Улыбка изнутри
© Алексей Гротов, 2025
ISBN 978-5-0067-5894-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог:
Солнечный Берег. Название звучало как обещание. Городок, приютившийся между нежно-бирюзовым заливом и холмами, поросшими соснами, казался вырезанным из открытки к идеальному отпуску. Улицы, вымощенные светлым камнем, расходились лучами от центральной площади с белоснежной ратушей, увенчанной часами, чей бой был размерен и успокоителен. Фасады домов, выкрашенные в пастельные тона – мятный, лавандовый, персиковый – сверкали чистотой. Клумбы взрывались буйством специально подобранных, жизнерадостных цветов: подсолнухи, бархатцы, георгины. Казалось, сама природа здесь договорилась быть только светлой и теплой.
Жизнь текла плавно, предсказуемо, как течение речушки, впадающей в залив. По утрам на улицах царила деловая, но не суетливая активность. Люди шли на работу в местную консервную фабрику (знаменитую своими солнечно-желтыми этикетками), в небольшие мастерские, бутики или кафе с верандами, заставленными столиками под яркими зонтами. В полдень площадь заполнялась людьми, обедавшими на скамейках, обменивавшимися новостями с неизменно доброжелательными улыбками. Вечерами семьи гуляли по набережной, дети смеялись на игровых площадках, окрашенных в кричаще-радостные цвета.
Но была в этой идиллии какая-то… хрупкость. Слишком яркие краски, слишком громкий смех детей, слишком старательные улыбки прохожих, встречавшихся взглядом. Как будто поверх тонкого слоя лака повседневности лежала невидимая пленка напряжения. Люди здесь знали, что нужно быть счастливыми. Это было негласным правилом, почти законом. Грусть, уныние, даже просто задумчивость воспринимались с легким недоумением, как нечто… негигиеничное. Неприличное. Их быстро отгоняли прочь – чашечкой сладкого кофе в «Солнечном Лучике», лишним часом работы в саду, навязчиво-бодрой мелодией из уличных динамиков.
Атмосфера напоминала тепличный воздух – душный, лишенный свежего ветра перемен. Старый мэр, мистер Элвуд, был добродушным конформистом, чья политика сводилась к поддержанию статус-кво: чистые улицы, тихие жители, процветающий (на первый взгляд) бизнес. Он правил долго, и город под его началом замер, словно в летаргическом сне под солнцем. Никто не жаловался громко. Жаловаться было… грустно.
Но тени все же существовали. Они прятались в узких переулках за главными улицами, в чуть потускневшей краске на северных фасадах домов, в мгновенно гаснущих глазах женщины, слишком долго смотревшей на море в пасмурный день. Они жили в тихом шепоте стариков, помнивших времена до «вечного солнца», в украдкой вытираемых слезах подростка, чью собаку сбила машина, в глубоких морщинах усталости на лице доктора Арведа, единственного психиатра в городке, чей кабинет всегда был полупуст – ведь к нему ходили только «не совсем нормальные». Эти тени были слабы, разрозненны, глубоко запрятаны. Их боялись, их стыдились, их отрицали. Грусть была не просто эмоцией; в Солнечном Береге она медленно превращалась в негласное преступление против общественного порядка.
Именно в этот вакуум подлинных чувств, в эту натянутую, как струна, улыбку города, и шагнул он – Аллан Торн.
Его появление на политической сцене было стремительным и оглушительным. Он не был местным. Приехал пару лет назад, купил самый большой дом на холме с видом на город и залив. Богатый, харизматичный, с ослепительной, идеально ровной улыбкой, которая никогда не достигала его холодных, стального цвета глаз. Он говорил на митингах громко, четко, с фанатичной убежденностью. И говорил он о главной проблеме Солнечного Берега.
«Наш город болен!» – гремел его голос, усиленный динамиками, заглушая даже крики чаек. – «Болен тихой, разъедающей язвой! Болен серостью, унынием, черной немочью, которая крадет нашу энергию, наше процветание, наше будущее! Я вижу их – ходячих мертвецов с пустыми глазами, отравляющих нашу солнечную атмосферу своим ядом грусти! Они – паразиты на теле нашего счастливого общества! Они – отклонение от нормы! И это отклонение надо лечить! Жестоко, если надо! Ради всеобщего блага! Ради счастья!»
Его слова падали на благодатную почву. Страх перед тенью, перед «неправильностью», жил в городе давно. Торн дал ему имя, врага и обещание спасения. Он клеймил «грустных» как слабых, опасных, почти нелюдей, нуждающихся в «коррекции». Его риторика была простой, агрессивной и… облегчающей. Ведь это были другие. Не я. Я – счастлив. Я – нормальный.
Выборы прошли под знаком его ослепительной улыбки и лозунга: «Солнечный Берег – Территория Вечного Счастья! Грусть – Болезнь. Болезнь – Лечим!» Страх перед «отклонениями» и жажда простого решения сложных проблем (чужих проблем) сделали свое дело. Аллан Торн стал мэром.
Первый его указ пришел через неделю после инаугурации. Он был краток, оформлен на дорогой бумаге с золотым тиснением герба города и подписан размашистым, уверенным почерком. Указ №1. О создании «Реабилитационного Центра Полного Позитива». В народе его мгновенно окрестили «Лагерем Счастья».
Строительство началось немедленно. На отшибе, за старым кладбищем, там, где сосны смыкались в непроглядную стену, а ветер с залива выл особенно тоскливо. Огородили высоким забором с колючей проволокой поверху. Возводили что-то утилитарное, бетонное, с редкими узкими окнами. Никаких пастельных тонов. Только серый бетон и яркие, кричащие плакаты, которые появились по всему городу еще до окончания стройки: «Улыбнись! Это закон!», «Счастье – твой долг!», «Грусть = Лечение». Рядом с этими плакатами – менее заметные, но куда более жуткие объявления: «Сообщи о проявлениях уныния! Спаси город! Анонимность гарантирована».
Город замер. Ослепительные улыбки на улицах стали еще шире, еще неподвижнее. Смех – еще громче и неестественнее. Взгляды опустились. Разговоры стихли. Тень, которую так старательно загоняли внутрь, почувствовала холодный ветер с того места, за кладбищем, где рос серый монстр Лагеря Счастья. Первые «добровольцы» для «курса позитивной реабилитации» уже были намечены. Доносы, шепотом переданные в новую мэрию, уже летели, как ядовитые стрелы.
Солнечный Берег больше не был просто сонным городком. Он стал ловушкой. Ловушкой, где единственной разрешенной эмоцией была натянутая до боли улыбка, а цена за вздох или печальный взгляд могла быть страшнее смерти. И где за высоким забором с колючей проволокой, в серых стенах нового здания, начиналось что-то невообразимое. Что-то, что должно было навсегда вытравить грусть… или сломать тех, кто осмеливался ее чувствовать.
Глава 1: Улыбка из Серого Бетона
Солнечный Берег больше не дышал. Он задыхался. Не от смога или пыли – от удушающего, всепроникающего клейма принудительного счастья. Оно висело в воздухе тяжелее июльской влаги, липло к коже, как невидимая пленка.
Реклама. Она была повсюду. Не просто плакаты – оккупация сознания.
На ратуше: Гигантский баннер с ослепительно улыбающимся лицом Торна и слоганом: «Солнечный Берег: Город Улыбок! Улыбнись в ответ!» Буквы были выжжены в сетчатке.
На автобусных остановках: «Твой сосед грустит? Не молчи! Звонок = Забота. Анонимно. Награда до $100 за спасение души!» Рядом номер телефона, набранный жирным, кричащим шрифтом. Под текстом – стилизованное изображение мрачного силуэта человека, над которым сияло солнце с лицом Торна.
На тротуарах: Трафаретные надписи ярко-желтой краской: «Шагай с Улыбкой!», «Счастье в Каждый Шаг!». По ним приходилось идти, буквально топча приказ быть счастливым.
В витринах магазинов: Плакаты с неестественно сияющими семьями и лозунгами: «Покупай С Удовольствием! Грусть – не повод для скидок!», «Наш ассортимент заряжает позитивом!». Даже витрина похоронного бюро украсилась изображением улыбающегося ангела и надписью: «Помним с Благодарностью и Светлой Радостью!».
По радио и из уличных динамиков: Бесконечный цикл бодрых, примитивных песенок про солнце, улыбки и «новый, счастливый день». Синтетические мелодии врезались в мозг, как тупое шило. Между песнями – голос диктора, нарочито жизнерадостный, почти истеричный: «Не забывайте, жители Солнечного Берега! Ваша улыбка – наш прогресс! Ваш позитив – наша сила! Сообщайте о любых проявлениях уныния! Вместе мы победим серость!»
Город превратился в гигантскую ловушку для взгляда. Куда ни посмотри – приказ улыбаться, угроза доноса, обещание награды за предательство. Даже дети на игровой площадке кричали не от радости, а с каким-то истеричным надрывом, бросая испуганные взгляды на прохожих. Взрослые же передвигались по улицам, как заводные куклы, с застывшими, напряженными улыбками, глаза бегали, избегая контакта. Слова «грусть», «печаль», «тоска» исчезли из лексикона, как ругательства. Их место заняли «временная эмоциональная коррекция», «необходимость позитивной перезагрузки», «показание к курсу в Центре Полного Позитива».
Доктор Элиас Арвед шел по этому кошмарному карнавалу, сжимая кожаную папку с историями болезней так, что костяшки пальцев побелели. Его кабинет – небольшая, скромно обставленная комната на втором этаже старого здания – был одним из немногих мест в городе, где еще можно было не улыбаться. Вернее, где улыбка не была обязательной каждую секунду. Но даже здесь висел обязательный плакат Торна: «Здоровый Дух = Здоровое Тело! Доверяйте Специалистам Центра!» Арвед ненавидел этот плакат. Он ненавидел то, что творилось в городе. Но больше всего его терзал холодный, растущий ужас перед тем, что происходило за серым забором с колючкой за кладбищем.
Сегодня у него была встреча, от которой сводило желудок. На прием записался Бен Картер. Месяц назад Бен был его пациентом. Молодой парень, талантливый графический дизайнер, подавленный после разрыва долгих отношений и творческого кризиса. Он приходил к Арведу, чтобы просто поговорить, выплакаться в безопасной обстановке, найти силы двигаться дальше. Бен был живым, чувствительным, его грусть была глубокой, но человечной. Арвед работал с ним осторожно, без давления, давая время.
А потом… Бена забрали. Анонимный донос. «Проявляет асоциальное поведение, избегает людей, выглядит подавленно, отравляет атмосферу района». «Добровольное» направление в Лагерь Счастья для «интенсивного курса позитива». Арвед пытался возражать, звонил в новую мэрию, но ему вежливо, с ледяной вежливостью, объяснили, что «специалисты Центра лучше знают, как помочь гражданам с эмоциональными отклонениями».
И вот Бен вернулся. И записался на прием. Добровольно? Это не укладывалось в голове. Арвед чувствовал, что это ловушка. Возможно, за Беном следят. Возможно, это проверка его лояльности. Но доктор должен был увидеть. Должен был понять, что они сделали с живым, ранимым человеком.
Дверь кабинета открылась. Арвед встал, заставляя свои губы растянуться в некое подобие приветственной улыбки. Она тут же замерла на лице.
Вошел Бен Картер. Тот же Бен, и… совершенно другой. Он был чисто выбрит, волосы аккуратно подстрижены, одет в неестественно яркую рубашку лимонного цвета и белые брюки – униформа «успешного выпускника», как их уже окрестили в городе. Но не это было самым жутким.
Улыбка. Она сияла на его лице. Широкая, демонстративная, обнажающая все зубы. Идеальная, как с плаката Торна. Но глаза… Глаза были пусты. Как два куска полированного стекла. В них не было ни тепла, ни осознания, ни тени былой чувствительности. Это была маска, натянутая на пустоту.
«Доктор Арвед!» – голос Бена прозвучал громко, слишком бодро, неестественно звонко. – «Какое счастье видеть вас снова! Я пришел поделиться своей радостью!»
Он шагнул вперед, движения были резкими, почти механическими. Арвед почувствовал запах дешевого одеколона с оттенком чего-то химического, лекарственного.
«Бен… Рад тебя видеть,» – Арвед с трудом выдавил из себя, указывая на кресло. – «Садись, пожалуйста. Расскажи… как ты?»
Бен не садился. Он стоял посреди кабинета, излучая эту жуткую, застывшую радость.
«Как я? Превосходно, доктор! Просто превосходно! Центр Полного Позитива – это чудо! Они помогли мне осознать всю тщету и вред моих прежних… заблуждений!» – он произнес слово «заблуждения» с легким пренебрежительным смешком. – «Грусть – это яд, доктор. Болезнь разума. И ее нужно лечить радикально!»
Арвед осторожно присел за стол, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Его сердце бешено колотилось.
«И… как тебе помогли, Бен? Что они делали?»
Бен махнул рукой, жест был резким, отрывистым.
«О, сложные, высокоэффективные методики, доктор! Современные технологии позитивного перепрограммирования! Они очистили мой разум от всего темного, ненужного балласта!» Его улыбка стала еще шире, неестественнее. «Я освободился, доктор! Ярко и навсегда!»
«Балласта?» – Арвед наклонился вперед, стараясь поймать взгляд Бена, но тот упорно смотрел куда-то в пространство над головой доктора. – «Ты говоришь о своих чувствах? О твоей боли из-за Сары? О твоих картинах, которые ты любил?»
На мгновение – лишь на долю секунды – что-то дрогнуло в каменной маске лица Бена. Мышца под левым глазом дернулась. Улыбка осталась, но в пустых глазах мелькнула искорка… чего? Паники? Боли? Но тут же погасла, задавленная невидимым прессом.
«Прошлое?» – Бен засмеялся. Звук был резким, как скрежет металла. – «Прошлое мертво, доктор! Оно не имеет значения! Это был лишь подготовительный этап к моему истинному состоянию – состоянию абсолютного, сияющего счастья! Зачем копаться в грязном белье, когда тебе даровали новое, ослепительно белое?» Он ткнул пальцем в грудь Арведа, движение было агрессивным. «Вы слишком зациклены на прошлом, доктор. Это непродуктивно! Опасно!»
Арвед почувствовал холодный пот на спине. Он решился на отчаянный шаг.
«Бен, помнишь ту свою картину? Ту, с морем в шторм? Ты говорил, что в ней была вся твоя тоска, но и вся твоя сила… Она висела у тебя над столом…»
Тишина. Давящая, звенящая. Улыбка на лице Бена оставалась, но теперь она выглядела как оскал. Его пальцы начали нервно барабанить по бедру. В глазах, этих стеклянных пустынях, разгорелся внутренний шторм – борьба. Что-то в нем помнило. Что-то рвалось наружу сквозь бетонные стены новой личности.
«Кар… тина?» – он произнес слово с трудом, будто оно обжигало язык. – «Ненужный… хлам… Темные… тона…» Он резко встряхнул головой, как бы отгоняя назойливую муху. Или воспоминание. Пальцы сжались в кулаки. «Нет! Нет прошлого! Только будущее! Только СВЕТ! Только ПОЗИТИВ!» Его голос сорвался на крик, но тут же был заглушен новым приливом искусственной бодрости. Он широко улыбнулся, обнажив все зубы. «Теперь я счастлив, доктор! По-настоящему счастлив! Я – новый человек! И я хочу, чтобы весь Солнечный Берег сиял, как я!»
Он выпрямился, принял почти военную выправку.
«Моя цель теперь – нести свет! Выявлять тех, кто еще погряз в трясине уныния! Помогать им обрести истинную радость! Как помогли мне!» Его пустой взгляд вдруг сфокусировался на лице Арведа. Взгляд был тяжелым, оценивающим. «Вы выглядите… усталым сегодня, доктор. Озабоченным. Вам, возможно, тоже нужен небольшой… курс коррекции? Я могу порекомендовать вас в Центр. Как благодарность за вашу… прошлую помощь.»
Угроза висела в воздухе, острая и холодная, замаскированная под заботу. Арвед почувствовал, как кровь отливает от лица. Он заставил себя улыбнуться в ответ, самая фальшивая улыбка в его жизни.
«Спасибо, Бен. Я… подумаю. Рад, что ты нашел свой путь.»
«Путь есть у всех, доктор! Путь к Счастью!» – Бен повернулся на каблуках, его движения снова стали резкими, роботоподобными. – «Спасибо за беседу! Улыбайтесь! Это закон!»
Он вышел, оставив за собой шлейф химического запаха и леденящее ощущение пустоты. Дверь закрылась с тихим щелчком.
Арвед сидел, не двигаясь. Его руки дрожали. Перед ним стоял не Бен Картер. Это была оболочка. Кукла, набитая лозунгами Торна, с выжженной дотла душой. «Очистили от балласта». Они убили в нем человека. Убили его прошлое, его боль, его творчество – все, что делало его им. И заменили этой жуткой, сияющей пустотой.
Он посмотрел на плакат Торна на стене. Улыбающееся лицо мэра теперь казалось демонической гримасой. «Выявлять тех, кто погряз в унынии…» Бен был не жертвой теперь. Он был орудием. Продуктом системы. Идеальным гражданином Лагеря Счастья.
А его последняя фраза… «Вам, возможно, тоже нужен курс коррекции?» Это был не вопрос. Это был донос в зародыше. Предупреждение.
Доктор Элиас Арвед встал и подошел к окну. Внизу, на улице, промаршировала группа подростков в таких же ярких, как у Бена, футболках. Они скандировали что-то бодрое, ритмично размахивая флажками с солнцем-смайлом. Их улыбки были точными копиями улыбки Бена. Пустые. Сияющие. Мертвые.
В городе Солнечный Берег росла армия счастливых мертвецов. И доктор Арвед только что посмотрел в лицо будущему. Будущему, которое наступало серыми стенами Лагеря и кричало лозунгами с плакатов. Будущему, где единственным спасением была жуткая, неизменная улыбка.
Он медленно опустил жалюзи, погружая кабинет в полумрак. Ему нужно было подумать. Но больше всего ему хотелось заплакать. Но в Городе Вечного Счастья слезы были преступлением.
Глава 2: Тени За Бирюзовой Стеной
Тишина кабинета после визита Бена давила на Арведа сильнее городского шума. Образ пустых глаз, жуткой улыбки и той едва уловимой, подавленной искры боли не отпускал. Слова «Вам нужен курс коррекции?» висели в воздухе, как ядовитый газ. Арвед понимал: он на грани. Его профессия, его кабинет – последнее убежище для «неправильных» чувств в Солнечном Береге – теперь маячили на радаре системы.
Он не мог сидеть сложа руки. Ему нужно было увидеть. Увидеть источник зла, породившего нового Бена. Увидеть Лагерь Счастья не на плакатах, а в реальности. Риск был безумным, но безумие уже правило городом.
На следующий день, под предлогом вечерней прогулки для «свежего воздуха и позитивных мыслей» (он даже заставил себя улыбнуться соседке миссис Гловер, что вызвало у нее одобрительный кивок), Арвед направился к окраине города. Туда, где сосновый лес сгущался, а дорога превращалась в пыльную колею. Туда, где стоял Лагерь.
Чем ближе он подходил, тем сильнее сжималось сердце. Сначала доносился гул – не городской, а механический, ровный, как работа огромного двигателя. Потом появился запах – смесь хлорки, чего-то приторно-сладкого (как дешевый освежитель воздуха) и… подспудной ноты чего-то кислого, болезненного. Запах подавленной человечности.
И вот он показался. Стена. Высокая, серая, бетонная, уходящая вдаль и скрывающая все, что было за ней. Сверху – спирали колючей проволоки, блестевшие на закатном солнце как осколки битого стекла. Каждые пятьдесят метров – вышка. На вышках не военные, а люди в ярко-голубой униформе с нашивками в виде улыбающегося солнца на рукаве. «Позитивные Инструкторы» или «Наставники Света» – как их официально называли. Но винтовки в их руках выглядели очень по-военному. Бинокли были направлены не только внутрь, но и наружу, сканируя подступы.
Арвед замедлил шаг, делая вид, что просто наслаждается вечерней прогулкой у леса. Его взгляд скользил по стене, ища щели, слабые места. Их не было. Ворота были массивными, металлическими, с камерами над ними и будкой охраны. Над воротами висел лозунг, выложенный неоновыми трубками, уже включенными в предвечерних сумерках: «ВХОД В СОЛНЕЧНОЕ БУДУЩЕЕ! ОСТАВЬ ГРУСТЬ ЗА ПОРОГОМ!»
Слишком много охраны для «реабилитационного центра», – пронеслось в голове Арведа. Тюрьма. Концлагерь. Он представил Бена за этой стеной. Что там происходило? Что превратило живого парня в сияющую пустоту? Из-за стены доносились невнятные звуки – ритмичные крики, скандирование чего-то, заглушенное музыкой с навязчиво-бодрым ритмом. Ни смеха, ни плача. Только этот жуткий, механический гул активности.
Арвед замер, притворяясь, что поправляет шнурок ботинка, но на самом деле пытаясь рассмотреть больше. Именно в этот момент из боковой калитки в стене вышел человек. Высокий, подтянутый, в идеально сидящем бирюзовом костюме, который казался частью фирменного стиля новой власти. Ослепительная улыбка, холодные глаза. Аллан Торн.
Мэр что-то говорил с охраной у ворот, его жест был повелительным. Потом его взгляд скользнул по дороге и… остановился на Арведе. Улыбка на лице Торна не изменилась, но в глазах что-то мелькнуло – не удивление, а скорее… заинтересованность хищника, заметившего неосторожную жертву.
Арвед почувствовал, как ледяная волна прокатилась по спине. Бежать? Но это было бы признанием вины. Он заставил себя выпрямиться и… улыбнулся. Самой дурацкой, натянутой улыбкой в своей жизни.
Торн что-то сказал охране и направился к нему легкой, уверенной походкой.
«Доктор Арвед! Какая неожиданная и приятная встреча!» – его голос был гладким, как масло, но с металлическим подтекстом. – «Наслаждаетесь вечерней прохладой у нашего Скромного Центра Просветления?»
«Господин мэр,» – Арвед кивнул, стараясь, чтобы голос не дрожал. – «Да, просто прогуливаюсь. Дышу воздухом. Ваш… Центр впечатляет. Монументально.»
Торн засмеялся, звук был резким, как выстрел.
«Он должен впечатлять, доктор! Это наш бастион против тьмы! Наша фабрика Солнца!» Он жестом показал на стену. «Здесь мы куем Нового Человека. Свободного от пут уныния и депрессии. Человека Будущего!» Его глаза загорелись фанатичным огнем. «Но стоять здесь на пыльной дороге – не дело. Позвольте пригласить вас в кафе? Там, на площади. Я как раз собирался выпить кофе. Обсудим… перспективы.»
Это не было приглашением. Это был приказ, завуалированный вежливостью. Отказаться – значит подписать себе приговор. Арвед снова улыбнулся, чувствуя, как мышцы лица деревенеют.
«С удовольствием, господин мэр.»
Они пошли обратно в город. Торн шел чуть впереди, излучая уверенность, Арвед – чуть сзади, как осужденный на прогулке палача. Городские огни зажигались, но не приносили уюта. Они лишь освещали все те же плакаты с улыбками и доносами.
Кафе «Золотой Эспрессо» было почти пустым. Официантка с застывшей улыбкой и пугающе пустыми глазами (еще один «успешный выпускник»? ) обслужила их молниеносно, избегая взглядов. Торн заказал двойной эспрессо, Арвед – простую воду. Его тошнило.
«Доктор Арвед,» – начал Торн, отхлебнув кофе, его улыбка стала чуть тоньше, хищнее. – «Я ценю вашу работу. Психиатр в наше время… это важно. Но устаревшие методики, копание в прошлом, анализ негатива… Это все вчерашний день. Опасный вчерашний день.»
Арвед молча кивнул, сжимая стакан с водой.
«Солнечный Берег – это только начало!» – Торн понизил голос, но в нем зазвучала неистовая убежденность. Он наклонился вперед. «Грусть, доктор, это не просто эмоция. Это *порок*. Социальная болезнь. Эпидемия, разъедающая нацию! Как алкоголизм! Как наркомания! Но еще коварнее, потому что ее маскируют под норму!»
Он стукнул кулаком по столу, заставив стакан Арведа подпрыгнуть.
«Мы здесь доказали – ее можно искоренить! Навсегда! Лагерь Счастья – это прототип! Модель будущего! Уже в этом году я планирую открыть еще три таких центра в соседних округах! А через пять лет…» Его глаза засверкали мессианским светом. «…я хочу видеть Центры Полного Позитива в каждом крупном городе страны! Мы очистим нацию от этой черной немочи! Мы сделаем счастье не выбором, а обязанностью! Единственно возможным состоянием!»
Арвед слушал, и внутри него все сжималось в ледяной ком. Он сумасшедший. Фанатик. Изверг. Мысли метались: Он хочет превратить всю страну в подобие Солнечного Берега. В тюрьму с жуткими улыбками. Фабрику по производству пустых оболочек. Он говорит об искоренении грусти, как о дезинфекции от крыс.
«Это… амбициозно, господин мэр,» – выдавил из себя Арвед, снова кивая. Его улыбка превратилась в гримасу боли, но Торн, казалось, воспринимал ее как одобрение. Кивай и улыбайся. Кивай и улыбайся. Иначе он отправит тебя за ту стену прямо сейчас.
«Амбициозно? Да! Но необходимо!» – Торн откинулся на спинку стула, его бирюзовый пиджак расстегнулся, открывая безупречно белую рубашку. «Представьте, доктор: страна, где нет места депрессиям, унынию, пессимизму! Где каждый гражданин – источник света и продуктивности! Где понятия „несчастный“ просто не существует! Это не утопия. Это достижимая реальность. И мы здесь, в Солнечном Береге, прокладываем путь!»
Он посмотрел на Арведа оценивающе.
«Ваш опыт… работы с душевнобольными,» – он произнес это слово с легким пренебрежением, – «может быть полезен. Переосмысленный, конечно, в свете новой парадигмы. Вы могли бы стать ценным консультантом для нашей программы экспансии. Подумайте об этом. Время устаревших взглядов прошло, доктор. Будущее – за нами.»
В глазах Торна читалось не предложение, а ультиматум. Присоединяйся к машине уничтожения человечности, или станешь ее топливом. Арвед почувствовал, как по спине ползет холодный пот. Запах Торна – дорогой парфюм с нотками чего-то стерильного – смешивался с запахом кофе, вызывая тошноту.
«Я… обязательно подумаю, господин мэр,» – прошептал Арвед, его голос едва не сорвался. Он поднял стакан с водой, чтобы скрыть дрожь в руках. Нужно что-то делать. Нужно остановить этого монстра. Но как? Он везде. Его слушают. Его боятся. Он контролирует все.
Торн улыбнулся, довольный, словно получил ожидаемое подтверждение. Он допил кофе и встал.
«Отлично. Я рад, что мы поняли друг друга, доктор. Солнечный Берег – это только начало великого очищения. Скоро весь мир узнает наш путь к вечному счастью!» Он бросил на стол несколько купюр. «Удачи в ваших… размышлениях. И помните: улыбайтесь. Это закон.»
Он вышел из кафе, его бирюзовая фигура растворилась в сгущающихся сумерках, наполненных навязчивыми звуками бодрой музыки из динамиков.
Арвед сидел, словно парализованный. Стакан в его руке дрожал, расплескивая воду. Перед глазами стояли серая стена, колючая проволока, пустые глаза Бена и фанатичный блеск в глазах Торна. Искоренить грусть… Центры по всей стране… Это был не план. Это был кошмар, обретающий плоть и кровь.
Он посмотрел в окно кафе. На площади зажигались фонари, бросая желтые круги света на плакат с призывом сдать грустного соседа за 100$. Мимо прошла группа детей с флажками, скандируя: «Счастье! Сила! Солнечный Свет!» Их голоса звучали слишком громко, слишком механически.
«Нужно что-то делать», – пронеслось в его голове с новой, отчаянной силой. Но что? Доносить некому. Власть – это Торн. Город либо запуган, либо превращен в таких же сияющих зомби, как Бен. Выхода не было. Только серая стена. И бирюзовый костюм мэра, нависший над всем, как удушающий смог.
Доктор Элиас Арвед заплатил за воду и вышел на площадь. Вечерний воздух не принес облегчения. Он нес в себе запах хлорки, приторной сладости и страха. Он шел домой, заставляя уголки гудящих от напряжения губ тянуться вверх, в жуткую пародию на улыбку. Внутри же бушевала буря из ужаса, отвращения и одного яростного, невысказанного слова: «НЕТ!» Но в Городе Вечного Счастья это слово было смертным приговором. И стены Лагеря, ощетинившиеся колючкой, стояли теперь не только на окраине. Они сжимали весь город. И доктор Арвед был внутри этой тюрьмы. Один на один с бирюзовым безумием.
Глава 3: Пыль Прошлого и Призраки Будущего
Тишина квартиры доктора Арведа после встречи с Торном звенела не меньше, чем музыка из городских динамиков. Слова мэра – «искоренить порок», «фабрика Солнца», «центры по всей стране» – крутились в голове, как нож. Нужно что-то делать. Но что? Он был один. Один против бирюзовой машины, перемалывающей души.
Первая мысль – найти слабину. Узнать врага. Кто такой Аллан Торн? Откуда он взялся? Кто стоит за ним? Арвед сел за старый компьютер, его пальцы дрожали, набирая запросы в поисковике.
Результаты были нулевыми.
«Аллан Торн Солнечный Берег» – тонны новостей о его победе на выборах, указы, фото с ослепительной улыбкой на открытии детской площадки, репортажи о «феноменальных успехах» Лагеря Счастья. Ничего личного. Ничего до Солнечного Берега.
«Аллан Торн биография» – пустота. Ни места рождения, ни образования, ни предыдущей работы. Как будто он материализовался два года назад, богатый и харизматичный, чтобы купить дом на холме и начать свою миссию.
«Аллан Торн инвестор» – снова ничего внятного. Смутные упоминания о «частных фондах», анонимных вложениях в городскую инфраструктуру. Ни имен, ни конкретики.
Арвед копал глубже, проверяя базы данных (к которым у него был ограниченный доступ как у практикующего врача), смотрел архивы газет соседних городов – тишина. Никаких следов. Ни старых фото, ни школьных записей, ни упоминаний в соцсетях (которые Торн, разумеется, не использовал, называя их «рассадником негатива»).
Как будто этого человека никогда не было. Мысль была ледяной. Или… это не человек? Арвед откинулся на спинку кресла, потирая виски. Слишком он идеальный. Идеальная внешность, идеальная риторика, идеальные, лишенные человеческих слабостей планы. Как хорошо отлаженный механизм, запрограммированный на одно: уничтожение грусти. Это было страшнее простого безумия. Это была системность, лишенная корней. Неуязвимая.
Кому рассказать? – следующий вопрос повис в душном воздухе квартиры. Он оглядел стены, словно боясь скрытых камер. Кому можно доверять в этом городе? Учительница Марта? Но ее сын теперь ходил в «Молодых Лучах Солнца» – детском аналоге лагерной муштры. Владелец книжного? Его магазин на днях украсили плакатом: «Читай Только Позитив!». Даже старая миссис Гловер, соседка, теперь бодро здоровалась с фирменной застывшей улыбкой и доносила, что у почтальона «слишком грустный вид».