Эрена

Глава 1. Из воспоминаний самурая Тадакие

Бывает, на закате лет, когда огонь в очаге лениво играет на стенах, я подолгу смотрю в темноту и вспоминаю не битвы – нет, их было слишком много, чтобы каждую помнить, – а тех, кто шёл рядом.

Больше всего – ту, что шла первой.

Тогда, когда солнце даже не всходило над горами, а ночь сжимала сердце тревогой, командир не раздумывал. Он просто поднял руку, и все мы сразу поняли – идти первой будет она.

Женщина в первых рядах? В те годы, когда любое отступление называли позором, а каждый раненый был на вес золота? Мы, мужчины, переглянулись – не из недоверия, а чтобы спрятать свой страх. Потому что никто из нас не хотел быть первым.

Но она ни разу не дрогнула. Шагнула вперёд, будто не в бой шла, а домой, к свету лампы и горячему чаю. Ни одна тень не скользнула по её лицу, ни одна складка хакама не предала тревоги.

В её движении была какая-то удивительная лёгкость, будто сам ветер помогал ей ступать. И – странно – за ней стало легче идти, будто она уносила страх с каждого шага.

О ней говорили вполголоса. Говорили не из страха – скорее, из уважения, а больше всего – из недоумения.

Может ли женщина быть сильнее ветра? Может ли война быть тихой и красивой? Может ли человек нести на себе такую тишину, что даже ярость врагов кажется пеплом по сравнению с её взглядом?

Она не была самой высокой, самой грозной, самой быстрой. Но там, где она проходила, земля крепла под ногами, меч становился легче, а страх – не более чем утренний туман.

Она не смотрела в лицо смерти – она проходила сквозь неё, не задерживаясь, будто знала что-то, чего не знали мы.

Шла она впереди не ради славы, не из гордости – а просто потому, что иначе не умела. В её глазах всегда было движение, но не суета, а готовность.

В её руках катана – и, бывало, пучок свежей травы, зверобоя, для раненых. Говорили: если она рядом – выживет даже самый слабый.

И я, в глубине души, верил: пока она идёт – мы все дойдём до конца.

Только один человек знал – в её сердце, помимо долга, горела любовь. Тихая, глубокая, не та, что кричат на рассвете перед битвой, а та, что греет после, когда уже нечем дышать, а жизнь всё ещё держит за плечо.

Однажды, перед самым сражением, я заметил, как она смотрела на восход солнца – спокойно, с лёгкой улыбкой, будто не к бою готовилась, а встречала дорогого гостя.

Я спросил:

– Не страшно ли тебе быть первой?

Она лишь улыбнулась уголком губ:

– Страх – как утренний холод: стоит сделать шаг, и он останется за спиной.

Позже я не раз вспоминал этот ответ, особенно в ту ночь, когда наш строй трещал по швам. Врагов было много – они давили числом, шли волнами, а нас становилось всё меньше.

Наш правый фланг дрогнул, строй лопнул, как тонкий лёд весной.

Тогда командир лишь кивнул в её сторону, и она – будто танцуя – шагнула в разлом.