Ты продолжаешь жить. На основе реальных событий

© Элен Вер, 2025
ISBN 978-5-0065-2158-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПОСВЯЩАЕТСЯ МОЕЙ МАТЕРИПАВЛОВСКОЙ ЛЮБОВИ НИКОЛАЕВНЕ
От автора
Почему в жизни мы теряем оптимизм и оказываемся на краю пропасти? Когда не осталось сил жить, но при этом так страшно умирать. Как пережить утрату близкого человека и вновь обрести смысл жизни в ее пустоте? Почему именно родные и близкие причиняют нам самую глубочайшую душевную боль? Как научиться жить в мире, где одиночество давит, а ранимое сердце встречает жестокость? Жизнь часто ставит перед нами вопросы, на которые сложно найти ответы. Подобные задачи кажутся едва ли разрешимые, особенно, когда отсутствует взаимопонимание с собственным внутренним миром.
Одним из смыслов продолжения жизни для меня стало написание данной книги, которое я откладывала долгие годы. Я понимала, что для ее создания мне не доставало жизненного опыта, мудрости и осознания некоторых моментов. Серьезной помехой оставалось сомнение: стоит ли делиться историей с широкой аудиторией? Однако, я поняла, что это необходимо.
Книга основана на реальных событиях. Я опиралась на свои записи в дневнике, вспоминала пережитое, беседовала с людьми, фигурирующими в повествовании. Для сохранения анонимности я изменила некоторые имена и пропустила события, которые не оказали существенного влияния на подлинность повествования.
Здравствуй, дорогой читатель!
Для меня большая честь, что ты читаешь эти строки. Долгий путь привел меня к написанию этой книги. Она пропитана яркими чувствами, воспоминаниями о близких, которые давно покинули этот мир. Это повествование о теплых мгновениях детства, о переосмыслении собственной жизни и о жизни после смерти. Ранее я отвергала эту концепцию, воспринимая смерть как нечто неприятное и болезненное. Ее неизведанная темная сторона пугает. Однако, все изменилось, когда ушла моя мама. Я поняла, что наша сущность не исчезает. В обществе не принято говорить о смерти. Но, увы, с ней мы однажды все столкнемся.
Я осознала, что даже после ухода часть человека остается жить. У каждого она своя. Кто-то всю жизнь вкладывал силы в любимое дело, в работу или детей. А потом человек выключается и все. Словно садится батарейка.
Когда сердца моих близких людей перестали биться, я едва справлялась с невыносимой болью. Я боролась с собой, в какой-то момент сдалась и захотела уйти вслед за ними. Уж очень мучительна была душевная боль. Я искала литературу, в которой другие люди делились своими страданиями и рассказывали, как находили пути к исцелению. Это очень помогает в тяжелые минуты. Словно ты не один. Не найдя таких книг, я решила написать свою. Рассказать собственную историю восстановления, собирая осколки души по крупицам и пытаясь найти ответы на вопросы.
Книгу я писала много лет, потому что каждый раз, когда погружалась в воспоминания, я впадала в депрессию, что те счастливые моменты детства уже не вернуть. Для меня было важно закончить ее. Мои самые близкие, вместе с моими воспоминаниями, мысли, пережитые эмоции останутся жить в этой книге. Эта книга, словно мост, который, надеюсь соединит наши души в трудные времена и возможно, изменит восприятие жизни, убережет от необдуманных шагов, если ты окажешься на краю пропасти, как когда-то стояла я.
Пролог
Я шла не спеша, размышляя. Дорога сделала петлю и свернула в сторону леса. Больше не проглядывались желтые глаза окошек домов, уличные фонари не сопровождали меня и остались за спиной. Впереди темно. Только дорога и непроглядный туман. За все время, что я шла по обочине, примерно минут двадцать, не проехало ни одной машины.
Я достала пачку сигарет, но у меня не получилось прикурить. Зажигалка, лежавшая в кармане, стала бесполезной окоченевшей вещицей. Мои попытки сжать ее в руках, чтобы согреть, были напрасны. Я ощутила онемение пальцев ног и рук, сильные болезненные покалывания, они стали ледяными и неподвижными. Поняла, что сильно замерзла и продолжать путь в никуда не имеет смысла. Появилась ломота в теле. Какая боль сильнее – душевная или физическая? Много раз я сворачивала, пока не увидела, что дорога закончилась. Впереди показался лес. «Доскиталась, – буркнула себе под нос. – Ну, может, оно и к лучшему». Луна освещала путь, предлагая идти дальше. Я осознавала, что шла долго и не помнила, как попала сюда. Ноги перестали слушаться, я замерзла. Опустившись на колени, наконец смогла сделать то, чего хотелось. Я закричала. Так громко, что мой крик помчался далеко в сторону леса и вернулся обратно леденящим эхом. Облегчения не последовало. Мне казалось, что избавить от этой боли может только смерть. И я мысленно искала, каким способом хочу уйти. Замерзнуть – было неплохим вариантом. К тому же холодно в самом начале, потом уже перестаешь ощущать боль и появляется жар. Я обхватила голову руками и уткнулась в колени. Душевная боль куда сильнее.
Мне хотелось, чтобы мои мучения как можно скорее закончились. Но тут, словно из ниоткуда, в голове проскользнула мысль. Воспоминание, заставившее передумать и повернуть назад… Я на мгновение почувствовала, что мой самый близкий человек находится здесь. Мама со мной и словно специально выделила этот фрагмент в голове. Со мной и раньше случались необъяснимые вещи, но то, что стало происходить позже, положило начало новому открывшемуся мировоззрению и вере, что наши умершие близкие продолжают жить где-то далеко, в параллельной вселенной.
Глава 1. Реальность
Раннее утро буднего дня. Пятница. На столе завибрировал телефон. Будильник оповещал, что пора просыпаться. Неизменно пять дней в неделю, в полседьмого утра. Ну здравствуй, мир, вот я и проснулась. Снова проблемы, суета, вечная гонка на выживание, депрессия в сочетании с глубоким чувством душевного одиночества, давно оставленные в прошлом мечты, закопанный талант, нелюбимая профессия и работа. Можно поставить знак бесконечности. Меня зовут Елена, и я, нет, не алкоголик, я никто. Я никак себя не определяю. У меня нет твердых принципов и стереотипов, определенных достижений и выполненных целей. Я не могу сказать, кто я в профессии. Какой я человек, кто по жизни. Я жена, дочь, сестра, возможно, для кого-то подруга.
К тридцати я хотела многое успеть, предъявляла завышенные требования к себе. Планировала построить карьеру, обзавестись семьей, заработать много денег, объездить полмира. Я старалась соответствовать тем устоявшимся шаблонам, по которым живет общество и которые навязывает социум. Но понимала, что не хочу жить по стандарту. Мне хотелось жить иначе, руководствуясь своими собственными желаниями и интересами, которые не могла четко обозначить. Но правильно ли это? Годы шли. Как в том анекдоте, исполнилось одно – мне тридцать. Меня не оставляло чувство, что что-то в моей жизни сломалось, и я не знала, когда это произошло и как починить. Я могу признаться, что я почти ничего не успела. Признаться, что в какой-то период жизни сдалась. Хотя и в этом наверняка не была уверена. Я перестала бороться за мечты и цели, разочаровалась в мире в целом. Поняла, что многое из перечисленного мне особо не нужно. Мне прекрасно живется без роскоши, карьеры и путешествий. Я не планировала вступать в брак после первого неудачного опыта, в котором любви не было места. Я боялась разочароваться снова, но влюбилась. Тогда еще не зная, как мне повезло с мужем.
На часах 6:47, продолжаю лежать и думать: если бы была возможность вернуться в прошлое и изменить его, то что именно? Тут же себе отвечаю: не совершала бы поступки, которыми не горжусь. Мой пес Шайтан, услышав будильник и словно понимая, что время идет, начинает паниковать и метаться, рисуя в комнате зигзаги: «Мол, вставай, я гулять хочу, покушать. А потом можешь идти на свою работу». С работой мне по жизни не везет катастрофически. Морально тяжело трудиться медсестрой, когда в душе ты журналист. Хотя представления о профессии у меня сложились ложные. И в свое время, сбросив розовые очки, после моей непродолжительной работы в местной газете я уволилась. Разочаровалась в журналистике, хотя очень люблю писать тексты. До сих пор не нашла свое место в мире.
Пока я разогреваю завтрак, мой супруг Константин отправляется на прогулку с собакой. С Костей мы поженились два года назад. Все как-то быстро закрутилось. В мае познакомились, в июле решили жить вместе, я съехала от мамы, а в октябре мы поженились. Свадьбу планировали в августе, но Косте пришлось уехать в командировку на месяц. В сентябре подали заявление в ЗАГС. На свадьбе были только наши родители, где, собственно, они и познакомились. Я не хотела пышных празднеств с многочисленными родственниками с одной и другой сторон. Из-за плохого самочувствия моя мама не очень хотела присутствовать на торжестве, но не могла пропустить свадьбу младшей дочери. К зятю она хорошо относилась и всегда говорила, что мы подходим друг другу. «Ты за ним как за каменной стеной. Теперь я за тебя почти не переживаю. Берегите друг друга!», – повторяла мама.
Мой новый день мало чем отличался от предыдущего. Распорядок был один и тот же. Обязательно прогулки два-три раза в день и в любую погоду, до работы и после. И все это с любовью. Пес породы русская пегая гончая появился у нас четыре месяца назад. Его появление в нашем доме было связано с хобби супруга. Во время прогулки с лохматым обязательно звонила маме. Это традиция. Мы не проводили ни дня без общения и каждый день созванивались. Когда я съехала от мамы, ее тоска особенно обострилась, она звонила чаще по разным пустякам, порой я злилась. Мама все понимала, что мне некогда подолгу разговаривать, потому что взрослая жизнь поглотила полностью. Я стремилась быть хорошей хозяйкой и ответственным работником, следуя ее примеру. Быть хорошей дочерью я тоже пыталась, но получалось у меня не очень. Я любила маму, но мне все равно казалось, что недостаточно. Признаться в том, что я не совсем хорошая дочь, нелегко. Во времена моего детства мы жили небогато. Теперь мне хотелось, чтобы мама ни в чем не нуждалась, а вместо этого я металась с одного места работы на другое в поисках достойной зарплаты и нигде не чувствовала себя в своей тарелке. Одолевало чувство вины. Я искала себя и, как мне казалось, уделяла недостаточно времени родным.
Я набираю номер мамы. Гудки, долгие, как будто проходит целая вечность.
– Привет, мамуль!
– Привет, моя хорошая. Как прошел рабочий день? Как здоровье?
– Нормально. Как ты? Как спала сегодня?
– Плохо. Кое-как уснула. Опять давление было вечером. Сейчас болит сердце.
– Мама, я тебе много раз говорила, что надо сходить в больницу, обследоваться. В выходные они не работают, а в понедельник я запишу тебя на ЭКГ, к кардиологу нужно сходить на прием. При твоем заболевании надо лечиться. Опасны осложнения, – начинаю снова злиться.
– Лена, не ругайся. Я не пойду в больницу. Что толку от этого ЭКГ, а к кардиологу в другой город я не смогу поехать. Я ходила в поликлинику. И что поменялось?
– Мам, ты последний раз там была семь лет назад. Я говорю, что надо идти.
На другом конце телефона слышу шмыганье носом.
– Мам, ты опять плачешь. Прекрати. Лечиться не хочешь, обследоваться не желаешь. Жалуешься, что все болит. Зачем терпишь?
– Лена, да устала я жить. Устала так жить. Умереть хочу, только за тебя страшно, как оставлю тебя. Хоть Костик у тебя есть.
– Мамуль, а я устала слышать про смерть. За здоровьем надо следить, ты меня так учила, а сама делаешь наоборот.
– Ладно, не будем. Ты лучше скажи, как на новом месте-то, в поликлинике? Говорила, что отчет отправлять сегодня будешь.
– Нормально, мам. Но пока ничего не понятно. Не думаю, что задержусь там надолго. Только ради тебя пошла, чтобы к медицине поближе быть. Дай Бог, чего-нибудь смогу добиться, чтобы без очередей на приемы ходить и лекарства для диабета выписывать. А отчет перенесли на понедельник.
– Ради себя надо, тебе хорошо будет. Когда нужно, и укольчик поставишь, и подлечишься, если что заболит. Какие планы на вечер?
– Сегодня первый раз на занятия пойду. Нашла, где восточные танцы преподают. Давно искала. Самой танцевать – одно, а в группе заниматься – другое. Не зря же с тобой костюм шили. Помнишь? До сих пор его храню как память и даже влезаю в него. Хотя десять лет прошло!
– Помню. Ох и долго мы для него искали розовый пояс из бисера! Танцы – это хорошо! Надо чем-то заниматься.
После занятий вечером мама позвонила, поинтересовалась, как прошли занятия, и согласилась пойти в понедельник на ЭКГ.
Утром в субботу муж уехал к свекрови по делам, а я набрала маму. Она просила прийти к ней сегодня, я ответила, что если не срочно, то в течение часа. По пути нужно зайти в магазин и взять продукты. Я приготовила еду, но почему-то в этот раз не взяла с собой, хотя иногда относила ей. Сама она уже практически не готовила. Всегда говорила, что ей лень это делать для себя. Даже просила меня приходить на обед с работы, не понимая, почему у меня не было обеденного перерыва.
На улице было холодно, и я оделась достаточно тепло для недалекой прогулки. По пути зашла в магазин.
Я открыла дверь своим ключом, как и обычно это делала, приходя к маме. Она с порога бросилась ко мне. На ее глазах снова появились слезы. Я понимала, что приходила редко. Откровенно говоря, я не любила, когда она начинала плакать, жалуясь на свою болезнь, но при этом бездействовала. Я не могла заставить ее пройти обследования, и делать это регулярно. Любые предложения помощи она отвергала, тогда я чувствовала свою беспомощность перед этой ситуацией. В этот раз все было иначе.
– Я замучила тебя своим негативом. Дочка, прости.
– Все нормально, мам. В понедельник в больницу готовься.
Через неделю я буду винить себя за то, что у меня как у медика даже не появилась мысль о том, что врача нужно было вызвать на дом прямо в субботу. С нашей системой в сфере здравоохранения, чтобы записаться на прием к фельдшеру, нужно пройти все круги ада. Скорее всего, нас записали бы только недели через две. Нужно было не ждать понедельника, а вызвать скорую помощь на дом. Хотя давление у нее в норме, беспокоили только боли в области сердца. Однажды такое уже случалось, когда на другом конце провода голос диспетчера ответил: «Но если давление в норме, то зачем вызывать неотложку? Записывайтесь через поликлинику». Я устроилась в поликлинику по месту жительства, чтобы избежать подобных трудностей и стать в числе «своих».
Но сегодня мама не жаловалась на плохое самочувствие, сказала только, что очень плохо спала и видела такой сон, из которого поняла, что скоро умрет.
– Мама, это просто сны, воображение на фоне плохого самочувствия. Я тоже иногда вижу страшные сны, что даже сам Стивен Кинг позавидует, потому что засыпаю с головной болью. Не нужно придавать такого значения снам.
– Нет, ты многого не понимаешь. Это не просто сны.
Мне показалось, что мама даже обиделась на мой ответ.
– Давай ты успокоишься, а позже расскажешь мне его. Хорошо?
– Даже не знаю, стоит ли рассказывать. Он не страшный, но ничего хорошего не предвещает. Я не скрываю, что устала жить, но и умереть страшно. Как это будет, я не знаю. Всегда хотела, чтобы это произошло мгновенно. Бывает, люди просто падают, ничего не чувствуя и не понимая. А бывает, лежат годами и не поднимаются с постели. Мучаются сами и мучают близких. Это самое ужасное, что может произойти с человеком.
– Мам, все будет хорошо. Успокойся.
– Я напомню тебе. Если вдруг такое случится и меня парализует, чтобы не выгребала из-под меня говно, а сдала в хоспис. Хотя…
– Мама, ну какой хоспис, – не дав ей закончить речь, прервала я. – Ты же знаешь, что я так не поступлю. Я против и соцработника, потому что мне будет стыдно. Значит, я не справляюсь с обязанностями дочери.
Честно говоря, я не знала, как ее успокоить, что сказать и что сделать, чтобы еще больше не ввести ее в тревожное состояние.
– Нет, забудь. Если верить сну, сегодня, возможно, мы видимся последний раз. И мне страшно и больно это осознавать. Но я скажу тебе точно, там что-то есть. Я убедилась в этом прошлой ночью.
– Возможно, мама, что-то есть. Никто этого не знает. И все-таки не думай о плохом, пожалуйста. Чем я могу тебе помочь сейчас?
Я не придавала большого значения ее словам и думала, что спрошу у нее про сон позже, когда она успокоится. Хотя мне казалось, что она будто не в себе, и в то же время вызывала жалость, а в ее глазах я видела страх. Возможно, она врала мне, что сердце ее перестало беспокоить, чтобы не идти в поликлинику, лечебные учреждения она категорически не любила. Не любила медицину и врачей, хотя всегда хотела видеть меня в белом халате. «Чтобы блат был», – отвечала в шутку мама. В то же время ей тяжело было передвигаться даже по квартире, не говоря уже про пятый этаж и дорогу до больницы. Все это – последствия сахарного диабета. Диагноз ей поставили в 2003 году после операции по удалению желчного пузыря. Тогда камни в желчном пузыре обнаружили случайно. Врачи не могли определить причину, почему у пациентки без особых, на первый взгляд, причин каждый вечер в течение месяца поднимается высокое давление. Утверждали, что сердце. Однако по стечению обстоятельств на УЗИ почек медсестра посмотрела всю брюшную полость и обнаружила, что желчный пузырь полон камней. «Еще немного – и вас бы не стало», – добавила медсестра. Хирурги провели срочную операцию. Хорошо, что в том далеком, 2003 году, все обошлось. Сейчас мама сидела на диване напротив меня, и я все больше осознавала, что она погибает. Не только морально, но и физически. И никак не хочет себе помочь. Что делать в такой ситуации мне, что предпринять?
– А чем мне можно помочь? Уже ничем. Я сама себе не хочу помогать. Чем мне могут помочь другие? Устала жить, но и смерти не прошу. Такое тоже бывает. Я никогда не поддавалась унынию, а теперь чувствую, как оно губит изнутри.
Я посидела с ней немножко и засобиралась домой, видя, как она немного успокоилась после того, как мы с ней поговорили на отвлеченные темы. Я сказала, что, возможно, приду завтра, но позвоню обязательно.
На пороге квартиры она снова заплакала. Сказала, чтобы я помнила все то, о чем она мне говорила, чему учила, чтобы я берегла себя и Костю. Напомнила, чтобы мы были дружны со Светланой. Мы обнялись и обменялись поцелуями в щечку, как обычно это делали при расставании. Я не ощущала ничего того, о чем говорила мама в самом начале нашей встречи. Она говорила о том, что чувствует приближение смерти настолько часто, что я уже не придавала особого значения таким словам. И даже сегодня я ничего не ощутила.
Я подняла голову, чтобы помахать ей рукой на прощание. Мама из окна пятого этажа помахала мне в ответ. Я могу только представить, что она думала и ощущала в тот момент, когда я медленно отдалялась, пока совсем не скрылась из виду.
Я не знаю, как она провела этот вечер, потому что в субботу мы не созвонились.
Утром в воскресенье супруг с собакой уехал на зимнюю рыбалку, а я планировала, что схожу к маме и поздравлю с Днем матери лично. Но поленилась. На улице было еще холоднее, чем вчера, и я решила просто позвонить.
Наш разговор длился десять минут пятьдесят шесть секунд. Я поблагодарила маму за то, что она подарила мне жизнь, но вновь на ее признание в любви ответила: «Я тебя тоже». Сегодня в ее голосе я слышала спокойствие. Я извинилась за то, что не приду сегодня, а навещу ее на неделе после работы. Завтра на работе намечался первый ежемесячный отчет, и я немного переживала. Первый, потому что я устроилась в поликлинику в начале нынешнего месяца. Напомнила маме о записи на ЭКГ, на что она ответила: пока не стоит, ей стало получше, и она все равно не пойдет. Разговор закончился обсуждением насущных проблем, и я, как всегда, обещала позвонить завтра после работы. Отключив вызов, я не могла даже подумать, что завтра уже не наступит. Мне всегда казалось, что у нас еще тысячи дней на то, чтобы о многом поговорить, многое сделать.
Глава 2. Сегодня мир рухнул для меня
Раньше я не умела скорбеть и отпускать. Для меня смерть всегда была неприятной тайной бытия. Все детство меня одолевал страх потерять маму. Еще в молодости она болела. С возрастом врачи находили новые заболевания, лечить которые у мамы не было времени и средств. Сказалась тяжелая судьба, работа, забота о детях, внуках, постоянные стрессы. Когда я была подростком, мама говорила о том, что наша жизнь не вечна. Рассказывала по-особенному, для восприятия ребенка. Наверное, рано она начала объяснять такие важные вещи, как смысл жизни, что людей приходится терять. Учила ценить каждую минуту, понапрасну не тратить время. Давала наставления, как жить дальше, если вдруг ее не станет. Прошли годы. Я выросла, но момента, когда смерть переступит порог нашего дома, не перестала бояться.
Ноябрьское утро понедельника. День начался самым обычным образом. Я проснулась с неприятным ощущением, но даже себе не могла объяснить этого чувства. Костя уехал на работу пораньше. По традиции, пока я гуляла с собакой, мои мысли в голове играли в догонялки. Я уже думала о том, как приду с работы, позвоню маме, потом сбегаю в магазин за тапочками для хореографии и пойду на занятия по танцу живота, а после приготовлю ужин. Но все мысли перебивала одна, непонятно откуда взявшаяся и почему. Наверное, именно о таком говорят – интуиция.
Как люди могут продолжать жить и работать после смерти близкого человека? На погребение дают всего три дня. А как же реабилитация и восстановление? О чем я? Какое отношение это имеет к моим сегодняшним планам? А ну, кыш.
От внезапных мыслей стало не по себе. Но даже подумать не могла, что со мной разговаривает шестое чувство. Я ужаснулась. Посмотрев на наручные часы, я поняла, что знатно опаздываю и не укладываюсь в утренний режим. Обычно в семь я завтракаю, а сегодня еще на прогулке с собакой. Мы отправились домой, чтобы хоть как-то выровнять график. Я позавтракала и накормила пса. На работу пришла вовремя. Мне удалось немного отвлечься: общение с коллегами, подругой по мессенджеру. Рабочий день прошел в обычном режиме. Отправку ежемесячного отчета снова перенесли. Причина – добавить больше посещаемости пациентов.
На часах – без десяти четыре. Я выскользнула из своих бежевых балеток и надела зимние кроссовки и курточку. Практически бегом спустилась по лестнице, на ходу надевая шапку, и выскочила на улицу. От работы до дома – две минуты ходьбы. В какой-то момент меня со спины догнал пронзительно обжигающий холод. Он пронесся мгновенно и словно прошелся по всему телу насквозь, оставив осколок, как у Кая из «Снежной королевы». Я почувствовала тяжелую безнадежность, которая камнем легла на сердце, тревогу и мгновенно потеряла интерес к жизни. Все вокруг лишилось красок и померкло. В душе словно образовалась черная дыра, куда задувал холодный ветер.
«Почему мне вдруг так плохо? Ведь все нормально. Все живы, здоровы. Сейчас приду. позвоню маме, поговорим, как она спала сегодня».
Во время прогулки с Шайтаном я не дозвонилась до мамы. Она любила засиживаться на балконе и часто не слышала телефон, когда я звонила. На улице было довольно холодно, как никогда в ноябре. Мама не могла долго находиться на балконе, в магазин она почти не выходила. Это выглядело подозрительным. Спустя 30 минут ожиданий и попыток дозвониться я отправилась к ней. Я всячески отгоняла плохие мысли, которые так и давили на мозг своим грузом. Мы жили по соседству, даже если не идти быстрым шагом, можно дойти за семь минут. Сегодня я добежала за две. По дороге я вспомнила, какие мысли атаковали сегодня утром и что случилось после работы. Всплывали в памяти слова мамы, когда она два дня назад при встрече сказала, что видела сон. Ее образ, когда она помахала мне в ответ из окна, засел в сознании и запечатлелся в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Тогда я не знала, что это был последний раз, когда я ее видела живой. Спустя много лет я понимала, что она это знала наверняка. Что она испытывала в тот момент, мне больно об этом думать.
«Нет, такого не могло произойти. Не с нами, не сейчас», – продолжала рассуждать я сама с собой.
Так быстро на пятый этаж я не поднималась никогда. Я вставила ключ в замочную скважину. Когда наткнулась на ключ с обратной стороны, я все поняла. Мои ноги подкосились, словно налились тяжелым свинцом. По телу табуном пробежали тысячи мурашек. Мои ладони вспотели, а ключ выпал из рук. Я до последнего не верила, что мамы больше нет. Она просто плохо себя чувствует и слышит меня, ей нужна помощь. Я заплакала и начала стучать в дверь изо всех сил. На мои громкие крики вышли соседки по лестничной клетке. «Мы видели ее вчера в обед, идущей из магазина. Спит, наверное, проснется – откроет», – отозвалась одна из них и захлопнула дверь, продолжая подглядывать в дверной глазок, судя по шорохам за дверью.
Я не знала, что делают в таких случаях. В квартиру попасть нельзя. Я вернулась домой. С мужем приняли решение вызвать бригаду МЧС и вскрыть дверь. Возможно, она крепко уснула. Но такого никогда не случалось. Я всегда знала, что она ответит или перезвонит. Я столько раз звонила ей на телефон, как можно не услышать стуки в дверь. Я чуть не выломала ее. Я чувствовала: случилась беда. Произошло именно то, чего я боялась всю жизнь. Мамы не стало. Она ушла. Она оставила меня одну в этом мире, посчитав, что теперь я смогу справиться без нее. Нет, нет… я не верю. Это жестоко. Нужно вызывать МЧС, они откроют дверь, и я еще успею ей помочь.
Прошло уже три часа. Оказалось, что девушка оператор, которая принимала звонки, не уточнила местоположение, и спасатели приехали по названному адресу, но только в соседний город. Снова время, ожидание. Наконец сотрудники службы вскрыли замок, но я боялась войти. В голове всплывали разные страшные картинки… Медлить было нельзя. Я вошла. В прихожей горел свет. Толпа мужиков в форме зашла следом. Между ванной комнатой и кухней я увидела на полу лежащее тело мамы. Я бросилась к ней, но ее руки были холодными и кончики пальцев покраснели. Этот ужасный момент случился. Дальше все как в тумане. Я смутно помню последующие события. Помню только, как один из спасателей сказал: «Все понятно. Вызывайте соответствующие службы».
Когда мама умирала никого не было рядом. Она умерла одна в своей квартире, со своими мыслями, в полном одиночестве. Сейчас я ощутила, что тот осколок льда, пронзивший мое сердце, превратился в ледяную глыбу. Я вновь мысленно прокручивала ту череду событий, которые не позволили мне быть рядом с ней в последние часы, но размышлениями ничего нельзя изменить. Это только в фильмах все правильно и так неправдоподобно, когда в предсмертные минуты близкие съезжаются, чтобы попрощаться с родственником, и человек спокойно умирает, закрыв глаза. В жизни все иначе. Она больше никогда не согреет меня своим теплом. То последнее, что случилось между нами, навсегда останется последним. То, как я пришла к ней и принесла продукты, которые она просила купить в магазине, то, как сказала, что скоро умрет, и уверяла в этом меня, теперь мама не расскажет мне о своем сне, подробности которого я планировала узнать позже, когда она немного придет в себя. То, как я попыталась успокоить ее, говоря, что это всего лишь сон, и как она уверенно покрутила головой в знак несогласия. Как помахала мне рукой из окна, когда я уходила. То, как в День матери я позвонила ей и поблагодарила за жизнь, и она заплакала в ответ. То, как пообещала ей, что позвоню в понедельник, и как она едва уловимо произнесла: хорошо. И то, как я обнаружила ее тело в коридоре.
Она лежала здесь, но жизни в ней уже не было. Это уже не она. Только бездыханное тело самого дорогого человека на земле. Она не поднимется, чтобы сказать мне, как ждала меня, или, наоборот, отругать. Ее больше нет, хотя тело лежало передо мной, такое холодное и неподвижное. Я не могу ее разбудить. Той неуемной энергии в ней уже нет.
Все ли я знала о горе? Нет. Вокруг меня и раньше умирали люди, мамы моих подруг и знакомых. Я пыталась поддержать, помочь, но как я была в то время далека от этого. Настолько далека, что, говоря слова утешения, которые зачастую не могла подобрать, до конца не чувствовала ту боль, которую испытывает человек, и как она проходит через каждую клетку тела. У людей мир рухнул. Сегодня он рухнул у меня. Остались лишь руины, на которых нужно было как-то жить дальше. Жизнь без мамы. Как это возможно? И все напутствия, которые она давала мне в детстве, стали такими бессмысленными.
Раньше я старалась не впускать в себя эту боль, которую испытывают при утрате. Не впускала, когда умер дедушка. Мне тогда было семнадцать лет. Маме тремя днями ранее исполнилось пятьдесят три года. Я отказывалась верить в то, что деда больше нет. Несмотря на его почтенный возраст, смерть стала шоком для всех. К этому нельзя быть готовым, сколько бы тебе ни исполнилось. Я утешала себя мыслями о том, что он уехал жить куда-то, далеко отсюда. Наверное, многие склонны так думать. И это больше похоже на отрицание и неприятие. Со временем это чувство проходит, на то, чтобы принять обстоятельства, ушли годы. С бабушкой все обстояло наоборот. Я перескочила к принятию, минуя первые стадии горя и сразу же отпустила женщину, которая активно участвовала в моем воспитании. На похоронах я плакала лишь потому, что так делали присутствующие, и я включилась во всеобщую атмосферу. А дома решила: все, проехали. Я не испытывала стыда за это. Я запрещала себе плакать, когда эмоции накатывали волной. И окружающие говорили, что нельзя плакать, иначе ей там плохо будет на том свете. В итоге, настоящее горе оставалось внутри меня, невыплаканное. Этот тяжкий груз я носила в себе, не позволяя пережить утрату.
Я стремилась соответствовать образу стального и сильного человека, а такие, как правило, не плачут. Однако, в самой глубине души я никогда не была таковой. Глубоко внутри меня таилась ранимая, хрупкая и сентиментальная личность. Я не хотела признаваться себе в этом. В сердце у меня вечная, кровоточащая рана, которая не заживает, и мне постоянно больно за всех. Я не понимаю, как люди переживают утрату. Как они способны хоронить своих детей, родителей и мужей, продолжая жить, несмотря на немыслимые муки душевной боли.
Приехала скорая, которая констатировала смерть. Следом – полиция. К этому времени в квартире собрались дочери: старшая Лидия с мужем, средняя Светлана. Приехал старший внук Влад. Последний раз мы так встречались первого января лет пять назад. Это была наша добрая семейная традиция. Правда, сейчас не хватает еще троих внуков. Мы четыре часа провели в ожидании машины из ритуального агентства, потому что она всего одна, которая обслуживала еще и межгород. В изнурительной тишине было мучительно сидеть. Поэтому я часто выскакивала на балкон без верхней одежды, слонялась из комнаты в комнату. Смотрела на незаправленную постель, чашку с недопитым чаем на кухонном столе и сорок семь моих неотвеченных вызовов в ее телефоне. Глядя на все это, думала: «Все это здесь, а человека больше нет. Ушла, как будто и не было. И это есть жизнь? Мы неизвестно откуда появляемся и куда исчезаем. Почему так происходит? Что дальше?»
В тот момент я не плакала. Наверное, пребывала в каком-то глубоком шоке и недоумении. Мне казалось, что я смотрю страшный сон и скоро должна проснуться. Возможно, не хотела показывать себя другую даже близким. Любое проявление слабости не для меня. Но в тот момент я об этом не думала. Зато дорога домой превратилась в затяжной вой. Появилась возможность выплеснуть накопившиеся слезы, прижавшись к крепкому мужскому плечу супруга.
Я не буду рассказывать о последующих днях, проведенных в оформлении необходимых бумаг, установлении причины смерти и покупке вещей гардероба, чтобы предать тело усопшей земле; в мыслях о том, что из этого мира ушла добрая и сильная женщина, оставившая лишь чашку с недопитым чаем на столе и светлую память о себе.
Глава 3. Неделю спустя
Мой распорядок дня мало чем изменился. Я вышла на работу, по-прежнему готовила ужины, гуляла с псом дважды в день. Во время прогулки с лохматым обязательно звонила маме. Вот уже неделю я по привычке доставала телефон и начинала набирать ее номер. Ведь я знала, что мне никто не ответит: мамы не стало, но я до сих пор не понимала, зачем я совершаю автоматические манипуляции с телефоном. Начинали душить слезы. Снег валил хлопьями, можно выдохнуть и причину красных глаз свалить на него. Только перед кем оправдываться? Окружающие сновали туда-сюда, не обращая никакого внимания на нас с собакой. Им вообще все равно, их ничего не волновало, кроме своих проблем и забот. Муж на работе до вечера. Вернется домой часа через три. До этого времени мои опухшие глаза придут в норму. Я до сих пор не понимала, как это возможно, что я не звоню ей каждый день, чтобы обсудить возникшую проблему, поделиться новостью или радостью.
Неделю назад я перестала быть дочерью. Начавшаяся полмесяца назад сезонная апатия превратилась в затяжную депрессию. Я понимала: для того чтобы пережить утрату, нужно время. Говорят, оно лечит. Я знала, что потребуется много сил, чтобы вытащить себя из этого состояния. Но не представляла как. Не знала, что люди делают, когда теряют близких, как продолжают жить. Это одиночество внутри самого себя, собственной жизни. Сейчас я внутри своего горя. И несмотря на то, что это наша общая утрата с сестрами, с моими племянниками, каждый проживает ее отдельно от остальных. Теперь мне не хотелось быть сильной. Быть тем человеком, каким я всегда хотела казаться. Я снова сдалась. Приняла решение отдаться полностью этой боли, которая грызла меня изнутри. Да, я могла бы и дальше скрывать свою хрупкую натуру, прятать слезы, но в какой-то момент стало очевидно: сила не в отсутствии чувств, а в умении жить с ними, открываясь миру, несмотря на боль. Что еще оставалось?
Ведь я по жизни давно перестала действовать, много мечтала, но ничего не делала. По сути, у меня нет ничего. Единственное есть – любимый муж Константин, еще пес, который постоянно меня куда-то тянул на прогулке, просил есть и играть. Я не испытывала к нему особых чувств, хотя давно мечтала о собаке, но боялась ответственности. Старшие родные сестры, с которыми я почти не общалась по причине того, что мы слишком разные по характеру, по духу и взглядам на жизнь. Медицинское образование, которое я не желала получать, прописка в квартире, где я не проживала уже три года. У меня нет стабильной работы. Я много где работала, но так и не нашла своего места в мире. А еще есть личный дневник, где каждый текст кровоточит, как зияющая рана, и который с годами все больнее перечитывать.
Первые два я сожгла без сожаления. Нынешний я веду с пятнадцати лет, когда пришло понимание того, что жизнь такая непредсказуемая и ей плевать на твои планы. А еще в строках хранятся записи о былых друзьях, которые позже растворились во времени, молодой маме, с которой у нас случались конфликты на фоне разных представлений о жизни, о школе, не вызывавшей у меня теплых чувств, а только радость, когда мне не нужно было в нее возвращаться, и наполеоновских планах, в будущем оказавшихся только иллюзией. Тогда казалось: вся жизнь впереди. Но чем взрослее становишься, тем больнее перечитывать сроки записей: детство и ребячество заканчивается, дети взрослеют и вылетают из гнезда, родители стареют и умирают, нас покидают старшие поколения родственников. Больше не увидишь их глаза и не ощутишь тепло рук при объятии. Понимаешь, что больше никогда не поешь бабушкиных блинчиков и маминой выпечки.
Ничего нельзя с этим сделать, потому что жизнь, увы, очень быстро заканчивается. Это нам кажется, что все впереди, потому что мы не знаем, в какой момент она оборвется, и имеем привычку откладывать все на будущее. Может, жизнь закончится через год, а может, через месяц. Возможно, нам остался всего лишь час. Из каких-то записей дневника можно сделать вывод, что я повзрослела слишком рано. Другие мысли перечитывать было отвратительно, потому что я упускала самое главное и выглядела глупой девчонкой. Никогда не умела дорожить своим временем, мне казалось, что его с избытком. Не ценила общение с близкими и друзьями, с теми, кого, возможно, уже не увидишь после пробуждения утром. Хотя поняла, что людей приходится терять на протяжении всей жизни, потом появляются новые персонажи, которые, сыграв в твоей жизни определенную роль, тоже уходят. Что ж, спасибо им за опыт. Взрослея, друзья и знакомые стали отправляться туда, откуда не возвращаются. Мне всего лишь тридцать, а список знакомых, бывших одноклассников и однокурсников, ушедших в вечность, растет с каждым годом.
Все эти строки пропитаны безнадежностью и тоской. Сказать по правде, я не люблю перечитывать дневник. И много раз хотела, чтобы его постигла та же участь, что первые два. Но все же продолжила его вести. Но как оказалось, он пригодился мне при написании данной книги.
Последняя запись в дневнике нацарапана кривым почерком пару дней назад. Исписанный лист с единственной фразой: как теперь жить? Для чего я это делала, обливаясь слезами, не знаю. У меня никогда не было привычки выкладывать в социальные сети свою личную жизнь, делать посты о том, как провела день, выставлять чувства напоказ. Тем более о том, что в семье случилось горе. Я не стремлюсь получать быстрые ответные эмоции от людей. Мне хватает своих. Все переживаю внутри, занося мысли в тетрадь.
Не было ни секунды, чтобы я не думала о ней. Мысли и воспоминания, обрывки последних дней и моего прошлого мелькали в голове, как кадры фотопленки, поставленной на ускоренную перемотку. Я надолго зависала в мыслях, игнорируя происходящие вокруг события. Перестала понимать, где та грань между сном и реальностью. Я думала о жизни, которую не прожила вместе с ней, о наших планах, которым уже не суждено сбыться, и не могла привыкнуть к тому, что нужно как-то перестраиваться и начинать жить заново. У меня до сих пор остались заказанные покупки, которые я не успела ей передать. А еще были планы купить теплый пуховик на зиму и удобные сапожки, потому что ее уже износились. Я мечтала, что однажды мы отправимся в совместную поездку в живописные места, но я так и не смогла заработать достаточную сумму, потому что на мою зарплату можно было только доехать до берега нашей речушки и обратно. Я хотела подарить ей все, в чем она нуждалась, но вместо этого я думаю, какой выбрать памятник для ее могилы.
Глава 4. Все мы родом из детства
Я стала часто приходить на квартиру. Стыдно признаться, что это случалось чаще, чем, когда она была жива. Находились и время, и возможность. Я не ценила, когда она была рядом, думая, что впереди у нас еще много времени на жизнь. Последние полгода я занималась нескончаемыми домашними делами, работой или просто наслаждалась моментами, когда оставалась одна. Мне нравится проводить время с собой. Наверное, только сейчас я проснулась. Очнулась от осознания того, как порой мы увлечены только заботами, планами, забивая на свое здоровье, жизнь вокруг и уделяя меньше внимания близким людям. Я ведь никогда не была такой. Раньше я все свое время посвящала маме, племянникам, бабушке. При этом успевала строить свою жизнь.
Сейчас родные стены поддерживают и помогают пережить горе. Прихожу сюда вспомнить и попытаться почувствовать, что испытывала мама последние годы и дни, пребывая наедине с собой. Я очень хорошо знала ее – привычки, сокровенные моменты биографии. Больше, чем мои сестры. Наверное, потому что со мной она начала стареть, так и не постарев. Ей было всего 66 лет. Причину смерти указали – ИБС, отек мозга и прочие осложнения, появлению которых способствует сахарный диабет. А я продолжала испытывать чувство вины за то, что не отреагировала должным образом на жалобы мамы.
На следующий день после похорон мы с сестрой Светланой пришли вымыть полы, как это принято делать за умершим. Позже я стала приходить одна, чтобы понемногу разобрать ее вещи. Это отдельная тема, очень болезненная. Я постаралась раздать вещи до сорока дней, как делала мама после смерти бабушки. Говорила, что так положено. Якобы душа усопшего скитается, ожидая ухода на тот свет, и важно помочь ей достичь царства небесного, совершая хорошие дела от ее имени. Нам хочется сделать все правильно в соответствии с традициями, добиваясь какой-то до конца неизвестной точности. По большому счету это важно только нам, просто отвлекает от тяжелых переживаний. Уже, собственно, не так важно, все ли сделано правильно или с ошибками. Каждый сам решает, как поступить с тем, что окружало ушедшего человека, и сколько должно пройти времени.
Казалось бы, что такого – раздать вещи умершего. Легко, если речь идет о чужом для тебя человеке. Что касаемо близкого, это тяжело. Знаю многих людей, у которых вещи хранятся в шкафах всю жизнь. Их достают, перебирают в надежде уловить запах близкого человека. Вспоминают, как носил этот гардероб, с какими событиями жизни вещи связаны, и тем самым стремятся быть с человеком немного ближе. Своего рода ритуал. Я же решила, что поступлю, как велела мама: раздам вещи до сорока дней. Выполню ее просьбу, хотя выносить их из дома мне вовсе не хотелось. Я перестирала весь гардероб и пожертвовала церкви, чтобы там передали их нуждающимся прихожанам. Я знала, что так делать разрешается, если вещи не изношены и имеют достойный вид. Нижнее белье и ночные рубашки мы со Светой предали огню. Языки пламени быстро сделали свое дело. Рука не поднялась бы отнести на помойку. Мама шутила: «Выкинете вон в мусорку, мне все равно уже будет».
Это все, что у меня осталось от нее. Я доставала из шкафов каждый предмет гардероба и плакала над ним, прижимая к себе. Словно мысленно прощаясь с тем, что когда-то было ей дорого. И последующее действие нужно было преодолевать с большим трудом – отправить в стиральную машину, упаковать в сумки и передать в руки незнакомому человеку. Я добавила: «Раздайте нуждающимся, возможно, кому-то они пригодятся в трудную минуту». Тут же я заказала панихиду для мамы и поставила свечи за покойных бабу и деду. Забегая вперед, скажу, я все-таки позволила себе оставить маленькую вещь – носочек. Он почему-то был без пары и одиноко лежал, засунутый под матрац кровати, когда я его обнаружила. Он настолько передавал ее запах, что спустя семь лет пахнет до сих пор. Да, наверное, я немного сошла с ума. Он по-прежнему со мной. Лежит в полиэтиленовом мешочке в шкафу, в коробке с фотографиями детства и юности. Тут же обитает дневник, тот самый со времен юности, который я перестала вести пару лет назад, после того как вписала все необходимые воспоминания о маме, своих снах и переживаниях. Это моя персональная коробка с воспоминаниями. Такая теплая и дорогая сердцу.
Я врала мужу, что возобновила занятия танцами. Не знаю, зачем обманывала. Спустя всего лишь полмесяца после смерти мамы мне точно было не до фитнеса. Наверное, чтобы скрыть свою скорбь. Я же сильная, вы помните. Ноги сами несли в квартиру, где прошло детство. Именно здесь наедине с собой я могла стать тем, кем являюсь на самом деле. Ранимым и слабым ребенком. Только обнять и пожалеть больше некому. Материнское тепло уже не согреет меня. Оставалось лишь прикасаться к вещам и предметам, которые принадлежали ей, впитывать запах, пересматривать фотографии и видеокассеты с ее участием. Человека уже нет, но там он остается живым, как и в нашей памяти.
Из дома я брала сумку с запасной обувью. Костя, как мне хотелось думать, ни о чем не подозревая, провожал меня на занятия. Конечно же, он все понимал, где я была и что делала. Мои красные от слез глаза всегда меня выдавали.
На улице сильный морозный ветер и полумрак. Я выхожу из подъезда своего дома и закуриваю. Прохожу по длинной аллее вдоль многоэтажного дома и заворачиваю в знакомый двор. Теперь квартира будет пустовать, потому что я намерена сохранить все на своих местах и сдавать ее кому-либо не собираюсь. Открывая дверь, в очередной раз вспоминаю события того дня, когда квартиру вскрыли сотрудники МЧС. Это и понятно, пошла только вторая неделя после похорон.
Дома темно. Мама уже никогда меня не встретит, не обнимет и не скажет, что рада видеть. Именно в такие минуты понимаешь ценность неповторимых моментов, когда родные и близкие живы. Когда в окнах родительского дома горит свет и фоном слышны звуки телевизора, на плите готовится любимая еда и к твоему приходу соблазнительные ароматы заполняют все помещение.
В воздухе еще витает ее запах. Я словно ощущаю ее присутствие. Сажусь на диван и начинаю плакать. Навзрыд. Понимаю, что меня хорошо слышно. Соседи этажом ниже убавили громко включенный телевизор. Мне плевать. Я пришла к маме. Ее душа до сорока дней где-то летает на земле. Возможно, сидит рядом со мной. Но в такое не верю. Стою у окна и представляю, насколько было ей одиноко и тоскливо в последние месяцы жизни. Как она в полной темноте при свечах читала молитву за своих дочерей.
Мерю шагами квартиру. Хожу из комнаты в комнату, от одного окна к другому. Под ногами скрипит пол. Взгляд падает на фотоальбомы, лежащие на журнальном столе. Примерно четыре года назад мама сожгла большую часть своих фотографий молодости, фотографии с мужем, которого она похоронила сорок два года назад. Но кое-какие черно-белые снимки все же остались. Я решила для себя отобрать несколько фото, чтобы они всегда находились у меня в быстром доступе. Я достаю толстый фотоальбом, мои руки дрожат. Начинаю с самого раннего. Многие фотографии выцвели и стали желтоватого оттенка. Спасибо тем, кто их придумал. Во времена моего детства были только полароиды, позже появились «мыльницы», в которые заряжалась пленка на определенное количество кадров. Была целая трагедия, если на фотографии получался с закрытыми глазами.
К сожалению, с возрастом мы забываем какие-то моменты своей жизни. Мозг стирает из памяти то, о чем мы давно забыли, словно оставляя место для новой информации. Каждый из нас отрывками вспоминает свое детство и старается пронести с собой как можно больше приятных минут с дорогими людьми. Но запоминаются только те, которые произвели на нас самое сильное впечатление. А фотографии помогают восполнить некоторые пробелы воспоминаний. В квартире тихо. Стук часов раздается так отчетливо. Китайские часы – долгожители. Своего рода раритет для нашей семьи. Мне было пять лет, когда они у нас появились. Даже представить не могли, что они так долго будут работать. Им уже почти тридцать лет.
Маленькая девочка, крепко прижавшая к себе куклу. Здесь маме пять лет. Именно тот период, когда она едва не умерла от неизвестной доселе болезни. Но сила духа помогла ей выжить. Она старший ребенок в семье простых работяг. Отец – шахтер, мать – домохозяйка. Оба родителя из многодетных семей.
Иванова Люба. 1956 г.
А вот девочка в платье в горошек – это я. Здесь мне тоже пять лет. Странное совпадение на число пять. Подруга Светланы пришла в гости с фотоаппаратом. Та самая четырехкомнатная квартира, где в дверном проеме между гостиной и прихожей я видела параллельный мир и общалась с придуманными друзьями, где мама увлекалась комнатными цветами и для появления новых однажды во всей квартире не осталось места. Квартира, в которой успела пожить многочисленная родня: бабушка с дедом, мама с детьми, мамин брат с женой и моя тетя. Родился в этой квартире первый внук мамы. Четыре комнаты – четыре поколения.
Квартира досталась моему дедушке Николаю, всю жизнь посвятившему шахтерскому труду. Деда выработал стаж, за что и получил квартиру. Моя бабушка Александра и дед Николай проживали здесь долго. Постепенно из родительского дома стали разлетаться их дети. Они воспитали троих. Мама купила себе частный дом, куда вскоре переехала с дочерями-подростками. Через год познакомилась с моим отцом, вышла замуж, так появилась я.
А тут мне исполнился год. Я, мама, отец и две моих сестры-подростка. Маме здесь тридцать семь. Именно эта фотография была выбрана на общем сестринским совете для гранитной плиты памятника мамы. Это далекий 1988 год. Такая счастливая женщина с глазами полными надежды на светлое будущее и открытой улыбкой. Отец держит меня на руках. Ну и мордашка здесь у меня: как будто только что меня впервые в жизни угостили лимоном. Я явно не хотела фотографироваться с ним, уже тогда зная про него слишком много плохого. Это фото сделано незадолго до того, как мои родители разошлись. К слову, я с отцом до сих пор не общаюсь. Это единственная его оставшаяся фотография в семейном архиве. Оставила ее, чтобы не забыть, как он выглядел в молодости. Я никогда не горела желанием с ним общаться, хотя в какой-то период жизни мои предки могли снова сойтись. Мама хотела, чтобы я росла в полной семье, а для девочек он мог бы стать опорой. Но это про кого-то другого, не про него.
Мама считала, что мне не хватало отца. На самом деле я даже никогда не задумывалась, почему его нет. Мама дарила мне любовь за двоих. Единственное, о чем сейчас жалею: если бы не негативный настрой к своему отцу, то, возможно, они сошлись бы, когда мы уже повзрослели. Мама перестала бы бояться за девочек-подростков, которые часто оставались одни дома с ним. Когда они только сошлись, он стал приводить посторонних мужиков в дом. Именно по этой причине мама больше не вышла замуж, она опасалась за нас, девочек. Говорила, что пока она на работе, ей спокойнее осознавать, что с дочерями ничего не случится.
Однажды я, наверное, как и все дети из неполных семей, спросила, где мой папа. И мама рассказала правду. Я благодарна ей за откровенность. Она мне никогда не врала. Мама не простила ему того, что он поднял на нее руку. Именно в тот момент он пал в моих глазах, прежде всего как мужчина. Так она осталась в доме одна с тремя дочерями. Старшей Лидии стукнуло четырнадцать, Светлана отметила двенадцатилетие. Мы родные сестры от разных отцов. Их родной отец умер, когда ему исполнилось 26 лет. Его забрал лейкоз. Держу в руках их совместную фотографию с мамой. На этом фото они только начали встречаться. Александр закутался в ее шаль, а мама надела его шапку. Дурачились! Фотография нецветная, пожелтевшая. Мама много раз рассказывала их историю знакомства, как ждала его из армии. Как он вернулся, и они чуть не расстались, но видимо от судьбы не уйдешь. Поженились. Родилась Лидия, через два года – Света. А через десять месяцев он умер. Светлана, конечно же, не помнит его живым.
Мама долго восстанавливалась после его смерти, но спасли дети. Ради них она продолжала жить. Мама была строгих правил, а ее воспитание не позволяло ей легкомысленно вести себя с мужчинами. Моего отца она повстречала спустя десять лет после смерти Саши. Я благодарна ей за возможность увидеть этот мир. Пусть далеко не идеальный и не совершенный. Сейчас рассматриваю фотографии, где я только родилась, мне полгода, год, вот уже и первый класс. Словно недостающее звено в цепи, которое подарило маме смысл дальнейшей жизни.
С фотографии на меня смотрят мои бабушка и дедушка, который держит меня на руках. Мы сидим на крыльце у дома, где я родилась. Позже бабушка захотела переехать в дом, а мама вернулась в квартиру. Я не ходила в детский сад. Каждое утро мама перед работой уводила меня к бабуле. Почему-то больше всего впечатлений оставила зима. Зимы раньше были очень снежные и суровые. Одно из ярких воспоминаний: мама везет меня на санках к бабушке. Я в шубке, а сверху еще шалью обмотана так, что тяжело дышать. Неудобно ни сидеть, ни лежать. Смотрю на впереди идущую маму и думаю: «Вот выпаду я сейчас из санок, а мама не заметит и дальше пойдет. Как же я ее тогда догоню!» Вот так и шли всю дорогу рядом, а саночки пустые катились. Природа красивая. Деревья в белые шапочки одеты из снега. Сворачиваем в частный сектор – темно, хоть глаз выколи. Кто-то уже не спит, свет из окошек дорогу нам освещает. В домах печки топятся – дым столбом. Мороз на улице. А мама торопится, на работу боится опоздать. И я, ощущая всю важность миссии, поспеваю за ней как могу. Иногда утрами у бабули я засыпала, рассматривая узоры на настенном ковре. Мне нравилось находится у стариков. Я любила наблюдать, как бабушка пекла оладьи на завтрак и вскоре вкусные запахи наполняли весь дом. Наблюдала, как старшее поколение выполняли работу по дому и трудились в огороде. Я забавляла деда разговорами, в то время как он колол дрова, таскал уголь. С интересом смотрела, как он скручивал табак в газетную бумагу и в моем сопровождении выходил на крыльцо, повторяя: «Курить вредно». Деда закуривал только что изготовленную сигарету, а я рядом рвала мать-и-мачеху, чтобы подарить букет бабушке.