водой было не до скуки. Построение у входа в гробницу и впрямь оказалось крайне сложным, поэтому деревянная женщина взяла на себя управление лодкой и строго следовала пути, обозначенному на карте, не решаясь отклониться от него ни на цунь. Лодка как будто нарезала уже сто восьмидесятый круг на одном и том же месте, так что у пассажиров в глазах рябило. Нервы у всех были на пределе, и даже бывалые преступники не решались лишний раз вздохнуть.

Только когда солнце над водой подошло к зениту, служанка тихо выдохнула.

– Получилось? – осторожно поинтересовался слепец.

– Мы уже должны были войти, – стоило женщине договорить, как морское дно дрогнуло, а следом из ниоткуда возник гигантский тотемный знак и опустился вниз, открывая темный зловещий проход.

– Глядите-ка! – в радостном волнении воскликнул Змеекожий. – Путь в гробницу!

Все, кроме сохранявшего невозмутимость Янь Цюшаня, тут же в возбуждении повскакивали с мест. Как-никак перед ними была трехтысячелетняя гробница с запечатанным в ней таинственным жэньмо. А вдруг внутри сохранились какие-то секреты клана гаошань? Но даже если и нет – сама возможность узнать побольше об этих сложнейших построениях – большая удача. Хоть они ни за что на свете не рискнули бы ничего в ней трогать, но полюбоваться-то можно…

Глаза пассажиров горели от нетерпения. Лодка изменила направление и вошла в проход, ведущий к гробнице. Только тогда по-прежнему сидевший на краю борта Янь Цюшань вдруг поднялся. Змеекожий, с лица которого еще не сошла радостная улыбка, оглянулся на него и вдруг услышал, как со дна морского донесся какой-то лязг, словно, рассекая лазурные волны, обнажилось гигантское лезвие.

И следом прямо на головы людей обрушились тени сверкающих мечей.

Деревянная женщина тут же присела, а Змеекожий кувыркнулся через борт и очутился в воде, выскользнув из-под защиты пузыря – жемчужный блеск с его тела мгновенно исчез. Давление на морской глубине чуть не превратило нахлебавшегося воды Змеекожего в прессованного вьюна.

Тень меча мелькнула над его головой и устремилась прямо на Янь Цюшаня.

– Берегись!

– Господин Нянь!

Янь Цюшань не шелохнулся. В следующий миг сверкающий клинок пронесся совсем рядом с ним и с лязгом ударился о борт лодки – однако на обшивке не осталось ни царапины. Мечи оказались невероятно правдоподобной иллюзией.

Построенная в форме полумесяца, безмолвная гробница напоминала усмешку.

– Я чуть… чуть не помер от страха, это что за хрень?! – Змеекожий, задыхаясь и откашливаясь, забрался обратно в лодку. Он сплюнул слюну, вконец запыхавшись, опустился на колени и начал осматривать себя, проверяя, цел ли. – Господин Нянь, ну ты и крут!

Слепец склонился над бортом, ощупал невредимую обшивку и с восхищением заметил:

– Господин Нянь, вы недаром в свое время входили в элиту «Фэншэнь». Как вы поняли, что это иллюзия?

Янь Цюшань собрался было ответить, как вдруг заметил маленькую рыбку, проплывшую прямо перед его лицом. Та с любопытством следила за ним, а в ее глазках, словно отблеск разума, поблескивало неясное свечение. Он сам не знал почему, но как только встретился взглядом с рыбкой – рефлекторно напрягся, крепко сжав рукоять кинжала за поясом, словно встретился лицом к лицу с врагом. Пару мгновений они смотрели друг на друга, но рыбка как будто совершенно не чувствовала опасности – она безо всякой цели несколько раз проплыла вокруг него, а потом беззаботно открыла рот и начала грызть водоросли.

Янь Цюшань отпустил кинжал и подумал, что он и впрямь в последнее время чересчур подозрителен – везде враги мерещатся. Всего-то рыбка – а уже перепугался до смерти.

– Я почувствовал, я все ж таки принадлежу к линии металлов, – отговорился он. Ему совсем не хотелось ничего объяснять попутчикам. Затем он оглянулся и посмотрел туда, откуда они приплыли. – Внутрь, – ровно скомандовал он.

Бамбуковая флейта в руках сидевшего на берегу Шэн Линъюаня уже обрела форму. Он выдул из нее стружки, протер дочиста рукавом и взял на пробу несколько нот.

– Добро пожаловать, господа! Не взыщите за прохладный прием!

Был ясный, погожий день, но вдруг спокойное Южное море ни с того ни с сего взволновалось, поднялись огромные валы, едва заметная черная дымка появилась над водой и устремилась прямо в небо. Пенящиеся волны обрушились на берег и отхлынули, оставив после груду трепещущих рыбок и креветок. Со дна смутно донесся гул – никак в глубине нарождалось цунами!..

Тем временем автоколонна «Фэншэнь» мчалась к побережью. Еще издали они увидели, что на Южном море происходит что-то неладное. У Гу Юэси волосы встали дыбом:

– О Небо… Командир Янь… Что они натворили?

– Директор Сюань, – Ван Цзэ стиснул его плечо, – он что, опустился на самое дно?

– Э-э-э… Ты о чем? – не понял Сюань Цзи.

– Ай, да что ты за человек такой недогадливый?! – возопил Ван Цзэ. – Закрой глаза и прочувствуй как следует! Разве не твой дух меча сейчас под водой безобразничает – ветер поднял, волны?..

Ничего прочувствовать Сюань Цзи не мог. Чем ближе они подъезжали к побережью, тем сильнее окутывал его тот, уловимый лишь для него одного, дворцовый аромат – теперь он казался вездесущим и настолько густым, что отдавал горечью. И в то же время нечто в его душе словно пробуждалось ото сна, и он инстинктивно страшился его – руки у Сюань Цзи задрожали так, что он не мог с ними справиться.

– Если они на морском дне, то как нам их достать? Слушай, директор… – начал Ван Цзэ, но, случайно обернувшись, увидел, что тот побледнел чуть ли не до прозрачности и покрылся испариной. Глаза, в которых читалась страшная усталость, накопившаяся за последние несколько дней, казались пугающе яркими, а между бровями начал проступать родовой тотем.

– Директор Сюань, ты в порядке? – позвал Ван Цзэ. – Может, тебе отдохнуть чуток? Ты, похоже перетрудился. Не загоняй себя, так и до выгорания недалеко…

У Сюань Цзи вдруг зазвенело в ушах. И гул двигателя, и отдаленный шум морских волн, и голос Ван Цзэ внезапно исчезли. Его тело явно по-прежнему ехало в машине, а вот сознание как будто забрело за какой-то магический барьер, на короткое время потеряв связь с реальностью.

Он слышал пронзительный детский плач. Но то было не обычное нытье капризного шалопая. Ребенок рыдал навзрыд, казалось, его сердце вот-вот разорвется от горя. Сюань Цзи, задыхаясь, с изумлением обнаружил, что, как и во сне о дворце Дулин, он как будто парит в воздухе, привязанный к чужому телу. День был в разгаре, он явно не спал, так как же мог провалиться в царство сновидений?

Плакал «он сам». Сюань Цзи понятия не имел, как так вышло, но на этот раз он «был» совсем еще маленьким ребенком, который даже говорить-то толком не умеет. Отчего-то Сюань Цзи не чувствовал тела – он мог только видеть, но перед глазами стояла кромешная тьма.

Ребенка как будто заперли в раскаленной печи, потому что все тело Сюань Цзи начало жечь.

«Не плачь, – раздался у него в ушах еще один слабый детский голосок – судя по всему, этот ребенок был чуть постарше. – Не надо… не надо плакать. Будешь плакать – устанешь, силы иссякнут, и тогда они… они поглотят тебя… А-а-а…»

Болезненный стон исказил голос ребенка, и он с усилием замолк. Сюань Цзи услышал, как на миг дыхание его прервал всхлип, но ребенок тут же подавил рыдания. Такой малыш – а уже знал, что если замедлить дыхание, то можно облегчить боль. Он переносил страдания с пугающим хладнокровием – не иначе уже привык к ним.

Сюань Цзи вдруг почувствовал – безо всяких на то оснований, он просто это знал, – что дети делили между собой одну и ту же муку.

Да что тут происходит? Жестокое обращение с детьми средь бела дня? С каких пор закон о защите несовершеннолетних перестал работать?

– Малыш, ты где? – попробовал позвать Сюань Цзи. – Кто ты? Какое у тебя сейчас время?..

Но здесь, как и во сне о дворце Дулин, Сюань Цзи был сторонним наблюдателем – дети его не услышали.

Говоривший недавно ребенок слабо захныкал: «Как больно…»

Сюань Цзи редко имел дело с детьми и совершенно их не любил. Он обеими руками поддерживал запрет на вход с детьми в ресторанах и кинотеатрах, но плач этого ребенка терзал его сердце… До такой степени, что он не сразу сообразил: ребенок говорил не на путунхуа.

Ребенок снова заговорил, с усилием стараясь выровнять дрожащий голос и притвориться, что он спокоен: «Потерпи немного, все будет хорошо. Давай братик Линъюань расскажет тебе пару интересных историй».

Сюань Цзи потерял дар речи.

Да ну, быть того не может! Как-как тебя зовут, малыш? Какой такой братик?

Сюань Цзи почти поверил, что ему послышалось, но вдруг сообразил, что мальчик говорил на языке Великой Ци.

Он опешил… Когда он стал понимать древний язык как родной?

«Говорят, далеко на севере есть море… Круглый год оно сковано льдом и столь глубоко, что вода в нем черным-черна… Плыть по нему – все равно что идти среди ночи по дремучему лесу: один неверный шаг – и ты сбился с пути. Тем, кто угодил в западню Северного моря, уже не выбраться. И если родные и друзья несчастных захотят их найти, им остается только молить о помощи стерегущих море русалок… Они не обладают острым умом, но добры и мягкосердечны и всегда готовы помочь… Русалки умеют разговаривать с морем, нужно лишь показать им портрет пропавшего и потратить несколько дней, чтобы научить его имени, тогда русалки смогут попросить морскую воду отыскать нужного человека… Учитель сегодня как раз научил меня одной фразе на русалочьем языке, хочешь услышать, как она звучит?..»

– Твою мать, чего он такой горячий? – Ван Цзэ отдернул руку – кожа Сюань Цзи была такой горячей, что обжигала даже через одежду – и в ужасе сообщил Гу Юэси, которая была за рулем:

– Да у него температура за сотку!

– Не говори ерунды! – Гу Юэси свернула на обочину, остановила машину и схватилась за рацию, вызывая напарников. – С вами есть врач?.. Нет? Тогда быстро ко мне кого-нибудь из линии физических и психических сил!

Тем временем обнаженная кожа на запястьях Сюань Цзи вдруг покраснела и сморщилась, словно он обо что-то обжегся, – Ван Цзэ и ахнуть не успел.

– Ни колебаний аномальной энергии, ни внешних повреждений, но он меня не слышит. Это болезнь такая или проклятие? – командир «Фэншэнь» махнул рукой и опустил стекло в машине. Климат в Юйяне влажный, и в воздухе много водяного пара. Он протянул руку: пар быстро остыл, сгустился холодным водяным шаром в его ладони, а затем превратился в лед. – Нет, так не пойдет, – пробормотал Ван Цзэ. – Сначала нужно его охладить…

Но только Ван Цзэ собрался положить ледяной шар на Сюань Цзи, как тот вдруг схватил его за запястье и распахнул глаза. Следы от ожогов исчезли у командира «Фэншэнь» на глазах, будто ему все примерещилось.

– Директор Сюань?

– Русалочий язык… – глаза Сюань Цзи открылись, но взгляд оставался расфокусированным, а голос звучал так, словно он говорил во сне. – Людей под водой можно найти с помощью русалочьего языка…

Янь Цюшань и его спутники плыли по проходу, ведущему к гробнице. В уходящем в глубину узком и длинном коридоре рассеивали тьму русалочьи фонари. Холодный молочный свет мерцал в воде, освещая путь, ведущий как будто прямиком в преисподнюю. Эти фонари, которые горели на дне морском и не затухали даже по прошествии десяти тысяч лет, умели делать только в клане гаошань.

– Хорошо, что у нас есть карта, – Змеекожий говорил полушепотом, но в голосе его все равно слышалось нескрываемое воодушевление. – Сунься мы не туда, поди, нас бы встретили настоящие мечи, с настоящими лезвиями? Интересно, как выглядела последняя партия гаошаньских «драгоценных мечей»? Неужели во всех были духи оружия? А еще вот что мне любопытно: может ли дух оружия выбирать, быть ему мужчиной или женщиной, и если может…

Заговорившись, он дал волю пошлым фантазиям. Стоявший рядом Янь Цюшань помрачнел, на его лице читалось смутное желание прибить болтуна.

– Заткнись, – очень кстати оборвала его деревянная женщина. – Что это такое там, на стенах?

Русалочьи фонари высветили множество появившихся на прежде сплошь черных каменных стенах человеческих фигур. Виднелись они неотчетливо, разглядеть их как следует спутники не могли.

– Росписи?..

Янь Цюшань был человеком решительным и умелым – шагнув вперед, на край лодки, он отломил русалочий фонарь прямо от стены. Под возгласы остальных он поднял его выше и посветил вокруг.

– Нет, это не росписи. Они не на поверхности.

Проход к гробнице был выстроен не из обычного камня, а из черного полупрозрачного хрусталя. В темной морской воде, куда не проникал свет, стены казались целиком черными как смоль, но сейчас, в свете русалочьего фонаря, стало ясно, что они на самом деле полупрозрачные, как гигантский янтарь. Вдруг зрачки у всех сузились, по коже пробежали мурашки. Спутники увидели, что было на стенах… в стенах.

Люди. Полным-полно людей. В старинных платьях, в современной одежде, водолазных костюмах. Китайцы, иностранцы, даже какая-то нечисть – полулюди-полузвери с длинной шерстью по всему лицу. Они застыли в стенах, как экспонаты в музее, как насекомые в янтаре. На казавшихся живыми лицах сохранялось удивленное выражение.

– Все, кто пытался ограбить гробницу принца? – пробормотала деревянная женщина.

Проход, уходивший все глубже и глубже, казался бесконечным. Команда в лодке ощущала направленный на них пристальный злобный взгляд бесчисленных глаз.

Шэн Линъюань улыбнулся.

Запечатывая гробницу, он предполагал, что после смерти Вэй Юня земля будет полниться слухами об исчезновении «последней партии гаошаньских „драгоценных мечей“», и если не принять мер предосторожности, то проходимцы с мотыгами наверняка ежегодно будут «рыхлить и удобрять» его могилу в надежде на поживу. Велев ведомству Цинпин охранять захоронение снаружи, его величество установил ловушки внутри, так что первая линия защиты создавалась против чужаков, а вторая – чтобы стражи сами не смогли ничего похитить.

Хранившаяся в ведомстве Цинпин карта на деле была смертоноснее самого опасного заклинания. Магическое построение у входа в гробницу было необычным и крайне сложным: едва охотники за сокровищами с помощью карты преодолевали его, уверившись в успехе, как на них обрушивался град иллюзорных сверкающих мечей. Те, кому хватило смелости вломиться в гробницу гаошаньского принца, обычно были высокого мнения о своих способностях, но и они не могли удержаться от страха. Во времена Шэн Линъюаня подобный прием назывался «Потрясение души»: испуг выводит души хунь и из равновесия, и злым духам становится проще вторгнуться в сознание. Но его подлинное предназначение было в том, чтобы заманить чужаков в настоящую ловушку – огромный лабиринт. Испытав мощное потрясение и обнаружив, что тревога была ложной, люди утрачивали бдительность – и застревали в иллюзиях лабиринта.

Полагаясь на карту, которую она сама толком не понимала, деревянная женщина привела трех безголовых мух прямиком в паутину. Люди были уверены, что продвигаются вглубь гробницы, содрогались от ужаса, глядя на «росписи» по обеим сторонам коридора, и в то же время ликовали, думая, что уж они-то «подготовились как следует». Но кружившие у лодки рыбы видели, что на самом деле те давным-давно попались в ловушку иллюзии, не догадываясь, что их лодка безнадежно отклонилась от курса. Людям казалось, что перед ними уходящий вглубь коридор, залитый светом русалочьих фонарей, но то была еще одна хрустальная стена. Жадно разинув пасть, она поглощала суденышко – половина лодки уже погрузилась в стену, но пассажиры так ничего и не подозревали.

Высоко в небе палящее солнце прошло зенит и двинулось к западу, а сверкающая жемчужным блеском лодка погружалась в трехтысячетелетнюю гробницу. Вверху – мир людей, внизу – мир призраков.

Шэн Линъюань с равнодушным видом поднес флейту к губам и принялся наигрывать отрывок из недавней песенки.

«Замечательно, – подумал он. – Такого большого судна в этой коллекции еще не было».

Располагайтесь поудобнее, господа, вы здесь надолго.

013

Связям Ван Цзэ можно было только позавидовать: когда они добрались до берега, у причала их уже ждал катер.

Командиру «Фэншэнь» всю оставшуюся дорогу казалось, что Сюань Цзи чувствует себя неважно, он внимательно наблюдал за его состоянием и наконец спросил:

– Директор Сюань, тебе в лодке как? Не укачивает? Мне казалось, вы, из линии огня и грома, с морем не в ладах. Если нездоровится, не плыви с нами, подожди на берегу.

Сюань Цзи вяло приоткрыл глаза.

– Это что еще за дискриминация по признаку происхождения?

– Ты бы сходил на профмедосмотр для «особенных» на предмет внутренних повреждений, хронических заболеваний, проклятий… Даже если не лечится, хоть выясни, в чем дело, – обеспокоенно посоветовал Ван Цзэ. – Это сейчас легкое недомогание, а запустишь – перейдет в тяжелую болезнь, и…

– Успокойся, мне уже намного лучше. Когда настанет мой смертный час, я обязательно разошлю всем открытки, договорились? У меня просто сахар в крови упал – со всей этой суматохой я с самого Дунчуаня нормально не ел…

Один из оперативников протянул Сюань Цзи шоколадку, но тот отказался:

– Не нужно, дружище, а то еще кровь из носа хлынет[43], если съем… Кто играет на флейте? Какая-то прямо знакомая мелодия.

Все тут же прислушались. И действительно, к шуму моря и смутному гулу голосов, доносящихся из прибрежного поселка, примешивался звук флейты.

Флейта пела весьма мелодично: исполнитель точно попадал в ноты, и гармонию музыкальных фраз не нарушала ни одна фальшивая нота… Сюань Цзи недолго вслушивался, а затем пробормотал:

– Это же… «Раз женился на козе[44], так живи с козою…»

– «Братец вышел на порог – все со страху воют», – подхватил было Ван Цзэ и резко умолк. Осознав, что ненароком поделились друг с другом содержанием своих плейлистов, они смутились и растерянно переглянулись.

– Просто… у нас перед домом небольшой парк, – неловко засмеялся Ван Цзэ, пытаясь оправдаться. – Старики каждый день собираются там на танцы, и я эту песню столько раз слышал, что наизусть выучил. Так-то я предпочитаю классическую музыку и с подобными веселенькими песенками, по правде говоря, не очень-то знаком.

– Вот оно что, мне сразу показалось, что я ее где-то слышал, – следом за ним «вспомнил» Сюань Цзи. – Насколько же беззаботная жизнь в Юйяне, если людям делать нечего, как играть с утреца на морском берегу старушечьи хиты… У кого-нибудь есть фото командира Яня? Дайте взглянуть.

Не дожидаясь, пока Ван Цзэ долистает галерею, Гу Юэси протянула Сюань Цзи телефон: у нее была целая папка со старыми фото старших оперативников. Она быстро нашла снимок Янь Цюшаня в фас: мужчина в форме смотрел в камеру, сидя за письменным столом. Выражение лица была суровое, однако во взгляде чувствовалась мягкость. Перед объективом он держался с едва заметным напряжением.

– Подойдет? Эта самая четкая, что у меня есть, – сказала Гу Юэси. – Снимал Чжичунь, когда командир Янь официально возглавил «Фэншэнь» и перебрался в новый кабинет.

Ван Цзэ все еще слегка беспокоился:

– Директор Сюань, а этот «язык ундин» точно годится для поиска людей? Имеет значение, кто именно на нем говорит?

Что, если акцент человекоптицы придется морю не по нраву?

– Не ундин, а русалок, ундины – импортный продукт, – буркнул Сюань Цзи, опустившись на одно колено. С трудом сохраняя равновесие, он поставил перед собой фото Янь Цюшаня, смочил руку в морской воде и начертал на палубе иероглифы его имени.

Ван Цзэ наблюдал за его манипуляциями со все возрастающей тревогой – со стороны казалось, будто Сюань Цзи проводит какой-то шарлатанский ритуал – только курительных свечей да алтаря не хватает.

– Директор…

Сюань Цзи шикнул на него, закрыл глаза и сосредоточился. Прогнав все посторонние мысли, он несколько раз повторил про себя услышанное в видении. Ему казалось, будто он когда-то знал этот редкий язык, но никак не мог вспомнить, откуда именно: то ли встречал слова на нем в древних потрепанных книгах, лежащих в беспорядке в ущелье, то ли слышал от кого-то из духов оружия… В пережитом им только что видении прозвучало всего несколько слогов, но и этого было достаточно, чтобы пробудить его память.

Детство Сюань Цзи провел бестолково. О том времени он почти ничего не помнил и лишь сейчас вдруг обнаружил, что в те годы успел освоить весьма и весьма многое – но потом все позабыл. Только когда он услышал фразу на русалочьем языке, память, до поры вытесненная в глубины подсознания, начала постепенно возвращаться к нему, но воспоминания казались разрозненными и запутанными, так что Сюань Цзи даже не знал, с какой стороны к ним подступиться.

Собравшиеся вокруг оперативники напряженно уставились на него, услышав раздающиеся из его уст странные звуки, которые «накатывали», как волны, откуда-то из носоглотки. Они звучали загадочно: низко, но мягко, словно морские глубины. Как только Сюань Цзи произнес фразу на русалочьем языке и назвал имя Янь Цюшаня, Ван Цзэ, принадлежавший к линии воды, первым что-то почувствовал, и все волоски на его теле встали дыбом.

Веселая мелодия, доносившаяся издали, тут же оборвалась.

Шэн Линъюань опустил флейту и резко вскинул голову.

– Кто это лезет, куда не просят?

Поначалу море никак не откликалось, но Сюань Цзи никуда и не спешил. Он снова и снова повторял настойчиво загадочную фразу, и, когда она прозвучала уже несколько десятков раз, глаза Гу Юэси, самой чувствительной из всех, вдруг широко распахнулись – своим «рентгеновским зрением» она увидела, что шум морских волн и звук русалочьего языка Сюань Цзи загадочным образом наложились друг на друга, образуя таинственный резонанс.

Тем временем под водой хрустальная стена уже поглотила большую часть лодки Янь Цюшаня – в камень погрузился уже и краешек головы Змеекожего, склонившегося над картой, но сам он до сих пор ничего не подозревал.

И тут вода вокруг лодки забурлила сотнями маленьких водоворотов, снова и снова с силой ударяясь о ее корпус.

Слепец, обладавший самым острым слухом, встрепенулся:

– Погодите, это что за звук? «Янь»?

– Янь…

Человеческий голос словно растворялся в воде, разносясь по ней во все стороны. В миг, когда волны ударились о лодку, он, словно обнаружив свою цель, многократно усилился.

– Янь Цюшань!

Услышав собственное имя, которым не пользовался уже много лет, тот вздрогнул всем телом. И тут же огромная волна ударилась о борт, лодка страшно затряслась, но не перевернулась – ее нос словно что-то зажало, передняя часть не двигалась, а корма тем временем трещала по швам.

Что-то тут было не так!

Раздался грохот, лодка чуть не переломилась пополам, и безупречная иллюзия лабиринта наконец спала, явив взорам хрустальную стену, в которой они все едва не оказались. Спутники попятились на корму, Змеекожий завопил и дернулся, его лоб залило кровью – вырываясь из прозрачного камня, он оставил в стене клок волос вместе с кожей.

Первым делом подумав на проводника, Янь Цюшань схватил деревянную женщину за шею и молниеносно переломил ей несколько крупных суставов.

– Обмануть нас решила?

– Янь Цюшань, ты сдурел?! – завизжала женщина. У куклы не было трахеи, потому чужая хватка на горле нисколько не помешала ей говорить. – Я самая умелая помощница матушки, какой ей прок в том, чтобы подставлять вас, да еще и меня в это впутывать?

– Хорош препираться! Потом отношения будете выяснять, лодку все еще засасывает в стену! – заорал слепец. – На борту есть водолазные костюмы, хватайте груз – и в воду!

– Есть контакт, глядите! – с борта катера Ван Цзэ увидел, что море под ними расступилось, и на воде появилась борозда. – Кажись, сработало! Директор Сюань, как вернемся – не забудь научить меня языку ундин, полезно, оказывается, знать иностранные языки, а!

– Несколько человек пусть присматривают за катером. – Сюань Цзи встал. – Остальные отправятся со мной. Старина Ван…

Он еще не договорил, а Ван Цзэ уже вытянул руку и сжал кулак – из моря поднялись воздушные пузыри, такие большие, что в каждый вполне мог поместиться человек. Ван Цзэ первым запрыгнул в один из них – пузырь плотно окутал его, оставив при этом достаточно пространства, чтобы свободно двигаться и дышать.

– Каждый берите по пузырю. Запас кислорода в них ограничен, так что полной грудью дышать не стоит.

Оперативники попрыгали в воду – море приняло их, как ласковый и терпеливый старый друг. Сюань Цзи продолжал шепотом твердить фразу на русалочьем языке, и вода тут же закрутилась потоком, образуя подводный канал, ведущий к Янь Цюшаню и его спутникам.

Шэн Линъюань нахмурился и вновь воспользовался Искусством марионеток: плывшие своей дорогой рыбки вдруг резко развернулись, сбились в косяк и, повинуясь его воле, устремились вперед.

– Русалочий язык… Неужели его кто-то еще помнит? – пробормотал Шэн Линъюань. Русалки вымерли давным-давно, и даже Дань Ли, со всеми его обширными познаниями, знал на нем всего несколько фраз.

В этот миг плывшая впереди косяка рыбка увидела Сюань Цзи в пузыре.

Сердце Шэн Линъюаня замерло: «Это он?..»

Сюань Цзи встретился взглядом с глазами рыбы, и в голове у него ни с того ни с сего возникла мысль: «Искусство марионеток!»

Он не успел ее даже осознать, как уже держал рыбку в руке.

По другую сторону марионетки Шэн Линъюань почувствовал обжигающий жар, охвативший все пять чувств рыбы и чуть не опаливший его самого, и поспешно разорвал с ней связь. Слабая энергия покинула тела рыб, косяк озадаченно переглянулся и тут же распался. К счастью, памяти у рыб, как говорят, хватает только на семь секунд, так что вопросы в духе «Кто я?», «Где я?» являются неотъемлемой частью рыбьего существования, и случившееся нисколько не омрачило им жизнь.

Сжимая в кулаке трепыхающуюся рыбу, Сюань Цзи сразу подумал, что ее глазами на него смотрел Шэн Линъюань. Но откуда он мог это знать?

С так называемым Искусством марионеток Сюань Цзи впервые познакомился во время «Обратного потока» в кургане шаманов. Тогда оно показалось ему не то настоящим чудом, не то виртуозным фокусом, принципов его действия он не понял совершенно и тем более не догадывался, что его можно применять к низшим позвоночным. Но сейчас мысль о том, что кто-то управляет косяком рыб посредством Искусства марионеток, ни с того ни с сего возникла у него в голове, как условный рефлекс, будто это очевидная истина, которая всегда была ему известна.

– Зачем тебе эта рыбина? Она невкусная, поверь – я из линии воды, мне ли не знать. Если хочешь морепродуктов, угощу тебя, как вернемся, – Ван Цзэ приблизился к нему и, оживленно жестикулируя, указал на гробницу гаошаньского принца прямо под ними. – Не стой столбом, лучше посмотри, куда нас привели твои ундины!

Удивительный русалочий язык создал в море длинный и узкий водоворот диаметром примерно сантиметров в двадцать, стремительно вращающийся по часовой стрелке. Подплывшие пузыри прикрепились к нему, словно прямо в воде из ниоткуда образовалась «веревка», один конец которой крепился к запястью Сюань Цзи, а другой уходил в глубь прохода, ведущего к гробнице.

– Твою мать, да никак это древнее захоронение… – У Ван Цзэ мурашки забегали по коже: на морском дне оказалась хорошо сохранившаяся гробница, разительно отличавшаяся от выгоревшего дотла кургана шаманов и обещавшая тайны, которые потрясут историческое сообщество. Но если в кургане шаманов молодой старейшина лично «пригласил» Сюань Цзи со спутником внутрь, то здешние хозяева гостеприимством не отличались – у входа располагалось сто восемьдесят магических кругов, которые недвусмысленно говорили: «Посторонним вход воспрещен».

Без специального разрешения Ван Цзэ со своей командой ни за что бы не стал вот так бездумно вламываться в древнее захоронение, тем более не принадлежащее человеку. Каким бы изворотливым хитрецом ни был командир Ван, сейчас он чувствовал, что оказался в безвыходной ситуации: и вперед пойти плохо, и отступить не лучше.

Он оттащил Сюань Цзи в сторонку, намереваясь объяснить новоиспеченному директору Отдела ликвидации последствий, во что они влипли, но Сюань Цзи, не сводя глаз с гробницы на морском дне, вдруг произнес, точно сомнамбула:

– Это гробница Вэй Юня из клана гаошань.

Вслед за тем Сюань Цзи опомнился и сам опешил – а кто вообще такой этот Вэй Юнь из клана гаошань? Почему он назвал это имя?

Сердце Сюань Цзи вдруг вновь бешено заколотилось, как от сильного потрясения (или такого же сильного водяного давления, которое пузыри Ван Цзэ ничуть не уменьшили). Он посмотрел на смартчасы: частота сердечных сокращений приближалась к ста шестидесяти ударам в минуту.

– Гао… Гаошань? – переспросил Ван Цзэ. – Это которые с японцами якшались? А почему их занесло так далеко от дома?

Тут к ним присоединились остальные оперативники. Гу Юэси бросила взгляд на проход к гробнице, и окутывавший ее пузырь вдруг задрожал – на лице обычно невозмутимого командира второго подразделения отразился ужас.

– Что ты увидела?

– Трупы, – она сверлила «рентгеновским» зрением невидимый невооруженным взглядом вход в гробницу. – С самого порога – одни трупы.

– Какие трупы? – тут же спросил Ван Цзэ. – Сколько их? А живой там кто-нибудь есть?

– Трупы – всякие разные, как экспонаты в музее… Я даже сосчитать их не могу, – Гу Юэси сделала паузу и потом добавила:

1 Хипстеры – субкультура, объединяющая преимущественно творческую молодежь, увлекающуюся литературой и искусством.
2 Пост-бигу – даосская техника достижения бессмертия, в узком смысле – отказ от употребления злаков, в широком – отказ от пищи вообще.
3 «Пестрая» и «изящная» опера – кит. хуабу и ябу, две разновидности традиционной оперы. «Пестрая» опера использовала народные музыкально-театральные жанры, подразумевала «пестрое», разнородное соединение мелодий и напевов. К XVIII в. из нее развилась пекинская опера. Долгое время считалась низшей формой искусства, развлечением для масс. «Изящная» опера включала напевы уезда Куньшань, отличалась мягким и ясным вокалом и изящными, утонченными мелодиями. Была популярна в конце Мин – начале Цин (1644–1911), особенно среди образованных слоев населения.
4 Лакмусовая бумажка – индикаторная бумажная полоска, пропитанная специальным веществом (лакмусом), которая меняет свой цвет в зависимости от кислотности (pH) раствора. В переносном смысле – чувствительный индикатор.
5 Сухая ци – понятие из традиционной китайской медицины, ее переизбыток ассоциируется с горячностью и порывистостью, но возможен в том числе и при богатстве.
6 Цикл сна – колебание активности головного мозга, включающее в себя две фазы: медленноволнового и быстрого сна – общей продолжительностью от 70 до 110 минут.
7 …пробил первый большой час суток, ударили третью стражу – первый большой час суток, он же час крысы, – время с 11 часов вечера до часа ночи. Это же время соответствует третьей страже, поскольку в Древнем Китае стражи (изначально – смены караула, общим числом пять за ночь) отсчитывались с 7 часов вечера, по два часа каждая.
8 Семь чувств – в буддизме: радость, гнев, печаль, страх, любовь, ненависть и половое влечение.
9 Психологическая проекция – психологический механизм, в результате которого мысли, желания, эмоции и другие характеристики личности переносятся на объекты окружающего мира.
10 …только вышедшим из тростниковой хижины – крылатое выражение: о новичке, не имеющем опыта, но, как правило, подающем надежды. Изначально происходит из романа Ло Гуаньчжуна «Троецарствие», где гениальный стратег Чжугэ Лян, живший уединенно в тростниковой хижине, откликается на просьбу Лю Бэя и отправляется вместе с ним в мир.
11 Комплект из трех золотых украшений – украшения (обычно ожерелье, серьги и браслет), которые помимо кольца по традиции должны быть преподнесены невесте от семьи жениха.
12 Диатез – наследственная предрасположенность к возникновению определенных патологических реакций или заболеваний, нарушения физиологической адаптации, сопровождающиеся неадекватным ответом организма на обычные воздействия окружающей среды.
13 «Колючие огурцы с цветочками» – о чем-то подозрительном. Идиома, возникшая после широко распространившегося в Китае в 2011 г. слуха о том, что колючие огурцы с желтыми цветочками в магазинах приводят к бесплодию и раку.
14 «Очищение костного мозга» – идиома, пришедшая из китайской народной медицины, означает перерождение, полное очищение организма.
15 Номинальный возраст – возраст согласно восточноазиатскому исчислению. При рождении ребенку сразу начисляется год жизни, и каждый Новый год по лунному календарю добавляется следующий. Поскольку возраст увеличивается в Новый год, а не в день рождения, то номинальный возраст может быть на один-два года больше, чем по западному исчислению.
16 …в трех чжанах – на расстоянии примерно в 9,5 м (1 чжан равен 3,2 м).
17 Му – единица измерения площади, приблизительно равная 0,07 га (667 кв. м). Три тысячи му – около 210 га.
18 Компас для фэншуй – он же луобань или лопань, используется для определения благоприятных или неблагоприятных мест для различных целей (постройки дома, расположения захоронения и т. п.), представляет собой металлический диск с несколькими рядами концентрических шкал, на которых нанесена различная информация о фэншуй. В центре, обычно под стеклом, магнитная стрелка, указывающая своим концом на юг.
19 …не меньше десяти му – примерно 0,7 га.
20 Грелки для рук – имеются в виду согревающие термопластыри – пластины, выделяющие тепло за счет химической реакции. Генерируют тепло (примерно 50 ℃) на протяжении примерно 8 часов.
21 «Зайчики, зайчики, дверку отоприте» – популярная китайская детская песенка, в которой мама-зайчиха уходит и наказывает никому, кроме нее, не открывать дверь. Волк пытается попасть в домик, но зайчата его не пускают.
22 Горы Бучжоу – горы, часто упоминающиеся в древних мифах и легендах, будто бы находящиеся северо-западнее гор Куньлунь. Через горы Бучжоу якобы пролегал единственный путь из мира смертных в мир потусторонний, небесный, однако свирепствующие в горах круглый год лютые морозы не позволяют людям пройти по нему. Предположительно, под горами Бучжоу могло подразумеваться Памирское нагорье.
23 Золотой ворон – поэтическое название солнца. Согласно древнекитайским мифам, на солнце живет трехногий ворон.
24 Небесная сеть – кит. Тяньван, сеть видеонаблюдения, созданная правительством Китая, объединяет более 20 миллионов камер наблюдения по всей стране.
25 Цзяньбин – распространенное уличное блюдо в виде тонкой жареной лепешки с яйцом и луком.
26 …имя Юэси, столь непохожее на обычные человеческие имена – в пер. с кит. «Лунный прилив», распространенное имя персонажей компьютерных игр.
27 Сянпяопяо – крайне популярный китайский бренд чая с молоком с различными вкусами и добавками (в том числе таро, матча, паста из красной фасоли и т. д.), продается в бумажных стаканчиках.
28 Собрание, посвященное критике и борьбе – отсылка к митингам времен Культурной революции, когда человек, причисляемый к классовым врагам, подвергался публичному порицанию, унижению, а зачастую и избиению.
29 Цзяоцзы – пельмешки с начинкой из мясного фарша и овощей, традиционное праздничное блюдо во время зимнего солнцестояния и Нового года по лунному календарю.
30 …перевернет цянь и кунь – перевернет мир вверх дном, поменяет небо с землей местами; обычно о могущественном человеке. Цянь и кунь – две противоположные триграммы, триграмма цянь соотносится с небом, кунь – с землей.
31 Из «Дао дэ цзин» (пер. Ян Шин-хуна).
32 «Непорочны только каменные львы у ворот» – выражение происходит из романа «Сон в красном тереме», глава 66, где Лю Сянлянь говорит Баоюю: «У вас, во дворце Нинго, непорочны только каменные львы у ворот! Пожалуй, даже кошки с собаками у вас погрязли в пороке!»
33 Сюнь – один из древнейших традиционных китайских музыкальных инструментов по типу окарины.
34 Ласковый кокосовый ветер – из слогана рекламы мангового сока, транслировавшейся по телевидению в 1996 г.
35 Один год, один цикл, одна весна и осень – кит. и нянь и цзай и чуньцю, во фразе перечисляются три синонима слова «год». Нянь – иероглиф, который Янь Цюшань использует как конспиративную фамилию, иероглиф цю – «осень» – содержится в его имени, а иероглиф чунь – «весна» – в имени Чжичуня.
36 Жара стоит, сушит траву… – Ван Цзэ переиначивает первую строчку популярной в 2018 г. песни китайского рэпера GAI за авторством K_ELEVEN, которую можно дословно перевести как «Стоит жара, трава сухая – так берегись огня». Печеночный огонь – понятие из традиционной китайской медицины; считается, что переизбыток энергии ян в печени приводит к гневливости и раздражительности.
37 Хо-син – досл. «звезда огня», в поздней китайской народной мифологии один из духов огня, обожествленная планета Марс.
38 Из «Гэ хо ку» («Песня или плач»[114]) Хай Цзы: «Говоришь, ты одинок – одинок, как Хо-син, что один давным-давно светил в вышине, озаряя тридцать три провинции».
39 «Красные конверты» – в красных конвертах принято вручать деньги, однако донаты и денежные переводы в китайских социальных сетях также зачастую носят это название.
40 Маосюэван – острый суп сычуаньской кухни на основе утиной (реже свиной) крови с добавлением говяжьей требухи, куриных желудков, ветчины и т. п., а также бобовых ростков, перца чили, сычуаньского перца и кунжута.
41 «Чжуан-цзы» – даосская книга притч, созданная около 300 г. до н. э., приписываемая философу Чжуан-цзы (369 до н. э. – 286 до н. э.), один из основополагающих текстов даосизма. Цитаты приводятся в пер. В. В. Малявина.
42 «[Там] встречается животное, похожее на коня, но с глазами как у барана, четырьмя рогами и бычьим хвостом; лает, как собака гао. Его называют юю. Где оно появится, в то царство прибудет много хитрецов. – Каталог Гор и Морей, цзюань IV, Каталог Восточных гор» (пер. Э. М. Яншиной).
43 …а то еще кровь из носа хлынет – в китайском Интернете распространено мнение, что из-за содержащегося в шоколаде тирамина у чувствительных людей может повышаться артериальное давление, и если носовая полость окажется сухой, то может произойти разрыв кровеносных сосудов слизистой оболочки носа и последующее носовое кровотечение.
44 Раз женился на козе… – из песни «Жениться на собаке», вышедшей в 2017 г. (слова – Чжан Ии, музыка – Сунь Янцзе). Песня носит шуточный характер и отличается легко запоминающейся мелодией.
114 «Гэ хо ку» («Песня или плач») – стихотворение Ча Хайшэна (1964–1989), писавшего под псевдонимом Хай Цзы, одного из главных представителей китайского модернизма.
Продолжить чтение