Чистый лист

Момент, когда детство закрывает за тобой двери, а взрослая жизнь распахивает свои, приходит тихо – без грома и фанфар. Чаще всего это случается между делом: еще вчера ты беззаботно шатался по университетским коридорам, а сегодня вдруг понимаешь: пора. Пора перестать тянуть из дома деньги.

У каждого этот рубеж свой. Кто-то спохватывается в пятнадцать, рвется к карманной свободе. Кто-то тянет до двадцати четырех, отсиживаясь в alma mater на родительские средства. А есть такие, как я: отдал должное последним отблескам беззаботности, но наглеть не стал. Как только появилась хоть капля времени – шагнул за порог.

Жил в общаге – крошечной комнатке с выцветшими обоями. Питался тем, что собирала мама в картонные коробки: тушенка, гороховые консервы, банки с абрикосовым вареньем. Несколько тысяч на неделю – на проезд, редкие посиделки с такими же полустудентами-полунищими. В общем, хватало.

А потом пришло утро. Просыпаешься под вой будильника и осознаешь: университет теперь требует твоего присутствия от силы на двух лекциях в неделю. Свободного времени – вагон. Друзья? Одни – заколочены на все пары. Другие – уже вкалывают на складах или в офисах. Собраться вместе, как раньше, – задача почти невыполнимая.

Сидишь в опустевшей комнате. Сперва пытаешься заполнить пустоту спортом: качаешься на турнике во дворе, бегаешь вдоль заснеженных аллей. Потом понимаешь – часы все равно тянутся, бесконечно. Сериалы пересмотрены вдоль и поперек, фильмы – тоже. Скроллить бесконечные короткие видео – занятие для отчаяния, на которое даже я не решаюсь. И вот тогда эта мысль, острая как лезвие: пора. Пора идти работать.

Сразу – стена. Куда? На серьезную позицию? Смешно. Образование неоконченное, опыта – ноль. Да и сам – чистый лист, только что из-под родительского крыла. Любой работодатель видит перед собой риски: дашь задание – а он, глядишь, домой смоется без спроса. Или курить бегать каждые полчаса. Или наотрез откажется от «не своей» работы. Наверное, именно так смотрят на восемнадцатилетнего все эти взрослые в строгих костюмах с глянцевыми визитками.

Вариантов – кот наплакал. Грузчик? Подсобник? Вечно грязный, вымотанный в ноль, за копейки. Зачем тогда вообще в универ поступал? Чтобы вкалывать наравне с теми, кто и азбуки не осилил? Нет. Не мое. Официант? Администратор? Мысль о постоянной улыбке и обслуживании капризных посетителей вызывала тихий ужас. Не цепляло. Совсем.

Вопрос решился сам собой. В один из дней, когда совесть все же загнала меня на пару (преподаватели были те самые, что потом диплом принимать будут – надо было лицо показать), встретил Никиту, одногруппника. Перекинулись парой слов о жизни. Никита, парень неболтливый обычно, вдруг разошелся:

– Устроился, – буркнул он, оглядываясь по сторонам. – Ночным уборщиком. В «Бургер Хаус».

Я покосился на него. Не самое престижное амплуа.

– И что? – спросил осторожно.

– Да нормально! – оживился он. – Для студента – идеал. График – два через два. Работа – не каторга: весь инвентарь дают, химию, форму, перчатки. За пару ночей разберешься. И главное – ночь! Народу – ноль. Только ты, музыка в наушниках да тряпка. Не спеша, методично. И – кормят! Пару бургеров за смену схомячить можно.

Он помолчал, давая осознать.

– Зарплата, – продолжил он, понизив голос, – выше, чем у дневных официантов. Честно. Сопоставимо с начальной ставкой тех, кто в офисах с девяти до шести сидит.

Я слушал, и что-то щелкнуло внутри. График – да, под учебу. Время – ночь, людей нет. Зарплата – для старта более чем. Да и Никита – парень надежный, не станет обманывать.

– Думаешь, возьмут? – спросил я, уже почти решившись.

– Шансы есть, – кивнул он. – Текучка. Попробуй. Для начала, чтобы в ритм войти и деньжат поднакопить – самое то.

Он был прав. Все сходилось. Особенно для первой работы. Особенно для меня.

Придя домой, обдумав все еще раз, понял: точно нужно идти. Иначе с родительской шеи так и не слезу. Тем более, что я теряю? Не понравится или не смогу – просто уйду.

Хотя для себя я уже все решил, собеседование запланировал на понедельник. Во-первых, новая неделя – новая жизнь. Во-вторых, хотел оставить себе пару последних беззаботных дней и насладиться ими сполна.

Еще не выйдя на работу, я уже чувствовал странное наслаждение от этой передышки. Сериалы заходили иначе, а просто лежать на кровати казалось высшим блаженством. Странно: я даже примерно не представлял, как сложится мой рабочий ритм, а уже кайфовал от отдыха, будто трудился без выходных годами.

Понедельник настал молниеносно. Перед выходом мозг в последний раз пытался саботировать: «Может, не надо? Ты же любишь сидеть дома, читать, смотреть сериалы. Вот же новая серия вышла… Наслаждайся! Еще шаг – и пути назад не будет. Стыдно будет у родителей копейку попросить. В их глазах станешь пустышкой: поставил цель – сдался, не начав». Эх… Но решение было принято. Буду идти до конца.

Накинул наушники и двинул к остановке. До заведения – минут пятнадцать-двадцать, недалеко. Всю дорогу старался накидывать плюсы предстоящей работы, чтобы морально поддержать себя.

Зашел в бургерную, спросил у сотрудников, где проходят собеседования. Провели к очень симпатичной взрослой женщине – ультраулыбчивой, ухоженной, одетой с иголочки. Показалась очень приятной.

Она задавала вопросы с профессиональной, натренированной улыбкой. Спросила про опыт, учебу и ожидания по зарплате. Стандартный набор для галочки.

Отвечал лаконично, по факту, без лишних подробностей и попыток казаться умнее. «Зачем? – думал я. – Устраиваюсь уборщиком. Какая ей разница, рассудительный я или нет? Главное – чтобы полы мыл, приходил вовремя и успевал сделать работу до открытия».

Весь диалог занял минут пятнадцать. Она улыбнулась, что-то записала, взяла номер и пообещала перезвонить.

(Будь я опытнее, воспринял бы это как вежливый отказ. Но тогда искренне верил: позвонят. Обязательно позвонят.)

Ехал домой со смешанными чувствами. Вроде бы все прошло хорошо, скоро начну работать – сам же этого хотел. Но, видимо, именно в тот момент произошло окончательное переключение: из беззаботного юнца, зависимого от родителей, в начинающего взрослого, самостоятельного человека. Я понимал: эта работа не навсегда, их будет много, пока не найду свое место. Но самое главное осознание – теперь я буду работать *всегда*.

Эти мысли крутились в голове всю дорогу, все глубже укореняя во мне факт взросления.

В общаге удалось отвлечься. Почти каждый вечер мы устраивали киносеансы. Собирались обычно втроем: я, мой сосед по комнате и земляк из соседнего блока. Устраивались на одной кровати у ноутбука. Самое трудное было выбрать фильм: чтобы никто не видел и всем хотелось посмотреть. Искали долго, порой дольше, чем длился сам сеанс. Я считал этот ритуал неотъемлемой частью процесса и никогда не злился, не подгонял, терпеливо предлагая варианты и выслушивая других. Главный минус этих дебатов: провизию, закупленную к просмотру, сосед начинал уплетать еще во время обсуждения. Чипсы таяли на глазах, и к началу фильма вечно оставалась жалкая горстка – минус весомый и постоянный.

Кино в тот раз выбрали классное, смотрел с удовольствием. Потом, как водится, обсуждение. Вели себя как заправские критики: разбирали сюжет, картинку, игру актеров, каждый высказывался, что бы изменил и что оставил. На это ушло еще часа два. Жалко, что среди нас хроническим раздолбаем, ходившим на пары пару раз в неделю, был только я.

Готов был говорить о кино, книгах, философии хоть всю ночь. Но нет. Когда часы пробили полночь, ребята мгновенно разошлись спать.

Я тоже лег, но не спал. Вообще, ночь – мое время. Какая-то мистическая атмосфера: влияние людей угасает, все погружаются в сон, а я остаюсь наедине с собой. Именно ночью приходят идеи, разбираются ситуации, думается о будущем, мечтается. Я всегда был полуночником, засыпал под утро и просыпался ближе к вечеру.

Эту ночь провел за дневником, записывая эмоции от предстоящих перемен, планы, размышляя, куда двинуться дальше, какой этап будет следующим… Вырубился незаметно, крепким сном без сновидений. Просто отключился и включился в двенадцать дня. В общаге – ни души, все на парах. Проверил телефон – пропущенных нет. «Ну и ладно, – подумал. – Позвонят еще».

Шел день, второй, третий… Пацаны качали головами: «Не позвонят. Стандартная практика. Собеседование закончилось вежливым "перезвоним" – это и есть отказ». Вначале хотел спорить, доказывать, что меня возьмут… но сдержался. На миг внутри промелькнула печаль, а следом – неожиданная радость. «Зачем переживать? – подумал. – Если позвонят – выполню задуманное, пойду по намеченному пути. А если нет?.. Что ж, наслажусь беззаботностью еще немного, прощупаю почву, изучу другие вакансии, найду что-то подходящее». Так что новость о возможном отказе вдруг показалась скорее позитивной.

Еще пару дней провел в привычном ритме: поздний подъем, долгое раскачивание, сериалы, фильмы, вставание с кровати только по нужде и за едой. Стандартный день сурка студента-тунеядца.

Но рутина нарушилась звонком.

– Алло, это Анатолий Сергеевич?

– Да, – ответил я, сердце екнуло.

– Вы приняты на работу… такой-то должности… Прийти тогда-то на стажировку… – далее стандартный набор инструкций.

Сбросив трубку, накатила… не радость, а тяжесть. Как будто надел рюкзак с кирпичами. Я уже смирился с мыслью, что не позвонят, дал себе неделю на поиск альтернатив и даже обрадовался отсрочке, возможности жить как раньше – ложиться когда вздумается и делать что хочется. Но нет. Теперь все пойдет по изначальному плану. «Ничего, – подумал я без особого энтузиазма. – Значит, так и должно быть». Колесо завертелось.

Я выехал за полтора часа до начала рабочего дня. Не потому что боялся опоздать, а потому что не хотел впервые отнестись к серьезному делу несерьезно.

Автобус подъехал почти сразу, как я добрался до остановки. Не успел даже перевести дух, как передо мной резко затормозила маршрутка. Прыгнув внутрь, я оказался у бургерной уже через десять минут.

Меня никто не встретил. Я ожидал, что новичку должны показать место, познакомить с коллективом, но этого не случилось. Пришлось самому искать работников. Подошел к одному из них, спросил, куда идти на стажировку ночным уборщиком.

– А, ты новый, – сказал парень. – Меня зовут Артём. Я на кухне работаю, мы с тобой почти не пересекаемся – моя смена заканчивается, когда твоя начинается. Но ладно, давай покажу.

Он махнул рукой в сторону узкого коридора:

– Вот твоя раздевалка. Пройдешь дальше – там дверь, за ней тебя встретят. Удачи.

Я переоделся и зашел в указанное помещение. Там стоял мужчина лет сорока, в идеально чистой, хоть и поношенной униформе. Высокий, под метр восемьдесят, с моложавым лицом, но уже седыми висками.

– Владислав, – представился он. – Сегодня у тебя первый день стажировки. Всего их будет четыре.

Он говорил спокойно, без лишних эмоций:

– Первые дни ты только смотришь и запоминаешь. Ничего делать не будешь. Через четыре дня выйдешь на смену один – и больше мы не пересекаемся. Но к тому моменту ты должен уметь делать всё, что я тебе покажу.

Повел меня обратно к раздевалке, спросил:

– Куришь?

– Бывает, но редко.

– Молодец, я тоже не курю. – Он хмыкнул. – Давай посидим, пока народ не разойдется. Потом начнется настоящая уборка…

Мы проговорили минут пятнадцать. Он расспрашивал, сколько мне лет, где учусь, надолго ли сюда устроился. Рассказал, что женат, есть дочь, и уже три года работает ночным уборщиком.

– Полгода назад перешел сюда из другого заведения – там начали сокращать часы, зарплата упала. А здесь те же условия, но график 2/2. Устраивает.

Я не стал спрашивать, доволен ли он жизнью, осознанно ли выбрал эту работу или просто загнан в угол обстоятельствами. Хотя мне было интересно.

Наконец, мы переступили порог рабочей зоны.

– Первое, что делаем, – отмываем грили от жира, – сказал Владислав. – К приходу первого клиента они должны блестеть.

Он методично смешивал моющие средства в ведре, отмеряя пропорции с хирургической точностью. Вода – определенной температуры, раствор – строго по формуле.

– Запоминай последовательность. Я за год вывел идеальную систему.

Его движения были отточены до автоматизма. Он знал, сколько химии лить, сколько минут тереть поверхность, с чего начинать – с грилей или фритюрницы.

– Всё, что другие еле успевают сделать к открытию, я делаю за четыре часа. Остальное время создаю видимость работы.

Он включил гриль на 60 градусов, вылил раствор. Пена тут же потемнела.

– Бери щетку.

Я взял. Под его руководством жир и копоть исчезали за секунды. Промыли, протерли, обработали антисептиком – гриль сиял.

– Следующая зона, – сказал Владислав.

И так же четко, без лишних слов, мы прошли все восемь этапов уборки. Ровно за четыре часа.

Когда основная работа была сделана, я уже мысленно направлялся в раздевалку – засесть с наушниками и аудиокнигой, может, даже вздремнуть. Но Владислав взял меня за плечо и повел к коридору перед туалетом. Вручил швабру и пустое ведро. – Три пол, – бросил он. – Что-что? – переспросил я, не понимая. – Три пол. Не обращай внимания, он чистый – мы же его только что отмыли. Просто три. Я пойду натирать стекла.

Я сделал, как велели. Но чем дольше я водил сухой тряпкой по сухому, идеально чистому полу, тем острее ощущал абсурд происходящего. До конца смены – еще четыре часа. Четыре часа нельзя сесть, нельзя заняться своими делами. Только водить шваброй по сияющей плитке, словно загипнотизированный ее пустым блеском. Каждое движение отдавалось эхом в пустоте зала. Я рвался спросить: Зачем? Зачем эта стратегия? Что будет, если я сяду? Работа ведь сделана безупречно! Почему он так торопится? Рекорд ставит? Или это его психологическая травма? Но промолчал, втянув голову в плечи.

Остаток ночи мы провели в бурной имитации деятельности. Закончив смену, я подошел к Владиславу, чувствуя себя выжатым лимоном не от работы, а от бессмыслицы: – Лучше я буду делать работу медленнее, но до конца смены. Создавать видимость – это самое тяжкое, что можно придумать. – Методичка… Начальство требует видимости деятельности. Чистота – это полдела. Движение – вот что они хотят видеть на камерах, – пожал он плечами, его взгляд скользнул мимо меня, куда-то вдаль.– Твоя задача – выполнять методику очистки по моему рецепту. Все остальное – твое дело. Главное, успеть до конца смены. – Хорошо, – кивнул я, понимая, что наш диалог – такой же ритуал, как и трение сухого пола.

Переоделся. Поехал домой. Солнце светило вовсю, слепя после ночной искусственности. Голова была пустой, будто набитой ватой, мысли вертелись вокруг одного: четыре часа я водил шваброй по одному квадратному метру. Больше ничего. Я не чувствовал усталости – только дикую, звериную сонливость, навалившуюся как мешок цемента. Привык засыпать в 5-6 утра. Сейчас же было 8. Дорога домой – 20 минут, плюс путь от остановки до общаги, перекус, умывание… Усну я не раньше, чем через час-полтора. Приехав, умылся, скинул в стирку рабочие носки, переоделся в домашнее, почистил зубы и рухнул в кровать.

Проспал как убитый. Проснулся только к девяти вечера. К одиннадцати нужно было уже быть на работе. Я целый час лежал в ступоре, пытаясь понять, который час и где я, ощущая себя выброшенным на берег после кораблекрушения. Видел, как соседи по комнате играют в компьютер, переговариваясь, что через часик-полтора лягут спать. В комнате – только призрачный свет от мониторов. А я только что открыл глаза, отяжелевшие веки слипались. Целый час я буквально загружал свой мозг в рабочее состояние, чувствуя, как каждая клетка тела вопит против. Медленно встал, дошел до туалета, почистил зубы, сходил в душ. Съел пару бутербродов на автомате и понял: до смены осталось 40 минут! Оделся наспех, выбежал.