Церемониалы Российской империи. XVIII – начало XX века

Выражаем благодарность Государственному Эрмитажу за использованные иллюстрации

© Захарова О.Ю., текст, 2025

© «Центрполиграф», 2025

Геральдика и церемонии

На протяжении истории цивилизации человек выработал множество самых разнообразных средств коммуникации, символических систем. Помимо собственно языков и их диалектов существуют средства визуальной самоидентификации и идентификации, которые служат для хранения и передачи информации. Это геральдика в широком смысле этого понятия, включающая различные знаки, эмблемы, гербы, форменный костюм, знамена и флаги, знаки различия и отличия – все, что выполняет социальную функцию обозначения индивидуума и социальной группы, статуса индивидуума в социальной группе. Геральдические знаки появились на заре истории человеческого общества – тогда, когда появилась необходимость различить один род от другого, одно племя от другого, своих от чужих.

Важное место в жизни общества занимает этикет, протокол, различные церемонии. Практически они сопровождают человека на протяжении всей его жизни от рождения до смерти. Особенно важно точно организовать поведение больших масс людей в нестандартных ситуациях. Именно поэтому столь подробно прописаны действия каждого в воинских уставах и дипломатических протоколах.

Особое значение всегда имели церемонии, связанные официальной, государственной деятельностью. Их организации, проведению всегда уделялось серьезное внимание, составлялись специальные церемониалы, подробно описывающие все детали того события, которое должно было произойти, назначались специальные распорядители, организаторы. Их называли церемониймейстерами. Впоследствии появились специальные службы протокола, ведавшие этими вопросами.

Естественно, что любая церемония, маленькая или большая, требует своего геральдического обеспечения. И дело не только в эстетике, но и в функциональности, необходимости обозначить участников церемонии, их роли в церемонии. Этот геральдический код церемонии чрезвычайно важен, так же как геральдический код в аэропортах, на вокзалах, на парадах и т. д. Везде, где много людей действует или участвует в каком-либо событии.

В последние годы увеличилось внимание к истории церемониальной составляющей жизни российского общества. Прежде всего, к истории церемоний при императорском дворе, официальным церемониям. Опубликованы монографии, проведены конференции, организованы выставки. Следует отметить выставку в Оружейной палате в Москве, посвященную коронациям в России. В этом ряду заметное место занимают работы О.Ю. Захаровой. Теперь читатель держит в руках очередной труд этого исследователя, раскрывающий очередные страницы истории нашего Отечества.

Заместитель директора Государственного Эрмитажа,государственный герольдмейстерГ. Вилинбахов

Введение

В системе управления Российской империи XVIII – начала XIX в. доминирующая роль принадлежала дворянскому сословию, политические права которого позволяли его представителям принимать активное участие в административной жизни государства. «Российскую элиту от элиты других европейских стран вообще отличала чрезвычайно высокая степень связи ее с государством и государственной службой… Имперский период в целом отличается и гораздо более весомым местом, которое занимала служба в жизни индивидуума»[1]. Состав дворянского сословия регулировался законодательно. Причем человек, лично выслуживший дворянство по чину или ордену, признавался дворянином «по самому тому чину» без особого утверждения, тогда как дворянский статус «по заслугам предков» проверялся весьма придирчиво и требовал утверждения сенатом. Россия была одной из немногих европейских стран, где в XVIII–XIX вв. постоянно возрастал приток в дворянство. Служилое сословие вообще было в целом наиболее образованной частью общества (не только до 90 % деятелей российской науки и культуры происходило из этой среды, но и большая их часть были офицерами и чиновниками).

Особенности государственной службы заключаются в том, что ни одна сторона личности не остается «нейтральной» по отношению к ее политической биографии. При этом следует учитывать, что едва ли не все черты характера государственного деятеля в определенных ситуациях могут приобрести значение, далеко выходящее за пределы его личной судьбы. Непосредственные интересы каждой личности, прямо или косвенно, вторгаются в процесс выработки политических решений. Эти интересы могут быть не только материальными, но и духовными, а могут даже сводиться к удовлетворению запросов других социальных слоев общества.

Для полной и правильной оценки деятельной и конкретной личности необходимо понять, что является основой ее мировоззрения, на чем основаны ключевые понятия ее жизненных позиций, как окружающая среда, общество влияют на выработку тех или иных личных решений.

В поведенческих стереотипах присутствует социальный опыт, во время общения человек реализует свою этическую и социальную принадлежность.

Дворянская служба предполагала личную заинтересованность в делах государственной важности. Дворянин нес свою долю ответственности за все происходящее в Отечестве. Жизнь, не связанная со службой, была не вынужденным или желанным промежутком времени между делами, а особой деятельностью, не менее важной. Для участия в государственных и военных церемониях требовалась специальная подготовка. Повседневная жизнь дворянина была ритуализована.

Проблема «формы» в самом широком смысле слова имела особое значение для русской жизни. Напор мощной, но не организованной силы – все это повышало значение внешних форм организации жизни, будь это формы государственного устройства или быта.

Государственные и военные церемонии были своеобразным актом общественного представительства дворянина, они приобщали людей к определенной социальной группе.

Гуманность общественных отношений определяется не только уровнем производства и его богатством, но также уровнем национального сознания и культуры общества.

В настоящее время, когда идет активный процесс расслоения общества, важно не только научно обосновать понятие «российская элита», но и насытить его историческим и эстетическим содержанием.

Актуальность темы исследования обусловлена прежде всего научной значимостью проблемы, необходимостью исследования такого важного, но малоизученного элемента в системе государственного управления России XVIII – начала XX в., каким являлись государственные и военные церемониалы.

Различные по своему содержанию и форме (коронации монархов, дипломатические приемы, высочайшие выходы и аудиенции, военные парады, церемониальные марши, балы, рыцарские карусели, церемониальные застолья) государственные и военные церемониалы играли важную роль в отправлении государством его политических, военных, идеологических и культурных функций.

Особую роль играли церемониалы в условиях многонациональной Российской империи, порой выступая действенным инструментом региональной политики центра. Другой аспект проблемы связан с тем, что сама специфика церемониального действа как общественного феномена делает его своеобразной иллюстрацией культурного состояния общества, его нравов и вкусов, национальных особенностей народа, символической характеристикой сословных и иерархических различий.

Законодателем и блюстителем государственного этикета выступал императорский двор. В связи с этим актуальным в научном плане представляется также малоизученный вопрос о роли императорского двора как особого социально-политического института, являвшегося средоточием верховной власти в стране.

Актуальность темы определяется как недостаточной изученностью государственного этикета России, так и тем, что знание закономерностей функционирования последнего расширяет наши представления о внутренней политике и международных отношениях эпохи.

Другой составной частью общей проблемы является вопрос о роли дворянства в отправлении государственных и военных церемониалов. Представители дворянства – единственного политически полноправного сословия империи – играли ведущую роль в системе высших органов власти и были постоянными участниками государственных и военных церемониалов.

Важным представляется и то, что в нормах церемониалов отразилась не только идеология, но и социальная психология общества, без адекватного истолкования которой невозможно правильно понять поведение государственных деятелей в конкретных ситуациях, связанных с их официальным статусом. Актуален в научном плане и социально-культурный аспект темы. Его исследование может внести вклад в изучение таких комплексных проблем, как история господствующего класса России, история русской культуры.

Обращение к опыту государственного строительства прошлого чрезвычайно актуально и в наши дни, когда перед Российским государством остро встают проблемы стабилизации и упрочения основ политико-административной и социально-экономической систем общества, создания новой идеологии, новой системы государственного управления, основанных на принципах демократии.

В авторитарных политических системах роль верховной власти всегда была весьма велика, и без ее учета невозможно понять многие кардинальные повороты нашей истории. Между тем такие темы, как особенности психологии монархов, влияние окружения, быт и нравы придворной среды, менталитет общества, до сих пор недостаточно изучены. И здесь более всего издержек в анализе дворянской культуры: с одной стороны – дореволюционная официозная литература с ее апологетикой высшего класса, а с другой стороны – историография оппозиционного лагеря и близкая к ней послеоктябрьская литература с ее классовыми пристрастиями и отрицательными оценками дворянского образа жизни[2].

Отдельные политические и культурные аспекты светских церемоний рассматриваются в целом ряде работ, посвященных истории дипломатического протокола, этикета[3], костюма[4], хореографии[5].

Описание церемоний содержится в работах М.И. Пыляева[6], С.Н. Шубинского[7], А.М. де-Рибаса[8], представляющих собой художественные произведения просветительской направленности.

Проблема использования государственных и военных церемониалов в системе управления Российской империи XVIII–XX вв. не принадлежит к вопросам русской истории, хорошо изученным в отечественной и зарубежной историографии.

Тема светских церемониалов оставалась в тени грандиозной эпохи реформ XVIII–XX вв. Именно этим следует, вероятно, объяснить малочисленность научной литературы по истории этого вопроса.

Для русской политической элиты участие в государственных и военных церемониях являлось важной составляющей общественной деятельности.

В этой связи большое значение имеет изучение трудов русских мыслителей XIX в. о системе управления, государственной службе, о проблемах становления и формирования в России господствующего класса.

В литературе, изданной в советский период, посвященной XIX в., основное внимание уделялось, как правило, революционным демократам: В.Г. Белинскому, А.И. Герцену, Н.Г. Чернышевскому, Н.А. Добролюбову и др. В целом их идеи о политическом переустройстве России в роли элиты в этом процессе носят антиэлитарный характер.

Концепции представителей консервативной и либерально-демократической мысли развивались в русле положительного элитаризма, решающую роль в общественной жизни они отводили или узкому кругу (консерваторы), или широкому кругу подготовленных людей (либеральные демократы)[9].

В отечественной историографии в большинстве случаев имена представителей умеренного, либерального направления: Б.Н. Чичерина, К.Д. Кавелина, Н.И. Кареева и др. – упоминались как негативная противоположность революционным демократам. Между тем Б.Н. Чичерин выступил как ярый противник теории «цель оправдывает средства». Политический деятель, по его словам, должен ставить перед собой не только высокую цель, но и подбирать гуманные средства для ее реализации.

В произведениях консерваторов и либеральных демократов прослеживается прямая связь между политической и нравственной культурой элиты и способами общественного переустройства.

Первое место в ряду сословий, по Чичерину, занимает дворянство. Наследственность высокого положения дает сословию дух независимости, соединенный с сознанием права, с чувством власти, с твердостью и достоинством. Высшие чиновники государства должны быть членами дворянского сословия. Если исчезнет правило, что высшие сановники государства являются дворянами по праву чина или своего звания, дворянство сразу же низойдет на низшую ступень в политической организации общества. В ходе крестьянской реформы оно, по мнению Чичерина, оказалось более ущемленным по сравнению с другими социальными слоями. «Теперь русское дворянство должно показать, что им владеет дух политический, а не сословный, что он имеет в виду не частные свои выгоды, а интересы отечества»[10], – писал Чичерин.

К.А. Скальковский принадлежал к чиновникам высшего ранга[11]. По мнению Скальковского: «В России история не выработала особого правительственного класса. Создать из Александровского лицея питомник будущих государственных людей также было попыткой неудачной, так как лицеисты по окончании курса обращались в обыкновенных чиновников, только с большею протекциею»[12].

Русский историк, социолог, философ Н.И. Кареев испытывал влияние Н.Г. Чернышевского, идеологов народничества П.Л. Лаврова. Н.К. Михайловского[13]. Согласно мыслям Кареева, и в частной жизни человек не может избежать политики и нет смысла оставлять мораль за порогом, отделяющим публичную жизнь от частной.

В общественной деятельности следует различать ее мотивы, цели и средства. Мотив – это чувство, побуждение, которое заставляет человека заниматься общественной деятельностью. Цель – это то состояние общества, которого оно должно достигнуть благодаря данной деятельности, направленной на общество. Цель предполагает средства, которые являются поступками, составляющими общественную деятельность человека.

Н.И. Кареев выступает против теории «цель оправдывает средства». «Та или другая цель хороша, когда она оправдывается с точки зрения принципов этики. <…> Не цель оправдывает средства, а и сама цель, и ведущие к ней средства должны искать оправдания в общем принципе истины и справедливости»[14].

Полагаться во всем и всегда на мнение, господствующее в обществе, значит плыть по течению, следовать моде, но и полностью игнорировать общественное мнение недопустимо.

По Н.И. Карееву, общественная деятельность может быть подразделена на три категории:

1) Культурное воздействие на общество духовенства, художников, артистов и т. п.

2) Управление обществом, деятельность, направленная на поддержание в нем порядка, заботы о материальном благосостоянии, о правосудии. Сюда относятся различные должности государственной службы и т. п.

3) Третью категорию представляют специалисты, оказывающие услуги обществу в области физического, материального благосостояния: врачи, техники, инженеры и т. п.

Все установки Кареева прежде всего нравственные, относящиеся в первую очередь к людям, занимающим ответственные должности государственной службы.

Н.А. Бердяев считал, что при всех формах и типах управления миром правит меньшинство. На выполнение роли аристократии может претендовать как буржуазия, так и пролетариат. Но Бердяев твердо убежден, что «возможен лишь природный, прирожденный аристократизм, аристократизм от Бога. Миссия истинной аристократии не столько восходит к еще не достигнутым высшим состояниям, сколько нисходит к состояниям низшим»[15].

По мнению Бердяева, аристократ щедр, а не жаден; он готов служить человечеству и каждому человеку; он жертвен, благороден, талантлив; он обладает чувством собственного достоинства. Учение об аристократизме Бердяев связывает с христианством. «Аристократия не есть сословие или класс, аристократия есть некоторое духовное начало…»[16], – считал Бердяев. Духовная аристократия рассеяна в различных слоях общества. А историческая аристократия – это тот социальный слой, который на данном этапе выступает публично в качестве аристократии.

Со времен Петра, по Бердяеву, роль аристократии играла у нас бюрократия. Но все же бюрократия не может быть признана настоящей аристократией по душевному своему складу. Ценность монархии в способности подобрать руководящую аристократию: «Монархия падает, когда она подбирает вокруг себя худших»[17].

П.А. Сорокин писал, что в России была своя элита или аристократия – дворянство. Были времена, когда оно успешно выполняло функции администрирования, суда, защиты отечества, то есть было поглощено государственными делами. Тогда и ее привилегии были обоснованы. «Но к концу XVIII в., после издания указа о вольности дворянства при сохранении всех привилегий, начался процесс вырождения»[18]. Неизбежно вырождение власти правящих классов, если их положение исключительно и кастообразно.

Одна из причин революции, по мысли Сорокина, – вырождение элиты общества. История долго не выносит бессильные и «добрые» правительства[19]. Сорокин считал, что отпрыски талантливых правителей, к примеру потомки русского и французского нобилитета, вместо того чтобы быть правителями «Божьей милостью», «становятся, вследствие полного отсутствия управленческого таланта, «рабами от рождения»[20].

В целом Сорокин не видит значительных государственных деятелей в правительстве Николая II. Для него большинство личностей последнего царствования – карикатурные персонажи. И это, на его взгляд, делает похожей ситуацию в России в период последнего царствования с положением во Франции во времена Людовика XVI.

Один из основателей партии кадетов, депутат 1-й Государственной думы Ф.Ф. Кокошкин выступил в 1905 г. с предложением ввести в Государственной думе вторую палату, состоящую из людей, умеющих обращаться с государственной машиной. Против этого предложения выступил будущий председатель ЦК партии кадетов, историк и публицист П.Н. Милюков[21].

Само разделение депутатов Думы на людей, умеющих обращаться с государственной машиной, и просто народных представителей для Милюкова неприемлемо. Умеющие обращаться с государственной машиной люди могли бы быть использованы гораздо лучше, если бы привлекались к предварительной стадии подготовки закона, для обслуживания и принятия его в нижней и единственной палате народных представителей.

Можно критиковать деятельность дворянства как элиты русского общества, но следует взять все лучшее из ее аристократического опыта при формировании новой демократической элиты – к такому выводу мы приходим, обращаясь к теоретическому наследию Б.Н. Чичерина, П.Н. Милюкова, К.А. Скальковского, Н.И. Кареева, Н.А. Бердяева, П.А. Сорокина.

В отдельные исторические периоды государственные и военные церемониалы могли выступать не только как необходимый элемент функционирования центральных органов власти, но и как действенный инструмент религиозной политики центра. Примером этого может служить деятельность генерал-губернатора Новороссийского края и Бессарабской области М.С. Воронцова. Представители «двора» генерал-губернатора играли заметную роль в системе управления регионом. Для изучения этой проблемы были использованы труды А.Д. Градовского[22], А.В. Романович-Словатинского[23], Н.Н. Мурзакевича[24], А.А. Скальковского[25] и других авторов.

Отечественная историография насчитывает целый ряд исследований, посвященных различным аспектам деятельности Г.А. Потемкина[26], манера поведения которого и стиль жизни является эталоном подражания для современников.

В связи с реформами Александра II в системе местного управления широко обсуждалась проблема расширения политических прав гражданских губернаторов. Дискуссии по этому вопросу велись не только в высших правительственных кругах, учреждениях, но и в разнообразных печатных изданиях[27]. Причем большая часть исследователей доказывала необходимость усиления политической власти губернаторов, превращения этой должности в орган политического надзора за действиями местных властей. Предполагалось освободить губернаторов от так называемой рутины текущих административных и хозяйственных дел, связанных непосредственно с управлением на территории губернии. Эти вопросы переходили в ведение вице-губернатора. Должность генерал-губернатора упоминается в этих работах в основном как образец для будущей деятельности губернаторов, при этом большая часть авторов предлагала в каждой губернии максимально приблизить власть губернаторов к власти генерал-губернаторов.

В историографии советского периода не осуществляется отдельного исторического исследования, посвященного анализу деятельности генерал-губернаторов в различных регионах Российской империи в период с начала XVIII до начала XX столетия. Отдельные аспекты деятельности некоторых генерал-губернаторов рассматривались в трудах советских историков[28], освещающих различные исторические проблемы военного характера, вопросы политического, экономического и культурного развития.

Проблемы петровской рационализации и государственного управления, изменения в управлении в эпоху дворцовых переворотов, екатерининские преобразования имперской системы государственного управления в условиях «просвещенного» абсолютизма, совершенствования управления Российской империи в первой половине XIX в., реформы второй половины XIX в. рассматриваются в трудах В.С. Поликарпова, С.М. Троицкого, Л.Е. Шепелева, М.А. Сукиасяна, Х. Баггера, Н.П. Ерошкина. В.Г. Игнатова, А.Ф. Поташева, А.П. Корелина, В.И. Быстренко, И.В. Фаизовой[29] и других.

Изучение политико-правовых взаимоотношений дворянства и абсолютизма, формирования и взаимодействия с властью политической элиты, исследование социальной психологии русской аристократии позволяют анализировать государственную деятельность крупных чиновников[30].

В советской историографии наиболее полной работой, посвященной изучению различных аспектов дворянской культуры, является труд Ю.М. Лотмана «Беседы о русской культуре»[31]. В одном из разделов этого исследования автор рассматривает бал как место общественного представительства дворянина, важное событие в его общественной жизни, раскрывает язык танца, жеста, костюма участников.

При всем уважении к научному авторитету Ю.М. Лотмана нельзя согласиться с целым рядом его утверждений, в том числе с характеристиками некоторых исторических личностей. Так, о генерал-губернаторе Новороссийского края и Бессарабской области М.С. Воронцове Лотман пишет: «Воронцов высокомерно держался с подчиненными, разыгрывая просвещенного англомана. Это не мешало ему быть очень ловким придворным, сначала при Александре I, а потом и при Николае Павловиче. Пушкин точно охарактеризовал его: «Полумилорд… полуподлец». В «Воображаемом разговоре с Александром I» Пушкин назвал Воронцова «вандалом, придворным хамом и мелким эгоистом».

Основываясь на воспоминаниях, дневниках, письмах современников, лично знавших М.С. Воронцова, можно сделать вывод, что ему были присущи такие черты характера, как умение влиять на окружающих, уверенность в себе, уравновешенность, способность к творческому решению проблем, настойчивость в достижении цели, ответственность, добросовестность при выполнении поручений, общительность.

Причина конфликта в Одессе между Пушкиным и Воронцовым гораздо глубже и серьезнее тех версий, которые преподносят многие пушкинисты. Это столкновение двух различных представлений о службе, долге, чести. Для М.С. Воронцова и его окружения служение Отечеству на государственном или военном поприще – основа жизненной позиции, успехи в карьере – оценка заслуг перед Россией. Ключевое понятие его мировоззрения – честь, ответственность перед предками и потомками за свои дела.

Пушкин велик в поэзии, а Воронцов – в деле политического, экономического, культурного развития империи.

Вызывает возражение и еще одно утверждение Ю.М. Лотмана о том, что на балу границы служебной иерархии ослаблялись и юный поручик мог почувствовать себя выше старейшего и воевавшего полковника. Это положение требует комментария.

Многочисленные источники свидетельствуют о том, что на балу не только не сглаживалось социальное неравенство, а наоборот. Так, сам порядок проведения церемонии, в частности последовательность пар в полонезе, подчеркивал социальную значимость личности. Подобное стирание границ в правилах поведения могло происходить на танцевальном вечере, который и не является церемониалом.

Нельзя согласиться с Ю.М. Лотманом и в том, когда он бал противопоставляет военному параду, который, по его мнению, являлся «торжеством ничтожества», способствовал стиранию и подавлению личности[32]. Нам представляется, что такое сравнение некорректно, так как военный парад демонстрирует степень подготовленности войск в одном из важных пунктов характеристики боеготовности армии – строевой подготовке. Методы, которыми пользовался офицер в подготовке подчиненных, зависели прежде всего от его нравственных качеств; большому числу русских военных было присуще завещанное Суворовым отеческое отношение к солдатам. Следовательно – смотр войск, являясь военной церемонией, имеет правила проведения, отличные от законов светского ритуала. В то же время военные церемонии, подобно светским, являлись демонстрацией владения определенным комплексом сословных норм.

Наконец, Лотман противопоставляет бал маскараду. Однако последний является игровым действом, это скорее театральное представление, в котором в отличие от бала стирался социальный статус партнеров по общению. При этом костюмированные балы и рыцарские карусели носили четко определенный знаковый смысл, являясь отражением определенных нравственных принципов правящего класса.

Книга американского историка Ричарда Уортмана «Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии» (Т. 1. М., 2002) посвящена символике придворных ритуалов от Петра I до конца правления Николая I. Отдавая дань уважения большой работе по изучению русской истории, проведенной автором, нельзя согласиться с целым рядом его утверждений.

Так, Р. Уортман считает, что императорский двор был ареной непрекращающегося театрального действа. Однако это не театр, а социально-политический институт власти. Российское общество можно назвать «агрокультурным», то есть горизонтально организованным, в котором привилегированные группы стремятся максимально дистанцироваться от низших классов. Но это утверждение противоречит другому заявлению: «двор – олицетворение нации». Не может быть олицетворением нации ни двор, ни плац-парад. Трудно представить нацию, у которой вместо лица – площадь для военных парадов и смотров.

Многочисленные источники, и прежде всего законодательные акты, свидетельствуют, что в Российской империи была наиболее развита именно вертикаль власти, поэтому заявление об «агрокультурном» типе русского общества весьма сомнительно. Нельзя согласиться также с мнением ученого, что русские дворяне были далеки от народа. Большую часть времени дворянство проживало в усадьбах. Усадьба не только кормила дворянина, она объединяла культурную жизнь различных сословий. В результате этого единства появились выдающиеся произведения русской поэзии, литературы, живописи, музыки, соединившие в себе лучшие элементы национальной и западной культуры.

Армия также не была изолирована от народа. В Петербурге размещалась лишь гвардия, тогда как большая часть армейских полков была расквартирована в различных регионах империи.

У Уортмана постоянно прослеживается идея о том, что самим возникновением Русское государство обязано Западу, даже слово «Русь» – подарок западной цивилизации.

Для опровержения заявления Р. Уортмана достаточно вспомнить историю правления Лжедмитрия I. Его попытки введения при дворе западных ритуалов завершились крахом. Стремление подражать европейским нормам, пренебрегая русскими традициями, встречало протест большей части российского общества. А.В. Суворов так сформулировал свое отношение к решению Павла I внедрить в армии прусские порядки: «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, а я не немец, а природный русак!» Говоря о восстании декабристов, автор утверждает: «Акт насилия был совершен Николаем ради династии». Конечно, император спасал от уничтожения и близких ему людей, но для русского человека XIX в. «вера», «государь», «Отечество» – понятия неразделимые, и уничтожение династии он воспринимал как уничтожение государства.

Читая труд Уортмана, невольно приходишь к выводу, что основная идея исследования заключается в следующем: для русских императоров главное в управлении – не забота о благе империи, а личное благополучие, желание любыми средствами, в том числе с помощью церемоний, удержаться на троне. Власть ради власти? Можно ли подвести под этот общий знаменатель всех российских монархов XVIII–XIX вв.? Конечно нет.

Продолжая традиции немецкого социолога Н. Элиаса[33], описавшего как систему придворное общество XVII–XVIII вв., Анна Мартен-Фюжье в своей книге[34] ставит цель описать таким же образом светское общество первой половины XIX в., исследовать его «sociabilitè»[35]. Используя богатейший материал, автор создает исторический и социологический портрет «всего Парижа» – нового светского общества середины XIX в. Анне Мартен-Фюжье принадлежит глава о «Ритуалах частной жизни буржуа» в коллективном труде «История частной жизни»[36].

Подводя итоги краткому историографическому обзору, следует сказать, что тема светских церемониалов освещалась дореволюционными и советскими исследователями весьма фрагментарно и недостаточно основательно. Давно назрела необходимость специального исследования, посвященного комплексному изучению проблемы светских церемоний как социально-культурного явления в жизни русского дворянства XVIII – начала XX в.

Хронологические рамки исследования охватывают XVIII – начало XX в. Начальная хронологическая грань обусловлена тем, что XVIII в. открывает новый, имперский период в истории России, когда шел процесс европеизации аппарата управления, изменялись старые и появлялись новые формы государственного церемониала, развивалась элитарная дворянская культура. Конечной хронологической гранью исследования является 1917 г., ознаменовавший крушение монархии в России и начало нового этапа отечественной истории.

С учетом отсутствия в отечественной историографии специального исследования, посвященного проблеме, автор поставил цель – на основе анализа и обобщения новых фактов с привлечением впервые вводимых в научный оборот архивных документов и других источников провести всестороннее комплексное исследование использования государственных и военных церемоний в системе управления Российской империи, изучение их роли в социальной и культурной жизни общества XVIII – начала XX в.

В соответствии с целевой установкой возникает необходимость решения следующих задач:

– проанализировать содержание понятия «церемониал»;

– выяснить место и роль членов императорского двора в системе государственного управления Российской империи XVIII – начала XX в.;

– показать влияние представителей местных органов власти на порядок проведения государственных церемоний;

– исследовать функциональную роль государственных и военных церемоний в системе управления;

– восстановить «грамматику» светских церемоний, изучить диалектику их развития[37].

Источниковая база исследования включает в себя две большие группы материалов: документальные публикации и архивные материалы.

Все придворные события фиксировались в своеобразном дневнике дворцовой жизни, рукописном церемониальном журнале. Возникший еще в 1695 г. как «Походный журнал» Петра I, он на протяжении последующих десятилетий несколько раз менял названия: «Журнал Камер-Фурьерский», «Журнал придворной конторы на знатные при Дворе ее имп. в оказии», «Церемониальный журнал» и др. В конце XIX – начале XX столетия он был опубликован[38].

Журналы велись в трех экземплярах. Один каждое утро клался на письменный стол императора в запечатанном конверте, второй, также запечатанный, посылали к министру двора, третий же хранился в особом железном ящике у камер-фурьера. Они считались весьма секретными. Журналы повествуют не только о событиях, происходивших при дворе, они передают саму атмосферу придворной жизни.

Опубликованные документы можно разделить на несколько комплексов источников. Прежде всего это различные сборники нормативно-правовых актов.

В Полном собрании законов Российской империи содержится большой свод законодательных документов верховной власти, изменивших стиль жизни дворянского сословия[39].

Документы, характеризующие деятельность Министерства императорского двора и Департамента уделов, представлены в целом ряде сборников, издававшихся в XIX – начале XX столетия: «Положение об управлении императорским Зимним его императорского величества дворцом» (СПб., 1840); «Материалы о городах придворного ведомства. Город Петергоф» (СПб., 1882); «Общий архив Министерства императорского Двора» (Т. 1 и Т. 2. СПб., 1888); «Сборник узаконений, правил и распоряжений по кассе Министерства императорского Двора» (СПб., 1903) и др.

Следующий комплекс опубликованных источников включает в себя документы личного происхождения (воспоминания, дневники, письма).

Записки, воспоминания, дневники путешествий иностранцев, посетивших Россию, составляют целую библиотеку, на страницах которых отражена религия, культура, политика, экономика, быт и нравы Российской империи. Сборник «Россия XVIII в. глазами иностранцев»[40] хронологически является продолжением вышедшей в 1986 г. книги «Россия XV–XVII веков глазами иностранцев». В него вошли документальные рассказы К. де Бруина; герцога Лирийского; К.-К. Рюльера; Л.-Ф. Сегюра; П.С. Палласа о путешествиях в Москву, Петербург, по Сибири, по Волге и т. д.

Среди авторов сборника «Русский быт по воспоминаниям современников. XVIII век»[41] видные военные и государственные деятели, известные литераторы и ученые, иностранные дипломаты и путешественники: Г.Р. Державин; А.Р. Воронцов; А.Г. Орлов; Ф.Ф. Вигель; А.Н. Радищев; К.Д. Бруин; Дж. Перри; Ф. Берхгольц; И. де ла Шетарди и другие.

Воспоминания А.Е. Лабзиной, В.И. Головиной и Е.А. Сабанеевой[42] охватывают один из ярких периодов русской истории – от начала царствования Екатерины II до восстания декабристов. На страницах книги представлены бытовые картины придворной и провинциальной жизни. Среди действующих лиц: Екатерина II, Павел I, Александр I, придворные чины и провинциальные жители.

В сборник «От первого лица»[43] вошли свидетельства очевидцев участников переломных для России событий на рубеже двух эпох, двух миров – в дни Февральской и Октябрьской революций, в пору Гражданской войны. В сборник включены отрывки из дневников императора Николая II и участника Первой мировой войны, командующего одним из корпусов Северного фронта осенью 1917 г. барона А.П. Будберга, мемуары министра юстиции временного правительства П.Н. Малянтовича и руководителей Белого движения генералов П.Н. Врангеля, А.И. Деникина, П.Н. Краснова, протоколы допросов адмирала А.В. Колчака.

Мемуары князей Трубецких – хроника одного из старинных родов России[44]. Воспоминания дают представление о нравственной, общественной, семейной жизни дворянского сословия от середины XIX в. до революционных событий XX в. Младший сын философа князя С.Н. Трубецкого, Владимир, возродил прерванную семейную традицию службы в гвардии. «Записки кирасира» В.С. Трубецкого повествуют о довоенной жизни гвардейского офицера. Написанная прекрасным русским языком, это одна из редких книг, в которой глубина содержания и легкость изложения не исключают друг друга.

Род Трубецких подарил русской истории восемь полководцев, трех фельдмаршалов, десять генералов, двух адмиралов, шесть министров, десять сенаторов, семь членов Государственного совета, двух философов, скульптора. Этот список можно продолжить. После революции главная трагедия семьи заключалась не столько в материальных лишениях и физических страданиях, сколько в невозможности в полной мере служить России, в уничтожении русских православных традиций.

В своем письме князю Д. Оболенскому князь П.А. Вяземский писал: «Надо уметь ловить и постигать историю, т. е. смысл минувшего, и в частных и легких очерках его»[45]. Под «частными и легкими очерками» прошлого Вяземский подразумевал семейные предания, письма, записки. В них, по словам того же автора, «прошедшее передается читателю… с теми живыми подробностями и мелочами, с помощью которых легко познается общий дух и характер эпохи»[46].

Немало интересных воспоминаний содержится в периодических изданиях: «Русский архив» (РА); «Старина и Новизна» (С и Н); «Русская старина» (РС); «Старые годы» (СГ) и других.

Специально изданные справочные указатели к журналам весьма неполно отражают информацию, имеющую отношение к теме. Поэтому пришлось изучать содержание журналов за все время их существования.

Из материалов, опубликованных в журналах, следует также назвать: воспоминания М.П. Щербинина (РА 1876 (II)); воспоминания графа М.В. Толстого (РА 1881. Кн. III); воспоминания А.П. Бутенева (РА 1881. Кн. III); записки М.Д. Бутурлина (РА 1897. Кн. II); воспоминания князя Дондукова-Корсакова (С и Н 1903. Кн. 6).

Весьма важные сведения о мировоззрении, традициях воспитания и образования, образе жизни русского дворянства содержатся в отдельно изданных воспоминаниях Е.П. Яньковой; Шаузель Гуффье; С.П. Жихарева; А.П. Глушковского; М.А. Дмитриева; С.М. Волконского; Е.А. Сушковой; М.Ф. Каменской; А.А. Олениной; А.О. Смирновой-Россет; А.Ф. Тютчевой; А.А. Толстой; В.А. Соллогуба; К.М. Веригина; А.А. Мосолова, великого князя Гавриила Константиновича, С.Д. Шереметева и других[47].

Эпистолярное наследие целого ряда военных, государственных деятелей, членов императорского дома, представителей аристократии и мелкопоместного дворянства, других современников XVIII и XX вв. позволяет нам проникнуть в самую сердцевину духовной жизни прошлого, переписка возникает в определенной социокультурной среде и отражает уровень эпистолярной культуры, взгляды и индивидуальные качества авторов.

Переписка девятнадцатилетнего наследника престола великого князя Александра Николаевича (будущего Александра II) с отцом – Николаем I во время путешествия по России в 1837 г. позволяет полнее представить личности как юного цесаревича, так и самого монарха, увидеть Россию 30-х гг. XIX в., ее обитателей различных сословий и званий. «Венчание с Россией», как назвал это путешествие В.А. Жуковский, оставило заметный след в жизни Александра II и отразилось на его царствовании[48].

Эпистолярное наследие М.С. Воронцова и членов его семьи включает переписку целого ряда военных и государственных деятелей конца XVIII – первой половине XIX столетия: императора Николая I; П.Д. Цицианова; Д.В. Арсеньева; С.Н. Марина; А.П. Ермолова; А.Х. Бенкендорфа; И.В. Сабанеева, Д.Н. Блудова; К.В. Нессельроде; А.И. Левшина; А.П. Бутенева; П.Д. Киселева; С.Я. Сафонова; С.С. Уварова; П.И. Николаи; А.А. Закревского.

В этой переписке содержится весьма важная информация о политических, культурных событиях своего времени.

Практически все материалы, содержащиеся в «Архиве князя Воронцова»[49], опубликованы на французском языке и в переводе на русский не переиздавались. Автором были выполнены все необходимые переводы. Потребовалась также значительная поисковая и комментаторская работа, так как большинство материалов дано без каких-либо объяснений в отношении фамилий, географических названий и т. д.

Человек общительный, один из образованнейших людей своего времени московский почт-директор А.Я. Булгаков был дружен со многими выдающимися деятелями: М.С. Воронцовым; П.А. Вяземским; А.А. Закревским и другими. А.Я. Булгаков являлся для Москвы своеобразной «живой газетой». В его обширной переписке, по словам Вяземского, отразились «весь быт, все движение государственное и общежительное, события, слухи, дела и сплетни, учреждения и лица с верностью и живостью»[50]. Обширная переписка братьев Булгаковых, изданная в «Русском архиве»[51], является богатой хроникой русского общества XIX в.

Со дня вступления в 1832 г. А.С. Шереметевой в должность фрейлины к ее величеству государыне императрице она подробно и часто писала родителям. Письма были опубликованы ее сыном графом С.Д. Шереметевым в первом выпуске второго тома «Архива села Михайловского» (СПб., 1902) и содержат важные сведения о придворной жизни 30-х гг. XIX в.

Наряду с письменными большую ценность представляют иллюстрированные источники. В 1810 г. П. Бекетовым была издана в Москве рукопись, описывающая бракосочетание царя Михаила Федоровича с Е.Л. Стрешневой. На нескольких десятках (65) рисунков изображены картины бесчисленных церемоний и обрядов, как духовного, так и светского характера – картины шествия в церковь, венчания, брачного стола, проводов молодых в опочивальню.

Сцены балов и других светских церемоний нашли свое заметное отражение в творчестве целого ряда русских художников XVIII–XIX столетия: И.Ф. Зубова, А.С. Мартынова, Г.Г. Гагарина, Я.П. де-Бальмена и других.

В 1913 г. в Санкт-Петербурге состоялась выставка «Придворная жизнь 1613–1913 гг.», организованная «Кружком любителей русских изящных изданий». Целый ряд портретов, гравюр и литографий из музеев и частных собраний Н.В. Соловьева, П.В. Кухарского, Е.Н. Тевяшова и других коллекционеров давал довольно полную картину придворной жизни XVII–XIX столетий. Художественные летописцы двора зарисовывали сценки придворных балов и других церемоний в Эрмитаже, Зимнем дворце, летних резиденциях, сценки, дающие нам представление об этих празднествах, великолепие которых потрясало воображение иностранцев. К этой эпохе относятся на выставке несколько редких листов, например: гравюра по картине Horace Vernet, изображающая карусель 23 мая 1842 г. в Александровском парке Царского Села; литография А. Козлова, изображающая императора Николая I в своем кабинете в Зимнем дворце; редкая литография А. Василевского по рисунку П. Соколова, на которой императрица Александра Федоровна представлена вместе с великой княжной Марией Николаевной в период их пребывания в Одессе. Из многочисленных работ Зичи на выставке находились три рисунка, относящиеся к коронации императора Александра II (1857). Один изображает торжественную процессию, другие два – балы в залах Зимнего дворца и Дворянского собрания.

В специальном каталоге, изданном в Санкт-Петербурге в 1913 г., были опубликованы несколько работ, находившихся на выставке: «Прогулка Петра I и Екатерины Алексеевны», «Фейерверк 1 января 1760 г.», «Прогулка Екатерины II в Царском Селе», «Парад перед Зимним дворцом 1799 г.», «Обед на коронации императора Александра II» и др.

В некоторых дореволюционных периодических изданиях, например в журнале «Всемирная иллюстрация», описание светских церемониалов сопровождалось соответствующими гравюрами с их изображениями.

Иллюстрированный материал не только дополняет письменные источники, но и помогает детально изучить, лучше понять саму атмосферу ритуала.

Для полноты освещения проблемы необходимо было использовать архивные материалы.

В настоящее время в российских и зарубежных архивах не существует единого фонда с документами о деятельности генерал-губернаторов. Дела генерал-губернаторов разбросаны по различным фондам архивохранилищ Санкт-Петербурга, Москвы и других городов.

В Центральном государственном историческом архиве УССР в Киеве находятся материалы канцелярии киевского, подольского и волынского генерал-губернатора (Ф. 442), в частности циркуляры министерства внутренних дел (Ф. 442068. Д. 369) и циркуляры киевского, подольского и волынского генерал-губернатора Д.Г. Бибикова за 1839 г. (Ф. 442072. Д. 444).

В отделе письменных источников Государственного исторического музея находятся отчеты, доклады, инструкции на имя Д.Г. Бибикова; общее обозрение по Киевской, Подольской и Волынской губерниям и другие материалы из канцелярии генерал-губернатора (1837–1839).

В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) содержится целый ряд документов, свидетельствующих о важном значении придворных церемоний в политической, международной, культурной жизни общества[52].

Подробности проведения отдельных церемониалов отражены в следующих документах ГАРФ: Список лиц, имеющих «счастье представиться Ея Величеству императрице Марии Александровне во время бала в Зимнем дворце 27 января [1877 г. ]»[53]; «Гардеробная книга с записями формы одежды императора Николая II за 1897–1900 гг.»[54] и других материалах.

В архиве хранятся также ноты музыкальных произведений, написанных по случаю важных событий в жизни императорского дома времен Александра II, подаренных Александру III и посвященных великому князю Николаю Александровичу[55].

Таким образом, архивные материалы существенно дополнили, а в ряде случаев впервые позволили воссоздать важные события социальной и культурной жизни России XVIII – начала XX в.

Обилие и многообразие фактического материала, опубликованного и неопубликованного, выдвигало перед автором ряд задач источниковедческого, структурного и, прежде всего, методологического характера.

Последние связаны с темой исследования, в центре которого – общая проблема взаимоотношения государства и личности; рассмотрение социологии культуры дворянского сословия – личной культуры его представителей и культуры общества. Обе культуры устанавливают синтез ценностей, вырабатывают систему средств удовлетворения потребностей и интересов. Культура в целом выступает как социальный институт.

Культурные процессы представляют собой сложные и многоплановые явления, и они могут быть исследованы разными методами. Поэтому в настоящее время существует множество концепций культуры, каждая из которых по-своему объясняет и систематизирует культурные процессы. С помощью термина культуры можно дать характеристику той или иной эпохи, тому или иному народу, той или иной сфере жизни.

Одним из определений «культуры» философского типа является точка зрения, что культура – это выражение общества в формах литературы, искусства или мышления.

Социологическое направление рассматривает культуру как систему символов, разделяемых группой людей и передаваемых ею следующим поколениям; как систему верований, ценностей и норм поведения, которые организуют социальные связи, и, наконец, как организацию вещей и явлений, основанных на символах, убеждениях, языке, обычаях и т. п.

«Внешность, т. е. одежда, пища, жилище, все это – части немого языка культуры, который говорит тем красноречивее, чем резче противоречит окружающей внешности. Завоевать право на такое открытое противоречие, значит очистить путь новой идее, новому социальному факту, преодолеть важное препятствие для его вступления в жизнь»[56], – писал П.Н. Милюков. Соперничество в приобщении к новому стилю жизни было своего рода местничеством, в котором, однако, побеждали не самые родовитые.

Обычай – это определенный порядок поведения людей в обществе[57]. Обычай складывается в процессе развития социальной жизни, которая, несмотря на многообразие и сложность, характеризуется повторяемостью сходных ситуаций. В самом широком смысле слова к «обычаям» относятся формы общественно-политической деятельности и способы труда, формы семейно-брачной жизни, взаимоотношения в быту и т. д.

Обычай – это стихийно передающиеся действия от коллектива к личности, от одного поколения к другому. К обычаям нельзя относить нормы, исполнение которых поддерживается государством. Обычай – это элемент принятого в обществе образа жизни. При развитии общества происходит борьба старых и новых обычаев. Обычай, отличающийся особой устойчивостью и сохраненный благодаря усилиям людей поддерживать унаследованные от предыдущих поколений формы поведения, является традицией. Для традиции характерно внимание не только к внешним формам поведения, но и к его внутреннему содержанию. Когда форма поведения начинает контролироваться правовыми актами, она становится церемониалом, призванным поддерживать гармоническую связь между поколениями в рамках конкретного народа, социальной группы, исторической общности[58].

Церемониал – это некий культурный посыл одной социальной группы людей. Основная идея поведения, внутренний смысл светского церемониала заложен в церковных ритуалах, а внешние формы проведения могут быть заимствованы из традиций повседневной светской жизни.

«Ролевая структура коммуникативной ситуации в традиционной культуре имеет определенную специфику. Во-первых, человек всегда ведет себя с учетом того, что за ним наблюдают некие высшие силы, причем и ритуал, и этикетная ситуация могут быть организованы таким образом, чтобы обеспечить непосредственное участие этих сил. В целом ряде случаев один из партнеров выступает от лица Бога, умерших родственников, хозяев иного мира и т. п. Соответственно вербальные и поведенческие тексты, которые им порождаются, как бы исходят не от него лично, а от тех высших сил, представителем которых он является»[59].

В семиотическом аспекте этикет представляет собой определенную систему знаков, свой словарь – набор символов и грамматику – правила сочетания знаков и построения текстов.

Но в отличие от ритуалов, этикет имеет ярко выраженный ситуативный характер, специфика ситуации диктует выбор знаков общения. Участники ритуального общения ведут себя в соответствии со своим социальным статусом. Во время ритуала человек является прежде всего представителем класса, общественной группы, его социально-общественное положение диктует язык ритуального поведения со стороны его коммуникативных партнеров в общении. Нарушение этих правил – вызов общественной морали, подрыв нравственных устоев сообщества, что в свою очередь создает критическую революционную ситуацию.

Если в государстве происходит смена формы правления, то новые власти начинают вводить новые ритуалы.

Великая французская революция внесла свою лепту в дело «преобразования нравов». В это время искоренялись старые нормы взаимоотношений между людьми. Головной убор гражданин должен был снимать лишь при произнесении публичной речи или когда было жарко. В письмах следовало писать не «ваш покорный раб, слуга» и т. п., а «ваш согражданин, брат, друг, товарищ и т. п.». Вместо обращения на «вы» декретом от 8 ноября 1793 г. было введено обращение на «ты»[60].

Депутат Шалье внес в Конвент проект постановления о республиканских формах вежливости, одежде, обычаях. «Республиканская вежливость, – говорилось в проекте, – вежливость самой природы»! Этим она противопоставлялась изысканной и условной вежливости аристократии. Шалье выступал против «преувеличенной, искусственной, чопорной учтивости, аристократической элегантности и церемониальности, которые культивировались тиранами для того, чтобы импонировать и властвовать»[61].

Этикет определяет внешние формы поведения и обращения с другими людьми – интонацию, тон, выражение речи, стиль кроя и украшение костюма. Совокупность всех этих свойств называется манерами[62]. Отношение к ним различно у различных социальных групп. Для аристократа благородное поведение означает принадлежность к «высшему свету», это знак исключительного положения в обществе в XVIII–XIX столетиях. Просветители XVIII столетия рассматривали этикет как средство власти. Он объединял европейское дворянство как главную социальную опору монархической власти.

В среде европейского дворянства XVIII – начала XX столетия существовал стиль жизни, получивший собственно название «этикет». Этикет как способ существования придворной публики и европейских монархов.

Одновременно с развитием и укреплением власти третьего сословия – буржуазии – этикет начинает приспосабливаться к изменившимся социальным условиям. Он перестает быть привилегией аристократов, которые, сохраняя знатность, теряют былое богатство и власть. Буржуазия стремится подражать в стиле жизни дворянскому сословию, при этом внешние формы преобладают над содержанием.

Лишь в XX столетии происходит демократизация этикета. Сам стиль жизни становится все более универсальным. Человек предстает в обществе:

– и как участник экономического процесса;

– и как участник политического процесса;

– и как член определенного профессионального сообщества;

– и как турист и т. д.[63]

В наше время европейский этикет потерял свой сословный характер. Выработались принципиально новые формы этикета, основанные: на профессиональных особенностях; на своеобразии тех или иных жизненных ситуаций; на специфичности некоторых сфер жизнедеятельности современного общества.

Человек – существо социальное, общение для него – важная часть жизни. Общаться можно «грамотно» и «безграмотно». Общение может стать стеной, разделяющей людей, либо, напротив, «величайшей роскошью бытия», как отмечал А. де Сент-Экзюпери.

И ритуал и этикет борются с социальным хаосом, но этикет при этом должен обеспечивать удобную эстетическую обстановку для партнеров в общении, ритуал же является выразителем основных нравственных понятий общества. Происходит постоянное и взаимное обогащение этикетного и ритуального общения, изучение последнего может помочь в познании истинного смысла истоков современных правил поведения.

Для эффективного и компетентного взаимоотношения с людьми в процессе профессиональной деятельности руководителю требуется обладать определенной культурой общения.

Государственные и военные церемониалы являются средствами организационной культуры, ее воспроизводства в условиях смены поколений руководителей и рядовых служащих.

Термином «организационная культура» охватывается большая область явлений духовной и материальной жизни коллектива: его моральные нормы и ценности; кодекс поведения и укоренившиеся ритуалы, манеры одеваться и т. д.

Адаптация работников к коллективу – это вхождение в организационную культуру, ее нормы, традиции, это подстройка личности к требованиям социальной структуры, что имеет своим следствием определенный воспитательный эффект[64].

Философия управления задает соответствующую культуру внутриорганизационных отношений. При этом особое внимание следует обращать на «создание и поддержание в коллективе позитивных (в социальном и психологическом плане) традиций», это могут быть церемонии приема новых сотрудников, проводов ветеранов, организация юбилеев и благотворительных акций. В данном случае одна из главных целей проведения церемониала – воспитание чувства гордости за организацию, уважение к ней и коллегам[65].

В каждой культуре, каждом обществе есть своего рода кодекс правил общения, который пронизывает практически все виды и официального, и неофициального взаимодействия. Чем больше потрясений в политической жизни государства, тем резче изменения в формах и бытовых условиях жизни и тем дальше отодвигаются от современных поколений прошедшие эпохи. «Современное общество легко и развязно отрекается от недавних еще законов жизни, с презрением и насмешкой машет рукой на прежний бытовой уклад и умышленно разрывает всякую связь с родным прошлым»[66] – эти слова Е.Н. Опочинина, прозвучавшие в 1909 г., удивительно созвучны сегодняшнему времени. Между тем, чтобы «осмотрительнее и вернее идти вперед, хорошо иногда припоминать, откуда идешь»[67].

Русский императорский двор как социально-политический институт власти

В настоящее время европейский этикет – явление достаточно однородное. Однако это единство возникло не сразу. Сначала этикетные формы носили отпечаток народных традиций, затем приобрели сословный характер.

Светский церемониал сравним с законченной по смыслу художественной фразой. Грамматика церемониала составлялась при дворе императора.

Особые правила, регламентирующие жизнь двора, начали складываться еще в Древнем Риме в период укрепления императорской власти. Византийский император Константин стал вводить иерархические отношения среди аристократии и ввел титулы. Соответственно рангу и титулу каждый придворный участвовал в церемониях, выполняя строго определенные функции[68].

В Средние века возник новый социальный институт – институт двора. Он представлял собой сообщество людей, зависимых от могущественной личности, одной из его функций было поддержание престижа монарха. При дворе помимо профессиональных качеств человек оценивался по своему вкладу в придворную культуру, важными составляющими которой являлись церемонии дипломатических приемов, турниры, охоты, балы. Рыцари, дипломаты, придворные художники имели свой социальный статус и свои строгие правила поведения[69].

Обратимся к Италии, где в XV столетии завершился важнейший переход от феодальных нравов к духу Нового времени.

Подробное описание двора итальянских правителей XVI столетия оставил известный итальянский писатель эпохи Возрождения Балтассар Кастильоне (1478–1529), состоявший на службе у герцога Урбинского Гвидо Убальдо и написавший четырехтомный трактат «Il Cortegiano» («Придворный»), в котором, помимо прочего, пересказал содержание бесед, происходивших на приемах в Урбино.

В роскошно убранных гостиных дворца герцога Урбинского, владевшего одной из лучших европейских библиотек, собрались известные люди своего времени: знаменитый поэт Бернардо Аккольти д’Ареццо, Джулиано Медичи и многие другие. «Двор был один из самых блестящих в Италии. Праздники, танцы, единоборство, турниры и беседы продолжались беспрерывно»[70]. На одном из собраний у герцогини каждый из приглашенных высказывался о том, какие, на его взгляд, качества необходимы кавалеру и даме для полного совершенства и какое воспитание «может лучше всего образовать душу и тело, не только по отношению к гражданским обязанностям, но и к приятностям светской жизни»[71].

От придворного эпохи Возрождения требовались знание литературы, греческого и латинского языков, умение слагать стихи, музицировать, рисовать, изящно танцевать и со вкусом одеваться. Но главными достоинствами для кавалера, как и во времена рыцарства, оставались воинские доблести, готовность совершить подвиг, – все остальные качества служили лишь их украшением.

Граф Балтассар Кастильоне писал около 1525 г.: «Французы и не знают другой заслуги, кроме воинской, а прочее не ставят ни во что; они не только не уважают науки, но даже гнушаются ею и считают всех ученых самыми ничтожными из людей; по их мнению, назвать кого-нибудь «клерком», грамотеем значило нанести ему высочайшее оскорбление»[72].

В период укрепления абсолютной монархии, в период, когда вместо сотен маленьких княжеств на территории Европы возникали и мужали крупные государства, менялся быт придворной жизни. Он уже – строго канонизированная, пышная, чопорная церемонность.

Примерно с XVI столетия этикет стал способом (а часто и смыслом) существования королевских дворов Европы. Абсолютизация монархической власти происходила в том числе и путем регламентации поведения подданных.

Одним из достоинств английской королевы Елизаветы I Тюдор было умение создать сильный, гибкий и послушный ей аппарат исполнителей. В письме лорду Берлионе она следующим образом объяснила, за что ценит его: «Я думаю о Вас так: Вас никогда нельзя подкупить никакими дарами. Вы всегда останетесь верны государству и, не считаясь с моими личными желаниями, всегда подадите мне тот совет, который сочтете лучшим»[73]. Сэра Бэкона отличала беспредельная верность королеве. Как-то в ответ на ее замечание, что его дом мал для него, Бэкон сказал: «Нет, мадам, это вы сделали меня слишком большим для моего дома»[74].

Как отмечал в своих очерках об Англии того времени историк В.В. Штокмар: «При дворе Елизаветы царила атмосфера галантности и авантюризма. В течение всего ее царствования королевский двор представлял собой арену соревнования молодых дворян, стремившихся снискать благосклонность и милость Елизаветы. Всякий, кто мог чем-либо отличиться – будь то пиратские подвиги на море и доблесть, элегантность костюма и красивая внешность, поэтический и музыкальный талант, мог рассчитывать на внимание королевы и карьеру… Королева любила пышные выезды, увеселительные прогулки и путешествия, навещая города и поместья вельмож, и всюду ее появление было поводом для блестящих празднеств, она благосклонно принимала подарки»[75].

В XVI столетии устанавливаются тесные дипломатические и торговые отношения между Россией и Англией. Взаимное сближение монархических дворов способствовало укреплению авторитета верховной власти России в Европе. Царь Иоанн Грозный состоял в личной переписке с Елизаветой I. Известно, что он ратовал не только за военный союз с Англией, но и стремился породниться с королевским домом, решив в 1582 г. жениться на Марии Гастингской, графине Голтингтонской. Однако брак не состоялся, царь получил отказ. Чтобы подсластить горькую пилюлю, Елизавета поручила послу передать Иоанну IV, что он может приехать в Англию в любое время, как приезжает в свои владения[76].

Русский царь не воспользовался приглашением английской королевы, но вскоре после бегства князя Курбского (в 1564 г.), он уехал из Москвы в Александровскую слободу и возвратился на царство с условием учредить опричнину для расправы с изменниками. «Это был особый двор, какой образовал себе царь, с особыми боярами, дворецким, казначеями и прочими управителями, дьяками, всякими приказными и дворовыми людьми, с целым придворным штатом. Летописец усиленно ударяет на это выражение «особый двор», на то, что царь приговорил все на этом дворе «учинити себе особно», – писал В.О. Ключевский[77].

Из служилых людей царь отобрал тысячу человек, которым за стенами Белого города были отведены улицы с несколькими слободами.

Все государство разделилось на две части – земщину и опричнину. Во главе первой – Боярская дума, во главе второй – царь, не отказавшийся от верховного руководства Боярской думой. Опричнина Иоанна Грозного была своеобразным уделом, который он выделил из земщины. Она получила значение своеобразного института полицейского надзора по вопросам государственной измены.

Среди титулованного боярства в XVI в. утвердился взгляд на свое политическое значение как на наследственное право, полученное независимо от государя. Такой взгляд облекался в тройную систему служебных отношений – местничества. Боярство боролось не только за военные должности, но и за места за государевым столом и во время придворных церемоний. Местничество мешало боярам сплотиться в единый политический класс, и если примерно до середины XV в. бояре шли в Москву за новыми служебными делами и выгодами, то теперь они стали классом с политическими притязаниями, с тайными и явными сожалениями ее отдельных представителей по поводу утраченного могущества.

В конце XVII столетия двор московского царя составляли так называемые столичные чины, на которых лежали разнообразные служебные обязанности. В официальных актах они назывались царедворцами, в отличие от «шляхетства всякого звания», то есть от городовых дворян и боярских детей. В мирное время столичное дворянство составляло свиту царя, исполняло различные придворные службы, выставляло из своей среды персонал центрального и местного управления. В военное время из него формировался собственный полк царя. За свою службу столичное дворянство получало повышенное, по сравнению с провинциальным, жалованье. Руководящая роль в управлении, обеспеченное материальное положение развивали привычку к власти, интерес к общественной жизни и познанию иноземного мира, отмечал В.О. Ключевский. «Сравнительно более гибкое и послушное столичное дворянство уже в тот век выставило и первых поборников западного влияния, подобных князю Хворостинину, Ордину-Нащокину, Ртищеву и др. Понятно, что при Петре этот класс должен был стать главным туземным орудием реформ»[78]