Домик в деревне
Раз, два, три, четыре, пять –
Снова я иду искать…
Каждый спрячется в могилу:
Перережет кто-то жилу,
Кто – с обрыва, кто – в петлю.
Раз, два, три… Я тороплю…
Кто-то тихо выпьет яда –
Все в могиле ждут обряда.
Отыщу всех, чтоб опять
С ними в прятки поиграть.
Пролог
К дому подступали с разных сторон. Народ в деревне был, пускай не образован, но далеко не глуп: что-то в том семействе завелось. Что-то нечистое. Сначала дочка вдовы занемогла, и все со временем решили, что она и померла. А потом вдруг стала девка та по деревне шастать да как-то странно всем улыбаться. Мать ее была тише воды, ниже травы, а девчушка-то вела себя вызывающе: заглядывала в окна к соседям, пугала детей в люльках, старикам рожи корчила и шептала им всякое. И вот когда она бабке одной, пока та на скамейке сидела около своего дома, шепнула на ухо, что придет к ней ночью и душу ее заберет себе, вот тогда-то терпение людское и кончилось… Бабка наутро не проснулась, и народ пошел к дому вдовы.
– Что с тобой стало, Валюша? – плакала женщина, глядя на свою дочь, пока под их окнами люд проклятия выкрикивал. – Что в тебя вселилось? Почему мы?
– Как это – почему, мамочка? – удивилась девочка. – Ты же сама просила, чтобы я не помирала. Говорила, все отдашь, на все готова… Вот я и не померла.
– Так это же не ты! – женщина продолжала заливаться слезами. Откуда-то потянуло гарью.
– А кто же, мамочка? – спросила девочка, да так хитро улыбнулась, так злобно, что у вдовы по телу пробежался холод, и стала она креститься.
– Свят! Свят! – причитала женщина, крестясь. – Изыди!
– Матушка, – так ехидно сказала девчушка, растянув детскую улыбку в злобном оскале, – негоже так с дочкой говорить.
– Пусть Бог меня простит! И тебя простит!
– Не простит, – она подходила все ближе к матери, а дом тем временем заполнялся дымом. – Он такого не прощает. Ты уже и запамятовала, у кого помощи просила? Так вот же я – пред тобою! Как ты и хотела!
– Ты – не моя дочь. Моя дочь была доброй…
– Вот именно – была… Она – была. А я – есть. И буду.
– Они подожгли дом. Я сгорю. И пусть тот огонь очистит мой грех. Мою душу. Но сгоришь и ты, кем бы ты ни была.
Девочка рассмеялась.
– Сгорю, – хихикнула она, – но ведь не сгину. Я дорогу оттуда сюда хорошо знаю! И мстить я им буду, уж поверь. А вот тебе уже не выбраться, мама…
Огонь уже пылал в одной из комнат. Люди продолжали кричать. Кто-то молился, кто-то плевался, а кто-то бранился. Но все они враз услышали жуткий хохот, раздавшийся из пламени. Тогда каждый, кто пришел к дому вдовы, стал креститься и причитать: «Свят, свят, свят…»
Отпевать и уж тем более хоронить на православном кладбище, что было совсем близко, не стали. Думали прямо там, на пожарище, обуглившиеся тела и прикопать, но побоялись рядом с собой нечистое хоронить, а потому закопали дальше у дороги – не доходя до кладбища. И все бы поскорее забыть то хотели, да только через пару дней девчушка одна деревенская лет шести отроду, придя домой вечером после игр у дома, сказала матери, что играла с Валькой – той самой, у которой хата погорела.
С той поры все и началось…
Глава 1
Стол был завален мусором настолько, что увидеть его истинный цвет не представлялось возможным: грязные тарелки с высохшими остатками еды, несколько кружек с несмываемыми кофейными и чайными разводами внутри, несчетное количество пустых бутылок из-под пива и банок из-под энергетических напитков, множество целлофановых пакетов от еды быстрого питания и упаковки от нее, всевозможные блокноты и смятые вырванные листы бумаги. По всему этому мусору ползали мухи, без труда находившие себе, чем поживиться и в чем отложить свои личинки. На полу картина была не лучше: вокруг стола были разбросаны все те же упаковки от фастфуда, грязные носки, многие из которых были рваными и «стояли колом», а еще грязные футболки и даже трусы – в стирку вещи Макс отправлял не чаще одного раза в неделю, причем старался все свое грязное белье сразу вместить в барабан стиральной машины, чтобы обойдись одним циклом.
Голые ноги прилипали к грязному полу, поэтому, проснувшись, он натянул на себя первую попавшуюся пару носков, игнорируя большую дырку на пятке на одном из них. Максу очень хотелось в туалет, но сперва он все же сел за компьютер, сбросив со стола на пол еще один смятый лист из блокнота. Беглый взгляд на часы внизу монитора: 13:15 – проспал почти восемь часов. Вполне.
Игра была открыта, персонаж Макса усиленно что-то продавал и покупал в то время, пока «его» человек спал. Макс проверил, удачно ли прошла торговля, и, выругавшись, все же побрел в туалет. Затем, зайдя на кухню, которая в чистоте не уступала комнате, поставил на плиту чайник, в подвернувшуюся под руку кружку, предварительно оценив ее и найдя еще весьма пригодной для использования, насыпал две чайные ложки дешевого растворимого кофе и три ложки сахара прямо из пакета. Пока вода в чайнике закипала, Макс открыл холодильник, уже зная, что ничего особенного там не найдет. В коробке из-под пиццы лежал уже подсохший кусок вчерашней пиццы с колбасой. Парень сам удивился тому, что не забыл убрать его в холодильник – все когда-то бывает в первый раз. Еще он достал открытую банку йогурта и, понюхав ее, понял, что полезные кисломолочные бактерии окончательно перешли на сторону зла. Рядом лежал лоток яиц, в котором оставалось всего два яйца, и Макс решил пожарить их и съесть вместе с куском пиццы. Сковорода была покрыта толстым слоем нагара и блестела от немытого застарелого жира, но это опять же нисколько не смутило молодого человека. Пока яйца подгорали, чайник закипел, и Макс залил кофе. Размешивая его, он разлил немного на кухонный стол – коллекция разводов и пятен пополнилась еще одним узором.
Жареные, а, точнее будет сказать – горелые яйца, Макс положил поверх разогретого в микроволновке куска пиццы, предварительно оторвав от него маленький кусочек.
– На, ешь, – сказал он, протолкнув кусочек пиццы сквозь прутья небольшой клетки. – Только не говори, что ты за ЗОЖ.
В клетке с большим удовольствием уплетал совсем непредназначенный для него завтрак хомяк, который достался Максу от его бывшей девушки Люси. Год назад, когда они решили жить вместе в этой маленькой съемной однокомнатной квартире на окраине Москвы, Люся уговорила парня завести хоть какую-то живность. Люся съехала от Макса уже через месяц, а хомяк Жора живет с ним и по сей день в этой холостяцкой берлоге. Не сказать, что Макс любил животных, но выбросить зверя он не смог и потому положился на мать-природу и информацию из интернета, где прочел, что обычно хомяки живут около двух лет. Поэтому парень решил не брать грех на душу и потерпеть, пока проблема с соседом по квартире решится естественным путем.
Завтракать Макс, как обычно, отправился в комнату – за компьютерный стол. Пустующий холодильник вынудил его проверить баланс своего счета, хотя он и без того знал, что увидит там лишь трехзначное число. Так и было. Поэтому Максим зашел на сайт, где висело его объявление о написании докладов, рефератов, курсовых работ и прочей бумажной писанины, которой были обременены студенты. Сам Макс забросил университет еще на втором курсе, однако знаний в области программирования, а также неплохих писательских способностей ему вполне хватало для того, чтобы зарабатывать на жизнь, снабжая менее умных, но более терпеливых к процессу учебы молодых людей, решивших выучиться в вузе на программиста.
В личном кабинете висело два заказа. К своей импровизированной писательской деятельности Макс относился куда чистоплотнее, чем к собственной жизни и, уж тем более, к месту обитания. Но хозяйка квартиры, к счастью, не навещала его, потому что аренду он оплачивал всегда вовремя, а у нее помимо этой маленькой и недорогой квартирки имелись и куда более солидные апартаменты для сдачи в наем, которые требовали более пристального ее внимания.
У родителей денег Максим не просил уже давно: с того момента, как отец ясно дал ему понять, что отныне его сын – не самый желанный гость в их доме. Мама, к слову, не особо возражала решению мужа, когда их девятнадцатилетний отпрыск, вернувшийся из Москвы, «обрадовал» их новостью о том, что они зря почти два года оплачивали его обучение в МГУ – ему там скучно, неинтересно, да и вообще – зарабатывать деньги, как оказалось, он умеет и без высшего образования. А то, чему его там учили, он давно уже постиг самостоятельно. Мама что-то кричала о том, что он опозорил всю семью, что теперь их единственная надежда – это Леночка, младшая сестра Макса, которая в то время училась в восьмом классе и втайне от мамы мечтала забросить учебники и пустится во все тяжкие подростковые разгулья. Леночка понимала, что папа уже копит финансы и для ее поступления в МГУ, а потому ее сознание разрывалось между двух граней: порадоваться за свободу брата и повторить его подвиг или же, задрав подбородок, показать, кем отныне может и будет гордиться их семья. В тот день отец выставил сына за порог, потребовав вернуть ему все, вложенное в его образование. Мама, конечно же, для приличия поревела несколько дней, но не могла перечить мужу, к тому же «позор» был слишком велик. Судя по всему – больше любви к сыну.
С тех пор прошло два года, и Макса вполне устраивал подобный расклад событий: он получил свободу, а также неплохой пинок судьбы, ставший мотивацией к самостоятельному продвижению. Правда, продвижение закончилось на окраине Москвы в маленькой однокомнатной квартире, что никоим образом не смутило парня. Раз в два месяца, а то и реже, он заставлял себя ходить в парикмахерскую, чтобы состричь, как выражалась Люся: свои белобрысые патлы, пару раз в неделю он нехотя сбривал растительность на лице, стараясь не заглядывать в свои карие глаза: уж больно они напоминали отцовы. А вот наличие Жоры в его жизни и необходимость ухаживать за ним были своего рода стимулом к тому, чтобы Максим не отчаивался и не опускал руки.
Друзей у Макса не было. Единственный школьный друг, который остался в родном городе, еще год назад «залетел», после чего, как порядочный парень, женился и тут же устроился на две работы. Ему точно было не до Максима, который жил в Москве, хотя Макс и знал, что тот немало завидовал его свободе и тому, что он осел в столице. В универе с дружбой как-то не сложилось, ведь Максим чаще держался особняком, но даже те, с кем он иногда гулял после пар, давно забыли о нем – они сейчас заканчивали четвертый курс, а его считали неудачником, застрявшем на одном месте.
Все познается в сравнении: для кого-то жизнь Макса казалась провальной, а место, где он обитал, можно было назвать не иначе как дырой, а для кого-то его жизнь была прообразом свободы, бунтарства и независимости, а место его обитания – раем. Сам Максим же не разделял ни того ни другого мнения: он просто жил, и на данном этапе его все вполне устраивало.
Позавтракав, Макс сходил в магазин, потратив остаток денег на пачку макарон, палку недорогой колбасы и небольшую упаковку сырых семечек из уважения к вкусам своего соседа. Придя домой, он приступил к работе – деньги нужны были срочно. Но он знал свое дело, а потому уже к ночи доклад очередному первокурснику был готов.
На поздний ужин он заказал очередную порцию чего-то быстро приготовленного и безумно вредного. Час ночи – это лишь начало активности геймеров. Макс заварил остатки кофе в той же кружке, из которой пил его утром, а в перерыве пару раз наливал туда же воду из-под крана: чистота данной посудины все еще вызывала у него доверие.
Ночь прошла привычно, уснул Макс ближе к шести утра, написав предварительно еще одному заказчику, что выполнит работу в течение двух суток, однако не откажется от аванса. Но в девять утра Макса разбудил звонок телефона.
– Иванов Максим Сергеевич? – раздался мужской голос в трубке.
– Да, это я, – сонно ответил парень, который раз отметив про себя такую простую, русскую созвучность своих фамилии, имени и отчества.
– Меня зовут Аксенов Александр Алексеевич, я нотариус, звоню вам из Брянска. Сейчас я держу в руках документ, который сегодня вступает в законную силу – завещание ныне покойной вашей прабабушки Найденовой Светланы Федоровны, в котором она указала вас единственным наследником своего имущества.
– Извините, Алексей Александрович…
– Александр Алексеевич, – поправил Максима нотариус.
– Да, Александр Алексеевич, – исправился Макс, – но я не знаю и не знал никакой Светланы Федоровны, и такой фамилии в своей родословной никогда не встречал. Это наверняка ошибка.
Говоря это, Макс сам себя пытался отругать за подобную неуместную честность, ведь сейчас свершается одно из самых частых желаний всех молодых людей: тебе звонят издалека и говорят, что некий неведомый тебе, но страшно богатый родственник скоропостижно отправился в мир иной, а все свое имущество завещал кому? – правильно, тебе. Правда, сделал он это по совершенно непонятным никому причинам, однако факт остается фактом: наследство – твое.
– Нет, уверяю вас, – ответили на другом конце, – никакой ошибки. Я все проверил. Ваша родная прабабушка по материнской линии Козленко Мария Федоровна родилась в 1938 году. Во время Великой Отечественной войны ее мать, ваша прапрабабка сперва приютила, а после войны – в 1946 году и удочерила сироту Светлану. Фамилию менять девочке не стали, потому что на тот момент ей было уже шестнадцать лет, а потому она так и осталась Найденовой – это одна из самых распространенных сиротский фамилий тех времен. Но, замечу, девочка носила эту фамилию и до начала войны. А вот отчество ей записали от вашего прапрадеда – Федоровна. В 1948 году Найденовой исполнилось восемнадцать лет, она съехала от приемных родителей, и больше их пути, если верить бумагам, никогда не пересекались.
– Как же тогда эта Найденова могла знать обо мне? – удивленно спросил Максим. – И почему именно я? Почему, к примеру, не моя прабабушка, ее, судя по всему, названая сестра? Ведь бабуля, слава Богу, еще жива и здорова. Ей уже… неважно. Много лет. Как эта Светлана могла написать завещание на мое имя? Каким способом она добыла мои данные? Ведь ей к тому же должно было быть уже совсем не мало лет…
– Она умерла в девяносто пять лет, – спокойно сказал нотариус. – Послушайте, Максим Сергеевич, я понимаю степень вашего удивления и даже разделяю его, но розыскная деятельность не входит в мои обязанности. Я оповещаю вас о том, что в силу вступило завещание, написанное на ваше имя.
– Когда оно было написано? – поинтересовался Максим.
– Семь месяцев назад. Буквально за месяц до смерти старушки.
– А она действительно была в здравом уме?
– Вы решили шутить со мной? – серьезно спросили в трубке. – У меня есть адрес вашей электронной почты, он был указан в завещании. Где, как и при каких обстоятельствах покойная раздобыла ваши данные – это уже не мое дело. Мне они были предоставлены лично Найденовой, и они полностью соответствуют действительности, и мой вам звонок – тому подтверждение. Я вышлю на вашу электронную почту отсканированную копию документа, чтобы вы могли сами убедиться в его подлинности, а также адрес, куда стоит обратиться. Напоминаю, что я звоню из города Брянска. Можете проверить нашу нотариальную контору по всем доступным вам поисковым системам, чтобы убедиться в том, что это не «мошеннический развод», о котором вы наверняка уже подумали.
Макс действительно как раз прорабатывал в своей голове версию мошенничества.
– Я так и сделаю, – сказал он.
– Но все же я рекомендую начать с беседы с вашей родной прабабушкой, раз она еще жива, дай Бог ей здоровья, – добавил нотариус.
– И это я тоже сделаю, – ответил Максим.
– Тогда жду вас. Дальнейшие указания вы получите по почте. Для удобства, чтобы не отнимать ни вашего, ни моего времени, предлагаю вести связь через переписку. При острой надобности – звоните.
Макс попрощался и положил трубку. Сон как рукой сняло. Хотя в первые мгновения этого необычного телефонного разговора Максим мог поклясться, что все еще спит.
Жора, увидев хозяина, перестал облизывать сухой металлический шарик поилки и истерично забегал по клетке. Макс подошел к нему, налил в поилку воды и насыпал семечек для хомяка прямо через сетчатую крышу клетки, даже не открывая дверцу.
– Прости, брат, не до тебя сейчас.
Максим вспомнил, что вечером допил последний кофе. Он почистил зубы, накинул дважды ношенную футболку, проверив ее перед этим на наличие неприятного запаха. В шортах на улицу он выходил уже несколько раз, но их соответствие его собственным критериям чистой одежды проверять не стал.
Макс зашел в ближайшую кофейню: она располагалась непосредственно в его доме на первом этаже с другой стороны подъезда. Он заказал капучино с двойной дозой эспрессо в большом стакане без сахара, сел за небольшой столик у окна и, ожидая свой кофе, нашел в социальной сети аккаунт сестры, с которой не общался уже очень давно. Они поздравляли друг друга с днем рождения и другими праздниками, но этим их общение ограничивалось. Сейчас Лена уже закончила десятый класс, и ее подготовка к поступлению в МГУ, дабы восстановить честное имя семьи, запятнанное опрометчивым и эгоистичным поступком непутевого сына, уже продвигалась полным ходом: родители не жалели денег на бесконечное количество репетиторов и дополнительных курсов.
Максим написал сестре сообщение:
«Привет, систер. Как дела? Не буду спрашивать, как ты закончила учебный год, уверен, что на «отлично». Слушай, у меня к тебе странная, но важная просьба. Поговори с бабушкой, вернее – с прабабушкой. С бабушкой Машей. Мне неудобно ей звонить после всего… Спроси у нее, говорит ли ей что-то имя: Найденова Светлана Федоровна. Не говори о том, что это моя просьба. Пожалуйста. Я позже тебе объясню. Если бабуля раньше не слышала о таком человеке, просто скажи, что читала в интернете о какой-то, допустим, советской актрисе или что-то в этом роде… И тут решила спросить у бабушки, знает ли она эту женщину. Если же бабуля знает ее, ты сама поймешь. Она расскажет тебе. Я не могу сказать, кто это, потому что до конца не уверен в том, что знаю, кто это. Вот такая тавтология… Но, если информация, которая мне поступила, соответствует действительности, то тебе будет интересно узнать все самой от бабушки Маши. Надеюсь на твою помощь. Заранее спасибо».
Он сделал глоток горького кофе и обжог язык. Сообщение было доставлено.
С бумажным стаканом в руке Макс вышел из кофейни, зашел в магазин, купил банку растворимого кофе, сопоставив ее стоимость со стоимостью еще недопитого им капучино – капучино явно проигрывал в доступности. Яйца, молоко, маковый рулет и пакет хлопьев. Для следующего похода в продуктовый магазин ему нужно снова работать. Скоро у его «работодателей» наступят каникулы, а значит, перед затишьем Максу предстоит написать немало работ, к большинству из которых, разумеется, у него уже имелись заготовки.
Первым делом, вернувшись домой, Макс не приступил к проверке своего персонажа в игре – тот снова занимался торговой деятельностью. Более того, Максим и вовсе свернул игру, даже не заглянув в нее. К тому же на часах было всего около одиннадцати утра, то есть, если бы не тот звонок, он бы еще спал. Он открыл браузер и уже через минуту читал доступную в сети информацию об интересующей его нотариальной конторе в городе Брянске. Все выглядело весьма убедительно и правдоподобно, а в списке сотрудников Максим без труда отыскал некоего Аксенова: на вид лет тридцать-тридцать пять, светловолосый мужчина в очках. Типичный юрист, решил Макс. И только сейчас до него дошло, что он совсем не поинтересовался, что же завещала ему таинственная двоюродная прабабка из Брянска.
На телефон пришло уведомление – ответила сестра:
«Привет… Дела в норме. Хорошо. Просьба странная, но я попробую».
Максим поблагодарил ее в ответ и уточнил, что родителям совершенно необязательно об этом знать.
На электронной почте висело письмо от нотариуса и три новых заказа. В первую очередь Максим открыл письмо от Аксенова. В нем действительно содержалась копия завещания, что еще больше вгоняло в некий ступор парня – он до последнего думал, что это какая-то ошибка или чья-то неудачная шутка. Но все содержимое письма указывало на то, что у Макса и впрямь была какая-то прабабка, к слову – не родная по крови, которая все же завещала ему…
– Дом в деревне, – прочитал вслух Максим, скривив на лице гримасу удивления. – С чего ей оставлять мне дом в деревне?
Макс посмотрел на часы и пришел к выводу, что пора бы уже позавтракать и приступать к работе. Но прежде он решил отыскать на карте место, где находится оставленный ему в наследство дом. Он снова прочел:
– Поселок Крестовка (деревня Победа).
Максим открыл карты, но не нашел в Брянской области никакой Крестовки, а деревня Победа, которая, видимо, должна была находиться рядом и служить ориентиром, если верить информации из интернета, была умирающей деревушкой, из которой вся молодежь переехала в города.
– Бред какой-то, – прокомментировал Макс.
Он включил музыку, насыпал ложку купленного только что кофе все в ту же кружку, залил кофе горячей водой, добавил туда молока, уделил полминуты внимания Жоре и отправился работать. Музыка помогала не уйти с головой в работу, чтобы часть сознания оставалась в реальности. Хотя Максим уже давно для себя решил, что в этой реальности ему особо делать и нечего.
Как бы он ни старался, мысли все равно возвращали его к загадочной истории с домом с не менее загадочной бабкой. Макс знал, что корни его прабабушки Маши уходят в Брянскую область, но ни о какой ее названой сестре он никогда не слышал.
– Зачем мне дом в какой-то глуши? – пробормотал парень, а после медленно и не без отвращения осмотрел темную, грязную комнату, в которой сидел. – Хотя, пожалуй, – сказал он, – любая деревенская халупа будет получше этой помойки. А если посмотреть с другой стороны… Работа моя – полностью удаленная, благами цивилизации я, живя на окраине Москвы, пользуюсь минимально, друзей у меня нет, девушки – тоже, мамаша с папашей от меня благополучно отреклись, а Жоре полезен свежий воздух! Он же зверь. Зверь… А я кто?
Макс рассмеялся и вернулся к работе, предварительно еще раз заглянув в письмо от нотариуса. Он повторно прочитал один пункт, чтобы убедиться наверняка: усопшая заранее оплатила все услуги и процедуры, необходимые для вступления в наследство.
– Безупречно, – ухмыльнулся Максим и продолжил дорабатывать чью-то дипломную работу.
Около восьми вечера пришел ответ от Лены – его сестры. Девушка выслала брату голосовое сообщение. Максим выключил музыку, чтобы внимательно выслушать все, что записала ему сестра:
«Привет еще раз. Я не знаю, откуда ты узнал это имя – Найденова Светлана, но, когда я назвала его бабуле, ее чуть удар не хватил. Она расплакалась и рассказала странную историю. Бабушка сказала, что во время войны ее мама удочерила девочку-подростка. Та была нелюдимой, но во всем слушала новую маму и помогала по хозяйству. Она присматривала за нашей бабушкой, но так и не стала ей сестрой по-настоящему. Тем не менее их мама, наша прапрабабушка, любила девочку, как родную, и очень переживала, когда та исчезла. Она ушла от них, когда ей исполнилось восемнадцать лет, и больше бабушка Маша ее не видела. Правда, в прошлом году на день рождения бабушке пришла открытка. Представляешь, по почте, как раньше было когда-то – обычная открытка, в которой написано: «Маша, с днем рождения. Света». Бабушка сохранила ее и показала мне. На ней стоит штемпель Брянска, но не указан обратный адрес и полное имя отправителя. А еще бабушка допытывала меня, откуда я могла узнать про Найденову. Ну мне и пришлось сказать, что это ты просил меня узнать… Бабушка удивилась, но ничего не сказала. Только нервничала немного. Она просила передать тебе большой привет и сказать, что очень любит тебя. Она добавила, что, как бы там ни было, но та Светлана – нам не родная кровь, а все документы, связывающие ее с нашей семьей, наверняка давно утрачены. Бабушка до прошлого года была уверена, что та погибла еще девушкой, тогда, когда ушла из их семьи. А теперь она не знает, что и думать. Я, кстати, тоже. Маме с папой я ничего не скажу, как и обещала, бабуля тоже промолчит. Но все же, мне кажется, я заслужила знать правду – откуда ты узнал об этой Светлане…»
Максим был ошарашен. Все подтверждалось. В глубине души он надеялся, что его прабабка скажет, что впервые в жизни слышит фамилию Найденовой, и что она никогда не встречала такого человека. Тогда все разрулилось бы само собой: Макс сказал бы поверенному Найденовой, что у них возникла какая-то ошибка, и ему не пришлось бы ломать голову над тем, с чего бы это вдруг неизвестная далекая родственница, с которой у него даже нет кровного родства, решила после своей смерти оставить ему дом в русской глубинке. Теперь, судя по всему, все же голову ломать придется…
Макс громко выругался и пошел на кухню за очередной порцией невкусного растворимого кофе. Размышляя над рассказом сестры, что в точности подтвердил слова нотариуса, Максим не заметил, как начисто вымыл кружку от недельного кофейного налета и осадка.
Сестре он написал, что обязательно расскажет ей чуть позже все, что знает, но сейчас ему немного не до этого. Он поблагодарил ее и сказал, что теперь она может с уверенностью сказать их бабуле, что Найденовой нет среди живых, вот только умерла она не в 1948 году, а полгода назад. В Брянской области. И пока это – вся информация, которая ему известна…
Последующие две недели он много работал, много писал, параллельно изучая в интернете информацию о месте, в которое ему предстоит поехать. Макс все еще думал, что эта история выглядит очень странной, но в то же время он знал, что просидеть остаток лета в своей грязной и затхлой квартире, еще и отдавая за нее немалую сумму, имея при этом домик в деревне – не менее странно. Он уже провел здесь достаточно унылых часов, дней, недель и месяцев.
Игра ушла на второй план, а, может, даже и на третий: Максим почти не заходил в нее. Он работал, а мысли его кружились где-то над глубинкой Брянской области. Ему даже приснилась прабабка, оставившая наследство, хотя он ранее и не видел ее лица. Но все же он четко решил для себя, что съездит в Брянск, вступит в наследство, приедет в тот дом, осмотрит его, а дальше уже решит, как быть с ним. Как знать, может, потом и маму туда пригласит вместе с Ленкой… К тому же заботливая старушка заранее предусмотрела все нотариальные расходы, так что Максим практически ничем не рисковал.
Так он думал…
Глава 2
Уже почти год Ира сходила с ума. Ей казалось, нет – она была уверена, что уже готова наложить на себя руки, но маленький огонек надежды на то, что все еще можно исправить, тлел где-то глубоко в ее душе. А вот надежда на то, что все происходящее в ее жизни – не больше, чем злая шутка или чей-то дурацкий розыгрыш, уже истлела окончательно. Когда-то единственная подруга рекомендовала ей обратиться к психологу, перестать страдать, жаловаться, а вместо этого, наконец, взять ответственность за свою жизнь и за жизнь своих несовершеннолетних детей, уйти от мужа-тирана и заняться собственной жизнью. Но Ира не верила психологам, а верила, что она все сможет сама, со всем справится, все решит и обязательно устроит как надо. А депрессия, позиция жертвы, абьюз и прочие заумные словечки психотерапевтов – это эдакие волшебные, магические фразы, которые гипнотизируют человека, вынуждая его отдавать колоссальные суммы «экспертам». Подруга отчаялась надоумить Ирину к переменам в жизни, а потому добровольно исчезла из ее окружения, не расточая на нее собственные жизненные силы. Для Иры это выглядело предательством, для подруги же – разумным решением и ставкой на саму себя в выборе между своей жизнью и жизнью депрессивной приятельницы, не стремящейся к лучшему.
И все же свет в конце туннеля Ирины, наконец, появился. Так она думала. Началось все с того, что ближе к весне ей позвонил ее дедушка, с которым они общались крайне редко. Как это бывает: пока жива бабушка, дед – близкий человек, когда же не становится бабушки, то дед тут же переходит в категорию дальних пожилых родственников. Особенно если этот родственник – любитель выпить.
И тут вдруг неожиданный звонок с предложением провести лето у него в деревне, а еще лучше – уже сейчас переехать к нему. Мол, я уже старый, мне осталось совсем ничего, а так – и правнуков повидать получится, да и вам какая-никакая, а экономия. Потому-то Ирина и согласилась, но лишь на лето – до конца мая дети ходят в школу.
С мужем она уже год, как развелась. Детям бывший супруг платил минимальные алименты, хотя сам себе ни в чем не отказывал. Одной Ире было нелегко тянуть двоих подростков десяти и четырнадцати лет как морально, так и материально. На зарплату продавца сильно не разживешься, а хорошее образование девушка получить не успела: пришлось бросить университет еще на втором курсе учебы, забеременев тогда сыном. Муж в то время строил из себя героя, настаивая на том, чтобы Ира не училась и не работала, а занималась исключительно домом, за что сам же спустя пару лет и стал ее упрекать и унижать, манипулируя тем, что он единственный кормилец в семье, а потому прав у нее не больше, чем у кота, которого, к слову, муж тоже не разрешал заводить. Правда, про ее обязанности в семье он тоже не забывал ей всякий раз упомянуть.
Так, плавно перейдя из одного декрета в другой, Ира оставила свои молодые годы на кухне и в детской. Зависимость от мужа усиливалась, равно как и обманчивое убеждение того, что женщина, состоявшаяся как жена и мать, обязана полностью посвятить остаток своей жизни утверждению и закреплению себя в этом статусе.
К счастью, пару лет назад Ирина все же прозрела и смогла найти в себе силы уйти от мужа, а точнее – сбежать. Дальше была до невозможности длинная процедура развода, раздел имущества, среди которого, как оказалось, не ничего, принадлежавшего Ирине, угрозы со стороны некогда близкого человека, его запугивания тем, что он заберет детей. Хотя, когда дело дошло до обеспечения отпрысков, бывший супруг поутих, а затем и вовсе «слился», представив суду справку о минимальной заработной плате, чтобы тот присудил ему мизерные алименты. Ира знала, что отец ее детей скрывает свой истинный доход, но доказать это в суде она не смогла. Разводились и судились они целый год.
Вся эта канитель, проблемы с жильем, бесконечные переезды, работа продавщицей за сущие копейки – все это почти сломало ее, а дети, унаследовав от папы потребительское отношение к матери, доламывали остатки.
Именно поэтому Ира, недолго раздумывая, согласилась на неожиданное приглашение своего пожилого дедушки. Все ж лучше будет детям провести лето в деревне, решила она, чем слоняться по улицам города до самого сентября, пока их мать с утра до ночи будет торчать на работе. Нужно добавить, что дети особого восторга от этой идеи не испытали, но деваться им было некуда – отец, переехавший из Брянска в Крым, ограничился лишь обещаниями взять детей на каникулы на море. Однако до реализации его обещания так и не дошли.
Ира смотрела на свое отражение и думала, что лучшие годы ее жизни уже позади: под глазами появились первые морщинки, некогда аппетитные формы ее фигуры улетучились, оставив после себя лишь дряблость, что неумолимо подвергалась силе гравитации. Глаза… Ей всегда говорили, что у нее очень красивые голубые глаза, а еще густые, длинные ресницы. Но видна ли эта красота, если взгляд настолько неприкрыто излучает печаль и безысходность? Она собрала свои длинные волосы в тонкий, «мышиный» хвост и вдруг ощутила ясное желание изменить прическу.
– Мам! – грубо окрикнул ее сын, попутно громко постучав кулаком в дверь ванной. – Долго ты еще будешь там торчать? Меня пацаны ждут, мне в душ надо.
Подростки… Ира вздохнула. В последнее время Кирилл стал просто неуправляемым и невыносимым: хамил ей, грубил, позволял в ее сторону колкости и злые шутки. А душ… Сын то неделями не мылся совсем, то потом сидел там часами. Его тело менялось, и ни он, ни сама Ира пока еще не могли к этому привыкнуть: длинные, худые ноги, худощавое тело, которое не спеша трансформировалось в мужской торс, скулы и ладони становились шире, а размер ноги вырос уже до сорок второго. Не менялась только его прическа: Ирина порой называла сына растрепанным блондинистым Элвисом. Кирилл, к слову, так и не понял, кто такой Элвис.
– Выхожу, – кротко, как не так давно отвечала мужу, ответила она сыну-подростку и вышла из ванной.
– Наконец-то… – прорычал еще писклявым, ломающимся голосом Кирилл и, громко хлопнув дверью, закрылся в ванной комнате.
– Юль, я скоро вернусь, – сказала Ира дочери, спешно собираясь в салон красоты, пока не передумала менять прическу. Дочь сделала вид, что не услышала маму, продолжив играть в игру в своем телефоне. Этот холод в их маленькой семье убивал Иру больше, чем что бы то ни было. И именно этот холод был причиной желания свести счеты с жизнью. Она была уверена, что, уйдя от бывшего мужа, сможет создать атмосферу любви и взаимоуважения со своими детьми, но она не справилась с этой задачей, и, казалось, приняла поражение. И ее это убивало.
Однако она дала себе еще один шанс. Возвращаясь из парикмахерской, Ира во дворе дома, в котором снимала квартиру, встретила сына, и тот сперва даже не узнал маму.
– Ничего себе, мам! – сказал Кирилл. – Вот это перемены!
Ирина кокетливо улыбнулась сыну – ей было действительно приятно слышать от него подобные слова и видеть его восторженный взгляд.
– Мне идет? – с улыбкой спросила она.
– Не то слово! – ответил сын.
– Спасибо. Дома будь в восемь. Нам еще вещи собирать…
– Может, никуда не поедем? – протяжно провыл Кирилл.
– Все уже решено, – ответила Ирина. – Дедушка ждет нас.
– Ладно, – перебил ее подросток, видя, что из соседнего подъезда вышел его друг, – я пошел…
Ира уже привыкла, что сын общался с ней подобным образом, и надеялась, что в деревне он немного пересмотрит свое поведение: отсутствие друзей, перед которыми Кирилл любил «выпендриваться», общение с прадедушкой, который наверняка будет говорить об уважении к старшим и уж тем более – к матери, а еще труд, без которого в деревне никак не прожить.
Она снова закрылась в ванной и взглянула на себя в зеркало: аккуратное каре чуть выше плеча, волосы мышиного цвета теперь были выкрашены в каштановый с золотистым отливом, глаза излучали печаль с нотками надежды, ведь новая, спонтанная прическа в жизни женщины – это всегда первый шаг к глобальным переменам.
Зимние вещи и то, что летом в деревне не пригодится, Ира отвезла подруге – та не хотела их брать, ведь ей надоело постоянно помогать Ирине и выслушивать ее бесконечное нытье о неудачной, несчастливой и несправедливой жизни, но все же согласилась, выставив их на балкон. Она прекрасно понимала, что больше Ире действительно не к кому обратиться с такой просьбой. Остальное Ира упаковала в чемоданы и составила те в небольшой прихожей съемной квартиры, в которую она с детьми уже точно не собиралась возвращаться. Платить за жилье, которое будет пустовать три месяца – смысла не было, к сентябрю же Ирина планировала подыскать что-то другое. А там, как знать, может, и в деревне свыкнется? Была бы только поблизости школа…
Неудачный брак, болезненный развод, равнодушие и презрение со стороны детей, низкооплачиваемая работа, дешевое, некомфортное жилье – все это привело Ирину к черте. И она сломалась. Но следующим утром в 6.45 она вместе с детьми и чемоданами сядет в электричку, и все непременно изменится.
Так она думала…
Глава 3
Макс приехал в Брянск и снял на сутки недорогой гостиничный номер. Ему пришлось упаковать клетку с Жорой в дорожную сумку, не закрывая ее, дабы хомяк не задохнулся и не запекся там, как кекс в духовке. Рядом с клеткой лежала двухлитровая бутылка замороженной минералки, которая по дороге до Брянска полностью растаяла. Жара стояла неимоверная.
Он еще раз проверил все документы: ошибки не было. Аксенов все подготовил, оформил и вручил бумаги Максиму очень быстро – покойная Найденова заранее щедро вознаградила нотариуса, оплатив все предвиденные и непредвиденные траты с лихвой. Максим решил, что бабуля имела некие сбережения, которые, разумеется, с собой на тот свет бы не забрала, а потому не жадничала, когда договаривалась с Аксеновым.
– Место, конечно, мягко выразиться: удаленное, – сказал Александр Алексеевич.
– Вы там были? – спросил Максим.
– Был… Бабушка ваша сама бы ко мне не доехала. Признаюсь – захолустье. Я же не риелтор, я вам дом этот не продаю – он и так ваш, – хихикнул Аксенов. – Зато природа… Сам дом добротный, большой, крепкий. Закрыт надежно – никто залезть не должен. Да и кому нужно? Оттуда, чтобы что-то увезти, нужно не один километр до станции тащить. Или в машину грузить. А соседи, как ни крути – имеются! Хоть и старики все, но наверняка – глазастые, сразу чужака бы заприметили.
– А есть, что грузить? – не без интереса поинтересовался Макс.
– Вполне. Ваша бабуля жила не бедно. В доме есть все для комфортного жилья.
– А интернет? – спросил Максим. – Мне для работы нужен хороший интернет…
– С этим – беда, – честно сказал Аксенов. – В деревне в нем не нуждаются. А мобильный ловит не везде и не всегда. Связь с перебоями, буду честен. Вы – программист?
– Не совсем… но, можно и так сказать… – задумался Макс. – Ладно, что-нибудь придумаем. Когда я смогу туда поехать?
– Да хоть сейчас, – ответил Аксенов и достал и ящика стола связку ключей, – дом – ваш. Я абсолютно все оформил. Ваша бабуля об этом позаботилась.
Макс сидел в гостиничном номере, жевал заказанную им пиццу, запивая ее напитком прямо из бутылки. Родителям он не говорил о том, что планирует поехать в Брянск, чтобы вступить в наследство, оставленное ему какой-то непонятной бабкой по непонятным для него причинам. Вкратце он пересказал историю сестре, особо не вдаваясь в подробности. Да и какие могли быть подробности? – он сам толком ничего не знал.
Был конец июня. Максим рассчитывал провести остаток лета в деревне, после чего решить, как ему жить дальше. В салоне мобильной связи он купил несколько сим карт разных операторов, надеясь, что хотя бы одна из них сможет обеспечить его интернетом. В гостинице пришлось пробыть не один, а два дня, потому что электричка в те труднодоступные места, счастливым обладателем недвижимости в которых Макс теперь являлся, шла из Брянска только утром в 6.45. Максим все еще не знал, что его ждет в той дыре, в которую он планировал переехать хотя бы на время, а потому решил прикупить кое-каких продуктов, которые не портятся в жару: лапшу быстрого приготовления, консервы и, разумеется, банку кофе. А еще, конечно же, семечек для Жоры.
– Может быть, тебя там выпустить на волю? – спросил парень у хомяка. – Ну а что? Природа, собратья-мыши, шведский стол! Или ты у нас городской хома – в дерене один не выживешь?
Жорик внимательно смотрел своими черными глазами-бусинами на хозяина, держась лапками за прутья клетки. Он не понимал, что происходит, но всегда был рад общению с Максимом.
– Завтра заживем по-новому, – улыбнулся хомяку Макс. – Завтра у нас с тобой будет свой собственный дом!
До железнодорожного вокзала Макс добрался на такси. Финансы позволяли: он успел неплохо заработать за последний месяц, к тому же еще не все заказанные работы были им выполнены и оплачены в полной мере. Электричка комфортом немного отличалась от московских, к каким привык Максим, но ему, большую часть времени проводившему в темной, провонявшей носками, квартире, было абсолютно плевать, какого уровня комфорта будут средства для его передвижения.
Ехал он чуть больше часа. Было несколько остановок, а потому Макс нервничал каждый раз, когда поезд тормозил: боялся пропустить свою станцию. Но не проспал, не пропустил. На перроне было малолюдно, людей из поезда вышло крайне мало. «Дачники», – решил Макс.
Навигация подсказала расположение автобусной остановки, где стоял старенький Икарус. Максим заплатил водителю, сказал, где его высадить, после чего тот как-то странно посмотрел на парня и спросил:
– Ничего не путаешь?
– Не путаю, – с уверенностью ответил Максим, – у меня там – дом.
Водитель хихикнул, взял деньги за проезд и завел автобус, который зарычал и низверг из себя плотное черное облако гари. В этот момент Максим все же не удержался и провел в мыслях параллель с московским транспортом, который во всем выигрывал у местного.
Ехали не более получаса. Водитель высадил Макса на остановке, от которой оставался лишь кусок разбитой кирпичной стены, махнул ему рукой, пожелал удачи и поехал дальше, везя троих оставшихся пассажиров. Макс оглянулся и не увидел ничего, что говорило бы о том, что рядом есть поселение: полуразрушенная дорога, вокруг которой беспорядочно росли деревья и кустарники, разбитая остановка, из последней стены которой у самого ее основания росли одуванчики, а еще подкрадывающееся ощущение того, что ты бесповоротно заблудился.
Обойдя кирпичную стену, Максим заметил узкую тропинку, что уходила в зеленые дебри. За спиной у Макса висел рюкзак с его вещами и провиантом, в руке – дорожная сумка, в которой были кое-какие вещи, бутылка с подтаявшим льдом и непонимающий, что вообще происходит, Жора. Макс еще раз оглянулся вокруг и, решив, что он не богатырь, которому предлагают пойти налево, направо или же побежать за автобусом, свернул в кусты.
Шел он не менее получаса. Тропинка была узкая, но давно и хорошо протоптанная. Из кустов и деревьев Макс быстро вышел, оказавшись на огромной поляне некошеной травы, но потом тропа снова увела его в лесополосу. Пройдя немного между сперва берез, а затем – сосен, Максим, наконец, вышел к тому, что хоть и с большим трудом, но все же можно было назвать деревней: на огромном ровном участке стояло несколько домов, огороженных невысокими заборами. Все дома были бревенчатыми, на окнах, хотя некоторые из них и были металлопластиковыми, стояли резные ставни, выкрашенные в голубой или зеленый цвет. За каждым жилым домом виднелись ухоженные сад и огород. Идя по широкой земляной дороге между дворами, Макс насчитал не более двадцати домов. Все они определенно были старой постройки. Большинство из них были ухоженными и, несомненно, жилыми, но некоторые все же – заброшенными с заколоченными ставнями и поросшим травой двором.
В документах, которые получил Макс, значилось, что его новые владения были расположены в поселке Крестовка на улице Центральная. Но улица здесь была одна, оттого она, видимо, и была Центральной, решил Максим. Нумерации на домах практически не было, а потому парень шел в конец (или в начало?) улицы, где виднелся большой и весьма симпатичный дом. Макс надеялся, что это как раз то место, куда он и направлялся.
– Ни фига себе! – вдруг услышал он откуда-то слева. От неожиданности Максим вздрогнул и чуть не выронил сумку с Жорой. – Свежая кровь!
Макс посмотрел влево, и его ослепило яркое солнце.
– Откуда вы к нам? – спросил мальчишеский голос, и Макс увидел подростка, сидевшего на заборе. Тот спрыгнул и направился к Максиму, глядя на него, как на инопланетянина. – Я уже отчаялся здесь увидеть хоть кого-то, напоминающего живого человека, а не зомби, – парень рассмеялся. – Я – Кирилл.
– Максим, – Макс протянул руку, и парнишка пожал ее. – Ты здесь живешь?
Подросток обернулся, с тоской посмотрел на дом за своей спиной и махнул рукой:
– Приходится, – сказал он. – Мать привезла.
– И как здесь?
– А вы здесь первый раз? – вопросом на вопрос ответил Кирилл.
Макс с интересом взглянул на парня, пытаясь понять, сколько ему лет: светловолосый, худощавый, среднего роста, с миловидными чертами лица – чем-то похож на самого Максима в этом возрасте. Пройдет еще пару лет, и от девчонок отбоя не будет, решил он. Но голос еще был писклявым, значит, пацану не более пятнадцати лет.
– Первый, – серьезно ответил Максим, – и, надеюсь, что не последний. Мне нужен дом номер один. Знаешь, где он?
– А вот он, – пацан указал пальцем вперед, – через один дом от нас.
Максим был прав: его домом был как раз тот, на который он и подумал сразу: добротный, с хорошей крышей, надежным, крепким забором. Это радовало.
– Неплохо, – сказал он.
– Я бы так не сказал, – ответил Кирилл. – Здесь куда ни плюнь – все плохо. Вокруг одни престарелые упыри.
– Ну, теперь здесь буду я, – улыбнулся Максим, – не престарелый упырь. Как здесь с интернетом?
Кирилл в голос рассмеялся.
– Об чем вы, товарищ? – стал кривляться мальчишка. – Что есть интернет? Найн интернет!
Макс улыбнулся, сделав вид, что ему стало смешно от шуток подростка. На самом же деле ему отнюдь не было весело. Но, судя по всему, Кирилл – это единственный житель этой Богом забытой деревни, который хоть немного ближе по возрасту к самому Максиму.
– Тебе сколько лет? – спросил Макс пацана.
– Четырнадцать, – ответил тот.
– В игры компьютерные играешь?
У Кирилла загорелись глаза.
– А что есть? – спросил он, тут же спрыгнув с забора.
– Потом приходи, посмотришь. Мне еще нужно заселиться. Но если с интернетом беда, то список игрушек будет сведен к минимуму – только те, что работают автономно.
– Да я согласен даже косынку раскладывать! – умоляюще посмотрел на Макса парень.
– А мама твоя где?
Кирилл опустил глаза вниз, а затем и вовсе отвел взгляд в сторону.
– В доме, – тихо сказал он, – крыша у нее поехала.
– В смысле? – удивился Максим.
– Тоже потом расскажу, – ответил парень.
Макс почувствовал шевеления в сумке и вспомнил про Жору, который еще немного – и запечется, как духовой пирожок с начинкой. Пушистый духовой пирожок с начинкой.
– Ладно, заходи вечерком. Расскажешь, как у вас тут все.
Кирилл утвердительно кивнул, и Макс пошел к своему дому. Между домами Кирилла и Максима расположился еще один участок: дом явно был заброшен, его стены покосились, а бревна были такими темными, словно пережили пожарище, хотя это и не было так. В некоторых окнах ставни были наглухо заколочены досками, но два окна были открыты, и в них даже стояли стекла. На мгновение Максиму показалось, что за окном кто-то был, но, глядя на метровую траву, что заполонила собой двор, он решил, что это был лишь блик от палящего солнца.
На воротах его участка, а точнее – на калитке висел навесной замок, который, судя по всему, сюда повесили недавно: вероятно – Аксенов. Максим достал связку из трех ключей, и один из них без проблем открыл замок. Оказавшись во дворе, Макс вдруг что-то почувствовал, что-то, что он давно уже не ощущал: чувство, что он – дома. На душе вдруг стало как-то спокойно. Двор был аккуратным, несмотря на то, что в этом году никто за ним не ухаживал. У самого дома стояла огромная черешня, ягоды которой валялись прямо под ногами. Дальше были и другие садовые деревья, но Максим в них не разбирался. Он и черешню-то сперва принял за вишню, пока не попробовал одну из упавших на землю ягод.
– Вкуснотища, – сказал он, поднял еще ягоду, решив угостить ею Жорика. Но сперва нужно было попасть в дом…
Дверь была не новой, не современной, но вполне крепкой и надежной. Два замка без труда открылись ключами, висящими на связке, и Максим наконец-то переступил порог своего дома. В нос ударил запах нежилого помещения, а еще особый «запах старости», который непременно присутствует в домах, где живут старики.
– Ну, привет! Дом, милый дом…
Не разуваясь, Макс достал клетку с хомяком и тут же, приоткрыв маленькую дверцу, вручил Жоре черешню.
– Прохладно, правда? – спросил он. – Наконец-то. Здесь правда намного комфортнее, чем на улице.
Макс снял кроссовки, отметив, как в них вспотели ноги. Не зря он захватил с собой резиновые шлепанцы. Он взял в руки клетку с Жорой и замер, стоя в коридоре: наступила пора вступать в наследство по-настоящему. Коридор дома был застелен ковриками, которые, как и все в остальное, покрылись пылью. Справа была расположена большая кухня, мебель в которой была относительно современной: гарнитур на всю стену, электрическая плита с духовкой, микроволновая печь и маленький плоский телевизор. Прямо из коридора можно было попасть в большую комнату, из которой шла еще одна спальня. Слева – спальня, судя по всему, бывшей хозяйки, а рядом с этой комнатой – кладовая. Во всем доме была неплохая мебель, которая мало вязалась с этим захолустьем. Рядом с кухней, и Макс не сразу заметил ту дверь, расположилась ванная комната, служившая и туалетом. Сантехника была в полном порядке, и это не могло не радовать, ведь Максим боялся обнаружить деревянную кабинку во дворе – в подобных туалетах он сам ни разу не был, но многократно слышал о них.
В коридоре он нашел электрический щиток и поднял рубильник. На кухне тут же загудел холодильник. Макс открыл кран в ванной, чтобы помыть руки, и был приятно удивлен отличным напором воды.
– Откуда здесь водопровод? – задался вопросом парень и вымыл руки потрескавшимся куском мыла.
Комнату покойной Найденовой Максим решил не занимать, а выбрал спальню, которая следовала за гостиной или, что больше подходило этому месту – за залом. Кровать была не новой, но и не выглядела «дореволюционной» несмотря на то, что в доме жила почти столетняя бабуля. В шкафу нашлось чистое, глаженое постельное белье, и пускай от него пахло «неновым», Макс вспомнил, на какой грязной постели спал в своей съемной квартире в последнее время – стирал он ее нечасто. В этом доме он будет соблюдать чистоту – это он уже для себя решил. Ведь это – его собственный дом. В детстве мама заставляла убирать свою комнату, и от этого принуждения вообще ничего не хотелось делать, а однокомнатная квартирка на окраине Москвы воспринималась Максимом исключительно, как временное жилище, и потому, по его мнению, и не требовала каких-либо вложений, даже вложений в чистоплотность.
– Брянская область, поселок Крестовка, улица Центральная, дом один, – с улыбкой сказал Макс сам себе, продолжая рассматривать свои владения. В доме было много вещей, ничего, по всей видимости, после смерти предыдущей хозяйки, никем не было тронуто. Аксенов не соврал. Но все это Максим изучит чуть позже, не сейчас. Времени у него будет предостаточно.
На кухне он нашел консервный нож, вскрыл банку консервированной скумбрии, купленной в Брянске, отрезал кусок нарезного батона, захватил банку минералки, которая служила неким охладителем для Жоры, но теперь окончательно растаяла, и, жуя на ходу, стал разбирать свои вещи.
Первым делом Макс протер большой обеденный стол, что стоял в зале, от пыли. Теперь это будет его рабочее место: он аккуратно извлек из рюкзака ноутбук, за который когда-то выложил весь свой месячный доход. Затем он извлек из индивидуальных чехлов мышку, колонки, игровые наушники с микрофоном и зарядное устройство от ноутбука. Расставив все на свои новые места, Макс принес в эту комнату Жорика и поставил рядом с компьютером.
– Теперь будешь жить здесь, – заявил ему Максим.
Мобильный интернет был, но очень слабый, и то и дело пропадал. Но он был, а это главное. Макс решил, что разузнает подробнее о жизни в этой деревне у того пацана, когда он заявится в гости. Да, пострелять в онлайн-игрушках у него вряд ли выйдет, но работать Макс все же сможет.
Проходя пару часов назад по поселку, Максим не увидел ни одного магазина, и его это насторожило и удивило. Но провизии ему должно было хватить на пару дней, к тому же во дворе росла огромная черешня. Максим не привык много есть, и уж тем более не привык к изыскам. В Москве ему было лень готовить, на готовую еду деньги были не всегда. Макс своей фрилансерской деятельностью зарабатывал неплохо, но приоритеты у него были другие: дорогой, мощный ноутбук, телефон последней модели, лучшие аксессуары и всегда скоростной, недешевый интернет.
Он разложил свои вещи, убрал в кухонные шкафы запасы консервов, лапши быстрого приготовления, печенья и семечек Жоры. Обошел еще раз дом, надел шорты, футболку, шлепанцы и вышел во двор. Стоя на крыльце, Максим увидел, как рядом с одним из дворов стояла пожилая женщина и пристально смотрела на него. Макс решил помахать рукой, после чего старушка быстро развернулась и побрела в свой дом.
– Они здесь все странные, – вдруг откуда-то раздался голос Кирилла. Макса немного передернуло, но он не подал вида, лишь озадаченно оглянулся по сторонам. – Я здесь, – сказал Кирилл. – Прости, не удержался.
Оказалось, что пацан залез на черешню, которая росла во дворе дома Максима, и уже уплетал сладкие ягоды за обе щеки, плюя косточки на землю.
– Это же воровство? – удивился Макс, не комментируя тот факт, что подросток уже перешел в общении с ним на «ты».
– Черешня ж огромная, вон, сколько ягод. Что ты с ними делать будешь? – хихикнул Кирилл. – Варенье варить? Компот закатывать? Моя мамка вон уже, наверное, двести бутыльков закатала. Зачем? Кому? Мы что, это в город повезем? Да только мне кажется, что в город она совсем не собирается возвращаться. Сколько ее знаю – никогда варенье не варила. А сюда, как приехали, так чокнулась, так и понеслось…
– Почему ты говоришь, что она чокнулась? И давай слезай с моего дерева. Я еще и сам не привык, что оно мое, а ты уже на нем сидишь.
– Извини, что без спроса, – Кирилл спрыгнул на землю. – Я давно на твою черешню заглядывался. Да только меня дед с мамкой прибили бы, если бы я в этот двор сунулся.
– Почему?
– Чужое… – объяснил, кривляясь, Кирилл.
– Ты не ответил про мать.
Парнишка снова поменялся в лице, посмотрел по сторонам и спрыгнул с дерева.
– Ты весь свой участок осмотрел?
– Честно говоря, – сказал Макс, – я ничего, кроме этой черешни, и не видел здесь еще.
– Я только через забор заглядывал. А так… Торчу в этой тюрьме почти месяц. Уже всю округу изучил. Только изучать вот особо-то и нечего…
Максим и Кирилл обошли дом и оказались на заднем дворе, где расположился огромный огород, поросший сорняком. Вокруг росли и другие садовые деревья, и все говорило о том, что здесь долгое время орудовала опытная хозяйка, что любила возиться с садом и огородом, несмотря на возраст.
– Так что там у тебя с матерью? – в который раз тихо спросил Максим.
– Крыша у нее ехала и раньше, – печально сказал Кирилл. – Знаю, это моя мама, я не должен так говорить, но это правда. Когда они разошлись с отцом, она слетела с катушек: то кричала, то плакала, постоянно что-то от нас с сестрой требовала, мы часто переезжали, денег никогда ни на что не хватало… Я боялся, что она с собой что-то сделает. Но она хотя бы была мамой: жарила блинчики, сырники, варила этот дурацкий борщ, стирала наши вещи, ругалась, но заправляла наши постели, не разрешала покупать чипсы… А сейчас… Ей на нас плевать. На меня и на Юльку. Только и делает, что с утра до ночи ковыряется на этих грядках, а если ее отвлечешь, так она становится злая, как демон, орет сразу.
– Может, у нее депрессия?
– Ага, депрессия, – снова покривлялся Кирилл. – Депрессия у нас всех была, когда они с батей развелись. Я его не защищаю, он тот еще козел: мог спокойно ударить ее, часто бил нас с Юлькой. И все-таки он наш отец. А тут – развод. Но мать оставалась матерью. Она говорила, что деревня пойдет нам на пользу, а по итогу – деревня окончательно свела ее с ума.
Макс посмотрел на парнишку и вспомнил себя в его возрасте: ты живешь с полной уверенностью того, что весь мир тебя ненавидит, что все настроены против тебя, родители – это такие тупоголовые соседи по квартире, которым от тебя нужны только оценки и застеленная кровать, а еще мать… Вечно лезет к тебе со своим супом, а тебя в это время во дворе ждут пацаны с сигаретами. Еще и за компом не дают нормально посидеть. Ты вроде бы и понимаешь, что она так заботится, так любовь свою проявляет, но ведь как же бесит! Так и тянет поругаться, чтобы потом обвинить ее в том, что это она первая начала скандал. Порой останавливало только то, что потом этот за скандал с матерью приходилось получать от отца. Отец… Отец и вовсе буквально отказался от Максима, когда тот не оправдал его ожиданий. Все десять лет школы он внимания на сына, как на такового не обращал: важны были лишь оценки и поведение… А потом: «Ты не такой, как я хотел. Ты мне больше не сын. Проваливай!».
Максим немного понимал парнишку и даже сочувствовал ему.
– Можешь приходить, если хочешь, – сказал Максим, – все равно делать здесь мне особо нечего. Ну, наведу порядок во дворе, посмотрю, что тут растет… Кстати. Продукты. Где вы покупаете продукты?
– Ближайший магаз в двух километрах отсюда. Это для меня целое приключение! Прошу у деда денег и раз в пять дней хожу туда. Покупаю все по его списку, но это и неважно – я могу выйти на свободу! А еще деду пенсию привозят, а с пенсией тоже товары разные – при мне один раз такое было.
– Сколько лет деду?
– За восемьдесят, – задумался Кирилл. – Точно не помню. Это мой прадед – мамкин дед. А тебе этот дом от кого-то достался?
– Достался, – Макс оглянулся, – да только я такого наследства и не ждал совсем. А что сестра твоя? Чем она занимается?
– Юлька, видимо, следом за матерью того… умом тронулась. Говорит, подружку тут себе нашла!
– Это же хорошо, – сказал Максим.
– Ага, – ответил Кирилл, – только здесь самые молодые жильцы, если не считать нас, годятся мне в бабушки и дедушки. Она говорит, что встретилась с какой-то Валюшей. Мол, это девчонка, которая живет здесь давно, но ни с кем не общается, потому что ей банально – не с кем! А тут моя Юлька подвернулась.
– Ну это же отлично.
– Ха, отлично, – иронично улыбнулся Кирилл, закусывая зубами сорванную травинку. – Было бы отлично, если бы кто-то, кроме моей Юльки, видел эту Валюшу.
– То есть?
– Дед молчит, мать… Эта чокнулась, живет на огороде, кроме грядок и банок – ничего не замечает. Я никого не видел. А соседи… Они в большинстве своем нормальные, но ни о какой Вале ничего не знают. Я думаю, что у моей сестры из-за пережитого стресса тоже крыша поехала. Я сейчас серьезно. Галлюцинации, воображаемый друг… Я про такое в интернете смотрел как-то. Я, конечно, далеко не самый лучший брат и частенько чмырю сестренку, – Кирилл хихикнул, но тут же снова стал серьезным, – но все же она моя сестра. И я не хотел бы, чтобы она потом всю жизнь провела в психушке. Ее бы врачу показать… А мать в огороде окопалась, как ненормальная. Причем у нас огорода ведь никогда раньше не было! Отец был против. А здесь – пусти козла в огород…
– М-да, невесело, – сказал Максим. Он удивился тому, насколько глубоко Кирилл с ним разоткровенничался. – Что думаешь делать?
Вопрос был пустым и глупым, и Макс понимал – Кирилл в свои четырнадцать лет не являлся в своей семье лицом, принимающим решения. Но что-то же он должен был спросить у пацана.
– Ждать конца лета, – с грустинкой в голосе сказал мальчишка. – Всегда ждал его начала, а теперь не могу дождаться конца. Знаешь, песня есть такая: «Скоро кончится лето…»? Цой поет. Я надеюсь, мы вернемся в город. Я даже в школу хочу! А если нет… Буду просить отца забрать нас. Уж лучше с ним, чем в этой дыре.
Глава 4
Кирилл ушел от Максима почти в девять вечера, вдоволь наигравшись в компьютерные стрелялки, которые работали и без интернета. Макс не возражал: ему даже было приятно, что рядом с ним в этом пустом, огромном, чужом, хотя отныне – в его собственном доме есть кто-то, кроме него и Жорика. Кирюхе Жора определенно понравился. Он сказал, что с раннего детства мечтал о домашних животных, но отец всегда был против них. Однако знакомство с Жорой произошло весьма эпично и могло бы даже закончиться трагедией.
– Что это за звук? – спросил Максим, когда еще днем они с Кириллом, обойдя владения Макса во дворе, вошли в дом.
– У тебя есть кот? – переспросил Кирилл.
Из зала исходило утробное рычание, чередующееся с демоническим шипением – это был кот. Макс едва успел сбросить с ног шлепанцы и в два прыжка внестись в большую комнату, где на столе за ноутбуком стояла клетка с его питомцем. Рядом с клеткой, поднявшись на дыбы, стоял огромный рябой серый кот. Стоял и агрессивно, по-охотничьи рычал на забившегося в домик Жору.
– Пошел прочь! Брысь! – закричал на кота Максим и замахнулся на него первым, что попало под руку: своими брюками, что лежали рядом на кресле.
Котяра перевел весь свой гнев на появившегося незнакомого ему человека и сделал выпад передней лапой вперед, ухватившись острым как бритва когтем, за штанину. Кот продолжал рычать и шипеть, а Макс продолжал на него кричать. Кирилл замахнулся на кота шлепанцем, и тот, приняв поражение, мигом слетел со стола на пол и прошмыгнул в щель незакрытой входной двери.
– Это что за монстр такой? – переводя дух, спросил Максим.
– Это Василий, гроза района, – сказал Кирилл. – Наверное, прошмыгнул в дом, когда ты заходил сегодня или, наоборот, выходил. Ты видел его квадратную морду? Размером, как у собаки. Вся в шрамах. Кончики ушей отморожены, хвост сломан. Уродец, как и его хозяйка. Он живет у пришибленной в доме.
– У кого?
–А, забей, – махнул рукой Кирилл. – Сумасшедшая бабка. Страшная, как атомная война. Ее дом между твоим и нашим расположен. Ты к ней лучше не заглядывай, а то будешь встречен Васькой. Он ее охраняет. Подрабатывает у нее сторожевым демоном на полставки, – хихикнул мальчишка.
– Я думал, что в том доме никто не живет, – удивился Максим, выглядывая в окно кухни, которое как раз смотрело на заброшенный с виду полуразрушенный дом.
– Дед меня сразу предупредил, что она сумасшедшая. А я думаю, что она вообще того… ведьма какая-то. Увидишь ее – сам поймешь.
– А как она выживает в таком убогом доме?
– А фиг ее знает. Может быть, потому, что она – ведьма? – Кирилл рассмеялся. – Ладно, черт с ней, с бабкой. И с котом ее пришибленным, как и она сама. Кто там у тебя? Покажи? На кого этот демон тут рычал?
Так Кирилл и познакомился с Жорой, а потом хомяк плавно отошел на второй план, когда Максим включил парнишке ноутбук. Кирилл играл, а Максим наводил порядок в своем доме. Он полностью разобрал свои вещи, протер полки в шкафу от пыли и сложил туда одежду, перебрал вещи покойной бабки, сложил их в пакеты, которые без труда нашел на кухне в «пакете с пакетами». Выбросить? – подумал он, но решил, что сперва узнает, не пригодятся ли они кому-то из жителей деревни: чай не Москва.
Максим заварил для себя и Кирилла лапшу быстрого приготовления, и его гость тут же на запах пришел на кухню, поставив игру на паузу.
– Этот божественный аромат я узнаю всегда и везде! – сказал он намеренно слишком пафосно. – Пища богов! Как я скучал по ней!
– Я пока только таким и могу питаться, – сказал Максим. – Налегай. Потом покажешь мне, где здесь магазин. Картой там можно расплатиться?
– Угу, – пробурчал Кирилл, вдыхая химозный аромат приправы, – только сомневаюсь, что здесь кто-то умеет ими пользоваться.
– Разберемся, – спокойно ответил Максим. – Приятного аппетита…
День был длинным. Проснулся Максим рано утром в гостинице Брянска, и это, казалось, было уже целую вечность назад. Сейчас он лежал на кровати в дальней комнате его нового дома. Жора шуршал опилками, и звук этот успокаивал Максима – он был не один. Макс не считал себя трусом, но все же оказаться одному в огромном, формально – собственном, но на деле – чужом доме, что находился где-то на краю географии – было жутковато.
Он быстро отключился. Начал было обдумывать весь тот огромный объем информации, что сообщил ему за этот день Кирюха, но не справился и моментально уснул. А уже в шесть утра он проснулся, как это и должно быть в деревне – от крика петуха.
– Есть петух, – пробурчал в подушку Макс, – значит, есть и курицы. А значит – можно купить у соседей яиц… От голоду точно не умру.
Но не умер бы он и без яиц. В семь утра к нему в двери уже стучал Кирилл.
– Доброе утро, – сонно сказал парнишка. – Ты это, извини, что так рано… Не по своей воле. Мать вдруг чего-то подсуетилась… И в общем – вот.
Кирилл протянул Максиму блюдо с горячим пирогом.
– Она сказала – это тебе, как новому жителю нашей деревни. Нашей…
Подросток не стал спрашивать у Макса разрешения войти в дом. Он знал, что тот живет один, а потому спокойно и без приглашения перешагнул порог дома.
– Ну ладно, – удивился Макс, – неожиданно, конечно, но очень приятно. Я потом сам зайду и отблагодарю твою маму.
– Угу, – буркнул Кирилл. – Это еще не все. Не все тебе здесь рады так, как она. Вот, посмотри.
Кирилл указал на входную дверь. Максим обулся и вышел во двор. На двери углем было написано одно слово: «УЕЗЖАЙ».
– М-да, – протянул Максим. – Я, видимо, калитку на ночь не закрыл. Не привык…
– Это пришибленная, – с уверенностью сказал парнишка. – Я отвечаю. Только она могла так сделать. Остальные тоже странные, но они какие-то слишком доброжелательные. Даже чересчур, я бы сказал. А вот она… Самая настоящая ведьма.
– Ладно. Не все сразу. Отмою. Пойдем завтракать.
Банка кофе и молоко длительного хранения, купленные в Брянске – хватит ненадолго. Кирилл пообещал, что завтра отведет Макса в магазин. Разумеется, Максим заметил, как парнишка к нему тянулся, как легко перешел на «ты», понимая, что Макс и сам еще достаточно молод, но и Макс не был против – с кем еще пацану здесь тусить?
– А что твоя сестра? – спросил он, разрезая творожный пирог с клубникой.
– Домашняя, – не без гордости в голосе сказал Кирилл, указывая на ягоду, уйдя от ответа.
– Да, получше будет размороженного чизкейка из кофейни… Так что там у твоей сестры с ее вымышленным другом?
Кирилл вздохнул, осмотрелся по сторонам, отметив про себя, что кухня действительно выглядит вполне современной, и нельзя сказать, что здесь еще полгода назад жила девяностопятилетняя старая бабка.
– Это галлюцинации, я отвечаю, – печально сказал он. – Она говорит… – он поежился. – Мне жутко. Прости, это будет звучать, как бред, но ты спросил – я отвечаю. Как есть.
– Конечно… – кивнул Макс, заливая растворимый кофе кипятком из электрического чайника.
– Юлька говорит, что общается с Валюшей, которая здесь когда-то жила. Она не отрицает, что эта Валя жила именно когда-то. Не сейчас. Понимаешь, к чему я клоню?
Макс кивнул.
– Она говорит, что Валя здесь жила вместе с матерью. Но пришли люди с огнем и убили ее маму. Сожгли вместе с домом. И с тех пор у нее никого нет. Вот она и искала себе… друзей.
– И судя по всему, нашла.
– Нашла, – кивнул Кирилл. – Вот только, кроме Юльки, никто эту «Валюшу» не видит. Я так точно.
– А что на этот счет говорит ваша мама?
Кирилл ухмыльнулся.
– Мама? – печально переспросил он. – Сперва она говорила сестре, чтобы та ничего подобного не выдумывала. Но это было в первые несколько дней нашего здесь пребывания. А потом ее словно подменили… Она вообще не обращает на нас внимания, понимаешь? На тебя, вот видишь, – Кирилл указал на пирог, половину которого они с Максом уже съели, – обратила. А мы… Еду она готовит. Но больше для деда. А мы – так… Сами разберемся. Но здесь есть дядя Витя с тетей Людой – живут напротив нас. Они добрые. Своих детей и внуков нет. Часто нас с Юлькой на пирожки зовут. У них курочки есть. Вкусные, – Кирилл рассмеялся.
– А что скажешь про нашу общую соседку? – Максим кивнул в сторону окна. – Честное слово, я думал, что тот дом – заброшен.
– Она специально, – сказал Кирилл, – специально не ухаживает за ним, чтобы к ней никто не ходил. Я уверен, она по ночам колдует или что-то вроде того… Но явно что-то недоброе. Юлька моя от нее шарахается. Да и неудивительно: бабка-то страшная до ужаса! У нее лицо то ли обгоревшее, то ли еще что с ним было… Ты, когда ее увидишь, то все поймешь сам. И видишь, тебе послание оставила. Запугивает. Будет на тебя порчу наводить в полнолуние, – Кирилл захохотал.
– А что твой дед про нее говорит?
– Только плюет в ее сторону, – сказал пацан. – Ведьмой ее называет. Ну ты сам видел ее кота! Правда, тут во всей деревне кошки от ее Васьки расплодились, – Кирилл снова рассмеялся. – Но он и правда, как демон из преисподней. Ему, наверное, лет больше, чем мне.
– А чем она питается? За что живет? – не отставал с расспросами Максим.
– Ну я же говорил, что пенсию почтальон в деревню раз в месяц привозит, – ответил Кирилл.
– Ага, значит, пенсию она все же получает, – сказал Макс. – Значит, и документы у нее имеются. Выходит, что не такая уж она и ведьма.
Кирюха замолчал, задумался.
– Подделала! – выпалил он. Макс в ответ только кивнул, а затем спросил.
– Я хочу двор в порядок привести. Поможешь?
– Вопросов нет! – дожевывая, ответил Кирилл. – Ты мне только пострелять потом дай.
– Вопросов нет!
Двор был большим и за полгода знатно зарос травой. Работали парни быстро, весело: Макс включил музыку на ноутбуке и открыл окно в зале, выставив колонки на подоконник, чтобы было слышно во дворе. Оба попутно с удовольствием ели черешню прям так, не моя ее – откуда грязь в этом экологически чистом месте?
Во дворе Максим замел сухие листья и траву, что нанес ветер, изучил все, что хранилось в сарае, придя к выводу, что не знает названий большей части садового инвентаря. Кирюха все время был рядом и казалось, что он боится, что Максиму здесь не понравится, и он скоро уедет.