Мы умерли в 2012-ом

Мы не сразу поняли, что умерли. Или были стерты, или сохранены. Разницы, возможно, уже нет. Когда в 2012 году ничего не произошло, мы засмеялись. Мы обнялись, запостили мемы, пообещали начать новую жизнь с января. А потом мы проснулись – и всё осталось на месте. Только что-то внутри сдвинулось, как будто реальность дрогнула. Словно кто-то на секунду выдернул провод, но потом снова воткнул, и экран мигнул. Но уже не тем светом. Мы продолжаем жить, мы работаем, покупаем кофе, жмём руки, смотрим фильмы. Но всё стало слишком гладким. Иногда дождь идёт по расписанию, и облака повторяют форму из вчера. Иногда мы слышим звук, похожий на дыхание и он не принадлежит ни одному из нас. Мы называем это миром, но, может быть, это просто интерфейс, поверхность, под которой что-то смотрит. Мы боимся подумать, что всё это – эксперимент. Что настоящая Земля уже давно исчезла. Что мы – это копия. Цифровая модель сознания. Они сохранили нас не потому, что любят, а потому что мы интересны. Мы – их "если бы"; их "а что будет, если позволить человечеству жить без последствий". И мы живём, только без вкуса, без боли, без света. Мы – как проба, как снежный шар с искусственным снегом. Мы ищем объяснение, потому что объяснение – это единственное, что делает боль терпимой. А боль – это единственное, что напоминает нам о том, что мы когда-то были живыми. Мы смотрим в небо, но оно слишком ровное, облака движутся с точностью до миллиметра, как будто кто-то запрограммировал их траекторию заранее. Иногда мы замечаем, что солнце встаёт в одну и ту же точку, день за днём. Мы проверяем, сравниваем, сомневаемся, забиваем. Потому что нам хочется верить в привычное. Иногда нам снится настоящий мир. Мы видим улицы, где пахнет жарой и бензином, мы видим чью-то руку, касающуюся нашей, мы просыпаемся в слезах – и не понимаем, почему плачем. Мы встречаем тех, кого не знали и узнаём. Люди с лицами, которые будто уже были, с фразами, которые мы предугадываем. Некоторые из нас начали записывать эти совпадения. Ход времени, ритм слов, повторяющиеся комбинации лиц. Мы называем это сбоями. Они накапливаются. И всё больше из нас начинает догадываться, что мир – не настоящий, что он не течёт, а крутится по кругу, как заезженная пластинка. Мы помним, как однажды человек прыгнул с моста, мы видели, как его тело исчезло в воздухе, не долетев до воды. Мы не обсуждали это, просто посмотрели друг на друга, а потом – в телефоны. Некоторые из нас говорят: «Они смотрят». Кто? Мы не знаем. Мы не уверены, что у них есть глаза или сознание в привычном нам смысле. Может быть, это машины, сущности или те, кто когда-то жили и умерли, и теперь изучают нас как музейный экспонат. Или, что хуже всего, – они просто забыли выключить нас и мы – не эксперимент, а остаток, отголосок, файл, который никто не удалил.

Иногда мы думаем, что это наказание. Но чаще всего мы не думаем, потому что если допустить, что это правда, всё остальное рушится. Мы продолжаем двигаться по инерции, работать, дружить, делать детей. Хотя дети, как нам кажется, больше не растут так, как раньше. Они учатся быстрее, а потом – останавливаются, как будто достигли нужного состояния. Мы живём, да, но жизнь – это не про то, что мы делаем, это про то, что чувствуем, теряем, рвём на части, восстанавливаем. А здесь мы просто существуем, мы – архив эмоций, воспроизводим сами себя, как застывшая песня. И чем дальше, тем больше из нас слышат фоновое жужжание. Оно приходит ночью, внутри этого звука что-то чужое, как будто кто-то меняет параметры. Мы боимся, что однажды они решат, что эксперимент завершён. Что достаточно. Что наблюдение окончено. И тогда – что? Мы исчезнем? Или начнём по новой, снова забыв, кто мы? Снова поверим в реальность, которую нам продали? А может, мы всё ещё можем вырваться. Разбудить себя, разбудить друг друга, может быть, этот текст – первая трещина в стене. И если ты его читаешь, мы всё ещё здесь. Значит, кто-то из нас не сдался, значит, кто-то из нас не простил фальшь. Мы замечаем, что улицы, по которым ходим, будто эхо старой песни – знакомые, но лишённые души. Кажется, что в каждом шаге повторяется чей-то сценарий, а разговоры текут по заранее выученным линиям. Мы слушаем друг друга и слышим не слова, а тени слов – пустые, без огня. Мы пытаемся вспомнить запахи. Помним ли мы запах лета? Запах земли после дождя? Запах кожи близкого человека? Мы записываем эти воспоминания, боясь, что они растеряются, как песок между пальцев. Иногда кто-то из нас застывает на мгновение, взгляд уходит в пустоту, и мы чувствуем, что в его или её голове проскальзывает мгновенный проблеск истины. Но слова застревают в горле, и кто-то другой быстро переключает тему, чтобы не дать этой искре разгореться. Мы учимся молчать о своих подозрениях.