Никто не разрушит
Обязательно к прочтению
Дисклеймер
Данное произведение содержит сцены, которые могут быть травмирующими для некоторых читателей. В тексте откровенно описываются:
темы наркотической зависимости и её последствий;
сцены сексуального характера, включая откровенные постельные эпизоды;
проявления физического и психологического насилия, жестокие и эмоционально напряжённые моменты;
в тексте есть сцены, связанные с утратой, смертью близких и эмоциональной нестабильностью;
Автор не пропагандирует самоубийство и не считает его решением проблем. Все описанное – часть художественного замысла.
Книга предназначена исключительно для совершеннолетней аудитории (18+).
Все персонажи и события являются художественным вымыслом. Любое совпадение с реальными людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями – случайно. Автор не поощряет и не романтизирует употребление наркотических веществ, насилие или токсичные формы отношений. Цель произведения – показать сложные стороны человеческой жизни, затронуть важные социальные и психологические темы.
Чтение на ваш страх и риск. Пожалуйста, заботьтесь о своём психоэмоциональном состоянии.
От автора
Эта история не про идеальных людей. Здесь нет героев без страха и упрёка. Здесь есть те, кто падает, лжёт, срывается, теряет контроль. Те, кто любит до боли, кто разрушает и сам разрушен.
Я писала эту серию, чтобы сказать: никто не идеален, и в этом правда жизни.
Любовь бывает грязной, зависимость – коварной, а боль – настоящей. Иногда путь к свету лежит через самые тёмные тоннели. Но даже в них может появиться кто-то, кто не бросит. Кто останется. Кто, несмотря ни на что, будет рядом.
Эта история не для всех. Она может ранить, может раздражать, может остаться внутри надолго. Но если ты дочитал(а) до конца, значит, нашёл(ла) в ней что-то своё. И за это спасибо. От всей души.
Берегите себя.
С любовью,
Яна Дин
Порядок чтения серии:
1)
Никто, кроме тебя (Даниэль и Андреа)
2)
Никто, кроме нас (Даниэль и Андреа)
3)
Никто не узнает (Тристан и Инесс)
4)
Никто не разрушит
Посвящение
Для тех, кто научился быть сильным не потому, что хотел, а потому что не осталось другого выхода.
Тебе не нужно быть сильной, чтобы быть любимой.
Предисловие
Эта книга – не просто выдуманная история. Она – о боли, которую слишком часто прячут. О темноте, в которой живут многие. О зависимости, которая не делает различий между полом, возрастом и статусом.
О тех, кто оказался на грани.
И о тех, кто всё ещё держится.
Когда я писала эту историю, я долго сомневалась – имею ли право говорить на такую тяжёлую тему. Но чем глубже погружалась, тем сильнее чувствовала: молчание – страшнее. Замалчивать – значит приравнять к безразличию.
Перед вами не просто роман. Это взгляд в сторону тех, кого мы часто не замечаем. Кто потерял себя, но всё ещё надеется быть услышанным.
Эта книга не осуждение. И не романтизация. Это взгляд внутрь. В те углы души, куда страшно заглядывать.
Ниже вы найдёте короткие анонимные исповеди людей, столкнувшихся с наркотической зависимостью. Эти тексты из брошюры, составленной по реальным историям. Это откровения. Без прикрас. Без драматургии. Только правда. И они говорят больше, чем любые страницы.
Я публикую их с уважением.
Чтобы напомнить: за каждой зависимостью стоит человек, который потерял многое, и даже всё.
Анонимные сообщения:
Моей целью в жизни было не жить, а поймать «кайф».
За долгие годы я перепробовал разные наркотики, напрасно веря, что они позволят мне избежать проблем. Но стало еще хуже. Я продолжал твердить себе, что мне нужно остановиться раз и навсегда. Но я так и не смог этого сделать.
(А)
Все началось с травы, потом были и другие наркотики. Я даже принимал избыточные дозы, чтобы продлить «кайф». Однажды ночью я пережил «бэд-трип». Я умолял и скулил, желая избавиться от этого ощущения, я слышал голоса, меня била дрожь. Шесть месяцев я не мог выйти из дома. Мне казалось, что за мной постоянно следят. Я закончил тем, что оказался на улице.
(К)
Мне казалось, что жизнь становиться веселее, когда я пьяна. После того как я начала пить, мне дали попробовать травку. Каждый день я крала деньги у родителей и у деда. Затем я перешла на лекарства, что быстро вошло в привычку. Позже я осознала, что нахожусь в зависимости. Мне нужно было кое-что посильнее. Ничто не могло остановить меня, когда надо было достать дозу. Моя зависимость побеждала меня.
(Э)
Самое главное в моей жизни, чему этот наркотик нанес самый большой вред, была моя музыкальная карьера. У меня была классная группа с прекрасным репертуаром, в ней играли замечательные ребята, которые были не просто музыкантами, но и моими лучшими друзьями. Все изменилось с тех пор, как я подсел на наркотики.
(Б)
У каждого из них был шанс. Но зависимость оказалась быстрее.
Плейлист
The Last Day – Moby
Haunted – Beyoncé
Fill The Void x Him & I x Blue Jeans – LIBERTO
You should see me in a crown – Billie Eilish
House Of Balloons / Glass Table Girls – The Weeknd
Pacify Her – Melanie Martinez
La di die (feat. Jxdn) – Nessa Barrett
Disfruto – Carla Morrison
The Other Side – Ruelle
Obsession – Mellina Tey
Восемь – Лилу 45
Fleurie – Breathe (Lyric Video) – Fleurie
Can't Help Falling in Love – Tommee Profitt
In The End – Tommee Profitt
Lana Del Rey – Salvatore
What i need – MRKmusic official
Massive Attack – Angel
Пролог
Пролог
Габриэлю 11 лет
Мама плакала вторые сутки подряд. Я слышал её – не просто всхлипы, а настоящий вой. Она действительно выла. Долго. Так долго, что ночами я закрывал уши подушкой или прятался с головой под одеяло, лишь бы не слышать.
Мне было страшно, когда мама плакала.
За всё моё детство я ни разу не видел её в слезах. Отец всегда говорил: если женщина плачет – сделай всё, чтобы на её лице расцвела улыбка.
Но я не мог заставить маму улыбнуться. Даже когда пытался приготовить её любимые сырники, что обычно делал папа.
Может, дело в том, что они у меня подгорели?
Она не переставала плакать даже когда пришли её близкие подруги. Но в тот день они были другими. Слишком молчаливыми, слишком серьезными. Особенно в своей чёрной, бесцветной одежде.
Они всё твердили и твердили:
«Бедный ребёнок»
«Было ожидаемо. Всё же правая рука Дона»
«Одной с двумя детьми…»
Я же сидел на кухне, поедая свои любимые карамельные конфеты, перемещая ее с одной стороны щеки в другую. Папа всегда приносил их килограммами, за что мама ворчала, говоря, что скоро я останусь без зубов.
– О, ты здесь, – тишину нарушил знакомый голос Каира и топот его торопливых ног, за которым следовали Даниэль и Диего.
Они тоже были в чёрном.
С Каиром мы дружили, сколько я себя помню. Его отец, синьор Филс, всегда приходил к нам в гости с семьёй. Наши отцы были лучшими друзьями, как и наши мамы – лучшими подругами.
Диего же был немного старше нас и занимал место старшего брата, всегда пытаясь отгородить нашу троицу от глупостей. А вот Даниэль появился в наших кругах, когда нам с Каиром было по четыре года. Чаще всего он молчал, но это не помешало нам стать лучшими друзьями.
– Дай нам тоже, – Каир без колебаний сунул ладонь в пакет с конфетами и разделил между Дэном, Диего и собой.
Они открыли сладость и, сев рядом со мной, одновременно закинули карамель в рот.
– Ты не знаешь, что происходит? – посмотрел на Диего, у которого тут же изменился взгляд, как только я задал вопрос.
– Твоя мама тебе ничего не сказала? – Диего серьёзно посмотрел на меня, немного нахмурившись.
Я покачал головой, пожимая плечами.
– Она не разговаривает со мной несколько дней. Только плачет. Вот бы папа скорее вернулся из командировки. Он бы заставил её улыбаться.
– О, милый, – женский голос окутал нашу столовую, и все четыре головы повернулись в сторону мамы Каира, синьоры Филс, что стояла у порога, прижав к груди руку.
Поправляя свой чёрный платок на голове, она подошла ко мне и села на корточки, после чего начала поглаживать мои волосы. Синьора Филс всегда была очень нежна и смешна. Когда она приходила, они с мамой постоянно хихикали в саду за чашечкой кофе. Я надеялся, что и сегодня она заставит маму улыбаться.
– Мальчики, мне нужно поговорить с Габриэлем. Поиграйтесь во дворе, – оглядела синьора остальных.
– Ну мама… – удручённо надул губы Каир. – Там жарко, и все дяди толпятся со своими сигаретами. Они раздраж…
– Пошли уже, – цокнул Диего и утащил Каира за воротник, заставляя Даниэля улыбаться, а Каира – возмущенно скрестить руки.
– Милый, – с осторожностью начала синьора Филс, взяв мои руки и оставив на них поцелуй, – ты достаточно взрослый, и я верю, что ты поймёшь.
– Что именно? – спросил я, не поддаваясь теплу рук этой женщины.
– Твой отец… он ушёл из жизни, Габриэль, – на её глазах выступили слёзы, но она держалась. – Мы собрались здесь, чтобы почтить его память.
И вот тот самый момент – момент, когда небеса опрокидываются на тебя с такой силой, что ты не понимаешь ничего. Не веришь. Хочешь закрыть уши и закричать, но сил не хватает даже для этого.
Я был спокойным ребенком. Послушным, умным и любимым в семье. По крайней мере, так говорила мама.
Даже сейчас какая-то часть меня не знала, как реагировать. Поэтому я решил держать себя в руках, насколько был способен одиннадцатилетний мальчик на тот момент.
– Как он умер?
Синьора Филс не ожидала такого вопроса.
Мне было одиннадцать, но я уже знал все уставы мафии. Папа учил меня им с семи лет. Мы часто выходили на охоту, и он рассказывал о клане. Конечно, мягче – чтобы моя детская психика не пострадала, – но чем старше я становился, тем больше отец вводил меня в курс дела.
Папа часто говорил:
«Ты – мой наследник, Габриэль. Ты тот, кто станет правой рукой Дона. Запомни это, сын. Я вижу в тебе достойного человека» – на что мама всегда ворчала, что пока мне не стоит забивать этим голову.
– Он…, – женщина потеряла дар речи, явно не зная, как мягко преподнести информацию.
Не успела она опомниться, как я поразил её следующим вопросом:
– Его убили?
– Оливия, – нас перебил отец Каира, вошедший в чёрном костюме на кухню. Он хмуро посмотрел на жену. – Тебе не стоило этого говорить, дорогая.
Оливия поднялась с колен и приобняла меня. Я отреагировал безразлично, с трудом моргая. Пока Оливия объясняла мужу, что мне стоит знать, мои мысли кутались в оболочку, которую я выстроил вокруг себя.
Спор Филсов прервал молодой солдат у порога.
– Тело привезут завтра, – сказал он. – Там некоторые проблемы с перевозкой.
Синьор Филс схватился за голову, глубоко выдыхая. Он был уставшим и поникшим. Смерть друга сильно ударила и по нему.
– Скажите людям закругляться. И ещё, – приподнял он руку, – нужно, чтобы кто-то остался с Лаурой. Она слишком уязвима.
Он говорил о маме.
Теперь я стал понимать, почему её плач не останавливался. Она плакала из-за папы.
– Если ты позволишь, я останусь с ней, – спохватилась Оливия. – Ей нужен уход во время беременности.
– Ты права, оставайся, – синьор Филс поцеловал жену в лоб и с твёрдым взглядом поддержки – на который были способны мужчины нашего круга – взглянул на меня и удалился.
Оливия пыталась что-то мне сказать, но я увернулся и убежал, игнорируя её.
Ноги вели меня на второй этаж нашего особняка, в моё любимое укромное местечко – кабинет отца. Среди шума и множество людей здесь было тихо и просторно. Солнце освещало летающие пылинки, заставляя сверкать полированные поверхности мебели из красного дерева.
Пахло книгами и папиным табаком. Подойдя к книжным полкам, вытянул свой любимый корешок – «Маленький принц». Папа подарил мне его на десятилетие.
– Габриэль! – услышав возглас Оливии, прижал книгу к груди и юркнул под папин рабочий стол.
Как только спрятался, дверь в кабинет открылась. Синьора осмотрелась, но, не найдя меня, ушла.
Усевшись по-турецки, поставил книгу на колени и открыл на странице, где мы с папой остановились. Внимание привлекла наша фотография. В тот день папа впервые взял меня на охоту, и мы поймали дичь, с которой, конечно, нужно было сфотографироваться на память. Снимки делала мама, которая шла с нами и громко заливалась смехом, когда папа шутил и играл с нами в прятки.
И тут от моего безразличного выражения лица ничего не осталось. Слёзы стали постепенно пачкать страницы романа, заставляя буквы расплываться.
Я просидел так до самого вечера, пока Оливия не нашла меня под столом, заснувшего прямо на полу.
– Пойдем, я накормлю тебя, милый, – поглаживая меня по голове, улыбнулась женщина. – Я приготовила запечённый картофель с индейкой.
Мой живот заурчал, и я согласился, последовав за ней. Каир тоже остался с нами, поэтому ужинали мы вместе. Теперь стол казался ужасно пустым без мамы и папы.
Поужинав, Оливия решила, что сегодня мы будем спать все вместе, поэтому они с Каиром расположились на полу, а я в своей кровати. Мой ночник тускло освещал детскую, а в коридоре вовсе было темно. Каир и Оливия давно уснули, а я не мог сомкнуть глаз, беззвучно поддаваясь слезам.
Обычно папа и мама приходили пожелать мне спокойной ночи, а потом, заливаясь смехом, убегали вниз, танцевать под старые итальянские серенады с бокалом красного вина. Именно под эти мелодии я засыпал, а сейчас не мог.
«Раз мама не пришла, пойду к ней сам», – подумал я и вскочил с постели, стараясь тихо передвигаться, чтобы не разбудить гостей.
Родительская спальня распологалась на другом конце коридора, поэтому я медленно направился туда. Дверь мамы была наглухо закрыта, и когда я постучал, ответа не пришло, поэтому открыл её сам.
Мама лежала в постели, укутанная одеялом, и тихо плакала. Уже не так громко, но я всё равно слышал. Её плечи тряслись от плача.
– Мама, – шепнул в темноту, освещаемую маленьким ночником на прикроватной тумбе.
Мама затихла и резко присела на постели. Она была красива, даже если её глаза сильно опухли. Мама была чистокровной итальянкой. У неё были густые и длинные волосы, немного вьющиеся и пахнущие календулой. Тёмно-зелёные глаза с длинными чёрными ресницами, которыми она умело очаровывала папу, когда он упрямился. Её губы были тонкими, но так широко улыбались, что освещали всё вокруг.
Увидев меня, она улыбнулась, стирая слёзы, но улыбка была такой мертвой. Внутри меня что-то окончательно треснуло.
Она придерживалась за свой округлившийся живот, где жила моя сестрёнка. Мама и папа очень хотели второго малыша, и спустя одиннадцать лет их мечта сбылась. Наша семья ждала пополнения.
– Мой мальчик, – всхлипывала она, раскрывая объятия для меня, в которые я тут же нырнул. Мама стала осыпать моё лицо поцелуями и крепко прижала к груди, где я услышал её размеренное сердцебиение.
– Всё будет хорошо, – твердила она, покачивая меня, но казалось, этим она хотела успокоить себя.
– Можно мне остаться с тобой? – поднял я взгляд.
– Конечно, – мама раскрыла одеяло и мягко похлопала по месту рядом, куда я прилёг.
Она перестала плакать, что успокоило меня. Вместо этого мама тихо напевала мне песни, под которые мои веки стали тяжёлыми, и сонное царство унесло меня подальше.
Это был самый крепкий сон. Наверное, я знал, что в последний раз обнимаю маму. В последний раз вдыхаю её цветочный аромат и слышу её голос.
Когда проснулся следующим утром, в комнату уже пробирались лучи утреннего солнца, но что-то очень неприятно холодное липло к коже, и я понял, что моя ночная футболка и штаны были мокрыми. Маленький я подумал, что обмочился, пока не открыл одеяло.
Я был в крови. Вся моя пижама впитывала липкую жидкость.
От страха упал с кровати в диком ужасе, прикусив язык и поднимая взор на маму. Она не отреагировала. Её рука без каких-либо признаков жизни свисла с кровати, и алые капли скатывались на дорогой паркетный пол.
Кап-кап-кап. Я возненавидел этот звук.
Я подбежал к ней и, окутав руками её холодное лицо, начал трясти.
– Мама, проснись, – судорожно просил я, чувствуя, как перед глазами мутнеет из-за слёз. – Мам, прошу. Прошу, открой глаза. Ты проснёшься? Ты же проснёшься? – я плакал громко и отчаянно, стирая слёзы и чувствуя кровь на губах. Мои слёзы заливали пол, а железный запах уже не смущал.
– Пошли завтракать, мама. Пожалуйста. Ну мам! – тянул я её за руку, но она не подавала признаков жизни.
По дому послышались спешные шаги, а потом крик Оливии, который пробил стены вместе с моими детскими рыданиями.
– Что с мамой, Оливия? – кричал я в сторону женщины. – Что с мамой?
Синьора стала оттягивать меня от мамы, но, прижавшись к её бездыханному телу, я не переставал умолять её открыть глаза и пойти со мной завтракать.
Я хорошо запомнил утреннюю картину того дня. Бледное, холодное и до жути обездвиженное тело мамы на кровати, простыни, напитавшие всё вокруг.
Позже мне скажут, что её сердце не выдержало.
Что оно просто… остановилось.
Слишком много боли. Слишком быстро.
Я кричал, рыпался и толкал всех, кто пытался ко мне прикоснуться. Наверное, я бы лежал так дальше, пока один из телохранителей силой не отодрал меня и не вытянул из комнаты.
Истерика была сильной.
И она была последней.
***
Что такое смерть? Как бог решает кому сегодня приходит смерть с косой?
В детстве я не знал ответа.
Папа умер.
Мама тоже.
А я остался. Почему?
Почему у меня забрали всех, кого я люблю? Разве я был недостаточно хорош?
Мама не попрощалась. Не посмотрела в глаза. Не сказала ничего.
Разве так любят? Разве так поступают матери?
Я больше не хотел быть слабым. Слезы для тех, у кого есть к кому идти. А у меня не было.
Я стал пустым. Как будто внутри дыра, и оттуда вытекает все: тепло, свет, вера.
Может взрослые называют это болью. Я не знал, как это называется. Но я точно знал: я больше никогда не буду прежним.
И никому не позволю отнять у себя еще кого-то.
С того утра моя жизнь разделилась на «до» и «после».
Сирота.
Бедный ребёнок.
А мать-то не подумала о бедном ребенке.
Как же он теперь…
Именно это я слышал, пока стоял на кладбище, где гробы мамы, отца и моей неродившейся сестрёнки закапывали в сырую землю. Тогда я думал: почему и я не ушёл вместе с ними? Зачем Бог оставил меня здесь одного?
День был солнечным, будто издевался надо мной. Жара была такой невыносимой, что мои ступни в туфлях горели от тепла, исходящего от сухой земли кладбища.
Я стоял между семьёй Филсов, скрестив руки спереди и глядя, как закапывают тела.
Не было ни слёз, ни тоски, ни звука. Все стояли, подобно статуям. Без движения, без жалости и сочувствия. В мафии смерть была обычным делом. Умирали каждый день. Похороны были чаще, чем дни рождения. Люди были давно привыкшими к смертям.
Когда все стали говорить слова в дань умершим, я не смог стоять дальше. Сорвался с места и побежал в сторону леса. Деревья дарили прохладу. Я сел под одно из них и сорвал с себя галстук, своим нажимом разъедающий шею. Стало намного легче дышать.
Где-то вдали каркали вороны. Один из них сел прямо на ветку над моей головой.
Папа всегда говорил, что вороны не приносят смерть, как говорят многие. Они охраняют тех, кто уже ушел. Что вороны – это не проклятье. Это стражи. Они смотрят сверху, чтобы ты не остался один. Что они помнят, даже тогда, когда все забудут.
Птица смотрела прямо на меня, а я, щурясь от солнца, закрывал уши, чтобы не слышать их карканья.
Только слабый девичий голос за спиной заставил меня убрать руки и глянуть на неё. Передо мной стояла маленькая девчонка. Её тёмные волосы были собраны в две косы, а лучи солнца делали её глаза пронзительно светлыми, из-за чего трудно было различить их цвет. На ней был чёрный сарафан с белым воротничком, который испачкался грязью и зеленью.
– Кто умер у тебя? – спросила она, крепко сжимая в кулак правую руку.
Я нахмурился. Она точно была не из нашего клана. По крайней мере, такую девочку я не видел. Может, она потерялась?
– Все. Все умерли, – буркнул я, обняв колени своими руками и уставившись на землю.
Неожиданно девочка плюхнулась рядом со мной и вытянула ноги в балетках и белых носочках с бантиками.
– Папа говорит, что люди не умирают – они лишь отправляются в другой мир, где их ждет бесконечное счастье, – покачала головой девчонка.
– Тогда почему они оставляют за собой одно несчастье?
– Не знаю, – пожала плечами незнакомка. – Хочешь, пойдём и спросим у моего папы? Он у могилы моей бабушки. Она отправилась в другой мир. Сегодня мы её провожаем. – Девочка была такой наглой, что взяла меня за руку и начала тянуть, но я упрямо сидел на месте.
– Не хочу, – цедил я.
– Ну пойдём же, мальчик!
– Нет, – я резко отдернул свою руку, отчего девчонка упала задом прямо в грязь.
Я не ожидал, что она упадёт, и почувствовал вину, поэтому тут же взял её за руку и поднял, начиная отряхивать от грязи.
– Прости меня, – тихо шепнул я, заглядывая в её глаза, а после признался: – Мои мама, папа и сестрёнка тоже отправились в другой мир.
Облокотившись об дерево, прикрыл глаза, чувствуя, как в них набирается влага. Я не плакал со смерти мамы – в то утро, когда следы её крови навсегда остались на моих руках.
А потом я почувствовал теплое прикосновение гладкой и нежной руки к моим щекам, что стирали мои слёзы.
– Смотри, – она протянула мне ладонь, и на ней показался гладкий серо-синий камешек округлой формы. – Это – счастливый камешек. Бабушка говорила: когда почувствуешь себя одиноко, просто прижми его к сердцу – и почувствуешь тепло. Возьми его, – она вложила камень в мою ладонь. – Я дарю! – весело улыбнулась она.
Камень был теплым от её пальцев и дарил тихое спокойствие, которого я не ожидал.
– Спасибо, – прошептал я и впервые за пару дней искренне улыбнулся.
Девочка кивнула и, не прощаясь, побежала обратно в сторону кладбища.
– Эй! – крикнул я ей вслед. – Как тебя зовут? – но она уже не слышала.
Какая ирония была в том, что я потерял всю семью – и обрёл всего лишь камешек. Только камень. Тёплый, крошечный и гладкий.
С тех пор, как бы глупо ни звучало, именно он не давал мне провалиться. Иногда – это было единственное, что я мог сжать, когда всё внутри кричало.
Этот маленький камень стал напоминанием: когда-то кто-то один, чужой и хрупкий, увидел мою боль – и не испугался.
Я не знал даже её имени. Но с того дня она стала моим тихим спасением, якорем и маяком в самые темные моменты моей жизни.
Теперь мне казалось, что я выжил только ради того, чтобы однажды встретить её.
Глава 1
Глава 1
«Если долго всматриваешься в бездну, бездна тоже всматривается в тебя»
– По ту сторону добра и зла
__________
Габриэль
Настоящее
Что чувствует человек перед смертью? Чувствует ли жертва приближение конца? Чувствует ли, как кровь в жилах стынет, а сердце начинает биться все медленнее, как синеют губы и дрожат ноги перед тем, как тело вовсе перестает функционировать?
Или же почувствует ли она, как легкие наполнятся кровью, когда я всажу пулю ей в сердце? Как сердцебиение станет пустым звуком, а губы посинеют через пару часов?
Ее тело окажется под землей, безжизненное, закопанное, обреченное быть поглощенным червями, пока не останутся лишь кости и прах. От ее неземных бардовых волос, светло-карих, почти янтарных глаз и от едва уловимого аромата магнолии не останется и следа.
Совсем скоро я снова вдохну этот знакомый запах смерти. Неотъемлемую часть жизни в клане.
Страх. Борьбу.
Вот что я видел в ее расширенных зрачках.
Ее грудь быстро вздымалась, пока она ползла по рыхлой земле, а платье с мелким принтом красных роз задиралось, раскрывая линию тонких ног в потертых черных сапогах. Лицо девушки было наполовину скрыто под тканью красного платка.
Она хотела бороться до конца.
Подобно лесной лани, чувствующей, как хищник собирается наброситься и вцепиться в ее тонкую шею, девушка замерла и посмотрела прямо в мою душу.
Рассвет делал ее глаза почти зелеными, а без того белоснежную кожу бледной. Я был охотником. И инстинкт пробудил во мне необузданные сигналы. Мне хотелось вцепиться в тонкую шею, почувствовать громыхающий пульс на выступающей вене и ждать, пока эта вена не остановиться под моим натиском.
Хруст листьев и мягкая уступчивость почвы под туфлями отмеряли каждый шаг. Она отползла – я приближался. Ухмылка скользнула по губам, когда резко наклонился, хватая ее за шею и прижимая к стволу сосны.
Она оказалась легкой, почти невесомой, беспомощно дергала ногами, вцепившись в мои руки и оставляя болезненные царапины своими алыми ноготками.
– Кто тебя послал? – прошипел, склоняясь над ее синеющим лицом, – Даже не думай лгать. Смерть покажется тебе милосердием.
Платок соскользнул с ее губ, раскрывая женское личико. Приоткрытые в мольбе губы, ровный, немного вздернутый нос и исхудавшие скулы, будто незнакомка долгое время нормально не питалась.
Я отпустил ее, забрав платок и сжав в руках. Девушка скатилась на землю и закашляла, пытаясь вдохнуть кислорода.
– У тебя пять секунд чтобы ответить мне на вопрос: кто тебя послал следить за нами? Время пошло…
Едва дыша, она начала несуразно тараторить:
– Ни-никто, – кашель, – никто не посылал.
Подсев рядом на корточки, настойчиво взял ее за подбородок, вынуждая встретиться взглядом. Светло-карие глаза девушки дрожали от страха и отчаяния, как янтарь, затуманенный бурей. Во взгляде читалась паника.
Она была подобно загнанному зверьку, не знающему, куда бежать. Но глубже, за пеленой страха, в самой сердцевине зрачков, плескалось нечто другое. Упрямая искра, будто она все еще держалась, несмотря ни на что.
– Ты труп в любом случае, так что говори. Вопрос только в том, умрешь ты быстро или медленно. Зависит от твоего ответа. Остальное решено.
Я вглядывался в нее, пытаясь разглядеть ложь под кожей, выудить правду из самой глубины души.
Я не был из тех, кто не трогал женщин и убивал лишь недостойных. Я убивал тех, кто мешал. Женщины, мужчины – не имело значения. На моих руках достаточно крови, чтобы больше не вести счет. Она не исключение. Никто не исключение.
– Послушай, – наконец дыхание незнакомки пришло в ритм, – Я…я ищу сестру. Я ничего не знаю и пришла сюда ради сестры, ясно? Тот, кого вы у-убили…это его люди забрали мою сестру. Я пришла с проститутками…
– Ты проститутка? – прищурился я.
Дьявол, и зачем я вел этот бессмысленный разговор? Если бы не вероятность, что ее могли послать за сбором информации, ее тело бы давно лежало бездыханным у моих ног.
– Что? – расширились ее глаза, – Нет, – она попыталась отдернуть подбородок из моих рук, но у ничего не вышло, – Я не шлюха.
– Говоришь, никто тебя не посылал?
– Богом клянусь, я понятия не имею, о чем ты.
– Ладно, – поднявшись, направил на нее дуло пистолета.
Я видел по глазам, что она говорила правду. Девушка не была похожа на тех, кто мог бы обманывать. Но, в конце концов, она стала свидетелем убийства и сняла компромат. По правилам я должен стереть ее с лица земли.
– Тогда время истекло, – не дожидаясь, нажал на курок и весь лес оглушил звук выстрела.
На одно короткое мгновение все стихло. Ни шелеста, ни дыхания. Только дымящийся ствол в моей руке и пульс в висках. Но я даже моргнуть не успел, как девушка резко метнулась в сторону и побежала.
Черт, она успела увернуться. Что-то внутри щелкнуло. Злость. Инстинкт. Азарт? Я сорвался с места, бросившись за копной темно-бардовых волос, выныривающей между деревьями и блистающей ярким пятном среди листьев. Ее волосы на первый взгляд казались черными, но при лучах солнца отдавались винным оттенком.
Подняв пистолет, выстрелил еще раз. Вороны, которые стали нашими свидетелями, взметнули крылья и подались в небо. Я не мог промахнуться дважды, поэтому девушка рухнула и закричала.
– Сукин ты сын! – вырвалось у нее сквозь боль.
Честно, я устал. Обычно все заканчивалось куда быстрее. Без пыток на одного человека уходило не больше пяти минут. А теперь? Что это вообще было? Как я мог промахнуться? Как она вообще успела увернутся?
Подойдя к ней, рыдающей, сжимающей рану на плече, прицелился. Решительно. Без капельки жалости и милосердия. Только холодный расчет.
Девушка замерла, глядя в лицо смерти, переставая чувствовать даже боль. Пуля только глубоко поцарапала ее кожу, но не вошла, так что она правда фортовая.
В ее глазах поднялась буря смятения.
– Не стоило убегать, – хрипло выдохнул я, глядя на нее сверху вниз.
Она подняла на меня глаза. Полные боли и страха. И все равно упрямые, не теряющие стержень. Такие, будто она презирала меня даже в этот момент, когда я держу ее жизнь на мушке.
– И сдаться так просто? – на ее лбу выступили капельки пота, она крепко сжимала челюсть, сдерживая боль. Ее пальцы уже окрасились в яркий красный оттенок крови. – Гоняешься за мной, чтобы почувствовать себя мужчиной? Я же говорю, что не следила за вами!
Палец сжался на спусковом крючке. Но я не нажал. Почему? Черт возьми, почему?
– Тебе не поможет твой язык. Здесь никто не услышит.
Ее взгляд изменился. Наивные надежды ломались прямо на моих глазах. Она закашлялась, сжавшись от боли, но не отвела взгляда.
Внутри меня все кипело. Это должна была быть обычная зачистка. Задание, как десятки до этого. Легкая цель. А теперь я стою над ней, раненой, дерзкой, живой, и не могу закончить. Почему?
Что в ней было такого, что я не могу закончить?
Щелк. Мой палец вновь лег на спуск.
Она поняла, что конец, и выставила руки.
– Лаура! – громко сорвалось с ее губ, – Подожди, пожалуйста, прошу тебя.
В коленях резко подкосило. Услышав до боли знакомое имя, по рукам прошлись мурашки, а я никогда их не чувствовал. Никогда. В недоумении опустив пистолет, посмотрел на нее.
– Что?
– Лаура – так зовут мою сестренку. Ей семнадцать лет, и она собиралась поступать на дизайнера. Мой муж продал ее какому-то типу, которому задолжал денег и убежал, я…я…
Ее голос начал потухать, веки слипаться. Она не смогла закончить предложение, потеряв сознание.
Безразлично подсев к красноволосой, осмотрел рану. Жить, она, точно будет.
Поднял голову в небо, где уже зарождался рассвет. Серое небо впитывало в себя остатки ночной темноты. Граница между светом и тьмой была тонкой, как лезвие.
Я не молился много лет. Бог умер для меня в день, когда я проснулся в луже крови своей матери и чувствовал лишь холод ее мертвого тела. Но сейчас, впервые за долгие годы, я задал вопрос:
– Что ты хочешь этим сказать, чувак? Что? Что, черт возьми, мне с ней делать?
Я не получил ответа. Только теплый ветер прошелся по коже.
Выругавшись под нос, закинул девушку на плечо. Сквозь густые ели леса понес к машине, которую оставил для меня Даниэль.
Мы прошли мимо остывающего трупа Визаро. Оказавшись в салоне машины, сорвал с шеи девушки тонкий хлопковый шарф, чтобы перевязать рану. Пуля не попала, а лишь поцарапала ее плечо. Однако привлекло меня другое: ее кожа была покрыта гематомами. И это не мои пальцы. Синяки не могли появиться так быстро. Урод. Ее муж настоящий конченный урод.
Стиснув зубы, перетянул ее рану и захлопнул дверь. Осмотревшись вокруг, оценил ситуацию; наши люди очищали особняк ублюдка и избавлялись от тел. Подозвав к себе кивком одного из солдат, приказал избавиться от тела Визаро. Отдав еще несколько распоряжений, сел в машину и дал по газам.
Визаро был консильери после моего отца, до того, как бывший дон, Лоренцо Конселло, решил все же отдать это место своему брату Карло. Визаро хотел рассчитаться за прошлое, но просчитался – мы просто сделали это раньше.
В мафии всегда побеждает тот, кто сильнее. Месть – это не слабость. Это то, что доказывает – у каждого поступка есть последствия, и ты никогда не убежишь от пули возмездия.
***
Особняк, оставшийся от отца, находился в южной стороне острова Сицилии. Чтобы оказаться на этой отчужденной от мира территории, приходилось переплывать берег с помощью катера.
Всю дорогу я думал, почему не прострелил ей мозги? Почему не избавился? Пошел против приказа. Еще и вез эту странную особу к себе.
Все изменилось, когда я услышал имя своей матери, принадлежавшее ее сестре.
Припарковав машину у берега, где уже ждал наш личный доктор Трент, понес раненую к берегу, где, молча и без лишних вопросов мы забрались на катер. Трент работал на нас не первый десяток лет, поэтому научился не задавать вопросы, лишь лучше перевязал рану девушки и проверил пульс.
– Жить будет, – заверил он, пока я управлял штурвалом. – Не переживай.
– Если умрет, у меня будет меньше проблем, – хмыкнул, прислушиваясь к мягким волнам, бьющимся об катер.
– Жестокий ты все-таки, Габриэль, – самовольно делал выводы док.
Я привык слышать это.
Жестокий. Непоколебимый. Безэмоциональный. Бездушный. Убийца. Сирота.
Великодушие не по мне.
Я являлся правой рукой главы самого крупного клана в мире. Каждый человек из преступного мира знал меня и мои методы решение проблем. Они были лишены милосердия. Чистое холоднокровье и никакой пощады. Люди боялись связываться со мной еще со времен, когда я был обычным солдатом.
В тишине ночи и приятного морского аромата, катер скользнул в тихую заводь. Подняв девушку, понес в дом.
Перед нами предстал наш фамильный особняк. Он был расположен на склоне холма, окруженными густыми лесами и морем. Архитектуру поместья отец и мама придумали сами. Некая смесь забытой элегантности и средневековья.
Сквозь множественные французские окна виднелись затененные интерьеры и просторы. Темнота и пустота, накрывшая каждый уголок дома со смерти родителей.
Облицованная дорогим камнем лестница спускалась прямо к воде, по которой мы и поднялись, сквозь высокие кипарисы, в этой темноте казавшиеся не обычными деревьями, а мрачными охранниками, застывшими в вечном дозоре.
Я почувствовал совершенно смешанные чувства, поняв, что Трент и незнакомка в моих руках, первые, кто за двадцать с чем-то лет собирались посетить стены нашего особняка из чужих. Вход был разрешен только для Дэна, Каира и Триса, с которыми мы часто играли покер в гостиной.
Я всегда избегал этого дома, как огня. Каждый дюйм был наполнен воспоминаниями, а тревожить и будить во мне давно забытую боль не хотелось. Этот особняк был символом моей собственной, неизведанной жизни.
Девушка, имени которой я не узнал, была слишком легкой, словно вообще не питалась. Ее цветочное платье было тонким, дешевым и явно давно не стиранным Сапоги потерты, а волосы, измазанные грязью, были похоже на птичье гнездо.
И больше всего внутри бурлила кровь от понимания, что на этой земле ходил такой нелюдь, как ее муж. Бросил все на нее и разбил судьбу ее сестры.
Я сжал челюсть.
Я и сам не был подарком. Да что уж там – был настоящей гребаной катастрофой. В моем послужном списке красовались смерть, боль, страх. Я ломал жизни, рушил семьи, жил с чужими проклятиями на плечах.
Но одно я знал точно: так со своей женщиной я бы никогда не поступил. Не ударил бы, не сбежал бы, не позволил бы падать, когда рядом я. Даже если бы весь мир кричал, что она не права – я бы стоял за ее спиной. До последнего.
Я мог быть монстром. Но не трусом. Не крысой, которая бросает. Я бы умер, но не предал.
В особняке стояла кромешная тьма, когда мы вошли в прохладную прихожую. Трент позволил себе включить свет, освещая закрытые белой тканью мебель. Только диван, на котором я чаще всего спал был так скажем «рабочим», куда и уложил девушку. Док принялся обрабатывать руки.
– Разрежь ткань платья, – распорядился он, кинув мне ножницы.
Сев рядом с диваном, разрезал рукава на ее плече.
У нее было слишком много синяков.
Мои пальцы невольно сжались от вида пожелтевших гематом. Трент тоже был не в восторге от вида телесных повреждений.
– Принеси тару и воду, – продолжал диктовать док.
Пройдя на кухню, нашел подходящее и вернулся с водой. Мы промыли рану, и Трент, поставив обезболивающее, начал зашивать ее.
– Ну все, – выкинув окровавленные медицинские перчатки, Трент кинул мне ампулу со шприцами. – Ночью возможна температура, пригляди, – потом полетела еще ампула, которую поймал без труда, – Это обезболивающее. Уверен, ей будет больно, поэтому воспользуйся, и…
– Ты не останешься? – недоумевал я, ведь нянчиться вовсе не собирался.
– Ты вырвал меня в единственный выходной. В день рождения моей жены, поэтому нет, я лечу домой, пока она не выставила мои вещи за порог, – усмехнулся док.
– Спасибо за помощь, – пожал его руку, понимая, что он прав, – Перекину тебя на другой берег, – уже собирался взять ключи от катера, но Трент остановил меня.
– Не утруждайся, умею пользоваться судном. Лучше оставайся с ней. Я вколол снотворное. Проспит до утра.
Проводив Трента, остался в тишине своих мыслей и в глубокой темноте своего дома. Хотя своим его было трудно назвать. Я избегал этих стен всеми силами.
Незнакомка неподвижно лежала на моем диване. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, что прекрасно говорило о том, что она жива, хотя сейчас должна была быть погребена в том лесу, где мы впервые встретились.
Сев напротив нее в кресло и почесав подбородок, задумался над тем, кто же она? Как ее могут звать? Знал бы ее имя, уже за эту ночь для меня накопали бы всю информацию, но теперь приходилось только гадать, сказала ли она правду.
Телефон в руках завибрировал и на экране высветилось сообщение.
К: Они улетели.
Никакой шутки и стеба. Каир впервые писал так кратко. Он говорил о Тристане и Инесс. Сегодня, после того как мы разобрались с нелегалами, являвшимися нашей занозой в одном известном месте уже несколько долгих месяцев, Даниэль позволил этой паре убежать из Италии.
Предательство Тристана было непростительным и все это знали, но Даниэль дал им возможность продолжить жизнь, только за пределами клана, который думает, что Инесс Конселло и Тристан Костанно были убиты врагами.
Я: проблем не возникло?
К: Это нормально, что я чувствую себя таким подавленным? Словно Тристан и Инесс правда умерли?
Я: Это было самое правильно решение. Ты должен его принять.
К: Неужели мы никогда не увидимся? Мы с Дэном пришли домой и без этих двоих как-то совсем тихо, понимаешь?
Я: Нам стоит сказать спасибо, что все обошлось. Как Даниэль?
К: Подавлен и не говорит. Всю дорогу молчал и молчит.
Ожидаемо. Инесс для Даниэля была важной частью его жизни, как и Тристан. А теперь ему, и нам всем нужно смириться с тем, что наши связи разорваны.
Я: Нужно искать нового адвоката из наших кругов. Подбери список кандидатов. Завтра проверим.
К: Ок
Уже решился отключить мобильник, как тут высветилось другое уведомление. Чем я руководствовался, когда создавала скрытый аккаунт, чтобы следить за ней? Без понятия.
Беатрис Хюстон. В ее имени всегда было слишком много шума. Слишком много энергии, которой некуда деться. Наши отношения, если их можно было так назвать, были как вечное брожение. Просто вяло гниющее что-то. Я не любил ее – это факт. Но и равнодушным не был. Было в ней что-то живое, что прижилось во мне. Пока это не стало ее проблемой.
Мы были вместе, но никогда по-настоящему. Я не держал ее, и она это знала. Она хотела, чтобы я спасал ее из той бездны, в которую она себя тянула, но она понятия не имела, что могла погубить себя этим.
Она разрушала себя быстро и красиво. Искала спасения в людях, в чувствах, в том, что может заткнуть дыру внутри.
Я был один из этих «средств». Но я не доза. Не спасение.
Это и стало нашим концом.
Тиканье часов на моих руках было самым громким звуком в особняке. Я сидел, наблюдая за незнакомкой добрые три часа, а она все еще была в отключке и часто дергалась. Ее темные брови все время находились в напряжение, а пальцы то и дело сжимались и разжимались.
В конце концов мне осточертело смотреть на эти мучения. Я встал, подошел к ней и коснулся лба, на котором выступили капельки пота.
У нее жар, что было вполне ожидаемо.
Я вколол ей жаропонижающее, которое оставил Трент и пошел за компрессом, чтобы приложить ко лбу.
Сон тянул в свои оковы, поэтому переодевшись в обычные домашние черные вещи, расположился в кресле и, откинув голову, прикрыл веки.
Мой сон всегда был чуткий. Я спал, слыша каждый шорох, выдох и скрип. Навык, отточенный годами. Когда ты охотишься, ты привыкаешь сливаться с фоном. Быть одним и целым с хищниками. Анализировать и наконец беззвучно нажимать на курок. Можно сделать вывод, что крепкий сон вовсе не про меня. Я привык бороться за свою жизнь даже когда спал в собственном доме.
И, конечно, я услышал, как скрипнул диван, когда незнакомка перевернулась. Она застонала от боли, и до меня донесся скрип ее зубов, но я не торопился просыпаться. Прислушивался и делал выводы. Нужно было понять с какой добычей я имел дело. Может я отчасти и поверил в ее слова, но это не отменяло факта, что она могла быть чьей-то шпионкой.
С большими усилиями она поднялась, пытаясь быть тихой, но это у нее мало получалось. Пока я притворялся спящим, ее босые ступни рисовали шаги к входной двери, но она была заперта.
Тогда девушка глухо чертыхнулась и направилась на кухню. Мне нравилась эта игра; вслепую отгадывать каждый ее шаг. Она была настолько предсказуемой. Взяла со стола разделочный нож и направилась ко мне.
С другой стороны, меня удивила ее находчивость, когда она подошла ко мне и аккуратно наклонилась, чтобы наверняка найти ключи, спрятанные в кармане моих брюк.
Я позволил ей почувствовать себя главной и достать ключи. Ее распущенные волосы слегка коснулись моего лица. Она резко их собрала и застыла, ожидая моей реакции.
Я прислушивался к ее аромату. Кровь, пот и магнолия. Ужасно привлекательное сочетание.
И тут, когда связка ключей оказалась в ее руках, закрытыми глазами я перехватил ее руку и потянул к себе.
С ее губ сорвался испуганный визг. Она попыталась напасть и воткнуть нож мне в грудь, но и эту руку я перехватил. Теперь девушка висела на мне и не дышала. Ее волосы шторкой закрыли наши лица, и я почувствовал, как они раздражали лицо. Струйка теплой жидкости потекла по моим рукам. Это была ее кровь.
Белая перевязка уже впитала достаточно крови, теперь она текла по нашим рукам.
– Не стоит пытаться убить меня, bella*, ты же не хочешь вновь оказаться в том лесу? – оскалился я, не обращая внимания на кровь, – В этот раз ты от пули не убежишь.
(*итл. красавица)
В ее глазах застыл страх, затмевая боль. Лезвие ножа, замершее у моей груди, казалось, вот-вот вонзиться в плоть.
– Кто ты такой? – прошептала она, сжимая губы.
Резко отпустил ее. Она пошатнулась, едва не упав на меня, но вовремя удержалась и отступила.
– Чудовище, – ответил без тени улыбки. Ручейки ее крови стекали по моей правой руке. Я поднес окровавленные пальцы к губам, наблюдая за ее реакцией. – А ты кто, bella?
Она потеряла сознание. Покачнулась и упала прямо у моих ног. Жалкое зрелище. Только потому, что весь мой труд пошел бы насмарку, если бы она умерла,
встал, поднял ее и отнес обратно на диван, задаваясь вопросом какого черта я все это делаю?
Ну, наверное, во-первых, потому, что компромата на нас в фотоаппарате я не нашел. Чипа в нем тоже не было, а значит красноволосая успела его спрятать. Но куда? Я проверил все карманы ее плаща, но ничего не было. Мне нужно найти этот чип и удостовериться, что фотографии будут стерты.
Пока незнакомка отсыпалась, поменял ей перевязку и пошел готовить суп, готовке которому учила меня мама. Когда я болел, дни не казались такими ужасными благодаря фирменному чечевичному супу синьоры Сантис.
Я решил, что не помешает покормить мою пленницу. Она была настолько истощена, что на секунду мне показалось, что от одного моего вздоха она сломается на глазах.
Пока готовил, закинул в рот карамельную конфету и продолжил, поглядывая за девушкой, имени которой все еще не знал. На мобильник пришло сообщение от Каира, где говорилось, что Тристан и Инесс благополучно приземлились, и я выдохнул с облегчением, даже несмотря на некое неприятное чувство от осознания, что это была наша последняя встреча.
Гамбино был мертв, нелегалы, хоть и не все, но повержены. Отношения с кланами налаживались. Все становилось на свои места, но мы менялись. В этот раз нам пришлось оборвать все связи с Тристаном и Инесс, и сказать всем, что они мертвы, ведь если бы сделали иначе, им бы не дали жить после предательства Триса. Клан и совет не простили бы его просто так.
Спустя полтора часа, когда за нашим большим французским окном с балкончиком на кухне показались первые лучи восходящего солнца, суп был готов. Я выключил конфорку, заварил себе черный кофе, вышел на балкон и устроился на стуле, сделав глоток.
Еще одна бессонная ночь, разбавленная любимым черным кофе. Я наслаждался тишиной лесной чащи, гор и моря, пока не услышал шаги за спиной. Я не шелохнулся, спокойно продолжая трапезу.
В этот раз она не осмелиться поднять на меня нож, да и я чувствовал, что сейчас она безоружна. Она остановилась и сделала глубокий выдох, прежде чем ее слова окутали прохладный ритм ветра, донесся до меня сказанное:
– Ты убьешь меня?
Я проигнорировал ее, поставил чашку на столик и поднялся. Девушка растерянно пробежала по мне взглядом и отошла на два шага, почти опрокидывая кухонный стул. Мы оба замерли, глядя друг на друга. Ее карие глаза смотрели со страхом и примесью неизвестности, пока мои сканировали каждое движение. Что она из себя представляла? Кто она?
Я прошел к газовой плите мимо нее, и она снова шелохнулась от моего приближения, что было неудивительно. За десятилетия служения «Corvi» и заработанного статуса безжалостного убийцы, чудовища и теперь правой руки дона, я привык, что люди опасались меня. Если даже мужчины порой пытались бежать от моего присутствия, что взять с той, которую я хотел убить?
Она молча следила за каждым моим действиям, пока я разлил суп в тарелку, взял ложку, стакан воды и вышел на балкон. Я поставил все на стол, сел на свое место и коротко приказал:
– Сядь.
Она думала несколько секунд, и когда я снова принялся за свой кофе, все же прихрамывая и придерживаясь за больное плечо, вытянула стул и присела, разглядывая перед собой еду.
– Ты добавил туда яд, да? Хочешь гуманно меня убить? – и она была вполне серьезна в своем предположении.
Уголок моих губ дернулся. Мне захотелось…засмеяться? Серьезно? Еще никогда мне не хотелось так смеяться, как сейчас, в этой глупой ситуации.
Выпив свой напиток, взял нетронутую ложку, набрал суп и прямо перед ней попробовал.
– Умрем вместе, – хмыкнул я, поставив прибор на место.
Девушка кивнула, удостоверившись и принялась за еду. Сначала она с опаской помешала суп и поднесла ложку к губам, пробуя на вкус. Ее брови взлетели, после чего она начала есть более смело .
Я не мешал трапезе, молча смотря за пробуждением природы. Она здесь пробуждалась медленно, сама наслаждаясь моментом. Солнечные лучи лениво скользили по заросшим склонам, по оливковым деревьям и лимонным рощам, что тянулись к берегу. Ветер доносил солоноватый запах моря, густой, теплый, терпкий, как бокал итальянского вина и сама Сицилия.
Наш особняк стоял на уединенном островке, зеленом, как бутылочное стекло, обрамленном скалами и волнами. Все здесь дышало стариной и кровью – моими корнями.
Несмотря на слабость, моя гостья была явно голодной, и ела так, словно впервые за долгое время. Доев до последней капли, она отодвинула тарелку и глотнула воды, после чего вытерла рот тыльной стороной ладони, и сжала эти ладони между бедер, не зная куда деть.
– Ну как? Яд уже начал действовать? – кинул на нее хитрый взгляд.
Карие глаза тут же расширились, будто она уже готова вывернуть все обратно.
– Это шутка, если что, – предупредил я.
– Плохая шутка от человека, который хочет меня убить, – нахмурилась девушка, – Ты психопат? Маньяк? Насильник? Кто ты? Кто вы? Вы все…
Вопросов было так много, что я не прочь выброситься с балкона. Не люблю тех, кто много говорил. Вообще не особо люблю людей…
– Вы…кто вы? – понизила она тон.
– Я же сказал, что я – чудовище, что непонятного?
Она начала смеяться. Сначала хмыкнула, а после ее вовсе прорвало. Девушка ухватилась за живот и в голос рассмеялась, подобно сумасшедшей. Истерично и отрывисто, прямо до слез, словно услышала очень комичную вещь.
– Ой, прости, – выдохнула она, вытягивая ладонь перед собой, – Просто я правда схожу с ума. Моя жизнь за последний месяц не перестает меня удивлять. Мой муж пропал, а потом он появился и выкрал все наши сбережения, а потом…, – смех исчез и вместо этого на глаза девушки выступили слезы, – Господи, кому я это рассказываю, – спросила она, поднимая взгляд в небо, – Так ты убьешь меня? – снова посмотрела на меня.
– Если сильно хочешь, мне не тяжело. Вижу жизнь у тебя не удалась, – пожал я плечами, – Только ты должна отдать мне чип с фотографиями и рассказать, кто тебя послал шпионить за нами. Ты уже отправила эти фотографии кому-то?
– Что? Нет, боже, нет! – вскочила она с места, – Послушай меня внимательно, чудовище или как там ты говоришь, – взмахнула она здоровой рукой в воздухе, – Десять лет я была замужем за мужчиной, которого, как оказалась вообще не знаю. Просто представь! У меня было все: идеальная работа, муж, даже если он был мудаком, но он оплачивал нам с сестрой жизнь. А потом бац! – щелкнула она пальцами, – Твой муж оказывается должен миллионы мафии. Он крадет все твои сбережения, а потом к тебе домой заявляются эти люди и говорят, что простят долг, если заберут твою семнадцатилетнюю сестру! Вот так! Ее забрали, мудак-муж убежал, а твой дом был заложен. И вот, за месяц ты остаешься без мужа, крыши над головой и теряешь сестру, нормально да? – слезы стекали ручьем по ее коже, и она почти задыхалась от эмоций.
– А потом ты ищешь ее везде и попадаешь к той самой шайке мафии, снимаешь, как убивают главаря. Потом в тебя просто стреляют, и ты просыпаешься в доме какого-то маньяка, у которого пристрастье к чужой крови и просто бомбический чечевичный суп!
Наконец она замолкла и протянула мне ладонь.
– А так я – Ариэлла Розали Гарсия, рада знакомству. Хотя бы будешь знать имя той, кого убьешь.
– Рад, что тебе понравился суп, – проигнорировав жест рукопожатия, встал, возвышаясь над Ариэллой, – Так, где чип с фотографиями?
Люди всегда знали, что я отличался особым безразличием и бессердечием. И я был не из тех, кто ринется помогать решать ее проблемы, потому что внутри меня заиграла совесть. И на женские истерики я не поддавался.
– Ты отпустишь меня? – подняла она свои глаза, дернув подбородком.
Я заметил, что девушка явно была не из низких. При моем росте почти в два метра, она доставала мне до плеча.
– Если я отдам тебе чип, ты отпустишь меня? – уточнила она.
– С чего ты взяла? – вытянул я бровь, – Ты прямой свидетель того, как мы убили человека.
– Тогда к чему все это, – на грани слез, девушка обвела всю себя взглядом.
Выглядела она, грубо говоря, совсем не хорошо. Разорванное платье, порванные рукава, застывшая кровь на плече, лесная грязь, несколько ссадин на лице и пять отчетливых отметин моих пальцев на шее. Несмотря на загорелую итальянскую кожу, она выглядела совсем бледной.
– Зачем ты привез меня сюда? Зачем позволил прожить этот день? – ее голос надорвался.
Мои пальцы сжались в кулак на автомате.
Ненавидел женские слезы.
«Самое жестокое что может сделать мужчина – это заставить свою женщину плакать» – слова отца всплыли в голове совсем не вовремя.
Она не моя женщина…поэтому черт…
Она упала на пол и скрыла лицо в ладонях, начиная плакать в голос. И это была не истерика, а настоящий отчаянный вой уставшей души.
– Я не могу так, – задыхаясь твердила Ариэлла, – Нет, не могу. Они забрали у меня все. Я обещала отцу позаботится о Лауре, но не смогла, не смогла. Я не смогла защитить ее, а теперь бросаю.
Лаура.
Когда имя вылетело из ее уст мое сердце больно сжалось.
Мама. Как давно я не слышал твоего имени.
Имя ее пропавшей сестренки вызвало во мне миллионы противоречий, а я, на минуты, еще ни разу не сомневался в своих действиях.
Выругавшись про себя всеми не лестными словами, сел на корточки, ровняясь с девушкой. Она подняла на меня свои заплаканные карие глаза.
– Я отдам тебе чип, – вытирая слезы, она была уверена в своих словах, – Я отдам, только не убивай меня, прошу…, – взмолилась она, – Лаура – это моя младшая сестра, – несмотря на слезы и горе, она улыбнулась, как только заговорила о сестре, – Она слишком невинна и нежна. Они забрали ее, понимаешь? Она ждет меня. Я – единственное, что у нее есть. Мне нужно спасти ее.
– Вставай, – приказал, поднимаясь.
Ариэлла на секунду задумалась, а после встала с пола.
– Чип, – вытянул руку.
– Поклянись, что не будешь меня убивать, – настойчиво просила она, – Поклянись.
– Клянусь, – без колебаний вырвалось с уст, – А теперь давай сюда чип. Сейчас же, – я пригвоздил ее взглядом в землю, теряя терпение.
Ее грудь вздымалась от резкого и прерывистого дыхания, а нижняя губа дрожала от невыплаканных слез. В ее глазах промелькнула тень принятия. Ариэлла потянулась к своей груди. Я внимательно следил, как она доставала чип из своего лифчика и протянула мне.
– Я должен проверить, – прокашлялся, – Жди здесь, синьора.
Через минуты я уже был на кухне с ноутбуком. Ариэлла сидела на балконе, прижав колени к груди и задумчиво бросая взгляд вдаль. Она дрогнула, когда я сел рядом, и отодвинула свой стул дальше, на что вовсе не обратил внимания, подключая монитор и вставляя карту памяти. Фотографии прогрузились, и на экране тут же появились наши отчетливые снимки.
Я, Даниэль и Тристан стояли вокруг Визаро, уже мертвого главаря нелегалов, с пистолетами в руках, пока ублюдок валялся в грязи и умолял. Следующий снимок сделан прямо в момент, когда Тристан стрелял в Визаро. Он был немного размыт, но наши лица невозможно было спутать.
– Господи, какой ужас, – скривилась девушка, отворачиваясь.
Фотографий было больше сотни. Знаменитая Этна с балкона одной из квартир Палермо. Рынок Балларо в разгар весенних ярмарок. Некоторые личные фотографии.
– Твой муж? – внимание остановилось на фотографии, сделанной год назад на пляже. Ариэлла была совсем другой. Не такой худой, измученной и погрязшей в горе. Она улыбалась, а ублюдок-муж обнимал ее. Они казались вполне счастливыми. Как этот сукин сын мог оставить ее в таком положении?
– Бывший, – подчеркнула девушка, – Надеюсь, он мертв, – сочилась ненависть в ее словах.
На следующем снимке показалась девушка-подросток. Ее темные волосы обрамляли светлое личико, а в нефритовых глазах сквозило столько любви к миру, что мне стало тошно. Разве человек может настолько сильно любить этот прогнивший мир?
– Лаура, – догадался я, – Это твоя сестренка.
Ариэлла слабо кивнула, стирая тихие слезы с щек. Она встала и захлопнула ноутбук, что я едва успел убрать пальцы.
– Я отдала тебе чип. У меня больше нет доказательств, теперь отпусти меня.
Я не мог отпустить ее так просто.
– Есть условие, – прищурился я.
– Чего ты хочешь? – девушка задрожала, словно тонкая ветвь оливкового дерева под ветром с моря, наверняка представляя ужасные вещи.
– Раздевайся.
Мой тон был жесток и без запинок. Я не любил многословить и разбрасываться словами.
Ариэлла отшатнулась назад как от огня, врезаясь в столешницу.
– Мы так не договаривались, – едва слышно прошептала она.
– Ты в моем доме, на моем острове. В моей власти, – шагнул в ее направление.
Девушка убегала от меня по кругу и оказалась на балконе. Позади была балюстрада и несколько метров высоты.
– Ты сняла преступление, за которое нас всех могут засудить, – продолжил, надвигаясь на нее, – Ты видела всё своими глазами. – загнал ее в ловушку и не дал ускользнуть, заблокировав с двух сторону, уперев ладони в ограждение, – Тебя отправил кто-то следить за нами, и ты все время собирала компромат? Может ты ведешь прослушку? – выдвинул я бровь, наклоняя к мочке ее уха и убийственно спокойно прошептав, – Раздевайся, Ариэлла Розали Гарсия, и помни, что смерть дышит тебе в затылок, – наклонился к ней ближе, и, убегая от моего натиска, девушка чуть не выпала с балкона.
– Хорошо, – схватилась она за меня, нервно дыша, – Хорошо, – ее пальцы начали с дрожью искать скрытый замок на платье.
Она сняла его, уронив к ногам и оставшись в одном комплекте обыкновенного черного белья.
Я отошел на шаг, ведь расстояние между нами было слишком тесным. Нет, я не был из тех мужчин, что возбуждались от одного лишь взгляда на женское тело. Я был из тех, для кого секс без эмоциональной связи был чем-то пресным и не удовлетворял меня по-настоящему. Чтобы впечатлить меня, женщине не обязательно раздеваться.
Ее тело было привлекательным, да. Мягкие обороты плеч, отчетливые ключицы и равномерный загар. Достаточно округлая грудь и несколько родинок над ней. Тонкая талия и резко отдающиеся винными оттенком волосы, доходящие до поясницы. Но это не значило, что я хотел ее изнасиловать и мой член не мог сдержать себя.
– Повернись.
Она закрыла глаза, и снова по ее щекам текли слезы. Я мог бы ненавидеть себя за это, но сочувствие во мне намертво запечатано в оковах. Если бы я сочувствовал каждой жертве, павшей от моих рук, сошел бы с ума.
Девушка повернулась, и я подошел к ней. Сначала мои пальцы прошлись по бретелькам ее лифчика, а после спустились к чашкам.
Ее кожа была теплой и приятной на ощупь, даже если покрылась мурашками. Я проверял каждый клочок ткани на наличие жучков прослушки, после перебрался к волосам, проводя по ним.
Я убрал локоны на одно ее плечо и начал ощупывать шею и позвоночник. Технологии не стояли на месте. Те, кто прислали ее, могли ввести наножучок под ее кожу, даже если не было прослушки.
Спускаясь ниже по спине, добрался до резинки нижнего белья и тоже прошелся по нему, после наклонившись, поднял платье и осмотрел его.
Все чисто.
– Одевайся, – кинув платье на балюстраду, поспешил удалиться, чтобы больше не видеть эту муку на ее лице, – У тебя минута.
Я пошел переодеться в свой костюм. Когда спустился, Ариэлла уже сидела на диване, обнимая себя саму. Сжав в руках свой пиджак, подошел к ней и протянул его.
– Надень это, ты дрожишь.
И она молча приняла вещь, не сказав ни слова.
– Иди за мной, – направился к выходу из дома.
Оказавшись во владениях нашего особняка, девушка на минуту остановилась у веранды, осматривая горную местность и ровную гладь воды. Наш особняк ничем не ограждался, поэтому вид природы не портили высоченные заборы.
– Кому надо продать душу за такой дом? – подумала она вслух, торопливо догоняя меня.
– Дьяволу как минимум, – насмехался я, подойдя к основанию воды и сев в катер.
Я подал руку Ариэлле.
Она замерла, гипнотизируя протянутую ладонь. В темноте, освещенной светом из особняка, ее карие глаза, вновь впитывали страх и неуверенность. Она казалась спокойной, но я видела, что Ариэлла была на грани истерики. Ее колени и нижняя губа дрожали, пальцы постоянно нервно сжимали мой пиджак на плечах, а дышала она тихо и побаиваясь, будто я заберу у нее воздух.
– Долго ждать?
Неожиданно, она развернулась и побежала прочь. Это заставило меня закрыть глаза и глубоко выдохнуть. Она правда думала, что убежит от меня на моем же острове?
Я даже не старался бежать за ней. Моего быстрого шага хватило, чтобы настигнуть ее и встать на ее пути. Она врезалась в мою грудь, выбивая весь кислород из своей грудной клетки. Ее волосы липли к ее губам, а глаза бегло прошлись по моему лицу в поисках малейшего намека на спасение.
– Послушай, bella, – я сделал шаг к ней, она назад от меня, – Ты сейчас сядешь в этот катер и молча поплывешь со мной, поняла?
Я продолжал шагать в ее направления, сокращая все расстояние. Она была настолько увлечена старанием убежать от меня, что не заметила, как подошла к самому краю и начала падать в воду, но я словил ее и прижал к себе. Ариэлла прекрасно знала, что если отпущу – она утонет, если не умеет плавать.
– Слышишь, как хрустят камушки под твоей обувью? – прошептал запредельно тихо, – Твоя жизнь для меня ничего не стоит, как и эти камушки. Я толкну их в воду, и они утонут. Так и с тобой, но я почему-то все еще терплю твою депрессивную персону и спасаю тебя. Еще одна попытка, и я убью тебя, не моргнув и глазом, уяснила?
Наклонил ее еще ближе к воде, и она вскрикнула, ухватившись за мою рубашку.
– А теперь кивни, если поняла.
Она тут же закивала, и я поставил ее.
– Хорошая девочка, – пройдя в катер, снова протянул ей ладонь и теперь она вложила свою.
Мы сорвались с берега и уже через минут десять были на другом конце моря, где ждала моя припаркованная машина. Ариэлла правда уяснила всю ситуацию, поэтому и села молча в салон. Мы также молча доехали до центра Палермо.
Я остановился на площади и погасил фары, после чего спокойно начал:
– С этого дня, Ариэлла Розали Гарсия, я открываю на тебя охоту, – хмыкнул устрашающе спокойно, – Я знаю твои имя и фамилию, поэтому могу с легкостью разрушать твою жизнь, но я даю тебе шанс спастись. С этого дня, в этом городе, не должно быть даже твоей тени. – достав из бумажника свою запасную кредитку, протянул ей.
– Вон там, – указал на ближайший банкомат, – Ты снимешь сумму, доступную на счету и выкинешь кредитку. После купишь билет на любой конец планеты и исчезнешь. Помни, – повернулся медленно к ней, – Если я увижу тебя здесь еще раз – секундная пауза ясно дала понять, что я вполне серьезен, – Уничтожу.
Ее пальцы начали действовать. Она коснулась ручки двери.
– А теперь беги, bella, – оскалился я, – И не оглядывайся, вдруг я передумаю.
Она побежала. Побежала, ни на секунду не обернувшись, и я нажал на газ.
Сегодня я впервые не выполнил приказ своего босса. Впервые отказался искупаться в чужой крови. Впервые дал кому-то шанс. Я мог бы себя ненавидеть. Но я никогда не жалел о своих поступках.
И не разбрасывал слов на ветер. В следующий раз я правда уничтожу ее, как только увижу. И будет хорошо, если ее нога больше не вступит на территорию Италии. Никогда.