Километры как способ самопознания

Глава 1

– Повторить? – Бармен кивнул на стакан с остатками виски, в котором медленно таяли кубики льда.

Тимур очнулся от мрачного оцепенения, пошарил по карманам. Он выскочил из номера, не захватив с собой ничего – ни бумажника, ни даже телефона, – не в том был состоянии. В заднем кармане джинсов нашлась запасная ключ-карта от номера и единственная мятая купюра, номиналом немного превосходящая выпитый Тимуром виски. Он положил её на стойку.

– Не нужно. И сдачи тоже не нужно.

Бармен забрал деньги и понимающе кивнул.

– Можем записать на счёт номера, – предложил. – Оплатите при выезде из отеля.

– Нет, спасибо. Я, вообще-то, не пью.

– Совсем? – Бровь бармена дёрнулась то ли с удивлением, то ли с иронией.

– Совсем, – ответил Тимур и решительно опрокинул в себя остатки виски.

Звякнули, прокатившись по стенке стакана, обтаявшие до неправильных шариков, кусочки льда. Бармен едва заметно хмыкнул себе под нос и продолжил тереть полотенцем пивную кружку. Тимуру в этом хмыканье послышалось слегка презрительное снисхождение, и внутри вновь зашевелилась едва утихшая злость.

Наверняка так говорит каждый третий, прежде чем напиться до полуобморочного состояния. Но Тимур действительно не пил, за исключением фужера дорогого шампанского по праздникам. Он не любил терять контроль даже на самую малость, и лёгкое головокружение после бокала вина его уже нервировало. Однако сегодняшняя ситуация его нервировала куда больше головокружения, и алкоголь оказался единственным доступным средством попробовать хоть как-то заглушить злую обиду на Лерку.

Бармен наклонился ближе и, понизив голос, спросил с тёплым дружеским участием:

– Не задался отдых?

Тимур нахмурился ещё больше и сделал неопределённый жест ладонью: так себе, мол.

– Что-то как будто похуже, чем так, – бармен повторил его жест, – иначе бы не сидел один среди ночи в баре отеля, с пустым стаканом и кислым видом.

На это очевидное приглашение поговорить Тимур лишь вздохнул и мрачно уставился в свой стакан. Делиться своими проблемами он не привык. Отец говорил, что о них треплются только непутёвые бездельники, человек же разумный их решает, а не болтает.

Сам отец тоже так делал: решал, порой – радикально, и всегда молча. Поэтому о разводе родителей, о новой женщине отца, о грядущей их свадьбе и о последующем разводе Тимур узнавал в самый последний момент и без каких-либо объяснений. Его просто ставили перед фактом: мол, сын, мы с мамой расходимся, ты будешь жить со мной. А потом: познакомься, это Виолетта, мы женимся, она станет тебе мачехой, а её дочка – твоей младшей сестрой…

В поле зрения Тимура появилось горлышко бутылки, звякнуло о край его стакана, плеснув ещё виски.

– За счёт заведения, – кивнул бармен.

– Не стоило. Мне уже хватит.

– Ну пусть тогда просто постоит. Приятней смотреть в стакан хотя бы на четверть полный, чем в совершенно пустой, верно?

– Как скажешь, – проигнорировал Тимур очередную попытку завязать задушевную беседу. Как бы паршиво ни было, распахивать свою душу, словно надетый на голое тело плащ в тёмной подворотне, он не умел и не хотел. Это казалось ему неприличным. А в нынешних обстоятельствах – ещё и пошлым до омерзения.

Лера, его жена, с этим бы не согласилась. Ей во всём требовались какие-то эмоции, бурное их проживание и обязательно – трансляция вовне. Обсуждение. Одним словом – мелодрама. Тимуру же вменялось, что жить с ним всё равно что с рыбкой: он вечно плавает в каком-то своём аквариуме. Это было несправедливо: Тимур много работал, это правда, но всегда находил время на своих девочек – жену и дочку, – ни в чём им не отказывая. Вот и сейчас, когда Лера захотела к морю, он поставил свою работу в элитной стоматологической клинике на паузу, пристроил дочку под крылышко к любящей бабушке и увёз жену в отпуск.

Напряжение между ними росло уже давно, и Тимур рассчитывал, что время, проведённое наедине в тихом живописном местечке без забот и домашней рутины, вернёт им утраченную близость и взаимопонимание, но всё вышло иначе, и в конце концов они разругались так, что Лера, пусть и сгоряча, но впервые заикнулась о разводе, а Тимур так и не понял, где ж он накосячил в этот раз.

«Никакой импровизации, никакого живого участия от тебя, только отбывание срока, словно какого-то наказания!» – так она сказала.

– Наш брак стал наказанием для тебя, Тим? Скажи! Может, тогда стоит подумать о досрочном освобождении? Ты ведь даже романтический вечер умудрился превратить в унылую обязаловку, как, собственно, и весь отдых!

Тимур старался сохранять спокойствие, хоть внутри уже вовсю клокотала злая досада.

– Я не пойму, что опять не так, Лер! Море, люкс, трёхразовое питание и отдых только вдвоём – всё, как ты хотела, по первому твоему щелчку.

– К чёрту люкс! Я хотела тебя – целиком и полностью, всего, живого, настоящего, с чувствами! А получила опять какой-то скучный аватар, запрограммированный на ряд бытовых функций. Где ты опять витаешь, Тим? Что у тебя в голове?

Тимур сложил руки на груди, прислонившись к косяку, и Лера толкнула его в плечо.

– Вот сейчас я бешусь, а ты стоишь с безучастным таблом! Тебе на меня совершенно плевать, что ли?! Я хочу от тебя человеческого отклика, внимания, открытости, эмоций – да хоть каких-нибудь уже!!!

– Ну ты же знала, что выходила замуж не за героя мыльной оперы. Я не умею так эмоционировать. Зато умею решать проблемы – этого мало?

– Да в том-то и дело: ты не жить, а только работать и решать проблемы и умеешь, причём даже не свои, а своей шалавистой сестрицы!

– Вот только её не приплетай!..

– О, а может, мне тоже шарахаться по всяким притонам и встревать в переделки, как Ма́лика, если только это тебя разогревает?! Если будешь так же регулярно меня от ментов отмазывать и с рогов самого чёрта снимать, так, может, я и увижу хоть какое-то твоё эмоциональное участие, а?

Тут терпение Тимура лопнуло окончательно.

– Эмоций, кажется, и так сверх меры, – процедил он и вышел из номера. Пожалуй, хлопнул бы дверью, не будь она с доводчиком.

Если Лера действительно хотела с ним таких же отношений, как у него были с Маликой, она шла в нужном направлении: каждый его разговор с сестрой заканчивался скандалом, каждый её звонок оборачивался для него проблемой. Это, по её мнению, «жизнь» и «эмоции»? Тимур давно бы кинул Малику в чёрный список, если бы не был уверен, что без него она попросту пропадёт, крепко вляпавшись в очередные неприятности, притягивать которые у неё получалось просто виртуозно. Тимуру казалось, что и сама она была воплощённой неприятностью. Для него – так точно.

Брак их родителей продлился пять лет и распался, когда Малике было одиннадцать, а Тимуру только исполнилось восемнадцать. Эти пять лет стали худшими в жизни Тимура – из-за сестры. Как ни странно, в этом она была с ним почти согласна, но с оговоркой: худшие пять лет её жизни – из-за него. А ведь это она на правах младшей всегда выходила сухой из воды, сваливала на Тимура последствия своих проказ и всячески ему досаждала, в том числе и умело пользуясь позицией его отца: «ты теперь её старший брат и отвечаешь за неё».

Сейчас Малике было двадцать четыре, она рассорилась с матерью, совершенно перестав с нею общаться, не поддерживала связей и с отчимом (ни с одним из трёх), ни разу, насколько знал Тимур, не заводила серьёзных отношений и не задерживалась на хоть сколько-нибудь серьёзных работах, но, словно назло, о сводном брате не забывала, хоть он и общался с ней только по необходимости – когда Малике действительно требовалась помощь, а помочь ей, кроме Тимура, было некому. Он уже не считал её своей сестрой, но всё не мог избавиться от тягостного чувства ответственности за неё.

Ещё и Лера периодически подсыпала перца вспышками абсурдной и очень обидной для Тимура ревности к Малике, особенно когда та начинала на ночь глядя слать ему в мессенджере дурацкие мемы или селфи, демонстрируя то новый цвет волос, то новый пирсинг, то новые дизайны татуировок, которые она любила придумывать и неплохо рисовала под заказ. Тимур на эти сообщения не отвечал, но Малика не переставала писать, а Лера не переставала психовать. Просить этого не делать – что ту, что другую – оказалось бесполезным…

Тимур сам не заметил, как прикончил второй стакан виски и задремал – прямо за барной стойкой, уронив лоб на сплетённые пальцы, не отвлекаясь от своих мрачных мыслей, которые умудрялся думать даже сквозь дрёму. Очнулся он от лёгкого похлопывания по плечу.

– Может, кофейку? – спросил бармен.

– Который час?

Тимур размял затёкшую спину и потёр ладонью глаза.

– Полвосьмого.

– Чёрт!

– Проблемы?

– Возможно…

Лера вставала рано и наверняка уже проснулась. Вряд ли ей понравится, что он ночью так и не вернулся, а значит, в номере его может ждать вторая серия вчерашнего скандала.

– Я могу чем-то помочь? – участливо спросил бармен.

– Нет. – Тимур слез с высокого табурета. – Но спасибо, – и поковылял из бара к лифтам.

– Если понадоблюсь – я здесь, – ответил бармен.

Тимур ошибался: в номере его ждала лишь пустота и обломки разбитого о стенку смартфона – его, конечно же, не Лериного.

– Просто замечательно! – мрачно буркнул Тим и, не раздеваясь, рухнул на заправленную кровать.

Лера наверняка ушла на пляж, и есть надежда, что вернётся оттуда она в более благостном настроении, и тогда они пойдут пообедать в какое-нибудь красивое место (к чёрту трёхразовое отельное питание!), и он постарается, очень постарается не быть тем самым «аватаром».

Но Лера не вернулась ни к обеду, ни после. Тимур заволновался, спустился вниз, позвонил ей со стойки регистрации, но её телефон оказался отключен. И тут он сообразил, что в номере сегодня действительно непривычно пусто – не хватало их вещей: Лериной соломенной шляпы и яркого парео, брошенных на стул; вечерних туфель на шпильке, кроссовок и пляжных шлёпок, выстроившихся рядком у двери; чемодана, чей ярко-жёлтый бок выглядывал из-за приоткрытой дверцы шкафа-купе; и даже бумажника Тимура со всеми картами и документами, который он положил на прикроватную тумбочку.

Лера уехала.

А у Тимура остался только разбитый в хлам телефон и то, что было на нём, когда он спустился в бар: джинсы, рубашка и кроссовки.

– Просто замечательно! – повторил он второй раз за день, но теперь ещё более мрачно.

Он пытался дозвониться до Леры весь оставшийся день и следующее утро – безрезультатно, её мобильник всё так же находился «вне зоны действия сети». До выезда из отеля оставались сутки, а у Тимура не было ни денег, ни документов, чтобы уехать. Надо было что-то решать.

Наизусть он помнил только номер жены и сестры. Не звонить же Малике! С другой стороны, а что ещё остаётся? Если бы она скинула ему немного денег, он бы смог добраться до дома автостопом за наличку. Вот только как перевести деньги, когда у него ни карты, ни паспорта, ни знакомых в этом городе?

На ум пришёл предлагавший помощь бармен. Что, если он разрешит перевести деньги на его карту и передаст их Тимуру наличкой?

– Да без проблем, друг, – пожал плечами бармен на вопрос Тимура и протянул ему мобильник. – Звони с моего, пусть она на этот номер и кидает. Я до завтрашнего утра здесь, сниму и тебе отдам сразу, как переведёт.

– Спасибо! – Деревянными от неловкости пальцами Тимур взял мобильник. – Ты очень меня выручил.

– Да без проблем, – повторил бармен с усмешкой. – Ещё повезло, что я подменяю напарника – так-то сегодня не моя смена.

– Да, повезло… – пробормотал Тимур, набирая номер.

Что сказать Малике? В общем-то он не должен перед нею отчитываться, просто попросит в долг, и всё. К чему ей знать о его неприятностях? В конце концов, он сам регулярно ей одалживает…

– Хэй! – раздалось звонкое после первого же гудка.

– Лика, это я.

Голос Тимура дал петуха, пришлось откашляться.

– Вау, Тим! Ты ж говорил, что позвонишь мне только в случае, если тебя некому будет забрать из морга! А номер, что ли, патологоанатома?

Тимур поморщился, вспомнив один из недавних скандалов, которыми завершались их с Маликой встречи.

– Нет, это… Слушай, тут такое дело…

– Забрать тебя из морга? – хохотнула Малика. – Диктуй адрес!

– Ну, почти… Мы с Лерой на море… То есть были… В общем… – Тимур вздохнул, потёр лицо и взъерошил волосы. – В общем, мы поругались, и она уехала со всеми вещами, включая мой бумажник. Я сейчас в отеле, но завтра утром нужно выехать, а у Лерки телефон отключен вторые сутки. Я доберусь домой автостопом, если ты выручишь меня и переведёшь по номеру, с которого звоню, денег. Это телефон сотрудника отеля, он отдаст мне сумму наличкой.

– Хм…

Повисла пауза. На фоне гудели машины и раздавались чьи-то голоса: Малика явно была где-то на улице.

– Поможешь?

– А это точно ты, не нейросетка? А то сейчас мошенники кругом…

– Это я, Малёк.

– Фу, ну ясно. Кто б ещё меня так назвал!

– Набери Лерку, убедишься, что её номер недоступен.

– Конечно недоступен, ведь я у неё в чёрном списке, – усмехнулась Малика. – Неужели и тебя нашли приключения, Мур-мур? – Она помолчала, о чём-то размышляя. – Слушай, а до завтрашнего утра подождёшь? Если я часов в девять деньги скину?

– Да, в девять нормально. Мне до двенадцати нужно освободить номер.

– Ну, океюшки. Тогда жди.

– Спасибо.

– Да ладно! – хмыкнула Малика и отключилась.

«Надеюсь, ей для этого не придётся брать микрозайм, – подумал Тимур, возвращая бармену телефон. – И до завтрашнего дня она сама никуда не вляпается и не забудет про обещание».

На следующее утро Тимур с наличкой в кармане шёл по трассе, держа на отлёте кулак с большим пальцем, поднятым вверх. Машин по пути ехало немало, но никто не откликался на его бессловесную просьбу подвезти. Спустя полчаса на обочине позади него кто-то всё же затормозил. Судя по скрипу и скрежету – какая-то развалюха.

– Хэй, детка, расплатишься натурой, если подброшу? – крикнул весёлый, очень знакомый голос.

Тимур обернулся. Из таратайки, больше похожей на неуклюжую детскую поделку, чем на настоящую машину, выглядывала асимметрично стриженная голова аквамаринового цвета.

– Малика?! Ты как здесь?

– Прилетела на самолёте, дружок. Могу себе позволить, у меня же есть паспорт! – подколола она. – Хотела подхватить тебя у отеля, но на трассе от аэропорта авария и жуткая пробка, поэтому я не успела до твоего выезда. Садись давай, чего встал!

Тимур сел в машину, и кресло под ним трагично заскрипело.

– Она не развалится?

– А фиг знает, – пожала плечами Малика.

– Где ты её вообще взяла?

– Угнала.

– Со свалки?

– Пффф.

Малика усмехнулась и встроилась в автомобильный поток.

– И как узнала, в каком я отеле?

– Перезвонила по тому номеру. У его хозяина очень сексуальный голос!

Тимур нахмурился, Малика рассмеялась, запрокинув голову, при этом ещё сильнее вжав педаль в пол, хотя и так ехала с ветерком.

– Смотри на дорогу!

– А что там?

– Машины.

– А! Ну их я уже видела. Все похожи.

Тимур обречённо вздохнул.

– Надеюсь, в той аварии, которая на трассе у аэропорта, не ты виновата?

– В кои-то веки хоть в чём-то виновата не я, прикинь.

– Чудеса!..

– Там дальнобой заснул за рулём и снёс легковушку.

– Откуда знаешь, что заснул?

Малика пожала плечами.

– Права-то у тебя хотя бы есть, я надеюсь?

– Конечно! Конституционные, как у всех граждан.

Малика прыснула, бросив на Тимура быстрый косой взгляд.

– Зачем было приезжать? – Он с досадой потёр лоб. – Ты же перевела деньги.

– Ты нормальный вообще? – Малика обернулась на него с азартным блеском в глазах. – Мур-мур впервые вляпался в историю – считай, своей приключенческой девственности лишился, разве ж я могла бросить тебя в таких обстоятельствах?! А кто будет держать тебя за руку и обещать, что всё будет хорошо?

– С тобой, несколько дней в дороге? Хорошо?! Серьёзно, такое возможно?

Малика вновь расхохоталась.

– Будет хорошо после, когда ты окажешься в своей естественной среде обитания – с кондиционерами и антисептическими салфетками! На контрасте, так сказать. – Она ободряюще похлопала его по бедру, и Тимур чуть отодвинулся. – А пока у тебя из документов только усы, лапы и… – окинула брата скептическим взглядом, – и вот это ещё – как назвать: борода? Щетина? Ты в моей власти, и нас ждут прррриключения!

Последнее слово она проорала в открытое окно, надавив на клаксон, а потом вновь поглядела на совсем скисшего Тимура, скривившегося от резкого звука, и, прежде чем врубить старенькую магнитолу, добавила:

– И не надейся, что всё обойдётся!

Глава 2

– Так что у вас там за драма приключилась? – спросила Малика, перекрикивая грохотавшую в салоне музыку.

Тимур поморщился и ничего не ответил. Малика достала из кармана короткой джинсовой жилетки упаковку жвачки, ловко вскрыла её одной рукой и выдавила пару подушечек себе в рот. Предложила Тимуру, но тот в ответ скривился ещё сильнее. По салону поплыл химозно-сладкий клубничный аромат, перекрывая запах нагретого солнцем ржавого железа, старого растрескавшегося дерматина и дорожной пыли.

– Нам придётся разговаривать, раз уж мы едем вместе. – Малика надула и звонко лопнула пузырь. – У тебя такой вид, словно тебя сейчас стошнит, – хохотнула.

– И ты этому всеми силами способствуешь.

– О! Заговорил! Продолжай, не останавливайся!

Тимур покачал головой.

– Под такой галдёж разговаривать невозможно!

Малика тут же увернула музыку на минимум и посмотрела на брата подстрекательски.

– А под выбранный тобой репертуар возможно разве что сдохнуть в корчах, – добавил он.

– Включить другое?

– Выключить вовсе.

– Не-а, так не пойдёт. Заказывай песню!

– Да любую, только не эту Гагу, – раздражённо отмахнулся Тимур.

– Океюшки! – Малика защёлкала срабатывающими через раз кнопками старенькой магнитолы.

– И не «Зверей»! – дёрнулся, словно от укола, Тимур, едва заслышав первые ноты. – Что-нибудь нормальное есть?

– Есть Лана Дель Рей, устроит? – Малика строго изломила тёмную тонкую бровь.

Тимур обречённо вздохнул.

– Твой любимый джаз в моей коллекции отсутствует.

– Как и вкус…

Малика попыталась шутя треснуть его по лбу, но Тимур оттолкнул её ладонь.

– Решено, Лана Дель Рей. Будет тихо, если не станешь молчать. – Она посмотрела на отвернувшегося в окно Тимура. – Или громко, а я ещё и подпою! Времени тебе – до припева.

Тимур не отреагировал: прижался лбом к стеклу и закрыл глаза. Сестра не изменила своему провокационному стилю общения и уверенным ходом двигалась к очередному скандалу, испытывая терпение Тимура и крепость его нервов.

Тем временем, первый куплет включенного ею безобразия закончился, и в припеве, как и обещала, к Дель Рей присоединилась Малика.

– Уил ю стил лав ми уэн айм ноу лонгэ ян энд бьютэфу-о-ол! – орала она, вызывающе поглядывая на Тимура.

– Если ты сейчас поперхнёшься своей жевательной резинкой, мы попадём в аварию и погибнем, – бесцветно сказал он.

Малика рассмеялась так, что аж хрюкнула и действительно чуть не поперхнулась.

– Тебе сколько лет, Тим? Девяносто? «Жевательная резинка», – передразнила она. – Ну ладно, пусть будет «жевательная резинка», лишь бы не молчал. – Она вновь убавила музыку на минимальную громкость, всё ещё фыркая от смеха.

– Нет уж, я лучше помолчу.

– Чёй-та?

– Каждый наш разговор тоже кончается драмой.

– Да что ты за человек такой: с кем ни заговоришь, всё заканчивается драмой!

Тимур метнул на сестру грозный взгляд.

– Ты поэтому в ортодонты пошёл? Чтобы клиенты чисто физически не могли с тобой болтать в процессе? Тогда ещё можно было в патологоанатомы, но там платят меньше. Зато клиенты – молчаливей некуда. Нет разговоров – нет драм. Так что там у вас с Леркой?

Тимур тяжко вздохнул.

– Намекнула на развод, – нехотя ответил он, выдержав паузу, но не выдержав косой взгляд Малики. – Не отвлекайся от дороги, пожалуйста.

– Океюшки!

Малика лихо, нарушая правила, обогнала впередиидущую машину.

– Лика!!!

– Ну что опять? Я смотрю на дорогу, как ты и велел.

– Будь любезна ещё и ПДД соблюдать.

Малика передразнила его, состроив кислую гримасу.

– Ты с темы-то не соскакивай! Чего вдруг Лерка развестись хочет? У вас же дочка и офигенный дом.

– Это не залог взаимопонимания и счастливого брака.

– Но это же главные твои плюсы! – Она рассмеялась, не отрывая глаз от трассы и игнорируя уничтожающий взгляд Тимура. – Внешность у тебя, правда, тоже зачётная… – Не глядя на Тимура и не обращая внимания на его попытки увернуться, она пощупала его бицепс и взъерошила густые короткие волосы. – Но внешность же, как мы знаем, в отношениях второстепенна. Что ж ей тогда надо?

– Подогнать меня под стандарты героя голливудской мелодрамы.

– Оу! Ну, красивый дом и ничёшная внешность уже в твоей копилке. Ты ответственный и классно умеешь смотреть букой – это сейчас в тренде. Осталось… что? Стать плохишом с чистым сердцем? Участником бойз-бэнда? Или заболеть смертельной болезнью? Извини, не знаю Леркиных любимых фильмов.

– Я тоже уже ни черта не знаю, – пробормотал Тимур, отворачиваясь к своему окну и опуская стекло пониже.

– Эй-эй, не впадай в анабиоз! Я не для того преодолела эти километры, чтобы всю обратную дорогу слушать твоё угрюмое сопение. Так какие у неё к тебе претензии?

– Вообще-то, это не твоё дело, Лика. А наше, внутрисемейное.

– Что ж тогда я, а не внутрисемейность, везу тебя домой? Теперь, получается, дело и моё – раз уж ты меня в него втянул.

– Да я… – начал Тимур и осёкся: именно эту фразу «теперь это и моя проблема, раз уж ты меня в неё втянула», – говорил он Малике каждый раз, вытаскивая её из передряг. – Мстишь?

Он рассчитывал, что она вновь рассмеётся, тряхнув торчащими во все стороны аквамариновыми прядями, и бросит на него свой коронный подначивающий с хитринкой взгляд. Но Малика даже не улыбнулась, лишь слегка дёрнула плечом и ответила:

– Просто хочу помочь.

– Да что ты по… – Он вновь осёкся, но сестра его поняла.

– Что я соображаю в семейных отношениях? Ничего, конечно же. – Она вновь надула и лопнула пузырь. – Зато немного разбираюсь в семейных скандалах.

– Это уж точно.

– Опыт, знаешь ли.

– В их организации.

– А то! Ну так что? Рассказывай!

– Лика… Ну правда, это наше дело, не твоё, – как можно миролюбивее сказал Тимур, но, кажется, выражение, которое бывает, когда прожевал дольку лайма, с его лица так никуда и не делось, помешав Малике поверить в его миролюбие.

– Океюшки, – подозрительно спокойно пожала плечами она и переключила магнитолу, вновь прибавив звук.

– Ай уонт ё лав! Лав-лав-лав! – начала она подпевать, кривляясь со всем присущим ей артистизмом, пританцовывая прямо за рулём.

– Да чёрт тебя дери! – психанул, не выдержав этого перфоманса, Тимур. – Останови машину!

Требовать это было ошибкой: Малика, не переставая петь, помотала головой и назло брату прибавила газу.

– Лика!!!

– Всё в твоей власти! – крикнула она ему в перерыве между куплетами.

Тимур вздохнул и, прищурившись из-за яркого солнца, мрачно посмотрел вдаль, словно надеясь почерпнуть из открывающегося вида сил или спокойствия.

– Она сказала, что я не умею жить, умею только работать и решать проблемы, – негромко признался он, и Малика тут же выключила музыку.

– Рили?!

– Тебя это словно обрадовало.

– Да не, я сочувствую тебе, конечно… Но в этот раз Лерка попала не в бровь, а в глаз. Ты и правда превратил жизнь в график в собственном ежедневнике – сплошное планирование, никакого экспромта, бесприключенческая скучь.

– Чего?

– Скукотища, говорю.

– Я, вообще-то, во внеочередной отпуск по первому же её зову сорвался…

– Но прежде наверняка распланировал путешествие по минутам – в том самом ежедневнике, да? И сто раз всё перепроверил.

Тимур промолчал.

– Никакого драйва. Белые халаты, чужие зубы, кондиционеры и антисептики… – вздохнула Малика, лопнув очередной пузырь.

– Вот привязалась к этим антисептикам!

– Не я, а ты. Они же всегда при тебе. Прям фигею, как ты сейчас столько времени без них выживаешь! Я могла купить тебе один в аэропорту, но не стала: интересно поглядеть на тебя в тяжёлых жизненных обстоятельствах. Скажи, ломка уже началась?

– Не такая сильная, как случается у тебя без жвачки.

– Вау, клубника! – Малика резко крутанула руль, свернув на отворотку.

– Ты что творишь, какая клубника?! – заорал Тимур, едва не вылетевший на лихом повороте в окно.

– Вон там на столбе объявление было – продают клубнику. А я ещё не успела поесть клубники этим летом. Летела сюда и думала: тут она, конечно, вкуснее и дешевле, чем у нас, так что нужно обязательно попробовать. – Малика сбавила скорость, вертя головой по сторонам. – Так. Наверное, где-то на дороге продают, да? Или как?

– Ты меня спрашиваешь?! Я откуда знаю? Я вообще никакого объявления не видел. Что там написано было?

– Не знаю, я дальше стрелочки и «продажи клубники» не успела прочитать, – беспечно пожала плечами Малика.

– Серьёзно?! И сразу свернула чёрт знает куда? Может, это объявление там с прошлого года висит? Может, речь вообще не о ягодах, а об усах?

– Может. Но дорога есть, куда-то она ведёт, поедем и посмотрим.

Тимур страдальчески взвыл и с силой треснулся затылком о подголовник.

– Это же невозможно что такое!

– А что такое? Тебе на работу завтра?

Малика перевела на него взгляд серо-голубых глаз – образца чистейшей невинности. О, своей милой мордашкой и пленительными глазами она умела пользоваться с детства, и потому, какую бы каверзу она ни затеяла, ей стоило лишь хлопнуть вот так ресницами, и для взрослых виновником сразу становился Тимур. «Ну ты же старше, должен уже понимать…». «Ну она всего лишь ребёнок и не понимает…». «Да ну, я никогда не поверю, что такое в голову могло прийти ей, а не тебе, она слишком мала, а ты почти взрослый. Так будь уже мужчиной и не сваливай вину на сестру». А сестре, тем временем, в голову приходили такие проказы, до которых сам Тимур никогда бы не додумался. И все его попытки остановить её заканчивались одинаково: вмешательством родителей и её коронным «это он мне сказал так сделать!».

– Эй! – выдернула его из воспоминаний Малика. – Когда тебе на работу, спрашиваю?

– Через две недели, – на автомате ответил Тимур и сразу об этом пожалел.

Малика заулыбалась себе под нос, словно сытая, что-то задумавшая лисица.

– Тогда есть время…

– На что это? – насторожился Тимур.

– Для начала – поесть клубники. Ты уже ел её этим летом?

– Нет, но времени ещё полно.

Малика вздохнула – как-то непривычно, иначе – и многозначительно замолчала.

– Что? – ещё больше напрягся Тимур.

– Да нет, ничего…

– Ну говори уж!

– Ты ж хотел помолчать.

– А сейчас понял, что такое твоё молчание нервирует меня сильнее болтовни. Говори давай!

– Просто, знаешь… – Она глянула на Тимура, и в этом мимолётном взгляде он не нашёл привычных дерзких смешинок. – Нет ничего неуловимей того, про что мы обычно думаем, что уж это-то точно успеем, времени полно. А моргнёшь – и время вышло, а ты ни клубники не поел, ни…

Пауза подозрительно затянулась.

– Ни?.. – переспросил Тимур.

– Ни то важное, что постоянно на языке вертелось, сказать не успел.

– Если оно важное – чего же сразу не сказать?

– А вот спроси. Почему-то дичь всякая болтается без остановки, при любом удобном, а вот важное всегда до каких-то особенных обстоятельств откладывается или просто – «на потом».

– Я все важные вопросы решаю сразу.

Малика окинула Тимура скептическим взглядом

– Ага. Эти твои важные вопросы – вообще пыль. Помрёшь – никто про них не вспомнит. А вот Лерке своей в любви признаёшься наверняка только по праздникам. На годовщину там, на день рождения дочки, да? – Не поворачивая головы, она скосила на него хитрый и проницательный глаз. – А что ж тогда действительно важно, если не это? А вон и клубника! – В её глазах вновь вспыхнуло знакомое безрассудство.

Тимур посмотрел в окно. За разговором они доехали до какого-то посёлка, на окраине которого, в тенёчке остановки пригородного автобуса, притулилась бабуся с клубникой, расфасованной по большим стаканчикам из-под сметаны, выстроенным на перевёрнутом деревянном ящике.

– Купи мне стаканчик!

Тимур уже в который раз вздохнул, состроив страдальческую мину.

– Ну пожа-а-алуйста! Я почти все деньги тебе перевела, себе только на транспорт оставила.

Делать нечего, он открыл скрипучую дверцу и вынырнул на солнцепёк.

Бабуля в опрятном ситцевом халатике и белом платочке ему обрадовалась, приглашала угоститься клубникой до покупки: «Ты попробуй, она же страсть какая сладкая! Мало же одного стаканчика, бери два!», а потом долго приноравливалась сухонькими подрагивающими ручками ссыпать ягоды из стакана в кулёк, чтобы те «не разбежались» в процессе.

– Что там застрял-то? – поинтересовалась Малика, когда Тимур вернулся в машину. – Экспертизу проводил, что ли?

– Бабушка долго клубнику в кулёк перекладывала, – ответил он, сунув сестре ягоды.

– Ну и помог бы.

– Она время тянула, чтобы я ещё один стакан купил.

– Ну и купил бы.

Тимур замер в неудобной позе, пытаясь запихнуть скобу пряжки ремня безопасности в замок, и уткнулся в сестру раздражённым взглядом. Малика, глядя ему в глаза, приподняла брови, словно ожидая от него каких-то очевидных действий.

– Чёрт тебя дери! – ругнулся он, отшвырнув непослушный ремень. – Так бы сразу и сказала, что тебе два стакана надо. Я угадывать должен?

– Да не мне два стакана, умник. Нам эта клубника – мелочь, а бабушка на деньги с неё, может, несколько дней жить будет.

– На такую сумму и дня не проживёшь, – пробурчал Тимур, нащупывая ручку двери – машинка была крохотной и тесной, непривычной и крайне неудобной для Тимура после его внедорожника.

– Пффф! – закатила глаза Малика. – С твоими запросами не проживёшь, конечно, даже если их урезать вполовину.

Он сердито глянул на сестру через плечо и вывалился обратно в дневной зной. Зараза Лика, несмотря на всю свою неприспособленность к жизни, порой умела макнуть Тимура в очевидное. И как он сам не подумал! Выглядит теперь, как какой-то Эбенезер Скрудж, аж противно.

Когда он вернулся в машину со вторым кульком ягод, Малика уже доедала первый.

– М-м-м! – промычала она, облизывая с пальцев клубничный сок. – Обалдеть как вкусно! Только такой клубникой бы и питалась!

Тимур протянул ей второй кулёк, но она замотала головой.

– Не-не, это тебе.

– Я не хочу.

– Попробуй! И, готова спорить, запомнишь это на всю жизнь.

– Запомню, как в дороге накроет дрисня из-за немытых ягод?

– Ого, какие ты слова, оказывается, знаешь! – Малика округлила глаза, заглядывая в свой, весьма уже опустевший кулёк. – Нет, клубнику эту запомнишь, и как ты её ел. Как мы её ели. – Она усмехнулась и запихнула в рот очередную ягоду, выкинув хвостик в окно.

– Это же просто клубника.

– Нет, это ты просто дурак. А в этой клубнике – весь этот день, всё это солнце, пыльная трасса, наше приключение и ты сам – сегодняшний, в моменте. В ней – эмоции, а эмоции – это будущие воспоминания! Она, знаешь, как важная для тебя песня, которая, зазвучав, разблокирует в памяти определённый момент – от запахов и звуков до настроения и мыслей. – Малика смяла пустой кулёк. – Но если жрать её с кислой мордой и думать о работе, которая ещё только через две недели – тогда это действительно всего лишь клубника, да. – Она взялась за руль и вдавила педаль газа.

Ягоды оказались действительно восхитительными – не чета магазинным, но сестре своё мнение Тимур не сказал, стараясь уничтожать свой кулёк как можно медленнее и, по возможности, не щурясь от удовольствия. Отвлекшись на самоконтроль, он не сразу сообразил, что Малика не развернулась обратно, чтобы вернуться на трассу, а поехала через посёлок.

– Эй, куда ты меня везёшь?

– Домой, как и обещала.

– Нужная дорога, если ты не заметила, осталась у нас за спиной.

Малика безмятежно пожала плечами:

– Она наверняка здесь не единственная.

– Наверняка?! Ты вообще знаешь дорогу?

– Не-а. Я здесь впервые, как и ты.

– Да твою ж!..

– Не бухти. Мы не в лесу, тут есть знаки, в конце концов, всегда можно спросить у людей.

– И надеяться, что нам не попадутся подобные тебе, – проворчал Тимур.

– Ехать по основной трассе слишком скучно и пыльно. И шумно, а ты же не любишь шум.

– Зато быстро.

– Куда тебе спешить? Вот и мне некуда. Кайфуй! Это первое приключение в твоей жизни. – Она с усмешкой на него глянула. – Первое за тридцать с хвостиком лет – позор какой!

– Зато у тебя норма по приключениям на три жизни вперёд перевыполнена. Да и больно уж сомнительное удовольствие – трястись в этой таратайке по жаре, да ещё в твоей компании. Я бы предпочёл поскорее с этим покончить.

– Знаешь, а вот об этом, наверное, Лерка и говорила: ты проживаешь сегодняшний день, находясь… в завтрашнем, что ли? Или во вчерашнем? Тебе сегодня вечно чем-то не угождает, и ты уверенным шагом через него переступаешь, двигаясь куда-то дальше – впереди времени. А меж тем, только сегодня у нас и есть, и завтрашний день никто нам не гарантирует.

– И что ты предлагаешь? – язвительно отозвался Тимур.

– Жить сегодня, а не ждать, когда там наступит идеальное завтра. – Малика выехала из посёлка на неширокую трассу и улыбнулась Тимуру – удивительно, что без всякой поддёвки. – Завтра, если и наступит, идеальным не будет точно.

– В данных обстоятельствах звучит как угроза, – хмыкнул Тимур. – Хотя на что я рассчитывал, садясь к тебе в машину…

Глава 3

Малика лёгких путей не искала и плутала боковыми дорогами. Тимур сдерживался, сколько мог, но когда она свернула на грунтовку, ведущую к какой-то деревеньке, не выдержал и весьма ядовито спросил:

– Почему меня преследует чувство, что мы едем к морю, хотя должны бы – от моря?

Он уставился на сестру тяжёлым взглядом, но она на него не посмотрела, лишь изогнула краешек рта в плутоватой улыбке.

– Наверное, потому, что мы действительно едем к морю, – спокойно ответила она.

Тимур сжал зубы и шумно выдохнул, продолжая сверлить её профиль взглядом.

– Я надеюсь, у тебя есть хоть какое-то мало-мальски адекватное объяснение.

– Чувствую себя капитаном Очевидность: ну нельзя же приехать на море в сезон и не искупаться! Ты-то уже наплескался, позволь и мне разик окунуться. – Малика хихикнула. – Когда вот так закатываешь глаза, ты смахиваешь на тот мем с Дауни-младшим. И этим только больше меня веселишь!

Они въехали в деревню и двинулись по главной улице насквозь. Малика высунулась в окно и втянула носом воздух.

– М-м-м, кто-то готовит на обед куриные зразы! – Она предвкушающе закусила губу. – Домашние, с лучком и яичком, м-м-м…

– Только не говори, что мы ещё и за котлетами пойдём.

– Отличная мысль! Жарят, видимо, на открытой кухне… Я сейчас мигом найду – где.

Она сбросила скорость и завертела головой по сторонам, выглядывая дом, откуда пахло зразами.

– Малика, не выдумывай!

– Я бы пообедала. А ты? О, вон, смотри, вон там! Видишь?

Она остановила машину напротив забора, свежевыкрашенного синей краской. За ним, на пристроенной к дому открытой веранде, пожилая женщина переворачивала на большой чугунной сковороде пышные котлеты.

– Сходи, попроси продать нам пару зраз. Ну невозможно же, как пахнут! У меня прям слюна во рту кипит.

– С ума сошла? Это же не клубника у бабушки на остановке! Сама иди, если надо. – Тимур демонстративно скрестил руки на груди.

– Сходи-сходи, – похлопала его по плечу Малика. – Заодно поучишься с людьми разговаривать, а то только кариес им лечить умеешь.

– Ортодонты кариес не лечат.

– Ну вот, ты даже кариес лечить не умеешь! Давай-давай, тебе полезно! – Она упёрлась руками ему в плечо, пытаясь вытолкнуть Тимура из машины. – Чем быстрее сходишь, тем быстрее поедем дальше.

Есть и правда хотелось, а котлетами действительно пахло просто изумительно, поэтому Тимур всё же уступил.

– Пойдём со мной, что ли. Что я ей вообще скажу? У тебя хоть язык подвешен.

– Импровизируй! Прикинься Дауни-младшим, скажи, что приехал из самой Америки, ведомый непревзойдённым ароматом домашних зраз.

– Ещё даже полдня общей дороги не прошло, а ты меня уже задолбала, – вздохнул Тимур и вышел из машины.

– И без зраз не возвращайся! – крикнула ему в спину Малика.

Он подошёл к забору и в нерешительности замер. С чего вообще начать этот абсурдный разговор? «Здрасьте, котлеты ваши вкусно пахнут, продайте нам парочку, а?» Решат ещё, что он бухой или невменяемый.

Пока Тимур раздумывал над формулировками, хозяйка котлет его заметила и приветливо махнула рукой.

– Что, голубчик, дорогу подсказать?

– Да нет, нам бы котлет… – ляпнул он один из тех вариантов, который только что сложил у себя в голове как пример наивысшего идиотизма. Ляпнул и почувствовал, как наливаются жаром кончики ушей, а за ними шея и скулы.

– Ась? – не расслышала женщина. – На концерт?

Она подошла к забору, вытирая руки закинутым на плечо полотенцем.

– Концерт на той неделе будет, в день посёлка. Вон там, в конце улицы, – она указала рукой, – вправу свернёшь, и второй дом – наш сельсовет, там и собираемся. Михалыч, как водится, на баяне; Галя, Онуфриева которая, споёт – ой, голосистая баба! И поёт так, я те скажу, – хозяйка смяла в кулаке на груди цветастый халат, – аж всю душу внутри тебя перевёртывает! А у Любки с горушки две внучки гостят – так они этой… хореографии учатся и посулили танцы балетные. Ну и Томка стишки свои почитает, если радикулит её о ту пору отпустит. Стишки, правда, всё те же – нового-то она уж годов двадцать не сочиняет, а и публика у нас такая, что всё им как новое – не помнят же ничего с прошлого году.

Хозяйка добродушно рассмеялась, пустив по лицу лучики морщинок, солнце добавило задору в её улыбку, блеснув в двух золотых зубах, и Тимур подумал, что она гораздо старше, чем ему сперва показалось, просто выглядит моложаво.

– А нешто в городе как-то услыхали про концерт? Или вы чей из наших?

Тимур не нашёл, что ответить, и беспомощно оглянулся на Малику. Та, зацепившись пальцами за опущенное стекло, уткнулась себе в запястья, давясь беззвучным хохотом. Тимур изобразил на лице что-то среднее между отчаянием и угрозой, и она сделала подбадривающий жест руками: импровизируй, мол. В общем, бросила его в патовой ситуации, коза.

– На следующей неделе, говорите? – откашлял он первое, что пришло даже не в голову – на язык. В голову, к сожалению, не шло вообще ничего.

– Да, в четверток, – закивала хозяйка.

– А я думал – сегодня… – Тимур озадаченно потёр ладонью вспотевший загривок. – Зря, значит, полдня ехал. Ну что ж, в четверток так в четверток…

– Ага, приезжай в четверток, Галю послухаешь – хорошо поёт баба, ой, хорошо! Это ж, поди, ради того и ехал, да? – с искренним сочувствием уточнила хозяйка.

– Ради стихов Томиных, – зачем-то ляпнул Тимур и с трудом удержался, чтобы не зажмурится от стыда и досады.

Видимо, Малика оказалась заразна, и теперь его мысли тоже, как и у неё, поступали на язык в обход мозгов. А Лера говорила, что от стыда становится болтливой. Тим никогда не понимал, как такое возможно: ведь если тебе стыдно, до болтовни ли? Но вот теперь, кажется, понял. И подумал, что нужно как-то выруливать из этого вранья на вопрос о покупке котлет и сваливать. Но вместо этого добавил:

– Я из поэтического журнала. Ищу новые таланты.

– Батюшки-святы! – всплеснула руками хозяйка. – Это что ж, Томку нашу на старости лет в прессе напечатают? Сколько она в газеты свои вирши слала – ещё при прежнем президенте – ниоткудова ответа не пришло, а тут – аж поэтический журнал! Как бы кондрашка её с такой новости на радостях не хватил. Свести тебя к ней? Тут недалече. Только, погоди, галоши переобую, а то они огородные у меня…

Она уж собралась идти в дом – переобуваться из обрезанных ниже щиколоток резиновых сапог, судя по размеру – мужниных, получивших вторую жизнь в качестве галош, и впрямь вести его к местной поэтессе. Тимура бросило в жар ещё сильнее. Он, серьёзный человек, уважаемый врач, стоит и бессовестно врёт сельской бабушке – причём врёт совершенно без всякой на то причины. Если не считать причиной несносную сестрицу, конечно.

– Нет-нет, – промямлил он, – у неё ж сейчас радикулит, не будем беспокоить…

– Хворает, ага. Но уж стихи-то и лежмя прочтёт, тем более – для журналу!

– Правда, спешки нет, стихи подождут до следующего четверга, тем более ещё не известно, возьмут ли их в журнал. Пусть Тамара выздоравливает, это главное. А у вас вон котлеты на огне, куда ж вы пойдёте.

Хозяйка тревожно оглянулась на сковородку с котлетами и с облегчением выдохнула:

– Да не пужай хоть, я ж их выключила уже.

– Ладно, мне пора, спасибо… за всё, – спешно смотал удочки Тимур, но, развернувшись к машине, встретился с грозным взглядом Малики и решил: была не была! А то ведь она ему весь мозг выжрет чайной ложечкой, если он без котлет вернётся.

– А не продадите мне две котлетки – пообедать? – спросил он, резко крутанувшись назад. – Уж больно пахнут они у вас аппетитно.

– Ой, милый! – всплеснула руками хозяйка. – Голодный же, полдня сюда ехал! Давай я тебя щами как следует накормлю? И котлетами. Бесплатно!

– Нет-нет, мне правда уже пора. Можно просто две котлетки? Но только за деньги.

– Да не смеши! – добродушно махнула рукой хозяйка. – Какие деньги за две котлеты? Смешной! Погоди, сейчас вынесу.

Она ушла на свою веранду, завозилась над столом, спиной к Тимуру, и принесла ему два бутерброда – в каждом пара котлет и тонкая долька огурца, зажатые меж двух ломтей хлеба, обёрнутых с одного края салфеткой, чтобы удобно было держать и есть. Тимур сердечно её поблагодарил и всё же попытался сунуть денег, но она не взяла.

– Свои, домашние, – ворчливо приговаривала она, не скрывая улыбки. – Хоть поешь нормально, а то всё у вас, городских, сплошные Мадонасы. А там разве ж мясо? Бутафория там, а не мясо!

– Газуй! – рявкнул Тимур, едва усевшись в машину.

– Не могу, у меня от смеха аж коренные зубы свело! – простонала Малика, утирая выступившие слёзы. – Столичный продюсер в поисках молодых талантов, – она схватила ртом воздух, – и котлет! О-о-о-й!.. – и вновь скорчилась в приступе беззвучного хохота.

– Газуй, зараза! – Тимур глянул на неё как мог свирепо, хотя от сердца уже немного отлегло, и ситуация переставала казаться такой уж неприличной, скорее – забавной, но всё же слишком глупой, чтобы над ней посмеяться, и достаточно неловкой, чтобы поспешить поскорее отсюда убраться.

Малика, всё ещё всхлипывая и тоненько подвывая, взялась наконец за руль и поехала дальше сквозь деревню. Остановилась на обочине после выезда на трассу и, глянув на Тимура, так и сидевшего с огромным бутербродом в каждой руке, вновь расхохоталась – уже в голос, запрокинув голову, не сдерживаясь.

– Да-да, очень смешно, – пробурчал Тим. – Из-за тебя я наврал с три короба этой милой женщине и выманил у неё котлеты. Терпеть тебя не могу.

– О, прекрасно, тогда отдай свой ужин врагу! – Она с энтузиазмом потянулась сразу к обоим бутербродам.