Впереди только мы

Глава 1. Ночная дорожка.
Тусклый свет фонарей едва касался старой беговой дорожки, оставляя длинные тени на потрескавшемся асфальте стадиона Пачини. Андреа Витали ускорил шаг, чувствуя, как холодный ночной воздух Лукки щекочет щёки и обжигает лёгкие. Музыка в наушниках приглушала мир, но не могла заглушить мысли о сегодняшнем разговоре с отцом – очередном споре о будущем. "Бег – это не профессия", – снова звучало в голове. Он резко увеличил темп, пытаясь убежать от самого себя, от давления, от тихой тоски, которая поселилась в груди с тех пор, как мать ушла из дома. Ноги горели, но боль была приятной – знакомой, предсказуемой, в отличие от хаоса жизни.
Вдоль кирпичной стены мелькнула чья-то фигура. Андреа сбавил скорость, снял наушники. Тишина ночи обрушилась на него – только шорох листвы в старых платанах да далёкий гул мотороллера. Незнакомец двигался быстро, почти крадучись, и исчез за углом административного здания. "Странно, – подумал Андреа, – охрана ушла час назад". Он замер, вглядываясь в темноту. Ветер донёс запах дождя и… чего-то ещё. Металла? Масла? Сердце забилось тревожным ритмом, незнакомым на беговой дорожке.
Он сделал шаг вперёд, внутренне споря с собой. Любопытство боролось с инстинктом самосохранения. "Просто проверю и уйду", – решил он, крадучись вдоль стены. Из-за угла донеслось тихое шипение и короткое ругательство. Андреа прижался к холодному кирпичу, осторожно заглянув. Человек в тёмной куртке и кепке, низко надвинутой на глаза, возился с замком боковой двери. В руке блеснул какой-то инструмент. "Не просто хулиган", – мелькнуло в голове. Андреа затаил дыхание, чувствуя, как ладони становятся липкими от пота. Он не боялся драки на школьном дворе, но это… это пахло настоящей опасностью.
Внезапно тишину разорвал оглушительный вой сирены. Над стадионом вспыхнули ослепительные прожекторы, выхватив из темноты фигуру у двери. Человек вскинул руку, прикрывая лицо, бросил инструмент и рванул к ограде. Андреа инстинктивно отпрянул назад, споткнулся о корень дерева и упал на колени. Грохот сердца заглушал сирену. "Увидят! Сочтут сообщником!" Мысли метались, как испуганные птицы. Он вскочил и побежал, не думая, куда – лишь бы подальше от света, от воя, от этого места. Ноги несли его через пустые трибуны, мимо темных касс, к знакомой дыре в заборе за сектором "С". Адреналин жёг кровь, дыхание рвалось из груди хриплыми спазмами. Он пролез под оградой, оцарапав руку о ржавый металл, и выкатился на узкую улочку за стадионом.
Остановившись в тени чужого гаража, Андреа прислонился к холодной стене, пытаясь перевести дыхание. Сердце колотилось, будто хотело вырваться. Он вытер ладонью мокрый лоб, почувствовав липкую кровь на содранном локте. "Идиот, – прошипел он себе, – мог просто уйти". Но было поздно. В ночном воздухе висел запах страха – его собственного. И ещё что-то… дым? Он принюхался. Нет, показалось. Или нет? Мысли путались. Кто этот человек? Что он хотел? И самое главное – видел ли он Андреа? Вспомнилось лицо отца, полное разочарования. "Опять проблемы, Андреа? Опять?" Холодный пот выступил на спине под тонкой спортивной майкой.
Он медленно пошёл вдоль спящих домов, стараясь ступать бесшумно. Окна были тёмными, лишь в одном мерцал голубоватый свет телевизора. Лукка ночью казалась другим городом – не уютным, а таинственным и чужим. Тени от фонарей ложились на булыжную мостовую причудливыми узорами, напоминая о старинных легендах, которые бабушка рассказывала ему в детстве. О духах стен, о призраках римских легионеров. Сейчас он готов был поверить во что угодно. Даже в то, что этот вечер никогда не кончится.
Дома он тихо закрыл дверь, прислушиваясь. Отец уже спал – из спальни доносилось ровное посапывание. Андреа прошёл в ванную, включил свет и вздрогнул от своего отражения в зеркале. Бледное лицо, расширенные зрачки, спутанные тёмные волосы. И кровь на рукаве. Он быстро снял майку, включил воду и начал смывать красные подтёки, стараясь не шуметь. Вода была ледяной, но он не чувствовал холода. Только дрожь глубоко внутри. "Никто не видел, – повторял он про себя, – никто не знает". Но чувство вины уже пустило корни – тяжёлое, липкое. Он смотрел, как вода окрашивается в розовый цвет, и думал о том, что завтра всё изменится. Школа, друзья, команда… Что, если охрана проверит камеры? Хотя он точно помнил – камеры у той двери не было. Или была? Память предательски путала детали.
Лёжа в темноте своей комнаты, он смотрел в потолок. За окном завывал ветер, обещая обещанный метеорологами дождь. Андреа закрыл глаза, но перед ними снова вспыхивали прожекторы, мелькала тёмная фигура. Он перевернулся на бок, уткнувшись лицом в подушку. "Просто забудь", – приказал он себе. Но забыть не получалось. Каждый шорох за окном заставлял вздрагивать. Каждая тень казалась подозрительной. Он ворочался, пытаясь найти удобное положение, но тревога грызла изнутри, не давая успокоиться. Даже привычный запах пыли и старых книг в его комнате сегодня казался чужим.
Под утро он всё же провалился в беспокойный сон. Ему снились бесконечные коридоры школы, где за каждым углом его поджидала фигура в тёмной куртке. Он бежал, но ноги становились ватными, а сирена звучала всё громче, сливаясь со звонком на урок. Проснулся он от стука дождя по подоконнику. Серый свет раннего утра лился в комнату. Андреа сел на кровати, чувствуя тяжесть в голове и кислый привкус страха во рту. Дождь. Хорошо. Дождь смоет всё. Следы, мысли, вчерашний вечер. Он подошёл к окну, глядя, как струи воды стекают по стеклу, рисуя причудливые узоры. Город тонул в серой дымке, стадиона не было видно за пеленой дождя. На мгновение ему показалось, что всё действительно можно смыть. Просто встать и пойти на тренировку, как ни в чём не бывало. Он глубоко вдохнул, пытаясь убедить себя в этом. Но в груди оставался холодный камень – предчувствие, что тихая жизнь в Лукке для него закончилась.
Глава 2. Новая ученица.
Утро в Лукке началось с непрекращающегося дождя, превратившего булыжные мостовые в зеркальные потоки, отражающие серое небо. Андреа шёл в школу, уткнувшись в мокрый воротник куртки, каждый шаг отдавался тяжёлым эхом в висках после бессонной ночи. В ушах всё ещё стоял вой сирены, а на содранном локте жгло под пластырем. Он ловил на себе взгляды прохожих – казалось, весь город знал о ночном происшествии, хотя разум подсказывал, что это паранойя. У ворот школы толпились ученики, их возбуждённые голоса перекрывали шум дождя:
– Слышал? Охрана нашла следы взлома!
– Говорят, в полицию уже заявили.
– Интересно, кто это был? Может, из наших?
Андреа прошёл мимо, делая вид, что не замечает перешёптываний. В раздевалке Лука ждал его у шкафчика, лицо необычно серьёзное:
– Николо уже распускает слухи, что видел тебя вчера возле офиса.
– Пусть говорит, – буркнул Андреа, с силой захлопывая дверцу.
– Но если полиция.
– Не было меня там! – резко оборвал его Андреа, и Лука замолчал, удивлённый этой вспышкой.
Первый урок истории превратился в пытку. Учительница, синьора Росси, нервно поправляя очки, начала с неожиданного вопроса:
– Кто-нибудь был вчера вечером возле школы? Видел подозрительных людей?
В классе повисла тягостная тишина. Андреа чувствовал, как Николо ухмыляется у него за спиной. Вдруг дверь распахнулась, и завуч ввёл в кабинет девушку. Мокрые каштановые волосы, слишком большая спортивная сумка на плече, взгляд, упёршийся в пол.
– Это Кьяра Морелли из Турина, – объявил завуч. – Будьте добры к новенькой.
Она подняла глаза – серо-зелёные, как море перед штормом, – и Андреа почувствовал странный укол в груди. Кьяра молча прошла к свободной парте у окна, будто несла невидимый щит. Шёпот пополз по рядам:
– Турин? Зачем к нам?
– Смотрите, сумка как у профессионалов.
– Странная какая-то.
На перемене Кьяра стала центром незримого круга любопытства. Она сидела одна, листая учебник, но каждое её движение отслеживалось. Марта, подруга Луки, с деланным сочувствием подсела к ней:
– Тебе сложно, да? Я бы помогла освоиться.
– Спасибо, – коротко бросила Кьяра, даже не подняв головы.
– А почему переехала? У нас тут скучно после большого города.
– Семейные обстоятельства.
Ответ прозвучал как щелчок замка. Марта надула губы и отошла, шепча подругам:
– Думает, она особенная.
На физкультуре в старом спортзале с пахнущим деревом полом тренер Гуэрра устроил кросс. Кьяра бежала легко, почти невесомо, её движения напоминали скольжение по воде. Когда она обогнала Николо, тот крикнул:
– Эй, новенькая! Здесь не бассейн!
Она не сбавила темпа, лишь спина напряглась. Андреа, бежавший следом, видел, как её пальцы сжались в кулаки. На последнем круге он невольно ускорился, пытаясь её догнать, но финишировал вторым. Тренер удивлённо свистнул:
– Морелли, ты где тренировалась?
– В "Ювентусе", – тихо ответила Кьяра, и зал взорвался смешками:
– Мечтает!
– Может, ещё за "Милан" играет?
Андреа заметил, как она стиснула зубы, будто проглотила колючку.
В столовой за ланчем Кьяра взяла поднос и направилась к дальнему столику, но Николо перегородил ей путь:
– Места заняты, принцесса Турина.
Лука вскочил, отодвинув стул:
– Садись с нами. Игнорируй идиотов.
Кьяра колебалось секунду, затем села рядом с Андреа. За столом повисло неловкое молчание, прерываемое только стуком вилок.
– Почему плавание? – неожиданно спросил Андреа, чувствуя глупость вопроса.
Кьяра отодвинула тарелку с недоеденной пастой:
– В воде нет криков. И сплетен.
– Но ты же здесь, – заметил Лука.
– Временное явление, – она встала. – Спасибо за компанию.
Андреа смотрел, как она уходит, и впервые за день забыл о ночном кошмаре.
После уроков дождь усилился. Андреа задержался у раздевалки, поправляя шнурок. Вдруг он услышал за дверью сдавленные голоса. Николо и двое его приятелей окружили Кьяру у шкафчиков:
– Интересно, что такого в Турине натворила, что сбежала?
– Может, украла золото "Ювентуса"?
Кьяра молча пыталась пройти, но её грубо оттолкнули к стене. Андреа, не думая, шагнул вперёд:
– Отвали, Николо.
– О, защитник явился! – засмеялся тот. – Сам-то небось вчера офис грабил?
Удар пришёлся неожиданно. Андреа отлетел к скамейке, удар в живот согнул его пополам. Кьяра резко рванулась вперёд, встав между ними:
– Тронь его ещё раз – и твои зубы будут искать по всему коридору.
Её голос, тихий и чёткий, прозвучал как ультиматум. Николо фыркнул, но отступил:
– Ладно, герои. Но это не конец.
Когда они остались вдвоём, Кьяра протянула Андреа руку:
– Спасибо. Хотя я сама справилась бы.
– Вижу, – он потирал ушибленный бок. – За что он тебя так?
– Я отказалась дать ему конспекты по химии. Кажется, он привык, что все прыгают по его свистку.
Они вышли под навес, где дождь стучал по крыше, как дробь. Кьяра достала из сумки зонт:
– Ты сегодня странно выглядел. Как будто видел призрака.
Андреа напрягся:
– Просто плохо спал.
– Или что-то скрываешь, – она пристально посмотрела на него. – У меня чутьё на секреты.
По пути домой Андреа ловил на себе её взгляд – проницательный, чуть насмешливый. У её дома, старинного особняка с облупившейся штукатуркой, она остановилась:
– Знаешь, в Турине я научилась двум вещам: плавать быстрее всех и распознавать ложь. Не ври себе, Андреа.
Она исчезла за дверью, оставив его под дождём с кашей в голове. Он шёл домой, и образ Кьяры вытеснял вчерашние страхи: её сжатые кулаки на физре, стальной взгляд при столкновении с Николо, тихий голос, обещавший защиту. Внезапно он осознал, что впервые за долгие месяцы думал не о беге, не об отце, не о боли в колене, а о ком-то другом.
Дома отец молча разогревал лазанью. За столом Андреа спросил:
– Пап, а если человек совершил ошибку, но не нарочно Можно это исправить?
Отец положил ему двойную порцию:
– Ошибки – как трещины в асфальте. Сначала кажутся концом света, а потом понимаешь – они просто делают дорогу интереснее. Главное не упасть в них.
Позже, лёжа в темноте, Андреа вспоминал её слова: "Не ври себе". Он смотрел на трещину на потолке, похожую на карту неизвестной страны, и думал, что Кьяра Морелли похожа на дождь – нежданный, резкий, смывающий всё наносное. И в этом было что-то пугающее и необходимое одновременно.
Глава 3. Первая встреча.
Субботний рассвет застал Лукку в серебристой дымке, поднимавшейся от реки Серкио, окутывая кирпичные башни и черепичные крыши мягким светом, напоминающим акварель старинной открытки. Андреа шёл по мостовой Пьяцца Наполеоне, где торговцы расставляли лотки с пыльными персиками, фиолетовыми баклажанами и связками душистого базилика. Воздух густел от ароматов специй, рыбы и свежего кофе, а крики "Signore, guarda che pomodori!" сливались в шумный утренний концерт. У лотка с оливками он заметил Кьяру. Она стояла, вглядываясь в ракушки, разложенные на синей клеёнке, её пальцы осторожно перебирали завитки и сколы, будто читая по ним невидимые письмена. Солнечный луч, пробившийся сквозь тент, упал на медные пряди в её волосах, превратив их в жидкое золото. Когда она подняла глаза, в них отразилось не удивление, а тихое ожидание, словно она знала, что он появится именно здесь.
Лука, тащивший ящик с артишоками, толкнул Андреа в бок:
– Судьба стучится в дверь, а ты стоишь как вкопанный. Или ждёшь письменного приглашения?
Андреа сделал шаг вперёд, чувствуя, как подошвы кроссовок прилипают к мокрой брусчатке.
– Планируешь море наловить? – кивнул он на ракушки.
Кьяра протянула ему крупную раковину с перламутровым переливом внутри:
– Бабушка верит, что в каждой спрятан шепот океана. Эта – для тебя. Говорят, приносит удачу бегунам.
– А тебе?
– Мне приносит удачу упорство.
Она улыбнулась, и в углах её губ обозначились лучики морщинок – крошечные карты былых улыбок.
Они двинулись вдоль рядов, мимо лотков с вялеными помидорами в масле, горками лимончиков и связками красного перца. Лука, шедший сзади, комментировал:
– Кьяра, не вздумай покупать сыр у Беппе! В прошлый раз он мне рикотту подсунул с запахом старых носков.
– А я беру только у Марчелло, – Кьяра остановилась у прилавка, где седой мужчина в клетчатой кепке резал огромный круг пекорино.
– Buongiorno, ella! – крикнул он. – Как Эльвира? Готова к нашему шахматному матчу?
– Говорит, на этот раз снимет тебя за десять ходов, дядя Марчелло.
Торговец рассмеялся, отрезая толстый ломоть сыра:
– На, попробуй новой партии. Молоко от Альпийских коров.
У фонтана Марии Луизы, где бронзовая нимфа лила воду из кувшина в мраморную чашу, Кьяра остановилась, доставая телефон.
– Бабушка просила купить ей лекарства в аптеке Сан-Микеле.
– Знаю короткий путь, – предложил Андреа. – Через переулок Гаррибальди.
– Если уверен, что твой мотороллер пролезет между стенами, – в её глазах мелькнул вызов.
Лука фыркнул, привязывая к велосипеду сетку с апельсинами:
– Его "Веспа" прошла сквозь пожар 1943 года. Не то что ваши хлипкие новоделы.
Дорога петляла, как змеиная кожа, между домами, чьи стены, окрашенные в охру и терракоту, почти смыкались над головой. Кьяра сидела сзади, едва касаясь его спины кончиками пальцев. Андреа чувствовал лёгкость её прикосновения и запах – смесь морской соли и лаванды, словно ветер с Лигурийского побережья.
– Поворот у церкви Сан-Фредиано, – её голос прозвучал у самого уха. – Бабушка любит мозаику на фасаде. Говорит, ангелы шевелятся, если смотреть под углом.
– А ты видела?
– Однажды, в полнолуние.
Лука крикнул сзади:
– Эй, если вы свернёте к Пьяцца дель Амфитеатро, куплю вам круассаны у Роберто!
Дом Кьяры оказался палаццо XVI века с облупившимися фресками на фасаде и железным кольцом для коней у двери. На резном балконе второго этажа махала рукой миниатюрная старушка в кружевной мантилье.
– Бабушка Эльвира, – представила Кьяра. – Ей девяносто два, но она до сих пор обыгрывает меня в плавании.
– Она учила тебя?
– На озере Комбала. Говорила: "Вода – единственная стихия, где можно плакать незаметно".
Андреа почувствовал, как в горле застрял ком. Эльвира крикнула сверху звонким голосом:
– Salve, giovane! Поднимайтесь, у меня как раз созрел лимонный торт!
Сад за домом был лабиринтом из шпалер винограда, кустов розмарина и терракотовых горшков с геранью. Эльвира угощала их лимонадом, настоянным на мяте и цедре, а на столе дымился торт с золотистой корочкой.
– Кьяра рассказывала про твою стычку с тем как его тигром?
– Николо, – поправила внучка. – Он больше похож на мокрую курицу.
– В мои годы таких мальчиков ставили в угол с мешком соли на голове, – фыркнула Эльвира. – Андреа, ты вылитый дед Кьяры. Тот тоже бегал, пока не сломал ногу на отборочных к Олимпиаде в Берлине.
– Трагедия? – спросил Андреа.
– Он встретил меня в госпитале, – глаза старушки блеснули. – Я была медсестрой и украла для него банку ананасов. Говорила, это витамины для чемпиона.
Кьяра добавила сахару в лимонад:
– Бабушка до сих пор верит, что ананасы лечат сломанные ноги.
Когда они собирались уходить, Эльвира всучила Андреа свёрток:
– Мои печенья с розмарином. Ешь перед стартом – придают прыти.
– Я бегаю, а не прыгаю, – улыбнулся он.
– В жизни важнее уметь прыгать через страхи, чем бежать от них, – она подмигнула.
На пороге Кьяра сунула ему в руку плоский камешек с дырочкой:
– Бабушкин талисман. Говорит, видит сквозь ложь.
По дороге домой Лука ехал впереди, напевая чтото о любви и пицце. Андреа чувствовал тяжесть камня в кармане и лёгкость в груди. У въезда на Виа Сан-Паолино он остановил мотороллер:
– Я был на стадионе в ту ночь.
Лука замер, опершись на велосипед:
– Ты что, правда.
– Я видел того, кто пытался взломать дверь.
– Боже, Андреа! Почему молчал? Если полиция.
– Я испугался. Подумал, что меня обвинят.
Лука вытер пот со лба, оставляя грязную полосу:
– Завтра идём к тренеру. Вместе. Или я тебя привяжу к своей раме и привезу силой.
Дома отец чистил картошку у раковины. За ужином Андреа спросил, отковыривая корочку от запечённой баклажаны:
– Пап, а если человек струсил, но хочет исправить Это возможно?
Отец положил ему лишнюю ложку соуса:
– Страх – как тень. Чем ярче свет, тем он короче. Главное – не прятаться от света.
Перед сном Андреа положил камешек с дыркой на подоконник. Луна светила прямо в отверстие, отбрасывая на стену крошечный блик. Он приложил к уху ракушку – и услышал не шум моря, а далёкий смех Кьяры. За окном завывал ветер, но тревога отступила, уступив место странной уверенности: завтра будет дождь. Дождь, который смоет пыль со старых страхов и оставит только чистый асфальт для нового старта. Он впервые за долгое время уснул без мыслей о беге, думая о зелёно-серых глазах, в которых отражался не страх, а вызов. Вызов, звавший не убегать, а идти навстречу.
Глава 4. Слухи и подозрения.
Понедельник в Лукке встретил школу серой пеленой дождя, превратившей кирпичные стены в мрачные акварели. Андреа вошёл в здание, стряхивая капли с куртки, и сразу почувствовал тяжёлую тишину, висевшую в воздухе. Не привычный гул перемены, а приглушённый шёпот, прерываемый щелчками замков шкафчиков. У своего шкафчика он замер, увидев на металлической дверце нарисованную мелом фигуру в маске, убегающую от полицейской сирены. Рядом коряво выведено: "Ночной заяц". За спиной послышался сдавленный смешок Николо и его приспешников.
Лука подошёл, заслонив рисунок спиной, и сунул в руку Андреа смятую записку:
– Не обращай внимания. Утром видел, как Николо ковырялся у твоего шкафчика.
Андреа развернул бумагу – анонимный стишок:
*Бегун ночной, спринтер во тьме,*.
*Не спрячешь ложь на школьном дне.*.
*Мы знаем все, где был вчера ты —*.
*У школьной кассы, без зарплаты.*.
– Остроумно, – пробормотал он, сжимая бумагу в кулаке.
– Тренер Гуэрра ждёт тебя после второго урока, – предупредил Лука. – Говорил, что полиция звонила.
В классе атмосфера напоминала закипающий котёл. Учительница математики, синьора Бьянки, тщетно пыталась начать урок, пока Николо громко обсуждал с Марко "ночного грабителя":
– Слышал, в офисе пропали деньги на экскурсию?
– Неудивительно, если кто-то знает расписание охраны, – Марко кивнул в сторону Андреа.
Кьяра, сидевшая у окна, резко повернулась:
– Есть доказательства? Или только трусливые намёки?
Николо усмехнулся, развалившись на стуле:
– Новенькая уже защищает подозреваемого? Интересно, что связывает вас кроме спорта?
В классе повисло тягостное молчание. Андреа вскочил, но Кьяра схватила его за рукав:
– Не давай ему удовольствия.
На уроке химии Николо "случайно" опрокинул колбу с реактивом на стол Андреа. Жидкость шипя разлилась по тетрадям, съедая чернила.
– Ой, неловко вышло! – фальшиво извинился он. – Зато теперь твои записи выглядят как улики.
Преподаватель, синьор Риччи, лишь вздохнул:
– Витали, приберитесь. Остальные – параграф 15.
В кабинете тренера Гуэрра пахло кожей мячей и лавровым бальзамом для мышц. Тренер, массируя виски, указал на стул:
– Полиция звонила. Ищут свидетелей.
– Я ничего не видел, – автоматически ответил Андреа.
– Не ври мне, – Гуэрра положил перед ним распечатку с камеры у входа. На ней – расплывчатая фигура Андреа, бегущая вдоль забора в 23:47. – Охрана опознала тебя.
– Я не грабил! Я видел того человека!
– Почему не заявил?
– Испугался, что обвинят меня.
Тренер устало провёл рукой по лицу:
– Завтра в 10:00 приходи с отцом к директору. И, Андреа – он встал, глядя в окно на мокрый стадион. – Страх – плохой тренер. Он всегда приходит к финишу последним.
На тренировке дождь хлестал по спине как плеть. Андреа бежал, чувствуя, как грязь липнет к шиповкам, а взгляды команды жгут спину. Николо, пробегая мимо, шипел:
– Держись, "ночной чемпион". Скоро твои забеги будут по тюремным коридорам.
Кьяра, разминавшаяся у барьера, внезапно встала на его пути:
– Хватит!
– О, защитница! – Николо издевательски поклонился. – Может, ты тоже была его наводчицей?
Андреа, не помня себя от ярости, рванул вперёд, но Лука перехватил его:
– Не стоит. Он ждёт повода для драки.
После тренировки Андреа задержался в душевой, пытаясь смыть чувство грязи, которое не уходило с кожи. Вдруг дверь распахнулась, и внутрь влетел свёрток. Он развернул мокрую бумагу – фотографию своего мотороллера, припаркованного у стадиона в ту ночь. На обороте: "Улика №2. Скоро все увидят".
Вечером Кьяра неожиданно появилась у его дома под зонтом-невидимкой, сливаясь с серым дождём.
– Пойдём, – коротко сказала она.
Она привела его в старую библиотеку Сант-Алессандро, где пахло пылью веков и воском. В дальнем углу, за стопками фолиантов, она открыла ноутбук:
– Я достала запись с камеры магазина напротив школы. Смотри.
На экране: в 23:50 чёрный "Фиат" резко трогается от стадиона. Камера поймала часть номера: *СZ 78*.
– Это не твой мотороллер, – она ткнула пальцем в экран. – Но полиции этого мало. Нужен свидетель.
– Я боюсь, – признался Андреа, глядя на капли, стекающие по витражу.
– Страх – как тень от этого фонаря, – она указала на уличный фонарь за окном, чей свет дробился в лужах. – Он огромен, пока стоишь на месте. Сделай шаг – и он станет маленьким.
Дома отец молча чинил сломанную полку на кухне. Андреа сел напротив, вертя в руках фотографию мотороллера.
– Пап Я был там. Видел того человека.
Отец отложил рубанок, вытер руки тряпкой:
– Расскажи.
Андреа выложил всё: ночную пробежку, фигуру у двери, сирену, побег. Отец слушал, не перебивая, его лицо в свете лампы напоминало старую карту Лукки – с морщинами-улочками и тёмными впадинами глаз.
– Завтра пойдём к директору вместе, – сказал он наконец. – Но учти: правда не всегда приносит облегчение. Иногда она – как дождь: сначала смывает грязь, потом заставляет мокнуть.
Он встал, положив руку на плечо сына:
– Но под дождём растёт всё важное. Доверие. Уважение. Характер.
Перед сном Андреа развернул камешек с дыркой, подаренный Кьярой. Посмотрел сквозь отверстие на луну – и увидел не просто блик, а целую галактику возможностей. Он достал ракушку, приложил к уху и услышал уже не вой сирены, а шум прибоя. Сильный, уверенный, несущий обновление. За окном дождь усилился, стуча по крышам, как барабанная дробь перед битвой. Андреа впервые за неделю уснул без кошмаров, держа в руке камешек – крошечный якорь в бушующем море слухов.
Глава 5. Испытание на доверие.
Кабинет директора школы "Лицео Макиавелли" пахнул старым деревом, пылью книжных переплётов и тревогой, осевшей в углах. Андреа сидел на краешке дубового стула, впиваясь взглядом в трещину на паркете, похожую на карту неизведанной страны. За окном дождь выписывал замысловатые узоры на стёклах, а за спиной тяжело дышал отец – его ладонь, лежащая на плече сына, была тёплым якорем в море неопределённости. Директор, синьора Монтальто, отложила очки и подперла подбородок сцепленными пальцами. На столе лежала папка с надписью "Инцидент 12.09" и распечатка с камеры наблюдения, где расплывчатый силуэт Андреа запечатлён у забора стадиона в 23:47.
– Андреа, – её голос прозвучал мягко, но с стальным стержнем внутри. – Полиция передала нам запись. Ты был там. Почему не сказал сразу?
Он почувствовал, как пальцы отца сжимаются.
– Я испугался, синьора. Подумал, что меня обвинят.
– Страх – плохой советчик, – она провела рукой по папке. – Но молчание – худший адвокат. Что ты видел?
Андреа сделал глубокий вдох, вдыхая запах воска и старых бумаг:
– Человека в тёмной куртке. Он пытался открыть дверь бокового входа. Потом сработала сигнализация, и он убежал.
– Почему не позвал охрану?
– Я побежал в другую сторону. Боялся, что подумают на меня.
Отец наклонился вперёд, его голос прозвучал низко и твёрдо:
– Синьора Монтальто, мой сын не вор. Он мог струсить, но преступить закон – никогда.
Директор долго смотрела на Андреа, а потом на отца. В её глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.
– Я верю вам, синьор Витали. Но полиции нужны факты. Ты можешь описать того человека, Андреа?
– Высокий. В капюшоне. И у него была сумка через плечо, жёсткая, прямоугольная.
– Как у фотографа?
– Да! – Андреа оживился. – И когда он убегал, из неё торчал чёрный штатив.
Синьора Монтальто сделала пометку в блокноте:
– Это важно. Завтра передадим в полицию. Но учти, Андреа: доверие – как фреска в церкви Сан-Микеле. Его создают годами, а разрушить можно одним неверным движением. Не дай страху испортить твою репутацию.
В коридоре отец остановил его возле бюста Данте:
– Горжусь тобой. Сказать правду, когда тебя прижали к стене – это требует мужества.
– Они всё ещё могут не поверить, пап.
– Верят не словам, а поступкам. Докажи, что ты – не тень на стене, а человек, который не прячется.
В классе атмосфера напоминала поле после грозы – мокрая, напряжённая. Николо, развалясь за партой, громко комментировал Марко:
– Слышал? Наш "ночной спринтер" теперь свидетель. Удобно, да?
Кьяра, не поворачивая головы, бросила через плечо:
– Удобнее, чем быть трусом, который рисует глупости на чужих шкафчиках.
Николо покраснел, но замолчал. Андреа почувствовал, как что-то тёплое разливается в груди – поддержка без лишних слов.
На тренировке тренер Гуэрра построил команду под навесом, где дождь стучал по крыше, как дробь барабана.
– Сегодня работаем над стартом, – объявил он. – Потому что в жизни, как и в беге, важно вовремя рвануть с места. Андреа, покажи пример.
Он вышел на дорожку, чувствуя на себе десятки глаз. Грязь хлюпала под шиповками, холодный ветер бил в лицо. "Не оступись", – пронеслось в голове. Выстрел стартового пистолета слился с ударом грома. Андреа рванул вперёд, не чувствуя ног, слыша только свист ветра и стук собственного сердца. На финише тренер хлопнул его по спине:
– 10.89. Неплохо для "подозреваемого".
После душа Лука подловил его у шкафчиков:
– Николо распускает слух, что ты специально описал "фотографа", чтобы отвести подозрения.
– Пусть болтает.
– Нельзя просто так! – Лука схватил его за рукав. – Завтра после уроков – встреча у фонтана. Придёшь?
– Зачем?
– Чтобы показать, что ты не прячешься.
Кьяра ждала его у ворот, спрятав руки в карманах кожаной куртки. Они пошли по Виа Сан-Паолино, где дождь превращал фонари в расплывчатые световые шары.
– Ты всё ещё боишься? – спросила она, наступая на отражение фонаря в луже.
– Да. Особенно того, что люди поверят Николо.
– Знаешь, в Турине я боялась воды, – она неожиданно призналась. – После одного случая. Бабушка заставляла меня нырять за ракушками на глубину. Говорила: "Страх тонет, когда ты плывёшь ему навстречу".
– И?
– Теперь я плаваю быстрее всех в регионе.
Они остановились у её дома. Свет в окне кухни вырисовывал силуэт бабушки Эльвиры.
– Доверие – как этот дождь, – Кьяра подставила ладонь под струю с крыши. – Сначала кажется холодным и неприятным. Но без него всё засохнет.
Андреа взял её мокрую ладонь:
– Спасибо. За всё.
– Не благодари. Просто не дай страху украсть твою скорость.
Дома, за ужином, отец молча разливал томатный суп. Андреа спросил, разламывая хлебную палочку:
– Пап, а если правды недостаточно?
– Правда – не ключ от всех дверей, сынок. Иногда она – просто фонарь в темноте. Не жди, что он ослепит всех. Жди, что кто-то увидит дорогу.
Позже, лёжа в темноте, Андреа смотрел, как тени от дождя за окном пляшут на потолке. Он достал камешек с дыркой, подаренный Кьярой, и посмотрел сквозь отверстие на уличный фонарь. Свет преломился в каплях воды на стекле, создавая крошечную радугу. "Доверие – как радуга", – подумал он. – Хрупкая, временная, но после неё мир кажется чище.