Однажды в Брайтоне

Глава 1

На моём туалетном столике, словно реликвия, возвышается флакон духов Parfums de Marly – «Сафанад». Это не просто аромат, это портал. Один пшик – и я снова там, в эпохе безудержного счастья, молодости и свободы. Времени, окрашенном в самые яркие цвета.

Вечерами, когда ностальгия становится невыносимой, я «надеваю» «Сафанад» и позволяю воспоминаниям захлестнуть меня. Кадры крутятся в голове, как плёнка старого фильма: вот я в душном клубе, безудержно танцую под Рианну с Хади – тем самым парнем, которому я наивно пророчила роль главного героя моей жизни. Его футболка прилипла к спине от пота, в воздухе – густой коктейль из дешёвого алкоголя и дорогущего парфюма. А вот – шумная вечеринка в китайском квартале, где мы с азиатской диаспорой отмечаем очередной праздник. Вот я на побережье, вдыхаю солёный воздух, слушаю дерзкие крики чаек, и чувствую себя частью этого вечного пейзажа. С друзьями мы делим все: смех и слезы, открытия и разочарования, беспробудные кутежи и бессонные ночи за учебниками.

«Сафанад» – в переводе «чистый». Как тот легендарный жеребец, которого царица Савская преподнесла царю Соломону. Как чистый лист, с которого началась моя новая жизнь. Ностальгия – жестокое чувство. Человек, придумавший это слово, гениально соединил «ностос» (возвращение домой) и «альгиас» (боль). И попал прямо в сердце. Скучаю ли я по тем безвозвратно ушедшим дням? По безудержным эмоциям? По друзьям, ставшим семьей? Или это тоска по той самой Анне – смелой, беззаботной, купающейся во внимании парней? Была ли я такой на самом деле? Не знаю. Но я отчаянно хочу снова окунуться в этот поток воспоминаний, ощутить щемящую боль, чтобы хоть на миг вернуться в тот драгоценный отрезок жизни. Кто-то говорит, что светлые воспоминания дарят надежду и оптимизм. Возможно. Но мне отчего-то становится только грустнее. Как тяжело осознавать, что та беззаботная радость уже никогда не повторится…

Если бы я могла вернуться в прошлое, то сказала бы той наивной девочке: «Судьба дает тебе выбор – учеба за границей или дорогая машина. Даже не раздумывай! Бросай все и собирай чемоданы! Это станет лучшим решением в твоей жизни. Эти два года ты будешь вспоминать всю жизнь: молодость, красота, здоровье, безумие… Беззаботная жизнь, полная приключений и удивительных знакомств. Ты встретишь настоящих друзей, родственные души. Кто-то из них даже встретит свою любовь. Не упусти этот шанс». И я приняла это судьбоносное решение. Магистратура в одном из лучших университетов Англии, в Брайтоне – городе, который навсегда похитил мое сердце. Ах, Брайтон… Как я скучаю! Как хочу увидеть тебя снова! Но и боюсь. Ведь говорят, не стоит возвращаться туда, где тебе было слишком хорошо. Хотя я бы рискнула.

Тем летом мне исполнилось двадцать три. Я только-только получила диплом, и меня переполняла эйфория свободы. Я неспешно оформляла документы, предвкушая новую жизнь. «Банк папочки» гарантировал исправно оплачивать учебу и проживание. Что могло пойти не так?

Менеджера агентства, помогавшей с оформлением, тоже звали Анна. Мы разговорились. Она рассказывала о своих путешествиях, о том, как любит летать. Я, вдруг, спросила, не боится ли? Аня усмехнулась и ответила, что ни капли. «В любом случае, это стоит того», – сказала она. Я согласилась, не подозревая, насколько трагичной окажется эта фраза. Через несколько лет я узнала, что девушка погибла в авиакатастрофе. Самолет разбился, никому не оставив шансов. Эта новость потрясла меня. Риск, выбор, судьба… Что мы контролируем в этой жизни?

А теперь – немного предыстории. Мне было чуть больше двадцати, позади – первая любовь, болезненное расставание, случившееся незадолго до выпуска. Пять лет вместе, с самой юности… Я желала ему только счастья. Это был апогей чистой, светлой любви. И хотя в душе еще жила грусть, я чувствовала себя невероятно свободной и открытой для всего нового.

Но в аэропорту я рыдала, прощаясь уже с новым ухажером, который любезно вызвался меня проводить. За пару месяцев мы успели сблизиться. Он был хорошим парнем, искренне влюбленным. Но, к сожалению, ему была уготована роль лишь временного спутника. Клянусь, как только самолет коснулся земли в Лондоне, я забыла о нем! Просто выкинула его из жизни, как старую перчатку. И больше никогда не общалась! Ветреная? Да. Несерьезная? Безусловно. И бесконечно счастливая? В тот момент – да. Парень, конечно, не ожидал такого поворота. И я сама от себя не ожидала. Потом узнала, что он тяжело переживал наш разрыв… И мне было стыдно. Неприятно причинять боль. Иронично, как легкомысленны мы бываем, не подозревая, что за каждое необдуманное решение придется расплачиваться. И как горько бывает раскаяние. Кстати, на прощание он подарил мне модные часы. Много лет они красовались на моей руке. Слышали про эту примету? Кажется, не стоит дарить часы…

Позвольте дать совет: если вам плохо – смените обстановку! Уезжайте! Путешествуйте! Ничто так не восстанавливает душевное равновесие, как радикальная смена декораций и полное погружение в другую реальность. Старые проблемы меркнут, и жизнь словно расцветает новыми красками.

Глава 2

Я была беззаботной, как ребёнок, получающий подарки: не вникала в детали, наслаждаясь самим фактом получения. Где предстоит жить? Какая программа обучения? Альтернативы? Зачем? Просто хороший университет в чудесном месте. Да и менеджер Анна одобрила: «Отличное место, советую!» Оплатив всё «банком папочки», я пребывала в сладком предвкушении: «Всё только начинается!». Вы когда-нибудь начинали жизнь с чистого листа, путешествуя налегке? Без груды вещей, коробок с мелочами и «пакета с пакетами»? Я отправилась в Англию с одним небольшим чемоданом. Оказалось, больше и не нужно: там было всё необходимое. Отсутствие лишнего хлама подарило невероятную лёгкость. Словно я сбросила груз прошлого и начала новую главу.

Первое разочарование ждало при вселении. Жилье повергло в шок. Это было полное фиаско всея Великобритании! Я рассчитывала на комфорт, на цивилизованную Европу. Вместо этого – старый, грязный, облезлый и сырой дом на вершине холма. Жилище скорее напоминало заброшенную дачу, облюбованную бродягами. А холм… этот коварный холм! Уклон был настолько крут, что казалось, будто можно дотронуться до земли руками, подав тело вперёд. Финальный аккорд – последнее усилие у входа: кислород покидал легкие, сердце колотилось, лицо краснело и блестело от пота. Словно карабкалась я на Олимп, проходя посвящение в высшую степень физической подготовки. Каждый день, возвращаясь домой, я проходила этот нелегкий путь. Это был, пожалуй, единственный год, когда я искренне жалела, что курю. Первые звонки отцу сопровождались слезами отчаяния. Хотелось бросить всё и бежать домой. Но я продолжила борьбу, и вскоре неудобства стали предметом шуток и анекдотов, формируя стойкий иммунитет.

В доме нас было пятеро: четыре китайца и я. Сперва я решила, что такое колоритное соседство – случайность. Но в первый учебный день, ворвавшись в аудиторию, увидела, что в классе одни азиаты. Около тридцати китайцев. Это и была моя группа. Заметив свободное место на задней парте, я прыгнула на него. Рядом оказался интересный парень по имени Гонг. Вообще, китайцы берут себе второе имя для использования вне Китая. Более читабельное для европейцев. Так моими азиатскими друзьями стали Гонг, Бобби, Лу́на, Тедди, Шэрон и Гари. Каждый из них был воистину уникальным человеком. Гари привносил в компанию легкость и такт. Он обладал великолепным чувством юмора и мог разрядить обстановку в самых напряженных ситуациях. А ещё он отлично готовил и не раз угощал дивными блюдами из родной провинции. Гонг был «тестостероном» компании, а Тедди – спонсором. Он был сама щедрость и гостеприимство. Мы стали хорошими товарищами и так проучились весь следующий год: двадцать девять азиатов и я. Лишь в конце я узнала, что одна из девушек – японка. Как-то меня посетила социальная служба, чтобы узнать, комфортно ли мне в таком коллективе. Я отлично проводила время и не имела никаких негативных мыслей. А вот японка, оказывается, мучилась. Она поведала службе что ей одиноко и чувствует себя «белой вороной». Так я и узнала, что, оказывается, кроме меня в группе были представители других наций.

Глава 3

Я поддерживала связь со старыми друзьями. Они искренне удивлялись боевому составу моего студенчества. Настоятельно советовали налаживать контакты: «Когда китайцы оккупируют мир – мы к тебе подмажемся!».

Моя комната оказалась вполне приличной, несмотря на угол с подгнившей стеной, в который постоянно дул сквозняк, как вольный ветер степей. А вот мебели было немного, и та представляла собой жалкое зрелище. Всё необходимое я докупила в IKEA: стол, декоративные подушки, пару книжных полок и большую тумбу. С последней пришлось повозиться: у меня не оказалось молотка. Тогда на помощь пришла банка консервированной фасоли в томатном соусе. Сначала всё шло отлично, но последние два гвоздя предательски прокололи импровизированный инструмент, обильно полив деревянную поверхность красным соусом и кусочками фасоли, похожими на кровавые кишки. Впрочем, тумбу я собрала.

Комнатушка этажом выше была куда хуже. Крошечная, будто кладовка, но вмещавшая огромную двуспальную кровать и письменный стол вплотную друг к другу. Между ними не оставалось места. Так кровать служила и стулом. А насидевшись за столом, можно было сразу откинуться на кровать. К двери же можно было подобраться, пройдя или ползя словно змея, по той самой кровати. Здесь поселился Бобби. Китаец из Гонконга. Мы сразу сдружились. Он разительно отличался от остальных азиатских товарищей. Не внешне, конечно. Но по духу. Ведь Гонконг всегда был автономной единицей, так еще и арендованной Великобританией аж на целых сто лет. От Бобби веяло европейским духом. «Я не китаец, я из Гонконга», – любил он говорить всем, кто опрометчиво называл его жителем Китая.

Как и полагается, местом встречи с соседями стала кухня.

– Что сегодня на ужин? – поинтересовалась я однажды.

– Конечно же, рис, мисс Картошка, – ухмыляясь, ответил Бобби. Словно намекая, что знает, что у меня будет на ужин.

И действительно, китайцы без устали поглощали белый клейкий продукт, в то время как я довольствовалась картофельными блюдами.

– У меня еще и водка всегда под рукой! Вон в том шкафчике! – радостно заявила я.

– Шутишь? – недоверчиво спросил Бобби.

– Отнюдь.

Бобби открыл шкафчик и разразился хохотом. На полке стояла бутылка водки, которую я заботливо привезла из России. А как иначе? Под рукой всегда должен быть спирт. Как минимум, для дезинфекции. Такие детали порождают забавные стереотипы, которым я охотно потворствовала. Ах, как они крепки!

Рядом с окном красовался занятный ассортимент: традиционные китайские соевые соусы в необычных бутылочках, гречка из России, миниатюрные азиатские рисоварки, банки с медом и местными деликатесами: копчеными яйцами и сосисками. Особый акцент создавали массивные разделочные ножи, широко используемые китайцами в быту – грозное оружие. Мне доводилось видеть подобные у мясников. Честно говоря, с этими тесаками в руках, соседи настораживали, пугая новичков и гостей.

Что я искренне полюбила в жителях Поднебесной – это их детскую непосредственность и простоту восприятия жизни, независимо от возраста и статуса. Как и положено взрослым, они решают важные вопросы, занимаются «значительной и умной деятельностью», заводят семьи и рожают детей. Но при этом им удаётся оставаться невероятно непосредственными и веселыми. Юмор, жесты и поведение у них остаются легкими и беспечными, как у ребёнка.

Самым любимым нашим развлечением стало катание на картонных коробках по лестничному пролёту со второго этажа. Брали большую прочную упаковку, устраивались внутри и стремительно съезжали вниз, вызывая общий восторг и веселье. Порой проводились соревнования на скорость спуска. Победители получали похвалу и аплодисменты, а также уважение и одобрение. А на день рождения Бобби мы организовали настоящее пиршество детского счастья: накупили пиццы и соков. Самое яркое воспоминание – наша фотография на диванчике, где один держит гигантскую упаковку туалетной бумаги, второй прижимает утюг к груди. Впоследствии я долго ломала голову над смыслом этих аксессуаров, но, ничего не вспомнив, оставила историю неопознанной тайной. Такими и были те безоблачные денечки.

Кстати, сообщество китайцев удивительно сплочённое и склонно делиться информацией мгновенно. Любая новость тут же становится достоянием общественности. Как-то вечером я посетовала Бобби, что начала полнеть от местной никчёмной еды. На следующее утро случайная китаянка с ходу задала прямой вопрос: «Правда ли, что вы поправились, Анна?». Я подумала: «Вот это оперативность! С такой скоростью передачи информации китайцы всегда будут вне конкуренции!». Но мне нравилось находиться в этом обществе. Я чувствовала тепло и комфорт, искренне получая огромное удовольствие от повседневной атмосферы нашего азиатского общежития. Да и сама отлично вписалась в эту тусовку.

Особенно близкой сердцу стала традиционная китайская кухня. С тех самых пор, хот-пот – одно из моих любимых развлечений. Блюдо еще называют «хого» или «горячий горшок»: в центр большого круглого стола ставится котелок с кипящим бульоном, а вокруг – множество тарелок с сырыми продуктами: креветками, разными видами мяса, овощей и грибов. Эти ингредиенты кидаются в ароматный бульон, где за считанные минуты доходят до готовности. Приготовленные горячие кусочки окунаются в терпкий соус, а затем попадают в рот, под закуску из гарнира в виде риса или лапши. Признаться, до Англии китайская еда казалась мне не слишком приятной. Сейчас я списываю это на незнание и недостаток опыта. Ведь она божественна!

Глава 4

Каждый день, с понедельника по пятницу, мы, как послушные птенцы, учились, просиживая на занятиях до двух-трех часов дня, а затем разлетались. По приезде я познакомилась и с другими ребятами: Аней из Хабаровска и Эльнуром – татарином, с детства проживающим в США. Анюта была невысокой и стройной, словно гитара. Этот изгиб, в сочетании с веселым нравом, делал ее настоящей «зажигалкой». Училась она на той же программе, но в другом классе. А Эльнур приехал по обмену лишь на один семестр. Он был невысокий, но ладно слаженный. Типичный «студент по обмену» с большой и, несмотря на юный возраст, заметно лысеющей головой. Хотя мне нравилась его широкая улыбка с ямочками и брови домиком, как у Винни-Пуха, придающие добродушный вид. Его мама раньше была врачом. Но переехав в Америку, буквально оказалась никем. Лишь спустя много-много лет ей удалось освоить язык и закончить курсы сестринского дела. Но вновь стать доктором не удалось.

Вместе мы часто проводили время в двух самых ярких местах Брайтона: на катке и на пирсе. Первый заслуживает особого внимания – он расположен прямо напротив эксцентричного Индо-Китайского королевского павильона, который раньше служил резиденцией правителей Великобритании. Дворец чем-то напоминал Тадж-Махал. Вместе они словно сошли с винтажной открытки, что отправляют почтой. Пирс же был еще более увлекательным местом. Там мы играли в автоматы, тратя пару десятков фунтов, катались на каруселях и, конечно, пили. Мы пили много Гиннесса. А потом танцевали паровозиком на троих, игриво хватая друг друга за задницы. Кстати, в Брайтоне я впервые осознала, насколько привлекательны славянские девушки. Если в России я оценивала себя на шесть-семь из десяти, то в Англии – девять, а то и десять. Отсутствие серьезной конкуренции, конечно, льстило самолюбию молодой и свободной девушки. Здесь я никогда не уходила из бара без пары-тройки номеров. «Я обязательно тебе напишу!» или «Жди звонка» – говорили все как один, а я лишь небрежно улыбалась, тут же отправляя самых непримечательных поклонников в черный список. Однажды, зайдя в бар, заметила, что четыре ухажера, которых я познакомилась здесь в разные дни, словно нарочно встретились вместе. И теперь стройно стояли в ряд у барной стойки. Заметив меня, все четверо почти одновременно обернулись и улыбнулись. И я улыбнулась в ответ: всем и каждому одновременно. «Слава Богу, они не знакомы,» – подумала я.

Самым ценным у пирса был вид на море на закате, когда холодный ветер провожает день под крики чаек. Белоснежная мостовая подсвечивается множеством желтых огоньков, придавая месту загадочную и романтичную атмосферу. У меня есть фото, где я раскидываю руки в стороны и, словно птица, кружусь. Именно так я себя и чувствовала – вольной и счастливой птахой. Но будьте осторожны с чайками! Эти разбойники невероятно наглые. Я не раз видела, как они на лету выхватывали еду у гуляющих, когда те неспешно кусают бургер или картофель фри. Можно запросто лишиться обеда, даже когда подносишь еду ко рту – чайки тщательно отслеживают эти секунды и отчаянно пикируют вниз. Видимо, глобализация добралась и сюда, заменив морскую охоту Макдоналдсом.

Брайтон – действительно замечательный город. Кстати, он славится своей толерантностью к нетрадиционной ориентации. Здесь больше, чем где-либо в Англии, геев, лесбиянок и трансвеститов, и, конечно, множество мест для их досуга. Мы часто наведывались в один гей-клуб, где нас уже принимали за своих. Стоило немного пригрустить у бара, как я тут же слышала от рослого посетителя в розовых перьях и красном платье в блестящих пайетках: «Не грусти, малышка! Если бы ты была ей нужна, она бы уже была здесь, с тобой!». А перебежав через дорогу, в соседнем баре можно было попасть, например, на выступление Би-2 и насладиться любимыми песнями, сидя всего в паре метров от отечественных звезд.

Английская толерантность, хоть и напыщенно приятная, зачастую оказывается обманчивой. Как-то мне нужно было сделать один важный звонок, но разговаривать с оператором на сложные темы на английском совсем не хотелось. Но звонить должен был сам человек – лично. Я попросила помощи у Эльнура. В беседе оператор спросил: «Вы Анна А.?». Мой друг, без капли смущения, ответил: «Да, это я. А в чем дело?». Оператор любезно принял ответ, параллельно решая вопрос. А как иначе? Сказать: «Это мужской голос, это не может быть Анна» – означало бы дискриминировать юного брайтонца, усомнившись в его выборе пола или имени. Мы смеялись во все горло.

Брайтон – город контрастов. Ведь это еще и милый деревенский городок. Совсем рядом с университетом расположены поля, где на вечнозеленой траве пасутся милые кругляшки-барашки. Воздух такой чистый! Вдыхаешь и замираешь. Больше нигде я не ощущала такой свободы дыхания. Сассекс, кстати, – заповедная зона. На городском автобусе легко добраться до местной природной достопримечательности – белоснежных меловых утесов Севен-Систерс, тянущихся вдоль побережья Ла-Манша. Как ни крути, хотелось съездить и в столицу – Лондон, всего в часе езды на поезде. Там можно посетить музеи и места из любимых книг и фильмов, такие как дом Шерлока Холмса или вокзал Гарри Поттера. А еще прогуляться по Harrods и купить модных шмоток в Victoria’s Secret. И, как вы помните, за все платил папа. Как не влюбиться в такие будни?

Глава 5

Дни стремительно бежали. Учеба давалась легко. Кажется, я даже чувствовала себя одной из лучших в группе. Посещала все занятия и вовремя сдавала домашки. В студенческом баре, липком от пива, куда ни ступишь, – мы часто зависали втроем. Пол был настолько пропитан алкоголем, что подошва просто приклеивалась намертво. Вряд ли где-либо еще в мире можно было увидеть такой хаос – будто кто-то решил, что в Англии не принято убираться. Мы же пили пенное и играли в бильярд, и вместе решали, куда поедем на этот раз: в Оксфорд или Лондон, посмотреть на Стоунхендж или прогуляться по милому городу Бат. В один из таких вечеров Эльнур неожиданно положил руку мне на колено. Причем в тот самый момент, когда Аня вышла в уборную.

– Аннушка, – произнес он с акцентом, – а ты куда больше хочешь поехать?

Я слегка удивилась. В его глазах читалось нечто, чего я раньше не замечала. – Да я и сама не знаю… – улыбнулась я, стараясь сохранить непринужденный тон. – Может, в Лондон? Пригласишь меня?

Внезапно, словно испугавшись собственной смелости, Эльнур убрал руку. Что его так напугало? Может, слово «пригласить»? Он был небогат и весьма прижимист, что не добавляло ему харизмы. Но в этот момент я почувствовала укол любопытства.

Как и я, Аня приехала в Англию учиться: сначала на подготовительных курсах, а затем и в университете. Но за полгода до отъезда успела влюбиться в парня, и теперь изнемогала от тоски. Каждый день они были на связи, порой проводя всю ночь за любовными беседами, словно неразлучные голубки. Эльнур же был один из тех иммигрантов, кто отчаянно пытается понять, кто он есть: русский в США, татарин в России или современный американский тинейджер. Молодой, веселый и неопытный – он был словно свежий ветер, что треплет волосы и не знает, куда дует.

Как-то с Аней мы рванули в Лондон. Я нашла очень дешевый и, на мой взгляд, неплохой хостел – всего десять фунтов за койку в шестиместной комнате. Это был мой первый и последний опыт ночевки в подобном месте. Но в тот самый момент, мы были полны энтузиазма, предвкушая предстоящую неделю. Аня, неопытная в подобных путешествиях, слепо доверилась мне – и это оказалось ошибкой. Мы гуляли весь день, а вечером, уставшие, заселились. Эта ночь запомнилась навсегда: я как-то передавала старые вещи и еду в «Красный Крест» в Москве, и там, в затхлом и убогом помещении, запах смести из мочи и спирта был настолько сильным, что щипало в глазах. И вот все повторилось. Мы сразу поняли – это на одну ночь, но даже она показалась вечностью. Все койки были заняты. Напротив меня расположился извращенец – не хочу вдаваться в детали. А слева, на верхней полке, поселилась проститутка, о чем та сама поведала. А гость на полке над извращенцем тут же стал ее клиентом. Вся ночь прошла в мучительном ожидании утра, и мы, не выспавшись, рванули прочь, словно бегущие от кошмара. Очищаясь от грязи и безумия, направились к Букингемскому дворцу. Как будто, чтобы смыть пыль и сальность, и вновь почувствовать себя людьми образованными и благополучными. У забора, схватившись за прутья обеими руками, как преступники, мы пытались протиснуть голову между решетками, вновь ощущая себя туристической богемой. Потом посетили Биг Бен, Кафедральный собор, здание парламента, набережную с колесом обозрения и, конечно, Тауэрский мост. По дороге зашли в магазин «Битлов» и в музей Шерлока Холмса, где, в фирменной охотничьей шапке и с трубкой, я оказалась в кресле напротив камина – в той самой красной комнате. Несмотря на все злоключения, душа пела от счастья, словно птица, что обрела свободу. Такие моменты, когда страх, восторг и приключения переплетаются в одно целое, запоминаются на всю жизнь.

Глава 6

Как-то раз оказались в клубе вдвоем с Эльнуром. Как и прежде – по дружбе и по привычке. Как два приятеля, которые не ищут приключений, а просто так, для души. Всё было легко и непринужденно: каждый платил сам за себя, и никто не требовал ни лишних слов, ни обещаний. Подвыпившие, мы танцевали и веселились, как дети, у которых еще нет ни забот, ни ответственности. Он вальяжно обнимал меня за талию, чему я не возражала – было приятно. В какой-то момент Эльнур, словно поддавшись порыву, попытался меня поцеловать. Я, смеясь и словно куражась, отпрянула – не потому, что он был мне неприятен, а потому, что всё было слишком легко и просто. Честно говоря, он был мне интересен как мужчина – но совсем чуть-чуть. И это чувство никак не могло «сорвать башню» и закружить в водовороте страсти. Это было прекрасно – весело и беззаботно. Но не более.

В январе семестр закончился. Аня уехала к любимому. Он встретил её поистине феерично – выложил красную дорожку из роз прямо в аэропорту и тут же сделал предложение. Через полтора года она стала мамой. Так завершилось её студенчество. А на зимних каникулах Эльнур жил у меня. Я любезно приютила парня почти на три недели, сэкономив ему неплохие барыши. В этот период он пустился во все тяжкие, словно в погоне за каким-то призраком, отчаянно пытаясь уложить меня в постель:

– Знаешь, а давай пойдем ва-банк? – намекая на то самое, но совершенно невпопад, предложил он.

– А зачем? – холодно ответила я. Парень заметно смутился.

– Ну просто, чтобы было весело! – добавил он, улыбаясь, как ребенок, которому дали конфету.

Я промолчала. Конечно, я и раньше замечала его внимание, но при этом не чувствовала ни тепла, ни искренности, ни собственного глубокого интереса. А потому и реагировать на те попытки не хотелось – да и не было смысла. В другой раз он вдруг разоткровенничался и признался, что якобы девственник. Вот тут-то я и поставила точку в нашем флирте. Во-первых, это показалось настолько скучным, что даже улыбка исчезла с лица. А во-вторых, я вдруг осознала его мотивы, и причина «липкости», внезапно сменившейся агрессией и недовольством, стала ясной, как день. Перед глазами пробежала череда картинок: те самые, очевидные, но незаметные неискушенному взгляду детали, что полностью раскрывают истинные мотивы человека. И всё-таки, он совсем не запал мне в душу, поэтому и вся история стала лишь забавной игрой, которая не трогает.

– Во дает! – думала я. Уморительная сцена в веренице прекрасных студенческих будней.

Тем не менее, это было первое расставание в Англии со случайными прохожими, ставшими хорошими товарищами. Тогда я ещё не осознавала этого полностью, но уже отчётливо чувствовала тоску по весёлым дням. «Почему так? Почему приходится расставаться? Почему у всего есть конец? Люди так быстро исчезают из жизни, едва появившись?» – грустила я. Тоска по минувшим дням и товарищам, с которыми было легко, хорошо и весело. «Это и есть мимолетное счастье или только его иллюзия?». А может, именно так, в нужное время и в нужном месте, расцвело моё буйное, неугомонное гедонистическое начало. Тогда я впервые задумалась о себе как о том еще эгоисте. «Хочу наслаждаться!» – стало моим девизом. Почему-то считается, что эгоизм – это грех владельца. Но забывают, что это и его бремя. Эдакий тяжелый мешок с гниющими потрохами на плечах – и нести тяжко, и выбросить жалко. И вот я, словно путник, несущий на спине этот гнилой груз, – и не знаю, что с ним делать: выбросить или оставить.

Глава 7

Каникулы прошли в родной Москве. На паспортном контроле я мгновенно ощутила себя на Родине: люди занимали места в нескольких очередях одновременно, толкались и шмыгали, лишь бы прорваться как можно быстрее к заветному окну. «Справедливость – для слабаков», «кто успел – тот и съел!» – словно витали в воздухе безмолвные девизы, как заклинание. И вдруг, прямо передо мной, из ниоткуда появился какой-то мужчина и, как взбесившийся петух, закричал:

– Машка, давай сюда, быстрее! Паспорт-то у тебя!

Машка мигом прискакала из соседней очереди и умело протиснулась вперед. Я, улыбаясь, подумала: «Ну вот я и дома».

До центра решила добраться на экспрессе – сто лет не ездила на поезде. Вдруг захотелось покурить. В Брайтоне на пиронах запрещено курить. Подумала: «А здесь можно, интересно? Хрен его знает. Лучше спрошу у проводника». Подхожу, говорю:

– Извините, а здесь можно курить?

– А где нельзя? В Сочи что ли? – ответил он, усмехаясь. – И в Сочи можно! Курите, кому какое дело.

«И смешно, и грустно. Видать, оевропеилась я», – мелькнуло голове.

В Москве я навестила родителей, старых друзей – ничего особенного, ровным счётом, не помню. Даже бывший – первая любовь – вдруг появился на горизонте из ниоткуда. Спрашивал, думала ли о нас. А я и не думала. Что с того? Дни летели, как песок сквозь пальцы, и «сколько не сжимай в кулак свою ладонь, его не удержать». Впрочем, я буквально считала дни до отъезда: «Скорее бы вернуться!» И дома, даже с самыми близкими, чувствовала себя словно в другом мире, как будто не с ними, а где-то далеко, за горизонтом. Хотела скорее вернуться в Брайтон, к любимым китайцам, приключениям, женихам и интересной жизни. Прошлое казалось жалкой тенью настоящего, словно блеклая копия яркой картины.

И вот я снова в Брайтоне! «Это мой настоящий дом» – думала я. В то время мы с китайской диаспорой частенько захаживали в азиатские рестораны. Самым любимым стал аутентичный «Чайна-Чайна», в самом центре города, где можно было отведать местных пельмешек со свининой – так «по-нашему»! Еще моими фаворитами стали пельмешки с креветками в рисовом тесте, курочка в сладком медовом соусе и белый мякиш местных фирменных булочек, что едят вместо хлеба. «А ты с севера или с юга?» – первый и самый важный вопрос, когда китаец встречает китайца. А потом они подолгу спорят: где лучше живется, куда перетащить столицу, какая из двух рек – главная, и какая гора – важнее и брутальнее. Традиции и кухня у юга и севера очень разнятся: северяне любят поострее, а южане – послаще. Правда, нормальных сладостей ни там, ни там нет.

А еще мы много гуляли. На моих глазах завязывались отношения, и по некоторым можно было с уверенностью сказать: «Это надолго». Так образовывались семьи. Было интересно наблюдать за судьбоносными встречами. Как будто со стороны, как призрак, тихо наблюдаешь: ловишь взгляды, первые слова, прикосновения. Тогда я впервые заметила разительную разницу между ухаживаниями и даже простым общением европейцев и азиатов. Как-то мы сидели в ресторане, и я отметила, что Гарри очень трогательно ухаживает за своей Шэрон. Возможно, даже чересчур – как будто у нее рак или что-то действительно серьёзное. А оказалось, у неё были месячные! И тогда, прямо за столом, Гарри просил принести тёплой воды, потому что «Шэрон сейчас в особом периоде, ей нужно много пить и не нервничать». Я впервые задумалась: «Действительно, а есть ли что-то постыдное в менструации? Может, стоит заявить об этом громко, как мы заявляем на работе, когда хандрим: «Я болею!». И, более того, – ожидать, что окружающие отнесутся к этому с трепетом и уважением. Жаль, что у нас это не практикуется. Словно женский цикл – это некая стигма, о которой принято молчать. Будто бы в этом есть что-то постыдное, что нужно непременно скрывать. И вообще, у нас не принято показывать слабину, уличая уязвимость – всё должно быть гладко и безупречно.

О, Китайцы! Эти удивительные люди не только к своим половинкам трепетно относятся, но и к друзьям – с такой же нежностью и заботой. За меня везде и всюду платили, словно я их родная сестра. Даже такси, даже сопутствующие расходы – всё было на их щедрой руке. Я однажды попыталась отказаться, и тут же поднялась буря негодования: заявили, что так поступать – значит оскорблять их честь и достоинство. Ну, что тут скажешь – мне это по душе! В таких делах чувствуешь себя словно в восточном гостеприимстве, где щедрость и забота – не просто слова, а священный долг.

Тем временем, в Брайтоне выпал пушистый снежок и город встал, как мёртвый. Оказывается, здесь не меняют шины! В результате, любимую деревню парализовало: улицы опустели, транспорт не ходил. А те отчаянные водители, что всё-таки решались тронуться, скатывались с первой же горки, словно мячики в детской игре. А с моего «Эвереста» спуститься было особенно не просто. Мы с Бобби садились на задницы и, хохоча, скатывались вниз, к шоссе. А оттуда – пешком, через сугробы и ледяные лужи, топали до университета. «Ну, посмотрели бы они на наши зимы!» – думала я, глядя на этот «снежный хаос».

С Бобби было очень хорошо. Может, даже слишком. Это стало тем весёлым, непринуждённым общением, которое незаметно превращается в симпатию. Я чувствовала, что притяжение было поверхностным. Мы не слишком подходили друг другу в роли пары. Но иногда всё это казалось таким естественным и томным. Мы любили забираться на второй этаж в автобусе и усаживаться в первом ряду, где открывались самые «виды». Наблюдали за движением и окрестностями, сопровождая виражи водителя громкими выкриками: «о-о!», «у-у!» и «ва-а!». Не раз бывали в Лондоне вдвоём, бродя по малоизвестным улочкам и уютным кафе. А еще часто вместе ходили в университет и на студенческие тусовки. Однажды, поддавшись настроению, мы, как обычно, хохоча, брели домой, на вершину родной горы. Там, в зале, он плюхнулся на диван, а я, улыбаясь, перекинулась через спинку и оказалась прямо напротив его лица. И мы поцеловались. Иногда игры заходят слишком далеко, и понимаешь это опосля. Когда кому-то больно, грустно или просто неприятно. И в этот раз это был Бобби. Он на секунду подумал, что «что-то может получиться». Но для трезвой меня это было лишь забавным происшествием, которое ничего не значило. Да, он был славный парень, пусть и на две головы ниже. Но… это был мой хороший товарищ и брат по духу. Ничего более. Бобби же после этого «случая» ещё долго пытался ухаживать за мной, окружая приятными мелочами: то плюшевого мишку подарит, то купит любимый десерт. Я чувствовала себя так неловко! Хотела, чтобы он не испытывал ничего, кроме желания дружить и веселиться. А вскоре за мной стал заезжать серебристый Мерседес, и мы с новым ухажером укатывали с горы в закат, за чем Бобби грустно наблюдал из окна своей комнаты, едва заметно приоткрывая штору.

Больше, чем рестораны, мне полюбились ночные клубы в Брайтоне. В одном из них, под названием «Океа́на», я познакомилась с колоритным восточным принцем на том самом мерседесе. Полу саудит, полу шутник, он был весел, азартен и, конечно, – гуляка. Лысый, как яйцо, но тем не менее он обладал притягательной восточной внешностью и был невероятно ухожен. С ног до головы в брендовых одеждах и с шлейфом дорогого нишевого парфюма. В клубе принц, оказывается, следил за мной – мои фотографии ему показал наш общий знакомый. Поэтому, когда последний собрал очередную вечеринку, я оказалась в списке приглашённых. Как за ланью, за мной пристально следил лев, выжидая нужный момент. Я же, с широко раскрытыми глазами, неспешно перемещалась от одной компании к другой, не чувствуя преследования. А потом мы пересеклись – случайно, как я думала, – и слово за слово, в тот же вечер, незаметно оказались в местном казино. Да, он был мне интересен, но скорее, «для еще большего увеселения» – такое было ощущение. За картами он совсем забыл обо мне, и я, потерянная, слонялась по залам. «Да уж, внимания и такта ему явно не хватает», – размышляла я. И всё же, продолжила общение. Так или иначе, мы провели вместе некоторое время, посещая вечеринки и бары, веселясь и дурачась. Но меня не покидало смутное ощущение, что нравлюсь ему и одновременно – нет…

Тем временем, в город пришла весна. А вместе с ней – китайский Новый год! Меня пригласили на празднование к Гонгу, где собрались все самые близкие. И вот, что интересно: я – русская, а все остальные – китайцы. Ох, сколько же вкуснятины было на столе! Мясо разных видов: тушеное и жареное с различными соусами, овощные салаты в пряных заправках, свинина в маринаде из Кока-Колы, креветки с огурцами и болгарским перцем в устричной заправке, шашлычки из ягненка в кунжуте, тушеная капуста в дивном соусе, и рыба в специальной кастрюле – плавала там, словно в супе, из которой её вылавливали палочками. Какие-то мясные блюда я никак не могла определить, стараясь не думать, из какой части тела они взяты. Вкус был отменный, жевалось легко и приятно. Еще были куриные лапки – именно лапки, с пальцами и когтями. Не очень презентабельно, но вкус… ммм – пальчики оближешь! Дополнительно у каждого гостя была личная пиала с вареным рисом без соли и масла – классика, которая дополняет любое блюдо. На столе была уютно постелена красная скатерть, и повсюду висели китайские фонарики, драконы и поросята в золоте.

Не менее ярко проходило празднование в Лондоне. В Чайнатауне устроили грандиозный парад. Весь район был украшен красными бумажными фонариками всех размеров и мастей, а огромный «живой» дракон и парадные костюмы танцоров – словно сошли с рисованных кадров самого Хаяо Миядзаки. Весь карнавал напоминал сцену из сказки.

Глава 8

На весенних каникулах с папой рванули в Дубай. Это были годы, когда одинокой девушке было почти невозможно туда попасть. Но с отцом – все двери открыты. В шикарном небоскрёбе мы поселились на одном из последних этажей, откуда открывался роскошный вид на город. Кажется, это было одно из самых высоких зданий на тот момент. Весь Дубай – как на ладони! В ресторане отеля повсюду стояли живые цветы, словно в саду, а на столах – свежие фрукты, изысканные сладости, овощи и мясо – всё богатство и изобилие. Такое путешествие казалось доступным: доллар стоил около тридцати рублей, и я могла позволить себе шмотки любых брендов, шикарные рестораны и развлечения. О, времена! Город активно застраивался, превращаясь из голой пустыни в огромный мегаполис, где каждый камень, каждая улица кричала о богатстве и прогрессе. Многие слышали про эмираты, но мало кто видел их собственными глазами. Тогда ещё не было такого потока эмигрантов и рабочих из Индии и Пакистана. При этом местная полиция нравов строго следила за одеждой: стоило прикрыть плечи или ноги – и ты попадался! А сейчас? Да хоть в трусах ходи! У знаменитых фонтанов восточные мужчины, одетые в кипенно-белое, сидели по-турецки на лавочках, словно только вышли из пустыни. А главная площадь казалась полупустой. В этом чувствовалось что-то аутентичное и таинственно-экзотичное. Как будто, подглядывая за местными из-под полы, мы с папой оказались в самом сердце восточного мира. А сейчас толпы туристов, взобравшись друг на друга, устраивают фотосессии с видом на Бурж-Кхалифу. Сделать хоть какое-то приличное фото без этого фона – просто невозможно.

Однажды, прямо посреди улицы, меня остановили двое красавцев-эмиратцев в белоснежных одеяниях.

– Здравствуйте, прекрасная незнакомка! – с улыбкой произнес один из них. – Мы были очарованы вашей красотой и не могли пройти мимо.

Ребята познакомились и пригласили меня на ужин.

– Ох, я приехала с отцом… не могу его оставить, – оправдывалась я. Сердце почему-то забилось чаще, но я понимала, что должна быть благоразумной.

Перекинувшись парой фраз на рабском, они продолжили:

– Это замечательно! Приходите на ужин с отцом! Мы приглашаем вас обоих.

Я остолбенела. У нас, в общем-то, не принято ходить на свидания с родителями, и такой ответ оказался для меня полной неожиданностью. «Находчивые», – подумала я. Не найдя, что ещё придумать, я раскланялась и с извиняющейся улыбкой ретировалась.

– Хорошего вам вечера! – крикнули они мне вслед. Может, зря я убежала? Сейчас могла бы быть восточной принцессой. Или рабыней? Об этом мы уже никогда не узнаем. В животе порхали бабочки от этой короткой встречи, и я гадала, что бы было, если бы я согласилась.

А вы бывали на скачках в Дубае? Традиционно скачки проходят на главном ипподроме каждую весну. Дамы наряжаются в шикарные наряды и причудливые шляпки – это местная фишка. В эти дни здесь собирается вся элита: знаменитости, бизнесмены и даже члены королевской семьи.

Той весной, сидя на скамейках, мы с папой попивали коктейли и с важным видом наблюдали за скачками, будто разбирались в этом. Затем неспешно спускались вниз, к белоснежным диванчикам, где, обсуждая светские новости, расположился местный бомонд.

Рассказывая это, в голове всплывают образы из Средней Азии 80х годов, мастерски описанные и бережно переданные мне мамой. Тогда, под палящим солнцем, в тюбетейках и сидя по-турецки на голой земле пили горячий чай тюрки. Именно таким был её «восток». Видимо, с тех историй и зародилась моя любовь к восточному краю света.

Вот одна из моих любимых историй: однажды, двум милым девушкам удалось выцепить путёвку в Среднюю Азию. В июне, под Комсомольском-на-Амуре, где мама служила в то время, не так уж жарко: порой даже с кофтой прохладно. Но в Ташкенте уже тридцать пять градусов, окутывающей, словно обволакивающей жары. В один прекрасный день, ничего не распланировав, горе-туристки магическим образом оказались в аэропорту Хабаровска, ожидая восьмичасовой рейс Хабаровск – Ташкент. И в ночь отправились в долгожданное восточное путешествие, прямо в воздухе натягивая открытые летние сарафаны.

Ташкент в те времена был городом красивым и современным. Он только-только пережил сильнейшее землетрясение, когда люди выбегали из домов с криками: «Война!» – как раз был период Карибского кризиса. Повреждения катастрофические: здания целиком погружались в расщелины, словно исчезали в никуда. На восстановление собирались всем Союзом: улицы, заводы и здания —менее чем год все подняли из руин. Ташкент сиял новизной, красотой и колоритом. Повсюду гуляли местные девушки в национальных платьях, с миллионом острых черных косичек на головах, украшенными традиционными ленточками.

На утро подружки побрели на рынок. Люди советские – фруктов давно не видели. Забрели на самый настоящий восточный базар из прошлого века: на входе дудели в причудливые длинные-длинные трубы – местные национальные инструменты, а вокруг неспешно бродил народ в восточных одеяниях. В воздухе стоял терпкий запах специй и дивных масел. Всё гудело, шумело – жизнь кипела! В полном восторге от разнообразия, подруги закупились по самое не балуйся: яблоки, гранаты, финики, орехи – всё, что только можно было унести.

– Слушай, Тань, как мы это всё поволочём? Нам же ещё дальше лететь! Нужна тележка или даже две… – задумалась мама.

Было невероятно жарко, и чтобы выжить, приходилось оборачиваться в простыни, замоченные в холодной воде. Но ровно через пять минут они полностью высыхали, словно по волшебству. Кое-как, со всей скоропортящейся поклажей, им удалось добраться до аэропорта и купить билеты – без очереди, в военных кассах. Это было делом исключительным, почти секретным. Во-первых, женщин-военных было мало, а во-вторых, хоть и одеты они были в гражданское, но военное требование – имели при себе.

Снова в воздухе – вылетели в Душанбе. Прилетели в ночь, и тут началось самое интересное: сорок градусов жары! Хотя казалось, что жарче уже быть не может – ведь это просто невозможно. Аэропорт города, по сути, находился в чистом поле. На выходе обомлели: первое, что увидели – это традиционные восточные баи-басмачи из двадцатых годов: в стеганых халатах, повязанных кушаком и в тюбетейках. Как в фильме «Белое солнце пустыни». Дамы выползли с маленького «кукурузника» посреди поля, полуголые, в открытых коротких сарафанах с оголёнными спинами, и… на минуту повисла мертвая тишина – басмачи глядели на них, а они – на басмачей.