Шаги по времени. Книга вторая

Часть первая. Правильная смерть.

***

На берег небольшого портового городка высадился невысокий человек, одетый полностью во все черное. Черное пальто скрывало его тело, а черная шляпа не позволяла утренним лучам солнца отразиться на его лице.

Человек шел стремительно. Он точно знал, куда ему нужно.

Достав из кармана своего пальто клочок бумаги, он еще раз прочитал, что там было. Убрав его обратно, он обратился к мимо проходящему человеку.

– Простите, – голос этого человека был приятным и мягким, – Не подскажете, где тут бар?

– Вон там. – мужчина махнул рукой в сторону дороги, уходящий вниз по грязной улице.

– Спасибо. – человек поблагодарил и направился туда, куда он шел уже больше четырех месяцев.

Почти что скатившись с крутого склона улицы, человек чуть ли не носом уткнулся в старую, запертую дверь.

–Неужели это то самое место? – подумал человек и, навалившись всем своим весом на дверь, открыл ее и оказался внутри помещения.

На человека пахнуло сразу тысячами запахов: спертый запах давно нестираных скатертей, запах сладко-горьких дешёвых духов, густой аромат табака и ещё множество самых разнообразных, а главное, смрадных, амбре резко проникли в носовые пазухи человека, заставив его закашляться.

Откашлявшись, человек стал оглядываться.

Глазам его предстало уныло зрелище:

Несколько столиков были заняты людьми криминальной наружности, которые тут же подняли свои взгляды, как только в двери образовался человек в черном.

За одним из столиков сидела женщина, мазки былой красоты ещё проступали на ее уставшем, полуночном лице.

Но человек в черном точно знал, кто ему был нужен.

Он без колебаний развернулся и только хотел было пройти к барной стойке, как предательски торчащая половица из ступеньки преградила путь ноги, обутой в черный кожаный ботинок. Чертыхнувшись, человек в черном еле-еле смог устоять на своих двоих.

Держась за сальные перила, человек, наконец, вошел в тягучий мрак бара.

Присев на стул у барной стойки, человек взглянул на бармена. Бармен тотчас подошел и уточнил, что он желает.

– Послушайте, вы тут единственный бармен? Или же тут работает еще кто-то? – спросил человек в черном у юного, еще совсем сопливого парня за стойкой.

– А вы кого-то ищете конкретно? – задал вопрос парень, явно не желая выкладывать ничего незнакомцу.

– Да, я ищу конкретного человека. Старого одноглазого бармена. – человек в черном внимательно следил за парнем, но на лице парня невозможно было что-либо прочитать.

***

– Сержант Ихлкей, откуда вы так много знаете об алкоголе? – вопрос ревизора повис в воздухе.

У меня не было никакого желания посвящать ревизора в свое прошлое, и я решила просто его игнорировать. Но ревизор был таким человеком, который и мертвого мог из могилы поднять, оживить, а потом уже доклевать своими расспросами.

Не отвечая, я шла вперед по части, мне еще нужно было занести документы о моем переселении в новую квартиру.

Жужжание ревизора не прекращалось. Резко остановившись так, что идущий сзади меня ревизор незамедлительно врезался в мою спину; я развернулась и сказала:

– Господин ревизор, дашь на дашь. Согласны? – предложила я ему.

Ревизор смотрел на меня с подозрением, явно не ожидая ничего хорошего, но его ревизорье любопытство оказалось много сильнее голоса его разума:

– Согласен. – брови ревизора собрались хмурым домиком, он был очень серьёзен, видать, ожидал, что я попрошу что-то из ряда вон выходящего, но в нашем дуэте эстафета первенства по театральным выдумкам полностью лежала на его плечах.

– Почему вы тогда канканировали в птичьем наряде? – решила я идти с козырей.

Ревизор замер. Он стал походить на рыбу, выброшенную волнами моря на сухие берега: глаза его округлились, рот стал приоткрываться, словно ему перестало хватать воздуха. Похватав так еще немного воздуха, ревизор выдал:

– Сержант Ихлкей, вы что же считаете ваш вопрос равносильным моему? – он, несомненно, пытался извернуться так, как его учили в его школе для ревизоров, но со мной такой фортель не прокатит.

– Нет так нет. – я обратно развернулась в сторону большого и бесконечного коридора с множеством дверей и собралась уже продолжить свое дело дня, как ревизор выпалил:

– Из-за вас!

Из-за меня? Вот это поворот! Что-то я не могла никак припомнить, чтобы я имела такое влияние на ревизора, чтобы он так охотно выбегал на сцену в чулках.

Только я собралась задать конкретизирующий вопрос о моих, совершенно новых для меня, способностях инспирировать на разум ревизора, как он с ноткой драмы в его тихом голосе пробормотал:

– Большего я вам не могу ничего сказать. Это все…

Мне тут же захотелось зааплодировать его, теперь уже знакомой для меня, актерской игре, но я сдержалась, сказав только:

– Маловато будет, господин ревизор, не вы ли говорили мне, что после той ночи с кабаном, мы стали с вами близки, души наши были почти на волосок от смерти и только наше с вами общее стремление спасло нас?

Ревизор хлопал глазами, явно клиня себя за те слова и мою суперпамять.

– Созреете, приходите. Надеюсь, адрес мой вам не нужно напомнить? – с этими словами я таки смогла избавиться от назойливости ревизора.

***

– Приходите после двенадцати. – ответил парень.

Человек в черной одежде, выйдя из бара, решил пройтись по этому старому грязному портовому городу.

– Значит, вот место, где вы жили, сержант. – тихо проговорит человек в черном.

***

Ревизор избегал меня целую неделю, я уж начала верить, что до меня наконец-то долетел плевок фортуны, но придя ближе к часу ночи в бар к Софи, я обнаружила там ревизора, немного охмелевшего и оттого более смелого в своих высказываниях всем, кто в данный момент мог наблюдать за хмельными выходками последнего.

Присев немного поодаль в темной стороне бара, я заказала, как обычно, свои любимые многоэтажные блины с ягодами.

Наблюдая за ревизором, я отметила, что пить он не умеет, дозы своей он не ведает, а посему ему оставалось еще совсем немного, чтобы его такой достопочтимый и почитаемый облик мундира, обзавёлся новыми пятнами на чистом полотне его светлейшей чести.

Внутри меня боролись силы добра и силы зла, причем последние определенно знали толк в аргументах «за».

Помучавшись еще с полминуты, я все же решила, что бороться с алкогольной зависимостью, должен сам автор, а помогать ему в этом должны специально обученные люди, к коим я себя ну никак не могла причислить.

Перед выходом я решила сходить в уборную, а когда вернулась, то ревизора и след простыл.

Выйдя на свежий воздух, вдохнув этот прелестный летний дух всей своей большой грудью, я пошагала в сторону дома. Но пройдя где-то метров тридцать позади себя, я услышала неуверенные шаги, оглянувшись, я увидела ревизора. Моя жизнь состоит из постоянных повторов, однако ж.

«Ну что тебе там не сиделось? Что ты попёрся за мной?» – думала я, обреченно глядя на еле стоящего на ногах ревизора.

Ну ревизор – человек взрослый, самостоятельный, четко отдающий себе отчет в своих действиях, так что не моя это боль. Я снова решилась простроить свой маршрут к дому, как неожиданно летную ночную тишину рассек звонкий голос ревизора, доселе я и подумать не могла, что голос ревизора может достигнуть звучания контртенорских октав:

– Се-е-е-е-е-е-е-ержа-а-а-ант, да-да, в-вы! А н-ну, стоять на месте! В-вы, вы! Да я вас…– тут господин ревизор громко икнул и стал медленно сползать к земле.

Оставлю его тут валяться, точно потом спать нормально не смогу.

Присев на корточки к пьяной валяющейся на земле тушке, я поняла, что спектр ранее неизвестных эмоций у меня разблокированы.

Взгромоздив его на спину, я пошла в сторону дома, где жил ревизор и где была моя квартира на втором этаже, выходящая окнами на центральную площадь.

Ревизор что-то кряхтел, я молилась, чтобы это безвольное тело не одарило меня своим радужным фонтаном выпитого ранее спиртного.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, я устроилась в наш местный портовый бар. Любила я это место. Там люди бродили без масок, там люди изливали свои души, разбивали себе лица в пьяных драках, весело смеялись от пошлых шуток. Там был старый одноглазый бармен, чудным он был. Добрым. Это ведь он тогда мне нашел адвоката. Как же его звали? Мистер Рич, Рач, Роч? И не вспомнить-то. А вы вон все восхищаетесь моей памятью, ха-ха, слышали бы сейчас меня, точно бы разочаровались. Тогда-то я и стала разбираться в алкоголе. Ревизор, знаешь, когда мы с тобой первый раз встретились, мне показалось, что время меня вернуло в мою прошлую жизнь.

Тут ревизор стал как-то странно извиваться позади меня, и буквально через секунду то, о чем я молилась, чтобы не произошло, произошло.

***

Людей, которых убила сержант, ревизор знал.

И также он знал, что они были причастны к смерти его отца.

Все это время он проводил расследование в городе В., бывшим в юрисдикции страны С., но с началом войны, статус города В. менялся из положения оккупационного города до города с нейтралитетом. Но так было лишь на бумаге. Фактически город был ключевой точкой на военной карте и в расследовании ревизора.

Доказательства, которые он собрал, которые бы обличали причастность этих людей к смерти его отца, были на руках одного человека, с которым он должен был встретиться где-то к концу лета, но все изменилось, когда объявили об окончании войны и волна бывших беженцев хлынула в открытые двери города В., а заодно в числе вновь прибывших оказались и эти люди.

Ревизор осознал, что ему грозит опасность, когда два человека после его выступления, увели его под видом наличия у последних компрометирующих фотографий.

Когда он их обыскивал, то заметил во внутреннем кармане нашивку армии страны С. и знак особого тайного подразделения, слежкой за которыми, ревизор уже занимался больше пяти лет. Тогда он лихорадочно думал, как же ему спасти свою жизнь, как неожиданно из ниоткуда появилась фигура сержанта, которая тогда его и спасла.

Уже дома ревизор осознал, что ему нужно действовать много быстрее и менять свой план.

Но, к сожалению, его действий оказалось недостаточно. В особо жаркую ночь, когда даже статуи плавились, почти все населения городка В. направилось кто на реку, кто на море, сержант остался дома. Ему нужно было встретиться с человеком этой ночью, и смотря, как сержант собирается на море с Логаном и Софи на их старой машине, к ревизору пришло какое-то потустороннее нехорошее ощущение, что случится что-то плохое, но он отмахнулся от него, решив, что учел все и рассчитал все ходы.

Глядя на то, как садится сержант в машину, как она оборачивается и бросает взгляд своих таких печальных глаз, ревизор ощутил небывалое чувство утраты.

Когда он собирался уже выходить из дверей его квартиры, находящейся на втором этаже красивого дома, с парадной лестницей с зеленым ковром, путь ему перегородили два человека в форме, которых он отлично знал по своей многолетней слежки.

Он не успел и слова сказать, как рука заткнула ему рот, впихнув его обратно в квартиру. Ревизор отчаянно сопротивлялся, и очень сильно пожалел, что сержант все же не научила его драться.

Жгучая боль пронзила его правое плечо, а затем удар ноги сломал его локоть. Взвыв от боли, ревизор тут же получил тяжелый удар по челюсти, затем удары пошли один за другим.

Кровь стала течь алыми ручейками по его лицу. Второй человек стал рыться в его вещах, открывал ящики письменного стола, выбрасывал бумаги, затем он перешел к книжному шкафу. Первый наклонился к ревизору, схватил его горло, стал душить и расспрашивать, где документы. Ревизор впился пальцами в руку душителя, но все было без толку, рука, что так сильно сжимало его горло, даже не шелохнулась. Тут второй позвал первого, тот подошел, они стали что-то тихо обсуждать и тогда первый человек, зло выругавшись, стал скидывать беспорядочно книги с полок.

В этот момент ревизор стал медленно ползти к предмету, который валялся на полу, – это был нож для вскрытия конвертов. Взяв его в руку, ревизор хотел уже встать и побежать к двери, как первый человек, разозленный, что поиски затянулись, быстро подошел к ревизору и с невероятной силой и злобой стал ломать его левую ногу. Сначала в области голени, затем он наступил на ступню ревизора, и в самом конце человек в форме нанес всем своим весом удар по бедру ревизора. Послышался жуткий хруст, который был слышан ревизору из нутра его тела, и боль, которая до этого тупо отдавалась из всех точек, по коим были нанесены удары, проявилась с такой силой, про которую он и не думал, что может когда-либо испытать в жизни.

Потеряв сознание от пронзительной боли буквально на секунду, глазам ревизора предстала картина: человек, который снимает со своих брюк кожаный ремень с тяжелой бляшкой и идет в его сторону.

Сколько себя помнил ревизор, то ему всегда везло, когда он попадал в разные передряги. Ему, конечно, не везло, что в целом он попадал в разные передряги, но коль уже попав, всегда случалось какое-то чудо. Он знал эту свою особенность, но всегда считал, что это когда-то должно было закончиться.

Видимо, конец случится сегодня, видимо, все положительные очки своей фортуны он исчерпал, когда сержант его спасала, печально думал ревизор. Он вспомнил, как сегодня утром столкнулся с сержантом, и она сказала, что поедет на всю ночь с Софи и Логаном на море, и что она, конечно, бы, его пригласила, но тогда ей бы пришлось идти пешком, так как мест в старой машине Софи было только на двоих, а садить на себя еще кого-то, кроме Софи, сержант очень-преочень не хочет.

Вот бы она сейчас оказалась дома, вот бы она не поехала никуда ни с какой Софи, а осталась тут, в квартире напротив, – так думал ревизор, пока его глаза не увидели высокую фигуру сержанта.

Сначала ревизор подумал, что у него уже видения стали появляться от такого количества ударов по голове, но брызги крови, упавшие на его лицо, вернули его в реальность.

Ревизор замер, сидя на полу, все тело его болело, но он не мог отвести взгляда от того, как изящно, словно танцуя, а не ломая кости, действовало тело сержанта.

Ревизор не любил никакой вид насилия, он не любил кровь, он не любил драки, он не любил войну, он не любил видеть умирающих.

– Сержант Ихлкей. – еле слышно прошептали губы ревизора, когда она добивала второго человека в форме. Это было пугающее чувство какого-то первобытного страха, смотреть на то, как руки сержанта полностью покрыты кровью убитых ею людей, видеть, как сержант исчезает и появляется что-то, что совершенно непохоже на того сержанта Ихлкей, с которым они убегали от кабана, которая учила его плавать, которая бесконечно его подтрунивала, а видеть это.

Это был не человек, это было что-то, что имело облик сержанта.

Сержант замерла, когда услышала слабый голос ревизора. Она подняла свои глаза и прямо посмотрела в глаза ревизора.

Всегда, когда ревизор ловил на себе взгляд сержанта, когда они пересекались взглядами, в глазах сержанта был какой-то озорной огонек, словно вот-вот очередная шпилька слетит с губ сержанта и полетит в адрес ревизора.

Этот взгляд был другой: не было в нем былого огня, он смотрел прямо, в самую душу ревизора, он раздевал его нутро, под этим взглядом ревизор не мог быть прежним ревизором, этот взгляд -взгляд бездны, какой-то пугающей силы и чистоты.

Ревизору стало страшно, он боялся, что не выдержит, он испугался, решил спрятаться, решил сбежать.

– Господин ревизор, вы меня простите, что так припозднилась сегодня. – слабая улыбка озарила лицо сержанта, покрытое краской чужой крови.

И вот уже на ревизора смотрят прежние глаза сержанта.

Присев рядом с ревизорами, сержант стала осматривать его раны, она очень аккуратно приподняла его правую руку, прощупала, затем перешла к левой, она очень осторожно разжала зажатые пальца ревизора, выпуская на свободу нож, следом перешла к ноге, далее стала ощупывать его тело.

– Слава богу, повреждений внутренних органов нет. – с облегчением проговорила она.

Сержант продолжила обследовать лицо ревизора. Проводя пальцами по челюсти, затем по ному, ревизор вздрогнул от боли, но сержант, словно не видя этого, продолжила свое дело.

– Сержант, но как вы здесь оказались, вы же планировали быть на море всю ночь, а сейчас еще и трех ночи даже нет? – приговорил он это, сильно морщась от боли; ревизор взглянул на часы, стрелки которых показывали два часа двадцать две минуты.

– Соскучилась по вам, вот и пришла. – привычный ответ для сержанта, только интонация была совершенно непривычная, она звучала серьёзно, без намека на колкость.

Ревизор боялся смотреть в глаза сержанту, поэтому стал довольно-таки активно ерзать, на что сержант мягко остановила его, сказав, что с танцами пока придется повременить.

Буквально через два дня сержанта арестовали. Ревизор ходил к ней, как на работу. Он уже знал о том приговоре, который будет вынесен, но также он точно знал, что у него есть все доказательства причастности тех двоих к смерти его отца и это было беспроигрышным козырем в борьбе за жизнь сержанта.

Прошла неделя, дела ревизора двигались совершенно не так, как требовала эта ситуация. Время уходило, а он топтался на месте.

Вчера он, в очередной раз ходил к сержанту, но она его выпроводила своим бараньим упрямством, он хотел дать показания, коль вопрос встречи с тем человеком отложился, но сержант была непреклонна.

– Вот упрямая ослица. – бурчал себе под нос ревизор, идя снова в камеру, где временно заключалась сержант.

Зайдя внутрь, он лицезрел уже привычную картину: сержант лежит на койке, одна нога закинула на другую, руки покоятся на груди, как у покойника, глаза закрыты.

– Принесли? – радостно подскочив, выпалила сержант.

– Вот, держите. – ревизор достал из пакета гигантскую гору блинов с ягодным сиропом.

Сержант встала, взяла их из рук ревизора, вернулась на кровать и стала с аппетитом уплетать их за обе щеки. Буквально через пять минут блинов не было. Сержант была довольна, лицо ее выражало всю благость познавших дзен.

Покончив с блинами, сержант снова приняла горизонтальную позу.

– Сержант, давайте еще раз вернемся к нашему обсуждению по даче моих показаний. – ревизор был неумолим в своем стремлении прошибить бетонную стену упрямства сержанта.

– Господин ревизор, не к нашему, а к вашему. – ответила сержант, не глядя на него.

– Да, с чем вы не согласны, можете мне, в конце концом, по-человечески объяснить?! – ревизор был очень недоволен и в очередной раз терял терпение.

– Господин ревизор, можете мне пообещать одну вещь? – сержант приподнялась на локтях и посмотрела на ревизора очень внимательно.

– Если вы снова хотите узнать причину моего выступления на карнавальном вечере и таким образом пытаетесь вытащить из меня обещание, то такой фокус со мной не пройдет! – возбужденно проговорил ревизор.

– Ох, помилуйте, господин ревизор, пусть ваши птичьи дела останутся с вами, – она сделала паузу, а затем продолжила, – Что бы ни случилось ни со мной, ни с кем бы то из ваших почивших близких, вы ни под каким предлогом не будете никуда лезть и давать никаких показаний, никаких. – очень ярко выделив слова никуда, почивших и никаких сержант внимательно и неотрывно смотрела в глаза ревизору, – Вы можете дать мне такое обещание?

– Сержант Ихлкей, как я могу дать вам такое обещание? Ну как? Ну как так можно? – причитания ревизора зазвучали в стенах камеры, как квахкочанье курей в курятнике.

– Господин ревизор, вы боитесь за мою жизнь? Думаете, я так просто умру? Если так, то могу вас заверить, что одного только желания господина ревизора видеть меня в рядах живых, не позволит мне умереть. – говоря это, сержант встала с кровати и стала приближаться к ревизору.

– Ч-что вы имеете в виду, сержант? Я-я не понимаю ваших слов. – запинаясь отвечал ревизор, попутно пятясь назад, совершенно не желая смотреть в глаза сержанта.

Когда спина ревизора коснулась стены и перед ним очень близко образовалась фигура сержанта, он было хотел отойти в сторону, но рука сержанта не дала ему этого сделать. Тогда ревизор хотел метнуться в другую сторону, но вторая рука сержанта преградила ему путь к побегу.

Ревизор был возмущен, это совершенно выходило за все рамки служебной дисциплины, и что это за поведение такое сержанта в отношении вышестоящего чина.

Ревизор всячески пытался не смотреть, возмущено кудахтал и силился оттолкнуть, взявшее его в кольцо, тело сержанта. Сержант не сдвинулась с места, только сказала:

– Господин ревизор, посмотрите на меня.

Ревизор не хотел смотреть, он очень боялся увидеть те глаза.

– Господин ревизор, посмотрите на меня. – повторила сержант, нависая темной тенью над ревизором.

Ревизор, словно бросаясь в омут, зажмурился и поднял голову. Открыв глаза, на него смотрели выцветшие карие глаза человека, который не раз спасал его жизнь, человека, который готов снова спасти его жизнь, человека, который стал ему много ближе, чем кто-либо за всю его жизнь. Глаза сержанта смотрели на него с нежностью, в этих глазах была какая-то невидимая, но сильно ощутимая хрупкость чувства этого такого большого человека. Голова сержанта опустилась на плечо к ревизору. Она тихо проговорила:

– Роко, прошу тебя, пообещай мне, что выполнишь мою просьбу. Прошу тебя.

Ревизор замер. Никогда еще сержант не обращалась к нему по его имени, под которым он ходил в этом городе. Никогда голос сержанта не звучал так умоляюще. Голова сержанта лежала на плече у ревизора, такая теплая, такая большая, такая…

– Обеща. – с губ ревизора сорвалось сиплое обещание.

Часть вторая. Девятый вал.

***

Корабль отплывал от города В.

Я была в наручниках, с личным конвоем, словно была опасным преступником, хотя чего это я, конечно же, я им была.

Значит, смертная казнь. Значит, осталось жить еще два понедельника.

Хотела ли я умереть? Даже не знаю. Всю свою жизнь я не была тем, кто стремился к смерти, но смерть всегда меня сопровождала, начиная с ухода Тони и заканчивая двумя людьми в форме.

Только в первый раз смерть забрала Тони сама, не делая меня ее соучастником, я была просто молчаливым свидетелем ее действа из иного мира.

А дальше я ступила на службу ее величества войны, где никто иной, как моя старая знакомая, не вышла из ее кровавого подола.

Два моих конвоира были совсем еще зеленые, мне их вырубить ничего не стоило, но а дальше что? Как мне с корабля бежать?

Это было пассажирское судно, и только я одна была арестантка, которую поместили в нижней палубе, в каюте, которую запирали снаружи. Крохотное помещение, с крохотным потолком и крохотной койкой. Совершенно не приспособленной для человека моих габаритов.

Эх, ползучие гады, перед смертью бы дали, что ли нормальную каюту, – думала я, садясь на эту мини-койку. Мои конвоиры размещались в соседней каюте. Интересно, у них также мало места?

Лежа на своей карликовой койке, смотря в серый потолок, я вспоминала свою жизнь в городе В.

То, как изначально я туда приехала, как жила в своей небольшой квартире рядом с лесом, как познакомилась с Софи, как читала в городской библиотеке и как часто ходила в общественную баню. Как через год туда пожаловал ревизор. Моя первая с ним встреча и затем уже постоянное столкновение с ним везде и всюду. Как-то очень незаметно для себя мне стало нравиться присутствие ревизора. Если поначалу он так сильно мне напомнил Тома, то спустя время, я поняла, насколько сильно я ошибалась, думая, что они с ним похоже. Совершенно не похожи. Ревизор – это стихийное бедствие, взбалмошный, сам себе на уме, изворотливый, хитрый, наглый, трусливый, и, обладающий незаурядным танцевальным талантом, человек. Мне с ним было весело, он не давал мне времени, чтобы погружаться в тоску своей жизни.

Мне плыть на корабле две недели. Затем меня возьмут под стражу, посадят в тюрьму, а потом расстреляют или повесят. А может, и не посадят, а, может, я и не должна доплыть до места назначения, может, этим двоим велено устранить меня. Все может быть. Что уж тут гадать.

Умру, опять начну сначала. И почему я так подумала? Боже, как же хочется выйти наружу, я уже четвертый день в каюте, сижу, как в клетке, да это и есть клетка. Сейчас уже ночь, хочу видеть звезды, хочу услышать шум волн. Хочу вдохнуть воздух безграничности.

Постучав по стене, я стала ждать, когда ко мне зайдет один из этих птенцов.

Не прошло и двух минут, как ключ зашевелился в замочной скважине, и дверь отворилась.

Нам меня смотрел мой конвоир.

– Товарищ начальник, выпусти погулять?

– Не имею такого распоряжения… – начал было он говорить, но я его перебила.

– Ты знаешь, что мне осталось жить меньше месяца, а в этой клетки все мои конечности уже окаменели, дай мне погулять немного перед смертью, – когда я это произносила, то уже стояла на ногах, мне нужно было сделать всего лишь два шага до него, чтобы свернуть ему шею, затем пойти ко второму, чтобы и его отправить к праотцам, затем пойти к спасательным шлюпкам, спустить одну и уплыть в море. Лучше сдохнуть в море, чем на суше, с этим вашим смертным приговором. Но я ничего этого не сделала, – Ты можешь держать меня под ручку, – я протянула руку к руке конвоира, но он ее отдернул, потом посмотрел на меня настороженными глазами, – Слушай, малец, я не собираюсь сбегать и не собираюсь тебя убивать, я просто хочу размять свои старые кости. – я продолжала нависать над ним, создавая невыносимую атмосферу, к которой он был еще совсем не готов.