Сталь и Кровь: Игры Орла

Глава 1: Жатва в Пепельном Ветру

Холод. Он въедался в кости глубже угольной пыли, покрывавшей все в Дистрикте 7. Рассвет был не золотым, а грязно-серым, пробивающимся сквозь вечный смог, висевший над Лесозаготовками и Производством Древесного Угля. Воздух гудел низким, непрерывным гулом – грохот дробилок, скрежет пил, шипение паровых лебедок на вышках. Ритм жизни, нет, ритм медленного умирания.

Матео Рейес проснулся раньше сирены. Привычка. Он лежал на жестком тюфяке, набитом соломой, слушая негромкое, хриплое дыхание отца в соседней комнате и ровное – сестры, Лизы, прижавшейся к нему боком, как щенок, ищущий тепла. Ей было десять, но в глазах – уже недетская усталость. Он осторожно высвободил руку, стараясь не разбудить ее. Холод мгновенно обхватил кожу.

Он встал, босые ноги коснулись ледяных досок пола. Одежда – грубая, заплатанная рубаха и штаны – висела на гвозде. Надел быстро, механически. В углу комнаты стояла самодельная пневматическая винтовка – его гордость и необходимость. Собрал из старых труб, пружин, найденных на свалке металлолома. Не убийца, но кормилец. Охотился на тощую дичь, что еще водилась в отравленных лесах за колючей проволокой охраняемого периметра.

Перед уходом заглянул к отцу. Эстебан Рейес лежал неподвижно, лицо серое, впалое. Кашель шахтера, черная пыль в легких, превратившаяся в камень. Глаза открылись, тусклые, но узнали сына. Сухие губы шевельнулись в подобии улыбки.

«Все в порядке, папа. Починю насос у Келлеров, потом в лес. Принесу что-нибудь», – сказал Матео, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Он поправил на отце тонкое одеяло, поставил рядом кружку с мутной водой. Беспомощность сжала горло. Лекарств не было. Только надежда на более сытный паек, если повезет, да на его охотничью удачу.«Матео…» – хрип вырвался из груди.

Она кивнула, уткнувшись лицом в подушку. Матео видел, как напряжены ее плечики. Он знал, о чем она думала. О том же, о чем думал он каждый день последний месяц. О именах в стеклянной шаре Имперского Наместника.Лиза проснулась, когда он уже завязывал шнурки на потрепанных ботинках. «Мэтт?» – ее голосок был сонным, но тревожным. Она знала, что сегодня день Жатвы. Весь Дистрикт знал. Дрожал от страха. «Я скоро, мышка. Спи», – он присел на край тюфяка, погладил ее спутанные темные волосы. «Кушай свою пайку, хорошо? Не оставляй на потом». В их мире «на потом» часто означало «никогда».

Он вышел в утреннюю мглу. Поселок Дистрикта 7 был сборищем убогих, покосившихся бараков из темного дерева и жести. Улицы – грязь, перемешанная с угольной крошкой и машинным маслом. Запах – едкий, знакомый до тошноты: гарь, кислота, гниль и вездесущая угольная пыль, оседающая на ресницах, губах, в легких. Люди уже копошились: женщины с ведрами у общего колодца (насос Матео чинил на прошлой неделе – он умел ладить с железом), мужчины, закутанные в рванье, брели в сторону лесоцеха, где жернова дробилок уже начинали свой дневной рев.

Матео направился к краю поселка, к дому старика Келлера. Тот сидел на крыльце, кутаясь в фуфайку, и беззвучно кашлял. Рядом валялся разобранный насос для полива крохотного огородика – роскошь, за которую Келлер платил половиной своей и без того скудной пайки имперскому надсмотрщику.

«В сарае… старая упряжь…» – прошептал Келлер.«Матео, сынок…» – старик махнул слабой рукой. «Опять эта проклятая железяка…» «Давайте посмотрим, дед», – Матео уселся рядом, достал из кармана сверток с примитивными инструментами – отверткой, самодельным гаечным ключом, обрывками проволоки, кусочком наждака. Его пальцы, покрытые царапинами и въевшейся грязью, двигались уверенно, ощупывая детали, проверяя соединения. Он нашел проблему – треснувшую прокладку. «Нужен кусок толстой кожи. Резины нет».

Пока Матео возился, вырезая заплатку из обрывка сбруи, мимо прошел отряд Имперской Стражи. Трое человек в громоздких, шипящих дизель-панцирях. Бронированные сапоги гулко стучали по мерзлой земле. Запотевшие стекла шлемов скрывали лица. Из выхлопных труб на спине валил едкий сизый дым. Они шли медленно, целенаправленно, словно танки, их панцири лязгали при каждом шаге. Люди на улице замирали, отворачивались, старались стать невидимками. Даже дети притихли. Стража была олицетворением власти Мексиканской Империи здесь, на задворках «Анклавов Скорби». Их присутствие означало проверки, поборы, аресты. Или напоминание о неминуемой Жатве.

Стражник фыркнул, захлопнул забрало и двинулся догонять своих. Гул панцирей удалялся.Один из стражников остановился, его шлем повернулся в сторону Матео и старика Келлера. Свистящий звук клапана – он поднял забрало. Холодное, бесстрастное лицо, глаза как пули. «Рейес, – голос был механически усилен, ревел из репродуктора на груди панциря. – Жатва через три часа. Не опаздывай. Или твою сестренку запишем в лист ожидания на шахту». Угроза была привычной, отработанной. Стража знала все семьи, все слабые места. Матео не поднял глаз, сосредоточенно затягивал болт. Только скула дрогнула. «Буду».

Матео хотел отказаться – у Келлера и так ничего нет. Но вспомнил Лизу, ее большие глаза. Взял. «Спасибо». Это была валюта Дистрикта 7. Услуги за еду. Выживание за выживание.«Сволочи…» – выдохнул Келлер, когда они скрылись за поворотом. «Тише, дед», – предупредил Матео. Он вставил последнюю прокладку, собрал насос. «Попробуйте». Он накачал ручку. Сначала хрип, плевки ржавой воды, потом струя забила ровнее. Старик слабо улыбнулся. «Спасибо, парень. Держи». Он сунул Матео половинку серого, липкого хлебного пайка.

Он пошел в лес. Не в чащу – настоящий лес давно вырубили, остались лишь жалкие рощицы, пропитанные кислотными дождями с имперских заводов и токсичными стоками. Но там еще водились кролики-мутанты с выпадающей шерстью, редкие птицы. Охота была запрещена – все дичь считалась собственностью Империи. Но голод был сильнее страха. Матео знал тропы, знал, где поставить ловушку из проволоки, где выследить добычу. Его винтовка, заряженная самодельными свинцовыми шариками, была точной и почти бесшумной.

Он шел быстро, привычно обходя известные ему патрульные маршруты Стражников на их дымящих вездеходах. Лес был мертвенно-тих, только ветер шелестел сухими, больными листьями. Воздух здесь был чуть чище, но все равно с привкусом гари. Матео нашел следы – недавние, мелкие. Кролик. Он замер, слился с корягой, покрытой лишайником цвета ржавчины. Дыхание ровное, руки не дрожали. Охота была его медитацией, моментом относительной свободы от гнета Дистрикта. Здесь он полагался только на себя, на свои навыки.

Выстрел был почти неслышным – легкий пшшк. Кролик дернулся и замер. Матео быстро подошел, добил его резким движением. Небольшой, костлявый. Но мясо. Он сунул тушку в мешок за спиной. Удача. Сегодня Лиза получит что-то кроме похлебки из брюквы и зерновой муки.

На обратном пути он услышал крики. Не панические, а… ритуальные. Тревожные. Он прибавил шагу. В центре поселка, на убогой площади перед полуразрушенной ратушей (теперь там контора Наместника), уже собирались люди. Жатва приближалась. Сердце Матео сжалось. Он пробирался сквозь толпу к своему бараку. Лиза стояла у двери, бледная, в ее руке была смятая ленточка – голубая, из старого платья матери. Сегодня все дети от двенадцати до восемнадцати должны были повязать такую ленту на запястье. Знак потенциальной жертвы.

Она кивнула, прижимая драгоценную добычу к груди. Но страх в ее глазах не уходил.«Мэтт!» – она бросилась к нему, вцепилась в рубаху. «Я боюсь!» Он присел, обнял ее. «Все будет хорошо, Лиза. Шансы малы. В корзине много имен». Он старался говорить уверенно, но внутри все холодело. Шансы были ужасны. Особенно для бедных кварталов, где детей было больше. И особенно в этом году – слухи ходили, что Империя «проредила» списки в более лояльных дистриктах. Дистрикту 7 не на что было надеяться. «А если… если меня?» – ее глаза были полны слез. «Не тебя. Не твое имя», – сказал он твердо, почти поверив в это сам. «Вот, держи». Он сунул ей теплую еще тушку кролика. «Спрячь. Сварим вечером».

Он отвел ее внутрь, к отцу. Эстебан лежал с закрытыми глазами, но Матео знал – он не спит. Просто не хватает сил даже на страх. Матео быстро переоделся в свою лучшую (то есть менее рваную) рубаху, вытер лицо мокрым тряпьем. Пора.

Площадь была запружена народом. Люди стояли молча, лица серые, напряженные. Дети с цветными ленточками на запястьях толпились отдельно, ближе к импровизированной сцене – деревянному помосту перед ратушей. Матео увидел Кайру. Девушка лет шестнадцати, худая как щепка, с коротко остриженными темными волосами и глазами, в которых давно погас любой свет. Ее семью стерли с лица земли два года назад, когда в Д7 подавили «бунт» – голодный бунт за увеличение пайков. Она стояла одна, пряча руки в карманы, взгляд устремленный куда-то вдаль, за колючую проволоку периметра. Матео кивнул ей. Она едва заметно ответила кивком. Между ними было молчаливое понимание. Они были из одного ада.

На помост поднялся Имперский Наместник. Хорхе Мендоса. Толстый, заплывший человек в шитом золотом мундире, который явно жал его. Его лицо блестело от пота, несмотря на холод. За ним следовали два стражника в полных дизель-панцирях, их шаги гулко отдавались по дереву. Один из них нес стеклянный шар, заполненный свернутыми бумажками. Второй – микрофон на треноге, соединенный проводами с репродукторами на столбах. Голос Наместника должен был услышать весь Дистрикт.

«Жители Дистрикта Семь!» – голос Мендосы, усиленный до металлического скрежета, оглушительно рявкнул из репродукторов. Люди вздрогнули. «Настал великий день! День Жатвы! День, когда мы, верные подданные Его Императорского Величества Агустина V, отдаем дань нашей благодарности за мир и порядок, которые Империя принесла на эти земли!» – Пауза. Никто не аплодировал. Только ветер выл в проводах. «Игры Орла – это честь! Шанс для одного из ваших детей прославить свой Дистрикт, добыть для него Год Без Дани! Год процветания!» – Голос Мендосы звучал фальшиво. Он знал, что «процветание» означало лишь временную передышку от голодной смерти. «И как всегда, выбор падет на достойных! По воле Императора и мудрости Технолатриков!»

Матео видел, как Лиза, стоявшая с группой детей помладше, сжала кулачки. Ее голубая ленточка ярко выделялась на грязном рукаве. Рядом с ней топтался Бенджамин «Бенджи» Торрес. Мальчишка двенадцати лет, щуплый, с большими испуганными глазами. Сын соседей, вечно голодный, вечно гонявший за Матео с вопросами о лесе, о механизмах. Матео иногда подкармливал его, как подкармливал Лизу. Бенджи поймал его взгляд и неуверенно улыбнулся. Матео едва заметно кивнул. Не его. Не его имя.

«Начинаем с девушек!» – провозгласил Мендоса. Он подошел к стеклянному шару, запустил туда руку, с жирными перстнями, и начал перемешивать бумажки. Шуршание бумаги, усиленное микрофоном, звучало как шелест крыльев смерти. Весь Дистрикт замер. Матео видел, как Кайра непроизвольно выпрямилась. Страха в ее глазах не было. Была пустота. Готовность.

Тишина. Потом шепот. Все знали ее историю. Кайра не дрогнула. Она сделала шаг вперед из группы девушек. Ее лицо было каменным. Она поднялась на помост, встала рядом со стражником, не глядя на Наместника. Мендоса кивнул, довольный. «Отлично! Сильная девушка! Честь Дистрикту!»Мендоса вытащил бумажку, развернул. Гулко кашлянул в микрофон. «Кайра Волков!»

Матео сжал кулаки. Кайра… Она не заслуживала этого. Никто не заслуживал. Но у нее не было никого, кто мог бы за нее вступиться. Ни семьи, ни надежды. Только пустота.

«Теперь юноши!» – Мендоса снова запустил руку в шар, перемешал бумажки с театральным усердием. Матео впился взглядом в шар, потом перевел взгляд на Лизу. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, губы беззвучно шевелились в молитве. Бенджи стоял, съежившись, готовый заплакать.

«Бенджамин Торрес!»Мендоса вытащил бумажку. Развернул. Взглянул. На его лице мелькнуло что-то вроде скуки. Он поднес бумажку к микрофону.

Время остановилось. Матео услышал оглушительный вопль Лизы. Увидел, как лицо Бенджи превратилось в маску чистого, животного ужаса. Мальчик замер, словно парализованный, глядя на помост как на эшафот. Его мать, где-то в толпе, завыла.

«Бенджамин Торрес! Выходи!» – рявкнул Мендоса, раздраженно. Один из стражников на помосте сделал шаг вперед, его панцирь угрожающе лязгнул. Люди расступились перед Бенджи, образуя коридор. Мальчик задрожал, слезы потекли по грязным щекам. Он сделал шаг. Еще шаг. Шел на смерть.

Мысли в голове Матео метались с бешеной скоростью. Бенджи. Двенадцать лет. Щуплый. Трусливый. Он не продержится на Арене и часа. Он умрет в страхе и боли. Он не выиграет Год Без Дани. Его смерть будет напрасной. А Лиза… Лиза любила Бенджи как младшего брата. Это убьет ее. И отца. И… Год Без Дани. Шанс. Единственный шанс дать Лизе и отцу год передышки. Год, чтобы окрепнуть, чтобы, возможно, найти лекарство, чтобы просто не голодать. Шанс, который Бенджи не сможет использовать.

Все это пронеслось в сознании за долю секунды. И прежде чем он успел обдумать, прежде чем страх успел парализовать, его тело уже двигалось. Его голос, низкий, хриплый, но невероятно громкий, прорвал мертвую тишину площади:

«Я! Я иду вместо него!»

Он шагнул вперед, отталкивая людей, выходя на открытое пространство перед помостом. Все головы повернулись к нему. Взгляды – недоумение, шок, жалость, ужас. Он видел, как Кайра на помосте резко повернула голову, и в ее мертвых глазах мелькнуло что-то – удивление? Признание?

«Правила разрешают добровольную замену в пределах возрастной группы и гендера!» – выкрикнул Матео, глядя прямо на Наместника. Он знал правила Игр Орла. Их вбивали в голову с детства. Как вбивают страх. «Я совершеннолетний. Я мужчина. Я заменяю Бенджамина Торреса!»Мендоса нахмурился. «Что? Что за глупость, Рейес? Правила…»

Тишина стала еще громче. Даже гул машин вдалеке казался приглушенным. Мендоса растерянно переглянулся со стражниками. Один из них что-то тихо сказал в коммуникатор на запястье панциря. Ждали приказа сверху. Бенджи замер, смотря на Матео с немым вопросом, смешанным с надеждой и новым страхом – страхом за него.

«Хорошо… – он неловко кашлянул в микрофон. – Добровольная замена… разрешена. Матео Рейес заменяет Бенджамина Торреса в качестве Трибута от Дистрикта Семь!»Наконец, стражник кивнул Мендосе. Наместник вытер платком лоб. Ему было все равно. Одна овца, другая овца. Лишь бы формальности.

Ропот прокатился по толпе. Лиза вскрикнула: «Мэтт! Нет!» – и бросилась вперед, но соседки удержали ее. Она билась в их руках, рыдая. Бенджи стоял как истукан, слезы текли ручьями.

Матео не смотрел на них. Он уже сделал выбор. Теперь нужно идти до конца. Он поднялся по ступенькам на помост. Его ноги были ватными, но он держался прямо. Встретился взглядом с Кайрой. Она смотрела на него пристально, изучающе. В ее взгляде не было ни благодарности, ни осуждения. Было понимание. Они были обречены вместе.

Мендоса что-то бубнил в микрофон о чести, долге, Империи. Матео не слушал. Он смотрел на толпу. На искаженное горем лицо Лизы. На плачущего Бенджи. На серое, изможденное море лиц его соседей, его Дистрикта. В их глазах он читал одно: Ты обречен. Но где-то глубоко, под слоем жалости – слабый, почти неуловимый проблеск… надежды? Он был сильным. Умелым. У него был шанс. Маленький, ничтожный, но шанс.

«Трибуты, за мной!» – скомандовал один из стражников, указывая тяжелой рукой в панцире к задворкам площади, где стоял имперский бронетранспортер – угловатая, покрытая броней машина на гусеницах, из трубы которой валил густой черный дым. Дизельный двигатель ревел, готовый к движению.

Матео сделал последний шаг с помоста. Он прошел мимо Кайры. Она двинулась следом. Они шли к машине, к ревущему чудовищу, которое должно было увезти их в Теночтитлан-Монументаль, а оттуда – на индустриальную бойню Игр Орла.

Он не оглядывался. Не мог. Если он увидит Лизу еще раз, его решимость рассыплется в прах. Он сосредоточился на грохоте двигателя, на запахе солярки, на холодном прикосновении стальной плиты бронетранспортера, когда стражник грубо подтолкнул его внутрь. Темнота. Запах масла и пота. Скрип брони. Рык мотора, переходящий в оглушительный рев. Машина тронулась с места, подбрасывая на ухабах.

Матео прислонился к холодной стенке, закрыл глаза. Перед ним стояло лицо Лизы. Потом – лицо отца. Потом – Бенджи, с его большими, испуганными глазами. Год Без Дани. Это была его цель. Его единственная надежда. Он должен был выжить. Он должен был убивать. Он должен был победить. Ради них.

В кромешной тьме бронетранспортера, увозящего его навстречу смерти, Матео Рейес впервые за долгие годы позволил себе почувствовать всю глубину холодного, всепоглощающего ужаса. И ярости. Ярости, которая начинала разгораться где-то глубоко внутри, как уголь в печи заброшенного завода. Ярости против Империи, против Игр, против этого мира, который требовал такой жертвы.

Путь в ад начался. Но Матео поклялся себе, что это будет только начало. Он либо вернется победителем, либо зароет свой гнев так глубоко, что он взорвется и погребет под собой хоть кого-то из тех, кто обрек его на эту дорогу.

Глава 2: Стальные Клыки Столицы

Тьма внутри бронетранспортера была почти физической, тяжелой, пропитанной запахом солярки, машинного масла и человеческого пота. Грохот гусениц по разбитой дороге оглушал, сливаясь с ревом двигателя, превращаясь в один непрерывный какофонический гул. Матео прижался спиной к холодной броне, стараясь найти хоть какую-то точку опоры на гладкой поверхности. Каждое встряхивание, каждый ухаб отдавался болью в уже затекших мышцах.

Через узкие смотровые щели, защищенные толстым, грязным стеклом, пробивались лишь ломаные полоски серого света. Мимо мелькали знакомые, но теперь чуждые пейзажи Дистрикта 7: бесконечные штабеля бревен, черные от угольной пыли; трубы лесопилок, коптящие небо; унылые бараки, теснящиеся вдоль дороги. Люди в серых лохмотьях останавливались, провожали бронированную машину взглядами, в которых читалась смесь страха, жалости и… чего-то еще. Надежды? Матео отвернулся. Он не мог вынести этого взгляда. Не сейчас.

Напротив него, в таком же неудобном углу, сидела Кайра. Она не плакала, не дрожала. Она сидела, поджав колени, обхватив их руками, и смотрела в одну точку на замасленном полу. Ее лицо было непроницаемой маской. Только легкое подрагивание челюсти выдавало внутреннее напряжение. Иногда ее взгляд скользил по Матео, быстрый, оценивающий, словно она взвешивала его шансы. Или свои. Потом снова устремлялся в никуда. Молчание между ними было густым, звучным, наполненным ревом мотора.

Через какое-то время – Матео потерял счет времени – бронетранспортер резко затормозил, потом развернулся и заглох. Железный люк с лязгом открылся, впуская резкий, холодный воздух и слепящий серый свет. За дверью стояли двое стражников в полных дизель-панцирях, их забрала подняты, лица бесстрастны.

«На выход! Быстро!» – прорычал один, его механически усиленный голос резал уши.

Матео и Кайра вылезли наружу, спотыкаясь на онемевших ногах. Они стояли на огромной, пустынной платформе, явно предназначенной для грузов. Вдалеке виднелись знакомые очертания лесопилок и угольных шахт Д7. Но здесь, за высоким забором с колючей проволокой под током, царила мертвая тишина, нарушаемая только шипением пара из каких-то труб и далеким гулом машин.

Посреди платформы стоял Он.

Поезд.

Но не тот убогий состав, что возил руду. Это был бронированный зверь. Десяток вагонов из темной, рифленой стали, без окон, лишь узкие бойницы. Паровоз впереди был не просто мощным – он выглядел как боевая машина: покрытый броневыми плитами, с устрашающими «рогами»-таранами по бокам кабины, из трубы которого валил густой, черный, маслянистый дым. На борту красовалась эмблема Мексиканской Империи – золотой орел, сжимающий в когтях шестерню и молнию, на фоне красного и зеленого. Под эмблемой – надпись: «Эль Агила де Асеро» (Стальной Орел). Поезд дышал угрозой и неотвратимостью.

«Вперед! Вагон три!» – стражник толкнул Матео в спину. Они двинулись к зловещему составу. У вагона №3 стоял офицер в более элегантном, но все равно функциональном мундире, с нашивками в виде шестерен. Его лицо было худым, с острыми чертами и холодными глазами. Он держал в руках планшет с бумагами.

«Матео Рейес. Кайра Волков. Дистрикт Семь,» – он отчеканил, сверяясь со списком. Голос был ровным, без эмоций. «Следующие двоедесят часов вы проведете в пути в Теночтитлан-Монументаль. Вагон разделен на отсеки. Не пытайтесь общаться с трибутами из других дистриктов. Не пытайтесь что-либо повредить. Нарушение правил карается немедленной экзекуцией. В пути вам будет предоставлена вода и стандартный паек. В вагоне есть туалет. Используйте его по назначению. Вопросы?»

Матео и Кайра молчали. Офицер кивнул, как будто ожидал этого. «Заходите. Ваш отсек – второй слева».

Внутри вагона царил полумрак, освещаемый тусклыми электрическими лампами в решетках на потолке. Воздух был спертым, пахло металлом, дезинфекцией и страхом. Вагон был разделен проходом посередине, а по бокам – тяжелые стальные двери с глазками. Одна из дверей (№2) была приоткрыта. За ней виднелось крошечное помещение: две узкие металлические полки-койки, приваренные к стене, маленький столик, прикрученный к полу, и дверь в крошечный санузел. Никаких окон. Клетка на колесах.

«Входите. Дверь запирается снаружи. Сигнальная кнопка – на стене. Только для экстренных случаев. Имейте в виду, что «экстренный случай» определяем мы», – офицер жестом велел им зайти. Матео и Кайра шагнули внутрь. Дверь с грохотом захлопнулась за ними, и щелкнул массивный замок. Они были заперты.

Тишина после рева двигателей бронетранспортера показалась оглушительной. Только глухой гул колес по рельсам и легкий скрип металла напоминали, что они движутся. Матео осмотрел камеру. Тесно. Душно. На каждой койке лежало по серому одеялу и тонкому матрасу. На столе – две металлические фляги с водой и два серых, липких хлебных пайка, знакомых до тошноты. Пища Дистрикта. Пища рабов.

Матео взял флягу, отпил большой глоток. Вода была теплой, с металлическим привкусом. Он поставил флягу обратно, посмотрел на Кайру. Она стояла посреди крошечного пространства, словно не зная, куда деться. Потом молча подошла к дальней койке, села на матрас, спиной к стене, поджав ноги. Снова уставилась в стену.

Матео вздохнул. Он сел на свою койку напротив. Напряжение висело в воздухе. Они были союзниками по несчастью, но чужими людьми. Он спас Бенджи, но обрек себя. Она… просто обречена с самого начала.

«Спасибо,» – неожиданно прозвучало тихо. Голос Кайры был хрипловатым, негромким, как скрип несмазанной петли.

Матео вздрогнул. «За что?»

«За мальчика. Бенджи.» Она не поворачивалась. «Он бы умер первым. Страшно. Ты дал ему шанс дожить до следующей Жатвы.»

«Я дал шанс Лизе. И отцу,» – поправил Матео. «Год Без Дани. Только ради этого.»

Кайра наконец повернула голову, посмотрела на него. Ее глаза были темными, глубокими, как шахтные стволы. «Ты сильный. Умеешь чинить. Стреляешь. У тебя есть шанс выиграть.»

«А у тебя?» – спросил Матео прямо. Они были вне игры пока, но игра уже началась. Он должен был знать, с кем имеет дело.

Кайра усмехнулась. Горько. «У меня нет ничего терять. Уже два года. Это… освобождает.» Она помолчала. «Я выживу. Пока смогу. Потом…» Она пожала плечами. «Я знаю, как причинять боль. Как убивать быстро. Этому научили имперцы, когда убивали моих.» В ее голосе не было злобы, только холодная констатация факта. Это было страшнее крика.

Матео кивнул. Он понял. Кайра была диким зверем, загнанным в угол. Опасным. Но, возможно, предсказуемым. И если их цели совпадали – выжить, по крайней мере, на начальном этапе Игр – с ней можно было идти рядом. Пока.

«Нам нужно объединиться,» – сказал он. «Хотя бы на Арене. Пока не останемся одни.»

Кайра изучающе посмотрела на него. «Почему я должна тебе доверять?»

«Потому что ты права. У меня есть шанс выиграть. Но я не смогу выжить один против всех. Тебе нужен кто-то, кто знает механику, ловушки. Тебе нужны мои глаза и руки. А мне…» – он сделал паузу, – «…мне нужен кто-то, кто не дрогнет, когда нужно будет нанести удар.»

Долгая пауза. Гул колес заполнял камеру. Потом Кайра медленно кивнула. «Договорились. Пока это выгодно. Один шаг в сторону – и я забуду твое имя, Матео Рейес.»

«Честно,» – согласился он. Это был хрупкий альянс, скрепленный не доверием, а взаимной выгодой и отчаянием. Но это было лучше, чем ничего.

Путь тянулся бесконечно. Часы сливались в серую массу. Они спали урывками, ели скудный паек, пили воду. Иногда доносились звуки из других отсеков – приглушенные голоса, плач, стук. Однажды раздался отчаянный крик и грохот по металлу, потом – выстрел (негромкий, приглушенный), и крик оборвался. Матео и Кайра переглянулись. Ни слова не было сказано. Закон джунглей действовал уже здесь, в стальной утробе поезда. Они поняли: некоторые трибуты из более агрессивных дистриктов (Оружейники, Нефтяники) уже начали устрашать конкурентов.

Матео пытался сохранять ясность ума. Он вспоминал все, что знал об Играх Орла: рассказы, обрывки передач, слухи. Арены всегда индустриальные. Заводы, шахты, электростанции. Полны ловушек – движущихся частей, токсичных веществ, пара, огня. Нужно знать механику. Нужно уметь прятаться. Нужно убивать. Мысль о последнем заставляла его сжимать кулаки. Он охотился, чтобы жить. Но убивать людей? Детей? Ради чего? Ради Года Без Дани. Ради Лизы. Цель оправдывала средства? Он еще не знал ответа.

Кайра большую часть времени молчала, иногда делала странные, резкие движения руками, словно отрабатывала удары по невидимому противнику. Она тренировалась. Все время. Матео понял, что ее пустота была заполнена одной мыслью: выжить любой ценой и, возможно, унести с собой как можно больше врагов.

Наконец, поезд начал замедляться. Грохот колес сменился скрежетом тормозов. Они чувствовали, как состав вползает под какой-то свод, звук изменился, стал гулче. Потом – полная остановка. За дверью послышались шаги, голоса, лязг оружия.

Дверь их камеры с грохотом открылась. На пороге стояли два стражника.

«Выходи! Быстро!» – скомандовал один. «Добро пожаловать в Теночтитлан-Монументаль, трибуты! Вперед, к славе или к славе Империи!»

Они вышли в длинный, плохо освещенный туннель под сводами из черного камня и стали. Здесь было шумно и многолюдно. Другие двери вагонов тоже открывались, выпуская на платформу других подростков. Двадцать четыре человека. Двенадцать пар. Все в возрасте от двенадцати до восемнадцати. Все с серыми, испуганными или ожесточенными лицами, в бедной, часто рваной одежде своих Дистриктов. Некоторые плакали, другие шли с гордо поднятой головой, третьи – как Кайра – с пустым, отрешенным взглядом. Их окружали стражники в дизель-панцирях, создавая живой коридор.

«Двигайтесь! Не задерживаться!» – стражники подталкивали их вперед, к яркому свету в конце туннеля.

Матео шел рядом с Кайрой, стараясь запомнить лица, манеру держаться. Вот здоровяк лет восемнадцати с шрамом через лицо (Дистрикт 2 – Оружейники, явно фаворит), он оглядывал других с явным презрением. Вот две стройные, похожие друг на друга девчонки лет по тринадцать, держащиеся за руки и плачущие (Дистрикт 11 – Сельское хозяйство? Они выглядели слишком чисто для полей). Вот высокий парень с умными глазами, внимательно разглядывающий конструкцию туннеля (Дистрикт 3 – Механики/Инженеры? Потенциальный союзник?). Вот девушка с холодными голубыми глазами и платиновыми волосами (Дистрикт 1 – Роскошь? Ее одежда была хоть и простой, но чистой и добротной), она шла с высокомерным видом, словно уже одержала победу.

Их вытолкнули из туннеля, и Оно обрушилось на них.

Теночтитлан-Монументаль.

Сначала – шок от звука. Город ревел. Не грохотом машин Д7, а многоголосым, оглушительным гулом. Гул тысяч двигателей – больших и малых, шипение пара, скрежет металла, грохот поездов на эстакадах, гудки дирижаблей, рев толпы, музыка из репродукторов, сливающаяся в один непрерывный, безумный аккорп дизельпанковой симфонии.

Потом – свет. Не тусклое солнце Д7, а миллионы электрических огней. Фонари на высоких, ажурных, но явно металлических столбах. Неоновые вывески, мигающие странными, рекламными посланиями на испанском. Огни в бесчисленных окнах зданий, уходящих ввысь, в коптящее небо. Гигантские проекторы, бьющие лучами в смог, подсвечивающие чудовищные конструкции: пирамиды, облицованные сталью и стеклом; башни, увитые трубами и монорельсовыми путями; купола, извергающие пар. Воздух дрожал от энергии.

Затем – масштаб. Они стояли на перроне грандиозного вокзала, под стеклянно-стальным куполом, который терялся где-то в вышине, в облаках искусственного тумана и дыма. Поезда – не только бронированные звери, но и стремительные экспрессы на магнитных подушках, и грузовые составы длиной в полкилометра – сновали по десяткам путей на разных уровнях. Люди – тысячи, десятки тысяч! – спешили во всех направлениях. Не серые тени Д7, а люди в яркой, странной одежде: мужчины в длинных кожаных пальто и котелках, женщины в платьях с шестернями вместо брошей и турбинами на шляпах. Лица – сытые, озабоченные своими делами, равнодушные к группе оборванных подростков, которых вели под конвоем.

И запах. Не гарь и угольная пыль. А сложная смесь: солярка, озон, парфюмерия, жареная еда, металл, горячее масло и… что-то сладковато-химическое. Запах мощи, изобилия и полного безразличия.

Матео почувствовал головокружение. Его Дистрикт был миром теней. Это был мир титанов. Мир их хозяев. Мир, который пировал на костях Дистриктов. Ярость, которую он носил внутри, вспыхнула с новой силой, смешавшись с подавляющим чувством собственной ничтожности. Как он, Матео Рейес из Лесозаготовок, мог бросить вызов этому?

«Двигайся, дикарь! Не задерживай цивилизацию!» – грубый толчок стражника вывел его из оцепенения. Они шли по перрону, приковывая к себе любопытные, но быстро отводящиеся взгляды горожан. Дети тыкали пальцами, смеясь. Взрослые брезгливо морщились. Они были диковинкой. Грязной, жалкой, предназначенной для кровавого развлечения.

Их провели через огромные, арочные ворота вокзала, украшенные барельефами с орлами и шестернями, и вывели на улицу. Шок продолжился. Широкие проспекты, забитые транспортом: грохочущие дизельные автобусы, личные автомобили с причудливыми кузовами и клубами выхлопных газов, трехколесные мотоциклы-рикши. Над улицами на разных уровнях вились монорельсы, по которым с шипением проносились вагоны. Еще выше, в клубящемся смоге, плыли гигантские дирижабли – не тихоходные «цеппелины», а обтекаемые, покрытые броней и вооруженные турелями монстры, ревущие мощными дизельными пропеллерами. На их бортах – имперская символика и реклама: «Текнолатрикс Индастриз!», «Пар и Сталь – Мощь Империи!», «Игры Орла! Смотрите Прямую Трансляцию! Делайте Ставки!».

Здания были невероятны: смесь ацтекской ступенчатой архитектуры с викторианской готикой и конструктивизмом, все из стали, стекла и бетона, украшенное шестернями, трубами, паровыми клапанами. Гигантские экраны на стенах зданий показывали рекламу, новости, пропагандистские ролики о могуществе Империи и, конечно, промо Игр Орла – кадры прошлых побед, лица нынешних трибутов, включая его и Кайру (их фото, сделанные на Жатве, выглядели жалко и устрашающе одновременно). Веселый, ироничный голос диктора что-то вещал о шансах, фаворитах, предстоящем зрелище.

Матео почувствовал, как его тошнит. От шума, от масштаба, от льющегося со всех сторон цинизма. Он увидел, как Кайра сжала кулаки до побеления костяшек. Ее маска дрогнула, показав оскал ненависти. Это было знакомо. Это он понимал.

Их погрузили в большой, закрытый фургон с решетками на окнах. Фургон рванул с места, вливаясь в безумный поток столицы. Они мчались по широким проспектам, под грохочущими эстакадами, мимо парков с причудливыми механическими фонтанами, мимо роскошных магазинов, витрины которых сверкали невиданными товарами и едой. Еда… Матео увидел витрину пекарни. Булки. Настоящие, золотистые, сдобные булки. Горы их. Его желудок сжался от голодного спазма. Лиза видела когда-нибудь такое? Он сглотнул ком в горле.

Фургон свернул в район, где здания стали еще выше и мрачнее. Здесь было меньше рекламы, больше военизированной символики. Наконец, он остановился перед чудовищным комплексом из черного камня и стали, напоминающим крепость или тюрьму. Высокие стены с колючей проволокой под током, вышки с прожекторами и пулеметами. Над главными воротами – мраморная плита с надписью: «Центр Подготовки Трибутов. Слава Империи!»