Скованные воспоминания

Пролог

Он явится, неизбежный, как тень дьявола, не требуя ни приглашения, ни радости в глазах, лишь жаждет увидеть в них бездну отчаяния. Его взгляд поглотил меня, а после растерзал, преследуя лишь с одной целью – причинить боль. Ему неведомо сострадание, чужда сама мысль о моей душе. Не уйти от его окровавленных когтей, я – лишь извращенная игрушка в его руках, а финал этой мучительной игры любви предсказать невозможно, ибо каждый из нас…палач и жертва, связанные невидимой нитью порока. Он – отражение моих страхов, воплощенная тьма, которую я безуспешно пытаюсь изгнать из своего сердца. С каждым вздохом, с каждым ударом сердца, я чувствую его приближение, словно дыхание смерти на моей шее.

Я ищу спасения в ускользающих воспоминаниях, цепляюсь за обрывки былого счастья, но тщетно. Его тень неумолимо преследует меня, искажая прошлое, отравляя настоящее и лишая надежды на будущее. Мои мольбы остаются без ответа, мои слезы – незамеченными. Я – пленница в лабиринте собственных кошмаров, где каждый поворот ведет лишь к новым мучениям.

И все же, в глубине души, тлеет искра надежды, слабая, но упрямая. Она говорит мне, что даже в самой кромешной тьме можно найти свет, что даже в объятиях отчаяния можно обрести силу. Возможно, финал этой игры еще не написан, и я смогу вырваться из его порочного круга, оставив его лишь тенью в прошлом

Глава 1

Солнце догорало, разливая багрянец заката по мокрому асфальту, словно по зеркалу, оставшемуся после недавнего ливня. Легкий ветер заиграл в кронах деревьев, срывая последние, пожелтевшие листья, которые, медленно кружась, опускались на влажную землю.

Остановившись передохнуть после пробежки, я присела на корточки, подняв пару мокрых дубовых листьев. Мои глаза внимательно изучали прожилки, каждую линию его формы.

«Прекрасный», – подумала я, сжимая лист в руке. Раскрыв ладонь, я увидела, как ветер уносит мелкие обрывки, оставляя лишь воспоминание о его былой красоте.

Воспоминания… Это все, что у нас остается.

Воспоминания могут ранить душу, как бы сильно ты ни хотел. Они затаиваются в глубине памяти, ожидая удобного момента, чтобы всплыть и напомнить о самых горьких минутах.

Капля слезы скатилась по бледной коже и мгновенно высохла от прикосновения осеннего ветра.

– Анька! – раздался за спиной женский голос.

Я резко обернулась и встретилась с обеспокоенным взглядом карих глаз.

– Светка! – выдохнула я, удивленная появлению подруги детства. – Что ты здесь делаешь? Ты же должна быть в другом городе.

– Знаю, но я не могла оставить тебя в таком состоянии, – ответила она, убирая прядь черных волос за ухо. – Ты не отвечала на мои звонки уже месяц после моего отъезда. Я сразу поняла, что у тебя опять депрессия.

Света протянула мне руку, помогая подняться. Не успела я выпрямиться, как она заключила меня в теплые, родные объятия. Отстранившись, я посмотрела ей в глаза.

– У меня не… – я опустила взгляд на асфальт, не договорив. Слезы непроизвольно потекли по щекам, обжигая кожу. – Ты права. Прости, я не хотела, чтобы ты из-за меня ехала в такую даль.

Подруга приподняла мой подбородок, вытирая слезы своими мягкими, теплыми ладонями.

– Если бы мне пришлось лететь с другой планеты, я бы прилетела, лишь бы твои голубые глаза больше никогда не плакали, – произнесла Света с лучезарной улыбкой. – Я никогда и ни за что не оставлю тебя в таком состоянии. Ты поняла меня?

Как же мне с ней повезло! Она всегда была рядом, даже в тот ужасный день. Она была со мной, поддерживала меня. Заменила тех, кого я потеряла.

– Я поняла, – моя первая за месяц искренняя улыбка коснулась губ. – Если бы не ты, я бы давно гнила в земле, на глубине двух метров.

Света рассмеялась и обняла меня за плечи.

– Пойдем домой, – предложила она, открывая пакет. – Смотри, я купила твои любимые вишневые пирожные.

Улыбка расцвела на моем лице. Она всегда баловала меня пирожными, сколько я себя помнила.

– Вау! Что же мы тогда стоим? Скорее домой! – я взяла Свету под руку, и мы направились к дому, оживленно болтая.

Я щелкнула выключателем, и желтый свет залил кухню с ее желтым декором, отбрасывая тени на пол. Света поставила чайник на плиту, а я достала пирожные и разложила их на белой скатерти. Отодвинув стул, я села и жестом пригласила подругу присоединиться. Она кивнула и устроилась напротив меня.

– Чем занималась весь месяц? – спросила Света.

– Устроилась на другую работу. Официанткой в местном кафе, – ответила я, беря пирожное.

– Да ладно! В этот алкопритон? – она вскинула руки в ужасе.

– Свет, это не алкопритон, а вполне приличное заведение, – ответила я, еле сдерживая смех. Она всегда любила все преувеличивать.

– Ага, конечно. Я наслышана о нем. Говорят, там каждый день драки.

С серьезным видом она произнесла это так, будто я ограбила банк.

Я больше не смогла сдерживать смех. Надо же так верить сплетням!

– Ты больше верь жителям этого поселка. Тебе тут и не такое расскажут. Ты же сама знаешь, – поддразнила я, наблюдая за ее реакцией. – Если хочешь, можешь зайти в кафе. У меня завтра смена.

– Только ради твоей безопасности. Убедиться, что с тобой все в порядке, – Света начала теребить угол скатерти. Нервничает, значит, что-то хочет сказать.

– Говори, – вздохнула я.

– Что? – Света подняла на меня глаза, отпустив скатерть. Она понимала по моему выражению, что лучше сказать сейчас. – Ах да, я забыла спросить. Почему ты не поступила в художественный университет?

«Началось», – прошептала я себе под нос.

– Я не могу, и ты сама это знаешь, – ответила я, глядя в дверной проем, словно ожидая чего-то. – Эта тема закрыта.

Подруга лишь кивнула в ответ.

Чайник засвистел, выпуская пар из маленького отверстия. Света вскочила со стула, сняла чайник с плиты и заварила ароматный чай, который наполнил всю кухню своим запахом.

Глава 2

В ожидании, когда Света уснёт, я накинула куртку и медленно спустилась по скрипучей лестнице. Открыв входную дверь, ощутила, как ветер хлестнул по лицу, разметая мои пепельные волосы по плечам.

Туман, словно призрачный зверь, выползал из реки, окутывая её шёлковым покрывалом. Пара тусклых фонарей едва освещали чащу леса на противоположном берегу, придавая этому месту пугающе-восхитительную атмосферу, словно заманивая в свои объятия.

Под ногами хрустели сухие ветки и шуршала трава. Подойдя к одинокой скамейке, залитой лунным светом, я медленно опустилась на влажную поверхность.

Это место будило воспоминания о детстве, рисуя в памяти светлые, тёплые дни. Воспоминания обрушились на меня, как ледяной поток, не оставив ни единого сухого места, и это были отнюдь не добрые воспоминания. Каждая картина, всплывающая в голове, оживляла ужасные часы, дни, годы. Кровь в венах словно застыла, а в солнечном сплетении скручивалась невидимая пружина, сдавливая при каждом вздохе. «Всё хорошо, это прошло, прошло, и больше никогда не повторится», – шептала я, пытаясь согреть заледеневшие ладони.

«Отпустите, пожалуйста, я замёрзну! Пожалуйста, что вы творите? Умоляю, не надо!» Я вздрогнула, эти воспоминания снова захлестнули меня, набирая обороты, как цунами. Но дальше – пустота. Воспоминание обрывалось, оставляя взамен лишь непроглядную тьму. Сколько ни пыталась напрячь память, всё было тщетно.

Из омута воспоминаний меня вырвал утробный рык над ухом. Не понимая, что происходит, я вскрикнула и рухнула со скамейки на холодную землю.

– Чёрт! – вырвалось у меня, когда увидела перед собой огромного, рычащего пса.

– Собака, – произнёс мужской голос справа от меня.

– Что? – пролепетала я дрожащим голосом, не отрывая взгляда от хищных глаз.

– Я говорю, это собака, – с усмешкой ответил незнакомец. – Хотя, чёрт был бы интереснее.

С осторожностью повернула голову вправо. Незнакомец, закутанный в капюшон, держал в руке сигарету. Когда он неторопливо поднёс её к губам и сделал затяжку, в отблеске огонька проступили очертания его ровного носа и острых скул, а тёмно-зелёные глаза затянули в водоворот неизведанного, умоляя не останавливать это безумие. В нём было что-то до боли знакомое, но что?

– Насмотрелась? – спросил он, выбрасывая окурок и туша его ногой.

Мне стало неловко. Я и вправду пялилась на него, как зачарованная. Проигнорировав вопрос, я снова повернулась к собаке.

– Не могли бы вы убрать свою собаку? Мне нужно встать, – произнесла я, лёжа на земле.

– Добер, ко мне, – скомандовал он серьёзным тоном.

Добер отбежал от меня и сел у ног хозяина. Медленно поднявшись, я начала отряхиваться от листьев и грязи. Злость нарастала с каждой секундой, и сжатые кулаки сами собой потянулись к незнакомцу. Приблизившись к нему, я поняла, насколько он высок – мои метр шестьдесят пять едва доставали ему до плеча.

– Вы, наверное, не в курсе, но я вам напомню, – выпалила я злобно. – Такие собаки, как ваша, должны носить намордники. Это ради безопасности!

– Правда? – саркастично протянул он. – Ну, извините, если мой Добер вас напугал.

Незнакомец протянул мне руку, одновременно сбрасывая капюшон. Лунный свет озарил его русые волосы, придав им серебристый блеск, а несколько прядей упали на лицо, делая его ещё привлекательнее. Высокие скулы, прямой нос и чувственный изгиб губ. Мне захотелось коснуться его волос, проверить, такие ли они мягкие, как кажутся.

– Демьян, – представился он, протягивая руку в ответ.

– Аня, – ответила я.

Как только наши руки соприкоснулись, по телу пробежала дрожь, его ладонь была горячей, словно огонь. Я отдёрнула руку так быстро, как только смогла.

– Боишься? – с дьявольской усмешкой спросил он.

– Нет, – отрезала я, вскинув голову и смотря ему прямо в глаза, давая понять, что он ошибается.

– А зря, – Демьян наклонил голову так, что его дыхание опалило мои губы, заставляя сердце бешено колотиться, а ноги – предательски подкашиваться. Я закрыла глаза, готовясь к поцелую, но вместо этого услышала смешок. – Ты думала, я тебя поцелую?

Открыв глаза, я увидела, что Демьян стоит в метре от меня, закуривая новую сигарету. Что со мной? Я хотела поцеловать человека, которого видела впервые в жизни.

– Нет, – солгала я, убирая выбившуюся прядь волос за ухо.

Демьян выдохнул дым мне в лицо. Меня окутал горьковатый сигаретный туман, проникнув в приоткрытые губы. Я закашлялась, и в глазах защипало от слёз.

– Что ты де… – не успела я договорить, как снова закашлялась.

– Что я делаю? – закончил за меня Демьян. – Помогаю, что же ещё.

– Чем? – выдавила я с натянутой улыбкой, не понимая, о чём он говорит.

Демьян наклонился к моему уху, снова посылая по коже волну мурашек и заставляя сердце бешено стучать.

– Укорачиваю тебе жизнь, – прошептал он, прикусив мочку моего уха, что вызвало во мне бурю противоречивых эмоций. Отстранившись, он взял меня за подбородок, заставляя поднять голову и смотреть ему в глаза.

– Ты шутишь? – облизнув пересохшие от ветра губы, я поймала на себе обжигающий взгляд Демьяна. Его глаза больше не казались зелёными, они стали чёрными, как бездна, жаждущими чего-то глубокого, как океан.

– Я никогда не шучу, – ответил он, убирая руку с моего подбородка в карман джинсов. – Если будешь часто находиться рядом со мной, ты медленно погубишь себя. Сама того не поймёшь, как будешь сломлена.

Ну и шуточки у него, подумала я. А чего ещё ожидать? Какой нормальный человек будет говорить такое?

– Я уже сломлена, – вздохнула я. – Нельзя убить того, кто уже пал на эту землю.

– Посмотрим, – Демьян наклонился и погладил собаку за ухом. – Если попадёшься мне в следующий раз, рекомендую бежать.

Уголки моих губ приподнялись в усмешке. Он явно не понимает, что говорит. Я ведь могу и в полицию заявить.

– А если не побегу? – Демьян перестал гладить собаку и медленно окинул меня взглядом с головы до ног, улыбаясь всё шире.

– Тогда ты сделаешь мою игру неинтересной, – ответил он, не отрывая от меня взгляда.

Я отвернулась, чтобы перевести дух от его пристального взгляда.

– Какую игр… – обернулась я, но не договорила. Демьяна и собаки уже не было. Как он так бесшумно ушёл?

Мне начало казаться, что всё это мне привиделось, но тут взгляд упал на догорающий окурок у моих ног…Ощутив, как по спине пробежал холодок, я нервно оглянулась. Тишина вокруг казалась зловещей, нарушаемой лишь шелестом листвы. Подняв окурок, я бросила его в ближайшую урну. «Сумасшедший», – пронеслось в голове. Нужно уходить.

Развернувшись, я быстрым шагом направилась к дому. При каждом шорохе вздрагивала, представляя, как из темноты выныривает огромный доберман. Добравшись до двери, я с облегчением заскочила внутрь и захлопнула ее на замок. Прислонившись к двери спиной, попыталась успокоить бешено колотящееся сердце.

Поднявшись наверх, заглянула в комнату Светы. Она мирно спала, и я почувствовала укол вины за то, что оставила ее одну. Тихонько прикрыв дверь, я прошла в свою комнату и плюхнулась на кровать. Образ Демьяна стоял перед глазами, его пронзительный взгляд обжигал память. Кто он такой и чего хотел? Эти вопросы не давали мне покоя.

Глава 3

В зеркале моей комнаты отражались две противоположности. Света, облаченная в вызывающе короткую голубую юбку, грозящую явить миру все прелести при малейшем наклоне, и белую майку с глубоким вырезом, обещавшим взглядам мужчин больше, чем ее ярко накрашенные карие глаза. Длинные, черные, словно вороново крыло, волосы собраны в высокий конский хвост, лишь кончики украшены дерзкими прядями фиолетового цвета.

– Свет, это не слишком? – спрашиваю я, разглядывая свое отражение. – Может, лучше в джинсах?

– Ты с ума сошла? – Света резко оборачивается. – Это не обсуждается, платье идеально на тебе сидит.

Я снова смотрю в зеркало. Черное платье с открытыми плечами, облегающее, словно вторая кожа, с дерзким разрезом, едва прикрывающим колено. Легкий макияж подчеркивает глубину моих голубых глаз, а губы тронуты вишневым блеском. Пепельные пряди, идеально прямые, ниспадают на плечи, словно оберегая.

– Ты идеальна! – По ее загорелой щеке скатывается слезинка.

– Свет, ну не плачь, – обнимаю ее, – вон какая большая и ревешь! – смеюсь я.

– Ты самая лучшая, – отстраняясь, Света начинает надевать каблуки. – Не забывай, мы сегодня так отметим твой день рождения, что ты никогда не забудешь.

– Надеюсь, – смеюсь в ответ.

– Без «надеюсь». Так и будет, – протягивает она мне коробку с туфлями на каблуках.

– Ага, – вздыхаю я. – Только вот я не хочу каблуки надевать.

– Это еще почему? – невозмутимо смотрит на меня Света.

– Я не умею на них ходить, – смешок срывается с моих губ. – Знаешь, не приходилось.

Я опускаю голову. Весь этот последний год я сама зарабатывала себе на жизнь. Кроме работы никуда не выходила, вот и не было повода щеголять на каблуках.

– Анька, ну ты чего? – Света подходит и приподнимает мой подбородок. – Все будет нормально, и вообще, у тебя день рождения, не вешаем нос.

– Конечно, – уже со смехом смотрю в ее карие глаза. – Только я надену кроссовки.

– Ну, как знаешь, – накидывая джинсовую куртку, говорит Света. – Танцевать будет удобнее.

– Это да, – я начинаю обувать белоснежные кроссовки. Нащупав куртку, набрасываю ее на плечи, ведь холодный сентябрьский вечер всегда дает о себе знать.

Солнце давно скрылось за горизонтом, уступив место яркой луне, серебрившей крыши домов, кроны деревьев, извилистую дорогу и понурые фонари. Мы со Светой вошли в местный клуб, где музыка обрушивалась на уши оглушительным грохотом, заставляя кровь бешено пульсировать в висках. С трудом протиснувшись сквозь плотную толпу, мы направились к бару.

– Анька, что будешь пить? – перекрикивая музыку, спросила Света.

– Колу с коньяком, – ответила я, доставая деньги из сумочки. Но Света перехватила мою руку.

– Так не пойдёт, – она помахала перед моим лицом своей картой. – Сегодня плачу я.

– Свет, нет, нет и нет. Я вполне могу заплатить за себя сама, – улыбнулась я.

– А я сказала да, да и да. Не спорь со старшими, – рассмеялась Света.

– Какая же ты неугомонная, – я вскинула руки в примирительном жесте. – Сдаюсь, твоя взяла. Но в следующий раз плачу я.

– Окей, – Света махнула рукой, подзывая бармена.

– Что будете, девушки? – спросил нас весёлый бармен с зелёными волосами и проколотым носом.

– Два стакана колы с коньяком, пожалуйста, – Света подмигнула ему.

– А он ничего такой, – повернулась ко мне Света.

– Фууу, Свет, это явно не мой вкус, – со смехом ответила я.

– Ну а какой же тогда твой вкуссс? – Света нарочито растянула последнее слово.

– Не знаю… ну, явно не бармен.

После моих слов я задумалась. Ведь на самом деле я знала, кто мог бы мне понравиться. И этот незнакомец с тёмно-зелёными глазами по имени Демьян, запал мне в душу.

– Очень задумалась? – спросила Света, протягивая мне стакан.

– Да ни о чём, – соврала я. Мне не хотелось рассказывать подруге о своей заинтересованности. Ведь было бы смешно рассказывать ей о незнакомце, которого я видела всего один раз.

– Ну ладно, – Света бросила на меня взгляд, полный лукавства, как бы говоря: «Да что ты скрываешь?» Я тяжело вздохнула. – Давай лучше выпьем за твой день рождения.

– Давай, – улыбнулась я, чокаясь с ней.

– За твой чудесный день рождения! – подруга обняла меня, осушив свой стакан.

Недолго думая, я залпом выпила свой. «Чёрт, как же горько», – подумала я. Света, не теряя времени, заказывала нам второй, третий, четвёртый и пятый стакан. На пятом я остановилась, почувствовав, что начинаю ощутимо пьянеть.

– Анька, пошли танцевать! – Света пьяным голосом потянула меня за руку, направляясь вглубь танцпола.

– Светка, я больше пить не буду, – сказала я, танцуя вместе с подругой.

– Почему? – спросила Света, энергично двигая бёдрами в такт музыке.

– Пожалуй, мне хватит, – со смехом ответила я.

– Давай по последней? – Света начала подпрыгивать под музыку, заставляя волосы взлететь над плечами. Я не осталась в стороне, вытянув руки вверх, и подпрыгивая вместе с подругой.

– Только один, и на этом всё. – Голова начала кружиться, унося в водоворот музыки, тело покрылось мурашками от прикосновений незнакомых людей. После долгого танца тело стало липким от пота.

– Пошли к бару? – прокричала я ей на ухо.

– Пошли, – взяв подругу за руку, мы направились к барной стойке. Ноги заплетались и у меня, и у Светы, но это не помешало нам добраться до цели.

Света позвала бармена, заказывая всё то же самое и, конечно же, одаривая его своей улыбкой.

– Аня! – Света резко схватила меня за рукав, когда я оперлась головой о стойку. Глаза слипались от выпитого алкоголя.

– Что? – почти сонным голосом пробормотала я.

– О, боже, ты только посмотри, какие красавчики! – Света с восторгом указала рукой на второй этаж позади меня.

– Свет, я не парней сюда пришла искать, – со смехом сказала я, не поворачиваясь.

– Анька, ну посмотри, они прямо с обложки журнала моделей сошли! – У подруги чуть слюнки не потекли. Я засмеялась и всё же повернулась в указанном направлении.

– Лад… – Я запнулась на полуслове, увидев вчерашнего незнакомца. Он сидел на диване с обнажённым торсом и в спортивных штанах. Виднелся каждый мускул на руках, когда он подносил сигарету к губам, пара прядей чёлки, как и при первой встрече, падала на глаза. Он оживлённо беседовал с каким-то блондином, и, скажу я вам, тот тоже был хорош собой. Голубые глаза, чёткие очертания скул, тонкая линия, выбритая на левой брови, и добродушная улыбка. Я снова перевела взгляд на Демьяна, моё сердце всё ещё колотилось в груди, а где-то под солнечным сплетением неприятно сжималось, ведь я по-прежнему смотрела на него, как в первый раз. Он резко повернул голову в мою сторону, и наши взгляды встретились. Тёмно-зелёные глаза медленно изучали меня.

Мне стало некомфортно, от его хищного взгляда, прожигающего во мне дыру, заставляя тело непроизвольно реагировать. В ушах отдавался гул сердца, заглушая музыку. По моему телу пробежали мурашки, от каждого удара сердца, словно меня ударило током в 220 вольт, не пощадив ни одну клеточку моего хрупкого тела.

– Ого, вы что, знакомы? – Я прервала зрительный контакт и посмотрела на Свету, на лице которой играла довольная ухмылка.

– С чего это вдруг такие выводы? – с натянутой улыбкой ответила я.

Меня не покидало ощущение, что он не перестал наблюдать за мной. Спину жгло до безумия, и мне начало казаться, что я чувствую прикосновение его рук. «Мне пора в психушку», – подумала я.

– Ой, да ладно. Ты думаешь, я не видела, как вы пожирали друг друга взглядами? – Конечно, Света увидела. Ведь я тонула в его взгляде, время вокруг меня словно остановилось.

– Ну а что, Свет, он вполне симпатичный. Вот и зацепились взглядами ненадолго, – я усмехнулась и подозвала бармена. Мне срочно нужна разрядка. Сон как рукой сняло.

– Только вот, ненадолго это про тебя, но явно не про него, – Света отвела взгляд на второй этаж.

– В смысле? – спросила я, постукивая пальцами по стакану.

– Без смысла. Ты только глянь сама, смотрит так, будто съесть готов, – смешок вырвался из моих губ, и я невольно вспомнила нашу первую встречу. «Рекомендую бежать», – прокручивались в голове его слова. Ага, сейчас. Он же не маньяк, надеюсь, но вдруг…

– Не хочу, – довольно резко ответила я.

– Ну, как знаешь. Он всё равно увлечён уже другой. Эххх, а какая бы пара из вас получилась… – Света вздохнула и быстро-быстро заморгала ресницами.

– Ага, сейчас, бабники не в моём приоритете. И что ты моргаешь так часто?

– Спать хочу, вот и моргаю, чтобы не уснуть, – ответила подруга. Надо бы домой возвращаться. Не хочется оставаться в клубе с маньяком-бабником.

– Так, Свет, ты иди к выходу, а я пока схожу в туалет. Потом сразу домой.

– А как же мальчики? – Света недовольно надула губы.

– Какие мальчики? Живо на выход и не забудь джинсовку, – я легонько подтолкнула подругу к выходу.

– Злюка, – со смехом произнесла подруга, удаляясь.

Пришлось постоять какое-то время у уборной, ведь желающих было много. Сделав свои дела, я быстро направилась к выходу, расталкивая народ.

Ветер обдул мои красные от алкоголя щёки, принося облегчение. Пока я была в душном клубе, моё тело, наверняка, сказало бы мне спасибо хоть за какую-то порцию кислорода.

Я начала искать подругу, но её не оказалось у входа. Поиски Светы не принесли результатов. Я не звонила, надеясь, что подруга где-то рядом. Поняв, что это не так, решила набрать. «Какого чёрта?» – выругалась я себе под нос. Мой телефон был разряжен, хотя я прекрасно помню, что заряжала его.

Я стояла у входа, надеясь, что подруга вернётся, и вдруг почувствовала за спиной чьё-то дыхание, сердце содрогнулось, как при сильном землетрясении.

– Беги, именинница, – грубоватый голос прозвучал у самого уха. Мне не нужно было думать, кто это. Моё предательское тело могло реагировать только на одного.

Глава 4

– Ч… Что? – запнулась я, и страх сковал меня ледяными объятиями.

– Беги, – его дыхание опалило кожу, проникая до самых костей.

– Зачем? – вопрос сорвался с губ с трудом.

– Отсчет начался, – прошептал он мне на ухо. Какой, к черту, отсчет? Псих, маньяк, – пронеслось в голове.

– Можешь думать обо мне все, что хочешь, у тебя есть время до трех, – он словно прочел мои мысли. Чертов псих.

– Три, – прозвучал его тихий шепот.

Я не стала тратить время на споры, бросившись бежать куда глаза глядят. Адреналин застилал разум пеленой, и я не помнила, как очутилась в лабиринте гаражей.

– Черт, – прошептала я, осознав, что оставила куртку в клубе, а мои белые кроссовки больше напоминали грязные комья. Но сейчас нужно было думать не об этом, когда за мной гнался псих.

Завернув за угол гаража, я решила передохнуть. Прислонившись к холодной стене, я жадно ловила воздух открытыми губами. Невольно обняла себя, ощущая, как прохладный ветер прошелся по коже, покрывая ее мурашками. Решив больше не стоять на месте, я выглянула из-за угла.

И зря. Он стоял всего в паре метров, прислонившись плечом к тому же гаражу. Лицо скрывала тень от капюшона, а свет фонарей, падающий ему в спину, придавал образу зловещую завершенность.

Не дожидаясь ни слова, я развернулась, чтобы бежать, но сильные руки схватили меня за талию и подняли в воздух. Не успев издать и звука, я была прижата спиной к холодному металлу гаража. Все мое тело съежилось не столько от холода, сколько от нависшей надо мной фигуры. Его руки, по обе стороны от моей головы, заставили меня поверить, что это конец.

– Отпусти, – прошептала я. Но Демьян наклонился, и я вновь увидела его дьявольски красивое лицо. Его темно-зеленые глаза смотрели прямо в мои, а губы тронула усмешка.

– Что, если я скажу «нет»? – Демьян взял прядь моих волос и заправил за ухо. От этого жеста я невольно вздрогнула, вызвав у него еще одну усмешку.

– Я буду кричать, – с серьезным видом заявила я, полная решимости сдержать слово.

– Попробуй, – он словно сам напрашивался, чертов маньяк.

– ПОМОГ… – я не успела закончить, потому что то, что произошло дальше, заставило мое тело вспыхнуть, как в адском пламени.

Демьян впился в мои губы с такой яростью, что перехватило дыхание. Я попыталась закричать, но лишь ухудшила ситуацию, и он воспользовался моментом, проникая своим языком в мой рот. Я не хотела этого, правда не хотела, но будь он проклят за свою дьявольскую красоту и умелые руки, которые уже блуждали по моему телу. Я ответила на поцелуй, так же жадно прильнув к его губам. Наши языки сплелись в танце, словно инь и янь, тело обмякло, готовое рухнуть на холодную землю, но его руки крепко удерживали меня.

Одна из его рук скользнула под вырез платья, приближаясь к самому чувствительному месту, где еще не бывала ни одна мужская рука. Меня охватил такой ужас, что каждая клеточка тела покрылась мурашками, а внутренности перевернулись. Внизу живота возникло странное, жаждущее ощущение, и я оттолкнула его, упираясь ладонями в его твердую грудь. Легкий ветерок коснулся моих влажных губ, мгновенно высушивая их, и я невольно облизнулась, пытаясь вернуть им влагу.

Я подняла глаза и встретилась с его взглядом, полным хищного, неудовлетворенного желания. Отведя глаза, я прикрыла веки, жадно хватая воздух. Продолжая упираться руками в его грудь, я замотала головой.

– Ты… Зачем ты это сделал? – запинаясь, пробормотала я.

– Что? – Демьян взял меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.

– Поцеловал, – после этих слов его взгляд скользнул к моим губам, и он усмехнулся.

– А что, нельзя? – Да кто он вообще такой? Псих, вот кто. Думает, что может целовать меня, когда захочет.

– Конечно, нельзя. Ты не имеешь права целовать меня без моего согласия, – я убрала руки с его груди и обняла себя, чувствуя, как холодный ветер пробирает до костей.

– Мне не нужно твое согласие, тем более ты ответила на мой поцелуй, – Демьян приблизился вплотную, не оставляя между нами ни единого сантиметра, и провел большим пальцем по моей нижней губе. – Нравлюсь?

– Ч… что, не… нет, – черт, нужно перестать заикаться. Во всем виновата его близость, нужно оттолкнуть его. И я сделала это в ту же секунду, оттолкнув его со всей силы, на метр, а хотелось бы и дальше.

– Не прикасайся ко мне! И вообще, ищи другую, за кем можешь побегать, понял? – Я тыкала его пальцем в грудь, кипя от ярости.

– Нет, – ответил Демьян и начал снимать с себя кофту. Его пальцы коснулись молнии и медленно потянули ее вниз, и я, словно завороженная, смотрела, как распахивается кофта, обнажая рельефные мышцы его пресса. Казалось, он не вылезает из спортзала. Затем Демьян скинул кофту, оставшись лишь в спортивных штанах. Только тогда меня охватила паника. Пока я любовалась его прессом, не заметила, как он снова приблизился.

– Не подходи ко мне! Если ты меня тронешь, я напишу заявление об изнасиловании! – Но он словно не слышал меня, продолжая надвигаться, и мои вытянутые руки не могли его остановить. Он схватил мои руки и завел их над головой. – Отпусти меня, чертов псих, маньяк, отпусти!

Демьян не отвечал, лишь слушал мои оскорбления, глядя на меня без всяких эмоций, словно ему было все равно. По моей щеке скатилась слеза от страха перед тем, что он мог сделать со мной здесь, в этих проклятых гаражах. Никто не услышит меня ночью в этом заброшенном месте. Кто меня просил бежать сюда? Если бы я побежала домой, все бы обошлось. Черт, горе-подруга пропала, а я здесь с маньяком. Не зря Света говорила, что этот день рождения я не забуду.

– Успокоилась, истеричка? – резко произнес Демьян, вырывая меня из мыслей. – Я могу тебя порадовать, моя маленькая вишенка.

«Вишенка», – прошептала я. Я ему не вишенка, башенный ублюдок, – подумала я, но не сказала вслух. Кто знает, вдруг убьет за ублюдка.

– Чем? – слез уже не было, и я могла спокойно говорить, но его близость все равно заставляла вздрагивать.

Демьян в ответ лишь отодвинулся. «Наконец-то», – с облегчением подумала я. Но это длилось лишь мгновение, потому что он снова приблизился и накинул на меня свою кофту, случайно коснувшись моими руками ключиц. Мне хотелось спрятаться, как маленький котенок, предчувствуя беду. Он просто хотел помочь, чтобы я не замерзла, а я накричала. Вот дура, но это все равно ничего не значит, ведь он гнался за мной, как маньяк.

– Этим ты хотел меня порадовать? – Демьян стоял на расстоянии вытянутой руки, его руки были в карманах штанов, а торс приковывал мой взгляд. «Аня, прекрати так пялиться на него», – одернула я себя.

– Нет, – Демьян снова шагнул ко мне. Он когда-нибудь прекратит так делать? Он наклонился к карману кофты, достал сигареты, закурил и отошел. – У тебя сегодня день рождения, поэтому я сделаю тебе поблажку и отпущу.

– Отпущу? Да ты псих! Я не твоя вещь, чтобы ты так со мной обращался. Если захочу, я могу уйти прямо сейчас, ты мне никто, понял? И откуда ты вообще узнал, что у меня день рождения? – Меня затрясло от ярости. Как он смеет? Я не его собачка!

– Ого, – усмехнулся Демьян. – Твоя подружка рассказала.

– Что? – Я, не раздумывая, набросилась на него и начала бить руками. – Что ты с ней сделал? Где она?

– С ней все в порядке. Если тебе станет легче, мой друг отвез ее домой, а меня она любезно оставила тебе. – Я перестала его бить и отступила. Она что, совсем дура? О чем она думала, когда поехала с ним? А вдруг…

– С ней все в порядке. Мне повторить это еще раз? – Демьян выпустил дым мне в лицо, задев плечом.

– Я сказала тебе не трогать меня. Мне тоже повторить это еще раз? – Я развернулась и пошла прочь. Не могу больше находиться рядом с ним, он меня достал.

– Далеко собралась? – крикнул Демьян мне в спину.

– Домой. Как-то же я должна убедиться, что подруга в порядке, – крикнула я в ответ, не останавливаясь.

– Запомни, вишенка, в следующий раз поблажек не будет. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Ярость вспыхнула с новой силой. Я развернулась, готовясь снова вступить в перепалку, но его, как и в первую встречу, уже не было на месте. Как он это делает? Он что, умеет летать или растворяется в воздухе? Я обняла себя, и мои пальцы коснулись мягкой ткани кофты. «Блин», – совсем забыла отдать ему кофту. Я почувствовала запах мятных сигарет, и мне, как ни странно, стало немного спокойнее. Не спеша, уставшими ногами я направилась домой.

Солнце настойчиво било в глаза, заставляя щуриться сквозь пелену утренней дрёмы. Лучи нагло расползались по комнате, касаясь моего сонного лица. Сбрасывая одеяло, я ощутила, что уснула в одежде. На мне была его кофта, и я невольно задержала дыхание. Запах мятных сигарет кольнул в ноздри, и я съежилась. Вчерашний вечер оказался не сном, а горькой реальностью.

Скомканный разговор терзал сознание, напоминая об одном: держаться от него подальше. Но забыть… увы, это выше моих сил. Он украл мой первый поцелуй. Кончиками пальцев коснулась губ, словно пытаясь удержать его привкус, мечтая вновь ощутить его прикосновение. «Дура, дура, дура», – шептала я себе, зная, что это неправильно. Он дал ясно понять, что не желает близости. Что я ему сделала? Мы виделись всего дважды… или мне это только кажется? Он казался до боли знакомым с первой встречи. «Что за бред!» – прошептала я, отгоняя наваждение. Если бы он был знаком, я бы узнала. Оставался один вывод: он псих. Преследовал меня, а потом посчитал вправе целовать, как трофей, заслуженный в какой-то извращенной игре.

Вернувшись вчера, первым делом заглянула в комнату Светы. Она мирно спала. Я выдохнула с облегчением и, обессиленная, рухнула в постель, не успев переодеться.

Сегодня Свете нужно навестить родителей. Они наверняка места себе не находят, обрывая телефон звонками. Я рада за подругу, за ее любящую семью. Моя же оборвалась, оставив незаживающую рану, и годы, проведенные вдали от дома, не смогли ее исцелить.

Резкий прыжок вырвал меня из раздумий.

– Анька, доброе утро! – Света сияла, как начищенный самовар, и тут же уставилась на мою кофту. – Ого, это кофта того красавчика?

– Ага. Ты притворяешься или правда дура? Я просила тебя ждать у входа, а ты, конечно же, засмотрелась на какого-то мачо и оставила меня на растерзание незнакомцу! – Я не сдержалась и повысила голос на лучшую подругу.

– Ань, ну не злись! Он пообещал, что ничего плохого не сделает. Да и я пригрозила ему отрезать руки, если хоть один волосок с тебя упадет. Мне правда было очень плохо, а его друг Дима предложил помощь, – пролепетала Света, надув губки. Но я все еще кипела от злости. Она оставила меня с незнакомцем, которого видела впервые! – Погоди, ты смотришь на меня так, будто он тебя убить хотел. Ань, что случилось?

– Ничего. Ты же знаешь, твоим приказам сам президент подчинится, – солгала я, выдавив натянутую улыбку.

– Вот и славно! – Света снова бросилась обниматься. Я не удержалась и обняла ее в ответ. Не могу я долго на нее обижаться.

– Знаешь, это прозвучит странно, но он показался мне знакомым, – поделилась я с ней, выдавив смешок.

– Ань, может, он тоже был там, где и ты? Ты же не помнишь ничего с тех пор, как упала с той крыши. Доктор говорил, что воспоминания могут вернуться, но это маловероятно, потому что ты долго пролежала в коме…

– Хватит! Это чушь. Если бы он был там, я бы его не забыла. Остальных же я помню, а его нет. И давай закроем эту тему, – прошептала я, чувствуя, как ком подступает к горлу.

– Ань, но ты должна думать об этом! Вдруг память вернется, и мы узнаем, кто это сделал. Я просто не верю, что ты сделала это сама, – недовольно буркнула Света. Я ее понимала. Она за меня переживает, я бы делала то же самое. Но сейчас мне это не нужно.

– Свет, пожалуйста… Я не могу. Ты лучше всех знаешь, что моя память вычеркнула лишь тот злосчастный день, и мне трудно, правда трудно. Постоянно напрягать голову, чтобы вспомнить те годы… но память упрямо рисует только тот день, каждую деталь… Пожалуйста, Свет, мне даже говорить об этом тяжело, – слезы потекли ручьем. Света молча обняла меня, давая выплакаться.

– Извини, – тихо прошептала Света.

– Все в порядке, – ответила я шепотом.

Просидев в комнате с подругой еще немного, она ушла к родителям, приказав мне лежать и отдыхать. Как только входная дверь хлопнула, я поспешила в душ, чтобы расслабиться, и включила стирку.

После душа, облачившись в легкую пижаму, я отправилась на кухню. Заварив чай и сделав пару бутербродов, я присела за стол.

Взгляд зацепился за предмет, лежащий на краю стола. Карандаш. Моё болезненное прошлое, когда я рисовала яркие пейзажи с улыбкой на губах.

Я отодвинула чай и еду и направилась к заветной двери, за которой хранились мои старые вещи и рисунки.

Нащупав ключ в шкафу, я медленно подошла к двери. Вставила ключ в замочную скважину и повернула дважды. Взявшись за ручку, я медленно потянула дверь на себя. Она со скрипом отворилась, выпуская наружу удушливый запах пыли. Сердце замерло, грозясь остановиться. Пелена слез застилала глаза. Я чувствовала, что их будет достаточно, чтобы затопить комнату, так как капли громко барабанили по деревянному полу.

Смахивая слезы, я приблизилась к единственному рисунку. Свет из коридора четко вырисовывал силуэты на листе.

Яркие улыбки родителей смотрели на меня, а позади них возвышалась огромная ель, которую я буду ненавидеть до конца своих дней. Я помню, как рисовала этот рисунок. Это был мой последний счастливый Новый год.

Прикоснувшись к рисунку, я начала обводить пальцами лица родителей. Вторая волна слез захлестнула меня, и я рухнула на пол, поджав колени к груди. Опустив голову, я начала раскачиваться, погружаясь в бездну воспоминаний.

Глава 5

ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД…

За окном автомобиля бушевала снежная буря, фары едва пробивались сквозь пелену. В салоне, словно эхо заброшенной обители, вновь разгорался спор родителей из-за пустяков, которые они так и не научились оставлять за порогом дома.

– Вить, ты же знаешь, как это важно для меня, – с тихим вздохом произнесла мама с пассажирского сиденья.

– Марин, я знаю, – огрызнулся отец, вцепившись в руль. – Не отвлекай меня от дороги, только этого не хватало, чтобы нас занесло.

– Знает он, конечно, – с сарказмом отозвалась мама, расстегивая куртку в душном салоне.– Я должна получить этот чёртов отпуск.

– Не выражайся, у нас ребёнок в машине.

– Пап, всё в порядке, мне пятнадцать, а не пять, – сквозь смех ответила я.

Отец бросил взгляд в зеркало заднего вида. Его усталые карие глаза встретились с моими, посылая мимолетную улыбку. В ответ мои губы невольно растянулись в подобии улыбки, но не успели они оформиться, как мама вдруг резко вскрикнула:

– Витя, стой! Тормози!

Отец, отвернувшись от меня, в панике начал давить на педаль тормоза, но что-то было не так. Машина не реагировала, сколько бы он ни жал. Одновременно с этим он отчаянно сигналил какому-то животному, застывшему посреди дороги, но зверь оставался неподвижен. Отец выругался сквозь зубы и скомандовал держаться крепче.

Дальше всё развернулось, словно в кошмарном сне. Машину понесло. Сердце заколотилось так, будто я только что пробежала марафон. Мама кричала так громко, что в ушах зазвенело, усиливая ощущение неминуемой гибели.

– Нет, нет, нет! Витя, дерево! – вопила мама.

Нас несло с бешеной скоростью, и я не успела понять, как резкий удар бросил мою голову вперёд, об сиденье.

Очнувшись, я открыла глаза, но мир вокруг был размытым и неясным. «Что происходит?» – прошептала я. Медленно, дрожащими пальцами, потянулась к пульсирующей боли на голове. Коснувшись раны, я ощутила, как пальцы мгновенно стали влажными. Размазав их, медленно поднесла к глазам. Зрение всё ещё отказывалось фокусироваться, заставляя меня щуриться.

– Чёрт… Чёрт… Чёрт! – мои руки и пальцы были в крови. Не знаю, сколько времени прошло, пока я в ужасе смотрела на свои окровавленные руки, но постепенно зрение начало возвращаться.

Я лежала на осколках стекла между двумя сиденьями. Холодный ветер и снег проникали в салон. Осознание происходящего заставило меня закричать.

– Мам! Пап! Вы в порядке? – в ответ лишь тишина. Я попыталась выбраться, но меня так сильно прижало, что я с трудом могла дышать.

– Мам, пап, скажите хоть что-нибудь, пожалуйста! – снова тишина. Слёзы покатились по замерзшей коже, от осознания ужаса.

Не прекращая попыток выбраться, я продолжала лить слёзы, отчаянно убеждая себя, что с ними всё в порядке. Собрав последние силы, я начала толкать сиденье, которое, наконец, начало поддаваться. Как только появилось немного пространства, я, превозмогая боль, поползла на коленях к выходу. Улыбка начала зарождаться на моих губах: «Наконец-то этот ужас закончился», – подумала я, поворачиваясь к машине. Но улыбка тут же угасла, сердце забилось с такой силой, что отдавало в ушах, а тело словно парализовало.

– Нет… Нет… Нет! – как можно быстрее, я подползла к родителям. Отец лежал, придавленный к лобовому стеклу, истекая кровью. Безжизненные глаза смотрели на меня, словно пытаясь передать последнюю улыбку. – Папа, пожалуйста, не уходи, – прошептала я, прикасаясь к его щеке.

Я повернула голову к пассажирскому сиденью, где голова мамы была запрокинута на панель машины, и по ней медленно стекала кровь. Попавший в салон снег мгновенно окрашивался в багровый цвет, стекая, словно смывая следы преступления. Яркая луна освещала этот ужас, напоминая о том, как жизнь может оборваться в одно мгновение.

– Мам, – прошептала я, убирая светлые волосы с её лица. – Мамочка, прошу, хоть ты не покидай меня. – Но на меня смотрели лишь безжизненные голубые глаза, хранящие недосказанность её последних слов.

Я положила голову мамы себе на колени, пытаясь убрать кровь с лица, но она продолжала течь, словно говоря, что слишком поздно. Я поцеловала её холодный лоб, нежно поглаживая волосы. Слёзы текли ручьём, причиняя физическую боль от осознания, что их больше нет.

– За что? – подняла я голову к звездному небу. – Зачем? Они ведь никому не делали зла! – обращалась я в пустоту.

– Что мне делать? – прошептала я. – Я не смогу жить без вас, пожалуйста.

Медленно, на дрожащих ногах, я поднялась и направилась к отцу. Обхватив его руками, начала вытаскивать из машины. Руки ужасно болели, но я тянула отца по снегу, проваливаясь в глубокие сугробы. Преодолев небольшое расстояние, положила его рядом с мамой.

Нащупав своё одеяло в машине, отряхнула от осколков стекла и укрыла родителей. Их кровь смешивалась, окрашивая белый снег в багровый цвет.

– Спите, – прошептала я, целуя обоих в лоб. – Я вас очень сильно люблю и никогда не забуду, обещаю, – мои веки медленно сомкнулись от усталости и отчаяния.

Я очнулась в стерильной белизне больничной палаты, словно вынырнув из глубокого забытья. Руки и ноги, скованные бинтами, протестовали при каждом движении. Голова раскалывалась, словно по ней прошлись молотом, оставляя после себя лишь ноющую, пульсирующую боль. В углу комнаты мелькнуло движение, приковав моё внимание. Там, в кресле, скрестив руки на подлокотнике, сидела бабушка, её голова опущена, а чёрные волосы собраны в небрежный пучок.

– Бабушка… – прошептала я пересохшим голосом.

Она медленно подняла веки, и, взглянув на меня, начала подниматься. В свои пятьдесят пять бабушка обычно выглядела на сорок, но за последние дни, казалось, время оставило на её лице глубокие борозды морщин. Глаза, когда-то лучистые и полные жизни, теперь потемнели, словно грозовое небо, молящее о скорейшем завершении дня.

– Очнулась, – прошипела она, хмурясь и приближаясь к моей кровати. – Это всё из-за тебя! Если бы тебе так срочно не понадобилась эта чёртова новогодняя ёлка! – её голос сорвался на крик, и она ткнула в меня пальцем.

И она была права. Я виновата. Не стоило уговаривать родителей ехать в такую погоду. Каждый год, в преддверии Рождества, они забывали про ёлку, которую нужно было срубить в лесу. Покупные не любили, ведь они не могли сравниться с ароматом свежей лесной ели, приносящим настоящее новогоднее настроение.

И в этот раз я напомнила, к сожалению, слишком поздно, из-за чего им пришлось ехать вечером, в самый разгар снегопада.

Слёзы хлынули из глаз, словно прорвав плотину, добивая последние остатки жизни внутри меня.

– И не думай, что я возьму над тобой опекунство. Я, конечно, люблю свою дочь, но не так, как тебя. Так что после лечения тебя отправят в детский дом, – сказала она, набрасывая на плечи шубу и бросая на меня взгляд, полный ненависти. – А знаешь что? Мне жаль, что ты не умерла. Правда жаль.

– Прости меня… – прошептала я, но бабушка уже выходила за дверь. Моё «прости» для неё ничего не значило.

Вскоре после её ухода пришёл врач и объяснил, что я едва не отморозила руки и ноги, пролежав в снегу. Но скорая приехала вовремя, не дав мне замёрзнуть насмерть. Затем появился следователь полиции и осторожно начал задавать вопросы о произошедшем. Всё казалось туманом, и каждое воспоминание об этом дне вызывало горечь в горле. Мои ответы были короткими: «да», «нет».

На следующий день меня разбудил толчок в бок.

– Анька, это я, Света, – открыв глаза, я увидела подругу, с двумя косичками, кончики которых были выкрашены в фиолетовый цвет, придавая ей особый шарм. Карие глаза излучали доброту и ласку. В отличие от меня.

– Света… – я впервые за долгое время улыбнулась. – Я тебя ждала.

– Я знаю, – с грустью ответила она. – Ань, мне очень жаль. – Улыбка тут же сменилась слезами.

– Света, это моя вина, моя! – начала я, захлёбываясь от рыданий. – Если бы не я, эта чёртова новогодняя ёлка…

– Тише, тише, – Света осторожно обняла меня. – Это не твоя вина, ты меня слышишь?

– Ты не понимаешь, – прошептала я. – Это я попросила поехать за ёлкой в такую погоду.

– Аня, бл*ть, хватит! – повысила голос Света. – Это был несчастный случай, твоей вины здесь нет. Услышь меня!

– Но бабушка отвернулась от меня, сказала, что это моя вина… – Света вытерла мои слёзы. – Что мне делать?

– Нашла из-за кого переживать, – Света встала с кровати и подошла к пакету. – Она всегда относилась к тебе как к ничтожеству.

Света была права. Бабушка часто била меня чем попало, просто чтобы причинить боль. Я не знала, чем так ей не угодила, но родителям не жаловалась, боясь, что они не поверят, и моя жизнь окончательно пойдёт под откос.

– Свет, я бу… – я запнулась на полуслове, решив рассказать ей о детском доме позже.

– Что? – растерянно спросила она.

– Да ничего, – пробормотала я с натянутой улыбкой. – Забыла, что хотела сказать. Ты же меня знаешь.

– Конечно, и никогда не забуду, – Света смотрела на меня с жалостью. Но сейчас мне точно не нужна жалость.

– Я тебя порадую, – сказала Света с улыбкой. – Я купила твои любимые вишнёвые пирожные.

Я улыбнулась в ответ, показывая, что рада её доброте, но мои мысли были далеки от вишнёвых пирожных. Внутри меня раздавался душевный крик….

Глава 6. Детский дом

Автомобиль приближался к громадным железным воротам, увенчанным колючей проволокой. «Как в тюрьме», – промелькнуло у меня в голове, когда я окинула взглядом окрестности. Остановившись у будки с надписью «Охрана», оттуда неспешно вышел пожилой мужчина, направляясь к водительскому окну, где моя бабушка лучилась притворной улыбкой.

Охранник, подойдя, жестом попросил опустить стекло, чтобы поговорить с моей бабушкой.

– Здравствуйте, чем могу помочь? – вежливо поинтересовался он.

– Здравствуйте. Я – Антонина Сергеевна. Звонила вашему директору неделю назад, насчет передачи моей внучки, – произнесла бабушка с той же натянутой улыбкой, словно демонстрируя свою вежливость. Но я-то знала ей цену – грош. Какая уж тут искренность в этой… твари, лишившей меня последней недели лечения, недели до полного выздоровления. Она уверила врачей, что позаботится обо мне дома, что сильно соскучилась. Как же! Едва я вышла из больницы, она усадила меня в машину, и мы прямиком направились в этот… приют.

– Конечно, проезжайте. Я сообщу директору о вашем прибытии, – произнес охранник, бросив на меня мимолетный, полный жалости взгляд, и медленно вернулся на свой пост.

Ворота распахнулись, пропуская машину в мой новый дом на ближайшие три года.

По мере приближения к зданию, этот огромный зловещий дом все больше напоминал замок. Решетки на окнах, кое-где выбитые стекла, сквозь которые задувал снег. Пятиэтажное кирпичное строение, местами с обвалившейся облицовкой. «Как он еще стоит и не рухнул?», – подумала я, глядя на вход, где нас уже ждали.

Выйдя из машины, я направилась к женщине лет тридцати пяти, облаченной в длинное черное пальто с накинутым капюшоном. Непременный атрибут – очки, как и у большинства директоров и учителей. Казалось, в них вмонтирован датчик разговора или слежения за местоположением. Будто они работают в какой-то мафии. Смешно, конечно, но это лишь мои дурацкие, нелепые мысли.

Рядом с женщиной стояла девочка примерно моего роста, в забавной шапке с ушками-кисточками, как у рыси. Ярко-желтая куртка слепила глаза, а голубоватые зимние сапожки на молнии и клетчатая юбка ниже колен создавали образ невинности. По сравнению с этой женщиной, я бы доверилась девочке, а не директрисе с выражением лица «все достало». Черные хмурые глаза смотрели на меня с отвращением, будто я грязь на подошве ботинка.

Девочка же одарила меня искренней милой улыбкой, от которой на щеках появились ямочки. Вот это я понимаю – «Добро пожаловать»!

– Здравствуйте, Антонина Сергеевна. Я директор детского дома, ждали вас сегодня, как вы и говорили, – женщина протянула руку моей бабушке. – Как я уже говорила по телефону, меня зовут София Ивановна, и мы будем рады принять вашу девочку.

Она мило улыбнулась бабушке, а затем перевела взгляд на меня.

– Это моя внучка, Анна. У неё сложный характер. Сами понимаете, я уже старая, за ней не уследишь. Глаз да глаз нужен, – заявила бабушка, обнимая меня за плечо.

– Я вас понимаю. У детей в таком возрасте всегда трудный характер, и поэтому опекуны зачастую не справляются и отправляют их, так скажем, подальше для их же пользы, – все так же любезно беседовали женщины, словно меня и вовсе не было рядом.

– Вы абсолютно правы, София Ивановна. Я надеюсь, здесь ей «исправят» этот сложный характер.

У кого здесь сложный характер, так это у бабушки. Как она может так? Я ведь её единственная внучка, родная кровь! Но эта стерва готова пойти на все, лишь бы моя жизнь окончательно разрушилась, будто не только она потеряла близких. Я бы с удовольствием сейчас поплакала, чтобы хоть немного облегчить эту тяжесть, но я сделаю это позже. Никто не должен видеть моих слез – это признак слабости, а слабой я была только перед близкими и перед собой.

– Мы сделаем все необходимое до её совершеннолетия. Мы можем поговорить в моем кабинете? Есть несколько вопросов.

– Конечно, – бабушка поправила сумку на плече и натянула улыбку.

– Тогда прошу вас, – София Ивановна жестом пригласила ее внутрь.

Внутри царили тишина и полумрак. Люстра под потолком едва освещала холл. На стенах отслаивалась старая краска, обнажая слои прошлых лет. Вдоль стен тянулись ряды старых деревянных дверей, а в правом углу виднелась одинокая лестница, ведущая наверх.

– Карина, покажешь, что где находится, – приказала директор девочке, и её слова эхом разнеслись по залу.

– Хорошо, София Ивановна, – с каким-то испугом произнесла Карина, опустив глаза в пол.

– Вот и славно. Антонина Сергеевна, после разговора вы сможете пообщаться с Аней.

– О, это совершенно необязательно. Я уже с ней в машине поговорила и попрощалась. Так что могу со спокойной душой ехать домой, – с радостью заявила бабушка.

Конечно, чего я ожидала – милой беседы и что она заберет меня отсюда? Пфф, как смешно, как бы не так.

– Прекрасно. Карина, после экскурсии по зданию проводи её в комнату.

– Хорошо, София Ивановна, – девочка, не поднимая глаз, ответила как заезженная пластинка.

– Пойдем, – Карина взяла одну из моих сумок и направилась вправо, к двери.

Я, недолго думая, схватила вторую сумку и поспешила за ней. Чего удивляться, что бабушка собрала все мои вещи? Ей же нужно было как-то избавиться от всего, что напоминало обо мне. Собрала каждую мелочь, будто меня и вовсе никогда не было в доме.

Карина показала только столовую и библиотеку, сказав, что «больше здесь ничего интересного нет», и проводила меня в комнату на втором этаже.

– Где твоя спальня? – неловко спросила я, остановившись у двери.

– Тут нет «твоей», «моей». Здесь живут по четыре-шесть человек в комнате, – Карина открыла дверь, пропуская меня вперед. – Нам с тобой повезло, мы будем жить вдвоем. А так я здесь все эти годы одна жила.

Пока она говорила, я успела оглядеть комнату, хотя осматривать, по сути, было нечего.

Две старые пружинистые кровати стояли друг напротив друга, и возле каждой – по маленькой тумбочке. Дверь в ванную была выкрашена в кричащий розовый цвет, совершенно неуместный в этой серой комнате. И одинокое окно с решеткой.

– Карин, можно пару вопросов? – с вежливой улыбкой спросила я, снимая куртку.

– Конечно, – Карина поставила мой багаж рядом с кроватью и присела на свою.

– Почему здесь решетки на окнах, как в тюрьме? Это ведь детский дом для детей, а не для взрослых, – с возмущением и легким смешком произнесла я.

– Это не просто детский дом, как ты уже поняла. Это, можно сказать, колония для особо трудных подростков, – Карина говорила с такой горечью, что в её глазах заблестели слезы. – Здесь дети от десяти до восемнадцати лет, и у всех сложный характер. Я так понимаю, у тебя тоже, раз ты здесь.

– У меня все нормально. Я здесь только из-за бабушки и недавно погибших родителей, – на последних словах мой голос дрогнул, и я невольно опустила глаза в пол.

– Я думала, ты сделала что-то глобально плохое, раз тут оказалась. Да и бабушка так на тебя смотрела, будто ты убийца.

– Может, и убийца, но это был несчастный случай, – я уже смирилась с тем, что не виновата, так как Света каждый день убеждала меня в этом, но где-то в глубине души я винила себя.

– Ого, может, расскажешь? – с любопытством спросила Карина.

– Нет. То есть, в другой раз. Хорошо?

– Хорошо. Тогда какой следующий вопрос? – Карина уже лежала на кровати, сняв верхнюю одежду и переодевшись в ночную, пока я все еще сидела на своей.

– Почему ты здесь?

– Я чуть не убила свою младшую сестру, – без каких-либо эмоций ответила она. – И знаешь, это не было никакой случайностью. Я хотела, чтобы её не стало.

– Ты шутишь? – вырвался у меня смешок.

– Нет. Мне было тринадцать, когда я решилась на это. Проснувшись ночью, я пошла в детскую, чтобы взять совсем маленькую сестру из кроватки, и направилась в ванную, чтобы её утопить. Я набрала ванну воды и начала опускать её туда. Но она заплакала, громко, будто просила меня этого не делать. Я улыбнулась ей и погрузила её полностью. Но из-за криков сестры родители подоспели вовремя и не дали мне закончить начатое. После случившегося родители отказались от меня и отправили сюда.

Я, не моргая, слушала историю Карины, и по коже побежали мурашки. Мне хотелось бежать отсюда без оглядки, ведь если эта история меня так напугала, то что же здесь сделали другие?

С трудом сглотнув горечь, я задала вопрос, который меня больше всего волновал:

– Зачем?

– Мы можем пойти на ужасные поступки из-за ревности к своим близким. Вот и я ревновала родителей к ней, – Карина улыбнулась, глядя на меня.

– Но она же твоя сестра? – У меня не укладывалось в голове, как это возможно. Но на мой вопрос Карина ответила лишь:

– Я знаю. И поэтому я это сделала.

Меня бросило в дрожь. Я не могла поверить, что передо мной сидит человек, пытавшийся убить родную сестру. «И с ней мне теперь жить в одной комнате?» – промелькнуло в голове….

Глава 7

Ночь выдалась мучительно долгой. После вчерашнего разговора с Кариной сон бежал от меня, словно испуганный зверь. Я ворочалась в постели, силясь поймать ускользающие минуты покоя, и лишь ждала, когда за окном забрезжит рассвет.

Не то чтобы я была трусихой, но это место, казалось, вытягивало из меня все мои страхи, играя ими, как марионетками. Каждый темный угол оживал, являя призраков, сотканных из ночных кошмаров.

Приведя кровать в порядок и разложив вещи, я направилась в душ. Карина же, укутавшись в одеяло с головой, безмятежно видела свой десятый сон.

Освежившись под душем и облачившись в толстовку и джинсы, я вернулась в комнату. Карина, уже проснувшись, лежала на кровати, погруженная в чтение.

– Тебе бы лучше переодеться в форму, – произнесла она, не отрывая взгляда от книги.

– И тебе доброе утро. У меня нет вашей формы, – с улыбкой ответила я.

– Пока ты здесь, слово «доброе» лучше не употреблять. Чем быстрее поймешь, тем лучше, – Карина оторвалась от чтения и взглянула на меня. – И твоя форма лежит в шкафчике.

Открыв дверцу, я обнаружила ее на самой нижней полке. «Странно», – прошептала я. Когда я раскладывала вещи, форма не попалась мне на глаза, хотя лежала на самом видном месте.

Форма сидела на мне на удивление неплохо. Клетчатая синяя юбка едва прикрывала колени, черные балетки завершали образ, а вот блузка, к сожалению, оказалась маловата в груди, натягиваясь на ткани до предела.

– Мне нужна другая блузка, – обратилась я к Карине, – в груди немного жмет.

– Извини, других нет, – Карина окинула меня взглядом и задержала его на груди. – Ничего себе… Сколько тебе лет?

– Пятнадцать. Если тебя так волнует, почему у меня большая грудь, – с вежливой улыбкой ответила я, – спасибо маме. Это все ее гены.

– Ого… Просто понимаешь, тут ни у кого нет такой… выдающейся груди, – с восторгом проговорила Карина, – даже у этих стерв-принцесс.

– У каких стерв-принцесс? – смешок сорвался с моих губ.

– Есть тут одни… Любительницы новеньких. А так как новеньких давно не было, тебе придется несладко, – Карина неожиданно вздрогнула. – И я не только про принцесс.

– Что за бред ты несешь? Зачем им я? – я снова не сдержала смешка. Что за чушь говорила Карина? – И что значит «любительницы новеньких»?

– Ты для них как свежая игрушка, которую они хотят сломать, – Карина говорила серьезно. – Я бы не стала предупреждать, если бы сама этого не пережила.

– Допустим, я тебе поверила. Что меня ждет? – возмущенно спросила я.

– Если бы я знала… С каждым они ведут себя по-разному, непредсказуемо.

– Понятно, – ответила я, беря рюкзак и складывая в него тетради.

– Нам пора, а то опоздаем на завтрак, – сказала Карина, выходя за дверь.

В столовой было полно народу. Большинство взглядов были прикованы ко мне, изучающие, как у дикарей, словно они никогда не видели живого человека. Я высоко подняла голову, показывая, что мне все равно. Пусть смотрят, раз так интересно.

Вскоре мы с Кариной, отстояв очередь, нашли свободный стол. Усевшись, я принялась за чай. Завтрак здесь едва ли походил на кашу, скорее на воду с недоваренной перловкой. Поковырявшись в тарелке, я услышала голос Карины:

– Тебе бы лучше поесть, – сказала она, отправляя в рот очередную ложку каши. – Здесь силы всегда нужны.

– Я не хочу.

– Ну, как знаешь.

Отложив ложку, я стала осматривать столовую. Взгляд мой упал на парня в черной маске и солнцезащитных очках. На нем был накинут капюшон. Он сидел в компании других парней, которые что-то оживленно обсуждали, а он лишь кивал в ответ.

– Не смотри на него, – вдруг сказала Карина, от чего я вздрогнула.

– Я вовсе не на него смотрю, – соврала я, поворачиваясь к ней.

– Я видела. С ним лучше не связываться. Он плохой человек.

– Я и не собираюсь. Но почему он плохой? – спросила я и невольно снова взглянула на него. Его голова была повернута в мою сторону. Возможно, мне показалось из-за темных очков, но я чувствовала, что он смотрит на меня.

– Если я почти убийца, то он – полноценный. Говорят, он убил полицейского, – прошептала Карина.

– За что?

– Никто не знает. – Карина говорила почти шепотом, словно боялась, что ее услышат.

– Почему он в маске и очках? – не унималась я, тоже шепотом.

– Говорят, хулиганы изрезали ему лицо ножом, не оставив живого места. – Мне стало его немного жаль, но вспомнив про полицейского, я отогнала это чувство.

– Что он тогда здесь делает? Он должен сидеть в тюрьме.

– Я уже говорила тебе, это не просто приют или детский дом, это колония для таких, как мы. – Доев, Карина встала. Я последовала за ней, направляясь к выходу, на занятия. К моему облегчению, мы учились в одном классе.

Забыв о предостережениях Карины, я расслабилась. Первый урок прошел спокойно, не считая любопытных взглядов парней и девушек. Я даже смогла спокойно вздохнуть. Как же я ошибалась… То, что произойдет со мной вечером, я никак не могла ожидать.

Еле дотянув до последнего урока, я чувствовала, как мой живот заявляет о себе утробным ворчанием, словно злобный хищник, требующий хоть крохи еды. Со звонком я перекинула рюкзак через плечо и устремилась к выходу.

Карина улизнула в туалет минут за десять до конца урока, сославшись на острую боль в животе. Но что-то подсказывало мне, что она слукавила. Весь день она чувствовала себя прекрасно, и вдруг, как по щелчку пальцев, ее скрутило. Может, я накручиваю себя? Вполне возможно, что у нее действительно заболел живот. После той бурды, которой нас кормили с утра, мой желудок давно бы сказал «прощай».

Медленно идя по коридору в направлении столовой, но аппетит мой начал угасать. И все из-за этих назойливых взглядов, каждый оборачивался и злобно хихикал, словно я клоун на колесиках, прибывший развлекать этот цирк.

Если бы рядом была Карина, создавая вокруг меня зону комфорта, мне бы не пришлось отвлекаться на этих идиотов. Но что поделать, есть все равно надо, не хотелось бы рухнуть на пол от истощения. И вот мои ноги переступают порог столовой. Дискомфорт моментально отступает, когда я понимаю, что стоять в очереди не придется. Быстрым шагом я направилась к раздаче, взяв пюре с котлетой и гороховый суп.

Со спокойной душой я пошла к нашему с Кариной столику, где мы обычно сидели по утрам. Но, подойдя ближе, я чуть не выронила поднос из рук. Прямо на моем месте черным маркером было начертано: «Свинья сися стая». Застыв от шока, я услышала смех, доносящийся из разных уголков столовой. Не глядя ни на кого, я просто села на это место и, опустив глаза, принялась есть.

«И этим они хотели меня напугать?» – думала я, пока не почувствовала на себе чей-то взгляд. Он был словно удар грома среди ясного неба, обжигающий мой затылок до мурашек. Я не стала церемониться с едой и, не доев, взяла поднос и встала из-за стола. Делая вид, что закончила, я повернула голову в ту сторону, откуда, как мне показалось, на меня смотрели. И оказалась права. Утренний парень в маске сидел один, развалившись на стуле и скрестив руки. Его взгляд был прикован ко мне, так что мне захотелось съежиться и убежать, спрятавшись в самом надежном месте.

Оторвавшись от него, я уверенной походкой направилась к столу, где лежала грязная посуда. Поставив туда свой поднос, я так же уверенно направилась к себе в комнату, чувствуя его взгляд у себя на спине.

К счастью, по пути в комнату я не встретила никого из учеников, и мое волнение стало улетучиваться, принося немного радости моим внутренним бушующим эмоциям.

Открыв дверь, я увидела Карину, лежащую на животе, уткнувшись лицом в подушку. По-видимому, она спала, поэтому я тихонько закрыла дверь и, стараясь не шуметь, прошла к своей кровати. Бросив рюкзак, я тоже решила вздремнуть, но Карина вдруг резко заговорила, так что я вздрогнула.

– Как прошел обед? Надеюсь, без происшествий? – пробормотала Карина в подушку.

– Обед прошел весьма неплохо. За исключением пары слов на столе, – ответила я, поворачиваясь к ней.

– И что там было?

– «Свинья сися стая», – процитировала я надпись.

– Я даже могу тебе сказать, кто это написал, – со смехом сказала Карина.

– Ну и кто же?

– Стервы-принцессы, – ответила она, повернув голову в мою сторону и все еще посмеиваясь.

– Но когда они успели? Я вообще их сегодня не видела.

– Им почти по восемнадцать, они учатся в выпускном классе на четвертом этаже. Встретить их на обеде вполне возможно, но редко, так как у них обед начинается раньше, чем у нас, – сказала Карина и снова уткнулась в подушку.

Мне захотелось спросить про парня в маске, и я сделала это в ту же секунду, как только мысль промелькнула в голове.

– А этот парень в маске… Он тоже учится с ними? И вообще, как его зовут? Надоело называть его парнем в маске.

Карина резко повернула голову ко мне.

– Не думай общаться с ним, даже смотреть в его сторону забудь. Ты меня поняла? Он плохой человек, Аня, очень плохой, – Карина говорила с горечью в голосе и холодными, как снег, глазами.

– Я понимаю, но, может, ты расскажешь, что в нем такого плохого? – спросила я в недоумении.

– Могу сказать только одно: если он захочет, с тобой могут случиться ужасные вещи, – Карина смотрела на меня пустым взглядом.

– Хорошо, но скажи хотя бы, в каком он классе? Чтобы я могла избегать его, раз он такой опасный.

Я не могла поверить Карине, что какой-то парень может указывать, что делать с людьми. За плохими поступками всегда следует наказание, и я надеялась, что здесь за этим следят.

– Я не знаю, как его зовут, знаю только кличку – Ирбис. Он тоже учится в выпускном, ему восемнадцать. Общежитие для мальчиков находится в другом крыле здания, я не рекомендую туда ходить ни в коем случае. Там ты точно с ним пересечешься.

Встав с кровати, она медленно, держась за живот, пошла в туалет.

– Но если у них обед раньше нашего, тогда что он делал сегодня на нашем, не ушел с другими?

Карина взялась за ручку двери, но мои слова вдруг резко остановили ее. Не поворачиваясь ко мне, она ответила:

– Может, тебе и не нужно от него скрываться. Он найдет, всегда находит, – прошептала она себе под нос, так тихо, что я едва расслышала.

– Что за бред ты несешь? – Но Карина, ничего не ответив, скрылась за дверью.

Днем на занятиях Карина объяснила мне несколько правил, за нарушение которых следуют наказания.

Гулять здесь не запрещалось, но только на территории дома и до 20:00. После этого ты должен находиться в своей комнате. Если комендант не застанет тебя в комнате, тебя ждет наказание – уборка всех комнат и классов или уборка снега на улице. Телефоны также запрещены в течение пяти дней, пока идут занятия. Если тебя заметят с телефоном, его заберут на целый месяц, чтобы преподать урок и показать, что может быть за непослушание и плохое поведение.

Я спрятала свой телефон под матрас. Как только наступит пятница, я позвоню подруге и сообщу, где я нахожусь. Мне нужно было время, чтобы рассказать ей, где я буду жить. Но бабушка забрала меня раньше, и я не успела ничего рассказать.

Чтобы не сойти с ума в этих четырех стенах, я решила прогуляться на улице и освежить мысли.

Переодевшись в повседневную одежду и накинув куртку, я вышла на улицу.

Снег медленно кружился и опускался на мои пепельные волосы, так что я с трудом могла разглядеть их красоту. Я вытянула руку, и снежинки мгновенно таяли на моих теплых ладонях, оставляя лишь влагу.

Налюбовавшись снегом у входа в здание, я решила пройтись по тропинке, ведущей к заснеженным деревьям.

«Какая тишина», – подумала я, идя вглубь. Только хруст снега под ногами нарушал гнетущую тишину. Надо мной пролетела пара птиц и уселась на ветви деревьев, словно разглядывая, кто же пришел в их обитель.

На улице начало темнеть, и я решила не углубляться дальше, а вернуться к зданию.

По пути я вдруг услышала чьи-то голоса. Остановившись, я начала прислушиваться, откуда они доносятся.

Любопытство взяло верх. Я начала медленно приближаться к двум большим деревьям. Голоса становились громче, а силуэты вдали – виднее. Чтобы меня не заметили, я спряталась за одним из деревьев.

Отодвинув ветку со снегом, я увидела, что происходит. Небольшой старый сарайчик, рядом с которым стояла компания ребят, мальчиков и девочек. Они образовали полукруг, а в центре на снегу лежал мальчик, свернувшись в позу эмбриона.

– Ты никчемный, мелкий выродок! Еще раз ты не уберешь нашу комнату, мы тебя на куски порежем. Понял? – орал на мальчика какой-то жирный громила, тыкая в него пальцем.

От страха каждая волосинка на моем теле встала дыбом. Я хотела убежать, но тело словно пригвоздили к месту. Парень начал переходить к действиям.

– Да… – заикаясь, ответил мальчик на снегу.

– Громче! – заорал парень и начал пинать его по животу и лицу, так что у того хлынула кровь из носа.

– Я… услышал… Пожалуйста, не… бей… – с трудом проговорил мальчик, держась за нос.

Меня бросало то в жар, то в холод.

– Пожалуйста, не бей… Нытик! Может, мне тебя по головке погладить? – сказал он, присел на корточки и начал гладить его по голове, что вызвало смех у наблюдавших. – Какая хорошая собачка! – С этими словами он ударил мальчика кулаком в лицо.

Я не могла больше смотреть на происходящее и хотела немедленно уйти.

Я бы хотела ему помочь, но здесь, как я поняла, правила джунглей: либо ты, либо тебя. Но, не успев обернуться и убежать, я почувствовала, как чья-то рука зажимает мне рот. Я вздрогнула, а потом ощутила дыхание у своего уха и услышала слова:

– Хочешь так же?

После этих слов, сказанных мне на ухо, он вдруг резко крикнул в сторону стоявших ребят:

– Ребята, у нас новое развлечение!

Глава 8

Я резко дернулась вправо, надеясь вырваться на свободу, но человек, стоявший позади, пресек мою попытку. Схватив за руку, он потащил меня к сараю.

Я извивалась, как змея, но все было тщетно. Его хватка становилась все крепче, грозя сломать кости, и невыносимая боль пронзила мою руку.

Когда мы подошли к сараю, я предприняла еще одну отчаянную попытку вырваться, и на этот раз мне это удалось. Но едва успела развернуться и сделать пару шагов вперед, как чьи-то руки вцепились в мою спину, грубо дернув назад. Потеряв равновесие, я рухнула спиной в снег.

В оцепенении от страха я не сразу заметила, что оказалась в центре круга людей. Рядом со мной лежал избитый мальчик. Во взгляде его плескался лишь испуг.

– А она не такая уж и тихая сучка, – прогнусил жирный тип своим дружкам, – но мы быстро сделаем из нее послушную девочку.

Стоявшие вокруг ребята загоготали, соглашаясь с ним. Стало ясно, это их главарь. Невысокий, с отросшими черными волосами и жирный, как свинья. Так я и решила его называть – «Свинья».

В душе, на удивление, тревога отступила. Я даже улыбнулась, задаваясь вопросом, что они могут сделать девчонке?

– Что-то смешное увидела? – спросил Свинья, сверля меня взглядом.

– Да, – ответила я спокойно, без дрожи в голосе, глядя прямо в его серые глаза.

Я сама не понимала, откуда взялось это спокойствие в такой ситуации. По идее, я должна была вопить и задыхаться в слезах, моля о пощаде.

– И что же? – Он присел на корточки, впиваясь в меня взглядом, словно ястреб, будто хотел этим запугать.

– Ты. Да и, в принципе, все вы, – я мысленно присудила себе «Оскар» за бесстрашие, ведь этот Свинья мог убить меня одним мизинцем, не прикладывая особых усилий.

– Ого, да ты у нас еще и языкастая, – усмехнулся он.

Я попыталась встать, но Свинья грубо толкнул меня обратно в снег.

– Тебе никто не разрешал подниматься, – Свинья кивнул в сторону мальчика, лежащего рядом со мной. – Тут тебе не детские игры. Ослушаешься – будет, как с ним.

Внутри меня закипала ярость. Кто он такой, чтобы мне указывать?

– Пошел ты – процедила я сквозь зубы, с полным отвращением глядя на него.

– Что ты сказала? – рявкнул он.

– Ты глухой? Ладно, специально для таких, как ты, повторю еще раз: пошел ты, понял? – Не успели слова сорваться с моих губ, как меня оглушила жесткая пощечина. Голова отлетела назад, и во рту появился неприятный металлический привкус крови. Но даже это не заставило меня подчиниться ему, хотя внутри поднималась волна тревоги.

– Ты, бл*ть, кем себя возомнила, сучка? – прорычал он, поднимаясь на ноги и махнув рукой каким-то девицам. По всей видимости, местным стервозным принцессам. Все они были похожи друг на друга: черные распущенные волосы, карие глаза, ровные носы, будто после пластики. Да что там, у них даже одежда была одинаковой.

– Лебедевы, преподайте ей урок, – бросил Свинья, присоединяясь к своим дружкам поблизости. И вот тут моя уверенность пошатнулась. Их было трое, и я понимала, что не справлюсь с ними. Я всего лишь пятнадцатилетняя девчонка, а они вдвое старше и крупнее.

– Вставай, – приказала одна из них, но я, словно не слыша, продолжала лежать.

– Вставай, бл*ть! – рявкнула другая.

– Сама напросилась, дрянь, – процедила третья и пнула меня в живот. От боли я свернулась калачиком и заметила испуганные глаза мальчика. «Все хорошо,» – прошептала я, ведь по сравнению со мной он казался совсем ребенком, лет одиннадцати. Я должна была показать ему, что не все так плохо, как кажется.

– Что ты там шепчешь? – усмехнулись они.

– Наверное, молитвы начала читать – раздался голос из толпы, вызвав смех остальных.

– Не поможет – сказал Свинья, приближаясь ко мне. Девицы расступились.

– Отпустите Кирилла. Завтра с ним разберусь – сказал он и поднял мальчика за куртку – На сегодня для маленького щенка все кончено, но ты не расслабляйся. Завтра комната должна быть убрана, понял?

– Пп…понял – пролепетал Кирилл дрожащим голосом. На его лице читался детский ужас, а искренние голубые глаза цеплялись за любую надежду, будто все происходящее – страшный сон, а не реальность.

– Свободен – бросил Свинья Кириллу. Наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах искреннее сочувствие, прежде чем он медленно побрел по тропинке.

– Ну, и что с тобой делать? – протянул Свинья.

Руки и ноги начинали мерзнуть, губы невольно дрожали от холода. Если я пролежу здесь еще хотя бы полчаса, то точно что-нибудь отморожу. Но это, казалось, никого не волновало. Предложение, которое внезапно озвучил один из них, заставило сердце замереть.

– Можем закрыть ее в сарае до ночи. Так хоть научим ее хорошим манерам.

– Неплохая идея – сказал Свинья, поворачиваясь ко мне.

– Вы ведь шутите? – спросила я, глядя на них.

– Ой, да конечно, не шутим. Это не про нас – со смехом ответил Свинья.

– Отпустите меня – мой голос немного дрогнул.

– Звучит как приказ – Смелея, я решила сесть, и Свинья тут же присел на корточки на уровне моего лица – Но запомни раз и навсегда: здесь приказы раздаю я. Поняла?

– Нет – отчетливо произнесла я, глядя в его жирную рожу.

– Хорошо. Андрей, закрой ее в сарае, – Надо было промолчать. Возможно, все бы обошлось, но теперь мое сердце бешено колотилось, и каждая клеточка тела покрылась мурашками.

Андрей схватил меня за обе руки и начал затягивать веревку, перетягивая до жгучей боли.

– Отпусти меня! – закричала я и начала дергаться.

– Сука, если сейчас не перестанешь вертеться, сделаю тебе больно, – Не смея больше сопротивляться, я поплелась за ним к сараю. Не выдержав, я заплакала.

– Страшно? Ты не бойся, это только до ночи, – сказал он, открывая дверь сарая и толкая меня внутрь со всей силы. Я рухнула коленями на твердый деревянный пол. Боль пронзила мгновенно, колени жгло невыносимо.

С трудом поднявшись, я услышала, как хлопнула дверь позади меня, закрываясь на ключ. Я тут же обернулась и медленно подошла к двери. Не раздумывая, я начала колотить в нее связанными руками.

– Пожалуйста, откройте! – кричала я во все горло, но в ответ услышала лишь смех.

– Пожалуйста, я ведь тут замерзну! – Слезы текли ручьем.

– Пожалуйста… – мой голос начал хрипнуть, и, перестав кричать и бить в дверь, я развернулась и начала осматривать помещение. В углу стоял один-единственный старый диванчик, а между досками сарая виднелись многочисленные щели, сквозь которые проникал уличный свет.

Не спеша я направилась к нему, как вдруг почувствовала под ногами что-то круглое. Наклонившись, я увидела свечку. «Замечательно,» – прошептала я, решив попытаться найти спички. Долго искать не пришлось: они лежали на краю дивана. Хоть в чем-то повезло сегодня.

С трудом сев и облокотившись о диван, я взяла спички и еле-еле, связанными руками, смогла зажечь одну. Поднеся маленький огонек к свечке, я моментально зажгла ее, осветив темный старый сарай.

Руки жутко болели из-за веревок. Посмотрев на горящую свечу, я моментально придумала план.

Я поднесла руки к пламени. Огонь обжигал кожу, но нитки начали медленно расползаться. Боль была нереальной, и мне пришлось закусить нижнюю губу до металлического привкуса крови. Терпеть пришлось недолго: через минуту веревки были сняты, но на запястьях остались небольшие ожоги и ссадины.

Я изо всех сил старалась не сомкнуть глаз, но усталость взяла свое. Веки начали тяжелеть, и я провалилась в сон.

Громкий хлопок двери заставил меня резко открыть сонные глаза. Свеча почти догорела, едва освещая силуэт, стоящий у входа. Он медленно приближался, и каждый его шаг отдавался скрипом половиц.

Страх сковал меня мгновенно. Я прижалась к дивану. Сердце бешено колотилось, зубы стучали друг о друга. Казалось, за мной пришла сама смерть.

Но когда силуэт приблизился к зоне видимости, я смогла хорошо разглядеть стоящего передо мной… «Ирбиса».

Глава 9

Подойдя ближе, он опустился рядом. Удивлена? Это слабо сказано. Карина твердила, что он чудовище, а он просто сел рядом, словно так и надо. Страх всё равно сковывал. Вдруг вздумает причинить зло? От этой мысли я отодвинулась, соблюдая дистанцию вытянутой руки. В ответ раздался тихий смешок.

– Испугалась? – Он опёрся локтями о колени, лицо было повёрнуто к еле мерцающей свече.

– Тебя, – честно призналась я.

– Не удивлён, – ответил он, не отводя взгляда от пламени.

– Почему? – Глупо разговаривать с ним, когда можно просто встать и уйти. Но что-то удерживало, словно попытка бегства обернётся катастрофой.

– Сама подумай, – спокойно произнёс он, поворачивая голову ко мне. – Тебе ведь уже рассказали, какой я негодяй.

– Да, – прошептала я, глядя на свечу.

Нависла неловкая тишина. Я украдкой повернула голову, пытаясь рассмотреть его. Но тщетно. Как разглядеть что-то в тени капюшона, за маской и тёмными очками?

Вдруг он резко заговорил, отчего я вздрогнула и отвернулась.

– Что высматривала?

– Правда, что у тебя шрамы на лице? – Моё любопытство всегда берёт верх, и порой кажется, что оно меня погубит.

– Возможно. Но не такие, как ты думаешь.

– Если не секрет, какие? – Я начала расслабляться. Тревога отступала. Будь он злодеем, разве стал бы вести беседу? Скорее, начал бы издеваться, как те парни.

– Скажу лишь одно: тяжёлое детство.

Я хотела спросить подробнее, но поняла, что это перебор. Кто я такая, чтобы требовать исповеди? От потрясения я даже забыла спросить, как он проник сюда, если дверь была заперта.

– Ты нашёл ключ?

– Нет.

– Тогда как?

– Выбил.

Я бросила взгляд в сторону двери, но в полумраке едва различала очертания выхода.

– То есть, ты меня спас? – с улыбкой спросила я.

– Нет.

– В смысле, нет? А что же ты сделал?

– Я не твой спаситель.

– Тогда кто ты?

– Я твоя погибель, – от этих слов мне вдруг захотелось рассмеяться. Какая чушь.

– Ну ты прямо как из романа, – усмехнулась я.

– Плакать будешь тоже, как в романе, – серьёзно ответил он.

– О чём ты? – спросила я без тени смеха. Его непонятные слова начинали раздражать.

– Так… Немного фактов, – ответил он, поворачиваясь ко мне. От его тёмных очков мне стало не по себе. За ними скрывались глаза, и меня бесило, что я не вижу его эмоций за этой маской.

– Фактов? Ты говоришь о реальной жизни. Откуда тебе знать, что со мной произойдёт? – Я повысила голос, не заметив этого.

– Я знаю, чем всё закончится.

– Раз ты так уверен, скажи, кто же меня так сильно огорчит?

– Я, – ответил он и достал зажигалку, прикурив вторую свечу. От яркого пламени я зажмурилась.

Я вытянула руки к огню, пытаясь согреть окоченевшие пальцы, и продолжила странный диалог.

– Что? Но ты же меня спас. Зачем тебе это?

– Я тебя не спасал. Ты сама решила, что я твой герой. А может, я просто наблюдал и сжалился, – медленно произнёс он.

– То есть, всё-таки спас. Иначе зачем жалеть? – ответила я, надеясь услышать подтверждение, что он избавил меня от верной гибели в запертом сарае.

– Может, чтобы сделать тебе больнее в другой раз, – с усмешкой ответил он.

– Ты псих, – я не понимала, зачем он говорит такие вещи.

– Возможно. Но я этого не отрицаю, в отличие от тебя.

– А я-то что делаю? – вырвалось у меня.

– Внушаешь себе, что я твой спаситель, даже когда я это отрицаю.

Я решила уйти. С него хватит. Спокойно, на ощупь, я двинулась к выходу. Но Ирбис вдруг заговорил, и я остановилась, не поворачиваясь.

– Куда?

– Подальше от тебя. И ещё не хотелось бы опоздать в свою комнату, – ответила я и обернулась. И тут же вскрикнула, отшатнувшись. Ирбис стоял вплотную.

– Ты ненормальный! Зачем так подкрадываться? У меня чуть сердце не выскочило! Ты вообще думаешь, что делаешь? – Я кричала во весь голос. От испуга я чуть не упала на грязный пол сарая.

– Уже, – я ожидала криков в ответ, но он ответил спокойно, с ноткой безразличия.

– Что – уже? – Меня бесила его загадочность.

– Говорю, ты опоздала.

До меня дошло, и я зашагала по сараю из угла в угол.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – шептала я.

– Не переживай так, – он наблюдал за мной, словно это забавляло его.

– Как тут не переживать? Я здесь всего один день, а уже столько проблем, – Я остановилась и подошла ближе. По сравнению с ним я казалась маленькой. Пришлось задрать голову, чтобы увидеть его тёмные очки, устремлённые на меня.

– Что ж, у всех свои кресты – Но я больше не вынесу его общества здесь. Он выводит меня из себя, как никто другой.

Резко отвернувшись, я направилась к выходу, где с изумлением обнаружила выбитую дверь, валявшуюся на полу. Не задерживаясь, я перешагнула через порог и вышла на улицу.

Яркая луна серебрила тропинку неподалеку. Не теряя ни секунды, я быстрым шагом направилась к ней, стремясь к зданию.

Пройдя половину пути, я почувствовала чье-то присутствие за спиной. Обернувшись, я увидела ирбиса, неспешно следовавшего за мной.

– Не иди за мной, – крикнула я.

– Рад бы, но здесь только одна тропа, ведущая к зданию, – тихо ответил он, приближаясь.

Я отвернулась и продолжила путь, ощущая его присутствие. Это одновременно раздражало и успокаивало, ведь пока он рядом, никто не посмеет причинить мне вред. Во всяком случае, мне так казалось.

У входа я дернула дверь – заперто. Тревога снова начала подниматься во мне, но лишь на мгновение. Ирбис нащупал в углу звонок, и его трель разнеслась по залу за дверью.

Долго ждать не пришлось. Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с недовольным выражением лица.

– Я смотрю, правила для тебя не писаны, – она смотрела только на меня, игнорируя ирбиса.

– Простите, не уследила за временем, – я решила не рассказывать правду, зная, что мне не поверят. Да и на ее лице было написано, что она мне не поверит. Правила есть правила, и будь добр их соблюдать. Ее вид тоже не предвещал ничего хорошего. Она была одета как настоящая ведьма: с головы до пят в темно-зеленом, будто надевала этот костюм с длинной юбкой для особого случая. Черный плащ был до ужаса некрасивым, словно она сняла его с бабушкиного плеча. И ее нос был таким огромным, что я бы не удивилась, если бы им можно было убивать, а черные глаза, казалось, проникали в самую душу.

Она рявкнула, и я, перестав смотреть на нее, опустила глаза в пол.

– Не уследила она! Если бы не мой дорогой мальчик, замерзла бы на улице, – она указала на ирбиса. – Огромное тебе спасибо.

– Так, завтра ты будешь убирать комнаты у всех, поняла? – гаркнула она на меня.

– Поняла, – спокойно ответила я. Выбора у меня не было. Сама виновата, не стоило уходить на прогулку, возможно, все бы обошлось.

– Людмила Анатольевна, – вдруг заговорил ирбис, – можем ли мы сделать так, чтобы она убирала не все комнаты, а только одну?

Я тут же посмотрела на него, не понимая, что он задумал.

– Для тебя все, что угодно, – мило сказала Людмила Анатольевна, казалось, она готова прям тут встать перед ним на колени.

– Если вы, конечно, не против, она будет убирать только мою комнату. В течение двух недель.

Я хотела возразить, но, подумав, решила, что лучше убирать одну комнату, чем все остальные. Даже если это комната ирбиса.

– Конечно, я не против, но только ты ей преподай хорошенький урок, чтобы в следующий раз так не делала, – женщина пропустила нас внутрь и остановилась посередине зала. – Комнату найдешь сама, в конце концов, не маленькая и должна знать, где она находится, – сказав это мне, она начала подниматься по лестнице.

– Спасибо, – прошептала я ирбису. Мне было неловко, ведь можно считать, что он спас меня во второй раз.

– За что? – облокотившись на стену, спросил ирбис.

– Благодаря тебе я не буду убирать все комнаты. Думаю, за это можно сказать спасибо, – сказав это, я было собралась уходить, но ирбис заговорил, и я остановилась, повернувшись к нему.

– Не думаю, что ты скажешь мне спасибо в конце отработки.

– Можно пояснить, почему я не скажу? – он снова говорил загадками, как сумасшедший. Я бы лопнула от злости, если бы могла.

– Всему свое время. Завтра после занятий жду тебя у себя. Комната 67. И доброй ночи, Аня.

Я хотела спросить, откуда он знает мое имя, но ирбис так быстро ушел, что я и рта не успела открыть.

После трудного дня я тоже поспешила к себе в комнату, чтобы рассказать все Карине, но, зайдя внутрь, дверь громко защелкнулась, и это означало только одно: до утра отсюда мне точно не выйти.

В комнате было темно, и я с трудом могла разглядеть, где находятся кровати, но глаза начали привыкать, и я стала хорошо ориентироваться, да еще и луна, льющая свет в окно, помогала.

Я подумала, что Карина спит, так как от нее не было слышно ни звука, но, подойдя ближе к постели, я удивилась: Карины не было на месте, а кровать была аккуратно заправлена.

Глава 10

Вторая ночь прошла в беспокойном сне, словно на иголках. Я металась в постели, а мысли, назойливые, как мошки, роились вокруг Ирбиса. Непостижимо, как его слова, полные пусть и сомнительных угроз, пробудили во мне необъяснимое влечение, словно невидимая нить тянула к нему. Зачем он так прочно засел в моей голове, даже с его непредсказуемым и загадочным характером? Я чувствовала себя капризным ребёнком, требующим немедленного исполнения желаний, готовым разразиться плачем, если не получу желаемое. «Хочу его, и точка!» – глупость, конечно, ведь я видела его лишь раз, и вот уже теряю голову.

Вчера злость застилала разум, но, оставшись наедине со своими мыслями, я пропала. Долго размышляла, что же меня так зацепило в нём? Версий было множество, вплоть до абсурдной влюблённости, которую я тут же отбросила, как злобного вредителя. В итоге остановилась на самом логичном объяснении: меня заинтриговала его скрытность, нежелание показывать лицо из-за шрамов. Мой интерес – всего лишь желание узнать, что скрывается под маской Ирбиса.

Это просто любопытство, и ничего более, верно?

Не давала покоя и мысль о Карине. Куда она запропастилась? Вдруг её обижают, держат взаперти, как меня вчера? Увы, пожаловаться было некому – дверь заперта, оставалось лишь надеяться, что с ней всё в порядке.

Спустившись в душ и облачившись в форму, я взглянула на маленькие круглые часы. С облегчением выдохнула: 7:00 утра, ещё целый час в запасе. Занятия начинаются в 8:00, и за это время нужно успеть встать и позавтракать. Но сегодня аппетита не было, вполне смогу дотянуть до обеда. Утреннее меню здесь меня совсем не радовало.

Я достала чемодан из-под кровати и водрузила его на постель. В потайном кармашке лежали распечатанные фотографии.

Руки дрогнули, улыбка давалась с трудом. Изображения расплывались в пелене слёз, одинокая капля обожгла щёку, словно клеймо душевной боли.

Потрёпанные временем, фотографии всё равно были бесценны – на них мои родители. «Мама,» – прошептала я, обводя пальцем её контур. «Папа,» – с тем же трепетом коснулась изображения отца. В центре стояла маленькая девочка с двумя хвостиками, сжимающая в руках игрушечного ёжика. На её лице сияла искренняя улыбка – тогда моя жизнь была раскрашена во все цвета радуги.

Дверь распахнулась с такой силой, что я вздрогнула. На пороге стояла вчерашняя ведьма с недовольным видом.

– Время видела? Живо на уроки, расселась тут в комнате! – выпалила она и тут же скрылась.

Я перевела взгляд на часы, и шок мой усилился. Как время могло так быстро пролететь? Я опаздывала на первый урок!

Извинившись, я проскользнула в класс и заняла своё место. Две девицы, сидевшие передо мной, окинули меня презрительным взглядом и отвернулись, злобно хихикая. Затем, нарочито громким шёпотом, чтобы я непременно услышала, произнесли:

– Господи, ты видела, какая она некрасивая?

– Ещё бы, такое не заметить! – последовал едкий смешок, заставивший учителя сделать им замечание.

Было обидно, конечно. Я не писаная красавица, сошедшая со страниц сказки о Золушке. Но всё же не считала себя уродиной. У каждого есть своя красота, какой бы она ни была. Даже у Людмилы Анатольевны с её выдающимся носом, который она не прячет, а, судя по всему, даже гордится им.

Сердце забилось быстрее при мысли об Ирбисе в маске и очках. Какая же красота скрывается под ними? Даже если у него шрамы, мне кажется, он вполне симпатичный. Ведь не зря говорят, шрамы украшают мужчин.

– Силицина Анна Викторовна, вы писать собираетесь? – вернул меня к реальности голос учителя. Мысли улетучились, и я принялась записывать в тетрадь текст, написанный мелом на доске.

Каждый урок тянулся мучительно медленно, и почти каждый сопровождался язвительными замечаниями в мой адрес. Они словно хотели задеть меня, спровоцировать на слёзы и побег из класса. Но им не понять, что я видела вещи куда более болезненные, чем их глупые оскорбления.

Обед, к счастью, прошёл без надписей на моём столе, что позволило мне спокойно поесть и отправиться на следующие занятия. Но чем ближе был конец уроков, тем сильнее я нервничала. Ведь после мне предстояло идти к Ирбису на уборку.

Не переодеваясь, я поспешила к его комнате. Чем быстрее закончу, тем быстрее вернусь в свою комнату, и этот день закончится.

Шаги мои замедлялись по мере приближения к заветной двери. «65, 66, 67,» – шептала я номера комнат. Остановившись, я занесла руку для стука, но так и не решилась. Ладони покрылись испариной, стали ледяными. «Соберись,» – прошептала я и снова потянулась к двери. Но стоило моей руке коснуться дерева, как дверь распахнулась, опередив мой стук.

Передо мной стоял Ирбис в обтягивающей чёрной футболке, подчёркивающей каждый мускул. На нём были поношенные рваные джинсы. Засмотревшись, я едва расслышала его слова и резко подняла взгляд на его лицо.

– Ты пришла смотреть на меня или прибираться? – прозвучал его голос.

Я залилась краской от стыда. «О боже, какая я идиотка!» – промелькнуло в голове. И да, на нём были его неизменные маска и очки, чему я на этот раз была рада. Я боялась увидеть в его взгляде презрение.

Я не обращала внимания на учеников, которые целый день меня оскорбляли. А тут боюсь увидеть презрение парня, имени которого даже не знаю. Ненавижу эти чувства, которые он во мне вызывает.

Не ответив, я вошла в его комнату. Она была ещё более мрачной, чем наша с Кариной. Обои – цвета вороньего крыла, шторы – тёмно-голубые. Я даже удивилась, что у него есть шторы, а у нас нет. Кровать тоже отличалась от нашей, она была более стильной. Да что там, даже шкаф и стол были не старые.

– Тебе не надоело всё подряд осматривать? – раздался голос рядом со мной, заставив меня отшатнуться.

– А тебе не надоело так бесшумно подкрадываться? – я скрестила руки на груди, глядя на него.

– Давай без разговоров. Всё, что тебе нужно для уборки, я принёс, – он указал на угол, где лежали тряпки, ведро и метла. Затем он откинулся на кровать, заложив одну руку за голову, а другой взял телефон и принялся что-то писать. Интересно, что ему будет, если я пожалуюсь на него за использование телефона посреди недели? Конечно, я этого делать не буду, я же не ябеда, но просто интересно.

Прибираться было почти нечего, в комнате царила стерильная чистота. Казалось, Ирбис сам ревностно следил за порядком, что невольно закрадывалась мысль: зачем я ему, если здесь и так безупречно? Но я не решалась озвучить вопрос, боясь, что он передумает. Убираться в других комнатах совершенно не хотелось. Даже при идеальной чистоте Ирбиса, я могла лишь создать видимость работы.

Во время уборки меня не покидало ощущение, что Ирбис наблюдает за мной, отчего кожу пронзали неприятные покалывания. Но стоило лишь украдкой взглянуть в его сторону, как я видела его в той же расслабленной позе, уткнувшимся в телефон, совершенно не обращающего на меня внимания. Наваждение рассеивалось.

Закончив, я подошла к нему.

– Я всё сделала. – С этими словами я развернулась, намереваясь уйти.

– Стой, – вдруг произнёс Ирбис. Я обернулась.

– Что? – в голосе прозвучало недовольство.

– Можно с тобой поговорить? – от его предложения я даже опешила.

– О чём?

– О чём-нибудь. – Он убрал телефон под подушку и жестом пригласил меня сесть на кровать. Я не спеша подошла и медленно опустилась рядом. Конечно, я могла бы уйти, но желание поговорить с ним пересилило. Хотя от этой близости внутри нарастало беспокойство. Возможно, дело было в том, что он сидел слишком близко, и я чувствовала случайные касания его руки о мою спину.

– Как дела? – я нарушила тишину банальным вопросом.

– Нормально, – со смешком ответил он. – У тебя как?

– Хорошо, – с моих губ сорвался смешок. «Ну вот и поговорили», – промелькнуло в голове.

– Почему ты такая? – Я тут же встретилась с его взглядом, но увидела лишь своё отражение в стёклах его очков.

– Какая? – с улыбкой спросила я.

– Не такая, как все. – «Неужели подкатывает?» – подумала я.

– Какая – «не такая»? – Я смотрела на него, не отводя взгляда.

– Ты похожа на ангела, со своими голубыми глазами и пепельными волосами, – улыбка расцвела на моих губах от его слов. – Только вот, мне хочется причинить тебе боль, сломать тебя, чтобы ты пала, став таким же падшим ангелом, как и я.

Мои брови то взлетали вверх, то опускались вниз от удивления. Впервые слышу, чтобы человек говорил мне подобное. Сердце колотилось так сильно, что мне стало трудно дышать от нехватки воздуха. «Почему я?» – как заезженная пластинка, крутился в голове этот вопрос.

– Но ты ведь не сделаешь мне больно? – В глубине души я надеялась услышать «нет», но это же Ирбис – ему легче сказать горькую правду, чем сладкую ложь.

– Сделаю, – спокойно ответил он.

– Тогда делай сейчас! – Я психанула и тут же вскочила с кровати, разведя руки в стороны. – Бей, давай, бей! Чего разлёгся? Раз хочешь сделать больно, начинай прямо сейчас! Зачем тянуть время?

Я кричала на него во всю комнату, казалось, меня слышно во всех соседних помещениях. Во мне бушевал ураган эмоций. Почему меня тянет к этому ужасному человеку, который хочет причинить мне боль? Я начинала ненавидеть себя так же, как и его. Пока я кричала, Ирбис не проронил ни слова, лишь лениво наблюдал за мной. А может, и вовсе не смотрел. Я не могла видеть, куда направлен его взгляд. Может, вверх, может, вниз, и это меня тоже не на шутку бесило.

– Скажи уже что-нибудь! Хватит молчать! – недовольно выпалила я.

– Чтобы сделать больно, не обязательно бить, – спокойно ответил он, будто ему было наплевать на мою истерику.

– С меня хватит, я пошла, – я ждала, что он хоть что-нибудь скажет, но он лишь промолчал.

Громко хлопнув дверью, я направилась в свою комнату.

Вот опять наша встреча принесла мне лишь разочарование. И всё из-за Ирбиса, который просто не может быть нормальным человеком, а остаётся полным идиотом. В голове роились десятки вопросов, и ни на один из них не было ответа. Хотя на один я всё же смогла ответить: «Кто же такой Ирбис?» Бессердечный псих, которому нужна моя боль….

Глава 11

Я был ни жив, ни мертв в этом давящем мире. Существовал как функция, как бездушный механизм. До нее. Она высекла искру из пепла, одним взглядом вернула жизнь, разворошила тлеющие угли моего внутреннего пожара. Перечеркнула все границы, вторглась в запретную зону, прямо в мои руки.

Никому не позволял так со мной говорить, но ее крики, словно наждак по сердцу, готов слушать вечно. Жажду их как проклятый наркоман – дозу.

Как только увидел ее, она стала моей. Пока не знает, но скоро поймет. Я заберу ее в свой огненный, испепеляющий мир.

Душа изрезана глубокими шрамами, кровоточит багровой геенной, и только ее присутствие, как бальзам, затягивает раны. Но стоит ей исчезнуть из поля зрения, как они разверзаются вновь, извергая кровавый фонтан. Поэтому и захотел, чтобы она прибиралась только у меня, хотя и сам прекрасно справляюсь.

Я поднялся с постели и направился в душ. Включил воду, встал под обжигающие струи. Прижался ладонями к мокрой плитке. Опустил голову, позволяя горячим потокам омывать волосы. Выключив воду, накинул чистую одежду и подошел к запотевшему зеркалу.

Медленно, как во сне, коснулся ладонью влажной поверхности, проявляя смутный силуэт лица.

Руки сами собой потянулись к лицу, подушечками пальцев очерчивая каждый изгиб, каждую линию.

Что я чувствовал, касаясь себя? Злость. Жгучую, разъедающую злость. Ненавидел себя за это, так же как и тех, кто внушил мне эту ненависть, кто отравил мою жизнь.

Я пытался жить дальше, но память – клеймо. Оставалось лишь спрятаться под этой чертовой маской и очками. Надеялся, они защитят меня от этого ужасного лица, которое сейчас смотрело на меня из зеркальной мути. Но прятался я не от людей, от страха в их глазах, а от самого себя. Ведь я причинял себе физическую боль, как только видел свое отражение. И сейчас не смог удержаться, руки сами потянулись к лицу.

Я замахнулся правой рукой и ударил себя со всей силы. Разум померк, и я начал молотить себя то правой, то левой, а потом и обеими руками одновременно, пока не почувствовал кровь, стекающую по лицу, капающую на плитку у моих ног. Рухнул по стене вниз, обхватил голову руками, глядя на багровую лужу.

Веки сомкнулись, и передо мной возник силуэт Ани. Чистые голубые глаза, пепельные волосы, вьющиеся на концах непокорными пружинками. Нежный оттенок розовых губ, маленький, точеный носик. «Ангел», – прошептал я. Но недолго ей оставаться ангелом. Она станет падшей, как и я. И такой же прекрасной, как сам ад.

Она стала моей, как только заговорила со мной. Моей одержимостью, как только посмотрела на меня. Моей слабостью, заполнившей сердце непонятными, пугающими чувствами.

Как только она падет с небес в ад, она станет моей навечно. Ведь не могут две души быть вместе, пока одна цветет невинным подснежником ранней весной, а другая пылает в преисподней, как раскаленная лава. Но чтобы получить Аню, мне нужно ее уничтожить. Тогда две израненные души смогут слиться воедино. Разве не так?

Собравшись с силами, я поднялся, оставив за собой кровавый след на белой плитке. Холодный кафель обжигал босые ступни, напоминая о реальности, от которой я так отчаянно пытался сбежать. Я должен был взять себя в руки. Аня не должна увидеть меня таким. Она должна видеть во мне силу, уверенность, а не сломленного безумца, каким я являюсь на самом деле.

Я тщательно умылся, стараясь стереть с лица следы своей слабости. В зеркале отражался незнакомец – бледный, измученный, но с решительным взглядом. Я натянул на себя маску нормальности, спрятав под ней свою тьму.

В голове зрел план. План, как приблизить Аню к себе, как сделать ее моей. Это будет непросто, но я был готов на все. Я буду играть роль идеального мужчины, заботливого и внимательного. Я завоюю ее доверие, а потом… потом она сама упадет в мои объятия.

Я вышел из ванной, готовый к новой игре. Игре, в которой на кону моя жизнь и ее душа. И я не собирался проигрывать.

Глава 12

Вторые сутки Карины как не бывало. Куда провалилась – загадка, терзающая меня изнутри. Подходила к учителям, умоляла хоть что-то узнать, но в ответ лишь отмахивались, словно от назойливой мухи, или бросали сухое «не твое дело». А я надеялась, шептала молитвы, как истовый священник в тиши церковного придела. Пусть она найдется, пусть с ней все будет хорошо. Понимаю, она мне никто, но необъяснимая тревога скребется под ребрами, я переживаю за нее, как за родную кровь.

Последний урок прошел на удивление спокойно. Подхватив рюкзак, я вышла из класса и направилась прямиком к Ирбису. Если бы мне дали шанс избежать сегодняшней уборки в его комнате, я бы, не раздумывая, провалилась в сон, вычеркнув Ирбиса из памяти, как жуткий кошмар. Но это лишь мимолетные грезы, ведь память – не ластик, и забыть его, увы, невозможно. Он словно вирус, стремительно захватывающий мой мозг. Почему я не могу избавиться от этой навязчивой заразы?

Если бы не это чертово наказание, если бы не пришлось видеть его каждый день… Может, тогда он не занимал бы все мои мысли. Но я лгу себе, уверяя, что он мне безразличен. Иначе как объяснить бешеное биение сердца при его появлении? Как объяснить это наваждение, когда думаю только о нем? Ненавижу себя за эти чувства. Как это возможно? Я знаю его всего ничего, а мое сердце уже готово выпрыгнуть из груди, как у влюбленной дурочки. «Нет, нет, и еще раз нет», – шепчу я себе под нос. Это всего лишь мимолетный интерес, не более. Да и лица его толком не видела. Это точно просто интерес, ничего больше.

Поднимаясь по лестнице, я поправила лямку рюкзака и быстро добралась до мальчишеского крыла. Завернув за угол, я почувствовала резкий толчок, и меня впечатали в открытую дверь комнаты. Упав на пол, я услышала за спиной щелчок замка и вскочила на ноги.

Передо мной стоял тот самый парень, что запер меня в сарае, и его лицо искажала мерзкая ухмылка. «Мне конец», – пронеслось в голове. Я начала медленно пятиться, пока не уперлась спиной в стену. Тело покрылось мурашками от ужаса. Я обхватила себя руками и опустила взгляд в пол. Но тут же ощутила прикосновение к подбородку. Его рука заставила мое сердце бешено колотиться.

– Открой глаза, – неожиданно произнес он, и меня затрясло. Но я не решалась поднять взгляд.

– Ты, бл*ть, тупая? Я сказал: открой глаза! – рявкнул он мне в лицо, и я почувствовала его дыхание на своей коже. Хотелось закричать, позвать на помощь, но здесь всем плевать друг на друга. Придется терпеть, как бы сильно я ни хотела, чтобы он убрал свою чертову руку с моего подбородка. Его пальцы сжали кожу до боли, и я, сдавшись, открыла глаза.

– Молодец, – усмехнулся он, глядя в мои глаза. – Тебе говорили, что ты красивая?

Я молчала. Язык словно прилип к гортани от страха. Боялась пошевелиться, боялась дышать.

– Говори, бл*ть! Хватит молчать! – заорал он.

Я не могла выдавить из себя ни слова, лишь кивнула в знак согласия, надеясь, что он от меня отстанет.

– Сколько тебе лет? – спросил он, но я снова промолчала.

– Еще раз спрашиваю. Сколько, бл*ть, тебе лет?! – прорычал он.

– Пятнадцать… – с трудом произнесла я дрожащими губами.

– Жаль, – протянул он, опустив взгляд на мою грудь. – Но ведь целоваться в пятнадцать не запрещено, верно? – Он медленно поднял глаза к моим губам. И мое сердце, казалось, замерло.

Он долго смотрел на мои губы, и я подумала, что он не станет меня целовать. Но как только эта мысль промелькнула в голове, он набросился на меня. Тело бросало то в жар, то в холод, словно парализовало от ужаса. Я смотрела на него широко открытыми глазами, пока он, с наслаждением прикрыв веки, целовал меня. Я не двигалась и не издавала ни звука, пока его липкие руки не полезли под юбку. И тут я очнулась от оцепенения, словно получила удар под дых. Начала извиваться и отбиваться, слезы хлынули ручьем, и я закричала, хотя знала, что помощи ждать неоткуда. Но идиотское чутье подсказывало, что есть шанс, нужно только кричать громче. Но как только я начала кричать во всю глотку, получила сильную пощечину, и во рту появился привкус крови, медленно растекающейся по губам. Но был в этом и плюс: он перестал меня трогать, и по телу прошла волна облегчения, когда он отступил на пару шагов.

– Не удержался, – сказал он, глядя на меня. – Блузка маловата для твоей груди, и я бы не сказал, что тебе пятнадцать. Может, ты меня обманула?

– Не… нет, – заикаясь, произнесла я.

– Я ведь узнаю, а когда узнаю и окажется, что ты лжешь, то вряд ли отделаешься поцелуем.

Моя губа пульсировала болью. Я коснулась ее пальцами, не отрывая взгляда от этого мерзавца. Подушечки сразу же нащупали липкую кровь.

– Умойся и проваливай. Но если хоть кому-нибудь расскажешь… поверь, я заставлю тебя пожалеть, – процедил он и, развернувшись, вышел за дверь.

Я пулей влетела в уборную и принялась умываться. В зеркале на меня смотрело отражение побитой девчонки: разбитая губа с тонкой трещиной, вокруг – багровое пятно. Глаза красные и опухшие от слез. Но к Ирбису идти надо, иначе решит, что я вру, после вчерашнего не самого приятного разговора.

Стоя у его двери, я снова замерла, не решаясь постучать. Но едва я собралась с духом, дверь, словно вчера, распахнулась сама собой, так и не дождавшись моего стука. Я тут же опустила голову, чтобы он не увидел мои покрасневшие глаза и разбитую губу.

Безмолвно пропустив меня в комнату, он не дал поднять головы. Но вдруг рявкнул, заставив меня вскинуть взгляд.

– Ведро, тряпки знаешь где… – Наши глаза встретились, и он осекся, глядя на меня с каким-то странным выражением. – Что это?

– Что? – Я даже попыталась улыбнуться, но губу пронзила острая боль.

– Что с твоим лицом? – Ирбис подошел ко мне и осторожно коснулся моей губы. Я вздрогнула и отпрянула. Его прикосновение жгло, как раскаленное железо, совсем не похоже на грубые касания того ублюдка. Ирбис словно боялся причинить мне боль, был невероятно нежен. Но каким бы оно ни было, я не хотела, чтобы меня трогали.

– Что случилось? – Конечно, я знала, к чему он клонит, но прикинулась дурочкой.

– У тебя разбита губа, и глаза красные, – медленно произнес он, приближаясь ко мне.

– А… это… я случайно упала. Ничего страшного, – пробормотала я. Ирбис встал рядом, и его рука снова коснулась моего лица. В этот раз мое тело не шарахнулось в сторону. Он медленно провел пальцами по щеке, и я посмотрела на него снизу вверх.

– Кто? – прошептал он.

– В смысле? – Я видела свое отражение в стеклах его очков.

– Не лги мне. Я знаю, что это кто-то сделал. Просто скажи, кто? – Ирбис убрал руку, и мне тут же захотелось вернуть ее обратно. Его прикосновение действовало на меня, как успокоительное. Еще недавно я не хотела, чтобы меня трогали, но теперь ничего не могла с собой поделать: тело реагировало само собой, вызывая во мне совершенно непонятные чувства.

– Я сказала правду. И даже если меня кто-то тронул, это тебя не касается, – я отошла от него, чтобы взять метлу, но Ирбис схватил меня за локоть, и я резко повернулась к нему.

– Все, что связано с тобой, меня касается, – отрезал он. – Сегодня можешь отдохнуть.

– То есть, мне можно идти к себе в комнату? – с надеждой спросила я.

– Нет.

Радость тут же улетучилась. Я так мечтала оказаться в своей комнате…

– Тогда что я буду делать?

– Ты сядешь на кровать и будешь ждать меня.

Я хотела возразить, но Ирбис быстро вышел за дверь, оставив меня в полном недоумении.

Пока его не было, я решила внимательнее осмотреть комнату. В надежде найти фотографии его лица на столе… Но стол был абсолютно чист, без единого предмета, словно он специально прятал все от чужих глаз. Это так похоже на меня: я тоже прячу все в дорожной сумке, боясь, что кто-нибудь увидит и начнет насмехаться над моими фотографиями, где запечатлены родные мне люди. Я знаю, что мое сердце не выдержит оскорблений в адрес моих родителей, поэтому я оберегаю их память от посторонних глаз. Здешним людям наплевать, как тебя задеть, лишь бы было смешно. Даже если это касается умерших родителей, они растопчут все живое в тебе, как звери. Да и вообще, о чем я? Животные не будут смеяться над тобой и тыкать пальцем. Они, может, и не такие умные, как люди, но в них есть что-то гораздо лучшее, чем в нас.

От мыслей меня отвлек маленький шкафчик, стоящий рядом с кроватью. Глупо, знаю, это очень глупо, но я не смогла с собой совладать и направилась к нему, чтобы одним глазком заглянуть внутрь. Я мысленно дала себе сильный подзатыльник за то, что нарушаю личные границы человека и перехожу черту, которую ни за что не переступила бы в нормальной ситуации. Но мой интерес – мой злейший враг, если уж решилась на такое.

Подойдя к шкафчику, я медленно открыла дверцу. Я не знала, что ожидала увидеть, но определенно не целый альбом с фотографиями.

Сказать, что я была в шоке – ничего не сказать…

Взяв альбом в руки, я начала медленно перелистывать страницы.

На каждой фотографии были запечатлены двое: женщина и мужчина. Судя по всему, родители Ирбиса. Вряд ли бы он стал хранить фотографии чужих людей. В конце концов, я бы точно не стала, но это же Ирбис, у него все не как у нормальных. Впрочем, была одна странность… Все фотографии были проколоты шариковой ручкой прямо по лицам мужчины и женщины. Будто кто-то делал это с ненавистью. Но я не стала зацикливаться на этом и перевернула последнюю страницу.

«Ирбис», – прошептала я в полном изумлении.

Маленький мальчик на фотографии держал в руках мертвого кролика.

«Это ужасно», – подумала я.

Мои глаза, как сканеры, медленно изучали фотографию, приближаясь все ближе к его лицу.

И тут я увидела его улыбку. Мое сердце дрогнуло. Какой же он…

– Тебе говорили, что чужие вещи брать нельзя? – вдруг раздался за моей спиной голос Ирбиса, мои мысли смешались в кашу, и от испуга я выронила альбом.

«Дура, дура, дура!»

Как говорится, не пойман – не вор… А меня поймали с поличным. Как чертов зэк, сбежавший из тюрьмы и готовый совершить еще одно преступление без сожаления и совести.

Вот только совесть у меня есть, и сожаление тоже. И тем более я не сбежавшая преступница.

Просто, к сожалению, сегодня явно не мой день…

Глава 13

Я собралась с мыслями и, с тяжелым вздохом, повернулась к Ирбису.

Он стоял в дверном проеме, руки скрещены на груди, словно каменная статуя.

– Прости, – прошептала я, не поднимая глаз, готовясь к взбучке, словно нашкодившая девчонка, которую поставят в угол. Но Ирбис, не говоря ни слова, вошел в комнату и молча рухнул на кровать, как будто ничего и не было.

– Прости, – повторила я, уже громче, надеясь, что он просто не расслышал. Но Ирбис лишь лениво повернул голову в мою сторону.

Он что, объявил мне бойкот?..

Я, конечно, виновата, понимаю, но можно же поговорить, в конце концов!

Ладно, не поговорить, так наорать, чтобы впредь неповадно было. Да хоть в угол поставить для профилактики!

– Может, ты хоть что-нибудь скажешь? – Я смотрела на него с надеждой, но Ирбис молчал, словно воды в рот набрал. Отворачиваясь, он уткнулся в телефон, будто меня и вовсе не существовало в этой комнате.

Он серьезно?.. Да он просто издевается!

– Слушай, ну извини меня, пожалуйста, – я подняла его фотоальбом, заботливо положила обратно в шкафчик. – Я правда не хотела… То есть, хотела… Но н…не… В общем, прости, – с трудом выдавила я.

Ирбис никак не отреагировал, и мне стало не по себе от его молчания. Пусть он мне и не родня, и я могла бы просто извиниться и уйти, но гнетущее чувство вины и тревоги не отпускало.

С одной стороны, что я должна сделать? На колени встать, чтобы вымолить прощение?.. Да мне кажется, он и тогда не пошевелится. Словно Ирбис – надменный и капризный псих. Ведь я до сих пор помню его слова о том, что он хочет причинить мне боль, и от этой мысли сердце вновь болезненно сжалось.

Я посмотрела на Ирбиса и вдруг вспомнила его улыбку на фотографии.

Искренняя, светлая, прекрасная. Таких улыбок я никогда прежде не видела. Жаль, сейчас я не могу ее увидеть. Он спрятал свое лицо за маской и очками. Может, будь у меня тоже шрамы, я бы тоже пряталась, никого к себе не подпуская. Значит, Ирбис никогда не покажет мне своего лица, как бы сильно я этого ни хотела. Он навсегда останется тем парнем в маске и очках. Надеюсь, я никогда его не забуду, хоть он и выводит меня из себя, и грозится причинить боль.

Но, может, он специально так говорит, чтобы я его боялась? Но зачем ему это?..

В дверь резко постучали, так неожиданно, что я вздрогнула и бросила взгляд на Ирбиса.

Лениво поднявшись с кровати, он направился к двери, словно меня здесь и не было.

Обидно, ну да ладно…

Ирбис открыл дверь, и моему взору предстали двое парней, один из которых держал поднос с едой.

Ничего себе, а так можно было?.. Чтобы еду прямо в комнату приносили.

Надо будет разузнать об этом. Тогда мне бы не пришлось появляться в столовой, где каждый прожигает во мне дыру взглядом, будто видят впервые.

Но как только я погрузилась в свои мысли, один из парней заговорил, привлекая к себе внимание:

– Что она здесь делает? – Это он обо мне? – пронеслось у меня в голове.

– Да так, очередная должница, – ответил Ирбис и противно засмеялся, а вместе с ним и его дружки.

Должница?.. Ну да, я должница, ведь я сейчас убираю только его комнату, а не все остальные. Но Ирбис сказал так, словно я – грязь под его ногтями и не более того. Да и чего я ждала? Что он представит меня как свою подругу? Конечно же, нет. Знает ли он, что он мне тоже не родной и не друг.

И что я опять психую? Пусть говорит все, что ему вздумается. И тем более, я больше не собираюсь извиняться за то, что взяла его фотоальбом. Не моя вина, что он глухой или притворяется, что меня не слышит.

Ведь извинения были с моей стороны? Были…

Так что могу немного погордиться и больше не извиняться. Пусть обижается хоть всю жизнь.

Ирбис вошел в комнату, поставил поднос на стол, а я стояла как вкопанная, не шевелясь и наблюдая за его действиями. И тут он повернулся ко мне, что меня, конечно же, удивило. Неужели он заметил мое присутствие?

– Поешь, – вдруг сказал он, и я снова изумилась. Он не только заметил меня, но и заговорил.

– Не хочу, – только и выдала я. Но мне действительно не хотелось есть. Я чувствовала себя виноватой, и кусок в горло бы не полез.

– Не хочешь? – с усмешкой ответил Ирбис. – А хочешь ли ты убирать другие комнаты?

Вот же какая скотина… Знает, за что зацепиться.

Вдох, выдох, вдох, выдох. Я успокаивала себя, чтобы не сорваться на Ирбиса. Ведь все ругательства, которые я знала, роились в голове, требуя вырваться наружу. Но я взяла себя в руки и прикусила язык.

Еще придет время для высказываний, а пока отработка не закончилась, надо быть паинькой. Но потом, берегись, Ирбис! Если он хоть слово мне скажет поперек, я ему устрою веселую жизнь. Да что там, он еще ответит за все свои угрозы!

– Не хочу, – сказала я ровно и без запинки, стараясь показать уверенность.

– Ну, в чем тогда проблема? Садись и ешь, – он мне приказывает? Определенно.

Сжав кулаки, я направилась к столу. Отодвинув стул, я села и взяла в руки вилку.

Единственное, что мне понравилось из еды, – это салат. На остальное я даже не взглянула. Я взяла ровно нарезанные огурцы и помидоры и положила их в рот.

Меня не покидало ощущение, что Ирбис наблюдает за мной. Я тут же повернулась к нему.

Конечно, он смотрит, как я ем! Я быстро прожевала еду и обратилась к Ирбису:

– Хватит на меня смотреть!

Упс, кажется, я гаркнула на него. Ну, извините, мои нервы тоже не железные. Смотреть, как я ем, – это уже слишком! Он не только приказал есть, но и решил понаблюдать за процессом?

Скотина…

– Не смотри, – огрызнулась я, отворачиваясь и принимаясь за еду, но уже не с таким аппетитом.

– С чего ты взяла, что я смотрю? – я вскрикнула и уронила вилку на пол. Ирбис прошептал это прямо над моим ухом. От неожиданности мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

– Ирбис… не делай… больше так, – прошептала я, пока он продолжал дышать мне в шею.

– Как? – тоже шепотом спросил он.

– Не подкрадывайся… ко мне… так неожиданно… хорошо? – Я с трудом выговаривала слова. Всему виной был он сам.

– Хорошо, но я ничего не обещаю, – Ирбис опустил голову к моей шее и будто начал глубоко дышать. – Мне нравится твой страх.

Я не обратила внимания на последние слова Ирбиса, потому что его губы коснулись моей шеи.

Всё тело словно сковало льдом, дыхание стало судорожным.

Я хотела оттолкнуть Ирбиса. Искренне хотела… но не могла. Тело меня не слушалось, казалось, в этот миг оно принадлежало ему.

Я ощутила первый поцелуй, и дрожь страха пронзила меня, но за ним последовал второй, и страх сменился мучительным наслаждением. Я прикрыла глаза, позволяя ему осыпать поцелуями мою шею.

Что я чувствовала, когда он меня целовал? Как бы странно это ни звучало, я чувствовала абсолютную безопасность и упоение.

Ирбис не прекращал, покрывая мою шею жаркими, собственническими поцелуями, словно ставил клеймо, выжигая его на моей коже.

Тело обмякло, стало невесомым, как пух. Чтобы не упасть, я судорожно вцепилась руками в край стола. Я таяла, словно льдинка на солнце, обессиленная, беспомощная. Дыхание не приходило в норму, я задыхалась от нехватки кислорода. Закрыв глаза, я растворилась в этом моменте, забывая обо всем: где я, кто я, что происходило в последние дни.

И вдруг я почувствовала горячее дыхание у своего уха.

– Хочешь, я тебя поцелую? – С моих губ сорвался слабый стон, и, не раздумывая, я прошептала:

– Да. – К черту всё, я жаждала его поцелуев.

Едва я дала согласие, как почувствовала его дыхание у своих губ. Я не открывала глаз, боясь, что Ирбису это не понравится, хотя безумно хотела его поцелуя в этот миг. Утопая в предвкушении, я вдруг осознала, что на нем нет маски, но, казалось, Ирбиса это не волновало.

– Открой глаза, – прошептал он.

– Я не… могу… То есть… могу. Но ты не боишься, что… я тебя увижу? – Не знаю, как я вообще смогла произнести эти слова. Наверное, ужасно, потому что язык заплетался.

– Нет.

– А ты снял… очки? – Я не открывала глаз, это был своего рода сюрприз. Сколько раз я мечтала увидеть его лицо, и вот он готов показать его мне.

И где-то в глубине души я не хотела этого. Боялась, что он перестанет меня так интересовать, терзать мои мысли день и ночь. Но я так давно мечтала увидеть его лицо и могла позволить себе это прямо сейчас.

– Да, открой глаза, – прошептал Ирбис совсем близко к моим губам, и я вновь почувствовала его обжигающее дыхание.

И я открыла глаза.

«О боже», – подумала я. Но Ирбис тут же отстранился. Черт, видимо, я произнесла это вслух, и он неправильно истолковал мои слова.

– Ирбис, ты… прекрасен. То есть ты… – Я не успела договорить, потому что дверь позади меня распахнулась, и, как только я хотела обернуться, на мою голову накинули мешок.

Страх мгновенно сковал меня, я начала задыхаться в этой проклятой ткани. Но стоило мне попытаться сорвать мешок, как мои руки грубо завели назад и связали веревкой до боли в запястьях.

Всё произошло так быстро, что я перестала понимать, куда нас ведут. Горькие слезы потекли по щекам.

– Ирбис, – прошептала я дрожащими губами, – Ирбис, пожалуйста, ответь, что происходит?

Но в ответ – тишина. Лишь тот, кто меня вел, странно усмехнулся, и тут я услышала рядом голос Ирбиса.

– Отведите ее на крышу, я скоро приду, – скомандовал он, и послышались удаляющиеся шаги.

НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ. Что происходит? Зачем ему это? Я ненавижу Ирбиса, ненавижу. В голове промелькнула мысль, что сейчас произойдет что-то ужасное, ведь Ирбис обещал причинить мне боль.

– Ирбис! – закричала я, – Пожалуйста, Ирбис, зачем тебе это? ИРБИС! ИРБИС!

Я кричала так громко, что голос стал срываться, но я откашливалась и вновь звала Ирбиса, но он не приходил. Сколько бы я ни кричала. И когда я снова открыла рот, чтобы позвать его, получила сильный удар в живот, от которого на глазах выступила пелена слез.

Я хотела упасть, но меня держали за плечи.

– Что я тебе говорил, когда ты от меня ушла? – Я услышала голос того ублюдка, который нагло целовал меня. – Хочешь, я напомню? Если ты кому-нибудь расскажешь, я сделаю тебе больно.

– Но я никому не рассказывала, – поспешно ответила я.

– Не строй из себя невинность. Как тогда объяснить, что Ирбис чуть морду мне из-за тебя не набил? – рявкнул он мне в лицо. И тут я поняла, как хорошо, что на мне мешок и я не вижу его мерзкую рожу. – Но как же я рад, что Ирбис мне поверил. Хочешь узнать, как я выкрутился?

Я молчала, пока меня вели вверх по лестнице.

– Можешь не отвечать, – продолжал ублюдок. – Я сказал, что это ты виновата, сама полезла ко мне с поцелуями, что бегаешь за мной, как влюбленная дурочка. И знаешь? Я был удивлен, когда он все равно набросился на меня. Как будто ты для него – самое важное.

Ублюдок коснулся моей шеи, и меня затрясло. Я хотела отшатнуться, но стоящий сзади не позволил.

– П*здец, откуда у тебя засосы на шее? – Я молчала, это не его дело.

– Молчишь? Не удивлен. В принципе, можешь не отвечать, я знаю, что это Ирбис. – Господи, если он знает, зачем спрашивает? Ублюдок, настоящий ублюдок.

Я услышала скрип двери и почувствовала, как холодный ветер треплет мои волосы. Меня толкнули в спину, и я на ощупь переступила порог.

Пройдя еще немного по хрустящему снегу, мы остановились, и я услышала голоса парней позади меня.

– Что с ней делать будем? – спросил кто-то.

– Может, сбросим ее? – предложил ублюдок.

– Ирбис нам головы посворачивает.

– Пофиг, я давно хотел проучить эту сучку.

– Она же разобьется.

– Не разобьется, посмотри, сколько там снега. Все с ней будет в порядке. А Ирбису скажем, что сама прыгнула.

Я снова зашевелилась, пытаясь вырваться, но меня крепко держали.

– Пожалуйста, не делайте… этого… прошу вас. – С меня сняли мешок, и я увидела ублюдка и парня, который сегодня приходил к Ирбису.

Они надвигались на меня, и я могла только отступать, пока не почувствовала край крыши. Я посмотрела вниз, а потом снова на парней.

– Пожалуйста, пожалуйста, я сделаю все, что угодно, только отпустите, – умоляла я дрожащим голосом. Меня трясло не от холода, а от ужаса. Сейчас все может кончиться, если они меня толкнут.

– Все, что угодно? – Ублюдок подошел ко мне вплотную. – Если отсосешь мне, может, и отпущу. Ну что?

Господи, что он несет? Пока я обдумывала его слова, ублюдок принял мое молчание за отказ. И он прав, я бы все равно не согласилась. Пусть лучше сбросят с крыши.

– Так и знал, – сказал ублюдок и со всей силы толкнул меня. – Упс, увидимся внизу.

Я не поняла, как быстро оказалась на твердом снегу у входа в здание, но ощутила острую боль в затылке. Глаза с трудом открывались, я повернула голову и увидела лужу крови, растекающейся по снегу. Это напоминало самый страшный кошмар. Слез не было, и что я могла чувствовать в этот момент? Физическую и моральную боль, полное опустошение. Но тут я заметила движение, приближающееся ко мне. Я плохо видела вдали, пока силуэт не стал ближе. И пока тьма не поглотила меня, я прошептала одно слово.

– Ирбис, – мои глаза закрылись, словно от тяжелого груза, унося меня в беспросветную тьму.

Пробуждение вырвало меня из небытия колючей симфонией писка аппаратов. Веки слиплись, словно от многовековой пыли, и каждое усилие открыть глаза отдавалось болезненным треском. Мир расплывался туманным пятном, но постепенно, как проявляющаяся фотография, обретал очертания. В этот момент в палату, словно вихрь, ворвалась женщина в белоснежном халате, с лицом, искаженным изумлением.

– Только не закрывайте глаза! Сейчас позову врача, – пролепетала она и исчезла за дверью.

Дверь не успела замереть в своем скрипучем танце, как ее распахнула другая фигура – пожилой мужчина в таком же белом одеянии.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, подтаскивая стул к моей койке.

– Ужасно… Голова раскалывается, глаза будто песком насыпали, – прохрипела я, с трудом разлепляя пересохшие губы.

– Это неудивительно. Вы пролежали в коме два с половиной года. Со временем все наладится.

– Что? Как это возможно? – В голове роились растерянные вопросы, отказываясь складываться в стройный ряд. Неужели это реальность? Или кошмарный сон, от которого вот-вот проснусь? Но сон был слишком осязаемым, слишком настоящим.

– Что вы помните из последнего? – Голос доктора вернул меня в палату. В памяти зияла пустота, провал, черная дыра. Ни единого обрывка, ни единой зацепки. Лишь смутно маячила авария и воспоминания о детском доме.

– Просто скажите, что со мной случилось? – Голос невольно повысился, в нем звучала отчаянная мольба. Мне нужны ответы, немедленно.

– Вы упали с крыши, приземлились на твердую поверхность. Удивительно, но обошлось без переломов. Однако вы получили тяжелую черепно-мозговую травму, которая и привела к коме, – произнес доктор медленно, тщательно подбирая слова.

– Но… как же так? Я бы помнила… Почему я ничего не помню, доктор? – Я не понимала, как такое возможно. В памяти – непроглядная тьма, зияющие провалы. Сколько ни напрягай измученный мозг, воспоминания не возвращались. Черт… Черт… Черт!

– Можете обращаться ко мне – Сергей Анатольевич, – произнес доктор, и я лишь машинально кивнула. – У вас временная потеря памяти. Не стоит расстраиваться, сейчас вам это ни к чему. Если будете бережно относиться к себе, воспоминания могут вернуться.

– Но что я должна вспоминать? – прошептала я, чувствуя, как горло сжимает спазм, а во рту пересохло.

– Что-нибудь помните о детском доме?

– Смутно…

– Не переживайте. После двух с половиной лет комы вам будет трудно. Возможны головокружения, тошнота… Но главное – вы очнулись. Самое страшное позади.

– Сергей Анатольевич, а почему я упала с крыши? – Зная себя, я никогда бы не решилась на такое.

– Мы надеялись узнать это от вас. Раз вы ничего не помните, у меня нет ни малейшего представления о том, что произошло на той крыше. Будем надеяться, что память вернется, и мы узнаем правду, – ответил доктор, поднимаясь со стула.

– Ко мне кто-нибудь приходил? – прошептала я, сгорая от нетерпения увидеть одного человека.

– Да… Простите, конечно, но ваша подруга устроила здесь настоящий переполох, как только вас привезли в больницу. Чуть всю больницу не разнесла, – со смехом произнес доктор, и на моих губах появилась слабая улыбка. Светку не забудешь.

– Пожалуйста, сообщите ей, чтобы она пришла, – попросила я.

– Хорошо. Но сейчас вам нужен покой. С завтрашнего дня начнутся процедуры, – сказал он и вышел из палаты.

Что я помню из прошлого?

Аварию… Каждый миг, каждое слово, сказанное в тот роковой день, врезались в память навсегда. Судьба сыграла со мной злую шутку, оставив в сознании лишь гибель родителей.

Помню, как бабушка привезла меня в детский дом. Помню, как познакомилась с Кариной. Помню, как пошла гулять… А дальше – пустота. Непроглядная тьма преградила путь к воспоминаниям. Словно это был лишь сон, кошмарный сон, от которого я вот-вот проснусь в холодном поту и брошусь к родителям: «Мне приснился ужас!», а они успокоят меня, обнимут и уложат спать в свою кровать. Жаль, что этого не случится. Сон оказался слишком реальным, и я больше никогда не проснусь от этого жуткого кошмара.

Глава 14

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. АНЯ.

Сегодня на работе царит хаос, едва успеваю перевести дух, как снова нужно мчаться к столикам, принимая заказы. Наше кафе не самое популярное, но в выходные дни здесь яблоку негде упасть. Именно поэтому я и не люблю смены, выпадающие на эти дни. Порой даже поесть некогда, и тогда мой желудок отчаянно ворчит, требуя утолить голод. Но как бы сильно он ни протестовал, я погружаюсь в свои мысли, чтобы хоть немного забыть о нём.

Конечно, так бывает не всегда, скорее редко. Если плотно позавтракаю, то и вовсе не хочу есть целый день, но это только в выходные. А пока мне остаётся лишь наслаждаться дразнящими ароматами, доносящимися из кухни.

Приняв очередной заказ у молодой пары, я окинула взглядом наше кафе. Стены украшены картинами, изображающими горы, леса, моря и диких животных. Под потолком мерцает фиолетовая подсветка, а чуть поодаль светят лампы, заключённые в маленькие домики. Весьма неплохой и уютный интерьер. Мне здесь нравится, особенно если вспомнить, что в нашем посёлке есть кофейни, где на кухне тараканы, а диваны для посетителей давно прохудились. Это просто ужасно! Ни за что не пошла бы туда ни есть, ни пить. Уж лучше дома, в тёплой постели, за просмотром какого-нибудь фильма – вот это по мне.

Отдав заказ на кухню, я уже собралась в туалет, но меня остановила Галина Павловна, уборщица, которая всегда тщательно протирает столики и моет полы.

– Анька, всё в порядке? – спросила она, поправляя волосы, в которых уже пробивалась седина. Ей давно пора на пенсию, но большая семья нуждается в её поддержке. Мне искренне её жаль. Она добрый человек, и я вижу, как она устаёт, беря дополнительные смены. Когда я только устроилась, она мне очень помогла, когда у меня буквально всё валилось из рук. Галина Павловна поддержала меня и заметила, что я постоянно сама не своя, редко улыбаюсь. Я видела, что она переживает за меня, не понимая, что же со мной происходит. А виной всему, конечно же, моя депрессия, из которой я отчаянно пытаюсь выбраться, но пока безуспешно. Кажется, я медленно гублю себя, хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Хорошо, – сказала я, поправляя фартук и стараясь смотреть ей прямо в глаза. Но Галина Павловна не поверила, я видела это. – Правда, всё хорошо. Просто немного устала.

– Сходи, посиди на кухне, отдохни, – посоветовала она и скрылась в подсобке.

Вместо кухни я зашла в туалет, а оттуда подошла к окну. Дождь хлестал по стеклу, словно пытаясь прорваться внутрь. Капли падали в лужи, рождая мимолетные круги на темной воде. Казалось, непогода проникла и в меня, отравляя душу свинцовой тоской. Это унылое ненастье, словно зеркало, отражало мое внутреннее смятение.

Ветер яростно трепал верхушки деревьев, причиняя им боль, схожую с моей. Я чувствовала их страдание, понимала до глубины души, но была бессильна. Не могла помочь даже себе. В памяти всплыли полгода, проведенные в больничной палате. Радость, когда, очнувшись после комы, я узнала, что меня выписывают в день восемнадцатилетия. Тогда я впервые за долгое время вздохнула свободно, зная, что больше не окажусь в этих стенах, что свобода наконец-то стала реальностью.

Бесконечные белые стены, удушающий запах лекарств, ежедневные обследования – всё это казалось нескончаемым кошмаром. И психолог, приходивший раз в неделю, чтобы помочь мне вернуть память… Честно говоря, всё было напрасно. Единственное, что я вспомнила, – парня в маске и черных очках. Ни имени, ни фамилии. Может, он и вовсе был плодом моего воображения, призраком, явившимся в бреду. Помню, как проснулась посреди ночи, объятая жаром, и вдруг увидела кадры из детского дома, этого загадочного парня. Он был для меня полной загадкой. И только в тот день, когда должен был прийти психолог, я решила заговорить с ней, не молчать, как обычно, а высказать всё, что мучило меня.

(ОБЛАСТНАЯ БОЛЬНИЦА. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД)

– Мне кажется, я что-то вспомнила… – Тихо произнесла я, опустив взгляд на больничный кафель. Пальцы нервно теребили край шерстяной кофты.

– Что именно? Можешь рассказать подробнее? – Голос Инны Дмитриевны звучал спокойно, профессионально.

– Парня… Он был в маске и очках. Имени не помню, но мне кажется, мы были знакомы… – Тревога нарастала, костяшки пальцев побелели от напряжения. Я вцепилась в ткань кофты.

– Ты что-то к нему чувствовала?

Я попыталась собрать ускользающие обрывки воспоминаний.

– Чувства… смутные. Не могу сказать точно. Возможно, это игра воображения, и никакого парня не было…

– Как ты относишься к этому воспоминанию?

Я тяжело вздохнула, нервно заправив выбившуюся прядь волос за ухо.

– Хорошо… Но где-то глубоко внутри зреет сомнение. Словно с ним связано что-то плохое. Мне страшно вспоминать дальше, будто это разобьет мне сердце. Я не понимаю… – Я принялась разглаживать несуществующие складки на кофте, медленно переводя взгляд на тусклое окно. – Что это может быть?

– Мы отнесем это к сильному переживанию, – Инна Дмитриевна мягко улыбнулась. – Возможно, ты подсознательно блокируешь неприятные воспоминания, но внутренний голос не обманешь. Отсюда и сомнения.

– Что же мне делать? – Взгляд мой с надеждой впился в Инну Дмитриевну, в ее безупречный облик. Строгий синий костюм, волосы, собранные в идеальный пучок, ни единой выбившейся пряди. В руках – маленький блокнот, в котором она что-то помечала карандашом.

– Со временем память вернется. Не переживай. Начало положено, это уже хорошо. Нужно лишь время и терпение. Выздоравливай. – Инна Дмитриевна поднялась и направилась к выходу. Дверь медленно закрылась за ней, оставляя меня в пустой палате. Опустошение расползалось внутри. Разговор не принес облегчения.»

Её рука, словно ледяная змея, скользнула на моё плечо, отчего меня передёрнуло. Оторвавшись от созерцания уличного пейзажа за окном, я увидела Анджелу, мою коллегу-официантку, вызывавшую у меня стойкое отвращение. Её мерзкий характер был способен вывести из себя даже святого. Не упускала ни единой возможности, чтобы поддеть меня, выставляя чуть ли не юродивой, сбежавшей из психлечебницы. И этот ядовитый шепоток она щедро разносила среди новоприбывших. Впрочем, меня это мало трогало. Анджела – всего лишь очередная кукла, готовая продать душу за порцию силикона. При одном взгляде на её надутые, гротескные губы меня охватывала тошнота. Этот неестественный выпирающий кошмар словно приковывал взгляд, вызывая лишь отторжение.

– Что встала столбом? У нас тут аншлаг, а она стоит, как истукан! Марш к столику, тебя там уже заждались! – прошипела она с таким ядом, что меня передёрнуло. Не удостоив её ответом, я обошла её стороной и направилась в зал.

Приближаясь к столику, я заметила компанию молодых людей, девушек и парней, расположившихся напротив друг друга. Не знаю почему, но взгляд зацепился за спину одного из парней, сидевшего в центре, по обе стороны от которого щебетали девушки. Отбросив мимолетные мысли, я подошла ближе и узнала Демьяна, чью спину видела издалека. Внезапно язык словно примёрз к гортани. Зачем спрашивать, чего они хотят, если его зелёные глаза уже пронзали меня насквозь? От этого взгляда по спине пробежала дрожь, словно я вновь угодила в плен его взгляда.

Он был одет в синюю толстовку, рукава которой небрежно закатаны до локтей, а на голове красовалась кепка, лихо развернутая козырьком назад. Его рука покоилась на бедре девушки, что-то шептавшей ему на ухо, но, казалось, он не слышал ни слова. Сейчас весь его взгляд был прикован ко мне, как и мой к нему. Между нами, казалось, проскочила невидимая искра. Лишь сейчас я услышала голос парня, явно намеревающегося сделать заказ.

– Девушка, некрасиво так пристально разглядывать посетителей, – с укором произнес он. Я тут же повернула голову и узнала друга Демьяна, кажется, его зовут Дима, если память не изменяет.

– Простите, что будете заказывать? – спросила я ровным голосом, хотя внутри бушевал ураган негодования. Вступать в перепалку не хотелось – не хватало еще потерять работу из-за собственной несдержанности.

– Две бутылки самого лучшего шампанского, что у вас есть. И что-нибудь перекусить, на ваш вкус, – Дима окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы и хищно усмехнулся. – Я неприхотлив в еде, особенно когда ее подают такие прелестные девушки.

От его слов повеяло двусмысленностью, но я лишь натянула улыбку и поспешила отвернуться. Краем глаза заметила, как Демьян испепеляет Диму злобным взглядом. Уже отходя от столика, я уловила обрывки фраз:

– Да ладно тебе, не кипятись. Это всего лишь комплимент. Я хотел…

Дальше я ничего не расслышала, скрывшись за дверью кухни. Передав заказ, не забыла подчеркнуть, что нужно достать самое изысканное шампанское. Нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании заказа, я то и дело ловила себя на желании вновь увидеть эти пронзительные зеленые глаза, увидеть его самого. Что со мной происходит? Я словно попала в зависимость, и это пугало. Вспоминались его слова: держаться от меня подальше. И, наверное, стоит прислушаться. Игнорировать, как бы сильно меня к нему ни тянуло. Почему-то меня не покидало дурное предчувствие. Будто он способен причинить мне одновременно и боль, и наслаждение. Только вот мне не нужно ничего этого, никаких эмоциональных качелей. Я вдоволь настрадалась в прошлом и сейчас жажду лишь покоя.

Как только заказ был готов, я уже собиралась отнести его, но тут словно из-под земли выросла Анджела, преградив мне путь. Я попыталась обойти её, но она, как приклеенная, тут же оказывалась напротив.

– Отойди, – процедила я сквозь зубы, а в ответ услышала лишь её презрительный смешок.

– Да иди посиди, я сама отнесу заказ, – она потянулась к подносу, но я отступила на два шага, крепко прижимая его к себе.

– Ты что, глухая? Сама буду обслуживать этот стол, нечего тут перед такими парнями выплясывать. Уверена, они через десять минут сбегут, если ты будешь маячить у них перед глазами. Так что не зли меня и отдавай живо! – выпалила она так громко, что захотелось заткнуть уши.

– Подавись, – равнодушно бросила я и, скрипнув зубами, отдала ей этот чёртов поднос. Развернувшись, я направилась к чёрному входу, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом. В спину мне донеслось её писклявое «Сама не подавись, дура страшная», но я лишь ускорила шаг.

Холодный ветер обдул мои волосы, как только я вышла на улицу. В нос ударил густой запах земли после недавнего дождя – запах, который сейчас казался невероятно приятным. Я глубоко вдохнула, стараясь прочувствовать каждую его нотку.

Зажглись уличные фонари, возвещая о том, что время перевалило за восемь вечера. От этого на душе стало немного легче – скоро моя смена закончится, и я смогу спокойно отправиться домой, не думая о том, встречу ли сегодня вновь Демьяна. Хотя, кого я обманываю? Наверняка буду думать.

Чёрт… это мне совсем не нравится. Будто я помешалась на нём, как говорит Анджела – «психичка». И, кажется, в этот раз я с ней согласна, хотя до последнего готова спорить, что она во многом не права.

Выбросив эти мысли, как ненужный хлам, я вновь глубоко вдохнула прохладный, пахнущий землёй воздух.

Первый вдох… неземное блаженство… второй – прохладная свежесть обволакивает легкие… третий – веки смыкаются, сдаваясь на милость неги… четвертый – воздух настоян на мяте и предрассветной дымке… пятый – терпкий привкус сигарет… шестой вз… Стоп… сигареты? Резкий рывок, глаза распахнуты.

Передо мной – лишь призрачные лапы света, скользящие по ветвям деревьев, да угрюмый силуэт мусорного контейнера, примостившегося рядом с черным автомобилем. Хотела выдохнуть с облегчением, но краем глаза уловила движение. Инстинктивно отшатнулась, взвизгнув так, что эхо разнеслось по сонной улице. Нога предательски провалилась в лужу, и тканевый кроссовок мгновенно напитался ледяной влагой. Отступая от зловещей лужи, обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от невидимой угрозы, и медленно подняла взгляд. И, признаться, немало удивилась, увидев Демьяна.

Он небрежно опирался о стену, поднося к губам тлеющую сигарету. Яркая вспышка зажигалки выхватила из мрака совершенные черты его лица. Взгляд его был устремлен вдаль, сквозь меня, сквозь этот мир. Казалось, его ничуть не смутило мое внезапное появление и последовавший за ним испуг. Спорю, он даже бровью не повел. Впрочем, какое мне до этого дело? Он нарушил мой покой, и пусть катится курить в другое место. Здесь хватает укромных уголков. И потом, сюда, насколько мне известно, посторонним вход воспрещен. Кто его сюда пустил? Или он следит за…?

– Ты следишь за мной? – Голос мой рассек тишину, вырвав наружу вопрос, что бился в голове, словно птица в клетке. Ну а что мне оставалось? Мест для курения здесь было предостаточно, и его присутствие не могло быть случайностью. Сомнения, конечно, грызли, но других объяснений не находилось.

Демьян стоял, словно не слышал меня. Слова мои растворились в воздухе, не оставив и следа. Ему было плевать. Я видела это в расслабленной позе, в небрежной манере держать сигарету. Он курил медленно, с наслаждением, будто каждая затяжка – глоток самой жизни. В эти моменты он словно отгораживался от всего мира, погружаясь в свой собственный, куда не было доступа никому.

Я наблюдала за ним завороженно, не в силах отвести взгляд. Словно смотрела фильм, затаив дыхание в ожидании следующего кадра, пытаясь разгадать мысли героя. Как же хотелось проникнуть в его голову, заглянуть хоть одним глазком, услышать хоть краем уха, о чем он думает, какие картины рисует в своем воображении. Это было странно, непонятно. Я никогда не была так увлечена человеком, и это пугало меня, завораживало своей неизвестностью. Это – пропасть, бездонный омут, где не знаешь, что ждет тебя на дне, остается лишь надеяться на чудо. И этот человек, стоящий сейчас и курящий, – он и есть эта пропасть, эта неизвестность, которая манит меня, как магнит. Я знала, что связываться с ним нельзя, он погубит меня. И это говорило не его предостережение держаться подальше, а мое собственное, внутреннее чутье.

Пока я тонула в своих мыслях, начался мелкий дождь, барабаня по едва просохшему асфальту. Я повернула голову и увидела, что Демьян все еще курит. Или я не заметила, как он прикурил вторую? Что же его так тревожит? Он явно нервничает. Ведь нормальный человек не станет курить одну сигарету за другой, едва успев докурить первую. Но это, конечно, уже не мои проблемы.

– Не знаю, по какой причине ты решил дымить именно здесь, но это запрещено. И будь добр, исчезни в другое место, ты нарушаешь мой комфорт.

Я скрестила руки на груди, дождь усиливался, но я не собиралась уступать ему. Я пришла сюда первая, пусть катится ко всем чертям.

Но к моему изумлению, он снова проигнорировал меня. Я что, со стеной разговариваю? Судя по всему, так и есть. Да, кажется, стена быстрее подаст признаки жизни, чем этот психопат, который возомнил о себе невесть что.

Мне надоело торчать здесь из-за него. Я даже не могу нормально подумать о жизни, подышать свежим воздухом, насладиться дождем, в конце концов. Он мне мешает, и, пожалуй, я уйду, чем связываться с ним снова. Моя смена заканчивается, и скоро я смогу отправиться домой и забыть о нем, как о назойливой мухе.

Я вздохнула и хотела пойти доработать последний час, но словно тень из ниоткуда, ко мне приблизился Демьян, преграждая путь. Сердце забилось чаще, дыхание стало прерывистым, и я подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его глаза затягивали в омут, лишая дара речи. Ком скопившейся слюны застрял в горле, словно это не слюна вовсе, а твердый камень, перекрывающий доступ к воздуху.

Демьян навис надо мной, как неприступная скала, и я не понимала, чего он хочет. Может, решил убить взглядом? Смешно, но не сейчас. Возможно, потом я посмеюсь над этим в душе, но пока его взгляд сулил что-то нехорошее, и это мне совсем не нравилось.

– Пропусти… мне нужно идти работать, – слова сорвались будто чужие, словно я сама не понимала, как они вылетели.

В ответ он лишь усмехнулся и бросил мне в лицо едкий ком густого дыма от сигареты. Я снова закашлялась, как и в первую нашу встречу, прикрыв рот ладонью. Он просто наблюдал, и, казалось, наслаждался моей пусть и небольшой, но мукой.

Псих. Если он получает от этого удовольствие, то он точно псих. В его глазах плеснулось мимолетное удовлетворение, они будто ожили на секунду, а потом вновь потухли, став бесстрастными ко всему вокруг.

Он отпрянул, посторонился, пропуская меня. Я облегченно вздохнула, радуясь, что мы больше не стоим вплотную, и я могу спокойно отправиться доделывать дела, а потом домой. О, эта мысль грела душу! Руки даже зачесались поскорее распахнуть дверь и сбежать от него подальше.

Уже схватившись за ручку, я вдруг остановилась и обернулась.

– Держись от меня подальше, – выплюнула я, глядя прямо в его зеленые глаза, в которых, казалось, застыла насмешка.

Он сверлил меня взглядом, молча. Я заметила, как уголки его губ поползли вверх в едва заметной улыбке, словно вся эта ситуация забавляла его, и он находил в ней нечто интересное. Но вдруг, будто по щелчку пальцев, его настроение резко изменилось. Улыбка исчезла, словно ее и не было. Он стал мрачным, злым, серьезным, будто в нем сидела не одна личность, и это не на шутку меня испугало.

Я развернулась, чтобы уйти, но его голос остановил меня.

– Тебе не убежать от прошлого. От меня – тем более.

Я почти не слышала его слов, уже выскочив за дверь и бросившись бежать по слабо освещенному коридору. Но больше всего меня пугал его смех, доносившийся из-за спины, зловещий, словно нечеловеческий. Этот смех въедался, словно яд, в кожу, заставляя дрожать всем телом.

Глава 15

Я энергично пританцовывала под музыку на кухне, пока на сковороде скворчала яичница, а на плите закипал чайник.

Сегодня, как ни странно, я проснулась раньше обычного, и настроение было на удивление прекрасным. Сколько раз ни открывала глаза по утрам – все одно: тоска и апатия сковывали душу, не хотелось ничего. Но сегодня, даже осознание необходимости идти на работу не омрачало моего счастья. Откуда столько энергии, что успеваю и танцевать, и готовить? Словно это и не я вовсе, будто подменили. Обычно хмурая, а сегодня… сияю!

Громкая музыка в наушниках уносила меня в красочное, невероятное забытье. Всегда удивлялась, как музыка способна влиять на наше настроение… Трагичный фильм, печальная мелодия – и вот уже слезы катятся градом. Но покажи тот же финал под бодрую, веселую музыку, и грусть отступит, а на лице может заиграть улыбка. Все дело в музыке, а не в том, что видишь на экране. Может, я и ошибаюсь, но останусь при своем мнении, как бы ни убеждали меня в обратном…

Чайник вдруг яростно зашипел, выпуская пар, и я резко схватилась за ручку.

– Черт! – вырвалось у меня. Немедля отдернув руку, я включила холодную воду и подставила ладонь под струю. Защипало… Ну как можно быть такой неуклюжей? Забыть про прихватку и схватить раскаленный чайник! Теперь ожог в форме чайной ручки мне обеспечен.

Выключив воду, я схватила первую попавшуюся тряпку со стола и с отвращением убрала этот проклятый чайник. Придвинув стул, взобралась на него, потянувшись к аптечке на верхней полке. Нащупав знакомую коробку, я сняла её и поставила на стол. Спрыгнув, тут же принялась искать бинт, чтобы перевязать обожжённую ладонь. Несколько раз обернув ткань вокруг, я переключила внимание на запястье, где красовался бледный шрам.

Тяжело вздохнув, я медленно провела пальцами по неровной коже. Влажная пелена тут же застлала глаза. Сорвав наушники, я бросила их на стол. И вновь уставилась на шрам, который отзывался острой болью в груди. В памяти всплыли обрывки воспоминаний: старый сарай, веревки, впивающиеся в кожу, ухмылка мерзкого парня… Мальчик, которого он избивал, его взгляд, полный ужаса и отчаяния. Помню, как его отпустили, помню… А дальше – пустота. Словно огромная стена обрывала нить воспоминаний, ставила жизнь на паузу.

Не понимаю, заслужила ли я всего этого, что пережила. Зачем жизнь сыграла со мной такую жестокую шутку, для чего все это было? А ведь я просто хотела счастливой жизни с родителями, мечтала, чтобы они увидели, как я поступлю в колледж, присутствовали на моей свадьбе, радовались моему избраннику, стали бабушкой и дедушкой, искренне светились от счастья, глядя на внуков. Только… Им придется наблюдать за мной с небес, следить за каждым прожитым днем. И я надеюсь, они будут рады каждому моему шагу в этой никчемной, неудачной жизни.

– Ань? – Голос Светы над ухом вырвал меня из омута воспоминаний, вернул в реальность.

Я резко обернулась. Она стояла в пижаме, с небрежным пучком на голове.

– Ты плакала? – Подруга внимательно изучала мое лицо, словно пыталась увидеть там что-то большее, чем просто покрасневшие глаза.

– Да, – ответила я, протягивая вперед перебинтованную руку, – случайно схватила горячий чайник без прихватки и обожгла ладонь. Было чертовски больно…

Я постаралась говорить со смехом, списав слезы на ожог, а не на мучительные воспоминания. Ей не нужно знать, не хочу, чтобы она переживала. Я всегда могу надеть маску, показать, что у меня все хорошо. Но внутри скребли кошки от лжи. Хотелось рассказать ей обо всем, поделиться мыслями о родителях, о прошлом. Я знаю, она бы поддержала меня, но в глубине души боюсь, что ей это надоест, и она скажет, что нужно жить настоящим, а не прошлым. И я бы согласилась с ней, но это была бы очередная ложь, грустное лицо, спрятанное под фальшивой улыбкой. Никто не поймет, как тяжело бывает отпускать прошлое… И я живу с этим в настоящем, хотя чувствую, что я очень далека от него…

– Будь осторожнее в следующий раз, и да, меня сегодня ночью не будет, – сказала она, поворачиваясь к шкафчикам и доставая чай.

– И где же ты будешь? – Я тоже подошла к шкафчику и достала две тарелки, чтобы разложить омлет на двоих.

– Ну… вообще-то я иду на свидание, – произнесла она, ставя тарелки на стол. Я села напротив, выгнув бровь, когда она налила чай и опустилась на стул напротив.

– И кто же этот счастливчик? – спросила я, отпивая чай из кружки.

– Друг Демьяна, Дима, – ответила она с улыбкой, что чай встал у меня поперек горла. Закашлявшись, я взглянула на нее.

– Что? Свет, ты же его почти не знаешь! Какое свидание? – возмутилась я.

– Обычное свидание, Ань. Просто он такой хорошенький, и, знаешь, я не собираюсь упускать свой шанс. И тебе тоже рекомендую присмотреться к Демьяну, он тоже весьма хорош, хоть и мрачный и немногословен. Зато какой красавчик! – сказала она, уплетая омлет.

Мне ведь не послышалось? Что за чушь она несет? Ни за что и никогда я не пойду на свидание с Демьяном. Странный он… да и что он мне сказал вчера? Он вообще не внушает мне доверия. «От прошлого не убежать, а от него – тем более». Кто он такой, чтобы говорить такое? Правильно, никто.

– Свет, я не знаю, что у тебя в голове, но тебе я рекомендую прекратить общение с Димой. И уж тем более я никуда не пойду с его другом. Сама же говоришь, он мрачный. Вдруг окажется, что он насильник, маньяк, псих. И я уверена, что Дима такой же, – выпалила я, отпивая чай, но не притрагиваясь к омлету. Аппетит был испорчен разговорами о Демьяне и его друге.

– Ты ведешь себя, как моя мама, вечно ищешь подвох. И если я сказала, что иду на свидание с Димой, я так и сделаю, – отрезала она, вставая из-за стола. Подойдя к раковине, ополоснула тарелку и кружку, затем направилась к выходу, но вдруг остановилась и повернулась ко мне: – И все равно, присмотрись к Демьяну.

Я хотела возразить, что и на шаг к нему не подойду, но она уже вышла из кухни, оставив мои слова невысказанными.

Тоска тут же подкралась ко мне, словно бесшумный хищник, и радость покинула мою душу. Как легко может перемениться настроение от одного разговора о человеке, которого я, кажется, боюсь. Он ведет себя очень странно, но почему-то мне хочется приблизиться к нему, поговорить. Не знаю, как это работает, но он одновременно пугает и притягивает меня. И я понимаю, что от него веет какой-то опасностью, что он может причинить мне боль, истерзать меня изнутри, оставить душевную рану. Но разве может быть боль сильнее той, что уже терзает меня?

Может быть… Может быть, такой мучительной, разрывающей боли не было… по крайней мере, такой сильной… если бы бабушка… Черт… даже вспоминать о ней неприятно. Если бы она не обвиняла меня в гибели родителей, если бы не отправила в детский дом, если бы хоть раз навестила меня, когда я была в коме. Но ничего этого не произошло. Она другая, не такая, как все бабушки. Хоть чуточку она могла бы быть другой. Утешила бы, помогла бы выбраться из ямы, которую сама же для меня вырыла. Чуть-чуть, только другой… Но она словно не родственница, а просто прохожий на улице.

Где сейчас моя бабушка? Живет в другом городе и, кажется, вполне счастлива. Я видела ее фотографии в социальных сетях: она нашла себе мужчину и стоит с ним рядом возле огромного дома… Понятно, что он богат. И слава богу, что она не продала этот дом, а просто забросила его, так что нам со Светой пришлось убираться здесь целую неделю. Но это того стоило. Теперь здесь чисто, и это мой укромный мир.

Звонок врезался в тишину квартиры, заставив меня подскочить со стула. Отодвинув в сторону недопитый чай и одинокую тарелку, я поспешила к двери. «Кто бы это мог быть?» – промелькнуло в голове. Гости – редкое явление в моей жизни. «Может, к Свете?» – подумала я, хватаясь за ручку.

За дверью никого не было. Пустота. Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что крыльцо дома безлюдна. «Странно», – прошептала я, собираясь уже закрыть дверь, как вдруг взгляд упал на порог. Цветы. Целое ведро цветов! «Какого черта?» – пронеслось в голове. Лилии. Если память не изменяет, именно лилии. Мама их обожала.

Наклонившись, я взялась за ведро, но едва успела приподнять, как оно предательски выскользнуло из рук. Словно нарочно, ведро было скользким, словно вымазанным чем-то липким. Раздался глухой удар, и алая жидкость брызнула мне в лицо. Инстинктивно зажмурившись, я тут же открыла глаза и застыла в ужасе, не в силах поверить в увиденное. Крик сам собой вырвался из груди.

Крыльцо утопало в багровом цвете. Кровь. Казалось, она сочится из каждой щели, расползаясь зловещими ручейками. Я стояла, словно пригвожденная к месту, парализованная страхом. Теплая рука коснулась моего плеча, вырвав из оцепенения. Я резко обернулась и увидела Свету. В её глазах отражался ужас, который метался между моим лицом и окровавленным крыльцом.

– Что здесь произошло? – прошептала она, хватая меня за руку и втаскивая в квартиру.

– Я… я… – запнулась я, но Света прижала ладони к моим щекам, заставляя смотреть ей в глаза. – Там… Звонок… Я открыла дверь… Цветы в ведре… Никого… Я хотела поднять, но… всё выскользнуло… Свет, там… кровь!

– Успокойся, – попыталась успокоить она. – Может, это не настоящая кровь. Просто кто-то решил пошутить. Наверняка подростки балуются, Хэллоуин скоро. Готовятся.

Её слова подействовали отрезвляюще.

И правда… Что это я? Неудачная шутка, вот и всё. Просто вид этой жуткой жидкости… Воспоминания. Авария… Да, это самая дурацкая шутка в моей жизни. И кто бы это ни сделал, я хочу, чтобы ему было так же плохо, как и мне сейчас. Но нельзя так думать. Чёртовы подростки…

– Света, прости, я так испугалась, – прошептала я, когда мы отстранились друг от друга. Сердце колотилось, как пойманная птица.

– Понимаю, я бы тоже, – с мягкой улыбкой ответила она, будто пытаясь унять мою дрожь.

– Нужно срочно убрать это, – сказала я, порываясь схватить тряпки и таз. Но Света удержала меня за руку, заставив обернуться.

– Я сама уберу, – твердо произнесла она.

– Но…

– Никаких «но». Беги на работу, ты и так опаздываешь, – отрезала она, и я бросила взгляд на часы.

Черт возьми! Еще недавно времени было вагон, а теперь впритык. Я пулей влетела в ванную, распахнула дверь и застыла перед зеркалом. Тяжелый вздох сорвался с губ. Лицо было усыпано алыми каплями, как и моя одежда. Умывшись и переодевшись в чистое, я выскочила из квартиры, успев лишь обнять подругу и чмокнуть ее в щеку.

Переступив порог кафе, я облегченно выдохнула, увидев пустой зал. Опоздание, да еще и при полном зале, обернулось бы выговором. Но сегодня мне повезло – ни души. Можно спокойно идти переодеваться. Едва я направилась к раздевалке, как в коридоре столкнулась с Галиной Павловной.

– Здравствуйте, – поздоровалась я.

– Здравствуй, Ань, ты слышала, что случилось с Анджелой? – спросила она, и взгляд ее выдавал неподдельный испуг.

– Нет, а что? – с любопытством поинтересовалась я.

– Такое и врагу не пожелаешь, – прошептала она, все еще дрожа, – Ее нашли в лесу… мертвой. И… она была совершенно иссушена.

– Как… иссушена? – потрясенно переспросила я.

– В ее теле не было ни капли крови, словно кто-то выпил ее до дна. И это еще не все… – Галина Павловна замолчала, и мне стало по-настоящему жутко, – Горло перерезано, а глаза выколоты. Кто это сделал, пока не знают, ищут.

– Какой ужас… Надеюсь, его скоро поймают. – Мне, конечно, жаль Анджелу, но не до такой степени. Пусть меня осуждают, но никто не жалел меня, когда она распускала обо мне грязные сплетни. Хотя, что я за человек, раз так говорю… Даже противно от себя стало. Но я не виновата, что не чувствую острой боли от ее смерти. Все мы разные, и чувства у всех свои. Я чувствую то, что чувствую. Жизнь и так меня потрепала, неудивительно, что мне плевать…

– Ань… – встревоженно произнесла Галина Павловна, – Будь осторожнее.

– Обязательно, – ответила я, зная, что моя осторожность меня еще подведет…

Глава 16

Очередная смена подходила к концу, но мысли мои, словно заевшая пластинка, крутились вокруг одного и того же, хотя… признаться, были и другие. Но больше всего меня терзали слова, оброненные Галиной Павловной утром.

Кто способен на такое? Просто взять и… изуродовать человеческое тело. Каким психом, каким невменяемым нужно быть, чтобы жаждать смерти настолько? Что движет человеком, совершающим подобное? И я не удивлюсь, если этот нелюдь делал это с наслаждением, с улыбкой на губах. Как ни странно, в голове вырисовывались жуткие картины: будто этот садист вырезал на коже Анджелы глубокие порезы, связал ее, выколол глаза и напоследок перерезал горло, чтобы она истекла кровью, а эта алая жидкость текла прямо в ведро. Только вот зачем ему кровь? И зачем я вообще такое представляю? Чувствую себя ненормальной, раз рисую все эти ужасы у себя в голове. Знаете, мне даже захотелось взять в руки карандаш и запечатлеть это на бумаге. Уверена, картина получилась бы потрясающей, но сколько в ней было бы ужаса, боли и последнего момента чьей-то жизни…

Чёрт… Прочь, дурные мысли, из моей головы, НЕМЕДЛЕННО… Я не стану это рисовать, не стану… Но какая-то жажда, словно наркотик, терзает меня изнутри, скребется острым лезвием, требуя запечатлеть эти картинки из моего больного сознания на чёртовом белом листе. Наверное, именно это влечение и движет моим хобби, которое я люблю с самого детства. Рисовать… Я помню, как много рисовала, даже как-то запечатлела то, что показывали в новостях. Рыжего кота… пушистого, правда, мило? Но что, если я скажу вам, что на самом деле это было далеко от милоты, очень далеко… А новости в тот день были ужасными. Котика сбила машина, он попал под колеса и его несколько раз переехали. Зрелище было отвратительным… по крайней мере, в моей голове, ведь в новостях такую жуть обычно замазывают… А дальше моя фантазия пустилась в пляс, стоило мне лишь взять в руки карандаш.

Я знаю, что нарисовала ужасную картинку, но для меня это был шедевр. Я считала себя художником и думала, что в этом нет ничего особенного. Но когда я показала это родителям, улыбка в тот же миг сползла с моего лица. Они накричали на меня: «Оливия, доченька! Не рисуй больше такое! Это самая ужасная картина, что ты когда-либо рисовала! Иди и рисуй лучше цветы, деревья, луга, что угодно, кроме крови и чьей-то смерти!»

Я запомнила их слова и перестала рисовать подобное, хоть мне и хотелось этого, но я была послушной девочкой. Я помню, как в последний раз взглянула на свой ужасный рисунок: кот лежал посреди асфальта, мимо проезжали машины, люди спокойно шли по тротуарам, пока бедный рыжий кот истекал кровью. Рядом были разбросаны его внутренности, а лапа сломана в нескольких местах, словно гармошка. Его глаза, устремленные вдаль, кричали о помощи, в них читались последние минуты жизни. Но прохожие, не обращая внимания, шли мимо, не видя, как чья-то душа покидает этот мир…

После этого я разорвала картину на мелкие кусочки и выбросила ее, зная, что такое никому не понравится, кроме меня и моей больной фантазии.

В тот день в кафе нагрянули полицейские, расспрашивая об Анжеле. Интересовались, не замечали ли мы чего-то странного в ее поведении, с кем она общалась, выпытывали номера телефонов ее друзей, надеясь, что те что-то знают. Мы, конечно, поинтересовались, как выглядит этот маньяк, но полицейский лишь обронил, что он был замечен с ней лишь на одной камере: как заводит ее за угол. Лица его не было видно – скрыто под маской. И, судя по комплекции, это был мужчина – огромного роста, в надвинутом на голову капюшоне. Больше полицейский ничего не сказал, лишь велел быть осторожными, ходить вдвоем и, желательно, только днем.

Меня насторожило то, что моя смена вот-вот закончится. Я это прекрасно знаю. Но за окном уже непроглядная тьма – октябрь, как-никак, темнеет рано. Мне совсем не хотелось идти домой в этой кромешной ночи. А вдруг этот маньяк схватит меня? Что тогда?… Сделает со мной то же, что и с Анжелой? Нет уж, я буду сопротивляться, орать до хрипоты, пока голосовые связки не лопнут. Я не буду бездействовать, буду делать все, что в моих силах. И, может быть, мне удастся убежать. Хоть жизнь моя и не сахар, но за нее, за то, что подарили мне родители, я буду бороться изо всех сил, буду стараться, если, конечно, получится.

Еще никто меня не поймал, а я уже тут размышляю, что и как буду делать. Нервная какая… А, впрочем, кто знает, всякое в жизни бывает. Вдруг он нападет на меня? Но обломись! Я хоть и небогатая, но ради собственной безопасности готова раскошелиться на такси. Зато в комфорте и без этой изматывающей необходимости постоянно оглядываться в страхе, что за тобой следят, вздрагивать от каждого шороха, думая, что вот-вот он наступает на пятки и нужно бежать со всех ног. Так что да… я выбираю надежное такси, а не свои ненадежные ноги.

Переодевшись, я вызвала такси, и Галина Павловна решила поехать со мной – ей почти по пути к моему дому.

Забравшись на заднее сиденье машины, Галина Павловна устроилась рядом, и наша поездка покатилась по ухабам беспечной болтовни. Она взахлеб рассказывала о своих озорных внуках, чьи выдумки не знали границ, а я лишь улыбалась краем губ. В груди теснилось желание поделиться своим, но что я могла рассказать? Аварию? Сиротский приют? Кому это нужно? Что я могу предложить взамен безоблачного счастья ее внуков? Ничего. Вот и сижу, словно нелепая кукла, вторя ее восторгам и притворяясь, что мне тоже весело.

Мы почти подъехали к ее дому, когда она вдруг снова заговорила, и голос ее обрел задумчивую окраску.

– Как-то раз я ездила навестить родственников, и на обратном пути встретила на автовокзале девушку, – произнесла она, устремив взгляд в окно. – Сидела она прямо на обшарпанном парапете. Помню… вся дрожала от пронизывающего холода. Зима тогда выдалась лютая, а на ней лишь тоненькая кофточка, да штаны в дырах, а на ногах – старые тапочки. Жалко мне ее стало до слез… Я подошла, а она будто ужаленная отпрянула, зажмурилась изо всех сил. Начала что-то бормотать, неразборчиво совсем, только и уловила: «Он – тьма, а тьма – это страх, а страх – это боль». Я не поняла, о ком она говорит, да и видно было, что ей совсем худо. Недолго думая, предложила пожить у меня.

Я слушала, затаив дыхание, и сердце наполнялось тихой радостью от осознания, что в мире еще встречаются такие добрые, бескорыстные люди, готовые протянуть руку помощи незнакомому человеку. И от этой мысли моя душа согревалась, словно от лучей солнца, пробивающихся сквозь серые тучи.

– И где же она сейчас? – спросила я с искренним любопытством.

– До сих пор у меня живет, помогает по дому. Стала мне как родная дочка. Только вот не разговаривает совсем. Последний раз я слышала ее голос только на вокзале, с тех пор – молчит, – ответила она с грустной улыбкой.

– Вы пытались узнать, о ком она говорила там, на вокзале? Что с ней случилось? – поинтересовалась я, пока водитель уже останавливался у ее дома.

– Конечно, пыталась. Но она… начинает вся дрожать, словно что-то вспоминает, и в глазах такой ужас… и снова замыкается в себе, молчит. Тогда-то она и написала на бумаге карандашом эти слова, что произнесла тогда на вокзале: «Он – тьма, а тьма – это страх, а страх – это боль».

Такси плавно остановилось у ее дома, и мы попрощались. Я не отрывала взгляда от Галины Павловны, пока машина медленно не завернула за угол, и ее образ окончательно не растворился в серой дымке уходящего дня.

Мысли кружились в голове, как назойливые мухи. Невозможно описать, сколько добра было в этой женщине. Нужно иметь поистине ангельскую душу, чтобы впустить в свой дом чужого человека не на пару дней, пока тот придет в себя, а навсегда, приняв её как родную дочь. Не знаю, смогла ли бы я так… Может быть, если бы в моей жизни было больше света, если бы я могла делиться своей радостью, чтобы никто рядом со мной не чувствовал себя одиноким. А пока мне самой не хватает тепла и света.

Такси остановилось у моего дома. Поблагодарив водителя, я медленно побрела к крыльцу. Жуткое зрелище, увиденное утром, до сих пор стояло перед глазами. Света все вымыла, не осталось и следа произошедшего. Но я все равно чувствовала что-то незримое, гнетущее. Крыльцо было вымыто до блеска, но внутренний страх не отпускал. Цветы… красная жидкость… и новость, рассказанная Галиной Павловной утром… вдруг это как-то связано? Вдруг этот маньяк выбрал меня? Хотя, что за бред! Света сказала, что скоро Хэллоуин, возможно, это просто дурацкие выходки молодежи. Эти «шутки», которые я не понимаю и не приемлю. Куда смотрят их родители? Ненавижу таких детей всей душой. Если бы не Света, я бы, наверное, рухнула на пол и зарыдала, вновь переживая страшные моменты своей жизни.

Конечно, я могла бы списать все на глупые выходки подростков, но всерьез восприняла это как угрозу. Как будто кто-то хочет причинить мне боль… И как все это преподнесено! Цветы, чтобы сначала показалось, будто это подарок, чтобы вызвать улыбку, а потом в одно мгновение обрушить на тебя волну ужаса. Чтобы ты бежала в страхе, думая не о влюбленном поклоннике, а о маньяке, который сначала одаривает подарками, а взамен заберет… ТЕБЯ.

Оторвавшись от крыльца и от этих навязчивых мыслей, я перешагнула через ступеньку и открыла дверь. Темнота дома тут же обрушилась на меня. Тяжело вздохнув, я пошла на кухню, чтобы заварить чай. Взглянув на часы, я увидела, что уже больше десяти. Слегка улыбнулась – завтра выходной, можно провести день в спокойствии, даже прогуляться по парку, сходить по магазинам, купить что-нибудь новое. Главное – отвлечься от этих мыслей, попытаться жить настоящим, хотя вряд ли у меня это получится.

Чайник громко зашумел. Взяв прихватку, я сняла его с плиты. На этот раз не забыла – не хватало еще ожога на ладони, которая и так перебинтована. Только хотела взять кружку, как дверь громко хлопнула. От неожиданности я подпрыгнула и увидела Свету, снимающую обувь в прихожей.

– Света? – произнесла я с улыбкой.

Но улыбка тут же исчезла, когда Света, не взглянув на меня, побежала вверх по лестнице, шмыгая носом.

Плюнув на этот чёртов чай, я пулей вылетела из кухни, сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди. Чувство тревоги с каждой секундой росло, я должна была выяснить, что случилось, кто или что посмело омрачить светлый лик моей Светы. Даже не переступив порог спальни, где она сейчас находилась, я уже знала, что причина в этом парне. Других объяснений просто не находилось. Я почти никогда не видела её слез, она всегда была сильной, невозмутимой, и я по-хорошему завидовала её выдержке, мечтала перенять этот дар. Но, видимо, даже самые сильные ломаются под грузом проблем. У каждого свой предел, когда душа переполнена, и не в силах больше нести эту непосильную ношу. Тогда остается лишь плакать… и срываться…

Я ворвалась в комнату вихрем. Мой взгляд тут же нашел Свету, она лежала на животе, зарывшись лицом в подушку. Подскочив к кровати, я присела на самый краешек и осторожно коснулась её плеча. В ответ она лишь судорожно всхлипнула и подняла на меня заплаканное лицо. Красное от слез, с опухшими глазами, она смотрела на меня с немым вопросом, словно прося о помощи. Я бережно легла рядом, и она тут же обвила меня руками, разрыдавшись с новой силой.

Её слезы жгли мне душу невыносимой болью. Я гладила её по спине, безмолвно обещая, что я рядом, что больше ничего плохого не случится.

– Ань… – всхлипнула она, подняв на меня взгляд, затуманенный слезами. – Я не понимаю… Все было хорошо. А потом…

Новая волна слез захлестнула ее. Я машинально погладила ее по волосам, но моя рука замерла, не нащупав привычной длины фиолетовых прядей.

«Какого черта…» – пронеслось у меня в голове.

– Что произошло? – прошептала я, глядя на нее. В этот момент я готова была забрать всю ее боль себе. Она не заслужила этих страданий. Пусть лучше я, мне не привыкать. Я готова нести на своих плечах груз ее мучений, лишь бы она не плакала, лишь бы забыла, что такое боль. Я не хочу видеть ее такой. Ей не к лицу это отчаяние. Она должна сиять, порхать, как бабочка, с цветка на цветок, принося радость. Только не это… Это словно удар под дых, оглушительная пощечина.

– Ань… ты была права, мне не нужно было связываться с ним… Он… Он… – Она запнулась, подбирая слова. – Все было хорошо… Мы сидели в отеле, выпивали. Это был лучший день в моей жизни… А потом…

Она снова зарыдала, и я крепче прижала ее к себе, а в голове уже роились планы изощренной мести. Я представляла, как убиваю этого подонка, как кромсаю его на куски. В мечтах я была беспощадна, но что бы я сделала на самом деле, я не знала.

– Ш-ш-ш, – успокаивала я ее. – Не торопись. У нас впереди целая ночь. Поговорим, когда будешь готова.

Все это было так непривычно. Обычно она успокаивала меня. И я вдруг остро почувствовала, как ей, должно быть, больно за меня, когда случается что-то плохое. Это не описать словами – чувства, которые разрывают тебя изнутри.

– Ань… мне было так страшно, – сказала она дрожащим голосом. – Он пришел к нам с Димой в номер, и… сначала все было нормально, но… потом он что-то прошептал Диме, и тот с каким-то восхищением кивнул, глядя на меня. Я поняла… что что-то не так, и… – Она снова всхлипнула и задрожала, как испуганный зверек. – Хотела уйти… Но Дима схватил меня и… привязал к стулу. Я плакала, вырывалась, но все было бесполезно. И тогда Дима срезал мои волосы… на концах… Я смотрела не только на Диму, который резал мои волосы, но и на него. Он… он будто наслаждался этим. А потом… потом я ничего не помню, только резкий укол в шею… И я очнулась уже в другом номере, и была… полностью голая… Я… я не знаю, что они сделали со мной дальше… А вдруг они меня из…

Она не договорила, но от обрывков её слов по коже мгновенно пробежала ледяная дрожь. Кулаки сжались до боли, и я отчаянно хотела вырвать из неё эту боль, забрать её себе, но была бессильна. Как же я ненавижу себя за то, что не вбила ей в голову, насколько он опасен… Сука… Вина разъедала изнутри, я могла остановить это, нужно было лишь подобрать нужные слова. Хотя, о чём я? Она бы всё равно поступила по-своему, я ведь её знаю. Пошла бы до конца, чего бы это ни стоило. И вот, теперь она плачет в моих объятиях, с разбитым сердцем.

– Кто был вторым? – прошептала я, и мой голос дрогнул в унисон с её.

– Д… Д… – она запнулась, и я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. – …Демьян…

Словно ледяной клинок пронзил меня. Ненавижу. Я уничтожу их обоих. Разорву на куски, искромсаю в пыль, сотру с лица земли. Пусть их никогда не существовало. Их место – в аду. Даже имя Демьяна вызывало дрожь отвращения. Сейчас я не хочу даже думать о нём. Ненавижу…

– В каком номере это случилось? – прошептала я, уставившись в пустоту.

– Двадцать восьмой… номер… – пролепетала она, дрожащими губами.

– Завтра же мы пойдём в полицию и напишем заявление, – ровным тоном произнесла я, уверенная в том, что медлить нельзя. – А пока тебе нужно отдохнуть. Поспи… Хорошо?

– Хорошо… – прошептала она. Я укрыла её одеялом и легла рядом.

Убедившись, что её лицо расслабилось, а дыхание стало ровным, я осторожно встала, чтобы не разбудить, и тихо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я поспешила в свою комнату, переоделась в джинсы и кофту, накинула куртку и собрала волосы в высокий хвост.

Взглянув на себя в зеркало, я закрыла глаза, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Открыв веки, я встретила взгляд своих голубых глаз. В них не было слез, но пылала жгучая, всепоглощающая ненависть. Злость окрасила радужку в багровый оттенок.

Повернувшись к двери, я ощутила, как в голове навязчиво пульсируют цифры: «Двадцать восемь…»

Глава 17

Яркая луна заливала дорогу серебристым светом, и лишь изредка попадались сутулые фонари, чьи тусклые огоньки едва рассеивали мрак, теряясь в сиянии луны. Шелест листвы, рожденный легким ветерком, лишь усиливал тревожную атмосферу. Казалось, кто-то незримо следит за мной, крадучись в темных углах, выжидая. Но внутри меня клокотала ярость, и страх отступил. Я шла к цели, словно буря, сметающая все на своем пути. Ничто не остановит меня, даже неуловимый маньяк, что пугает город. Мне было все равно. Я помнила слезы подруги, они словно застыли перед глазами, терзая сердце невидимой проволокой. Никогда прежде я не видела ее такой, и не желала видеть вновь. Она должна сиять улыбкой, быть счастливой, но не той, сломленной, что предстала передо мной сегодня.

Под ногами хрустели опавшие листья и сухие ветки. Этот хруст отдавался эхом в моей душе. Все перевернулось, все сломалось. Я смотрела под ноги, пока впереди не замаячил яркий свет отеля. Устремив взгляд на это здание, я шла вперед, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

Дверь с глухим стуком захлопнулась за мной. Пройдя мимо девушки за стойкой регистрации, увлеченной телефонным разговором и не заметившей моего появления, словно я была призраком, я поспешила вверх по лестнице. Завернув за угол и пройдя до конца коридора, я остановилась перед дверью с табличкой «Двадцать восемь». Цифра промелькнула в голове. Рука медленно потянулась к двери, чтобы постучать, но вдруг замерла…

Моя решимость, пылавшая во мне ураганом, вмиг угасла, словно пламя свечи, задутое сквозняком. Непонятно, что двигало мной, когда я шла сюда. Злоба? Желание отомстить за подругу? Но что я могла сделать? Черт… «Соберись, ты не тряпка!» – пыталась я подбодрить себя, зная, что это ложь. Испуг, посеянный дурацкой шуткой хэллоуинских малолеток, заставил меня переоценить свои силы. Не стоило сюда приходить. Нужно было дождаться рассвета, когда очнется Света, и вызвать полицию… Отлично, так и поступим. Я развернулась, но тут же врезалась во что-то твердое, отшатнувшись назад.

Какая, к черту, стена могла возникнуть за моей спиной?.. Там же точно ничего не было. Подняв глаза, я увидела его… В тусклом свете коридора едва проступала его зловещая улыбка, но я ее видела.

Демьян склонил голову набок и скользнул взглядом по моему телу. Мгновенно по коже пробежали мурашки, будто страх парализовал меня, лишив дара речи. В горле пересохло, и жалкая слюна не могла это исправить. Черт… Кажется, я влипла.

На нем была черная толстовка с накинутым на голову капюшоном, куртка-бомбер и черные джинсы. Да он во всем черном, будто пришел на похороны. Но, признаться честно, ему это шло. Стоп. Мне срочно нужно уходить, я ведь не на смотрины сюда явилась.

Я повернулась и сделала лишь шаг, когда Демьян схватил меня за запястье, подняв руку над моей головой, а затем, воспользовавшись моей растерянностью, пригвоздил и вторую руку к двери номера «Двадцать восемь». Из моих губ вырвался тяжелый вздох. И черт, я в клетке… Ярость, едва успевшая утихнуть, вспыхнула с новой силой – та самая злость, которая вела меня сюда.

– Отпусти, – зло прошипела я, глядя ему в глаза. А он смотрел на меня, и я едва не утонула вновь в этой зелени, как тут же одернула себя: «Соберись! Он обидел твою подругу, он и его дружок», – твердила я себе.

– Зачем пришла? – спросил он, и от этого грубого, словно зловещего голоса, меня пробрала дрожь.

– Зачем пришла? Серьезно? – выпалила я. – Ты со своим другом знатно поиздевались над моей подругой. И я должна сидеть сложа руки, пока она плачет?

Демьян наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание на своей коже. Щеки мгновенно вспыхнули предательским румянцем. «Господи, почему мое тело так реагирует на него?..» Мне это отвратительно.

– Защитница, значит? – нагло протянул он.

– Как видишь, – огрызнулась я, хотя щеки пылали, а сердце колотилось так громко, что, казалось, я слышу его стук. – И знаешь, мы завтра напишем на вас заявление. Ждите, скоро за вами придут.

Я даже сумела усмехнуться, решив, что задела его, и он сейчас начнет просить прощения. Ага, размечталась! Реакция была совсем иной. Широкая улыбка, убийственный блеск в глазах, а затем он запрокинул голову и засмеялся… Засмеялся, блин, издевается! Но смех был таким глубоким, мягким, настоящим. Я никогда не слышала такого смеха ни от кого, даже от Светы. Но почему? Это ведь не настоящий смех, он лишь притворяется. Наверное. Где-то глубоко внутри я понимала, что это его истинный смех, и он не играет.

– Смешная ты, – сквозь смех ответил он.

– Мне плевать, но я уверена, что завтра тебе будет не до смеха, – выпалила я. Демьян резко перестал смеяться, словно по щелчку пальца. Быстро же меняется в настроении, подумала я.

– Ты мне не веришь? Мы завтра напишем на ВАС ЗАЯВЛЕНИЕ! – громче произнесла я последние слова. Демьян ничего не ответил, лишь смотрел на меня.

– Мне нужно идти. Отпусти, – прошептала я сквозь злость. Кисти рук начинали болеть.

Он снова промолчал, и во мне поднялась волна раздражения. Неужели мне нужно повторять? Вдруг он внезапно оглох от моих слов? Едва я открыла рот, он резко развернул меня, заломив руки за спину, продолжая мертвой хваткой держать мои запястья. От острой боли я вскрикнула, уверенная, что на коже неминуемо останутся синяки.

Одним пинком распахнув дверь номера «Двадцать восемь», он толкнул меня внутрь. Возможно, я бы и упала, но он крепко держал меня за руки. Щелчок выключателя, и комнату залил неприятный желтый свет, от которого я невольно зажмурилась. Лишь на мгновение. Осмотревшись, я увидела двуспальную кровать, по обеим сторонам которой стояли маленькие тумбочки. На их поверхности лежали стопки полотенец в нераспечатанных упаковках и две небольшие лампы. Посреди комнаты стоял стул со спинкой. Не успела я задаться вопросом, почему он стоит именно там, как Демьян подтолкнул меня к нему и грубо усадил. Я попыталась вырваться, но тут же почувствовала, как веревка врезалась в мои запястья, стягивая руки за спинкой стула. Паника начала нарастать.

– Что ты делаешь?… Отпусти меня, – прошептала я дрожащим голосом.

В ответ – тишина. Только его шаги, сначала удаляющиеся, а затем стремительно приближающиеся, заставили меня съежиться. Он подошел ко мне и поставил точно такой же стул напротив, опустившись на него, широко расставив ноги. Мои колени коснулись его. Я отдернулась, и в ответ услышала усмешку Демьяна. Подняла взгляд. Он улыбался. Не мило. Нет, совсем не так. Угрожающе, как хищник перед прыжком. Мне это совсем не нравилось…

– Отпусти меня… – повторила я, не отрывая взгляда от его лица.

Снова тишина. Только его убийственный взгляд. Он сверлил меня до тех пор, пока не завел руку за спину. Я медленно следила за каждым его движением. И вот он достал черный ствол револьвера. Откуда я знала, что это револьвер? Да потому что в криминальных фильмах он постоянно мелькал в руках преступников.

Я тяжело сглотнула, пытаясь вырваться, но руки были затянуты слишком туго. Любое, даже малейшее движение причиняло острую боль запястьям. Я не отрывала взгляда от ствола в руке Демьяна. Кажется, я была не единственной, кто смотрел на него. Он тоже смотрел. Крутил его в руках, словно какую-то плюшевую игрушку, а не кусок железа, способный оборвать жизнь в одно мгновение.

– Что… что ты собираешься делать? – слова с трудом прорвались сквозь горечь, поднявшуюся в горле.

– Играть, – спокойно ответил он, переводя взгляд на меня. – В русскую рулетку.

Губы мои приоткрылись в беззвучном крике, хватая воздух, словно выброшенная на берег рыба. Первобытный ужас сковал каждую клеточку тела. Я отчаянно дергала руками, не чувствуя боли, лишь бы вырваться из плена. Его смех, раскатистый и зловещий, обрушился на меня, словно удар грома.

– Отпусти… меня… пожалуйста, – прошептала я, глаза застилала пелена слез.

Он поднял пистолет, держа его на уровне моего лица, чтобы я видела каждое его движение. Медленно, с какой-то дьявольской неторопливостью, он извлек из кармана две пули и вложил их в каморы барабана. Я судорожно сглотнула, и только после этого услышала, как он с тихим щелчком провернул барабан, а затем положил руку с оружием себе на колено. Мой взгляд был прикован к смертоносному металлу, я боялась отвести глаза.

Ноги дрожали, как осенние листья на ветру. Медленно, словно против воли, я подняла взгляд на Демьяна. Он смотрел на меня в упор, прожигая взглядом, пока я смотрела на оружие в его руках.

– Пожалуйста… ты… ты же не сделаешь этого? – проговорила я со всхлипом, слезы уже хлынули потоком.

– Ещё как сделаю, – с улыбкой ответил он. – Ну же, не плачь. Это всего лишь игра.

Игра… Слово эхом отдавалось в моей голове. Я не выиграю в этой игре. Шесть отверстий в барабане, а он вставил две пули. Это немыслимо… Я не могу… Не хочу воспринимать это всерьез. Это неправда, это не происходит со мной сейчас. Это сон, кошмарный сон… Я сплю, крепко сплю. Господи, помоги мне…

– Игра началась, – произнес он, и холодный ствол коснулся моего лба. Слезы безудержно катились по щекам, и оглушительный щелчок курка разорвал тишину комнаты.

Глава 18

Жива ли я?… Я… я… жива. Веки медленно распахнулись, и мой взгляд утонул в его глазах. Они смотрели на меня так, будто я уже покинула этот мир. Но это ведь не так, правда?

Мне повезло. Пока что. Но почему тогда ощущение, будто эта чертова пуля все-таки пробила мой череп? Почему все происходящее кажется нереальным, кошмарным сном? Сном… Да чтоб тебя… просто сон. Но почему тогда так нестерпимо больно?..

Губы дрожали не от ледяного воздуха в комнате, а от животного страха. Слезы безудержным потоком катились по щекам, обжигая приоткрытые губы. Вкус слез… Соленый привкус отчаяния. Нужно остановиться, перестать плакать. Но я не могу. Не могу.

Кажется, я перестала чувствовать свои руки, которые ужасно онемели. Почему он это делает?..

Хотела бы я спросить, хотела бы вымолвить хоть слово, но язык словно прилип к гортани. Я боюсь… до чертиков боюсь сделать что-то не так. Вдруг это ему не понравится, и он вновь приставит ствол к моему лбу. И тогда… тогда наступит конец. Я чувствую, что следующий выстрел станет последним. Я знаю это. Невозможно выиграть, когда в стволе осталось одна пуля. Невозможно… Это будет окончанием. Только сейчас мне повезло. Ну а потом…нет.

Я опустила взгляд, наблюдая, как дрожат мои колени. А его – ни единого движения. Ему так легко убить человека?… Он абсолютно спокоен, словно ничего не произошло. Словно не он только что едва не разнес мою голову из этого пистолета. Я не понимаю… Что с ним не так?… Он болен?.. Определенно. Ему нужна помощь. Он опасен для окружающих. И в первую очередь – для меня. От этих мыслей меня пробирает дрожь. Хотя предел страха, казалось, давно был достигнут.

Не отрывая взгляда от коленей, я почувствовала запах сигарет. Когда он успел закурить? Я даже не заметила. Видимо, страх настолько сковал меня, что я перестала воспринимать окружающий мир. Но этот запах сигарет… Такой знакомый, что в памяти всплыла наша первая встреча.

«Рекомендую бежать» – эхом отозвалось в голове. Какая же я была дура. Если бы я только знала… Что же он тогда еще говорил?..

Что он погубит меня… Погубит… В мыслях промелькнула слабая улыбка. Я думала, что уже лежу на дне этой пропасти, и убить меня во второй раз невозможно. Оказывается, возможно… Все возможно. И я боюсь, что и в третий раз тоже. Но сможем ли мы выжить после этого? Никто не знает.

Я не заметила, как дуло пистолета приподняло мой подбородок, пока не столкнулась с его зелёными глазами.

Он изучал мое лицо, наблюдал, как катятся слезы. Смотрел на сталь у моего подбородка, на дрожащие коленки, на трепещущие губы. Смотрел… Просто смотрел. И в этом взгляде не было ни жалости, ни сочувствия. Ничего. Он пуст. Невозможно прочесть его, словно он не книга, а безжизненная стена. Он будто робот, лишенный всяких эмоций.

– Какая красивая, – с ухмылкой произнес он, – Мне нравится, какая ты сейчас.

Он медленно водил пистолетом по моему лицу, и от этого сердце сжималось еще сильнее. Дуло остановилось у моих губ, обводя сначала нижнюю, потом верхнюю. Холод металла обжигал.

– Совсем другая, – прошептал он странные слова.

Ствол скользнул по щеке, по второй, и остановился у моих глаз. Я хотела закрыть веки, но не могла. Хотела смотреть в его глаза, как и он смотрит в мои.

– Но, – уголки его губ дрогнули в улыбке, – Твои глаза все еще невинны, как и рань…

Он оборвал фразу, отвел взгляд и задумался над своими словами. Мне же от них ни жарко, ни холодно. Он сам не понимает, что говорит и делает, ведь я уже убедилась – он псих. Ему срочно нужна помощь.

Я тяжело сглотнула, когда он снова посмотрел на меня.

Мрачный. Угрожающий. Пугающий. Темный. Убийственный.

Меня пронзила дрожь. Что… что он задумал? Продолжить свою игру?

Нет, нет, нет! Только не это. Я не переживу.

– Не… надо… – прошептала я, с трудом ворочая языком, и отчаянно замотала головой. Лишь бы отпустил… Пожалуйста.

Он убрал пистолет за спину, и я судорожно выдохнула. Но в следующее мгновение его рука коснулась моей шеи, обхватила ее, и начала медленно, неумолимо сжимать. В ужасе осознав его намерение – задушить, я затрепетала. Едва эта мысль обожгла сознание, и я, зажмурившись от страха, почувствовала дыхание на своей шее.

Горячее. Обжигающее. От которого все тело задрожало, словно осенний лист на ветру.

Что он делает?..

Его пальцы чуть сильнее сдавили мою шею, и когда я уже собралась закричать, его губы коснулись моей кожи, осыпая ее медленными, жадными поцелуями.

Медленно, миллиметр за миллиметром. В горле словно застрял ком, лишая меня голоса. Это было так неожиданно. Зачем эти поцелуи? Ведь еще недавно он хотел меня убить. А сейчас… Его губы изучают мою шею, вызывая мурашки.

Невольно в памяти всплыл его поцелуй у гаражей. Зачем я только вспомнила об этом? Проклятые мысли, неподвластные контролю, это просто ужасно.

Он слегка прикусил мою кожу, и я невольно выдохнула тихий писк. Ненормальный, псих. Ненавижу.

Его рука ослабила хватку на моей шее, а другая опустилась на мою грудь и слегка сжала ее. От этого прикосновения я вздрогнула, и он снова начал сжимать, словно пробуя меня на вкус. А его губы продолжали целовать и покусывать мою шею.

Это случилось так внезапно. Страх, бушевавший во мне, словно туман, начал рассеиваться. Я должна была молить его отпустить меня, но почему-то молчала. Почему не кричу? И откуда это странное, болезненное желание его прикосновений, его губ, его рук? Почему? Это неправильно. Я чувствовала себя какой-то больной, извращенной. Ведь он чуть не убил меня. Чуть не лишил жизни этим пистолетом.

Аня, очнись! Это не ты… Сделай хоть что-нибудь! Но я не могла. Мне нравилось то, что он делал в этот момент. И от этого, с той же силой, я начинала ненавидеть себя.

Боже, это мерзко, отвратительно! Хочу выкинуть эти мысли из головы, но не получается. Словно невидимая стена стоит передо мной, которую я не могу сломать. Я ненавижу, ненавижу себя за эту слабость.

Я слабая, никчемная. Даже не могу противостоять его губам. Другая на моем месте давно бы что-то сделала, чтобы он прекратил эти прикосновения, эти поцелуи. Но не я.

– Дыши, – прошептал он мне в шею, и от его слов я судорожно вдохнула. Только сейчас осознала, что все это время не дышала, словно ждала его команды.

Его губы касались моей шеи, и навязчивые мысли вихрем закружились в голове. Было странное ощущение, будто это уже происходило со мной раньше. Эти поцелуи в шею… Будто я это уже пережила. Невозможно. Я, кажется, схожу с ума.

Он плохо на меня влияет. Я знаю это. Но в этот самый момент я чувствовала себя в безопасности, хотя прекрасно понимала, что он сам – самая большая опасность, и защиты от него ждать не стоит. Если захочет, он убьет меня своими руками. Если захочет, убьет пистолетом. Если захочет, закопает живьем, и никто даже не узнает. Ведь никто не знает, что я здесь, рядом с ним. Но я не могла рассказать Свете, что иду сюда, что попытаюсь что-то решить. Она и так была подавлена. Пусть отдохнет. Главное, что она дома, и с ней все в порядке. А о себе я как-нибудь позабочусь.

Демьян резко отстранился, и вопреки здравому смыслу, я тут же почувствовала желание, чтобы он продолжил. Но это бред. Мне не нужны его поцелуи… Не нужны! Вдалбливала я себе в голову.

– Иди, – прохрипел он, тяжело дыша. Поднявшись, он подошел ко мне со спины и развязал мои руки.

С губ сорвался судорожный вздох облегчения. Я медленно поднесла руки к глазам. Запястья пылали, и на них алели полосы от веревки. Но сейчас важнее было другое. Он меня отпустил. Оцепенение сковало меня, и я, казалось, целую вечность смотрела в одну точку. Когда же Демьян уселся на стул напротив, я тут же вскочила, отшатнувшись на ватных ногах на безопасное, как мне казалось, расстояние. Впрочем, какое тут может быть безопасное расстояние, когда он рядом, в этом проклятом помещении?

Он следил за каждым моим движением. И улыбался. Словно все это забавляло его.

Я обхватила себя руками, неотрывно глядя на него. Он же развалился на стуле, словно король на троне. Мысль о том, что он меня отпустил, подтолкнула к действию. Я двинулась к выходу. Пусть ноги дрожали, сейчас главное – убраться отсюда. Хотя что-то манило меня к нему. Я бы даже сказала, что он мне нравится… Но я не могла себе этого позволить. Он опасен. Он не тот человек, который мне нужен. Не тот, с кем я могла бы прожить всю жизнь. Рядом с ним я всегда буду жить в страхе, а мне это не нужно. Вдруг ему снова захочется меня убить?.. Никто ведь этого не исключал. Я уже почти дошла до двери, когда услышала его слова:

– Надеюсь, ты уяснила, что в полицию идти бессмысленно, – спокойно произнес он. И тут же за спиной щелкнула зажигалка. – Поверь мне, будет только хуже, если ты туда пойдешь. Я обещаю.

– Ненавижу тебя, – зло прошипела я, не отрывая взгляда от двери.

Демьян усмехнулся, и меня окутал едкий дым сигарет. Дым, которого я с радостью бы избежала. Но он, казалось, был повсюду. Зловещий, как и сам хозяин.

– Мне по х*й, – равнодушно ответил он.

С этими словами я дернула ручку и выскочила из номера.

Новая волна слез затопила мои глаза. Их было еще больше, чем тогда, когда он приставил ствол к моему лбу. Сейчас… сейчас их было невыносимо много.

Как же я ненавижу его, ненавижу себя. Я чувствую что-то к нему. И это разрывает мою душу на части.

Выбежав на улицу, где хлестал проливной дождь, я ни секунды не раздумывая, бросилась под струи воды, шагая по глубоким лужам.

Так даже лучше… Я почему-то знала, чувствовала нутром, что мы еще встретимся с Демьяном. И что, кроме страданий, эта встреча не принесет мне ничего хорошего.

Глава 19

Стук в дверь вырвал меня из цепких объятий сна. Медленно, словно поднимая неподъемную ношу, я приподняла голову, затекшую до онемения. Веки разомкнулись, открывая мутную пелену реальности.

Черт… Как же так… Я уснула в ванне.

Помню, как разъяренная, продрогшая до костей и промокшая до нитки от дождя, ворвалась домой. Сразу – в ванну, в горячую воду, чтобы хоть немного согреться. И мысли… мысли роились в голове, как потревоженные пчелы. О той ночи. Я отказывалась верить, что он просто отпустил меня. Не могла поверить, что он играл со мной в русскую рулетку чувств. Не могла поверить, что его губы касались моей шеи… И… и… и мне это нравилось. Это безумие. Не реальность, а болезненный вымысел. Но это было… Я чувствовала, понимала, осознавала. Это была я, а не кто-то другой на моем месте.

Я ненавижу его. Ненавижу за то, что мне пришлось пережить. Ненавижу за то, что он вообще появился в моей жизни. Ненавижу за эту невыносимую боль. Ненавижу себя… за то, что чувствую что-то к этому психу.

Может, обратиться к психологу? Может, там мне помогут? Но как я смогу рассказать ему… это? Как признаться, что чувствую себя ненормальной, потому что этот парень, который чуть не убил меня… он мне нравится… нравится, мать вашу! Что со мной не так? Боюсь, что психолог окажется бессилен. В лучшем случае – даст пару банальных советов. А я, в придачу, буду опозорена перед человеком, которому выложила всю душу.

Я знаю, они обязаны хранить тайны своих пациентов. Но психолог… он-то все равно будет знать. И от этой мысли мне становится не по себе.

Может быть… я справлюсь сама. Что-нибудь придумаю. Решу эту проблему. Вытравлю это нелепое, предательское чувство симпатии. Вырву с корнем, уничтожу. Но как? Как это сделать? Я не знаю…

Снова раздался настойчивый стук в дверь ванной. Поднявшись из воды, я ощутила, что кожа посинела от долгого лежания. Схватив полотенце, я увидела, что кончики пальцев съежились, стали неприятными на ощупь, побелели так, словно сейчас пластами слезет кожа. Запястья ныли от вчерашних веревок. Ненавижу…

– Ань! – раздался за дверью встревоженный голос Светы. Быстро обернувшись полотенцем, я приоткрыла дверь.

Света стояла, скрестив руки на груди, в куртке, готовая выбежать. Ее лицо было опухшим от слез, и от этого сердце болезненно сжалось.

– Ань, ты что, уснула в ванной? Я уже час стучу! – произнесла она с упреком.

– Случайно задремала, – неловко улыбнулась я. – А ты куда собралась?

Я жестом указала на ее одежду.

– Ты серьезно? – Света нахмурилась. – Я жду тебя, чтобы поехать в полицию, написать заявление. Не говори, что ты забыла?

От ее слов по спине пробежал холодок. Я опустила взгляд, ища подходящие слова, затем снова посмотрела на Свету.

– Я не забыла. Просто… – Я запнулась, не зная, как объяснить. Черт…

– Что – просто? – Света повысила голос, отчего я вздрогнула.

– Я не могу сейчас все объяснить. Но в полицию идти нельзя, – нервно проговорила я.

– Что?! Ты вообще слышишь себя? Меня, возможно, накачали какой-то дрянью и изнасиловали, а ты говоришь – не идти в полицию?! – Света в отчаянии развела руками и сорвалась на крик.

Я её понимала. Но как рассказать… Как поведать ей, что ночью смерть дышала в лицо из дула пистолета? Стоило ей услышать – тут же потащит меня в полицию. А Демьян ясно дал понять: будет только хуже. Может, полиция его и допросит, да отпустит. Но тогда… тогда он точно убьет не только меня, но и Свету. Этого я не могла допустить.

– Послушай… Если ты пойдешь в полицию, я боюсь, будет только хуже. Пожалуйста, не спрашивай почему. Просто поверь. Я обещаю… я хотела тебе сказать…

Я не успела договорить. Света перебила меня, ткнув пальцем в грудь.

– Что может быть хуже того, что случилось со мной? А?! Ты не понимаешь, Ань, я хочу, чтобы эти двое гнили за решеткой. И почему мне кажется, что ты не на моей стороне, а на их?

– Свет, я на твоей стороне. Просто послушай, – сказала я, чувствуя, как от этой ссоры на душе становится все тяжелее. Только не это… Только не ругань… Только не с ней…

– Ань, это ты послушай… Стоп… а это что? – Света приблизилась, отодвинула за плечо мокрую от воды прядь волос и провела пальцами по тем местам, где вчера целовал меня Демьян. Убрала руку и посмотрела на меня, испепеляя взглядом. – Я тут плачу, горюю, что меня изнасиловали, а ты… ты, чтобы быть рядом со мной, развлекалась с парнем? Ань… Так не поступают лучшие подруги.

Она резко развернулась к двери, но я догнала её, схватила за руку, заставив снова взглянуть на меня. Нет… нет… нет…

На глазах тут же навернулись слезы. Я чувствовала, как теряю её.

– Свет… Я не развлекалась. Я просто хотела как лучше. Но… он…

Света снова перебила, вырвав свою руку.

– Он… – с губ сорвался смешок. – Дай угадаю, с кем ты была… Да что тут гадать. Демьян… Что? Я права? Почему ты так смотришь? Я знаю, что права. Сука… Я просто восхищаюсь тобой. Сначала говорила, что он тебе не нравится, а тут… хмм… совсем другая песня. Все-таки нравится, я вижу это в твоих глазах. И знаешь, я никогда бы не подумала, что ты променяешь нашу дружбу на парня, который, можно сказать, тоже причинил мне боль. И да… наверное, наша дружба – это ошибка. Пока, Ань.

Она выскочила за дверь, а я стояла в ступоре, не понимая, что же мне делать.

Я все разрушила… Теперь у меня никого не осталось… Я совершенно одна.

Что же я натворила? Зачем я пошла туда? Зачем оставила её? Зачем… что же мне теперь делать?

Я рухнула на пол, подтянув колени к груди. С этой разъедающей болью внутри я смотрела в одну точку. Мне тяжело, невыносимо больно. Вся душа содрогалась, когда я зарыдала взахлеб.

Я одна… Я осталась, черт возьми, одна. У меня больше никого нет. Зачем жизнь играет со мной столь жестоко? Все уходят от меня. Что со мной не так? Я проклята, я лишняя, словно обуза. Что же не так, скажите мне? Что…? Черт, я устала. Мне больно. Адски разрывает изнутри. И как бы трудно ни было, мне снова придется вставать. Вставать, чтобы снова упасть. Падать, чтобы снова встать. Но если однажды я не смогу подняться… Мне уже никто не поможет, никто не протянет руки. Неужели это означает конец?…

Смахнув ладонью слезы, я посмотрела в окно, где все еще лил дождь. Казалось, он не прекращался с ночи. Лил и лил, как и моя душа, обжигаемая горькой болью. Обжигаемая и истерзанная…

Прошли всего лишь сутки с тех пор, как я потеряла Свету из виду. Сутки, полные отчаянных попыток дозвониться, но каждый звонок обрывался, словно лезвием. Я в черном списке. Заблокирована во всех социальных сетях. Проклятье…

Я искала ее у дома родителей, умоляла сказать, где она. В ответ лишь холодные слова: «Уехала, вернулась в свой город». Эта новость вонзилась в сердце острее кинжала. Окончательно стало ясно – я осталась одна. Вернувшись домой, я рухнула на кровать и не двигаюсь, глядя в потолок, словно в нем заключена мудрость веков. Словно стена, на которую я смотрю, вдруг оживет и заговорит со мной. Кажется, я схожу с ума. Всего лишь сутки, а в голове роятся тысячи мыслей.

Большинство – об аварии. О маме, о папе. Их больше нет. И вина за это лежит на мне. Я вижу перед собой мамины безжизненные глаза. Она так мечтала об отпуске… Кажется, ее мольбы были услышаны, ведь теперь у нее вечный отпуск. Ее нет. Как нет и папы. Меня тоже нет… Я – лишь тень, призрак былой себя. Хотели ли родители такой судьбы для меня? Конечно, нет. Родители всегда желают своим детям только лучшего. Если бы только они были рядом… Они бы не дали мне утонуть в этом адском болоте, вытащили бы меня на свет. А сейчас…

Сейчас – лишь пустота. Ничего. Опустошение. Ледяной холод.

И эта проклятая потеря памяти! Господи, жизнь и вправду не пощадила меня, хотя я только начала жить. Лучше бы меня не существовало вовсе, чем проходить через столько страданий. Не каждый способен выдержать столько испытаний. Кто-то ломается сразу и ищет легкий выход. Кто-то слабее меня, наверное. Но чтобы решиться на это, тоже нужна сила. Ты не знаешь, что ждет тебя потом, зато прекрасно понимаешь, что больше не будешь существовать в этом мире. Но я не такая. Как бы ни было больно, я буду жить. Родители бы этого хотели. Я знаю, они смотрят на меня сверху, они – моя поддержка. Нужно сходить к ним на кладбище, обязательно нужно. Они ждут. Я обещаю, что приду. Принесу красивые цветы: мамины любимые лилии и папины любимые конфеты с яблочной начинкой.

Я не заметила, как телефон на тумбочке взорвался жужжанием, целиком утонув в лабиринте собственных мыслей. Оторвав взгляд от созерцания потолка, словно от гипнотического полотна, я потянулась к источнику звука. Экран высветил имя «Галина Павловна», и я тут же приняла вызов.

– Анютка, привет, – защебетала она в трубке.

– Здравствуйте, что-то случилось? – с тревогой отозвалась я.

– Ты не могла бы сходить в магазин? Я на работе, а дома совсем пусто. Если, конечно, я тебя не отвлекаю, – проговорила она, и в голове мелькнула мысль: почему бы не попросить ту девушку, которой она помогла? Но вслух я этого не произнесла. К тому же, прогулка сейчас казалась весьма заманчивой.

– Да, конечно, схожу. Просто отправьте мне список продуктов, – ответила я с улыбкой.

– Ой, спасибо тебе огромное! Сейчас все пришлю, – облегченно выдохнула она, и я сбросила вызов, предвкушая выход из дома.

Накинув куртку и прихватив зонтик на всякий случай, я отправилась в магазин. Дождь капризничал, то стихая, то обрушиваясь с новой силой. Но это не помешало мне добраться до цели, и вскоре в моих руках оказались два неподъемных пакета. Я едва ли дотащу их до дома Галины Павловны, поэтому тут же вызвала такси. Ожидание не затянулось, и до места я добралась на удивление быстро.

Выхватив два пакета из багажника, я услышала в кармане короткий перезвон – пришло сообщение. Опустив ношу на серую дорожку, ведущую к дому, я достала телефон, надеясь увидеть имя Светы. Но экран высветил лишь безликое «Неизвестный». Открыв сообщение, я застыла, прочитав: «Жду не дождусь, когда же ты все вспомнишь».

Что за чертовщина? Ошиблись номером? Но какое странное совпадение… Провалы в памяти, словно выжженные куски прошлого, и это загадочное послание… Кто это мог быть? Неприятный холодок пробежал по спине, но я отбросила тревожные мысли, сосредоточившись на том, чтобы донести продукты.

Задвинув телефон обратно в карман, я подхватила пакеты и, добравшись до порога, нажала на кнопку звонка. Наклонившись, чтобы поставить ношу на пол, я услышала тихий скрип открывающейся двери. В поле зрения появились домашние тапочки, а затем, выпрямившись, я встретилась взглядом с… Не может быть… Или может? Невероятно похожа… Да это же она! Я помню… Точно она. Глаза, лицо, этот чуть вздёрнутый носик…

Остолбенев, я прокашлялась и тихо прошептала:

– Карина? – Мой голос едва слышен, но она вздрогнула, встретившись со мной взглядом.

Это точно она. Карина из детского дома…

Глава 20

Она смотрела на меня, безмолвно, лишь взгляд выдавал её смятение. В глубине глаз, словно отражение в темнеющем зеркале, начал проступать испуг, закрадываясь туда постепенно, как вечерняя тень. Первая слеза, словно заблудшая капля росы, скатилась по щеке, и она опустила голову, беззвучно качая ею, словно отказываясь верить реальности происходящего, в том, что я стою перед ней.

Я медленно протянула руку, желая коснуться её плеча, утешить, но, заметив моё движение, она резко отпрянула назад, будто я – воплощение кошмара. Моя рука замерла в воздухе, не встретив тепла её кожи. Непонимание сковало меня. Что происходит? Почему она так испугана?

– Карин, это я, Аня. Я тоже была в том детском доме… Ты помнишь? – прошептала я, надеясь на отклик. В ответ она лишь крепче обняла себя руками, словно возводя барьер, и моя робкая попытка прикоснуться к ней вновь вызвала тот же испуганный шаг назад.

Я отступила, сделала два шага назад, не отрывая взгляда от её лица.

Что же с ней случилось? Кто посмел так напугать её? И куда она исчезла тогда, в детском доме?

Вопросы терзали меня, рвались наружу, но я не могла заставить себя их произнести. Галина Павловна была права: она не говорит. Она напугана, как потерявшийся в лесу ребенок. Мне было невыносимо жаль её. Но что я могла сделать? Очевидно, что мой внезапный визит пробудил в её памяти что-то, и это что-то не предвещало ничего хорошего.

Что с тобой стало, Карина? Господи, мне искренне жаль ее. В груди словно тиски сжимают. Хотела бы помочь, но как? Нельзя же так, всю жизнь взаперти, в плену у страха. Нужно срочно позвонить Галине Павловне и сказать, что эта девушка из того же детского дома, что и я. Хотя, изменит ли это что-нибудь? Но я должна рассказать. Пусть хоть что-то узнает о ней.

– Я тогда пойду. И вот продукты, – кивнула я на пакеты у двери. Уже было собралась уйти, как Карина резко схватила меня за руку, словно пытаясь остановить. Я вновь взглянула на нее, но она, не поднимая глаз, отпустила мою руку и скрылась за дверью. Едва я успела подумать, куда она… как Карина снова появилась, протягивая мне листок бумаги.

Я посмотрела на нее и взяла листок. Опустив голову, пробежала глазами по строчкам, написанным ее дрожащей рукой. Перечитывала снова и снова, пытаясь постичь смысл этих слов.

«Мне жаль, что это случилось с тобой. Но ты должна бежать от него. Беги, пожалуйста, и не оглядывайся. Он болен тобой, он псих, самый настоящий псих. И если он доберется до тебя, я боюсь представить, что он может сделать. Беги…»

Я хотела спросить, о ком она пишет, но, подняв голову, увидела лишь тихо закрывающуюся дверь. Взглянув вниз, я заметила, что пакетов тоже нет.

И о чем она писала, что ей жаль, что случилось со мной? Может, она знала, что я была в коме? Но откуда? Кто ей рассказал? Черт возьми, меня разрывает от вопросов.

«Беги». Это слово всплыло в голове, когда я уже медленно шла домой.

Куда мне бежать?… От кого?… Чего она так боится?…

Голова раскалывалась, словно ее сдавили тисками. И, как назло, разразился дождь, колючий и беспощадный. Раскрыв зонт, я заметила аптеку и, не раздумывая, нырнула внутрь, в поисках спасительного обезболивающего. Дома, кажется, не осталось ни единой таблетки. Купив лекарство, я, едва выйдя на улицу, проглотила его в надежде на скорое облегчение.

Возвращаться домой не хотелось. Там меня ждала лишь гнетущая пустота. Одиночество, словно липкий туман, вновь окутает меня, стоит только лечь на кровать и уставиться в потолок, утопая в водовороте собственных мыслей. Сейчас мне это противопоказано. Слишком много всего навалилось. Нужно отвлечься, развеяться. Но как? Как сбежать, пусть ненадолго, от самой себя, от этих проклятых воспоминаний. От всего, абсолютно. Даже от Демьяна, который одним своим появлением разжигает во мне бушующее пламя. Его глаза, эти омуты темной зелени, затягивают меня в бездну, и я готова провалиться в этот ад, утонуть и не всплывать никогда.

Черт… Откуда опять эти мысли? Откуда они берутся? Он не тот, о ком я должна думать, не тот, в ком я должна тонуть, не тот человек, черт возьми! Когда же я наконец начну мыслить здраво, а не витать в каких-то приторно-розовых облаках? Ведь он тот, кто чуть не убил меня. Разве не так?

Пока я шла, дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Ветер крепчал, пронизывая до костей, заставляя вздрагивать. Сумерки сгущались, и я не заметила, сколько времени прошло. Пора бы уже возвращаться, но мне отчаянно не хотелось. Интуиция подсказывала, что лучше вернуться, пока не заболела. Завтра, к тому же, моя смена на работе.

Тихо вздохнув, я медленно побрела в сторону дома, но, пройдя немного, увидела светящуюся вывеску бара. Долго смотрела на здание, раздумывая, стоит ли зайти. Без Светы я никогда не ходила одна выпивать, и от этого становилось еще грустнее. Но на меня столько всего обрушилось. Почему бы не позволить себе пару глотков алкоголя, чтобы немного расслабиться? Да и что случится, если выпью совсем чуть-чуть? А потом сразу домой.

Всё решено… Открыв дверь бара, меня встретил приглушенный свет, играющий в полумраке. Оглянувшись, я увидела лишь пару фигур, затерявшихся в дальнем углу, – бар был почти пуст. Стряхнув капли дождя со сложенного зонта, я повесила его рядом с курткой. Взгляд в зеркало…

Не совсем тот вид, конечно, для этого места… Решаю распустить волосы, позволяя им волной упасть на плечи. Остальное выглядит вполне пристойно: короткая черная футболка, открывающая полоску плоского живота, и синие джинсы, обтягивающие бедра и ноги. Неплохо. Но лицо… В зеркале отражалась усталость, словно тень легла на мои черты. Надеюсь, алкоголь развеет эту пелену.

В последний раз окидываю себя взглядом и направляюсь к барной стойке. За ней – улыбчивая девушка, озаряющая все вокруг своими тридцатью двумя зубами. Симпатичная… наверняка отбивается от назойливых поклонников. Ее черные волосы, как крыло ворона, идеально прямые и блестящие. Какой шампунь она использует? А глаза… черные, как бездна. Вот кому Демьяну пару найти – они бы хорошо смотрелись вместе. От этих мыслей предательски кольнуло в сердце, и я тут же отбросила их прочь.

– Привет, что будешь пить? – весело спросила она, когда я села на барный стул.

– Привет, можно две баночки пива? – Я убрала выбившуюся прядь за ухо.

– Конечно. – Она достала пиво из холодильника и поставила на стойку. Я тут же расплатилась картой.

– Первый раз тебя здесь вижу. Недавно приехала? – с улыбкой поинтересовалась она, облокотившись на стойку.

– Нет, я здесь давно живу. Просто редко бываю в подобных местах, – с улыбкой ответила я.

– А, понятно. Как тебя зовут? – спросила она, пока я открывала банку пива.

– Аня, а тебя?

– Вероника. – Она протянула мне руку, и я ответила на рукопожатие.

– Ну, за знакомство! – Я подняла банку пива, ожидая, что она чокнется кулаком о жесть. Но Вероника встала и направилась к холодильнику.

– Минутку, – проговорила она, доставая из холодильника пиво и, ловко открыв бутылку, придвинула ее к моей. – Так-то лучше. За знакомство.

Я улыбнулась, и мы отпили по глотку. Холодок, прокатившийся по горлу, мгновенно принес облегчение.

Потом, не спеша, завязалась непринужденная беседа обо всем на свете. Я узнала, что ей двадцать пять. Что она побывала в Париже и Египте. В Париже прожила три года, в совершенстве освоив язык. В Египет летала, чтобы своими глазами увидеть древние чудеса. От ее рассказов о тамошней красоте и мне захотелось куда-нибудь вырваться. Только вот куда? Я понимала, что не хочу всю жизнь провести на одном месте, и мысль о путешествии, пусть даже просто к морю, наполняла меня предвкушением радости. Но пока – работа, работа и еще раз работа.

Мы весело болтали, пока в новостях не сообщили об очередном убийстве, совершенном маньяком. Расправившись с жертвой в той же жуткой манере, что и с предыдущей. Меня передернуло, и я попросила Веронику выключить телевизор. Все это вызывало у меня неподдельный гнев.

– Как вообще работает наша полиция? По улицам разгуливает настоящий маньяк, а они что?… Как я должна вообще выходить из дома после таких новостей? – возмущенно высказалась я, встретив полное понимание в глазах Вероники.

– И не говори. Я сама передвигаюсь только на такси с тех пор, как он убил первую жертву. Знаешь ли, не хочется мне попасться ему в руки. Я, как ни крути, люблю свою жизнь, – сказала она, делая глоток пива.

А что? Маньяк на свободе, а они его поймать не могут. Если честно, и спать-то страшно. Вдруг и в дом проберется. Но нет, сегодня вызываю такси и запрусь дома на все замки. Ни за что не позволю ему проникнуть внутрь. Ни за что. Я хочу жить.

Вероника отвлеклась, едва пригубив первую банку – посетители требовали выпивки. А я, открывая вторую, вдруг поймала себя на мысли о Демьяне. Почему он преследует меня, словно наваждение? Какая-то чертовщина. Злость вскипела во мне, чуть не смяв жестяную банку. Зачем он вообще появился в моей жизни, с этими проклятыми темно-зелеными глазами?

Глоток пива… и шепот, едва различимый даже для меня самой: «Ненавижу его…» Глоток… «Ненавижу себя…» Глоток… «Он мне безразличен…» Глоток… «Он – ничто…» Глоток… «Он меня не привлекает…» Глоток… «Я ничего к нему не чувствую…» Глоток… «Его глаза – обычная зелень…» Глоток… «Он – пустое место…» Глоток… «Мое сердце не трепещет при его виде…» Глоток… «Мне противны его поцелуи…» Глоток… «Мне отвратительны его прикосновения…» Глоток… «Он не тот, кто мне нужен…» Глоток… «Я не хочу его видеть рядом…» Глоток… «Мне не нужен Демьян…» Глоток… «Демьян – никто для меня…» Я лгу себе… Гло… Черт, пиво закончилось. Я даже не заметила. Все из-за этих мыслей.

– Ань, я всего на пару минут отлучилась! Ты чего так быстро выпила? – Вероника подошла ближе, смеясь.

– Не знаю… – ответила я, и икнула.

– Ого. Да тебе уже хватит, – констатировала она, и я не могла с ней не согласиться. Не думала, что от двух банок пива меня так развезет.

– Пожалуй, я тогда домой… – улыбнулась я.

– Тебе вызвать такси? – забеспокоилась она.

– Нет, спасибо. Я сама, сейчас воздухом подышу и вызову, – я слезла со стула и почувствовала легкое покачивание, но вполне могла идти.

– Была рада познакомиться, заходи еще, – донеслось мне в спину.

– И я рада. Обязательно зайду, – ответила я и направилась к вешалкам.

Накинув куртку, я потянулась к двери. Едва коснувшись ручки, рывком распахнула её и тут же налетела лицом на… что-то тёплое. Инстинктивно выставив руки вперёд, я коснулась… Чёрт! Какого дьявола стена может быть такой горячей? Распахнув веки, которые на миг сомкнулись от удара, я поняла – это не стена. Это… Человек. Подняв голову, я встретилась с тёмно-зелёными глазами, которые только что проклинала всей душой, проклинала за то, что он снова возник на моём пути. Чёртов Демьян.

– Ото… – начала я, и мой пьяный голос дрогнул. Прокашлявшись, я выдавила из себя: – Отойди…

Вот так-то лучше. Увереннее. Фух. Даже как-то душно стало. Неужели во всём виноват этот, стоящий передо мной, человек? Или алкоголь даёт о себе знать? Пожалуй, выберу второй вариант.

– Для начала, убери руки, – спокойно произнёс он, и от его голоса по коже побежали мурашки.

Опустив взгляд, я поняла, что мои ладони лежат прямо на его прессе – твёрдом, словно каменная стена, и горячем, как лава. Упс… Что-то я совсем потерялась. Какая непристойность! Чёрт… Я тут же убрала руки, но медленно… Мне не хотелось убирать их. Я бы держала так вечно. Когда я скрестила руки на груди, в ладонях появился обжигающий холод. Ещё немного, и, кажется, я бы заскулила, как покинутый щенок.

Чёртовы… Чёртовы… Чёртовы мысли, прочь из моей головы!

– Теперь… дай мне пройти… – Мой язык заплетался, как назло. Будто предает меня. Но нет, только не сейчас.

– Нет, – твёрдо отрезал он и сократил между нами расстояние. Я хотела отступить назад, на два шага, но ноги словно приросли к полу.

Страх? Нет, я не знала его. Если он надеялся сломить меня одним лишь взглядом… Черт возьми, он просчитался.

– Что значит «нет»? – Голос дрогнул, но я упрямо вскинула подбородок, глядя в его глаза. Казалось, этот взгляд прожигает меня насквозь.

«Соберись, Аня, – твердила я себе. – Это просто глаза. Просто он. Ничтожество. Пустое место». Вроде бы получается. Держусь.

– Ты, бл*дь, пьяная, – рявкнул он так, что я вздрогнула. Как он смеет повышать на меня голос? Мудак.

– А тебе какое… вообще дело? Дай пройти и проваливай, – огрызнулась я, чувствуя, как внутри закипает злость. Я тоже умею говорить громко.

– Я провожу тебя, – сказал он, и я чуть не поперхнулась воздухом. Неужели он серьезно?

– Нет, – отрезала я, чувствуя, как с каждой секундой становится все душнее.

– Да, бл*дь, – прошипел он, прожигая меня взглядом, полным угрозы. Но его угрозы меня не трогают. Пусть даже я помню, как он чуть не убил меня. Здесь он ничего не сможет сделать. И почему он не может говорить без мата? Я прекрасно его слышу и так. Псих.

– Отойди, – приказала я, видя, как его лицо искажается от ярости, как дергается его глаз, а зрачки будто поглощают весь свет, становясь черными как смоль.

Послав к чертям его злость, я обошла его и вырвалась на улицу. Слабый дождь встретил меня, но едва я успела вдохнуть свежий воздух, как Демьян, одним своим появлением, снова выбил меня из равновесия. В следующее мгновение мои ноги оторвались от земли, и я оказалась в его крепких руках. Оцепенела, глядя на его ровный нос, четкие скулы – невозможная, идеальная красота. Прядь волос небрежно спадала на лоб, делая его похожим на модель с обложки журнала. Превосходно… о чем это я?

Меня несут на руках, да еще и Демьян, которого я ненавижу. От оцепенения я начала дергаться в его руках, но он сжал сильнее, и я почувствовала сталь его рук на своей спине и ногах. Черт… Мне тепло в них, даже ощущение безопасности и комфорта промелькнуло.

Да Господи, что за чушь лезет в голову?

– Отпусти… меня… – неуверенно прошептала я, глядя в его лицо. Но он даже не взглянул, продолжая идти, устремив взгляд вперед.

– Нет, – спокойно ответил он, пока капли дождя набирали силу. И тут я вспомнила, что забыла в баре зонтик.

– Отпусти… Мне нужно забрать зонтик в баре, – произнесла я в ожидании, надеясь, что он меня отпустит. Но, честно говоря, мне совсем не хотелось, чтобы он меня отпускал. Я должна быть гордой, он чуть не убил меня из пистолета, а я должна мило беседовать с ним? Но как реагирует мое тело на него… Ненавижу…

– Успокойся, – с ухмылкой сказал он, – чем я тебе не зонтик?

– Ты издеваешься? Отпусти меня, – с серьезным видом заявила я, глядя на него, когда он остановился и встретился со мной взглядом.

– Еще раз скажешь «отпусти», и тебе придется немного побегать, – сказал он и снова зашагал.

О чем он? В смысле, побегать? В догонялки, что ли?

Я бы, конечно, хотела узнать, что он имеет в виду, но, зная его, боюсь, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но вдруг во мне забурлил интерес, и, хотя я понимала, что это ни к чему хорошему не приведет, почему-то захотелось сказать, чтобы он отпустил, и проверить, о чем он. Может, алкоголь, бегающий по венам, требует адреналина? Может, поэтому я чувствую какое-то бесстрашие перед ним?

Чувствую, что пожалею об этом, ох как пожалею. Но пока что я хочу чего-то… чего именно хочет моя душа.

– Отпусти, – прошептала я, почти беззвучно. Мне казалось, он не услышит. Но он резко остановился, и на губах его мелькнула тень улыбки, а может, это лишь игра света и тени.

Медленно, словно давая мне последний шанс, он поставил меня на мокрый асфальт и отступил на шаг. Черт… его тепла стало не хватать мгновенно. Легкий ветерок, пронесшийся мимо, покрыл кожу мурашками, и я непроизвольно обняла себя.

– Беги, – сказал он, прожигая меня взглядом.

От его слов по спине пробежала дрожь, и в памяти всплыли недавние мысли…

– В догонялки играть будем? – неуверенно произнесла я, когда Демьян усмехнулся и приблизился ко мне.

Наклонившись, он оказался так близко, что его дыхание опаляло мои губы.

– Конечно. По-взрослому. А теперь беги, – прошептал он, отстраняясь.

Пока он говорил, я почти не воспринимала смысла слов, зачарованная лишь движением его губ, медленно открывающихся и закрывающихся. И только последнее слово – «Беги» – эхом отозвалось в сознании.

Сама не зная, что на меня нашло, я улыбнулась и, сделав пару неуверенных шагов назад, не отрывала от него взгляда. Он прожигал меня испепеляющим взглядом, и, улыбнувшись в ответ, я резко развернулась и побежала… Да, побежала.

Наверное, во всем виноват алкоголь, иначе я не могла объяснить этот безумный порыв. Мне было интересно, чертовски интересно. Побежит ли он за мной? Или уже догоняет? Оглянувшись, я не увидела Демьяна на том месте, где он только что стоял. Куда же он делся? Но останавливаться я не собиралась, продолжая бежать по мокрому асфальту, не обращая внимания на брызги, разлетающиеся из-под кроссовок в нарастающих лужах.

Казалось, дождь набирал силу, а фонари лишь с трудом пробивались сквозь пелену мрака. Я вновь обернулась, но Демьяна не было и в помине. Неужели он просто отступил? Невольно вспомнилось, как в мой день рождения он преследовал меня. Тогда я бежала в ужасе, а сейчас… Сейчас этого страха не было. Напротив, почему-то хотелось, чтобы он гнался за мной. Но, видимо, он просто ушел.

Вот дура… Теперь придется идти домой без зонтика.

Тихо вздохнув, я снова бросила взгляд назад, но там, как и ожидалось, никого не было. Лишь пустая дорога, утопающая в нескончаемом ливне.

Тоска сжала сердце. Пройдя еще немного в унылом настроении, я заметила тропинку, на которую часто сворачивала, чтобы срезать путь домой. Да, понимаю, освещения там нет. Но идти совсем недолго.

Свернув на раскисшую тропу, я перебралась на траву вдоль обочины. Так гораздо лучше, подумала я и спокойно зашагала вперед, пока не услышала хруст ветки, заставивший меня замереть. Может, это просто местные коты… Я продолжила путь, но новый хруст, на этот раз совсем близко, вновь остановил меня. Вглядываясь в темноту за деревьями, я почти ничего не могла разглядеть. Дождь, как назло, лил как из ведра, промочив меня до нитки. Черт… Только заболеть мне сейчас и не хватало.

Ладно, прочь дурные мысли! Я пошла дальше, но не успела сделать и трех шагов, как снова этот хруст… И… Боже… Звук раздался прямо за моей спиной. Я застыла, уставившись на тропу перед собой, и проклиная все на свете. Снова шелест травы за спиной, все ближе и ближе… Я стояла, словно парализованная ужасом. В голове, словно в пьяном бреду, всплыло воспоминание о маньяке, который охотится на своих жертв. И вот я, в таком положении, в таком месте, где никто меня не спасет…

Мамочка, ну почему я такая дура? Ведь говорили же не ходить ночью по таким местам, а я что?… Вечно не как все.

Когда шелест за спиной участился, не теряя ни секунды, я сорвалась с места, не разбирая дороги.

«Так, так, все будет хорошо. Бегу верно. Я должна убежать. Господи, только этого мне сейчас не хватало!» Впереди забрезжил конец тропинки, спасительный свет фонарей, и губы тронула слабая улыбка. Но радость оказалась преждевременной. Тропа, размытая дождем, предательски скользнула под ногами, и я рухнула в сырую траву, прямо у края дороги. Не было времени думать о боли, о грязи. Судорожно ощупывая землю, я попыталась подняться.

Но меня резко подняли в воздух, перекинув через плечо. Страх, ледяной хваткой сковавший тело, вырвался наружу криком:

– ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА… – Пелена слез застила глаза.

«Я не хочу умирать…»

– ПОМОГИТЕ, ТУТ МАНЬЯК… – Кричала я, что было сил, пока не услышала смех. Знакомый смех. Не может быть…

– Попалась, – прошептал Демьян, шлепнув меня по ягодице.

Во мне бушевала целая буря эмоций. Никогда еще я не была так рада видеть Демьяна. Пусть лучше он, чем маньяк.

– Ты меня напугал! – выдохнула я, когда он поставил меня на землю. Отступив на шаг, я уперлась спиной в дерево.

Мокрые пряди волос нелепо лезли в лицо, настойчиво требуя внимания. Я торопливо заправила их за ухо и снова взглянула на него.

Он смотрел, словно пригвоздил к месту, лишая возможности даже вздохнуть. До головокружения сбивал с ног. Мокрый до нитки, с темными прядями, прилипшими ко лбу, он, вопреки всему, казался великолепен. Безупречен, если честно.

Значит… Он следовал за мной все это время. Почему же я не замечала его? Впрочем, это уже не имело значения. В душе рождалось тепло, тихая радость от осознания, что он здесь, что не оставил меня одну.

– И что теперь? – выдавила я, понимая, что раз он догнал, значит, что-то должно произойти.

Он молчал, сокращая расстояние между нами. Сердце замерло в ожидании. Ладони предательски вспотели. Долго ждать не пришлось…

Медленно, будто нехотя, он поднял руку и обхватил мою шею, не сжимая. Его взгляд скользнул от глаз к губам. От этого взгляда перехватило дыхание.

Ну же… Чего ты ждешь? Целуй… просто целуй.

И Демьян словно прочитал мои мысли. Как ураган, он обрушился на мои губы. И да… Я позволяю ему это. Только сегодня, только сейчас. Позже я буду корить себя, позже я буду думать о том, как ненавижу его, позже я буду вспоминать этот поцелуй. Но сейчас я хочу раствориться в нем, отдать все, что есть. Почувствовать хоть что-то подобное. Хотя бы немного… Или нет?

Демьян терзал мои губы, слегка покусывая их, и внизу живота разливалось приятное тепло. Хотелось большего. Но нельзя. Только поцелуй, не больше. Почему же тогда меня разрывает на части от желания, чтобы именно он прикоснулся ко мне? Почему я готова отдать себя только ему? Черт… Это одержимость, что-то другое, но явно не любовь. Нечто большее, что пока мне неведомо.

Демьян целовал все сильнее и сильнее, так, что наутро мои губы наверняка будут опухшими.

И тут, словно осколок льда, в памяти всплыл миг, когда он приставил ствол к моему лбу. Чуть не убил… А сейчас что творю я? Неужели это я? Словно неведомая сила толкает меня вперед, сила, которой я не могу противиться, да и не хочу. И еще… я, точно, его…

– Ненавижу, – прошептала я в самые его губы, когда поцелуй Демьяна стал обжигать меня.

– Ненавидь, мне плевать, – прорычал он в ответ, и наши губы сплелись в еще более яростном танце.

– Тогда… перестань меня целовать, – выдохнула я с трудом.

– Не могу, – прохрипел он, и его пальцы, словно сталь, сжали мою шею.

«От его слов, что он так же не властен над собой, как и я, меня пронзило осознание: мы одержимы друг другом. Безнадежно. Его рука, сжимающая мою шею чуть сильнее, не вызывала дискомфорта. Наоборот, в этом было что-то волнующее. Я жаждала его прикосновений, меток на моей коже, пылающих поцелуев, рассыпающихся по всему телу, на каждом его участке.

– Демьян… – прошептала я, едва сдерживая стон. Он отстранился, и, открыв глаза, я утонула в его взгляде, проникающем до костей. Мне хотелось вновь ощутить вкус его губ, но он отдалился, оставив меня в растерянности: что я сделала не так?

Он полез в карман толстовки и достал что-то маленькое. Лишь когда он поднял руку, слабый свет фонарей, пробиваясь сквозь листву, позволил мне разглядеть предмет в его ладони. Щелчок, и в тусклом свете блеснуло острое лезвие складного ножа.

О, черт…

Что за дьявольщина?

– Демьян, что… что ты собираешься сделать? – пролепетала я, запинаясь. Мгновение назад он целовал меня, а теперь стоит передо мной с ножом. Это не укладывалось в голове.

– Маленький сувенир от меня, – улыбнулся он и шагнул ближе. Я вздрогнула, даже сквозь пелену пьяного угара осознавая опасность, исходящую от клинка.»

Он склонился, губы его вновь манили, и я, словно мотылек на пламя, попала в его гипнотический плен. Легкое касание губ, шелковистый поцелуй на подбородке, обжигающий след на шее… Я таяла, как сахарная вата под дождем.

Запрокинув голову, я отдалась темноте закрытых век. Его руки скользнули под футболку, и кожа вспыхнула от нежных поцелуев на животе. Невольный стон сорвался с губ. О, Господи… Что он со мной делает?

Джинсы соскользнули вниз, словно сброшенная змеиная кожа. Я даже не заметила момента, пока не услышала его приглушенный голос.

– Миленькие, – прошептал он с лукавой усмешкой, явно намекая на мои розовые трусики с единорожками.

Черт… Меня обожгло волной стыда. Хотелось провалиться сквозь землю.

Если бы я знала, что все обернется именно так, ни за что бы не надела эти чертовы розовые трусы с единорожком! Щеки, я уверена, пылали огнем, но, к счастью, он этого не видел. Иначе я бы просто сгорела со стыда.

Его губы коснулись моих ягодиц, обжигая и дразня в самом сокровенном месте. О, черт, я словно горела в адском пламени! Что он творит со мной? Я чувствовала себя развратной девкой.

– Повернись, – прозвучал его приказ, и я повиновалась. Не знаю почему, но я послушно развернулась и вцепилась ладонями в кору дерева.

Демьян начал ласкать губами мое бедро, и тут же последовал дерзкий шлепок по ягодице, от неожиданности заставивший меня вздрогнуть.

Но потом…

Изо рта вырвался крик, когда острое лезвие коснулось левой стороны бедра.

– Ш-ш-ш, – прошептал Демьян, не позволяя мне повернуться. Я замерла, и вот, снова прикосновение стали, и одновременно с этим – обжигающие поцелуи там, где только что прошло лезвие. Боль отступила, сменившись странным, сосущим желанием еще и еще этих касаний, этих поцелуев. Я тонула в омуте новых ощущений. Демьян натянул на меня штаны и повернул лицом к себе.

Острие ножа, обагренное моей кровью, застыло перед моим лицом, и я невольно вздрогнула. Демьян смотрел на меня, затем на лезвие с каплями крови. Поднес его к губам и медленно слизнул мою кровь.

О, Боже… Что он творит? Я завороженно следила за каждым движением его языка, а затем перевела взгляд на его лицо. Он смотрел неотрывно, прожигая меня насквозь. Отступая, я неловко задела бедром о кору дерева и вскрикнула от пронзившей боли.

«Что же он с ней сотворил?» – пронеслось в голове, и я, оторвав взгляд от Демьяна, украдкой попыталась рассмотреть, что скрывается под тканью брюк. Опустив штану слабый луч, пробившийся сквозь листву, скользнул по моей ягодице, и я увидела… «ДЕМЬЯН» – его имя, начертанное на моей коже. Возмущение вскипело в крови. Как он посмел?

Взбешенная, я натянула штаны и повернулась к нему. А он… прислонившись к дереву, небрежно курил, даже не удостоив меня взглядом.

– Зачем ты это сделал? – выпалила я, указывая на свою пострадавшую часть тела.