А пока мы только дети

© Оля Жигалова, 2025

ISBN 978-5-0067-6246-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Артурчик

В свои восемь лет Артурчик любил лето, плавать в реке, передачу «В гостях у сказки», фуражку капитана, которая к нему приехала в бандероли из Ялты, «стеклянные» конфеты Монпансье, огромную книгу «Атлас СССР» и своих новых солдатиков. Если быть точным, солдатики были уже не новые, он получил их на день рождения еще весной и к зиме, успев вдоволь наиграться, забыл о них. Но нет ценнее игрушки, которую ты долго вожделел, получил, был счастлив ее обладанием, потом забыл и снова вспомнил о ней спустя время. Так доставая из шкафа шашки, он заметил картонную коробку под стопкой журналов и газет, которая непонятно как оказалась во «взрослом» шкафу. Радость и волнение тех первых минут, когда ему на день рождения вручали большой сверток, перевязанный лентой, снова настигли его, и он вмиг расхотел играть в шашки, за секунду представив, какой бой из маленьких пластиковых человечков он устроит на ковре. Но папа ждал шашек и Артурчику не хотелось показывать, что солдатики интереснее. Поэтому он провел пальцем по коробке, поднял бровь и про себя сказал: «Я вернусь». Однако в этот день он не вернулся. Воскресный вечер пролетел незаметно, завершившись шумной игрой «в Чапаева» с азартными криками и летающими со стола шашками. Артурчик успокоил себя тем, что надо совсем немного потерпеть: ночь пролетит быстро, так всегда бывает, потому что это ночь, а школьный день будет тянуться долго, потому что это школа. Зато в школе о солдатиках можно думать, ну а ночью они вообще могут ему присниться! На ночь он разрешил себе пофантазировать о них совсем чуть-чуть, чтобы быстрее заснуть и скорее наступило завтра.

Хрустя свеженьким снежком и пряча нос в шарф, второклассник Артур шагал в школу под гнетом ранца, но окрыленный мечтами. Мечты со вчерашнего вечера у него были только об одном. Надо заметить, что солдатики были необычные. Обычные были у всех мальчиков, и даже у некоторых девочек – железные, маленькие, с пулеметами и гранатами. Их не жалко было потерять во дворе или забыть в школе. Но солдатики Артурчика были ИМПОРТНЫЕ. Они были большие, сантиметров двадцать в высоту, с очень подробными деталями. И главное, они были индейцы и ковбои! С мачете, ружьями, лассо, копьями, топорами и мушкетами. Песочного цвета ковбои и шоколадно-кровавого – индейцы. Так что Артурчику сразу было понятно, кто тут плохой. Как будут сражаться хорошие ковбои против плохих индейцев он начал думать уже на чтении и продолжил на природоведении. На русском пришлось думать про члены предложения, а на математике он и вовсе забыл обо всем, кроме математики.

Благодаря солдатикам школьный день был предвкушением, а потому прошел быстро и не так, как обычно. И вот Артурчик уже спешил домой по грязному утрамбованному снегу мимо школьного стадиона, между садиками, вдоль магазина, котельной… Чтобы дойти быстрее, он срезал через двор своей четырехподъездной пятиэтажки, игнорируя тропинки, шагал прямо по пухлым сугробам с корочкой, не обращая внимания на снег в сапогах. Забежал в темный, теплый и сырой подъезд, быстро взлетел через ступеньку. Держа в зубах варежку, нашел на дне ранца длинный ключ на кожаной веревочке. В квартире, роняя на бегу вещи – мокрые сапожки, пыжиковую ушанку с завязками, пальто, ранец – Артурчик вбежал в зал и остановился.

Ну вот какая радость сейчас броситься играть? Играть и помнить, что еще не выучены уроки, поглядывать на настенные часы с узорчатыми стрелками…. Он поднял бровь, посмотрел на шкаф, где лежали солдатики, и подумал: «Терпение». Очень быстро переоделся и пошел на маленькую кухню со светлой мебелью и белыми занавесками в нижней половине окна. Открыл холодильник с железной надписью «Зил», обведенной шариковой ручкой усилиями Артурчика. Достал голубую эмалированную кастрюлю с черным сколом на боку, поставил на стол, сняв крышку с жировым налетом на внутренней стороне, понюхал ароматный суп. «Со звездочками – мой любимый». В маленькой алюминиевой кастрюльке были макароны по-флотски. Артурчик потыкал серый макаронный ком вилкой и вернул кастрюльку в холодильник. Собрался перед ответственным ритуалом. Повернул газовый кран на трубе, открыл газ на двухконфорочной плите, много раз вжухнул кнопкой электрической зажигалки, пока не мигнула искра.

Кто-то подергал ручку входной двери, он услышал шаги. А дверь-то он не закрыл! От, балда! Это была бабушка Валя – соседка, которая каждый день по будням приходила проверить, справился ли он с газом, закрыл ли дверь и все ли у него в порядке. Бабушку Валю он помнил всю жизнь, она носила зеленый клетчатый платок, угощала Артурчика конфетами, а летом бесплатно катала в центральном парке на «Колокольчике», где работала оператором. Артуру правда уже были не очень интересны карусели для малышей и он предпочел бы, чтобы бабушку Валю повысили до «Чертова колеса» или «Вихря». У бабушки Вали был еще дедушка Петя с золотыми зубами и полным пониманием артурчиковой нелюбви к салу в вареной колбасе. Он делал ему бутерброды с толстыми колесиками колбасы и дырками от выковырянного сала. У стариков не было ни детей ни внуков, поэтому семья Артурчика как будто немного были их дети и внук. Артурчик, конечно, об этом ни разу не задумывался, пока сам не стал дедушкой. Бабушка Валя накрыла на стол, а когда Артур поел, ушла, перекрыв газ.

В тишине уютной квартирки, наполненной запахом только что съеденного супа, он сел за уроки в зале за большим квадратным столом под желто-зеленой скатертью. Привычно устроился на маленькой подушечке, которую подкладывал на стул, включил настольную лампу, а под столом ноги в шерстяных носках закинул на фанерный чехол швейной машинки. Вот такая «ортопедическая» парта для младшего школьного возраста. Как обычно он предпочитал начинать с самого неприятного – русского языка. В ход пошла зеленая ручка, выделение корней и окончаний карандашом, деревянная линейка ездила по тетрадке. Когда последнее сказуемое было подчеркнуто двумя чертами, щеки Артурчика пылали, а палец как будто посинел. Математика пошла бодрее и без страданий. Зазвонил телефон. Подходя к трельяжу – комоду с тремя зеркалами, на котором стоял бордовый телефон с пожелтевшим диском, он заметил, что за окном опустился густой темно-синий вечер. В трубке ответила мама: «Приходила бабушка Валя? Как дела в школе? Сегодня день рождения у Гнездилова… жди гостинчик от зайчика! Горло снова не болит? Скоро день рождения у Дениса – твоего двоюродного брата… тетя Таня… посылки в Запорожье идут долго… пришлось забежать домой… была очередь на почте»… Артурчик слушал молча и не слышал. Он смотрел на трех себя в отражении трех зеркал, хмурых из темноты комнаты, подсвеченных со спины настольной лампой. Три мальчика с прямыми светлыми волосами и розовыми пухлыми щеками, в теплых шароварах и клетчатых рубашках, застегнутых на все пуговицы. С тремя телефонными трубками. Таким он себя запомнит навсегда и будет вспоминать в тридцать лет, и в сорок, и в пятьдесят, и на пенсии. Ему было страшно, потому что было темно за окном, потому что было темно и в квартире, потому что его было три. Их было три одиноких мальчика в этом мрачном жутком мире и они существовали лишь в слабом пятне света настольной лампы, соединенные с жизнью голосом мамы из телефона. Срочно надо было зажечь люстру, он потянулся к выключателю, но не хватало длины телефонного провода. «А чтобы ты не грустил, я зайду в «Молодую гвардию», – продолжила мама – «и куплю какую-нибудь интересную книжку, хочешь?…алло? Артурчик, ты чего сопишь!?» До выключателя не хватало нескольких сантиметров, а телефон, казалось, сейчас упадет на пол. «Ничего. Я уроки делаю», – он постарался сказать это бодро и громко, но вышло сипло и замогильно. «Ладно. Делай. Скоро буду» – закончила мама и положила трубку. Артурчик одним прыжком оказался у выключателя и хлопнул по нему ладонью. Люстра вспыхнула желтым светом в три рожка. Он выдохнул.

Он сел за стол. Письменные уроки сделаны. Осталось чтение. А чтение – это легко. А потом… Ооо… сегодня ковбои зададут индейцам! Но индейцы коварны, они построят засаду на подоконнике в прериях герани и фиалок… потом будет погоня на водопаде в ванной… Чтение! Блин! Им же задали взять в библиотеке книжку со сказками и прочесть к завтрашнему уроку. Про петушка и бобовое зернышко. Артурчик так спешил домой, так грезил солдатиками, что забыл про библиотеку. Он подбежал к книжному шкафу, где скучными вертикальными форзацами стояли какие-то Мопассаны и Дюма. Поднял бровь и рванул к своему шкафчику, в котором кучей были навалены тоненькие книжицы и журналы «Веселые картинки». В любой другой раз он бы увлекся листанием и первых и вторых, погрузился бы в ребусы и недоразгаданные кроссворды. Но все мысли его принадлежали солдатикам.

Звонок однокласснику Вадиму его тоже не спас. «Да, книжку я взял, но матешу я еще не дорешал, у тебя что в сорок седьмой задаче? Нет, я читать буду вечером.» – тянул на том конце провода Вадик. Артурчик знал, что ничего тот читать не будет. Читать ему будет мама, потому что Вадик читает медленно и его дома жалеют. «Так что у тебя в сорок седьмой задаче?» – не отставал он, а где-то рядом плакал малыш – младший братик, и вдалеке строгий мужской голос прокричал: «Галя! Ты идешь?!». Артурчик вспомнил брата Вадика – интересно, какой он сейчас?. Летом, когда того только привезли из роддома, они всем двором по очереди ходили глазеть на невиданную диковинку. Чудо чудное было красное, как ошпаренный рак, и совсем не походило на малышей из телевизора или журналов. Артурчик продиктовал все ответы всех задач и примеров Вадику, положил трубку, зашел в коридор и сунул ноги в мокрые сапоги, которые бабушка Валя аккуратно поставила на коврик.

Он вышел из квартиры, тут же на этаже постучал в дверь бабушки Вали. «Давай посмотрим» – засуетилась она, пропуская его в темную квартиру с тяжелым запахом чего-то вкусно-жаренного. На полках книг у нее не было, были только иконы, газеты, черно-белые фотографии в картонных рамочках. Видя его грустные глаза, старушка пошарила в ящике буфета и вручила ему огромную конфету в красно-желтой обертке. «Гулливер» – подумал Артурчик – «Вот это жизнь!». Взяв его за руку прохладными сухими пальцами, бабушка Валя повела его к другой соседке этажом ниже – тете Нине. Тетя Нина была ее ровесницей, но бабушкой ее никто не называл. Никаких платков на голове она не носила, у нее были маленькие очки в золотой оправе и кудрявая седая стрижка. Она была доктор. Доктор на пенсии. Дети ее давно выросли, с ней не жили, но от них осталось много книжек, и мама иногда одалживала у нее что-нибудь почитать для себя и Артурчика. Тетя Нина Артурчику не нравилась, даже когда давала конфеты и улыбалась. Потому что Артурчик целых два раза болел бронхитом. В пять и шесть лет. Обструктивным! Она приходила к ним домой несколько раз, когда измученному горчичниками и банками Артурчику прописывали антибиотики. Он навсегда запомнил стук стеклянного шприца, кипятящегося в ковшике, белую миску-почку с жуткими огромными иглами. Мама оголяет ему зад, он дышим температурным жаром в мокрую от слез подушку… Он сжал «Гулливера» в ладони, не настолько сильно, чтобы хрустнули вафельки, но настолько, чтобы вернуть себя в реальность из неприятных воспоминаний об уколах. И тут он подумал: «Хоть бы не было у нее этой книжки! А я скажу маме, что опять болит горло, она оставит меня дома, а я весь вечер и завтрашний день буду играть в солдатиков! Я построю целый форт из книжек, и тоннель!» Тетя Нина протянула две книги: толстый сборник сказок и тонкую затрепанную коричневую книжицу. Петушок со своим бобовым зернышком нашелся аж два раза. Да, от человека, который безжалостно и с удовольствием делает уколы маленьким детям, чего еще можно ожидать? Артурчик опустил глаза, разжал ладонь и посмотрел на конфету. Это был не «Гулливер», это была огромная кислая конфета «Ананас». Фу. Что за жизнь!

Дома, устроившись на диване с книжкой, Артурчик незаметно для себя погрузился в чтение и не сразу услышал, как пришла мама. Он, как обычно, кинулся встречать ее в коридор. Мама уже сняла пальто, разулась и с загадочной улыбкой на румяном от мороза лице открыла сумку. «А вот и гостинчик от зайчика – радостно и звонко сказала она, подняв бровь – „Киевский“, прямо из Харькова!» И протянула сыну кусок торта в мокрых салфетках, через которые проступали аппетитные зеленые кремовые листья. «И как обещала, зашла в „Молодую гвардию“ и купила тебе сказку, смотри» Она протянула новенькую, пахнущую типографией, яркую книжку с петушком и бобовым зернышком на обложке. «Ты же не огорчился из-за солдатиков? – робко спросила мама – Ты все равно ими уже давно не играешь, наверное, и не помнил, где они завалялись. Я просто не успевала забежать в „Детский мир“, а у твоего брата Виталика день рождения уже совсем скоро. Хорошо бы эта посылка успе….» Мама замерла, протягивая сыну в одной руке новую книгу, а в другой кусок торта. Артурчик стоял перед ней не дыша, с красным лицом и мутным стеклом слез перед глазами. Секунда – и с бычьим ревом он поднял руку вверх, махнул ею вниз, выбил торт из маминой руки, разразился воем и рухнул на мамин живот. Серая шерстяная юбка быстро впитывала слезы. Мама присела к нему, обняла, вытирала слезы, держа за щеки и уши, приговаривала «ты чего, ну хватит, хватит», а Артурчик выл, как бизон, пораженный копьем индейца. Индейцы! У него больше не было индейцев! И ковбоев тоже не было! «Аааа…..уууу……» – выло дикое животное. Голос мамы стал странными, другим, она захлюпала носом, перестала вытирать его слезы, и он увидела, что она тоже плачет. Он испугался так, как не боялся еще никогда. Он не знал, что делать, он никогда не видел маму плачущей, он вообще не знал, что мамы плачут! Скорей бы пришел папа! Что делать? Папа точно должен знать! И тут мама расхохоталась. Она смотрела на рассыпанный по полу торт и смеялась: «Смотри, что мы можем сделать с „Киевским“! Подумаешь, из Харькова привезли! А мы его на пол! Вот такие мы люди! Можем себе позволить!» «Дикий зверь» тоже расхохотался.

Потом они умылись. Вернее, мама умыла Артурчика и себя. И сказала, что надо поужинать, Одним «Киевским тортом сыт не будешь», – подмигнула она. На кухне она достала кастрюлю с макаронами по-флотски, открыла ее, потыкала вилкой и закрыла. «А давай у нас на ужин будет десерт!» – предложила она. «А давай!» – обрадовался Артурчик. Хотя не знал, что такое десерт, может мясо такое или рыба. Но с маминым веселым настроем он бы и рыбу сейчас съел. Он чувствовал, как любит маму, как хорошо, что она не плачет, как он хочет, чтобы она никогда больше не плакала. Она отправила его заканчивать с уроками и обещала позвать, когда загадочный «десерт» будет готов.

Пока Артурчик возился с портфелем, напрочь забыв о солдатиках, из кухни стало пахнуть гречкой и разочарованием. Топая пятками и хмурясь, он зашел на кухню. Мама накладывала рассыпчатую гречку в тарелку. «Смотри», – сказал она, разделяя на маленькие кучки кашу. Затем она стала аккуратно и усердно раскладывать по чуточке смородинового варенья на каждую кучку. Довольная собой она облизала ложечку и, подняв бровь, сказала: «Как пирожные, а?». Артурчик улыбнулся. Они сидели на малюсенькой кухне и уминали гречку с вареньем из одной тарелки. Маме – горка, ему – горка, маме – горка, ему – горка и еще ему горка… «Вот это жизнь!» За окном чернел зимний вечер и Артурчик не знал, что будет помнить вкус этого десерта всю жизнь. И в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят лет. И очень захочет его, когда уже давно ничего не будет хотеть, в последний раз…

Иришка

Острый луч скромного февральского солнца проник между занавесок в комнату, блеснул золотом и серебром медалей на стене, начал расти вниз по одеялу и подушке и, наконец, замер на веснушчатом носике. В коридоре радио пропикало семь раз и бодрый голос диктора объявил московское время. Иришка вылезла из-под одеяла сначала пятками, потом и вся целиком. Рядом стоящая родительская постель, в которой нельзя было нежиться вместе с мамой и папой, но так хотелось, была уже собрана. Пятнадцать минут зарядки с маленькими ледяными железными гантельками, умывание в холодной ванной, натянуть колготки и усесться на кухне рядом с мамой – привычный ритуал уже третий год с начала школы. Чай, черный хлеб с маслом, крыжовниковое варенье с косточками, мама читает учебник, не поднимая глаз, радио звенит бодрым голосом ведущего «Пионерской зорьки». После завтрака мама заплела Иришке тонкие бесцветные косички, и они вместе отправились в школу: далеко, через парк, дороги, улицы и переулки, молча.

Школа встретила Иришку привычным домашним теплом и радушием. Здесь все ее любили, знали сызмальства, как она хороша и в поведении, и в учебе, и в спорте. Мама работала тут же учителем химии, поэтому Иришка каждый день поднималась в учительскую, где ее часто угощали конфетами или бутербродами, ведь милее и скромнее девочки в чистеньком черном фартучке с белоснежными манжетиками на коричневом платье сыскать было сложно.

Дневник, учебник, тетрадка – все в верном порядке на краю парты в аккуратных обложках из кальки. Ладненько лежат ручка, карандаш, линейка – ничего лишнего. Правило вызубрено со вчера – разбуди ночью, ответит, глаз не открывая. Скорей бы уже звонок, чтобы она, как обычно, блистала, получала похвалы и красные пятерки полетели в аккуратненький дневничок.

Но на задних партах про грядущий звонок как будто забыли. Тихая возня стала перерастать в шум, из которого можно было расслышать: «ну, покажи!», «дай еще!». Иришке нечего было делать на задних партах, там обитали только отстающие в поведении и учебе, ее там не ждали, но и не гнали. Но так как уже совершенно все столпились в конце среднего ряда, Иришка уверенно направилась туда. Деловито растолкала одноклассников и оказалась у края парты Гричишникова. Тот, довольный, добродушный и румяный, с как обычно задранным чубом, вертел в руках миниатюрную ракету с еще более миниатюрным космонавтиком внутри. Ракета была необычайно хороша: пластиковая, с соплами, красным блестящим острым носиком и прозрачным кружком иллюминатора. Гричишников аккуратно пальцами одной руки взял ракету посредине, а пальцами другой потянул ее основание вниз. И как поршень из шприца, вытянул крошку-космонавта на подставочке. Все хором ахнули. Пожалуй, космонавтик был даже лучше ракеты. Затем Гричишников через низ ввел космонавта в ракету поршнем и тот показался в иллюминаторе. Все снова выдохнули: «Аххх». Не игрушка, а мечта. Но никак не Иришкина. Она хмуро смотрела на одноклассников и на чудо-ракету. «Все эти глупости, хоть и такие хорошенькие, отвлекают от важного учебного процесса» – сказала она сама себе, ловко задушив нарастающие желание хотя бы потрогать ракету.

Диковинная игрушка была событием дня. Каждую перемену ребята толкались у парты Гричишникова, выпрашивая подержать ракету. Только друзьям он разрешал достать космонавта. А Дутиков и Постников даже почти подрались во время завтрака за место в столовой возле ракеты и ее хозяина. И этот ажиотаж вокруг такой ерунды немного раздражал Иришку.

После физкультуры в классе было шумно и душно. Дети переодевались прямо возле парт. Девочки стыдливо доставали шорты из-под подола формы и усердно пыхтели над колготками, которые не хотели натягиваться на влажные ноги. Мальчикам до первой стыдливости оставался еще минимум год, поэтому они спокойно рассекали по классу в трикотажных и парусиновых трусах, швырялись носками и мерились, у кого запашистей подмышки. И вдруг выяснилось, что ракета Гричишникова пропала прямо из ранца! Любовь Александровна произнесла наставительную речь про то, что «она не верит, что в нашем третьем „А“ есть воришка», и что она «уверена, что к концу уроков тот, кто взял игрушку без спроса, вернет ее хозяину». Но, как ни странно, больше всего досталось самому Гричишникову. Классуха отчитала его за то, что носит игрушки в школу, хвастает диковинками, отвлекает одноклассников и не думает об учебе, а уж ему-то надо думать о ней особенно. Гричишников плакал, а Иришка подумала: «Ну и поделом тебе, ищи теперь свою ракету в карманах дружков».