До конца…

ВЫПУСКНОЙ 1941-го
Звучали вальсы в коридорах школы,
Народ кружился средь воздушных струй.
А мы с тобой шушукались за шторой,
Ты подарил мне первый поцелуй.
В глухих каблучных быстрых перестуках,
Шипел фальшиво старый патефон.
Я вся цвела, мне было не до звуков,
Шептал мне про влюблённость Купидон.
Последний вальс, прощанье с милым классом,
Галдят выпускники наперебой.
Мы незаметно повзрослели разом,
Дорога в жизнь – наш школьный выпускной.
Мои ты гладил спутанные кудри,
Ты был настойчив, я была скромна.
И мы не знали, что случится утром.
А утром будет страшная война.
ВЫСТРЕЛ
Тихо утром, слышен выстрел,
Я надеюсь не по мне,
Одиноко в поле чистом,
Сложно, братцы, на войне.
Песню лихо затянули,
Соловьи наперебой,
И свистят навстречу пули,
Я надеюсь, не со мной.
Пусть стреляют, встану прямо,
Поздно двигаться назад,
Буду так стоять упрямо,
Словно вышел на парад.
Вероятность с пулей встречи
Пятьдесят на пятьдесят,
Коль убьют, поставят свечи,
И посмертно наградят.
Прекратилась канонада,
Наслаждаюсь тишиной,
Мне другого и не надо,
Всё нормально – я живой.
ПЛАСТУН
Молча, по-секретке,
Шел казак в разведку.
Нож за голенищем
И заданий тыща.
Славно служат пластуны
Для советской для страны.
С позднего часочку
Вышел в одиночку.
Не впервой в разведке,
Не обломит ветку.
Не нарушит тишину,
Чай не спички на кону.
Разбудил бы птицу
Жизни б мог лишиться.
Под ногой, без мистик,
Не шуршал чтоб листик.
Немец очень уж хитёр
Сразу вздернул бы затвор.
Не примята травка,
Шаг солдата мягкий,
Полное молчанье,
Не слыхать дыханья.
Не торопится казак,
Двести ходок, как никак.
Обходя все стычки
Строгая привычка
Под луною тусклой
Ползать по-пластунски.
Надо взять наверняка
Офицера-"языка".
МИНА
Не пишется сегодня про любовь,
И в сердце нет надежды и в помине.
Хотя колотит, льëт по венам кровь.
Но ты, мой друг, вчера погиб на мине,
Мы вместе пили чай позавчера,
Смеялись, что дойдем мы до Берлина,
Мечтали, грели руки у костра,
Пока не подорвался ты на мине.
С тобою были горы по плечо,
Не волновали реки и низины,
Врагов давно мы потеряли счёт,
Вот только, наступил ты, вдруг, на мину.
Сегодня ночью мы опять не спим,
Сегодня вновь штурмуем ту равнину,
Где нам вчера не повезло двоим,
Где ты вчера случайно встретил мину.
Опять нас наставляет политрук,
Все чаще в волосах моих седины,
До встречи, не прощаюсь, добрый друг.
Быть может, наступлю и я на мину.
ОКОП (Монолог красноармейца)
Кровавые мозоли на руках
Полопались, но мы копаем глубже.
Застывшая ухмылка на губах.
Копаем, братцы, нам самим так нужно!
Вторые сутки слышен стук лопат,
Грунт мерзлый прогрызаем понемногу,
Сапёрок рой грохочет невпопад,
Фашистам перережем здесь дорогу.
На улице мороз, нам невдомёк,
Работаем мы до седьмого пота,
Не чувствуем давно ни рук, ни ног,
Такая вот унылая работа.
А завтра бой, и вырытый окоп
Спасёт нас всех от пуль и от снарядов.
Спасёт, я знаю, но так вышло чтоб,
Копаем глубже! Веселей, ребята!
ПАРЕНЁК (Монолог санинструктора)
Ну вот, дружок, я рядом, все отлично,
Сейчас наложим потихоньку жгут.
Да, потрепали, брат, тебя прилично,
Но, ладно, в медсанбате соберут.
Ну что, родимый, лезем дружно к нашим?
Ты только подсоби мне хоть рукой.
И не ругайся, я поела каши,
Хохмит ещё с простреленной ногой.
Почти на месте, вон видны окопы,
Давай, терпи, ещё чуть-чуть, милок.
Тебе свезло, я знаю все здесь тропы.
Всё, добрались, родной.
Ты что замолк?
Не дожил паренёк до медсанбата.
И снова чью-то мать мы огорчим.
Ох, сколько ж там ещё отцов и братьев.
Довольно слёз, полезу за другим.
КРОХА (Монолог партизана)
Откуда ж ты взялась такая, кроха?
Фашисты нас не могут отыскать!
Голодная. Дела совсем уж плохи.
Давно в лесу? Не помнишь? Дней так пять?
Большая девка, семь годов от роду,
Невеста, скоро замуж выдавать.
Пойдём, доложим командиру взвода.
Ну? Будешь нам на кухне помогать?
Гестаповцы спалили всю деревню.
Ты только не реви, мы отомстим.
Видала паровоз, а с ним цистерны?
Отправим под откос, и не один.
Ты не пугайся, взводный справедливый.
Не заругает, не прогонит прочь.
Держись со мной, я дядька говорливый,
И у меня такая ж точно дочь.
ТРАЛЬЩИК (Монолог краснофлотца)
Ботинки примерзают к палубе,
И коркой льда покрыт бушлат.
Хотя заря как прежде алая,
Давно не смотрим на закат.
Работа наша круглосуточна,
Вперёд конвоя мы бредём,
Не дай Бог, что-то не получится,
Мы первые на дно пойдём.
И служба, вроде бы, не пыльная,
Не бьёмся с фрицами в упор.
В морских просторах ищем мины мы.
Живые, вроде, до сих пор.
Мне у виска покрутят пальчиком,
«Ты что переживаешь, друг?»
Но гибнут пароходы-тральщики,
Взорвались аж семнадцать штук.
«ТИГР» (Монолог артиллериста)
Когда ж ты сдохнешь, наконец, зараза?
Раз третий ведь попали по тебе.
Снаряды наши кто-то, видно, сглазил.
Ползёт, стреляет, даром, что в огне.
Броня крепка, здесь постарались фрицы.
Четвёртый, падла, выдержал снаряд.
Товарищи, да что ж это творится?
По нам палит же, будь оно не лад.
А немцу-гаду тоже жить охота,
Вернуться к матери и молодой жене.
Вот и старается, петляет в поворотах,
Уж, извиняй, фашист, мы на войне.
Сработала под вражьим траком мина.
Ну вот и всё, не встретит немца мать.
Наверное, сегодня мы не сгинем,
Продолжим, братцы, завтра воевать.
ПТИЦЫ (Монолог пилота бомбардировщика)
Неподалёку соловей щебечет,
Хоть маленькая пташка – как поёт!
И горлицу тут слышно недалече.
А завтра предстоит у нас полёт.
Рассеются полночные туманы,
Полётной подготовки суета,
Привычно наш механик утром ранним
Произнесёт команду: «От винта».
Всю ночь готовят к вылету машину,
И проверяют каждый агрегат,
Чтоб завтра, по щелчку, из-под брюшины
Мы высыпали бомбы на врага.
Помочь пехоте в важном наступлении,
Чтоб не пропал пехотный их кураж.
Всё завтра. А сегодня птичек пение,
И предполётный боевой мандраж.
ЛЕСОЗАГОТОВКИ (Монолог труженика тыла)
Семнадцать лет исполнится на днях,
Остался годик потерпеть до фронта,
Хочу повоевать на кораблях,
Что б в море, а не где-нибудь в ремонтах.
Остался год, как мне его прожить?
Как не окоченеть на заготовках?
Дед Фёдор говорит, поменьше ныть,
Не забывать отметки в почасовках.
Вчера вот бабка Маня померла,
На той неделе околела Даша,
У деда Фёдора совсем плохи дела,
Недолго тоже жить на свете нашем.
Ну, ничего, мы все – одна страна.
Кажись, ведь лупим фрица понемногу.
Надеюсь, скоро кончится война.
А коль не скоро – встану на подмогу.
ПИСЬМО С ФРОНТА
"Желаю здравья, дорогая мать,
Привет сердечный посылаю с фронта.
Я рад, что получилось написать,
Пока нет срочных дел на горизонте.
Как бабушка,
Наташка?
Как отец?
У нас, кажись, какое-то затишье,
Два дня уже как не свистит свинец,
И весточку черкнуть не будет лишним.
На улице дождливая весна,
Сырые вечно обувь и штанины.
Я думаю,
закончится война,
Когда прогоним фрицов с Украины.
Ну всё,
пока.
На штурм моё звено,
Целую,
передай привет сестрёнке".
Рыдает в голос мама, ведь письмо
Пришло одновременно с похоронкой.
ДОЖИЛА
Беспечное веселье на вокзале,
Смеётся раскрасавица-весна.
Сегодня нам по радио сказали,
Что кончилась проклятая война.
Ещё вчера не радовало небо,
Звучали тихо марши похорон,
Вчера, привычно, не хватало хлеба,
И раздражало карканье ворон.
Я вглядывалась в лица почтальонов,
В бессилии сжимала кулаки.
А запахи мужских одеколонов
Казались недоступно далеки.
Вчера я просыпалась с болью в теле,
С надеждой вскоре фрицев разгромить,
Ещё недавно, в прошлую неделю
Пришлось двоих соседей хоронить.
Но нынче праздник – грянула Победа.
Забуду все вчерашние дела,
Жду с нетерпеньем сына, мужа, деда.
И радость оттого, что дожила.
Я ПОМНЮ
Я помню всех не вставших пофамильно.
И скорби помню веточки хвои'.
Как жаль, сегодня не снимают фильмы
Про местного значения бои.
Столетия давно подобны мигу,
Стучат секунды липкие в крови.
Быть может кто-нибудь напишет книгу
Про местного значения бои.
А я в надежде жду простых решений,
Маршруты вспоминаю не свои.
Не пишут, как назло, стихотворений
Про местного значения бои.
Пройдут года, седые краеведы
Изучат подвиг Родины сынов.
И вдруг поймут, что не было б Победы
Без местного значения боёв.
РАССКАЗЫВАТЬ ЛИ ДЕТЯМ О ВОЙНЕ?
Рассказывать ли детям о войне?
А может им сказать совсем немножко?
Вдруг хватит детворе двух слов вполне?
К чему им знать про голод и бомбёжки?
Не вспоминать блокадный Ленинград,
Забыть героев братские могилы.
Так легче и спокойней во сто крат.
В конце концов, мы все же победили.
Зачем нам вспоминать концлагеря?
Как узников травили едким газом.
Ведь удалось же, проще говоря,
Искоренить фашистскую заразу.
Но в сердце бьётся памяти озноб.
Сегодня нам такое и не снилось,
Мы не забудем вечно, в жизни чтоб
Все это никогда не повторилось!
И дети чтобы помнили всегда,
Вели с дедами о войне беседы.
Как люди в те далекие года,
Ковали нам Великую Победу.
ХЕНДЕ – ХОХ
Митька Соболев слыл форменным неучем. Хоть и хороший мужик, но в науках – болван болваном. При этом, отважным болваном, я вам скажу, среди товарищей числился. С виду слабак слабаком, худой, росточком невелик, волос черен, глаз сер, и, что самое смешное, лопоухим был Митяй, прямо караул. Но, от атак не прятался, на кухне не отсиживался, приказы командиров выполнял четко и в срок, а в разведке так вообще был незаменимым человеком, хитер, тих и терпелив, все что разведчику и нужно. Но неуч – куда деваться. Обычный такой среднестатистический крестьянин, который в школе не учился. Ну, что ж поделать, в семье уродился старшим сыном, учиться некогда, надобно отцу было в поле помогать, так в школе и не побывал. Так что, к своим двадцати годам, читать-писать Митяй не умел и с арифметикой дружил исключительно по количеству пальцев на руках. Зато, что не отнять, так это что шутки-прибаутки на все случаи жизни знавал, на любое дело у Митяя шуточка веселая найдётся.
Разведка языка немецкого добудет, Митяя первым делом зовут, а тот уже его допрашивает:
– Как, – мол, – до Киева добраться? Ты, – говорит, – язык или не язык? Доводи, – мол, – до Киева.
Да притом, с пристрастием допрашивает, с оплеухами. Немец совершенно не понимает, что происходит, а наши солдаты веселятся – хохочут.
Или вот, окопы солдаты роют, сил уже ни у кого не осталось, а Митяй копает и песню народную напевает:
Пахал Захар огород,
Пахал Захар огород.
Чуры-вьюры-верьверьюры,
Шанцы-брянцы-верьверьянцы,
Верьверьюшки-вертатушки,
Вертаты-таты-татэ.
И вроде бы устали все, но улыбка на лице у товарищей.
Что и говорить, любили этого рязанского парня в роте, да что там в роте, во всем полку его привечали.
Рассказывали про Митьку такую боевую историю. Было это в сорок первом, немец тогда давил, а мы отступали. На Украине было, под Харьковом вроде.
Наши войска окопались, ждут наступления немцев. Вот-вот должно начаться. Ночь, темнота, луна ещё не взошла. Часовые расставлены, остальные бойцы в окопах отдыхают, шинельками укрылись, спят, а Митяю не спится, хоть ты тресни. Тогда еще совсем молодой и неопытный был, не ценил короткий солдатский сон. Лежит Митяй и думает, как же он будет с немцами разговаривать, если их повстречает? Он и русских-то слов не много знает, а уж немецких и совсем не одного. А вдруг, немец какой порядочный попадется? Сам придет сдаваться, а он с ним даже не поздоровается. И до того это Митяя взволновало, что решился он разбудить Мишку-москвича, уж тот парень городской, точно знает, как с немцем поздороваться. Прикурил Митяй папироску, и пошел от её огонька в лица товарищей по окопам всматриваться, Мишку выискивать. Нашел, конечно, что не говори, а Митяй всегда настырным был.