Байки старого шамана

© Башкуев А. Э., 2015
© Оформление. ООО «Реноме», 2015
История Первая, рассказанная самим автором, или Пролог
- Я в весеннем лесу пил березовый сок,
- С ненаглядной певуньей в стогу ночевал.
- Что имел – не сберег,
- что любил – потерял,
- Был я смел и удачлив,
- но счастья не знал…
История эта началась где-то в середине апреля 1961 года, когда в полицию Флориды обратились какие-то охотники на аллигаторов, которые сообщили, что в некоем месте болот Эверглейдса они нашли целый катер, набитый оружием, а на берегу трупы четырех человек латиноамериканской наружности. Полиция выехала на место предполагаемого преступления и вскоре нашла неподалеку еще одну машину, на которой, видимо, убитые и приехали, а за рулем ее молодого парнишку. Машина была затоплена наполовину в болоте, а у парня, как и у прочих остальных четырех «хомбре», обнаружились дыры в голове.
Собственно, разборки «бандитос» в этих краях никогда не были редкостью, и большое количество аллигаторов в местных болотах обычно позволяло местной полиции смотреть на все это сквозь пальцы. Так случилось бы и в этот раз. Убитые оказались кубинскими эмигрантами – «гусанос», которых в те дни было в штате Флорида как грязи, и, сколько бы их друг друга ни перебило, флоридской полиции все было мало. Как раз в эти дни «гусанос» массово высаживались в Заливе Свиней на острове Куба и полицейские поголовно мечтали, что либо они скинут Кастро и наконец-то уберутся из этих краев, либо Кастро их там всех перебьет, и это тоже для полиции было бы выходом. Короче, что бы ни сделалось – все к лучшему. Благостную картинку портил только парнишка. Он тоже был из кубинцев, но в отличие от остальных он уже родился в Америке, то есть считался полноценным гражданином США, и это было совсем другое дело, чем пачки «гусанос», тихо пожираемых местными аллигаторами. Американская Фемида тяжело и обреченно вздохнула, открыла следствие, и колеса местной юстиции пришли в движение.
Сравнительно быстро выяснились причины смерти всех пятерых – выстрелы из снайперской винтовки. Но по мере того как полиция продолжала расследование, то она все больше приходила в легкое изумление, переходящее в полный шок при осознании тех условий, при которых погиб паренек. И дело было признано столь серьезным, что его передали в ФБР. Причины этого были следующими. У убитых гусанос нашли включенными ночные фонарики, то есть вмиг их смерти была темная ночь. Была найдена «лежка» таинственного ночного убийцы. От ее места до четырех трупов было примерно триста метров по прямой. Не так много, ежели стрелять днем. Но весьма дофига, если бы пришлось стрелять ночью. А всех четверых положили точными выстрелами – «хирургически». Следователи задумались, каким же должен был быть «прибор ночного видения», который позволил сделать подобные выстрелы? Для той поры основная масса подобной техники была еще тяжела, батареи для теплового луча весили тогда килограммов по двадцать, и видимость такого прибора позволяла стрелять метров на двести – не более. Триста метров подразумевали некую весьма эксклюзивную батарею и некий более чем специальный прицел. Однако что это была за батарея и что за прицел, оставалось загадкой. Таинственный убийца аккуратно собрал гильзы и оставил лишь удобно утоптанную лежку среди болота. Вкупе с очень хорошей батареей для прибора ночного видения и самим прибором, который был явно лучше, чем те, с которым местные эксперты сталкивались – класс стрелка в глазах следователей весьма вырос, а его способность не оставлять следов наводила на размышления. А потом… Потом специалисты из Центральной лаборатории ФБР смогли-таки опросить неких свидетелей и воссоздать все события этой ночи. Выяснилось, что четверо убитых были (по крайней мере, двое из них) руководителями высадки в Бухте Кочинос. Вернее, не так. Они должны были командовать специальным отрядом наемников, которым полагалось высадиться в ином месте и отвлечь на себя основные силы «барбудос» огнем и маневром. Однако из-за того, что эти люди на деле умерли в болотах Эверглейдса и никогда не попали к своим подчиненным, их люди заколебались, и запланированной отвлекающей высадки так и не было. Несчастные гусанос тупо поперли буром на Залив Свиней, где их уже ждали – в том числе и кубинские танки, так что итог высадки оказался чуток предсказуем.
Короче говоря, неожиданно выяснилось, что четверо убитых – вовсе не струсили, не предали других, а тупо и тихо умерли посреди бескрайних болот, отстреливаемые по одиночке невидимым снайпером в тот миг, когда они, уже сходя с ума от ужаса и понимания неизбежного, тупо палили по всем кустам подряд из автоматов, надеясь хоть как-то зацепить убийцу. Но промахнулись. Вернее, они даже ни разу не выстрелили в нужную сторону. С ними, по сути, играли, как сытый кот с перепуганной мышкой. Убийца положил всех четверых ровно четырьмя выстрелами, собрал гильзы и стал уходить. Судя по следам, он даже отошел на немного. И в этот момент за его спиной завелась машина. Племянник одного из погибших не должен был быть этой ночью в том месте. Он сам напросился проводить дядю с товарищами до их катера. И по тому, насколько спокойно убийца уходил со своей лежки, полицейские эксперты были уверены: он точно знал, сколько у него целей, он валил их по степени опасности и самого бестолкового убил последним. Парнишки не должно было быть этой ночью в том самом месте, и не будь его там – местная полиция тупо позволила бы чуток разжиреть аллигаторам. Дело было бы шито-крыто. Но он там оказался. Дядя разрешил ему себя и друзей подвезти, да и забрать домой машину, чтобы не оставлять ее в зарослях без присмотра. Это вообще-то было запрещено его американским куратором, но дядя, видимо, наплевал на куратора. И вот пока в ночи бухали странные выстрелы (они были, наверно, похожи на утробное «уханье филина», ибо сама система неспроста была названа немцами «Филин» – это была снайперская модификация чуть ли не танкового ночного прицела с облегченными батареями и повышенной мощностью и стоила как маленький самолет, поэтому никогда не была в серии), парнишка, видимо, сидел в машине ни жив ни мертв и, возможно, прятался между сиденьями. Потом он то ли увидел, то ли понял, что убийца уходит, и повернул ключ зажигания.
«Филин» был весьма серьезным и тяжелым оружием, в полном комплекте он весил килограммов под тридцать. Однако убийца бежал с ним к разворачивающейся машине с такой скоростью, будто в руках у него была просто пушинка. Мальчик… он не был сильно законопослушным, не был примерным – обычный, характерный юный латинос. Но он умел обращаться с машиной. Он очень быстро рванул с места, утопил педаль в пол и понесся с места трагедии, очень технично качая корпус машины из стороны в сторону. Попасть в него было практически невозможно. Убийца понял это мгновенно, он даже не пытался попасть в отъезжающего. Вместо этого побежал в сторону от него по зарослям, сплошным джунглям. Следаки, изучая его следы, только ахали и делились мнениями, что этот человек скорее всего всю жизнь прожил в местных мангровых зарослях. Не возникало вопроса, почему убийца побежал наперегонки с машиной. Убитые им люди были из группы, которая была должна напасть на Кубу до того, как американцы начнут там высаживать основные силы вторжения. Если бы мальчишка смог выжить и доехать до первого телефона, вся операция отменилась бы и никакой бухты Кочинос вообще не случилось бы. Мальчишка был обречен. Он не должен был добраться до телефона, иначе все прочее стало бы напрасно. Поэтому ночной стрелок побежал через джунгли. Он бежал очень быстро – почти не ошибался в выборе направления и всегда выходил на прогалины именно там, где был просвет среди джунглей. Короче говоря, по следам это выглядело почти фантастикой, особенно если учесть, что бежал он через джунгли глухой тропической ночью, а ночной прибор «филина» невозможно использовать во время движения.
Убийца бежал через болото, он бежал через джунгли, пересек небольшой местный пригорок и занял позицию, которая была вовсе не столь удобной как прежняя лежка. «Филина» пришлось устроить на ветвях и лианах. Для прицеливания пришлось встать на колени, но самое главное – особенность его цели. Мальчишка хорошо водил свою машину, он легко разогнался, на большой скорости по этой дороге «качать корпусом» стало опасно, и мальчик просто топил педаль в пол. К моменту смерти скорость его машины достигла примерно 40 миль в час. То есть примерно 60 километров в час – по этой жуткой дороге посреди болота и джунглей. От того места, где стоял снайпер, в момент прилета пули его отделяли примерно 560 метров, эта цифра постоянно будет повторяться американскими экспертами с воистину благоговейным ужасом. Так вот – окно выстрела, то есть время пока машина по этой извилистой дороге шла по направлению полета пули, составляло согласно анализу 1,2 секунды. То есть у нас на ночной дороге была машина, летящая со скоростью 60 километров в час, расстояние до нее превышало полкилометра, временной интервал поражения цели составлял 1,2 секунды. Убийца попал…
Машина продолжала лететь дальше, прошла мимо поворота и сразу увязла в трясине, куда ее стало потихоньку засасывать. Убийца судя по всему поднялся с колен, на которых он делал последний выстрел, даже не попытался найти последнюю гильзу в кромешной тьме (по ней-то эксперты и опознали использованное оружие) и просто ушел, растворившись в ночи. При этом он сделал одну единственную ошибку, которая и поставила на уши все компетентные американские, а потом и британские, а затем и французские и германские и японские органы. Ошибка его была в том, что в условиях крайнего стресса и напряжения, в миг, когда у него не было времени, делал все ПРАВИЛЬНО – «как учили», это-то и вызвало фурор в узких кругах американской контрразведки.
Дело было даже не в том, что убийца был слишком хорошим снайпером, а они такие – наперечет. Дело было не в том, что он бежал по кромешным джунглям как молодой олень, легко перемахивая через любые буераки и заросли, ибо с настолько крутой физической подготовкой людей тоже немного. И даже не в том, что после столь жуткого кросса по сильно пересеченной местности он за какую-то минуту встал в стрелковую позицию и легко «уравнял дыхание», что подразумевает особые психотехники, которым обучают далеко не в каждой подворотне. Убийца совершил гораздо более тяжелую и серьезную ошибку.
Он не просто убил мальчишку, а на скорости в 60 верст в час с расстояния в полверсты и временным интервалом в секунду не просто выплеснул мозги паренька на приборную. Он своей пулей выбил парню продолговатый мозг…
Возможно, вам ни о чем не говорит такая подробность. Однако она очень многое говорит экспертам. Поражают продолговатый мозг именно для того, чтобы мускулы убиваемого мгновенно расслабились и он, даже умирая, не имел сил нажать некую кнопку или там выдернуть чеку из гранаты. Иными словами, учат стрелять в это место исключительно только выпускников спецшкол в контрразведке или, как сейчас говорят, членов команд «Антитеррор». Так не стреляют мафиози, хотя они порою умеют стрелять, так не убивают наркодилеры, хотя убивают они не стыдясь. Но американские эксперты сошлись во мнении, что неизвестный убийца в миг стресса сделал все, как его учили в учебке, то есть на мгновение стал самым обычным стрелком – то ли из ФБР, то ли из НКВД, то ли из Зихердинст, а всех их учат, что бандит в миг своей смерти не должен причинить вред окружающим. Вот ведь глупо, именно на такой штуке прокалываться? Однако… Бандит не станет жалеть окружающих, и мафиози не станет, и даже какой-нибудь левак террорист замочить пару невинных не постесняется. Такой «глупости» учат только в полиции, или милиции, или германской «крипо», в общем, мысль вы мою поняли.
А это значит, что посреди США бродит некий офицер, выученный в госструктурах неизвестной страны, способный стрелять глухой ночью на полверсты в движущуюся со скоростью 60 километров в час цель, ему нужно на прицеливание не больше 1,2 секунд – при этом он не промахивается. О таком казусе немедля доложили тогдашнему недавно избранному американскому президенту Джону Кеннеди, а тот при всех своих талантах был слегка к тому же и параноиком. И он почему-то взял в голову, что неизвестный убийца прибыл в США по его душу. К примеру, за тот же казус в Бухте Свиней, ибо, как известно, кубинских «гусанос» доставляли туда на американских эсминцах. А бомбили кубинские аэродромы якобы кубинские летчики, но при помощи американских инструкторов. Кеннеди с чего-то решил, что в ответ на подобные бомбежки и высадки некто – не будем говорить кто – прислал ему вот такую ответку.
Вообразите себе, что живете вы себе кум королю, спите со всякими Мерилинами, причем, по вашим же словам, «вовсе три возможных отверстия», воображаете себя самым могущественным человеком на свете, и вдруг оказывается, что где-то совсем рядом есть офицер высокого уровня некоего государства, способный стрелять ночью по цели в движении с огромного расстояния за невероятно малый временной интервал, и если он-таки пустит в вас свою пулю, то никакие отсосы Мерилин вам уже не помогут.
Не хочу сказать, что американский президент впал в истерику, но по данному делу все вопросы получили наивысший приоритет, и в ФБР мигом подтянулись спецы в данной области из всех сопредельных стран НАТО (ну, разумеется, не из всех, а только из тех мест, где действительно готовили снайперов сравнимого уровня), и даже Японии. Эти эксперты на коленках с лупами еще раз облазили все болота Эверглейдса, где произошло это убийство, и с 99-процентной уверенностью доложили, что стрелок получал соответственное образование в снайперских учебках НКВД, имел немалую практику и, скорее всего, имел немалый чин в структурах подобных советскому КГБ или чем-то похожих. На это указывали особенности устройства лежки, техники преодоления ночных препятствий и прочее, прочее, прочее… То есть при том, что в этом деле полной уверенности у американцев и натовцев никогда не было, тем не менее, получалось, что тот самый Хрущев, который клялся Эйзенхауэру в своей Верности и Дружбе, все же санкционировал некие «активные действия» на территории самих США, в итоге которых был убит их гражданин. А раз столь легко шлепнули мальчишку латиноса, возможно, что с тою же легкостью могут замочить самого Президента Соединенных Штатов Америки. Вот как тогдашнему американскому президенту – Джону Кеннеди – в те дни подумалось, что в свете этакой информации многие его последующие скачки и прочие неадекватности, включая события «Кубинского кризиса» 1962 года, начинают выглядеть чуть-чуть в ином свете. Просто надобно понимать, что, с его точки зрения, Хрущев только что грубо насрал на свои собственные обещания Эйзенхауэру о том, что советские службы никогда, ни при каких обстоятельствах не будут проводить «активных операций» на земле Соединенных Штатов Америки и уж тем более не будут мочить амерограждан на американской же территории. Теперь, надеюсь, вы понимаете, насколько сильно Кеннеди не доверял Хрущеву в дни «кубинского ракетного кризиса»…
По моему рассказу может возникнуть ложное ощущение, что поиск таинственного стрелка был сравнительно медленным, но это не так. Уже к концу апреля в ФБР была создана спецгруппа, которая занималась исключительно поисками «ночного стрелка из Эверглейдса», и следствие начало разрабатывать два следа. Во-первых, к тому времени было известно, что немцы за 1944 год успели «собрать на коленке» семь «филинов». Один из них оказался в итоге в Баллистической лаборатории ФБР, и американцы в принципе понимали, с чем именно им приходится иметь дело. Особенность «филина» была в том, что, с точки зрения военной науки, он стал определенным прорывом для своего времени. По сути, это был скорее оптический прицел, основанный на принципе работы фотоэлектрического умножителя, к которому был прикручена винтовка «маузер», но разработанная под нестандартный патрон (в данном случае калибр был чуть меньше обычного, насколько именно – мне не известно). Причина уменьшения калибра винтовки состояла именно в том, что без самого «Филина» она не имела смысла, а тот светил «максимум» на 600 метров. Ну, слово «максимум» взято в кавычки просто потому, что для обычной винтовки это не расстояние, а вот для винтовки с ночным прицелом в те годы нормой считались метров 100–200, на большее тогда у объектива не хватало светосилы. Соответственно и идея «филина» состояла в том, что раз мы не можем выстрелить в темноте более чем на 600 метров, то не нужен и стандартный снайперский патрон для передачи убойной силы на большее расстояние. Зато снижение калибра позволяло иметь меньшее смещение пули по курсу, что повышало точность устройства. Кроме этого на «филине» стоял оригинальный пламегаситель, который позволял не засвечивать позицию стрелка глухой ночью, а также имелось нечто вроде особого резонатора газоотводной трубки, который создавал странный звуковой эффект, позволяющий скрадывать источник звука. Обычные глушители позволяют заглушить звук выстрела, но это достигается за счет определенного снижения точности, а в данном случае выходу звуковой волны было решено не препятствовать, но ей придавалась весьма странная форма. То есть вместо обычного хлесткого «щелчка», характерного для винтовки, которую за это порой зовут «плеткой», раздавалось странное утробное «уханье», за что аппарат и получил прозвище «филин». Выяснилось, что звук «филина» имел сравнительно малую длину волны, и поэтому он легко отражался от всех поверхностей – это при обычной громкости выстрела создавало странный эхоподобный эффект, когда человеческое ухо воспринимает звук выстрела, но не может сориентировать слушателя точно на направление этого звука. То есть в отличие от принципа работы «глушителя», принцип «филина» состоял в том, что жертвы слышали выстрелы, но не могли понять, откуда они доносятся. Короче говоря, по полной совокупности своих свойств – та еще была «вундервафля», причем собранная именно «на коленке», да с заоблачным ценником, ибо для умножителя требовалось выращивание определенных монокристаллов, что само по себе для того времени было отдельной технологической сказкой и научным прорывом. В итоге собрали таких «вафель» только семь штук. Техника была весьма хитрая, и это еще весьма мягко сказано, так что по американским данным ей за последние годы войны было обучено всего только 19 человек – все при этом известные снайперы. После этого 12 из них полегли в боях (причем в массе с обычными снайперками в руках, а не этой сказочной вундервафлей) или точно умерли в плену, трое попали в советский плен и при Хрущеве из плена вышли, трое в плен союзников и сотрудничали, и еще один был настолько тяжело ранен, что вел отныне овощной образ жизни. В любом случае амерские спецы пришли к выводу, что либо у всех доживших до апреля 1961 года знатоков «филина» было железное «алиби», либо им было уже не по здоровью бегать с тридцатикилограммовой дурой душной тропической ночью по флоридским болотам. То есть в ходе расследования выяснилось, что снайперов со знанием «филина» на должность «стрелка из Эверглейдса» не осталось.
Мало того, из семи «филинов» – четыре были утрачены в боях, два захвачены американской стороной и один британской (причина этого в том, что данные «вундервафли» проходили испытания на западном фронте, который немцы считали статичным, а не на динамичном восточном, где им казалось легче потерять новое «чудо-оружие»). То есть в болотах Эверглейдса стрелял «филин», которого по бумагам у немцев не было. Короче говоря, полный тупик. Глухая стена. Однако даже из «глухой стены» можно сделать определенные выводы, и уже в конце апреля появилась аналитическая записка, в которой изучались причины неудачи этого пути расследования и делался единственный возможный в данном случае вывод. Был как минимум еще один неучтенный «филин», который по каким-то причинам не попал в немецкие отчеты. Был как минимум еще один человек, которого также учили работать с подобным оружием, и он тоже не попал в эти отчеты. Сочетание этих двух факторов, по мнению экспертов, было не случайным. Оно означало, что кому-то в Германии по каким-то причинам нужно было утаить от своих же проверяющих органов наличие дополнительных единиц спецтехники и людей, обученных ею пользоваться. Но шила в мешке утаить невозможно. Бедой «филина» было то, что он довольно неуклюж для транспортировки и его невозможно «сложить» для более компактного перемещения в пространстве. Скрыть в Германии перемещение дополнительных образцов «филина» с их тогдашней системой слежения, созданной гестапо, было немыслимо. Опять же обучение снайпера новому типу оружия – весьма долгий и «громкий» процесс. Вы не можете сидеть на своем заднем дворе и тренироваться в стрельбе из экзотической вундервафли, чтобы ваши соседи этим бы не заинтересовались и не стукнули куда нужно. Все ж таки в 1944 году немцы в Германии что-то стали подозревать и стали нервными по этому поводу. Невозможно было тренировать снайперов без того, чтобы это не стало известно в гестапо. И американские специалисты из ФБР пришли к выводу, что подобная задача имеет решение лишь при условии, что лишний экземпляр (или лишние экземпляры) «филина» был вывезен (или были вывезены) на испытания куда-то за пределы Германии и там же – вдали от зорких глаз гестапо им учились пользоваться снайперы, о которых германские службы безопасности были не в курсе. Однако сама идея о том, что немцы примутся вывозить из Германии новые сверхсекретные типы оружия для того, чтобы их где-то испытывать, выглядела для американских экспертов настолько дико и удивительно, что сам доклад хоть и был подшит, но, по сути, оказался отложенным в дальний ящик. Где его и нашел через какое-то время человек, который в ФБР был самым лучшим следаком. Правда, произошло это лишь через год, зато звали его Джон Эдгар Гувер. Именно он, по мнению специалистов, и смог раскрыть тайну «ночного стрелка из Эверглейдса», сложив разные кусочки всей этой картинки в логичную и приемлемую мозаику, правда, в итоге он счел нужным… пустить свое же расследование вовсе не по тому следу, который сам считал правильным. И у него были на то причины. Но об этом чуть позже.
Второй путь был более хитрым. Суть его сводилась к тому, что убийца точно знал имена тех, кого ему предстоит убивать, место встречи, ибо лежку он приготовил заранее, и был сильно удивлен тем, что на том же месте оказался еще кто-то лишний, так как офицерами из ЦРУ это было запрещено строго-настрого. Из этого следовало, что где-то в ЦРУ есть утечка, она прямо связана с кубинским антикастровским заговором, и если мы хотим отыскать зловещего снайпера – стоит лучше приглядеться ко всем тем, кто в планировании всей этой операции поучаствовал. В том числе и в особенности ко всем офицерам ЦРУ, ибо именно их офицер пытался максимально «зачистить картинку» незадолго до того, как в ней нарисовался неведомый снайпер. Собственно, из-за этого было быстро принято решение – «оградить цеэрушников» от подробностей протекающего расследования, потому что, по мнению аналитиков, один из них точно был «крот». Но что делать, если вам приходится отказаться от службы вашей внешней разведки, тогда как все ниточки ведут в сторону Мордора, то есть Кремля, которым как раз и занималось ваше скомпрометированное теперь разведведомство. На уровне самого Джона Кеннеди в этих условиях было принято политическое решение, что «внешнюю работу» в этой истории выполнят «внешние аутсорсеры», раз уж сами американские спецслужбы «утратили по этому вопросу доверие». Ну и по старой памяти американцы пошли на поклон к своим старым друзьям ⁄ соперникам из секретной службы Ее Величества. Неизвестно, о чем именно говорили между собой руководители двух спецслужб, но согласно апокрифам после долгой и уютной беседы, руководитель американского ведомства вылетел со встречи с красным от злости и гнева лицом и словами: «Этого унижения я ему никогда не прощу!» Присутствующие пришли к выводу, что имелся в виду собеседник из службы Ее Величества – а кого еще цеэрушник мог бы иметь в виду?! Может быть министра юстиции, господина Роберта Кеннеди, который как раз перед этим долго измывался над несчастным, рассказывая тому, насколько хорошо поставлена служба Ее Величества и насколько говенные судя по всему в ЦРУ кадры? На этот счет есть разные мнения. В любом случае стали известны и другие его слова: «Стремясь спасти свою шкуру от русского снайпера, он взахлеб лижет жопу этим заносчивым пидорасам, а они из-за этого всю нашу страну в хрен не ставят!» Все-таки интересно, о ком именно, да еще в таком тоне говорил человек по имени Аллен Уэлш Даллес? Кого именно он мог иметь ввиду? И насколько его мнение было весомо во внутриамериканской политике?
На дворе стоял конец апреля 1961 года…
Как бы ни было, именно служба Ее Величества получила полный карт-бланш во внешних шагах в деле поимки неизвестного снайпера с болот Эверглейдса, причем американцы открыли для них бесконечное финансирование. Ну, раз «клиент башляет», музыка для него изменяется радикально. Так среди возможных агентов у английской разведки был один советский офицер с широкими связями. Однако тут была закавыка, дяденька если и хотел «падать, то с большого коня», а британцы, не смейтесь, пожалуйста, не могли выплатить ценник, выкаченный перед ними потенциальным предателем. Есть мнение, что в этом случае британцы просто использовали удачное стечение обстоятельств, для того чтобы заполучить ценного агента, а заодно и проверить американских друзей на «слабо» на тему, действительно ли они готовы заплатить за нужные данные столько, сколько ими было обещано. К полному изумлению британцев, американцы перевели баснословную сумму в течение суток (забегая вперед, доложу, что бритиши в итоге так и не выплатили всю сумму, а пообещали ее отдавать по частям, и когда наши поймали-таки предателя – сочли, что на том свете предателям 30 сребреников уже не понадобятся, а службе Ее Величества так нужны свободные средства… И американцы судя по всему не были против).
Короче, потенциальному перебежчику показали некий счет в банке и пообещали, что деньги с него либо будут переведены на его счета, а еще лучше целиком поступят в полное распоряжение Иуды, когда он сделает все, что обещано, и когда его тайно вывезут из Союза к баблу и демократии. И Иуда продался. Это случилось в самый последний день апреля 1961 года (с момента выстрелов в Эверглейдсе прошло две недели).
Иуде было дано простое задание – выяснить в Союзе имена тех кадровых офицеров, которые работали «нелегалами» в той же Америке и подходили по трем параметрам: во-первых, интересовали такие разведчики, которые обладали необходимыми навыками снайпера; во-вторых, потенциальными связями с делами в фашистской Германии; в-третьих, тесными связями с кубинскими антикастровскими элементами в США.
Работа была весьма сложной и долгой. Иуду торопили и теребили. Ему даже угрожали разоблачением, если он не поторопится. В итоге он сообщил свой самый первый список службе Ее Величества. В нем было 17 фамилий, из них 16— «тихие американцы», а 17-е было добавлено Иудой на его страх и риск. Против него он сделал приписку: «Вы меня о том не запрашивали, но есть еще один человек, который живет не в Америке. У него нет ни имени, ни адреса, и он не владеет никакой собственностью. Он – нелегальный эмигрант в Мексике, но считается одним из отцов тамошнего чайна-тауна. Скорее всего, вы найдете его в Тихуане в чайна-тауне в ресторане, где он считается поваром, но на самом-то деле является его негласным владельцем. Ресторан назван по его прозвищу – «Толстый Фан» (Dicker Fan)…»
Мы не знаем настоящего имени того, кто попал в сводки ФБР под именем «Толстяк Фан», мы не знаем ни его точной даты рождения, ни места рождения, мы даже не знаем, чьего он был роду-племени. Мы даже не знаем, почему его звали именно «Толстяк Фан».
Считалось, что он был агентом советской разведки, ибо на него как на кадрового офицера указал советский предатель. Однако советская сторона не признала его своим офицером. При этом Советы с тою же легкостью в итоге согласились с тем, что еще с полсотни человек, пойманных в Америке по наводке того же Предателя, действительно были кадровыми офицерами советской разведки. А в ситуации, когда кто-то признается в 50 случаях чего-то там, но наотрез отказывается от 51-го, есть мнение, что, возможно, на это есть причина. Тем более, что в данном случае наблюдалась одна странность. Прочие советские офицеры, сданные этим Предателем, имели настоящие имена и фамилии, а не только агентурные псевдонимы, и эти имена были переданы ФБР одновременно с псевдонимами. Однако о человеке по имени «Толстый Фан» был известен лишь агентурный псевдоним, и он почему-то точно совпадал с его кличкой, под которой его знала вся китайская диаспора, да и прочие не-китайские бандюки со всего Западного побережья. Для советской же разведки совпадение агентурного псевдонима и традиционного прозвища человека на улице было в целом не характерно. Поэтому историки считают, что «Толстяк Фан» был, видимо, как-то связан с советской разведкой и поэтому попал в списки предателей, но, возможно, он действительно не был советским агентом, и поэтому-то его принадлежность к Советам никогда не была подтверждена советской стороной.
Он был видным представителем китайской диаспоры в мексиканской Тихуане и одним из руководителей тамошнего китайского землячества, но, когда о том зашел разговор, китайцы от него открестились, ибо они тут же указали на некие характерные признаки, которые, безусловно, подтверждали их точку зрения, что он не был китайцем. А на вопрос, как мог не-китаец столько лет возглавлять партячейку китайских националистов, они лишь развели руками и с восточным философическим видом вздохнули – «shit happens». Точно известно, что он был агентом, а, возможно, и офицером американского Центрального разведовательного управления (о, как!), но подробности того, кем он был завербован, что именно делал и почему американское же ФБР за ним так серьезно охотилось – американской стороной не раскрывается. На все вопросы по этому поводу от цеэрушников следует весьма китайский ответ – «shit happens».
Совершенно точно известно, что он долгое время был штатным офицером германского Абвера, то есть германской военной разведки. Работая на сием странном поприще, он умудрился получить пару наград от американского разведо-вательного ведомства, но когда и при каких обстоятельствах он попал на службу к немцам, источники ФБР опять же умалчивают.
Чтобы не интриговать вас дальше, мы не будем наводить тень на плетень, а просто последуем за официальными фактами, изложенными в некоей интереснейшей книжке, написанной отставными офицерами ФБР в конце 80-х, когда в США про многие дела, включая тайные операции против СССР, говорить стало проще. Книга называлась «Враги Народа» или «История Охоты на Врагов в Америке» (Enemies of the Nation or History of American Manhunt).
В первом самом известном выпуске шли истории про Билли Кида, Бонни и Клайда и прочих Аль Капоне и Дилинджеров, то есть всех тех бандюков, которых ловило американское правосудие и отловило-таки. Разумеется, стечением времени в роли «ловцов Врагов Нации» все больше и чаще упоминалось пресловутое ФБР, так что считается, что эта книга есть своеобразный отчет этого американского ведомства «о проделанной работе» и всех наиболее значимых поводах для гордости по этому поводу. Книга имела огромный успех, и вскоре появилось ее продолжение, в котором описывались поимки уже не столь резонансных «Врагов Нации», как разнообразных маньяков типа Банди или Мейсона. Книга все равно шла на ура, и на гребне всего этого вышло ее второе дополнение, в котором описывались «пограничные случаи», то есть истории, которые нельзя назвать «безусловным успехом», хотя причины у этого разные. Вот именно в этом дополнении и описано дело человека по прозвищу «Толстый Фан».
На самом-то деле «Толстяк Фан» вовсе не был толстым. Вообще. Он обожал носить огромные сомбреро, широкую одежду с большими складками, которые создавали иллюзию большого живота у него и огромного веса. Однако патологоанатомическое исследование трупа давало такие данные: рост – 5 футов 7 дюймов (168 см), вес – 150 фунтов (70 кг). То есть не великан и, скорее, худой, нежели толстый. Поэтому причина, почему у него было именно такое прозвище, для фэбээровцев осталась загадкой. Однако они указали, что термин Dicker — во-первых, пришел из немецкого языка, а во-вторых, имеет не только значение «толстый». Вообще само название ресторана покойного невольно настраивало американских туристов на фривольный лад, ибо слово Dick на амерских улицах значит и «мужской член», а «Толстый Фан» помимо ресторана содержал и сеть нелегальных борделей, причем на вывесках этих борделей всегда имелся его фирменный знак – нечто вроде этакого «колышка с пропеллером» (fan — вентилятор⁄пропеллер). Такое толкование прозвища Dicker Fan имело больше смысла, но тоже не соответствовало характеру покойного. В целом это был тихий и спокойный китаец, не озабоченный сексуально и не проявлявший тех качеств, которые бы могли дать повод прозвать его «вертолетом» или «пропеллером». Точное имя его не было известно – у него было множество документов на десятки имен, и он порою этим бравировал, говоря, что за известную мзду он может получить в Америке документы хоть на имя Сталина, хоть на имя Гитлера, и всегда при этом смеялся. А на вопрос, как все-таки лучше его называть, он всегда отвечал, что его действительно зовут «Толстый Фан» и это его настоящее имя. Вернее, пару раз он по-пьянке сказал, что это его точное имя – «так, как его немцы услышали». Специалисты из ФБР долго ломали голову над вопросом, как именно должно было звучать имя, которое по-немецки прозвучало бы как Dicker Fan, но так ничего и не выдумали. Настоящее имя «Толстого Фана» так и осталось для них неизвестным. Через десять лет один из американских историков, изучавших трофейные немецкие документы, совершенно случайно столкнулся именно с этим прозвищем. Речь шла о Советско-Германской эпидемиологической экспедиции в Бурятию, Монголию и северный Китай, в ходе которой, с официальной точки зрения, шла борьба с местным сифилисом, а на деле советские и германские специалисты отрабатывали совместные эпидемиологические действия на случай ведения противником бактериологической войны. В составе немецкой делегации при этом офицеров военной разведки было чуть больше, чем все (а все прочие, как выяснилось, были в итоге офицерами СД и СС), и промеж себя они порою потешались над «наивными русскими», которые им все «показывают и рассказывают», не сознавая, с кем они ведут разговор. В своих докладных немецкие камрады докладывали: чтобы местное население было готово к сотрудничеству и не пугалось «белых халатов», параллельно Советы устроили этнографическую экспедицию, которую возглавил, по их словам, «местный князь», он же по совместительству «местный министр культуры». Он-то и уговаривал местное пугливое население не бояться пришельцев и добросовестно проходить все положенные медицинские процедуры, ни в чем немецким камрадам при том не препятствуя. Его-то немцы и прозвали между собой «Толстый Фан/ Dicker Fan» — притом, что тот не был толстым. Смысл шутки состоял в том, что при Советах этого «князя» заставили поменять «родовую фамилию», которая до того переводилась с местного языка как «Иноземцев», однако там была закавыка. Дело в том, что в средней части фамилии было сочетание букв, которое совпадает с русским обозначением «мужского полового члена», а русские не могли допустить того, чтобы человек с настолько странной на их слух фамилией одновременно стал бы министром культуры… Это выглядело бы как дурной анекдот… Собственно именно из-за этого данного «князя» немцы и стали звать Dicker Fan, ибо первый слог фамилии совпадал с местным словом «опахало/веер» (по-немецки – Fan), а вторым слогом и оказался пресловутый «хрен» (то есть – Dicker). Таким образом, из трофейных немецких источников следовало, что в тот раз прозвище Dicker Fan оказывалось буквальным переводом на немецкий настоящей фамилии данного «князя», просто переведена она была по слогам: один из слогов был переведен на местном диалекте, а второй – по-русски.
Впоследствии именно эти же самые офицеры германского абвера, которые некогда путешествовали по Сибири, возглавили так называемый «Восточный» Abteilung данной организации, и уже описываемый нами «Толстый Фан» из Тихуаны получил именно от них свое прозвище. На основании этого американская исследовательница делала в своей работе предположение, что либо этот «Толстый Фан» был похож внешне на первого «Толстого Фана», либо он был родом из одной с тем местности, либо, может быть даже в качестве совсем уж безумного предположения, был с ним родственником, и в данном случае мы имеем не просто случайный псевдоним, но проявление весьма характерного германского чувства юмора. Впрочем, эта версия (впрочем, как и многие другие) не нашла своего подтверждения.
Теперь, когда мы немного ознакомились с «врагом народа Америки», вернемся к описанию его жизни и рассказу о гибели. Первые американские сведения о «Толстом Фане» начинаются с 1944 года. В это время он был чиновником в правительстве Чан-Кай-Ши с весьма размытыми полномочиями. Вернее, по американскому мнению, это был банальный «лоббист» – взяткодатель, который в совершенстве владел чисто китайским искусством «коу-тоу» (в переводе на русский – «рука руку моет»). То есть этот «милый китаец» предлагал американцам поставлять правительству гоминьдана всякую всячину, а сам при этом использовал некую хитрую «схему откатов», при которой войскам националистов доставалось чуть меньше обычного, а разница шла в карман самому Фану, его китайским друзьям и соответственно – поставщикам из Америки. Сказать, что амеры были обрадованы найти столь любезного и обаятельного господина в китайском правительстве, погрешить против истины: они заглотили этот крючок целиком со всею леской и большей частью удилища, и работа у них закипела.
Надо сказать, что в отличие от прочих коррупционеров и казнокрадов времен гоминьдана Толстый Фан всегда привлекал американцев несвойственной для прочих китайцев честностью и способностью держать свое слово. Кроме этого сам он жил весьма скромно, и поэтому все считали его весьма усердным и честным чиновником. То есть при том, что через него сами американцы выносили из казны гоминьдана суммы немыслимые, Фан никогда не дал повода заподозрить себя в воровстве самим китайским проверяющим организациям. Сначала это забавляло американцев, потом радовало, потом стало чуть-чуть настораживать. В конце концов, они приперли его к стене набором фактов и задали нелицеприятный вопрос: для чего ему столько денег, если он их не расходует.
В ответ на это Фан совершенно «рассыпался» и признался американским разведчикам в том, что уже давно разуверился в способности гоминьдана победить коммунистов, и поэтому он теперь день и ночь хомячит американские доллары, для того чтобы, когда коммунисты все-таки столкнут местных воров и идиотов в Китайское море, у него была возможность уехать в благословенные штаты и там жить долго и счастливо. А не тратит он денег потому… В общем, у Толстого Фана была одна страшная тайна. На деле он давно и успешно сотрудничал с немецкой военной разведкой. На изумленные вопросы американцев, что именно забыл абвер в глубинных районах Китая, Фан объяснил, что у его немецких хозяев были старые и серьезные проблемы с получением редкоземов для производства легированных сталей для тех же Тигров. Кроме этого германская сторона испытывала недостаток в природных источниках урана для каких-то своих сверхсекретных проектов. И поэтому Фан жил в изумительных ебеньках посреди великой войны, занимаясь организацией добычи редкоземов и урановой смолки на благо Великого Германского Рейха. При этом немцы очень боялись, что на него, тихого китайского чиновника, кто-то обратит пристальное внимание, и поэтому он все это время и прикидывался ветошью. А он хотел бы жить яркой жизнью, иметь много женщин, выпивки и наркотиков – не для себя лично, а ради продажи их страждущим, и поэтому боготворит Соединенные Штаты Америки, где все его мечты могут легко стать реальностью со всей его будущей благодарностью добрым американским друзьям и товарищам. Амеры понимающе переглянулись, и Толстый Фан тут же стал двойным агентом – германской и американской разведок – одновременно. Разумеется, американцы заинтересовались подробностями сотрудничества Фана с немцами, и вскоре выяснилось самое интересное.
У немецких исследовательских групп существовала проблема. По их сведениям, в Союзе, который отставал от Германии в области исследований новых типов вооружений, была создана служба разведки при комитете вооружений, которой были приданы спецподразделения на фронтах, отслеживавшие появление новых образцов немецкого оружия в зоне боев и при первой возможности пытавшиеся их заполучить для исследования. В итоге, по наблюдениям немцев, после первого же использования новых экспериментальных типов оружия на Восточном фронте уже в первые 20–30 часов во фронтовой полосе фиксировалась нездоровая активность русских разведгрупп и патрулей, которые занимались проникновением в глубь германских позиций в явных поисках той самой новой «вундервафли», только что примененной немцами. Тестирование образцов, предназначенных для поражения живой силы противника, требовало наличия этой самой живой силы. А в ту пору основные массы таковой наблюдались немцами на Восточном фронте, где как раз и создалась столь сложная для тестирований ситуевина. Но немцы народ хитрый и изворотливый. К счастью для них, в это же самое время шли активные боевые действия с применением огромных количеств живой силы, причем с трех сторон сразу, посреди большого Китая. Потери этой самой живой силы в процессе войны не поддавались учету и выглядели просто катастрофическими. В этих условиях немецкая военная разведка сочла, что можно очень успешно скрывать десятки людей, убитых в ходе тестирований новым экспериментальным оружием, внутри гор местных трупов.
Сказано – сделано, и вскоре немецкая разведка принялась отрабатывать в основном стрелковые и артиллерийские системы вооружений на удаленных китайских полигонах – по врагам гоминьдановской армии. Вопрос был в цене и уровне продажности местных боевых генералов. Продажность наличествовала, а о цене Толстый Фан умел с ними легко договориться. По мнению немцев, данная метода была, безусловно, успешной, ибо, несмотря на то что Союз был неподалеку, при таких испытаниях не было обнаружено никакой активности русской разведки, и поэтому новые образцы вооружений и итоги тестирований немцам, по их мнению, удалось сохранять в полной тайне. Собственно, русские даже оказывались в неведении насчет того, что у них прямо под носом немцы копали редкоземы с урановой смолкой, так что успех всей этой деятельности был безусловным.
Амеры сперва не поверили во все эти россказни, но тогда Фан в подтверждение своих слов предоставил им полную техническую документацию и экспериментальные образцы новой авиационной немецкой пушки, о существовании которой американцы ведать не ведали. При этом пушка оказалась так хороша, что амеры даже создали ее аналог, который с успехом применяли в небе Корейской войны. По факту именно эта пушка оказалась чуть ли не единственным способом эффективного противодействия автоматическим пушкам русских, которые хоть и были уже следующего поколения, но все же лучше, чем ничего. За этот подвиг Толстый Фан был даже награжден американским правительством. Были и другие хитрые вундервафли, тиснутые Толстым Фаном у немцев, но как раз в это время подобная деятельность стала сворачиваться. Во-первых, в конце войны немцы уже не могли таскать подобные типы оружия на край света, а во-вторых, появился Второй Фронт, и немцы не имели на нем столь же сильного противодействия разведки вооружений, как на Восточном, так что они уже спокойно проводили себе тестирования на Западном фронте, не выезжая никуда из Германии.
Короче говоря, связи Толстого Фана с американской разведкой были весьма сложны и многогранны, и из Китая в Америку он прибыл более чем богатым человеком. Здесь в Мексике он быстро открыл свое дело и занялся контрабандой, сутенерством и крышеванием проституток, а также производством и продажей наркотиков на Западном побережье как США, так и Мексики. При этом он никогда не забывал своих старых и добрых друзей из американской разведки, предоставляя им самых лучших девиц, самый чистый кокаин и так далее. Ну и благодарить конвертами не забывал – постоянно. Поэтому притом, что Толстый Фан быстро стал весьма важной фигурой в китайском преступном мире обеих стран, американская Фемида была совершенно слепа ко всем его невинным художествам. В конце концов, все это происходило внутри китайской среды, и если там даже и убьют проститутку или сдохнут от передоза – кто этих «чинков» считал?
В итоге взаимный фэн-шуй между амерскими спецслужбами и китайской мафией достиг того уровня, что цеэрушники попросили «уважаемых людей из китайской диаспоры» помочь им с финансированием кубинских эмигрантов, борющихся против Кастро.
Богатенькие китайцы согласились немедленно, ибо «так ненавидели коммунистов, что даже кушать не могли». Одним из главных спонсоров этой деятельности был именно Толстый Фан. В обмен за свой столь бескорыстный поступок китайский мафиози просил сущую малость. Он хотел быть уверен, что выделяемые им средства «пошли на благое дело, а не на кокс и девок». Ввиду того что нравы «гусанос» были именно таковы, как и опасался спонсор, данная просьба была сочтена разумной, и кубинцы принялись составлять подробнейшие отчеты на тему о том, куда пошли те и эти центы и песо, да с кем такой-то из бандюков встречался, да что они вместе пили и в какой забегаловке. Фан остался доволен, и финансирование от него грядущего вторжения на Кубу тикало, как часы. Очень добрый и отзывчивый это был человек.
Задержание Толстого Фана происходило по всем правилам плутовского романа или на манер итальянских комедий с участием Челентано. С одной стороны, за счет того, что амерские службы историей в Эверглейдсе были три месяца как поставлены на уши, мероприятия по отлову советских шпионов с легкостью начались «все вдруг», ибо там народ даже «спать ложился в лыжи обутыми», но в данном случае речь шла о мероприятиях в сопредельной стране. И поэтому американцы сочли обязательным предупредить партнеров, хотя бы из вежливости. Мексиканская сторона приказ «гринго» уважительно выслушала, взяла под козырек и спустила в свое управление в Тихуане приказ о всемерном содействии прибывающей группе из ФБР с целью поимки особо опасных преступников.
Офицеры из Тихуаны были оповещены, взяли под козырек и помчались в чайна-таун так быстро, насколько позволяли их старенькие машинки. Надо сказать, что у сотрудников спецслужб часто возникают некие особенности, которые позволяют их легко отличить в толпе местных китайцев и заезжих туристов. То ли слишком деловой вид, то ли оружие напоказ – в кобурах, то ли солнечные очки во все лицо, в общем, напрягли они местное китайское население одним своим видом сразу и не по-детски. Возможно, что в итоге все кончилось бы именно так, как и кончилось, однако нюансы истории таковы, что из этого задержания можно сделать эталонное пособие для контрразведки о том, как делать не надо.
Мексиканские службисты совершенно случайно столкнулись с Фаном чуть ли не у заднего входа в его ресторан, куда он выбежал в ответ на истошные крики китайских детишек, которые, как выяснилось, кричали «Облава!», но мексиканцы этого не поняли. При виде Фана один из троих потянул ствол, второй скрылся за углом, а третий прокричал: «Дорогой Фан! Нам нужно поговорить! Садитесь в нашу машину!»
Толстый Фан в ответ на это закричал по-китайски, и через мгновение улица заполнилась десятком китайцев – работниками ресторана, соседями и просто прохожими. Потом узнали, что Фан кричал, что это – чужеземная мафия, которая приехала, чтобы его убить и просил подмоги у общества. Способность китайцев быстро появляться изо всех щелей и образовывать огромные толпы общеизвестна. Когда на узкой улочке трех оперативников с пухами окружила враждебно настроенная толпа человек в двести, те, даже несмотря на свои пухи, начали ощущать себя неуютно. И для того чтобы разрядить напряжение, старший из них не нашел ничего лучше, чем достать из кармана ксиву офицера контрразведки и сказать китайцам, что они никакие вообще не бандиты, а самые обычные и законопослушные мексиканцы, которые хотят просто поговорить. Не самая лучшая затея в квартале, где большая часть народа – китайские нелегалы, бежавшие из Китая в дни, когда побеждали там коммунисты. Кто-то из китайцев в ответ на это потребовал, чтобы пришельцы немедленно убирались, а если они хотят разговаривать, должны приехать те офицеры полиции, которые приезжают сюда за деньгами по обычаю, и тогда с ними можно будет поговорить за чашечкой водки. В ответ на это контрразведчик сперва закричал, что те офицеры не могут, но когда толпа ему не поверила, пояснил, что их временно отстранили от службы, поэтому сюда сейчас едут какие-то важные «гринго» с особыми полномочиями, которые хотят расследовать отношения местных «уважаемых людей» с местной полицией. И он с помощниками как раз приехал за тем, чтобы приватно обсудить с уважаемым Фаном, что тому стоит сказать, когда «гринго» начнут его о чем-нибудь или ком-нибудь спрашивать (за эту фразу ФБР его потом слегка «за яйца подвесило»).
Эти слова вызвали у все-таки относительно законопослушных китайцев смятение, и они согласились провести гостей к господину Фану при условии, что те придут к уважаемому человеку в дом без оружия. Пока шло небольшое ощупывание и передача стволов китайцам «на ответственное хранение», в комнате хозяина ресторанчика «Толстый Фан» грянул выстрел.
За время долгой и плодотворной беседы китайцев с латиносами, Толстяк Фан поднялся к себе, очистил все свои сейфы и прочие схронки и сжег все свои документы. Потом сел за стол, достал чистый лист бумаги, чернильную ручку и стал было что-то писать.
Он два раза начинал и два раза останавливался. В первый раз он написал по-немецки – «Дорогой брат…», но остановился, смял лист и бросил его в корзину. Второй раз начал рисовать китайский иероглиф – «брат», но снова остановился. И снова смял лист рисовой бумаги, и снова бросил его в корзину. На третьем листе он то ли начал писать, а потом передумал, то ли просто нечаянно опустил ручку в начало листа и там осталась лишь только точка.
После этого он положил ручку на стол, так и не закрыв ее колпачком, достал откуда-то свой пистолет и выстрелил себе в рот. Так закончилась история человека по прозвищу «Толстый Фан».
Американцы из ФБР прибыли на место через 10 часов.
Сперва им удалось осмотреться, опросить свидетелей и даже получить от них весьма любопытные сведения о том, что в миг самоубийства Фан уничтожил только лишь свои бумаги, но деньги все так и остались в открытых сейфах, и их его заботливые слуги перепрятали для сохранности. Однако потом, по мере того как агенты ФБР все прибывали и помещение ресторана стали разбирать чуть ли не по гвоздику, неизвестные бросили в окно кухни ресторана термитную зажигалку, и ресторан полностью выгорел. Оказалось, что там в одном из помещений варили какие-то синтетические наркотики, и кто-то из местных счел, что лучше эта лаборатория сгинет в огне, чем и по этому поводу начнется другое расследование. То есть на самом деле фебеэровцы смогли получить лишь само тело Фана, кучу фото с места события, какие-то наиболее очевидные вещдоки. И вообще это все, что они смогли оттуда вынести – из неприкрученного и насмерть не приколоченного – за первые 30 часов, так как потом огонь пожрал все следы. Но и того, что удалось собрать, хватило для вынесения заключения.
Осмотр тела неизвестного по кличке «Толстый Фан» показал, что, несмотря на изрядный возраст (Фану было, по-видимому, за 50), он продолжал сохранять очень хорошую спортивную форму. Костно-мышечный аппарат покойного был в том состоянии, который, без сомнения, позволил ему произвести все те действия, которые совершил «ночной снайпер из Эверглейдса» в апреле 1961 года. Рабочий объем легких был достаточен для того кросса, который проделал неизвестный снайпер, особенности прижизненных травм покойного показывали, что он часто и много стрелял из оружия, схожего со снайперской винтовкой. Это подтверждалось и свидетельствами очевидцев.
Толстый Фан не складывал оригами, он не играл в футбол, не отдыхал в экзотических странах. Его главным хобби была охота. Причем не просто охота, но охота при помощи самого обычного лука. Фан сам собирал и делал луки и потом часами мог стрелять из них на своем заднем дворе. Это было не самым обычным занятием для китайца – а все новое и необычное вызывает интерес у соседей. При этом Фан был человеком компанейским и очень общительным, он даже организовал нечто вроде клуба лучников для местных детей, где учил правилам хорошей и точной стрельбы из лука по любым целям. (Нельзя сказать, что ученики его чего-то добились. Но в чем была причина, то ли в том, что сам Фан был хреновым учителем, то ли в том, что ученики его оказались южными китайцами, а «китайцы болот» практически не стреляют, нам не известно.) В любом случае дети, с которыми возился покойный, рассказывали какие-то чудеса про его меткость – особенно на охоте в горах, куда он регулярно возил своих подопечных. Ребята рассказывали, что Фан луком умел попадать в цель точнее, чем они из винтовки… На осторожный вопрос следаков, о каких винтовках идет речь, молодые китайцы рассказали в ответ, что Фан предложил им соревноваться: кто больше настреляет дичи в горах – он из лука или они из винтовки – из-за того, что их способности в стрельбе из лука были весьма ограничены. У Фана, по словам ребят, был тайный склад за городом, на котором он держал несколько неучтенных ружей, и во время поездок в горы на охоту он заезжал за оружием и потом учил мальчишек из них стрелять. А уж что он творил из винтовки – следователи не поверили чудесам, рассказанным восторженными молодыми китайцами, вообще. Агенты ФБР наведались по указанному адресу и действительно нашли некий загородный домик, оформленный на подставное лицо, и уютный погреб. Погреб был пуст, но вокруг обнаружились следы смазки, пороха и всего прочего, что могло свидетельствовать о том, что он кем-то использовался под оружейный склад, но был ли это именно Фан и кто это место после смерти Фана очистил, осталось загадкой.
В любом случае то, что Фан использовал большое количество единиц стрелкового оружия и учил с ним обращаться китайский молодняк, наводило на размышления. В итоге было решено, что Фан таким образом заботился об обучении юного пополнения китайской «триады» и соответственно именно члены триады потом позаботились об исчезновении всего используемого им оружия.
Тщательное обследование тела Фана подтверждало рассказы китайских юношей: определенные типы мозолей и все прочее указывало на то, что Фан действительно много времени уделял стрельбе из лука и, возможно, он по факту был скорей лучником, а не снайпером. При этом он свое хобби вообще ни от кого не скрывал, ибо люди не воспринимают лук как серьезное оружие. А звуки выстрела лука не были слышны в набитой людьми Тихуане.
Итак, по своим физическим кондициям Фан подходил на должность ночного снайпера из Эверглейдса и, похоже, имел соответствующий уровень квалификации. А неспособность южных китайцев к снайперскому ремеслу могла объяснить то, почему «уважаемый господин Фан» предпочел самолично залечь на болотах с архаическим «филином», вместо того чтобы припрячь к этому делу бандитов из юного триадного поколения. А дело даже не в том, что китайцы в стрельбе были совсем никакущими. В сущности, Фан выучил их неплохо. Просто есть разница в отношении к процессу стрельбы профессионального лучника и молодого человека, почитавшего калаш вершиной технической мысли и образцом совершенства. Вот как пояснил это эксперт ФБР высокопоставленному лицу: «Представьте человека, который привык писать гусиными перьями. Он их аккуратно затачивает, самолично готовит чернила в чернильнице, потом во время письма следит, чтобы не было клякс и вовремя пользуется пресс-папье. Он точно знает, когда использованное гусиное перо еще можно заточить снова, а когда его уже нужно выбрасывать. А его ученики были из тех, кто учился писать современными ручками-скорописками с вечным пером. Поэтому он не мог передать им своего мастерства». Таким образом, пришли к выводу, что Толстый Фан был связан с убийством в Эверглейдсе из-за его физических возможностей и способностей.
Широкие и многогранные связи Толстого Фана с кубинскими эмигрантами как на политической основе, так и на почве совместных дел вне закона давали понять, откуда Фан мог слышать про планы высадиться в бухте Кочинос. Дальнейшее исследование дела, в ходе которого паре известных цеэрушников пришлось отвечать в ФБР «под лампой» на ряд весьма нелицеприятных вопросов, а потом добровольно выйти в отставку без сохранения пособия, открыло глаза следователям, что Толстый Фан не просто мог краем уха слыхать про что-то где-то на Кубе, но и быть одним из основных финансовых доноров всего предприятия. По слухам, дело дошло до того, что Эдгар Гувер от этих известий совершенно вышел из берегов и имел приватный разговор на эту тему с Алленом Даллесом в стиле: «Ну, хорошо, вы решили, что раз он был связан когда-то с фашистами, то он не мог быть русским агентом. Отлично! Но вы что не видели, что он – КИТАЕЦ?! Китайцы – такие же коммуняки, как русские, и они так же помогают Кастро, потому что он – красный! Вы бы еще искали денег на борьбу с римским Папой в монастыре францисканцев!»
Итак, иными словами, ФБР – пусть и при явном сопротивлении ЦРУ – удалось привязать Толстого Фана к убитым, их роду деятельности и доказало возможность Толстого Фана точно знать график их передвижения. Кроме того, необходимость передавать кубинцам большие суммы денег наличкой заставила ЦРУ создать для Толстого Фана набор документов, с которыми тот шлялся через границу туда и обратно, причем ходил он в обход всех досмотров и общения с таможней. По слухам, Гувера (у которого и так было к тому времени не самое лучшее здоровье) чуть не хватил удар от известия о том, что именно ЦРУ делает с американско-мексиканской границей и по этому поводу он даже настоял на приватном совместном докладе с Даллесом в Овальном кабинете самому Джону Кеннеди. Подробности неизвестны, однако после этого Даллес издал приказ о том, что сотрудникам ЦРУ было предложено отныне воздерживаться от любых «спецопераций» в пределах своего государства. (Приказ по какой-то причине потом был отменен, что вызывает лютый баттхерт у всех конспирологов.)
Итак, оставался вопрос о начальном обучении Фана стрелковому мастерству в советской учебке. На помощь пришла стоматология. Покойному тщательно исследовали зубную формулу и выяснили, что четыре ранних пломбы в его зубах были поставлены чуть ли не одновременно, причем качество работ было очень хорошим, и при этом дантисты использовали составы, характерные для зубопротезирования в фашистской Германии. Эксперты осмелились утверждать, что в данном случае можно предположить как минимум офицерский чин данного человека в германской военной иерархии. Но и это не все. В зубах Фана нашли ранний скол, который не требовал пломбирования, и поэтому на нем осталась оригинальная лигатура, которая была нанесена до того, как в его рот лазили немцы. Мало того, в глубинной зоне одной из немецких пломб были найдены следы более ранней пломбы, замененной немецкими стоматологами. Химический анализ данной лигатуры и следов ранней пломбы соответствовал зубным смесям, используемым в довоенном Советском Союзе, причем применение в них дефицитных для раннего СССР материалов указывало на известное положение покойного в советской иерархии того периода. Эксперты сошлись во мнении, что покойный был в довоенные годы в СССР и, возможно, именно там получал свое образование либо как будущий офицер НКВД, либо как офицер дружественных для Советов режимов, например, как офицер китайских коммунистов, прибывших в Россию для повышения квалификации.
К тому времени ФБР уже знали, что ЦРУ впервые встретило Фана, когда он был чиновником в правительстве гоминьдана и делал все для того чтобы расхищать вверенное ему имущество. В те годы американцы сочли его особо циничным коррупционером, однако в свете совокупности всех новых фактов возникла теория, что Толстый Фан своими коррупционными схемами, подрывавшими боеспособность войск гоминьдана, в реальности работал на китайских коммунистов, которым было проще бить гоминьдановские войска после этого. Именно поэтому он не тратил свои ворованные средства на бухло, баб и наркотики. Он получал свое уже фактом самого воровства, ибо именно оно и было самым главным делом, которое он совершал для своего народа. Деньги были не важны, было важным то, что американские поставщики, ища свою откатную выгоду, поставят гоминьдану сырые танки с картонной броней и просроченными снарядами.
Таким образом, зубная формула покойного хоть и не говорила, кем он был именно, однако молчаливо подтверждала тот факт, что молодой Фан учился в Советской России стрелковому мастерству. Последняя часть мозаики встала на место и эксперты ФБР пришли к единому мнению, что преступление на болотах Эверглейдса было ими раскрыто. Четверых гусанос и одного американского паренька кубинского происхождения в начале второй декады апреля 1961 года на болотах Эверглейдса порешил неизвестный китайского вида, принадлежавший китайской преступной группировке по прозвищу Толстый Фан. Точные причины его действий не были установлены, так как подозреваемый покончил с собой.
Дело было закрыто…
Стоп. Разбежались…
Для ЦРУ возник самый главный и интересный во всем этом деле вопрос, КОМУ именно служил Толстый Фан.
Согласно документам, полученным Службой Ее Величества от неизвестного американцам Иуды в советской разведке, Толстый Фан был кадровым офицером советской разведки. Но тут было одно большое, огромное «НО»…
В том самом списке, по которому в Америке нашли Фана, была одна странность. Шестнадцать советских агентов были слиты по полной, то есть с их настоящими именами, биографиями, псевдонимами и чуть ли не снимками, чего они в сортире делают, а вот семнадцатый – тот самый Фан – не имел никаких лишних сведений. В присланных документах утверждалось, что даже те операции, которые проводил Фан, предателю были, в сущности, не известны. Это очень контрастировало с набором улик, переданных им против остальных шестнадцати офицеров.
В итоге шефа американской разведки Аллена Даллеса стали терзать смутные сомнения. Аллен Даллес никогда не считал Британию другом Соединенных Штатов Америки. Со времен эпохальной речи Уинстона Черчилля в Фултоне, с которой и началась «холодная война», Аллен Даллес носился с теорией, что действия британцев в отношениях России с Америкой являются как минимум провокацией.
В годы правления Эйзенхауэра появилась памятная записка Аллена Даллеса, в которой тот утверждал, что «…в случае полномасштабной войны Америки с Россией, во-первых, Америка победит, а Советы будут дотла разрушены, во-вторых, ущерб, который Советы успеют нанести Соединенным Штатам Америки, будет не совместим с дальнейшим существованием США, а в-третьих, при том, что вся Европа при этом будет разрушена, но одна из Европейских держав, а именно Великобритания, от этого не пострадает». Аллен Даллес писал, что Советы могут и обязательно разбомбят в случае войны и Лондон, и Глазго, и Манчестер, но русские физически не в состоянии добросить свои бомбы до Мельбурна и Сиднея, Йоханнесбурга и Солсбери, а все это такие же города и столицы Британской короны, как Лондон и Эдинбург. Поэтому-то Британия, по мнению Аллена Даллеса, постоянно провоцирует стороны на начало большого конфликта, потому что «…в случае большой войны и тотальных разрушений в Европе и Северной Америке у Британии останутся целыми ее центры в Австралии и Новой Зеландии, а также в Южной Африке, и поэтому когда в Европе и на территории США выживут лишь обожженные с ранеными, мы увидим корветы с гербами ее Величества на траверзах Нью-Йорка и Норфолка и с них мы сможем услыхать ультиматум, в котором будут их требования выдачи Короне всех зачинщиков Бостонского чаепития и всех прочих врагов британской корон для Суда и Повешения».
Поэтому-то речь Черчилля в Фултоне он считал «первостатейною провокацией» и случаем, «когда мы пошли на поводу у злейшего врага Соединенных Штатов Америки». Не то чтобы Даллес при этом любил Россию. Просто Британию он любил еще меньше.
В этой ситуации Аллен Даллес предлагал еще раз обсудить особенности дела «снайпера из Эверглейдса».
Если исходить из предположения, что Толстый Фан был советским разведчиком, получалось, что советская разведка только что грубо нарушила их же договор с американскими спецслужбами, в котором Советы обязывались не проводить «активных мероприятий» в Америке в обмен на такое же обещание американцев не делать того же в России. А перу Аллена Даллеса принадлежит и памятная записка 1960 года, в которой тот анализирует советскую мощь, связанную с применением ракетной техники Советами при сбитии самолета Пауэрса, и где он приходит к выводу, что при том, что мощь Советов возросла многократно, но при этом политическая воля Советского руководства ослабла настолько, что Советы и помыслить не желают о распространении своего влияния, сходного с эпохой правления Сталина. Далее Даллес делал вывод: «С технической стороны возможности СССР выросли, на верхнем эшелоне власти „воля к Войне“ советским руководством совершенно утрачена, и поэтому в ближайшие годы Советы не решатся на военное противостояние с Америкой». Эпизод на болотах, если он возник по инициативе Советов, полностью опровергал эту теорию, но Даллес утверждал, что, по его мнению, советское партийное руководство никогда не решилось бы на такой шаг, и это либо инициатива «на местах», либо случайность, либо «Советы здесь ни при чем».
В отличие от руководства СССР руководство Китая под управлением Мао Цзедуна как раз в эти годы совершало ряд крайне недружественных шагов и, по словам Даллеса, «само нарывалось на неприятности». В частности, китайские коммунисты именно тогда вели «подрывную работу» в Гонконге, Южном Вьетнаме, Лаосе и Камбодже. Причем в средствах для активных операций они себя не стесняли. Китайцы никаких договоров с Америкой не заключали хотя бы потому, что самих дипломатических отношений между странами не было. Американцы признавали Китаем крохотный остров Формоза под управлением Чан-Кай-Ши, а гигантский Китай отвечал глобальными обидками, борясь с американским влиянием во всем мире. По мнению Даллеса, события в Эверглейдсе в целом были нехарактерны для действий тогдашнего советского руководства, но полностью соответствовали образу мышления руководства коммунистического Китая. А сами убийства при этом подходе выглядели калькой действий китайских спецслужб в Южном Вьетнаме и Камбодже. К тому же Кастро хоть и считался советским ставленником, но и китайские спонсоры в те годы на острове тоже присутствовали.
Таким образом, Даллес предлагал не тыкать пока обвиняющим перстом во все стороны, а задуматься: что если секретные службы Ее Величества под видом советского разведчика слили нам китайского офицера. Это могло объяснить такую разницу в подаче материала. То есть русского перебежчика мы и в глаза не видели, что именно он передал англичанам нам не известно, мы имеем лишь документы, переданные нам британцами. Что мешало хитромудрым сыновьям Альбиона в кучу советских офицеров подмешать офицера китайского? Особенно если он, судя по всему, проходил в свое время советское обучение.
Ведь в итоге, если мы скажем, что на болотах был советский лазутчик, мы должны будем сказать, что Советы сами нарушили взятое на себя обязательство, слово за слово – и полетят друг в друга ракеты, а в итоге к руинам Нью-Йорка приплывет британский крейсер из Кейптауна, наведет свои пушки и предложит всем выжившим сдаться! С другой стороны, нынче советское руководство поссорилось с китайским руководством и меж ними сейчас охлаждение. Если мы обвиним в этом деле китайцев, мы их сами затолкнем обратно в объятья Советов, а это последнее, что желательно с политической точки зрения.
Поэтому, по мнению Даллеса, к британским документам нужно было отнестись с дозой критики и здравого смысла и не принимать на веру отныне все их россказни. Не так давно в их рядах были обнаружены и Блейк, и Берджесс, и Филби, так что бритиши сейчас рады будут бравых американских разведчиков Даллеса в любом дерьме вымазать («чтобы больше не выглядеть в этом мире одинокой какашкой»). С них – «напыщенных пидоров» – станется.
Вот что по этому поводу думал Отец и Создатель американской разведки. Опасения Даллеса попали на удобренную почву. Обращу ваше внимание на то, что он был не просто Аллен Даллес, он был Аллен Велш Даллес, то есть его исконно валлийские корни были так важны для него, что он сохранил свое среднее имя в документах. А у валлийцев есть некая национальная особенность – они печенками недолюбливают англичан. Кстати, за тот масштабный «fuck-up», который случился в истории с кубинскими эмигрантами, китайскими бандюками и продажными офицерами американской разведки, любой руководитель госслужбы по идее должен был бы вылететь с нее будто пробка. Однако тут было несколько «но».
Во-первых, Аллан Даллес (ой, извините, Аллан Велш Даллес!) как раз и создал данную службу в Америке. А к отцу-основателю всегда немного иные требования и чуть более мягкое отношение, чем к обычному человеку.
Во-вторых, всем было ясно, что ЦРУ сильно разрослось за те годы. Все начиналось с нуля, людей не хватало, вот и «набирали по объявлению с улицы», а всем известно, что в первом поколении спецслужб может оказаться вообще кто угодно, к примеру, тот же Ленька Пантелеев, если вспоминать нашу собственную историю. Так что тут неча на зеркало пенять, когда у самих рожа крива. Да, не уследил «дорогой Аллен» за всеми клоунами в своей службе… Shit happens. Проверка показала, что его личного умысла в этом не было. Проехали.
В-третьих, резоны политические. Хитрость здесь была в том, что основные спецслужбы в США в те годы оказались сосредоточены в руках выдвиженцев одной и той же Демократической партии. И глава ФБР Эдгар Гувер, и глава ЦРУ Аллан Даллес, и даже глава АНБ (в ту пору адмирал Фрост, но его имя не принципиально, ибо они там постоянно менялись) были Демократами, и соответственно их вотчины были заточены ими слегка для нужд их же партии. Собственно, это не удивительно, потому что традиционно именно Демократическая партия постоянно подпитывалась разнообразными ирландцами и валлийцами из силовых ведомств, ибо эти «не совсем англосаксы» и составляли боевой костяк этих самых ведомств. Причина в том, что служба в полиции или армии, то есть на должности с регламентированными доходами в «стране неограниченных возможностей», классических местных хозяев жизни WASP-ob (White Anglo-Saxon Protestant) не завлекала. Так что эти вакансии и заполнялись ирландскими и валлийскими католиками, которые при этом начинали люто ненавидеть своих же амерских банкстеров и породившую их Британию. (Ну, еще и евреев до кучи, чем и объясняются антисемитские эксцессы эпохи сенатора-демократа Маккарти.)
Собственно, сам феномен Франклина Делано Рузвельта, который умудрился быть избранным в США четыре раза подряд при крайне негативном к нему отношении всех амерских банкиров вместе с промышленниками, объясняется тем, что демократ Рузвельт имел традиционную «железобетонную поддержку» всех американских «силовых ведомств», то есть армии и полиции. Не мудрено, что именно при Рузвельте возникли и ФБР, и ЦРУ как службы специального назначения с расширенными правами именно силовых ведомств. (Соответственно народ порой недоумевает, как и почему республиканский президент Дуайт Эйзенхауэр, который правил в промежутке между демократами – Рузвельтом-Труменом и Кеннеди, принял ряд изумительных законов, ограничивающих рост американского же ВПК, который он называл «раковой опухолью» на теле Америки, и заключил несколько секретных договоров с тем же СССР о взаимном ограничении действий спецслужб на «территории США/СССР». А на деле надо понимать так: рост и вес спецслужб внутри самих США, а также быстрое усиление американского ВПК ограничивали права амерских же банкиров, которые любыми путями пытались их такими договорами и указами всячески ограничить. В эпоху республиканца «Айка» Эйзенхауэра такое окно возможностей им предоставилось, так что «крылышки» американскому ВПК, ЦРУ, ФБР и даже совсем молодому еще АНБ американские банкиры в те годы «пообрезали».)
Из всего вышесказанного надобно понимать, что президент Кеннеди и его младший брат – министр юстиции Роберт – могли говорить руководителям ЦРУ и ФБР всякие гадости, те в ответ за глаза называть своих патронов «плейбоями», «миньеджерами» и «беззаботными е*арями», но в реальности и те и эти сидели вместе в одной лодке, а «ворон ворону глаз не выклюет». То есть ЦРУ могло косячить сколько угодно, пока это не выходило наружу и не становилось «достоянием общественности», то есть тех самых «банкстеров», которые в основном контролировали «средства массовой информации» – все могло быть спущено испускалось «на тормозах».
Иными словами, шеф ЦРУ Аллен Даллес вовсе не горел желанием доложить всему миру, что у его людей случился косяк с каким-то китайцем, жившим в Мексике и торговавшим там наркотой и телками, но которому бравые цеэрушники по каким-то причинам выложили на блюдечке подробности каких-то сверхсекретных своих операций. Обыватель от таких новостей счел бы, что у него в ЦРУ «балаган на выезде», и для самого управления это все могло плохо кончиться. Впрочем, если бы проблемы были только у него одного, его бы, конечно, не пожалели. Однако проблемы с данной историей возникли и у всесильного главы ФБР Эдгара Гувера.
Суть проблем была в том, что Гувер не просто так пожизненно занимал пост руководителя ФБР, которое сам же и создал. Говорили, что Гувер имел компромат почти на всех американских политиков, и именно это позволяло ему так долго удерживаться во власти. Однако, с одной стороны, компромат, конечно же, был, но не в столь огромных пропорциях, как о том думают. Прикол состоял в том, что при жизни Гувер и был американской властью, вернее, тем самым человеком, который «назначал Президентов». Но чтобы понимать сам процесс, надобно лучше разобраться в тайных пружинах американской политики.
В реальности мир проще, чем кажется. Америка, действительно, «страна желтого дьявола», и все в ней упирается в вопросы бабла: кто башляет, кому башляет, что имеет в обмен на бабло и кто при этом контролирует соблюдение соглашений. Вот вся суть местной политики в одном абстракте. Ах, извините, одно НО: для того чтобы начать кому-то башлять, нужно чтобы изначально у вас бабло было. А вот здесь есть один тонкий нюанс.
Хитрость заключается в том, что в Америке все люди равны, но кто-то при этом немного равнее прочих. Так уж произошло исторически, что ядро первых американцев, то есть первых переселенцев в Америку, – это белые англосаксонские протестанты. Соответственно они заняли все исходные синекуры и по мере возможности гнобили, во-первых, не белых, во-вторых, не англосаксов, а в-третьих, не протестантов. Впоследствии, когда Америка стала привлекательной для инвестиций, туда пошли деньги с континента, но опять же это были деньги в основном британской аристократии, которая при этом сама из Альбиона не ехала, но направляла в Америку своих управляющих – еврейских факторов. В итоге правящая верхушка тогдашней Америки стала представлять причудливую амальгаму из ВАСП-ов и евреев, управлявших британскими капиталами. Потом евреям это чуток надоело, и они стали рулить управляемыми капиталами уже самовластно, ибо произошла американская революция, и британские капиталы были там экспроприированы самими же их управляющими. Такова тайна первоначального накопления капиталов в ранней Америке. Урок пошел впрок, и во всех остальных колониях британцы тут же перехватили местное управление из рук ушлых факторов в руки истинных собственников, то есть именно в итоге американской революции произошел массовый отток с островов британской аристократии, которая вдруг осознала, что если за деньгами лично не присматривать, то они в ловких руках имеют обыкновение смыться. При этом управление капиталом происходило – «вахтовым методом». Пока британский Лорд был в потенции заниматься делами на своей кофейной, чайной или маковой плантации, он ей занимался. Как только здоровье больше не позволяло, Корона настоятельно рекомендовала ему вернуться домой, а дела за морями передать на попеченье наследников. Так вот это имеет финансовую подоплеку американской революции и массовое «изгнание еврейских факторов» из «тропического рая Британской Короны» в итоге осознания Короной сути происходивших процессов.
Соответственно еврейские факторы из Британии побежали в разные стороны: кто в Европу, но большинство как раз в Америку, так что самая первая американская партия республиканцев, или GOP-a (Great Old Party), оказалась управляема евреями чуть больше чем полностью, при том, что она продолжала отстаивать интересы текущего руководства и «естественных собственников», то есть белых англосаксов-протестантов. Шли годы, происходили разные пертурбации, и в Америке постепенно накапливались эмигранты не только англо-саксонского корня. Были среди них личности незаурядные, которые смогли подняться из ничего своим умом и талантами, но абсолютное большинство таких эмигрантов занималось поденной работой или было вынуждено идти наниматься в американскую армию и полицию, где получали гроши (это в стране американской мечты и безграничных возможностей). Со временем таких эмигрантов становилось все больше, в армии и полиции служили уже их дети и внуки, и само собой получилось так, что эта среда стала оформлять себя политически. Способом этого оформления и стала демократическая партия. Поэтому чисто исторически партия республиканцев считалась партией белых протестантов англо-германского корня, и она же партией еврейских банкиров, а партия демократическая стала оплотом эмигрантов не английского и не еврейского корня, при том, что с религиозной точки зрения в ней в основном были католики. Основным же компонентом демократического электората к тому времени стали местные силовые ведомства, которые имели внутри себя уже целые династии католических эмигрантов.
Теперь, если вы посмотрите на историю выборов в Америке, вы увидите, что чаще побеждали там республиканцы, причем по очень простой причине. Сильно был распространен подкуп избирателей, прямые экономические подачки для сомневающихся и так далее. При этом за одну сторону в основном играли финансисты с промышленниками, а за другую – местные копы и солдатские семьи, которые жили на военное жалование. Итог подобных соревнований тугих кошельков и ситуевины, когда противники при этом живут от зарплаты до получки, был слегка предсказуем. (Отдельные флуктуации лишь подтверждали общее правило.) Победители при этом получали исполнительную власть внутри округа, графства, штата, страны и начинали делить федеральный бюджет на работы для федеральных подрядчиков. Почему-то так всегда получалось, что доставались такие государственные работы именно тем, кто башлял на политическую поддержку победителей щедрей прочих. Круг замыкался, и в итоге представители ГОП-ы вкусно кушали бутерброды с икрой, сбрасывая вниз объедки со своего стола своей «подтанцовке», а их политические противники сидели и сосали кто лапу, а кто еще что – кому как повезет, и поэтому американские силовые ведомства очень долго были в полном загоне, а о боевом духе тогдашней американской армии можно говорить лишь с юмором. Нет, когда южане кинули клич о том, что идем бить жидов-толстосумов с Уолл-Стрит, которые хотят отнять у нас наших негров, в тех же южных штатах народ поднялся стремительно, но на одном голом энтузиазме далеко не уедешь, а денег даже на вооружение и амуницию у тех же южан много не было. Сами посудите, основное бабло в те годы в хранилищах той же Уолл-стрит, кто-то декларирует, что идет бить еврейских банкиров на этой улице, то есть, грубо говоря, саму Уолл-Стрит, и надеяться после этого на то, что оттуда придет финансирование, наверно, наивно.
То есть тот же опыт войны Севера и Юга всем намекал, что сперва нужно найти бабла, а уже потом выпендриваться, как хочешь. Для того чтобы найти бабло, нужно было получить власть, а власть в Америке тех лет могла быть куплена лишь за бабло. Замкнутый круг получается.
Однако как раз в это время Америку настиг финансовый кризис, причем спусковым триггером к этому кризису стало принятие «сухого закона», ибо при этом доходы казны от акцизов на спиртное исчезли, и дефицит покрыть стало нечем. Началась Великая депрессия.
Соответственно тот же самый эвент введения «сухого закона» стал точкой отсчета для быстрого первоначального накопления капитала разнообразными бандюками в Америке. При этом – как неожиданно! – основные боевые порядки бандюков генерировались именно в потенциальном электорате демократической партии, то есть среди тех самых обиженных и обездоленных, которым в стране безграничных возможностей полагался лишь полицейский или сержантский оклад и прочие бонусы, если, конечно, удастся дожить до пенсии.
На эту особенность американской преступности обратил внимание молодой человек Эдгар Гувер, который и пришел к своему начальству с простой идеей. У нас нет такого же количества бабла, как у республиканцев. Зато у нас на улице ирландская, итальянская и мексиканская мафии с пухами, пиками и бейсбольными битами. Давайте заключим с этими парнями на улицах договор: они сами берут со своих сколько нужно, а в обмен заставляют их диаспоры совокупно голосовать за Демократическую партию, а мы, с одной стороны, закрываем глаза на их существование, если они не слишком лютуют и не больно высовываются, а с другой – закатываем в асфальт тех, кто не готов договариваться (читай – не хочет поддержать голосами Демпартию, или бузит и льет кровь больше положенного, или вообще «отмораживается»). Демпартия подумала и согласилась, ибо иных способов победить на выборах просто не видела. Братки на улицах тоже задумались, и те, кто посмышленей, увидели в данном предложении возможность легализоваться и закончить жизнь в своем доме в окружении семьи и любящих родственников, а не в линии мелом на полу в какой-нибудь забегаловке. Были, конечно, и отморозки, но истории отлова и уничтожения всяких дилинджеров лучше поясняли остальным бандюкам суть предложения и варианты, что будет, ежели оно вдруг окажется бандюками не принято.
В итоге Эдгар Гувер сумел: во-первых, обуздать амерскую преступность за счет того, что она согласилась под его же присмотром перейти на легальное положение, а во-вторых и в главных, демократическая партия под чутким присмотром федеральных агентов Гувера выиграла подряд пять раз честные и открытые демократические выборы (четыре раза при Рузвельте и один раз при Трумэне) при том, что ГОП-ы в открытую тратили тонны бабла для того, чтобы подкупить избирателя. Затраты банкстеров в те годы, только по официальным данным, были в пять-шесть раз больше на предвыборные кампании, чем затраты демов, но… Приходил день выборов, и ирландские, итальянские, мексиканские, польские диаспоры организованно шли на выборы, где их встречали радушные федеральные агенты, местные полицейские и даже местные молодые ребята в наколках и с бейсбольными битами (чисто на случай нападения коммунистов!) – все друг другу знакомые, все друг другу родственники и все голосуют единогласно, так что целые графства и округа в районах диаспор тогда давали чуть ли не 100-процентное голосование за демпартию. (Только представьте милых старичков и старушек в каталках, которых добрые бугаи с огромными бицепсами доставляют со всего округа для голосования на участок. При этом часть бугаев – в наколках, а вторая – выбрита на полицейский манер, и все друг с другом здороваются и мило раскланиваются.) Вот и весь секрет столь долгого и уверенного лидирования демократов в те интересные времена. Соответственно раз была выбрана «родная администрация», улучшилось финансирование вооруженных сил и полиции, появились ЦРУ и ФБР и так далее. Вот что такое «новый курс» той поры во внутриамериканских реалиях.
Банкстеры могли платить любые бабки кому угодно, но самый последний «штрейкбрехер», приходя на избирательный участок, видел как полицейских, мирно помахивающих своими дубинками, так и пацанов в блатных косухах с бейсбольными битами и хорошо понимал, что после выхода из участка он встретит либо тех, либо этих, причем вторые не вступятся, ибо стоят тут эти ребята именно потому, что по итогам голосования одним поднимут жалованье (или хотя бы не сократят на работе, как это делали республиканцы), а других не станет ловить на улицах власть, если проголосуют все правильно. Вот и весь секрет Гувера. Или причина его столь долгого чиновного долголетия.
«Все мое», – сказало Злато, однако именно Гувер в Америке доказал, что и «Булат» (пусть даже и такой полицейско-бандитский) на что-то годится. (Банкстеры в ответ срали буквально кирпичами от своего бессилия.)
А в истории с Толстым Фаном возникла такая, с его точки зрения, «загогулина». Пока шли поиски, пока шли активные операции, он готов был землю рыть носом, лишь бы доказать способности его управления. Преступника изловили. Пусть мертвого, но изловили. Всем членам активных групп сказали спасибо, всех наградили в размерах оклада, а также специальными медалями и прочими грамотами. Дальше вопрос перешел в сферу местной политики.
Преступник жил нелегально в Мексике и был членом китайской общины. И мексиканская, и китайская диаспоры принадлежали к «Демократической Машине Голосования», созданной с легкой руки Эдгара Гувера. (Да, мы понимаем, что за нею скрывались уши как китайского, так и мексиканского преступных сообществ, но из песни слов не выкинешь.) Обнародование итогов следствия «как есть» заставило бы Гуверовское управление делать нежелательные, с его точки зрения, движения и нарушать сложившийся на Западном побережье фэн-шуй. Соответственно и латинские бандитос, и китайские триады со своей стороны в те дни слали ему дорогие подарки в виде открытия приютов для сирот и бесплатных больниц, лишь бы тело Толстого Фана похоронили поскорее как безымянное и ни в коем случае не привязывали его ни к Мексике, ни к китайской диаспоре. Так что и Эдгар Гувер со своей стороны принялся говорить, что разделяет все опасения Аллена Даллеса, ибо от бритишей можно ждать что угодно.
Преступление было, оно успешно раскрыто, давайте все выпьем на радостях, успокоимся, а прошлое ворошить – лишь здоровью вредить! Именно в таком виде (с особыми мнениями Даллеса и Гувера) доклад и попал на стол к американскому президенту. В ответ на это пришла убившая всех наповал резолюция.
«Вы меня долго убеждали, что снайпер из Эверглейдса – это огромный русский чекист, способный перепрыгивать заборы в человеческий рост и в прыжке отстреливать мухе ее заднее крылышко. Вы говорили, что есть русский снайпер, охотящийся на высших лиц нашего государства. Теперь же вы утверждаете, что страшным убийцей был плюгавый старый китаец (таких наши парни в Корее валили десятками). И вы говорите, что это была то ли ошибка, то ли очередная китайская выходка, на которую нам лучше не реагировать?! Я скажу вам что это.
Это самая дикая и полная чушь (bullshit!), которую я когда-либо слышал!
На самом деле вы не смогли найти «ночного убийцу»! Вы подсовываете мне труп какого-то щуплого китайца при том, что, по вашим же словам, это был двухметровый русский парашютист! Продолжайте расследование и докладывайте мне о нем еженедельно до тех пор, пока русский – именно русский – снайпер не будет пойман.
Снайпером из Эверглейдса, напугавшим столько людей, не мог быть плюгавый китаец!»
Прежде чем ржать и подозревать кого-нибудь в природной трусости, дебилизме или же паранойе, обращу ваше внимание, что в данной резолюции вина автоматически была переложена со столь любезных демократической партии мексиканской и китайской диаспор на «русских парашютистов», которые в политических кампаниях демпартии не участвовали. То есть овцы остались сыты, а волки целы.
Была, правда, одна проблема, которую и предстояло решить ведомствам Гувера и Даллеса. Нужно было найти и отловить пресловутого «русского снайпера», причем он должен был быть явно русским, без всяческих дополнительных коннотаций к прочим диаспорам. Но в этом в неявной форме было предложено разобраться им самим.
Итак, дело «Снайпера из Эверглейдса» обрело второе дыхание, поиски «русского снайпера» вовсю продолжались.
Сразу надо сказать, что одно дело – поимка особо опасного преступника, другое – ловля русских парашютистов в Америке, особенно когда люди знают, что эти самые «парашютисты» – это такая фигура речи, этакий эвфемизм в устах у большого начальства, которое на деле лишь просит, чтобы «сделали всем хорошо». Ну, то есть те же самые группы, которые занимались ловлей снайпера из Эверглейдса, собрали по новой, получили под них финансирование (а как без этого?), а потом пояснили, что начальство считает, что они сработали грамотно, найден настоящий преступник, но начальство хотело бы, чтобы они «поймали еще кого-нибудь». Желательно русского, в крайнем случае можно и англосакса, но явно связанного с Россией. У искомого «преступника» должны были быть следующие параметры:
1. Снайперская подготовка высокого уровня, а именно:
а) снайпер должен был уметь стрелять по «движущейся мишени – желательно по автомобилю – со скоростью 40 миль в час»;
б) снайпер должен был стрелять быстро – «желательно, чтобы он смог произвести точный выстрел с временным интервалом в 1,2 секунды»;
в) снайпер должен был уверенно поражать цели на расстоянии 560 метров, желательно ночью.
Но кудесников такого уровня во всем мире не так уж и много, поэтому задача была немного упрощена: скорость машины, по которой должен был уверенно попадать снайпер, снизилась до 20 миль в час (около 30 километров в час), временной интервал удлинился до 2–3 секунд, расстояние выстрела ночью упало до приемлемых в американской учебке 200 метров.
2. Стрелок должен был быть русским или хотя бы провести долгое время в России, где он мог бы получить снайперскую подготовку и технику преодоления препятствий.
3. Снайпер должен был быть советским коммунистом, или членом американской компартии, или сильно сочувствующим коммунистам.
Однако… Усилия сенатора Маккарти число коммунистов в Америке слегка поубавили. Хорошие стрелки нужны были всем: и мафии, и полиции, и спецслужбам. Даже если на примете у кого-то и были приемлемые кандидатуры, все хорошо понимали, чем пахнет все это для потенциального кандидата, ибо реалисты осознавали, что живым его брать все же не стоит. Во избежание рассказа арестанта о том, что в начале апреля 1961 года он не был в Эверглейдсе, а ухаживал за больной бабушкой где-нибудь в Пасадене в присутствии сотни свидетелей. В общем, отлов реальных преступников – более простая задача, чем высасывание их из пальца с обеспечением их последующей аутентичности. Поэтому люди Гувера подходящей кандидатуры так и не нашли. Однако в этом деле пересеклись интересы как ФБР, так и ведомства Аллена Даллеса. А у того была на примете одна достойная кандидатура.
В эти интересные времена американские спецслужбы вспоминали эпоху Эйзенхауэра с ужасом. К примеру, та же АНБ в годы Айка попросту разбежалась от безденежья и невыплат в срок жалованья. (Второе рождение АНБ случилось после того, как ее на неофициальное кормление к себе взял «Голубой Гигант» – IBM в годы правления демократа Джонсона, в обмен «силовики» стали лоббировать применение именно мейнфреймов IBM для использования в госструктурах, а с другой стороны, кибернетические гиганты были обречены на сотрудничество с демпартией: они зависели от появления молодых кадров, а математику преподавали в университетах, которые оказались тогда вотчиной демов, ибо тамошние выпускники были востребованы прежде всего предприятиями ВПК с гарантированными окладами, тогда как резервуаром для респов стали школы бизнеса, откуда выходили молодые специалисты, склонные к получению нефиксированного дохода или даже свободному предпринимательству.) А искать работу на склоне лет офицерам ЦРУ хотелось не больше, чем сотрудникам ФБР.
А тут как раз в 1959 году один отставной морпех, уроженец Луизианы, то есть знаток болот, в поездке по России попросил там убежища и даже отказался от американского гражданства. Скандал был большой, но в ту пору американские «силовики» думали, «как бы выжить», так что серьезных последствий тогда не последовало. Молодой человек принадлежал к смешанной семье, где отец – англичанин, а мать – французского корня, так что ни к каким национальным особенностям «Демократической партийной машины» он не относился. ЦРУ взяло его в разработку в 1960 году, пока тот жил в России, но дело шло ни шатко ни валко, в сущности, молодой идиот так и не был никому нужен в Америке, так что разрабатывали тогда его скорее для галочки. Однако со временем, по мере того как ФБР убеждалось в полной бесплодности поисков подходящего «русского снайпера» в Америке, кто-то из фэбээровцев в разговоре с цеэрушником проговорился, что есть у них такая вот головная боль. Собеседник почти в шутку ответил ему, что подобный человек есть у него на примете. Только живет он в России, но по своим данным и знанию тех же болот он вполне мог бы подойти на роль «снайпера из Эверглейдса». Фэбээровец заинтересовался и с этого дня в разработку морского пехотинца, сменившего Штаты на Советы, включилось и ФБР.
Быстро выяснилось, что давешний морпех оказался также невезуч и несчастлив в Союзе, как и в США, и точно так же никому нах не нужен. Как в Америке у него не было ни одного знакомого – ни сержанта, ни копа, ни бандюка, готового замолвить за него словечко перед демпартией (читай – «фокусниками» из ЦРУ и ФБР), так и в России с него сняли «пенки» наши пропагандоны, а потом благополучно «забыли» несчастного.
Именно в таком виде данный материал лег на стол руководителя ФБР Эдгара Гувера, и он в марте 1962 года сделал замечательное «открытие»:
«В деле „ночного снайпера из Эверглейдса“ меня настораживает то неверное отношение, которое сложилось у наших сотрудников по отношению к тайному агенту русских. Мы все знаем и понимаем, насколько хороши наши солдаты, и мне кажется опасным настрой, с которым мы готовы сказать, что их снайперы лучше. Я уверен, что именно снайперы нашей морской пехоты дадут сто очков вперед кому угодно: русскому, китайцу, немцу или британцу.
К сожалению, не все из них Верны Родине. Больше того, среди них бывают Изменники и Предатели. Я совершенно уверен, что таинственным снайпером из Эверглейдса был именно американский солдат (marine), который Предал Родину и стал служить коммунистам… Уверен, что следствие должно прежде всего изучать именно эту версию».
А что вы хотите, самый лучший американский следак на все времена практически не ошибался, всегда принимал самые точные, политически правильные решения. Ну и для их исполнения несчастного морпеха стали выманивать из СССР хорошим жалованьем, интересной работой, важным заданием. В итоге недалекий идиот на все это клюнул, при помощи ЦРУ бежал из СССР обратно на Родину, да еще и не один, но и русскую жену с собой прихватил. (Из архивных бумаг ФБР следует, что это было сделано ради того, чтобы морпех был сговорчивей. Когда сиськи вашей возлюбленной или ее прелестные ножки зажимают в тиски китайские или мексиканские бандюки – вы готовы оказать содействие добрым и отзывчивым ребятам из ФБР гораздо легче, чем в ситуевине, когда ваша жена осталась в России, и китайские коммунисты ее за сиськи не мацают. Это планировалось на крайний случай несговорчивости морпеха. Правда, выяснилось, что этот бывший выпускник детского дома так счастлив стать сотрудником американских спецслужб, что готов был на все тяжкие и «за так», и эти жуткие планы в реальности не потребовались. Но из архивов следует, что в ФБР предусматривали все варианты.)
Короче говоря, в мае 1962 года бывший морпех, бывший предатель Америки, отказник от ее гражданства, тайно вернулся домой и со слезами на глазах просил восстановить его американское гражданство. На самом деле, подобная процедура была не очень-то ожидаема, ибо предателей в США обратно не ждали, однако в данном случае молодого человека приняли назад с радостью, и он совершенно уверился, что его и действительно взяли на секретную госслужбу.
В качестве первого задания восстановленный американский гражданин оформил документы постоянного члена «охотничьего клуба» и стал постигать интересную науку стрельбы по движущимся машинам, потому что до этого он о таком занятии не знал. Сперва стрелял и стрелял по спортивной мишени – «бегущему кабану», потом ему стали предлагать пострелять по более изощренным мишеням типа открытой легковой машины.
Морпех был рад угодить своим добрым товарищам и с удовольствием снимался во время стрельб и вообще в обнимку со своей «карканой», к которой привык, когда служил в морской пехоте. Число фот в его деле, где он запечатлен стреляющим по движущейся машине, поражает воображение.
Так в ФБР появился реальный фактический материал: готовый подозреваемый на роль «русского снайпера», который при этом удовлетворял всем их запросам, какими бы они ни были изысканными, и забытое почти дело «снайпера из Эверглейдса» снова стало обрастать фактическими деталями. Среди них были и такие пикантные, как авиабилеты на имя совсем другого молодого человека из Берлина в Нью-Йорк и обратно именно на апрель 1961 года. В ФБР написали по их поводу пояснительную, что именно по ним наш герой тайно – под другим именем – въезжал в Америку в это время и потом выехал обратно. (С 1958 года по август 1961-го существовал особый характер путешествий из Западного Берлина в Америку – с облегченным досмотром. Подробности вы можете узнать из знаменитой речи Кеннеди 1963 года «Я – Берлинец!»). Гувер любил учитывать все детали. Тем более, что этот эпизод хорошо увязывал в данной истории использование древнего германского «филина».
Ах да, совсем забыл, я же ведь не назвал вам имя нового «подозреваемого» ФБР. Впрочем, пытливые умы уже догадались.
У незадачливого морпеха из болотистой Луизианы, предавшего сперва Родину, а потом и страну, куда он сбежал, было самое обычное имя. Знаменитым оно станет потом.
Звали его Аи Харви Освальд.
Впрочем, это уже совсем другая история…
История Вторая, рассказанная Хранителем Озера
Часть I
Вера (1891–1911)
- Ночь подошла, сумрак на землю лег.
- Тонут во мгле пустынные сопки,
- тучей закрыт восток.
- Здесь, под землей, наши герои спят.
- Песню над ними ветер поет,
- и звезды с небес глядят.
Предки мои не были уроженцами этих мест. В незапамятные времена мы жили далеко в Китае, «под Стеной» в северном предместье древней ставки Хана Хубилая – внука Чингисхана, которую он назвал Ханбулак, а нынче зовут на китайский манер – Пекин. Сперва предки мои жили в самом Ханбулаке в закрытом городе как простые нукеры, лекари и прочие пекари, а с падением монгольской династии Юань китайцы нас выселили за Стену, где мы и жили еще лет двести. Потом на Китай напали маньчжуры, и маньчжурский Хан Абахай, захватив ряд реликвий самого Чингисхана, объявил себя новым Китайским Императором и Хозяином над всей степью. Всем было предложено покориться и пойти в услужение к Абахаю или умереть в безнадежном сражении. Предки собрались на курултай, и многие решили в Китае остаться, а некоторые – перейти под руку «белого Царя», который по слухам был Крови Чингисовой и поэтому, как и мы, ненавидел китайцев.
Это было долгое путешествие, многие в горах и пустынях от голода и холода умерли, но самые сильные добрались до этих краев, и тут нас встретили русские. Было это в правление Михаила Федоровича, который нам очень обрадовался, ибо мы были чуть ли не первым народом, пожелавшим прийти к нему на службу в Русское Царство, и поэтому предки наши были русским государем обласканы. Взамен мы давали русскому царю присягу на монгольский манер (то есть если кто из нас в бою побежит, то после боя казнят весь десяток, а если побежит десяток, казнят сотню и далее), крестились все в православие и стали военнообязанными. За это Царь позволил нам брать местных и делать их своими аратами.
За время пути мы много воевали с аборигенами, ибо они не хотели нас через земли свои пропускать, так что по названию наших бунчуков и тотемных знаков нас звали на тюркский манер «фури» или «бури», что значит – «волки», ибо каждый из наших девяти родов Хонгодоров имеет своим предком Волка. Из этого мы стали называться «бурятами» или «бурятскими/братскими народами», ибо завоеванное нами население тоже стало зваться «бурятами», а самоназвания у нас никогда не было, ведь некогда мы были лишь охраною и обслугою в Ставке Великого Хана, а какое может быть самоназвание у обслуги? А «Хонгодор» всего лишь означает «девять родов» и не более.
Наш тотем Третьего рода – темно-серый речной волк, который некогда водился в зарослях монгольского Керулена. Это был мелкий волк, рыбоед и падальщик. В этом нет ничего удивительного, роды всегда располагались в Степи в виде квадрата три на три. Третий род занимал северо-восточный угол. Север означал Ночь, Холод, Лишения, а Юг – Богатство, Радость и Тепло, поэтому у китайцев по сей день все «южные» цифры почитаются как «счастливые», а «северные», напротив, несут смерть и погибель. Восток означал Мудрость и Хитрость, в сравнении с Западом, который был стороной Силы и Доблести. Это объясняется тем, что Орда всегда изображалась в виде летящей птицы с клювом, обращенным на Юг. У этой Птицы правая сторона всегда считалась на Западе, а левая – на Востоке, поэтому западные Небожители для моих предков всегда числились добрыми и хорошими, а восточные – злыми и очень недобрыми.
Так что если задумываться, то Третий род всегда выглядел самым недобрым среди всех девяти, а волк наш считался самым злым и коварным. Его древнее имя «бабр» – волк-рыбоед, волк-падальщик. Если хотите, вы можете его сегодня увидеть на гербе города Иркутска, правда, там он выглядит скорее как кот, ибо волки-рыбоеды уже давно вымерли.
Вы знаете, как в древности монголы хоронили своих умерших? Люди в основном умирали зимой от голода, холода и лишений. Зима в наших краях – время наименьших осадков, поэтому всю зиму овцы могут жить на подножном корме, сжевывая прошлогоднюю промерзшую насквозь траву. Зато от больших холодов и отсутствия снега земля промерзает насквозь и становится крепка, как гранит. А у кочевников-скотоводов в обиходе никогда ни лопаты, ни узбекского кетменя не было. Стало быть, тело умершего зимой в землю закопать невозможно. Тело невозможно и сжечь, ибо в голой, продуваемой ветрами степи всегда недостаточно дерева. А тело захоронить надобно, ибо иначе по весне оно оттает, загниет и начнет разлагаться, распространяя вокруг себя заразу с миазмами. Поэтому покойника оборачивали в кошму или просто обматывали старыми тряпками, чтобы лошади не пугались, и пускали по телу табун. Лошади измельчали промерзшее тело своими копытами и разносили останки на многие версты. И тогда на раздробленные останки приходили следующие за племенем волки-падальщики, которые могли разгрызть эти малые куски мяса. Вот от этих волков-падальщиков наш Третий род и произошел. Мы совершали последнее омовение умершего, готовили лошадей к ритуалу, успокаивали и опаивали чем-нибудь родственников, ибо в сравнении с иными способами упокоения усопших этот все-таки выглядит совсем варварским. Но раз тело нельзя ни захоронить, ни сжечь, а по причине мороза тело целиком волкам не угрызть, это было самым лучшим решением. Людям говорили, что умерший возвращается к Предкам, что это сами Предки в образе волков-рыбоедов приходят за ним. Смешно. Мой дед как-то сказал, что самыми закоренелыми атеистами обычно становятся служители культа. Не знаю. Наверное. Я часто думал, что многие решения, которые я в жизни принял, тесно связаны с тем способом, которым предки мои избавлялись от тел своих умерших. Пусть грязно, пусть жутко, но иного выхода не было. Любой хороший Шаман знает это. Именно поэтому наш Третий род испокон веков был родом Севера/Ночи и Востока/Злой Мудрости.
А дальше… Когда мы приняли русское подданство и крестились все на православный манер, соборованием и отпеванием покойных занялись русские батюшки. И предки мои утратили прежнее ремесло. Зато мы получили под управление озеро. Выглядело оно так.
Я тогда еще ходил в школу, а после – в гимназию. Отец работал путевым инженером в Иркутске (тот был вполне себе губернским городом, тогда как Верхнеудинск – уездным, и родовитые буряты даже с этой стороны озера в те годы обычно в Иркутске работали). То есть я ходил в школу в Иркутске, но на лето меня с друзьями отправляли домой, в Мысовск, через озеро Ольхон. Каждое лето нас после школы везли сперва на Ольхон, и там мы молились у Камня. Это называлось «Поклонись Духам Камня на Западе». Там, на Ольхоне, приходил день, когда обычный северный ветер «байкал» сменялся на южный «култук» и тающий лед начинал уходить на север. Тогда нас сажали на речной кораблик или буксир – или уж как получится – и мы кто на камбузе, кто в капитанской рубке, а кто и в угольном погребе плыли домой через Озеро. Теплый южный ветер растапливал путь среди льдин, и от этого казалось, что перед нами сам Байкал ото льда очищается. Местные араты всегда выходили нас встречать и думали, что лед тает не от того, что пришел июнь и подул теплый ветер, а потому что это «маленькие шаманы» плывут и лед при этом растапливают. Соответственно осенью, в сентябре-октябре, в Мысовске для нас сооружали баркасы, и мы под парусом с попутным «шелонником» выходили из устья Мысовки, и уже в море сильный «баргузин» нас подхватывал и нес назад в иркутскую школу – на обучение. Это называлось «Доверь судьбу восточному ветру». Наши паруса опять же араты и прочие рыбаки видели и про себя знали, что навигация на священном море закончена. По традиции в июне «маленькие шаманы» с запада на восток по морю плыли, и с этого дня можно было в море идти – ловить рыбу, а в конце сентября – в октябре опять же «маленькие шаманы» с востока на запад назад возвращались, это значило, что на море на лодках в этом году теперь делать нечего. То есть плавать-то можно, но если налетит «сарма» или там начнет тянуть сильный «баргузин», а ты в море, то сам ты кругом виноват, и винить в своей глупости уже некого.
А на том берегу мы с братьями жили у моего деда Софрона Степановича, который и был Хранителем Озера. Жил он в огромной, просторной избе с русскою печкой, сложенной в незапамятные времена, и араты были уверены, что саму избу выстроили именно вокруг печи, которую якобы некогда сложили неизвестные древние колдуны и волшебники. Дед круглыми днями сидел перед нашей избой на завалинке, курил огромную трубку, принимал от аратов нехитрые их подношения и иногда – очень редко – поднимал над избою огромное белое полотнище, которое издали, с озера и Улундинского тракта, было видно, и все рыбаки с капитанами знали, что идет шторм, ибо белый цвет – знак опасности.
Собственно, в этом и состояли обязанности Хранителя Озера – он всегда знал, когда придет шторм и оповещал народ в округе об этом заранее. А откуда он это знал – было неведомо. Одним словом, чародей и волшебник. Я всегда любопытствовал, как дед это делает, а тот отвечал, что обязательно все расскажет, когда придет срок. И вот однажды, когда я приехал к деду на очередные каникулы, тот проверил дневник, расспросил про школу, как я учусь, какие у меня отметки и прочее, а после сказал:
– Ну вот, ты уже и готов узнать тайну Озера.
С этими словами дед отвел меня в свою спальню, где стояли шкафы, набитые огромными древними домовыми книгами. Одна из них лежала раскрытою на столе, и дед предложил мне прочесть то, что там написано. А там русским по белому было проставлено то число и стояла аккуратная запись «06:00. Ясно. Ветер северный, слабый. Температура воздуха 15 градусов. Температура воды 8. Давление 714 мм рт. столба. Склянка – чиста. Тихлон» и так далее (за точность цитаты уже не ручаюсь, но суть вы поняли).
Я этой записью всерьез озадачился, и дед рассказал мне, что в незапамятные времена, когда наши предки только прибыли к озеру из-под Великой Стены, здесь им было все в новинку. Монголы вообще не любят воду, не умеют плавать и не купаются. А тут как раз нашему роду достались в управление береговая черта, магический остров Ольхон и само озеро. Ну и сама жизнь нас заставила полезть в воду. Многие утонули, погибли и без следа в Озере сгинули. Поэтому, чтобы люди не гибли, появился Хранитель Озера. Это был человек, который принялся собирать приметы, легенды и предания местных аратов, прочих тунгусов с эвенками и на основании этих примет стал шторма на море предсказывать. Были тогда первые Хранители Озера, как и все степные буряты, кочевниками, путешествовали они по всему берегу, и приметы были у нас собраны со всего побережья. Так вот именно Мысовка на восточном берегу возле места, где хребет Хамар-Дабан обрывается в Байкал, оказалась тем местом, где эти приметы лучше всего наблюдались и просматривались, и поэтому Хранители Озера стали постепенно оседать именно в этом краю. А приметы были простые и в то же время красивые.
К примеру, считалось, что все они – не просто так, а результат действий духов предков, которые пытаются таким образом связаться со своими потомками и предупредить их о грядущей опасности. Например, вы находитесь на мысе на восточном берегу озера и наблюдаете за закатом. Если солнце садится в синее озеро, все хорошо, и дальше будет такая же ясная погода. А вот если на закате солнце воду как будто кровью окрашивает, то это из моря поднимается кровь предков, которая вопиет о том, что вот-вот будет шторм и надо бежать вывешивать белое полотнище. Ну и так далее.
И вот однажды, когда очередной Хранитель Озера, глава Третьего рода сидел на берегу и курил свою трубку, к нему подъехали русские, спешились, с уважением поздоровались и стали расспрашивать, кто он такой и что именно он делает. Предок все им рассказал, показал свои записи (тогда они были на уйгурском) и… Тут русские замахали руками и сказали, что так дело не пойдет. Записи нужно обязательно перевести на русский и вести их каждый день. По два раза – утром и вечером. А чтобы пухнущие гроссбухи по степи в кибитке с собою таскать не пришлось, приезжие русские засучили свои рукава и построили предку русскую рубленую избу с настоящею огромною русскою печью с одним лишь условием, чтобы он больше никуда с этого места не кочевал, чтобы записи все его были отныне на русском и делал он их регулярно и каждый день. Сам делал, сыну своему приказал, внуку и – прочее. А чтобы никто его при этом не обижал и не трогал, выдали ему грамоту – в дни моей молодости была она уже почти черной от старости, где было сказано, что «…согласно Указу Его Императорского Величества Петра Алексеевича, Илье боярскому сыну Софронову отныне назначена служба Хранителя Озера, которую он обязуется нести честно и вечно, передавая ее по наследству, а в награду за нее он освобождается ото всех податей и имеет право брать со всех проплывающих мимо оброк омулем, чаем, табаком и проч.» (цитата может быть неточна, ибо давно это было, и я ее уже немного запамятовал). А потом долгие годы предки мои переводили исходные тексты с уйгурского на русский, делали в гроссбухи все новые записи, старые записи перечитывали и внимательно анализировали. В итоге обнаруживались новые все более сложные приметы, о которых те же араты были вообще без понятия. Эти приметы становились все более непостижимыми для внешнего наблюдателя, и в итоге араты стали считать нас колдунами, магами и волшебниками, хотя на самом-то деле в шаманском деле не место, вообще, сказкам и суевериям. Учет и контроль. Каждодневная работа, сбор информации, сверка с имеющимися данными, анализ поступающей информации и точный прогноз на базе анализа. Вот и все колдовство! Мой дед говорил все это немного иначе, но я лишь передаю смысл сказанного.
К примеру, я спрашивал – что значит «тихлон»? На это он отвечал, что так говорил ему заезжий русский, который гостил у него целое лето по молодости. Он думал, что «тихлон» от русского слова «тихо». Раз на улице ясно и тихо, значит – «тихлон». Русский рассказывал, что здесь в Сибири каждый год возникает огромный «сибирский тихлон», из-за которого такие холода и зимой мало снега. Вот дед мудреное словцо и запомнил. А русский гость, как безумный, то в эту тетрадь сунется, то в другую – и аж смеется от радости. Все лето гостил, сколько мог из гроссбухов в журналы свои переписывал, а когда назад в столицу вернулся, прислал огромный ртутный барометр с объяснением, как им пользоваться, склянкой в которой перед штормом возникают кристаллы и вертушки всякие, чтобы знать скорость ветра. А потом долгие годы присылал хорошего чаю, вкусный табак и диковины всякие, а взамен дед посылал ему копии своих записей.
Разумеется, просто в чистом поле или, верней, на мысу между огромным горным хребтом и озером отдельная изба стоять не могла. Времена были всякие: места наши каторжные, так что вскоре прапрадедову избу огородили высоким забором с острыми кольями, вокруг нее поднялись дома наших слуг, или родственников. Так как царский патент в наших краях был не у многих, как-то получилось, что младшего сына в роду стали отдавать церкви, а родовое гнездо стало считаться выселками местного монастыря. Так что Великий Шаман отныне был главой рода, сам Мысовск вокруг него управлялся купеческой гильдией кяхтинских купцов, которые в самом Мысовске опять же были все членами нашей фамилии, а рядом стоял Монастырь Старой Веры, где настоятелем был глава одной из младших ветвей нашего рода. То есть в одном месте были и Великий Шаман, и Купеческий Совет, и Настоятель Мысовского монастыря. Причем, в отличие от монастырей у раскольников, мы получали благословение от Православного Митрополита, ибо мы ни с Патриархом, ни с Синодом не ссорились, а преследовать нас проку не было. Один был Православный монастырь в округе, а вокруг сплошные дацаны да шаманские огнища. Вам интересно, что теперь с дедовской избой сталось или с патентом от имени самого Петра Первого? Нынче в той самой избе – современная метеостанция. Я ездил туда, беседовал с метеорологами. Их там жило трое: русская пара и один бурят, который там лишь работал. А сама изба стояла за зданием местной дорожной станции. Ее и не видно теперь между старым пакгаузом и водокачкой. Мне метеорологи не понравились – худые, вертлявые, ни в одном ни виду, ни значимости. Вот и не несут им омуля, а потому и станция сейчас в запустении. Настоящий Хранитель должен быть с виду солидным, красиво трубку курить, умно молчать, уметь людей слушать – а это так… вертихвостки… Люди сами должны Хранителю и омуля, и чай, и табак, и араку нести, да еще просить, чтобы принял. А им бы я и за деньги ничего не принес! А документы пропали: то ли их сдали в архив, то ли попросту выбросили, ибо люди, которые там нынче живут, вертлявые.
Хотите узнать – раз уж я на пенсии – почему я не захотел как дед стать Хранителем? Над этим я много думал. Я всю жизнь то в обкоме, то в министерстве сидел. И ко мне всю жизнь люди шли – кто с проблемой, кто с делами, кто за советом, а кто и спасибо сказать. И вот представьте себе, что тем же самым людям нужно что-то на озере. Приходят они с подарками к Великому Шаману-Хранителю, а там – опять я. Боюсь, это будет выглядеть несколько неожиданно. Да и не солидно сидеть мне в избе меж пакгаузом и водокачкой. Спрашиваете, почему ее при строительстве станции не снесли? Эта прадедова изба и была некогда зданием и правления Мысовского порта, и Дорожной станцией. Именно с нее Дорога на той стороне озера началась. Случилось это при моем деде, который и саму избу, и всю нашу землю вокруг, как православный, железной дороге пожертвовал.
История эта начиналась с того, как однажды к деду моему, сидевшему как всегда на завалинке у нашего дома, приехали посетители. Дед издалека узнал Бориса, главу Шестого рода, который отвечал за подготовку учителей и врачей для народа. Борис даже написал целый справочник по определению лекарственных растений в наших краях и издал его на свои средства в Петербурге. Он обычно жил на западном берегу Озера в Шолотах, где даже построил каменный дом в три этажа с настоящим балконом и после этого перестал кочевать. За это его не любили знатные родовичи с запада, к тому же у него родовая фамилия была Башхууев, что обычно переводили как «чужой человек». Смеяться тут не над чем, если это произносить, то совсем не похоже на то, что вы подумали. Это такая особая буква, которой нет в русском. А само словосочетание к нам пришло из китайского, где оно означает не «чужой человек», а «умник из хууэйцзы». Хууэйцзы – это, по мнению китайцев, люди, которые веками жили на западе в Синьцзяне и исповедовали ислам. А китайцы они потому, что не уйгуры, которые живут в тех же краях. В древних летописях этот народ называли юэчжи и говорили про них, что они не китайцы-хань, не монголы-сяньби, не тюрки-гунны или сюнну, но потом они вроде бы слились с китайцами, но по-прежнему в их краях легко отличить местного хууэйцзы от настоящего китайца с востока. К ним относится целая династия генералов по фамилии Ма, которые в начале этого века даже отложились от Китая в Синьцзяне и назвали себя Синьцзянской республикой. Правда, потом они помирились с Мао, разбив его главного врага среди коммунистов по имени Готао (так как сам Мао не мог воевать со своими же коммунистами), и тот за это сделал их коммунистами и даровал право и дальше править их озером Лобнор и Таримскою впадиной, а потом даже сделал их главными в создании китайской атомной бомбы. По внешности эти самые хууэйцзы сильно отличаются и от китайцев, и от монголов, и от уйгуров с кыргызами, но главная их отличительная черта – это то, что они мусульмане. И так как мы тогда воевали то с енисейскими кыргызами, то с их сродниками якутами (а у кыргызов – ислам), к Башкуевым в народе всегда отношение было чуть настороженным. Почему Башкуевым, а не Башхууевым? Потому что внук того «дяди Бориса», когда стал нашим министром культуры, а потом моим сватом, ибо моя племянница вышла замуж за его сына, в фамилии букву сменил, ибо не может быть министра культуры с такою забавной фамилией. Старые монголы по сей день смеются, что само название озера Байкал переводится с тюркского «большая вода», а в языке у нас нет ни слова «бай»– «большой» иль «богатый», ни слова «куль» или «кель», что означает «вода» (как в названии «Иссык-Куль», например), а это значит, что мы здесь пришельцы. Самое близкое и созвучное, что есть у нас, это слово «гул» – «огонь», но к озеру его применить невозможно. А вообще, с буквы «К» что в бурятском, что в монгольском начинаются лишь три слова – «красноармеец», «колхоз» и «коммунизм». Так откуда же она взялась в древней фамилии? Согласно преданию предок их был бродячим врачом, которого наши предки поймали в степи и привезли тяжело раненного легендарного хана Галдана лечить. Простые шаманы и лекари от него отступились, а этот иноземец его легко вылечил и стал навсегда личным врачом. Не то чтобы у него был выбор, конечно. Вот так полтысячи лет назад некий бродячий лекарь из хууэйцзы и стал нашим главным Врачом и Ученым, а дети его – знатными монгольскими родовичами. Но в память о предке они даже после присяги России и Крещения долго еще носили Крест с Полумесяцем.
Поэтому за глаза весь Шестой род в народе не считали монгольским, и это для простых аратов было серьезно. Именно из-за того, что родовичи из Шестого рода не считались монголами, испокон веков к ним то приймаками, то приказчиками, а то и советниками принимали местных ссыльных, которых особенно много пришлось по итогам восстания в Польше в 1860-х. Поэтому-то врачами и учителями в Шолотах для всех прочих улусов набирали литовцев и евреев с поляками. Многим это не нравилось, однако польские да еврейские советники умели и знали многое, и поэтому Шестой род считался у нас одним из самых богатых. К примеру, сам Борис мечтал наладить поставки колбасы из своего удела в столицу, да не просто колбасы, а с местными пряностями. Ради этого он много ездил то туда то сюда и все искал способ, как доставить в столицу свою колбасу или вяленую баранину. Многие смеялись над этим странным желанием, хоть Борис и умел деньги нажить. Шутка ли – первый каменный дом в три этажа в наших краях. Когда такой человек перебирается для разговора с тобой через Озеро – у него дело есть.
Поэтому дед Софрон встал к подъезжающим, гости спешились, и главы родов трижды облобызались между собой. Где-то засуетилась прислуга, готовя бузы и барашка для встречи гостя, появилась большая тарелка со свежим омулем, посыпанным мелко нарезанным чесноком и черемшой, и обязательная молочная водка – арака. Сам Софрон предпочитал пить обычную китайскую рисовую, но дорогого гостя принимать рисовой выглядело весьма несолидно.
Борис попробовал и такого омуля и сякого, очень хвалил и между второй и третьей рюмкою как бы невзначай обмолвился: не продаст ли Софрон ему омуля бочек сто или двести? Все знали, что Борис любил рыбу, Шестой род столь же черный, что и наш третий, так что и его степной темно-рыжий предок Волк тоже был «рыбоедом», как и все волки-предки «черных» родов, но обычные араты предпочитали баранину и того же омуля ели лишь тогда, когда есть было нечего. Про бурят, как и про монголов, неспроста говорится, что в жизни есть три удовольствия: «есть мясо, ехать на мясе и вонзать мясо в мясо». Собственно, «рыбо-едами» у нас и были всегда три рода Востока – Третий, Шестой и Девятый. Шаманы, учителя да поставщики развлечений. Девятые раньше содержали дома терпимости, балаганы и винокурни, а нынче стали артистами, режиссерами и учеными. Среди моей родни только у них целых три академика. Шестые были учителями и врачами для хана и нойонов, а нынче сват мой, к примеру, профессор, народный учитель. А наш род был шаманским, так мы и занимаемся по сей день идеологией. Вот читаю вам лекции в Высшей партийной школе… И кажется мне, что в жизни мало что изменилось.
Но я отвлекся. Как я уже говорил, монголы едят больше мясо. Рыба для нас скорее в диковинку. Собственно, лишь в трех наших родах, что произошли от волков-рыбоедов, можно увидеть, как подают на стол рыбу. И за это, кстати, прочие родовичи считали нас «черными». С другой стороны, для выпаса мяса нужен кочевой образ жизни, а рыба склоняет народ к жизни оседлой. Поэтому и осели наши три рода лет на сто-двести раньше чистых кочевников, а оседлая жизнь легче капиталы накапливает – вот и получилось со временем, что оседлые роды становились богаче, а те, кто по старинке, «как завещали нам предки», отары гонял, остались как голь перекатная. А из этого в нашей истории вообще все события растут. Простые араты верили, что те, кто продолжает кочевья с баранами, живут по законам Вечного Неба и предков, а значит, наши «черные» роды предали заветы с традициями, не якшались с нами, и из-за этого «черные» рода с «белыми» не женились, не смешивались. А очень плохо жениться меж родственниками, и так как мы внутри «черных» родов – давно все друг другу родня, ничего не осталось кроме как жениться на русских, отдавать за них дочерей, а еще за ссыльных поляков с евреями. Я думаю, именно это смешение крови и стало причиной того, что дети из наших родов были образованнее, смышленее и успешнее, чем у остальных степняков. А может быть, все дело в рыбе и фосфоре. Мне один знакомый еврей, главный врач при нашей поездной армии в дни войны, очень много про фосфор в рыбе рассказывал и уверял, что в древнем Израиле правители были умней, чем у филистимлян, потому что у них там в озере Кинарет рыба с большим содержанием фосфора. Я даже потом заказывал анализ содержания фосфора в омуле, но там не нашли ничего необычного. Так что, думаю, тут было дело в смешении кровей, а не в фосфоре. Ибо ничем другим столь разительного отличия в истории родов «черных» и «белых» я объяснить не могу. А в те далекие годы, про которые я веду речь, разница между сравнительно образованными родами «черных» и обычных «белых» в жизни и достатке была уже очень заметная, и многие думали, что все дело в рыбе. Вот и дед мой Софрон, когда дядя Борис попросил у него двести бочек соленого омуля, решил, что ученый сосед придумал, как из рыбы «зелье мудрости добывать». Ведь хорошо было бы – вытопили из рыбы «зелье мудрости», выпили, и вот уже все – вроде умные. И дед мой сразу решил, что в этом предприятии соседа он точно участвует.
Поэтому Софрон степенно кивнул и отвечал, что рыба у него есть, не вся хороша на стол гостю, но с божьей помощью – к осени нужное количество его люди наловят. На это Борис сразу сказал, что ему не нужна слишком уж хорошая рыба, была бы съедобная. И к зиме ему нужно будет бочек пятьсот. Софрон лишь удивленно приподнял бровь, и Борис рассказал, что в поисках средств доставки его колбасы к столице он встретил нужных людей и те по секрету ему намекнули, что готовится строительство железной дороги от Челябинска на восток, и именно железная дорога будет лучшим способом доставки его колбасы до столицы. Проблема же была в том, что в дело брали только своих – православных христиан Старой Веры. И как раз так случилось, что принимали мы Присягу на Верность России при царе Михаиле Федоровиче, то есть еще до появления никонианцев, а когда произошла эта проклятая Реформа, наши Предки сказали, что дважды Присягу принять невозможно и отказались второй раз перекрещиваться. В те годы в наших краях шла вечная война с курыканами, якутами и прочими кыргызами, а чаще всего с маньчжурами и китайцами. Местные казаки были вооружены пушками, но кавалерию для них поставляли лишь наши предки. К примеру, красноярскую крепость трижды осаждали кыргызы, и все три раза крепость осаду выдерживала до подхода монгольской конницы. Так что настаивать на том, чтобы предки из-за какой-то ерунды перекрещивались, русские не решились, вот и вышло, что по сей день Бурятия считается самым «староверческим» регионом России. А наши братья по Вере, которых утесняли тогда церковники-никонианцы, особо на нашу помощь в строительстве железной дороги надеялись. Борис рассказал, что отдал в общий кошт все свои свободные деньги и спросил, готов ли Софрон для общего дела и истинной Веры всеми деньгами рискнуть, а то и пожертвовать.
Дед Софрон на это крепко задумался, а потом и спросил, зачем тогда Борису нужны бочки с омулем. На это тот отвечал, что обещал в Москве помощь в строительстве – и людьми, и провиантом, и прочим, а в обмен эту помощь засчитают, как будто бы деньгами. В качестве мастеров Борис предлагал использовать ссыльных, которых он уже выкупал с местной каторги в обмен на вечное их поселение, а в качестве рабочей силы – китайцев. Китайцы в отличие от монголов больше едят рыбу, поэтому для прокорма их нужна рыба, а так как рабов на строительстве будет много, то и качество рыбы не обязательно. Софрон, сообразив, что на вылов рыбы он сможет поднять всех своих слуг и аратов и за выловленное с ними честно расплачиваться, сразу обрадовался. А так как денег у нас в роду никогда много не было, в качестве своего пая дед вложил в дорогу все земли рода – от Мысовки и вниз по Улундинскому тракту – в сторону Кяхты. Не так чтобы было много, но это практически все, что имелось у нас тогда за душой.
Так друзья и соседи ударили по рукам, а на Байкале затеялось большое строительство баркасов, изготовление рыбацких сетей, смоление бочек и прочее. А на прощание Борис попросил, чтобы дед Софрон взял с собой своего старшего сына Савелия. Братья по вере не желали давать работу на будущей железной дороге «не своим», и поэтому свой инженер-путеец, по мнению Бориса, всем нам был нужен. Сам же Софрон поехал с Борисом в столицу, а оттуда – за море, в Англию, в Ньюкасл, для железной дороги пароход покупать. Тогда была такая политика, раз паромную переправу строили в наших краях, то на всех переговорах по приказу царя мы присутствовали, особенно в Англии. Англичане туземцев не жаловали, и нашим всегда было в радость поставить в этом деле для них запятую. Мол, вы своих сипаев пушкой расстреливали, а мы своих себе видим ровней. Ну, не то чтобы дед или дядя Борис там принимали решения, но нужный колорит на всех переговорах вносили. Опять же, раз они считались акционерами и совладельцами дороги, то и полагалось, чтобы в деле о пароходах им полагалась какая-то должность. Разумеется, раз речь шла об очень больших деньгах, то и речи не было, чтобы «по знакомству» стать капитаном или даже старпомом такого парома, но поскольку дед мой был шаманом и знал байкальские воды как свои пять пальцев, то его англичане учили на лоцмана. Верней, раз он и так уже был по профессии капитаном, то не самой профессии лоцмана, а работе с современными приборами. В итоге он до запуска парома так и капитанствовал на своем старом буксире, таскал баржи через Байкал из Мысовки, а потом был капитаном парома «Байкал», когда нужно было подменить их капитана или когда его попросту не было. Не многие хотели навсегда остаться жить в Мысовке, которая так и считалась выселками Троицкосавского монастыря. К примеру, когда паром запускали, то капитаном и старпомом на нем сперва стали два брата Заблоцких из Иркутска, которые были хорошими инженерами. Они тоже были капитанами временными и собирали паром, когда его по частям привезли по «северному морскому пути», а потом по Енисею из Ньюкасла, но переехать в Мысовку они не решились, так что дед долго был временным капитаном парома, когда смены ему не было.
Я хорошо помню те дни, когда дед, пока мы жили летом в Мысовке, надевал железнодорожный китель и фуражку и важно шел на работу на пристань. Он был единственным из бурят, кто ходил по Мысовке в форме, и поэтому араты принимали его за капитана, а он их не разубеждал. Настоящий шаман. А отца моего они тоже забрали на обучение в Петербург, правда, тогда в Ньюкасл он не ездил. Отец потом часто рассказывал, как дед повез его на учебу в столицу, сказав, что сделает его капитаном на пароходе. А в Петербурге вдруг выяснилось, что привезли его учить на инженера путей сообщения. Ведь в те годы паровозов-то еще не было. Они тогда назывались все пароходами. Так что отец мой думал тогда, что едет учиться в мореходку – быть капитаном того самого парохода на Байкале, который дед с дядею покупать в Англию ехали. Только как было ему в институт поступить, ежели был он до этого лишь помощником капитана буксира или капитаном, но на рыбацком баркасе. Ну, на этот случай у дяди Бориса Башкуева был хороший приказчик Владимир Горский, ссыльный из Вильны. Сам дядя моего деда больше собирал новые травы по округе для своего лечебника да разрабатывал рецептуру для колбасы, которой он мечтал накормить всю столицу, а всеми денежными делами у него занимался вот этот самый еврей по фамилии Горский. Правда, когда у него срок ссылки весь вышел и ему можно было вернуться, документы ему выправили то ли на Гурвича, то ли на Гурвица. Нет, по документам пишется «Гурвич», но латиницей, а когда с финнами приходится разговаривать, так они «цокают», потому что не умеют выговорить букву «Ч» и получается «Гурвитьц». Ну да это не важно.
В общем, уговорились деды с Горским, что в обмен на свободу и деньги немалые, он, помимо прочего, и отца моего школьной премудрости выучит. И учился он у этого Горского года два математике, литературе, наукам естественным, чтобы в институте экзамены сдать. А заодно много они промеж собой разговаривали, что у нас в стране хорошо, а что плохо, и можно ли сделать так, чтобы все стало лучше. Так что приехал отец в Петербург уже сильно распропагандированным и первым делом, еще до экзаменов, разыскал ячейку местных марксистов. А путь от нас до Петербурга не близкий. Даже на лето отец ездил скорей за границу, а не на Родину. Был он платным студентом, ни в чем не нуждался, так что и охранка на него не косилась, бог миловал. Мне потом знакомые его сказывали, что прозвище у него было Ханыч. Кто-то решил, что раз хорошо живет, то ханский сын он – не меньше. Вот и прилипло к нему это прозвище. А он был не ханского, а шаманского роду, ну да это не главное. Опять же по делам железной дороги приходилось отцу много ездить, так что стал он курьером нашей партии. Под видом богатого отпрыска ездил по делам в Англию. К примеру, в 1902 году, когда в Лондоне собрался Второй съезд РСДРП, отец ездил туда по делам закупки новой паровой машины в Ньюкасл, а при этом захватил с собой «троих слуг», которые и были депутатами съезда, а потом провез с собой назад несколько нелегалов: они прятались в паровом котле, когда сюда ехали, а отец им еду в машину носил. Горский? Нет, тот, которого убили в Москве, был Загорский, эсеры его убили, а отца моего учил просто Горский.
Дело в том, что сам Горский загорелся со временем идеей колбасного заводика и отошел от марксистов. По условию освобождения ему нельзя было селиться в столичных провинциях, и поэтому дядя Борис построил свой колбасный заводик не в столице, а в далекой Финляндии. Почему там? Сперва от нас туда везли мясо, а мясо было хорошее, поэтому продать его надо было задорого, чтоб дорогу отсюда туда окупить. К тому же в Москве бурят тогда не было. Тут ведь дело такое – далеко мы жили от обеих столиц, а за любым делом глаз нужен. Поэтому хорошо, когда рядом есть свой человек, который за делом присмотрит. Когда дела ведутся в Китае – пусть даже и за стеной – своего человека туда прислать можно. Хоть он по облику и монгол, но мало ли в Китае монголов? Довольно надеть китайский наряд, с умным видом говорить цитаты Конфуция, и китайцы со временем привыкают, думают, что, мол, полукровка иль еще что. А как монголу затеряться средь русских?
Рассудили то дело так. В ту пору вся наша знать отправляла детей учиться. Понятно, что совсем одного, без родни, без хорошего знания русского языка отправлять мальчика боязно. К счастью, при Священном Синоде в ту пору была уже отдельная коллегия для буддистов. У нас в Прибайкалье знать была давно Православной, но на востоке за Озером местные бурятские племена агинцев и хоринцев исповедовали буддизм. Отсюда вокруг Синода в Санкт-Петербурге и возникла небольшая колония на Петербургской стороне – на Каменном острове, где богатые и знатные родовичи выкупали дома и разрешали там жить тем богомольцам и ламам, которые приезжали по делам в столицу. Мы в свое время с ними обо всем договорились и на подставные бурятские имена выкупили там пару домов, как будто бы мы тоже буддисты, ибо буддистам в России жить было проще, чем приверженцам Старой Веры. Вот именно в этой колонии и жил мой отец, когда учился инженерному делу в Санкт-Петербурге. А раз появилась колония, в ней можно было и спрятать того, кто бы стал тайными глазами и ушами за делами заводика. Ибо, по словам моего отца, хорош был дядя Горский, но совсем уж чистых и честных у нас не отправляют на каторгу, как бы они потом ни оправдывались. А в писании сказано, что тот, кто вовремя поможет грешнику не оступиться и вернет его на путь истинный, заслужит Царство Небесное. И поэтому нужен был за сиим гешефтмахером хоть какой-то надзор. В Москве это было сделать нельзя, поэтому решили строиться возле Санкт-Петербурга. Однако поблизости вокруг него мяса было мало, а провоз туда был слишком дорог. Пришлось отказаться от мечты дяди Бориса, чтобы везти само мясо, стали возить только сушеные травы и пряности, а сам заводик поставили в финском Выборге, чтобы было много воды для завода, чтобы была трава для свиней и коров и берег залива был у завода глубокий, а течения помогали везти груженую баржу к Петербургу. Учет и контроль, внимание к деталям – вот что самое важное для шаманского ремесла, равно как и на колбасном заводике. Так что Володя Горский из марксиста и бомбиста уже в этом веке стал фабрикантом Гурвицем, а дядя Борис и потом его невестка Агриппина его партнерами на той фабрике. Но до того как он стал фабрикантом, Горский хорошо про классовую борьбу да историческую неизбежность рассказывал. Вот так отец мой и стал коммунистом.
Интересно, что потом стало с фабрикой? Разбомбили ее уже в зимнюю войну, когда с боем у финнов мы брали Выборг. Зато до того она много хорошего принесла. Пока она работала, пара моих сватьев, по наказу наших товарищей, уехала жить в те края и на прибыли от фабрики пустила в тех краях свои корни. Или в сопредельной стране, ибо граница между Финляндией и Швецией для финских граждан была в те годы открытою. Так что не до конца отошел ото всех наших дел товарищ Гурвиц, а может, и не отходил никогда. В партийной работе ведь так: кто-то агитирует, кто-то листовки расклеивает, кому-то легче удаются грабежи для пополнения нашей кассы, а кому-то сподручнее для всей нашей партии зарабатывать. В этом смысле мы, староверы, были всегда на особицу. Деньги к нам легко шли. Слышали про купца Мамонтова или Морозова? Они, когда умирали, завещали все свои миллионы большевикам, нашей партии. Знаете почему? Потому что умирали они без наследников, а тихо не оставить капиталы большевикам было никак невозможно. Вот и происходили скандалы от этого. А ежели была у старовера-владельца, скажем, разумная дочь, как у Горского, или понятливый внук, как у дяди Бориса, то и деньги оставались все внутри партии. Так что мечтал дядя Борис построить свой колбасный заводик в Финляндии, а в итоге все мы навсегда стали большевиками. Я думаю, что вышло все к лучшему. Это и называется – исторической неизбежностью.
Другой исторической неизбежностью стали дела вокруг постройки желдорпути. Народу в наших краях по причине сурового климата всегда было немного. Причем много было кочевников или давешних кочевников. Это значит, что ни бурят-монголу, ни киргизу лопату в руки не дашь: к земляным работам они непривычны. Это значило, что в наших краях кочевое местное население можно использовать лишь для разведения скота на мясо для тех же работников, для подвоза воды, или шпал, или щебня, но не на самом строительстве. Местных русских при этом было немного, а из центральной России работники на строительство дороги не ехали. Зато в сопредельном Китае народу было навалом, жили там люди бедно, а местные чиновники были продажными, так что набирать народ на тяжелые земляные работы там было можно. Теперь представьте себе, на строительстве железной дороги было восемь тысяч русских работников, которые на стройке командовали, так как имели хорошую квалификацию и редкую специальность. А простые земляные работы исполняли двести тысяч китайцев, причем китайцев, мягко говоря, разных. Начинали строить сразу с двух сторон, из Миасса под Челябинском и из Владивостока, а к нам дорога позже пришла. И так как на востоке китайских работников было чуть больше, то с той стороны стройка быстрее шла. Но и намучились там с ними изрядно. Китайцы все время норовили работу бросить и через реку домой убежать. Получат расчет за месяц, ноги в руки и плывут через реку в Маньчжурию. А там хунхузы, которые не любили китайцев. Сидят каждый месяц на другой стороне у реки и ждут, когда китайцы, получив деньги, от работ побегут через реку. Поймают китайцев, отберут деньги, хорошо если просто зарежут, а обычно еще – поглумятся, помучают, а потом бросят труп в реку. Реки Амур и Уссури в тех краях – к нам текут и плывут китайские трупы с выдавленными глазами да перерезанным горлом аккурат после зарплаты каждый месяц мимо строительных лагерей в нашу сторону. Китайцы их видят, плачут, бросают работу, но все равно после новой получки кто-то сбегает и потом опять плывет с распоротым брюхом вниз по реке. А напасть на хунхузов нельзя, китайцы из-за этой железной дороги и так на нас косятся, думают, что мы вместе с дорогой хотим у них землю забрать. Все время они так и думали, и их чиновники предъявляли претензии. А в реальности потом выяснилось, что они сами и оповещали хунхузов, когда китайцы от работ через границу с деньгами пойдут.
Раз нельзя на сопредельную территорию против хунхузов ходить, значит было принято решение работников охранять. Поручили это местным казакам. Стали они у реки сами бегущих с работы китайцев ловить, то бишь им жизни спасать. Да только казаки тоже были разные, и стали китайцы жаловаться, что когда их казаки ловят, то на работу возвращают назад, а деньги все отбирают. Это сразу подхватила иноземная пресса, и даже вскоре в газете «Таймс» появилась статья, что, мол, казаки нарочно грабят работающих на стройке китайцев. Одно слово – «англичанка гадит». И поэтому от правительства поступил приказ в наших краях, когда к нам дорога придет, обустроить китайских работников, а денег у них не отнимать и не обижать ни за что.
Сказано – сделано. В наших краях начальство закрыло все каторги: Шилку, Нерчинск, Акатуй и другие – и переделало их под рабочие лагеря для китайцев, чтобы они с деньгами от работ убежать не смогли. Ибо одно дело первые лагеря на Амуре, где народ жил в соломенных шалашах с крышей из китайской бумаги, а другое – прочная царская каторга с крепкими и теплыми зданиями, высокими заборами и всеми прочими радостями. Охрану же для лагерей набирали из наших нукеров, причем на любой проверке должно было считаться китайцем: вроде это не китайцев поселили на царской каторге и охраняют подданные Российской империи, а сами китайцы туда поселились, и теперь сами себя охраняют, и к месту работ конвоируют.
А дальше возникла щекотливая ситуация. Хунхузы постоянно за китайскими работниками охотились. И вот пришел день, когда целые полчища этих самых хунхузов-маньчжур напали на нашу дорогу, грабили и убивали рабочих китайцев, а полчища их вторглись на наше священное озеро Далай-Нур, куда впадает Керулен, колыбель самого Чингисхана! Китайцы поголовно бежали с работ на китайской земле и толпами переходили нашу границу. До наших земель те места, где все это случилось, были сравнительно далеко, но и у нас по всем улусам поскакали гонцы с известием, что хунхузы нарушили древнее перемирие и напали на Далай-нур, который их предводитель Хан Абахай, основатель династии Цинь, пообещал оставить монгольским в обмен на верность ханов Южной Монголии. Нас это мало касалось, ибо мы с Абахаем воевали и ни о чем в жизни не договаривались, однако дома у нас вскоре появился русский полковник, который собрал всех наших знатных родовичей с обеих сторон Великого Озера. Звали его фон Эссен, и он сказал нам, что хунхузы преступили все свои клятвы и мы должны помочь нашим младшим братьям в Китае, которые остались жить под Стеной. Монголы исстари воевали за земли для своих кочевьев вокруг Далай-нур, ибо в этой безводной степи вода – это Жизнь, и за нее не жалко биться с врагом до смерти. Дед сказывал, что у него лично было сомнение, что те предатели, кто пошел на службу к «гаминам» (это оскорбительное имя китайцев, которое я не стану переводить, хоть оно и сходно по смыслу с понятием «пидорас»), заслуживают, чтобы мы своими нукерами за них в войну вписывались, но горячие головы из «белых» родов (а у нас есть поговорка, что в «черных» родах попадаются умные монголы, а в «белых» – красивые) сразу же закричали, что мы пойдем на помощь нашим братьям против китайских агрессоров. Тогда Эссен дал нам грамоту от самого нового «Белого Царя» Николая (а Царь Александр как раз в те дни умер) о том, что мы имеем дозволение поднять свои бунчуки против хунхузского нападения и нашествия. А после этого к нам по Енисею и Ангаре стало прибывать оружие для войны против хунхузов. Наш род на это не подписался, ибо у нас была хорошая торговля с китайцами, равно как и наши сродники из иных «черных» родов, что кормились от торговли по Улундинскому тракту и Кяхты, а вот западная голытьба из «белых» родов все гурьбой побежала записываться добровольцами. А потом на долгие годы уехала воевать в Китае. После выяснилось, что хунхузы тогда воевали с японцами, которые побили их без числа, и огромные маньчжурские армии, дабы не быть разбитыми, стали отступать в нашу сторону. Тогда царское правительство испугалось, что десять миллионов китайцев с оружием в руках хлынет через нашу границу, и дабы этого не случилось, решило их связать боем на их территории. А русских на такую войну воевать не пошлешь, ибо все скажут, что Россия вторглась в Китай, вот и пришлось срочно формировать боевые отряды из наших бурят-монголов. Так что все выяснилось, но для публики тут у нас даже собрали хурал всех монгольских племен по поводу маньчжуро-китайской агрессии, и там было написано прошение к русскому Царю, чтобы тот не гневался на нас и оказал нам свою помощь. После этого мы вместе с японцами оказались будто молотом и наковальней, между которыми растаяли последние маньчжурские армии, а маньчжурская империя Цинь осталась в Китае совсем без сил и оружия. Монголы плохо копали насыпи для дороги или катали рабочие тачки, но воевать народ был всегда по жизни приучен, и хунхузские художества пошли на убыль. Японцы же, осознав, что такая война для них самих может плохо закончиться, осыпали серебром южных монголов – баргутов с чахарами – для того чтобы те пришли в наши края воевать за японцев вокруг озера Далай-нур, и с этого момента обычно считают начало Гражданской войны в Китае. В войне между братьями нет ничего хорошего, наши предки пришли из-под китайской Стены, и само близкое звучание слов «бурят» и «баргут» наводит на размышление. Для всех монголов озеро Далай-нур было священным, и в сражениях за него сошлись мы и те самые баргуты из Китая, к которым мы с самого начала якобы шли на помощь. Вот что бывает, когда в народе есть роды умные, а есть – красивые, и решения принимают последние. И все же раз война пошла за озеро Далай-нур – колыбель Чингисхана, то на нашей стороне была правда, раз враги наши воевали ради того, чтобы на Далай-нур появились маньчжуры с японцами. Враги в ответ говорили, что с нами на берега священного озера шли с севера русские, но и в те годы, и уже в советское время русские власти всегда подчеркивали, что Россия не претендует на область озера Далай-нур. В свое время им не верили. Но уже потом, когда СССР помог Монголии победить Унгерна, сам товарищ Сталин, как нарком по делам национальностей, подтверждая эту границу, в этом месте сделал особый выступ, уступая область озера союзной Монголии. Все скептики были посрамлены, а японцам и сказать было нечего.
Так что вся вина за начало Гражданской войны в Китае лежит на маньчжурах с японцами.
В ту пору японцы как раз в силу вошли. Пока мы строили дорогу в Китай, они напали на циньский Китай и захватили именно те области, в которые наша дорога шла и которые китайцы отдали нам под торговые концессии. Россия прибегла к международному арбитражу, и нам вернули те земли, ибо деньги уже были плачены, но японцы затаили на нас немалое зло. Поэтому за всеми печальными и трагическими событиями вокруг постройки дороги можно было искать их гадкий след – и не ошибиться.
Нам был приказ – работать с китайцами вежливо, аккуратно и вдумчиво. Ни в чем рабочих не обижать, от любых бед и разбойников их спасать, и за каждого убитого хунхузами китайца головой отвечать будут наши охранники. В общем, сам погибай, а рабочего китайца с носилками, лопатою, тележкой и тачкой выручай. От работы их ничего отвлекать не должно. А нукеры наши и рады, готовы хоть неделями в боевом строю по степи скакать, лишь бы самих не заставили брать в руки лопаты и тачку. Так и шло это строительство в наших краях. В отличие от строительства амурской или уссурийской дороги китайцы у нас не бежали, от работы никогда не отказывались и не бастовали ни разу за все годы стройки. Опять же умерло их на нашем участке много меньше обычного. Секрета в том, почему у нас вышло так, а на Амуре и Уссури иначе, нет. У нас китайцы содержались в тепле и уюте в помещениях каторги, у каторги была защита хорошая – и от побегов, и от хунхузов. Опять же с беглецами проводилась работа. Чисто воспитательная. Побежит такой, его поймают, на самый край Монголии, на край Степи, отвезут, поставят перед первыми песками великой Гоби и скажут: «Хотел бежать, беги – Китай там. Ежели небеса сжалятся, то недели через три – если все время по дороге в Китай будешь идти, из песков выйдешь. Да, вот тебе бурдюк с водою, вот сушеное мясо, вот сушеный творог, ибо мы – люди хорошие, не звери лютые. Тем, кто в пустыню идет, обязательно еду и воду даем, обычай такой. Ты, когда устанешь, мил человек, ближе к гребню бархана ложись, на кости-то не смотри. Внизу никто не лежит, в Гоби лишь днем жарко, а ночью, наоборот, холодно. И холодный воздух там скапливается. Мы, монголы, к морозу приученные, а китайцы внизу бархана за одну ночь замерзают. Так что кости их потом все равно вниз скатываются. Так ты, ежели дойти хочешь, вниз не спускайся, а поверху иди. Тогда будет шанс. Наши предки этот путь оттуда один раз прошли, так что дойти можно. Проверено». И вот пока говорили мы бегуну все эти вещи, а он слушал, глаза его округлялись, становясь почти европейскими, а под конец бросался китаец перед нашими на колени и слезно просил не отпускать его никуда, ибо перейти одному человеку Гоби совершенно немыслимо. Это в Европах среди мягкого климата человек один сможет выжить, а в Китае – в толпе затеряется. А у нас – Великое Вечное Небо, бесконечная дорога среди камней и барханов и ты один аки перст перед Великой Пустыней и весь в Руце Божией, лишь сам во всем виноват и за все решения – сам ответчик. Или со всеми, одним караваном, или еще лучше – народом, или никак. Такова Истина.
Вот и не умирали шибко китайцы в наших краях. Нормально питались они тем же омулем, никуда с работы не бегали и работали исправно, споро и качественно. Китайцев тогда было так много, что рыбацкая артель уже не справлялась, и пришлось деду строить рыбозавод. Потом уже в дни Великой Отечественной на нем делали копченого омуля и посылали его по железной дороге на фронт и вообще в глубь страны. Земли у нас сравнительно скудные, пшеница еле всходит, так что все Прибайкалье в те годы выжило благодаря нашему омулю. Да и голода в 30-е, когда хлеб по всему свету не уродился, у нас не было. Опять же рыба спасла. Вернее, целый завод. И ведь рыбы не так много было, после войны она в Байкале считай что закончилась. Еще при Сталине в 1952 году закрыли завод, ибо решили байкальскую рыбу спасать. Но на войну и на голод всей стране этой рыбы хватило. А ведь подумаешь, что все начиналось с того, что дядя Борис хотел в столицу колбасу продавать, и начнешь в Бога веровать. Чудны дела твои, Господи. То бишь дорогу-то, может, и без его колбасы выстроили бы, но рыбозавода тогда не было бы. А может, и все равно бы он выстроился, ибо историческая неизбежность и марксистский детерминизм, не так ли? В общем, хоть бурят-монголы на постройке самой дороги и не шибко работали, но накормить китайцев смогли, от хунхузов их защитили. Работа была организована. За это нашему участку дороги от властей и начальства – всем поощрение. Опять же у отца моего было задание партии – приобщить китайцев к мировому рабочему движению, ибо он был схож с ними внешне, а русским агитаторам китайцы не верили. Китай всегда был огромной страной, и поэтому для эсдеков в те годы было важно создать в Китае филиал нашей партии. Чтобы, если здесь совсем уж прижмут, в соседней стране была уже рабочая ячейка – миллионов так на десять-двадцать.
А раньше как было: раз появились китайцы, то с ними вместе пришли и тамошние «боксеры», или ихэтуани, которые принялись среди китайских рабочих да и среди местных аратов порядки свои устанавливать. А с ними – опиум, проституция и все прочие китайские мерзости, про которые наши люди и слыхом не слыхивали. Сродники мои Шамбуевы из Девятого рода всегда на тракте в Пекин держали и дома с девицами, и трактиры с китайскою водкой, и балаганы, но опиума или там «мальчиков для развлечения» у них никогда не было. Людям порой надо развеяться или там «разговеться», ибо «не покапаешь – весь отдых насмарку». Что значит «покапать»? Это перед тем как выпить, монголы первые капли «жертвуют духам предков», вокруг себя водку «капая», то есть разбрызгивая. Это нормально, так всегда делали. Водку пей, да дело разумей. Опять же – встретил в пути красну девицу, грех с нею не прилечь на кошму, если силы есть. Но опиум или там проституты… Это выше моего понимания.
И вот тогда дед мой, дядя Борис, дядя Бадма из Девятого рода (Девятки больше прочих родов с Китаем работали, потому им христианские имена было носить не с руки), кто на паях в строительстве дороги участвовал, обратились к тайши – местному наместнику – с просьбой дозволения организации местных отрядов не только ради войны за священное озеро Далай-нур, но и против китайской преступности. Сам тайши и так имел свою малую местную армию, которую русские власти использовали в щекотливых историях, когда нельзя было использовать русских. Ибо если бы русские каратели поехали усмирять мятежных якутов, то выглядело бы это так, что те же либералы в столицах да газетах на дерьмо бы изошли, а если подавлять мятеж поехала местная армия, то снаружи это выглядит как межплеменная вражда, и никто не обращает внимания. Так что если вы помните историю гражданской войны, то можете спросить, откуда у красных партизан возникли такие силы в наших краях. Откуда такая боевая выучка и слаженность. Ведь не может не пойми кто перекрыть железную дорогу и высадить на снег самого Колчака, если люди для такого не подготовлены! А вот все оттуда, с того самого дозволенья царя в конце прошлого века – дозволить возвращение бурят-монгольских нукеров с войны вокруг озера Далай-нур и создать из них «рабочие боевые дружины на железной дороге» для борьбы с китайской преступностью. В итоге те отряды, которые по дозволению царя были сформированы еще в конце прошлого века как «отряды монгольских ханов», в начале нашего века уже стали считаться «отрядами православных рабочих дружин на железной дороге» и вспомогательными силами нашей полиции, хоть на самом деле в этих отрядах никто на строительстве дороги фактически не работал, но сама жизнь заставила сперва выдать боевых нукеров за неких «монгольских добровольцев», поехавших на защиту монгольских святынь, а потом их же выставить как «православных дружинников». Из-за этого в центральной России думали, что здесь весьма много русских, а о том, что западные монголы – православные, в России многие не задумывались. Но надобно понимать, что в отличие от исходных отрядов «монгольских добровольцев», которые поехали отвоевать у маньчжур озеро Далай-нур, в «православные дружины» стали записывать и русских работников на строительство железной дороги. А приезжих русских у нас было мало, а те, что были – в основном ссыльные или каторжники. Опять же в руководстве работ были инженеры-путейцы, а их Институт всегда считался оплотом нашей социал-демократии. Читали тетралогию Гарина-Михайловского «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты» и «Инженеры»? Так вот он работал как раз в наших краях на строительстве железной дороги, и, по его словам, все инженеры на стройке были у нас левых взглядов и даже открытыми социалистами. Иными словами, кадровых военных неграмотных бурят-монголов объединили в одни боевые отряды со ссыльными революционерами-пропагандистами для борьбы с китайской преступностью и стали ждать, что получится. Ну, скажу сразу, от своих идейных да образованных товарищей по «православным отрядам» наши бурят-монголы быстро научились книжки читать да задаваться вопросами про всю нашу жизнь и социальную справедливость. Я не знаю, в чью именно голову пришла эта светлая мысль – смешивать потомственных кадровых вояк с людьми образованными – порою я думаю, что это был чей-то социальный эксперимент, но в итоге получились вполне себе боевые отряды. Правда, в Гражданскую они сперва были за Колчака, так как тот считался социалистом – против царя и за Учредительное собрание. Однако потом народ разобрался, что он за фрукт и повернул оружие в верную сторону. А как иначе?