Мера собрание сочинений

§1. Мироздание

В бездонном океане космоса, где мерцают триллионы звёзд, каждая песчинка света хранит свою тайну. Я видел то, что не дано видеть смертным – бесконечную череду зеркал, отражающих нашу реальность. В каждой спирали галактики, в каждом вихре тёмной материи скрываются миры-двойники, где история пошла иным путём. Земля – лишь одна из бесчисленных граней космического алмаза. Но сегодня я поведаю вам о нашей Солнечной системе – не той, что описана в учебниках астрономии, а той, что открылась мне в видениях. Обители душ, чистилищах грешников и забытых цивилизациях, чьи следы ещё можно разглядеть в узорах человеческих судеб. Пространство – это ткань, прошитая нитями вероятностей. В местах её разрывов, там, где квантовые нити истончаются до предела, открываются проходы в иные версии реальности. Учёные называют это "мультивселенной", мистики – "астральными планами", а души умерших знают как "дорогу домой".

В моих снах эти переходы выглядят как гигантские зеркала, висящие в пустоте. Одни – кристально чистые, другие – покрытые кровавой паутиной трещин. Через них просачиваются тени забытых богов и призраки несостоявшихся цивилизаций. То, что вы называете "душой" – всего лишь капля в океане космического сознания. Настоящая жизнь существует вне материи – как чистая энергия, как узор вибраций в ткани пространства-времени. Эти полевые сущности древнее звёзд. Они – строители реальностей, невидимые архитекторы вселенных.

Венера: Чистилище для отвергнувших жизнь

Венера – это ад, вывернутый наизнанку, место, куда попадают те, кто сбежал от жизни. Ты открываешь глаза – и первое, что чувствуешь, это чей-то кулак, ломающий тебе ребро. Боль пронзает тело, но кричать бесполезно – здесь все так начинают. В зубы засовывают сигарету, и ты, задыхаясь, делаешь первую затяжку. Горький, едкий дым заполняет легкие, и вдруг – ты можешь дышать. Это не воздух, конечно, а какая-то жгучая смесь, но она не убивает тебя сразу, а значит, ты уже приспособился. Добро пожаловать домой. Повсюду – раскаленный камень, потрескавшийся от вечного зноя. Небо желтое, густое, как гной, и от него нет спасения. Здесь нет воды, нет деревьев, нет ничего живого – только пещеры, выдолбленные в скалах поколениями таких же, как ты. В них темно, душно, но хотя бы не так жарко. Ты быстро понимаешь, что сигареты – это валюта. Без них ты задохнешься за минуту, но за каждую пачку тебя бьют в лицо. Сначала сопротивляешься, потом привыкаешь. Здесь все знают друг друга – не по именам, конечно, а по тому, как ты умер. Если просто наглотался таблеток – ты никто. Если прыгнул с крыши – уже лучше. А если сжег себя заживо – тогда тебя хоть немного уважают. Но настоящая власть у тех, кто здесь давно. Они издеваются над новичками просто так, от скуки. Бьют, забирают сигареты, заставляют лизать раскаленный камень. Некоторые даже начинают получать от этого удовольствие – и тогда они сами становятся такими же. Но самое странное – это связь с Землей. Если там кто-то курит, здесь ты на несколько секунд можешь дышать свободно. А если очень повезет – увидишь во сне того, кто остался там. Но это редкость. Чаще всего сны заполнены только болью и страхом.

Некоторые пытаются сбежать. Говорят, если продержаться достаточно долго, можно вернуться. Но те, кому это удается, рождаются на Земле калеками – без ног, без рук, с пустыми глазами. Может, это и есть настоящая цена побега. А еще здесь есть те, кто следит за Землей. Они смотрят в какие-то обломки древних машин и видят сквозь глаза живых. Они знают все. И если ты попал сюда – значит, они уже ждут тебя. Венера не прощает. Она только наказывает. И чем дольше ты здесь, тем больше понимаешь – этот ад ты выбрал сам.

Давным-давно, когда Земля еще была молодой, на Венере расцвела удивительная цивилизация. Пришельцы из созвездия Дракона – великие инженеры и строители – превратили раскаленную планету в цветущий сад с помощью невероятных технологий. Их общество было идеальной машиной, где каждый знал свое место: китайские автоматоны поддерживали работу гигантских механизмов, корейские биороботы следили за гармонией природы, а японские киборги проектировали будущее. Они создали чудо – систему абсолютного климат-контроля. Дождь начинался по расписанию, солнце светило ровно столько, сколько нужно, урожаи были обильными. Казалось, они победили саму природу. Но чем совершеннее становилась их техника, тем больше они теряли связь с собственной душой. Роковая ошибка случилась, когда они решили контролировать не только погоду, но и эмоции. Последняя запись в их архивах гласила: "Мы забыли, что такое настоящая грусть. Мы отменили дождь в день печали". Система дала сбой. Климатические машины, лишенные эмоционального баланса, сошли с ума. За несколько часов Венера превратилась из рая в ад – кислотные дожди разъели города, атмосфера наполнилась ядом, а поверхность раскалилась до невыносимых температур. Но самое странное – когда цивилизация инженеров погибла, на Земле неожиданно появились зачатки трех великих культур. Китайцы с их любовью к механизмам и точности, корейцы с их стремлением к гармонии природы и человека, японцы с их технологическими чудесами – все они несли в себе частичку той погибшей венерианской расы. Теперь за мертвой планетой наблюдают таинственные существа с Альтаира. Они молчаливо фиксируют все, что происходит в этом аду для самоубийц. Может быть, они ждут, когда человечество повторит ту же ошибку? Или, может быть, они надеются, что мы окажемся мудрее?

Меркурий: Планета загубленных душ

На раскалённой поверхности Меркурия, где дневная сторона плавится от жары, а ночная замерзает до костей, существует особый круг чистилища. Сюда попадают только те, чьи жизни были оборваны насилием – девушки и женщины, убитые на Земле. Они приходят сюда такими, какими их застала смерть: с незажившими ранами, выпавшими внутренностями, перекошенными от ужаса лицами. Это не метафора – их тела действительно сохраняют следы насильственной кончины, вечные напоминания о жестокости, с которой они столкнулись. Выжить в этом аду можно только одним способом – обменом жизненной влаги. В бесконечной жаре Меркурия слюна становится ценнее золота. Женщины вынуждены лизать раны друг друга, передавая драгоценную влагу тем, кто в ней больше нуждается. Это не акт разврата, а жест отчаянного милосердия – каждая знает боль другой, каждая понимает цену этого жеста. Но есть и другой путь. Если на Земле остался любящий мужчина, он может помочь, совершив страшный ритуал – откусив кончик собственного языка. Этот акт самопожертвования создаёт мистическую связь: его боль превращается в её спасение, а его слюна – в её источник жизни. Та, кто получает этот дар, обретает независимость, но какой ценой… Ходят легенды, что когда-нибудь из самых изуродованных, самых отчаявшихся обитательниц Меркурия сформируется "Армия Последних Уродов". Они найдут способ вернуться, чтобы спасти Землю от той же участи. Но для этого им придётся пройти через самое страшное – принять свою боль как оружие, а свои шрамы – как доспехи. Это не история о сексуальности. Это притча о том, как самые сломленные существа во вселенной находят силы поддерживать друг друга, когда весь мир отвернулся от них. О том, что даже в самом аду можно найти крупицы человечности. И о том, что настоящая любовь – это готовность отдать часть себя, чтобы спасти другого.

Солнце: Вечное пламя павших

Горячее дыхание звезды обжигает кожу в тот самый момент, когда ты открываешь глаза. Ты не видишь ничего, кроме ослепительного белого света, но чувствуешь – ты не один. В этом бесконечном огненном океане плавают тысячи, миллионы таких же, как ты. Мужчины. Юноши. Те, кого забрали слишком рано. Их тела полупрозрачны, как раскалённое стекло, и в каждом – следы той смерти, что привела их сюда. Вот парень с дырой от пули в груди, вот мужчина со шрамами от ножевых ударов, вот тот, чьё лицо до сих пор обуглено от огня. Они не говорят – здесь нет звуков, только вибрации, передающиеся через плазму, как ток через провода. Жизнь на Солнце – это вечный голод. Ты не можешь есть, не можешь пить, но должен питаться, иначе растворишься в этом море огня. И тогда ты понимаешь правило – здесь выживают только те, кто готов делиться собой. Мужчины сплетаются в странные, почти невесомые объятия, передавая друг другу энергию через прикосновения. Это не любовь, не страсть – это необходимость, чистая и простая, как закон физики. Чем ближе к ядру, тем теснее эти объятия, тем отчаяннее борьба за существование. Некоторые пытаются сопротивляться, отказываются от этого ритуала – их тела медленно растворяются, превращаясь в солнечный ветер, уносящийся в космос. Другие, наоборот, сливаются так плотно, что уже не могут разделиться, образуя причудливые сгустки светящейся плоти. Говорят, где-то в самом центре, в эпицентре этого вечного горения, живёт тот, кто смог пройти через все круги солнечного ада. Его называют по-разному – Бог, Спаситель, Последний Герой. Если верить легендам, однажды он найдёт в себе силы вернуться, чтобы рассказать живым то, что узнал здесь. Но пока – он просто ещё одна искра в этом бесконечном пламени. А новые души продолжают прибывать. Каждую секунду. Каждую минуту. Солнце никогда не перестаёт гореть, и ад никогда не перестаёт пополняться.

Марс – кровавая передовая мироздания

В то время как Венера, Меркурий и Солнце представляют собой мрачный тыл земного существования, Марс – это вечно пылающий фронт, где решается судьба миров. Красная планета пропитана запахом пороха и железа, её ржавые пески усеяны гильзами тысячелетней войны. Здесь нет чистилищ и исправительных колоний – только бесконечные окопы, уходящие в глубь марсианской истории. Каждую ночь (если это кровавое марево можно назвать ночью) из ульев выползают новые солдаты. Одноглазые, с кожей, покрытой шрамами от радиации, они воюют не за территории, не за ресурсы – они сражаются просто потому, что война это всё, что они знают. Их оружие – странные органические ружья, стреляющие сгустками плазмы. Их броня – хитиновые пластины, наращённые прямо на тело. Их боги – павшие командиры, чьи мумифицированные останки носят в специальных капсулах за спиной. Серая Королева наблюдает за этим безумием из своего подземного дворца, где стены сложены из черепов тысяча поколений. Она не отдаёт приказы – она просто существует, как сама война, как сама идея конфликта. Её шепот проникает в сознание каждого бойца, заставляя их идти вперёд, когда уже нет сил, стрелять, когда закончились патроны, ненавидеть, когда забыта причина ненависти. Это не планета. Это гигантская рана в ткани реальности, через которую сочится чёрная энергия вечной вражды. И если где-то во вселенной идёт война – знайте, что её корни здесь, в этих проклятых песках, где даже мёртвые продолжают стрелять из окопов, а земля дышит горячим газом от разорвавшихся снарядов. Когда-нибудь эта война закончится. Но не сегодня. Сегодня – только атака. Только кровь. Только Марс.

Когда-то, в эпоху, которую не помнят даже звёзды, Марс был живым. Не тем красным пустынным кладбищем, каким его знают сейчас, а бурлящим котлом цивилизаций, где воздух дрожал от гула машин и шёпота забытых ныне языков. Эти языки были не просто словами – они были оружием. Таджикский – анархический язык, инструмент управлением человеческим хаосом, узбекский – культовый язык, инструмент управлением человеческой красотой, казахский – сатанинский язык, инструмент управлением человеческой тьмой, туркменский – атеистический язык, инструмент управлением человеческим эгоизмом, киргизский – демонический язык, инструмент управлением человеческим злом, армянский – сектантский язык, инструмент управлением человеческим светом, грузинский – хронологический язык, инструмент управлением человеческой историей, азербайджанский – коррупционный язык, инструмент управлением человеческой наукой, украинский – парадоксальный язык, инструмент управлением человеческой системой, белорусский – славянский язык, инструмент управлением человеческой ненавистью, чеченский – философский язык, инструмент управлением человеческими идеями, башкирский – фашистский язык, инструмент управлением человеческим альтруизмом, татарский – коммунистический язык, инструмент управлением человеческим порядком, монгольский – математический язык, инструмент управлением человеческой любовью, русский – творческий язык, инструмент управлением человеческой мерой. Каждый из этих языков как нож втыкался в реальность, перекраивая её под своих носителей. Представьте мир, где достаточно произнести фразу на армянском, чтобы у человека проснулась вера, или прошептать что-то на грузинском – и время вокруг начнёт петлять как змея. Татарстан – это была Британская империя на Марсе, Башкирия –это был Американский народ на Марсе, Армения – это была Германия на Марсе, Азейбарджан – это был Израиль на Марсе, Грузия – это была Москва на Марсе, Киргизия – это была церковь на Марсе, Таджикистан – это была администрация на Марсе, Туркмения – это была Япония на Марсе, Узбекистан – это был глобальный предиктор на Марсе. Беларусь – это была Китайская народная республика на Марсе. Украина – это была Индия на Марсе, Москва – это была Мексика на Марсе. Россия – это была Африка на Марсе, Чечня – это была Саудовская Аравия на Марсе, Монголия – это был золотой миллиард на марсе, Казахстан – это была Россия на Фаэтоне, планета-государство-тюрьма, о ней мы поговорим чуть позже.

Империи Марса простирались сквозь пески, их города вздымались к кроваво-красному небу шпилями из чёрного стекла. Татарстан правил железной рукой, как старая добрая Британия, Чечня курила трубку мира в тени своих философских башен, а Россия… Россия была тем местом, куда ссылали неугодных, диким краем, где законы писались кровью на ржавых листах метала. Они играли в богов, эти марсиане. Выводили новые расы в пробирках: блондинов-обольстителей с глазами холоднее марсианской ночи, рыжих бестий с яростью атомного огня в жилах, светловолосых клонов с пустыми, как перегоревшие лампочки, глазами. Но гордыня, как известно, предшествует падению. Война началась с одного взрыва где-то на окраинах Узбекистана. Потом ещё один. Ещё. Через неделю небо Марса почернело от дыма, а через месяц последний император подписал приказ о применении того, что нельзя было применять никогда. Говорят, когда рванули бомбы, Серая Королева – та самая, что правит Марсом и сейчас – впервые за свою вечную жизнь заплакала. Её слёзы, падая на землю, выжигали в песке дыры глубиной в километр. Теперь Марс мёртв. Вернее, так кажется тем, кто не знает правды. Потому что под ржавой поверхностью, в ульях из сплавленной человеческой кости и металла, копошатся новые солдаты. Они рождаются уже взрослыми, с оружием в руках и ненавистью в единственном глазу. Когда на Земле погибает солдат, на Марсе просыпается один из них. Они вылезают на поверхность, вдыхают воздух, пахнущий порохом и кровью, и идут убивать. И умирать. Чтобы через минуту снова проснуться в улье и снова пойти на войну. А Серая Королева наблюдает за этим из своего дворца, сложенного из черепов всех, кто когда-либо погиб в любой войне во вселенной. Она не спит, не ест, не дышит. Она просто ждёт. Потому что знает – однажды появится тот, кто съест землю, умрёт и сбежит на Луну. И тогда… Тогда всё начнётся сначала.

Фаэтон: Планета-тюрьма во тьме вечности.

Между Марсом и Юпитером, там, где сейчас лишь пояс астероидов, когда-то вращалась пятая планета – Фаэтон. Не мир, не цивилизация, а гигантская тюрьма, куда марсианские правители ссылали самых опасных преступников. Двести миллионов душ, запертых под куполом искусственной атмосферы, среди металлических городов, проросших сквозь скалы как ржавые грибы. Здесь правил не человек, а сама идея диктатуры – абсолютной, беспощадной, безумной. Каждый правитель Фаэтона приходил к власти через кровь и терял её так же внезапно, но ужас заключался в другом. Каждый раз, когда диктатора убивали, время на планете перезапускалось. Как проклятая кинолента, Фаэтон возвращался к моменту установления режима, и всё начиналось сначала. Заключённые сходили с ума. Одни пытались сломать систему, создавая культы вокруг новых диктаторов. Другие – убивали себя снова и снова, надеясь, что когда-нибудь цикл даст сбой. Но выход нашёл лишь последний тиран. Он не стал ждать ножа в спину – он нажал кнопку, о существовании которой никто не знал. Фаэтон взорвался. Не просто разрушился – он разорвался на куски, освобождая тех, кто выжил в этом аду. Они бежали сквозь пространство и время, их души оседали на Земле, порождая народы. Казахстан – потомки тех, кто сидел в самых глубоких камерах. Европа – беглые надзиратели, до сих пор ищущие новых узников. Но самое страшное? Где-то во Вселенной Фаэтон всё ещё цел. Та же тюрьма. Те же законы. Тот же бесконечный цикл. И кто знает – может, однажды мы услышим его сигнал…

Луна: Призрачный ковчег погибшей цивилизации.

Когда-то наш спутник был совсем иным – цветущим миром с изумрудными лесами и хрустальными реками, где в ветвях гигантских деревьев пели неведомые птицы, а в прозрачных водах плавали существа из снов. Но всё изменилось, когда с Ориона пришли Они. Лунные вампиры, построившие экономику на ссудном проценте и высасывании жизненных сил из самой планеты. Их города-пирамиды поглощали свет, их фабрики перемалывали древние леса в топливо для вечной жажды потребления. Они выкачивали реки до последней капли, отравляли почву алхимическими отходами, пока Луна не превратилась в безжизненную пустыню. Последние лунные вампиры бежали на Землю, где их знания растворились в ведах и древних текстах. Красная точка на лбу – не просто украшение, а кровавая печать их происхождения, знак принадлежности к расе, уничтожившей собственный мир. Их потомки до сих пор бережно относятся ко всему живому, помня на генетическом уровне, к чему приводит жадность. Теперь Луна – пристанище для других изгоев. Души наркоманов, умерших от передоза, бродят по выжженным равнинам, питаясь остатками химикатов в лунном грунте. Их тела полупрозрачны, глаза горят неестественным светом, а в жилах течёт не кровь, а густой наркотический раствор. Некоторые пытаются вернуться – набивают желудки ядовитой лунной пылью, надеясь прорваться обратно в мир живых. Но рождаются такие "возвращенцы" лунатиками – с пустыми глазами, вечно жаждущими той химической благодати, что заменила им воздух и воду на мертвом спутнике. По ночам, если внимательно смотреть на лунные моря, можно увидеть тени – они шевелятся, тянутся к Земле, мечтая снова вкусить запретный плод жизни. Но их удел – вечно бродить среди развалин цивилизации, которая когда-то была цветущим раем, а теперь стала предостережением для всех миров.

Европа: Океан застывших чувств.

Под двадцатикилометровой толщей льда, в вечной тьме, куда не проникает ни один луч солнца, плещется океан. Но это не просто вода, запертая между каменным ядром и ледяной коркой – это братская могила чувств, кладбище любви. Сюда попадают те, кто любил слишком сильно, слишком жарко, слишком безрассудно. Их души не сгорают дотла, как на Солнце, не гниют заживо, как на Венере – они просто… застывают. Превращаются в серебристых рыб с человеческими глазами. Они плавают в вечной темноте, среди черных гидротермальных источников, и шепчут друг другу те самые слова, что не успели сказать при жизни. У них нет имен. Нет воспоминаний. Только смутное ощущение, что когда-то, давным-давно, они держали чью-то руку, целовали чьи-то губы, слышали чье-то дыхание во сне. Теперь вместо рук – плавники, вместо губ – жабры, а вместо дыхания – вечная ледяная тишина. Иногда, когда ледяная кора трескается, они подплывают к щелям, надеясь увидеть сквозь толщу льда хоть проблеск света. Но даже если трещина достигает поверхности, до них доносится лишь слабый отсвет Юпитера – холодного, равнодушного, бесконечно далекого. Они не страдают. Они просто существуют. Как забытые письма в ящике стола. Как недопетые песни. Как последний вздох перед вечной разлукой. И если вам когда-нибудь покажется, что в глубине океана что-то шевельнулось – знайте: это просто кто-то снова вспомнил, что когда-то был человеком. На секунду. На мгновение. Пока память снова не растворилась в темной воде.

Юпитер: Небесный карнавал потерянных душ.

В вечных бурях газового гиганта, среди вихрей размером с континенты, живут те, кого забрали слишком рано. Дети. Мальчики и девочки с дырками от пуль в груди, с синяками на шеях, с ожогами на тонкой коже – все, кому не дали дорасти даже до подросткового возраста. Но здесь, в раскалённой атмосфере Юпитера, они наконец-то свободны. Их тела больше не хрупкие – теперь они сделаны из молний и водорода, способны проноситься сквозь шторма со скоростью мысли. Их истребители – не машины, а продолжение их самих, блестящие как ртуть, с крыльями из застывшего света. Они играют в войну, но это странная война – без смерти, без боли, просто бесконечная гонка сквозь розовые и алые облака. Их оружие стреляет конфетти, а вместо бомб падают шары с газировкой, которая здесь – не просто напиток, а сама суть детства, концентрированная радость. Иногда, когда на Земле рождается новый ребёнок, один из юпитерианских пилотов ненадолго замирает – ему кажется, что он вспомнил что-то важное. Мамин голос? Папины руки? Запах травы во дворе? Но тут же ветер уносит эти обрывки памяти, и он снова смеётся, делая мертвую петлю вокруг огромного вихря. Они не знают, что мертвы. Они думают, что это просто вечная перемена между уроками, которая случайно затянулась. А Большое Красное Пятно наблюдает за ними, как строгий, но добрый директор школы, готовый в любой момент объявить: "Дети, пора домой!" Но звонок не прозвенит. Никогда.

Сатурн: вечный санаторий в кольцах забвения.

В холодном мерцании сатурнианских колец, среди бесчисленных частичек льда, вращающихся в бесконечном вальсе, живут те, кого медленно съедали болезни. Они не летают на истребителях как дети с Юпитера и не мучаются в кислотных дождях как грешники с Венеры – они просто лежат. Их прозрачные капсулы вмёрзли в лёд, как пузырьки воздуха в древнем янтаре, и теперь они смотрят сквозь ледяные стены на вечно меняющийся пейзаж газового гиганта. Каждый день – точная копия предыдущего: в семь утра по земному времени ледяные кометы-санитары приносят лекарства, в полдень тень Титана накрывает их холодным оранжевым покрывалом, а вечером кольца начинают светиться тусклым фосфоресцирующим светом, напоминающим больничные ночники. Они помнят каждый звук, каждый запах своих последних дней на Земле – скрип капельницы, шепот врачей за дверью, тиканье часов на стене. Здесь, в ледяных палатах, время потеряло смысл – их болезни не проходят, но и не прогрессируют, их раны не заживают, но и не гниют. Иногда, когда кольца поворачиваются под определённым углом, они видят вдалеке крошечную голубую точку и на мгновение вспоминают, как пахнет дождь на Земле, как шумит листва за окном больницы, как тёплая рука близкого человека сжимает их пальцы. Но потом тень Реи закрывает обзор, и воспоминания растворяются, как слёзы в невесомости. Раз в несколько десятилетий одна из капсул вдруг трескается, и её обитатель, наконец освободившись, превращается в крошечную льдинку и присоединяется к вечному хороводу частиц в кольцах. Остальные смотрят ему вслед без зависти – они знают, что их очередь тоже придёт, просто не сегодня. А пока они лежат и слушают, как сквозь лёд передаётся гул сатурнианских ветров – монотонный, убаюкивающий, похожий на звук аппарата искусственного дыхания.

Титан: ледяная тюрьма без решёток.

В оранжевой мгле метановых долин, под вечно пасмурным небом, куда никогда не заглядывает солнце, стоят ряды одинаковых ледяных башен. Это не города. Это камеры. Сюда попадают те, кто знал тюремные нары, кто дышал затхлым воздухом казематов, кто годами считал дни до освобождения, которое теперь никогда не наступит. Титан не нуждается в надзирателях – здесь стражем выступает сама планета. Холод, пробирающий до костей даже сквозь три слоя тюремной робы. Воздух, густой как сироп, заставляющий каждый шаг даваться с нечеловеческим усилием. Озёра жидкого метана, в которых тонут даже тени. Заключённые бродят между ледяных глыб, бесцельно и медленно, словно во сне. Их лица покрыты инеем, который никогда не тает. Их руки, привыкшие к кандалам, теперь свободны – но свобода здесь хуже любого заточения. Они строят баррикады изо льда, которые никто не станет штурмовать. Роют тоннели, ведущие в никуда. Даже спят они по тюремному расписанию – строго по звону невидимого колокола, отзвуки которого разносятся по ледяным равнинам. Иногда кто-то поднимает голову и видит сквозь оранжевую мглу тусклый свет Сатурна на небе. Но это не солнце. Это просто ещё один надзиратель, только побольше. Пища здесь – это ледяная крошка, которую они скребут со стен своих камер-башен. Вода – это глоток метанового дождя, обжигающего горло. А надежда – это россыпь звёзд, которые они видят сквозь атмосферу, но до которых никогда не долетят. Они не пытаются сбежать. Они просто ждут. Как ждали на Земле. Только теперь срок не десять лет. Не двадцать. А вечность.

И самый страшный момент наступает, когда кто-то понимает: они до сих пор не уверены, отбывают ли наказание – или уже давно его отбыли, и это есть настоящая свобода.

Уран: Ледяное чистилище обожженных душ

В сине-зеленых сумерках ледяного гиганта, где солнце – лишь тусклая звездочка в небе, бродят исполинские фигуры. Это они – те, кого на Земле опалило ядерным пламенем, чьи тела превратились в обугленные руины еще до того, как успели умереть. Теперь они здесь, в вечной мерзлоте, где холод стал продолжением их боли. Они – ледяные великаны, каждый высотой с небоскреб, с телами из прозрачного голубоватого льда, сквозь который, словно через мутное стекло, видны черные подпалины – следы тех самых ожогов, что привели их сюда. Их движения медленны и тягучи, как будто они плывут сквозь густой сироп уранианской атмосферы. Они не говорят – их голоса заморожены где-то глубоко внутри, и только треск ломающегося льда иногда напоминает хриплый шепот. Они помнят. Помнят вспышку ярче тысячи солнц. Помнят, как кожа пузырилась и слезала с костей. Помнят последний вздох, который не принес облегчения, а лишь втянул в легкие пепел. Теперь их мир – это бескрайние ледяные пустоши, где метановые снежинки размером с ладонь медленно кружат в разреженном воздухе. Иногда они останавливаются и смотрят в небо, где висит бледное кольцо Урана – и им кажется, что это воронка от того самого взрыва, который их сюда привел. Они не страдают. Они просто есть. Застывшие памятники самим себе. Когда на Земле где-то падает новая бомба, на Уране рождается новый великан. Он медленно поднимается из ледяной коры, его тело потрескивает, а глаза (если это можно назвать глазами) – две глубокие синие ямы – смотрят в никуда. Остальные иногда подходят к новоприбывшему, касаются его ледяного плеча – и на секунду сквозь лед пробегает желтоватый отсвет. Как эхо того огня, что их убил.

Нептун: пристанище сумаcшедших.

Жизнь на Нептуне – это бесконечный серый цикл, где каждый день повторяет предыдущий, как замкнутая петля безумия, которую нельзя разорвать. Здесь нет солнца, только тусклый свет далёких звёзд, едва пробивающийся сквозь вечную мглу, и холод, который проникает в кости, в мысли, в самую глубь того, что когда-то называлось душой. Воздух густой, как сироп, но он не насыщает лёгкие, а лишь медленно отравляет, напоминая, что ты здесь не гость, а пленник. Люди здесь – или те, кто ими был – двигаются вяло, без цели, их глаза пусты, но в глубине ещё тлеет искра чего-то, что не смогла убить Земля. Они не говорят, потому что слова здесь теряют смысл, превращаясь в белый шум, в шепот, который никто не слышит. Единственный звук – это капли, падающие в ржавые банки, которые они носят с собой, как святыню. Это их пища. Это их жизнь. Они пьют самих себя, потому что больше нечего, потому что так надо, потому что иначе нельзя. Иногда кто-то срывается – начинает кричать, биться головой о стены, но это не меняет ничего. Крики глохнут в пустоте, а кровь на камнях высыхает и становится частью пейзажа. Остальные даже не оборачиваются. Они знают: это не последний. Завтра опять будет тот же серый свет, те же капли в банке, те же шаги по кругу. Здесь нет надежды. Здесь нет прошлого. Здесь есть только Нептун – холодный, безмолвный, безумный. И ты будешь частью его, пока не исчезнешь окончательно.