Минор & мажор
В жизни всему уделяется место
Рядом с добром уживается зло…
В. Войнович.
Все события и имена персонажей, совпадающие с реальными, являются случайными совпадениями.
ПРЕДНАМЕРЕННОЕ
Итак, я живу на Юго-Востоке Москвы. Окраина, но район не спальный. И публика разношёрстная.
С Тарасиком я познакомилась в собственном дворе, хоть он и не был жителем нашего дома. Прекрасным летним вечером возвращалась с работы. Не спешила, что называется, «галок считала». Цвёл жасмин. Его нежный запах и молодые листочки умиротворяли душу, сулили превратить житейские заботы в череду беспечных удовольствий и милых глупостей. И вообще, у меня был очень хороший период в жизни: работа денежная, недостатки в прошлом – в пересчёте на тот июньский день, конечно. Совершенно неожиданно в мой живот врезалось что– то круглое и твёрдое. И это «твёрдое» футбольным мячом не было, а было нежнокожей головой очаровательного мальчишки лет восьми. Приятно– рыжий, чуть веснушчатый, а глаза тёмные– тёмные, аж в вишнёвый цвет отливают.
– Ну, здравствуй, Вишенка.
– Откуда Вы, тётя, знаете, что мама меня Вишенкой называет? Вы с моей мамой знакомы?
«Вишенки», по-детски чистые, смотрели доверчиво.
– Маму я твою не знаю, а то, что ты Вишенка у тебя на носу написано печатными буквами.
Мальчишка протёр нос рукавом дорогой, залатанной на рукавах рубашки. Видно, достаток в семье остался в прошлом… Я протянула мальчику шоколадку – малыш покрутил её в руках, облизал губы.
– Ух ты, какая большая!
– Как тебя зовут?
– Тарасик.
– А папу как зовут?
Мальчик опустил голову. Нежный детский затылок порозовел. Вишенка– Тарасик заплакал. Я присела на корточки, обняла детские коленочки. Какие худенькие…!
– Тарасик, ты меня прости, пожалуйста.
Давай познакомимся. Я тётя Даша.
– Тарас Тарасович Тарасов. – Представился очаровательный малыш. Прерывисто вздохнул, улыбнулся.
– Я уже большой. Мне маму жалко.
– Давай, деточка, подумаем, как твоей маме помочь. Мама работает?
– Не берут. Лизочке годик и четыре дня. Я бы с ней сидел. А дядя сказал, что ещё со мной надо сидеть и что с двумя детьми нельзя работу сделать. Вообще– то нас не двое, а трое. Ещё Мишутка есть, он на два года меня меньше. Он мне двоюродный брат.
– А у Мишутки есть папа и мама?
– Есть. Они плохие. Деньги получат и водку пьют. На даче пожар из– за них загорелся. Мой папа стал их тянуть, а крыша упала прямо на папу и… Мальчик всхлипнул. – Они к нам кушать приходят, когда всю водку пропьют.
Ж..ж..ж! – Жужжало у меня в голове. Ну и сволочи! Та..ак, Дарья Дмитриевна, женщине – срочно работу, мерзавцев – вон! Детей – накормить… Зарплату дадут через неделю… У кого занять? Не надо «занять». Морозилка забита. С полуголодных времён привычка. Вот, продукты и отдам. И денег немножко… А сама – в командировку. Правда, через три дня… Да проживу, не впервой!
– Тарасик, мы твоей маме поможем. У меня план есть.
– Какой?
– Пойдём, на скамейку сядем, обсудим.
Хорошо?
– Хорошо.
Глазки у мальчика стали тёмными– тёмными, но не чёрными, а тёмно-вишнёвыми. Надо же, думала я, первый раз такие вижу. Так это же из– за золотистых ресниц! Какие густые. И длинные! Рахат– лукум, а не парень!
Сели на скамейку.
– Тарасик, почему ты шоколадку не ешь?
– А какой сегодня праздник, чтобы взрослый мужчина шоколад ел? У меня мама дома и дети.
Сердце сжалось, забилось неровно. Достала валидол… Н..не стоит при ребёнке.
– Деточка, мы ещё шоколадку купим, а эту съешь.
– Не надо, они дорогие.
– У меня есть деньги и я знаю магазин, где не очень дорого.
– Где?
– Полуподвал в угловом доме знаешь?
– Нет.
– Пойдём, покажу. Там тётя Маша работает. Она нам скидку сделает. Я тебя познакомлю.
– Пойдёмте, тётя Даша. – Ребёнку не терпелось узнать, где этот полуподвал с доброй тётей Машей в придачу.
«Счастливое» детство – с горечью подумала, мысленно подсчитывая деньги в кошельке. Маша работала каждый день, без выходных и «проходных». Тоже «счастливая». Двое детей, муж, правда, хороший. А вот отец… Игрок у Маши отец. Просто несчастье! Проиграется, а Маша с мужем как лошади работают. Слава Богу, квартира не на нём. Не верю я, что остановиться нельзя. В чистое поле таких! На принудительные работы. А деньги – семье. Размечталась!
Дошли до магазина. Маша, как всегда, работала.
– Тарасик, подожди, я с тётей Машей поговорю.
Вкратце пересказала Маше, что знала.
– Мои скидки на Тарасика переведи. Я обойдусь. Ладно, Маш?!
– Ты узнай поточнее что к чему и если всё так, как малец сказал, я по закупке им продам. Будем на ящик больше заказывать. Не разоримся!
– Добрая ты душа, Маша. Дай Бог тебе и твоим детям…
Маша улыбнулась.
– И тебе не хворать. Аминь.
Машиными щедротами купили много. Пошли к Тарасику в гости. И вовремя! Заявились эти два алкаша детей обжирать. Сей..час! Тогда в нашем отделении милиции очень хороший человек служил. Ему я и позвонила. Пришёл сам, хоть и майор. Лейтенантика не прислал. Одним словом, больше эти пьяницы к Лиле ни ногой! Про сына своего, конечно, благополучно забыли. За что им отдельное спасибо! Да и родственники они какие– то уж очень дальние. У них, оказывается, в деревне дом свой был. Далеко где-то, часов пятнадцать езды. Скатертью дорога!
Лиля брать продукты не хотела. Я её понимала. Я бы тоже у чужих ничего не взяла. Да и у своих не стала бы одалживаться. Горше горя горького чувствовать себя побирушкой. И собственных детей унижать.
Долго я с ней говорила. Поняли мы друг– друга. Главное, надо было найти ей надомную работу. Любую. Только бы деньги приличные платили. И нашла! Соседней фирме требовался «звонарь» – толковый, вежливый работник для работы с иногородними фирмами. Желательно женщина. Обязательно с домашним телефоном. Принять заказ, передать заказ… Я слукавила. Говорю, нет, мол, у моей протеже домашнего телефона – район у нас новый, зато образованная и воспитанная. Работа, конечно, у неё есть и платят неплохо, да ведь денег много не бывает. Короче, уговорила. Купили они Лиле мобильник под мою ответственность. Деньги на телефонный счёт положили тоже под мою ответственность. Кстати, по тем временам немалую сумму. С тем я и уехала в командировку. Не было меня три недели.
Приезжаю – соседи мои, бизнесмены, нахвалиться не могут. Прибавляйте зарплату, говорю. Переманят. Человеку детей кормить надо.
– А у неё дети есть? – Опять слукавила.
– Есть, но уже большие.
Лиля тоже была донельзя довольна. Оказывается, она лингвист, несколько языков знала. Знания пригодились, ещё как!
А Тарасик меня по сей день тётей Дашей зовёт. На будущий год ему тридцать, а мне семьдесят! Семья у Тарасика. Лиля уже бабушка. А я всё равно, тётя Даша – была, есть и буду!
К чему я о Тарасике рассказываю? Да вот к чему:
Мои папа и мама родились почти в один день – мама вечером двадцать девятого ноября, а папа – на следующее утро. Они всегда свои дни рождения отмечали в один день – тридцатого ноября. А ещё через две недели – мой день рождения. А потом – Новый Год! Сплошные праздники! Наверное, поэтому я так люблю зиму. Я и дочку свою единственную– разъединственную родила в декабре – в том же благословенном месяце. Сказка закончилась, когда в январе умер папа. Через десять лет умер брат – молодой и любимый. И тоже зимой!
Моего папу хоронили всей республикой. Он для своего народа сделал гораздо больше, чем кто– либо другой. Цветов было море! В основном гвоздики. В конце семидесятых зимой другие цветы не продавали. Да и гвоздики просто так не купишь… И гроб, и комната утопали в цветах. В венки и то вплели живые гвоздики… С тех самых пор для меня гвоздика – кладбищенский цветок. Я их никогда не покупаю. А если дарят – отдаю кому-нибудь, сославшись, уж я не знаю на что.
Прошло десять лет – и снова гроб, цветы, похороны. Умер брат. Я до сих пор не поняла, что он умер. Тридцать лет прошло, а я всё никак смириться не могу. Розы не..на..ви..жу! Володя их очень любил. И домой приносил, и мне часто дарил. Поэтому и гроб был весь розами усыпан!
На дворе зима, холод и вьюга, а над могилой витает запах лета. Для меня слова «горе» и «роза» – синонимы. Мои знакомые мне розы не дарят, а когда я к ним прихожу – убирают гвоздики и розы куда подальше. Понимают люди, тяжело мне вспоминать… Были бы живы папа и брат – я бы разве так жила? Во всяком случае, обижать бы меня никто не посмел. А без них… Да что говорить?! Сиротство – оно и в Северной Африке сиротство.
Розы мне дарит дочь. Из года в год, каждый мой день рождения. Сколько раз я говорила – не надо этого делать. Тяжело мне.
У меня рассказ есть. В нём чёрным по белому написано: «Я ненавижу розы!» Читала ведь. И всё равно дарит!
Тридцатого ноября я поминаю папу и маму и меня начинает сковывать страх… Скоро мой день рождения и мне опять подарят розы! И я снова буду хоронить брата…! Перед глазами встаёт его лицо – бледное и неподвижное, с чёрными впадинами глазниц. Горят свечи. Много свечей… Колеблются их красные жала… Колеблется воздух… Сладко пахнут увядающие розы… И мне кажется, что брат дышит… Его живым положили?! Это летаргический сон!!! Я отзываю маму в сторону, встаю перед ней на колени. Утыкаюсь головой в траурное платье.
– Мама, прости меня! Разреши раздеть Володю. Он жив… Я не верю…
Мама пугается, поднимает меня с колен…
– Даша, Дашенька! Успокойся! Пожалуйста, я тебя прошу…!
– Мама, давай разденем…
Мама соглашается. Подходит к гробу, просит всех выйти. Извиняется. Что– то говорит про одежду…
Люди выходят… Я растягиваю галстук, расстёгиваю пуговицы на рубашке… Краем глаза вижу мамино лицо, залитое слезами… Прикладываю руку. Пульса нет… На груди крестообразные наклейки…
Вскрытие…! Он же молодой… Они в нём копались… И мама видит… Поворачиваюсь к маме – Ма..ма..
Пианино перевернулось и забренчало… Володя ставит его на место и мы в четыре руки играем «собачий вальс». Розы машут головками, игриво подмигивают… Я сбиваюсь с такта… Володька смеётся, называет меня мазилой, обнимает за плечи…
Лето… Жара… Папа с мамой живы, а мы с Володей молоды и ничего плохого не может случиться…!
Я не знаю, кто застегнул рубашку и поправил галстук. Наверное, мама. Никогда себе не прощу! И никогда не забуду мамино лицо! В слезах, с застывшим ужасом в глазах… И этот запах роз… Навязчивый, торжествующий…
Зачем дочь дарит мне розы? Из года в год… Много лет…
В этом году доставили корзину в целлофане. Развернула… Розы не свежие – на, тебе, Боже, что мне не гоже! По Интернету, наверное, заказали. Отнесла корзину соседям – пусть что хотят делают, хоть пол метут!
В квартире витает запах увядающих роз и я опять хороню брата…
Для себя решила: на следующий год у меня круглая дата. За неделю отключу все телефоны!!! А в день рождения поеду в центр. Пройдусь по Красной Площади, постою около Исторического музея. Его папа любил. А маме нравилось ГУМовское мороженое. Обязательно съем две порции. Чёрт с ним, с диабетом! А детки пускай что хотят думают – их проблемы.
И всё– таки, зачем она дарит мне розы?
На днях встретила Тарасика. Обрадовалась, конечно.
– Зашёл бы, сынок.
– Тёть Даш, я вчера из командировки прилетел. Меня месяц не было. Процесс выиграл!
– Поздравляю, Тарасик! Значит, хороший из тебя получился адвокат.
Тарасик смутился.
– Говорят, неплохой. А Вы что такая грустная?
– Объясни мне, деточка, зачем она это делает?
– Опять розы?
– Корзина. В целлофане.
– Не нравится мне это.
Лицо Тарасика стало жёстким. Я его никогда таким не видела.
– Что тебе не нравится? Безразличие? А кому оно нравится?!
– Это не безразличие, тётя Даша.
– Благородство, надо понимать?
– Боюсь, что преднамеренное…
– Конечно, преднамеренно! Не случайно же из года в год…
– Я о другом говорю. Преднамеренное причинение вреда здоровью. Или преднамеренное доведение до самоубийства.
– То– есть?
– Как Вам объяснить… Мне тридцать, а Вам, скажем, больше… Старше Вы меня…
– Слегка! – Засмеялась я.
– На это и расчёт. Или сердце не выдержит, или нервная система…
– Тарасик, я бедная, как церковная мышь!
– Не скажите, у Вас квартира… Да мало ли что ещё есть! Вы же не родители Миши. Те всё пропили.
– А где живут?
– К нам приезжали. Михаил им билеты купил и в поезд посадил. Даже слушать ничего не стал.
– Правильно!
– Мама переживает, всё– таки родители.
– Таких родителей, Тарасик, на дюжину двенадцать. Из– за них погиб твой папа. А Лиля сколько работала? Если бы не она, где бы Михаил сейчас был?
– Вот и Михаил так говорит.
– А ты что, не согласен?
– Вообще– то, согласен.
– Я с Лилей поговорю, нашла из– за кого нервы трепать! Мало, наверное, в жизни переживала!
– Поговорите, тётя Даша. Она Вас послушает. А то мама всё переживает, я же вижу.
– Давно бы сказал!
– Говорю же, не было меня.
– Тёть Даш, может мне с Вашим зятем поговорить?
– О розах? Пока не надо, Тарасик. Я думаю, просто равнодушие.
– Я не согласен с Вами. Это преднамеренное! Вы очень нервничаете?
– Нервничаю.
– Давайте сделаем так: поговорите с зятем. Он тут ни причём.
– Думаешь?
– А что он выигрывает? Всё, что у Вас есть, наследует дочь.
– Одна семья. Да и наследовать– то за мной нечего. Я, наверное, просто мешаю.
– Не Вы первая, не Вы последняя. Завещание – не договор дарения. В любой момент можно изменить.
– И доченька суетится?
– Чужая душа – потёмки. Вы же меня и учили.
– Да пусть делает что хочет! В следующий раз букет назад верну – и всё тут!
– И перенервничаете. Ещё неизвестно, чем для Вас эта розовая история закончится. В любом случае, Вы не в выигрыше.
– Тарасик, не в суд же мне на родную дочь подавать.
– Можно и в суд. Скорее выиграете процесс, нежели проиграете.
– Дочь родную посадить?!
– Посадить Вы никого не посадите, а процесс будет резонансным. Зять Ваш высоко сидит, сами понимаете. А тут такая интрига.
– Да уж!
– Не нравится мне эта букетная история, тётя Даша. Во всяком случае, я всегда к Вашим услугам. Через месяц опять улетаю, но звонить буду. Скоро 8– е марта.
– Они к 8-му марта не дарят.
– Если подарят – буду действовать.
– Не надо, сынок. Чему быть, того не миновать.
– Мне можно Вам звонить?
– Конечно! Что ты спрашиваешь?!… Маме привет передавай. Как там Лизочка? Замуж не собирается?
– Собирается.
– Правда, что ли?!
– Скоро к Вам придут с официальным приглашением.
– Спасибо. А жених кто?
– Так же, как и я, юрист.
– Ты его знаешь?
– Знаю. Я их и познакомил. Лизке что– то нужно было узнать, а мне в суд ехать. Ну, я Петра и попросил…
– Парень– то хороший?
– Отличный мужик!
– Дай Бог, дай Бог! Я рада за Лизочку.
Ладно, деточка, я пойду. Устала что– то.
– Тёть Даш, только не болейте. Помните, как Вы шоколадку мне дали, а потом у тёти Маши столько всего купили…!
– Нашёл что вспоминать!
– А я никогда не забывал. – Голос Тарасика дрогнул…
Шла домой и думала… А моей дочери наплевать. Она вообще ничего не помнит. Сама виновата. Ребёнок ещё под стол пешком ходил, а уже знал мамину присказку: «Пусть у кошки заболит, пусть у собачки заболит, пусть у мамы заболит, а у тебя, доченька, пройдёт!» Выходит, мама что– то вроде кошки или собачки? Сама, сама виновата! Кошка что попало есть не будет, а мама Даша всех накормит, а себе – что останется. Правильно покойная мама говорила– наплачешься. Предположим, плакать я не плачу. И польку– бабочку ни перед кем плясать не буду… А значит, умри, бабка! Так, что ли…? Да ну! От избалованности до преступления ба..альшое расстояние. И не каждый пойдёт…
Услужливая память захихикала…
Заткнись! Кто тебя просит? Я не хочу вспоминать!
Но и забыть– то не можешь – вкрадчиво проворковал внутренний голос…
Мужа моего Семёна избили до полусмерти – тяжеленная черепно-мозговая. Ушиб мозга. Нейрохирург ни за что не ручался. Говорил, что через шесть лет будет ясно, что к чему. А ещё говорил, хорошо, если Семён восемь лет проживёт. Десять лет – вообще подарок Господа Бога. Почти двадцать лет прошло. Головных болей нет и с мозгами у мужика нормально. Правда, говорит плохо. Никак слова не может подобрать. Из– за перестройки никуда устроиться не смог. Я за двоих работала. Отдаю себе должное – труд полегче не выбирала. В доме было всё! И даже больше. В 90– е годы дети сахар каждый день не видели, а у моих шоколад по всем столам валялся. Избаловала, конечно, и дочь, и мужа.
Ближе к шестидесяти годам Семён начал пить. И не просто выпивать, а пить по– чёрному. У меня к тому времени собственная квартира была и у дочери тоже. Я позвонила, говорю, мол, отец пьёт. А Алёнка мне – Вечно ты придумываешь!
Придумываю – так придумываю. Делайте, что хотите! Отцу под шестьдесят, дочери хорошо за тридцать… Я тоже жить хочу. Сколько можно, Вас, мои хорошие, нянчить?!
Дальше – хуже. Соседи стали жаловаться. Семён вечно пьяный. Того гляди, или газ взорвётся, или наводнение устроит. Короче, решила дочь у отца квартиру забрать. Дарственную он ей написал. В общем– то, правильно сделала. У пьяницы жилплощадь отнять – делать нечего! Ничего не могу сказать, за квартиру Алёнка платит, продукты отцу покупает. Приходящую домработницу наняла.
У Семёна соседка хорошая. Инна зовут. Простая женщина – не подлая и не глупая. Звоню я как– то ей на предмет узнать, как там господин алкоголик – жив, здоров? Ничего не случилось? А Инка мне, с места в карьер!
– Дарья, приезжай! У Семёна в квартире какие– то люди делают ремонт. Уж и замки в дверях поменяли. А Семёна давным-давно нет.
У меня руки– ноги стали ватными.
– Инночка, милая, звони Алёнке! Расскажи, что видела.
– А ты, что же, не хочешь позвонить? Дочь как Семёна, так и твоя.
– Инночка! Ты же через «глазок» всё видишь. Пока я приеду, Алёнка полицию вызовет. Хозяйка квартиры она. А я кто? Они со мной и говорить– то не будут.
Еле уговорила. Честно говоря, полиция и на мой бы вызов приехала. Мне другое нужно было. Прекрасно я понимала – это Алёнкиных рук дело. Решила втихаря родного отца упечь в какой-нибудь стационар– пансионат– профилакторий?! Развелось их, сволочей, как мух в сортире. Не получится, доченька, втихаря. Инка тебе сейчас позвонит и скажет: мать, мол, уже едет… И что ты мне врать будешь?! Пьёт не пьёт твой отец, моя хорошая, это его квартира, твоей бабушкой ему оставленная. Жил он в ней, живёт и будет жить! И только посмей… Ты меня знаешь!
Семён потом рассказывал, где был. Точь– в точь, как я думала. Говорит, ему там один мужик предлагал бумагу подписать и навсегда там остаться.
– Дашка, ты знаешь, какая сволочь этот мужик? Заставлял нас друг на друга доносить… – Эх, Семён– Семён! Это не надзиратель – дочь твоя предлагала тебе в том «Раю» остаться. Услуги– то платные. За бесплатно ты кому нужен?
Очень хорошо помню, как Семён сгорбился. Глаза на меня поднять не мог… Говорю ему:
– Сень, я долго буду тебя из преисподней вытягивать? То тебя бьют неизвестно за что, то ты пьёшь – остановиться не можешь, теперь вот пансионат тире психушка! Твою квартиру уж я не знаю подо что готовили. Все замки, вон, поменяли.
– Дарья, это ты хай подняла?
– Я. А ты сомневался?
Пить Семён не перестал, но в «пансионатах» больше не отдыхает. Так– то, моя хорошая. Пока мать жива…
Кодирует она его. Стоит, вообще– то, не дорого. Меньше десятки. Даже с пенсии можно за год накопить. Семён сам не хочет пить. Значит, не всё ещё потеряно. Говорят, человек алкоголиком рождается. А мне кажется, это распущенность… Впрочем, не до алкогольных проблем. Наверное, о себе стоит подумать. Выходит, что? Алёнка за меня взялась? У неё всё есть. Муж прекрасный. Достаток в семье – выше крыши. Зачем ей моя халупа? И чем мы с отцом ей помешали? Меня содержать не надо. Я в жизни иждивенкой не была. Всё, что было ценного в моём доме, давным-давно ей же и отдала. В жизнь её не лезу. Себе на голову не даю садиться? Неудобно от подружек, что мать в её доме не бывает? Так подружки не лучше.
Что же, всё-таки, происходит?
Закипел чайник. Свистел, аж захлёбывался… Соловей-разбойник, а не свисток! Напугал меня. Ладно, сначала поем, а уж потом… А уж потом, конечно, сразу всё пойму!
Как же! Держи карман шире, а то гениальные мысли мимо пролетят!
Н..нда! В холодильнике пустовато… Грех мне жаловаться, пенсия хорошая – лекарства дорогие! «Только голодный художник способен творить…!» – Вспомнила чью– то фразу. В таком случае у нас половина пенсионеров – творцы. Смех, да и только!
И всё же, что происходит?
Съесть, что ли, бутербродик? А утром что? Опять кашу? И сегодня кашу, и завтра кашу, и вчера кашу… А лучше и сегодня икру, и завтра икру, и всегда икру… Размечталась!
Алёнка любила икру. На предприятиях заказы давали. Это когда ещё предприятия были… К праздникам привозили. И не к праздникам иногда… Мы с Семёном всегда покупали. Дорогие, правда. Так ведь для ребёнка! Рыбные хорошие были. И выбрать разрешали. Алёночка севрюгу любила и икру. Можно было и красную, и чёрную взять. Мы покупали. Правда, потом на пирогах и блинах «сидели». Я– то ничего, а Сеньке тяжеловато приходилось. Ему мяса хотелось. Бывало, сварю бульон, мясо проверну, яиц побольше положу и с отварным рисом перемешаю. Блинчики напеку – вот тебе и обед! Бульон с блинчиками, а блинчики– то с начинкой! Что ещё надо?
Сеня молчал, ни..че..го не требовал! По полгода в командировках сидел. Зарплата плюс командировочные…! Мы Алёнку каждый год на море возили. Она у меня выхоленная была. Щёчки упругие, розовые; ножки длинные, крепенькие. И училась отлично.
Моя мама очень красиво вышивала, да и шила неплохо. Я худенькая. Из моих платьев мало что получиться могло. Да и платьев у меня было – раз, два и обчёлся. Мама чем– чем, а худобой никогда не страдала. Из своего Алёнке и перешивала. И так здорово всё получалось! Мама сошьёт платьице и гладью вышьет! Помню, из своей юбки сшила сарафанчик и жилетик. И клубнички на них вышила. По тёмно-коричневому фону алые ягоды! На улице все оборачивались, даже мужчины. Ребёнок у меня очень милый был. Выросла – ещё красивее стала. Лицо белое, глаза яркие… А стройная какая!
Может, ватрушку съесть? Хватит уже! Утром одной кашей давиться придётся. Что– то есть хочется… По– моему, где– то морковка была… Вот она! Сейчас натру с майонезом… Так всё– таки, что же происходит? То отца в богадельню, то мне веник роз…
Что..же..про..ис..хо..дит?
Морковь какая– то не сочная. Наверное, мне ровесница… Не пойму, что ей от нас надо? А что я, собственно, вопрошаю? Два плюс два сложить не могу! Сенькина квартира и моя – девяносто квадратов. У Семёна вообще в центре. Да и у меня неплохо. Живу между двумя станциями метро – в пяти минутах от одной и в семи от другой. Окна во двор. Из двух наших можно сделать хорошую двушку. Где-нибудь на Соколе. Там ещё сталинские дома стоят и сносить их никто не собирается… Что ж, Елена Семёновна! Будет Вам двушка в сталинском на Соколе! Сегодня что у нас? Четверг? До воскресенья успею.
ПЯТНИЦА.
1.Ходила к Лиле. Битый час уговаривала не нервничать из– за Мишкиных родителей. Что им ни дай – всё равно пропьют. И вообще, из– за их пьянства погиб Тарас. Детей сиротами оставил! Лизочка своего папу никогда не видела. И таких жалеть? Пусть живут, как хотят. Не работают, однако не голодают. Трутни! Нечего из– за пьяниц нервы трепать…
Вроде успокоила. Хорошая Лиля женщина. Дай Бог ей и её детям здоровья и счастья.
2.Купила платье. Взяла на два размера больше. Говорят, так надо. Красивое. Синее, со стразами. Всё остальное вроде есть. Платок шёлковый есть, рубашка есть… Ну, и так далее…
3.Купила маленькую баночку икры. И съела!
СУББОТА.
1.Целый день убирала квартиру. Хотелось, чтобы сияла!
2.Вечером покрасила волосы.
3.Разобрала шкаф, уничтожила все деловые бумаги. Оставила только рукописи книг.
4.Написала распоряжения.
ВОСКРЕСЕНЬЕ.
1.Сменила постельное бельё. Застелила новый комплект. Старый отнесла на помойку.
2.Повесила платье на видное место. Остальное положила рядом.
3.Пересмотрела все Алёнкины детские фотографии. Немножко поплакала.
4.Поехала на Красную Площадь. Не спеша прошлась. В ГУМе съела мороженое. Вкусно!
5.Одиннадцатый час. Пора!
Приняла душ. Чуть подкрасила ресницы. Растворила Д… в тёплой воде. Блистер бумажный. Можно спустить в унитаз. Спустила. Заплела волосы в тугую косу. Всё, что ли? Нет, не всё. Приоткрыла входную дверь, заложила старыми брюками… Подумала: как собачий язык через порог повисли… Это хорошо… Завтра Светочка на работу пойдёт, обязательно увидит… Прости меня, соседка… Прости!
Вот, теперь всё.
Залпом выпила Д… Ужасно противно! Быстро швырнула мензурку в окно… Интересно, через сколько минут…? Всё, ложусь. Тетрадь с собой. Может, ещё есть время… Да, забыла! На маминой фотогггггггггг…
ПУТИ ГОСПОДНИ
Роды были мучительными и долгими. Ребёнок никак не хотел появляться на свет. На женщину кричала акушерка, грозила пустить в ход щипцы. Женщина приподняла голову, зло бросила: «Запрещаю!». И ребёнок родился сам. Здоровенькая, пухленькая девочка.
Мать любила своё дитя с самой первой минуты. Женщина и предположить не могла, что теперь она несчастна до конца дней своих.
Ничего не предвещало беды. Девочка росла, хорошела, прекрасно училась. Достаток в семье был средний, но малышка ни в чём не нуждалась. Пришла пора – девочка влюбилась. Мать не препятствовала ни первой любви, ни раннему браку; тем более, что молодой человек женщине нравился – образованный, из хорошей семьи.
Прошёл месяц после свадьбы. Девочка не приходила к родителям и не звонила. Прошёл ещё один месяц. Мать сама пошла навестить дочь. Вроде всё нормально. Молодое счастье – что обижаться?! А потом случилось то, что случилось…
Зять заканчивал престижный ВУЗ и уехал на летние военные сборы. Девочка осталась одна в пустой квартире. Не дозвонившись, мать встревожилась. Время позднее. Что– то случилось? Не стоит ждать утра, надо немедленно ехать.
Дверь не открыли. В квартире явно никого не было. Что происходит? Женщина села на ступеньки. Мысли разбегались в разные стороны. Сколько она так сидела? Наверное, долго… В парадной хлопнула входная дверь и послышался знакомый смех. – Слава Богу! Девчачьи посиделки. Девочка была не одна. Её сопровождал молодой мужчина, по внешнему виду весьма состоятельный.
– Мама? – Удивилась молодая жена.
– Мама – Без интонации повторила женщина.
– Вы знаете сколько ей лет? – Обратилась она к мужчине.
– Знаю, – спокойно ответил молодой человек. Помолчал и тихо добавил – мне Вас жаль.
Мать встретилась глазами с дочерью, повернулась и молча ушла. Ехала домой и думала: у моей девочки не такие глаза – зелёные и очень чистые. Когда она смеётся, они покрываются влагой и становятся огромными. И кажется, что это лесная поляна, на которую пала роса. И я всегда покупала ей духи с запахом ландыша…
Всё! Больше этого нет и никогда не будет… Мысли путались. Женщина никак не могла поймать суть. Вспомнилась немецкая детская коляска и одеяльце с козликами, школьная ручка с обгрызенным наконечником, детские туфельки, а в них крохотные ножки, как тефтельки – одинаковые в длину и ширину… Женщина улыбалась своим воспоминаниям. Она любила свою девочку – ту, которая была у неё до этих трёх слов: «Мне Вас жаль…» Женщина вдруг ясно осознала что произошло. Произнесла вслух: – Он сказал так, потому что ей заплатил. И это правда!
Воспоминания исчезли, болела голова и хотелось пить. Женщина спросила у прохожего который час. Было ровно восемь утра. Пора на работу.
Девочка понимала, что мать иллюзиями не питается и это её раздражало. Она бы рада была прервать с матерью все отношения, но как это сделать? Россия – страна патриархальная, да и женщина на эту тему не заговаривала, но часто повторяла: главное, чтобы ты была жива– здорова и пережила меня. Остальное – твоё дело.
Мать и дочь отдалились друг от друга. Они были абсолютно разными. Шли годы. Девочка с первым мужем развелась, но перед этим событием жила и с мужем, и с любовником в открытую. Мать ничего не говорила – делай, что хочешь. Мужу нравится – ваше дело. Появился следующий муж. И с ним ничего не получилось. Женился он на девочке в отместку первой жене, которая от него ушла. Дядя он был с положением, харизматичный и отказа не знал. Ему не нужна была девочка. Жил в своё удовольствие, вымещал на девочке дурное настроение. Бывало и издевался. За человека, что ли, её не считал?! И довёл. Девочка перестала есть и спать. Ещё немного такой жизни и анорексия обеспечена! Тёща не сказала зятю ни слова. Положила перед ним на стол копию медицинского заключения: диабет. Зятёк пыл поубавил. Жене двадцать шесть лет и диабет? Завтра тёща оформит девочке инвалидность – и всё! Плати алименты всю жизнь. К слову будь сказано, второй зять отдавал должное тёще. Дурой не считал и знал, что женщина способна на многое.
Развелись, конечно. Девочка переживала долго, изводила себя. И опять мать не вмешивалась. В участии не отказывала, но не сюсюкала. Женщина надеялась, что поймёт, наконец, её девочка – не плачет та женщина, рядом с которой её человек, любящий и надёжный. Не тут– то было! Девочка долго болела своей любовью и ещё дольше её мучили перенесённые унижения. А закончилось всё это тем, что пустилась девочка во все тяжкие. Познакомится с мужчиной – и через одну– две недели катит с ним за границу. Неважно – молодой, старый. Главное, денежный. Женщине было не до морали дочери. Она боялась. Для богатого мужика – потаскушка, нанятая на недельку– другую, а для неё – её девочка с зелёными глазами и тонкой шейкой. А если что– то пойдёт не так? Убьёт под пьяную лавочку – и концы в воду! Сутки напролёт сидела у телефона несчастная мать: позвони, пожалуйста, позвони! Мне больше ничего не надо!
Прилетела. Слава Богу! Опять двадцать пять! Аборт.
– Деточка, ты что творишь? Во всём мире спид. Зачем тебе это надо?
Потом поняла. Незащищённый секс стоит дороже…
Проходит неделя– две – новый роман, снова заграница; случалось, что и опять аборт… Девочка была хороша собой, партнёры попадались богатые и она умела их раскошеливать. Бриллианты сыпались, как из рога изобилия. Обедала в одной столице Мира, ужинала – в другой… Вот только женились мужчины не на девочке.
Справедливости ради надо сказать, случались и серьёзные отношения. Появился на горизонте жених с интересной фамилией Чёрствый. Был он не то белорусским, не то молдавским магнатом. Дело уж совсем дошло до свадьбы. До назначенного срока оставалась неделя. И вдруг вызов: срочно явиться жениху в родные пенаты, предстать пред высочайшие очи. Вернувшись, отправился с невестой за границу. Девочка была счастлива, сияла! Показала матери перстень с огромным бриллиантом. Женщина взяла в руки бриллиант, посмотрела на свет – очень чистый. Откупился – подумала она. Свадьбы не будет.
Жених исчез за двое суток до бракосочетания. Мать думала об одном: лишь бы с её девочкой ничего не случилось… Обошлось.
Люди считают, что разработчики серьёзных объектов – это маститые бородатые дяди. Отнюдь! Женщин в оборонке предостаточно. Вот и моя знакомая до перестройки подчинялась исключительно полковникам и генералам. Замечу, что относилось к ней руководство с подчёркнутым уважением. Было за что. Порядочность была, есть, и будет в чести!
И снова мать встала на защиту своего ребёнка. Чёрствый, как и все крупные игроки, безгрешностью не отличался. Ровно через месяц, в день не состоявшейся свадьбы, на электронный адрес жениха пришёл компромат с комментариями экс тёщи. Женщина была уверена: бросится выяснять господин хороший, откуда ветер дует. С генеральского адреса ветер дует! Известного, кстати, и в жениховой стране – маленькой и зависимой!
Чёрствый был не дурак. Позвонил женщине и извинился за свою трусость. Она знала, что ему сказал «батька».
– Чорствый, хочешь жениться – женись на чэстной, понял? – И добавил крепкое словцо. Чёрствый понял…
Женщина не винила свою девочку. Она ни– кого не винила. Её мучил страх. Боялась, что всё это добром не закончится.
Бессонными ночами перед ней вставали зелёные глаза – любимые, удлинённые, как у лисёнка. Девочка сидела в кроватке, от гладкого личика отражался свет. Малышка чем– то напоминала Таитянку.
Надо отдать должное девочке, бесконечные романы не вскружили ей голову. Она понимала, что серьёзное образование необходимо и успешно училась в академии. И тут матери пришлось вмешаться. Перестроечное время. Казалось бы, социалистическая мораль канула в Лету. Канула? Бывшие уважаемые, а ныне бедные, не могли простить сегодняшним богатым… Ничего не могли простить! Исходили злобой, копались в любой помойке – лишь бы накопать! И накопали. Постановили: за аморалку девочку из ВУЗа – вон! Мать знала, что времена в одночасье не меняются и не выпускала из виду деятелей академии. И опять вмешался генерал – успокоил моральных. Напомнил ретивым об их собственной «праведности».
Мать ничего не говорила девочке. Зачем? Каждый человек живёт своей жизнью и суть человека изменить невозможно. Да и нужно ли? Между тем возраст нашей малышки шёл к тридцати. Одиноких подружек становилось всё больше и больше, а поклонники стали мельчать. Интернет и мобильные поработили страну. Всё тайное стало уж слишком явным. Господа быстренько собирали информацию и ничего не обещали. Однако… Появился ещё один человек с серьёзными намереньями. Ресторатор, что ли? Как оказалось, разоряющийся. И этот сбежал! Пригласил девочку в турне, но улетел один, оставив свою возлюбленную сидеть на чемоданах. Девочка особенно не переживала, а женщина была даже рада. Не нужны проблемные мужики – раздражённо думала она. И так тошно! Достал этот козлиный пол. Дома – верные жёны, а им подавай экзотику! Что приятного иметь то, что имели все, у кого денег много?! А в прочем, её это тоже не касается.
Не столько за поруганную честь дочери, (о какой чести можно было говорить?) сколько от безысходности, бедная мать дала совет:
– Доченька, возьми мужские трусы, желательно мятые, один носок, старую зубную щётку и «жёваный» тюбик пасты. Сложи в прозрачный пакет и отправь с «красной шапкой» в его ресторан. За отсутствием адресата посыльный предъявит «ассортимент» управляющему. По списку. И потребует расписаться. Сделай так, чтобы спектакль прошёл при полном зале. Смею тебя заверить, слава быстро распространится. Господину придётся терпеть насмешки. И в Интернете тоже. Такое не каждый переживёт. А с другой стороны – прекрасная реклама для его заведения. Хочет иметь прибыль – пусть терпит. Глядишь, турне окупит, сеть ресторанов укрепит. Одним словом, вперёд, уважаемый!
Женщина и на этот раз выиграла партию. Ресторатор заистерил и разорился. Говорят, на туалетной бумаге стал экономить. Купи, дорогой, наждачную. Её надолго хватит!
Лучшие годы моей знакомой прошли в страхе за своего ребёнка. Как она вообще всё это выдержала? Девочка к матери относилась отвратительно. Мать была свидетелем той самой правды, которая уж очень колет глаза. И хотелось девочке как можно больнее унизить мать, в чернавку превратить при собственной персоне. Смешная! Я проработала с женщиной двенадцать лет. В чернавках моя знакомая не то, что у генералов – у министров не состояла! Не такие особи хотели её сломать – не получилось. Не покупалась эта женщина и не продавалась ни за какие деньги. Бесценная! Её так и называли сослуживцы.
Жизнь шла своим чередом. Женщине под шестьдесят и она больше не могла бояться. Всему есть предел! И тут как снег на голову:
«Мама, я выхожу замуж!» Мать – в Интернет. Да, партия что надо! С образованием, порядочный, перспективный. Только бы вышла…
Вышла. Что касается зятя – неизвестно, чем он думал, когда женился. А впрочем, о вкусах не спорят.
Отец жениха, конечно же, о невесте знал всё. При встрече высказался. Женщина ответила замечательно!
– У Вас техническое образование, сват? Тогда не мне Вам объяснять, что теория с практикой расходится.
Женщина не хвасталась очередным замужеством дочери, даже с мужем об этом не говорила. Когда всё свершилось – сказала:
– Наша дочь опять замужем. Поздравляю. Никогда женщина не слышала от своего мужа таких слов. Он не говорил о женщинах плохо. А тут, о родной дочери!
– Зять что, дурак, официально женился?!
– Нет, – усмехнулась женщина. – Наивный. Брак оказался удачным. Родились внуки, которых женщина любила, как любая нормальная бабушка.
Я полагаю, читателю понятно, что при таком реванше подружки перед девочкой пали ниц. Бывать в её доме стало престижно и выгодно. И только мать не изменила своего отношения к дочери и падать ниц не собиралась. У девочки над головой «засверкал нимб». Все в один голос пели, какая она умница и красавица, а родная мать с ужасом видела, что лицо её девочки превратилось в руины. Сплошные инъекции! За ушами какие– то синие пятна, на щеках следы от уколов, а толку чуть! Мать сравнивала своего ребёнка с племянницами – погодками. У одной пятеро детей, другая откровенно небогата. Без инъекций живут! Да они им и не нужны. Пожалеешь тут, что портрет Дориана Грея – мистика…
В этом дочкином браке тоже не обошлось без эксцессов. Однажды девочка в очередной раз обошлась с матерью в лучших традициях классического хамства. Ума хватило не постесняться гостей. Неприятно, конечно. Но для женщины это было что– то вроде писка комара. Она и не такое от своего чада слышала!
Через неделю ей позвонили. Близкие друзья её девочки. Они и сейчас её друзья. Предложение было таково: немедленно встретиться в интересах девочки! Встретилась, конечно. Ничего хорошего женщина от этой встречи не ждала. И была права.
Оказывается, всему дочкиному бомонду нестерпимо жалко маму девочки, то– есть, её. И они, верные друзья её дочери, хотят восстановить справедливость! Для этого всего лишь нужны кое-какие факты. Вернее, их письменные доказательства, которые есть у уважаемой собеседницы. И все вместе, предъявив бумажки девочке, они смогут восстановить ту самую справедливость!
– Хорошо, – сказала женщина, – спасибо Вам за заботу. Давайте встретимся через неделю здесь же.
На том и расстались. И опять несчастная мать обратилась к генералу – теперь уже к сыну покойного генерала. Вместе когда-то работали. Генерал помнил свою сослуживицу и помог. Ещё как помог!
Через неделю женщина молча протянула своим оппонентам по листу крупно напечатанного текста. Из компромата следовало: оппонентка страдала застарелым сифилисом, который почему– то никак не вылечивался, но при этом у неё был любовник – сын публичных родителей.
У второго борца за справедливость биография того лучше: в лихие 90-е убил человека. Правда, человек доброго слова не стоил – подонок обыкновенный, но убийство – есть убийство, тем более преднамеренное.
– Будьте тише воды, ниже травы, ребятки.
В противном случае…!
Женщина не договорила. Бросила на стол деньги за кофе и ушла.
Зеркала отражали потухший взгляд и опущенные плечи. Она устала. Сколько можно бороться? Ей много лет и жизнь она могла прожить счастливо…
Ваше величество случай! Забеременей женщина на день раньше или на день позднее – и не было бы всего этого. Может быть, в десять раз хуже или во сто крат лучше прошла бы её жизнь, но по– другому.
Говорят, наша жизнь зависит от нас самих. А как же Пути Господни?
Они неисповедимы!
* * *
Мальчик мой!
Дорогой!
Я хочу дружить с тобой!
Я хочу твои картинки
В красной папочке хранить,
Я хочу тебе, сыночек,
Мир прекрасный подарить!
Ты расти большой и умный,
О бабуле вспоминай,
Ни о чём плохом не думай,
Бегай, с детками играй.
Я целую твои ручки
И дарю тебе свой труд –
Будешь взрослым,
Будут дети –
И они его прочтут…
Что– то я ещё хотела
Внуку младшему сказать…
Но внутри опять заело…
Холод! Ветер оголтелый!
Закрывается тетрадь…
О ЛЮБВИ
Я не знала его совсем маленьким. Мне его не показали. Первый раз я увидела малыша, когда ему было почти три. Вернее, два года и девять месяцев. Да я и старшего внука не видела целых пять лет. Меня наказывали за непокорный характер. Наказывали, так наказывали. Я разве против?!
Первым в квартиру вбежал старший. Подумала – какой красавец! Первое впечатление самое сильное. И первое, и двадцать первое – красавец, да и только!
Зять правильно воспитывал сыновей – никто с ними не сюсюкал. Учатся оба в спец школе. Начиная с двух лет. И ничего! Не переутомились! И в спортзале занимаются.
Младший с первого дня ниже пятёрки оценки не получал. По– моему, он не совсем понимает, почему не все его друзья пятёрочники. Во всяком случае, поведал мне с сожалением, что некоторые дети плохо слышат, поэтому и не отличники. Я разуверять не стала. Чтобы превосходство у парня не воспитывать.
Старший от младшего не отставал. Получал оценки «платинум». Я полагаю, это пять с плюсом. Кроме математики. Не «шла» она у него и всё тут! Пятёркой и не пахло. Я по этому поводу сделала свой вывод, да разве меня кто послушает?! А ведь причина «плавала» на поверхности – до бесчувствия не интересна мальцу эта самая математика! Точь– в точь, как его деду – моему мужу. До шестого класса учился с двойки на тройку; в шестом физику начали проходить – каким– то чудесным образом через физику возлюбил алгебру с геометрию и тригонометрией туда же. В результате – МИФИ с отличием и диссертация с блеском! Зять ничего слушать не хочет. Наняли педагога. И что? Детская память цепкая. Донесёт до школы, заработает пятёрку – и тут же всё забудет.
У мальчика воображение богатейшее! Пока родителей дома не было, я в ход пустила свою науку: – представь, говорю, что А – это корабль и В – тоже корабль или корабли, а С – это сколько их всего в море плавает. Если нам с тобой известно, что всего кораблей десять – причём один маленький, а остальные большие. Тогда сколько больших– то будет?
– Бабушка, ты считать не умеешь?
– Забыла, сынок. Я же старенькая.
– Смотри, если кораблей всего десять, маленьких только один, значит, больших девять!
Родители явились – не запылились, а сын им прямо у порога объяснил, как бабушка всё забыла! Как только бабка явится в гости, ребёнок сразу хватается за карандаш и тетрадку.
– Бабушка, давай я тебе напомню, что ты забыла!
– Давай, сынок, давай…
Сто раз зятю говорила – нормальные у мальчика способности. Математика – сухой предмет, а сын Ваш десять раз на дню перевоплощается: то пират, то ковбой, то хирург и тут же – певец и нате, получите арию! Прекрасно, кстати, поёт! Оставьте, уважаемый зять, моего внучонка в покое. Придёт время, повзрослеет ребёнок и будет Вам носить пятёрки с плюсом! – Если уж для Вас это так важно.
Старшенький внучок – красавец и умница. Обаятельный и привлекательный! Ему и внимание соответствующее. Ещё и долгожданный первенец! А младшенький? Тот совсем другой. Основательный, крепенький – как же он мне нравится! Сейчас видно – мужичок! А симпатичный какой! Глазки огромные, светлые; носик чуть вздёрнутый, а волосы какие! Вьются крупным локоном; выглянет солнышке – блестят Тициановским золотом! Не малыш – Райское яблочко!
И совершенно непонятно, почему ребёнок такой драчун? Не просто драчун – жестокий и беспощадный. Посмотришь на него – ангелочек! Откуда такая злость? Он же маленький! К психологам ходили. Ничего вразумительного не сказали. Великие специалисты! Недоучки хреновы! Лучше бы у родной бабки спросили, что она думает.
Я долго за малышом наблюдала. Нет, не в нём дело. Навела меня на мысль одна его фраза.
– Бабушка, я младший. Зато я умру, когда все умрут. Бабушка, ты когда умрёшь? А потом кто?
Я в льдышку превратилась. Ему пять лет! Какая смерть? Откуда такая тоска?
– Деточка! Никто никогда не умрёт! Есть специальные таблетки– конфетки. Что– то вроде витаминов. Как только человеку исполняется тридцать лет, он начинает их есть. И никогда не умирает!
– А почему когда тридцать?
– До тридцати человек растёт, он ещё не взрослый.
– А в тридцать уже взрослый?
– В тридцать уже взрослый.
– И я никогда– никогда не умру? И мама никогда не умрёт?!
Глазки – на пол лица, улыбка детская, счастливая; ротик приоткрыт, как у галчонка…
О чём– то задумался, помрачнел. Посмотрел на меня исподлобья.
– Ты обманщица! Вовка– морковка из соседнего двора умер!
– Он не умер, деточка. Он погиб. Под машину попал. Такая смерть называется трагической. Мальчику жить бы да жить! Ни его не уберегли, ни сам себя не уберёг… Надо себя беречь, сынок. Твоя бабушка старенькая и живёт же! Есть правила поведения, которые придумали умные дяди и тёти. Ты их соблюдай и ничего не бойся, мой сладкий.
– Вовка за мячом побежал, а она ка–ак поедет! Вовка на мяч лёг, чтобы она не раздавила. А она на Вовку поехала… Бабушка, пусть Вовка не умрёт, я ему фонарик отдам!
– Ты всё это видел, сынок?
– Не– а. Это Катькина няня нашей рассказывала. Я слышал.
– Не надо об этом думать, моё солнышко.
– Почему?
– Лучше давай во что-нибудь поиграем.
Это же интереснее?!
– Давай! Сначала ты держи «грушу», а я выиграю бой, а потом я буду держать…
«Грушу – так «грушу». Хоть ананас! Няньку – линчевать! Куда детки– конфетки смотрят? Из их ребёнка отбивную сделали, а они и в ус не дуют?! Разберусь я с ними, ох, разберусь! Тем более мне непонятно, почему малыш агрессивный? Ему же жалко погибшего мальчика. По– моему, здесь дело в родителях. Когда я звоню и прошу позвать малыша
– что делает моя доченька? Зовёт старшего.
– Иди, с тобой бабушка хочет поговорить.
И получается – старший всегда первый! За столом тоже: сначала старшему тарелочку подаст, потом – младшему. Да во всём так! И малыш решил, что он второй – не самый главный! А это ущербность. Нет на свете ребёнка, который хотел бы быть вторым! Тем более – мальчик. Мужчина по рождению – первый. Мужчине ощущение первенства природой дано.
Да как же так? Дочь же их одинаково любит! Безу–слов–но! Вне всяких сомнений! Скорее всего, со старшим ей легче и интереснее – ребёнок с творческими наклонностями, любит рассуждать. А младший молчун. Внимательно слушает и молчит. Наверное, какие– то свои выводы делает. Он и на уроках не очень– то ручку поднимает, а спросят – всегда отличный ответ! Говорю же, мужичок!
Та–ак, бабушка. Что делать будешь? Обвинять великовозрастных родителей?
Во-первых, каковы основания? Бабушкины домыслы? И что зять подумает? Тёща из ума выживает? И всё останется как было. А надо, чтобы не как было!
А во-вторых, я вообще не имею права кого–либо учить жить, тем более, что зять работает, как вол и достаток в семье выше крыши. Дети ухожены и школа престижная. Чуть сбой в учёбе – сразу приглашают каких– то особенных педагогов. А питание какое!
Всё так, да не так! Младшенький не очень-то счастлив. И мне это не кажется! Надо изменить… Надо. Только не знаю, как. А если подумать? Глупости какие– то в голову лезут. Давай, бабушка, напрягись…
С дочерью поговорить? Поговори! Ты же и виновата будешь. Зятю сказать? Что сказать? Мне, мол, кажется… Так крестись, коль кажется! А что я с больной головы на здоровую перекладываю? Кто мне что должен? С себя начни… Еле дождалась, когда меня к детям пригласят. Без приглашения я не хожу, так спокойнее.
Пришла. Старшенький вышел меня встречать, а малыш как сидел в своей комнате, так и остался сидеть. Старший спрашивает:
– Бабушка, ты нам что-нибудь принесла?
– Принесла, детка. Сейчас с твоим братиком поздороваюсь и будем вместе рассматривать бабушкины подарки.
Малыш в мою сторону даже не повернулся; сидел, уткнувшись в книжку.
Обняла, поцеловала.
– Ты бабушке не рад, мой сладкий?!
– Рад.
Как– то тускло сказал. Или мне уж это показалось?
– Я подарки принесла. Давай, выбирай, что тебе нравится. Мы тебя ждём.
– Я первый?!
– Конечно! Сегодня ты первый выбираешь.
Малыш не просто удивлённо смотрел на меня. Он сомневался! Ребёнок не верил: он – первый!!!
Не забыть мне эти удивлённые глазки. Маленький мой! Какая же дура твоя бабка! Как я могла допустить до этого?! Он маленький.
Он сам за себя постоять не может! Вот и живёт по принципу – что дали, тому и радуйся! Он же второй…!
Я заплакала. Мальчишки смотрят на меня испуганно – не понимают, что это с бабушкой?
– Бабушка, ты почему плачешь?
– Я Вас очень люблю, поэтому и плачу. Вы мои любимые сыночки!
– Не плачь, мы тебя тоже любим!
– Подарки– то будем рассматривать или не хотите?
– Будем, бабушка!
– Я первый! – Уже уверенно заявил малыш.
– Правильно! Он сегодня первый, – подтвердила я.
Старший у нас не жадный ребёнок. Совпадение это или он понял, почувствовал своим сердечком, что происходит что– то важное и что ему, старшему, надо быть добрым и уступчивым. А может, он просто любил малыша… Как бы то ни было, поступил ребёнок именно так, как мне хотелось.
– Бабуль, давай твоему младшему сыночку всё отдадим! Он сегодня старший. Он даже старше меня! Он даже старше папы!
Малыш улыбался. Улыбались глазки, улыбались ямочки на щёчках, улыбались пухленькие губки…Ребёнок светился неподдельным счастьем, а у меня щемило сердце. Я смотрела на детей и ругала себя на чём свет стоит.
– Бабушка! Посмотри, какой мячик! А это динозавр! Бабуль, что это…?
– Это, деточка, забивай– ка. Видишь, вот эту штучку во– от сюда вставь, а теперь стукни молоточком. Что получилось?
– Совок.
– Молодец! Братику тоже дай позабивать.
Хорошо?
Дети возились с игрушками, а я думала: жизнь прожила, а дальше носа видеть не научилась! И как давно ребёнок ощущает себя вторым? Наверное, давно. А делать что…? Родители не поймут. Может и поняли бы, но как объяснить? Ничего же страшного не происходит. И не происходило. Дело здесь в том, что и дочь, и зять – единственные дети у своих родителей. Они всегда были первыми. Им не понять! А нас у мамы четверо. И я прекрасно помню – любая несправедливость – горе! Горше не бывает!
Поэтому малыш и дерётся. Самоутверждается. Он первый! Психология отверженного. Ну, это уж я загнула. А впрочем… Чёртовы психологи. Только деньги берут! Да их к детям на километр подпускать нельзя!
Маленький мой! Тебя обижали и тебя же наказывали за то, что защищался. А что ты должен был делать? Вторым жить?
– Ребятки, подойдите ко мне.
– Что, бабуль?
Глазки голубые, ресницы длинные. В зятя. Старший немного на моего брата похож, а младший – зять и зятева родня. Да мне без разницы. Всё равно мои!
– Мальчики, знаете, что я Вам скажу?
– Что?
– А первых и вторых нет. Люди все только первые!
– Почему? – Оба удивились.
– Потому что они люди. Вы сами подумайте, разве может быть старший лучше младшего? Вот я – самая старшая. А разве я лучше Ваших родителей? Или Вас?
– Не–ет, мама лучше… заулыбался малыш.
Детские глазки светились нежностью.
– Конечно, мама. Мама всегда самая лучшая.
– А ты? – Задумался старший.
– А я Ваша бабушка. Тоже первая.
– Ма..ма… – Протяжно произнёс малыш. Он вспоминал что– то своё, очень хорошее… В дверь позвонили.
– Вот и Ваши родители вернулись. Бегите встречать!
Старший бросился в прихожую. Малыш тоже было сделал шаг… и остановился. Личико потускнело; взял со стола книжку…
Я схватила ребёнка, бегом, волоком потащила в прихожую. И вовремя! Дочь переступала порог… Я толкнула ей навстречу младшенького. Малыш не то упал, не то обнял мать – наверное, и то, и другое. Дочь нагнулась, приподняла сынишку, поцеловала в обе щёчки. Ребёнок вцепился в мать, судорожно вздохнул и заплакал…
– Что случилось? – Дочь переводила недоумённый взгляд с сына на меня.
– Мама, он сегодня первый! Бабушка сказала, что мы оба первые! – Ликовал старший. – Конечно… – Несколько растеряно согласилась дочь. Снова посмотрела на меня удивленно. Она не понимала, что происходит.
Я подняла на своё чадо глаза. Взгляд мой был не добрее взгляда Василиска.
– Раздевайтесь, дети. Я пирожки принесла.
Повернулась к зятю.
– А для Вас персонально сделала баклажанную икру.
Подумала о себе с сарказмом: не тёща – сладкоголосая медуза Горгона!
Ни дочери, ни зятю я ничего не сказала. Я поступила по-другому – приходила к малышам и рассказывала младшему, какой он первый, как он вырос и как я люблю его…
Старшего тоже не забывала. Это же мой внук и тоже первый! Конечно, первый! Надо отдать должное старшему – он у нас добрый и ласковый. И он совсем не был против, чтобы братишка стал самым первым – Первее– первейшим! Я полагаю, это уж самым главным первым.
Мои годы катились, как снежный ком с горы, обрастая колючками хворей и тоской старческого одиночества. Я пришла к детям с очередным визитом – по малышам соскучилась. Дочери и зятя, как водится, дома не было. Пригласили и… благополучно забыли, вежливые Вы мои!
Грустно мне в тот день было. И дети что– то всё ссорились… Подумала: на улице холодно; ветер такой, что с ног сбивает. Кто бы сомневался, у природы нет плохой погоды, только по лужам возвращаться придётся мне!
Надо же, дождя боюсь. Совсем уж старая стала…
Малыш заплакал.
– Что ты, миленький, ушибся?
– Он фишку потерял, бабушка.
– Так найдём! Что ты расстраиваешься? Не надо, сынок.
Фишку нашли. Но ребёнок всё равно куксился… По маме скучает. Где мою дочь носит?!
– Ребятки, может, во что-нибудь поиграем?
– Бабушка, мне не хочется. Я лучше мультики посмотрю.
Подумала – старший сам себя занимает. Как быстро вырос!
– А ты что задумался? Нагнулась к младшему.
Малыш молчал. Вдруг сказал – На ручки… И даже ручки ко мне протянул. Я растерялась. – Хорошо, давай на ручки. Пойдём, на диван сядем.
– Нет, давай здесь. В кресле…
Я села, помогла ребёнку забраться. Он прижался ко мне крепко– крепко… Да что с ним? Не заболел? Вроде лобик не горячий… Услышала:
– Бабушка…
– Что, солнышко? Тебе грустно?
– Да. Ты ведь не умрёшь?
– Нет, конечно. Я вечная! Я таблеточки пью…
– Не умирай. Я тебя сейчас поцелую. Ты тоже первая…
Я поняла. Малыш боится. Бабушка умрёт и он опять будет вторым! Он не может больше быть вторым! Не может!
Где– то глубоко, внутри меня, разлился кипяток. Сердце подпрыгнуло и забилось в горле. Мне хотелось проглотить его, но оно застряло и мешало дышать… Да что же это? Я должна найти слова… Чтобы успокоился… Какие? Ничего в голову не лезет…
– Сыночек, я когда-нибудь говорила неправду?
– Нет.
– Вот видишь, бабушка не обманщица. Хочешь, я тебе покажу таблеточки от старости? Я их пью и никогда не умру.
Малыш оживился, заёрзал на коленях.
– Покажи!
– Они у меня в сумочке, в прихожей. Сходим?
– Пойдём.
– О, Господи, не спеши так. Упадёшь. Ты вон какой большой. Первый! Я и удержать-то тебя не смогу! Встал на пол? Молодец! Пойдём, мой золотой.
– Вы куда? – Отвлёкся от мультиков старший.
– Бабушка таблетки принесла. Чтоб всегда не умереть. Они в коридоре.
– И я с Вами! А мне, бабушка, покажешь?
– Обязательно! Даже съем при Вас!
– Здорово!
Дошли до прихожей. Вынула валидол, с удовольствием положила под язык. Подумала – бабушкин витамин.
– Бабушка, а нам?
– Нет, мальчики. Эти таблеточки только для стариков. У Вас животики разболятся, уколы придётся делать.
– Тогда не надо, – решил старший.
– Не надо, – вторил малыш.
Пошли на кухню. Младший с интересом следил за движением валидола под моим языком. Не успела я догрызть таблетку, услышала требовательное: