Нить. История одной не смерти

Пролог
Люди выбирали сложные пути, будто нарочно – словно страдание было их единственным способом почувствовать себя живыми. Я видела их ошибки, как слепые пятна на карте, но молчала. Молчала, пока сама не стала пятном – алым, растекающимся по кафелю.
Я смотрю на собственное тело. Оно лежит неестественно, как сломанная марионетка. Где-то капает вода из крана, а я жду – когда же начнётся паника? Но тишина лишь густеет, как кровь у меня на затылке.
Я была невнимательна: собираясь на работу, не заметила, как с моих волос натекла лужа воды. Кажется, на ней я и подскользнулась. Сейчас это уже не имеет значения. Меня мучают другие вопросы: почему я всё ещё здесь и вижусвоё тело? Всё так сложно…
Я перевела взгляд на зеркало. На месте моего лица была лишь противоположная стена. Она показалась мне незнакомой, хотя я видела её вот уже пять лет. Мне стало немного не по себе. Странное чувство – не могу описать его, как, впрочем, и любое другое.
Через полчаса зазвонит телефон – меня не будет на работе. Интересно, кто первый заметит моё тело? Если мне не дозвонятся, вероятно, начальник приедет за мной. Я никогда не опаздывала, никогда не забывала о работе, так что они быстро поймут, что происходит что-то странное.
Глава 1
В дверь постучали. Понятное дело, я немогла её открыть, поэтому оставалась на месте и ждала. В дверь ударили ещё пару раз, затем раздались крики:
– Мая? Мая, ты дома?
Я узнала голос начальника. Егор Владимирович всегда хорошо заботился о своих сотрудниках – мы были почти семьёй. Я не удивилась, услышав его.
Телефон зазвонил снова – настойчиво, отчаянно, будто чувствовал, что на другом конце провода уже никто не поднимет трубку. Кирилл. Сегодня он ушёл раньше. Он не мог знать, что я больше не смогу ответить.
Я потянулась к телефону – пальцы сжались в пустоте, проскользнув сквозь корпус, как сквозь утренний туман. Гудки продолжали звонить, назойливые и беспомощные. А потом – тишина.
За дверью раздались шаги, приглушённый голос Егора Владимировича.
Скрип.
Щелчок.
Замок сдался с тихим скрежетом. Дверь распахнулась, впуская полосу света из коридора.
Запасной ключ. Под порогом.
Все эти годы он лежал там, неприкосновенный, как последняя ниточка к спасению. И вот теперь – использован.
– Мая…? Ты слышишь меня?
Он прошёл мимо ванной – дверь была открыта, поэтому он сразу увидел меня. Егор Владимирович замер, уставившись на моё тело. Рука его дрогнула – телефон грохнулся на пол, и в тишине этот звук прозвучал оглушительно.
– Егор, что там? Где она?
Я узнала голос мужа, доносящийся из трубки.
Начальник немного пришёл в себя, поднял телефон и сказал лишь коротко:
– Я перезвоню.
Резким шагом он подошёл ко мне и первым делом нащупал пульс.
– Жива! – его голос дрогнул.
Я замерла. Как жива? Что тогда я делаю здесь? Почему он не видит меня?
Пока эти мысли крутились в голове, Егор Владимирович успел позвонить в скорую.
– Девушка без сознания, рана на затылке… Да, всё верно… Хорошо, жду…
Неужели меня спасут? Забуду ли я время, проведённое вне тела?
Он снова кому-то позвонил.
– Лера, отмени ко мне всех… – он сглотнул подступивший к горлу ком. – Мая лежит на полу без сознания… Да, я вызвал скорую… Нет, не приезжай, займись работой.
Почему он не звонит Кириллу? Нет, наверное, могу понять – боится. Страшно сообщать человеку, если дело касается его жены. Егор пять раз набирал номер Кирилла и сбрасывал. В конце концов просто швырнул телефон в стену. Через минуту всё же позвонил.
– Кирилл…? В общем, не волнуйся слишком сильно… Мая лежит в ванной без сознания… Я уже вызвал скорую… Хорошо, жду тебя.
Закончив разговор, он остался сидеть неподвижно рядом со мной. Егор смотрел в одну точку – казалось, он просто задумался, но вдруг по его щеке скатилась слеза.
Я видела такое его состояние впервые. Он правда так сильно переживает за меня? В какой момент люди привязываются друг к другу? Начальник всегда говорил, что мы с ним пережили многое. Я не понимала этого выражения, потому что просто жила свою жизнь.
Когда-то мы были вдвоём – всего два сотрудника в маленьком кабинете. Я работаю уже более семи лет. За это время многое изменилось: появилось больше работников, но со мной он всегда был более открытым. Во всяком случае, мне так казалось. В какой же момент мы стали ближе, чем коллеги?
Я не открывалась людям на работе, мало говорила о себе и своих чувствах. Однако мой начальник каким-то образом смог понять меня. Он просто позволил мне выстроить график так, чтобы было максимально комфортно нам обоим, и не беспокоил лишними вопросами.
Я опустилась рядом с ним на колени. Хотела коснуться его плеча, но не смогла. Сжала кулак. Это немного раздражает. По его щекам текли слёзы, и он всё повторял:
– Пожалуйста… Пожалуйста…
Он вытер лицо рукавом, оставив на щеке грязную полосу.
– Чёрт, – прошептал он, – только не это. Ты же всегда была сильнее меня.
Даже если я отвечу, он не услышит. Я правда так важна? Я казалась себе бесконечно скучным человеком: не пила, не курила, не любила тусовки и шумные компании. Если есть абсолютный интроверт – то это я. Интересно, как долго они будут скучать по мне?
Всех людей можно заменить. Рано или поздно умерших забывают. Вспоминают лишь в особые даты, но продолжают жить своей жизнью. Эту истину я поняла давно: как бы люди ни скучали, они всё равно делают то же, что и раньше. Так что, мертва я или нет – не так уж важно. Те, кто знал меня, продолжат жить как прежде. Или нет?
– Не переживай так, Учитель. Ещё ничего не решено.
Так я называла его, когда мы оставались наедине. Он научил меня всему. Когда-то я пришла в его стартап робкой стажёркой, не умеющей даже правильно составлять отчёты. Он терпеливо объяснял, поправлял, подталкивал вперёд – даже когда я сама в себя не верила.
«Ты способна на большее, Мая» – его любимая фраза за семь лет работы. Все же я тоже привязалась к нему, хотя и не осознавала этого раньше. Видя его слёзы, я вдруг поняла, как важен этот человек для меня. Знаю: если мне понадобится помощь, он всегда поможет и поддержит. Прямо как сейчас.
В тишине раздался звонок телефона. Я вздрогнула.
– Приехали? Я сейчас выйду!
Я осталась ждать в ванной. В квартиру зашли двое мужчин в форме фельдшеров. Один нёс носилки, второй – документы и аптечку.
– Где пострадавшая?
– Здесь.
Егор указал на ванную. Мужчины зашли, осмотрели моё тело, проверили пульс.
– Ей повезло, она ещё дышит. Обычно с такими ранами не выживают. Пульс стабильный, хоть и слабый. Погружаем и везём в больницу.
– Я поеду за вами, – бросил Егор на ходу, звоня моему мужу. – Приехала скорая, сейчас поедем в больницу. Езжай прямо туда.
Пока моё тело грузили на носилки, а начальник разговаривал с Кириллом, я осмотрелась. Даже не успела заправить постель. На столике стояла кружка со вчерашним недопитым чаем. В комнате был полумрак – я не раздвинула шторы, как делала обычно, и от этого царила угнетающая атмосфера.
Сегодня немного проспала, поэтому собиралась впопыхах. Может, это сыграло со мной злую шутку? Что ж, поеду с ними. Оставаться здесь бессмысленно.
Глава 2
Приехав в больницу, моё тело повезли в реанимацию. Я же осталась снаружи – хотела увидеть мужа.
Не прошло и часа, как в коридоре появился Кирилл. Он почти бежал, лицо его было взволнованно, глаза красные. Наверное, он плакал. Я переживала за него – знала, в таком состоянии он мог гнать на максимальной скорости. А значит, рисковал попасть в аварию.
Кирилл был очень чувствительным, и я оставалась единственным по-настоящему важным человеком в его жизни. С родителями у него не сложилось: отца он почти не знал до четырнадцати, а мать была так погружена в себя, что забыла о сыне. Он был глубоко травмированным человеком. Хотя и не признавал этого.
Однажды наши отношения дали трещину – мы перестали понимать друг друга. Я боялась говорить ему об этом, думала, он не поймёт. Но ошиблась. Тогда я впервые увидела его слёзы. Он ужасно испугался, что я уйду.
– Ближе тебя у меня никого нет, – прошептал он, сжимая мои руки так, что костяшки побелели. – Я так боюсь тебя потерять… Ты даже не представляешь, насколько.
Он и для меня был таким человеком. Тем, кого я безумно боялась потерять. А сейчас он стоял передо мной в рабочей одежде – на ней были комья земли, кое-где прилипла трава. Он выглядел инородно в этой больничной чистоте, словно плитка, вставленная не тем узором. В его взгляде читались отчаяние и – одновременно – надежда. Руки дрожали. Я попыталась сжать его ладонь, но снова не смогла.
– Как она? Куда её отвезли? – спросил он у Егора, голос срывался.
– В реанимации. Пульс стабильный, прогноз благоприятный.
Ноги Кирилла подкосились, и он рухнул на пол. Слёзы облегчения. Я надеялась, что именно так.
– Мне нужно увидеть её… Я должен убедиться… – слова тонули в рыданиях.
Егор опустился рядом, обнял его.
– Ну-ну, всё будет хорошо.
Так они и сидели – один рыдал, другой успокаивал. Люди вокруг смотрели на них с сочувствием. Подошла медсестра, принесла воды. Постепенно они пришли в себя. Тишина.
Каждый погрузился в свои мысли. Вокруг кипела работа, неподалёку сидела девочка, уткнувшись в телефон. Казалось бы, идилия – если бы не причина, по которой все здесь оказались. Интересно, о чём они думали? Я бы, наверное, молилась. Люди вспоминают о Боге в трудные моменты – даже атеисты. Но редко благодарят, когда всё хорошо. Наконец вышел врач.
– Вы родственники Степановой Маи Викторовны? Состояние стабильное, но в сознание она не пришла. Сказать, когда это произойдёт, я не могу. Остаётся только ждать.
– Я могу её увидеть? Я её муж! – голос Кирилла снова дрогнул.
– Пока нет. Она под наблюдением. Приходите завтра.
Кирилл опустился на стул – словно решил просидеть здесь до утра.
– Идём, – тихо сказал Егор. – Тебе нужно успокоиться, переодеться… С тебя грязь сыпется.
Но муж не сдвинулся с места. Он выглядел ужасно – бледный, измождённый. Уже пять часов. Время пролетело незаметно. Я решила посмотреть на себя.
Пройдя по коридору, заглядывая в палаты, я наконец нашла своё тело. Голова перевязана, трубка во рту… Жутко видеть себя со стороны. Попыталась прикоснуться. Я как персонаж, проходящий сквозь текстуры в игре. Ни тепла, ни боли. Ничего. Значит, обратной дороги нет.
Я не заметила, как подошла медсестра. Она проверила капельницу, что-то записала, затем вздохнула:
– Такая молодая… Будет жаль, если не выживет.
Странно. Всегда думала, медики учатся не чувствовать. Иначе сойдут с ума. Я вышла в коридор. В соседней палате, на подоконнике, сидела девушка. Она смотрела в окно так спокойно, будто находилась у себя дома. Странная. Но у меня были другие мысли. Кирилл и Егор всё ещё сидели на тех же местах.
– Надо сообщить её родителям… Но как? – прошептал муж.
– Не знаю, – Егор сжал кулаки. – Я еле смог позвонить тебе…
Кирилл достал телефон. Руки тряслись так сильно, что казалось – вот-вот выронит. Наконец он нашёл номер мамы и нажал «вызов». Долгие гудки.
– Мария Павловна, я… – голос оборвался.
Я услышала мамин голос – она всегда говорила громко:
– Кирилл? Что случилось?
– Мая… она… – он сжал телефон до хруста костяшек. – Я не могу…
Егор взял трубку:
– Мария Павловна, это Егор, начальник Маи… Она в коме. Но врачи говорят, стабильно.
Сказал быстро – будто нырял в ледяную воду. Я не расслышала её ответ.
– Мы с Кириллом будем ждать.
Он положил трубку.
– Они выезжают.
Я знала. Они приедут. Родители всегда любили нас – даже если не умели показывать это правильно. Особенно запомнился один день.
Мне семь лет, универмаг. За стеклом – кукла в голубом платье, как принцесса из сказки. Я не просила – умоляла. Пальцы вцепились в мамину куртку:
– Можно… её?
– Ты же уже большая, – вздохнула мама, поправляя пакет с подгузниками для сестры. – Нам сейчас так тяжело…
Тогда во мне что-то сломалось. Я перестала просить. Перестала хотеть. Стала удобной – тихой, незаметной. Годы спустя я поняла: они не хотели обидеть. Они просто устали. Но той девочке с ладошками, прижатыми к витрине, никто не объяснил, что быть взрослой – не значит перестать мечтать.
Сейчас, глядя на свои призрачные руки, я осознала: даже умирая, всё ещё боялась их разочаровать. Все эти годы во мне жила та семилетняя девочка, которая так и не получила свою куклу…
И так и не осмелилась попросить снова.
Глава 3
В коридоре было шумно. Медперсонал сновал туда-сюда, не замечая родственников пациентов. Они двигались быстро и уверенно – будто знали, что в этих стенах нет места лишним эмоциям.
Я знала, как пахнет больница. Лекарства. Хлорка. Холод, исходящий от стен. Это место пропитано болью. Но вокруг меня была лишь пустота. Что же я такое сейчас?
Зазвонил телефон Егора.
– Слушаю, – его голос звучал устало.
– Я в больнице. Мая в коме… Не знаю, сколько ещё пробуду здесь.
Я узнала голос Леры – нашего администратора. Ещё один человек из моего близкого круга. Наверное, я бы назвала её подругой. Но что такое дружба? Когда два человека находят общие темы и им комфортно вместе? Друзья ведь тоже испытывают любовь, заботу, преданность. Только вот найти друга так же сложно, как и любовь. Люди предают дружбу по глупым причинам: не вернул долг, закрутил роман и забыл, нашёл новых приятелей. И тогда вопрос: а была ли она вообще? Я задавала себе его много раз.
Большинство людей интересовались мной лишь затем, чтобы выговориться. Я умела слушать – и любила чужие истории. Но иногда мне хотелось рассказать и свои. Так и не нашла того, с кем можно поделиться болью.
– Лера тоже приедет. Идём, подышим воздухом, – Егор встал, взглянув на Кирилла.
Муж ещё какое-то время смотрел в пустоту. Я уже подумала, что он проигнорирует слова, но он медленно поднялся и поплёлся к выходу. Я пошла за ними. Оставаться у палаты не имело смысла.
Жаркий летний день. Даже не ощущая тепла, я знала – на улице душно. Август. Листья на деревьях уже пожелтели, будто осень наступила раньше срока. Сколько времени прошло? Солнце клонилось к закату.
Леру я заметила издалека. Она из тех солнечных людей, что носят тьму внутри. Человек-спасатель. Она заботилась о других, порой во вред себе. Но её забота – лишь способ доказать себе, что она хорошая. Она этого хотела… и боялась. Я видела её стремления, но не понимала их.
– Какие новости? Что с ней случилось? – её голос дрожал, звучал искренне.
– Нашёл её на полу. Не знаю, сколько она так пролежала, – ответил Егор. Он взял себя в руки, выглядел спокойнее. Но не Кирилл. Он стоял, будто вырезанный из бледного мрамора – даже губы слились с мертвенной белизной кожи. Глаза, обычно живые, теперь казались пустыми – как разбитые окна заброшенного дома. Он сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, но, похоже, не чувствовал боли. Я так хотела обнять его. Не удержавшись, я коснулась его лица.
– Не пытайся. Он не заметит.
Я вздрогнула.
Та девушка. Та, что сидела на подоконнике. Лет семнадцать, тёмные волосы, больничный халат. Полупрозрачная. Она улыбнулась.
– Живые не видят призраков.
– Ты говоришь, я призрак? Кто ты?
– Я Юля. Здесь уже так много лет… Видела многих, как ты. Все пытаются докричаться до близких. Ты другая – не истеришь. Поэтому решила поговорить.
– Думаю, я просто в шоке.
– Ты должна что-то понять, чтобы вернуться. Некоторые так и остаются – не могут осознать.
– А ты? Ты тоже пытаешься?
Юля усмехнулась.
– Нет. Мне уже поздно.
Я взглянула на своих. Лера, не сдержавшись, разрыдалась в плечо Егора. Он гладил её по голове:
– Она стабильна. Значит, есть шанс.
Казалось, он успокаивал и себя. Кирилл вздрогнул. Его взгляд стал осмысленнее.
– Ты прав. Она будет в порядке.
Он разжал кулаки, глубоко вдохнул.
– Вам нужно отдохнуть, – Лера отстранилась, смущённая. На щеках – лёгкий румянец. Я видела эти жесты. Даже если другие не замечали – я замечала.
Из больницы вышла медсестра – строгая, собранная, но с тёмными кругами под глазами. На халате – пятно йода, которое так и не отстиралось.
– Опекун Степановой Маи Викторовны? Нужно заполнить бумаги.
Я проводила их взглядом. Юля сидела на лавочке у входа, будто грелась на солнце.
– Как ты сидишь? Я проваливаюсь сквозь скамейку.
– Навык. Представь её поверхность – шероховатость, твёрдость. Не думай, что не можешь.
Я закрыла глаза. Тепло. Дерево под пальцами. Открыла – сижу на земле. Лавочка на уровне плеч. Всегда слишком много думала. Планировала жизнь: когда купить квартиру, родить ребёнка… А теперь даже не знаю, что делать.
– Задумалась? – Юля смотрела на меня с той же мудрой улыбкой.
– Как ты поняла?
– Все так думают. Даже я.
Она провела рукой по щеке.
– Иногда забываю, что не могу плакать. Смешно, да?
– Что же мне делать?
– Не знаю.
– А ты… чувствуешь солнце?
– Да, но не так, как кожей. А ты?
– Нет. Я будто вовсе не здесь. Вижу руки, ноги, но не чувствую.
Юля задумалась.
– Ты так подавляла эмоции, что разучилась ощущать. Вот почему ты спокойна.
– Я знаю. Но не знаю, как это исправить.
Она взглянула на вход.
– Они вышли. Пойдёшь с ними?
– А я могу?
– Да. Главное – не потеряй себя.
Глава 4
Машина качалась на ухабах, но для меня это было лишь визуальным фоном – я не чувствовала ни толчков, ни духоты салона. Лера сидела, сжав в руках телефон, её ногти впивались в ладони, оставляя красные полумесяцы.
– Кирилл, как ты? Я думаю, нам лучше остаться с тобой сегодня. Егор Владимирович, что думаешь? – В тишине её голос прозвучал особенно громко.
Егор лишь кивнул, его пальцы нервно барабанили по рулю. Кирилл не ответил, уставившись в окно, где мелькали огни вечернего города. Остановившись у магазина, Кирилл купил бутылку коньяка. Я мысленно поморщилась.
Алкоголь. Я не любила его вкус и запах, не нравилось состояние людей в опьянении. Мне часто говорили, что я не умею расслабляться. А я просто боялась выглядеть неподобающе. Мой главный страх – показаться глупой, опозориться. Это было лишь в моей голове, но побороть это так и не удалось.
В квартире Кирилл поднял стопку, замер на секунду, будто ждал чего-то. Но в ответ была только тишина. Он резко поставил стакан на стол, и коньяк расплескался по лакированной поверхности.
– Чёрт. Она ненавидит этот запах.
Лера сжала свою стопку так, что пальцы побелели.
– Да ладно, один раз можно… – начала она, но голос дрогнул. Взгляд упал на фотографию на полке – я там смеялась, прищурившись от солнца. Лера резко отпила, скривилась и тут же закашлялась. – Боже, как ты это пьёшь?
– Не знаю. Кажется, я просто хотел… чтобы хоть что-то перестало болеть.
Я протянула руку к его лицу. Как и ожидалось, опять не вышло. Егор молча отодвинул от себя бутылку.
– Хватит. Она и так нас сейчас ненавидит.
– А если она не… – Лера не договорила, закусив губу.
Тишина. Потом Кирилл вдруг резко встал, отчего стул грохнулся на пол.
– Всё. Хватит. Выбросьте эту дрянь.
Он подошёл к кухонному столу и включил чайник.
– Лучше мы выпьем чаю.
Я согласно кивнула – утром им будет только хуже после алкоголя. Лера сжала стакан так, что пальцы побелели. Губы её дрожали, но она не плакала – словно боялась, что если начнёт, то не остановится.
– Знаешь, Мая… всегда такая собранная… не поддавалась эмоциям и мыслила здраво. – Голос её сорвался, будто это признание давило её годами. – И всё понимала без слов. А я…
Она резко подняла глаза на Егора, и в них мелькнуло что-то болезненное.
– Я всегда болтаю лишнее, впадаю в истерики, цепляюсь за людей, как утопающая. А она… словно не принадлежит нашему миру. Она даже не пыталась никого удержать. И все почему-то тянулись к ней. Даже ты.
Последние слова повисли в воздухе, тяжёлые и неловкие. Лера тут же отвела взгляд, будто испугалась собственной откровенности. Егор замер, но промолчал.
– И теперь её нет, – прошептала Лера, крутя в руках стакан. Вздохнув, она отставила его в сторону. – И я не знаю, как без неё… Как мы без неё…
Она не договорила. В комнате стало тихо, лишь тикали часы, отсчитывая секунды. Взглянув на них, я поняла, что уже поздний вечер. Я потеряла ощущение времени.
Такое странное состояние – я ничего не ощущаю, ничего не чувствую. Я просто есть. Моя реакция на всю эту ситуацию странно спокойная. Но мне просто всё равно.
Я взглянула на них. Лера подошла и положила руку на плечо Кирилла, успокаивая. Егор стоял, задумавшись. Они правда переживают обо мне так сильно.
Отложили все свои дела на весь день и просто были рядом. Впервые я почувствовала лёгкое тепло в груди. Я замерла. Положив руку на грудь, попыталась вздохнуть.
Тут я осознала. Всё это время мне не нужно было дыхание. Я не дышу. Меня нет. Что я сейчас?
Меня охватила паника. В груди появился ком, я всё пыталась вдохнуть и не могла. Я попыталась опереться на стол и, пройдя сквозь него, рухнула на пол. Руки сжались на груди так сильно, что я почувствовала боль в пальцах. Это привело меня немного в чувство. Сидя на коленях, я попыталась успокоиться.
– Всё хорошо… хорошо… мне просто пока не нужно дыхание.
Я чувствую… у меня есть чувства. Всё ещё можно исправить. Мир накренился, затем перевернулся с ног на голову. Я не упала – я просто перестала быть. Одна секунда – ещё вижу лица близких, их перекошенные от тревоги губы. Следующая – их нет, а я лечу сквозь слои реальности, как лист, сорванный ветром. "Интересно, – мелькнула мысль, – а если я разобьюсь, будет ли боль?" Но ответа не последовало. Сознание выключилось, будто кто-то щёлкнул выключателем.
Глава 5
Сквозь пелену тумана я вдруг услышала звук аппаратов. Звуки врезались в сознание, как нож. Голова раскалывалась – странно, ведь я должна была забыть, что такое боль. Мир плыл, как в лихорадке, а потом… резкий толчок. Я снова видела потолок палаты. Но почему пол подо мной? Оказалось, я «стою», а моё тело – всё там же, на кровати. Это было похоже на жёсткий розыгрыш. Мелькнула тень.
– О, ты вернулась? Ну и как тебе ощущения? – Юля наклонила голову набок, её волосы качнулись в сторону. Во взгляде читалось любопытство.
– Честно говоря, отвратно. Что произошло?
– Твоя душа и тело соединились на мгновение. Ты что-то почувствовала?
Я задумалась. Перед потерей сознания я чувствовала сначала тепло, а затем боль и страх. Эти эмоции накрыли меня с головой.
– Да, я почувствовала. – Я помолчала мгновение. – Это было слишком неожиданно для меня.
– Ах, не переживай, это нормально для первого раза.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты поймёшь сама. – Юля поправила прядь волос, улыбнувшись. Она отошла от меня и села на подоконник. Я последовала за ней.
– А почему ты здесь?
– Ну… – Юля положила пальцы на нижнюю губу и немного постучала по ней. – Считай меня кем-то вроде проводника. Больше знать не нужно.
– Но мне интересно. Ты единственная, с кем я могу поговорить в этом состоянии. Я, может, и люблю быть одна, но ситуация несколько странная. Помоги мне понять.
Тишина повисла между нами, густая, как больничный антисептик. Юля замерла, уставившись в окно, и на мгновение её полупрозрачный профиль слился с отражением облаков в стекле – будто она вот-вот растворится в этом сером дне.
Я последовала её взгляду, ожидая увидеть что-то важное, но там был лишь обычный больничный двор: санитары везли каталки, медсёстры спешили на пересменку, пара курящих врачей что-то оживлённо обсуждали. Обыденность, которая больше не имела ко мне отношения. Я уже решила, что наш разговор окончен, когда её голос раздался снова – тихий, словно шелест больничных занавесок:
– Я была такой же. Только… одинокой.
Её пальцы бессознательно сжали край подоконника, хотя должны были проходить сквозь него.
– Когда моё тело лежало здесь, в палате не было ни цветов, ни фотографий. Только звук аппаратов и тиканье часов. Год. Целый год никто не пришёл. Даже когда отключили аппараты – никто не плакал.
В её глазах мелькнуло что-то, что заставило меня содрогнуться – не горечь, а пустота. Та самая, что бывает в заброшенных домах, где слишком долго никто не жил.
– А что… – я запнулась, боясь спросить, но Юля поняла без слов.
– Обычная история. – Её губы искривились в подобии улыбки. – Отец исчез ещё до моего рождения. Мать ненавидела меня за то, что я напоминала о нём. В десять лет она сказала: «Ты теперь сама по себе». И знаешь что? Она была права.
Юля повернулась ко мне, и впервые я увидела в её глазах не проводника, а испуганную девочку, которую бросили в слишком взрослом мире.
– Ты спросишь, почему помогаю тебе? – Она покачала головой. – Может, потому что у тебя есть то, чего у меня никогда не было. Люди, которые ждут. Которые борются. Её рука на мгновение коснулась моего плеча – холодное дуновение, от которого по коже побежали мурашки.
– Я могу только показать дорогу. Идти придётся тебе самой.
И прежде чем я успела ответить, она оттолкнулась от подоконника – не исчезла, а растворилась, как последний луч солнца в больничном окне.
Что мне делать?
За окном уже светило солнце. Было раннее утро. Я потеряла сознание на всю ночь. Мне нужно вернуться к ним. Узнать, как они. Что-то потянуло меня. Не звук, не голос – скорее, ощущение, будто невидимая нить зацепилась за грудь и резко дёрнула. Палата поплыла перед глазами, стены растворились в серой дымке, и прежде чем я успела испугаться…
Я стояла на кухне. Тишина. Только тиканье часов на стене, слишком громкое, будто кто-то подкрутил громкость мира. На столе – вчерашние стаканы, чистые, но с едва заметными разводами на стекле. Никто не пил.
Рядом – моя записная книжка с рецептами, раскрытая на странице с блинчиками. Кирилл любил их с малиновым вареньем. Сковорода так и стояла на плите, с каплями застывшего масла. Я не успела даже разогреть её утром. Всего пять минут – и я бы не поскользнулась. Не упала. Не…
Щелчок. Дверь приоткрылась, и на кухню вышла Лера. Глаза красные, волосы сбились в небрежный пучок. Она взглянула на чайник, потрогала его, словно проверяя, настоящий ли он, затем поставила закипать.
– Кирилл выглядел вчера совсем плохо… – прошептала она шедшему за ней Егору. – С ним ведь всё будет в порядке?
Я потянулась к ней – рука прошла сквозь плечо. Я была призраком на собственной кухне. Егор устало сел на стул. Он потер лицо рукой. Не убирая её, он вздохнул.
– Я думаю, да. Всё же Мая жива, только в коме. Ещё не всё потеряно.
Лера молча стояла возле кухонного стола. Она резко сжала кулаки и выдохнула.
– Егор… почему ты так заботишься о ней? Ты влюблён в неё?
Егор замер. Он убрал руку от лица и медленно поднял взгляд на Леру. Во взгляде читалось удивление с примесью понимания. Что ж, я ждала этого разговора.
– Я люблю её, но не так, как ты подумала. Знаешь, мы работаем вместе уже больше семи лет. Я начинал свой маленький стартап один, и она была моим первым сотрудником. Удивительно, но сейчас нас уже шесть человек.
Он замолчал на мгновение. В тишине я услышала щелчок чайника и звук кипящей воды. Я посмотрела на Леру. Она теребила край рукава, её взгляд блуждал по кухне. Сейчас уже позднее утро, и солнце как раз добралось до окон – в комнате стало ещё светлее.
Егор продолжил:
– Ты знаешь, она так поддерживала меня, когда я развёлся. Тогда мне было очень тяжело. Я… – он вздохнул. – Я очень много пил, забил на все проекты. Она справлялась со всем сама, ещё и меня успевала поддерживать. А ведь у неё муж и обязательства.
Он встал, словно больше не мог усидеть на месте. Походил немного по комнате. Остановился возле стола, уперев в него руки.
– Ну и как я могу ничего не чувствовать к ней? Она мой друг, мой компаньон, мой соратник. Она всегда поддерживала меня. А что я? Я не мог ей помочь. На мои вопросы был лишь один ответ: «Всё нормально». И сейчас, когда она в таком состоянии… разве я могу не переживать?
– Прости… – Её голос дрогнул. Лера наконец отпустила рукав. Её голова опустилась, она смотрела на свои ноги. Я заметила пару блестящих бусинок слёз на её глазах. Она быстро смахнула их рукой.
Подняв голову, она взглянула на Егора. Она уже хотела что-то сказать, но он перебил её:
– Не надо. Сейчас не время. Я не готов услышать твои слова.
Она лишь молча кивнула и, развернувшись, начала делать чай.
Егор никогда не говорил о разводе вслух.
Только сжимал челюсть, когда в офисе кто-то невзначай упоминал его бывшую, и резко менял тему. Видела, как он замирал, случайно наткнувшись на её фото в старых рабочих чатах. Как его пальцы непроизвольно сжимались в кулак, когда коллеги звали его на корпоративы парами.
А теперь – Лера.
Я наблюдала, как он не замечает её взглядов, как нарочно грубовато шутит, когда она подходит слишком близко. Но я-то видела и другое: Как он незаметно подкладывает ей лучший кусок пиццы на ужинах. Как задерживается у её рабочего места на секунду дольше нужного. Тогда я поняла. Он боится. Боится снова ошибиться. Боится, что если впустит кого-то в эту пустую квартиру и разбитое сердце, то не переживёт, когда его снова покинут.
Что ж, может, эта маленькая случайность сведёт их…
Я пошла в комнату к Кириллу.
Темнота казалась густой, почти осязаемой. Я медленно прошла сквозь дверь – точнее, она растворилась передо мной, как дым. Конечно, я же дух. Мне не нужно открывать двери. Воздух стоял спёртый, тяжёлый, пропитанный запахом вчерашнего стресса и невыветренной боли. Всё осталось так, как было утром. Моя сумка на столике, слегка перекошенная, будто её бросили в спешке. Одежда, которую я приготовила на сегодня – синяя блузка и тёмные джинсы – аккуратно разложена на спинке кресла.