Снег над Эшлоу

Я постараюсь быть краткой, дорогие читатели, но без этого небольшого вступления будет непонятно, о чем вообще пойдет речь.

Меня зовут Эстер Дюмон, я медсестра, и большую часть своей жизни ухаживаю за пожилыми людьми. Последние годы их долгой, бурной, полной событий жизни, сплелись в моей памяти, словно лоскутное одеяло, но этого человека я запомнила так крепко, словно говорила с ним только вчера. Молчаливый старик, вежливый, не привередливый, как иногда бывает, с пронзительными серо-зелеными глазами и упрямо сжатыми губами. Я помню снимки в серебристых рамках на камине, на одном, сделанном лет 40 назад, он стоял рядом с симпатичной блондинкой в скромном белом платье, с букетом невесты в руках. Он и сам был вполне неплох, высокий, статный, в форме. Темные волосы с сединой на висках, бородка, чуть сглаживающая упрямый подбородок, все тот же внимательный взгляд, ясность которого не утратилась с годами. Но сейчас в нем не было той живой искры, только тихое спокойствие. Я написала, что он был молчалив? Да, поначалу так и было. Но, привыкнув ко мне, он становился все более разговорчив, понимая, что времени у него осталось не так уж много. О да, ему было что рассказать. И я слушала затаив дыхание, даже записывала потом кое-что в тетрадь, чтобы сохранить детали, бог знает зачем… И вот, спустя годы, эта тетрадь лежит предо мной, и я словно снова сижу в кресле перед камином и слушаю старика, погружаясь в мир, который давно растаял в тумане времени. Он был весьма откровенен порой, словно меня и не было рядом, рассказывая все подробно и без утайки, а теперь я поделюсь его историей с вами, чтобы она не пропала навсегда. Прошу вас быть снисходительными – я пишу ее так, как запомнила, возможно, что-то будет моим художественным вымыслом, а где-то я могу ошибаться (я ведь не жила в то время), но основные события я изложу точно. Для удобства далее я буду писать от имени героя моего повествования.

Я – Джеймс Эверетт Кейн, шериф округа Хемлок, где раскинулся наш городок Эшлоу. Место суровое, но красивое: холмы покрыты соснами, река. Зимой город засыпает снегом, летом досаждает мошкара. Люди здесь работящие, честные, в сезон лесозаготовки приезжают наемные рабочие, лица все время меняются, не давая жителям закиснуть в провинциальном однообразии. Эшлоу – не из тех городов, где всё держится на церкви и фермерских общинах. Здесь люди сами по себе, сдержанные, отстраненные, особенно в это непростое время.

Моя вотчина – департамент, одноэтажное кирпичное здание с подвалом, выстроенное еще до войны. Пахнет здесь дубовым лаком, копотью и кофе. Нас пятеро: я, мой заместитель Карл Беннер – седой, поджарый, бывший лесоруб; Джейк Ларсон, двадцати одного года от роду, всё ещё с горячими глазами; телеграфистка и секретарь Рут Макрей – полноватая, с темными косами, в очках; и Эд Томпсон, новичок, летом перевелся из округа Уорд, бывший констебль. Мы – не Нью-Йоркский департамент, но и не последний рубеж.

Я пришёл в участок чуть позже обычного – было немногим больше восьми. Ноябрь стоял промозглый, утренний дождь превратил остатки вчерашнего снега в грязь, вязкую и унылую, как жизнь мелкого городка после падения биржи. Великая депрессия разъедала всё – от банков до лиц фермеров, и в этих лицах не было уже ни веры, ни раздражения, лишь вялое ожидание. Нам еще повезло, сельскохозяйственные штаты пострадали куда сильнее, нас же выручал лес. Удаленность спасла нас и от бутлегерских войн – крупных путей через нас не шло, а с мелочью справлялись мы с парнями. И все же, упадок чувствовался в самой атмосфере.

В офисе было тепло, угольная печка в углу уютно потрескивала, Рут печатала рапорты, Карл читал вчерашнюю газету, Джейк барабанил пальцами по эмалированной кружке в такт песне из приемника, задумавшись о чем-то своем. Томпсон на сегодня попросил выходной. Все привычно, все на своих местах, здесь я был больше дома, чем в собственном особняке. Я повесил пальто и плюхнулся в кресло в своем "кабинете" – углу, для солидности отделенном с одной стороны решетчатой перегородкой, со своего места я видел весь участок.

– Налить вам чашечку, шеф? – Рут деловито поправила стопку бумаг и пошла за горячим кофейником.

– Да, спасибо, Рут. Что у нас нового?

– Я промочил ногу, подошва прохудилась. – Встрепенулся Джейк и вытянул правую ногу в потертом ботинке. – После смены придется зайти к обувщику.

– Сходи сейчас. Не та ныне погода, чтобы весь день черпать воду.

– Ага, шеф, спасибо, я туда и назад. – Парень испарился, словно только этого и ждал.

– Кардиналс выиграли у Атлетикс – 4:2, Пеппер Мартин теперь новый герой. – Сообщил Карл, перелистывая страницу с заду на перед.

Я кивнул, закурил. Дождь за окном снова стал перемежаться со снегом, обращаясь в жидкую слякоть. Еще немного, и придут морозы, река надежно схватится льдом, начнется очередной сезон вывозки леса.

Из радио тихо журчала Рут Эттинг, я отхлебнул кофе и взялся за бумаги, ожидавшие на правом углу стола. Еще один долгий и унылый день, как всегда в это время года.

Эта осень стала для меня одной из самых серых и колючих, хотя, казалось, что должно было быть ровно наоборот. Дело в том, что этим июнем я, наконец, женился. На Эвелин, голубоглазой блондинке, стройной, словно фарфоровая статуэтка, и такой же холодной. Сейчас она дома, бродила по пустым комнатам, словно бестелесный дух, не оставляя и следа от своего присутствия. Иногда я задавался вопросом, правильно ли поступил? Эвелин моложе меня на 14 лет. Она вежлива, аккуратна и отстранена. Во дворе у меня обитало несколько кошек, они жили и охотятся в сарае, я иногда оставлял им еду, когда было что, но они вели вольную и полудикую жизнь. Так вот, от этих зверушек тепла и радости при встрече со мной ощущалось куда больше, чем от моей жены. И я совершенно не представлял, что мне с этим делать. Мы здоровались, прощались и расходились. Она не задавала вопросов, никаких «как прошел твой день?», «что нового на работе?», или чего-то в этом духе.

Но если бы она спросила, я мог бы рассказать, что вчера старик Вилли снова напился и вообразил, что он на фронте, в Суасонне. Это во Франции, я был там тогда же, когда и Вилли, участвовал в Мёз-Аргоннском наступлении. Вилли воспринял все слишком близко к сердцу, или это виновата контузия, которую он там получил. В любом случае, такое поведение – не его вина. В то же время я, как шериф, не мог позволить ему разгуливать с ружьем и оборонять заправку от горожан. К счастью, для меня конечно, Вилли был не очень хорошим солдатом и не позаботился о запасе боеприпасов. Все обошлось одним выстрелом в воздух.

Еще я мог бы рассказать, как новенький – констебль Томпсон – по анонимной наводке отправился обыскивать подвал бакалейщика в поисках нелегального алкоголя. Вот только я забыл ему рассказать, что анонимную наводку написала соседка, имеющая на него зуб, а бакалейщик в свободное время развлекал себя таксидермией и какими-то еще химическими опытами с трупами животных. И в бочках в его погребе хранился совсем не нелегальный алкоголь. Томпсон вернулся с рапортом слегка позеленев лицом, а на следующее утро Ларсон подсунул ему в кружку живого лягушонка. К чести Томпсона, он шутку он оценил.

Но Эвелин не спрашивала. А я не хотел ей навязываться. Ей могли быть вовсе не интересны все эти байки. Хотя, признаю, подобное безразличие немного задевало мою гордость, однако, я держал это при себе, все же мы были женаты совсем недавно. Но каждый раз при мысли об Эвелин что-то внутри меня тоскливо сжималось.

Сейчас в городе относительно тихо, поселок лесорубов пустовал до крепкой зимы, но я предпочитал не сидеть в офисе – люди должны видеть шерифа на улицах. Так меня учил мой предшественник – Гас Меррик. Мы всего год проработали вместе, прежде чем опухоль в желудке добила его, но этого года мне хватило, чтобы понять, что он был за человек. Настоящий шериф.

Обычно я обедал в "У Лиллиан", убивая двух зайцев – перекидывался парой слов с хозяйкой, присматриваясь к новым лицам, и не нюхал снедь, принесенную в офис Беннером. У него жена и три дочери, и каждый раз они снабжали его провиантом так, словно он уходил в трехдневный поход, а не на смену. Впрочем, Джейк этому только рад. Он жил с матерью и денег у них было не густо, Карл же не жадничал.

Следующим утром я договорился встретиться с миссис Лэнгстон, поэтому предупредил, что приду не раньше полудня.

Миссис Лэнгстон – живая легенда нашего округа. Жена покойного текстильного магната, потерявшего состояние после краха отрасли. Несколько неудачных инвестиций, сердечный приступ – и миссис Лэнгстон в одиночку осталась доживать дни в увядающем поместье Грейвуд, стоящем особняком в окружении стены вековых вязов. Я не застал те времена, но о поместье до сих пор говорили с придыханием – осенние приемы, куда приглашались все уважаемыми жители округи, вечеринки в саду с фонариками при живом оркестре, новогодние балы с канделябрами и подарками для местной ребятни. Всего этого уже давным-давно не стало, счета опустели, красные с позолотой обои в гостиной выцвели, фамильное серебро потемнело, но миссис Лэнгстон сохранила достоинство и осанку дамы эпохи начала века. Таких женщин больше нет. В начале октября она прислала в офис письмо на пожелтевшей бумаге с гербом и пригласила меня посетить Грейвуд в любое удобное для меня время. Заинтригованный, я не стал откладывать визит в долгий ящик. Пожилая леди встретила меня с радостью и некой неловкостью, словно ей совестно было отвлекать меня от работы. Предложив мне чашечку чая в тонкой фарфоровой чашке, она поведала о причине моего визита.

– Прошу меня простить, мистер Кейн, если моя просьба не совсем уместна. Я понимаю, что прошло слишком много времени. Вините мой преклонный возраст, но меня уже давно мучает мысль, что если не сейчас, то уже никогда, поэтому я решилась обратиться к вам, учитывая вашу безупречную репутацию.

– Вы могли бы зайти в офис, миссис Лэнгстон, я или мой заместитель приняли бы вас. – Чай пах лавандой и горчил, леди начала с лести, значит, ей нужно было что-то лично от меня.

– Да, конечно. Но понимаете, дело не совсем официальное. Вернее сказать официальное, но слишком старое. Расследование давно прекратилось.

– Что за расследование?

– Дело об исчезновении Малкольма Фостера. Моего брата.

– Когда это случилось?

– О, вы тогда еще были ребенком – в 1905 году. Я все понимаю, мистер Кейн, прошли десятилетия, и все же… я не смогу найти покоя, не попытавшись еще раз.

Тридцать лет назад. Был ли шанс сейчас найти человека, которого не смогли найти по горячим следам тогда? Маловероятно. Но мне не хотелось лишать старушку надежды вот так сразу. Чай перестал горчить, или мне просто начало это нравится?

– Я не могу ничего обещать, миссис Лэнгстон. Но завтра я подниму архив и попробую найти дело вашего брата. Оно наверняка сохранилось, мы не выбрасываем старые документы.

– Благодарю вас, мистер Кейн, о большем я и не прошу. И, пожалуйста, зовите меня Беатрис.

– Спасибо за чай, Беатрис. Я заеду и сообщу, что мне удалось узнать.

Папка с делом Малкольма Фостера нашлась в одной из коробок в подвале, служащем нам архивом, так же здесь находилась запасная камера для заключенных и оружейный склад – железный ящик с амбарным замом. Рут нашла и принесла мне пожелтевшую и запылившуюся, но почти не потрепанную папку.

«АРХИВНОЕ ДЕЛО №17/1905 – Фостер, М. – Исчезновение -»

внутри рапорт, подписанный Гасом Мерриком:

Окружной департамент шерифа Хемлока

Дата поступления: 4 июня 1905 г.

Категория: Исчезновение лица

Статус: Приостановлено

ЗАЯВИТЕЛЬ:

Беатрис Лэнгстон (урожд. Фостер), 31 год,

место жительства: поместье «Грейвуд», округ Хемлок.

Иcчезнувший:

Малкольм Скотт Фостер, 34 года, неженат,

бывший студент права, в отставке по состоянию здоровья.

ПРИМЕТЫ ПРОПАВШЕГО:

Мужчина, 29 лет. Рост – ок. 5 футов 10 дюймов.

Волосы – тёмные, глаза – карие.

Был одет в твидовый костюм серого цвета, шляпу-федору.

При себе – трость палисандровая с серебряной головкой.

ПЕРВИЧНЫЕ ДЕЙСТВИЯ:

Осмотрены личные покои пропавшего. Следов борьбы или несанкционированного проникновения нет.

Опрошены:

– Эдгар Стерлинг Лэнгстон

– Беатриса Аделайн Лэнгстон (урождённая Фостер)

– Люсинда Мэй (служанка)

– Джо Тёрнер (садовник)

– Джеймс Харт (конюх)

Никто не видел мистера Фостера в день исчезновения после 9 утра.

Обследованы окрестности поместья – роща, берег реки, заброшенная мельница. Безрезультатно.

Оповещены: телеграфная станция Эшлоу, магазины, аптека, больница, автобусная касса.

7 июня разосланы телеграммы с описанием в соседние округа.

9 июня – организован патруль и поиск с собаками по западной лесной тропе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

Следствие приостановлено 1 сентября 1905 г.

Все разумные поисковые действия произведены.

В отсутствие новых улик исчезновение признаётся необъясненным.

Дело может быть возобновлено при появлении новой информации.

Подпись:

Шериф Огастус. Х. Меррик

округ Хемлок, Вермонт

Далее пара листов с показаниями свидетелей, фото Фостера, и короткая записка, написанная рукой Гаса " В последний раз его видели в Грейвуде утром 2 июня (служанка Люси Мэй)". И все. Никаких зацепок, не было ни угроз, ни известных планов куда-то уехать, человек просто вышел утром из дома и исчез без следа, оставив все вещи в своей комнате в Грейвуде, где проживал последние два года.

После этого я еще несколько раз бывал в поместье. Осмотрел комнату Фостера, ее оставили нетронутой, даже бумаги, которые Гас брал на проверку и после вернул, так и остались стоять на столе в деревянном ящике. Я отнес ящик в участок и попросил Рут посмотреть их еще раз, а заодно направить несколько запросов в соседние округа – поднять архив неопознанных тел, подходящих под описание, подать запрос в миграционную службу, в психиатрические лечебницы и приюты и тому подобное. Дело шло медленно, но мы с миссис Лэнгстон никуда особо не спешили. Мне стало нравиться бывать в Грейвуде, пить лавандовый чай и слушать о давно потерянных временах. До войны, до краха рынка, когда трава была зеленее, а небо синее.

Дома меня ждал ужин – мясной рулет и тыквенный пирог на сале, приготовленные Эвелин. Она исправно стряпала к моему приходу каждый вечер, но никогда не садилась за стол, затаившись в кресле и ожидая, пока я справлюсь с трапезой, потом уносила пустую посуду. Мне это было непривычно и немного неловко, но я делал вид, что все хорошо. С ее приходом в доме стало чище, она оставляла мне завтраки и ждала с ужином, но в обстановке не было и следа появившейся женской руки.

Мой дом – добротная двухэтажная постройка с внутренним двориком, гаражом и сараем. Спереди большая веранда, три спальни наверху, приличная ванная; внизу гостиная, столовая, соединенная с кухней аркой, и мой кабинет. Я купил этот дом относительно недорого, по совету Гаса, вложив деньги из дедушкиного наследства. Мне нравилась витая деревянная лестница, солидный камин, толстые стены, хорошо держащие тепло, но, должен признать, обстановка в доме оставалась несколько скудновата. Пока я жил один, это не так бросалось в глаза, но после переезда Эвелин… В ее спальне было окно с видом на садик, стеганое светлое одеяло на кровати, какие-то мелкие статуэтки, изящные пузырьки и коробочки на столике с зеркалом, букетик сухоцветов на подоконнике, вышитая гладью картина с летним пейзажем, легкие занавески. В ней слегка пахло чем-то сладким, неуловимым, теплым. По службе мне нередко приходилось вставать рано или ложится слишком поздно, поэтому я решил, что отдельная комната будет для нее удобнее. Да и спал я неспокойно. Спальня Эвелин казалась чуждым уютным уголком в остальном доме, слишком пустом и безликом. Словно два отдельных мира.

– Джеймс, у меня к тебе просьба. – Эвелин не часто о чем-то просила, я замер.

– Да, конечно, в чем дело?

– Ты ведь знаешь, Нора снова ждет ребенка, поэтому скоро маме некому будет помогать в аптеке. Я бы хотела выходить днем на несколько часов.

– Да, конечно, если тебе этого хочется. Миссис Маршалл наверняка будет рада.

– О, тогда я скажу ей, что начну работать с начала месяца. Уверяю, ты даже не заметишь моего отсутствия.

Это было правдой. Как и то, что в аптеке вовсе не нужна была никакая помощь, миссис Маршалл легко справлялась и без помощи дочерей. Но аптека вносила хоть какое-то разнообразие в их жизнь, непривычно тихую после переезда из большого города.

Вечером Эвелин задержалась возле двери моей спальни. Ее талия была такой тонкой, что я почти мог обхватить ее ладонями, а губы мягкими и прохладными. Я не стал включать свет, так было проще. В нашу первую ночь я заметил, что она постоянно смотрела на шрам на моем левом плече – след от пули, сквозное ранение. Той ночью мне вновь приснился кошмар – остовы обломанных стволов, взрытая земля, свист пуль и рвущиеся снаряды – я проснулся с колотящимся сердцем, плечо ныло, не давая уснуть обратно и забыть.

Мёз-Аргон, Франция, 1918 год

Какое-то шипение, потом удар, словно кувалдой, расползающееся жидкое тепло под гимнастеркой. Отрывистые крики, но слов не разобрать. Я зажимаю рану, и кровь сочится между пальцев. Лицо медика, осунувшееся, потемневшее от копоти и усталости. Он работает ножницами быстро и ловко.

– Повезло, сержант, хорошая рана, навылет.

Он крепко бинтует плечо, и у меня темнеет перед глазами. В полевом госпитале я лежу на столе и жду, пока освободится хирург, меня трясет так, что стучат зубы. Пахнет кровью, мочой, потом, едкой карболкой и чем-то приторно-сладким. Раненые кричат, стонут, зовут, или молчат, как мой сосед, чьи черные глаза не мигая смотрят в потолок, его нога от бедра разбита в месиво, но боли он уже не чувствует. Хирург чистит мою рану чем-то вроде вязального крючка, и я кричу, как все остальные. Морфия мало, но к ночи мне делают укол, после недолгого забвения я просыпаюсь, дрожа от холода под тонким одеялом, злой на весь белый свет. Мне повезло, пуля прошла через мягкие ткани, кость и крупные артерии остались целы, рана не загноилась. Меня подлатали и вернули в строй. На войне никто не спрашивал, готов ли ты вернуться.

У Эвелин была гладкая кожа, пахнущая мылом «кашемировый букет», и шелковистые волосы. Она никак не давала понять, нравится ли ей, и у меня закрадывались подозрения, что она просто меня терпела. Она выскальзывала из постели, накидывала сатиновую сорочку и тихо прикрывала за собой дверь, оставив в постели тень пудрово-цветочного аромата. Все должно быть иначе, но было так, как было.

Я не хотел обременять миссис Лэнгстон слишком ранним визитом, поэтому утром Эвелин застала меня курящим на веранде, серая полосатая кошка, выгибая спинку, отиралась о мои колени. За ночь земля покрылась слоем мокрого рыхлого снега.

– Ты еще дома? Что-то случилось?

– Нет, просто мне нужно съездить в Грейвуд, вот, жду, чтобы соблюсти рамки приличия.

– В Грейвуд? А ты там уже бывал?

Я не рассказывал ей про миссис Лэнгстон, как не рассказывал и про другие свои дела на работе. Но сейчас в ее голосе сквозило неприкрытое любопытство.

– Да, пару раз. Миссис Лэнгстон попросила пересмотреть одно старое расследование. Ее брат исчез 30 лет назад. – Внезапно меня посетила идея. – Хочешь составить мне компанию?

– Я? А можно?

– Почему нет. Уверен, миссис Лэнгстон будет рада. Она про тебя спрашивала.

– Да, конечно, я хочу! Я столько слышала про Грейвуд, это же местная легенда. Сейчас, я очень быстро соберусь.

Она действительно собралась быстро, я как раз успел прогреть мотор. По дороге Эвелин улыбалась, на щеках ее даже появился румянец. Когда она смотрела на меня, я видел в ее горящих глазах интерес, словно она впервые разглядела во мне нечто, чего не замечала раньше. Впервые я чувствовал, что доставляю ей настоящую радость. Ее оживление было чертовски приятно.

Миссис Лэнгстон, как всегда элегантная, среди увядающей роскоши своего королевства, встретила нас радушно.

– Дорогая, вы еще прекраснее, чем Джеймс мне говорил!

Эвелин бросила на меня короткий польщенный взгляд.

– Я очень рада быть здесь, миссис Лэнгстон. Надеюсь, я вас не обременю?

– Не говорите глупостей, милая, я так рада вашему визиту. Проходите же скорее внутрь, я покажу вам поместье. То, что от него осталось – не будем себе врать. И не снимайте пальто, здесь, увы, довольно прохладно.

Я закурил, подошел к окну, прихватив хрустальную пепельницу. Снег укрыл парк с фонтаном посередине, каменные фигуры львов, из пасти которых когда-то текла вода, обзавелись белыми шапочкам, очень подходившими к унылым выражениям их морд. В снегу я заметил дорожку следов – миссис Лэнгстон совершала утренний моцион? Обдумать эту мысль я не успел. Со стороны западного крыла, куда удалились женщины, что-то грохнуло, испуганно ахнула миссис Лэнгстон. Я успел сделать всего три шага.

– Джеймс! – Бледная Эвелин появилась в дверном проеме, держа дрожащие руки поднятыми вверх, и замерла.

– Брось оружие так, чтобы я это видел. – Приказал мужской голос за ее спиной.

У меня не было выбора. Я затушил сигарету, расстегнул наплечную кобуру, достал свой «кольт» и бросил его вперед.

– Теперь отойди назад, к стене. Одно лишнее движение, и они трупы.

Щуплый тип с желтым лицом подтолкнул Эвелин ко мне, его палец лежал на спусковом крючке десятого «смита». Следом показался его подельник – с кривым носом и поломанными ушами, вероятно боксер – он ткнул миссис Лэнгстон дулом под ребра и скомандовал идти к нам. Значит, двое, и оба вооружены. Могу поклясться, я никогда прежде не видел этих мерзавцев. Зачем они здесь? Пришли грабить Грейвуд? Допустим, тут еще остались кое-какие ценные вещи: немного серебра, пара картин. Но нет, за этой мелочью грабители бы пришли ночью, вооруженные максимум дубинкой. Эти же были явно настроены на что-то серьезное.

– Очень хорошо, Кейн, держи руки на виду. И все топайте вперед.

Обратился по имени. Неужели по мою душу? Выслеживали меня и решили напасть здесь? Подумали, что я буду более уязвим рядом с женщинами? Тут они чертовски правы. Но из-за чего? Я не вел никаких крупных дел, сейчас тихий сезон, самое громкое преступление месяца – кража двух телят с фермы Козински. Или им нужна миссис Лэнгстон? Подумали, что у нее припрятаны сбережения с прошлых времен? Что ж, они будут жестоко разочарованы, старушка заложила почти все, что имела, и довольствовалась крохами.

Мы прошли через холл, столовую с огромным дубовым столом, хрустальной люстрой и пыльными головами бизонов на стенах, к задней двери, через которую они, вероятно, и проникли в дом. Будь я один, я бы уже напал – щуплый держался ближе, чем стоило – я выбил бы его револьвер, успел укрыться от выстрела второго… Но рядом находились две женщины, рисковать которыми я не мог. Эвелин и миссис Лэнгстон были бледны, но держались с достоинством – никаких слез, никакой истерики. Меня же захлестывала ярость, которую приходилось тщательно сдерживать, чтобы не подставить их под пули.

Задняя дверь была двустворчатой, но вторая половина наглухо заколочена, поэтому пройти получалось только по одному. И здесь бандиты совершили ошибку: вместо того, чтобы кто-то из них вышел первым и контролировал ситуацию, они пропустили вперед женщин. Это была хорошая возможность. Я шагнул в проем и уже приготовился ударить дверью идущего позади, когда услышал спокойный голос.

– Не советую.

Из-за угла на меня смотрело дуло винчестера. Трое, а не двое! Один все время ждал в засаде снаружи. Уверенный взгляд, короткая стрижка, на ногах армейские ботинки, ремень винтовки протер светлую полосу на плече кожаной куртки. Наверняка бывший военный стрелок.

– Мы с вами немного прогуляемся в эту чудесную погоду. Давайте, дамы вперед. Кейн – без глупостей, у тебя никаких шансов.

Нас провели через задний двор, мимо старого амбара и конюшни, через лужайку, сейчас целиком заросшую диким терном и плющом, к старой каменной ограде. В одном месте кладка обвалилась, обнажив проход, за стеной начинался лес. Стрелок шел первым, за ним миссис Лэнгстон, Эвелин и я, щуплый с боксером замыкали шествие. Миссис Лэнгстон была одета в шерстяное платье, жакет и шаль, на ногах туфли, промокшие, едва она вышла из дома. На Эвелин было тонкое шерстяное пальто и полуботинки – одежда для поездки в гости, не для прогулок по ноябрьскому лесу.

Нас вели старой тропой в сторону реки. Однажды я был здесь, еще заместителем шерифа, мы искали пропавшего мальчишку, и один охотник вспомнил, что за Грейвудом есть тропа, ведущая к реке и глубокому омуту за излучиной. При нынешней погоде снег почти полностью сойдет к обеду, а вечером выпадет заново, если хорошо замети следы у поместья, найти нас будет не просто и точно не быстро. Отгонят мой «форд» и покинут город еще до темноты, а наши трупы дай бог, если вынесет течением следующей весной. Дойдем до реки, и нам конец. Тропа пошла вверх, и женщины начали заметно отставать. Армеец размеренно втаптывал талый снег своими тяжелыми ботинками, а вот его спутники начали раздражаться, вынужденные плестись в хвосте.

– Черт вас подери, дамочки, переставляйте ноги поживее. – Щуплый начал наступать мне на пятки.

Эвелин находилась всего в полушаге от меня, одно движение ногой по ее щиколотке, и она потеряла равновесие, увлекая за собой миссис Лэнгстон. В следующее мгновение я ударил щуплого под подбородок, коротко и резко, одновременно вывернув руку с револьвером. У меня была всего пара секунд, одна – выстрел в грудь, вторая – заслониться телом от пуль боксера, пока армеец снимал винтовку с плеча. Боксер оказался шустрее, чем я ожидал, щуплый еще хрипел, когда ему в спину впились пули подельника. Держа его все еще содрогающееся тело перед собой, я нырнул вниз и выстрелил в ответ – дважды в боксера и дважды в сторону вояки. Раздался короткий вскрик, и оба бандита скатились с тропы вниз по склону оврага.

– Не поднимайтесь. – Скомандовал я женщинам и осторожно заглянул вниз.

Овраг был затянут густым подлеском, с торчащими то тут то там вековыми вязами, даже без листвы трудно было разглядеть что-то среди этого частокола. Но тел я не увидел, и это было плохо. Воцарилась тишина. Почти наверняка я попал в боксера, но достаточно ли серьезно он ранен? У меня остался один патрон, а где-то внизу затаился стрелок, один меткий выстрел – и все. С таким соперником лучше не полагаться на удачу, мне не нужно было видеть, я знал, что сейчас он смотрит сквозь прицел. Не вставая, я подполз к вжавшимся в землю женщинам.

– Сейчас мы все очень медленно доберемся до верха. Держитесь как можно ближе к склону, как можно ниже. Сможете, Беатрис?

– Хорошо, я постараюсь.

– Эвелин?

– Да, я смогу.

– Хорошо, давайте, сейчас. Я вас прикрою.

Убедившись, что мои подопечные достигли относительно безопасного места, я еще несколько минут вглядывался в серую чащу и присоединился к ним.

– Что теперь, Джеймс?

– Я знаю эту тропу. По ней можно дойти до города, возвращаться в поместье сейчас слишком опасно. Нам нужно поспешить. Беатрис, давайте вашу руку, я помогу.

Мы шли так быстро, как это было возможно. Под конец я уже практически тащил миссис Лэнгстон на себе, Эвелин тоже едва держалась на ногах. От усталости они обе плохо осознавали пережитое – ужас придет потом, в безопасности. Мы вышли в город в районе старой кожевенной мастерской, давно заброшенной и выбранной местной ребятней для своих забав. К счастью, в это время дети были в школе, и наше эффектное появление из леса осталось незамеченным. Остановив первую же машину – пожилую пару, отправившуюся за покупками – я потребовал доставить нас до участка. Возражать они не стали.