Поток

© Юрий Меркеев, 2025

ISBN 978-5-0067-5231-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Поток (рассказ)

Предупреждали вещатели – от солнца отвалился кусок и устремился к земле. Придумали странные люди из телевизора магнитные бури и аномалии. Напугали людей легковерных. И забронировали место под солнцем – так, на всякий случай. Соломку подстелили. Что нам до бабьих сказок? Пошли они все к колдуну Иванову. Тот хоть и врал, но врал порядочно – без подтекста. Честно врал. Не корысти одной ради. Всё какие-то лампы запотевшие за окном разглядывал и транслировал прогнозы на всю Россию. И попадал в точку, а не пальцем в небо, как современные вещатели погоды. Выбритые до блеска, с прямой спиной.

Колдуну верил, им нет. Что может сделаться мертвецу?

Прогнозируют вспышку насилия – о, над этим можно подумать. Зачем?

И почему главный у них удивительно похож на серого кардинала, под мантией которого выпирают звёзды чином не меньше майора?

«Ожидаются солнечные бури, жара, которой не было больше ста лет. Не только метеозависимые, практически все почувствуют недомогание. Могут случиться обмороки, возможна беспричинная агрессия, в городе увеличится количество суицидов и преступлений психогенного характера» – вывеска на учёном сайте, где любое утверждение кажется смешным – утверждение случайно угаданных обстоятельств. Оксюморон. Пальцем в небо о небе – смешно.

И что же это такое – психогенный характер? Я знаю – это соломка, которую подстилает товарищ майор.

Мне не страшно – я в аду и без инфернальных басен из центра.

С весны прошлого года работаю в ритуальном цехе «Поток». Я в потоке, вижу соратников по цеху и тех, кто скоро будет внутри потока, а там окажемся все. Потому что все мы обречены на поток. Это не пальцем в небо, и это не смешно.

Режу буквы на камне (как заповедал Бог – «в поте лица своего»), высекаю надгробные надписи, точками расписываю гранит. И пью – пью много, потому что не пить в потоке нельзя. Многолико и быстро истечение в вечность. Не родник, а фонтан. Точнее, поток. Не успеваем остановить конвейер – не боги мы. Всего лишь проводники усопших. А их (усопших) последнее время так много, что от одного этого хочется выпить. Не то с горя, не то с радости. Для гравёра «Потока» чужая смерть не горе, а заработок, а он дополнительным не бывает, его всегда мало, даже когда покойников много. Очень много. И не поймёшь, с радости иногда запиваешь или с горя. Ответ очевиден – не с радости и не с горя, а с тяжёлой работы, на которой невозможно не пить.

Мы сами немного похожи на покойников – лица серые от постоянной выпивки, пыльные от мраморной крошки, дубильные от солнечного загара и грязи.

Работы много, бригадир выходных не даёт. И вроде как бьётся за трезвость, но пить позволяет, лишь бы не на глазах, не публично, то есть, а тайно, потому что невозможно по десять часов в день рубить одни и те же буковки и не сходить от однообразия и жары с ума. А когда сходишь с ума, рука может дрогнуть и вместо буквы «о» получится буква «ё», – брак в работе, в которой брак невозможен. Буквы из памяти не сотрёшь, а входить в вечность с браком н позволяет корпоративная честь и хороший заработок. А ещё архангел, который стоит на пороге вечности – в потоке не может быть ошибок. Брачного змия не пропустит.

Бригадир делает вид, что не замечает водки, готов простить тайно сброшенные в речку расколотые от неосторожных ударов мраморные заготовки плит. Кладбище разбитых памятников на дне водоёма – подальше от посторонних глаз. Представляю себе шок и трепет какого-нибудь заблудившегося водолаза или полицейского подводника, который ныряет в поисках тела, а находит целое кладбище. Заранее скорблю о его душевном здоровье.

Мой памятник на дне водоёма тоже есть, не исключение.

Испортил надпись «Любим. Помним. Скорбим». Резец слетел с насечки и съехал в кювет. То был день моей последней целомудренной трезвости. После него я начал пить вместе со всеми, влился в коллектив. Старый гравёр Игнат обучал меня искусству рубки буквы «о» и помог расправиться с загубленным памятником. Мне стали сниться кошмары, в них я до тошноты высекал буквы, одни и те же, мой резец срывал гладкие покровы плиты и углублялся в вечность, путались потусторонние нейронные связи, я вскакивал в холодном поту с постели и тянулся к бутылке. Мужики понимающе кивали – они прошли эту гравёрную инициацию. Если поток вошёл в сон, значит, ты настоящий гравёр «Потока». До этих пор ты лишь ученик.

«Не начинайте работать, пока не примете первый стакан», – заповедь от мастера Игната.

В августе я нарушил эту заповедь и поранил палец, резец соскользнул и ударил болезненно, кровь хлынула в лунки «Любим. Помним. Скорбим». Лёва, работавший рядом, протянул мне бинт, вату и водку и предложил передохнуть на крыше цеха. Крыша раскалялась, как сковородка в аду, но у нас не было другого места для отдыха, потому что бригадир Корней мог не заметить водку и расколотую плиту, но всегда видел, когда гравёр отдыхает. Этого он вынести не мог.

Лёва мой приятель – высокий, худой и манерный не по стати. Матом не ругается, носит рыжую бородку как у дьякона, длинные волосы, пьёт много и не пьянеет. В его крови течёт какое-то армянское высокородие. Учился в университете на химика, бросил, взялся зарабатывать деньги. Говорит, что химия дала ему знания о том, что всё есть поток. Из праха берётся, в прах возвращается. Мудрец.

Крыша единственное место в цеху, где можно укрыться от бригадира. Мы называем час на крыше «адмиральским», а два часа – «поездкой в Сочи» – тела дымятся от металлического настила, а мы коптимся от водки и усталости. Собственно, в потоке я понял, что водка может спасать и от жары. Стакан тут же выходит через потовые поры, стекает потоком, и становится легче. Это как горячий чай в южных широтах. Только у нас вместо чая водка. Заметьте, не вино и не пиво, а водка – чистый продукт. Вино и пиво в потоке не спасает, даёт облегчение временное, по утрам превращая в «трясунов». А у нас хирургия – руки должны прочно держать молоток или кувалду, и бить по скарпелю снайперски. Промахнёшься, получишь отдачу двойную – ужалишь палец до синевы, раскроишь плиту.

– Что думаешь делать сегодня? – спросил Лев. – Хочешь, я тебя с подругой Маринки познакомлю?

– У меня есть женщина, Лёвка, она холодная как могильная плита, и ждёт меня по ночам трезвым. А я прихожу пьяный, полоумный и горячий, как крыша. Она боится меня, потому что я не могу спать. Руки рубят буквы, а поток сносит крышу. Но Вика терпит меня. За деньги, которые мы тут зарабатываем. Вика считает, что когда-нибудь люди перестанут умирать бешеным потоком, и нам дадут отпуск.

– Наивная. Моя женщина знает, что поток не остановить. Поэтому мы спим в разных комнатах. Маринка ходит в церковь и молится. Она думает, что Бог слышит её молитвы. Она смирилась. Говорит, что через год мы сможем открыть своё дело.

– Какое?

– Цех ритуальных услуг.

Я рассмеялся, отхлебнул из горлышка и потянулся за бутербродом.