Проводник. Пять стихий
Пульс Тьмы
Последний Дар Короля (Прошлое – Тысячелетия назад)
Ад смотрел в глаза Королю Самеи. Грохот битвы за стенами последнего бастиона сливался в сплошной рев смерти. Воздух дрожал от ударов чужой энергии и собственного хаоса – хаоса, исходящего от камня в руках его сына. Черный алмаз, названный предками «Душой Народа», пульсировал тревожным, почти предсмертным багровым светом. В его глубинах клокотали пять стихий – Вода, Огонь, Воздух, Земля и Разум – господство над миром, заключенное в холодной тверди, лишенное Проводника. Без избранного артефакт был не щитом, а плетью, хлещущей по своим же защитникам.
Самеи, окровавленный, в изодранных доспехах, схватил сына за плечи. Его глаза, лишенные страха, горели ледяной решимостью. «Слушай! Би́тва проиграна! Сивара… их звездные машины… хаос камня… все кончено здесь»! Он перекрикивал грохот обрушения свода.
«Отец! Мы можем…»– начал принц, лицо его было искажено ужасом и тяжестью ноши.
«НЕТ!» – резкость короля была как удар. «Единственный шанс – он» – он ткнул пальцем в алмаз. «Он без избранного, но он должен выжить! Чтобы найти своего Проводника… где угодно… когда угодно!» Король повернулся к могучему гному в боевой броне, чье лицо было гримасой боли за гибнущее королевство. «Роб! Клятва предков! Ты – его щит! Его молот! Веди его! Спрячь камень!»
«Клянусь ваше величество,» – хрипло ответил Роб, сжимая рукоять топора. «До последней капли крови и искры в бороде. Принц, за мной!»
Король Самеи поднял обломок древнего скипетра – последний огрызок королевской магии. Цена была его жизнью. Кровь хлынула из носа и ушей, по полу поползли трещины. Энергия сгустилась в рвущуюся рану реальности– портал, мерцающий хаотичными картинами чужих миров: пустыни, океаны, космос. Опасный. Непредсказуемый. Камень в руке принца взвыл пронзительно, его багровый свет исказил портал, рванулся к родной земле, которую заливала кровь.
«ИДИТЕ!» – прохрипел Самеи, толкая сына и Роба в мерцающий хаос. «Пусть звезды… пусть сам камень… ведет вас! СПРЯЧЬТЕ ЕГО!».
Последнее, что видел принц, – лицо отца, гибнущее королевство и тяжесть алмаза, жгущего ладонь. Роб втянул его в вихрь. Порта́л схлопнулся с оглушительным хлопком. Король Самеи рухнул на камни. Где-то далеко бились двери. На его губах застыла кровавая улыбка. Камень спасен. Надежда жива. Затем – лязг оружия и крики чужаков. Последний король поднял меч. Его история закончилась здесь, он умирал достойно. Их – только начиналась.
Пробуждение Сердца (Наши дни – Катманду)
Прошло несколько тысяч лет. Планета Земля. 2026 год.
Гора проснулась в гневе. Вулкан Катманду, долго дремавший, изверг лаву и пепел, содрогнув континент. Когда дым рассеялся, на склоне зиял огромный разлом. Геологи, исследовавшие последствия, наткнулись на нечто невозможное: гробницу. Не человеческой работы. Древнее пирамид, совершеннее любых технологий. А внутри…
Он лежал на каменном ложе: черный алмаз, манящий и опасный. Исследователи назвали его «Кровавым Оком». Оно пульсировало. Глубоким, тревожным багровым светом изнутри. Как сердце. Сердце, запертое на тысячелетия, наконец почувствовавшее свободу. Сердце, начавшее искать Проводника. Его свечение привлекало не только ученых. Датчики засекли странные сигналы из глубин космоса.
Совет Тьмы (Наши дни – Ватикан)
Апостольский дворец. Сумерки. Кардинал Лоренцо Манфреди, глава дипломатии, отодвинул портьеры. Кровавый закат лег на спутниковые снимки с грифом КАТМАНДУ-ОМЕГА. «Взгляни, Сильвио,» – его голос был тише скрипа пергамента. – «Гора обнажила вход».
Кардинал Сильвио Баттиста, Префект Конгрегации Доктрины Веры, поднес лупу. Его пальцы не дрожали, но в глазах горел холодный ужас познания. «Гробница. Не наша. Не человеческая.»
«Важно, что внутри!» – перебил Манфреди. – «Они называют его 'Кровавым Оком'. Он пульсирует. Как сердце демона.»
Баттиста отшвырнул лупу. «Око? Нет! Cor Tenebrarum' – Сердце Тьмы! Anima Populorum Perditorum' – Душа Погибшего Народа!» Он встал, его тень легла на фреску Страшного Суда. «Оно в Запретных Свитках! Оно ищет Проводника. Того, кто оседлает его стихии: Воду, Огонь, Воздух, Землю… и Разум! Пять бичей!».
«Суеверия?» – Манфреди бледнел.
«Слепец!» – Баттиста ударил кулаком по столу. – «Вулкан проснулся неспроста! Сердце свободно! И оно жаждет руки, держащей бич Господства!» Он схватил распечатку древнего текста. «И не будет ему покоя, доколе не обретет руку…' Господство, Лоренцо! Сдвигающий горы! Жгущий мысли!».
«Откуда оно?» – прошептал Манфреди.
«Из бездны времен. Или… не только Земли,» – Баттиста отвернулся к окну. «В текстах… звездные пришельцы. Охотники за душами миров. Сивара!Созвездие Льва. Они спят. И чуют пробуждение Сердца. Как стервятники – запах падали.»
Манфреди закрыл глаза.
«Война, Лоренцо,» – Баттиста обернулся, лицо – маска аскета. – «Война за душу планеты. Найти Проводника первыми. Контролировать. Или… уничтожить Сердце, даже если оно унесет пол-Азии. Цена не важна. Только результат.»
Красный свет погас. В кабинете воцарилась тьма, нарушаемая лишь мерцанием экрана с изображением зияющего разлома.
Метка Избранного (Наши дни – Москва)
Три недели спустя. Москва. Комната студента. Ночь.
Холодный пот. Сердце – бешеный барабан. Алан, студент 3-го курса МГУ вскочил с койки. Кошмар не отпускал. Леденящий камень гробницы. Багровый взрыв. И ГОЛОС. Не сон. Ясный. Безжизненный. В костях, в корнях мыслей.
«Путь будет указан. Через плоть твою. Через знак избранного.»
– Заткнись! – Алан зашагал, вцепляясь в виски. Дедлайн по Византии/квантам. Вчерашняя пицца. Скрип лифта. Реальность таяла. Голос звучал как закон природы. – Схожу с ума. Психоз. Врач…
Он подошел к зеркалу. Отражение: тени-провалы под глазами, землистая кожа. Но не это… Алан поднял руки.
От запястий до локтей вились узоры. Не тату. Тончайшие, извивающиеся линии, словно выжженные холодным пламенем. Корни? Руны? Чужие созвездия? Темно-бордовые, почти черные, чуть приподнятые. Они пульсировали в такт сердцу. Излучая слабый, зловещий жар.
«Метка дана. Сомнения – предательство духа. В путь, Проводник. Время утекает, как песок в горстях мертвеца.»
Голос гремел, не терпящий возражений.
– В путь? Куда?! – Алан схватился за голову. Узоры заныли. Острая боль – игла, ткнувшая на юго-восток. – Не могу! Не знаю куда! Болен!
Он судорожно тер руки. Кожа покраснела. Линии не поблекли. Они въелись в плоть. В него. В висках ударило – ясная картина: горы в пепле. Зияющий разлом. Багровое сияние из глубин. Катманду. Извержение. Странные находки… Он знал место.
«Сомнение – слабость. Слабость – смерть. Твоя. И всех, кто встанет на пути. Иди. Или будешь сожран изнутри пустотой, что зовешь своим разумом.»
Угроза была абсолютной. Без эмоций. Не безумие. Вторжение. Захват. Тело. Разум. Уже не его. Узоры горели. Боль сверлила виски. Картина разлома не отпускала.
Он посмотрел на отмеченные руки. На убогую комнату. На спящий город за окном.
Выбора не было.
На автомате, Алан оделся: джинсы, куртка, рюкзак. Паспорт. Деньги. Руки под рукавами, но жар узоров пробивался сквозь ткань, напоминая. Мысли о билетах, универе тонули в ровном, неумолимом гуле реактора в его черепе.
Он открыл дверь. Холодный московский воздух хлестнул по лицу. Шаг. Еще шаг. Без оглядки.
Путь начался.
«Быстрее. Они чуют пробуждение. Сивара не дремлют. Твоя кровь – их маяк. Иди на юго-восток. К камню. К твоей судьбе. К началу конца… или началу истинного Господства.»
Алан растворился в утренней толпе на Ломоносовском проспекте, отмеченный, ведомый, несущий в груди Сердце Тьмы и невыносимую тяжесть пути к бездне. Первая глава захлопнулась, оставив в воздухе лишь багровый отсвет и жгучую дрожь узоров на невидимой коже, навсегда изменившей жизнь студента из Москвы.
-–
Место: Тот же мрачный кабинет в Ватикане. На столе – новые спутниковые снимки гробницы в Катманду, отчеты с пометкой «ПРОВАЛ» и видео с камер наблюдения. Экраны показывают хаос вокруг разлома.
Кардинал Лоренцо Манфреди: Раздражен, подавлен, прагматичен до цинизма.
Кардинал Сильвио Баттиста: Спокоен, как ледник. В его глазах – холодная уверность фанатика.
Манфреди: (Швыряет папку на стол, документы рассыпаются) Бессмысленно! Абсолютно бессмысленно! Вчера – лучшая группа «Крестоносцев». Опыт Афганистана, Ирака, тренировки против… против неестественного. Он указывает на экран, где видно заваленный камнями вход в гробницу и тела в черной форме) Результат? Шесть человек – мертвы или безумны. Трое кричат о жгущих глазах и голосах в костях. Камень даже не тронут!
Баттиста: (Не глядя на документы, изучает увеличенный снимок самого камня. Багровое свечение на фото кажется зловеще ярким) Я предупреждал, Лоренцо. «Cor Tenebrarum» не артефакт. Он – сущность. Его нельзя взять силой. Как нельзя взять силой бурю или землетрясение. Он защищается. Стихиями. И… чем-то иным. (Он касается пальцем снимка, где воздух над гробницей искажен, как над раскаленным асфальтом) Разумом. Он выжигает волю.
Манфреди: (Саркастично) Замечательно! Значит, мы просто наблюдаем? Пока это… это Сердце Тьмы решает, кому вручить бич Господства?
Баттиста: Его глаза встречают взгляд Манфреди. В них – не страх, а железная решимость хищника. Именно. Они ждут Проводника. Значит, нам тоже нужно его ждать. Но не как пассивные наблюдатели.
Манфреди: (Насторожившись) Ждать? И что? Упасть на колени перед избранным камнем? Признать его Мессией Тьмы?
Баттиста: (Тон не меняется, но в нем появляется сталь) Нет. Мы устроим засаду. Камень выберет своего носителя. Проводник придет к нему. Это неизбежно. Как прилив. Он почувствует зов. Он пройдет сквозь любые преграды. (Он стучит костяшками пальцев по столу, ритмично, как отсчет времени) И когда он придет… когда он откроется камню, когда будет наиболее уязвим в моменте их… соединения… вот тогда мы нанесем удар.
Манфреди:(Понимание, смешанное с ужасом, медленно проступает на его лице) Убить его. Убить Проводника. Пока камень не передал ему всю силу. Пока он не стал неудержим.
Баттиста: «Mors ante servitium Tenebrarum». Смерть прежде служения Тьме. Это не убийство, Лоренцо. Это высшее милосердие. И единственный практический шанс. Уничтожить сосуд, пока скверна не перетекла в него полностью. Камень, лишенный Проводника, возможно, снова погрузится в сон. Или станет уязвим для иных методов… уничтожения.
Манфреди: (Молча смотрит на экраны: хаос в Катманду, тревожные метки Сивара на орбите, застывший багровый свет камня. Он видит логику. Безжалостную, но логику. Его голос хриплый) А если камень выберет… ребенка? Невинного? Человека, не понимающего, что с ним происходит?
Баттиста: Невинных в этой игре нет, Лоренцо. Тот, кого выберет Сердце Тьмы, уже обречен. Наша задача – сделать его смерть осмысленной. Спасти миллионы ценой одной души. Разве не этому учит нас история Церкви? Жертвоприношение Авраама… только ягненком станет тот, кого избрало Зло. (Он поднимается) Отдайте приказ отряду «Крестоносцы». Передислокация в Непал. Полная маскировка. Абсолютная готовность. Они должны быть невидимыми тенями вокруг гробницы. И ждать. Ждать Знака Избранного.
Манфреди: все еще смотрит на багровое свечение на экране. Затем медленно берет красный телефон на столе – прямую линию к командиру спецотряда. Знак Избранного? Как мы его узнаем?
Баттиста: Узнаем. Камень… или сама Тьма… подаст сигнал. Аномалии усилятся. Сивара активизируются. Или… (он оборачивается, его глаза блестят в полумраке) …у нашего агента «Соловей» в Катманду есть приборы, фиксирующие пси-всплески. Когда Проводник придет и коснется камня… это будет как ядерный взрыв для чувствительного оборудования. Вот тогда… – его рука сжимается в кулак, жест окончательный и беспощадный, – бейте на поражение. Никаких сомнений. Никакой пощады. Уничтожить любой ценой.
Кардинал Баттиста выходит, оставляя Манфреди одного в кабинете. Кардинал-Секретарь все еще держит красную трубку. На экране перед ним пульсирует «Сердце Тьмы». Он закрывает глаза на мгновение, затем нажимает кнопку связи. Его голос, когда он говорит, лишен всяких эмоций, кроме холодного приказа:
– Это Манфреди. Операция «Падший Ангел» утверждена. Цель – «Сосуд». Критерий активации – «Сигнал Омега» Метод – «Очищение Огнем». Повторяю: «Очищение Огнем» Никаких свидетелей. Никаких следов. Бог простит нас… или нет.
Он кладет трубку. В кабинете тишину нарушает только едва слышный гул серверов и зловещее, немое мерцание экрана.
Знак Пути
Москва. Утро после Кошмара.
Холодный пот. Сердце – бешеный барабан. Алан вскочил с койки, вырвавшись из тисков кошмара. Но кошмар не отпускал. Он висел в воздухе, как гарь. Леденящий камень гробницы. Багровый взрыв. И ГОЛОС.Не сонный бред. Ясный. Безжизненный. Звучащий в самих костях, в корнях мыслей.
Путь будет указан. Через плоть твою. Через знак избранного.
– Заткнись! – Алан зашагал по крошечной комнатке, вцепляясь пальцами в виски. Дедлайн по квантам. Вчерашняя пицца. Скрип лифта. Якоря реальности скользили, не держали. Голос звучал как аксиома. – Схожу с ума. Психоз. Врач…
Он подошел к зеркалу над раковиной. Отражение заставило сглотнуть ком. Тени под глазами – фиолетовые провалы. Кожа – землисто-серая. Но не это… Алан поднял руки.
От запястий до локтей вились узоры. Не тату. Тончайшие, извивающиеся линии, словно выжженные холодным пламенем. Корни? Руны? Чужие созвездия? Темно-бордовые, почти черные, чуть приподнятые. Они пульсировали в такт сердцу. Излучая слабый, зловещий жар.
«Метка дана. Сомнения – предательство духа. В путь, Проводник. Время утекает, как песок в горстях мертвеца.»
Голос гремел, не терпящим возражений. Рок.
– В путь? Куда?! – Алан схватился за голову. Узоры заныли. Острая боль – игла, ткнувшая на юго-восток. – Не могу! Не знаю куда! Болен!
Он судорожно тер руки. Кожа покраснела. Линии не поблекли. Они въелись в плоть. В него. В висках ударило – ясная картина: горы в пепле. Зияющий разлом. Багровое сияние из глубин. Катманду. Извержение. Странные находки… Он знал место.
«Сомнение – слабость. Слабость – смерть. Твоя. И всех, кто встанет на пути. Иди. Или будешь сожран изнутри пустотой, что зовешь своим разумом.»
Угроза была абсолютной. Без эмоций. Не безумие. Вторжение. Захват. Тело. Разум. Уже не его. Узоры горели. Боль сверлила виски. Картина разлома не отпускала.
Он посмотрел на отмеченные руки. На убогую комнату. На спящий город за окном.
Выбора не было.
Как автомат, Алан оделся: джинсы, куртка, рюкзак. Паспорт. Деньги. Руки под рукавами, но жар узоров пробивался сквозь ткань, напоминая. Мысли о билетах, универе тонули в ровном, неумолимом гуле реактора в его черепе.
Он открыл дверь. Холодный московский воздух хлестнул по лицу. Шаг. Еще шаг. Без оглядки.
Путь начался.
«Быстрее. Они чуют пробуждение. Сивара не дремлют. Твоя кровь – их маяк. Иди на юго-восток. К камню. К твоей судьбе. К началу конца… или началу истинного Господства.»
Алан растворился в утренней толпе на Ломоносовском проспекте, отмеченный, ведомый.
Аэропорт Трибхуван. Катманду. Полдень.
Ступени трапа жгли подошвы. Катманду ударил в лицо стеной влажного, пыльного воздуха. Алан замер, подавленный шумом, пестротой, чужбиной. Но внутри… царила леденящая ясность.
Голос камня стих. В сознании вспыхнула карта – линия, как раскаленная проволока, тянулась из точки «Я» через хаос аэропорта, прямо к Разлому. Маршрут был выжжен в нейронах головного мозга.
«Добро пожаловать домой, Проводник,»– прошелестел Голос. «Путь открыт. Иди.»
Алан потер руки под перчатками. Узоры пульсировали нетерпением. Он сделал шаг.
И вдруг – тень. Чувство пристального, нечеловеческого взгляда. Тот самый леденящий холод. Сивара-тень. Здесь. Алан резко обернулся – никого подозрительного, но ощущение слежки не исчезало.
Сдавленный стон вырвался у него. Он поднял взгляд к небу, ища глоток чистого воздуха.
И замер.
Над аэропортом, в ослепительно-синей вышине плыли облака, сложившиеся в знак. Четкий, ясный, невозможный. Переплетение острых углов и спиралей, похожее на языки пламени. Алан понял его.
«Файр'акан» – пронеслось в мыслях. Руна Огня.
«Твой первый язык, Проводник,» – прошипел Голос. «Руна Огня приветствует тебя на Пороге. Но помни: она – Ключ. Только знающий Руну Огня – истинный язык ее пламени – сможет снискать право подойти. Сможет быть… принят Сердцем.
Жар в руках усилился. Горы на горизонте манили. Холодный взгляд Сивара давил на спину. А в небе пылало предзнаменование его пробуждающейся мощи. Он сделал шаг вперед.
Автобус. Дорога из аэропорта.
Автобус рычал, подпрыгивая на колдобинах. Алан вжался в сиденье. Маршрут в голове пульсировал. Но сквозь него пробивалось ощущение – пристальные взгляды. Целенаправленные. Изучающие. Сердце забилось. «Сивара? Уже здесь?».
Он медленно повернул голову. И увидел их.
Первый: Мужчина с горделивой осанкой короля, сидевший на потрепанном сиденье, как на троне. Глаза странного, неземного сине-зеленого оттенка. Глубокие, старые. Он смотрел прямо на Алана.
Второй: Карлик? Нет. Гном. Едва достающий ногами до пола, но с плечами, упавшими мощными скатами. Густая борода, острый, как кремень, взгляд из-под мохнатых бровей. Он тоже смотрел на Алана, словно прицеливаясь.
«Враги?» – панически подумал Алан. Узоры вспыхнули жгучей волной.
Но Голос камня не закричал тревогу. Он зазвучал торжественно:
«Спутники… Смотри, Проводник. Принц Воло. Сын Самеи. Роб Скальный Кулак. Страж Глубин. Тот, кто воздвиг укрытие. Камень… определил их. Они – его длань и щит. Твои длань и щит.»
Воло, казалось, услышал. Его глаза вспыхнули багровым светом. Он негромко произнес что-то на странном языке. Роб хрипло хмыкнул, пробормотав: «Тысячи зим… и вот он. Щуплый птенчик. Но Метка… на нем горит.»
Обочина. Тень скалы.
Автобус кряхтел, замирая на пыльной обочине. «Поломка!» – крикнул шофер. Алан выскочил, жадно глотая воздух. Горы были ближе. Маршрут горел. Мысли путались. Принц? Гном? Друзья?..
– Тощий! – хриплый голос Роба за спиной. – С тобой можно познакомиться поближе?
Алан обернулся. Они стояли перед ним – древний принц и гном-воин.
Роб ткнул пальцем в грудь Алана.
– Роб я. Скальный Кулак. А это Воло. Сын Самеи. И вот скажи, щуплый птенчик, какой худой может быть Тем Самым? Он?Камень с ума сошел?
– Роб,– голос Воло прозвучал как удар колокола. – Я чувствую узоры. На его руках. Горит. Метка Сердца. Истинная.
Роб хмыкнул, скепсис сменив на пристальный взгляд. Воло подошел вплотную. Алан почувствовал волну древней силы.Принц снял перчатку, протянул руку в жесте открытой ладони и доверия.
– Проводник,– сказал Воло, усталость и надежда в голосе. – Ты. Тебя выбрал Камень.Дай мне почувствовать Пламя Ключа.
Алан, дрожа, снял перчатку. Пульсирующие темно-бордовые узоры обнажились. Воло положил ладонь поверх них.
Искра! Крошечная, багровая, реальная, прыгнула с кожи Алана на ладонь Воло. Жар вырвался импульсом. Лицо принца озарилось блаженным облегчением и счастьем.
– Да! Ключ! Огонь! Настоящий! – Он сжал руку Алана. – Тысячи зим мы ждали. Камень не обманул. Сейчас я расскажу тебе все. О Судном Бое. О ловушках. О Сивара. Иди с нами.
Под скалой.
Тень была прохладной. Роб прислонился к камню, проверяя топор. Воло стоял перед Аланом, его глаза отражали бездны космоса.
– Цивилизация Сивара,– начал Воло, голос – погребальный звон, – жнецы душ. Пожиратели цивилизаций. Их инструменты… Камни. Красный Камень Ярости.Выжигает волю. Синий Камень Безмолвия. Гасит звезды. Но им нужен Третий. Черный Камень. Тура'кея. Сердце Первотворения. Сила созидания и контроля над самой тканью бытия.
Он махнул рукой к горам.
– Земля? Для Сивара – пылинка. Они пришли за Тура'кеей. И за тем, кто сможет его оживить. Им нужен Проводник, Алан. Симбионт. Чтобы ты стал их орудием. Чтобы сковать вселенную.
Тишина. Алан смотрел на свои руки. «Тура'кея». «Первые Властители». «Ключ ко всему».
Слова кружились бешено.
– Я… – голос сорвался. – Я простой парень из Москвы! Учусь на историка. Люблю футбол… пиццу… я обычный землянин! Почему я?! Я сойду с ума!
Громкий, раскатистый хохот Роба разорвал тишину. Он ткнул Алана в бок.
– «Сойду с ума»! Обычный землянин»! Ага! Обычные не носят огненные руны Первотворения! Не искрят принцам!
Роб вытащил огромный, жирный бутерброд, еще сунул Алану в руки.
– Не бойся, тощий! Жри. От стресса мозги сохнут. А насчет «почему ты»… Камень выбрал. Он чует… потенциал. Искру в пепле. – Его каменные глаза смягчились. – Первый Проводник Кельдара был… пастухом. Щуплым, как ты. Потому что ты можешь не сломаться. Вот почему.
Алан тупо смотрел на бутерброд, потом на Роба, на Воло. Принц молча кивнул. Алан откусил. Вкус был острым, сытным. Простое действие – есть бутерброд под гималайской скалой, слушая о конце вселенной – стало якорем. Безумие не ушло. Но появилась точка опоры. В грубой заботе Роба. В уверенности Воло.
– «Потому что ты можешь не сломаться», – прошептал Алан. Узоры пульсировали чуть спокойнее.
Зал Вечной Геометрии. Планета Сивара. (Параллельно)
Кристаллические структуры резко сжались Синий и красный свет под плитой из черного нейтрониума вспыхнули яростно. Воздух завыл.
РАХМАР (Гул, ломающий пространство):
ПРОВОДНИК! ГДЕ ПРОВОДНИК?! ПОЧЕМУ ОН НЕ В НАШИХ РУКАХ?! ОТВЕЧАЙ, СИРИУС!
СИРИУС (Импульсы холодного лазера):
КАЛЬКУЛЯЦИИ ИДУТ ПО ПЛАНУ. СЛЕД ОБНАРУЖЕН. ОН ДВИЖЕТСЯ К ГРОБНИЦЕ. МОЙ УЧЕНИК БОНГО УЖЕ НА ЗЕМЛЕ. РАЗУМ – МАТРИЦА СИРИУС-9. ТЕЛО – БИОМАССА С НАНОТРОНАМИ КРАСНОГО КАМНЯ. ОН ВЕДЕТ ОХОТУ. ПОРТАЛЫ ОТКРЫТЫ. КАК ТОЛЬКО БОНГО ЗАХВАТИТ ПРОВОДНИКА – МГНОВЕННЫЙ ПЕРЕНОС. ТУРА'КЕЯ И ОРГАНИКА БУДУТ ЗДЕСЬ. ДЛЯ ФИНАЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ.
РАХМАР:
СКОРО?! Я ВИЖУ, КАК ОНА ПРИБЛИЖАЕТСЯ! ЕСЛИ ОНА АКТИВИРУЕТ КАМЕНЬ…
СИРИУС:
ВЕРОЯТНОСТЬ УСПЕХА БЕЗ НАС: 0.00073%. ОНА СЛОМАЕТСЯ. БОНГО БУДЕТ ТАМ РАНЬШЕ. ЭФФЕКТИВНОСТЬ 99.998%. ЗЕМЛЯ СТАНЕТ ТОПЛИВОМ. ОЖИДАЙТЕ ОТЧЕТ В 37 ЦИКЛОВ «ЧАС».
РАХМАР (Гул, полный угрозы):
37 ЦИКЛОВ. ИНАЧЕ – ГЕОМЕТРИЯ ЗАБВЕНИЯ ДЛЯ ОШИБШИХСЯ.
Сириус сжался в точку, взорвавшись каскадом вычислений. Он На голографической карте Земли ядовито-красная метка Бонго рванулась к багровой точке Алана. Отсчет начался.
Вечер. Окраина Катманду.
Автобус выдохнул Алана, Воло и Роба на пыльную улицу. Воздух гудел от мотоциклов, криков, запаха специй и… чего-то еще. Густого, тяжелого. Как перед грозой. Горы, увенчанные снегами, нависали над городом. Туда вел внутренний компас Алана. Туда же указывал молчаливый взгляд Воло и настороженный поворот головы Роба.
– Там,– тихо сказал принц, кивнув на хаотичные постройки, карабкающиеся вверх по склону. Над одним районом, в стороне от центра, висел легкий, персиковый туман, странно контрастирующий с чистым небом. Оттуда же, едва уловимо, исходила вибрация– низкая, на грани слуха, заставлявшая зубы ныть. Разлом. Гробница.
– Чую их ловушки, – хрипло пробурчал Роб, сжимая рукоять топора, спрятанного под плащом. – Старые, добрые… но кто-то копался. Новое… мерзкое. – Он метнул взгляд в сторону, где тени сгущались раньше времени.
Алан почувствовал, как узоры на его руках заныли предупреждением
Голос камня прорывался сквозь гул города:
«Порог близок, Проводник. Время Судного Боя настало. Неси Ключ. Неси Огонь. Докажи свое право.»
Он посмотрел на Воло – спокойного, как гора. На Роба – готового разбить что угодно. На свои руки, скрытые тканью, где жила сила Файр'акана. И на персиковый туман над Разломом, за которым ждало Сердце Тьмы, засада Ватикана, и ядовито-красная тень Бонго, отсчитывающая часы.
Он сделал шаг вперед. Первый шаг к Порогу. К Огню. К концу… или началу всего.
Тот же мрачный кабинет в Ватикане. Поздний вечер. Единственный свет – мерцающие экраны с изображением гробницы в Катманду. Кардинал Сильвио Баттиста сидит в кресле, лицо скрыто в тени. На столе перед ним лежит древний свиток с изображением трех камней: Черного, Красного и Синего, окруженных сложной космической символикой.
Тишину кабинета нарушал лишь едва слышный гул серверов и немое мерцание багрового света с экрана – пульс «Сердца Тьмы» в далеком Катманду. Кардинал Баттиста сидел неподвижно, его пальцы бессознательно водили по холодному пергаменту свитка, по линиям Синего Камня.
Внезапно… вздрогнуло пламя свечи в углу. Воздух сгустился, стал ледяным . Сам кардинал не двигался, но его плечи напряглись, как тетива.
И тогда вспыхнули его глаза.
Не отражением экрана. Не безумием. Глубоким, мертвящим, бездонным СИНИМ СВЕТОМ, как свет далекой, умирающей звезды, заключенный в человеческие орбиты. Свет лился изнутри, заливая тени его лица неземным, зловещим сиянием. Он поднял голову. Синие прожекторы его глаз уставились в пустоту перед собой, но видели не стены Ватикана.
БАТТИСТА (Голос, обычно сухой и резкий, теперь звучал НИЗКО, ГРОМКО, НАПОЛНЕННЫМ ЭХОМ ДРЕВНИХ БЕЗДН И ГОРЕЧЬЮ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ):
Я… помню. Помню, Великие!Помню золотые шпили Ду'ккара, пронзающие небо из аметистовых туч! Помню песнь Кристальных Морей! Я – кровь Властителей Ду'ккара! Потомок тех, кого вы, жалкие черви, называете богами! (Он схватился за грудь, где под сутаной могла скрываться странная, холодная отметина). Преданные… ПРЕДАННЫЕ СИНЕМУ КАМНЮ!
Синий свет в его глазах запульсировал, отбрасывая на стены танцующие, ледяные тени. Воздух вокруг него покрылся инеем, Чернила в стакане на столе замерзли с тихим хрустом.
БАТТИСТА (Голос гремел, наполненный немыслимой скорбью и яростью):
Великие Прародители! Творцы Разума! Вы разделили Искру! Три Цивилизации! Три Камня! Дар Защиты! Дар Гармонии! Черный – Жизнь и Воля! Красный – Страсть и Энергия! СИНИЙ – РАЗУМ и ПОРЯДОК! Чтобы каждый народ жил в мире под своим Небом! Много Космовеков длился Рассвет! Вселенная пела в балансе! (Он вскочил, его фигура, освещенная синим светом изнутри, казалась больше, древнее). Пока не пришли ОНИ! СИВАРА! Гадюки в звездном пепле!
Он ударил кулаком по столу. Стекло экрана треснуло, но не разбилось, лишь покрылось паутиной морозных узоров. Багровый свет камня за мерцающей паутиной казался пойманным.
БАТТИСТА (Кричал, и в его крике был вой целой погибшей цивилизации):
Они сковали Синий Камень! Холодной техномагией своей! Вырвали Проводника Разума из рода моего! Сломали его! Сделали марионеткой своего Владыки! Мой народ! МОЙ НАРОД! Из творцов, хранителей знания… в рабов! В батареи для их машин Безмолвия! Строителей их тюрем для реальности! «УНИЖЕННЫХ! РАЗБИТЫХ!» Великие Прародители… вы не предвидели ЭТОЙ ЖАДНОСТИ! ЭТОЙ ИЗВОРОТЛИВОЙ ТЬМЫ!
Синий свет в его глазах пылал теперь ледяным пламенем ненависти. Он подошел к треснувшему экрану, к пульсирующему за инеем багровому изображению.
БАТТИСТА (Шепотом, полным смертоносной тишины):
И теперь… они здесь.
Они хотят ТО ЖЕ САМОЕ. Они жаждут Черный Камень. Жаждут его Проводника. Чтобы объединить Три Искры в ОДИН БИЧ! Чтобы сковать Бесконечность своей волей! Сделать все миры – одним гигантским Ду'ккаром, вечно стонущим в неволе! Он положил ладонь на холодный экран, прямо на изображение гробницы. Но я… я ЗДЕСЬ.
Синий свет из его глаз хлынул по руке, ударил в экран. Трещины засияли ледяным сиянием, на мгновение погасив багровый пульс.
БАТТИСТА (Голос обрел стальную, нечеловеческую твердость):
Выбранный Черным Алмазом… здесь. Мальчишка. Щуплый сосуд. Но Метка на нем… она горит. Сивара… здесь. Их тень скользит за ним. Их порталы открыты. Их ученик… «Бонго» … охотится.
(Он сжал кулак, и синий свет сконцентрировался в его сжатой ладони, как сгусток абсолютного нуля).
От Я знаю их планы. Знаю их страх. Знаю их гордыню. Они думают, что контролируют все. Но они забыли… забыли о ДУ'ККАРЕ! Обо МНЕ!
Я не кардинал жалкой пылинки Земли. Я – ПОСЛЕДНИЙ ГНЕВ ДУ'ККАРА! ПОСЛЕДНЯЯ ИСКРА РАЗУМА, ПРЕДАННОГО СИНЕМУ КАМНЮ! Я отомщу. За золотые шпили. За Кристальные Моря. За сломанного Проводника. За каждый стон моего народа в цепях Сивара!
Черный Камень не будет их ключом. Он станет… ИХ ГРОБОМ. А Проводник… – в его синих глазах мелькнуло что-то страшное, – он станет факелом, в котором сгорят последние надежды Владыки Рахмара!Операция «Падший Ангел»? Нет. Теперь это – «ГЕЕННА ДУ'ККАРА»! Пусть Сивара узнают вкус своего же Безмолвия… изнутри!
Синий свет в его глазах погас так же внезапно, как и вспыхнул. Кардинал Баттиста стоял, опираясь на стол, дыша тяжело. В кабинете было холодно, как в склепе. На экране, сквозь паутину морозных трещин, багровый свет камня пульсировал с новой, тревожной яростью.
Но в глазах человека, смотревшего на него, уже не было фанатизма веры. Там горел холодный, расчетливый огонь древней расы, готовой сжечь галактику, чтобы утолить свою месть …
Знак Пути.
Глубина Разлома у Гробницы Тура'кея. Хаос после активации Камня.
Багровый свет, извергнутый «Сердцем Тьмы» при прикосновении Алана, медленно рассеивался, как дым после взрыва. В воздухе висел запах озона, расплавленного камня и крови. Перед зияющей нишей, где пульсировал Черный Алмаз, лежал Алан . Бледный как смерть, истекающий кровью из глубокой раны на боку – осколок скалы или луч Бонго сделали свое дело. Сознание ускользало, цепляясь лишь за жгучую пульсацию Меток на его руках и магнетическую тягу самого Камня. Его окровавленная рука бессильно лежала на холодной поверхности артефакта.
Рядом, придавленный огромным обломком скалы, стонал Роб Скальный Кулак. Его могучая грудь тяжело вздымалась, борода была слипшейся от крови и пыли. Броня гнома была пробита и опалена. Его древний боевой топор лежал в метрах десяти, под грудой щебня. Сила Земли, которую он призвал, чтобы обрушить часть свода на отряд крестоносцев, истощила его до предела.
Принц Воло стоял на коленях, опираясь на иззубренный клинок. Его королевские одежды превратились в лохмотья, лицо покрыто сажей и ссадинами. Он использовал Воздух – рассекая техномаггические вихри Бонго и разбрасывая солдат, – и теперь каждое дыхание давалось с трудом. Его сине-зеленые глаза, полные боли и ярости, метались между Аланом, Робом и эпицентром разрушения чуть поодаль.
Там, в клубах пара и ледяной пыли, продолжался апокалиптический поединок:
Кардинал Сильвио Баттиста парил над землей, окутанный ледяным сиянием. Его глаза пылали бездонным синим светом – светом погибшей Ду'ккара, светом абсолютного холода и ненависти. Он взмахивал руками, и из воздуха, из самой земли, вырывались гигантские копья иней-камня, летящие со свистом.
Бонго, агент Сивара, отвечал красным кошмаром. Его гибкая фигура в черном комбинезоне мелькала как тень, уворачиваясь от ледяных смерчей. Два кристаллических жезла в его руках извергали не лучи, а вихри искаженного пространства, алые, как запекшаяся кровь, и сгустки чистой термоядерной ярости. Они сталкивались с ледяными копьями, взрываясь раскаленным градом и шипящим паром. Земля вокруг них представляла сюрреалистический пейзаж: синие кристаллические леса, внезапно вырастающие и тут же оплавляемые в стеклянные лужицы адским жаром.
БАТТИСТА (Голос гудел, как ледник, двигающийся по камню, наполненный древней яростью):
ТЫ – ИСКУШЕНИЕ МАШИНЫ! СОЗДАНИЕ СИРИУСА! ТЫ НЕ ДОСТОИН ДЫШАТЬ ОДНИМ ВОЗДУХОМ С ПЕРВОТВОРЕНИЕМ! ДУ'ККАР ПРОКЛИНАЕТ! Он сжал кулак – из-под ног Бонго взметнулся лес ледяных шипов, едва не пронзив его.
БОНГО (Механический визг достиг ультразвука, щель шлема пылала алым адом):
РАСЧЕТЫ СИРИУС-9 НЕПОГРЕШИМЫ! ПРОВОДНИК ПРИНАДЛЕЖИТ ВЛАДЫКЕ РАХМАРУ! ВАША МЕСТЬ – СТАТИСТИЧЕСКАЯ ПОГРЕШНОСТЬ! (Жезлы слились, выпустив сгусток красной энергии, который пробил ледяную баррикаду и ударил Баттисту в плечо. Кардинал с проклятием отлетел, синий свет в его глазах подернулся дымкой, сутана на плече обуглилась).
Воло увидел, как рука Алана безвольно соскользнула с Камня. Сознание студента гасло. Страх за будущее всего сущего сжал сердце принца. Он собрал воздух в легкие, крича так, что голос сорвался в хрип, но пробился сквозь грохот битвы:
ВОЛО (Обращаясь к Алану и Робу, голос – вопль отчаяния и последней надежды):
АЛАН! ДЕРЖИСЬ! КАМЕНЬ… НИША… ОПУСТИ РУКУ ГЛУБЖЕ! АКТИВИРУЙ КЛЮЧ НА ГЛУБИНЕ! РОБ! ВСПОМНИ! ОТЕЦ!.. ПОСЛЕДНИЙ ДАР ОТЦА! РУНА ПОРТАЛА! ОН СПРЯТАЛ ЕЕ В САМОЙ СУТИ ТУРА'КЕИ! ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС! АКТИВИРОВАТЬ – И УЙТИ! СПРЯТАТЬСЯ… СРЕДИ ЗВЕЗД!
Слова «Отец» и «Портал» как удар током пронзили туман в сознании Роба. Гном застонал, упираясь руками в давящий обломок. «Клятва… предков…» – прохрипел он, кровавая пена выступила на губах. «Да… Самеи… в самый камень… врезал путь к бегству… Руна Исхода…» С нечеловеческим усилием он рванулся, сдвигая камень ценой хруста в ребрах, и протянул окровавленную руку в сторону багрового сияния.
Алан, на грани, услышал не слова, но зов самого Камня. Он почувствовал углубление в гладкой поверхности под своей ослабевшей рукой. Последним усилием воли, на грани черноты, он вдавил руку в эту нишу, до упора. Кровь с его пальцев смешалась с холодной твердью Алмаза.
«Файр'акан…»– прошептали его губы, теряя связь с разумом. Руна Огня. Ключ.
Сер
дце Тьмы ОТКЛИКНУЛОСЬ.
Не взрывом света, а пульсацией, сотрясшей саму реальность. Багровое сияние сжалось, а затем вырвалось из ниши с новой, невероятной силой. Оно уже не просто светило – оно тело, как жидкий багровый металл. Оно окутало Алана, потянулось к Воло и Робу, формируя вокруг них защитные коконы чистой энергии. Камень не активировался – он ПРОБУДИЛСЯ ОКОНЧАТЕЛЬНО.
На его поверхности, прямо под рукой Алана, вспыхнула и засияла Руна Порога. Не огненная, а сложнейшая, золотосеребряная спираль, мерцающая светом далеких галактик. Руна Исхода. Последний дар Короля Самеи.
ВОЛО (Собрав последние капли силы, вложил в крик всю волю короля и отчаяние сына):
ДОВЕРЬСЯ ПОТОКУ! КАМЕНЬ ВЕДЕТ! ПОРТАЛ ОТЦА! ОТКРЫВАЙ ВРАТА В БЕЗДНУ ЗВЕЗД!
Роб, вырвавшись из-под обломка, с рыком бросился вперед, в багровый свет. Воло последовал за ним, отталкиваясь от земли. Энергия Камня схватила их, втягивая к Алану и нише.
БАТТИСТА (Увидев ускользающую надежду на месть, вскрикнул с ледяной яростью, смешанной с ужасом):
НЕТ! МОЙ ГНЕВ! МОЯ МЕСТЬ! ОНИ НЕ УЙДУТ! (Он рванулся вперед, вытягивая руку, покрытую сияющим инеем, пытаясь сковать багровый поток вечной мерзлотой).
БОНГО (Его системы зафиксировали критический выброс энергии. Визг достиг частоты, разбивающей стекло):
ПРОВОДНИК! ПРИНАДЛЕЖИТ ВЛАДЫКЕ! ПЕРЕХВАТ! Оба жезла выпустили сдвоенный луч алой аннигиляции, направленный в сердце багрового сияния… Луч исчез в нем, как камень, брошенный в океан, не вызвав и ряби).
Портал разверзся.
Не просто дыра. Врата. Колоссальные, сотканные из чистой багровой и золотосеребряной энергии, обрамленные пылающей Руной Исхода. За ними клокотал мерцающий вихрь звездных дорог – туманности, чужеродные созвездия, бездна космоса. Воздух наполнился холодом вакуума и запахом чужих солнц.
Багровый поток рванулся внутрь Врат, увлекая за собой безвольное тело Алана, истекающего кровью, Роба и изможденного Воло. Они растворились в сверкающем водовороте.
Баттиста успел лишь коснуться края багрового сияния. Синий лед на его руке треснул и испарился с шипением адской боли. Ударная волна отшвырнула его назад. Он рухнул на камни, наблюдая, как Врата начали неумолимо схлопываться.
Бонго замер, его сенсоры захлебывались от непостижимых данных. «Цель… утрачена… Системы… перегрузка… Ошибка матрицы Сириус-9…» – механический голос звучал растерянно и.… почти испуганно.
ГРОХОТ! Портал схлопнулся с ударной волной, сбившей с ног и кардинала, и агента Сивара. Энергия рассеялась, оставив после себя лишь тихое багровое пульсирование «Сердца Тьмы» в своей нише и глубокую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием остывающих камней и тяжелым, хриплым дыханием двух врагов.
Баттиста поднялся. Его лицо, освещенное холодным багровым светом Камня, было искажено беспредельной яростью, горечью поражения и холодной решимостью. Он смотрел на пустое место перед нишей, где исчезли его «факел» и единственная надежда на Геенну Ду'ккара». Бегство… не спасение… лишь отсрочка… Я найду вас среди звезд… и месть Ду'ккара свершится…– прошипел он, синий огонек в глазах тлел, как последний уголь в пепле.
Бонго повернул шлем к Баттисте. Красная щель сузилась до тонкой, смертоносной линии. Сенсоры сканировали кардинала. Органический субъект 'Баттиста'. Уровень угрозы: Экзистенциальный. Происхождение: Аномальное. Приоритет цели: Абсолютный. Нейтрализация: Непреложна. Жезлы загудели с новой силой, нацеливаясь на поверженного, но все еще опасного врага.
Над безмолвным Разломом, в клубах пара и ледяной пыли, два антагониста, лишившиеся главной цели, уставились друг на друга. Их личная война, война Льда и Техноогня, была далека от завершения. Но Алан, Воло и Роб были уже в пути. Унесенные последним даром Короля Самеи в бескрайние просторы Вселенной, оставив за собой лишь багровый отблеск угасших Врат, запах чужих звезд и горечь несостоявшегося апокалипсиса для тех, кто остался у пульсирующего Сердца Тьмы. Путь к Камню завершился бегством. Цена – кровь, сломанные силы и пробужденная мощь Первотворения. Что ждало их на другой стороне звездного вихря, знал лишь сам Тура'кея, уносящий своих избранников в неизвестность. Первая глава их звездной одиссеи началась с исчезновения.
Миры за Порогом (Дом Князя Багара – Начало Великой Игры)
Богатая усадьба князя Багара. Кабинет/Библиотека. День Прибытия.
Воздух сдавлен тишиной дорогих ковров и тяжестью взглядов. Алан («Горан») сидит в глубоком кресле, голова перевязана безупречным льном – свидетельство «падения с полки». Его мир перевернулся. Фиолетовый ад Кель'нара, раны Роба, хрип Воло – все сменилось холодным мрамором, золотом портретов и удушающей ложью семьи.
Перед ним – Князь Багар: отец. Седой, с орлиным профилем и шрамом от виска до скулы, как сабельный удар по репутации. Темные глаза – ледяные, полные неприкрытого разочарования. Он курит трубку, дым кольцами уплывает к потолку, словно сигналы презрения.
Рядом – Лиана: «мать». Невероятной красоты, с черными волосами и синими, как горный лед, глазами. В них – тревога, любовь, но глухая стена непонимания. Ее нежность – бархатная петля.
Лула: «сестра». 16 лет, живое отражение матери, но с искоркой беззаботности. Она только что заливисто смеялась, назвав его «никчемышем» с любовью, от которой сжималось сердце. Ее смех – кандалы.
Лекарь Арос, умные глаза цвета лесного ореха, только что закончил осмотр. Его пальцы, ловкие и точные, замерли над рукой Алана, скрытой под рукавом, где пульсировали темно-бордовые узоры. Он почувствовал бурю под кожей.
Арос (Обращаясь к Багару, голос осторожен, но тверд):
– Сотрясения нет, ваша светлость. Ушиб, испуг. Голова ясна. – Пауза. – Но… позвольте дерзость. Ваш отец, герцог Богот… перед кончиной он видел в Горане искру. Древнюю силу. Скрытую. – Взгляд Ароса скользит к руке Алана. – Я… чувствую ее сейчас. Могущественную. Может, старый герцог был не так уж не прав, считая его… не тряпкой?
Багар медленно оборачивается. Бархатный голос режет как нож:
– Арос, ты – лекарь. В мужской доблести – судья я. – Шаг к Алану. Тень падает на него. – Отец? Дряхлый старик, мозги выедены вином. Видел великанов в щуплых внуках.– Уничижительный взгляд скользит по Алану. – Сила? В нем? Он шпагу еле держит! Тряпка! Капризный ребенок! Каким дед его видел – таким он и остался. Лечи ушиб. Не забивай мне голову сказками. – Отворачивается. – Мой сын – Горан. Его удел – тишина под моим крылом. Подвиги – для племянника Толена. Вот где княжеская кровь!
Лула подбегает, садится на подлокотник кресла:
– Пусть папа думает что хочет! Я тебя больше всех люблю, братик-князек! – Нежно гладит его по перевязанной голове. – Толен – скучный медведь! А ты умный! – Смеется. – Папа тебя любит! Он просто… думает, что ты никчемыш!
Слово «никчемыш», сказанное с любовью, – последняя капля. Узоры под рукавом взрываются леденящим смехом. Перстень с черным алмазом (сжавшийся до размеров кольца при переходе) впивается в палец ледяной агонией. Боль – якорь в реальность. Алан вскрикивает.
Багар оборачивается, гнев в глазах: «Капризы?»
Лиана делает шаг: «Горан!»
Сжечь все! – мечется мысль Алана. Вырваться! Найти Воло! Роба!
И время останавливается.
Звуки гаснут. Краски блекнут. Багар, Лула, Лиана, Арос – статуи. Только багровый свет перстня разливается, окутывая Алана сферой вне иллюзии. Внутри – ГУЛ. Знакомый гул земли Кель'нара. Но это – ГОЛОС.
ГОЛОС КАМНЯ (Древний, безжизненный, но полный цели):
Ярость губит. Ты не в ловушке. Ты – в школе.Твои друзья живы. Пока. Время пластично. Чтобы спасти их – стань Мастером.
В сфере вспыхивают образы:
1. Эльф: Вихрь ветра с зелеными искрами жизни.
2. Гном: Молот бьет – жилы золота встают из скалы.
3. Орк: Сгустки лавы из рук, кожа светится жаром.
4. Человек-монах: Камни парят от фиолетового свечения мысли.
Пять Стихий: Вода, Огонь, Воздух, Земля, Разум. Картины сменяются звездными кораблями Сивара, ледяными легионами Баттисты. Властители Цивилизаций рвут миры. Ты можешь стать Щитом. Объединителем. Но нужны Знания. Глубинные тайны правильного владения Стихиями. Тайны, что каждая раса хранит ревниво.
Сфера сужается, фокусируясь на застывшей «семье»:
Этот мир. Эльфы – Воздух/Жизнь (Вода). Гномы – Земля/Огонь недр. Орки – Яростное Пламя. Люди – дремлющий Разум, но боятся его. Ты – Горан. Княжеская кровь. Ключ ко всем. Твой статус – доступ. Твое «бессилие» – маскировка. Твоя семья – твой первый клан. Твоя школа. Здесь, среди их предрассудков и войн, ты должен научиться. Объединить расы под знаменем Пяти Стихий. Тогда встретишь Властителей как Повелитель. Тогда спасёшь всех.
Новые видения – острые, тревожные:
Северная Крепость. Воло стоит не перед преклонившим колено ярлом, а перед советом вождей. Лица – озлобленные, недоверчивые. Седая борода (ярл?) стучит кулаком:
«Чужеземец! Орда Теней не сказка! Докажи, что ты Объединитель Людей, а не фокусник!»
Воло выпрямляется, королевская гордость против грубости: «Язык камня ваших стен. Пути ветра. Стратегия Короля. Ропот вызова. Легенда дала аудиторию. Лидерство предстоит завоевать.
Подземный Город Гномов. Роб не перед восхищенными старейшинами, а перед враждебной толпой. Чужак! Выскочка! Докажи! Старейшина с косой бородой: Докажи, что ты Вождь Гномов, достоин вести кланы!
Роб оскален, ярость в глазах: Докажу! На наковальне! В бою! Выходи, мешок с костями! Рев азарта. Легенда дала испытание. Титул Вождя надо вырвать силой.
Сфера гаснет. Звуки, краски, движение возвращаются. Боль от перстня сменяется тяжестью миссии. Ярость в глазах Алана – холодной, багровой решимостью. Он смотрит на Багара не с вызовом, а с… новой, расчетливой покорностью. Он опускает руку, скрывая узоры. Перстень под перчаткой – скрытый источник силы и боли.
Алан/Горан (Голос тихий, дрожащий – искусно?):
– Прости, отец… Я испугался. Голова кружится… – Он делает паузу, внутри – сталь. – Я… я просто Горан. Прости меня.
Багар хмыкает, удовлетворенный видимостью покорности. Лиана облегченно улыбается. Лула радостно хлопает в ладоши. Арос смотрит на Алана пристально, его умные глаза видят нечто большее за маской «никчемыша».
Интерлюдия: Камнедробители. Испытание Вождя.
Место: Грот Золотых Жил. Сердце подземного города гномов. Воздух густой от запаха раскаленного металла, камня и пота. Гигантские своды, покрытые искрящимися прожилками чистого золота и светящихся кристаллов, бросали мерцающий свет на собрание.
Роб Скальный Кулак стоял посреди грота, как скала посреди бушующего моря. Его броня, некогда могучая, была пробита, погнута, покрыта сажей и подплавалена. Грубая повязка на груди скрывала страшную рану, из-под которой проступало темное пятно. Его лицо, скрытое зарослями спутанной бороды, было бледным, но ярость горела в каменных глазах, как угли в горне. Он опирался на древний боевой топор, вонзив его лезвие в каменный пол. Перед ним, на возвышении из полированного базальта, сидели Вожди Трех Великих Кланов:
Борн Железный Кулак (Клан Железных Кулаков): Массивный, как глыба. Борода, заплетенная в толстые косы, перехваченные стальными кольцами. Глаза – узкие щели под нависающими бровями. Смотрит на Роба с открытым скепсисом.
Торгрин Плавильное Сердце (Клан Плавильных Сердец): Старее, тоньше. Борода седая, аккуратная, усыпанная крошечными рубинами, мерцающими как угольки. Глаза умные, пронзительные. В них – оценка, расчет, и тень древнего знания.
Даргун Камнедробитель (Клан Камнедробителей, Хозяин Грота): Самый могущественный. Борода – черная, как смоль, заплетена в сложнейшие косы, вплетенные с золотыми нитями и осколками алмазов. Лицо – карта шрамов. Глаза – бездонные, как шахты, полные непоколебимой воли и авторитета. Именно он говорил. Его голос, низкий, как грохот обвала, наполнял Грот, заглушая даже гул далеких кузниц:
Даргун:
– Чужак. Роб. Ты пришел с Пыльных Путей, пахнешь чужим камнем и кровью врагов, о которых мы не знаем. Ты назвал себя Роб Скальный Кулак.Ты топнул, и корни гор дрогнули под нашими ногами. – Он сделал паузу, его алмазные глаза буравили Роба. – Легенды Глубин говорят: «Когда придет Великий Раздор, из Чертогов Забытых Явится Вождь, Чья Поступь Сотрясает Корни Гор. Он принесет утраченное Знание Огня Глубин и Откроет Путь к Двери Предков». – Даргун встал, его тень легла на Роба. – Если ты ТОТ, о ком гласят Каменные Саги… Докажи это. Не словами. ДЕЛОМ.
Роб хрипло хмыкнул, перекладывая вес на здоровую ногу. Боль в груди была адской.
– Делом? – Его голос, хриплый от боли и ярости, прогремел в ответ. – Говори, бородач! Что надо разбить? Какая гора мешает? Говори – разнесу в щебень!
Даргун не улыбнулся. Его лицо оставалось гранитным:
– Первый Камень Испытания: ПОЕДИНОК. – Он махнул рукой. Из тени за колонной вышел гигантский гном. На голову выше Роба, шире в плечах. Брони как у штурмового тарана. В руках – не топор, а огромную каменную кувалду, похожую на обломок колонны. Лицо скрывал шлем с прорезью, из которой светились тупые, яростные глаза. – Грот Тяжелая Рука. Лучший боец Клана Железных Кулаков. Победи его – докажешь, что твоя поступь не просто грохот, а сила, достойная Вождя.
Роб оглядел противника. Размер. Вес. Мощь. А сам он – изранен, еле стоит. Топор в его руке казался игрушечным против кувалды. Но ярость в его глазах вспыхнула ярче. Вызов принят.
Даргун продолжал:
– Второй Камень Испытания: ЗНАНИЕ. – Он кивнул Торгрину. Тот с почтительным поклоном поднял с каменного пьедестала объект. Не оружие. Книгу. Фолиант из черного камня, скрепленный массивными стальными скобами. На обложке – высеченный барельеф: перекрещенные молот и язык пламени. – «Хроники Первогорна» Книга Предков. Многие тысячелетия ее страницы слиплись, замкнулись магией утраченного слова. Никто не может открыть. Если ты – Вождь из Легенды, твоя рука, твоя кровь, твоя связь с Истинным Огнем Глубин… должны разомкнуть замок Знания. Прими ее после поединка. Открой. Или признай себя лжецом.
Роб смотрел на каменную книгу. Магия? Знания? Это было не его. Он – воин. Кузнец. Ломать – его стихия, а не читать. Но выбора не было. «Утраченное Знание Огня Глубин» … Эти слова эхом отозвались в его душе. «Отец?» – мелькнула мысль. Твои знания?
Даргун сделал последний шаг к краю возвышения. Его голос стал громоподобным:
– Третий Камень Испытания: ПУТЬ. Если ты откроешь Книгу Предков… она укажет тебе дорогу. Найди Дверь в Скале Монтимора. – Он указал рукой куда-то в темноту бесконечных туннелей. – Она скрыта. Защищена. Хранит не золото, не кристаллы. Она хранит Утраченные Знания Наших Потомков. Знания, которые МЫ, предки, оставили для тех, кто придет после Великого Раздора. Знания, которые помогут выковать Будущее. Принеси их. Докажи, что ты не только Воин и Чтец Древних Печатей, но и Проводник в Грядущее. Тогда… тогда Ты – ВОЖДЬ. Тогда кланы сложат топоры распри и пойдут за ТОБОЙ. – Глаза Даргуна сверкнули. – Согласен ли ты, Чужак-Роб, встать на Костяной Путь Испытаний? Или предпочитаешь уйти в Пыль Забвения?
Тишина в Гроте Золотых Жил стала глухой, давящей. Три вождя смотрели на Роба. Грот Тяжелая Рука бил кувалдой по ладони, вызывающе фыркая. Каменная книга лежала на пьедестале, как немой укор.
Роб выпрямился во весь рост, превозмогая боль. Он выдернул топор из пола. Лезвие блеснуло в свете золотых жил. Его каменные глаза встретились с бездонными шахтами глаз Даргуна. В них не было страха. Была ярость. Была усталость. Была непоколебимая воля.
Роб (Голос рваный, но громовый):
– Испытания? Пфф!– Он плюнул на каменный пол. Плевок зашипел. – Бился с тварями пострашнее твоего булыжника с ногами! – Он ткнул топором в сторону Грота. – Читать… не моя стезя. Но если книга уперлась – РАЗОБЬЮ! Найду обломки знаний! – Он повернулся к Даргуну. – А дверь… в скале? Роб Скальный Кулак не дверь ищет – он ИХ ДЕЛАЕТ! Укажи, где Монтимор – выбью проход кулаками! – Он взревел, и его рев, полный боли, ярости и вызова, заглушил гул города: – ВЕДИ, Даргун! ВЕДИ НА ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ! Покажу этому ГРОТУ, как СКАЛЬНЫЙ КУЛАК крошит твердь! А потом…– он бросил взгляд на каменную книгу, – потом разберусь с вашим булыжником со страницами! ДАВАЙ!
Грот Тяжелая Рука рявкнул в ответ и ринулся вперед, поднимая свою чудовищную кувалду. Роб, стиснув зубы от боли в груди, встретил его, выставив топор. Золотые своды Грота Золотых Жил впервые за тысячелетия задрожали не от работы кузниц, а от начала поединка за судьбу всего гномьего народа. Первое испытание Вождя началось. А впереди ждали Запертая Книга Предков и таинственная Дверь в Скале Монтимора. И времени, как всегда, было в обрез. Успеет ли израненный гном с Пыльных Путей стать легендой, прежде чем его старые и новые враги настигнут его?
Бой Роба: Танец Ярости и Камня
Место: Грот Золотых Жил. Мерцающий свет золотых прожилок и кристаллов бросал кроваво-желтые блики на полированный каменный пол, превращая его в гигантскую шахматную доску для смертельной игры. Воздух гудел от напряжения, смешанного с запахом горячего металла, пота и крови.
Противники:
Роб Скальный Кулак: Израненный, с адской болью в груди при каждом вздохе. Броня – разбитая скорлупа. Топор – единственная опора и оружие. Но в каменных глазах горел огонь, не уступающий пламени горна. Ярость. Упрямство. Воля выжить и доказать.
Грот Тяжелая Рука: Гора плоти и стали. На голову выше Роба, вдвое шире в плечах. Броня – цельные плиты, покрытые шипами. Шлем – ведро с узкой прорезью, из которой светились тупые, свиноподобные глаза. В руках – каменная кувалда. Не оружие – обломок колонны, больше похожий на надгробие. Весила за четверть тонны.
Гром и Молния.
Грот взревел.Звук – как обвал в узком тоннеле. Он рванул кувалду вверх, держа ее двумя руками, как жрец священный символ, и обрушил вниз, прямо на макушку Роба! Удар был чудовищно медленным, но неумолимым. Воздух завыл. Казалось, сам свод дрогнет.
Роб не блокировал. Он рванулся ВПЕРЕД, в подныр под замахом, толкнув древко топора в землю как шест. Боль в груди взвыла белым светом, но инстинкт был сильнее. Кувалда прожужжала в сантиметрах за его спиной, взрыхлив каменный пол веером осколков и пыли. Ударная волна сбила Роба с ног. Он кувыркнулся, выдёргивая топор.
Первый Раунд: Молот и Наковальня.
Грот, разъяренный промахом, завопил. Он не умел быстро менять направление. Он был тараном. Он заработал кувалдой, как мельничным крылом, создавая вокруг себя смертельный вихрь из камня и стали. БУМ! – удар в колонну, от которой откололся кусок размером с голову. БУМ!– в пол, оставив кратер. Пыль заволакивала грот.
Роб катился, прыгал, припадал. Он метался как тень на стене, используя столбы, выступы, саму пыль как укрытие. Его топор свистел, не для удара, а для парирования осколков, летящих от ударов кувалды. Щуплый! Блоха! – ревел Грот, яростно круша все вокруг. Ты только пыль поднимаешь, увалень! – рявкнул Роб, уворачиваясь от очередного удара, который едва не разбил ему ногу. Он экономил силы. Он искал щель. Броня Грота была монолитной… кроме суставов.
Кровь и Камень.
Грот, взбешенный неуязвимостью «блохи», изменил тактику. Он не стал бить – он пошел стеной. Прижал Роба к массивной золотоносной колонне. Кувалда зависла над головой Роба. Конец.
Тупая морда за шлемом скалилась в ухмылке.
Роб не отпрыгнул. Он присел, как гном перед прыжком в шахту. Боль в груди взревела. Он оттолкнулся от пола и колонны ВСЕЙ силой ног и спины. Не вбок. ВПЕРЕД! Прямо под кувалду, в ноги гиганту! Его топор вспорол воздух не лезвием, а обухом– со всей яростью и отчаянием он врезал им в коленную чашечку Грота!
ХРУСТ! Звук был отвратительным, как ломаемое дерево. ААААРГХ! – рев Грота перешел в визг. Его нога подкосилась.Кувалда рухнула вниз, но потеряла цель, взрыхлив пол рядом с Робом. Гигант закачался.
Роб не стал ждать. Ярость гнала. Он вскочил, как разъяренный барсук, и всадил лезвие топора в щель между набедренником и наколенником на другой ноге Грота! Ты… КРОШКА – завопил Грот, пытаясь удержать равновесие. Кровь хлынула из двух ран, алея на сером камне.
Падение Титана.
Грот, истекая кровью, обезумел от боли и ярости. Он замахнулся кувалдой одной рукой, другой пытаясь схватить Роба. Удар был кривым, бессильным.
Роб увидел шанс. Он прыгнул НА падающую кувалду! Использовал ее инерцию как ступеньку! Его ноги впились в шипастую спину Грота. Боль в груди прожгла его насквозь, но он взревел, поднимая топор двумя руками над головой. Не для рубящего удара. Для тарана! Обухом! В затылок! В основание шлема! Туда, где шея встречалась с черепом!
ГЛУХОЙ СТУК! Как молот по наковальне. Шлем вдавился. Грот замер. Его тупые глаза за прорезью погасли. Огромное тело закачалось как подрубленный дуб… и рухнуло плашмя на каменный пол с грохотом, от которого задрожали золотые жилы на сводах. Пыль взметнулась столбом.
Победитель.
Роб стоял на спине поверженного гиганта, тяжело дыша. Каждая клетка горела. Грудь ныла от разорванных швов, кровь сочилась сквозь повязку. Топор дрожал в его руках. Он посмотрел вверх.
На возвышении стояли три Вождя. Борн Железный Кулак был бледен, его кулак сжат. Торгрин Плавильное Сердце смотрел с новым, острым интересом. Даргун Камнедробитель– неподвижно. Его алмазные глаза буравили Роба. Ни восхищения, ни страха. Признание.
Даргун (Голос гулкий, как отдаленный обвал):
– Первый Камень… пройден. – Он кивнул на каменную книгу на пьедестале. – Подойди, Роб Скальный Кулак. Прими «Хроники Первогорна». И докажи, что ты не только Воин… но и Хранитель Знаний Предков.
Роб сполз с тела Грота. Его ноги подкашивались. Он шагнул к пьедесталу, оставляя кровавые следы на полированном камне. Толпа гномов расступилась молча. Их взгляды были уже другими: не вражда, а трепет, смешанный с надеждой.
Он остановился перед черным каменным фолиантом. «Хроники Первогорна». Замки – массивные стальные скобы, холодные и мертвые. Роб посмотрел на свои руки – грубые, в крови, в мозолях. Руки воина, кузнеца… а не чтеца.
«Разобью!»– пронеслось в его воспаленном мозгу. Но… Утраченное Знание Огня Глубин» …Слова Даргуна эхом отдались в душе. Отец… твои секреты?
Роб стиснул зубы. Он поднял окровавленную, дрожащую руку. Не к замкам. Он ударил кулаком по обложке книги! ТЯЖЕЛО! Со всей своей яростью, болью, отчаянием и надеждой!
БА-БАХ!
Не звук удара. Звук… щелчка. Глубокого, резонирующего, как сдвиг тектонических плит. Стальные скобы… сдвинулись. Не открылись, но шевельнулись! От удара кулаком! Багровый свет мелькнул под рукой Роба, сливаясь с золотым сиянием жил на секунду. По обложке книги, от точки удара, поползла тонкая трещина, светящаяся изнутри тусклым оранжевым светом, как угли в пепле.
Грот Золотых Жил замер. Даже дыхание сотен гномов остановилось. Даргун сделал шаг вперед. Его гранитное лицо дрогнуло. В глазах алмазных шахт вспыхнул огонь.
Роб отдернул руку, смотря на трещину, на чуть сдвинутые скобы. На свои окровавленные костяшки. Потом поднял взгляд на Даргуна. В его каменных глазах горело не торжество. Горело понимание.
Он нашел первый ключ. Не умом. Яростью и Кровью. И это было только начало. Впереди были Запертая Книга и Дверь в Скале Монтимора. А тело его кричало от боли. Но он стоял. Победитель первого испытания. Вождь в пути.
Тронный Зал Расмуса Великого. Эхо Пророчества.
Место: Тронный зал короля Расмуса Великого. Высокие стрельчатые окна с витражами, изображающими подвиги предков, пропускали столпы цветного света. Воздух был наполнен запахом воска, старого камня и лести. Трон, высеченный из цельного серого базальта, возвышался в конце длинного ковра. На нем восседал Расмус Великий. Не старый, но и не молодой. Лицо, изборожденное не годами, а тяжестью короны и вечной войной с Ордой Теней на востоке. Глаза – ледяно-серые, как закаленные клинки, – видели слишком много предательств, чтобы доверять легко. Рядом, склонившись в почтительном полупоклоне, стояли советники в парчовых одеждах. У подножия трона, как каменные изваяния, замерли дворцовая стража в латах цвета воронова крыла, с алебардами наголо.
Главный Страж Индал – мужчина огромного роста, с лицом, напоминающим высеченный топором утес, в латах начальника стражи – опустился на одно колено перед троном. Звук лат о мраморный пол гулко отозвался под сводами. Его голос, обычно командный, звучал приглушенно, с нотой необычной тревоги:
Индал:
– О мой Король, светоч человечества, меч в руке Предвечного… – Он поднял взгляд, в котором читалось замешательство. – У Врат Закатных… мои люди окружили незнакомца. Он пришел с Севера, с Пыльных Путей, но… он не похож на варваров. Одежды – чужие, порванные, но ткань… не наша. Лицо – благородное, даже в грязи и усталости. Глаза… цвета штормового моря. Да– Индал сделал паузу, словно боясь продолжать. – Он требует немедленной аудиенции. Говорит…– страж сглотнул, – что его «прислали Великие Предки». Что он есть… «Сердце вашего Сердца».
Тишина. Тяжелая, как свинцовый плащ. Советники переглянулись. Стражи у трона напряглись. Витражи казались вдруг тусклыми.
Индал (продолжая, голос еще тише):
– Король… он защищен. Не щитом. Рунами. Они светятся… на его руках, на лбу, когда к нему приближаются. Неведомые нам знаки. Огненные, ледяные… живые. Мои воины… волнуются. Шепчут о колдовстве Орды. О тени Предвечного. Я приказал не трогать его, но… он неотступен. Что прикажете, Государь?
Король Расмус не двинулся. Его ледяные глаза сфокусировались на пустом пространстве перед Индалом, словно видя сквозь стены дворца самого незнакомца. Пальцы в кожаных перчатках сжали рукояти львиных голов на подлокотниках трона. Воздух вокруг него сгустился. Не гнев. Глубокое, древнее предчувствие. Слова «Сердце вашего Сердца» отозвались эхом в его собственной груди, в самых потаенных уголках памяти, где хранились полузабытые предания его рода.
– Сердце моего Сердца»…– прошептал Расмус. Голос был тихим, но резанул тишину как лезвие. В его серых глазах мелькнуло что-то неуловимое: тень надежды? Страха? Признания? – Великие Предки…– Он медленно поднял голову. Взгляд его стал острым, пронзительным, как шпага. Он смотрел на Индала, но видел далекое пророчество, передаваемое из уст в уста королями его династии: Когда Тени с Востока поглотят свет, явится Сердце Сердца Королевского. Чужеземец с глазами моря и речью камня. Он сплотит разрозненные клинки в Щит Надежды…
Расмус встал. Его фигура в лаконичном камзоле темно-синего цвета, перехваченном золотой цепью с гербом – вздыбленным львом на фоне гор, – заполнила пространство. Власть и решимость излучались от него волнами. Лед в глазах сменился сталью.
Расмус Великий (Голос зазвучал громко, властно, заполняя зал):
–ПРИВЕСТИ ЕГО КО МНЕ! – Он ударил кулаком по подлокотнику трона. – Немедленно! Живого и невредимого! – Его взгляд скользнул по перепуганным советникам, по напряженным стражам. – Пусть руны его горят! Пусть слова его режут! Я, Расмус, Потомок Львов Каменных, хочу видеть того, кто смеет называть себя Сердцем Моего Сердца! – Он сделал паузу, и в его голосе вновь прозвучала глухая, древняя нота: – Приведите ко мне… Воло. Имя прозвучало не как вопрос, а как утверждение, словно король всегда знал его).
Индал вскочил, ударив кулаком в латник груди в знак повиновения. Слушаюсь, Государь!»– Его голос снова обрел твердость. Он развернулся и зашагал прочь, его тяжелые шаги гулко отдавались под сводами, разнося приказ короля. Стражи у трона вжались в свои доспехи, алебарды замерли вертикально, как стальные деревья. Советники перешептывались, их лица бледны от предчувствия перемен.
Расмус Великий остался стоять. Он смотрел на пустые Двери Закатные, куда скоро должен был войти незнакомец. Его рука непроизвольно сжала золотой медальон на груди – древний символ его дома, изображающий льва, обнимающего сердце. «Сердце моего Сердца…» – мысль эхом отозвалась в нем. Ледяные глаза короля горели теперь неутолимым огнем ожидания и вызова, Игра судьбы делала новый ход. Тронный зал готовился встретить живую легенду. Или величайшего обманщика. И король Расмус был готов к обоим вариантам. Но в глубине души… он уже знал.
Признание Крови и Света.
Тронный зал короля Расмуса Великого. Цветные блики витражей лежали на холодном камне пола, как лужи застывшего света. Воздух гудел от напряженного безмолвия. Стражи замерли, как изваяния. Советники затаили дыхание. На ковре, ведущем к трону, стоял Воло.
Он был горд. Прекрасен. Даже в изорванных, чужеземных одеждах, с пылью дальних дорог на лице, его королевская осанка резала воздух острее любой алебарды. Он встретил ледяно-серый взгляд Расмуса не вызовом, но равным достоинством. И затем – склонил голову. Не низкий поклон подданного. Склонение равного к равному. Знак уважения, но не подчинения.
Тишина стала звенящей. Секунды растягивались в минуты. Два властных духа мерились силой безмолвно, сквозь пространство зала, сквозь груз короны и пророчества. Глаза Расмуса сканировали Воло – благородные черты, штормовые глаза, руны, мерцавшие на руках и лбу тихим, неземным светом. Сомнение боролось с древним эхом в крови.
И тогда Воло медленно поднял руку. Не для жеста угрозы. Он коснулся золотого медальона, висевшего у него на груди под разорванной тканью. Медальон был простым, древним: вздыбленный лев, обнимающий пылающее сердце.
Расмус вздрогнул, как от удара током. Его рука инстинктивно рванулась к его собственному медальону – точной копии, символу его династии, висевшему на золотой цепи. Лев и Сердце.
Воло достал свой медальон. Расмус, не сводя с него ледяных глаз, достал свой.
И случилось Невозможное.
Между двумя медальонами, разделенными пространством тронного зала, вспыхнул Луч. Не огненный, не электрический. Чистый, золотисто-белый Свет,
как первая заря после долгой ночи. Он был живой, пульсирующий. Он потянулся от медальона Воло к медальону Расмуса, соединив их невидимой нитью энергии. И затем… разлился.
Свет обволок Воло. Он струился по его рукам, окутывал плечи, лился вниз по ногам. Он не жёг – он очищал. Пыль и усталость словно стекали с него. И тогда его глаза…Глубокие сине-зеленые глаза цвета штормового моря… зажглись. Заполнились тем же золотисто-белым Светом, сияющим изнутри. Он стал не просто человеком. Он стал проводником.Голосом чего-то большего.
Воло (Голос звучал не только из его горла. Он вибрировал в самом Свете, в камне пола, в сердцах присутствующих. В нем слышались отголоски множества голосов – мудрых, древних, скорбных):
– Король Расмус… Потомок Львов Каменных… Кровь от Крови Великих Предков…
Свет вокруг него пульсировал в такт словам.
– Они… послали меня. Не как слугу. Не как вестника. – Голос Воло дрогнул, в сияющих глазах отразилась бездонная скорбь и тяжесть нечеловеческой ноши. – Они вложили в меня… Душу. Душу, которая была потеряна тобой. Душу, что жаждала вернуться Домой. Душу твоего Сына.
В зале ахнули. Советники в ужасе отшатнулись. Стражи выпустили древки алебард из оцепеневших рук. Расмус Великий стоял как громом пораженный. Его ледяные глаза широко распахнулись. Все королевское достоинство, вся власть рассыпались в одно мгновение. Лицо побелело, как мрамор. Рука, сжимавшая его медальон, задрожала так, что золотая цепь зазвенела. По его суровому, непроницаемому лицу покатилась слеза. Одна. Потом вторая. «Сын… мой… Орион…» – сорвалось с его губ шепотом, полным невыносимой боли и… узнавания. Он чувствовал это. В Свете. В глазах Воло. В разрывающем сердце эхе родной крови.
Воло (его голос смягчился, стал почти мольбой, но сила Света вокруг него не ослабевала):
– Прими меня, Король. Не как замену. Не как призрак. – Он сделал шаг вперед, Свет струился с него, касаясь края трона. – Прими меня как… Возвращенную Искру. Как Шанс. Шанс, дарованный Предками во тьме грядущего Раздора. Дай мне шанс…– Воло поднял руки, ладонями вверх. Свет от них лился потоком, освещая мрачный тронный зал надеждой. – нести Свет Объединения!– Его голос окреп, зазвучал как набат. – Чтобы сплотить разрозненные ветви Рода Человеческого! Чтобы клинки, направленные друг на друга, обратились против Истинной Тьмы, что надвигается с Востока! Чтобы имя Расмуса Великого гремело не только как Защитника Границ, но и как Отца Воссоединенного Народа!
Свет от Воло и медальонов залил тронный зал, отбрасывая длинные, чистые тени. Он падал на лицо Расмуса, на его слезы, на медальон с Львом и Сердцем в его дрожащей руке. Король больше не был неприступной скалой. Он был человеком. Отцом. Перед которым стояло живое чудо – возвращенная частица утраченного сына и послание судьбы.
Расмус не произнес ни слова. Он не мог. Его ледяные глаза, теперь растаявшие, полные боли, изумления и робкой, немыслимой надежды, были обращены только на Воло. На сияющего, гордого, скорбного чужеземца, в котором билось Сердце его Сердца. Его рука с медальоном потянулась вперед, через поток Света, навстречу Воло. Жест был красноречивее любых слов: Признание. Боль. И начало доверия. Великая Игра Объединения делала свой первый, решающий ход у подножия королевского трона.
Усадьба князя Багара. Солнечная веранда.
Солнечный свет, теплый и обманчиво беззаботный, лился через ажурные решетки веранды, играя бликами на дорогой керамике чайного столика. Алан – Горан – сидел в плетеном кресле, уставившись в свою чашку. Внутри бушевал ледяной шторм.
Рядом, словно солнечный зайчик, порхала Лула.Ее голос, звонкий и быстрый, выстреливал словами, как горохом:
– …и будет ВЕСЬ СВЕТ, братик! Люди – конечно, самые важные, папа позвал всех герцогов и даже королевских кузенов! Эльфы! – Она захлопала в ладоши. – Сам принц Илидор! Говорят, он так красив, что слепит! И его сестра, та, что с ветрами говорит… Ах! Гномы! – Лула скорчила гримаску. – Приедет старый Даргун Камнедробитель, нахмуренный, как грозовая туча. Он же ненавидит эльфов! Представляешь, они в одном зале? И… ОРКИ! – Она понизила голос до драматического шепота. – Гаудоф! Сам предводитель Восточной Орды! Тот, чьи шаманы вызывают туманы ужаса! Он ненавидит ВСЕХ! Но папа сказал, он обещал быть! А после бала – ТУРНИР! Бойцов! Магов! Очень-очень ВАЖНЫЙ! Никто не может терпеть, если другая раса возьмет верх! Ни гномы, ни эльфы, ни орки, ни даже наши гордецы! Все будут драться за первенство! Это же… это же будет ИСТОРИЯ, Горан!
Слова Лулы пролетали мимо ушей Алана, как шум далекого водопада. Он кивал автоматически, подносил остывший чай к губам, но не пил. Его внутренний взор был устремлен сквозь пространство и время, в крошечную московскую квартирку.
Отец. Единственный любимый человек. Человек, который растил его одного после смерти матери, которую Алан почти не помнил. Человек, который ворчал на его увлечение историей и физикой, но тайком гордился. Который ждет его дома. Сейчас. Наверное, уже месяцы . Может, год….Время здесь текло странно. Что он думает? Что сын пропал? Погиб? Сошел с ума? Боль в груди Алана была острой, физической. Тоска. Чувство предательства. Он мысленно взывал к пустоте, к Богу, к Камню на пальце, скрытому под перчаткой:
Пап… Прости. Я не хотел. Не знаю, где я. Не знаю, вернусь ли… Мысль пресеклась комом в горле. Просто… дай ему сил. Дай ему не сломаться. Облегчи его боль. Пусть… пусть думает, что я жив и счастлив где-то далеко. Пусть не ищет…
Перстень Тура'кеи под тканью холодно дрогнул,
но не ответил утешением. Он напоминал о долге. О Робе, бьющемся за жизнь в подземельях. О Воло, стоящем перед королем людей. О пяти стихиях. Об объединении рас. О балле, где соберутся все враждующие стороны. О турнире, который может стать искрой войны. Это был его шанс. Шанс «никчемыша» Горана. Но как он мог думать о политике и магии, когда сердце рвалось на части от тоски по дому?
Молодой господин Горан! Госпожа Лула!
Голос слуги, резкий и почтительный, прорезал воздух веранды, как нож солнечный луч. Старый слуга в строгой ливрее стоял в арочном проеме, склонив голову.
– Его светлость князь Багар просит вас немедленно пожаловать в Синий Сало́н. – Слуга сделал паузу, его взгляд скользнул по Алану с привычной долей снисходительного безразличия. – Прибыли высокие гости. Посланники эльфийского принца Илидора. Его светлость желает представить им семью перед… – слуга едва заметно кашлянул, – ….предстоящими важными событиями.
Лула вскочила, сияя:
– Эльфы! Уже! Я говорила! Бежим, Горан! – Она схватила брата за рукав, тряся его. – Ты же хочешь увидеть принца Илидора? Ну же!
Алан вздрогнул, вырванный из мучительных раздумий. Эльфы. Хранители тайн Воздуха и Жизни. Первая цель. Первый шаг в его миссии. Но мысль об отце, о Москве, о боли, которую он причинил, все еще горела в груди раскаленным углем. Он медленно поднялся. Внешне – все тот же апатичный, слегка растерянный «Горан». Но за этой маской кипело море отчаяния, тоски и вынужденной решимости.
– Да, Лула, – произнес он глухо, избегая ее восторженного взгляда. – Идем. Не заставляем… отца ждать. – Он поправил перчатку, под которой пульсировал Камень – источник его силы и его вечной раздвоенности. Бал, турнир, вражда рас, эльфийские посланники…Великая Игра начиналась прямо сейчас. А его сердце, разорванное между мирами, должно было найти в себе силы играть. Ради спасения друзей. Ради шанса когда-нибудь вернуться домой. Или хотя бы узнать, что отец смог пережить его исчезновение. Он сделал шаг за слугой и Лулой, оставляя на веранде недопитый чай и частицу своей души.