По тропинке из хлебных крошек

Глава 1.

«И жили они долго и счастливо!» – так заканчиваются обычно сказки, а эта началась. Можно сказать, нам наконец-то повезло. «Нам» – это мне и маме. «Ежик, друг у друга есть только мы», – часто говорила она. Но это не так. Никогда не было так. Мы всегда были окружены словами. Книги, словари, страницы, бланки – были везде в доме, куда ни взгляни, где ни присядь.

– Малыш, ты видела последнюю распечатку?

«Конечно, мам: ее съел барабашка». Или кто похуже. Буковки, предложения, вариации, исправления окутывали маму, как паутиной. Вроде бы невесомая, а не продраться.

– Мама, я к Анжи. Буду поздно!

– Хорошо, Ежик, только не задерживайся…

Мда. Слова, слова. Слова ничего не стоят – это я поняла рано. Мама тонула в ворохе слов, не успевала, вырывалась из одного дедлайна, чтобы завязнуть в другом, но каждый раз: «Ежик, извини, это нам не по карману». Неправда, что дети за такое ненавидят. Неправда, что мы забываем. Я и сейчас помню ту Аманиту, что просила на день рождения в девять. И вот честное слово: когда Сергей появился, я жутко обрадовалась. То есть, может, и нелегко было бы, скажи она: у меня тут новый мужчина, не переживай, что не ночую дома. Но у них удивительно быстро все сладилось. Уезжала мама на трехдневный семинар по фольклористике, а вернулась с блестящими глазами. Не такими сумасшедшими, как перед новой повестью, а с задорными искорками. И вот уже «обед-знакомство». Что тут скажешь: если она не ограничилась мазком помады, а расчехлила косметичку – дело серьезно.

– Хоть расскажи о нем, – вяло попыталась я вмешаться в бушующее вокруг мамы торнадо наваждения.

– Он очень хороший… человек! Знаешь, удивительно чуткий и тонкий для мужчины. И вообще для нашего времени.

– А сколько ему лет?

– Постарше меня.

– Значит, под полтос.

– Что за выражения, Ежик!

– Не вздыхай, я же не при нем.

– Да уж, пожалуйста. Не думай, что я давлю на тебя – ни в коем случае – но отнесись без предубеждения. Уверена, вы поладите.

– За роскошный десерт я прощу ему все. Да расслабься. Ну, и кто он?

– Юрист. Или адвокат… Что-то в этом роде. Консультант по «сложным вопросам» – кажется, так он сказал. Никогда не запоминаются эти должности и фирмы.

– Поражаешь ты меня просто. Ладно, а каким ветром этого Сергея на семинар занесло?

– Фольклористика – его хобби. Согласна: необычное. Но для Сергея – настоящая страсть. Какие у него широкие познания! И даже коллекция сказок и легенд о природных духах.

– Может, он маньяк, как доктор Лектер? Тот рецепты собирал, а твой – сказки.

– Женя!

– Как он конкретно выразился: обед для нас или из нас?

Вот что мама отлично умеет, это метко запульнуть скомканной бумажкой. Благо – всегда под рукой.

***

– Ну и как?

Анжела ласковым щлепком придала ускорение братишке, выплывающему из комнаты, не отрывая взгляда от Плейстейшен, закрыла дверь и плюхнулась рядом на софу.

– Прикольный чел.

– Куда ходили?

– В столовочку при «Метрополе».

– Да ну! Мощный дядька. Или выпендрежный. Что за тачка? – прищурилась она.

Фанатка. Папина любимица.

– Отсутствует. Такси нам потом люксовое вызвал. Сказал, что сам не водит.

– В смысле? Не умеет?

– Или не любит.

– Бред какой-то. Мутный тип.

– Да прекрати. Не все же от машин тащатся.

– А от чего? На каком они там фестивале встретились?

– Что-то про «северно-русские предания».

– Он точно нормальный?

– Абсолютно. Даже слишком.

– Это как?

– Ну… как сказать.

– Не вздыхай – покажи. Давай, давай.

Все же знает она меня как облупленную. Конечно, блокнот был с собой. Рассмотрев портрет, Анжи хмыкнула:

– Никакой.

– Заметила? Глазу ухватиться не за что.

– Да, подруга: фоторобот отстойный. Чем только твою мать зацепил?

– Он внутри больше, чем снаружи.

– Козявка!

– Правда. С ним интересно поболтать.

– Уже подлизывался?

– Не похоже. Не сюсюкал – точно.

– Сама влюбилась? – съязвила Анжелка и получила подушкой.

И все-таки она была права. Сергей мне понравился. С ним просто. Без тошнотворных заигрываний: «Ты уже такая взрослая. Тринадцать? И не подумаешь! Как учеба? А чем увлекаешься?» И не было противных масленых пересматриваний с мамой, слюняво-ласковых словечек. Зато когда она, едва посмотрев в меню (а оно, между прочим, весьма заслуживало внимания: я прямо-таки зависла над странными названиями типа «сугудай со щучьей икрой» или «провесная утка»), отмахнулась от официанта салатиком, Сергей выбирал вдумчиво, и в итоге горячее принесли в изобилии, так что он накормил маму, убеждая, что «котлетки из судака и угольная треска – непреодолимый соблазн».

Всю дорогу, как говорится, я была пай девочкой, однако маленький эксперимент провела: заказала немного, но дорого. Ну, а как можно не попробовать медовую бабу и мороженое со вкусом ели (весьма своеобразное оказалось). Сергей же, расплачиваясь картой, в счет даже не заглянул. Респект ему и уважуха. Не только за это, конечно.

С тех пор мама ходила как в тумане. Вот уж не думала, что влюбленные такими бывают. Все время она немного не «здесь»: смотрит и не видит, слушает и не слышит. Реальность, в общем, побоку, а я потом нахожу то мокрое белье в корзинке для грязного, то сахарницу в холодильнике. И глаза так и светятся. Любовь! Такая штука.

В общем, что грядут перемены, я поняла сразу, да и обстоятельства поторапливали. Живет Сергей, оказывается, под Смоленском. Хоть он и в отпуске, а возвращаться надо. Разговор назревал, вот только не думала, что решать станут через меня.

Я как раз сражалась с алгеброй: пыталась взглядом заставить график функции построиться самостоятельно, когда, вежливо постучав о дверной косяк, вошел Сергей.

– Извини, что отвлек… Сможешь сделать перерыв: нам нужно кое-что обсудить?

– Что хотите, кроме функций и графиков.

– Уволь, – рассмеялся он. – Не силен.

– Серьезно? Вроде все мужчины должны разбираться в математике.

– И это голос свободного от гендерных стереотипов поколения! Гм… Но давай о серьезном.

Глупо врать, что я не напряглась. Даже пусть бы домашки стало в три раза больше – все не так стремно.

– Я специально вызвался сам с тобой поговорить. Поскольку вопрос трудный, не хочу, чтобы на тебя что-то давило и мешало принять самостоятельное решение. А мне проще отказать, чем любимой маме.

«Интернат!»

Я кивнула, поскольку он явно ждал этого для продолжения, а в горле резко пересохло.

– Я попросил Лизу стать моей женой, и она согласилась. Но при условии, что ты будешь не против переехать с нами.

В голове как ветер просвистел.

– В ваш дом?

– Да. Конечно, не просто оставить родной город, школу, друзей. Это очень серьезный шаг. Но так уж складывается ситуация: я сам переехать не могу. К тому же, тебе не так долго осталось учиться в школе, и, если захочешь, вернешься в московский ВУЗ.

– А мне нужно называть вас папой?

– Ты хочешь? – он растерялся. – Тогда, конечно, можешь, но… ты ведь любила отца, и я даже не думал занимать его место.

– Да, да. То есть – нет! Не папа – Сергей. Но я согласна. Согласна переехать.

Он вдруг рассмеялся.

– Фух! Просто гора с плеч! Очень боялся, что ты скажешь «нет». Не знаю, что и делал бы тогда, – он присел рядом со стулом и сжал мои ладони. – Спасибо, Женя. Спасибо за понимание. Ты не пожалеешь: я все сделаю, чтобы вам с мамой было хорошо. Чудесный маленький человек! Я был бы счастлив иметь такую дочь.

***

– И ты растаяла.

– Да при чем здесь это?

– Притом, – Анжи толкнула качели посильнее. – Вот так взяла и сразу согласилась.

– А что делать? Встать в позу? «Нет! Придумайте что-то другое»?

– Хотя бы.

– Смысл? Они же любят друг друга – ежу видно.

– Ежику точно.

– Вот ты коза.

– Недолго осталось терпеть.

Я затормозила, шаркнув ботинками – только пыль в стороны, спрыгнула с качелей и пошла. Метров десять прошла.

– Стой! Да стой ты!

По камешкам дороги прогрохотали гулкие анжелкины мартинсы. Поравнялась и пошла рядом.

– Давай ты к нам переедешь. С родаками договорюсь. А эти пусть свистят, куда хотят. Что ты ухмыляешься?

– Бред.

Анжелка вздохнула.

– Паршивая новость.

– Я жутко не хочу в эту глушь ехать. Правда. Но надо… Так будет лучше.

– С ума сошла? Чем?

– Тем, что мама будет не одна. Ей тяжело. Со всем справляться, крутиться. И Настя через год вернется со своей стажировки – нужно будет освобождать квартиру.

– Только из-за этого?!

– Нет, конечно! У них по-настоящему. Но все равно, знаешь, здорово, что у него есть деньги.

***

Расписались они очень быстро. Мама сказала, что обычно ждать нужно месяц (бред сивой кобылы: с ума сойдешь за месяц и десять раз передумаешь), но Сергей «нажал нужные рычаги через связи» – и опля – в тот же день. Но свадьбой это и дурак бы не назвал. Даже когда мама с папой поженились – еще студентами, в общаге – было праздничнее, хотя вместо свадебного платья были джинсы и фата, а на стол собирали гости. Здесь же «молодожены» сдали-получили паспорта в ЗАГСе, а потом мы втроем поужинали в ресторане. Наполнив бокалы шампанским, Сергей поднял тост:

– Как многие мужчины, не умею говорить о своих чувствах, не вгоняя в тоску окружающих. Доказывать свою любовь нужно делом, поэтому в этот день – самый важный день – клянусь: пока бьется мое сердце, я всегда буду о вас заботиться, и никогда не оставлю.

Мама, ясное дело, прослезилась, а я за улыбкой еле-еле спрятала хихиканье.

И мы начали готовиться к переезду. Первым делом мама отправилась в школу: забрать документы и договориться о «досрочном освобождении». Каникулы на неделю раньше и избавление от контрольной по математике – это, безусловно, плюс. Прощание со всеми – еще более очевидный минус. Черт возьми, мне будет не хватать даже ворчливой тети Нади, нашей вредной кухарки, даже дурака Пашки из 8 «г», даже Овечки Мэри, биологички, с ее белыми химическими кудряшками. Никогда бы не подумала, что будет жаль уходить со двора надоевшей пятиэтажки. Который, словно на прощание, засыпали золотые липовые монетки.

Здесь прошлой зимой, когда за день выпало невероятное количество снега (просто магия: утром еще серые улицы, а потом за окнами – сплошная белая пелена, и врываешься после уроков в новый мир – нетронутый, незнакомый, сияющий, как пустое пятно на карте), приключилась самая грандиозная битва снежками в истории школы. Клянусь последним не обменянным на монету зубом! Не сговариваясь, мы поделились на «малявок» и «старших», и хоть Степка Лавров, конечно, громила, а Чердынцев – макака длиннорукая – меткий, как черт, нас все же было больше. И в решающий момент, когда мы пошли в окружение, Воропаев размахнулся и со свистом, лихо залепил крепкослепленным снарядом прямехонько в лоб подвернувшемуся Петровичу – нашему физруку. Он, между прочим, мог бы и порадоваться: таких результатов по бегу на соревновании не бывает.

А в этих кустах сирени мы с Маринкой искали фей в третьем классе. Подготовились хорошо: взяли угощение (печенье и бутылек со сливками), а еще – красивых бусин, чтобы подманить. Бусины рассыпали по дорожке, а сами затаились рядом. И что же? Приманили! Сороку. Прилетела и утащила самую крупную бусину. «Совпадение? Не думаю!» – так мы решили, и угощение Маринка в кустах аккуратно пристроила. Она, кстати, потом переехала. Всего-то на юго-запад, а будто в Австралию. Больше не виделись…

– … Оглохла? Женя!

Анжи оттянула меня в сторону от мамы и протараторила:

– Вот, смотри: я создала в Телеге группу.

– «Ежик в тумане»?

– Правда же, приколько? Но это Светланка подсказала. В общем, чтобы ты там не потерялась, будем держать связь. Добавлю всех наших – и хрен ты нас забудешь. Ты что? Не понравилось?.. Ежик, не надо. А то я тоже зареву. Ты же приедешь? Правда? Обязательно!

Дыхание катастрофически заканчивалось. Я быстро обняла ее и убежала. Из-за слез все в глазах плясало разноцветными пятнами: подгнивающее золото листьев, зебра забора и мамина фигурка в зеленом пальто впереди. Мне вдруг стало страшно, словно во сне, когда падаешь и летишь неизвестно куда; жалко – и себя, и маму, и всего вокруг. В этот момент очень захотелось, чтобы Сергей пропал – провалился под землю, откуда он так внезапно появился и разрушил мой мир.

Так я узнала, что даже хорошие перемены могут тебя не порадовать.

Глава 2.

Странная штука: вроде живешь и думаешь, будто вещей у тебя с гулькин нос, но начинаешь рассовывать по коробкам и пакетам – и откуда что берется и набирается. Набралось в итоге на Газельку. Это при том, что из мебели взяли только мамин письменный стол и довеском – мое кресло-грушу.

Газелька, однако, уехала без нас, поскольку планы внезапно поменялись: Сергей предложил-таки отпраздновать свадьбу. Точнее, присоединиться к празднику, который устраивали его знакомые в загородной старинной усадьбе. Мама бы наверняка отказалась: не любит она многолюдства. Но я-то была рядом и подсуетилась – состроила такую скорбную мордаху: Станиславский бы поверил. Плохо, очень плохо играть на чувстве вины. Да еще близкого человека. Да еще когда он, в сущности, ни в чем не виноват. Но что поделать – жизнь коротка, а я не Бет Марч.

Короче, мама не устояла. Сергей, правда, предупредил, что я единственная буду «не взрослая», как он выразился, но это даже и не плохо – одной свободнее и проще затеряться. В обобранной квартире жить совсем неуютно, так что мама перебралась к Сергею, а для меня сняли отдельный номер. Идеально бы, не будь он смежным. Но зато телевизор огромный и кровать, что твоя перина. Вот бы не неделю, а месяц пожить! Но все когда-нибудь проходит. В том числе ожидание праздника.

Дорогу до усадьбы я благополучно проспала, потому что глупо, в самом деле, дарить айфон и надеяться, что я «разумно» не проведу с ним полночи. Мама растолкала, когда такси уже миновало ворота парка.

– Ежик! Ежик, смотри.

Да уж, было на что. Навстречу плыл настоящий дворец, как беломраморный лебедь, раскинувший крылья.

– Сколько же это стоит?!

– Присматриваешь недвижимость? – повернулся ко мне Сергей.

– Нет, ну реально – чтобы арендовать такую красоту.

– Вот приедем, и можешь полюбопытствовать, – подначил он.

– Ха-ха! Я воспитанная девочка, между прочим.

– И если кто-нибудь скажет, что это не так, «да отрежут лгуну его гнусный язык»!

– Как скажешь, милый отчим.

– Язвительное все же поколение, – вздохнул он и подмигнул маме.

А вся компания была уже в сборе, и едва мы вышли из машины, навстречу с распахнутыми объятиями поспешил высокий элегантный мужчина с седеющей бородкой, в шикарном фиолетовом костюме.

– Это еще и маскарад? – прошипела я маме на ухо; так ведь и знала, что не стоит одеваться слишком официально-прилизанно.

Практически так и оказалось: в холле нас окружило больше дюжины разодетых гостей. Представив всем маму, Сергей ловко подтолкнул меня вперед:

– А это – Женя.

Здрасссьте. Вот и серая мышка на новогоднем утреннике. Я улыбнулась, мило оскаливаясь – пусть не воображают. Но это я вообразила не то.

– Нет, нет! – воскликнула «ведьмочка», с потрясным полосатым хаером, и схватила меня за руки. – Сначала переодеться, остальное – потом.

– У нас не тематическая вечеринка, но стоит соответствовать, – подтвердил Фиолетовый, обводя взглядом холл.

Странная, конечно, логика: им бы тогда в парики и кринолины нарядиться, а не косплеить готический цирк. Но кто приглашает, тот и решает. Растащили нас в разные стороны, разделившись шустро на «М» и «Ж», с шутками-прибаутками, как будто это был особенный пункт праздника – «наряди вновь прибывших». Щебечущая стая впорхнула с нами в квадратную просторную комнату, даже залу, с высоким потолком и двумя большими окнами. Из мебели здесь наличествовали несколько пуфиков и пара зеркал во весь рост. А еще стойки с ворохом одежды. Глаза разбегались: кружева, шелк, ленты, зеленый, синий, оранжевый.

И начался кошмар, в духе того, когда завернешь ненароком в дорогой магазин, а там консультанты скучают и набрасываются на тебя скопом со своим «могу вам помочь?». А тут их шестеро на меня одну – хоть караул кричи. Испугалась, что заставят все перемерить, но они, пусть и суетились, как наседки, быстро подобрали костюм девочки-арлекина (я смирилась и с юбкой, простив все за полосатые чулки). Потом «ведьмочка» велела закрыть глаза, сбрызнула голову чем-то почти не вонючим и соорудила мне крохотные рожки.

Мама преобразилась еще круче: зеленое платье пряталось среди вешалок явно, чтобы ее дождаться. И хотела бы я знать, почему она не завивает так волосы всегда. Но все-таки ей было не по себе: нервный смех – верный знак. И руку мне стиснула до боли.

– Побежали теперь Сергея искать – надо похвастаться.

Хотя, видимо, больше хотелось за него просто спрятаться, но да ладно. Побежали. Всей толпой отправились на следующий пункт программы. По лабиринту коридоров и лесенок, откуда попали в парадные покои, выстроившиеся в фантастическую кроличью нору. Отражения нашей пестрой компании мелькали в зеркалах тут и там, в одном я поймала свой взгляд под черными рожками. А ведь раньше здесь гуляли дамы и господа в настоящих пышных костюмах. И представить не могли, что дворец когда-нибудь будут арендовывать, оплачивать на денек, чтобы поиграть в необычную жизнь.

– Наверное, думаешь: вот бы переместиться в то время, когда все здесь было по-настоящему, – лукаво шепнула Ведьмочка, так что я даже вздрогнула. – Представь: в нежном светлом платье, в шелковых туфельках ты чинно идешь пожелать папеньке доброй ночи. Или встречаешь гостей. Только вот корсет стискивает спину, и нельзя ни бегать, ни гримасничать – вообще следует быть очень правильной, достойной барышней. У тебя бледные щечки, длинные кудри, ты никогда не касалась денег, потому что этот презренный металл не для изнеженных пальчиков. Или… Хм. Есть ли в тебе дворянская кровь? Сомневаюсь. Тогда, боюсь, ты оказалась бы здесь горничной или даже простой судомойкой. С раннего утра до глубокой ночи – тяжелая, грязная работа без просвета, в надежде подняться когда-нибудь до помощницы кухарки. Звуки балов и праздников не слышны за шумом и скрежетом кухонного чада, и лишь иногда, прячась за кустами, ты видишь сияющие окна и силуэты танцующих пар.

Я как будто наяву увидела все, и холодок пробежал по коже. Она точно ведьма! Вот и подмигнула так хитро, оскалившись. Брр!

А мы уже опять свернули в коридор, спустились на несколько ступенек и оказались в галерейке. По стенам висели картины, подобранные точно не случайно: на всех в широкой перспективе изображались какие-то катастрофы: то пожар города, то гибнущий в бурю корабль, то гроза в горах над обезумевшим стадом. Мрачные и пугающие, они дико контрастировали с изумительной мозаикой пола. Спрашивать у Ведьмочки я не стала, но, похоже, это было не стекло или керамика, а кусочки поделочных камней – настоящие яшма, янтарь, лазурит (вот бы нашего Роберта Павловича сюда, но тогда лекции не миновать). Под ногами распускались пышные розы, тучные гроздья винограда так и манили, лопнувшие от сочности гранаты блестели зернышками. И ярко белея на цветовом великолепии, лежал ягненок, смиренно и робко глядя прямо в глаза. Вокруг него кольцом сворачивалась алая лента с повторяющимися словами «sued surev sunu». Из галереи мы прямо вышли в залу, где нас ждали мужчины с Сергеем во главе. Помещение было странное: небольшое, округлое, но с высоким потолком, в центре которого витражное круглое окно. Будто стоишь внутри солонки.

– При прежних хозяевах здесь была домовая церковь, – пояснила взявшая надо мной шефство Ведьмочка. – Но потом решили не восстанавливать. Хотя выглядит своеобразно, функцию свою выполняет.

– Какую?

– Здесь удобно перекусить вдали от толпы, – кивнула она на стол, действительно накрытый для легкой закуски: канапе, тарталетки с начинкой, фрукты.

– А вот и красавицы! – обрадовался Фиолетовый, увидев нас.

Сергей явно был в восторге от маминого преображения: не стал громко восторгаться, но так нежно поцеловал ее – няшная сцена мелодрамы, да и только. А потом вдруг заозирался:

– Где Женя?

Мама рассмеялась.

– Ну, ты даешь! Я-то, оказывается, еще мало преобразилась.

Несколько секунд можно было насладиться немой сценой. Первым ожил невысокий мужчина, похожий на острый кинжальчик в черном бархатном чехле.

– Какой потенциал! – воскликнул он, глядя на меня, и глаза предательски блеснули.

– Вот именно, – отрезал Сергей, шагнул вперед и, обняв, притянул меня, а затем очень весомо повторил, глядя на мужчину-кинжала. – Вот именно.

– И какой же у меня потенциал?

Но черный бархат пожал плечами и захихикал, Сергей тоже рассмеялся. Все вдруг вспомнили, зачем пришли сюда, и поспешили огласить тост за новобрачных. Побежало, хлопая пробками, по бокалам шампанское, хрустальные колокола отзвенели, и под разноголосое: «Горько! Сладко!» – Сергей с мамой поцеловались.

Смотреть на это всегда немножко неловко, как будто жадно глотнула газировки, и вот уже пузырики щекочут прямо под кожей, и еле сдерживаешься. Поэтому я стала прицеливаться к самым вкусным тарталеткам, но Фиолетовый опять привлек внимание. Он первым поднял большой бокал с поблескивающим, очень темным (что же там за виноград?) вином и, пока молодой парень в зеленом камзоле обносил всех этим напитком, возгласил:

– Вы украсили сегодня наш праздник, зажгли его своей радостью. Все мы благодарны, Сильвестр, что именно…

– Ктооо?! Ой…

Это вышло так громко, что я в ужасе зажала рот ладонью, но все уже, естественно, пялились на меня. Даже зеленый «официант» притормозил, и Ведьмочке пришлось выхватывать свой бокал. Мама грозно шикнула и забормотала извинения, а Сергей смущенно улыбнулся и развел руками.

– Когда-нибудь обнаружилось бы.

– То есть, правда, «Сильвестр»?!

– Так и есть. Батюшка был изобретателен по этой части. Но жить с таким именем неудобно, поэтому…

– Да ладно! Не в школе ведь уже – не задразнят. По-моему, классно звучит. И подходит больше. Мама, правда?

– Именно так, – хитро поддакнул Кинжал.

– Женя, успокойся, – мама сделала «страшные» глаза.

– Малышка права, – примирительно заметил Фиолетовый. – Время пришло: пора перестать таиться, скрывать свои имена, лица, сущности. В том числе за это поднимаю тост: за отличия, инаковость, особенность – в них сила. Все, здесь собравшиеся, готовы заявить этому миру: мы пришли, мы другие, мы лучшие! Долго реальность тосковала по яркости и ярости. Долго мы ждали. Но завтра принадлежит нам!

Бредовой обстановочке – бредовая речь. Бокалы взметнулись, и последний – такой же полнехонький – всучили мне. Мама ойкнула, Сергей нахмурился, но Ведьмочка поспешила их успокоить:

– Все в порядке: Чертенку хорошо разбавили соком.

– Не переживай, – шепнул маме Сергей. – От этого ничего не случится.

– Сильвестр, наш вождь сегодня, – торжественно и радостно, будто венчая на царство, обратился Фиолетовый. – До дна!

Я тоже решилась. Напиток оказался плотным, сладковато-терпким, со странным привкусом, щипнувшим небо. Пытаясь разобраться, что за сок туда добавили, я пила и пила, и вдруг в бокале едва осталось. А Сергей осушил свой целиком, и неожиданно хлопнул его об пол – только взметнулись хрустальные бабочки. Как по сигналу из ниоткуда заиграла музыка – хватающая за сердце, за руки, чтобы бегом по траве, по холодной росе, по звездной пыли. И он вдруг начал танцевать – не стесняясь, красиво – что-то разудалое: то ли казачок, то ли джигу.

Я завизжала от восторга: так это было дерзко, странно, по-хулигански. Совершенно не похоже на него. И дико для взрослого мужчины. Но никто не ужаснулся, не скривился, не смеялся над ним. Гости вскрикивали, отбивали такт и тоже были в восторге.

Сергей подхватил маму и закружил ее, хохочущую, в танце. А ритм нарастал, скрипка звучала все ярче, пробиваясь на первое место, и музыка – тратата-тра-та-там – ввинчивалась в самое сердце. На очередном вираже они подхватили за руки меня – и комната завертелась, и я снова завизжала. Потому что иначе никак, иначе разорвется грудь от ликования.

И тратата-тата-татам! Ведьмочка вдруг вцепилась в мою руку: все гости присоединились к бешеному вращению. Как только хватало места нашему хороводу! Словно столы исчезли, и раздвинулись стены, и трата-та-там – мы вот-вот взлетим над полом, поднимемся вверх по этой «солонке» и взорвем витражное окно разноцветными брызгами.

А в «трата-там» все явственнее звучал напев: «Хей-хей, хозяин вернулся!» Непонятно было, что же за хозяин, но очень хорошо, спокойно: раз вернулся, все теперь будет правильно. И я стала подпевать: «Хей-хей!» – пока все не присоединились. Наше яростное кружение не могло удержаться в границах залы и вырвалось, будто дракон из башни – круг разорвался.

Вереницей мы проскочили коридор и выбежали наружу. Вот это да! Казалось, прошло часа полтора, а снаружи окончательно стемнело, и просторный парк освещало множество фонариков, развешанных на ветках голых уже, чернеющих скелетами деревьев и просто так – растянутые гроздьями над дорожками. А как только мы появились, тьма взорвалась фейерверками. Со свистом и хлопаньем огненные фонтаны взлетали высоко над головами, крышей дворца, деревьями и осыпались искрами в траву. Клянусь, я видела, как они наполняют воздух вокруг, будто огненные снежинки. И внезапно парк огласили аплодисменты, свист, улюлюканье: оказалось, там полно людей. Вспышки освещали их, раздвигая темноту – в основном собрались молодые парни и девушки. В обычной одежде, даже без масок. Они не знали, куда едут (зануды!) или решились в последний момент? Но хозяев вечеринки это ничуть не смутило. Фиолетовый, выйдя вперед, на возвышение парадного крыльца, крикнул, перекрывая последний свист закончившегося фейерверка:

– Добро пожаловать, дорогие гости! Приветствуем всех и каждого. Приветствуем и благодарим! Наш праздник – ваша радость. Угощайтесь, веселитесь – все вокруг к вашим услугам до самого рассвета. Пусть не будет одиноких и печальных. Пусть шумит, и ликует, и безумствует эта ночь!

Предложение всем пришлось очень по душе. А уж мне-то как! Не потащит ведь нас Сергей отсюда в разгар веселья, и не получится отправить меня спать. Хотя неплохо бы подстраховаться. Осторожно оглядевшись и убедившись, что никто не видит, я шустро юркнула за высокий куст, выстриженный в форме пирамиды, а оттуда – на окружную тропинку.

Народ зажигал вовсю. В разных местах парка прятались колонки, и разудалая музыка задавала тон, а тут и там ждало угощение. Тропинка вывела прямо к жаровне, где белозубый повар в настоящем колпаке готовил мясо. Да такое, что от одного запаха желудок запищал. Подмигнув и заметив: «Принцессе – самое лучшее!» – он положил изумительный кусок жаркого в пышную булочку и протянул мне. Мясо истекало соком, чуть сладковатое от поджаристой корочки и тающее быстрее, чем жуешь. Невероятно, но праздник стал еще веселее! Я брела по дорожке и глазела на народ, а они меня будто не замечали. Идеально! Дорожки запутывались клубком в когтях кошки. И везде что-нибудь да пряталось: то шутиха, шуршащая искрами, то статуя, то фонтанчик, то столик с закусками. То выросло прямо на пути маленькое коренастое деревце, тоже причудливо выстриженное. А прямо за ним… Зеленый «официант» обнимал девушку в широких модных джинсах. Длинные темные волосы рассыпались по спине, она странно изогнулась, запрокинув голову, а по губам и подбородку парня стекала яркая кровь. Я взвизгнула, девушка вздрогнула, и морок пропал: оба держали бокалы, и Зеленый просто поперхнулся от неожиданности.

– Ой, извините, – пропищала я и дала деру.

Ух, и странно же! Галлюцинации начались. А вокруг шумели, смеялись, болтали. Я заметила Ведьмочку с рыжеволосой подружкой в окружении мужчин и поспешила свернуть в сторону. Стена живой изгороди закончилась тупичком, и буквально столкнула меня с Черным Кинжалом. Он стоял, глядя вверх, в черное небо, через странное маленькое устройство – то ли зрительную трубу, то ли калейдоскоп. Обернувшись, Кинжал мгновенным движением сложил приборчик и спрятал в карман, нацепив на узкое лицо маску самой милой улыбки.

– Гуляешь?

– Как все. А вы спрятались?

– От суеты нужно отдыхать.

– И чем-нибудь поинтереснее заниматься.

Улыбка стала хищной.

– Не доверяй сегодня своим глазам.

– Почему это? – и сразу вспомнился Зеленый с подружкой.

Кинжал молча указал на небо: прямо над нами сияла огромная луна, желтая, как глаз пантеры.

– Сегодня полнолуние? А я и не заметила. Вот почему так светло.

– Особенное полнолуние, заметь. Поворачивается Колесо.

– Какое Колесо?

Опять улыбка и молчание. Это уже бесило.

– Вы прямо любите недоговаривать, да?

– Информация есть оружие, с которым нужно обращаться правильно.

– Поэтому не захотели сказать, в чем мой потенциал?

– Это должен решать Сильвестр – он за тебя в ответе. Вот и спроси.

– Какой хитрец! Он же не скажет. Все взрослые такие: если вбили себе в голову, что «ребенку лучше не знать», ни за что не расскажут.

Кинжал пожал плечами:

– Чудеса тоже случаются. Я, например, каждую субботу прихожу на Патриаршие покормить голубей и встретить закат. И надеюсь на чудо.

– Какое? Что они скажут «спасибо» или превратятся в жар-птиц?

Еще одна улыбка, и он исчез! Растворился в темноте аллеи. Тупичок оказался ложным. Странно тут все. Но и интересно. Там, где тайны, непонятности, там веселее. Так и начинаются приключения. Но пока ты бродишь в непонятках, это злит. Тем более, не разберешься: это так по правилам игры или просто потому что ты мелкая.

Только увидев стеклянную горку с напитками, я поняла, как сильно хочу пить. Бокалы пестрели желтым, зеленым, оранжевым. Цвета смешивались, наслаивались. Я выбрала дикую смесь зеленого с алым – похоже на арбуз и так же пахнет. Но не успела и глотка сделать, невесть откуда выскочила Ведьмочка.

– Нет, нет, дорогуша! Коктейли не для тебя. Сильвестр нам головы оторвет.

– Боитесь его?

– Разумно опасаюсь, – подмигнула она и протянула бокал с тем самым рубиновым напитком, ловко выудив из-за радужной толпы. – Для тебя приготовлен сок.

– Спасибо. Это очень… любезно.

– Не за что. Мы правда рады, что вы приехали. Лиза всех очаровала, а уж ты – вылитый чертенок. Сильвестру повезло.

– Вы давно его знаете?

– Его нельзя знать давно.

– Все здесь какие-то загадки загадывают!

– Это основа основ, милая. Мир нелогичен и небинарен. Если хочешь в нем преуспеть, нужно быть такой же. Тогда станут понятны его тайные тропки, пароли и правила. Все равно, что получить гайд по самому крутейшему квесту под названием «твоя жизнь»! Уже выпила сок? Отлично! Нужна помощь.

– В чем?

– В одной игре. Очень важной игре! Она помогает Колесу вращаться.

– Да о каком Колесе вы все говорите?!

– Увидишь, – хихикнула Ведьмочка, и потянула за собой.

На большой поляне парка уже начиналась игра. «Немаскарадные» гости в большом хороводе медленно двигались под ритмичную музыку. Мы, поднырнув под руками танцующих, оказались внутри, где стояла самая старшая из «хозяев» – в стимпанковском цилиндре. Идеальное каре седеющих волос, бордовая помада резко подчеркивает капризные губы – вылитая Злая Королева из сказки. Но мне она радостно кивнула, и, взявшись за руки, мы тоже плавно закружились – маленький круг внутри большого – только против часовой стрелки. Музыка начала ускоряться. Мы пританцовывали, припрыгивали: очень уж задорно выводила скрипка под басовитое – бам-бам! – тамбурина и – фили-фили-фью! – вторящей флейты. А потом уже раз-два-три – и мы бежим. Вертимся все быстрее и быстрее. Внешний круг слился в сплошное кольцо, а сверху щедро текла луна – огромная зрелая тыква. Хотелось мчаться все быстрее и быстрее! Не кружилась голова, не сбивалось дыхание, ноги скользили над землей, и такой мощный поток силы и восторга засасывало в наш круговорот, что мы обязательно, обязательно должны были взлететь!

***

Если посмотришь, не жмурясь, прямо на солнце, ничего потом не видно – зеленое сияние поселяется в зрачках. Наверное, поэтому я не помню: что было после игры, как и когда мы добрались обратно в гостиницу. Если хорошенько напрячь память, всплывает картинка: мы в длинном черном автомобиле с открытым верхом мчим по спящим улицам Москвы. Но это уже явно сон. Во-первых, потому что кабриолет всхрапывал, совсем как демонический конь, а стены домов отзывались эхом грохочущих копыт, и во-вторых, за рулем был Сергей и лихачил как заправский гонщик.

В общем, проснулась уже в своей кровати. И это было пренеприятное пробуждение! За окном хмарь непроглядная: то ли дождь, то ли туман. А тебя вытряхивают из постели и велят поскорее собираться – пора ехать. За стенкой Сергей по телефону бубнит, мама из комнаты в комнату бегает.

– Ежик, вставай скорее! Я заказала еду в номер – нужно обязательно перекусить. Слышишь? Не кривись. Дорога дальняя, а ты вчера почти не ела.

– Зато вы и ели, и веселились, и даже выспались.

– Пеняй на себя: в следующий раз не будешь проситься на взрослый праздник. Видишь, как тяжело всю ночь скакать.

– «Всю ночь скакать».

– Не передразнивай.

– «Передразнивай».

– Ты сегодня невозможна!

– Раз я не возможна, то меня нет, и сплю дальше.

Но закопаться в одеяло не получилось.

– Женя!

– Аааа…

День пришлось начать, хотя этого подвига никто не оценил. Его, можно сказать, дисквалифицировали: на столе ждал куриный суп. Обед, унылый, как моя жизнь! Хорошо хоть из-за спешки даже попытка есть была засчитана, и пришлось уже мне побегать, проверяя, не забыли ли самых важных вещей. Моих.

Снаружи все-таки был туман. Густой и промозглый, ледяными пальцами он залезал за шиворот и замазывал мир оттенками сажи. Тошнотворное понимание ударило под дых: мы действительно уезжаем, своего дома больше нет, а каким окажется новый и будет ли он моим – совершенно непонятно. Я зависла облачком пара, сорванным листиком. Все суетились у такси, укладывали сумки, а меня потряхивало от озноба, и пришлось сжать челюсти, чтобы не так откровенно дрожать. Мокрый котенок за водосточной трубой.

– Женя… – тепло и сильно обняли сзади. – Женя, тебе плохо?

– Нет, – проскользнуло ледышкой через сжатые губы.

Сергей развернул меня, тревожно заглянул в глаза, пощупал лоб. Мама тут же подбежала. Вот засуетились.

– Что случилось?

– Да в порядке я.

– Она не выспалась и устала. Лиза, садись вперед, а мы устроимся на заднем, чтобы Женя поспала.

– Давай лучше я с ней.

– Не нужно, я справлюсь. А ты опусти сиденье и постарайся отдохнуть.

Ну, всеми распорядился. Я собиралась поспорить, но не вышло – совсем расквасилась. Тут уж надо молчать, иначе заплачешь. В машине послушно сняла ботинки, положила куртку Сергею на колени и легла. Шины зашуршали, такси нырнуло в течение улицы и закачалось на волнах. Озноб затих, прикрыл хвостом острый красный нос. За стеклами смутными серыми глыбами мелькали дома, радио шепотком вещало новости. Бла-бла-бла. Диктор, сухо перечисляя происшествия, заметил, что пожар, вспыхнувший ночью в подмосковной усадьбе, памятнике 18 века, практически нейтрализован.

– Боже мой, это там?! – охнула мама.

– Мало ли у нас таких бесприютных «памятников»: стоят под условной охраной, ветшают и разваливаются. Кто там только не ошивается. Я звонил ребятам – у них все в порядке. Выключите, пожалуйста, радио: у нас ребенок спит.

Теперь долетал только глухой, через вату, шум города. Моего города. Холодная слезинка пробралась между ресницами. Еще хуже, в сто раз хуже из-за этого праздника.

Так я узнала, что волшебство обязательно потребует расплаты. Даже если это было волшебное веселье.

Глава 3.

Не сразу было понятно, что я проснулась. Снился мне лес. И такой прекрасный, какой бывает разве только в волшебных сказках: насквозь пронизанный солнцем, но при этом тенистый, с высокими могучими деревьями, тропинками, петляющими в шелковистой траве, звоном ручьев и пересвистами птиц. Рай. Великая пуща. Дом.

А когда открыла глаза, мимо плыли, нависая над головой еловые ветки. Свет фар резал густые сумерки, и мы действительно ехали через лес. Я встрепенулась и села.

– Где мы?

– Почти дома, – Сергей чуть опустил стекло, и свежий воздух брызнул внутрь. – Выспалась?

– Приблизительно.

– Comme ci comme ça, значит? И то хорошо, – он потянулся, выпрямляя спину, и подмигнул. – Сегодня будешь спать крепко.

Он вообще выглядел очень довольным, как объевшийся сметаны кот. Даже свадьба его так не радовала. Читала где-то, что все люди делятся на «собак» и «кошек»: первым дома не сидится, вторые к своему месту привязаны. Здесь-то с этим никаких сомнений. Еще посмотреть: может, нас парочка «барсиков» встретит.

Машина проехала распахнутые деревянные ворота с массивными резными столбами. Потянулась цепочка фонарей, похожих на гигантские настольные лампы. По сторонам раскручивались темным колючим валиком кусты живой изгороди, разрываемые время от времени светлыми пятнами рабицы. Горбились скаты крыш, бликами вспыхивали окна.

– Это деревня? – спросила мама.

– Была когда-то. Потом построили дачный кооператив, раньше многолюдный, но теперь уже потерявший популярность. Регулярно бывают только старожилы, а живут и вовсе единицы, – и тут же осекся. – Испугались? В какую глушь завез.

– Ничего подобного, – мама улыбнулась и, дотянувшись, пожала Сергею руку. – Нам здесь будет чудесно, я уверена.

А то! Ей хоть на необитаемый остров – лишь бы тихо. Но ничего, там посмотрим.

Дорога повернула налево, и таксист, по команде Сергея, въехал во двор большого двухэтажного дома. Во все сгущающейся тьме он был теплым островком света – нас точно ждали. Не успели из машины выйти, разминаясь и потягиваясь, на крыльце появилась старушка, похожая на пучок хвороста – до того сухими и угловатыми были руки и ноги, торчащие из-под клетчатой юбки, – в теплой кофте, с седым узелком на макушке.

– Сергей Федорович! Добро пожаловать. Я уже беспокоиться начала.

И тут вышел кот. Точнее, выплыл – вальяжно и неторопливо, с достоинством неся свою увесистую тушку. Шикарный дымчатый кот сел на верхней ступеньке и моргнул в нашу сторону зелеными глазищами.

– У тебя только один? – прошипела я на ухо, схватив Сергея за рукав.

Тот сначала не понял, но заметив, куда киваю, усмехнулся:

– Эта зверюга при хозяйке – у нее их целая стая, – и переключил внимание. – Капитолина Петровна, добрый вечер! Разрешите представить: Лиза и Женя – мои девочки, а это наша домоспасительница. На ней только все и держится.

– Ох, ну скажете тоже, – смущенно захихикала старушка.

Пока они здоровались и занимались сумками, я подошла к коту. С невозмутимым спокойствием он смотрел на меня, но стоило протянуть руку, выразительно повел усами и беззвучно открыл пасть. Вот зараза! С другой стороны… Мне бы тоже не понравилось. Я присела рядом и примирительно подняла ладонь: «Можно?» Зеленый промельк и ленивое – фырк. «Зверюга» стерпел ровно полтора поглаживания, после чего мотнул хвостом и прошествовал обратно в дом. Я уже хотела следом, но «домоспасительница» прямо за руку схватила.

– Нет, нет, дорогая, ни в коем случае! Сначала должна войти твоя мама: такова традиция.

– А традиции нужно соблюдать, – согласился Сергей, подхватил маму на руки и перенес через порог.

– Совет да любовь! – воскликнула Капитолина Петровна.

– Это, типа, в знак того, что и дальше на руках носить будет? – поинтересовалась я.

– Сейчас, наверное, так говорят, – согласилась она. – Тоже красивое объяснение. Но появился этот обычай в давние времена, когда невесту часто привозили издалека – из чужих земель. И сама она была чужая и миру, и дому, а потому заветную границу – порог – перейти не могла. Нужно было ее в дом внести: тогда уже невеста становилась своей, и бояться было нечего.

– Значит, и меня тоже заносить нужно?

– Нет, это только…

– В обязательном порядке! – прорычал Сергей, схватил меня под мышку и вошел внутрь. – Все! Теперь все свои.

– В самом деле, – засуетилась Капитолина Петровна, – нам с Барином пора. Кис-кис, иди сюда.

Кот и ухом не повел, а Сергей воспротивился:

– Что за глупости! Приготовили праздничный ужин (я же чувствую, как пахнет!), а сами бежать. Нет уж, составьте нам компанию. Сегодня новоселье! Но прежде покажем хозяйке дом. Как там обычай велит? Через каждый порог переносить?

И он опять схватил хохочущую маму.

– Пусти! Опусти уже.

– Нет! Так и будем обозревать.

– Тяжело!

– Не страшно – вместе упадем.

Старушка растерянно улыбалась, глядя на эти эскапады, прихватив таки на руки не особо довольного Барина.

– Вы не пугайтесь, – успокоила я ее. – Они не все время так.

– Да нет, отчего же. Дело молодое, все правильно. Сергея Федоровича прямо не узнать: такой… счастливый. Ох, давай-ка я пока твою комнату покажу: это ведь самое интересное.

– Еще бы!

Оказалась она на втором этаже, и ни на что, кроме комнаты для девочки не похожа.

– Здесь раньше кто-то жил?

– Почему? Нет. Сергей Федорович велел переделать гостевую.

– То есть вы все устроили, пока мы собирались?!

– Да я ничего и не делала, только прибралась, да за рабочими досмотрела. Сергей Федорович сам все выбрал и заказал. Теперь ведь так удобно: по магазинам не нужно мотаться – сиди, да пощелкивай, выбирай и жди. Мы такое раньше и представить не могли. Меняется как все, – и она вздохнула. – Быстро очень меняется.

– Но хорошо же.

– По-разному. Что-то лучше стало, а что-то и хуже. Но это я ворчу по-стариковски, не слушай.

Барин между тем обошел всю комнату, запрыгнул и прошествовал по кровати, и моргнул мне: живи, мол. И верно, жить здесь хотелось. Да что уж там: просто комната мечты. Даже «груша» уже ждала меня в самом правильном месте – в уютной нише у окна.

– Сергей Федорович очень хотел, чтобы тебе понравилось, – мягко заметила старушка, сгребая кота в охапку. – Дом должен быть убежищем. Уголком, где ты – это ты, и прятаться не надо. Нам, старикам, насиженное место покидать – хуже не придумаешь, но и тебе, наверняка, трудно. Не в том ты еще возрасте, чтобы из гнезда рваться, бунтовать, крылья пробовать. После Москвы, конечно, будет непривычно. Скучно. Тихо. А только у нас здесь хорошо. По-своему. Приглядись – там и освоишься.

– Думаю… у меня получится.

***

На следующий день, выспавшись, мы принялись разбирать вещи, расставлять, привыкать и приглядываться. Так что я скинула короткое видео в группу: все путем, дом шикарный, даже сауна есть и домашний кинотеатр – обживаемся. Но к вечеру чат взорвался.

– ау, Еж!

– она пропала в тумане окончательно.

– ее съели волки! я смотрела на карте, в этой глуши сплошные леса.

– Еж, а вы на охоту ходите?

– ага и на костре готовят, и в шкуры одеваются.

– мрак! Женя возвращайся!

– и мы тебя простим.

– и все забудем.

– это она нас уже забыла.

Смайл, смайл, смайл.

– ну вы даете! всем привет из пещерного века.

– значит все-таки охотитесь!

– а волков видела?

– кота видела. и ворону.

– неправильный лес.

– в нем водятся неправильные звери. Женька не ходи туда!

– правильно! сюда ходи. держи курс на восток.

– Женька будет как Ломоносов. пехом, пехом к хорошей жизни.

– Ломоносов учиться шел.

– бедолага! егэ еще не было.

– ничего еще не было.

– только снег и медведи.

– и водка!

– зафига он тогда шел?

– на свет топал. который знание.

– а Женька теперь во тьме будет.

Смайл, смайл, смайл.

– не буду. завтра в школу.

– в Смоленск отправят?

– неа, до него далеко. тут старинная местная школа есть. больше ста лет.

– нифига себе!

– Хогвартс.

– тебе палочку уже дали?

– хорошо бы палочкой не дали. школа уже загибается. в окрестностях народу мало, а детей тем более. Сергей маму уговорил, что стоит попробовать. типа школа очень хорошая, какой-то экспериментальный подход. и добираться далеко не надо. а если не понравится, можно на следующий год в гимназию.

– в школу через лес будешь ходить?

– с ружьем наперевес!

– зимой прикиньте, как круто будет. приплетается Женька к пятому уроку: извините Марь Павловна – сугробы

Смайл, смайл, смайл.

– за мной машина будет приезжать. при школе есть.

– класс! как в Америке! тоже всегда хотела школьный автобус.

– огого они за учеников цепляются. доставим к самому порогу – только учись.

– лафа тебе будет Ежик.

– да какая лафа! если их там по пальцам пересчитать, ни за кого не спрячешься. спрашивать будут каждый день. и фиг спишешь.

– не нагоняйте на меня тоску.

– ты типа держись!

– не кисни!

– порви там всех! и возвращайся.

Смайл, смайл, смайл.

***

Если что и может испортить настроение еще больше в первый день после каникул, так это новая школа. Какой там народ? Все друг друга знают, наверняка сплоченные, как кулак сжатый. Да это и не важно: против новичка все равно будут как один. Я еще и прикачу на персональном транспорте. Хотя, может, и их привозят? Сергей сказал, что учатся в школе дети из соседних деревень.

Сам он еще спал, пока мама старалась позолотить пилюлю и напекла целую горку сырников. Золотистых, с абрикосовым вареньем. Прямо как назло.

– Мам… Я не хочу завтракать.

– Ежик, как же так? Впереди целый день. Пока вас там покормят. Не волнуйся, умница моя. Ты будешь самая лучшая!

– Не дай боже.

– Вот увидишь. Первый день – самый трудный, дальше как по маслу. Друзей найдешь. В конце концов, повезло: это лучший вариант, чем гимназия. Пока. Мне бы не хотелось, чтобы ты далеко уезжала. И так чувствую себя виноватой, что вырвала из дома, от подружек. И, может быть, тебе одиноко. Малыш, всегда, что бы ни случилось, ты будешь на первом месте. Для меня нет человека важнее.

– Все, все, ладно! Я в порядке. Ого! Машина же вот-вот приедет.

Быстро проглотив только чай, я на ходу оделась и выскочила из дома. Когда что-то делаешь, уже и не страшно. Не так страшно.

Солнце еще не показалось. Да оно здесь и не скоро показывается: со всех сторон и поселок, и дом окружает лес. Высокие разлапистые ели хмурой толпой закрывают от всего мира. Стоишь во дворе, а над тобой, как в глубину колодца ярко сияют звезды. Холодина с утра хватала за нос, а мама выскочила следом, конечно, просто в тапочках.

– Еще нет?

– Едет.

По гравию будто большой мягкий колобок катился. И вот над кустами показалась крыша авто. У меня челюсть отвисла. Само собой, на Бентли или Мерседес рассчитывать не стоило, я вообще представляла себе потертый Москвич или даже, чем черт не шутит, ржавенькую Волгу. Но машина оказалась совсем древней. Да ей те же сто лет, что и школе! С фарами навыкате, блестящая и круглая, словно доисторический жук, она скатилась на нашу дорожку прямо из временной петли, не иначе. Дверца распахнулась, и с водительского сиденья выпрыгнул кругленький человек в клетчатой стеганой куртке и отутюженных брючках. Пошевелив мощными усами, шумно втянул воздух и хлопнул в ладоши.

– Доброе утро, доброе утро, сударыни! Весьма свежее и бодрое утро. Весьма удачное для знакомства. Разрешите представиться, Василий Антонович, – в два шага он подскочил и пожал нам руки. – О вас уже наслышан, как же, как же. Очень рады новым людям, новым встречам, новым историям. Трудно поверить, что когда-то здесь все бурлило и шумело. Но времена меняются, да… Не извольте беспокоиться, отроковицу доставлю обратно аккурат к закату. К вечернему чаю. Семейная трапеза – дело священное. Традиции и устои, да. Еще раз – очень рад.

Он снова встряхнул маме руку, вихрем развернулся, так что меня тоже подхватило, направив к машине. Хромированная сияющая ручка дверцы торчала пистолетом, а внутри все оказалось обшито бежевой кожей. Я плюхнулась на мягкое сиденье, Василий с магической ловкостью привел в действие кучу рычажков, машина фыркнула и поехала. От такого динозавра не ожидаешь уюта, но ход был плавным, пахло не бензином, а табаком, кожей и почему-то хвоей, хоть на зеркале и не болталась вонючая «елочка».

Весело болтавший с мамой водитель теперь как воды в рот набрал. И только что-то подмурлыкивал в густые усы. Ехали мы в другую сторону от деревянных ворот, и поселок разворачивался на глазах. Тянулись заборы и сонные домики. Кто-то же должен хоть где-то за этими окнами жить. А может, есть еще ученики?

– Простите, мы будем по дороге кого-то забирать?

Василий Антонович покачал головой, не отрывая взгляда от дороги.

– Выходит, я живу дальше всех?

Кивок. Вот засада. Надо посложнее вопрос задать.

А вокруг теперь был только лес, видно, с другой стороны поселка ворота не предусмотрели или снесли за ненадобностью. И дорога была узкая, и фонари встречались гораздо реже. Но уже понемногу светало, и притихший было страх зашевелился.

– Сколько нам еще ехать?

Онемевший Василий неопределенно помахал в воздухе рукой, удивительно точно обозначив слово «недолго». Если они там все такие сдвинутые, лучше сразу кричать караул и проситься в гимназию.

Дорога начала петлять: лес не выпускал ее из своих объятий, сдвигаясь темным коридором еловой зелени, фонари выплывали из-за поворотов неожиданно, как рыбы-удильщики, а «недолго» наматывалось на самое себя. Но вдруг впереди заметно посветлело, хвойные ширмы раздвинулись, и мы въехали за низенький крошащийся забор, почти исчезнувший в сухих зарослях вьюнка, на школьный двор. И вот оно, на небольшом взгорке, – двухэтажное здание из красного кирпича с высокими решетчатыми окнами, смотревшими на меня во все глаза. По бокам главного корпуса выступали два крыла, соединенные одноэтажными переходами. Что и говорить: передо мной стояло наглядное подтверждение того, что раньше все здесь «бурлило и шумело».

Василий сделал приглашающий жест, а когда я вышла, посигналил на прощанье, и машина укатила куда-то вглубь двора. Делать нечего, пришлось идти. Уже на подходе заметила в окне второго этажа мелькнувшую мордашку – узкое белое лицо. Мелькнуло и пропало. Но меня увидели.

Со скрипом тяжелая деревянная дверь пустила внутрь. В тишину и сумерки. Пришлось остановиться и дать глазам привыкнуть. Что оказалось весьма разумным: за высоким порожком в просторный холл с колоннами спускались три ступеньки. Ни единого звука не долетало сюда, будто в обитую ватой коробку, пылящуюся на полке музея. Только под эхо своих шагов я и отправилась по шахматным вытертым и потрескавшимся плиткам.

На развилке пришлось остановиться: то ли мне вверх по лестнице, то ли в темный коридор с мутно белеющим отсветом впереди. Лестница казалась логичнее, но морийский туннель щекочуще манил, и я, конечно, не устояла. В коридоре было совсем темно, идти приходилось медленно, надеясь, что не встретится нежданная ступенька или забытый стул. Хоть и не заброшка из ужастика, но мало ли. Отсвет, на который только и можно было ориентироваться, падал откуда-то сбоку, но дойти я не успела. Неловко споткнувшись на выщербленной плитке, шатнулась, оперлась о стену и задела ручку незаметной двери. Та с легким свистом приоткрылась. Кладовка была заполнена множеством вещей. Коробки, сломанные стулья, мощные столбы свернутых плакатов и контурных карт громоздились друг на друга, закрывая даже окно, едва пропускающее свет сквозь эту выручай-комнату. Прямо по центру стояли шесть-семь манекенов, примерно моего роста. Сплетенные из гладкой лозы туловища с аккуратными слепыми головами. Очевидно, для уроков технологии. Оставалось надеяться, что их сослали окончательно, и мне не придется мучиться с одной из болванок. Шитье уж точно не для меня.

Я закрыла дверь и тут же увидела кошку. Полосатая очаровашка стояла в начале коридора, и глаза ее посверкивали в полумраке.

– Милашка! Кис-кис-кис.

Она подождала, пока я пройду полпути, потом развернулась и потрусила в сторону лестницы. Проверила, что иду следом, и легко поскакала по ступенькам. На втором этаже распахнулся коридор, где друг на друга глядели окна и двери классов, а вбок шел другой –поуже, огибая лестничный проем. Кошка выбрала его и так припустила, что скоро исчезла за углом. «Сегодня первый урок – физкультура», – поняла я и рванула следом. Только вот за поворотом коридор резко закончился, оборвавшись в комнату, и я нос к носу столкнулась с женщиной в зеленой твидовой юбке и блузке со старомодным бантом. Таких мама называет «пышечками», когда в ширину столько же, сколько в высоту, но миленькие. Эта, правда, была миленькой лет десять назад. Посмотрев на меня сквозь стекла больших круглых очков, она кивнула рыжеватым пучком и улыбнулась:

– Женя, доброе утро. Мы как раз тебя ждали.

Под «мы» подразумевалась не кошка, а двое ребятишек, заслоненных широкой юбкой. Худенькая девочка с черными косичками, мелькнувшая в окне, и пухлощекий мальчишка почти на голову ниже.

– Здравствуйте. Я, наверное, опоздала…

– Вовсе нет. Я имела в виду, что мы рады. Для школы любой ученик подарок, но сразу видно, что ты умница, – и она очень душевно улыбнулась. – Уверена, и мы тебя не разочаруем.

Ого! Я точно бесплатно учусь?

– Вот твои товарищи, – из-за спины учительницы выудилась не очень-то радостная парочка. – Мал и Дарья. Ярослав сейчас в саду. А меня зовут Роза Георгиевна, и я отвечаю за гуманитарный профиль.

– Это как?

– Буду преподавать тебе русский и иностранные языки, литературу, историю и обществознание.

– Сразу все? Это потому что в школе учителей не хватает?

– Педагогов у нас не много, но дело не в этом, дорогая. Каждого учителя должно «хватать» на свой профиль. Все эти предметы связаны и не могут преподаваться в отрыве друг от друга. Разве это не очевидно?

– Эм… Наверное. Нам иногда на литературе учительница рассказывает что-нибудь по истории, чтобы понятнее было. И на английском разбираем тексты. Но учителя все разные.

Роза Георгиевна покачала головой:

– Удручающе. Образование слишком важная сфера, чтобы допускать рискованные эксперименты.

«Эксперименты?»

– Но не будем о грустном. Для начала нужно осмотреться и познакомиться со всем. Ребята помогут удовлетворить твое любопытство. Наш девиз – «Будь неистов в постижении нового». Это находит отклик в сердце любого ребенка (если только он не погубил себя) и лучших взрослых. Поэтому: «добро пожаловать» и встретимся через час в проекторной.

Она еще раз улыбнулась, энергично хлопнула в ладоши, подбадривая начать «знакомство», и не оставалось ничего другого, кроме как развернуться и выйти в коридор вместе с навязанным сопровождением. Мы добрались до лестничного пролета, и тут мелюзгу как прорвало:

– А ты весной родилась или осенью?

– Тебе понравилось, понравилось у нас?

– Ты очень красивая!

– Будешь с нами гулять?

– Ну… мы и так уже вроде гуляем.

– Нет, нет, во дворе!

– В школьном дворе, там много интересного.

– Мы все, все покажем.

– Давайте сначала здесь, в школе.

– Да!

– Правильно.

– Тогда нам сюда, – кивнула Даша, и мы отправились в большой коридор.

На дверях классов висели таблички, и я сразу заприметила, где та самая «Проекторская». Остальные были не менее чудными: вместо кабинета физики, математики или номера класса там значилось – «Опытная», «Рабочая», «Лекцклуб».

– А сколько в школе учеников?

– Ярослав в саду, – напомнил Мал.

– Ок, а вообще сколько?

Они замолчали и уставились на меня.

– Только не говорите, что вас трое.

– Четверо, – улыбнулся мальчишка, ткнув в меня пальцем.

Просто отлично! Супер! Куда я попала?

В этот момент юзнуло уведомление Телеги – малыши подпрыгнули. Анжи захлебывалась от восторга (я успела скинуть ей фото машины-динозавра): «вау! ты хоть понимаешь, что это?? Форд Модель Делюкс! я папе отсылала, он сказал, такие в 20 годах прошлого века делали. на заре блин автопрома! да еще в суперском состоянии, на ходу! ты в сказку попала, подруга».

Ага! Принцесса есть, ждем дракона. Дети между тем таращились на телефон. Мал сопел, Даша хмурилась.

– Вы как будто смартфона не видели.

– А зачем он?

Так я узнала, что «веселья» впереди еще много.

Глава 4.

Распахнув все пять фиолетовых лепестков вокруг алого венчика, на подлокотнике моего стула лежал цветок. Я старалась сосредоточиться на фильме, но краем глаза замечала робкую улыбку Ярослава. Каждый день ждет маленький «привет» из его сада – цветок, или красивый листик, или, однажды, завиток побега. Зимний сад при школе – владения Славы. Его «проект». Комната со стеклянным потолком в глубине левого крыла, наполненная зеленью всех оттенков. Слова не вытянешь из этого мальчишки, только щурит светло-голубые глаза, да морщит острый нос, засеянный веснушками. Но среди своих горшков он царь и бог. То, что разговаривает – шепотком – с любимыми джунглями, это еще ладно, бабульки тоже, бывает, рассаде чуть не имена дают, но ведь зелепуха ему как будто отвечает! Иначе откуда он так точно знает, где веточку подвязать, где тлю найти, где чуть подрыхлить.

На панорамном экране между тем вовсю шел мульт про крестовые походы. Типа, урок истории. Хотя «урок» здесь понятие относительное. Относительно всего, к чему я привыкла.

– Как нет расписания? – удивилась мама. – А как же ты готовишься к урокам?

– Я к ним и не готовлюсь, – читавший рядом новости Сергей фыркнул в чай и захихикал. – Мы закрепляем новый материал заданиями прямо в школе. Я поэтому и возвращаюсь позже обычного.

– Тебе не тяжело?

– Непривычно. Но так даже лучше: пока свежее в голове, делается быстрее.

Вот да. Чем копаться потом в памяти, проще решить тест сразу после этого мульта. Пока крестоносцы с сарацинами не разбежались. Впрочем, туда им на самом деле и дорога. Фильм кукольный, как и прочие, но даже так противно видеть, до чего людей жадность, глупость и жестокость доводит. Даша вон откровенно морщится.

– Подожди, ты же сказала, что эти ребята тебя младше, – недоумевала мама, узнав, что учимся мы все вместе.

– Ну, да. Славка на год, а ребята в пятом классе, по идее. Но куда нас еще и делить? Задания разные, конечно, дают. А так – им интересно. «Стимулирует воображение», как Роза Георгиевна говорит.

– Ох, она вообще много чего говорит, – нахмурилась мама. – Я понимаю, новые подходы, методики, но у них все совсем уж с ног на голову. Уроков толком нет, учебников тоже, о программе никто и не слышал. Как бы нам это боком не вышло: будет потом отставание по всем предметам.

– Не суетись, – обнял ее Сергей. – У школы чудесная репутация: я наводил справки. Да, детей очень мало, но два года назад их выпускник поступил в МГУ, причем с легкостью. Если хочешь, договоримся, и Женя сдаст экзамены в конце года по ключевым дисциплинам. Проверим. Зато человек доволен – видишь.

Да. В целом. Несмотря на все непривычности и странности. Это я еще не стала маме рассказывать, что в школе не было уроков физкультуры, музыки и рисования. Как выразилась на мой осторожный вопрос Олимпия Карловна (спец по естественным наукам): «Если взрослые думают, что они могут объяснять ребенку, как он должен двигаться, рисовать или петь, они ничего не понимают ни в детях, ни в искусстве». При этом «игровая» комната, где тихо работало радио на классической волне и имелись все инструменты для ИЗО, всегда была открыта, а для игр во дворе выделялось особое время.

Когда в Телеге ко мне приставали «объясни да объясни, как там» – я ответила: «Свободно». Можно свободно прогулять урок, зачитавшись в библиотеке (я так однажды пропустила геометрию, и никто не хватился), можно свободно перекроить план уроков, если внезапно проклюнулся бутон на лысом колючем кустике в саду Славы, и следует срочно изучить особенности семейства лавровых, или когда мы обнаружили подсобку школьного театра, и два дня уходит на любительскую постановку «Ревизора», потому что «пьесу грех читать, если можно показать».

Да, у меня было предостаточно времени, чтобы исследовать все углы и закоулки школы. В сопровождении неунывающих и неотстающих Мала и Даши. Я у них стала личным айдолом: что ни сделай, ни скажи – парочка всегда «за». Не сказать, что неприятно, но бывает напряжно.

На Хогвартс здание вполне тянуло: масштабно, запутанно и с нужным градусом таинственности. Это походило на прогулку по заброшенному городу: когда-то здесь кипела жизнь, вот ее следы, вот напоминания, вот имена и лица тех людей, кого давно нет, а может, и не было. Нашелся даже маленький музей истории школы – квадратная комната без окон, по стенам – тематические стенды, вымпелы, манекены с формой. В моей прежней школе тоже был подобный уголок, только здесь на флагах красовались надписи с «ерами» и «ятями», а один манекен принарядился в форму гимназиста царских времен. Распухшие альбомы со статьями и фотографиями лежали раскрытые на столах, горделиво напоминая о славном прошлом. Что ж, было о чем: и праздники они устраивали знатные, и спектакли ставили, и активно помогали лесничеству. Об этом шефстве над лесом материалов было больше всего. Дело-то хорошее, если так посмотреть.

– Мы сюда часто приходим, – поделилась Даша. – Роза Георгиевна говорит, что с прошлого нужно время от времени сметать пыль.

– С настоящего тоже неплохо.

Она посмотрела удивленно.

– Настоящее движется.

Вот иногда они выдавали что-нибудь непонятное. Мелкие, мелкие, а как брякнут. Или это: всюду провели, все показали, а потом выясняется, что у них тоже есть «проекты», но «туда пока нельзя, нет, нет, не смотри, надо доделать». Я бы подумала: интригу нагнетают – если бы не видела, как им не терпится меня провести в святая святых. И однажды этот день настал. Торжественнее только инаугурация проходит. Еле сдерживалась, чтобы их не расстроить. Но терпеть пришлось только до тех пор, пока Мал не открыл неприметную дверь в тупике правого крыла. Неприметную, но весьма надежную, потому что из-за нее совершенно не просачивались шорохи, писки и прочие звуки крохотного зоопарка.

Кабинет не мог тягаться размерами с зимним садом Славы, поэтому казалось, что всего здесь слишком много: глаз, хвостов, лап, крыльев. За стеклами и решетками клеток шевелились, перепархивали, спали питомцы Мала. Несколько крыс развлекались в просторной клетке, вставая на задние лапки, юркая по лесенкам, волоча за собой длинные лысые хвосты. Безразличным пухнястым комочком спали сбившиеся в кучу хомячки, а по соседству, ни на кого не обращая внимания, неслась в колесе серо-рыжая белка. В большущей клетке скакала с веточки на веточку целая стая: желтоватые, с зеленым отливом, с алой грудкой – маленькие птички, поскрипывающие, попискивающие, пускающие нежную трель. Наособицу сидели два пузатых, нахохленных снегиря. «Снегирь обыкновенный (Pyrrhula pyrrhula)» – гласила аккуратная табличка под красавцами. Активной мелкотой оказались малиновки и овсянки, вьюрки и зеленушки. Взгляд скользнул ниже: «Vipera berus – Обыкновенная гадюка». Тело среагировало, не утруждая мозг лишней работой, – я отшатнулась и почувствовала, как сердце застучало быстрее. На первый взгляд за стеклом, среди корней, песка и листьев никого не было.

– Гадюки в это время обычно отдыхают, – успокоил Мал. – Не бойся: я хорошо присматриваю за ними – не выберутся. А тут рядом – Медянка. Смотри. Она не ядовитая.

Не ядовитая, значит, не опасная, но странное дело, достаточно увидеть эти черные глазки-бусины и скользящий язычок, как сердце все равно встрепенется. Инстинкты – упрямая штука.

– Поиграй с ней – сейчас вытащу.

– Что? Нет! Не надо.

Но Мал уже поднял крышку аквариума и, как факир ленточки из цилиндра, достал сероватую змейку.

– Смотри, какая красавица!

Не успела я опомниться, как он сунул красавицу прямо мне в руки. Когда ты цепенеешь, это значит, что внезапно весь сосредотачиваешься в голове, а остальное тело вдруг остается без присмотра и приказам не подчиняется. Теперь я знаю. Медянка развернула клубочек своего тельца, чуть покачала узкой головкой и плавно заскользила, обвивая запястье. Оказывается, змеи совсем не липкие и холодные, а даже приятные на ощупь. Успокоенная моей неподвижностью, «красавица» полезла дальше по руке.

– Она думает, что я дерево?

– Ей нравится, что ты теплая.

– Только гадюку, пожалуйста, не доставай.

Мал даже обиделся:

– Я не дурак. Я же не напугать тебя хотел. Она из всех зверей самая смирная.

– Он иногда ее на шею вешает, и в других клетках убирает, – хихикнула Даша и потянула за рукав. – Посмотри, ты еще не видела мой проект.

Увидев стеклянные ящички, я сначала вздрогнула, не сразу сообразив, что все эти жучищи и гусеницы не живые. За стеклышками были аккуратно рассортированы и насажены на булавки разнообразные насекомые. И не знала, что у нас их столько!

– Тебе нравится? – с гордостью спросила хозяйка паноптикума.

Некоторые жучары были даже ничего: щитки переливались зеленым, фиолетовым и синим, а из-под них выглядывали тончайшие крылья. Лучше всего смотрелись, конечно, бабочки. Голубеньких, желтых, оранжевых в крапинку горделиво отодвигал махаон. Я таких только на картинке видела. И там они, кстати, смотрелись живее, натуральнее что ли, пронзенных, мертвых экспонатов. Вот бы они вспорхнули, закружили стайкой над головой! Пусть только ночные остаются себе в коробке и ползают там. Не люблю их толстенькие волосатые тела и будто присыпанные мучкой крылья.

– Вот, где вы все прячетесь, – долетел из коридора ласковый басок, и в кабинет вошел Петр Платонович.

Хотя «вошел» ему не очень подходит. Вкатился. Меня всегда поражала его походка: словно под круглым широким туловищем не две ноги, а пара колесиков, плавно несущих своего владельца, куда он пожелает.

– Олимпиада Карловна вас ищет, – подмигнул он малышам. – Кто обещал ей помочь?

– Ой, да! Мы сейчас.

– Бегом, бегом! – прихлопнул он руками, и ребят сдуло из комнаты, как перепуганных воробьев.

– Эй, Мал! – спохватилась я, вспомнив, что тельце медянки все еще ласково обвивает шею. – Эй, ее же нужно убрать!

– Давай-ка я помогу. Не суетись. Открывай аквариум.

Петр Платонович бережно снял с меня змею и, воркуя над ней: «Что за красавица, что за умница. Кто у нас умница?» – водворил на место.

– Вы не хуже Мала с ними обращаетесь!

– Ну, что ты. Это мелочь – погладить, покормить. Приятно повозиться с живыми душами. Частенько сюда прихожу посидеть в тишине. Вздремнуть, – хитро подмигнул он, – есть и такой грешок.

– Да, они здесь здорово все оборудовали. Правильно вы им подобрали проекты.

– Они сами выбирали, чем хотят заниматься. Как и Слава. Суть проекта не в том, чтобы дать задание потруднее – следует раскрыть способности ученика.

– Звучит очень…

– Педагогично?

Мы рассмеялись. Самое классное, что Петр Платонович такой веселый и легкий. Точно пузатый воздушный шарик. Как он воскликнул, когда я призналась, что математику не люблю и не понимаю:

– Бедняжка! Ее нельзя не понимать. Возможно только плохо объяснить.

И не нашлось бы такого идиота, которому он бы не смог. Петр Платонович рисовал пальцами в воздухе схемы, призывая нас увидеть все цветные буквы и цифры, и – черт побери! – мы видели. Он рассказывал забавные истории о скучнейших задачах по физике, и удивительным образом все становилось понятным.

В общем, если бы это предложил кто-то другой… Но именно Петр Платонович сказал:

– Почему бы тебе не придумать свой проект?

– Но я не знаю… Что это может быть?

– А что тебе интересно?

– Мало ли. Вряд ли можно сделать проект из просмотра аниме, например.

– Безусловно. Но это, по-моему, и не особенно интересно. Пассивное потребление – удел человека уставшего или отчаявшегося. А в начале жизни, когда так много еще сил и желаний, идей и сомнений, страха и азарта – грех не выплескивать эту радугу эмоций в творение, созидание. Что ты можешь создать?

И пытливо уставился на меня.

– Ну… я умею рисовать.

– Великолепно! Настоящее искусство в школе – давно у нас такого не было. Евгения, я предчувствую чудеса! Не разочаруй старика, не откажись от проекта.

***

– стоп-стоп! что они тебе предложили?

– обновить все стенды: их в коридорах и кабинетах пруд пруди. но это просто кровь из глаз!!! им сто лет, и делал пьяный физрук на пару с пятиклашкой.

– там подпись?

– там адовый адец

– скучноватый проект у тебя – змеи круче.

– вот сама и разводи. посмотрим, как будешь им мышей скармливать.

– ради этого я жаб заведу.

– наш проект «разведение тварей – возвращение Ежика»!

– что блин?

– да уж, Светик, ты лошара. слоган – мощь!

– притихните вы! Женька писала, ей еще что-то поручили.

– ну да. стенды на самом деле я им предложила, а Роза Георгиевна сказала, что могу себя не сдерживать, и стены типа тоже в моем распоряжении.

– ошиздеть мои печеньки!

– прикиньте – всякие там Леонардо и Микеланджело к старости соборы расписывали, а Женька уже звезда!

– Глазунов, подвинься!

– а у нас будут интервью брать – разведывать желтые секретики.

– поняла Ежик? с нами надо дружить – мы много знаем.

– да, Ежик, слышала? поняла теперь, кто твой настоящий друг?

– вот хитрожопая!

– Светик наш отличается умом и соображением

– и воображением. быстро вы из меня второго Леонардо сделали.

– кто же если не мы. вас гениев поддерживать надо!

***

Дома тоже порадовались.

– Малыш, это чудесная новость! – восхитилась мама, оторвавшись от записок, которыми она заполняла очередной блокнот. – Какая возможность, какой простор!

– Теперь уже не против «новаторского подхода»?

– Считай, что всеми лапами «за»!

– Ты рисуешь? – вмешался Сергей.

– Черкаю помаленьку.

– Слушай ее! Уже три года ходит в художественную школу.

– Мама! Сколько раз повторять: это всего лишь кружок.

– Какая разница, как назвать?

– Большая. У нас нет ни оценок, ни экзаменов. И на конкурсы нас не отправляют. Роберт Павлович работает с нами после занятий – типа факультатива.

– Но если тебе так нравится, почему не заняться серьезно? – нахмурился Сергей.

Терпеть не могу таких разговоров: все им надо ленточкой обернуть, бирочку повесить. Либо ты художник начинающий, либо – иди, девочка, не мешай. Дипломик нужен, грамотка. А то на стену вешать нечего.

– У нас и так все серьезно! Роберт Павлович профессионал. У него большой опыт. Он нас возит на выставки и мастер-классы. А дипломчик мне не нужен.

– Женя! – всполошилась мама.

– Теперь понимаю, почему тебя зовут Ежиком, – рассмеялся Сергей. – Я и не собирался давить. Просто подумал: может, это из-за сомнений в себе или еще чего (ага, например, немалой такой денежки каждый месяц за эту «художественную», блин ее, школу). Настоящий учитель, способный вырастить талант, действительно гораздо важнее каких-то там дипломов. Ясно одно: искусству надо помогать! Так что едем завтра в город за всем необходимым.

«В город», значит, в Смоленск. Там мы бывали уже не раз. Образцовые выходные: ресторанчик, кино с попкорном, поход по магазинам. Хотя чаще мы все же отправлялись в лес. Нет. В Лес. Потому что это не он рос вокруг поселка. Это поселок ютился в нем. Пользовался выделенным пространством и покровительством.

Зима в этом году не торопилась со снегом. Может, случилась накладка с доставкой? Тучи задержали на таможне, и они продолжали где-то сыпать и сыпать, наметая сугробы. А у нас – промерзшая земля, клочья побуревшей, хрусткой по утрам от инея травы, штриховка веток, затягивающая лес сумраком уже с обеда. Тропок там было немного, и ни одной случайной: та выводила на шоссе, другая долгим кружным путем шла к школе, какая-то вела даже к дальнему соседскому поселку, о котором я только слышала.

«Если вдруг потерялась, обязательно ищи тропку, – объяснял Сергей. – Куда-нибудь обязательно придешь». И не запрещал гулять в одиночку, хотя заблудиться мне было легче, чем он думал. Я и бывала то в лесу до этого пару раз, а такой видела впервые. Настоящий. По-другому и не скажешь. Самый всамделишный лес. Не было в нем непроходимых буреломов, и паутина клоками не свисала с деревьев, а все-таки чувствовалось нутром – косточками и поджилками – что такие вот леса стояли когда-то по всей земле. Про них сказки сказывались и песни пелись. Здесь где-то и Серый волк, и избушка на курьих ножках. Не виделось, но верилось.

И вот, наконец, запуржило, заснежило. Как заставку поменяли: утром еще ехала по темному голому лесу, а возвращалась через белую сказку. Снегопад прошел незамеченным в хлопотах по проекту. В Смоленске мы прикупили не просто все нужные, но с лихвой еще и для вдохновения канцтовары. Словечко, конечно, супер. Когда я еще была мелкой, неподалеку работал такой магазинчик. Бродить я в нем обожала – куда там игрушечному отделу. Мама уже за три квартала старалась водить меня, потому что мимо пройти не было никакой возможности. И каждый раз над головой хищно клацало это «канц-канц». Я считала боязливые мурашки платой за вход. Несущественной. И когда в таком волшебном царстве тебе говорят: «Бери все, что хочешь…» В общем, я честно постаралась не наглеть. Было трудно.

– Итак, проект обеспечен всем необходимым? – поинтересовался Сергей, когда мы грузили в такси пакеты.

– Еще бы! Я прямо завтра начну.

И начала. Дух захватывало, и немножко кружилась голова от масштаба. Пришлось заставить себя не хвататься сразу за кисти, а сначала прикинуть, как что будет. Наскальную живопись оставила на потом: начнем прямо как хорошие девочки – не с десерта, а с полезного супчика. То есть со стендов. Тем более что они своим уродством раздражали жутко. Когда скучнейшая часть работы (пронумеровать их – какой где висел, снять со стен, эксплуатируя помощь Славы, Петра Платоновича, стремянки и имени черта всуе) была выполнена, и все стенды расставлены в выбранном кабинете (угловая комната, шикарное двустороннее освещение), где я уже раскидала в нужном беспорядке канцтоварные богатства, наконец-то можно было приступить к делу. Я стояла посреди комнаты, подбоченясь и прикидывая: отдирать сразу все бумажки и надписи или по ходу работы, – а благоговейно притихшие зрители в количестве трех душ ждали волшебства.

Когда ребята узнали о моем проекте, у Мала глаза стали абсолютно круглыми:

– Ты будешь рисовать прямо… из головы? Придумывать?

– Ээ, ну, что-то буду и срисовывать. Наверное. В библиотеке есть отличная энциклопедия: там всякие деревья – у кого какие листья. Может, кого-то из ваших насекомых в модели возьму.

Даша восхищенно ахнула. Слава, разумеется, ни слова не сказал, но на следующий день в кабинете ждала целая ваза разной зелени. Вдохновляйся, типа. И сами все время торчали рядом: тихие до незаметности (я иногда даже забывала, что в комнате кто-то есть и один раз завизжала, повернувшись за белилами и наткнувшись на подкравшегося поближе Мала), услужливые, готовые хоть кисти мыть, хоть стенд держать, хоть за чаем сбегать. А когда я предложила обвести по контуру буквы заголовка, это заняло на пару у малышей больше двух часов. Не вру! Настолько аккуратно можно проводки у взрывчатки отсоединять. Но не придраться. Я их со стендом и сфотографировала: первый этап закончен – «Лесные богатства нашего края» и две счастливые моськи. Краской немного перепачканные, правда, но Анжелка в чате просто припечатала: «Какие они уродцы!». И посыпалось:

– на зверьков похожи.

– а глазюки мелкие.

– признавайся, ты их из леса привела?

– они же Маугли!

Отвечать просто не стала. Что за бред? Не симпатяги они, кто спорит, но ведь, блин, и не «уродцы» же!

– Да что ты надулась? – удивлялась Анжелка вечером. – Как будто они тебе родные.

– Они хорошие.

– Отлично. Значит, только с внешностью не повезло.

– Злые вы!

– Да ладно тебе. Шуток не понимаешь? Одичаешь там скоро. Кстати! Каникулы новогодние в вашем «Хогвартсе» предусмотрены?

– А то! Уже с понедельника.

– Как?! Это ведь только восемнадцатое! С какого хрена лысого вас так рано отпускают?

– А мы хорошо успеваем. Опережаем программу по всем пунктам.

– Гонишь! Скажи лучше – экономят у вас там в деревне. Дрова или чем школу отапливают. И бензин для драндулета, что тебя каждый день катает.

– Ого! С каких пор «супер-пупер Форд» стал драндулетом?

– А вот как на каникулы усвистываешь опять на неделю раньше, – проворчала она. – Ладно, проехали. Так даже лучше. Заняться тебе все равно будет нечем – приезжай. В гости, на Новый год. Родители согласны.

– Блин, не могу.

– Да почему?! Ну, приезжайте все – уговори их. Чем вы там все праздники будете заниматься? Снег чистить?

– Мы в Питер едем. Сергей сказал: очень важные дела. Заодно Новый год встретим.

– Деловая колбаса прям твой Сергей. Какой бизнес может быть в праздник?

– Нет, это семейные дела. У них со старшим братом серьезные нелады. Но тут он согласился приехать и с нами познакомиться.

– А на свадьбу опоздал?

– И не собирался. «Все сложно», в общем, и для Сергея очень важно это утрясти – никогда его таким серьезным не видела.

– Не хочешь, значит, приехать…

– Довести ты меня сегодня решила?

– Довезти не могу, а встретить – запросто. Где скажешь… Мы по тебе очень скучаем. Ты не обижайся – я же по приколу.

– Я тоже хочу вернуться. Ты бы знала, как. Планирую вообще, да. Вот только память о себе оставлю на здешних стенах.

– Несмываемую?

– И не снимаемую.

Немного я все же лукавила. Теперь назад хотелось уже не так сильно. И ребята, и наш класс, и двор снились реже. Наверное, дело в проекте. Он занимает и время, и мысли, и руки. Анжи вот позавидовала ранним каникулам, а я расстроилась.

– Как же? – удивилась Роза Георгиевна моему вопросу. – К празднику нужно успеть подготовиться.

– Широко же тут празднуют, если столько времени нужно.

– Это для вас, детей, пока только развлечения: вкусности, подарки, яркие огни. Ничего, все впереди, – потрепала она меня по щеке и уплыла дальше.

Ничего себе! А взрослые на Новый год тяжелую работу выполняют? Это когда сто салатов нужно успеть нарезать, а потом всю ночь наклюкиваться? Подвиг, ничего не скажешь. Просто героическое испытание для организма.

В общем, каникулы подкрались неожиданно. И так же быстро мы собрались в Петербург. Лихорадочное волнение Сергея заразило маму, и она бестолково суетилась, собирая чемоданы и параллельно отсылая правки по очередной подработке. Все это подбешивало, и я отправилась гулять. А гулять тут, кроме леса, и негде. Или елки, или одно из двух. Снегопады закончились, ветер стих, все успокоилось. Потеплело, тропинки просели, и под ногами мягко поскрипывало. Белая пелена на небе рвалась, будто мокрая бумага, открывая голубые окошки. Я шла по исследованному маршруту, крюком огибавшему поселок, но снег сбивал все настройки: знакомое виделось странным. Это был уже не совсем тот лес. Как будто надел маску, за которой проглядывала знакомая улыбка. Или, наоборот, снял.

Неожиданно открылась прогалина. Колкая желтая трава исчезла, похороненная до весны под снегом, и только на кочках упрямо топорщилась. В ямках темнел подтаявший ледок. По ту сторону хмурились темные елки. А в небе, за опалово-серым маревом облаков, круглилось солнце. Оно выглянуло, загоревшись в капельках снега на черных ветках, в осколках луж. Повернуло невидимый тумблер, и серый пейзаж вдруг стал ярким: сине-белым, желто-черным. Непонятно, как это получилось, но реальность вдруг стала нереальной. Необъяснимой. Нефизической. Она затягивала, завораживала. Невозможно было шевельнуться.

Облако чуть погасило солнце – магия выключилась, и я поняла, что стою с открытым ртом, вцепившись в какую-то ветку настолько, что свело пальцы.

Так я узнала, что красота может смертельно испугать.

Глава 5.

Поездка в Питер как-то не задалась сначала. На Сапсан мы чуть было не опоздали: до Москвы встречались пробки то тут, то там. Сергей нервно барабанил пальцами по подлокотнику, таксист беззвучно ругался, мама вздыхала и бессмысленно проверяла время каждые три минуты. Когда выехали на кольцо, Сергей тоже взглянул на часы и хмыкнул. А потом, дождавшись просвета в плотном потоке машин, начал вдруг подсказывать водителю – так строго и уверенно, что я бы на его месте тоже не стала спорить. И чем дальше, тем ловчее мы лавировали, пользуясь малейшей щелью, так лихо, что Анжелка бы влюбилась в «этого твоего Сергея», если бы только увидела. И на вокзал успели почти вовремя. Однако приключения не закончились: билеты остались дома. Мама прямо позеленела от ужаса: она же сама их приготовила заранее, положила рядом с сумкой, чтобы проверить в последний момент, – и вот. Рванули распечатывать заново, вежливо растолкав небольшую очередь: простите, извините, поезд отходит через пять минут, будьте любезны, благодарю, да-да, и вам хорошего пути – и побежали к своему вагону.

Здесь, наконец, можно было выдохнуть. Сергей так и сделал, шумно и удовлетворенно вздохнул, откинувшись в кресле, и подмигнул мне. Мама поморщилась и потерла висок – еще бледная от потрясения (всю дорогу она умудрялась, почти не дыша на бегу, приговаривать: «Как же так! Как я могла забыть! Ох, простите, простите меня»). А я решила полюбоваться скоростью, раз место у окна досталось (ну, как, «досталось» – само собой разумелось). Посмотреть точно было на что: Сапсан рванул сразу, как будто на добычу спикировал. Видео вышло, правда, так себе, но чат повеселило:

– усвистела наша Женя!

– Ежикам нельзя передвигаться с такой скоростью.

– уши закладывает?

– волосы сдувает?

Мелькало за окном здорово. Пролетали домики, строения, черно-белой рябью плыли леса.

– Как голова не закружится, – поморщилась мама и передернула плечами. – Смотри – укачает.

– Это тебя вечно укачивает. Так что, видишь, спасаю – заняла опасное место.

– Образцовая дочь, – вздохнула она.

С кресла Сергея долетел смешок: он придремывал, откинув спинку.

Скоро, однако, огни вагона пересилили, и сумерки снаружи сгустились. Смотреть на мелькающие огни было уже не так интересно, и я переключилась на подоспевший обед. Наконец-то!

Но если я обеду обрадовалась, то нам Питер – не особо. Город встретил противной моросью и таким холодным ветром, что деться от него было некуда. Из-за погоды и волнений маму накрыло приступом мигрени. Это сообщил мне Сергей, спустившись к завтраку. Было похоже на сцену из фильма: мы сидим в поблескивающем зеркалами, посудой и уютными светильниками зале ресторана и дорогой отчим, разливая кофе по издевательски крохотным чашкам, говорит, что маме сегодня нужно отлежаться в темноте и тишине, а меня, чтобы не скучала в гостинице, приглашает «сопроводить» его на деловую встречу.

– Извини, но отпустить тебя одну в город я не могу. Зато если все пройдет успешно и быстро, потом прогуляемся по магазинам.

– С кем встречаешься?

– С одним очень важным господином.

– Ого! Ну, и друзья у тебя, милый отчим.

Он неопределенно помотал рукой и рассмеялся.

– Друг он своеобразный, а вот союзник бесценный. Вызвался устроить нашу с братом встречу.

– Все-таки это очень странно. Даже если сильно поругался с кем-то из своих – проще самим все решить, чем чужого втягивать и его слушаться.

– Когда как. Если хочешь предотвратить плохой сценарий, порой это единственный выход.

– А что за плохой сценарий? Подеретесь? Поссориться еще больше вы ведь не можете.

– Как сказать. Видишь ли, конфликт можно поставить на паузу, прекратив общение. Не иметь общих дел, не портить жизнь друг другу. Но если его раздуть снова…

Он изобразил «Пуф!» и подмигнул.

– Паулис поможет поддерживать нейтральную температуру.

– Паулис? Он иностранец?

– Ни душой, ни телом. Сама увидишь – нам пора.

Уже в такси он толкнул меня легонечко в бок.

– Не думай, что я не оценил тактичности, с которой ты не спрашивала о причине нашей ссоры.

– Охх! Это было очень трудно! Но теперь-то можно узнать?

Сергей расхохотался.

– Ты очаровательна. Что ж, это долгая и банальная история. Мой брат консервативен и предпочитает, чтобы жизнь текла без изменения: по заранее проложенному маршруту. А поскольку он старше…

– Командует?

– Не без этого. И вот, в одном вопросе мы кардинально разошлись во взглядах. После чего решили во избежание окончательного разрыва…

– Разбежаться в разные стороны? Это у нас физрук так говорит, когда мальчишки во время игры разругаются: «А ну-ка разбежались!»

– Вроде того.

– А почему тогда сейчас решили помириться?

– Решил пока я один. Видишь ли, время идет, обиды забываются, зато приходит понимание важности семейных связей. Что бы там ни происходило, как бы мы ни противоречили друг другу, он мой брат. Ты в силу возраста это еще не очень ощущаешь, но кровное родство – особая связь. Мощная, запускающая корни не только в твое сердце, но и дальше. Так что я очень надеюсь на помощь Паулиса. И вашу с мамой.

– А мы-то что можем?

– Многое. Сердце брата не устоит, когда он увидит, какая у меня теперь дочурка. Если позволишь себя так называть.

– Ну, не факт. Я, как бы помягче, не всем нравлюсь.

Он улыбнулся и потрепал меня по голове.

– Вот увидишь.

Но сначала я увидела вывеску похоронного бюро. «Эглитис Компани» – строго и лаконично, золотыми буквами на черном фоне. И само здание тоже было строгим и застегнутым на все пуговицы. Зарешеченные прямоугольные окна, черная дверь с кнопкой звонка. Серые стены, серая плитка тротуара. Место невеселое. Что логично.

– Э…нам сюда?

– Да, забыл предупредить: Паулис крупный бизнесмен – у него по городу и области сеть таких бюро. Практически монополист – мелкую рыбешку не ловит, а с крупной расправляется.

– Мда. То есть ты брата сюда решил пригласить с намеком: смерть уже не за горами, давай помиримся напоследок?

– Нет, конечно. Артур приедет не сюда. Да и мы тоже будем не среди венков и траурных лент разговаривать. Это офис, но заодно и ширма для, пожалуй, самого элитного и закрытого клуба Петербурга. Туда попадают только по личному знакомству. Серьезным людям нужно место для серьезных разговоров. А Паулис имеет большой вес в этих кругах.

И он нажал звонок, отозвавшийся еле слышным печальным звуком. Войдя в небольшой холл, мы словно оказались в черно-белом кино. Светлые стены, темная мебель, почти незаметная графика в узких рамочках. Ни гробов, ни траурных роз, само собой. Это, наверное, дальше. И, наверное, правильно. Но мурашки по спине все же пробегали. Сама комната пугала, давила, как во сне бывает, когда слышишь из-за угла шаги, и не видишь еще, кто там, а боишься. И вдвойне страшно оттого, что не видишь.

Рядом моментально нарисовался мужчина в сером костюме – худой и похожий на мышь. Когда Сергей назвал себя, он тут же попросил следовать за ним в кабинет хозяина. По-мышиному он и двигался: суетливо и беззвучно, словно на бархатных подметках.

Длинный коридор с невзрачными акварелями петлял, поэтому сначала долетели голоса: один сбивчиво умолял, другой неразборчиво булькал. Потом мы завернули за угол и увидели их. Союзник Сергея имел большой вес не только в бизнесе: живот у него выпирал бочонком, а круглая голова с жабьими щеками и жиденькими волосами вокруг широкой лысины сидела прямо на плечах. А перед ним на коленях, уцепившись за руку Паулиса, стоял красивый молодой мужчина. Ну, то есть в принципе он был очень симпатичный, но явно не в форме: не брит, бледен. Глаза красные, будто он сто лет не спал. Или плакал.

И это ужасно. Вот так, в двух шагах, унижается пусть и совсем незнакомый человек. У меня даже в животе скрутило.

Мы толстяка тоже не порадовали. Увидев зрителей, он недовольно скривился (нижняя губа оттопырилась еще больше), вырвал руку и, вытащив из кармана, бросил мужчине маленький кружочек, блеснувший на лету.

– Разрешаю сделать одну ставку, – процедил он и, ядовито хмыкнув, добавил. – Тридцать пять к одному.

Мужчина побледнел еще больше, хотя куда уж там. Пошатнувшись, поднялся, пробормотал что-то в благодарность и побрел дальше по коридору. Паулис развернулся к нам и широко улыбнулся Сергею, пожимая руку:

– Прошу прощения за этот спектакль. Рад видеть, очень рад. Прошу.

И он пригласил нас в кабинет. Красками тот тоже не радовал, но все «дорого, богато». Темно-зеленые разлапистые кресла и диван вдоль стены, толстенный ковер, темные занавески, глушившие и так неяркий день. Зато тут и там бра светили желтыми шарами. Не успели мы сесть, как мышеватый мужчина (тут как тут) принес чай и для меня – вазочку с конфетами. А хозяин достал пару пузатых бокалов.

– За встречу, – пророкотал он, отсалютовав Сергею, и отхлебнул, причмокнув, с видимым удовольствием. – Как добрались? Хуже дороги ничего нет, да еще зимой.

– Не без приключений, но вполне сносно. А погоду мы не выбираем. Да, разреши представить тебе Женю (пришлось изобразить улыбку). Супруга сегодня отдыхает, так что она – моя прекрасная спутница.

– Хм, рад наконец познакомиться, барышня.

Я не утерпела и посмотрела ему в глаза. Надо же какой неприятный взгляд. Брр!

– Наконец?

– Сильвестр успел похвастаться новой семьей. Весьма похвально – всех благ. Впрочем, это мы еще успеем отпраздновать.

– Именно так, – Сергей улыбнулся и похлопал меня по руке, незаметно сжав, как заговорщик. – Не против, если Женя пока погуляет, осмотрит клуб? Ей будет скучно слушать о делах.

– Конечно, – Паулис открыл ящик и вытащил такой же кружочек, что дал мужчине, только зеленого цвета. – Если захочешь что-нибудь поесть или выпить, покажи официанту.

Шагая по коридору, куда ушел раньше незнакомец, я гадала: Сергей заметил, что мне неприятен его союзник, или действительно не хотел, чтобы слышала их разговор. Каким вообще образом этот Паулис может быть примирителем? Он противный, и гадкий, и скользкий.

И, похоже, серьезный клуб для серьезных мужчин находится под землей. Ступеньки точно привели меня на этаж ниже, а в роскошных комнатах не было ни одного окна. Скучноватое место: столы, диванчики, кресла, ниши, кабинетики за портьерами. Наверное, для деловых переговоров – самое то. Зато здесь были два огромных аквариума с кучей рыбок, меланхолично фланирующих среди руин целого города. А еще – рулетка. По правде говоря, там и другие столы были, наверное, для карт, но рулетка сразу притягивала взгляд. Теперь за ней в одиночестве скучала девушка-крупье в форменном жилете. Она мило улыбнулась мне, я – ей. Типа, очень приятно, но вы же понимаете: я – мимо. А мимо – это прямо к сияющей бокалами стойке. Я вскарабкалась на высокий стул, и бармен тоже просиял улыбкой. Скучно им тут.

– Что изволите, сударыня?

Как козырь, я выложила зеленый кружок и решила сыграть по-крупному.

– Мне, пожалуйста, коктейль.

– Какой именно?

Вот подстава! Как нарочно, ничего не вспоминается.

– Давайте… «Космополитен».

Он улыбнулся еще слаще.

– К сожалению, по этому жетону не предусмотрены алкогольные напитки.

– Как вы ловко переделали «мелким не наливаем».

– Со всем уважением, вам это и не нужно. Сок без спирта куда вкуснее.

– Ладно, давайте простой коктейль.

– И пирожные?

– Гулять так гулять.

В самом деле: почему бы не угоститься за счет этого толстопуза. Бармен поставил передо мной бокал с зонтиком – все честь по чести – и огромную тарелку с аж поблескивающими эклерами, корзиночками и маффинами.

– Шикарно!

– Все лучшее – для наших гостей.

– Но пирожные-то у вас редко заказывают?

– Отнюдь, – он усмешкой понизил голос. – Есть среди них изрядные сладкоежки.

Мы захихикали, но бармен вдруг мгновенно посерьезнел, нацепив нейтральную улыбку. Рядом со мной сел тот мужчина из коридора. Он только кивнул, и юноша подал большую порцию виски со льдом. Мужчина тут же отпил половину. Выглядел он еще хуже. Вокруг глаз – темные круги, волосы мокрые, наверное, умывался. Рука заметно подрагивала. Меня он не заметил, да и вообще был как-то «не здесь». Такой одновременно отсутствующий и сосредоточенный взгляд, точно он решал что-то очень важное. Можно даже догадаться – что.

Незнакомец вытащил из кармана тот золотой кружок и осторожно положил на стол. Тут уж было не ошибиться – это жетон для рулетки. Только странный: цифр там не было, зато стояла вычурная буква «П». Жетон, конечно, обычный, пластмассовый. Но краска такая «натуральная», что легко можно принять за золотую монету. Наверное, поэтому от нее трудно было оторвать взгляд. Но чем дольше я смотрела, тем больше рос безотчетный страх. От жетончика несло непередаваемой жутью. Неужели он сам не чувствует? Надо сказать. Я покосилась на бармена. Сделает он замечание, что мешаю посетителю? Или хозяину доложит?

Мужчина медленно тянул виски, напитка в бокале становилось все меньше. Блин! Я заерзала на стуле, решаясь. Как же ему сказать? Для виду взяла еще эклер, звякнув тарелкой – сосед и ухом не шевельнул. Пирожное оказалось приторно-сладким и масляным: крем прямо склеивал губы. Чертовщина какая-то. И вдруг – прямо удача: двое мужчин, беседовавших в углу, встали и направились к выходу, и бармен поспешил к их столику убрать посуду. Нельзя было упускать такую возможность.

– Простите!..

Мужчина вздрогнул и сердито посмотрел на меня. Я даже осеклась. Он же не послушает.

– Ээ… Здравствуйте. Меня зовут Женя. А вас?

Он посверлил меня взглядом, но потом устало вздохнул:

– Андрей Петрович. Найди себе другого собеседника.

И оглянулся, наверное, ждал официанта и новой порции. Была не была!

– Не делайте этого! – выпалила я и кивнула на фишку.

Андрей горько усмехнулся:

– Правильно, малышка. Никогда этого не делай.

Он уже собрался встать, и я схватила его за руку – пусть даже заорет.

– Пожалуйста! – пришлось завопить шепотом. – Нельзя пользоваться этим жетоном. Правда! Это… это какая-то ловушка.

Он нахмурился, но не закричал.

– А что ты знаешь? Слышала что-то? Твой отец – друг хозяина. Он что-нибудь сказал?

– Нет. Сергей мне отчим, а Эглитис ему не такой уж и друг. У нас к нему дело. И о вас он ничего не говорил. Но я вижу, просто вижу, что эта фишка – зло! Нельзя ей пользоваться. Смотрите – на ней даже цифры нет. Сколько вы поставите?

Он устало потер глаза.

– На фишках часто нет цифр, глупенькая. Но да, здесь не конкретная сумма.

– Эглитис сказал: тридцать пять к одному. Почему? Это как-то неправильно.

Правда тут вернулся бармен, и я примолкла. Парень он милый, но это пока. Андрей тоже не ответил. Он попросил еще виски, а взяв стакан, вдруг подмигнул мне и направился к рулетке. Как тут было усидеть? Я для виду тоже ухватила коктейль и пошла следом.

Девушка-крупье оживилась, расцвела улыбкой, крутанув рулетку, и певуче предложила сделать ставки. Андрей сидел, стиснув бокал, и завороженно смотрел на стрекочущий волчок. Потом встряхнул головой, как от наваждения, и вздохнул.

– Тридцать пять к одному – это ставка на одно число, – объяснил он мне. – Самая высокая.

– А можно по-другому?

– О, да, – Андрей кивнул на расчерченное поле рядом с рулеткой. – Можно поставить, что выпадет чет или нечет, красное или черное, одно из дюжины чисел, из четырех, двух. Все эти ставки меньше. Догадываешься, почему?

– Одно число угадать труднее?

– Сечешь. Вот поэтому мне только ее и подарили, – горько сказал он. – Не поднимать ставку, не делить. Либо пан, либо… головой в омут.

– Не играйте, пожалуйста, – я готова была умолять, потому что в двадцать раз понятнее, чем дважды два, – это нечестная игра.

– Тогда тем более: выбирай место поглубже и прыгай. Я задолжал слишком много, – он вздохнул и решительно кивнул крупье: она радостно крутанула остановившуюся было рулетку. – Посиди со мной. Говорят: приносит удачу, когда новичок рядом.

– Но я же не играю.

– А ты попробуй, – вдруг оживился он, и голос дрогнул. – Сделай ставку за меня. Все равно уже. Назови число!

Девушка не возразила, но ехидно как-то улыбнулась. А что? Вдруг и правда повезет? Я взглянула на поле: от волнения все цифры будто дрожали, рябили. Какую назвать?

– А вы пообещаете, что больше никогда не будете играть?

– Копейки не поставлю! – хрипло выдохнул он.

Число 13 неодолимо притягивало взгляд, жирнело, расталкивало соседей.

– Делайте ваши ставки, – настойчиво напомнила крупье.

– Ну?!

Была не была! Я показала на тринадцатый квадратик. Андрей криво усмехнулся, недоуменно и испуганно глядя мне в глаза. Я кивнула. И как-то всхлипнув горлом, он уронил золотую фишку на ставку.

– Ставки сделаны, ставок больше нет, – пропела девушка.

А меня вдруг захлестнуло ужасом. Ведь если он проиграет, это я – я его погубила! Из-за меня человек погибнет. Зажмурилась и взмолилась, не зная кому и куда: «Тринадцать! Тринадцать! Пожалуйста, пусть будет тринадцать!». Андрей накрыл мою руку ладонью. Холодной, как у утопленника. Шарик стрекотал оглушительно и так долго-долго-долго. А потом булькнул и разом затих.

Свистящее «Тринадцать, черное», как будто у нее перехватило горло, и ликующее «Да!!» – прямо мне в ухо – прозвучали одновременно. Не веря, я вскочила: но вот оно – шарик спокойно лежит в ячейке под чертовым номером. Андрей схватил меня и закружил с визгом: «Да-да-да!». Я тоже закричала – радость рванула внутри газировкой. И вдруг голову от виска до виска прорезала жуткая боль. Все заволокло непроглядной черной мглой. А когда она ушла, я почувствовала, что стою все же, хотя ноги тряслись. Андрей тревожно смотрел, крепко держа за плечи.

– Тебе плохо?

Но я вырвалась и, зажав рот, бросилась к туалету. Хорошо хоть заметила раньше, где поворот к нему. Какой отвратительно, мучительно, гадко длинный коридор. Заскользив на повороте, едва сдерживая подступающую муть, я толкнула легко скользнувшую дверь и чудом успела наклониться над матово сияющей раковиной.

Сразу полегчало: обруч, стискивающий мозг, исчез. Еще дрожа, я подняла голову и увидела свою позеленевшую моську, а сзади – растерянного крупного мужчину в сером костюме.

– Ой, простите! – жалким хрипом.

– Ничего, ничего, – успокаивающе пробасил он. – Ничего страшного. Здесь больше никого. Тебе плохо? Позвать… э… родителей, официанта?

– Нет, нет, спасибо. Все уже прошло. Извините, я сейчас.

– Не торопись, – улыбнулся он. – Умойся, успокойся. Э… до свидания.