Змеится Хиддекель
Пролог
Мальчик бежит, мальчик таится. Животный страх пульсирует в его груди. Отсветы газовых ламп переливаются на мокрых от пара каменных стенах. Они касаются серебристой чешуйчатой кожи на голых плечах, выхватывая его силуэт из темноты.
Плохо.
Мальчик бесшумно скользит по скользким ступенькам вниз, в более густую темноту, и благодарит мягкий теплый мох под ногами. Отверстия в стенах обдают его лицо облаками пушистого пара. Бежать дальше, не оглядываться.
Легкой тенью он перемахивает через перила и ныряет в узкую арку в стене, увенчанную мозаичным глазом рептилии. Он бежит по коридору, и широкие кожистые листья вьющихся по стенам растений хлещут его по лицу.
Мокро.
Шагов позади давно не слышно. Он судорожно вдыхает в попытке унять жгучую боль в легких.
Еще не безопасно.
Коридор проносится мимо и заводит мальчика в помещение с лабиринтом покосившихся деревянных полок, заваленных пыльными приборами, кристаллами и ветхими отсыревшими книгами. Сбавив шаг, он пробирается меж полок, огибая хрупкие стеклянные трубки, торчащие из грязных алхимических сосудов. Было бы глупо сейчас выдать себя звоном бьющегося стекла в темноте, едва спутав следы. Проход тупиком упирается в каменную стену. Мальчик крадется назад, находит другой путь. Через несколько метров и эта тропинка обрывается, перекрытая массивным кособоким столом, с которого свисает ветхая ткань. На ткани покоится ворох потрепанных свитков. Мальчик ныряет под стол, чтобы вылезти с другой стороны, и путается в складках ткани. С трудом нащупав выход, он скидывает с себя пахнущую плесенью ветошь, и тут его вертикальные зрачки сжимаются в узкую щель. Черный сапог, штаны, плащ с капюшоном и рука в перчатке, которая хватает его за горло.
Он беззвучно извивается в руках мужчины, который тащит его по мокрым коридорам назад, в серебряную комнату. Посреди той комнаты в свете факела сверкает изгиб огромного рога, обитого витыми серебряными обручами. Рог покрыт неровными наростами и узором поперечных желобков. Сложно сказать, руки человека высекали его, или растила сама природа. Раструб рога зияет чернотой. Серебро давно почернело и скрылось под бурыми подтеками, но вблизи видны детали на обручах – фигурки людей и сказочных животных, идущих друг за другом бесконечной вереницей. Иногда они переходят на бег, иногда сплетаются в драке, лежат мертвыми на земле, но после них неизменно поднимаются и идут новые люди и звери. Все это мальчик разглядел, пока обессиленно лежал со связанными руками на холодном грязном полу. Вывернутые руки сводило болью.
Мужчина вернулся в комнату и достал из складок плаща изогнутый кинжал. Схватив мальчика за воротник рубахи, он прижал его щекой к шершавой поверхности рога. Мальчик шумно втянул воздух и предательские слезы побежали по его чешуйчатым щекам. Подтеки на серебре рога, которые издалека привиделись ему ржавчиной, на самом деле были засохшими ручейками крови.
***
Морской ветер поскрипывал створками витражных окон. Гелла, верховная жрица города Нод, тихо поднялась из-за круглого стола, за которым ожесточенно спорили люди. Сложив за спиной ладони, усеянные разноцветными перстнями, она неспешно обошла стол и приблизилась к окну.
– Мои люди вынуждены толпиться в защищенных резиденциях, потому что не могут найти спокойной жизни в городе. Им под двери подкидывают мертвых крыс, измазанных черной краской. Их детей на улицах травят сверстники. Торговцы прогоняют их из лавок. О каком сотрудничестве вообще может идти речь? – холодно чеканил мужчина с орлиным носом и жестокими черными глазами, похожими на блестящих жуков.
Высокая седая женщина с царственной осанкой ударила ладонями по столу и подалась вперед. Ее лоб был покрыт испариной.
– Калан, твои несчастные, беззащитные адепты крадут детей. Одни древние боги знают, что вы делаете с ними в подземельях своих резиденций. Выращиваете на их телах свою черную плесень?
– Вздор. Это лживые сплетни, которые тебе, Сария, стоило бы пресекать. Но вместо этого ты сама подтверждаешь их и взращиваешь, а потом смеешь требовать от меня содействия в делах, которые меня не касаются. Тратишь мое время впустую, – произнес глава ордена Ми Нэбикийе, спокойный и твердый, как скала.
Гелла раскрыла ставни, впуская холодный воздух в душную комнату. Ветер холодил струйки пота, которые стекали по ее открытой спине и впитывались в дымно-васильковые одежды. За окном далеко внизу сонно сверкал город Нод, освещенный желтыми газовыми огоньками. Неизменно черное небо мерцало глухими неподвижными звездами. Когда-то давно, быть может сотню тысяч дней назад, небо бывало ярко синим и гасло только ночью. Гелла иногда видела его густую синеву во снах: оно загоралось вместе с восходом ослепительной белой звезды, и та звезда обжигала кожу своим жарким светом. Сария, слушая рассказы о синем небе за кубком вина, смеялась над ней. “У тебя удивительно живое воображение, дорогая. Разве такая горячая звезда не превратила бы город в пепел?”.
Сегодня жрица чувствовала себя затравленным ребенком, вынужденным слушать, как ругаются родители. Все прочие люди за столом, банкиры, советники, чопорные дамы и усталые мужчины, да и молчаливые стражники у дверей, наверняка испытывали то же самое. Балаган.
Сария не сдавалась.
– Я не верю тебе. Но даю тебе шанс очистить имя ордена, помочь городу, в котором вы живете.
Мужчина иронично усмехнулся.
– Прибереги свою снисходительность для нищих монахов, великодушная глава царской стражи. Мы давно похоронили царя.
Стрела попала в цель. Женщина скривилась, наклонилась в его сторону и вкрадчиво произнесла:
– Так отдай мне мою царицу, Яхбулон.
Мужчина открыл было рот, собираясь возразить, но его голос потерялся за оглушительным протяжным гулом, раздавшимся где-то снаружи. Люди за столом переполошились и затравленно оглядывались. Стража у дверей схватилась за мечи. Гул тянулся, как раскат грома в металлической трубе, и все никак не кончался. Гелла рухнула на колени и зажала руками уши.