Кровь и Тьма

Пролог

Нью-Йорк не спал. В окнах небоскребов отражалось ночь, полная шума, света и усталых лиц. Где-то в центре гремели сирены, уличный саксофонист выдувал душу в золотой инструмент,а в переулке между двумя кирпичными зданиями стоял он—тот кто наблюдал за миром давно не принадлежавшим ему. Александр прислонился к холодной стене и закрыл глаза. Его дыхание было беззвучным, пульса—не было. Он чувствовал, как земля под ним вибрирует—не от машин или шагов, а от чего-то иного. Старая сила, древняя и забытая, пробуждалась в этом городе стекла и стали. Он чувствовал ее приблежение с каждым днём, с каждым сном,в котором видел ее лицо. Элизабет. Имя, которое он слышал триста лет. Имя, что возвращалось к нему сквозь сны и пепел времени. Она умерла в Румынии, на мраморных ступенях замка, ее кровь стекала к его ногам, а он—бессмертный, сильный, древний— не смог ее спасти. Но теперь она здесь.В этом городе. В этом времени. И она ничего не помнит. Он впервые увидел ее две недели назад на художественной выставке. Она стояла у своей картины, в пальцах держала бокал вина и разговаривала с галеристом, а Алекасандр застыл в толпе, не дыша. С тех пор он следил за ней. Не приблежаясь, не вмешиваясь просто смотрел—как она идёт в кафе, как возвращается домой, как рисует ночью, забывая закрыть шторы. Он не смел заговорить с ней. Потому что если скажет хоть слово—всё начнётся снова. А он уже один раз потерял ее. Но ночь звала. И кровь внутри него—ни живая, но голодная шептала, что время пришло. На другом конце города, в мастерской на крыше, Элизабет проснулась в холодном поту. Ее сердце колотилось, как сумасшедшее. В висках пульсировала боль. На холсте, который она закончила прошлой ночью, без ее ведома, дрожащей рукой, была написана фраза на старинном румынском, языка которого не знала:

"Dragostea nu moare.Doar se ascunde in sange."

Любовь не умирает. Она просто прячется в крови.