Репатриантка

Размер шрифта:   13
Репатриантка

Пролог

Она жадно смотрела в окно иллюминатора, пока внизу не появились яркие огни города. Так внезапно, что её это немного напугало. Весь полет от Москвы до Тель-Авива она продремала с перерывами на созерцание невероятно красивого заката солнца среди белоснежных, похожих на айсберги облаков. Отвлеклась только, когда принесли лёгкий ужин, который предлагала авиакомпания для своих пассажиров. Уснуть глубоким сном ей так и не удалось. Было страшно. Что её ждёт впереди? Как, вообще, она на это решилась? Она не раз задавала себе этот вопрос – почему так быстро она вдруг собралась и уехала? Каковы причины? Всё же было хорошо: был дом и работа. Никто не пытался избавиться от неё, она всё ещё была востребована. Ничего же не изменилось: ни друзья, ни поклонники не отвернулись… Ах, да! Она забыла, что у неё наступил возрастной кризис: 70 плюс. Бывает такое с женщинами, когда они достигают момента, когда их накрывает. Накрывает так, что не хочется ничего. И тело уже не то, и морщины вокруг глаз, и кожа складками на подбородке… А шея? Это же просто ужас! Что поделать – возрастные изменения. А ещё и отголоски чрезмерного использования грима, как в её случае. Актриса, что тут скажешь… Хотя, если честно сказать, она выглядела совсем и неплохо в свои семьдесят с плюсом: высокая, статная, с пышной грудью. Грудь была её достоянием и вызывала не только восхищение мужчин, но и зависть многих женщин. Вес её был всегда стабильным, это, наверное, наследственное, от мамы. Говорили, что мама имела французские корни: её предки пленные французы, когда-то обосновавшиеся на берегах Волги после Отечественной войны 1812 года. Они остались жить в Поволжье и, спустя какоето время, открыли здесь своё сапожное дело. До определённого времени это было для неё тайной за семью печатями. Об отце всю правду она узнала только перед самой кончиной мамы. Оказалось, что тот, что её воспитывал, и чью фамилию она носила, был отчимом, а биологическим отцом был совсем другой человек. Он был евреем, и его генеалогическое древо начиналось аж с середины 19 века, именно тогда евреи начали заселять Поволжье. Так что кровь у неё была намешана ещё как. Правда, никто и никогда не поднимал эту тему. Но, когда она собралась репатриироваться в Израиль, ей всё же пришлось покопаться в архивах, это было необходимо для оформления документов. Из них-то она и узнала, что с биологическим отцом своего ребёнка мама рассталась ещё до её рождения. Собственно, отец ребёнка даже и не знал, что стал отцом девочки. Молодые люди любили друг друга, но расстались, и виной этому стала бабушка Хана, мама молодого человека, которая почему-то сразу невзлюбила белокурую девушку непонятных кровей: то ли француженку, то ли польку, но по паспорту русскую. Правдами и неправдами, сегодня мы не знаем как, но она увезла сына в другую страну. И вся это история получилась крайне неприглядной, а посему никто из родственников мамы старался о ней не вспоминать. Но при рождении девочки в документах всё же были указаны все данные о родителях ребёнка: и отца, и матери. Просто девочка никогда и не заглядывала в свидетельство о рождении. Зачем? Она знала кто её родители. Во всяком случае, до поры до времени она так думала…

– Уважаемые пассажиры, наш самолёт готов к посадке, прошу вас пристегнуть ремни, привести спинки кресел в исходное положение, поднять шторки иллюминаторов! – приятный голос стюардессы отвлёк от мыслей, которые не давали ей покоя всё время полёта.

Она вновь прильнула к иллюминатору. А там внизу кипела новая для многих сидящих в самолёте доселе неизвестная жизнь. Вон она какая яркая! От огней автомобилей, от сверкающей рекламы и от отблеска морской воды! Самолёт шел на посадку. Ещё минута и шасси уже коснулись земли, святой земли Израиля.

– Наш самолёт произвёл посадку в аэропорту Бен-Гурион. Мы рады приветствовать вас в столице Израиля, в городе Тель-Авив, температура воздуха плюс 20 градусов. Просьба оставаться на своих местах до полной остановки двигателя самолёта. Благодарим вас за то, что выбрали нашу компанию. Командир и экипаж прощаются с вами! Всего доброго и до новых встреч. К выходу мы вас пригласим.

В салоне самолёта началось движение: открывались и закрывались дверцы багажных полок, слышались звуки падающих чемоданов, кто-то уже звонил по телефону, многие повставали со своих мест. Люди явно устали сидеть пять часов без движения. Всё отчётливее слышалась речь на красивом, певучем иврите. «Кен! Беседер! Рега!»[1]… Слова были мелодичны, но непонятны… Клара единственная, кто так и остался сидеть в кресле, не шелохнувшись. Она нутром начала осознавать, что у неё начинается новая жизнь. Именно здесь и с этой минуты.

Часть 1. Она. Клара

Глава 1

Она не спеша достала сумку из-под кресла, положила её на колени и, открыв немудрёный замочек, достала зеркало и губную помаду! Зеркало! Её любимое зеркало, с небольшой ручкой, в красивой мельхиоровой оправе. Это был своего рода талисман, который был с нею, начиная с первого свидания со сценой, с момента, когда она пришла на прослушивание в театральное училище.

«А в каком году это было? Господи, я начала забывать даты, – промелькнуло у неё в голове. – Ах, да… Помню! 1966, год моего поступления в Саратовское театральное училище. Как же это было давно. Сколько воды утекло, сколько всего произошло… Целая жизнь. А зеркало всё ещё со мной. И будет со мной. Всегда!»

На неё смотрела красивая женщина, совсем и не старая, но уже и не молодая. Красивая женщина не имеет возраста. Об этом она всегда помнила. Свой возраст она не афишировала, но и не скрывала. Да! Она женщина серебряного поколения, до золотого ещё есть время… Нет, это было не кокетство, а естественное положение дел, чего уж скрывать – семьдесят плюс, и ничего с этим не поделаешь. Она поправила свою безукоризненную причёску – волосы были гладко зализаны в пучок, в модном стиле slickedback[2], что придавало ей особую элегантность. Это в жизни. А на сцене, что же касалось сценических образов, парики в костюмерной, натянутые на трёхлитровые банки, были из всех эпох.

Она подкрасила губы помадой в тон малинового твидового костюма! «Вот теперь готова! Можно уже вставать с места и отправляться в новую жизнь», – мысленно подстегнула она себя.

По проходу проходили уже последние пассажиры. Она встала с места, взяла в руки тонкую трость, которая ей помогала безболезненно ходить после операции на колене, и уверенно направилась к выходу самолёта.

– Благодарю вас за полёт. До свидания, всего доброго, – сказала она хорошо поставленным голосом.

– И вам всех благ и успешной абсорбции, – мило ответила стюардесса, по опыту зная, что этим рейсом летят, в основном, новые репатрианты.

Дама с тростью медленно вышла из салона, вступив не на трап самолёта, а в рукав, по которому чинно шли пассажиры. Она замыкала всю эту процессию. При выходе из рукава она увидела молодого человека с табличкой «Клара Лебедянская», который растерянно искал глазами свою подопечную и, увидев её, наконец, разулыбался во все свои 32 зуба.

– Клара Лебедянская – это я! Здравствуйте!

– Шалом[3], рад вас приветствовать, Клара. Я представитель Сохнута, меня зовут Давид. Пойдёмте со мной, у вас есть ручная кладь? Я могу вам помочь?

– Нет, нет… Благодарю. У меня всё в багаже. С собой только вот эта сумочка, – просто ответила Клара, и они вместе направились в отведённые комнаты для оформления документов новых репатриантов.

В помещении было не очень много народа. У каждого стола сидели люди, только что прибывшие последним рейсом из Москвы. У каждого была виза на ПМЖ и разрешение на оформление гражданства Израиля после консульской проверки. Такие же документы были и у Клары. Она хорошо помнила недавний визит к консулу в Москве, где она провела несколько часов и довольно успешно прошла эту проверку. Клара до сих пор не могла поверить, что решение уехать из страны и репатриироваться в Израиль у неё пришло спонтанно и быстро. Однажды, несколько месяцев назад, она была в одной интересной компании творческих людей, некоторые из которых имели двойное гражданство – России и Израиля. Они так увлечённо и восторженно рассказывали о далекой стране, что натолкнули её на мысль своими глазами увидеть Стену плача. Тогда она и не знала, что есть закон «О возвращении» на историческую Родину лиц еврейской национальности. Да и о том, что она, Клара Лебедянская, еврейка по отцу, она тоже узнала совсем недавно. Анна (Anais), её мама, перед смертью поведала дочери свою тайну, которую носила всю свою жизнь, скрывая имя и фамилию настоящего отца Клары. Оказалось, что Клара до замужества носила фамилию своего отчима Верещагина Богдана, считая его отцом. У неё никогда не было никаких сомнений в том, что это родной человек. Клару любили и холили, к ней относились с нежностью. Она росла в заботе и внимании. Откровение матери прогремело как гром среди ясного неба! Значит, по отцу, по биологическому отцу, она Хавкина. Клара Львовна Хавкина. Как это непривычно звучит…

Мама поведала ей историю, в которую трудно было поверить, но можно было разыграть на сцене или на экране. Кларе, как актрисе, это было легко представить, но как самой во всё это поверить? Анна (Anais) ушла из жизни с лёгким сердцем, сняв с себя груз, который носила все долгие годы. И вот теперь Кларе предстояло со всем этим грузом разбираться самой.

– Клара Лебедянская? Это вы? Присаживайтесь к моему столу, – обратилась к ней девушка, оформляющая документы. – Может, хотите чаю или кофе? Давид, налей, пожалуйста, Кларе кофе, – не дожидаясь ответа, распорядилась девушка.

Давид, молодой человек приятной наружности, через минуту принёс Кларе картонный стаканчик с кофе.

– Бевакаша![4] Пожалуйста!

Все сотрудники Отдела алии и абсорбции, принимающие новых репатриантов, хорошо говорили на русском языке, правда, чувствовался лёгкий акцент, который придавал речи музыкальную привлекательность.

– Клара, приготовьте, пожалуйста, ваши документы, те, которые вы консулу показывали, – продолжила, как обычно, свой протокольный разговор девушка. – Итак, ваш папа – Хавкин Лев? Где он проживает?

Клара, услышав вопрос, на секунду растерялась, но быстро нашла в себе силы и уверенно сказала:

– Да, Лев Хавкин – мой отец, сын Ханы и Ефима Хавкиных, 1929 года рождения, родился в Саратове, там же, где и я родилась… Только я не знаю, жив ли он сейчас? Но, надеюсь, что приехав в Израиль, я попытаюсь это выяснить.

– А мама ваша жива? И как её имя? – девушка машинально задавала вопросы, заполняя какието графы на мониторе компьютера.

– Моя мама, Анна Акимовна Аристова, из французского рода Арье по линии бабушки, 1930 года рождения, скончалась совсем недавно, – грустно, но с долей гордости в голосе, ответила Клара.

– Вы хотите взять фамилию отца «Хавкин»? Или оставите фамилию мужа Лебедянский? У нас в стране все фамилии в документах имеют мужской род, – заключила девушка. – Это мне нужно знать, для того, чтобы выписать вам удостоверение личности – «Теудатзеут». Пока это будет временный документ, а позже Вы сделаете в отделе МВД биометрический, – девушка говорила все это параллельно с тем, что быстро печатала на клавиатуре компьютера.

– Я оставляю фамилию мужа. Лебедянский! – без колебания произнесла Клара.

– Я вас поняла, Клара! Клара – именно так вас теперь будут называть. Без отчества и на «ты». В нашей стране так принято, Клара. Сейчас все документы будут готовы. И ещё… Вот вам симка для вашего телефона с израильским номером. И конверт: здесь небольшое денежное вознаграждение в честь приезда в страну! – заканчивая всю процедуру, сказала девушка.

– Благодарю вас… Искренне признательна… – как-то робко ответила Клара, принимая «дары» новой для неё страны.

В комнате уже никого не осталось кроме Клары. Часы на стене показывали полночь, рейсов больше не ожидалось, и работники Отдела алии и абсорбции, наконец, выдохнули после напряжённого рабочего дня. Клара с интересом вслушивалась в звучание незнакомого пока языка. На русском уже никто не говорил, слышалась речь на иврите, видимо, все беседовали уже о своём, житейском. Клара оглядела всю комнату: столы, шкафы, компьютеры, кофе-машина и всякие сладости, а главное – люди… Новая страна… Новый, незнакомый мир…

– Клара! Слиха[5], простите… Вы можете сейчас получить свой багаж и отправиться на машине в ваш город. Или, если хотите, мы вам устроим номер в гостинице на ночлег. А поедете с утра. Как вам такой вариант? – всё та же девушка продолжала над Кларой шефство.

– Да! Пожалуй! Это было бы хорошо, я очень устала от дороги. Буду вам искренне признательна, если это получится! – Клара была обрадована столь спонтанному предложению девушки.

– Давид, позвони, пожалуйста, в багажную службу, пусть багаж Клары доставят в отель при аэропорте. Я сейчас оформлю номер на ночь для Клары, – быстро отчеканила девушка.

Молодой человек стал звонить по телефону. Он чётко давал распоряжения, девушка что-то печатала на компьютере, все вновь засуетились, и было видно, что делают они свою работу искренне и профессионально. Клара была тронута вниманием и теплотой, с которой к ней отнеслись совсем незнакомые люди, в чужой, ещё пока, стране. Не прошло и получаса, а она уже шла уверенным шагом по коридору небольшого отеля при аэропорте Бен-Гурион. И даже её тонкая трость, которая служила ей в последние несколько месяцев палочкой-выручалочкой при перемещении на большие расстояния, совсем ей не понадобилась, она просто несла её в одной руке с сумочкой. Даже странно, как всё изменилось, стоило только вступить на эту Святую землю.

Проходя мимо небольшого напольного зеркала, Клара увидела себя. Кто эта стройная женщина? Клара Лебедянский, по отцу Хавкин, гражданка Израиля. «Шалом, Геверет Клара!»[6]

Зеркало! Опять зеркало. Это знак. Значит, всё будет хорошо. Всё по плану. Будем жить!

Глава 2

Что такое рай? Это, наверное, или место, где тебе хорошо, или состояние вечного счастья и наслаждения. У каждого человека свой рай. Для одного – горы и простор, для другого – небо и горизонт, для кого-то совсем неизведанное, но очень притягательное чувство волшебства. Для Клары раем были театр и море. С самого детства она была знакома и с тем, и с другим. В театр она в первый раз пришла с бабушкой Жаклин. Это был Театр оперы и балета, самый популярный и любимый театр в городе. Давали «Щелкунчик». Клару поразила не сама постановка, и даже не музыка Чайковского, она была знакома с некоторыми произведениями великого композитора, Жаклин много времени уделяла музыкальному воспитанию внучки. Клару потрясло убранство театра. Сам зрительный зал с креслами в несколько ярусов, восхитительные громадные люстры на разрисованном потолке. А сцена? Она была такой огромной, с богатым бархатным занавесом, который так грациозно плыл, когда его открывали. А какие были декорации! Это были восхищение и восторг. А костюмы артистов?! Это же настоящие произведения искусства. Все это великолепие потрясло воображение девочки, позже она с трепетом будет вспоминать и рассказывать о первой её встрече с театром. Но самое неизгладимое впечатление произвёл на неё финал спектакля, когда на сцену вышли все артисты, участвующие в нём: шквал оваций и аплодисментов, крики «Браво» и цветы. Она, наверняка, уже тогда, будучи маленькой девочкой, представляла себя на сцене.

После спектакля Жаклин повела её за кулисы, а это особое «царство». Они пошли в гримуборную исполнительницы главной партии, известной артистки балета, подруги Жаклин, которая доброжелательно встретила девочку. Клара запомнила момент, как балерина, присев на корточки, в пачке и гриме, ещё не успев снять пуанты, расспрашивала её о спектакле: кто и что больше понравилось. Клара не помнила её лица, но перед глазами и сейчас стояла картинка, та, что засела в ее голове навсегда в той гримерке: большое зеркало на столе, вокруг которого располагались лампочки для большего и яркого света, ширма, на которой висели различные по цвету балетные пачки и много, много цветов в корзинах и вазах – результат восхищения преданных поклонников талантом исполнительницы. Кларе это навсегда врезалось в память. И ещё слова, сказанные артисткой, смысл которых она пронесла через всю свою жизнь: «Свет и Любовь!» Если в тебе зажёгся свет, неси его дальше, чтобы отдать ещё кому-то и делай это с любовью! Наверное, именно эта первая встреча с прекрасным дала толчок к выбору профессии: она обязательно станет артисткой! Чего бы это ей не стоило! И ведь стала. Правда, не артисткой балета, а актрисой драматического театра.

Клара сидела на заднем сидении комфортабельного легкового автомобиля, который ехал по трассе от Тель-Авива в направлении Крайот, на север страны, это название она запомнила, когда услышала его от работников Сохнута и отдела абсорбции при расставании утром у отеля аэропорта. Она смотрела в окно, мимо проносились, мелькая, сначала рекламные щиты на небоскребах Азриели, а затем дома различных поселений: и арабских, где были видны минареты мечетей, и друзских посёлков с ухоженными палисадниками. Поражала широта трассы и качество дороги. Клара невольно вспомнила дорогу из Саратова в их дачный посёлок. «Боже, где я? И куда я еду?» – Слиха, атмедаберет иврит?[7] – вывел Клару из задумчивости приятный грудной голос мужчины, который, не поворачиваясь, но очень внимательно наблюдая за ней в зеркало заднего вида автомобиля, спросил о чём-то на незнакомом языке.

– Я вас не понимаю…Do You speak English? I can speak a little![8]

– Я не говорить по-русски хорошо! Но понимать чуть-чуть! – продолжая смотреть на Клару в зеркало, с улыбкой продолжал водитель. – Шми Давид! Эйх корим лах? Меня зовут Давид, а тебя как зовут?

– Мне везёт на Давидов, очень приятно! А я – Клара! – ответила Клара и тоже постаралась улыбнуться!

– Беседер! Ты красивая! Посмотри – вон море! Любишь море? – продолжая движение, водитель пытался завести беседу с приятной пассажиркой.

Клара посмотрела в окно и, правда, увидела море. Вот оно, совсем рядом. Море! С ним она была знакома с самого детства, вот как помнит себя, так помнит и море. Именно с того самого момента, как папаша Богдаша, так она называла отца, который впоследствии оказался её отчимом, вывозил их с мамой, с Анаис, которая по паспорту была Анной, дочерью бабушки Жаклин, каждое лето в Крым. Для Клары море было чем-то очень близким, другом, можно сказать. Оно было не столько для тактильности, то есть, не столько для плавания, сколько для философского общения. Клара, каждый раз встречаясь с морем, рассказывала ему о своих мечтах и фантазиях. Становясь старше и выезжая на курорты Краснодарского края с друзьями, а потом и с мужем, она непременно проводила много времени наедине с морской пучиной. И прощаясь, обязательно кидала в море монетку, чтобы вернуться.

– Хочешь море? Вода? Я сделаю остановиться! – сказал на ломаном русском Давид, но Клара его поняла.

– Хочу! Очень хочу! – почти выкрикнула она. Её глаза загорелись, она даже раскраснелась от волнения.

Давид свернул с трассы к самому берегу. Море! Вот оно, такое разноцветное. Местами голубое-голубое… А вон чуть дальше – синее, а у горизонта почти зелёное. Слышался шум прибоя, волны накатывали на берег и, чуть погодя, отступали. Клара вышла из автомобиля, напрочь забыв про своё колено, легко зашагала к самому краю берега.

– Здравствуй! Здравствуй мое море! – шёпотом выкрикнула она. Если бы это было на сцене, её громкий шёпот был бы слышен в последнем ряду партера. Мастерство сценической речи актёра. Это опыт, который приходит к актёру с годами и тренировкой.

Лёгкий весенний ветерок, растрепал её послушные волосы, и, если бы рядом оказались её почитатели, им было бы непривычно видеть Клару, признанную и обожаемую публикой актрису, в таком легкомысленном виде. Она почувствовала некую свободу, лёгкость. «Вот и начинается моя новая жизнь! Море, ты слышишь? Я не изменила тебе. Я говорю тебе первому об этом, как своему старому другу! Слышишь? – Клара хотела побежать, но остановилась, колено вдруг о себе напомнило. – Свет и Любовь! Солнце и море! Теперь это будет мой маленький рай»… – с такими мыслями она возвращалась к машине, где её ждал Давид, приятный человек.

– Благодарю вас, Давид. Вернее, спасибо тебе! Здесь же не говорят «вы», – вспомнила Клара напутствие девушки, которая оформляла ей документы.

– Тода раба! У нас так говорят! Это значит «спасибо», – садясь за руль, подвёл черту маленькой морской прогулке приветливый водитель.

Все оставшееся время они ехали под звуки мелодий, доносившихся из магнитолы в автомобиле, и каждый, слушая, думал о своём. Вдруг зазвонил мобильный Клары, который лежал в сумочке. Она удивленно потянулась за сумочкой на сидении, не спеша достала трубку. Интересно, кто это может быть? Ведь никто ещё не знает её нового, израильского номера телефона…

– Да! Я слушаю! Да, это я – Клара Лебедянская, все верно. Кто? Простите, можно ещё раз, я не расслышала, – пытаясь не пропустить ни одного слова, Клара вслушивалась в речь, которую произносили на другом конце провода. – Я поняла вас, благодарю. Да! Минутку, я сейчас узнаю у водителя! – и, дотронувшись до плеча Давида, она спросила его:

– Давид, скажите пожалуйста, а где мы едем? И скоро ли мы будем на месте? Это спрашивают из хостеля. Из того, где я буду жить. Они ждут меня… – как-то растеряно добавила Клара.

– Скоро! Ещё полчаса. Скажи, мы едем по Хайфе, по нижнему городу, – пояснил Давид и прибавил газу.

Клара тем временем передала то, что сказал водитель и отключилась. «Они меня ждут. Это приятно!» – в ней заговорила уже не просто Клара, женщина, которую должны разместить в её новом жилище, заговорила актриса Лебедянская, которая знала себе цену, которую любила публика и которая могла и умела за себя постоять везде и всегда.

Глава 3

В хостеле Клару ждали ещё с вечера вчерашнего дня. Руководство знало, что она прилетает московским рейсом. Клара «попала» в базу данных Министерства абсорбции сразу, как только получила визу на ПМЖ в Израиль. Она, интересуясь условиями своего будущего проживания в новой стране, оставила заявку на сайте Министерства и незамедлительно получила несколько предложений, среди которых больше всего ей приглянулся хостель на берегу моря. Она без раздумий сразу же согласилась, не вдаваясь в подробности условий проживания в данном учреждении. В стране исхода, то бишь, в родном Саратове она оставляла все нажитое в совместном браке имущество и недвижимость. А это было ни много ни мало, но «богатство»: большая трёхкомнатная квартира в центре города, рядом с её театром, загородный домик в посёлке театральных деятелей и машина, пусть не шикарная, но очень ею любимая «Пежо 308» тёмно-синего цвета, которую она ласково называла «моя ласточка». Да, это было богатство по меркам провинциального города. И всё было нажито праведным трудом Клары и Феликса Лебедянских. Они поженились за два дня. Он, архитектор по профессии и любитель всего красивого: и искусства, и женщин, был завсегдатаем Саратовского драматического театра имени Слонова, где служила Клара, и где она блистала в главных ролях. Там они и познакомились после очередного спектакля, когда он пришёл к ней за кулисы с цветами. Имея безукоризненные манеры, он сразу её обаял и влюбил в себя, а на второй день знакомства сделал предложение руки и сердца. Она, не будучи молоденькой, к тому времени ей исполнилось уже 26 лет, сразу же согласилась.

«Что тут думать? Надо брать», – в шутку говорила Жаклин, бабушка Клары, а она-то знала толк в мужчинах. Анаис, мама Клары, будучи занятой только жизнью своего Богдаши, Богдана Верещагина, главного инженера большого завода, отнеслась прохладно к Клариному выбору спутника жизни. Похоже, ей было всё равно. Клара давно уже жила самостоятельной жизнью и принимала все решения сама.

Поначалу всё складывалось в молодой семье удачно. Жили супруги в квартире Феликса, которая досталась ему в наследство от рано ушедших родителей. Ему всегда хотелось большой семьи, он просто бредил о домашних дружных застольях.

– Большая семья – это же радость, это же счастье! Видеть, как собираются все вместе: дедушки и бабушки, мамы и папы, и много, много детей, таких всех разных. Чёрненьких, кудрявых, с голубыми или карими глазами! Да какая разница! Главное, чтобы все вместе! – так всегда говорил в запале Феликс, когда речь заходила о детях.

Клара не то, чтобы не любила детей, она просто привыкла, что всё внимание должно быть приковано к ней и только к ней. Актрисы, наверное, особенно остро воспринимают недостаточную заинтересованность их персонами у окружающих, а у Клары, скорее всего, это шло из далёкого детства, когда всё лучшее было только для неё. И однажды, забеременев, Клара не задумываясь, сделала аборт.

– Во-первых, у меня главная роль в спектакле, а он выдвигается на государственную премию, во-вторых, какие мои годы, я ещё успею, – так она объяснила своё решение о прерывании беременности любимой бабушке Жаклин, с которой была всегда очень откровенна.

Феликс узнал обо всём, что произошло, са мым последним. Для него это был удар в спину. Всё рухнуло разом: и ожидание родительского счастья, и мечты о сыновьях, и даже любовь к своей единственной и неповторимой, к Кларе. Феликс сломался. Он стал пить и пить беспробудно. В институте, где он работал, начались неприятности. Для Клары наступили не лучшие времена: постоянные гулянки, беспричинные исчезновения из дома, дебоши и даже приводы в милицию. Однажды Феликс сел за руль в пьяном состоянии и, как результат всего этого угара – трагедия на дороге со смертельным исходом. Феликс разбился. Овдовев в 32 года, так и не познав материнского счастья, Клара посвятила себя театру, который любила больше своей жизни, бабушке Жаклин, с которой была тесно связана с самого рождения, маме Анаис и Богдаше, которым помогала, чем только могла, своим друзьям, которых она обожала и почитателям её творчества, которые обожали её, актрису Лебедянскую.

* * *

С самого утра в хостеле началась суета. Именно сегодня должны были привезти новые стулья для актового зала, который располагался на нулевом этаже. И завхоз Мириам волновалась, ожидая времени, когда придут на службу её технические работники – электрик Изя и слесарь Офер. Два настоящих мужчины, на которых держалась вся жизнь этого большого дома. Хостель – это ведь не туристический бюджетный отель, это, по сути, настоящий жилой дом со своими обитателями. Просто эти обитатели – одинокие люди пенсионного возраста, и государство, заботясь о них, предоставляет им социальное жильё! Это благоустроенные квартиры, правда, малых размеров, 20–25 метров, но с кухонной зоной и душевой кабиной, а иногда и с балконом. Техническое обслуживание ведут управляющие компании, но мелкий ремонт, если такой необходим, выполняют Изя и Офер. Они-то и являются для жильцов «палочкой выручалочкой», именно к ним можно обращаться 24 часа 7 дней в неделю. Мириям, завхоз, в них души не чаяла и относилась с большим уважением и трепетом, прощая им все недочёты, если таковые наблюдались.

В комнате, который все называли «мисрад»[9], то есть офис, сегодня было людно. И сестра-хозяйка Берта пришла необычно рано, и соц. работник Фаина не опоздала, и вот-вот должна была появиться заведующая хостелем Ада Фрадкин.

Коллектив был не большой и дружный, все рабо тали вместе давно, почти со дня открытия в 2000 году. Все бывшие репатрианты, приехавшие в Израиль из бывшего Союза в разные годы. Все хорошо говорили на двух языках: на иврите и на русском, так что проблем с языком у проживающих не было. Жизнь в хостеле начиналась с раннего утра: кто-то просыпался с восходом солнца и шёл на прогулку к морю, более моложавые выходили на спортивную площадку сделать спорт (как здесь было принято говорить), а некоторые шли за свежевыпеченными круассанами в ближайшую кондитерскую. Но к 10 часам все уже были на ногах, и начиналась движуха. У каждого постояльца была своя жизнь со своей историей. Здесь жили разные люди, с разным достатком и разным мировоззрением, в основном, русскоязычные. Одни экономили на себе, но баловали своих питомцев – собачек и кошек, другие предпочитали скромно питаться, но не отказывали себе в удовольствии путешествовать по стране или даже выезжать зарубеж. Были и такие, кто мог себе позволить авто – благо на территории хостеля была бесплатная стоянка. И всех объединяло одно общее – здесь жили одинокие люди, которые не могли себе позволить собственное отдельное жильё. Государство шло им навстречу, беря на себя заботу об их содержании. Конечно же, это было для постояльцев не бесплатно, но вполне приемлемо для каждого. В хостеле работали волонтёры. Они проводили различные культурно-массовые мероприятия, кроме того, функционировали библиотека, кружки по интересам, а в Шабат любители потанцевать могли не отказывать себе в этом удовольствии. Словом, скучать было некогда.

– Шалом, мои хорошие! Ма нишма?[10] А Коль бесэдр?[11] – входя в офис, громко и резво сказала Ада. – Все на месте? У нас сегодня много дел. Мириам, стулья привезли?

– Нет ещё… Вот ждём, должны были в десять, а сейчас уже одиннадцатый час, – посмотрев на часы, спокойно ответила завхоз.

– А как насчёт новенькой, ну той, что из России прилетела, ну как её… Артистка которая? Её комнату подготовили? Берта! Я к тебе обращаюсь, – заведующая пытливо взглянула на ещё одну из подчинённых.

– Да! Всё готово! Она уже едет, вот недавно звонили ей, сказала, что Хайфу проезжают, значит совсем скоро будут здесь… – ответила сестра – хозяйка, попивая из стаканчика кофе афух, что значит, «с молоком».

– Бесэдр! Позовёте меня, когда она будет на месте, хочу с ней познакомиться, всё-таки артистка, – усмехнувшись, сказала Ада и быстро вышла из комнаты.

– Куда это она? – спросила Фаина, провожая взглядом начальницу.

– Куда, куда? Понятно куда! Узнать, как прошло дежурство у нового ночного сторожа, у Илюши, – улыбнувшись с ноткой ехидства, пропела Берта. Женщины переглянулись и засмеялись.

За окном послышался шум подъезжающей машины, и присутствующие в офисе поняли, что кто-то приехал! Мириам выглянула в окно. Увы, вопреки её ожиданиям, это были не стулья. Из такси вышла артистка Клара Лебедянский.

Глава 4

До пункта конечного назначения оставалось, видимо, совсем немного. Давид, человек, повидавший многих и разных людей за время своей работы водителем, научился улавливать настроение своих клиентов. Поначалу старался развлечь пассажирку, рассказывая о мелькающих в окне достопримечательностях, а потом, увидев, что Клара молчит и не поддерживает беседу, прибавил звук магнитолы.

Клара волновалась. Конечно же, волновалась. Мысли в её голове постоянно путались. Она то вспоминала своё детство, то начинала перечислять в уме все пункты списка дел, которые она непременно должна была выполнить до отъезда. По натуре, да и по шкале психотипов людей, Клара была конструктором с элементами рефлектора, то есть человеком с аналитическим мышлением и творческими наклонностями, способным тонко чувствовать реальность и воспринимать её через призму значимости для себя лично. Так научно говорила она о себе, ссылаясь на формулировки модного психолога Курпатова. Хотя для этого у неё были все основания – ещё с детства она любила всё делать сразу и основательно. Если играла с игрушками, то никогда их не разбрасывала, а тщательно складывала в коробки, а уж в школе и подавно, аккуратнее и дисциплинированнее её, пожалуй, никого и не было. Бабушка Жаклин с гордостью отмечала: «Как приятно, что девочка пошла в нашу породу… В Арье!» Арье – это потомки французской фамилии, корни которой уходили далеко в историю. Родители Жаклин, то бишь прабабушка и прадедушка Клары были французами: Инесса и Аим Арье, но, в силу сложившейся в те далёкие годы реальности, супруги изменили свою фамилию и стали Аристовыми, и Аим превратился в Аки ма. Но Инессу изменения в имени не затронули. Они были потомками некогда пленных французских солдат, которые после Отечественной войны 1812 года были этапированы в Поволжье. Многие из них приняли православие, поменяли свои имена на русские и пошли служить русскому государству. Но всё, что было заложено в них, у них и осталось. А это знание языков, умение разбираться в искусстве и даже врожденное чувство вкуса. Кто-то шёл в гувернёры к русским помещикам, кто-то открывал свои небольшие мастерские по пошиву одежды и обуви. История помнит таких знаменитых французов, как Сервье, Пожеле, Савен, которые привнесли много красивого и интересного в жизнь провинциального Поволжья.

Инесса и Аким Аристовы, поженившись, продолжили дело своих предков и открыли небольшую мастерскую по пошиву обуви в Саратове, где они обосновались в последние годы девятнадцатого столетия. Инесса, имеющая пристрастие ко всему изящному, любила красиво одеваться. Но особую тягу она испытывала к удобной обуви из натуральной кожи. Она считала, что обувь, особенно у женщины, должна была быть изящной, ведь именно она, обувь, придавала особый шарм её походке. В семье Аристовых самую сложную работу выполнял глава семейства Аким, а ему помогал сын Виктор, они вдвоём и делали все скорняжные и пошивочные работы. Инесса отвечала за художественную часть, то есть, следила за новинками так называемой сапожной моды и вела бухгалтерию. С рождением дочери Жаклин, которая была младше своего брата Виктора на десять лет, хлопот в семействе прибавилось, но интерес к любимому делу не угас. Модницы всего Саратова выстраивались в очередь на пошив удобной и модной обуви в мастерскую Аристовых.

Маленькая Жаклин, хоть и воспитывалась в строгих семейных традициях любви к труду, не проявляла интерес к сапожному ремеслу, но матери помогала и училась вести приём и учёт изготавливаемой продукции. Обувь шили прямо в доме, в котором жила семья. Дом был достаточно большой: в одной половине находилась непосредственно мастерская, а в другой были жилые комнаты и гостиная. Семья жила по своим законам и средствам, но с приходом новой власти в 1917 году все изменилось. Начались мятежи и беспорядки, растаскивалось имущество, громили всё и всех подряд. Не повезло и Аристовым. Однажды в начале зимы семнадцатого года, под видом проведения рейда по конфискации имущества зажиточных семей, группа подвыпивших солдат ворвалась в дом и разнесла всё, включая мастерскую. Уходя с полными мешками награбленного, кто-то бросил зажженную спичку, отчего начался пожар. Инесса и Аким до последнего боролись с огнём, но безуспешно. Виктор успел вынести сестру Жаклин из пламени, а родители сгорели заживо. Это было большим потрясением для юноши. Оставшись без крова с маленькой сестрой на руках, он был в отчаянии. Клара помнила, как часто Жаклин рассказывала про те нелёгкие годы и о том, как брат отдал её в детский дом, и о том, как он уехал из Саратова в поисках новой жизни, и о том, как позже она будет искать его через Красный крест и найдёт следы брата во Франции…

Клара открыла глаза. Оказывается, всё это время она ехала с прикрытыми веками. Нет-нет, она не спала, просто это было очередное путешествие её мыслей в прошлое, и это, похоже, будет часто повторяться. Наверняка она ещё не раз вернётся к рассказам своей бабушки Жаклин.

– Зэу! Всё! Приехали, твой хостель! А Коль беседр? Все хорошо? Можно выходить. Вещи твои я отнесу сам. Бай!

– Благодарю вас, Давид, – ответила Клара.

Она никак не могла перейти в обращении на «ты» с человеком. Видимо, для этого нужно было время, и немалое.

Глава 5

Клара с волнением в сердце вышла из такси и осторожно огляделась вокруг. Вот и новое пристанище: перед ней стояло высокое здание хостеля. Просторный дворик со стоянкой для машин, спортивная площадка с тренажёрами, небольшой палисадник и большое раскидистое дерево с зелёными листьями. Да, это «делоникс королевский»! Об этом дереве, которое ещё называют «огненным» деревом, Клара читала в Интернете и видела только на картинке. На иврите делоникс называют «цеэлон», по имени дерева, которое упоминается в Библии, и об этом она вычитала всё в той же пресловутой Википедии. Название происходит от слова «цэль» – «тень», из-за развесистой кроны, под которой можно легко укрыться от палящего солнца. Цветёт это огненное дерево от двух месяцев до полугода, но сейчас оно было без цвета, видимо, только готовилось расцвести специально к приезду Клары. Она мысленно улыбнулась. Как интересно… Тогда, читая информацию о дереве, она визуально представляла его, и вот теперь оно перед нею. «И, вправду, нужно свои мечты представлять. Как говорят эзотерики, визуализировать», – подвела черту своим мыслям Клара. В небольшом сквере перед зданием стояли скамейки, и на них уже кто-то сидел. Приближался полдень, и жизнь в хостеле набирала свой традиционный темп. Клара обратила внимание на миловидную женщину, которая кормила кошек, похоже, что здесь это было принято. Это хорошо – любовь к животным. А вон там, прогуливается семейная парочка: он, приятный мужчина с бородкой и в очках, нежно придерживает за локоть свою спутницу, она, женщина его же возраста, небольшого роста, полненькая, с короткой стрижкой, со следами былой красоты. А чуть поодаль молодая женщина, видимо, социальный работник, помогает престарелому человеку сесть в инвалидное кресло. «Нет, не может быть, чтобы здесь все были немощные… нет, нет… я не хочу так!» – невольно промелькнула мысль у Клары.

– А… Вот вы какая! Пока, не познакомились по-настоящему, я не могу вас назвать на «ты», – весело встретила её минаэль. – Брухимхабаим![12] Добро пожаловать, Клара Лебедянский. Меня зовут Ада Фрадкин, я заведующая этим хостелем. Смелее, дорогая, мы рады вас приветствовать! Шалом!

– Здравствуйте, и я рада вас видеть… – как можно деликатнее произнесла Клара.

– Как добрались? Беседр? – и, не дожидаясь ответа, Ада решила продолжить свою приветственную речь. – Наш хостель считается одним из лучших на севере! У нас хорошие условия обслуживания, отличные постояльцы. Да вы сами убедитесь в этом, не пройдёт и нескольких дней. А для начала вы должны знать главное: Израиль – прекрасная страна! Его надо полюбить. Как ты сам к нему будешь относиться, так и он отнесётся к тебе! – на оптимистичной ноте заключила Ада. – Идём, я покажу тебе твою комнату.

Клара ещё не могла привыкнуть к такому фамильярному отношению, ей резало слух это напористое «ты». «Ничего, ничего, надо привыкать и принимать новые для себя правила», – подумала она, вступая на территорию нового для неё, жилища.

Они вошли в холл здания. Это было просторное помещение с большими стеклянными окнами в пол, стояло много цветов в вазонах и ящиках. Она вздрогнула, вспомнив свою гримёрку в театре, в которой всегда было море цветов от любящих её поклонников, но там цветы были предназначены ей, а здесь просто деталь интерьера. Идя вслед за Адой дальше, она увидела большой чёрный рояль, а за ним маленькую сцену. Видимо, это был так называемый «музыкальный зал», где проводились различные культурные мероприятия, а может даже и концерты.

«Может, и мне придётся здесь выступить, а, с другой стороны, почему бы и нет? У меня есть программа из замечательных стихов Анны Ахматовой, очень люблю её читать», – мысли так и роились в голове у актрисы.

– А это наша гордость, наш музыкальный салон! Здесь у нас проходят различные творческие встречи, концерты и танцевальные вечера! Наши постояльцы любители всего этого, к нам приходят волонтеры, да и сами мы частенько организовываем что-нибудь интересненькое! И ты можешь кружок театральный организовать, ты же артистка! – заключила Ада.

«Боже, что я слышу… «Кружок!»… Я и кружок!»…

Это слово никак не вписывалось в её планы. Мысли унесли её в свою театральную стихию: вот она стоит на сцене любимого театра, в луче прожектора и читает монолог Любови Андреевны Раневской из «Вишнёвого сада». Тот, первый монолог, где героиня чеховской пьесы рассказывает о том, как многое изменилось в её жизни и как нелегко возвращаться в родной дом, в любимый сад. А, может, это не случайность? В том, что она вспомнила именно этот монолог о доме. А, может, это, на самом деле, её дом, дом на исторической земле предков.

– Да ты так не расстраивайся. Это ты там, в стране исхода, как говорится, была знаменитой. У нас здесь, знаешь ли, много таких… и профессоров, и директоров. А здесь они сейчас все равны… Репатрианты! – безаппеляционность Ады зашкаливала. – Идём, идём, не останавливайся.

Твоя комната чуть дальше, по коридору.

Клара на минуту растерялась от такого обращения, но вовремя взяла себя в руки, гордо подняла голову, выпрямилась и плавно пошла дальше уверенной походкой актрисы.

Она повидала на своём веку многое: были встречи с выдающимися режиссерами, и работа с ними, и даже романы. Обожание и признание публики, и ревность, а порой и ненависть коллег. За небольшой отрезок пути по коридору незнакомого ей дома с таким непривычным названием «хостель», она в своих воспоминаниях прошагала весь свой творческий путь. Было всякое: и головокружительные взлёты, и неминуемые падения…

– Ну, вот и твоя комната, Клара, – доставая из связки ключи, сказала Ада. – Комната номер 112!

Увидев на двери номер комнаты, Клара заулыбалась.

– Это хороший номер, мне подходит, у меня день рождения 12 числа, а нумерологи говорят, что если номер твоей квартиры совпадает с числом твоего дня рождения, значит, это неплохое жилище! И я верю в такие совпадения, – на одном дыхании выпалила Клара, чтобы как-то отогнать от себя грустные мысли.

– Нахон![13] Значит, мы не прогадали с комнатой. Всё будет беседргамур! Это значит, очень хорошо. Ну вот, проходи, бевакаша, пожалуйста.

Клара украдкой заглянула в проём двери, как бы страшась войти, и вдруг увидела большое зеркало – трельяж. Не раздумывая, она стремительно вошла в комнату. Здесь было просторно. Стояла не старая, вполне приличная мебель: диван, два кресла, небольшой журнальный столик. Зеркало! Как же она любила зеркала. Они сопровождали её всю жизнь, они были талисманом для неё. И этот зеркальный трельяж не случайно здесь оказался.

«Это явно знак, – подумала Клара. – А на знаки нужно обращать внимание, они несут в себе сакральный смысл».

– Ага! Здесь и зеркало есть, отлично! – увидев, что Клара улыбнулась, глядя на трельяж, сказала Ада. – Это от прежних жильцов осталось, не хотели увозить, говорят, старомодное. Ну, тебе-то в самый раз, артистам нужнее. Ладно, обустраивайся, не буду тебе мешать. Если что-то понадобится, приходи к нам в мисрад, ну, в офис, тоже на этом же этаже, миспар 103, там сестра хозяйка, её Берта зовут, поможет. Бай! Ах да, чуть не забыла: завтра надо пойти в ирию, то есть, в мэрию нашего города, в Мисрад Клита, отдел абсорбции, там тебе помогут все необходимые документы оформить, ну это завтра! – быстро протараторила Ада, видимо уже кудато спеша. И так уже много времени потратила на новенькую, это можно было прочитать на её лице. Дверь за ней захлопнулась сама или от ветра, который вдруг подул в балкона. Да! У неё в комнате был большой балкон-лоджия.

«Мне сказочно повезло! – с радостью подумала она. – И балкон выходит на сквер, это плюс!»

Клара стояла посреди комнаты, не шевелясь. Краем глаза она видела себя в зеркале! Ну, что же дальше?! Мадам Лебедянская! Ваш выход! Покажем себя?! Непременно! Мы ещё покажем себя!

Глава 6

А показывать себя Клара научилась ещё с детства. Да что уж там с детства, она такая уродилась. Родилась знойным летом, 12 августа 1950 года… Бабушка Жаклин очень хотела, чтобы это случилось 11-го, потому что это был день ангела всех, кто носил имя Клэр – популярное французское имя. Жаклин любила все французское, вот и имя она не случайно выбрала для будущей внучки. Клэр в переводе с французского означало – «светлая, чистая, ясная». Мама Анна (Анаис) не придавала особого значения выбору имени родившейся у неё дочери:

– Клэр? Пусть будет Клэр, Кларис. Всё равно запишем в документах Клара… Клара Верещагина. Богдан Михайлович, Богдаша, не будет против.

И Богдан Михайлович, главный инженер Саратовского машиностроительного завода «Серп и молот», старейшего промышленного предприятия Поволжья, конечно же, согласился, ему просто некогда было всем этим заниматься. Человек он был слишком занятой, но Анну полюбил с первого взгляда и во всем с ней соглашался.

Клара с рождения была особенной, не похожей на своих сверстников, и, тем более, на своих родственников. Своенравная, независимая ни от чьего мнения. С детства она старалась установить во всём свой порядок, её кипучая энергия направлялась всегда на дело. Успевала всё и везде. В школе была самой активной, возглавляла комсомольскую организацию средней школы номер 76, что была на Вишневой улице. Школа была на передовых позициях. Клара гордилась школьным духовым оркестром, самым многочисленным хором в 150 поющих, среди которых была и она сама, потому как очень любила петь. Алла Ивановна Корнеева, руководитель хора, часто её хвалила и пророчила творческое будущее. И ведь не ошиблась. Клара всегда хотела быть лучшей, настойчиво шла к поставленной цели и добивалась её. Поражала своей серьезностью и принципиальностью.

Помнится, был такой случай: в начале сентября учащиеся 9-х и 10-х классов школ Саратова отправлялись на неделю в подшефные колхозы на сбор урожая картофеля. 76-я школа тоже отправила своих подопечных в колхоз. Руководителем был назначен Пичугин Валерий Николаевич, зам. директора школы по воспитательной работе, с ребятами также поехали физрук, преподаватель по труду и завхоз школы. Старшеклассников возглавляла комсорг школы Клара Верещагина. Приехали на место, обосновались в общежитии колхоза «1-е мая», определили фронт предстоящих дел, и на следующий день приступили к работе с самого утра. У каждого комсомольца был свой план, каждый должен был собирать по 100 вёдер за день. Трудились ребята по серьёзному, уставали изрядно. Клара вела строгий учёт проделанной работе и никому не давала поблажек, так что вечерами все валились с ног от усталости. Пичугин В. Н. как-то не очень проявлял инициативу в организации досуга детей после трудовой смены, но сам с коллегами «культурно отдыхал в своей комнате», о чём в один из вечеров Клара и узнала. Ей это не понравилось, здесь она вспомнила о моральном облике коммунистов, коими учителя являлись, и решила их проучить. Дождавшись, когда вся дружная компания наставников в очередной раз собралась «культурно» провести время, Клара, подговорив всех своих товарищей, организовала побег. Все дети, в полном составе в 30 человек, собрав вещи, дружно покинули общежитие и ушли пешком на станцию, откуда на ночной электричке уехали в Саратов. Нужно было видеть выражение лица Пичугина, который утром ждал детей на построение, а никто не вышел. Учителя в ужасе покидали колхоз «1 мая», пред ставляя, что их ждёт по возвращению в город. Клара была бы не Кларой, если бы по возвращении домой, не выразила бы своё негодование поведением старших товарищей и не рассказала всё за поздним ужином семье.

Жаклин хитро улыбалась и одобрительно кивала головой: «Вся в меня»! Анна выслушала весь рассказ без интереса, а Богдаша, был возмущён:

– Как это так? Где это видано, чтобы дети, пусть и взрослые уже, указывали учителям как себя вести?

Только зря он это произнес. Строгая хранительница морального облика в лице юного комсорга, выпалила в ответ:

– Ну почему у вас, у взрослых, такие двойные стандарты? Если им, учителям, доверили подрастающее поколение, значит, они должны отвечать за всё и интересоваться всем: как дети питаются, какие у них условия труда, и как ребята отдыхают после смены! Разве не об этом говорится в партийных документах, товарищ Верещагин, а?

Клара продолжала свою обличительную речь. Слушая её, Богдаша, Богдан Михайлович, главный инженер, уважаемый человек, чуть было не поперхнулся. Такого напора от юного комсорга он никак не ожидал.

– Далеко пойдёте, Клара Богдановна! – покраснел он. – Спокойной ночи. Утро вечера мудренее, – и откланялся, было уже поздно.

– Завтра обязательно пойду к Виктору Ивановичу и всё расскажу. Ну, нельзя же так… Бабуля, скажи хоть ты! – все не унималась Клара.

Анна мирно убирала посуду, она не любила спорить и дискутировать, но в душе, все же была на стороне дочери.

Утром в школу Клара пришла очень рано, поднялась на третий этаж, встала у окна напротив кабинета директора. Дверь была заперта. Клара ждала и смотрела в окно, которое выходила во двор.

«Надо все чётко изложить. Я скажу, что нельзя было нам там оставаться и наблюдать за всем этим безобразием», – начала она собираться с мыслями, но тут её окликнул голос Виктора Ивановича:

– Верещагина, доброе утро, ты ко мне? Заходи!

– Виктор Иванович, – начала с порога Клара. – Вы знаете…

– Я уже в курсе, – снимая плащ, и, садясь за свой стол, строго сказал директор. – Знаю, что ты всех организовала, и вы покинули колхоз, покинули до окончания срока. Клара, зачем? – Вик тор Иванович посмотрел на ученицу выпускного класса, комсорга школы, которую он, несмотря на её юный возраст, уважал. Он видел в ней большой потенциал и был уверен, что она будет гордостью школы.

– Виктор Иванович, вы знаете…Это было так некрасиво со стороны Валерия Николаевича, не ожидала от него такого… – пытаясь объяснить своё разочарование учителем, сказала Клара.

– Давай договоримся, что мы с тобой сейчас не будем ничего обсуждать. Я выясню все обстоятельства случившегося и сделаю выводы. А тебя попрошу, Клара, впредь так не поступать, ты должна знать, что вопросы отношений с учителями не входят в компетенцию комсорга. Ты же не хочешь, чтобы тебя исключили из школы, а основания для этого есть. Займись, пожалуйста, учебой, всё-таки выпускной класс у тебя. А заодно и своими творческими делами. На тебе театральная студия, или ты забыла? – подвёл итог разговору Виктор Иванович. – На этом закончим, можешь идти, скоро звонок на урок!

Клара стояла перед директором, опустив голову, она понимала, что допустила ошибку, но признаваться в этом не хотела, это было не в её характере.

– Хорошо, простите. Ну, я пойду, – ответила она и быстро покинула кабинет.

Этот эпизод вспомнился Кларе именно сейчас, когда она смотрела неотрывно на своё отражение в зеркале, через много лет, да что там лет, через десятилетия, да ещё и в другой стране. Зеркало! Оно будет ещё часто напоминать о том, кто она: сначала Клара Верещагина, потом Лебедянская, а теперь ещё и Хавкин, по отцу.

В дверь постучали, Клара не сразу сообразила, что нужно пойти и открыть её. Она всё ещё пребывала в некоторой прострации, не до конца осознавая, где она сейчас и что с ней происходит.

Глава 7

Клара так увлеклась своими воспоминаниями, что не заметила, как оказалась на стуле перед трельяжем. Перед ним она просидела долго и вернулась мыслями в действительность, спустя какое-то время.

«Да… Хорошо, что в комнате есть зеркало, – подумала она. – Скорее всего, я ещё не раз буду смотреть в него и вспоминать свою жизнь».

В дверь вновь постучали. Клара плавно встала со стула и пошла на стук.

– Да? Кто там? Пожалуйста, заходите, – открывая дверь, проговорила она, как можно вежливее.

Дверь открылась, и в комнату легко вошла женщина. На вид очень приятная, с короткой стрижкой, седая, но, явно, с чуть подсиненными волосами. Женщины часто так делают, чтоб придать яркость внешности.

– Здравствуйте! Я ваша соседка, мое имя Есина, но все зовут меня Эся. Необычно, правда? Но мне нравится. Мы живём с сестрой Милой, рядом с вами, за стенкой… – прямо с порога начала Эся.

Клару поразило, что она не тыкала ей, а учтиво обратилась на «вы».

– Очень приятно, добрый день. А я Клара, – улыбнувшись, произнесла она.

– Ола ходаша, новая репатриантка, это на иврите, привыкайте к новым словам. Можно присесть? – продолжала Эся, опускаясь в мягкое кресло.

Она была не худая, но её небольшая полнота была ей к лицу, она как-то сразу располагала к себе.

– С приездом и лёгкой вам абсорбции. Здесь, в Израиле хорошо. Очень люблю эту страну. Мы уже здесь двадцать с лишним лет. И что я вам могу сказать за неё? Если полюбите Израиль, то и Израиль полюбит вас. Правда, правда! Все взаимно! А какой у нас климат? А какие люди? Мама дорогая, я вас умоляю! – и всё это она говорила с улыбкой.

Клара неотрывно на неё смотрела, и ей казалось, что она знает Эсю тысячу лет. Бывает ведь такое, с первого момента пробегает какая-то искра и все, и это уже твой человек. Это химия. У Клары так было всегда: сразу или никогда. Или белое, или чёрное, другого оттенка у неё нет.

– Я знаю, что вы – актриса, уже всё доложили, у нас слухи быстро расходятся, привыкайте. А шо поделаешь, всем все нужно знать! Но сразу предупрежу: старайтесь никому не доверяться, люди, конечно, хорошие, но, поди знай, что у кого на уме. Разные мы все. А вы откуда родом?

Клара как-то не очень была расположена сразу о себе всё выкладывать, это было не в её манере, она старалась всегда держать дистанцию, но в этом, данном случае, она спокойно ответила:

– Я родом из Саратова, есть такой славный небольшой город в Поволжье. Не сказать, что он провинциальный, у нас довольно большая инфраструктура, – начала, было, она рассказывать о городе, но Эся её перебила:

– Саратов! Прекрасный город на Волге, я в школе любила географию, и про наш большой Союз всё знала. Все мы были рождены в Советском Союзе. Да мы с вами, небось, одногодки, я в 50 году родилась, Мила, сестра моя, чуть старше меня.

– И я родилась в том же 50-м, стало быть, мы ровесники, – заключила Клара.

– А мы с Милой приехали из Украины, из Шепетовки, с нами мама ещё была, но, к сожалению, мы её похоронили несколько лет назад. Вот теперь здесь вдвоём обитаем. Хостель наш известный, очень хороший, нам нравится, да вы сами в этом убедитесь, точно вам говорю. Ах, что это я разболталась, я ведь к вам не просто зашла. У вас, наверняка, нет ещё никакой посуды, потом всё приложится, появится, но вот сейчас нет, так ведь? А посему, мы вам с Милой принесём на первое время чайник, чашки, тарелки, вилки, ложки… Здесь так принято – олимхадашим, никогда не останутся без внимания! Правда-правда! Всегда все помогают вновь прибывшим, вспоминая себя. Потом и вы будете помогать. Такая вот страна у нас! – Есина, то есть, Эся, сказала это с гордостью. – Пойду все приготовлю и чуть позже занесу, мы с Милой ещё и что-нибудь вкусненькое захватим, проголодалась, наверное, с дороги, – автоматически переходя на «ты», закончила Эся, и, встав с кресла, быстренько пошла к выходу. – Не прощаюсь!

Дверь захлопнулась. Клара стояла у балкона, лёгкий весенний ветерок теребил её волосы. Слышалось мартовское щебетание птиц, такое разноголосное, что ей захотелось выйти на воздух.

Как быстро всё происходит. Как во сне: самолёт, перелёт, ночь в отеле, потом такси, а вот теперь хостель, новые люди и ещё соседка. Она вышла на балкон. И сразу увидела большое раскидистое дерево, которое, через два месяца станет огненным. На одной ветке она увидела необычных птиц, названия которых ещё не знала. Такие красивые: разноцветные, с хохолком и длинным клювом. А на другой сидели два зеленых попугая с красной головами.

«Боже, какая красота! И это у меня на балконе. И я уже говорю: у меня! А это значит, что я принимаю эту страну? Посмотрим… – мысли не отпускали Клару. – Надо будет купить плетёную мебель для балкона. Буду сидеть и пить кофе, здесь мило, и, главное, нет людей».

Про людей она вспомнила не случайно. В последнее время, а время это было не простое: пандемия, изоляция, отмена всех спектаклей, репетиций, она уже привыкла к уединению. А это явление, уединение, это не то, чтобы одиноче ство, нет, это совсем другое. Одиночество бывает результатом твоего образа жизни, а уединение – это, скорее, выбор. Тот, кто познал прелести уединения, тот уже никогда с ним не расстанется. Быть наедине с собой. Время думать и размышлять. И никто тебе в этом не мешает, ни с кем не нужно согласовывать, что тебе делать и когда. Просто ты и твоя жизнь. Клара всю свою жизнь старалась быть на «передовой»: учиться только на отлично и хорошо, работать там, где её дело согревало душу – и таким местом для неё был театр, заниматься добрыми и нужными делами, помогать семье и близким. Все это было сопряжено с людьми и для людей. Времени для себя, для Клары, у неё не оставалось. А тут пандемия, которая расставила все по своим, ей нужным местам. В театре наступило вынужденное «затишье», отменили спектакли, которые были в афише, и в которых она играла главные роли, несмотря на то, что была уже возрастной актрисой. Молодёжь театра не хотела сидеть без дела и придумывала разные современные формы творчества: спектакли онлайн, театральные вечера в зуме, актёрские тренинги и вебинары. Поколение актёров Клариного возраста в этих новомодных штучках ничего не понимало, и, естественно, не было задействовано в процессе, и, как следствие, их постепенно забывали. Клару это очень расстраивало, она никак не хотела мириться с тем, что ей уже за семьдесят, и ей в спину дышат молодые особы, способные, безусловно, но для актрис конкуренция всегда была, есть и будет. Молодые могли с ней посоперничать в игре на сцене, но опыт есть опыт, и Клара оставляла молодых лицедеев в проигрыше. Правда, когда дело касалось внешности, активности и кокетства, Клара уступала молодости и оказывалась позади них. И ничего не поделаешь: молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт!

1 Кен (иврит) – да. Бесэдр (иврит) – в порядке. Рэга (иврит) – секундочку, подожди.
2 Slickedback (англ.) – зачёсанные назад.
3 Шалом (иврит) – дословно: мир, употребляется как приветствие.
4 Бевакаша (иврит) – пожалуйста.
5 Слиха (иврит) – простите.
6 Геверет (иврит) – госпожа.
7 Атмедаберет иврит? (иврит) – Ты говоришь на иврите?
8 Do you speak English? I can speak a little (англ.) – Вы говорите на английском? Я говорю немного.
9 Мисрад (иврит) – офис.
10 Ма нишма? (иврит) – дословно: что слышно? Разг. – Как дела?
11 А коль бесэдр (иврит) – всё в порядке.
12 Брухимхабаим (иврит) – добро пожаловать.
13 Нахон (иврит) – правильно.
Продолжить чтение