Хенкан. Последний эксперимент

Размер шрифта: 13

* * *

Список действующих лиц[1]

КИМУРА СОРАТА (японец) – директор приюта «Дзюсан»

ГЕНРИ МАКАЛИСТЕР (шотландец) – друг Сораты

КУРИХАРА ХИБИКИ (японец) – воспитанник Сораты

КУРОДА (Асано) ХИДЕКО (японка) – бывшая служанка семьи Кимура

КУРОДА ЙОИЧИ (японец) – сын Хидеко

КУРОДА НОБУ (японец) – муж Хидеко

ФУДЗИВАРА ГОРО (японец) – охранник отеля

РИАН ВАЛЕНТАЙН (англичанин) – профессиональный экзорцист

КИРИТО/КИРИЛЛ СОТНИКОВ (наполовину японец, наполовину русский) – медиум

МАСАМУНЕ ИНОСКЕ (японец) – секретарь Кимуры в компании

ДЭВИД ТЭЙЛОР (американец) – кузен Сораты

ДАРРЕЛ ДИКРАЙН (швед) – опальный ученый

ЙЕНС – медиум

СИМАДА ТАКЕРУ (японец) – секретарь Кимуры в приюте «Дзюсан»

Всё засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.
(Мацуо Басё)

«Я должен был ненавидеть этого человека
за то, что он делал с детьми, с моей сестрой —
со всеми нами. И я ненавидел, но при этом
постоянно возвращался к мысли, что если
бы не Дикрайн, я бы никогда не узнал тебя,
не спас и не был бы спасен тобой.
Не знаю, что в таком случае осталось бы
от моей жизни».
(из неотправленных писем Генри Макалистера)

История промежуточная,
в которой герои ищут ответы, а находят проклятие

Мотор напоследок еще раз громко рыкнул и заглох. Генри выругался на родном гэльском и с силой ударил кулаком по рулю. Разумеется, снегоход это не завело.

– Что там твой навигатор?

Его спутник, Кимура Сората, закутанный в теплое пальто, шарф и надвинутый по самые глаза капюшон с опушкой, вздохнул, выпустив облачко пара.

– Боюсь, он замерз.

И в подтверждение своих слов потыкал негнущимся от холода пальцем по безжизненному экрану.

Все завертелось в тот день, когда Генри собирался улететь в Японию к Сорате – на электронную почту пришло письмо от Акихико Дайске с фотографиями Дикрайна. Ученый исчез больше двух лет назад, после закрытия академии «Дзюсан», и от японских властей до сих пор не было новостей по этому делу. Генри подозревал, что его и вовсе уже давно перестали искать. Ничего удивительного, что после они с Соратой бросились по следу и не задумывались о таких приземленных вещах, как минусовая температура и снежные заносы, да и само путешествие изрядно затянулось из-за внезапно обрушившегося на побережье Швеции циклона. Генри даже на секунду подумал, что Дикрайн научился и погодой управлять, иначе как гениальному злодею снова удалось ускользнуть под прикрытием снежной бури? Именно она не позволила Генри и Сорате вовремя добраться до убежища Дикрайна в отдаленной деревушке, где жили в основном лесорубы, не слишком обрадовавшиеся расспросам.

Неудача огорчила Генри, но в то же время он радовался, что пора было возвращаться. Путь до аэропорта в Буросе, ближайшем крупном городе, проложили по навигатору, арендовали на лыжной базе снегоход, который предстояло вернуть на следующей базе, предназначенной для отдыха туристов и путешественников. Договориться удалось довольно легко, Генри шведского не знал, как и Сората, но английского вполне хватало, чтобы объясняться с местными.

И все бы ничего, если бы не дикий холод.

Генри попробовал завести мотор еще раз, но упрямая техника не желала подчиняться. А вроде должна быть адаптирована к суровому климату.

– Стоило все-таки выбрать длинную дорогу, – проворчал Генри. – Хотел поскорее добраться до цивилизации. Проклятье!

Пошел снег, и через пару часов двух застрявших посреди белой равнины путников грозило погрести под сугробами. Генри поднял голову к серому небу и стоял так, пока от пушистых снежинок не заболели глаза.

– Нам придется вернуться, Генри, – с неохотой заключил Сората. Опушка у самого его лица покрылась инеем и торчала ледяными пиками.

Он был прав. Стоять и ждать помощи бессмысленно. До небольшой деревушки недалеко от побережья озера Венерн, по их скромным расчетам, не меньше пары десятков миль. По хорошей погоде были шансы дойти пешком, но не в метель. Так что Генри ничего не оставалось, как согласиться. К тому времени снегопад грозил превратиться в самую настоящую бурю, видимость, и без того плохая, стала почти нулевой. Еще немного, и они просто забудут, с какой стороны и куда двигались. От трассы, с которой они по совету одного здорового шведа с базы свернули на арендованном снегоходе, отъехать далеко не успели, вот только след от гусениц уже занесло.

Сората воровато расстегнул пуговицу пальто под шарфом и, присвистывая от холода, сунул навигатор за пазуху.

– Может, отогреется, – с надеждой предположил он.

– Смело выкидывай его, – снова проворчал Генри. – Едва ли в этих чертовых шведских лесах он нам поможет.

– Ты несправедлив. Здесь явно холоднее, чем обещал прогноз. Никакая электроника не будет работать в таких условиях.

Генри молча закинул оба рюкзака на себя, крякнул и попробовал ступить на снег. Ноги ушли вглубь по щиколотку. Он сделал пару пробных шагов и только лишний раз убедился, что далеко не уйдет. К тому же начинало стремительно темнеть. Если здесь еще и волки водились, то их ждал неплохой ужин из двух персон.

Сората сошел на наст следом за Генри, и подошвы ботинок едва-едва погрузились в рыхлый свежий снег. Он виновато покосился на Генри.

– Я бы мог попробовать добраться до деревни один…

– Об этом не может быть и речи, – возразил Генри, вглядываясь в горизонт, и без того затянутый тучами и поземкой, но все равно казалось, будто на них надвигается что-то еще более темное и страшное. – Мы идем вместе, даже если мне придется прокапывать себе путь.

Сората хлопнул его по плечу и, дождавшись хмурого взгляда, улыбнулся.

– Я и не сомневался. Все будет хорошо, идем.

Генри кивнул, просто чтобы его не расстраивать, и сделал еще один осторожный шаг, разумеется, тут же провалившись по колено. Для таких подвигов он все же был тяжеловат, а вдобавок рюкзаки, теплая одежда… Генри сцепил зубы и упрямо пошел вперед.

Двигались они медленно, а темнело слишком быстро, хотя солнце только недавно миновало зенит. Ветер тоже усиливался, и снежок уже не просто красиво падал, а сыпал в лицо колючими ледяными градинками. Над головой не осталось ни единого просвета, и даже не слишком опытный в таких делах Макалистер сообразил, что непогода затянется. Будто какая-то неведомая сила не хотела пускать их вперед.

– Да уж… – озабоченно протянул он, и в рот залетела целая пригоршня снега. Пока Генри фыркал и отплевывался, Сората обогнал его и взошел на небольшой бугорок.

– Генри, смотри, там… – позвал он. Генри поднял голову, и тут наст под Соратой с треском провалился, и он полностью ушел в сугроб.

– Сората!

Генри не на шутку испугался и рухнул на колени перед ямой, готовясь вытаскивать друга из снежного плена. И сам провалился в сугроб по пояс.

– Я живой, – глухо сообщил Сората, и над поверхностью появился край рукава. Генри ощупал наст вокруг в поисках опоры и попытался вытянуть Сорату за руку, но лишь увяз еще сильнее. Только когда Кимура отряхнул пальцы и принялся очищать лицо Генри от снега, тот осознал, что они пропали.

– Перестань, обморозишься. – Генри попробовал пошевелиться, но только усугубил положение. Теперь они с Соратой сидели в общей «норе», почти погребенные под слоем снега. Пока было тепло, но едва ли это надолго.

– Кажется, уже, – неловко кашлянул Кимура и попытался сдуть с носа выпавшую из-под шапки прядку. Та успела намокнуть от дыхания и заиндеветь.

Они придвинулись друг к другу, насколько возможно, и Генри снова попытался подняться с колен. Однако потревоженный снег навалился плотнее, и Сората закашлялся.

Над головами протяжно свистел ветер, и вскоре теплые капюшоны запорошило белыми шапками. Сората еще раз кашлянул, прижимая заледеневшие пальцы к покрасневшим щекам.

– Я не хочу здесь замерзнуть, – пожаловался он. Снежные стены вокруг покрылись ледяной коркой и затвердели, образуя колодец.

Генри рыкнул:

– Не паникуй! Сейчас мы начнем утрамбовывать снег. Подгребем его под себя и выберемся. В конце концов, мы не в Антарктиде.

Сам он не был настолько уверен в собственных словах, как хотел показать, но бездействие и впрямь грозило обернуться для них медленной смертью. Генри решил подать пример и осторожно завозился.

– Ничего с тобой не случится, – приговаривал он. – Я тебя вытащу.

Правда, сразу стало не до разговоров. Генри надеялся, что Сората не заметит, как теснота пробуждает в нем приступ казалось бы забытой клаустрофобии, в ушах звенело, и в груди нарастало напряжение. Сората закопошился сзади и совсем скоро, срываясь на тяжелое шумное дыхание, поравнялся с Генри. Со стороны они наверняка походили на брошенных в реку щенков – яростно перебирали лапами, но только тревожили воду.

– Генри! – Сората неожиданно вцепился в его локоть. Генри даже вздрогнул от испуга. – Ты слышишь?

И уверенно ткнул пальцем вверх, где падающие снежинки окрасились рыжим.

Сначала шум ветра перекрывал все, но постепенно сквозь него проступили иные звуки – скрип снега под шагами, человеческие голоса.

– Det finns någon[2]. Du lever?[3]

Говорили, по-видимому, на шведском, но Макалистер одинаково бы обрадовался и звучанию немецкой, русской, французской речи. Главное, их вытащат и сопроводят в тепло. Он из последних сил вскинул руку.

– Помогите! Мы здесь, внизу!

Сората ойкнул, когда его резко утянуло наверх, только мелькнули перед лицом Генри тяжелые зимние ботинки. А следом помогли выбраться и ему самому.

В глаза ударил свет мощного фонаря.

– У вас странное произношение. Вы англичанин? – спросили на английском с легким американским акцентом.

Генри замотал головой, слишком дезориентированный, чтобы отвечать на вопросы. Он почти ничего не видел, его знобило, а лицо одеревенело от холода. Рядом трясся Сората, слышно было даже, как стучат зубы. Фонарь, наконец, убрали, и удалось разглядеть спасителей. В сумерках две высокие крупные фигуры в толстых пуховиках казались слишком похожими, а лица скрывались за опушкой капюшонов.

– Вы меня понимаете? – спросил один из них и, вероятно, повторил на шведском: – Förstår du mig?

– Понимаю, – наконец сказал Генри, пытаясь перекричать ветер.

– Все-таки англичанин. Отлично!

– Наш снегоход сломался, а навигатор замерз. Мы хотели добраться до деревни и попросить помощи, но эта метель… – Генри поежился.

– Такое здесь не редкость, – кивнул тот, что был немного выше и говорил с акцентом. – Где ваша техника? Мы заберем, когда буря утихнет.

Генри махнул в сторону брошенного снегохода, от которого ушли, как выяснилось, не больше чем на сотню ярдов. Второй посветил в указанном направлении, и вдалеке в ответ ослепительно ярко вспыхнули габариты.

– Vad i helvete?[4]

У Генри не было времени на размышления. Как и раньше в подобных ситуациях, он просто со всей силы толкнул Сорату в плечо, отшвыривая в ближайший сугроб. Рев работающего на пределе двигателя заложил уши, и, обернувшись, Генри успел увидеть лишь приближающееся пятно слепящего света, как кто-то рывком выдернул его из-под обезумевшего снегохода. Неуправляемая техника сделала крутой вираж и на полной скорости перевернулась на бок. Гусеницы со скрежетом прокрутились еще немного и затихли.

– Генри! Генри! – крикнул Сората, но голос потонул в шуме метели. Генри завозился, вылезая из сугроба на четвереньках. Снег сковывал движения, и казалось, что он барахтается в невесомости. Наконец, под ногами появилась твердая опора.

Сората подбежал к нему. Лицо с нездоровым румянцем и съехавшей набок шапкой с торчащими из-под нее смерзшимися длинными прядями появилось точно над Генри, когда он обессилено рухнул на снег.

– Ты в порядке? Посмотри на меня, пожалуйста. Генри!

Сората говорил слишком быстро и от волнения перешел на японский.

– Все хорошо, – успокоил Генри. – Дай только подняться.

Сората вцепился в его руку и потянул на себя. Пальцы были такими ледяными, что почти обжигали.

– Боже, да ты ледышка. Где твои перчатки? – спросил Генри.

– Потерял, наверное… Да не обращай ты внимания.

– Нет, возьми мои, – Генри стащил свои и натянул на его дрожащие руки.

– Спасибо, – одними губами прошептал Сората.

– Простите, что прерываю вашу идиллию, – кашлянул «американец», – но метель усиливается. Пора нам убираться.

Ветер и правда стал завывать сильнее, место, где лежал перевернутый снегоход, уже скрылось за мутной белой стеной.

Генри счел нужным для начала представиться и поблагодарить за спасение:

– Еще раз спасибо, вы нас очень выручили. Нам надо в Бурос, но кажется, мы немного заблудились. Меня зовут Генри Макалистер, а это Кимура Сората.

Стоило поменять имя и фамилию местами во избежание недоразумений, но вырвалось само, по привычке.

– Джон Дэвис, – «американец» пожал руку Генри и подмигнул Сорате. – Ваша подружка совсем замерзла. До Буроса пешком все равно не дойти, так что вам чертовски повезло с нами.

– Это не моя подружка, – попытался возразить Генри, но его не услышали. Дэвис сделал шаг к Сорате и заглянул под низко надвинутый капюшон.

– Как удачно, что Фрэд заметил ваш фонарь, часом позже вас бы не нашли даже собаки.

– В любом случае, – сказал Генри, придвигаясь к Сорате, – мы не знаем, что делать дальше.

– Идемте с нами, – добродушно предложил Дэвис. – Вам необходимо отогреться и переждать метель. Ваш транспорт без должного осмотра все равно никуда не уедет.

Последние слова Генри не слишком воодушевили, пять минут назад он тоже был уверен, что снегоход не тронется с места, однако едва не оказался под его гусеницами.

– Спасибо, мы будем вам очень благодарны.

– Нет проблем.

Дэвис со спутником пошли вперед, показывая дорогу, а Кимура ухватил Генри под локоть и, потянувшись к его лицу, прошептал:

– Он мне не нравится…

Генри от такого чудесного во всех смыслах спасения тоже не ждал ничего хорошего, но выбора у них все равно не было. Он похлопал Сорату по спине.

– И мне. Как только наш снегоход починят, мы тут же уедем, обещаю.

Навигатор проложил путь по заснеженной равнине, окруженной с двух сторон высокими стенами хвойного леса. Поблизости не было никаких других населенных пунктов, кроме той деревни, куда Генри надеялся добраться пешком, однако их проводники уверенно шли по снегу, пока под ногами не появилась утоптанная тропа. Буран мешал разглядеть детали, но в какой-то момент из белых завихрений возник дом. Генри остановился, и Сората, точно привязанный, затормозил в шаге от него.

– В чем дело? – спросил он.

Генри покачал головой и пошел дальше. Приземистое строение выступало из снежной дымки, пока не приобрело законченные очертания. Судя по всему, оно было двухэтажным, однако стены из темного, почти черного, дерева создавали впечатление цельного массива с выступающими под самой крышей вытянутыми узкими окнами. Серая черепица местами отвалилась, из закопченной печной трубы не поднимался дым, хотя его наверняка просто сносило ветром. Вокруг громоздились снежные наносы, хозяйственные постройки казались ветхими и едва торчали из земли. Другими словами, место не выглядело обжитым, хотя в окнах первого этажа мерцал желтый свет.

Генри внимательно осмотрелся. Он чувствовал присутствие неупокоенных душ, но всякий раз, поворачивая голову, улавливал лишь мутные ускользающие тени. Чутье буквально вопило ему уносить отсюда ноги, но Сората рядом так дрожал и прижимал к лицу вязаные перчатки, что сердце обливалось кровью. К тому же идти все равно было некуда, на ночь глядя и в такую погоду.

А меж тем дорога за спиной окончательно потерялась в белой круговерти. Джон Дэвис приветливо махнул рукой в сторону присыпанного снежком деревянного крыльца.

– Будем рады новым лицам. Вообще-то я сам был удивлен гостинице в таком месте, но не будь ее, пришлось бы совсем туго, – радостно сообщил он и кивнул своему товарищу. – Фрэд, передай хозяйке, чтобы приготовила еще одну комнату для наших английских друзей.

Молчаливый Фрэд пошел вперед широкими тяжелыми шагами. Сората же замешкался. Потянув Генри за рукав, он тихо сказал:

– Это очень плохое место, Генри, ты ведь тоже это чувствуешь? Мне тут не по себе.

– Еще бы. Наш снегоход чуть меня не прикончил, – так же тихо ответил Макалистер. – Снегоход, мотор которого «умер» на моих глазах.

Он осекся, заметив, с каким неприкрытым любопытством за ними наблюдает Дэвис.

– О! Простите! – Тот вскинул руки. – Не хотел показаться невежливым. Идемте же.

За порогом были тесные сени, ведущие прямиком в гостиную с горящим камином, старыми креслами и несколькими масляными светильниками, отбрасывающими тени на бревенчатые стены. Света было недостаточно, и казалось, что мрак по углам скрывает что-то от человеческих глаз, но Генри так и не увидел ни одного призрака. Пахло дымом и сырыми дровами.

Дэвис помог им избавиться от вмиг ставшей мокрой одежды, когда в гостиной появилась пожилая дама в длинном платье грязно-бурого, неприятного цвета. Ее волосы, наполовину седые, наполовину светлые, туго стягивались в узел на затылке, от чего ее вытянутое сухое лицо напоминало маску. Женщина одарила Генри странным взглядом и кивнула, призывая следовать за собой. Он замешкался, но пошел первым. Мрачная хозяйка отвела их на второй этаж и почти сразу, так же молча, исчезла за одной из дверей. Сората вцепился Генри в локоть, но тут же отпрянул – позади послышались шаги, и Джон демонстративно откашлялся:

– Вам нагреют воду, а пока можете переодеться. Комната, правда, только одна, и в ней давно никто не жил, но зато там две кровати. Если твоей корейской крошке будет холодно, я заберу ее к себе.

Генри поспешил втолкнуть Сорату в комнату.

– Японской, вообще-то, – поправил он и захлопнул дверь прямо перед любопытным американцем.

– Ну ладно, как скажешь! – крикнул Дэвис. – Вода будет минут через пятнадцать-двадцать.

– И я не крошка, – проворчал Сората, и Генри буквально кожей ощутил его напряжение.

– Странный тип. Не люблю американцев.

– Я тоже, – согласился Сората и после беглого осмотра присел на край кровати. К их появлению кто-то уже успел постелить свежее белье и чистые покрывала. Генри прошелся по комнате, оглядел скудную обстановку. Кроме двух узких коек и старинного комода, тут больше ничего не было. На широком подоконнике скопилась пыль, шесть квадратных стеклышек в оконной раме затянуло морозными узорами. Доски под ногами протяжно скрипели, и только между спальных мест лежал половик неопределенного цвета. Генри заглянул под кровати, но, кроме пыли, ничего там не обнаружил, однако беспокойство не отпускало. Дэвис, конечно, был подозрительным типом, но куда больше его волновала сама хозяйка. Что-то в ней казалось Генри неправильным. Надо будет при случае заглянуть на теневую сторону.

– Надеюсь, метель скоро закончится. Не хочется мне тут задерживаться, – добавил Сората, прижал обмороженные руки к лицу и страдальчески вздохнул.

Генри повернулся к нему.

– Дай-ка взглянуть.

– Да все не так страшно, не волнуйся, – попытался отмахнуться Сората, но Генри перехватил его ладонь.

– Больно, да? Не уверен, но, кажется, их нужно растереть.

Он принялся энергично массировать одеревеневшие пальцы.

– Генри, тебе не обязательно это делать, – вяло воспротивился Сората. – Я справлюсь.

– Это я настоял на том, чтобы срезать путь, так что в происходящем есть большая доля моей вины. Давай вторую.

Но Сората нервно кивнул на дверь, за которой послышался подозрительный шорох.

– Кажется, наше присутствие не дает кому-то покоя, – шепнул он.

– Бьюсь об заклад, это Дэвис.

– Согласен, – ответил Сората. – Спасибо, Генри. Дальше я сам. Достанешь пока теплые вещи?

Генри отошел к своей кровати и принялся вытаскивать из рюкзака запакованную в мешки одежду. Одно их совместное приключение когда-то давно научило его собираться в путешествия более тщательно. Сората за спиной лязгал зубами от холода и, судя по ритмичному шороху одежды, растирал оледеневшие кисти, как мог.

И тут в дверь все-таки постучали.

– Посторонись! – Джон Дэвис решительно отстранил с дороги открывшего ему Генри. – Фрэд, Кристоф, заносите.

Комната заполнилась людьми, два рослых белокурых шведа внесли корыто и ведра с горячей водой. Генри показалось, что их перенесло лет на двести назад.

Джон по-хозяйски осмотрелся:

– Ну, можете мыться. Если что, я живу за стенкой.

Он подмигнул Сорате и вышел вслед за остальными.

– Кажется, тебя только что пригласили в гости. – Генри пытался обратить ситуацию в шутку, хотя нехорошее предчувствие не давало ему покоя. Перед тем как выйти из комнаты, Кристоф и Фрэд очень странно посмотрели на них обоих.

Сората нервно покосился на комод.

– Может, забаррикадируем дверь?

Генри заставил себя улыбнуться, он тоже заметил, что в двери отсутствовал замок.

– Я покараулю, не волнуйся. Не убьют же они нас?

Сората шутку не оценил, и Генри вскинул руки в примирительном жесте и отвернулся.

– Купайся первым. Я пока вещи разберу.

– А если они маньяки, как в кино? – спросил Сората.

– Тебе меня не напугать.

Вместо ответа Сората активно зашуршал одеждой. Послышался плеск.

– Вода горячая, такое наслаждение!

Воздух от теплых испарений казался густым и вязким, лицо покрылось капельками влаги. Генри чувствовал, как замерзшее тело медленно отогревается, отзываясь на смену температур болезненным покалыванием.

Сората громко булькнул за спиной, и Генри машинально обернулся на звук.

– Все хорошо? – спросил он, но, похоже, это была ложная тревога.

Кимура блаженствовал, раскинув руки, и наслаждался теплом. Из воды торчали красные мокрые плечи, кончики волос намокли и липли к коже.

– М? – лениво отозвался Сората, поднимая на Генри расслабленный взгляд.

– Ничего, – буркнул Макалистер. – Вылезай, мне тоже купаться надо. Ты взял полотенце?

– Ой, – Сората посмотрел на свою кровать, где остался белый махровый сверток. – Не подашь?

Генри швырнул в него полотенцем.

Кимура ловко его поймал, наскоро обтерся и, выбравшись из корыта, в три прыжка добрался до кровати и сел, поджав ноги.

– Ох, прости, мне надо отвернуться, да? – спохватился он.

Генри было приятно, что он думает о его комфорте, но на данный момент все, чего ему хотелось, это поскорее согреться и избавиться от пропитанных едким потом вещей. Он махнул рукой и начал раздеваться. Пока Сората с преувеличенным тщанием занимался волосами, Генри наскоро ополоснулся в быстро остывающей воде и торопливо влез в свежую одежду. Майка неприятно липла к влажному телу и холодила, но толстый свитер компенсировал это неудобство.

Генри сел на кровать, и Сората как по команде оставил свои волосы в покое.

– Уже можно смотреть, – пошутил Генри.

– Спасибо, а то я успел соскучиться.

– Язвишь, значит, согрелся.

Сората швырнул в него влажным полотенцем.

– Неудивительно, что Дэвис принял меня за женщину. Ты меня слишком оберегаешь! Я немного крепче китайской вазы.

– У меня никогда не было китайской вазы. А ты есть, – сказал Генри, и Сората сделал вид, что собирается отправить следом и подушку. Чувствовалось, что напряжение начало отпускать и позволило мыслить здраво.

– Если серьезно, с Дэвисом надо все разъяснить, пока он не напридумывал себе невесть чего.

Генри набросил полотенце на изголовье кровати.

– Утром, сразу после завтрака, займемся починкой снегохода, так что он просто не успеет обнаглеть. Там с ним и поговорю. И эта женщина, хозяйка, такая неприятная: пучок, постное лицо… Почему-то мне очень не хочется видеть ее снова.

– По-моему, она не рада гостям, – поддержал Сората, пряча кисти в рукава длинного белого свитера с оленями. Генри купил его в аэропорту в сувенирной лавке, тогда Кимура презрительно фыркал, но сейчас кутался в свитер, как в платье.

– И мне вообще не кажется, что гостиница функционирует, – продолжил Генри. – Знаешь, здесь слишком чувствуется…

В дверь постучали и, не дождавшись реакции, распахнули настежь.

– Ну как вы там, искупались? – радостно поинтересовался Дэвис, ощупывая взглядом комнату. Генри натянуто улыбнулся.

– Да, спасибо. Я помогу убрать.

– Да ладно, мы сами справимся. А вы спускайтесь ужинать. У нас тут дважды не зовут, пропустите трапезу – до утра останетесь голодными.

В подтверждение его слов в комнату завалились Кристоф и Фрэд и молча унесли корыто. Напоследок Дэвис скользнул взглядом по сжавшемуся от холода Кимуре, улыбнулся и вышел.

Генри поморщился:

– Даже у меня аппетит пропал. Кажется, и правда надо будет прояснить с ним вопрос по поводу «корейской подружки».

Сората кивнул и стянул волосы в короткий хвостик. Это делало его лицо более мужественным.

– Ты тоже собирайся. Не стоит пренебрегать гостеприимством, на нас и так смотрят очень странно. Неизвестно, как долго придется задержаться, лучше не рисковать.

– Постой, – Генри покосился на дверь. – Не знаю, в чем именно дело, но стоит проявить бдительность. Сделай вид, что не понимаешь английского.

– Зачем? – не сразу сообразил Сората.

– Вдруг они сболтнут что-то лишнее при тебе.

– А, ясно. Хорошо, если ты считаешь это необходимым. Не придется с ними разговаривать.

Генри не пожелал объяснять Сорате причину своего беспокойства, наверное, потому что сам ее не до конца понимал. Он чувствовал себя больным и разбитым, хотелось спать, но отпустить Сорату одного он не мог.

В гостиной уже накрыли скромный стол, за ним собрались люди, не было только хозяйки. Генри внимательно окинул всех взглядом: двое знакомых, Фрэд и Кристоф, что приносили воду. Еще двоих им сразу же представил Джон Дэвис: Эскиль Хольм, низкорослый чуть обрюзгший мужчина средних лет с рыхлым лицом, тоже швед, говорил по-английски плохо и неохотно. На Сорату он посмотрел с легким интересом, но не более того, Генри удостоил лишь сухим приветствием. Габриэль, судя по едва сдерживаемой улыбке и пушку на щеках, только-только перешагнул порог совершеннолетия. Он единственный пришелся Генри по душе.

– Привет, – сказал он на чистом английском. – Вы из Лондона?

– Можно сказать, что из Лондона, – ответил Генри.

– Я там родился. Моя фамилия Уинтер, и еще никто здесь ни разу не произнес ее правильно.

– Что ты здесь забыл?

– Приезжал к друзьям. А вы?

Генри хмыкнул:

– Тоже.

Дэвис не перебивал, но видно было, как ему не терпится перевести внимание на себя. Он постоянно смотрел на Сорату, и Генри представил его и извиняющимся голосом добавил:

– Мой друг не знает английского. И он мужчина, а вы, кажется, ошибочно приняли его за девушку.

Кимура сложил руки, поклонился присутствующим и, пролепетав «сумимасен», присел на свободное место справа от Генри. Рядом шлепнулся Джон, явно намереваясь ухаживать за японцем, несмотря на то, что Генри только развеял миф о «корейской крошке».

– А хозяйка не будет с нами обедать? – поинтересовался он. Дэвис цокнул языком.

– Что, запал на эту цыпочку? Хочу тебя огорчить, она почти не появляется.

– Цы… цыпочку? – Генри поперхнулся.

– Ты же ее видел, – Джон откинулся на спинку и вздохнул. – Хороша… Говорят, молодая вдовушка, но повторю, почти ни с кем не общается, хотя буря длится уже четвертый день.

Генри бросил на Сорату быстрый взгляд и снова вернулся к разговорчивому американцу.

– Четвертый?

Он был уверен, что метель началась всего пару часов назад. Джон отмахнулся:

– Никакая буря не будет длиться вечно. Давайте лучше проведем эти дни весело, – и он подмигнул Сорате. Тот качнулся в ответ, как китайский болванчик, и продолжил есть. Если он и удивился, то не показал этого, делая вид, что ни слова не понимает. Однако Генри заметил, как нервно дрогнули его пальцы.

Дальше обед прошел в спокойной обстановке. Немного обсудили погоду, а когда собрались перейти на более личные темы, Генри поднялся и поспешил откланяться.

– Мы очень устали и хотели бы отдохнуть.

Он помог Сорате выбраться из-за стола. Кимура вежливо поклонился, пролепетал благодарности по-японски и засеменил за Генри к крутой деревянной лестнице на второй этаж. Пока поднимались, казалось, что стены смыкались вокруг них, ступени опасно скрипели, а притолока почти задевала макушки. Генри так спешил, что едва не срывался на бег. Оставшись с Соратой наедине в сомнительном укрытии их комнаты, он немного успокоился.

– Мне кажется, мы что-то упускаем. – Он запустил пальцы в волосы. – Ну ладно, все равно нам надо выспаться. Давай ложиться.

Сората забрался на свою постель и, не раздеваясь, завернулся в одеяло.

– Это странное место, Генри, – заговорил он на японском, видимо, предпочел играть роль до конца. – Женщина, которую мы видели, она ведь хозяйка? А если не она, то о ком говорил Дэвис? Кроме нее, здесь нет ни одной женщины.

– Может, мы не всех постояльцев видели? – не слишком уверенно откликнулся Генри и забрался под тонкое холодное одеяло.

– Больше тут и не поместилось бы.

– Утром мы уедем, – напомнил Генри, больше успокаивая себя, чем его. – Давай все-таки спать.

Он лег на бок и закрыл глаза. Уставшее тело гудело, но мозг упорно сопротивлялся дремоте. Генри перекатился на спину, но и в таком положении заснуть не удавалось. Погруженная в темноту, комната внушала безотчетный страх, стоило только закрыть глаза, как тут же мерещилось всякое. Наконец, не выдержав, Генри тихо позвал:

– Сората.

Кимура откликнулся не сразу, сначала завозился под одеялом, и шорох чистой ткани смешался со скрипом половиц за дверью. Генри напрягся.

– М-м-м? – недовольно промычал Кимура. – Я почти уснул. Что случилось?

– Ты замерз, наверное, – Генри на ходу придумывал повод заговорить. Он встал, порылся в рюкзаке и достал шерстяные носки со снежинками, купленные в той же лавке, что и свитер. – Если простудишься, мы даже врача тут не найдем.

– С тобой все в порядке? Ты себя странно ведешь.

– Я… – Генри беспомощно замер посреди комнаты. – Все в порядке.

Он все еще не мог объяснить то волнение, что испытывал, стоило переступить порог дома. Он боролся, сам не зная, с чем и с кем, и это ощущение беспомощности очень сильно досаждало.

Генри протянул Сорате носки, и тот послушно натянул их на ноги.

– Точно? Когда ты такой, я нервничаю. Скажи, если что-то будет не так, ладно?

Генри даже не задумывался, что своим молчанием мог лишь сильнее напугать друга. Он кивнул и вернулся к себе, Сората тоже завозился, заворачиваясь обратно в одеяло. Удивительно, но почти сразу Генри удалось заснуть, хотя приятными его сны сложно было назвать. Он захрипел и проснулся, не помня ничего из того, что видел. Как оказалось, он сильно ворочался и едва не рухнул на пол. Света из окна, забранного решетчатыми створками, было вполне достаточно, чтобы заметить, что соседняя постель пуста.

– Сората? – позвал Генри, выскользнул из-под одеяла и вздрогнул, коснувшись пятками голых досок.

Кимура же спокойно открыл дверь и вышел в коридор, точнее, почти вышел. Макалистер схватил его за плечо и развернул к себе:

– Сората, ты… Ты спишь, что ли?

Закрытые веки дрогнули, Кимура с видимым трудом открыл глаза и болезненно сощурился.

– Генри? – Он оперся о его руки, чтобы устоять на ногах, но почти сразу обмяк. – Холодно… Куда ты меня ведешь?

Генри на мгновение растерялся.

– Никуда. – Он взял его за плечи, поддерживая. – Ты не говорил, что начал ходить во сне, а следовало бы предупредить. Пошли, лунатик.

Он потянул его обратно к кровати и аккуратно усадил.

– Я не хожу во сне. И никогда не ходил, – сказал Кимура с сомнением и покосился на дверь. Он что-то чувствовал, Макалистер был уверен в этом наверняка, Сората всегда был очень восприимчивым к тому, чего не мог увидеть.

– Ты спал, это совершенно точно, если, конечно, тебя не загипнотизировали, – Генри замялся, не зная, стоит ли говорить о своих подозрениях. Решил, что все же стоит. – Есть еще один вариант. Это призрак.

То, что Кимура желанен для всяческих потусторонних сущностей, Генри понял со времен жизни в «Дзюсан». Духи так и липли к нему, а дни, проведенные на Синтар после, лишь утвердили Генри в этом мнении. Он ждал реакции Сораты.

В коридоре скрипнули половицы, словно кто-то остановился под их дверью и прислушался, убедился, что в комнате тихо, и ушел. Сората закрыл лицо руками.

– Ненавижу, – простонал он, но тон его тут же переменился. – Если это действительно так, значит, меня куда-то вели.

Генри не хотел говорить об этом сейчас, потому что достаточно хорошо знал Сорату: под маской деловой отстраненности плескалась настоящая паника. Он поднялся и велел:

– Засыпай. Я пока не хочу спать, посмотрю, чтобы ты больше никуда не собрался.

– Спасибо, Генри, – Сората улыбнулся ему, зевнул и зарылся в одеяло по самую макушку.

Генри вернулся в постель, развороченную, со съехавшим на пол одеялом и твердой, плоской подушкой. Засыпать он действительно не собирался, учитывая, что за час сна ему приснился кошмар, который он не мог вспомнить. Макалистер перевернулся на живот и подтянул подушку под подбородок.

Их окружала обычная ночная тишина, наполненная негромкими тревожными скрипами и шорохами, которые, прислушавшись, можно было услышать в любом старом доме. Но все-таки здесь чувствовалось нечто иное, какая-то особая напряженность. Генри мог видеть призраков, но понять, что в этой гостинице не так, был не в силах. Повернув голову, он посмотрел на спокойно спящего Сорату. Сейчас было самое удачное время, чтобы перейти на теневую сторону и посмотреть на так удачно приютившее их место оттуда. Генри встал с кровати, медленно выдохнул и, пытаясь абстрагироваться от холода, кусающего за пятки, перешагнул через границу живого и мертвого. Но несмотря на легкость перехода, Генри сразу почувствовал себя странно. Теневая сторона никогда не баловала его яркими ощущениями, но сейчас – он готов был поклясться – пахло кровью.

Он пошел к двери, взялся за ручку, и когда уже собирался выйти в коридор, перед ним возник темный силуэт. Генри отпрянул, и только это спасло его от тянущихся к нему костлявых рук. Теневую сторону заволокло едким не то дымом, не то туманом, но это жуткое нечто все еще было где-то тут, совсем рядом. В панике Генри попытался вернуться, и вдруг невыносимо захотелось спать. «Нельзя!» – подумал Генри, и веки отяжелели…

Сората проснулся в холодном поту, резко сел, хватаясь за горло заледеневшими пальцами, и огляделся, но в комнате никого постороннего не было.

Приснилось. Просто сон.

Сквозь замерзшее стекло почти не проникало света, и не разобрать по серым хмурым сумеркам тесной комнаты, наступило утро или еще нет. Сората немного успокоился, облизнул сухие губы и обернулся на спящего Генри. Тот выглядел бледным и больным, дышал так тихо, что в первый момент Сората застыл в ужасе, вначале не расслышав его вовсе. И если бы не бегающие под веками зрачки, ударился бы в панику. И Сората не стыдился в этом признаваться, потому что на самом деле он был напуган. Серьезно напуган.

– Генри, – тихо позвал он, но Макалистер не пошевелился. Воздух был стылым и сырым, тонкая прозрачная занавеска на окне вздымалась и опускалась от сквозняка. Сората потрогал кончик носа и подышал на руки. Холодно. Казалось, здание не отапливали всю ночь, и теплый свитер и – спасибо Генри – шерстяные носки слабо защищали. Сората вообще часто мерз, особенно после событий в академии «Дзюсан», но тогда его жизненные силы были подорваны потусторонним вмешательством. Сейчас же он замерзал по вполне прозаичным причинам.

Наверное.

В коридоре раздались шаги. Сората вцепился в край одеяла и весь превратился в слух. Кто-то прокрался мимо, скрипнули старые половицы. Потом между дверью и косяком появилась тоненькая щель, и Сората нырнул под одеяло и зажмурился, притворяясь спящим. Судя по звуку, дверь открылась достаточно, чтобы в нее войти, и на лицо Сораты упала тень. Первая мысль, которая посетила его, – Джону Дэвису плевать, что перед ним мужчина. Это и напугало, и разозлило одновременно, но Сората не успел ничего сделать, потому что почувствовал щекочущее прикосновение длинных волос к коже. Следом за этим нос уловил металлический запах крови и морозную свежесть. Выдержка подвела, и Сората распахнул глаза.

По комнате гулял сквозняк, тянущийся от окна к приоткрытой двери. И снова никого.

– Генри, – уже громче позвал Сората, потом сполз с кровати и буквально навалился на Макалистера. – Проснись!

По телу Генри прошла дрожь, как будто он силился преодолеть оцепенение, потом дернулся и проснулся.

– Сората? – Голос у него был хриплым, невнятным. – Что случилось?

Он слепо зашарил по тумбочке между их кроватей в поисках своих наручных часов, с которыми нигде не расставался. Сората перехватил его руку, привлекая внимание.

– Генри, тут кто-то был. Только что.

– Дэвис? – мгновенно отреагировал Генри.

– Не уверен. Мне кажется… – Сората замолчал, вдруг осознав, как бредово звучат его слова.

– Кажется?

– Кажется, это была женщина. У нее точно были длинные волосы.

Про запах крови он решил не говорить, он вполне мог ему почудиться.

– У тебя тоже были длинные волосы, – рассеянно заметил Генри. – Хотя здесь у всех мужчин короткие стрижки.

Он подтянулся, чтобы сесть, и Сората забрался на его кровать с ногами. Деревянный каркас жалобно застонал, резное изголовье ударилось о стенку.

– Я ничего не слышал, спал как убитый, – наконец, сказал Генри и взъерошил волосы. – Только что, говоришь?

Сората неуверенно кивнул. Пару минут назад он мог поклясться, что все происходит на самом деле, сейчас же начал сомневаться.

– Прости, я обещал покараулить, но, похоже, вырубился.

– Все в порядке, – успокоил Сората. – Ты же не робот, и тебе тоже нужно было отдохнуть.

– Знаешь, это просто наваждение какое-то, – внезапно пожаловался Генри. – Мне опять снились кошмары, но я не помню какие, не помню даже, когда успел заснуть. Перед тем, как ты пошел лунатить, было то же самое.

– Мне тоже снились кошмары, – сказал Сората и зябко натянул на ладони рукава свитера. – И я тоже их не помню. Генри, мне это совсем не нравится. Что, если опять призрак?

Лицо Генри смягчилось, он положил ладонь Сорате на плечо и уверенно сказал:

– Пусть так. С тобой ничего не случится.

Его рука была теплой, несмотря ни на что, и Сората покачал головой.

– Ты все такой же дурак, Генри. И все так же не понимаешь: мне важно другое. Я не хочу, чтобы что-то плохое случилось с тобой.

«Я этого не выдержу», – мысленно добавил Сората, потому что постоянно повторяемая вслух правда рано или поздно начинается казаться фальшью. Сората слишком дорожил тем, что связывало их с Генри, чтобы позволить этому обесцениться.

Генри же со временем научился без стеснения говорить то, что думает. Он нахмурил светлые брови и упрямо наклонил голову.

– Я поклялся, что рядом со мной ты всегда будешь в безопасности, и это самое важное в моей жизни.

– Генри…

– И я знаю все, что ты можешь сказать, и мне плевать. Пока я тебе еще нужен.

Сората низко опустил лицо, но пальцы беспокойно комкали край одеяла.

– Прекрати уже, – прошептал он. – Я все и так знаю.

Тогда, когда Генри вернул его душу в мертвое тело на мокром причале, и когда Сората помог ему найти путь из закоулков иного мира, их жизни окончательно переплелись, и это невозможно было объяснить словами. Попробуй Сората рассказать кому-то и будет если не осмеян, то подвергнут осуждению. Их особенную связь могли понять только они двое.

– Половина шестого. – Генри все-таки посмотрел на часы. – Для завтрака, наверное, рановато. Можешь еще поспать, а я пока просто поваляюсь.

Сората кивнул, вернулся на свою кровать и уже там услышал слова Генри:

– И я верю тебе. Постарайся быть осторожен и не теряй меня из виду. Вдвоем безопаснее.

Вопреки всему Сорате и правда удалось заснуть, хотя какая-то часть его продолжала прислушиваться к окружающим звукам и запахам, но в тишине были слышны только дыхание Генри и скрип старой кровати под ним. Когда он поднялся, Сората тоже сразу сел и нашел его взглядом.

– В чем дело?

Одновременно с этим хлопнула соседняя дверь, и Сората уже был готов к появлению на пороге Джона Дэвиса.

Так оно и случилось.

– Эти кровати сильно скрипят, да? – с мерзким смешком спросил Дэвис и подмигнул Сорате. – И узковаты, как на мой вкус.

– Я плохо спал, – сказал Генри с напором. – Прости, если сильно мешал.

– Да ерунда. Давайте лучше поедим и после глянем, что там с вашим снегоходом.

Сората воспрял духом, но не спешил вылезать из-под одеяла, пока американец так смотрит. У него был скользкий неприятный взгляд, пускай агрессии в нем Сората и не ощущал. Хотя за свою жизнь сталкивался с самыми разными людьми и научился не сразу доверяться внешнему виду.

Генри порылся в рюкзаке и достал темно-зеленый свитер крупной вязки. Этот тоже должен был стать сувениром из заснеженной Швеции, но сейчас оказался нужнее по прямому назначению. Пока Генри утеплялся, Сората причесался и собрал волосы в хвост. Безумно хотелось умыться, но сомнительно, чтобы в такой глуши были желанные ему удобства.

– У меня изо рта пахнет, – пожаловался он. – Как думаешь, тут есть где-нибудь уборная?

– Подожди меня, поищем вместе.

Сората вынужденно согласился, хотя в туалет бы все-таки предпочел сходить в одиночестве, к тому же его не отпускало дурное предчувствие, что для этого придется выходить на улицу. Однако повезло, и нужное место нашлось внизу под лестницей, хотя привыкшего к цивилизации Сорату оно в первые секунды и повергло в шок, потому что представляло собой просто дыру в деревянном возвышении, а вместо раковины над тазом висел рукомойник. Впрочем, выбирать не приходилось, и Сората запер за собой дверь.

Дожидаясь Генри, он тщательно продезинфицировал руки. Желание поскорее убраться из этой глуши росло с каждой минутой. Напряжение так прочно поселилось в теле, что почти физически было больно, и Сората чувствовал себя очень уставшим и вялым, хотя только недавно проснулся.

– Готов? – Генри появился рядом, а Сората умудрился слишком задуматься и не заметить его.

– Давай покончим со всем сегодня, – слабо улыбнулся он и пошел точно за Генри, след в след, надеясь, что сегодня удастся избежать пристальных взглядов и попыток себя разговорить. Конечно, для местных он был диковинкой, но такая роль ему не нравилась. Под прикрытием широкой спины друга Сората чувствовал себя увереннее.

В большом зале, занимавшем почти весь первый этаж, за столом уже собрались все вынужденные постояльцы гостиницы. Сората чуть позорно не замер, когда они в едином порыве подняли головы и посмотрели на них.

– Доброе утро! – юный Габриэль широко улыбнулся. – Садитесь, пока не остыло.

Генри поблагодарил его, и вездесущий Дэвис подскочил и отодвинул для Сораты стул.

– Я вчера так и не понял, Кимура – это имя?

Сората честно смотрел непонимающим взглядом – благодаря идее Генри, можно было без стеснения уклоняться от диалогов, едва ли среди этих мужчин найдется знаток восточных языков.

– Как же вы общаетесь? – обратился Дэвис с Генри.

– На японском.

– Да ладно, что можно понять в этой его тарабарщине?

Генри пожал плечами, и Сората послал ему благодарный взгляд, большего себе позволить не мог.

– То есть он нас не понимает? – уточнил Эскиль.

– Не понимает, – уверенно подтвердил Генри.

– Тогда скажите ему, – влез Дэвис, – что он красивый. Я много путешествую, но до Японии пока не добрался. Если там все такие, надо поскорее выбираться из Швеции и лететь на восток.

Генри посмотрел на Сорату и не моргнув глазом сказал:

– Обязательно передам.

Сората произнес на японском:

– Что ж, можешь передать прямо сейчас.

Генри улыбнулся и ответил в том же духе:

– Мне придется переводить тебе комплименты, пока мы отсюда не уедем. Это, знаешь ли, может быть утомительно.

Сората в который раз отметил про себя, что японский Генри стал если не идеальным, то очень даже хорошим, сказывалась практика, но при этом совершенно не вязался с его внешностью и нравом. Он уже редко путал слова и умел быстро составлял довольно длинные фразы, хотя прежде старался их избегать.

Их переглядывания, похоже, затянулись, потому что Дэвис вертелся на стуле, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Так все-таки, имя или фамилия?

– Фамилия.

– Значит, Сората – это имя, – продемонстрировал Дэвис чудеса памяти. – Надо подложить дров в камин, иначе Сората замерзнет.

Становилось все сложнее делать, непонимающий безмятежный вид.

Дэвис подложил дров в камин, и пламя разгорелось ярче, заполняя комнату уютным потрескиванием. Должно было стать теплее, но Сората продолжал мерзнуть. Только бы не заболеть, не доставить Генри новых трудностей.

– Вы мало едите, – Эскиль махнул рукой, обводя стол. – В здешнем климате нужно больше есть, чтобы не замерзнуть.

Сорате кусок в горло не лез, поэтому он больше налегал на чай – густой, мутный, пахнущий травами. От него становилось теплее внутри.

– Мы сейчас сможем посмотреть снегоход? – спросил Генри.

– Разумеется, – ответил Дэвис. – Вижу, вам не терпится продолжить путь, Генри?

То, с какой легкостью он называл чужих людей по именам, не нравилось Сорате, и дело не в менталитете и другом воспитании. Словно таким образом Дэвис вторгался в личное пространство, причем с заметным удовольствием.

– Верно. У нас еще много дел… в других местах. Нам давно пора было вернуться домой.

– Домой, – повторил Дэвис задумчиво. – Это в Англию или в Японию?

– Дом не обязательно должен находиться в одном месте.

– А вы интересный человек, Генри, – усмехнулся Дэвис. – Что ж, тогда не будем тянуть.

Он поднялся из-за стола, и вместе с ним это сделали Фрэд и Кристоф. Юный Габриэль вскочил, готовый помочь, даже не зная толком, с чем. Сората тоже вышел из-за стола, но когда Генри позвал его, покачал головой.

– Идите без меня.

– Все в порядке?

– Да, в порядке. На улице слишком холодно, да и я едва ли сильно вам пригожусь.

Генри подошел ближе и, чуть наклонившись, тихо сказал:

– Тогда иди в комнату и не высовывайся, ладно? Я постараюсь вернуться быстро и с хорошими новостями.

– Буду ждать, – улыбнулся Сората и, как только мужчины пошли одеваться, отступил к лестнице. Промелькнувшая там женская фигура успела исчезнуть, но даже секунды хватило, чтобы понять – это не хозяйка. Другая женщина с длинными распущенными волосами. Значит, Сорате не приснилось и он не начал сходить с ума от переохлаждения. Убедившись, что за столом остался только массивный ленивый Эскиль, Сората быстро поднялся по крутой лестнице. Второй этаж состоял из прямого коридора с низким потолком и одинаковыми дверьми по обеим сторонам. Спрятаться можно было только в одной из комнат, или…

Половицы отчаянно скрипели, когда он шел к последней двери, заколоченной досками крест-накрест. Накануне Сората не обратил на нее внимания, но сейчас что-то буквально влекло его к ней.

Доски оказались прибиты не до конца, и гвозди легко вынимались из косяка. Сората аккуратно опустил обе доски и толкнул дверь. В лицо дохнуло горячим воздухом, запахом сена и еще чем-то, неуловимо неприятным. Так могла бы пахнуть очень давно забытая в коробке еда. Сората поежился, но вошел и прикрыл за собой дверь. За ней начинались грубо сбитые деревянные ступени, и Сората натянул рукава на ладони, чтобы не схватить занозу. Вероятно, над ним был чердак, потому что в итоге голова уперлась в люк, и Сората, откинув тяжелую крышку, выглянул из него.

Сначала темнота казалась непроглядной, но мерцание огня сквозь решетку печи быстро разогнало мрак. Тепло шло от нее. В жарко натопленной комнате никого не было, и Сората выбрался из лаза и отряхнулся. Запах стал навязчивее, от него засвербило в носу и начали слезиться глаза. Сората вытер их краем рукава и подошел ближе к печи, от его осторожных легких шагов пол чуть поскрипывал, но гул ветра в трубе был громче. Сората протянул озябшие ладони к огню. Казалось, он промерз насквозь и согреется, только если сунет их прямо в пламя.

Интересно, как дела у Генри?

На чердаке имелось одно окно, выступающее вперед, с широким подоконником, на него пришлось встать коленями, чтобы дотянуться до замерзшего стекла. Сората потер квадратные стеклышки, пока на них не появились прозрачные места, сквозь которые стало видно темное тяжелое небо и медленно падающий под сильным наклоном снег. И тень, которая легла сверху, накрыв собой Сорату.

Когда ладонь зажала рот, а рука перехватила поперек груди, Сората так испугался, что даже не подумал сопротивляться, только смазано царапнул ногтями по стеклу. Надо звать на помощь, но горло будто пережало спазмом, он мог только мычать, не в силах выдавить из себя крик. Навалилась тяжесть, пахнущая потом и луком. Это будто придало сил, и Сората отчаянно дернул головой и вцепился в чужую ладонь зубами. Тяжесть немного отпустила, и он извернулся, переворачиваясь на спину, и изо всех сил пнул нападавшего ногами в живот. Однако то ли сил не хватило, то ли размаха – Сората понял это, когда к нему снова потянулись руки. Фигура загораживала и без того тусклый свет от печи, и Сората не представлял, кто на него напал. Все, о чем он мог думать, – как не угодить в тиски рук, каждая из которых могла сломать его пополам.

Кристоф? Фрэд? Эскиль?

Имена кружились в голове, пока Сората пинался и толкался, зажатый в узкий прямоугольник оконного проема. С улицы никто не мог этого увидеть, звать на помощь бессмысленно, почти все ушли вместе с Генри к снегоходу. Он был тут один, и из глубин памяти поднялся уже знакомый ему животный ужас, парализующий, лишающий воли к сопротивлению. Пока он полностью им не завладел, Сората бросился вперед и вниз, буквально просачиваясь у нападавшего под мышкой, но тут из глаз брызнули слезы, и невероятная боль взорвалась внутри головы белыми искрами.

Его схватили за волосы и потянули назад. Пальцы без жалости вцепились в пряди у самых корней, лишая даже малейшей возможности вырваться. Слезы застилали глаза, Сората отчаянно пытался ослабить натяжение, но его вздернули в воздух, как котенка, и бросили на шкуры, сваленные в темном углу. От удара помутилось сознание, Сората слабо застонал, попытался перевернуться на спину, но его грубо прижали за шею. Что-то жесткое и холодное обхватило горло, стянуло почти до боли, дышать стало сложно. С каждым слишком глубоким вдохом кадык упирался в преграду. Сората снова попытался подняться, но тяжесть не исчезла, только на несколько секунд ослабла, чтобы с новой силой навалиться на ноги и поясницу.

Внутри все скрутило от ужаса, и Сората все-таки закричал.

– Нет! Нет!!! Пусти!

Тело налилось свинцом, Сората словно перестал им управлять, и оно дергано двигалось по своей собственной воле. И когда тяжесть сверху исчезла, он даже не сразу заметил.

Звякнула цепь.

Сората провел дрожащими пальцами по звеньям и с трудом сел. Ошейник мешал дышать, и легкие сдавило от нехватки кислорода. Он старался держаться за мысли о Генри, чтобы не дать панике захватить его целиком. Ветер за окном усиливался, гулко шумело в трубе, трещало пламя в печи. Сората сел на колени, упираясь руками в шкуру под собой. Вдруг пальцы задели край чего-то твердого, и странный запах стал сильнее. Сората сдвинулся, чтобы не перекрывать себе свет, и зажал рот ладонями.

В углу валялись мертвые тела.

Вьюга преследовала их по пятам, и как только из сугроба показался край снегохода, она ударила с новой силой. Генри надвинул капюшон пониже, а шарф повыше, но это не помогало спрятаться от колючего ледяного снега.

Оставляя Сорату одного, Генри переживал. Все в этом месте казалось неправильным, словно глаза показывали одно, а чувства – другое. И эта бесконечная метель, скрывающая следы сразу же, как только нога отрывалась от земли. Генри не привык к такому количеству снега и к такому морозу, возможно, это и было главной причиной его беспокойства. А может, и нет. Он и правда не мог вспомнить, как уснул вчера. Кажется, он собирался сделать что-то важное, но в памяти будто черная дыра.

– Как вы попали сюда? – спросил он у Дэвиса, помогающего ему откопать снегоход из сугроба, наметенного за ночь. Американец ответил не сразу.

– Я путешествовал по Северной Европе, но эта часть Швеции оказалась более дикой, чем я ожидал. Немного странная погода для октября, как ни посмотри.

– Октября?

– Что? – отозвался Дэвис. – Говорите громче, пожалуйста! Эта чертова метель…

– Какое, по вашему, сегодня число?

– А? – Дэвис пожал плечами. – Двенадцатое октября, какое же еще? Боже, Генри, сейчас не время для шуток.

– И вы пробыли в гостинице четыре дня?

– Да, я же говорил.

Во рту ощущался привкус талой воды. Генри приподнял сползший с подбородка шарф и продолжил молча вызволять снегоход из плена. Когда дело было почти закончено, он резко выпрямился и обернулся.

– Где Кристоф и Фрэд?

– Кто?

– Те два здоровых шведа, которые нашли нас вместе с вами вчера.

Дэвис оттянул края шарфа и посмотрел на него с подозрением.

– Какие два шведа? В гостинице, кроме меня, больше нет постояльцев. Эй, с тобой все в порядке?

За пеленой снегопада ничего не было видно, и только бледное лицо американца выступало из нее, как привидение.

– Сегодня двадцать второе ноября, Джон, – сказал Генри. – И в гостинице действительно нет постояльцев. Только я и мой друг.

Заледеневшие брови Дэвиса сошлись, он открыл рот, но не произнес ни слова. Метель заметала снегоход за его спиной.

– Я не понимаю.

– Вы мертвы, Дэвис, – грустно сказал Генри. – Уже больше месяца, я полагаю. Вы еще слишком похожи на человека.

Все, наконец, встало на свои места. Генри ощущал мертвые души, но не видел их, потому что они постоянно были перед глазами, и что-то – он пока не понимал что – делало их не отличимыми от живых даже для таких, как Генри. Словно оно играло ими, как куклами.

– Это… шутка… – пробормотал Дэвис, но его голос тускнел, как и лицо, сквозь которое просвечивали парящие снежинки.

– Как ты умер? Расскажи мне.

Дэвис растерянно моргнул, и Генри ободряюще ему улыбнулся. Жалость и тоска заполняли его сердце, когда он смотрел, как меняется взгляд Дэвиса. Призраки часто не понимают, что давно мертвы, но память… память никуда не исчезает.

Жарко натопленная печь. Слабые отблески красного сквозь чугунную решетку. Воздух густой, травяной, тяжелый. Под ногами скрипят половицы, но сил обернуться нет. Слишком много времени прошло, слишком мало осталось желания сопротивляться. Это путешествие не должно было закончиться так. Только не так.

– Асмунд, – нежный голос обволакивал, усыпляя разум. Он столько раз его слышал, что уже не вздрагивал. – Мой милый Асмунд.

Щекочущее прикосновение волос к коже. Хочется дернуться, но цепь гремит, и тело вмиг перестает повиноваться.

– Ведь… ма…

Она вздыхает и мягко касается губами щеки. Ее поцелуи пахнут кровью и на вкус, как полынь. Он бы и не хотел этого знать, но его держала не только цепь, пристегнутая к грубому ошейнику.

Она и впрямь ведьма. Красивая, молодая, теплая на ощупь, но насквозь ненастоящая. Ему бы не хотелось опять видеть, какой она была на самом деле.

– Потерпи, Асмунд. Скоро мы будем вместе. Снова.

Генри не заметил, как ладони духа легли на его щеки, и поток воспоминаний прошел сквозь него. Было холодно не только снаружи, но и внутри, казалось, ветер продувал Генри, минуя толстый слой теплой одежды. И Генри вспомнил, что вечером ходил на теневую сторону, и тварь, превратившая гостиницу в ловушку, выгнала его оттуда и одурманила.

А Дэвис исчез. Наверное, он нашел в себе силы уйти.

Генри рванул обратно к дому.

Было страшно не успеть, ведь если с Соратой что-то произойдет, Генри никогда себе этого не простит. Можно будет вообще не возвращаться. Черный монолит дома выплыл из белой дымки внезапно, и свет горел только в одном окне – под самой крышей. Генри остановился на мгновение, потом забежал в дом и, на ходу избавляясь от мешающего пуховика, ринулся наверх. По пути он не встретил ни одной живой души, как и ожидалось – тут их просто не было. Грязь и запустение завладели этим местом, словно Генри отсутствовал не час, а несколько месяцев. Генри стряхнул с себя парализующий страх от этой мысли и остановился возле двери их с Соратой комнаты. За ней было пусто, их вещи лежали на местах. Генри ударил кулаком по косяку и вышел. Тишина давила на уши, а ветер бесновался за стенами, как дикий зверь.

Дверь в конце коридора оказалась призывно приоткрыта, и Генри застыл, удивленный тем, что раньше этого не заметил. Ему было не впервой спасать Сорату, они и прежде попадали в ситуации, в которых каждая секунда могла стать последней, но только сейчас Генри понял, что за ними всегда стоял кто-то, на кого можно было положиться. Руми, Курихара, да даже Масамуне. Сейчас на много миль вокруг только снег и лед.

Генри стиснул кулаки и решительно толкнул дверь.

На чердаке остро пахло сухими травами и смертью. Генри не знал, почему ему пришло в голову именно это сравнение. А еще было темно, только рядом с растопленной печью воздух мерцал оттенками красного и рыжего. Следовало помнить об осторожности, но имя уже сорвалось с губ.

– Сората? – позвал он негромко. – Ты здесь?

Сквозь треск пламени и вой ветра прорвался тихий стон, и Генри выбрался из люка и кинулся на звук.

– Нет… – услышал он слабый шепот. – Не подходи.

Генри не подчинился, упал на колени и развернул Сорату лицом к себе. Тот открыл тяжелые веки и слепо сощурился.

– Генри?..

– Господи, Сората! – от облегчения внутри будто взорвалась бомба. – Ты жив!

Ледяные пальцы сомкнулись на запястье, и Сората облизнул губы и что-то прошептал.

– Не слышу.

Сората повторил, и Генри пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы расслышать. В нос ударил сладковатый запах гнили и мертвых лилий.

– Она. Здесь.

Сората обмяк на его руках, он был таким холодным, а дыхание – таким слабым, что сердце замирало.

– Сората!

Генри чуть встряхнул его, и зазвенела цепь. Голова Сораты откинулась назад, открывая полоску грубой кожи, перехватывающей горло. От нее звенья тянулись в темноту, где друг на друге лежали тела мертвых мужчин. Они казались мумифицированными, с сухой кожей, обтягивающей скелет.

Огонь в печи ярко вспыхнул, вырываясь за границы решетки. Генри обернулся, и на глаза легла теплая женская ладонь.

– Асмунд, – прошептали на ухо. – Асмунд.

Генри перестал чувствовать свое тело. Это было странное ощущение, сродни сильному опьянению: голова плыла, мысли путались, и как он ни старался пошевелиться, все усилия растворялись, не добравшись до цели. Он словно стал пленником внутри самого себя.

Мягкие руки гладили плечи, касались шеи, перебирали волосы. Генри не мог обернуться, только ощущал присутствие и слышал дыхание и шорох ткани. И он перестал видеть Сорату, но знал, что он все еще тут, где-то у ног, скованый и беспомощный. Это знание придавало сил.

Генри мотнул головой, скидывая ласкающую его руку.

– Пусти, – процедил он сквозь стиснутые зубы, и ощущение близкого присутствия перестало давить на нервы. Вернулся и контроль над телом. Генри не представлял, что от странного паралича будет так болеть каждая мышца, и вместо того, чтобы встать на ноги, он лишь завалился набок и оперся на руку.

Их чем-то опоили, иного варианта у Генри не было. Возможно, во время завтрака, потому что еда аппетита не вызывала, а чай они с Соратой пили, чтобы согреться. Другие, те, кто были до них, делали так же, и их иссохшие тела сейчас валялись, как мусор, на старом чердаке. Генри поднялся на ноги и нашел взглядом фигуру, застывшую возле печи.

– Кто вы? – спросил Генри. Женщина стояла к нему спиной. Темное платье по краям было подсвечено огнем, словно горело. – Что вам от нас нужно?

Других живых людей он не видел и не чувствовал, но у женщины мог быть сообщник, например, неразговорчивая хозяйка гостиницы, поэтому Генри встал между ней и Соратой.

– Отвечайте же, черт возьми!

– Она… не говорит, – слабо прошептал Сората, – по-английски.

– Но… – Генри запнулся. В воспоминаниях мертвого Дэвиса звучали чьи-то слова, и Генри их понимал, как понимал их и Дэвис.

Но, с другой стороны, к тому моменту Дэвис уже мог быть мертв, а для мертвых не существует преград.

– Не бойся, я что-нибудь придумаю.

Сората не ответил, но цепь тонко звякнула, как будто бы от кивка.

В помещении становилось все жарче, по лицу катился пот, майка под толстым свитером пропиталась им насквозь. Генри провел по глазам, смахивая влагу, но туман не рассеялся. Стало трудно дышать. Женщина отвернулась от печи, в ее руках тлели связки сухой травы, в полумраке и дыме слабо пульсировали огоньки и пеплом опадали на пол. Это зрелище завораживало, и Генри поздно заметил, что женщина приблизилась слишком быстро.

От нее пахло кровью и полынью.

«Они лишь походили на него, а ты – нет. Ты и есть мой Асмунд».

– Асмунд? – Генри не мог отвести взгляда от смутно белеющего перед ним лица. – Но я не Асмунд.

Он только понял, что слышит голос внутри своей головы и понимает каждое слово. От этого в затылке родилась тупая боль.

«Останься, и этот человек не пострадает. Я слишком долго тебя ждала, Асмунд… Я слишком долго ждала».

Не призрак и не человек. Сквозь испарину и жар печи Генри бросило в дрожь. Он ничего не знал об этой земле, о том, что могло ее населять, а сейчас от его решения зависела жизнь Сораты.

«Почему ты молчишь?»

Генри пытался выдавить из себя согласие, но страх был слишком силен. Горький дым медленно наполнял легкие.

– Я… – Он закашлялся. – Подожди, я…

Движение за спиной он заметил лишь тогда, когда что-то твердое ударило его по голове. Генри шагнул вперед, пытаясь удержаться на ногах, и второй удар пришелся уже по спине. Генри рухнул на колени, и рядом с ним упала доска, испачканная в его крови. Он пытался удержать себя в сознании, но комната плыла перед глазами, стены находили друг на друга, и тлеющие огни взрывались искрами внутри его головы. Два вытянутых силуэта стояли так близко, что переплетались между собой, и непонятно было, это борьба или объятия.

Холодная рука впилась в щиколотку. Генри обернулся и встретился взглядом с расширенными зрачками Сораты.

– Не рискуй ради меня. Пожалуйста!

Его голос долетал будто издалека. Генри помотал головой, и звук внутри черепной коробки разбился на острые, ранящие осколки.

– Генри… Пожалуйста.

Он слышал и другие звуки, нет, точнее, голос. Он кричал, и в нем не сразу угадывалось что-то знакомое.

– Ты обещала! Ты говорила, что это я! Что это я тебе нужен!

Генри сосредоточился и заставил себя смотреть и слушать.

– Ты сказала, если я убью того американца, мы останемся вместе! Тогда почему?! Почему он еще жив?!

На несколько секунд зрение прояснилось, и Генри увидел женщину с длинными светлыми волосами и юного Габриэля напротив нее. Парень кричал, как сумасшедший, размахивал руками, угрожал и умолял поочередно. Генри совсем перестал понимать, что происходит, но в миг, когда горячая кровь из разорванного горла брызнула на доски рядом с ним, мир померк.

Габриэль стоял в пустой комнате и смотрел перед собой невидящим взглядом. Теневая сторона уже затянула его, но он сам еще не понимал, что случилось. Генри видел такое несколько раз – внезапная смерть словно оглушала душу, и той требовалось время, чтобы разорвать все нити, связывающие ее с телом.

Генри поднялся на ноги, не ощущая боли и головокружения. На теневой стороне не было его физической оболочки, и боль накатит позже, когда он вернется. Он не рискнул сходить с места, просто огляделся, пока не нашел взглядом широкоплечую фигуру, застывшую на фоне серого прямоугольника окна, почти сливаясь с ним. Генри смотрел на потерянную душу, та смотрела на него, а потом резкий толчок выкинул Генри в реальность, где он споткнулся о тело Габриэля.

Женщина оказалась перед Генри внезапно, обхватила липкими ладонями лицо и надавила на виски.

– Asmund! Återkomma![5] – закричала она. – Återkomma! Återkomma!

Кровь Габриэля на ее руках начала остывать. Генри отшатнулся, но сумасшедшая держала крепко, и Генри, наконец, рассмотрел ее лицо. Безумными глазами на него уставилась дряхлая старуха.

От неожиданности Генри оступился и был вынужден схватиться за костлявые запястья сумасшедшей. Она продолжала выкрикивать одно и тоже слово, пока он ее не оттолкнул. Дым снова скрыл очертания предметов, а потом ласковый женский голос позвал из темноты:

«Разве ты не хочешь спасти его? Верни мне Асмунда, и он сможет уйти».

В легких образовалась пустота, Генри не мог сделать вдох и схватился за грудь. Из туманной завесы то появлялось, то снова исчезало круглое девичье личико в обрамлении копны светлых волос. Генри уже не знал, галлюцинация это или колдовство. Просто хотел вдохнуть.

Сората толкнул его в бедро, и наваждение схлынуло. Генри протер глаза и отступил еще на шаг.

– Хочешь своего Асмунда, ведьма? Хочешь? Тогда получи!

Генри никогда не делал этого раньше, более того, был уверен, что не сможет, но в этот самый момент вдруг почувствовал – ему это по силам. И он позволил занять свое тело… Это было похоже на погружение в холодную воду. Генри нырнул с головой, и кто-то другой, кто-то, бывший живым слишком давно, посмотрел на мир его глазами. Но и Генри ощутил его чувства, как свои. Больно, грустно, одиноко и холодно. Дальше Генри постарался не проникать.

Он рисковал. Он мог быть обманут, мог остаться в плену своего тела навсегда, мог не найти пути обратно сам. Но Генри никогда не умел отказывать душам, которые просят о помощи. Даже если они молчат.

Где-то далеко-далеко кто-то назвал имя – Асмунд. И все стихло.

* * *

Было холодно.

– Генри! Генри! Давай, еще немного.

Генри переставил ногу, за ней вторую.

Движения давались с трудом, словно он ходил впервые.

– Давай, Генри. Обопрись на меня.

Лицо горело, пахло жженым деревом и копотью. Стрелял шифер.

Генри держался за чужое плечо, пока их обоих не покинули силы. Снег ощущался пуховой периной, и Генри погрузил в него лицо. Холода он не почувствовал.

* * *

Третий проблеск сознания разбудил боль, и Генри зашипел и выругался. Повсюду был снег, а на нем черные хлопья пепла.

– Сората!

– Я здесь. – Ладонь успокаивающе легла на плечо. – Я здесь. Не дергайся, у тебя сотрясение.

Генри завел руку назад и потрогал затылок. Точно. Его же ударили доской.

– Откуда пепел?

Сората кивнул, Генри поднял голову и увидел вдалеке огненные всполохи. Это догорал старый деревянный дом. Они с Соратой достаточно отошли, чтобы не опасаться огня, но на смену жару пришел мороз. Верхняя одежда догорала в доме, некогда белоснежный свитер Сораты зиял дырами, сам Генри выглядел не лучше. Они стояли по колено в снегу, держась друг за друга, рядом валялись два рюкзака, спасенные Соратой.

Генри отвел взгляд от пожара и посмотрел на шею Сораты, покрытую синяками и кровоподтеками, но уже без ошейника.

– Когда ты был Асмундом, ты снял с меня цепь, – пояснил Сората, заметив его интерес. – Генри, ты нас спас.

– Не я, – покачал он головой, тут же об этом пожалев. – Не я. Та женщина искала своего Асмунда, она его нашла.

– Я не все понял из того, что случилось.

– Я тоже.

Сорате приходилось буквально держать его, хотя и сам едва стоял на ногах. Со светлеющего неба сыпался легкий снежок, сквозь облака проглядывало солнце.

– Я не должен был оставлять тебя одного, – сказал Генри. – Если бы я настоял, ничего бы этого не было.

– Она бы не дала нам уйти, и ты это знаешь, – возразил Сората. – Ей был нужен ты.

– Нет, – Генри покачал головой. – Другой мужчина.

Черный дым поднимался к небу, и Генри подумал, что все улики останутся там, в объятиях беспощадного пламени. Да и нужно ли, чтобы их обнаружили? Что-то подсказывало: безумная хозяйка гостиницы если и была человеком, то очень давно, и людской суд против нее бессилен. Она сошла с ума, когда убила своего возлюбленного Асмунда и долгие годы искала ему замену, не понимая, что мертвого не вернешь. Может, Асмунд ждал кого-то вроде Генри, чтобы напомнить ей об этом.

– Так почему дом горит? – спросил Генри. Он не помнил ничего с того момента, как передал контроль Асмунду.

– Она… Та женщина увидела в тебе что-то такое, что ее сильно напугало. Она начала метаться и кричать, а потом я сам не заметил, как сухие доски занялись от этих ее травяных пучков. Может, и из печи что-то выпало, – Сората замолчал. – Может… Может, это сделал ты.

Генри ничего не ответил. Адреналин начал спадать, тело затряслось крупной дрожью, от ветра и снега лицо казалось деревянным. Сората взвалил руку Генри себе на плечо, и, обнявшись, они пошли прочь от пожарища. С самого начала тут не было ничего по-настоящему живого, и Генри испытывал облегчение от того, что огонь унесет память о творящемся здесь кошмаре.

Через полчаса над головой загудели лопасти вертолета спасателей. К тому моменту Генри уже просто машинально переставлял ноги, а Сората все чаще спотыкался. Их ни о чем не спрашивали, только имена и маршрут следования. Генри ответил, и их усадили в кабину, закутали в одеяла, дали по термосу с чаем и обещали как можно скорее доставить в ближайшую больницу.

– Что там горит? – спросил кто-то удивленно.

– Развалины дома вдовы Линдстрём. Правда, там уже мало что осталось.

Генри посмотрел вниз, на вьющийся дымок.

– Вы там были? – крикнули ему. Генри покачал головой.

– Ну и хорошо, что сгорела. Дурное было место. Там обитали духи.

– Это правда? – спросил Сората. Необходимость притворяться отпала.

Один из спасателей рассмеялся:

– Конечно, нет! Но вокруг Лотты Линдстрём еще в те времена ходили слухи. В соседних деревнях ее называли сейдконой, это, по-вашему, ведьмой, или хюльдрой. Мой дед из этих краев, он рассказывал, что сам видел у нее коровий хвост.

– Ваш дед?

– Ну, это было давненько. Потом ее муж, Асмунд Линдстрём, пропал, и Лотта распродала хозяйство и открыла гостиницу. Правда, просуществовала та недолго. Люди начали пропадать, в том числе и постояльцы, а потом и сама Лотта исчезла. Тела не нашли. Наследников у Линдстрёмов не было, поэтому вскоре усадьба превратилась в руины. Наверное, кто-то из местных развел там костер, чтобы укрыться от метели, и выжег все дотла.

Генри закрыл глаза, пытаясь уложить информацию в голове, но от холода, боли и стресса его тошнило и тянуло в сон. Сората сидел рядом, и от него исходило привычное тепло живого тела. Генри позволил себе немного передохнуть и погрузился в темноту.

Там он увидел Джона Дэвиса, поднимающего большой палец.

«Неплохо повеселились? – спросил он, но Генри не мог ответить. У него не было голоса. – Берегите то, что считаете важным, Генри, но и себя тоже. Жаль, я так и не попаду на восток».

– Генри? – Сората потряс его за плечо. – Мы прилетели.

Швеция с ее снегами и страхами скоро останется позади, и Генри это радовало.

– Хочу домой, – сказал он, и глаза Сораты на миг блеснули тревогой. Потом он улыбнулся и похлопал его по руке.

– Я тоже, Генри. Я тоже.

* * *

Они не боялись быть замеченными – здесь, среди остатков былого великолепия, не бродили даже бездомные. Солнце садилось, и заросшую сорной травой территорию заливало красным, точно кровью. С моря тянуло свежим, пропахшим солью ветром, и с той же стороны небо медленно затягивалось тяжелыми дождевыми тучами. Обстановка самое то для их с Дикрайном дела, лучше и не придумаешь.

– Что ты здесь делаешь?

Легок на помине. Йенс затянулся в последний раз и бросил окурок под ноги. Дурная привычка, надо бы завязать. Может, потом, когда все закончится. Он повернулся к Дикрайну и лениво ответил:

– Ничего. Есть еще вопросы?

Далеко над морем, на самом горизонте, сверкнула молния. С возвышенности, на которой они находились, вспышку было хорошо видно.

– Мне не нравится, как ты разговариваешь. – Старик вышел из тени и уставился на Йенса тяжелым взглядом, который даже ему казался немного сумасшедшим, что говорить о нормальных людях.

– Тогда будь добр, не разговаривай со мной. Делай свою работу, образец я тебе доставил, и он куда лучше Кимуры Сораты.

– С чего ты взял?

– Просто поверь на слово. – Йенс сунул руки в карманы тонкой кожанки и усмехнулся: – Что, никак не можешь успокоиться, что упустил Кимуру?

– Ты тоже там был! – разозлился Дикрайн. – Мог бы хоть попытаться остановить этого… этого… мерзавца!

Даррел Дикрайн, талантливый ученый и алхимик, отвергнутый научным сообществом и обманутый своим лучшим творением, и правда давно был не в себе. Но Йенс все еще помогал ему, потому что желал первым увидеть мощь, которую он пытается создать. Быть простым медиумом Йенсу всегда было недостаточно. Быть просто вторым учеником сильного учителя – недостаточно.

Остаться чьим-то прошлым – слишком мало. Йенсу никогда не станет всего довольно.

– Кстати, – вспомнил он. – Я собираюсь пригласить гостей.

Разумеется, ученый сразу вспылил:

– Ты с ума сошел?! Мы вообще-то скрываемся! Какие еще гости?

Вдали снова вспыхнуло белым – раз, другой. Закатный зловещий свет постепенно тускнел, вытесняемый сумерками и надвигающейся непогодой. Воздух будто подрагивал от напряжения, как наэлектризованный.

– Я не лезу к тебе в душу, а ты не лезь ко мне, – угрожающе спокойно произнес он. – Я привез тебе то, что нужно, так занимайся им. Со своими делами я сам как-нибудь разберусь.

– Но…

– Они нам не помешают. Наоборот… – он мечтательно улыбнулся. – Один знакомый много мне задолжал. Пора спросить с него долг.

Дикрайн вернулся в здание неубежденным, но Йенсу было на него плевать. Пока он уверен, что эксперимент увенчается успехом, может ворчать сколько угодно. Риан Валентайн должен появиться здесь, у него нет выбора. Йенс давно его знает, изучил его слабости, которые он научился мастерски скрывать. Самый сильный экзорцист Англии, значит? С тех пор, как они оба покинули Японию, Йенс тоже не сидел сложа руки. Он докажет, что учитель выбрал не того, докажет, что они оба ошибались. Что Риану никогда не найти того, кто будем ему ровней, – никого, кроме Йенса.

До места, где он стоял, наконец донеслись глухие раскаты грома. Прогноз обещал на завтра ясный день, так что буря наверняка пройдет стороной. Йенс обернулся и посмотрел на их с Дикрайном убежище, вновь ощущая, как тревожится дар медиума, и достал телефон.

После долгих гудков он улыбнулся и сказал:

– Мальчик уже передал мое приглашение?

В гостях у вишневых деревьев
Я пробыл ни много ни мало:
Двадцать счастливых дней.
(Мацуо Басё)

«Все еще не знаю, как правильно начать.
Наверное, у меня все хорошо.
Так хорошо, что иногда среди ночи
я открываю глаза, чтобы убедиться,
что не сплю. Но на самом деле это
лишь еще одна часть моего сна, и он все
продолжается. Этот водоворот тянет
меня ко дну. Я думаю о том, думаешь ли ты
обо мне, и это тоже часть водоворота,
в который превратилась моя жизнь».
(из неотправленных писем Генри Макалистера)

История первая,
в которой приносят дурные вести

Им предстояло покинуть остров сразу после рассвета.

Наверное, поэтому Сорате и пришла в голову эта странная мысль – встретить восход солнца на пустом диком пляже, вдвоем. Своеобразная дань их общему прошлому: печальному, трагическому, опасному – невероятно яркому прошлому. Возможно, отсюда, с этой отправной точки, начнется новое настоящее. По крайней мере, Сората хотел в это верить.

Конкретно здесь и сейчас он чувствовал себя счастливым.

– Ты собирался что-то сказать? – спросил Генри обескураживающе прямо. Он стоял, широко расставив ноги, надежный и крепкий, как скала, несмотря на то, что за три недели комы успел похудеть. Черты лица заострились, четче проступили линии скул и подбородка. Немного странно было видеть, что одежда, которую он ни в какую не желал менять на новую, самую малость висела на плечах. Но во всем остальном это был тот же Генри. Его Генри.

Сората опустился на колени и перевел взгляд на спокойную гладь океана. Прилив вот-вот должен был начаться, но пока вода не спешила лизать коричневато-желтый песок. Мир пребывал в полнейшей гармонии.

– Нет, с чего ты взял? – с опозданием ответил Сората и расслабленно улыбнулся. Легкий соленый ветерок бодрил, и запах моря оседал на волосах, уже заметно отросших. В обществе Сората убирал их в хвост, в особых случаях пользуясь невидимками, чтобы короткие пряди не выпадали из прически. Но чаще предпочитал распускать, наслаждаясь все прибывающей тяжестью, по которой, похоже, успел соскучиться.

Генри опустил голову, находя его взглядом.

– Ты весь день мотался по этажам, как угорелый, даже ночью ни разу не порывался пошататься по пустым коридорам, – Генри, как всегда, был внимателен, но несколько прямолинеен. – А тут с утра пораньше тащишь меня на пляж. Ну не купаться же. Март на дворе.

Возможно, со стороны поведение Сораты и казалось Генри странным, но именно перед ним он мог вести себя нелогично. Ведь Генри его все равно поймет, рано или поздно.

– Необычно теплый март. Но купание отложим до более удачного времени, – рассудил Сората, скрывая улыбку. – Я просто подумал, что встретить тут рассвет очень символично. Ты так не думаешь? Меньше, чем через месяц приют откроется, и у нас станет гораздо меньше времени наслаждаться видами.

Генри пожал плечами, неуверенно переступил с ноги на ногу, сбивая в кучу песок, и все-таки сел. Японская манера ему не давалась, тело быстро затекало, поэтому он сел по-турецки, наклонившись вперед и уперев локти в бедра.

– Ты так говоришь, как будто через пятнадцать минут жизнь закончится.

Сората поднял голову, любуясь медленно меняющимся цветом неба и моря.

– Меньше, – сказал он и уточнил. – Меньше, чем через пятнадцать.

– Все-таки мне не понять японцев, – усмехнулся Генри, и Сората качнулся влево, боднув его головой в плечо.

– Тебе и не нужно, Генри. Ты будешь заниматься тем, чем захочешь. Я сделаю тебя своим помощником? Как тебе?

– Замдиректора, что ли?

– Вроде того.

Генри фыркнул.

– Ну уж нет, спасибо.

– А кем ты хочешь быть? Охранником, завхозом, да хоть учителем?

– Ты знаешь.

– Должность коменданта тебя по-прежнему устраивает?

– Более чем. Ты пойми, большая ответственность – это не для меня.

Он опустил голову, и первый робкий луч заскользил по воде, быстро настигая их двоих, и зарылся в волосы Генри, зажигая в них пожар. Сората тронул друга за колено.

– Смотри. Зарождается новый день.

Он не убрал руку, вместе со светом просыпающегося солнца впитывая тепло такого важного для себя человека.

В Швеции, куда они вылетели из Токио ближайшим же рейсом, получив письмо Акихико Дайске, их постигла неудача. Увы, след никуда не привел, точнее, он уже остыл. К тому времени, как они добрались до поселка, в котором прятался «полоумный» мужчина, схожий по описанию с Даррелом Дикрайном, уже было слишком поздно. Он снова ускользнул.

Сейчас Сорате даже думалось, что это скорее к счастью, нежели к сожалению.

– Красиво, – просто сказал Генри. Он посмотрел на Сорату, и тот с улыбкой отвернулся от моря.

Они еще немного посидели, но земля пока недостаточно прогрелась от зимы, и Генри первым поднялся на ноги. Отряхнулся и протянул Сорате руку. Его высокая фигура заслонила солнце, но красный пожар волос сам был как маленькое солнышко.

– Вставай, иначе придется ловить попутку, – сказал он, и Сората легко рассмеялся незамысловатой шутке.

Время до весны пролетело незаметно. Вот только недавно они вернулись с Синтара, чудом вырвавшись из пасти разъяренного мононокэ. Те дни сейчас казались то ли вымыслом, то ли просто дурным сном. Обманутый дух ненадолго завладел телом Сораты, и о тех минутах у него сохранились лишь обрывочные воспоминания, застланные кровавой пеленой, болью и затянувшейся агонией. На память об ударе ножа на животе остался небольшой белый шрамик, неестественно крошечный для той ужасающей раны, что он сам себе нанес. Но то была лишь одна сторона медали. На другой вел свою борьбу Генри, и она окончилась победой и тремя долгими неделями комы.

Сората не знал, как сумел пережить их. Правду говорят, что раны, нанесенные дорогим сердцу людям, болят сильнее, нежели собственные. Тогда Сорате казалось, из него самого утекает жизнь, медленно, мучительно, по капле в день.

Он смотрел на бледное до синевы лицо и говорил, говорил, говорил. Что угодно, лишь бы не дать Генри навсегда потеряться в лабиринтах своего сознания. То была расплата за дары аякаси – самоназванного бога острова Синтар. Но боги всегда берут с людей лишь ту плату, которая им по силам.

Потом была холодная зимняя Швеция, снег и лед, ветер и горы. И поиски, закончившиеся ничем. Дикрайн снова оказался хитрее.

Сората помотал головой, прогоняя воспоминания. В вынужденном безделье, которое влекло за собой морское путешествие, пусть и не особо долгое, он вечно начинал бередить память, анализировать, хоть чем-то занимать голову. Катер мчался по волнам, оставляя за собой пенный шлейф и гул мощного мотора. Генри укачивало, поэтому он не был настроен на разговоры. Сората не мог не смотреть на него, как будто где-то в глубине души боялся, что однажды забудет его лицо. Этот подспудный страх расставания слишком плотно в нем залег, чтобы не всплывать на поверхность даже в такие безмятежные и радостные дни, как те, что царили сейчас. Приближалась середина марта, в апреле прибудут первые дети, и Синтар заиграет новыми красками, и Академия станет такой, какой она и задумывалась.

Станет домом, а не тюрьмой.

Сората удовлетворенно откинулся назад, любуясь чистым, по-весеннему светлым небом.

Наверное, он настолько отвык от спокойствия, что готов изыскивать малейшую тень, чтобы подготовить себя к неудачам. Это так глупо, если подумать…

– Мы превратим Синтар в рай, да? – спросил он то ли у Генри, то ли у бесконечной синевы над головой.

– Чертов идеалист, – фыркнул Генри и со стоном прижал ладонь к лицу, а Сората рассмеялся.

Генри, в сущности, прав. Но сейчас так хотелось отпустить все прошлые беды и наслаждаться тем, что имеешь. Уж им ли не знать, какими краткими бывают мгновения тишины, когда слышно, как бьются сердца. Сората хотел слышать это биение и верить, что все наконец наладилось. Что все будет хорошо не у всех – а именно у них.

Казалось бы, они отсутствовали каких-то несколько дней, но дел в центральном офисе накопилось немерено. Сората сразу угодил в их липкую паутину, вникая во все вопросы с профессиональной быстротой, которой от него ждали. Масамуне до обеда должен был устроить несколько инспекционных выездов в недавно открытые точки, оценить качество обслуживания, а Сората провел с поставщиками две встречи подряд. Вообще-то он уже начал передавать помощнику все полномочия, готовясь посвятить себя делам приюта, но это не быстрый процесс.

К обеденному перерыву разболелась голова, и даже сваренный заботливой секретаршей кофе не унял этой надоедливой тупой боли в висках.

– Кавагучи-сан, зайдите, пожалуйста, – попросил он, зажав кнопку громкой связи.

Секретарша отреагировала мгновенно, не успел он убрать палец. Эту девушку наняли недавно, она отлично справлялась с работой, была сообразительна, расторопна и общительна, но в последнее время длина ее юбки стремительно укорачивалась.

– Эмм… Кавагучи-сан, мой помощник не оставлял для меня никаких сообщений? – спросил он.

Обеденный перерыв уже закончился, а Масамуне еще не вернулся с инспекции. Сората чувствовал себя без него, как без рук. Интересно, в чем причина задержки?

– Нет, никаких.

Сората сложил ладони под подбородком и переплел пальцы в замок. Возможно, это влияние головной боли, но он чувствовал тревогу, и она изрядно мешала работать.

– Хорошо. Можете идти.

Девушка поклонилась и попятилась к двери. Сората бросил еще один взгляд на стройные бедра и все-таки не сдержался:

– И, Кавагучи-сан, нельзя сказать ничего дурного о вашей работе, но в нашей компании есть строгие правила офисного дресс-кода. Изучите этот вопрос, пожалуйста.

И сам удивился, как резко прозвучал его голос.

Кавагучи рассыпалась в извинениях и выскользнула за дверь. Сората перевел взгляд на открытую страницу ежедневника и убедился, что минут двадцать в запасе есть. Непонятно откуда взявшееся раздражение требовало выхода, но Сората точно знал, как его унять.

Подойдя к окну, он набрал номер Генри. Гудки тянулись слишком долго, мучительно долго, но вот, наконец, друг ответил.

– Алло, – со странным облегчением отозвался Сората. – Все нормально?

– А почему ты спрашиваешь?

– Можешь просто ответить?

– Нормально, – голос Генри выдавал подозрительность. – Но все-таки? Ты же сам говорил, не звонить в течение рабочего дня. У тебя что-то случилось?

Сората отвлекся на голоса в приемной.

– Прости, мне надо возвращаться к работе. Увидимся вечером.

Он отключился и вовремя повернулся к двери, чтобы встретить Масамуне.

– Господин, – Иноске поклонился. – Как ваша поездка?

К идее открытия приюта он все еще относился настороженно, но после возвращения с Синтара что-то в его убеждениях точно изменилось.

– Все хорошо, – ответил Сората. – Спасибо за усердную работу. Надеюсь, в скором времени увидеть все отчеты.

Масамуне открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Вместо этого перевел разговор на рабочие темы, и до самого вечера Сорате было некогда отвлекаться на ерунду вроде смутных дурных предчувствий.

Дорога до района Камигава была не длиннее обычного, за стеклами автомобиля мелькали пестрые ленты неоновых огней, однако ближе к дому их становилось все меньше, яркие точки одиноких фонарей вспыхивали через равные промежутки и гасли, оставшись позади. На Киото опустился вечер, густо-темный, по-весеннему острый. Сората попросил водителя высадить его немного раньше, чтобы прогуляться пешком хотя бы десять минут. Воздух Камигамо был совершенно особенным, пропитанным древними молитвами. В нем как будто без конца шелестели бумажные фонарики с предсказаниями, которые вывешивали в храме Камигамо, и звенели струны сямисэна, тронутые пальцами музыканта.

Сората чувствовал волнительную дрожь, и ее легко перепутать с ознобом. Он не рассчитывал на пешую прогулку и недостаточно тепло оделся, скорее всего, дело было в этом, но щеки все равно пылали жаром, причины которого Сората понять не мог. Он лишь чувствовал, что одновременно и стремится домой, и оттягивает возвращение, как подросток, боящийся родительского наказания.

Все это было очень странно, ведь буквально недавно он испытывал ничем не омраченную радость. Видно, расплата за безмятежность настигла его слишком быстро.

Он вошел в калитку и поздоровался с дежурным охранником. Тот рассказал, что днем приходила женщина по имени Курода Хидеко, вела себя нервно, требовала встречи по личному вопросу. Охранник счел ее подозрительной и прогнал.

– Ей не было назначено, – оправдался он. Кимура задумчиво кивнул. Имя показалось ему знакомым, но в то же время оно не такое уж редкое, и его обладательница могла быть кем угодно.

– Если эта женщина придет снова в мое отсутствие, попробуйте узнать, кто она такая и чего именно ей от меня нужно. Спасибо за вашу работу.

Он направился прямиком в старую часть дома. Мама на пару недель переехала в их дом в Токио, чтобы пройти ежегодное медицинское обследование, все-таки она уже была немолода, и они с Генри фактически остались тут вдвоем, не считая прислуги. Наверняка Генри сегодня маялся от скуки, пока Сората наверстывал дела, оставшиеся без его внимания те несколько дней, что они провели на острове Синтар. При мысли о друге Сората снова почувствовал укол беспокойства. Было уже довольно поздно, время ужина прошло, однако встреченная им Аями заверила, что готова накрыть на стол хоть сейчас. Оставалось найти Генри и поздороваться.

Макалистер обнаружился на террасе своей комнаты, сидел, свесив ноги, и пил чай. Черный.

– Добрый вечер, – издалека приветствовал Сората. Утром они не виделись, Сората уехал очень рано. – Извини, задержался на работе.

– Я так понимаю, у вас это в порядке вещей, – отозвался Генри и похлопал по полу подле себя. Сората незамедлительно воспользовался приглашением.

– Такой уж мы народ, японцы, – усмехнулся он. – А начальник вообще должен уходить последним. Ты голоден? Аями обещала подать ужин через полчаса.

– Я хорошо пообедал, – ответил Генри и нахмурился. – Тут, пока тебя не было, приходила какая-то женщина. Хотела с тобой поговорить.

– Да, охранник мне сказал. Понятия не имею, кто это может быть.

– Поклонница? – пошутил Генри.

– Если и да, то я о ней прежде не слышал. Хотя, я так понял, она была очень настойчива.

Сората поймал на себе его испытующий взгляд, однако не мог сообразить, кому так понадобился. Это ставило в тупик.

– К тебе не пробиться, – хмыкнул Генри, явно вспоминая свой прошлый визит. – Без предварительной записи хоть ты голос сорви, так и будешь у ворот стоять.

Сората пожал плечами.

– Это для тебя я такой, какой есть. Для остальных я серьезный человек и публичная особа.

– Звучит внушительно.

– Я рад, что ты оценил.

Послышался шорох седзи, и Аями объявила о своем появлении.

– Кимура-сама, я подготовила для вас горячую ванну. Макалистер-сан будет купаться с вами?

Сората поднялся и обратился к Генри:

– Что скажешь? Мы не часто посещаем купальню вместе, а она того стоит. Ты же не против? Горячая вода очень расслабляет.

Генри не был против, и Сората с облегчением выдохнул, ожидая отказа. Они вдвоем многое пережили, а вот отдохнуть вместе почти не доводилось. Сората представил эти минуты совместного блаженства и невольно улыбнулся, получив в ответ недоуменный взгляд Генри.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Ничему особенному. Разве сегодня не чудесный вечер?

– И не поспоришь, – усмехнулся Генри и склонил голову к плечу. Сората, любуясь тонким золотистым месяцем, светящим из-за деревьев, чувствовал, как Генри в это время не сводит взгляда с него.

– На что ты так смотришь? – спросил Сората.

– На тебя, – честно ответил Генри. – Знаешь, иногда мне кажется, что все не по-настоящему и вот-вот исчезнет. И ты тоже.

– Хватит, я никуда не исчезну, обещаю, – отмахнулся Сората. – Идем купаться. Готов поспорить, тебе понравится.

Он поднялся первым и, не оборачиваясь, покинул террасу. Генри тяжелой поступью пошел за ним след в след, и его взгляд буравил затылок. Сората прикусил губу и снова улыбнулся, беспричинно чему-то радуясь, как ребенок.

Он привел Генри в самую дальнюю часть старого крыла, где гостеприимно распахнул перед ним двери домашней купальни – онсэн. Сорате очень нравилось здесь – довольно небольшое помещение, отделанное молочно-белой плиткой, несколько мест для мытья с миниатюрными табуреточками и просторный бассейн. Но самое интересное ждало дальше, за раздвижными прозрачными дверями. Там прятался еще один резервуар с водой, имитировавший настоящий минеральный горячий источник. Декоративный камень вместо бортиков, много зелени, навес на бамбуковых сваях – здесь можно было лежать часами, просто слушая шелест листьев и пение вечерних птах.

Но прежде чем войти, следовало подготовить себя к принятию ванны.

– В онсэн нельзя входить в одежде, – пояснил он. – Вот здесь можно раздеться и оставить вещи. Полотенца и все необходимое есть, за это не переживай.

Он посмотрел Генри в глаза и увидел в них сомнение.

– Это традиция. Я не думал, что тебя это…

– Все нормально. Сюда, да?

Генри прошел в раздевалку и взялся за пуговицы рубашки. Сората повернулся к нему спиной, быстро скинул одежду и обвязал бедра полотенцем. Волосы он сегодня мыть не собирался, поэтому забрал повыше и стянул резинкой, хотя несколько прядей у шеи все равно выпали.

Он поманил Генри за собой и показал, с чего начать, сам помог ему смыть пену и под конец вывел на улицу, где под открытым небом их дожидалась горячая ванна. Был поздний вечер, и воздух сильно остыл, но от воды поднимались клубы пара.

Сората снял с себя полотенце, отложил и осторожно перешагнул через бортик.

– Когда-нибудь я обязательно свожу тебя на горячие источники острова Хатидзё, – пообещал Сората. – Говорят, это настоящий субтропический рай. Я там никогда не был, но с тобой с удовольствием бы наведался.

Он быстро разомлел от тепла, закинув руки на темные камни за спиной. От влажных испарений челка намокла и прилипла ко лбу. Свет фонарей отражался от воды, оставляя на ней цветные пятна.

Генри был более скован, влажные жесткие волосы непослушно торчали у висков. Он сидел далеко от Сораты, и тот не знал, как помочь ему расслабиться.

– Что именно тебя смущает? – наконец, спросил он.

– Ничего такого, – помотал Генри головой, но все же признался. – Вообще-то, это первый раз, когда я принимаю ванну с кем-то.

– Ты не ходишь в баню?

– Нет. Мне достаточно душевой кабины.

– Так дело в том, что мы купаемся вместе? Ты… – Сората, наконец, понял свою оплошность. – Прости, я не подумал, что это только наша традиция. Я не должен был тащить тебя сюда, ничего не объяснив.

Генри разомкнул губы, но тут послышался голос Аями. Предупредив о своем приходе, она быстро поставила на борт ванны поднос и ушла. Сората грустно усмехнулся – теплое саке было уже ни к чему.

Генри тоже смотрел на кувшин и вдруг потянулся к нему.

– Это же то, что я думаю? – спросил он. – Если да, то нам не помешает выпить.

У Сораты вновь забилось сердце, и он тоже приблизился к подносу.

– Позволь я сам?

Он притронулся к ладони Генри, и тот убрал руку. Сората разлил саке по пиалам и одну протянул Генри.

– За то, чтобы этот вечер был только началом, – сказал он с улыбкой, – и за то, чтобы конец никогда не наступал.

Генри отсалютовал ему и опрокинул в себя сразу все. Лицо его поменялось, губы искривились, и он высунул язык.

– Фу! И правда теплое!

Сората громко рассмеялся и, поддавшись порыву, пнул Генри ногой, всколыхнув спокойную воду.

– Боже, Сора! Иногда ты как старый дед, а иногда как дите малое.

– Разве это плохо? Тебе не нравится?

Генри замолчал, и Сората видел: его что-то огорчило.

– Генри…

– Мне и не должно нравиться, – сказал Генри после продолжительной паузы. – Я просто хочу, чтобы ты всегда был собой и ни под кого не подстраивался. Даже под меня.

Сората отвел взгляд, не в силах скрыть свои чувства. Он был смущен, тронут и окрылен такими словами. С ним в жизни мало кто был настолько откровенен.

– Спасибо. Нет, правда, спасибо, Генри.

Он мог бы еще много чего сказать, но вовремя почувствовал, что это будет лишним. Они допили кувшинчик, поговорили ни о чем, обсудили дальнейшие планы по работе приюта на Синтаре.

А на полпути в свои спальни их нагнала Аями и с поклоном сообщила, что таинственная госпожа Курода снова требует встречи.

Сората не удивился тянущему чувству страха, которое зародило в нем это известие. Он лишь протянул руку и, не глядя, сжал плечо Генри.

– Скажи, что я сейчас приду. Пусть ожидает в белой гостиной.

Он выбрал это место в доме, потому что путь туда давал возможность немного привести мысли в порядок. Такой поздний визит, да еще и не первый за сегодня, имел под собой веские основания. А поскольку идей у него не было, приходилось мучиться неизвестностью.

– Тебе не обязательно ждать, – обратился он к Генри. – Можешь отправляться спать, увидимся утром.

Он отвернулся, но Генри удержал его за локоть.

– Нет уж. Чувствую, что-то случилось, поэтому лучше буду поблизости. Если ты не захочешь, можешь мне не рассказывать, но я дождусь конца вашей встречи, чтобы убедиться, что ты в норме.

Сората на миг прижался разгоряченным лбом к его плечу и вздохнул.

– Как знаешь. Извини, мне надо немного привести себя в порядок.

Он ускорил шаг, будто пытался убежать от проблемы, но на деле приближался к ней. В своей комнате он расчесал волосы перед зеркалом и заново стянул в хвост. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

Все хорошо.

Он вышел в коридор и уже совсем с другим настроением направился в белую европейскую гостиную. От страха и неуверенности не осталось и следа. Натянув на лицо маску делового человека, он и стал им и был готов к любым неожиданностям.

Но заплаканная женщина, ждущая его появления, все равно стала сюрпризом. Сюрпризом из прошлого.

– Кимура-сама, – она поднялась ему навстречу и вежливо поклонилась.

Он с сомнением оглядел стройный силуэт и остановился на бледном круглом лице с пухлыми маленькими губами, влажными черными глазами и распухшим от слез носом.

– Хидеко…

Лишь сейчас он ее вспомнил, ведь за много лет она успела стать настолько нечетким образом в его голове, что даже звучание ее имени не вызвало в нем никаких чувств.

– Кимура-сама, – она замерла перед ним, но ее тонкие пальцы нервно двигались, выкручивая суставы. – Кимура-сама…

Лицо ее некрасиво сморщилось, безжалостно обостряя следы неумолимого времени на нем, и женщина расплакалась.

Сората не знал, что делать, ему никто не мог прийти на помощь, и он придержал Хидеко за плечи и усадил на белоснежный диван. На столике стояли графин с водой и пара стаканов. Он наполнил один и подал ей.

– Выпейте. Вам полегчает.

Женщина поднесла стакан ко рту, но зубы стучали о край. Сората перехватил ее руку и помог сделать глоток. Эта встреча была такой неожиданной, принесла с собой целую волну давно похороненных воспоминаний юности.

– Хидеко-сан, прошу, успокойтесь и расскажите, что вас так расстроило?

Он погладил ее по плечу и убрал руку. Женщина еще пару раз сдавленно всхлипнула и подняла на него жалобный взгляд.

– Вы меня помните?

– Да. Я помню вас.

– Тогда вы помните и то… то, что между нами было.

Сората промолчал, и она отвела потускневший взгляд.

– Да, – проронил он. – И это я тоже помню. Но вы теперь Курода, а значит…

– Если вы думаете, что я стану просить вашей благосклонности или шантажировать прошлым, то вы ошибаетесь. Я бы ни за что не стала искать вас и постаралась забыть, что когда-то было между нами. Но кое-что случилось.

Она тяжело задышала, пытаясь подавить рыдания, и Сората терпеливо ждал продолжения.

– Не бойтесь, говорите, – подбодрил он.

– Йоичи, – проронила она хрипло. – Моего сына похитили.

Сората сразу все понял. Он знал, откуда берутся дети и куда деваются служанки, после того как переспят с хозяином. А именно это с ними тогда и произошло. Сорате было всего шестнадцать, он знал только заботу матери, строгость отца и вечные тычки задиристого кузена. А вот любовь женщины он познал с Хидеко.

Она была старше него, и ее пухлые розовые губы постоянно улыбались, и смысл этой улыбки Сората понял только тогда, когда они с девушкой остались наедине в пустом доме. Хидеко была всего лишь служанкой в богатой семье, но в ее горячих объятиях Сората испытал чувства, которые больше никогда не повторятся. Это была долгая неделя без родителей, и голова кружилась от новых ощущений. Хидеко обладала опытом, а Сората кипел нерастраченной страстью, и их короткий роман был ярким, как вспышка падающей звезды.

Еще когда Хидеко вдруг решила уволиться ни с того ни с сего, Сората начал догадываться о последствиях их маленького спонтанного секрета. Но она не посчитала нужным ему сообщить, а выпытывать правду у него просто не было возможности – Хидеко уехала, не попрощавшись. Это ее выбор. Осознанный выбор взрослого человека, и он не вправе осуждать за него.

И все это время он не вспоминал о тех днях, а тут они сами явились к нему в дом.

– Йоичи? Неужели…

В горле вдруг пересохло, и он не смог договорить.

– Это мой сын. Его зовут Йоичи, и вчера мне позвонили с требованиями выкупа.

Она рассказала, как поняла, что забеременела, и после их расставания уехала к своей матери и жила с ней, пока та не умерла. Хидеко всегда боялась остаться одна, и мысль о ребенке стала для нее идеей-фикс, а Сората показался отличным кандидатом на роль ничего не подозревающего отца. Она мечтала, чтобы их ребенок перенял все лучшее от него, и его судьба не сложится так печально, как ее собственная. Выросшая с вечно больной одинокой матерью, она хотела иметь рядом человека, который любил бы ее безраздельно, просто за то, что она есть.

Так у нее появился крохотный малыш Йоичи.

– Я вышла замуж за простого мужчину, не богатого и не красивого. Но он позволил мне иметь семью, как у всех других людей. Я, наверное, кажусь вам жалкой, но я правда была счастлива, а Нобу принял моего сына, как своего. Они иногда ссорились, но Йоичи скоро будет четырнадцать, трудный возраст. Я делала все, чтобы им обоим было хорошо в нашем доме.

Хидеко не сразу заметила пропажу ребенка. Он и до этого задерживался после школы, а она работала в смену и в тот день уходила в ночную. Ее муж рано лег спать и не видел, в котором часу Йоичи вернулся домой. Как выяснилось утром, он не возвращался.

– Сколько они просят?

Хидеко назвала сумму, и Сората нахмурился. Она была внушительной, едва ли женщина, честно зарабатывающая себе на кусок хлеба, смогла бы собрать такую за короткий срок. А Кимура мог, причем хоть прямо сейчас.

Это заставляло думать, что либо ребенка не планировали возвращать, либо имя его настоящего отца, а также его платежеспособность им были хорошо известны.

– Все будет в порядке, – сказал он. – Мы подготовим необходимую сумму, не переживайте.

Она прижала ладонь ко рту и вздохнула.

– Вы ведь ни разу не вспомнили обо мне за эти годы? Не бойтесь меня обидеть.

– А вы? Вы обо мне вспоминали?

– Каждый день с тех пор, как Йоичи перешел в среднюю школу. Вы не представляете, как сильно он похож на вас.

Она достала из кошелька фото и положила на столик. Сората вздрогнул, когда увидел свое совсем юное лицо на цветной карточке. С первого взгляда между ними не было ни единого отличия, и лишь через несколько секунд становилась заметна разница. И чем дольше Сората смотрел, тем больше убеждался, что ошибки быть не может. Йоичи его сын, его плоть и кровь.

– Я не хотела, чтобы вы узнали об этом так, – сказала Хидеко. – Если честно, я не хотела, чтобы вы вообще когда-нибудь узнали. Но у меня не осталось выбора.

Сората смотрел на фото, и изображение на нем становилось все более мутным. Он моргнул, с удивлением отмечая, что глаза наполнены слезами.

У него есть сын. Сын. У него.

Он не знал, что еще сказать, и Хидеко внезапно упала перед ним на колени.

– Пожалуйста, спасите моего ребенка! Спасите моего сына! Я все верну, я заработаю и верну деньги. Только не дайте ему умереть…

Она распласталась на полу, и ее спину сотрясали беззвучные рыдания. Сората опустился рядом на колени и тронул за плечо.

– Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы он вернулся домой.

Хидеко уже ушла, а Сората все продолжал сидеть в гостиной. Крутил в руке стакан с водой, трогал пальцем едва заметный след дешевой губной помады – темная вишня. Пятнадцать лет назад она не позволила бы себе такой оттенок, а сейчас он казался жалкой попыткой удержать образ жизни, которая уже не станет прежней.

– Я могу войти?

Генри прислонился к косяку и заглянул в комнату. Сората поднял голову и рассеянно кивнул.

– Ты еще спрашиваешь, – глухо отозвался он, подпирая щеку рукой. Чуть повысил голос: – Заходи, Генри, не стой там.

Макалистер приблизился, посмотрел на него и, что-то почувствовав, не стал сразу задавать вопросы. В воздухе витало нечто зловещее, давящее, то, что неподъемным грузом лежало у Сораты на плечах. Он не мог выпрямиться от этой тяжести.

– Расскажешь?

– Куда я денусь? – Сората вздохнул и отставил стакан. Хидеко была все еще красивой, хотя жизнь в безденежье неминуемо сказалась на ее внешности. И эта несуразная дешевая помада ей очень шла. – Тебе вкратце или подробно?

– Наверное, сначала вкратце, – сказал Генри и сел рядом на диван. – Что случилось?

– Хм… – Сората улыбнулся, хотя это была, скорее всего, нервная реакция. – Моего сына похитили.

– Так. Понятно, – пробормотал Генри и потер ладони о штаны. – Нет, прости, я не понял. Какого такого сына?

– Моего, – Сората протянул Генри фотографию. – Моего и этой женщины, Хидеко. Что именно тебя смущает, Генри? То, что у меня есть ребенок, или то, что ты об этом не знал?

Он и сам понимал, что срывается на друге, но голос дрожал, и Сората не мог остановить это. Стоило бы отложить разговор на утро, но ему нужно было выговориться, излить душу тому, кто выслушает все, что он скажет.

Ему нужно было все рассказать Генри.

– Шокирован? Смущен? Скажи хоть что-нибудь! Не надо так молчать!

Генри положил ладонь ему на колено и надавил.

– Меня смущает только то, что ты выглядишь более потерянным, чем этот мальчик, – он ткнул пальцем в снимок. – Похоже, без полной версии не обойтись.

Генри излучал спокойствие и уверенность, потому что они нужны были Сорате, и тот с благодарностью впитывал эти чувства. Хотелось упасть к нему на колени и спрятать лицо. Как объяснить то, что он сам еще не до конца мог принять? Поймет ли Генри его переживания? Осудит ли за то, что случилось давным-давно?

Если он сделает это, Сората не вынесет.

– Это… Очень давняя история, как ты понимаешь, – Сората с трудом сложил губы в благодарную улыбку. – И до ужаса банальная. Мне было где-то шестнадцать, ей двадцать… не помню с чем. Родители мои в отъезде. Мы провели вместе какое-то время, а через пару месяцев Хидеко молча уволилась и уехала.

Сората затих, побарабанил пальцами по колену. Чем больше проходило времени после ухода Хидеко, тем реальней становилось все происходящее.

У него был сын. И этого сына у него отобрали – вообще-то даже дважды.

– Она не сказала тебе, что беременна?

– Нет. Она не собиралась мне сообщать, ей был нужен ребенок, а не я или деньги моей семьи. Если бы родители узнали, они бы меня убили, а Хидеко заставили избавиться от ребенка. Это же такой позор для семьи.

– Звучит так, будто тебя использовали. Извини.

– Да нет, ты прав, – согласился Сората. – С моей помощью она исполнила свое желание, а узнай я правду в том возрасте, кто знает, как бы к этому отнесся? Едва ли я был бы счастлив стать отцом в шестнадцать лет. Я и сам, можно сказать, был тогда ребенком.

– Его зовут Йоичи? – спросил Генри, когда пауза слишком затянулась.

– Да. И день назад он пропал. Хидеко с мужем уже собрались заявить в полицию, как позвонили похитители. Они просят выкуп и соблюдение секретности. И знаешь… Мне кажется, что сумма была завышена неспроста. Хидеко неоткуда взять такие деньги, это слишком фантастическое требование.

С трудом заставив себя расслабить сведенные судорогой пальцы, он поднялся и бесцельно прошелся по комнате.

– Я понимаю, о чем ты, но в любом случае нельзя просто идти на поводу у похитителей, – сказал Генри, следя за его передвижениями – Ни к чему хорошему это не приведет. Ты обещал ей деньги?

Сората кивнул.

– Мой ответ очевиден – средства у меня есть, совесть тоже. А вот с остальным проблема. Я понимаю, что даже если похитители дилетанты, вариантов счастливого исхода очень мало. Ты знаешь, что делать, Генри? Кто может знать такие вещи, если не ты?

Он с надеждой посмотрел на Генри и поджал губы в ожидании ответа.

– Ты меня переоцениваешь, боюсь, как и всегда, – сказала Генри. – Единственный вариант, который я могу предложить, это обратиться в полицию. У них есть необходимый опыт в таких делах. Но чувствую, что ни мать, ни ты на это не согласитесь. Ох, Сора… Неприятная история…

Сората не мог винить его ни в чем. Эта проблема была слишком личной, Генри не имел к ней никакого отношения. Все их предыдущие трудности были общими, все опасности угрожали им обоим почти в равной степени. Сората не имел права требовать от Генри большего, чем он и так уже давал. Он был его якорем, надеждой, опорой, но ничем не был ему обязан.

Сората молчал слишком долго, и Генри, опустив взгляд, неловко произнес:

– Прости. Кажется, я должен тебя поздравить с рожде… появлением сына.

– Давай, ты поздравишь меня, когда мы вернем Йоичи? – Сората нарочно сказал «когда», хотя намного точнее прозвучало бы «если». Если они смогут вернуть мальчика живым. И он специально сказал «мы», трусливо надеясь, что Генри не оставит его одного. Он не чувствовал в себе сил пройти по этому пути в одиночку.

– Мы выпьем за это, сходим в баню, попрошу Масамуне подыскать нам женскую компанию, если хочешь. Я согласен на что угодно.

– Давай без незнакомых женщин, – попросил Генри с вымученной улыбкой.

– Как скажешь, – Сората облизал губы. – Все, что ты захочешь, только…

– Мы с этим разберемся, обещаю, – перебил Генри. – Ты и я. Но прежде мне нужно знать все, от начала и до конца. Когда эта женщина вернется? Я хотел бы поговорить с ней.

– Завтра утром. Думаю, очень рано утром. Но мы можем это не откладывать, она дала свой номер. – Сората вернулся на диван и показал оставленную Хидеко карточку. Он любил решать проблемы сразу, если была возможность. А промедление в такой ситуации было опасным. – И не думаю, что она успела далеко уйти. Закажу деньги в банке, чтобы к утру подготовить выкуп.

– Не спеши. Пожалуйста, – Генри похлопал его по плечу и поднялся на ноги. – Верни ее обратно, а остальное… остальное будем решать потом. Звони ей.

Сората достал смартфон и набрал номер Хидеко. Генри сидел рядом, и от него исходили волны приятного расслабляющего тепла, гораздо лучше, чем недавно в купальне, которая уже казалась только сном. После третьего гудка Хидеко сняла трубку.

– Вы можете вернуться? – коротко спросил Сората, глядя Генри в глаза. – Да. Да, я попросил кое-кого о помощи. Нет, полиция ни при чем, я же обещал. Жду.

Он уронил смартфон на диванную обивку и устало ссутулился.

– Не верится, что это происходит на самом деле, – пожаловался он и опустил голову.

Я встретил гонца на пути.
Весенний ветер, играя,
Раскрытым письмом шелестит.
(Кито)

«Я много раз планировал бросить все и сбежать
к тебе. Просто так. Но представляя себе твое лицо,
полное холодного равнодушия, я чувствовал ужас. Оно
было последним, что я запомнил, и оно часто мне
снилось. Что бы я сказал тебе при встрече, если даже
в письме не могу подобрать слов? Наверное, я казался
тебе жалким. И ты прав. Всегда и во всем прав».
(из неотправленных писем Генри Макалистера)

История вторая,
в которой путь снова лежит на остров

Хидеко еле слышно плакала, комкая в руках мокрые бумажные платки. За минувшую ночь она еще больше осунулась, в глазах не было никакого выражения, в уголках не просыхали слезинки, а вишневая помада, запомнившаяся Генри после вчерашнего, исчезла с бледных губ. Генри не мог представить себе весь масштаб материнского горя, но глядя на Хидеко, он будто заглядывал ему прямо в лицо. Сората заказал ей воды, а заодно обед, чтобы не занимать столик в небольшом кафе, расположившемся между аэропортом и токийским портом, но сам к еде не притрагивался.

Генри нервно посмотрел на часы. Снова.

Первые инструкции они получили рано утром, когда Генри еще спал, а Сората как раз успел проснуться и отправиться на пробежку. Звонок Хидеко застал его в пути, и, вернувшись, он сразу начал собираться в дорогу. Родителям велели быть в полдень у международного аэропорта Токио вместе с деньгами, а в качестве доказательства предоставили короткую аудиозапись с голосом Йоичи. Времени как раз хватило, чтобы на машине добраться до Токио и найти место, где можно ждать, не привлекая особого внимания. И буквально через четверть часа поступили новые инструкции.

Мужу Хидеко, Нобу, вручили неприметный рюкзак с выкупом и отправили на место. Он должен был пройти определенным маршрутом, купить капучино в «Старбаксе» справа от входа, подняться на второй этаж в туалет, взять ключ в крайней левой кабинке за сливным бачком, вернуться в зал ожидания и сдать рюкзак в камеру хранения. Ключ положить на место и просидеть полчаса в кафе за самым ближайшим к балкону столиком. Генри от подобных сложностей стало не по себе – будто похитители пересмотрели американских фильмов про шпионов. Нобу трясся, как осиновый листок, постоянно что-то бормотал, словно оправдывался, пытался перевалить задачу на кого-нибудь другого, но этого нельзя было делать, ведь похитители не должны узнать о том, что Хидеко помогает еще кто-то, кроме супруга.

Ожидание длилось слишком долго. Сората лениво пожевал салат и переключился на кофе – выпил уже три чашки безумно крепкого американо. Выглядел он невыспавшимся и несчастным, пусть и старался держаться.

– Не хочешь бифштекс с кровью? – спросил он у Генри. – Или гамбургер?

Ни у кого из их троицы не было аппетита, но еда хотя бы позволяла скоротать время и немного отвлечься.

– Может, ты сам что-нибудь нормальное съешь? – спросил Генри. За минувший час салата в тарелке у Сораты почти не убавилось, зато официант только успевал повторять заказ на напитки. Прежде Генри не замечал за ним любви к крепкому кофе.

– Я еще это не съел, – вяло улыбнулся Сората, – к тому же из нас ты – главный едок.

Шутка не нашла отклика ни у Генри, ни тем более у Хидеко.

Слезы женщины давили на нервы. Казалось, уж пусть лучше прокричится раз, но как следует, чем будет вот так через силу глотать рыдания. Недавно звонил Хибики, сказал, что немедленно едет к ним из университета. Скоро все они будут в сборе, разве что кроме Руми.

– Курода-сан? – из вежливости обратился к ней Генри. – Вам ничего не заказать?

– Вы думаете, я в состоянии есть? – процедила она и прижала к лицу свежую салфетку. От слез глаза у нее воспалились, веки покраснели.

Генри не выдержал и отвернулся.

Сората придвинул Хидеко новый стакан с водой и неловко коснулся ее плеча. Она вздрогнула, но и только, даже головы не повернула. Сората перевел подавленный взгляд на Генри и вздохнул.

– Скоро будет час, как Курода ушел. Нам должны позвонить с минуты на минуту, – он окончательно отодвинул от себя истерзанный салат и посмотрел на телефон Хидеко. Его специально оставили на столешнице экраном вверх, чтобы в шуме не пропустить звонка. Но аппарат оживать не спешил.

– Наберись терпения, – посоветовал Генри, хотя сам уверенности не испытывал. – Им нужны деньги, и они выйдут на связь, если что-то пойдет не так.

– А если все пройдет так? Если они заберут выкуп, – Сората спохватился и понизил голос до шепота, придвинувшись к Генри, – но не вернут мальчика?

Генри не знал, что ему ответить. Он никогда не работал с такими делами, занимаясь мелкими кражами и бытовыми склоками, да и вообще полицейским был неважным. Он хлопнул Сорату по плечу, и тот отстранился, возвращая на лицо равнодушно вежливую полуулыбку.

– Я… отойду на минуту, – он многозначительно махнул рукой в сторону туалета и поднялся.

Генри кивнул и откинулся на спинку диванчика. С его места открывался отличный вид на вход, и он следил, как Сората направляется к двери туалета, но совсем немного не доходит. Звякнул колокольчик, и в кафе широким шагом буквально ворвался высокий молодой европеец с рюкзаком на плече. Столкновение было неизбежно, и Сората, не глядящий по сторонам, налетел на него.

– Эй! Смотри, куда прешь! – возмутился тот на почти идеальном японском. Для гайдзина[6], разумеется.

– Прошу прощения, – ответил Сората, уткнувшись взглядом в пол. Чуть отстранился, пропуская, и только потом поднял голову. Но европеец не собирался упускать возможности поскандалить.

– Думаешь, извинениями отделаешься? Ты мне все ноги оттоптал.

Генри напрягся, и тут откуда-то со стороны касс появилось новое действующее лицо.

– Вообще-то, это твоя вина, Риан, – к ним спешно подошел невысокий молодой японец с выкрашенными в рыжий волосами и склонился перед Соратой. – Простите его, пожалуйста. Мой друг не очень хорошо воспитан.

Конфликт, кажется, разрешился сам собой, и Генри, уже надумавший вмешаться, немного расслабился. Однако все равно поднялся из-за стола. Два японца усердно кланялись друг другу и приносили взаимные извинения, а виновник инцидента с до отвращения снисходительным взглядом возвышался над ними на целую голову. Картина необычная, и на них стали коситься с любопытством. В обеденное время кафе было переполнено, а трое мужчин блокировали выход.

1 Для японских имен действует следующий порядок: сначала фамилия, потом имя.

2 Там кто-то есть.

3 Вы живы?

4 Что за черт?

5 Вернись.

6 Гайдзин – посторонний, иностранец, часто используется в негативном ключе (яп.)

Продолжить чтение

Хенкан. Последний эксперимент

Список действующих лиц[1]

История промежуточная,в которой герои ищут ответы, а находят проклятие

История первая,в которой приносят дурные вести

История вторая,в которой путь снова лежит на остров

История промежуточная,
в которой герои ищут ответы, а находят проклятие

История первая,
в которой приносят дурные вести

История вторая,
в которой путь снова лежит на остров