Чужими глазами

Глава 1. Кошачий взгляд.

Дождь над Лионом в тот октябрский вечер лил так, словно небо решило смыть с города все грехи за раз. Я спешила по скользкому тротуару рю де ля Репюблик, прижимая к груди портфель с документами семнадцатого века, которые весь день изучала в муниципальных архивах. Каблуки цокали по мокрому камню, эхо отражалось от узких стен старых домов, а холодный ветер пробирался под плащ, заставляя поежиться.

В такую погоду разумные люди сидели дома с чашкой горячего шоколада и хорошей книгой. Но я, Клэр Дюмон, тридцатипятилетняя одинокая женщина, одержимая чужими судьбами из прошлого, тащилась через весь город после двенадцатичасового рабочего дня, потому что в архиве обнаружился еще один ящик документов семьи де Монморанси, и я не могла дождаться завтра, чтобы с ними ознакомиться.

Семья де Монморанси стала моей навязчивой идеей последние полгода. Аристократы, жившие в Лионе с шестнадцатого века, переживавшие революции, войны, оккупацию. Их история была полна белых пятен, особенно период Второй мировой войны. Официальные документы утверждали, что последняя представительница рода, Изабель де Монморанси, погибла в концлагере в 1943 году, но что-то в этой версии меня не устраивало. Слишком много нестыковок, противоречивых свидетельств.

Я свернула в переулок Сент-Жан, где находился мой дом – трехэтажное здание девятнадцатого века с узкими окнами и кованными балкончиками. Именно тогда я его увидела.

Кот лежал под козырьком входа в соседний дом, съежившись в жалкий рыжий комок. Одну лапу он поджал под себя, а левый глаз был заплывшим от инфекции или удара. Даже под дождем было видно, что животное истощено – торчали ребра, шерсть свалялась грязными клоками.

Я остановилась. Разумная часть моего сознания советовала пройти мимо – у меня и так хватало проблем, зачем брать на себя ответственность за бездомного кота? Но что-то в его позе, в том, как он смотрел на меня единственным здоровым зеленым глазом, заставило меня присесть рядом.

– Эй, малыш, – тихо сказала я, протягивая руку. – Что с тобой случилось?

Кот не шарахнулся, не зашипел. Он просто смотрел на меня этим невероятным зеленым глазом – цвета весенней листвы, морской волны, изумруда. И вдруг мир вокруг качнулся.

Я больше не стояла под дождем в переулке Сент-Жан. Я находилась в солнечной комнате с высокими окнами, сквозь которые лился золотистый свет. В руках у меня была черно-белая фотография – женщина в элегантном белом платье сороковых годов, с тщательно уложенными темными волосами и печальной улыбкой. За ее спиной виднелась гостиная с антикварной мебелью, на камине стояли серебряные рамки с семейными портретами.

Женщина на снимке была удивительно похожа на меня – те же крупные темные глаза, тот же упрямый подбородок, те же высокие скулы. Но это была не я. Это была кто-то другой, кто-то из прошлого, кто-то.

– Мяу, – жалобно произнес кот, и видение растворилось как дым.

Я моргнула, снова ощутив холод дождя на лице, вес мокрого плаща на плечах, боль в коленях от того, что слишком долго сидела на корточках на холодном камне. Кот по-прежнему смотрел на меня своим единственным зеленым глазом, и в нем читалось что-то вроде понимания.

– Что это было? – прошептала я, но кот только слабо мяукнул в ответ.

Я подхватила его осторожно, стараясь не причинить боли. Он был легким, как пустая коробка, и не сопротивлялся. Прижав животное к груди, я поднялась по лестнице на третий этаж, к своей квартире.

Квартира встретила меня привычным уютом – книжными полками до потолка, письменным столом, заваленным документами и фотографиями, мягким креслом у окна, где я любила читать по вечерам. Но сейчас все это казалось странно нереальным после того видения.

Я устроила кота на диване, завернув в старый плед, и налила ему воды в блюдце. Он лакнул несколько глотков, а потом снова уставился на меня тем самым гипнотическим взглядом. Я чувствовала себя идиоткой, но не могла отделаться от ощущения, что этот кот – особенный.

– Ладно, – сказала я вслух, как будто кот мог меня понять. – Завтра отведу тебя к ветеринару. А пока.

Я достала из холодильника остатки курицы и порезала мелкими кусочками. Кот ел жадно, но осторожно, как будто опасался, что еда исчезнет в любую секунду. Пока он ел, я изучала его. Рыжая шерсть была бы красивой, если бы ее отмыть и привести в порядок. Белые лапки и грудка, розовый носик. Изящное, благородное строение головы. Породистый кот, попавший в беду.

– Как тебя звать? – пробормотала я. – Рыжик? Огонек? Нет, ты больше похож на Феликса. Да, Феликс тебе подходит.

Кот поднял голову от еды и посмотрел на меня так, словно одобрил выбор имени.

Я сделала ему импровизированную лежанку из старых полотенец в углу гостиной и оставила включенным ночник в прихожей. Сама легла спать, но сон не шел. В голове крутилось изображение женщины в белом платье. Кто она была? Почему я ее видела? И главное – что это вообще было? Галлюцинация от усталости? Случайное совпадение образов?

Я проворочалась до утра, а когда наконец заснула, мне снился тот же солнечный зал и женщина с печальными глазами, которая протягивала ко мне руки и что-то говорила, но слов я не слышала.

Утром Феликс выглядел лучше – съел предложенную еду, выпил воды, даже попытался умыться. Больной глаз все еще был закрыт, но общее состояние явно улучшилось.

– Пойдем к доктору, – сказала я, доставая переноску, которую когда-то купила для поездок с прежним котом.

Ветеринарная клиника доктора Морелли находилась в десяти минутах ходьбы от моего дома. Пожилой ветеринар с седой бородой и добрыми глазами осмотрел Феликса быстро и профессионально.

– Инфекция глаза, обезвоживание, истощение, – констатировал он. – Но в целом крепкий кот. Лет пять, хорошие породные данные. Кто-то потерял дорогое животное или выбросил. Что, к сожалению, тоже бывает.

Он назначил курс антибиотиков, капли для глаза и специальную диету для восстановления. Феликс перенес осмотр стоически, лишь иногда поглядывая на меня своим зеленым глазом – вторым пока пользоваться не мог.

– Недели через две будет как новенький, – заверил доктор Морелли. – У вас появился прекрасный компаньон, мадемуазель Дюмон.

Компаньон. Да, пожалуй, именно этого мне не хватало в жизни. Кого-то живого в квартире, полной мертвых документов и фотографий давно умерших людей.

По дороге домой я зашла в магазин за кормом, лотком и игрушками. Феликс наблюдал за моими приготовлениями из своей переноски с видом аристократа, который милостиво принимает должное.

Устроив его дома, я собралась на работу. В архиве меня ждали новые документы семьи де Монморанси, которые вчера не успела изучить. Но перед уходом я еще раз посмотрела на Феликса.

– До свидания, мой странный друг, – сказала я.

Кот медленно моргнул единственным глазом, и на секунду мне показалось, что он улыбается.

В архивах я просидела до самого вечера, изучая пожелтевшие документы. Переписка, счета, официальные бумаги – кусочки чужой жизни, из которых нужно было сложить целую картину. Семья де Монморанси владела особняком на площади Белькур, имела текстильный бизнес, пережила революцию, переехала в особняк поменьше на рю де Бурбон.

И вдруг, в самой глубине архивной коробки, я нашла конверт с фотографиями.

Черно-белые снимки разных лет, семейные портреты, торжественные события. Я перебирала их механически, пока не наткнулась на один, от которого у меня перехватило дыхание.

Женщина в белом платье сороковых годов, с тщательно уложенными темными волосами и печальной улыбкой. За ее спиной – гостиная с антикварной мебелью, на камине – серебряные рамки с семейными портретами. Точно такой, какой я видела в своем видении? галлюцинации? сне наяву?

Руки дрожали, когда я перевернула фотографию. На обороте чернильным почерком было написано: "Изабель де Монморанси, 1942 год. Последнее фото в родном доме".

Изабель де Монморанси. Та самая женщина, чья судьба не давала мне покоя последние месяцы. Та самая женщина, которая, согласно документам, погибла в концлагере в 1943 году.

Я уставилась на фотографию, пытаясь понять, как это возможно. Как я могла увидеть снимок, которого никогда раньше не видела? Как я могла знать детали интерьера, одежды, позы?

– Мадемуазель Дюмон? – Голос архивариуса Пьера заставил меня вздрогнуть. – Мы закрываемся.

Я посмотрела на часы – было уже половина седьмого. Я просидела над этими документами весь день, не замечая времени.

– Конечно, простите. Я сейчас уберу.

– Интересные находки? – Пьер заглянул через мое плечо на разложенные фотографии.

– Да, очень. Семья де Монморанси такие печальные истории. Эта женщина, – я показала на снимок Изабель, – погибла так молодо. Ей было всего двадцать восемь.

– А, де Монморанси, – Пьер кивнул. – Трагическая история. Хотя – он нахмурился, – есть слухи, что она не погибла в лагере. Якобы ее видели после войны в Марселе. Но документально ничего не подтверждено.

– В Марселе? – Мое сердце забилось быстрее. – А что за слухи?

– О, это старые сплетни. Мой дедушка работал в полиции после войны, рассказывал, что несколько человек утверждали, будто видели Изабель де Монморанси живой. Но она не вернулась в Лион, не заявляла о себе В общем, наверное, просто похожая женщина.

Пьер помог мне убрать документы в коробки и запереть их в сейфе. Фотографию Изабель я попросила разрешения взять домой для более детального изучения – архивариус не возражал, мне часто доверяли документы для работы дома.

Всю дорогу до дома я думала о странном совпадении. Нет, не совпадении. Чем больше я размышляла, тем больше убеждалась, что это было что-то большее. Видение? Предвидение? Связь с прошлым?

Феликс встретил меня у двери, трущась о ноги. Больной глаз уже немного приоткрылся, и теперь на меня смотрели два зеленых глаза вместо одного. Я села на диван, и кот тут же запрыгнул ко мне на колени.

– Что ты со мной сделал? – тихо спросила я, глядя ему в глаза. – Как ты мне показал то, что я раньше не видела?

Феликс мурлыкал, устроившись на моих коленях. Я достала фотографию Изабель и положила на журнальный столик перед собой. Женщина с печальными глазами смотрела на меня из прошлого, словно ожидая чего-то.

– Она похожа на меня, правда? – сказала я коту. – Или мне это кажется?

Феликс поднял голову и посмотрел сначала на фотографию, потом на меня. И в этот момент мир снова качнулся.

Я видела ту же солнечную комнату, но теперь в ней царил хаос. Книги разбросаны по полу, картины сорваны со стен, ящики письменного стола вытащены и опрокинуты. Изабель стояла посреди этого разгрома, держа в руках что-то маленькое и блестящее. Слезы текли по ее щекам, но на лице была решимость.

Она подошла к камину, нащупала что-то в кирпичной кладке, и часть стены отъехала в сторону, открывая тайник. Изабель сунула туда блестящий предмет – я различила ключ от сейфа или шкатулки – и закрыла тайник.

Затем она повернулась к двери, где стояли двое мужчин. Один в немецкой форме, второй в гражданском, но явно француз. Француз что-то говорил, размахивая руками, немец молча наблюдал.

Изабель подняла подбородок с тем же упрямством, которое я узнавала в зеркале каждое утро, и что-то ответила. Мужчины переглянулись, и француз сделал шаг к ней.

– Мяу!

Феликс больно впился когтями мне в ногу, и видение оборвалось. Я тяжело дышала, сердце колотилось, как будто я бежала марафон. На журнальном столике лежала фотография Изабель, а на коленях мурлыкал кот с двумя здоровыми зелеными глазами.

– Боже мой, – прошептала я. – Что происходит?

Феликс смотрел на меня с видом, который можно было интерпретировать как сочувствие. Или понимание. Или что-то еще более странное.

Я осторожно взяла фотографию и еще раз внимательно рассмотрела. Гостиная на заднем плане, камин, серебряные рамки Все было именно таким, как я видела в видении.

Тайник в камине. Ключ. Двое мужчин – немец и француз-коллаборационист?

Сердце колотилось от волнения. А что если это не галлюцинации? Что если Феликс каким-то образом показывает мне реальные события из прошлого? Или из будущего?

Я встала и прошлась по комнате, пытаясь привести мысли в порядок. Кот наблюдал за мной с дивана, изредка облизывая лапу.

– Хорошо, – сказала я вслух. – Допустим, ты не обычный кот. Допустим, ты можешь показывать мне что-то. Но что именно? Прошлое? Будущее? И зачем?

Феликс мяукнул, как будто отвечая на вопрос.

Я села за письменный стол и достала блокнот. Если это действительно какой-то дар или феномен, нужно все записывать. Даты, детали, проверяемые факты.

"31 октября. Первое видение – женщина в белом платье. Подтвердилось находкой фотографии Изабель де Монморанси.

1 ноября. Второе видение – тайник в камине, ключ, двое мужчин. Проверить: существует ли еще особняк де Монморанси на рю де Бурбон? Можно ли получить доступ для осмотра?"

Я отложила ручку и посмотрела на Феликса. Кот свернулся калачиком на диване и дремал, выглядя совершенно обычно. Никаких признаков сверхъестественности.

Но я знала, что завтра же поеду на рю де Бурбон искать дом де Монморанси. Потому что, какими бы безумными ни казались эти видения, я должна была узнать правду.

Феликс приоткрыл один зеленый глаз и посмотрел на меня. В этом взгляде было что-то древнее, мудрое, понимающее. Как будто кот знал, что моя жизнь только что изменилась навсегда.

– Спокойной ночи, мой загадочный друг, – прошептала я, выключая свет.

В темноте зеленые глаза кота светились, как два маленьких изумруда, полные тайн, которые мне еще предстояло разгадать.

Глава 2. Ограничения дара.

Следующие дни я провела в лихорадочном поиске. Дом де Монморанси на рю де Бурбон оказалось найти не так просто – за семьдесят лет после войны улица несколько раз переименовывалась, номера домов менялись. Но я была историком, а значит, умела искать иголки в стогах сена.

В городском архитектурном управлении мне показали довоенные планы квартала. В мэрии выдали справки о смене собственников. В отделе регистрации недвижимости просидела три часа, изучая документы о продажах и наследованиях.

Особняк де Монморанси нашелся на нынешней рю Огюст Комт, дом тридцать семь. После войны его купил текстильный фабрикант, потом он переходил от владельца к владельцу, пока в девяностых годах не был разделен на квартиры. Сейчас в здании жили шесть семей, а на первом этаже располагалась небольшая антикварная лавка.

Я стояла перед трехэтажным особняком из светлого камня и пыталась представить, как он выглядел в 1942 году. Кованые балконы, высокие окна со ставнями, массивная дубовая дверь – все это сохранилось. А где-то внутри, возможно, до сих пор существовал тайник в камине, который показал мне Феликс.

– Можно вам помочь?

Я обернулась. На пороге антикварной лавки стоял мужчина лет сорока пяти, элегантно одетый, с внимательными серыми глазами и слегка седеющими волосами.

– Я изучаю историю этого дома, – сказала я. – Для архивных исследований. Меня зовут Клэр Дюмон, я работаю в муниципальных архивах.

– Луи Лемэтр, – представился он, протягивая руку. – Владелец антикварного магазина. Интересуетесь именно этим зданием?

– Да. Здесь жила семья де Монморанси до войны. Я собираю материал об их судьбе.

Глаза Луи заблестели с неожиданным интересом.

– Де Монморанси? Как занимательно. А вы знаете, что их гостиная находилась как раз там, где сейчас мой магазин? Когда я покупал помещение, предыдущий владелец рассказывал легенды о спрятанных сокровищах.

Мое сердце забилось быстрее. Гостиная. Та самая, которую я видела в видениях.

– Можно посмотреть? – спросила я как можно спокойнее.

– Конечно, заходите.

Магазин поражал изобилием антиквариата – мебель разных эпох, картины, часы, ювелирные изделия, книги. Но мое внимание привлекла дальняя стена, где располагался камин. Тот самый камин из видений – я узнала его мгновенно, хотя теперь он был окружен витринами с фарфором.

– Красивый камин, – заметила я, подходя ближе.

– Восемнадцатый век, – с гордостью сказал Луи. – Когда я въезжал, он был в ужасном состоянии. Пришлось реставрировать. Интересно, что в кладке нашлись следы какой-то переделки. Возможно, когда-то здесь был тайник.

Я едва сдержала возбуждение. Тайник! Значит, видения правдивы.

– А что-то находили при реставрации?

– К сожалению, нет. Если там что-то и было спрятано, то забрали задолго до меня.

Я осматривала камин, пытаясь определить место, где Изабель прятала ключ. Справа от топки, на уровне моих глаз, один из кирпичей выглядел немного по-другому – цвет чуть отличался, раствор вокруг него был светлее.

– А вот этот кирпич, – я показала на него, – он тоже реставрировался?

Луи подошел ближе и внимательно посмотрел.

– Да, этот участок перекладывали. Там была какая-то полость, ее пришлось заделать для прочности конструкции.

Значит, тайник существовал! И его уже вскрыли. Но что там было спрятано?

Мы еще поговорили о истории дома, я поблагодарила Луи за экскурсию и пообещала поделиться результатами исследований, если найду что-то интересное. Он дал мне свою визитку и сказал, что всегда рад помочь в изучении истории.

По дороге домой я размышляла о происходящем. Видения через Феликса оказались абсолютно точными – и фотография Изабель, и тайник в камине. Но это были события прошлого. А что, если кот может показывать и будущее?

Дома Феликс встретил меня у двери, выглядящий уже почти здоровым. Оба глаза были открыты, шерсть приобрела блеск, он заметно поправился. Я села в кресло, и он тут же запрыгнул ко мне на колени.

– Ну что, мой волшебный друг, – сказала я, глядя в его зеленые глаза, – покажешь мне что-нибудь еще?

Мир качнулся привычным образом.

На этот раз я увидела лестничную клетку своего дома. По ступенькам медленно поднималась мадам Дюпон из квартиры напротив – пожилая женщина, которая всегда здоровалась со мной, но держалась довольно сухо. В руках у нее были тяжелые сумки с продуктами.

Она поднималась на второй этаж, когда нога подвернулась. Мадам Дюпон попыталась схватиться за перила, но сумки потянули ее вниз. Она упала, неловко подвернув ногу, и я слышала ее крик боли.

– Мяу!

Феликс мягко коснулся лапой моего лица, и видение исчезло. Я тяжело дышала. Это было будущее – я видела событие, которое еще не произошло!

Быстро взглянув на часы, я поняла – половина седьмого вечера. Примерно в это время мадам Дюпон обычно возвращалась из магазина. Если видение правдиво, у меня есть несколько минут, чтобы предотвратить несчастье.

Я выскочила на лестничную клетку. Звук шагов и шуршание сумок донесся снизу – мадам Дюпон поднималась на первый этаж.

– Добрый вечер, мадам Дюпон! – окликнула я ее. – Позвольте помочь с сумками.

Пожилая женщина остановилась и посмотрела на меня с удивлением.

– О, мадемуазель Дюмон, как любезно с вашей стороны. Но не стоит беспокоиться.

– Никакого беспокойства, – настойчиво сказала я, спускаясь к ней. – Эти ступеньки такие скользкие, особенно вечером. Недавно сама чуть не упала.

Мадам Дюпон колебалась, но потом все же позволила взять одну из сумок. Мы медленно поднялись на второй этаж, где она жила. У порога своей квартиры она остановилась.

– Спасибо вам большое, мадемуазель. Вы правы насчет ступенек – на втором этаже одна особенно неровная. Иногда кажется, что можно споткнуться.

Сердце подскочило. Именно там, по моим видениям, должен был произойти несчастный случай.

– Может быть, стоит сказать управляющему? – предложила я. – Пусть отремонтируют или хотя бы предупредительный знак повесят.

– Отличная идея. Завтра же обращусь к месье Рено.

Я попрощалась с мадам Дюпон и поднялась к себе. Феликс ждал меня у двери, и в его взгляде читалось что-то вроде одобрения.

Следующие несколько дней я жила в напряженном ожидании. Изменилось ли будущее? Если я вмешалась в события, которые видела, что происходит с предсказанием?

Ответ пришел через неделю. Мадам Дюпон действительно упала на лестнице. Но не там, где я видела в видении, а на первом этаже, и не так сильно – просто споткнулась и ушибла колено. Управляющий к тому времени уже починил неровную ступеньку на втором этаже и повесил предупреждающий знак.

Я поняла несколько важных вещей. Во-первых, видения показывают реальное будущее. Во-вторых, это будущее можно изменить вмешательством. В-третьих, изменения не отменяют событие полностью, а лишь смягчают его последствия.

В последующие дни я начала систематически проверять способности Феликса. Каждый вечер я смотрела в его глаза, записывала видения в блокнот, а потом проверяла их исполнение. Постепенно выявились определенные закономерности.

Видения касались только людей из моего непосредственного окружения – соседей, коллег, знакомых. Я не видела будущего незнакомцев на улице или событий в других городах. Радиус действия дара был ограничен.

Временной диапазон тоже имел границы. Самое далекое будущее, которое показывал Феликс, находилось не более чем в двух-трех неделях от настоящего момента. Чаще всего видения сбывались в течение недели, а иногда – уже на следующий день.

Точность составляла примерно девяносто процентов, но оставшиеся десять процентов включали события, которые удавалось предотвратить или смягчить. Будущее, как я поняла, не высечено в камне – оно податливо и изменчиво, как русло реки, которое можно направить в другую сторону.

Через две недели жизни с Феликсом я увидела будущее своего коллеги Жан-Пьера. В видении он сидел в кабинете директора и подписывал какие-то документы, а директор поздравлял его с повышением на должность заведующего отделом средневековых рукописей.

Я знала, что эта должность скоро должна освободиться – нынешний заведующий, месье Бертран, собирался на пенсию. Но официально конкурс еще не объявляли, и Жан-Пьер даже не подозревал о своих шансах.

Стоит ли мне было ему сказать? С одной стороны, информация могла помочь ему лучше подготовиться. С другой – это означало вмешательство в естественный ход событий.

Я решила ограничиться намеками. В разговоре за кофе упомянула, что слышала о скорой отставке месье Бертрана, и предположила, что стоило бы подумать о кандидатуре преемника. Жан-Пьер заинтересовался, начал интересоваться требованиями к должности, готовить резюме.

Через десять дней его действительно назначили заведующим отделом. В точности как я видела в видении – тот же кабинет, те же документы, те же слова поздравления.

Но успех Жан-Пьера заставил меня задуматься об этической стороне моего дара. Имею ли я право знать будущее других людей? Имею ли право вмешиваться в их судьбы, даже с благими намерениями?

Вопрос стал особенно острым, когда через Феликса я увидела будущее своей подруги Софи.

Мы дружили со времен университета, хотя виделись не часто – она работала переводчицей, много путешествовала по делам. Софи была замужем за Антуаном, милым, но довольно скучным инженером. Они казались счастливой парой, планировали детей, недавно купили квартиру.

И вот в видении я увидела Антуана в кафе на площади Белькур в объятиях молодой блондинки. Они целовались страстно и открыто, явно не скрывая отношений. Девушка была беременна – живот уже заметно округлился.

Видение было настолько четким и детализированным, что я даже запомнила название кафе и время по часам на церковной башне – половина второго дня.

Что мне делать с этой информацией? Рассказать Софи о неверности мужа? Или молчать, надеясь, что видение не сбудется?

Я промучилась несколько дней, а потом решила проверить. В указанное время отправилась на площадь Белькур и заняла столик в кафе "У старой башни", откуда хорошо просматривалась вся площадь.

В половине второго Антуан действительно появился на площади. С ним была молодая блондинка с заметным животиком. Они вели себя как влюбленная пара – держались за руки, обнимались, смеялись. В кафе не зашли, но прогуливались по площади больше часа.

Видение сбылось с пугающей точностью.

Я села дома с блокнотом и попыталась принять решение. С одной стороны, Софи имела право знать правду о муже. С другой – возможно, это временное увлечение, которое пройдет само собой. Стоит ли разрушать брак из-за интрижки?

В конце концов я выбрала компромисс. Позвонила Софи и предложила встретиться – просто поболтать, как старые подруги. Мы встретились в том же кафе "У старой башни".

Софи выглядела усталой и грустной. Говорила, что Антуан стал каким-то отстраненным, часто задерживается на работе, реже звонит из командировок.

– Наверное, просто стрессы, – вздохнула она. – У него сейчас сложный проект. Но иногда кажется, что он меня избегает.

Я осторожно предложила ей проявить больше внимания к мужу, попробовать выяснить, что его беспокоит. Не прямое обвинение, но намек на то, что в отношениях не все гладко.

– Может быть, стоит последить за ним? – наконец решилась я. – Просто чтобы понять, действительно ли он так загружен работой.

Софи посмотрела на меня удивленно.

– Следить за собственным мужем? Клэр, это же параноя какая-то.

– Не следить в плохом смысле. Просто обратить внимание. Иногда мужчины не говорят о своих проблемах напрямую.

Разговор получился неуклюжим, но зерно сомнения я посеяла. Через неделю Софи позвонила и сообщила, что поймала Антуана на лжи – он сказал, что едет в командировку, а сама видела его в центре города с какой-то женщиной.

Они развелись через три месяца. Антуан женился на блондинке, у которой родился мальчик – очевидно, его сын. Софи тяжело переживала разрыв, но потом призналась, что лучше узнать правду сейчас, чем жить в неведении годами.

Я так и не поняла, правильно ли поступила. Спасла ли подругу от несчастного брака или разрушила семью, которая могла быть восстановлена? Дар предвидения оказался не только способностью видеть будущее, но и тяжелой ответственностью за судьбы других людей.

Феликс, казалось, понимал мои переживания. По вечерам он устраивался рядом и мурлыкал, словно утешая. Его присутствие успокаивало, но вопросы оставались.

Сколько еще видений мне предстоит пережить? Какие еще тайны откроет мне мой необычный кот? И главное – смогу ли я научиться жить с даром, не теряя себя?

Ответы, как и всегда, скрывались в будущем. А будущее, как я уже знала, можно было увидеть только чужими глазами.

Глава 3. Собачье сердце.

Мысль о втором животном пришла ко мне совершенно случайно. Я возвращалась с работы по набережной Роны, когда услышала жалобный лай из-под моста Лафайет. Там, в картонной коробке, дрожала от холода и страха небольшая собака – помесь спаниеля с чем-то еще, с висячими ушами и карими глазами, полными отчаяния.

На коробке была записка: "Марго, 3 года. Добрая и умная. Не могу больше содержать – развожусь, переезжаю в студию".

Я стояла над коробкой и размышляла. Феликс уже изменил мою жизнь eyond recognition. Стоило ли усложнять ее еще больше? С другой стороны, что если разные животные показывают разные аспекты будущего? Что если кот – это только начало?

Марго подняла голову и посмотрела на меня такими умоляющими глазами, что сердце сжалось. В этом взгляде была просьба о помощи, но что-то еще – какая-то странная узнаваемость, словно мы уже встречались.

– Хорошо, девочка, – сказала я, поднимая коробку. – Пойдем домой. Посмотрим, поладишь ли ты с Феликсом.

Знакомство кота и собаки прошло удивительно гладко. Феликс обнюхал новенькую, спокойно принял ее присутствие и даже разрешил есть из соседней миски. Марго, в свою очередь, держалась почтительно, не посягая на кошачьи привилегии.

После кормления и устройства спального места для собаки я села в кресло, и оба животных расположились рядом – Феликс на подлокотнике, Марго на коврике у ног. Было что-то умиротворяющее в их присутствии, словно дом наконец стал полным.

– Ну что, Марго, – сказала я, глядя в ее карие глаза, – посмотрим, какие у тебя секреты.

Мир качнулся привычным образом, но видение было совершенно иным, чем те, что показывал Феликс.

Я увидела Жан-Пьера – своего коллеги, недавно получившего повышение. Он сидел в кафе возле библиотеки за столиком, который я узнала – мы иногда завтракали там вместе перед работой. Но сейчас он был не один. Напротив него сидела я сама.

В видении я выглядела немного по-другому – волосы были уложены более тщательно, я была в новом синем платье, которого у меня еще не было. На лице играла улыбка, глаза светились. Жан-Пьер что-то говорил, жестикулируя, и было видно, что он волнуется. Затем он протянул руку через стол и накрыл мою. Я не отдернула руку, а наоборот, переплела пальцы с его.

Но самым удивительным было то, что я видела не только внешнюю картину, но и эмоции. От Жан-Пьера исходили волны нежности, восхищения, робкой надежды. А от меня самой в видении – тепло, привязанность, что-то похожее на влюбленность.

– Гав!

Марго тихонько гавкнула, и видение исчезло. Я моргнула, возвращаясь в реальность.

Жан-Пьер? Романтические отношения? Этого я совершенно не ожидала. Мы работали вместе три года, и я всегда считала его просто приятным коллегой – умным, обходительным, с хорошим чувством юмора, но не более того. А тем более не думала, что могу испытывать к нему что-то большее, чем дружескую симпатию.

Но если Марго показывала правду.

Следующие дни я стала внимательнее наблюдать за Жан-Пьером на работе. И действительно начала замечать то, что раньше пропускала мимо внимания. Как он задерживается, когда мы разговариваем. Как внимательно слушает мои рассказы об исследованиях. Как его глаза загораются, когда он видит меня в коридоре.

А что касается моих собственных чувств Может быть, я тоже что-то чувствовала, но подавляла эти эмоции, списывая на рабочие отношения?

Через несколько дней я решила провести эксперимент. Предложила Жан-Пьеру позавтракать в том самом кафе, которое видела в видении. Он согласился с такой готовностью, что стало ясно – инициатива с моей стороны ему очень приятна.

За завтраком мы говорили о работе, об исследованиях, но постепенно разговор перешел на личные темы. Жан-Пьер рассказывал о своих планах, о том, что хочет написать книгу о средневековых рукописях, о поездках, которые мечтает совершить. Я слушала и вдруг поймала себя на том, что мне действительно интересно, что смотрю на него другими глазами.

– Клэр, – сказал он внезапно, прервав рассказ о поездке в Флоренцию, – можно личный вопрос?

– Конечно.

– Вы то есть, у вас есть кто-то? Я имею в виду, серьезные отношения?

Сердце забилось быстрее. Начинало сбываться то, что показала Марго.

– Нет, – ответила я честно. – А что?

Он помолчал, явно собираясь с духом.

– Просто мне всегда казалось, что мы хорошо понимаем друг друга. И я подумал, может быть – он запнулся, покраснев.

В этот момент я вспомнила видение – как он протягивает руку, как я переплетаю пальцы с его. И сделала именно это. Протянула руку и положила на его ладонь.

– Мне тоже так кажется, – сказала я.

Его лицо озарилось улыбкой, точь-в-точь как в видении Марго.

Так началась совершенно новая глава в моих отношениях с Жан-Пьером. Но что более важно, я поняла, что собачьи видения отличаются от кошачьих принципиально. Если Феликс показывал внешние события, то Марго открывала мне мир эмоций и человеческих отношений.

Я начала экспериментировать с ее способностями более систематично. Марго могла показать мне не только романтические привязанности, но и дружеские симпатии, скрытую неприязнь, семейные конфликты. Через ее глаза я видела эмоциональную подоплеку человеческих отношений – то, что люди тщательно скрывают за масками вежливости.

Например, я увидела, что наш директор, месье Мориак, втайне завидует успехам отдела и планирует его реорганизацию. Что секретарша мадам Робер, всегда такая милая и услужливая, на самом деле люто ненавидит свою работу и мечтает уволиться. Что библиотекарь месье Дювал, несмотря на свой грубоватый характер, искренне переживает за каждую книгу и считает архив своим домом.

Но самым интересным открытием стало то, что Марго показывала не только чувства других людей, но и мои собственные – те, которые я не осознавала или подавляла.

Так я узнала, что действительно влюблена в Жан-Пьера, хотя долго не признавалась себе в этом. Что испытываю глубокую привязанность к своей работе, но одновременно чувствую усталость от постоянного погружения в чужие судьбы. Что втайне мечтаю о переменах в жизни, хотя боюсь их.

Однако способности Марго имели и темную сторону. Знание истинных чувств людей делало общение с ними странно искусственным. Я видела, кто меня искренне любит, кто терпит из вежливости, а кто испытывает скрытую неприязнь. Это знание было болезненным.

Особенно тяжело стало после того, как я увидела чувства своих родителей.

Мы не часто виделись – они жили в Марселе, я приезжала к ним раз в несколько месяцев. Отношения были вполне нормальными, но не слишком теплыми. Я всегда списывала это на разность характеров и интересов.

Но когда я посмотрела на них через глаза Марго во время последнего визита, увидела совсем другую картину. Мама искренне любила меня, но постоянно тревожилась – я была для нее загадкой, она не понимала моих интересов, боялась, что я одинока и несчастлива. Папа гордился моими успехами, но чувствовал себя виноватым за то, что мало времени уделял мне в детстве из-за работы.

А я сама, как оказалось, испытывала к ним не просто любовь, но и старую детскую обиду за недостаток внимания, которую так и не смогла простить.

Это знание одновременно сблизило нас и создало новый барьер. Я стала лучше понимать их мотивы, но не могла объяснить источник своего понимания. Как сказать родителям, что видишь их чувства через глаза собаки?

К концу месяца я поняла, что дар Марго столь же ценен, сколь и опасен. Эмоциональная правда о людях оказалась тяжелее, чем знание их будущих поступков. Предсказать, что человек споткнется или получит повышение, – одно дело. Увидеть, что он втайне тебя презирает или любит безответно, – совсем другое.

Но самым сложным было осознание того, что я сама изменилась. Постоянное знание истинных чувств окружающих делало меня более чуткой, но и более отстраненной. Я анализировала эмоции вместо того, чтобы просто их переживать.

С Жан-Пьером, к счастью, все складывалось хорошо. Видения Марго показывали, что его чувства искренни и глубоки, а мои собственные эмоции становились все сильнее. Мы начали встречаться вне работы, ходили в театры и музеи, гуляли по старому Лиону, обсуждали книги и планы на будущее.

Он пока не знал о моих способностях – я не решалась ему рассказать. Что если он решит, что я сумасшедшая? Или, что еще хуже, попытается использовать мой дар в своих целях?

Но скрывать становилось все труднее. Особенно когда я предугадывала его реакции, настроения, желания. Жан-Пьер несколько раз удивленно спрашивал, откуда я так хорошо его понимаю.

– У тебя просто потрясающая интуиция, – говорил он. – Иногда кажется, что ты читаешь мои мысли.

Если бы он знал, как близко к истине.

Однажды вечером, когда мы сидели у меня дома за чашкой чая, Марго подошла к Жан-Пьеру и положила голову ему на колени. Он погладил ее, а потом посмотрел на меня.

– Знаешь, у тебя удивительные животные. И Феликс, и Марго – такие умные, словно понимают каждое слово. Особенно когда ты с ними разговариваешь.

– Все животные умнее, чем кажется, – уклонилась я от прямого ответа.

– Нет, с твоими что-то особенное. Иногда мне кажется – он запнулся, явно считая свои мысли глупыми.

– Что кажется?

– Что они тебе что-то рассказывают. Я видел, как ты смотришь им в глаза, а потом вдруг узнаешь то, что раньше не знала. Как в случае с моим повышением – ты как-то сразу поняла, что мне стоит подготовиться.

Сердце забилось чаще. Он был наблюдательнее, чем я думала.

– Это просто интуиция, – повторила я.

Но Жан-Пьер продолжал внимательно смотреть на меня, и в его глазах читалось не подозрение, а любопытство и что-то еще – готовность принять любую мою тайну.

– Клэр, – сказал он тихо, – что бы это ни было, знай – для меня ты особенная. Со всеми своими секретами и странностями. Может быть, именно поэтому я и влюбился.

Услышав слово "влюбился", я почувствовала, как что-то окончательно сдвинулось в моем сердце. Марго тихо гавкнула, словно одобряя происходящее, а Феликс, лежавший на подоконнике, удовлетворенно мурлыкнул.

– Я тоже, – призналась я. – Влюбилась.

Мы поцеловались, и в этот момент мне показалось, что оба моих необычных питомца выражают одобрение – каждый по-своему. Феликс спрыгнул с подоконника и устроился в кресле, наблюдая за нами мудрыми зелеными глазами. Марго довольно махала хвостом.

Позже, когда Жан-Пьер ушел, я сидела между двумя животными и размышляла о происходящем. Мир вокруг меня менялся с каждым днем. Дар видения привел не только новое знание, но и новую любовь. Но впереди были еще вопросы, на которые предстояло найти ответы.

Глава 4. Канарейкиные предупреждения.

Третьим в мою коллекцию попала канарейка совершенно случайно. Я проходила мимо зоомагазина на рю Мерсьер, когда услышала отчаянное щебетание. В витрине, в небольшой клетке, металась желтая птичка. Продавец – пожилой мужчина с усталым лицом – объяснил, что канарейка по кличке Селеста осталась без хозяйки.

– Мадам Лемуан умерла на прошлой неделе, а родственники не хотят брать птицу. Завтра ее отвезут в приют, – вздохнул он. – Жалко, такая красивая и умная.

Я посмотрела на канарейку, и она вдруг замерла, уставившись на меня маленькими черными глазками-бусинками. В этом взгляде было что-то знакомое – та же мудрая осознанность, что я видела у Феликса и Марго.

– Сколько она стоит? – спросила я импульсивно.

Полчаса спустя я шла домой с клеткой, кормом и всеми необходимыми принадлежностями. Жан-Пьер, которого я предупредила по телефону о новом приобретении, встретил меня с улыбкой.

– Еще один член семьи? – поддразнил он. – Скоро тебе придется снимать зоопарк вместо квартиры.

– Не смейся. У меня есть подозрение, что Селеста тоже особенная.

Мы установили клетку в гостиной, рядом с окном. Феликс обнюхал новенькую с достоинством, Марго дружелюбно завиляла хвостом. Селеста осмотрела свое новое жилище и одобрительно защебетала.

– Красивая птичка, – сказал Жан-Пьер, протягивая палец к прутьям клетки. – Привет, Селеста.

Канарейка подпрыгнула к нему на жердочку и склонила голову набок, изучая. Затем она посмотрела на меня и издала серию коротких трелей, которые показались мне почти осмысленными.

– Похоже, она пытается нам что-то сказать, – заметил Жан-Пьер.

Если бы он знал, насколько близок к истине.

После его ухода я подошла к клетке и внимательно посмотрела Селесте в глаза. Мир качнулся привычным образом.

Но видение было совершенно иным – резким, отрывистым, полным тревожных образов. Я увидела себя идущую по темной улице. Кто-то следовал за мной, держась в тени. Силуэт мужчины в длинном пальто, лицо скрыто шляпой. Он останавливался, когда останавливалась я, ускорял шаг, когда я шла быстрее.

Затем картинка сменилась. Та же улица, но теперь я оборачивалась. Мужчина быстро отворачивался, делая вид, что рассматривает витрину магазина. В свете уличного фонаря я различила профиль – острый нос, седеющие виски, знакомые черты.

– Чирик!

Селеста громко вскрикнула, и видение оборвалось. Я тяжело дышала, сердце колотилось. Мужчина в видении показался мне знакомым, но я не могла вспомнить, где его видела.

А главное – это было предупреждение об опасности. Если видения Феликса показывали будущие события, а Марго открывала эмоциональный мир людей, то Селеста, похоже, предупреждала об угрозах.

Следующие дни я стала внимательнее к окружающему. И действительно начала замечать странности. На работе мне казалось, что кто-то роется в моих бумагах. Дома – что кто-то наблюдает из окон соседнего дома. По дороге в архив я несколько раз оглядывалась, чувствуя чужой взгляд.

Жан-Пьер заметил мое беспокойство.

– Ты какая-то напряженная последнее время, – сказал он за обедом в кафе возле библиотеки. – Что-то случилось?

– Просто мне кажется, что кто-то за мной следит, – призналась я.

Он нахмурился.

– Серьезно? Может, стоит обратиться в полицию?

– С чем? С ощущением, что за мной наблюдают? Они решат, что я параноик.

– Хорошо, тогда будем внимательнее. Если заметишь что-то подозрительное, сразу звони мне.

Ответ пришел через неделю. Я возвращалась домой поздно вечером после работы над каталогом рукописей четырнадцатого века. Улицы были почти пустыми, горели редкие фонари. И вдруг я услышала шаги за спиной – размеренные, повторяющие ритм моих.

Я ускорила шаг. Шаги за спиной тоже участились. Остановилась у витрины – остановились и они. Сердце заколотилось от страха и одновременно от узнавания. Точно как в видении Селесты!

Я резко обернулась. В свете уличного фонаря стоял мужчина в длинном темном пальто и шляпе. Когда я повернулась, он быстро отвел взгляд и сделал вид, что изучает витрину антикварного магазина.

Антикварного магазина Внезапно меня осенило. Луи Лемэтр! Владелец магазина в бывшем доме де Монморанси, которого я встретила в поисках тайника. Теперь, когда я видела его профиль, узнавание стало полным.

– Месье Лемэтр? – окликнула я.

Он замер, а затем медленно повернулся. На лице читались смущение и что-то еще – вина? страх?

– Мадемуазель Дюмон, – натянуто улыбнулся он. – Какая неожиданная встреча.

– Вы следили за мной, – констатировала я. – Зачем?

Луи помолчал, явно подбирая слова.

– Можно поговорить? Есть вещи, которые вам лучше знать. Для собственной безопасности.

– Здесь? На улице?

– Зайдемте в кафе. То, что работает круглосуточно, на углу.

Мы молча дошли до маленького кафе, где в такое время обычно сидели только ночные рабочие и бессонные студенты. Заняли столик в дальнем углу.

– Итак, – сказала я, когда официант принес кофе, – объясняйтесь. Почему вы следили за мной?

Луи долго молчал, вертя чашку в руках.

– Потому что вы задаете опасные вопросы, – наконец сказал он. – И находите то, что лучше бы оставалось потерянным.

– О чем вы говорите?

– Об Изабель де Монморанси. О тайнике в камине. О том, что там было спрятано.

Сердце подскочило.

– Вы знаете, что там было?

– Знаю. И знаю, почему это кого-то очень интересует. Мадемуазель Дюмон, вы втянулись в историю, которая началась во время войны и до сих пор не закончена.

Он сделал глоток кофе и продолжил:

– Изабель де Монморанси действительно погибла в 1943 году. Но не в концлагере и не от рук немцев. Ее убил сосед-коллаборационист, Анри Боннар, за то, что она отказалась отдать ему фамильные драгоценности.

– Анри Боннар – я вспомнила дневник Амели. – Тот самый, чья служанка вела записи?

– Именно. Амели Боннер была его племянницей, жила в его доме. Она все видела, все записала, а потом сбежала. Спряталась, сменила имя. Дневник – это свидетельские показания против убийцы.

– Но Боннар же давно умер.

– Боннар умер. Но не его сын. И не внуки. Семья Боннар до сих пор живет в Лионе и владеет довольно успешным бизнесом. Антикварным бизнесом.

Кровь застыла в жилах.

– Вы хотите сказать.

– Что у нас общая фамилия не случайно. Анри Боннар был моим дедом, мадемуазель Дюмон. А вы нашли документы, которые могут разрушить репутацию всей моей семьи.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное.

– И что же вы собираетесь делать? Убить меня, как дедушка убил Изабель?

Луи болезненно поморщился.

– Боже, нет! Я не такой, как он. Я даже не знал правды, пока не начал собственное расследование после нашей встречи. Вы заставили меня заинтересоваться семейной историей.

– Тогда зачем следили?

– Чтобы понять, как много вы знаете. И чтобы предупредить, если понадобится. Видите ли, я не единственный наследник Анри Боннара. Есть еще мой двоюродный брат Жерар. У него другие взгляды на семейную честь.

– То есть он может попытаться.

– Мадемуазель Дюмон, вы публиковали статьи о дневнике Амели. Рассказывали коллегам о своих находках. Жерар об этом знает. И он не такой сентиментальный, как я.

Страх сдавил горло. Селеста предупреждала не просто о слежке, а о реальной опасности.

– Что мне делать?

– Прекратить исследования. Забыть о де Монморанси. Переключиться на другие проекты.

– Но я не могу просто бросить работу.

– Можете, если хотите остаться живой.

Мы просидели еще полчаса, обсуждая детали. Луи рассказал, что Жерар Боннар – владелец сети антикварных магазинов, человек влиятельный и жестокий. Для него семейная репутация – основа бизнеса. Скандал с дедом-убийцей может разрушить все.

– Я попытаюсь его урезонить, – пообещал Луи. – Но не могу гарантировать. Будьте осторожны, мадемуазель. И подумайте о моем совете.