Облачно, местами «Град»

Пролог

• Было все прекрасно: все о мире пели,
• Олимпийский мишка полетел куда-то,
• И никто не ведал, что на самом деле
• В этот год рождались новые солдаты.

Игорь Растеряев.Песня про Юру Прищепного

Выбор – наверное, самое сложное в жизни. Когда находишься на перепутье дорог, приходится идти вперед, не зная, что тебя ждет. Хорошо, если есть опыт, можно что-то предвидеть или просчитать, но и это не будет служить гарантией, что в конце пути ты увидишь то, что ожидал.

Мне повезло: в начале моего пути был лицей – СУНЦ[1] УрГУ. Неспроста я возвращаюсь именно в этот период жизни. Полученные знания, а может, в большей степени – мироощущение, мировосприятие сформировались именно там.

Это были девяностые, лихие девяностые, мир вокруг стремительно менялся. Для меня, молодого пацана, он загорался яркими красками, казалось, в какую сторону ни пойди – везде хорошо. Но в конечном счете, возможно, это сыграло со мной злую шутку: я долго не мог определиться, куда же двигаться дальше.

Пасмурный июльский день. Над головой – низкие, не летние облака. Поднимаю голову и вижу на постаменте «Катюшу», мать современных «Градов». ЕВАКУ[2]. Спокойно прохожу через вертушку на КПП, впереди – новые испытания, новая, неизвестная пока жизнь.

Экзамен по физике в училище считался одним из самых сложных. Перед кабинетом много народу, все боятся заходить. Думаю: «Чего испугались? Пойду первым!» Зашел, взял первый попавшийся билет, сел, посмотрел, подумал: «Ерунда какая-то, но надо что-то писать. А что? Тут и писать-то нечего».

Сразу вспомнился физфак УрГУ с его зубодробильными задачками и разгильдяйской студенческой жизнью: Куйбышева, 48, аудитория, если не ошибаюсь, 401 – большой амфитеатр, идет лекция, мы сидим на самом верху и разливаем из алюминиевого электрического чайника времен СССР пиво в стаканы. На кафедре стоит профессор и объясняет, как работает гироскоп. В руке у него велосипедное колесо на оси, а на полу вращающийся диск. Встав на него и раскрутив на оси колесо, направляя его в разные стороны, он начинает сам поворачиваться. В один момент, заметив нас, преподаватель сходит с диска, складывает пальцы так, как делают, когда приглашают выпить, и, вращая рукой, показывая на нас, говорит: «Гироскоп работает так, воон те ребята меня понимают…» Удивительное дело: тот жест профессора вернулся в мою жизнь спустя много лет. Странным образом он поменял свое значение и стал сейчас называться «Джамбо». Теперь этот жест – воинское приветствие в некоторых подразделениях на СВО.

А народ все еще заходит, берет билеты и садится на места. У меня до сих пор пустой листок. Чего сидеть? Я встал, подошел к преподавателю:

– Можно сдавать?

Он укоризненно посмотрел на меня:

– Ничего не знаешь, что ли?

– Почему не знаю? Знаю!

– Ну, рассказывай.

Что конкретно было – не помню, но я полез в дебри физики.

– Ты откуда такой? – удивился профессор.

– Из УрГУ, с физфака.

И тут его понесло:

– Так что ж ты мне голову морочишь? Сразу сказать не мог? 5! Иди.

Так, проучившись год на физфаке УрГУ, я поступил в военное училище – ЕВАКУ. И вот тут я погрузился в новый мир, он был совсем другой. Сознание никак не хотело воспринимать реальность. Во времена лицея учителя прививали нам свободу мысли, творческий, нестандартный подход к решению задач, к развитию своей индивидуальности.

Армия! Первое, что я услышал: «Ты – никто, у тебя даже имени еще нет!»

В это время уже шла Первая Чеченская война. Помню, как переживала мама. В самом воздухе была напряженность. Среди ребят страха, пожалуй, не было – мы ежедневно общались с теми, кто вернулся с войны: командиры, преподаватели…

В 1997-м вышел фильм «Чистилище». Запомнилось, как мы его смотрели вечером в казарме после отбоя. Тишина, тяжелая тишина пронизывала темное, с мерцающим огоньком телевизора помещение казармы, чувствовалось, как у ребят сжимаются зубы от злости.

Война тогда прошла мимо, но все понимали, что это еще не конец.

Страну трясло в похмельном угаре, рассматривая на занятиях США как наиболее вероятного противника, в реальности мы видели, как власть сливает ее, превращая Великую Россию в страну-бензоколонку. Тогда мне казалось, что сейчас мы наиболее ослаблены и противник обязательно воспользуется этим, напав на нас. Но он действовал хитрее, проникал, подобно раковой опухоли, все глубже и глубже в ослабленный организм нашей страны. Немногие тогда понимали, что «помощь» США – это таблетка с медленным ядом. Еще во времена лицея, в начале девяностых, появился Сорос. Тогда считалось почетным для преподавателя получить звание «Соросовский учитель». Дети участвовали в олимпиадах, учителя с энтузиазмом боролись за это звание, и лишь единицы кричали: «Очнитесь, что вы делаете?!» – никто их не слышал.

Обнищавшая страна, преданная и проданная армия, офицеры, вынужденные выживать. Доходило до того, что курсанты привозили командирам со своих огородов картошку. Но при этом в новом мире открывались невероятные, потрясающие, до сей поры невообразимые возможности.

Зимой 1999 года, выходя из училища одетым по гражданке, вдыхая полной грудью морозный воздух, я ощущал чувство свободы, будто тяжелый камень скинул с плеч. Остались где-то позади бесконечные наряды, караулы, полигоны, стрельбы.

«Нет армия – это не мое, сюда я больше не вернусь» – так я думал тогда, не подозревая, что через двадцать лет знания, полученные здесь, сильно пригодятся. Придется вспоминать, что забыл, и учить то, что не доучил.

Война придет откуда не ждали.

В лицее наш преподаватель истории, пожалуй, лучший в мире учитель (на ее уроках мы погружались в события с головой, будто становились участниками), влюбила в предмет.

Потом, много читая про историю России, понимаешь: в начале каждого века – война. Тяжелая, разрушительная, но через боль делающая Россию сильнее.

Умом осознавая неизбежность событий, ты все равно надеешься, что пройдет мимо, не заденет.

В конце весны – начале лета 2022 года для меня уже было понятно – не пройдет. В стороне оставаться нельзя, несмотря ни на что!

Глава 1

Там, над сопкой, в недавно очистившемся от дыма небе, медленно плыл, распластав крылья, неизвестно откуда взявшийся аист. Он парил на небольшой высоте, с земли было видно, как он поворачивал голову на длинной шее то вправо, то влево, будто высматривал, что делается здесь, на бывшей уничтоженной батарее, и там, возле разбитых танков, под которыми лежали немцы, и еще дальше, за речкой, на узкой кромке открытой земли между болотом и лесом. Вслед за Иваном аиста увидели Магомедов и Ружейников. Несколько минут три человека, грязные, заросшие щетиной, в оборванных, обгорелых гимнастерках, забыв на эти минуты о немцах, о павших и похороненных в воронке от вражеского снаряда своих товарищах и о своей неотвратимо приближающейся, как понимал каждый, смерти, наблюдали за вольной и сильной птицей.

Анатолий Иванов. Вечный зов

В августе на Луганщине царит настоящее жаркое лето, утреннее небо покрывается всеми оттенками розового, оранжевого и фиолетового, неспешно пролетающий клин журавлей исчезает вдали, в воздухе чувствуется запах просыпающихся цветов, легкий бриз с расположившегося рядом лимана. Вот уже несколько месяцев мы стоим между Кременной и Сватово – в небольшом поселке Залиман. Ведем наступление на Макеевку, поддерживаем огнем штурмовые отряды. На днях удалось форсировать реку Жеребец и оттеснить противника на запад. Но сегодня у нас перекат, куда мы направимся дальше, никто не знает. Во дворе царит суета, ребята выносят вещи, наши питомцы – собаки, Батыр и РС[3], бегают, мешаясь под ногами, – помогают собираться. За оградой на линии электропередачи, на проводах, как на нотном стане расположась, – целая стая ласточек. Изобразив неизвестную нам мелодию, они с любопытством наблюдают за нами, заметив пролетающую мошку, – пикируют, тут же возвращаясь на место.

Перекат отнимает много сил, много нервов. Как правило, ты не знаешь, куда едешь, что будет дальше, на каком участке фронта предстоит работать. Ребята давно усвоили: где сложно – там мы. В разговорах только и слышно: Бахмут, Запорожье, Херсон.

Перекаты. Вся наша жизнь состоит из них. Только в текучке повседневности мы их не замечаем, не задумываемся, не делаем из них события. На фронте все иначе: каждый перекат становится осязаемым, каждый – очередная веха твоего боевого пути. Почти год назад случился мой первый перекат здесь, на СВО.

День четвертый, как нас призвали. Вечером построение на плацу, объясняют:

– Ребята, вы в лагере, но ненадолго, тут временный пункт, места мало, видите, там, на поляне, пацаны уже сутки живут. Утром часть из вас собирается и уезжает, пакуйте вещи!

Лагерь. Краешком детства я еще успел захватить время пионерских лагерей. Советский ребенок был просто обязан «оздоравливаться» каждое лето в лагере: ежедневная зарядка, обед из трех блюд по расписанию, отрядные мероприятия, непременные взвешивания в начале и в конце смены (с уверенным привесом после отдыха). Я в лагере был лишь однажды, лет в десять-одиннадцать. У нас, в Сысерти, это было не в почете, и мне не очень понравилось: ограничение свободы, расписание, ходить строем – не для меня.

Гораздо прикольнее, когда ты сам решаешь, где купаться, на каком поле играть в футбол. Хочешь есть – бегом к бабушке. Велик – это круто, можно съездить на свалку. Классно залезть на завод и побегать по цехам. Сходить в депо: а вдруг пригнали вагон с арбузами? Может, на хлебозавод? Там можно у пекаря горячую булку выпросить, разломать ее и тут же съесть. А в лагере есть тарзанка? Нет, а у нас есть, и не одна!

– А может, пойдем с моста прыгать? Или на рыбалку?

– Давай на рыбалку, на плотинку, спустимся в шлюзы, там рыба пытается подниматься против течения – можно руками ловить.

Рядом старый завод, там древний разрушенный мост, ты видел, какая там высота? А слабо перелезть по нему?

– Да легко!

– Врешь!

Потом на Талик рванем (Тальков камень) со скалы прыгать, а завтра – на карьеры… Какой уж тут лагерь? Кто мог подумать тогда, что другие, военные, лагеря меня настигнут, когда уже мои дети вырастут из пионерского возраста, а сам я отправлюсь по-настоящему защищать Родину?

И опять перекат! Снова лагерь, снова палатки между холмиками спрятались. Леса нет. Под ногами хлюпает, пройти невозможно. Дорога разбита, черная мяша земли и воды. Утопая в грязи, с огромным трудом вещи тащишь, они давят, тянут, но нельзя отпустить. Шаг шагнешь, постоишь, дальше прешь.

Тут быт – ужасный! В предыдущем лагере воды «не было» – оказывается, была. Кого спросить, попросить? Не найдешь никого! Но кормили прилично. Повара – просто боги. Один был таджик, второй – армянин. Оба контрактники, не мальчишки, отношение другое. Молодцы, все очень вкусно! Такой каши овсяной с тушенкой, да и не только, я не ел, хоть верь, хоть не верь! Но с хлебом проблема – галеты жуем. Не думайте – это важно! Хлеб – это сила, галеты – пузо набить.

Жили в лагере четверо суток. В эти дни наконец занялись нами, составили списки, стали учить.

Кто учил? Сами себя и учили! Нашли в строю медиков, кто на скорой работал, нашли ребят, кто в пейнтбол-страйкбол играл или кто воевал – знает тактические приемы, как в паре работать, или втроем. И понеслось: одна группа бегает с автоматом, другая жгуты мотает, все в поле, почти как в боевых условиях. Выглядит все это, если ласково, ну очень странно!

Спустя время начали распределять. Никого не принуждали, я бы сказал – помогали.

Был случай один. Парнишка, двадцать с хвостиком лет, невысокий, худощавый, совсем детское личико, да и сам он – пацан.

Командир:

– Кто в разведку готов, выйти из строя!

Он – вперед, ему:

– Ты куда? Опомнись, встань обратно!

– Кто снайпер или знает, что метко стреляет, шаг вперед!

Он опять тут как тут!

С ним пообщались, встал на место.

– Кто в арте служил, два шага вперед!

Опять парнишка первым вышел. Красавчик! Кстати, наш, сысертский, такой молодец! Мы стоим, улыбаемся. Все как в фильме, ну, вы знаете: «Песчаный карьер! – Я! – Цементный завод! – Я! – Погрузка угля! – Я!..»

Ваш покорный слуга тоже вышел. Со стороны подошли офицеры-артиллеристы, всех опросили: кто, где, на чем служил. Заметил, офицер галочку поставил напротив меня. Дальше – больше: списки диктуют, кто минометка – колонна один, стволка – два, меня нет! Волнуюсь: забыли, потеряли, перевели куда-то? Тут вдруг третий список диктуют – реактивный дивизион!

Слышу свою фамилию:

– Я!

Вышел, встал в колонну. На душе – радость! Я представить не мог, что так обернется! Артиллеристы знают: попасть сюда сложно!

Перекличка, стою, слушаю, жду, когда меня крикнут. Вдруг дежавю! Резко бросает в пот холодный, и как будто мне 20, я в вузе военном стою на плацу. Фамилию прочитали до боли знакомую. Мне послышалось? Нет! Точно нет?

Офицер идет, строй смотрит, парень, чуть справа и впереди, его останавливает, говорит:

– Можно мне в ствольную, я из военного училища – ЕВАКУ, не доучился, но там все знакомо.

Я про себя:

– Стоп, стоп, стоп!

Потянул за плечо парня, чтоб повернулся, смотрю – Андрей!

Мы вместе учились, были в одной батарее, я – в первом взводе, он – во втором!

Так бывает?! Бывает! Вот так судьба!

Но в итоге в училище мы оба не доучились, я на третьем курсе ушел, он – на втором. Обнялись, говорили долго, посчитали года. Прошло их двадцать четыре! И это чуть больше половины жизни!

На следующий день нас собрали, объявили:

– Дальше тут вас готовить не будем, собираемся, перекат!

Глава 2

• Новая правда
• Новой метлы
• Теплом, лаской
• Пронимала до слез.
• Наливала, подносила,
• Целовала, подкосила,
• Мягко постель стелила,
• Да мне не спалось.

К. Кинчев.Бес паники

Уходя с направления Макеевки (ЛНР), мы еще не подозревали, что нас ждет целая серия перекатов, а пока мы разместились в красивой лесополосе, вблизи Старого города. Находясь в тылу, развернули туристические палатки, сделали кухню – получилась уютная беседка. Поставили душ. Ребята шутили: «Мы как будто на Грушинском фестивале». Грустная шутка на самом деле. Густая листва скрывала наш лагерь. Утром теплое солнце, пробиваясь сквозь ветки деревьев, согревало теплом. Обстановка – по кайфу. А на третью ночь пришла команда – перекат. Расчеты едут на машинах, остальные полетят на вертолетах.

Ранним утром, чуть забрезжил рассвет, проезжая вдоль лесополос на боевых машинах, выехали к асфальтированной дороге. Там уже ждали тралы, вытянувшись вдоль обочины длинной змейкой. Водители готовили их к погрузке. Повсюду творилась суета. Грузили противотанковые пушки, гаубицы, «мотолыги» (МТ-ЛБ), БТРы, БМП.

Водитель нашего «Града», Саня-Белаз, уверенно заехал на платформу. Убедившись, что машина стоит правильно, закрепили ее, притянув тяжелыми цепями.

– Ну что, готовы? – спросил нас водитель автопоезда Олег. Тучный, небрежно одетый в грязную, местами засаленную военную форму, он вскарабкался в кабину тягача, немного поерзав, удобно устроился за рулем, включил музыку. Зашипел воздух, освобождая тормоза, и машина плавно тронулась.

– Олег, куда нас везут? – спросил я.

Водитель глубоко задумался. Опустив голову, отвернулся от меня. По нему было видно, что внутри идет борьба: говорить мне это или, следуя инструкции, молчать? Наконец сквозь зубы ответил:

– Запорожье.

«Значит, Работино», – подумал я. Сейчас там самое жаркое направление: фашисты, не прекращая, штурмуют наши позиции. И то, что нас перебрасывают в спешном порядке, говорит о многом.

В кабине нового «Урала» просторно, я бы сказал, даже уютно. Утреннее солнце приятно греет, проникая через окно, светит в глаза. Невольно жмуришься. Рядом с открытым люком два вентилятора, заботливо установленные водителем, нежно обдувают лицо.

Мелькают деревья, бескрайние поля уплывают за горизонт. Скинув кроссовки, подогнув ногу под себя, я откинулся на высокую спинку сиденья. Закрыв глаза, задумавшись, погрузился в негу.

Сколько мне было лет, когда это все началось? В девяносто первом мне было тринадцать. Какой прекрасный возраст: ты еще не взрослый, но уже и не ребенок. А ведь я помню все события очень хорошо, помню свои ощущения. Новые, тогда непонятные слова: путч, ГКЧП. «Лебединое озеро» по телевизору, танки в Москве, встревоженные лица родителей.

И сегодня мне непонятно, почему никто до сих пор жестко не осудил этих двух предателей, продавших Россию, в угоду своему личному благополучию, удовлетворению личных амбиций? Спокойная, сытая старость Горбачева, периодически выдававшего свое мнение о стране. Кому оно нужно? Человек, разваливший Варшавский блок, выведший армию из ГДР с колоссальными материальными убытками, не получивший ничего взамен для страны, – именно он оголил наши границы. Только вдумайтесь: если бы сейчас наши парни стояли в Германии, разве у кого-нибудь в мире возникла идея даже посмотреть в нашу сторону?

Пустые полки магазинов, бесконечные очереди: за хлебом, молоком, за обувью – за всем, что только можно представить. Хорошо помню это слово – дефицит. Тогда мне казалось, что оно звучит отовсюду. Родители работали на четырех работах, и им нигде не платили деньги. В тот год папа, ведущий инженер-конструктор, и мама, преподаватель русского и литературы, ночами, после основной работы, топили печи в вечерней школе. Нас с сестрой брали с собой. Я, как старший сын, помогал с печами, младшая сестренка тоже не стояла в стороне – подтаскивала полешки. Наколов дров, растопив все 12 печей, я ложился на одеяло, расстеленное на полу рядом с одной из них. Тепло от очага согревало одну сторону тела, другую – обжигал еще не прогревшийся воздух. Темные коридоры пустой школы, неспешное потрескивание дров, из приоткрытой двери одного кабинета пробивается тусклый свет – там мама сидит, проверяет тетради своих учеников.

Ранним утром Сысерть еще спит. Лунный свет, отражаясь от ярко-белого снега, освещает припорошенные ветви тополей. Морозный воздух обжигает щеки – протопив печи, мы возвращаемся домой. Через три часа маме уходить на работу, мне – в школу. Понимая, что жизнь изменилась, я не представлял, насколько тяжело выживать родителям. Люди верили Ельцину, была надежда, что активный, дерзкий, уверенный в себе человек выведет страну из сумрака перестройки. У кого тогда, в декабре 1991 года, екнуло, когда Борис Николаевич, первым делом после подписания Беловежских соглашений, позвонил Бушу – президенту США: «Дорогой друг, задание выполнено!»

Открыв глаза, повернувшись к окну, облокотившись на дверь, закурил. Немного высунув руку, ощущаешь сопротивление – свежий летний воздух, завихряясь, приятно обдувает, проникая под футболку, охлаждает разгоряченное на солнце тело.

«Где мы едем, что за город?» – внутри непонятное чувство. Сейчас это уже наша земля. А разве она была когда-нибудь не нашей? Помню, в девяностых по телевизору показывали сюжет про детей, которых отправляли в лагерь «Артек»: диктор с упоением рассказывал о том, как здорово, что Украина предоставила места для детей России. Помню, с каким трудом продлевали аренду баз для Черноморского флота в Севастополе. Несмотря на то, что я был пацан, чувство отчаянья и нереальности происходящих событий не отпускали. Ну разве это не маразм, разве это не предательство? Как?! Как можно умудриться отдать исконно русские земли? Как можно было отрезать от страны Калининград?

А ведь находятся люди, оправдывающие это, воздвигающие памятники, центры, продвигающие фонды, названные именами этих клятвопреступников. Они становятся в один ряд с псевдоисториками-коллаборантами, обеляющими Петра Федоровича (Петра III), переодевшего российского солдата в прусский мундир, вернувшего Фридриху II завоеванные во время Семилетней войны, вошедшие в состав Российской империи Восточную Пруссию и город Кёнигсберг (Калининград). Глубоко пропитанные кровью наших солдат земли он вернул без каких-либо условий.

Петр Федорович был внуком Петра Великого. Карл Петер Ульрих – его настоящее имя – родился в Голштинии, сейчас это северная Германия. Недалекий, слабоумный, взбалмошный Карл стал единственной соломинкой, за которую могла ухватиться бездетная императрица Елизавета Петровна, чтобы продолжить престолонаследие по линии Петра Алексеевича. Но могло быть и по-другому, ведь он претендовал еще и на шведский престол, так как был по отцу внучатым племянником Карла XII. Заклятому врагу России – Швеции – повезло.

Одержимый военщиной, Петр III изводил солдат муштрой. Почитатель Фридриха, он верил в военный гений разбитого нашими войсками прусского короля, считал его своим идеалом. «Ваше величество желаете насмехаться надо мной, расхваливая так мое царствование. Вам благоугодно глядеть на ничтожныя вещи, я же должен дивиться доблестным поступкам и необычайным в свете свойствам вашего величества, ежедневно все более и более считая вас одним из величайших в свете героев». Из письма Петра III Фридриху II.

Конечно же, за это в войсках Петра III не любили и презирали. Историки по-разному оценивают сто восемьдесят шесть дней его правления, выискивают и пытаются трактовать подписанные им законы по-новому, но для меня он всегда будет предателем, тем, кто правил Россией в угоду интересам другого государства.

В современной истории подобные по своим делам личности принесли нашей стране немало вреда.

Разве ни у кого не промелькнуло в голове, что Ельцин – предатель, когда в июне 1992 года, он, выслушав унизительную речь в конгрессе США от президента Буша, произносил свою – под желчные, злорадные улыбки собравшихся в зале западных лидеров. Словно нашкодивший школьник, признающий вину, он унижал Россию. Готовый предоставить доступ ко всем секретам страны, отдать ее на растерзание хитрым гиенам, он произносит: «Господи, благослови Америку!»

Машина, прижимаясь к обочине, сбавила ход, остановилась, пшикнув, щелкнул ручник.

– В магазин пойдешь? – спросил Олег.

Спрыгивая с подножки грузовика, зову ребят, сидящих в кабине БМки:

– Пацаны, пошли в магазин, чего-нибудь поесть возьмем!

Я много путешествовал по стране, объехал на машине всю Россию, но всегда мечтал побывать на Украине. Она представлялась мне красивой, солнечной, ухоженной страной, с яркими зданиями, с великолепными архитектурными ансамблями. Как же я ошибался! Реальность оказалась совсем другой: старые, обветшалые постройки советских времен печально смотрят на тебя со всех сторон. Неухоженность, заброшенность везде, куда бы ты ни посмотрел. Тридцать лет «незалежности» не украсили эту некогда процветавшую советскую республику.

Купив в магазине охлажденного квасу, каких-то печенек и снеков пожевать в дороге, мы продолжили путь.

ДНР нас встретила яркими баннерами «Единой России». Унылая картинка резко сменилась: новая, ровная, широкая дорога сверкала свежей разметкой, автобусные остановки, выкрашенные в цвета российского триколора, радовали глаз.

Водитель прибавил газу, автопоезд, мерно покачиваясь, уверенно двигался вперед. За окном пролетали города: Донецк, Волноваха, Мариуполь… Вечером мы остановились в каком-то поселке недалеко от Бердянска.

Глава 3

• Спросите бойцов ополчения,
• солдат-ветеранов и вдов,
• ответят: хлеб – воскрешение
• для тыла и всех фронтов…

• А если б меня спросили,
• как павшим по праву воздать?
• Сказал бы: колосьям России
• по августу вызревать!

В. Макаров. Живой хлеб

Растянувшаяся на десятки километров колонна сейчас собиралась. Прибывающие тралы быстро выгружали технику и уходили в обратный путь. Мы спустили машины, поняв, что офицер, сопровождающий нас, еще где-то в пути, загнали «Грады» в кусты, замаскировав их. Собрались на пятачке возле перекрестка. Кто-то из ребят заметил, как мужчина из частного дома напротив машет рукой, подзывая нас. Мы подошли, увидели парня лет тридцати. Он стоял в одних плавках. Высокий, красивый, молодой, на костылях, с полностью ампутированной ногой. Он заговорил:

– Ребята, я сейчас быстро съезжу за шлангом, наберу теплую воду в уличный душ, сполоснетесь.

– Супер! Спасибо вам большое!

Парни обрадовались, ожили, теплый душ был очень кстати.

Сумерки сменились непроницаемой темнотой. Постепенно прибыли и разгрузились все наши машины.

Двинулись колонной дальше искать место для ночлега. Вдоль огромного поля, засаженного пшеницей, разделенного на прямоугольники лесополосами, тянется грунтовая дорога. Неспешно двигаясь по ней, машины мерно гудят, под колесами хрустит засохшая земля, в открытое окно нежно задувает остывающий воздух, принося с собой запах поспевшей пшеницы.

Свернув с дороги в поле, колонна вытянулась вдоль одной из лесополос. Потушив свет фар, ребята вышли из машин. Задача не из легких – в кромешной темноте нужно спрятать целый дивизион боевых машин «Град» в узенькой, густой, с переплетенными колючими ветками кустарника лесопосадке. Застучали топоры. Освобождая место для техники, ребята вытягивают длинные ветви, укладывая их, чтобы потом, когда машина встанет на место, укрыть ее.

Работа кипит: стараясь быстрее замаскироваться, чтобы осталось больше времени на сон, парни торопятся. Дорога вымотала, порывшись в вещах, примотанных к БМкам, находишь и скидываешь спальник.

– Сейчас бы еще место найти, где лечь.

– Не парься, ложись, где стоишь.

Несмотря на усталость, ребята шутят.

Приютившись на маленькой проплешине между деревьями и кустарником, укутавшись в спальник, вдыхая прохладный летний воздух, принесенный с моря, мгновенно проваливаешься в глубокий сон.

До линии фронта еще далеко, километров восемьдесят. В этом поселке, расположенном на самом берегу Азовского моря, собираются все подразделения нашей бригады, чтобы потом маршем выдвинуться к ЛБС[4].

Пробиваясь сквозь ветви деревьев, запутываясь в кустарнике, первый, еще не горячий лучик солнца, играя, нежно лаская лицо, заглянул под закрытые веки, спугнул сон. Медленно просыпаюсь, сознание как будто накатывается, выплывая из дальних, никому не известных, тайных уголков мозга.

Где мы? Память возвращает в реальность. Тело, еще секунду назад легкое и отдохнувшее, снова наливается усталостью.

С поля доносится шум работающего комбайна, гул подъезжающих машин. Окончательно проснувшись, я потянулся. Усевшись на спальнике, подогнув ноги, огляделся: большое поле, засеянное пшеницей. Уже отяжелевшая от спелого зерна, слегка коричневатая, она колосится, купаясь в утренних лучах солнца, переливается золотом. Комбайн разворачивается на краю поля, проезжая мимо нас, оставляет за собой облако зерновой пыли. Запах соломы и свежей пшеницы легким дуновением ветерка подлетает к нам.

Ранее утро, хлеборобы уже в поле. Второй год войны, линия фронта недалеко, а люди выращивают здесь хлеб. Думаю, они понимают, что очень рискуют. Ведь были случаи, и не один, когда трактора принимали за танки, а может, и специально по ним стреляли, чтобы запугать народ, посеять в их душах страх. Но, как и в годы Великой Отечественной войны, эти люди, достойные своих дедов, что бы ни происходило в мире вокруг них, собирают урожай. О них, как прежде, мало пишут, мало говорят. Порой мы даже не задумываемся, насколько важна их работа.

Хлеб для бойца очень важен, он дает силу. «Хлеб нужен фронту, как оружие!» Помню этот плакат, встречавшийся мне на страницах какой-то книги: русский мужик, с волевым морщинистым лицом, с аккуратной бородой и густыми усами, одетый в косоворотку, зачерпывает двумя руками зерно из мешка. Вспоминается блокадный Ленинград, когда в самое трудное, голодное время на человека выдавали всего 125 граммов хлеба. Сколько это? А это – всего лишь маленький кусочек хлеба, испеченный из целлюлозы, жмыха, хвои и ржаной муки. Конечно, проблема была с доставкой муки в город, но, в целом, по стране так же ощущался дефицит. В ночь, когда фашистская Германия напала на Советский Союз, вагоны с зерном еще пересекали границу, уходя на Запад. С немцами был договор – зерно в обмен на станки. Полагают, что Сталин до самого конца не верил, что Гитлер нападет, и ничего не сделал, чтобы предотвратить катастрофу. Огромное количество расположенных вблизи границы складов с зерном достались врагу.

С началом войны всю технику, сколько-нибудь пригодную для нужд армии, забрали у хлеборобов. Мужчины добровольцами уходили на фронт. В тылу остались женщины и дети. На их плечи легла непосильная задача – пахать и сеять. Впрягаясь в плуг по шесть – восемь человек, они пахали поля. Трудились бессонными ночами, когда надо было обмолотить зерно до дождей. Ногами, сбитыми в кровь, руками в одеревеневших мозолях, они добывали так нужный для страны хлеб. Сейчас представьте себя или свою жену и ребенка, проснувшихся еще до рассвета. После скудного завтрака, а может, и без него они, одетые в мешковатую одежду, идут на поле. С такими же, обессилевшими от тяжелого труда женщинами и детьми впрягаются они в плуг и медленно начинают его тянуть. А впереди непаханые, бесконечные гектары земли. Даже подумать об этом страшно!

Каждый раз, оказавшись на новом направлении, на новом месте, задумываешься: а что было тут во времена ВОВ, как выживали люди, как освобождали эти земли?

В этих краях в 1941 году развернулись трагические события. Еще в июле здесь, должно быть, так же, как сейчас, колосилась нива, клонилась к земле отяжелевшая от золотого зерна пшеница, а уже в октябре фашистские войска неожиданно ворвались в Бердянск, в город вошли танки и пехота, прибыла карательная зондеркоманда. Всему населению, конечно, эвакуироваться не удалось, начались аресты и массовые расстрелы. Что интересно – бургомистром города был назначен учитель немецкого языка местной школы.

Ярость, с которой фашистами уничтожалось население, была почти такая же безудержная, как ярость современных укронацистов: за два года оккупации больше шести тысяч человек погибли от рук немецких захватчиков. Современные украинские нацисты, с чудовищно напоминающими символику вермахта шевронами, действуют почти как их предшественники: не жалеют население и минируют поля, чтоб люди не могли вырастить себе хлеб – тактика выжженной земли во всей красе.

И теперь на освобожденных территориях, как 80 с лишком лет назад, крестьяне, памятуя, что хлеб – всему голова, работают, несмотря ни на что, за себя и за того парня.

Комбайн убрал последнюю полоску пшеницы и неспешно уехал. Пыль, словно мелкие сверкающие блестки, горстью брошенные в воздух, медленно осела. Поле стало пустым.

Глава 4

– Ну, что ж теперь мы будем делать? – сказал Тарас, смотря прямо ему в очи.

Но ничего не знал на то сказать Андрий и стоял, утупивши в землю очи.

– Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?

Андрий был безответен.

– Так продать? Продать веру? Продать своих? Стой же, слезай с коня!

Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед Тарасом.

– Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью! – сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.

Бледен как полотно был Андрий; видно было, как тихо шевелились уста его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев – это было имя прекрасной полячки. Тарас выстрелил.

Н. В. Гоголь. Тарас Бульба

Неспеша двигаясь по грунтовой дороге, мы идем в поселок. Проснувшись, ребята решили, что нужно купить что-нибудь из еды, воду. Под ногами – засохшая, черно-серая, потрескавшаяся земля, накатанная колея, по обочинам – невысокая, густая, зеленая трава. Шагая, забываешь, что ты на войне: над головой ясное, голубое, с легким оттенком белого небо, свежий утренний воздух, запах травы и пшеницы – дышится легко.

– Пацаны, а кто-нибудь из вас был на море? Я не был! – заговорил Шипа.

– Так в чем проблема? Нам ничего не мешает дойти и искупаться. Думаю, до него метров пятьсот – семьсот, идем?

– Конечно!

Улица, ведущая к морю, удивила своей простотой и бедностью: старые дома и покосившиеся заборы. Эти места не были разрушены боевыми действиями, все, что мы видим, было и до СВО.

В России в небольших поселках и деревнях на берегу моря такие улицы всегда заполонены магазинами и кафешками, но тут по пути мы встречаем только маленькую лавку, устроенную в одной из комнат частного дома. Уже подходя к морю, замечаем огороженную невысоким заборчиком, укрытую от солнца деревьями площадку, видимо, это было кафе. Дорога уходит вниз, по бокам вырастают коттеджи с высокими, трехметровыми, заборами. Постепенно сужаясь, улица превращается в узенький переулочек, выходящий на берег Азовского моря. Красивый песчаный пляж, огороженный природой огромными валунами, простирается вдаль. Солнце, балуясь, играет лучами, переливаясь на чуть заметных волнах. Людей почти нет, лишь несколько военных расположились вблизи воды. Скидывая одежду, ступаешь на теплый песок. Набегающая легкая волна прохладой остужает уставшие ноги. Набрав воздух, задержав дыхание, ныряешь – миллионы маленьких иголочек, приятно покалывая, пробегают по телу, чувствуешь, как прохладная вода остужает голову. Выныриваешь – и вот уже солнце светит прямо в глаза. Жмуришься, стряхивая воду, и снова, набирая воздух, погружаешься. Ощущение невесомости, легкости и свободы растекается по телу…

В окрестности поселка весь день прибывали подразделения: пехотные и штурмовые батальоны, гаубичные и минометные дивизионы, обоз, везущий боеприпасы. Параллельно с нами двигается еще несколько бригад, так же спешно перебрасываемых на направление Работино.

День прошел в приготовлениях к марш-броску: осматривали и подготавливали машины, укладывали и перетягивали вещи, закрепленные на бээмках. Ранним утром следующего дня, пока не рассвело, колонна, вытягиваясь вдоль полей, готовилась отправиться в путь.

В кабине «Урала» три человека: в полном обмундировании, в бронежилетах, с автоматами. Тесно – не пошевелиться. Машины то и дело продвигаются вперед, запуская опоздавших, пытающихся вклиниться в строй. Вокруг кромешная темнота, и лишь полоска тускло светящихся фар машин, будто новогодняя гирлянда, раскинутая на длинном заборе, выдает наше присутствие.

Шумят рации, командиры суетятся, отдавая команды, подгоняя «уснувших», формируют колонну:

– Ну, что стоишь?! Давай, давай, проезжай, двигайся, не задерживай!

«Урал» завелся. Грозно зарычал мотор, туго хрустнула передача. Чуть дернувшись, «Град» медленно покатился вперед, тут же затормозил перед впереди стоящей БМкой, пшикнул воздух, освобождая тормоза. Пробка растянулась на километры.

Для противника такая вереница из боевых машин – сладкая цель. Все это понимают, стараются все делать быстро, реже включать фары, чтобы не демаскировать себя. Фронт недалеко, расслабляться нельзя: фашистам «западные друзья» поставили дальнобойные ракеты, поэтому мы находимся в зоне поражения.

В рации прозвучала команда:

– Начать движение!

По строю побежал звук запускающихся двигателей, стоящая перед нами машина медленно покатилась вперед, наш водитель Саня-Белаз, держась за руль, немного отклонившись назад, натужно выжал сцепление, толкнул рычаг переключения передач и сказал:

– Ну, что, поехали!

Сейчас мы уже точно знали, куда едем и на каком направлении будем работать, – Запорожье, Работино – Вербовое. Сложная обстановка сложилась на этом участке. Нацисты стянули сюда все резервы. Пытаясь прорвать нашу оборону, они хотят выйти на Токмак и дальше – на Мариуполь, чтобы затем атаковать Крым.

Удивительно, но ведь если разобраться – это все исконно русские земли. В разное время, под разными предлогами, генсеки СССР просто передали их в состав Украинской ССР, которая была неотъемлемой частью Советского Союза. Возможно, они и представить себе не могли, что когда-нибудь Союз распадётся и такой родной, такой близкий нам народ настигнет эпидемия фашизма. Прогрессируя, болезнь изъела мозг зараженных. Доведенные до терминальной стадии, укронацисты взялись переписывать историю. Выдумывая небылицы, погружаясь в своих больных фантазиях в глубину веков, вообразили себя потомками несуществующих древних укров. Порой, читая их побасенки, приходишь в ужас от галлюцинаций, которые преследуют авторов, описывающих выдуманный мир. А между тем мы-то знаем, что Мариуполь – это русский город, построенный князем Потемкиным на берегу Азовского моря во времена императрицы Екатерины II. И Крым вошел в состав России тоже при ней. Эти земли для России священные, много сыновей нашей страны сложило головы, защищая Крым и славный город Севастополь в разные годы: первая оборона Севастополя в 1854–1855 годах длилась 349 дней, унесла больше ста тысяч жизней российских солдат, а в годы Великой Отечественной войны, в 1941–1942 годах, при обороне Севастополя и битве за Крым погибло во много раз больше наших бойцов. Эта земля пропитана кровью наших людей. Конечно же, Россия не отдаст Крым, и тот факт, что Хрущев незаконно передал его УССР в 1954 году, а Борис Николаевич Ельцин во время предательски подписанных им Беловежских соглашений в декабре 1991 года даже не заикнулся по Крым и Новороссию, ничего не меняет – это российские земли, и они будут такими всегда.

А Украина, что будет с ней? Я не знаю. Но знаю наверняка, что она всегда была Окраиной России. В первой всеобщей российской переписи даже нет народа под названием «украинцы», все они – русские.

Колонна двигалась по асфальтированной дороге, за окном темнота, практически ничего не видно, мы едем молча, покачиваясь в такт машине. В интересных местах нам предстоит работать, много событий за столетия тут произошло, многое окутано тайной. Сегодня как-то однозначно сложно судить о тех временах, в точности передать события, думаю, невозможно, но все мы знаем про легендарных запорожских казаков. В памяти сразу всплывает картина Ильи Репина «Запорожцы». Смелые, хитрые, смеющиеся – они пишут письмо турецкому султану, ведь охраняют границы той России, в составе которой еще не было никакой Новороссии. В XVII веке запорожцы пришли под крыло России, хотя до этого верно служили полякам. Многие западно- и южнорусские земли входили тогда в состав Речи Посполитой, и крестьян тех земель польские паны называли «быдлом» и жестоко наказывали за любые провинности. На ум сразу приходит Богдан Хмельницкий. Столько легенд, мифов и разных историй связано с ним. Где правда, где вымысел – определить практически невозможно. Да и писатель Гоголь внес свою лепту – ведь нам кажется, что Тарас Бульба – это такой же герой, как и Хмельницкий. Впрочем, он все равно оставил свой след в истории. Напористый, дерзкий человек, побывавший в турецком плену, служивший первоначально полякам. Казачий полковник. Говорят, что один польский шляхтич после публичной ссоры с ним разорил хутор и увез его невесту. Такой беспредел Богдан просто так спустить не мог. Пройдя много сражений, он стал опытным воином. Образованный человек, один из умнейших людей в обществе того времени, имел горячий характер. Но, несмотря на это, решил по закону разобраться со шляхтичем, устроившим разгром в его поместье. В судах он правды не нашел и получил лишь какую-то незначительную компенсацию за устроенный погром. Дело было куда серьезнее. Мало того что оборзевший шлях разорил его дом, так он еще увел его невесту и сам женился на ней! Задетая честь, чувство несправедливости переполняли Богдана, злость лилась рекой через край. Надо было что-то делать, так оставлять было нельзя. Тогда он пошел за справедливостью к польскому королю Владиславу IV.

У Владислава отношения с Богданом были хорошие, можно сказать, дружеские. Когда-то, во время войны с Московией, Хмельницкий помог бежать ему из плена, и теперь в королевской семье он был желанным гостем.

Владислав, видимо, не хотел ссориться со знатью и решил спустить все на тормозах. Говорят, он сказал Хмельницкому: «Что ты ко мне пришел? Как это так – вооруженные бравые казаки сами не могут отстоять своих прав?!» Прямо руководство к действию какое-то. Если бы знал он тогда, к чему это приведет.

Богдан едет к казакам Запорожской Сечи, где его избирают гетманом, поднимает восстание и громит поляков. Безусловно, это запутанное предание, покрытое тайной времен, но, пожалуй, оно очень интересное. Всегда хочется понять мотивы ворвавшихся в историю, словно огромный огненный метеорит в атмосферу Земли, людей. Понять их цели, желания, наконец, почувствовать то, ради чего они совершали свои поступки.

Хмельницкий – яркая личность, а легенда, связанная с ним, весьма любопытная.

Так куда же всё-таки делась та, из-за которой все началось? Гелена, или Елена, появилась в доме Хмельницких, когда Богдан был еще женат. Его жена – Анна – родила восьмерых детей и к моменту появления Елены в их доме сильно болела. Новая девушка была очень красивая и миловидная, было понятно, что не просто так она оказалась в их доме. По тем временам старик (немного за пятьдесят), Богдан влюбился в нее, кровь бурлила, заливая сознание.

На этой почве в семье начались распри, но после разгрома, устроенного в их доме, Анна слегла и вскоре умерла.

Судьба Елены складывается печально. Хорошенькая, с точеной фигуркой, красавица имела хитрый нрав. Она любила деньги, любила красиво одеваться и находиться в обществе уважаемых людей. Первый раз выйдя замуж не по собственной воле за дворянина, она получила то, о чем мечтала. Но спустя время, когда Запорожские казаки разбили поляков и выкрали ее обратно, вышла замуж за Хмельницкого. К тому моменту в руках Богдана была большая власть, и Елена опять жила и ни в чем себе не отказывала. Как обычно бывает, ей показалось этого мало, и, закрутив роман с казначеем, она украла большую сумму у казаков. Когда это выяснилось, Хмельницкого рядом не было, и суд учинил его сын. Он раздел мачеху догола и повесил ее на входе в свое родное село.

Кто-то считает, что именно эта женщина стала причиной войны запорожцев с поляками, но, скорее всего, это миф, и не в этом причина войны запорожских казаков и поляков.

А дальше, в результате череды событий, полноводная, красивая, с опасными бурными порогами река Днепр – часть «пути из варяг в греки» – стала своеобразным Рубиконом, разделившим Украину на правобережную – польскую и левобережную – российскую. Думаю, это во многом определило ход дальнейшей истории. На левобережье жители придерживались российской стороны, им близки наши взгляды, традиции и обычаи. Даже нет, не так, будучи в составе Великого княжества Литовского, а затем и Речи Посполитой, они всегда оставались частью русского народа, частью единого организма – частью, которая не может существовать отдельно от целого.

Правобережье Днепра – совсем другое дело. Они – «западенцы», всегда были ближе к Европе и сейчас кричат, что «Украина – цэ Европа», не понимая того, что всегда были и будут для этой Европы «быдлом», людьми низшего сорта, расходным материалом для достижения меркантильных целей.

Что делает «добрая» Европа сегодня? Поддерживает войну внутри русского мира, а по сути, по-хитрому пытается расколоть восточнославянское единство. Если внимательно присмотреться, мы заметим, что способы, к которым сегодня прибегают хозяева украинцев, ничем не отличаются от тех, что были раньше. Как и тогда, происходит окатоличивание церкви. У людей хотят забрать веру – самое сокровенное и дорогое, что есть у человека. Отбирают землю, повышают налоги (читай – подати), нещадно эксплуатируют людей, увеличивая повинности, забирают или вынуждают отдавать урожай.

Вассалы «незалежной» не останавливаются ни перед чем, не считаются ни с какими законами или правилами, которые сами же установили.

Прямо Средневековье какое-то!

Машина, слегка дернувшись, сбавила ход, в рации раздался голос:

– Поворот направо, не провороньте, НАПРАВО!

Глава 5

• Тогда вас люди называли псами —
• Ведь вы лизали немцам башмаки,
• Орали «Хайль!» осипшими басами,
• Ревели «Ще не вмерла» от тоски.

• Где вы прошли – пустыни и руины,
• Для трупов не хватало больше ям.
• Плевала кровью «Ненька Украина»
• В хозяев ваших, прямо в хари вам.

• Вы б пропили ее, забыв о Боге,
• Вы б выжили и нас с своей земли,
• Когда бы Украине на подмогу
• С Востока не вернулись «москали».

• Теперь вы снова, подвязавши кости,
• Торгуясь, как потасканная б…ь,
• Нацистов новых кликаете в гости —
• Украинские хлеб и сало жрать.

В. Симоненко,1963 г.

Колонна ехала по узкой асфальтированной дороге где-то между селам и деревнями, медленно продвигаясь вперед. За окном еще темно, но уже чувствуется приближение рассвета, небо слегка, еле заметно, наполняется светлыми оттенками. В кабине тепло, мерно шумит вентилятор печки. Мы сидим, плотно прижавшись друг к другу, плечо в плечо. Бронежилет крепко стягивает грудную клетку, давит и тянет, прижимая к сиденью; между ног неудобно стоит автомат. Изловчившись, я дотянулся до ручки, совсем чуть-чуть приоткрыл окно, закурил. Дым струйкой потянулся наружу.

Интересно рассуждать о цикличности истории. Ведь если задуматься, то за тысячи лет ничего не меняется. Если отбросить прогресс, если убрать новые гаджеты, новые средства передвижения и получения информации, то мы увидим, что суть человеческая за сотни лет осталась прежней.

Страшные страницы истории, конечно, служат уроком будущим поколениям, но со временем боль утихает, ужасы забываются. И вот уже новые малообразованные люди, по глупости и невежеству уверенные в своей исключительности, наступают на старые грабли.

Надо же было так случиться, что спустя восемьдесят лет нацизм снова выберется из тьмы, поднимется во весь рост! Понятно, что он не сам вылез. Ему помогли те, кто сохранил и бережно оберегал его мелкие осколки, прятал и тайно взращивал на своей территории, чтобы в нужный момент высадить этот поганый сорняк в России в надежде, что он быстро разрастется и затянет расцветающие земли.

Но откуда все же взялись эти семена? Ведь прошло уже много лет, и нам казалось, что рецидива не будет, что не взойти этому семени на земле никогда. Мы наивно полагаем, что началось все в 2014 году. А я думаю, намного-много раньше. Нельзя сказать, что мы закрывали глаза на пробивающиеся то тут, то там ростки. Но и делали мы недостаточно, чтобы не вылезла черная мразь из ада. Сначала осторожное чествование ветеранов СС в Прибалтике. Потом чуть смелее. И вот уже немногочисленные шествия сменились полноценными парадами нелюдей.

На Украине вытащили из поганой ямы Степана Бандеру – лидера украинского националистического движения, агента абвера, пособника Гитлера. Сделали из него своего идола. А между тем при его участии было замучено и убито более ста тысяч человек! Кстати, он активно уничтожал и своих братьев-украинцев. Думаю, он и сегодня одобрил бы те зверства, что происходят в той стране. Маленького роста (всего каких-то 158 сантиметров), лысеющий, с задатками диктатора, человечишка был на словах одержим независимостью Украины – якобы ради этого он был готов на все. Хотя на самом деле Бандера просто был готов в угоду фашистам убивать всех, не жалея ни женщин, ни детей. Откуда у него взялось это? Не может вырасти такое чудовище в нормальной семье! Заглянем дальше. Тут появится его отец – греко-католический священник, убежденный украинский националист, он прививал своим детям радикальные ценности.

У семьи Бандеры не было своего дома, жили они в помещении, выделенном церковью. У них была большая библиотека. К отцу часто приходили его сторонники и устраивали дискуссии. В такой среде рос мальчик Степа. Глубоко проникнувшись националистическими идеями, он готовил себя к будущим пыткам: учился терпеть боль, нанося себе раны, засовывал иголки под ногти, обливался холодной водой. Еще в юности примкнув к радикальному движению, он впоследствии, уже во взрослом возрасте, ездил по селам и читал лекции, привозил и распространял запрещенную литературу.

Преемственность поколений привела к тому, что уже в наше время, в 2010 году, на тот момент президент Украины Ющенко присвоил посмертно Степану Бандере звание Героя Украины. Кто же получал эту «почетную» награду? Его внук – тоже, как дед, Степан Бандера!

Так кто же они – внуки нацистов, наследники Бандеры, Шухевича и Гитлера? Почему получилось так, что сегодня мы, с оружием в руках, как наши деды и прадеды, вырываем с корнем эту заразу?

Думаю, сдержанная, нерешительная реакция России на пробные вылазки отпрысков фашизма привела к тому, что их признали и поддержали на уровне государства. В этот момент разбухание и последовавший взрыв было не остановить. Во всех уголках западного мира уже пророщенные зерна, пустив корни, распустились и бросили новые инфицированные семена в щедро удобренную почву. Во многих странах Европы пришли к власти наследники гитлеровского режима. Не афишируя прошлое своих предков, они тихо и планомерно вскармливали последователей своей идеологии, внедряли их в общество и так привлекали в свои ряды все новых и новых адептов. Устроив переворот на Украине, фашисты получили оружие, и теперь простой мирный житель страны, став заложником ситуации, не может противостоять им, вынужденный подчиняться, он превратился в раба.

На улице рассвело, перед глазами открылась привычная картинка – поля и голубое с белым отливом небо. Ожила рация. Громкий, раздраженный голос прокричал:

– Стой, стой!!! Куда поехали?! Не надо поворачивать! Прямо надо было ехать!

Головная часть колонны, двигаясь по асфальту, проскочила съезд на грунтовую дорогу.

– Разворачивайтесь! Внимательно! На обочину не заезжаем, может быть заминировано.

Саня-Белаз гневно выругался, вспомнив чью-то мать, стал разворачивать машину. Нервно дергая рычаги, излишне давя на газ, раскачиваясь во все стороны, Саня развернул «Град». Потратив немало времени, головная часть колонны вернулась на исходный маршрут, съехала с асфальта и стала углубляться в густые лесопосадки, расположенные за рекой в стороне от полей. То и дело из строя выезжали боевые машины, их командиры направляли на заранее определенные места. Солнце замерло в зените, стало жарко.

– Где-то между сиденюями была вода, сможешь достать?

– Погоди, похоже, уже приехали, сейчас выйдем, найдем.

Остановившись и спрыгнув с машины, мы увидели давно привычную для нас обстановку – густая лесополоса, перед ней небольшое поле, заросшее обычной травой.

– Ну что, ребята?! Доставай топоры, будем маскироваться.

– Может, и не придется, посмотри туда. В посадке, как будто специально для нас кармашек приготовлен – заезжай, потом нарубим веток, закидаем машину.

Яркое солнце, выбрасывая раскаленные лучи, плавит воздух. Дышать становится тяжело, на глаза накатывается липкий пот, попадая в них, больно щиплет. Тело – словно разогретая докрасна печь, еще чуть-чуть – и потеряешь сознание. Быстрее спрятаться в тень, под деревья, где не так жарко.

Если скинуть бронежилет и развернуть его, прислонив одной частью к дереву, а другую положить на землю, можно соорудить небольшой импровизированный шезлонг. Тяжело опустившись, пытаешься устроиться на нем. По бокам брони с одной стороны болтаются подсумки с магазинами к автомату, с другой – гранаты. Они мешаются, никак не давая удобно расположиться. Ребята достали газовую плитку, поставили кипятиться воду. Самое время заварить быстрый суп или пюрешку, немного перекусить.

Глава 6

• Пламя ударило в небо! —
• ты помнишь,
• Родина?
• Тихо сказала: «Вставайте на помощь…»
• Родина.
• Славы никто у тебя не выпрашивал,
• Родина.
• Просто был выбор у каждого:
• я или Родина

Р. Рождественский. Реквием

Обходя машины одну за другой, проверяя, как замаскированы «Грады», комбат, пробираясь сквозь ветви деревьев, подходит к нам:

– Что разлеглись? Не время отдыхать. Сегодня вечером, край – ночью, мы должны начать работать. Надо огневые привязать.

Обращаясь ко мне, сказал:

– Берите с Исянычем Рому-топика, буссоль[5], через пять минут садимся в УАЗик и едем искать позиции.

Надо подготовиться: срубить несколько небольших палок – они будут служить колышками, отмечая места определения координат; взять с собой топор и красный скотч – чтобы обозначить ориентиры. На местности нужно делать все быстро, не тратить время на лишние движения. Важна каждая минута, противник не должен нас увидеть. Для него человек с буссолью гораздо опаснее, чем человек с автоматом. Заметив с «птички» идущего с буссолью бойца, а тем более если он ее установил и что-то делает, точно наведут артиллерию. Бывали случаи, когда с вечера определив место под огневую позицию, гаубичники под утро приезжают с орудием и боеприпасами, и их тут же накрывает огонь вражеской арты. Вероятно, за ними наблюдали, когда они привязывали точку, и враги караулили, выжидая появления всего боевого расчета.

Усевшись плотно в УАЗике, положив на колени треногу, устроился поудобнее. Тронулись. Петляя между островками кустарника по грунтовой дороге, подпрыгивая на каждой кочке, машина козлит, оправдывая свое народное название – «Козел». Этот УАЗ-469 появился в нашей батарее где-то с полгода назад. Ребята-волонтеры собрали на него деньги, купили и пригнали к нам. Уже немолодой автомобиль очень выручает. Много оперативных вопросов решается с его помощью. Где нужно съездить в город за запчастями, или получить продукты в соседнем подразделении, или, как сейчас, быстро привязать огневую – ему нет равных в решении этих задач. Иногда задумываешься, все-таки как неоднозначно общество отнеслось к проведению специальной военной операции. В то время как толпы предателей, коллаборантов и просто слабых духом людей бросились бежать из страны, придумывая самые безумные причины, за бесценок продавая имущество, с дрожащими коленками стоят где-нибудь на Верхнем Ларсе, волонтеры – люди с невероятной доброй и несгибаемой волей – взялись за работу.

УАЗик перескочил через небольшую канавку, зад машины подпрыгнул, мы взлетели, приземлившись, с силой впечатались в сиденье, в багажнике забрякали, перемешиваясь в чемодане, гаечные ключи. Небольшой подъем, водитель переключил передачу, добавил газу, машина натужно завыла и, перевалившись через бугорок, выехала на асфальт.

Дорога, плавно изгибаясь, потянулась вперед. УАЗик набрал скорость, нешумно, монотонно загудел задний мост. Показалась деревня, на обочине одиноко, с потертыми временем буквами, стоит дорожный знак, на нем отпечатано название населенного пункта. Теперь можно и сориентироваться. До этого момента не удавалось даже понять, где мы находимся. Геолокацию включать опасно – враг вычислит положение. Сверившись с картой, понимаем, с какой стороны мы подъезжаем к Работино. Комбат сказал:

– Давай я тебе перекину предварительные точки, чтобы было понятно, куда будем работать.

– Хорошо, я готов. А где мы будем жить? Там, в лесополке?

– Пока да, потом посмотрим.

Проезжая деревни, доехали до крайней. Впереди, в нескольких километрах, линия фронта, дальше ехать опасно. Дорога сломалась: раскрошившийся, мелко надробленный гусеницами танков асфальт превратился в грунтовую, полную рытвин и ям, военную тропу. Машина завиляла, объезжая препятствия. Водитель, внимательно всматриваясь вперед, резко вертит руль, болтанка, как в самолете при сильной турбулентности.

– Где-то в этом районе надо будет сделать промежуток, – сказал комбат.

Вдоль дороги стоят уставшие, с покосившимися гнилыми заборами, старые дома. За ними лесопосадки. Замечаем, что вокруг деревни множество островков зарослей.

– Может, сюда совсем переехать?

По обочине неспеша прошли несколько солдат. Оглядевшись, мы увидели, что в домах живут военные.

Чувствовалось, комбат принял решение:

– Точку привяжем, посмотрим, есть свободные дома или нет. Надо ближе к огневой разместиться.

Когда выезжали из деревни, перед нами открылся невообразимый пейзаж. Узкая асфальтированная дорога, ныряя между двумя рядами высокого, пышного орешника, уходила как будто в тоннель. Аллея тянулась далеко вперед. Роскошные кроны деревьев широко раскинули ветви, солнце, переливаясь, резвилось на зеленых листьях ореха. Правее в поле уходила грунтовая колея. Великолепную картинку портили то тут, то там стоящие искореженные остовы сгоревших боевых машин. Звуки боя раздавались где-то не так далеко впереди. Справа и слева от нас выстрелы тяжелых орудий разрывали прогревшийся воздух. Прилеты снарядов фашистской арты, с треском врезаясь в землю, ложились чуть впереди.

– Посмотри по карте, достанем отсюда до крайней цели? – спросил комбат.

– Да, достанем.

– Тогда ищите место и привязывайтесь. Сейчас важно подготовить хотя бы одну точку, потом, когда изучите местность, сделаете еще.

Установив буссоль под нависающими ветками деревьев, Рома направил ее прямо в солнце. Зная дирекционный угол светила, можно очень точно сориентироваться по сторонам света.

– Рома, поставь фильтр (темное стеклышко), без него на солнце не смотри. – иронично сказал я.

У буссоли шестикратное увеличение, взглянув на солнце, можно остаться без глаза.

– Да знаю я! В буссоль на солнце без фильтра можно посмотреть только два раза! Правым глазом и левым. Не учи ученого!

Закончив работу, мы вернулись в деревню. Проезжая по улицам, останавливаясь, разговаривали с людьми, спрашивали – нет ли где свободного дома. Везде жили солдаты: танкисты, артиллеристы, пехота. Наконец нам повезло, и на краю деревни мы нашли старый покосившийся дом. В нем царил хаос. Разбросанный хлам, сломанная, покрытая вековой пылью мебель, местами провалившийся пол, обвалившаяся со стен штукатурка оголяла дранку. Но все равно это – не блиндаж. В паре-тройке сотен метров от дома, за деревней, разрослась небольшая роща.

Переглянувшись с Исянычем, ничего не сказав, без слов понимая друг друга, подумали: «То, что надо!» Комбат одобрительно сказал:

– Оставайтесь здесь, готовьте места под БМки. Как стемнеет, по одной начну присылать. Маскируйте машины и размещайте народ. Будьте в готовности, возможно, сегодня работать начнем.

Командир, запрыгнув в УАЗик, уехал.

Осмотрев дом и скособоченные сарайки, мы вышли во двор.

– Есть охота.

– Ага. И ничего не взяли с собой. Сигареты хоть есть?

– Совсем немного, до вечера не дотянем, пошли к соседям.

– Пошли.

Соседний дом был намного лучше. Заходя внутрь, увидели уютную обстановку: на входе висит белый тюль, на окнах – шторы, на полу аккуратно постелены коврики. Хорошая кухня: электрический чайник, плитка, микроволновка, в центре – круглый стол, стулья, вдоль стен стоят диваны, кровати. Какая-то идиллия. Даже не верится.

– Есть кто дома?!

Из дальней комнаты раздался голос:

– Заходи, чего хотел?

Оказалось, что в доме живут военные, тоже артиллеристы – гаубичники. Их батарея на передке, а сюда, периодически сменяя друг друга, ездят отдыхать. Уже девять месяцев живут в этом доме. Узнав нашу ситуацию, пацаны, недолго думая, разогрели суп, во дворе, под кроной огромного ореха, накрыли стол. Кто бы мог поверить, что такое возможно!

Перекусив, налив кофе, довольные, что голод отступил, откинувшись на спинки деревянных стульев, закурили. Разговаривая с ребятами, расспрашиваем их об обстановке, о том, как тут устроен быт, о том, что происходит на передке.

– Деревню часто обстреливают?

– Бывает, но очень редко. Они, похоже, не достают. Вот перед ней уже веселее.

– На передке как? Сильно давят? А то нас сюда в таком ужасе перебрасывали.

– Сильно. Видимо, Работино оставим. Сейчас на Вербовое один накат за другим. Потери есть, и в плен ребята попадают. Пехоте несладко приходится, так что вы очень кстати.

Немного отдохнув, взяв у ребят топоры, отправились к той роще, что приметили ранее. Мы пошли искать, где можно спрятать целую батарею «Градов». Идя по тропинке вдоль лесополосы, прижимаясь ближе к деревьям, чтобы быть менее заметными, шагаем молча. Я задумался.

Как парни попадают в плен? Да все просто. Например, пошли в атаку, а их вражеская арта накрыла, кого-то контузило, он потерял сознание, остальные в неразберихе отступили, на это место пришли нацисты, вот человек и оказался в плену. Много всяких вариантов может быть. Главное, чтобы не сам сдался. Это уже измена Родине, совсем другая история. А пленного, его ведь точно начнут бить и пытать. Им нужна информация, сто процентов – вытрясут все, что знаешь. А это будет считаться изменой Родине? Спорный вопрос. Много ли простой солдат знает? Вот мы, когда ехали сюда, нам до последнего командиры ничего не говорили. Что расскажет простой солдат? Предположим, из какого он подразделения, кто командир, какой у него позывной, сколько народу и какое вооружение есть. Какой участок держат, где посты стоят, какие пароли, где минные поля в их зоне ответственности, где блиндажи и расположение личного состава. Если у него рация есть – это хуже. Тогда враг сможет слушать эфир. Для фашистов это ценная информация. Думать, что каждый солдат, как Зоя Космодемьянская, будет молчать, глупо. Поэтому командиры в такой ситуации должны принять меры: сменить частоту, позывные, пароли, сменить место постов и расположения солдат, всеми возможными способами исключить возможность использования противником информации, полученной от пленного. Солдат многого не знает, хуже, если в плен попадают старшие офицеры.

– Исяныч, а помнишь, не так давно нацики нашего майора взяли в плен?

– Помню, видел фото, как он, склонившись над картой, что-то показывал им. Где-то вроде на Херсонщине. Говорят, пошел проверять посты на передке.

– Бред какой-то, целый майор – комбат – идет проверят посты. Похвально, конечно, но как-то странно. Наверняка накрутили мужика. (Может, и не бред!)

– Он, если не ошибаюсь, мобилизованный. Ситуацию это не меняет, он не просто солдат, много чего знает.

– Верно, плохо это. Но, думаю, не критично, разберутся.

Перед леском небольшая полянка, через нее к деревьям ведет тоненькая, почти заросшая, тропинка.

– Смотри под ноги, вдруг заминировано.

Обойдя вдоль кромки леса, нашли несколько подходящих мест для того, чтобы загнать и замаскировать машины.

– Все равно надо ветки рубить и некоторые деревья убрать. Давай я – тут, а ты – на соседнем месте, так быстрее будет, – сказал Раиль.

– Хорошо.

Подкинув и перехватив топор, я направился к следующему месту, находящемуся в стороне, метрах в ста. Мы принялись за работу. Нам двоим предстояло сделать то, что обычно мы делаем всей батареей. Углубившись в чащу, срубая мешающиеся кусты и деревца, я продолжаю размышлять.

Ребят, попавших в плен в бою, получивших тяжелые ранения или сильные контузии, физически не способных оказывать сопротивление, точно предателями считать нельзя. В отличие, например, от того летчика, угнавшего вертолет, добровольно перелетевшего на сторону врага. Что им двигало? Мне сложно ответить на этот вопрос. Внутри себя я не могу найти то, что может заставить по собственной воле так поступить. Но, если подумать, на что он рассчитывал? На то, что ему дадут много денег и их хватит на две жизни? На то, что сделают новые документы и он затеряется где-то на пляжах Бали? Он летчик, значит, человек с образованием, значит, знает историю. Предательство не прощается. Конец для него будет печальным.

Изменники были всегда, и мотивы их поступков не меняются. Деньги, материальные ценности часто служат причиной того, что человек предает Родину. Но как они это объясняют себе? Думаю, они считают, что Родину не предают, а приносят вред государству. Разделяя понятия, они ассоциируют государство с людьми, находящимися у власти, обвиняя их в своих нереализованных мечтах, в своих трудностях, а Родина – это их город, их двор, дом, в котором тепло и уютно, ее, они считают, не предают. Затаив обиду на государство, получив возможность по щучьему велению разбогатеть, изменники не чувствуют за собой вины. Хотя, если при ближайшем рассмотрении взглянуть на их жизнь, окажется, что виновато не государство, а сам человек. Не приложив в жизни каких-нибудь значимых усилий для того, чтобы жить комфортно, он думает, что власть обязана сделать все за него.

Бывает так, что даже обласканные правителем люди, как в сказке про золотую рыбку, хотят большего. За примером далеко ходить не надо. Вспомним генерала Власова. Попавший в окружение, добровольно, без сопротивления, сдавшийся в 1942 году фашистам, он принял их сторону, возглавил Российскую освободительную армию. Как звучит?! Да? А между тем она была сформирована из таких же предателей, как он. До самого конца Власов воевал против Красной армии, всячески помогая нацистам. Конец его известен. Повесили в 1946-м. Но что это был за человек, что им двигало? Ведь он заявлял, что не борется против Родины, а борется с большевизмом, то есть с людьми, находящимися у власти, ошибочно разделяя понятия «Родина» и «государство». Почему вдруг он неожиданно стал противником большевиков? Ведь еще в январе 1942 года он был на вершине триумфа. Под Москвой 20-я армия, которой командовал Власов, в начале декабря 1941 года, когда немцы были в 30 километрах от столицы, сумела отбросить врага и перейти в наступление. Сталин лично вручал ему уже второй орден Красного Знамени, присвоил звание генерал-лейтенанта. В газете напечатали фотографию, где Власов рядом с Жуковым и другими военачальниками красуется на передовице. О нем пишут книгу «Сталинский полководец». Иосиф Виссарионович называет его спасителем Москвы, это подхватывают в войсках. Власов становится легендой. Окрыленный таким успехом, говорят, он послал самолет, который низко пролетел над его родной деревней и разбросал листовки с фотографией, где он стоит рядом с Георгием Константиновичем Жуковым, и текстом, описывающим награждение. В этот период в судьбе Власова все, кажется, хорошо. Ему не на что жаловаться, не на кого обижаться. Так, может, в детстве что-то пошло не так?

Рос Андрей в деревне Ломакино, Нижегородской губернии. Был самым младшим, тринадцатым, ребенком в семье. Мать умерла рано, а вот отец был уважаемый человек. Он занимался сельским хозяйством и шил одежду из кожи, но семья жила небогато. Отец и старший брат смогли насобирать денег и отправить учиться Андрейку в семинарию в Нижний Новгород, когда тот окончил пятилетку. Парень рос талантливым, нужно было выводить его в люди. Так, совсем еще ребенком, он покинул отчий дом. Дальше судьба завертела Андрея. Революция, затем Гражданская война привели его на пехотные курсы командирского состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Много в карьере офицера Власова темных пятен, но по службе он двигался быстро, никогда при этом не забывая о своей малой родине. Ломакино он очень любил, хоть приезжал туда и нечасто. Встречали Власова как дорогого гостя – всей деревней, с веселыми песнями, а домой везли на празднично запряженных лошадях. Девушки сходили по нему с ума. Высокий, статный красавец в модных очках-велосипедах – он покорял обаянием и невероятной легкостью общения. Иногда, собираясь с друзьями на берегу речки, устраивали пикник, Андрей красиво пел, подыгрывая себе на баяне. Как можно было в такого не влюбиться? И Андрей Андреевич с радостью отвечал девушкам взаимностью. Всеобщий любимец, он не был обделен вниманием, не был одиноким, брошенным на произвол судьбы человеком. Единственный в семье достигший таких вершин, Власов был лучиком света для своих родных. Судьба благоволила генералу, Родина доверяла, что же тогда перевернулось в голове генерала летом 1942 года. Может быть, банальный страх смерти? Или он в тот момент был уверен, что Советский Союз проиграет войну, и таким образом хотел сохранить свое положение? А когда все повернулось иначе, поздно было отыгрывать назад, вариантов не было, нужно было продолжать до конца.

Обрубая ветки деревьев, срубая небольшие деревца и кустарник, я сложил их кучкой у кромки леса для того, чтобы потом с их помощью замаскировать машину. В чаще образовался кармашек, сверху кроны высоких деревьев бережно прикрывали его.

Дойдя до Раиля, увидел, что он сделал нечто похожее.

– Ну что, пошли дальше искать места. Надо растягивать машины, рядом ставить их нельзя.

Спускаясь по тропинке с чуть заметного пригорка, на котором мы находились, дорожка тонкой ниточкой огибала лес. Поперек ей, между кустов, заросшая колея заходила прямо в чащу.

– Похоже, не мы одни тут прячемся, кто-то стоял здесь раньше. Давай посмотрим.

Отодвигая нависшие над дорогой ветки, заходим внутрь: небольшая полянка и два готовых кармана по бокам.

– Красота! Сразу две машины можно поставить! Еще под КамАЗ с вещами место определить – и все готово.

Солнце неумолимо двигалось на запад. Опускаясь к горизонту, уже не так припекало. Стремительно набегал вечер. Скоро станет темнеть, и одна за другой наши машины начнут прибывать. Нужно ускоряться, еще дом от хлама освобождать, а света в нем нет, провода оборваны.

Исяныч спросил:

– Почему ты вдруг вспомнил про этого майора?

– Помнишь, с парнями, с соседями, говорили и они сказали, что наши парни попадают в плен? Вот меня и цепануло. Представь, сколько грязи сейчас льется на этого майора. Наверняка каждый готов в него кинуть камень. Как народ рассуждает: вот он – офицер, склонился над картой, все рассказал, всех предал. А что он там показал, что рассказал, какие последствия были, никто не знает. При этом осуждают его. Я сам не берусь судить, что на самом деле произошло, и в чем вина этого человека, и есть ли она. Но в целом, мне кажется, внутри страны многие не понимают, что тут происходит, более того, даже не пытаются вникнуть. Россия как жила до СВО, так и живет, а между тем, заметь, государство захватила волна предательств. Вспомни, сколько народу ломанулось через границу, когда началась мобилизация, сколько артистов и знаменитых людей отреклись от России! Представь, они тут: безвольные, слабохарактерные приживалы – сколько вреда такие особи принесут! С другой стороны, и украинские солдаты попадают к нам в плен. Сейчас командование хочет создать из них целый батальон и отправить на передок. Но посмотри! Получается, что они такие же, как и мы, славяне, исторически – часть одного народа, и даже несмотря на то, что в их стране процветает преступный фашизм, для некоторых своих соотечественников, для теперешней страны Украины они – предатели и коллаборанты. Вообще, задумайся, на протяжении всей истории, суть человеческая не меняется, изменники Родины были во все времена, хоть величина их фигур разная, но глубинный смысл один. Вот ты слышал о таком Иване Мазепе?

– Конечно. Он Петра I предал. Вроде где-то в этих краях даже.

– Точно. Хочешь расскажу про него? И ты увидишь, что сегодняшние предатели Родины такие же, как были триста с лишним лет назад.

– Давай.

– Так вот. Эта история начинается где-то ближе к середине XVII века, в конце 1630-х – начале 40-х годов. Иван появился на свет в родовом селе недалеко от Киева. В то время это была территория Речи Посполитой. Дворянская семья, правильнее сказать шляхетская, позаботилась о его образовании. Отец в конце 40-х годов примкнул к восстанию Богдана Хмельницкого, но впоследствии переметнулся на сторону Польши и даже получил от короля почетную должность. В его обязанности входила подача вин и напитков во время приемов, предварительно он должен был снимать с них пробу. Со временем, находясь неотлучно возле короля, отцу Ивана удалось устроить ко двору и сына. С уверенностью рассказывать про то время сложно. Все окутано тайной лет. Но есть версии, что было именно так. Красивый, умный изворотливый юноша понравился королю. Однако при дворе Ивану жилось не очень хорошо – друзья над ним подтрунивали, издевались. Однажды Иван устроил перепалку с одним из обидчиков и был за это изгнан со двора. Но прежде, находясь при короле, он объехал всю Европу, получил разностороннее образование. Выучил множество языков. Даже артиллерию изучал. Представляешь, Мазепа – артиллерист! Он был очень харизматичным человеком. Получив знания, стал одним из самых образованных людей того времени. Оставив службу, Иван уехал в имение матери, и, как мне кажется, с этого времени начинается череда обманов, предательств, метаний от одного сильного лидера к другому в надежде обрести власть и богатство. На Волыни Мазепа завертел интрижку с женой пана. Тот, узнав об этом, привязал веревкой подлеца к лошади и пустил ее вскачь через дикий терновник. Униженный Иван уехал.

В следующий раз в истории он появляется уже в кругу гетмана Правобережной Украины, противника и заклятого врага казаков Левобережной. Как он тут оказался? Все просто. Он взял в жены вдову полковника. Немолодая некрасивая женщина нужна была ему из-за связей ее родственников. Так, став протеже полковничьей вдовы, он оказался у гетмана. Но и тут подлая натура вылезла наружу. Сопровождая пленных к турецкому султану, чтобы передать их в качестве заложников, он сам попадает в засаду и оказывается у запорожских казаков. Они его не убили, отправили к своему начальнику.

Мазепе повезло, в депеше, которую он вез, оказалась ценная информация. Его не казнили и через некоторое время сделали воспитателем детей гетмана. Шаг за шагом, интригуя и изворачиваясь, Иван поднимался все выше. Он ездит с поручениями к самой царевне Софье и ее фавориту Голицыну. Лестью, хитростью втирается в доверие и в результате сам становится гетманом Левобережной Украины.

Так, еще даже не добравшись до времени правления Петра I, мы уже видим, каким он был бесчестным, аморальным, мстительным, способным ради своей выгоды предать человеком. У Пушкина в поэме «Полтава» есть строки о нем:

«…Он не ведает святыни, он не помнит благостыни, он не любит ничего, кровь готов он лить, как воду, презирает он свободу, нет отчизны для него…»

– Но об этом обычно не рассказывают. Я вот знаю только то, что он Петра предал.

– Конечно, предательство Петра I – это вершина всех его злодеяний, но я хочу сказать, что человек не с бухты-барахты стал предателем. Он всегда был гнилым. Вот послушай.

При Софье и Голицыне Мазепе живется комфортно. Регентша им дорожит, а ее фаворит даже берет с собой Ивана в походы на Крым. Обе операции по оккупации Крыма были неудачными. Семнадцатилетний Петр Алексеевич был очень разозлен на сестру. В августе 1689 года разгорается ссора между ними, и как раз в это время Мазепа прибывает в Москву. Придя на поклон к царевне, он рассыпается в любезностях, признается ей в своей исключительной верности. Но когда ситуация разрешается в пользу Петра, он просит его аудиенции.

Прождав два месяца, сладкоречивый Иван Степанович сумел понравиться царю. Так, предав очередного своего покровителя, он становится соратником Петра Алексеевича на долгие годы. Царь обожает его, не замечая многочисленные доносы.

А почему? Ведь мы помним, что Петр I был одержим реформами в России, фанатично, без оглядки шел к цели. Не жалел людей, даже из своего ближнего окружения. Мазепу мы знаем только лишь как клятвопреступника. И это действительно так. Но все же что он такого сделал, что почти 20 лет был любимчиком царя?

– Вот это и правда интересно: неужели Петр не знал, что Мазепа – тот еще гад?

– Как знать. Может, и знал. Петр в то время совсем молодой был. А Мазепа, хитрющий и изворотливый, был уже взрослым дядей. Он делал все, чтобы понравиться новому покровителю.

Запорожское казачество во главе с Иваном Степановичем исправно поставляло воинов ведущему затяжные войны то с турками, то со шведами Петру. В Азовские походы царя Мазепа сам ведет казаков, а по возвращении его награждают только что учрежденным орденом Апостола Андрея Первозданного. Он выделяет казаков на «стройки века», недовольные и униженные, они, вынужденные подчиниться, строят Петербург.

Иван становится очень богатым человеком. За свои деньги он возводит церкви. Нужно понимать, что в то время церковь играла намного большую роль, чем сейчас, имела огромное влияние и власть. Несмотря на то, что у Петра I были сложные отношения с духовенством, для Мазепы было важно иметь покровителей в лице архиереев. Двадцать шесть храмов, монастырей, колоколен построенные гетманом, постоянные щедрые дары служителям веры сыграли свою роль. Иван Степанович, будучи сам образованным человеком, уделяет внимание учебным заведениям. Строит новый корпус в коллегии, которую когда-то окончил сам, преобразует ее в академию. Выделяет немалые деньги на творчество писателей. Теперь, кажется, что он не человек, а какой-то святой, да? Однако в 1708 году случается рецидив. На фронтах Северной войны сложилась сложная ситуация. Российские войска терпят поражения, и Мазепа чувствует, Петр I ослаб, потерял хватку и в ближайшее время страна падет под натиском шведской армии. Знаешь, насколько сильным был противник? На тот момент Швеция – это великая военная держава, империя, контролирующая многие земли. Обладая непобедимой армией, она являлась грозным соперником.

Мазепа делает ставку на короля Карла XII и предает Петра I – вместе с частью казаков переходит на сторону врага.

После Полтавской битвы, в 1709 году, когда шведский король огреб по полной от российской армии, он вместе с Карлом бежит. Как ты думаешь куда? В Турцию! Ничего не напоминает? Думаешь, как сейчас относятся на Украине к этому потомственному изменнику Родины? Да! Они из него сделали национального героя, наравне с Бандерой и Шухевичем. Радует, что детей у него не было. Кстати, есть версия, что слово «мазепа» означает – грубиян и полудурок. Говорящая фамилия, правда?

– Как они собираются жить и строить свое государство, поклоняясь таким «героям»? Что получится? Четвертый рейх? Ладно, мы поправим. Пойдем лучше поищем еще дома, пока не стемнелось.

– Пошли.

Вернувшись назад, свернув на главную улицу, практически сразу нашли пустой дом. На удивление в нем был идеальный порядок. Чистые полы, аккуратно расставленная немногочисленная мебель, в центре – печь с очагом, казалось, что тут кто-то живет. На двери надпись «Здесь живут танкисты нского полка». В центре двора растет огромный орех. Высокий, он широко раскинул ветви, закрывая значительную часть пространства, создает волшебную тень. Под ним уютно расположились кресло и маленький стол.

– Крутой дом. Надо соседей спросить, кто тут живет. Нам бы такой не помешал.

– Пошли спросим.

Рядом жили солдаты, тоже артиллеристы. Выяснилось, что жил танковый полк, накануне уехал. Дом свободный.

– Похоже, нам повезло. Давай в нем пока останемся, дождемся наших. А то, глазом не успеешь моргнуть, займут.

Надвигались сумерки, небо наливалось темными красками, солнце плавилось: кроваво-красное, оно, медленно исчезая за горизонтом, растекалось, оставляя после себя оранжевую лужу. Еще мгновение, и она тоже исчезла. На небе, зажигаясь, подмигивая нам, заиграли звезды. Наступила кромешная темнота.

Ожила рация:

– Исяныч, мы подъезжаем, встречай.

– Ждем вас на перекрестке, не проскочите!

– Ну что? Пойдем встречать и маскировать машины! – обращаясь ко мне, сказал Раиль.

Глава 7

• А может, ночь,
• Не так уж плохо все, скажи мне, ночь?
• И есть у каждого дорога в ночь,
• На небе ровно столько звезд, сколько наших глаз.

С. Галанин. Дорога в ночь

В эту ночь мы не работали. Хотя звезды сошлись так, что нашей батарее достались ночные дежурства, и все время пребывания на этом направлении мы стреляли по ночам, только иногда помогая днем. Это был напряженный период. Дни мелькали, сменяясь один за другим. Порой путаясь в датах, в днях недели, спутав с ночью день, мы были как роботы. Погода стояла теплая, это очень радовало. С заходом же солнца мир становился иным.

Ночь – это время, когда все засыпает, на улице становится тихо и темно, лишь пение сверчков, нарушая тишину, раздается то тут, то там. В какой-то момент их становится очень много, стрекотание делается громким, назойливым. За минуту умиротворяющие трели превращаются в адский хор, начинающий действовать на нервы.

В траве кто-то зашуршал. Стоящая рядом с крыльцом открытая жестяная банка печеночного паштета, недоеденная вечером нашим щенком Белкой, мерзко шоркая по бетонной отмостке, зашевелилась. Направив тусклый фонарик в сторону звука, увидел огромного ежа, жадно поедающего вкусный паштет. Рядом в сарае скребутся мыши-полевки. Тут их очень много: целые армии грызунов чувствуют себя хозяевами. Ночь – это их время. Гибкие, юркие, проникающие в любую щель, мыши ищут, что можно съесть. Они ничего не боятся, для них нет преград. Иногда спящий боец, неожиданно проснувшись, может обнаружить на себе бесстрашного маленького грызуна.

На улице кромешная тьма. Огромный орех, как великан, уснул во дворе. Черное небо усыпано звездами. Легко разглядеть все созвездия. Большая Медведица, задирая ковш вверх, стремясь к центру купола неба, неспешно двигаясь, кажется, оживает. Проведя линию через крайние точки ковша, взглядом натыкаешься на яркое пятнышко – это Полярная звезда. Взглянув на нее, сразу понимаешь, где север. Она – крайняя в созвездии Малой Медведицы, отчетливо видном на небосводе. Между Медведицами, извиваясь, растянулся Дракон, рядом – Кассиопея, Цефей и Персей. Вращаясь, Земля открывает все новые и новые созвездия и планеты. Ближе к утру выплывает Орион, проведя линию через его пояс, можно найти Сириус. Эта звезда особенная: яркая, она светит, переливаясь на темном небе, словно алмаз.

Но идиллия обманчива. Враг в это время не спит. Пополняя за день поредевший личный состав, он заводит новые группы солдат на передовую. Пытается скрытно доставить боеприпасы. В тыл противника колоннами прибывают свежие силы, новые орудия и снаряды. Наши наблюдатели непрерывно следят за ним. С квадрокоптеров и «птичек» отслеживают передвижение нацистов. С помощью закрепленных на них тепловизоров хорошо видна сигнатура – тепло, исходящее от объекта. Заметив передвижение, скопление живой силы или машин, наблюдатель передает координаты артиллерии.

Выстрел! Громкий звук, словно удар грома, разрывает небо. Он эхом проносится над головой и, улетая, исчезает в вышине. Где-то вдали слышен свист летящего снаряда, еще немного, и до нас долетает приглушенный звук разрыва. Работа идет всю ночь. Слушая рацию, переговоры наблюдателей, понимаешь, на кого пойдет цель. Заметили пару бойцов – значит, будет работать стволка, если крупная цель – стрелять по ней будем мы. Расчеты в готовности, ждут команды.

– Цель номер 201, одну БМ навести!

Быстрая, слаженная работа ребят поражает своей красотой. Через секунды машина, взревев, помчалась на огневую.

– Записывай метео! – Исяныч, страхуя на рации, запросил с размещенного в районе десантного метеокомплекса погоду.

– Готов, диктуй.

Машина на полном ходу летит по дороге. Под колесами хрустит, оставляя за нами облако пыли, надробленный мелко асфальт.

Подпрыгивая на кочках, я считаю установки для стрельбы. В кабине тишина. Только слышен звук грозно рычащего мотора: выжимая сцепление, водитель дает ему немного вздохнуть, включает передачу, снова давит газ, посылая машину вперед. Несколько минут – и мы на месте.

– Расчет, к бою! Прицел – 580, уровень – 30–00!

Бледные точки тусклых фонариков замелькали во мраке темноты.

– Угломер – 48–16!

Завизжал привод «Града», повернув пакет, замолчал. Боец, вращая ручные приводы, точно наводит панораму в буссоль.

– Готов, докладывай! – закричал Конор.

Это Даня, совсем еще молодой пацан, он так же, как и я, оказался по мобилизации на СВО. Уже тут стал наводчиком. Когда он появился в расчете и начал учиться работать, мне казалось, что он уже все знал раньше. Схватывая на лету, со временем он стал одним из лучших. Конор (такой позывной к нему прилип за характерный внешний вид) всегда быстро и точно стреляет. Бойцовский характер и смелый дух не дают ему оставаться в стороне. Полгода назад Даня сам попросился на огневую, сказал: «Стремно просто снаряды таскать, надо мочить нациков, чтобы сволочи знали, с кем дело имеют!»

Достав рацию из подсумка, закрепленного на бронежилете, я доложил:

– По цели 201 наведен, готов!

– Четыре, огонь!

– Залп, расход – четыре!

В реактивной артиллерии раньше никогда не использовалась пристрелка. Поражение цели достигалось за счет огромного количества снарядов, выпущенных из нескольких боевых машин. Но реалии этой войны диктуют свои условия, и сейчас, подведя центр разрывов к цели, только потом мы окончательно накрываем ее.

– Цель! Давай остатком туда же!

– Залп, расход полный! Расчет, отбой!

Ракеты, роем улетая, оставляют за собой красные с оранжевым отливом полосы. Словно салют, они взлетают и гаснут. Реактивный двигатель, разогнав их, отключается – дальше они сами, по заранее рассчитанной траектории, прилетят прямо к фашистам, доставив им много радости, принесут подарки от нас.

Ни секунды не медля, ребята свернули машину. Уже двигаясь в обратном направлении, мы услышали в рацию:

– Точно попали, отлично, отлично, в самую точку, кучно легло.

Зная время полета, можно все заранее просчитать и в тот момент, когда враг еще не доехал до точки, выстрелить. Сюрприз прилетит откуда не ждали.

Но так бывает не всегда. Иногда, после пристрелки, приходится часами на открытой местности ждать цель. Враг коварный, он так же, как и мы, использует беспилотники, квадрокоптеры-«камикадзе», у него также есть артиллерия. Для него мы – мишень.