Там, где гаснут звёзды

Глава 1

Сколько себя помню, я всегда любила звёзды. Эти далёкие огоньки всегда притягивали мой взор, манили своей непостижимостью и загадочностью. Отчасти эта любовь к небесным телам передалась мне от отца. Увлеченный изучением космоса, он забывал обо всём на свете. Даже о своей семье. В конце концов, когда пришло время выбирать между делом всей его жизни и семьёй, он естественно выбрал первое. Частично я его понимаю и, наверное, сама бы поступила так же. Но горечь обиды всё же не оставляет моё сердце с того, момента как отец меня покинул. Будто вместе с ним я потеряла что-то важное, но не понимаю что именно…

***

– Моя маленькая звёздочка, когда меня не будет рядом, просто посмотри на звёздное небо. Я тоже буду смотреть на него. Так ты будешь знать, что не одинока.

Папа осторожно приобнял меня и притянул к себе.

– Папа всегда будет наблюдать за своей любимой звёздочкой. Поэтому не плачь.

Вопреки его указанию хрупкие детские плечики затряслись в рыданиях. Тогда я ничего не ответила, потому что понимала, что мои слова ничего не поменяют. Мне хотелось бы вцепиться в папу, прокричать "Я не хочу, чтобы ты уезжал! Не хочу!", но я не могла произнести ни слова. Я знала, что этот день придёт, но не думала, что так скоро. Я ещё столько не успела сказать, столько не успела сделать…

– Все будет хорошо, милая. Ты справишься.

Папа продолжал обнимать меня, ласково гладил по голове, успокаивая. Так мы сидели довольно продолжительное время. Постепенно в его теплых объятиях я стала погружаться в сон.

Проснувшись утром я обнаружила, что отца нет. Он ушёл. Навсегда.

***

Очередной день, сопровождающийся скандалом матери. Я даже не помню с чего начался именно этот. Каждый раз причины были разными. Единственное, что повторялось из раза в раз, так это то, как умело она приплетала отца, обвиняя его во всех смертных грехах.

После развода мать стала сама не своя. Постоянно нервная, недовольная, уставшая. После работы она часто любила выплёскивать свой стресс на мне. Ведь на то у неё была веская причина.

– Вся в своего отца: такая же фанатичка, помешанная на своих дурацких звёздах! – закипая от гнева, она нервно размахивала руками, попутно наматывая круги по нашему огромному частному дому, похожему на музей ненужных вещей – просторному, но пустому.

***

Мы всегда жили в достатке. Не без помощи отца, естественно. Так как он был признанным научным сообществом учёным-астрофизиком, да ещё и директором Московского НИЦ, зарабатывал он более чем достаточно. Хоть его не было рядом, он обеспечивал нас и нашу мать полностью. Но ей не нравилось чувствовать себя зависимой от ненавистного ей человека, потому она устроилась работать бухгалтером в какую-то транспортную контору. К сожалению, в нашем захудалом городишке заработать много не получится, как бы не старался. Может поэтому она так сильно злилась?

***

Пока она разводила свою привычную тираду о моей неблагодарности и никчёмности, мой брат Максим находился на кухне, такой же холодной и стерильной, как и всё в этом доме. Под гудение полупустого холодильника и крики матери он совершенно спокойно сидел за столом, похлёбывая чай. Лишь изредка он бросал на меня презрительный взгляд, а потом снова утыкался в телефон, не обращая внимания на происходящее. Такая картина стала привычной для нашей семьи. Крики, ругань, сломанные вещи, а затем мучительная тишина. Мы все привыкли к такому укладу, превратившемуся уже в рутину.

Обычно я молча выслушиваю все её выпады. Но в этот раз отчего-то не смогла стерпеть. Возможно моему терпению пришёл конец. В груди кипела ярость, подавляемая всё это время. Я больше не могла сдерживаться и, в конце концов, из моих уст вырвались полные отчаяния слова:

– Почему ты его так ненавидишь? Он не сделал тебе ничего плохого!

Мать замерла. На её лице промелькнуло что-то вроде шока – я никогда не кричала в ответ. Затем, в мгновение ока её лицо исказила страшная гримаса гнева. Её глаза вдруг вспыхнули лихорадочным блеском. Жилы на шее напряглись, как канаты, а пальцы сжались в кулаки так, что костяшки побелели. Казалось, воздух вокруг неё загустел от ненависти.

– Ха! А ты всё продолжаешь защищать того, кто бросил своих собственных детей!

Её голос дрожал. Но не от слёз. А от яда, который копился годами.

– Он не бросал нас! – Выкрикнула я, и мой голос, казалось, раскололся от боли и ярости. Руки дрожали, кулаки сжимались до боли.

Ее взгляд, острый, как лезвие, пронзил меня насквозь.

– Да? И где же он сейчас? – В каждом слове сквозило ехидство, леденящее душу, словно она наслаждалась моей агонией.

– Он не бросал нас… – Мой голос дрогнул, слова застряли в пересохшем горле. Секунда колебания, а потом волна гнева и жгучей обиды захлестнула меня. Поддавшись чувствам, я выпалила с обжигающей ненавистью:

– Это ты его выгнала!

Её лицо на мгновение скривилось, прежде чем она залилась смехом. Истерическим, раздирающим, от которого кровь стыла в жилах.

– Я?! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха! – Она схватилась за грудь, будто от боли, но глаза сверкали сумасшедшим блеском.– Поверить не могу! Собственная дочь сделала из меня вселенское зло. Интересно, где бы ты сейчас была, если бы не я? – Последние слова были почти шепотом, но от этого звучали ещё более зловеще.

Ярость исказила ее лицо, превратив его в маску безумия. Она ворвалась в мою комнату, распахнув дверь с таким грохотом, что стена вздрогнула. Словно ураган, она обрушивалась на всё, что было мне дорого. Книги срывались с полок, летели на пол с глухим стуком. Тетради с моими заметками, моими мечтами, беспощадно разрывались в её руках.

– Нет! Подожди! Остановись! Прошу, прекрати! – Мой голос перешел в истошный, отчаянный визг. Я металась по комнате, пытаясь перехватить её руки, умоляя, цепляясь за её одежду, но она отшвыривала меня, как досадную помеху, продолжая сеять хаос.

И вот её рука потянулась к телескопу. Моему старому, потёртому, но такому дорогому телескопу, напоминающему об отце. Она подняла его, словно ничего не значащую вещь, и с чудовищной, маниакальной силой швырнула в стену. Треск, скрежет, а затем жалкий звон разлетающихся стекол и искорёженного металла пронзил воздух, разрывая остатки моего самообладания.

Вся комната превратилась в руины: рваные страницы, сломанные карандаши, перевернутая мебель – каждый предмет кричал о её разрушительной ярости. Я стояла посреди этого хаоса, словно окаменевшая. Мои ноги приросли к холодному, усыпанному обломками моих надежд полу. Опустошение было таким всепоглощающим, таким леденящим, что оно словно вытеснило из меня воздух. И тогда, беззвучно, безвольно, по щекам потекли горячие, жгучие дорожки слёз, обжигая мою онемевшую кожу.

– За что? – выдохнула я, голос был чужим, тонким, едва слышным шёпотом. – За что ты так сильно… ненавидишь меня?

Я стояла, и каждый атом моего существа кричал от ледяного ужаса. Казалось, из меня выкачали всю кровь, оставив лишь стылую пустоту.

Мой взгляд бесцельно скользнул по разбросанному мусору и зацепился за что-то. На полу, среди осколков и рваных бумаг, лежала фотография. Та самая. Я с отцом в планетарии, его широкая улыбка, моя маленькая рука в его большой, надёжной ладони. Вспышка теплого света, а затем… ледяной душ. В голове пронеслись её слова, ее безумный смех. Щелчок. Обида, бессилие, боль – всё это нахлынуло мгновенно. Без раздумий я резко развернулась, не оглядываясь, не дыша, рванула прочь. Входная дверь распахнулась, выпуская меня на пронизывающий осенний холод. Ледяной асфальт нещадно жалил ступни, но я не чувствовала ничего, кроме жгучего желания бежать, бежать, бежать. Прочь из этого дома, ставшего тюрьмой, прочь от этого кошмара, подальше от неё. Куда угодно. Лишь бы не здесь. Ни секунды дольше.

Я бежала по улицам, которые знала как свои пять пальцев. Мимо скрипучих, ржавых качелей, где когда-то звенел наш с братом детский смех. Мимо разбитой витрины магазина, где когда-то пахло сладким мороженым и беззаботным счастьем. Мимо всего этого убогого, до отвращения родного ада, который я ненавидела всем сердцем. Ледяной ветер пронизывал до самых костей, заставляя мурашки танцевать по коже – но этот обжигающий холод свободы был в тысячу раз лучше, чем удушающая, тошнотворная мысль о возвращении.

Я бежала, пока легкие не начали гореть, пока каждый вдох не превратился в пытку, пока жгучая усталость не стала вязать ноги. Тело молило о пощаде, и я, едва не споткнувшись, рухнула на ближайшую скамейку, что маячила в поле зрения, словно спасительный островок. Приземлившись на эту повидавшую виды, шершавую лавочку, я подняла голову к небу. Звёзды всегда были моим убежищем, моим молчаливым утешением: стоило лишь взглянуть на их далекий, мерцающий свет – и все тревоги растворялись, словно дым. Но сегодня, словно в насмешку над моей разбитой душой, небо было глухим и пустым, не видно было ни единой звёздочки.

Именно в этот момент, когда отчаяние начинало подступать к горлу, в поле моего зрения случайно попал человек, выходивший из тускло освещенного, обшарпанного круглосуточного магазина.

– Ян?! – Мой голос сорвался в испуганный, почти неверящий крик, прорезая ночную тишину. – Ян, ты что ли?!

Парень в свою очередь застыл на месте, его глаза округлились до предела, отражая не меньший, чем у меня, шокированный ступор.

– Ч-что ты тут делаешь? – Его слова прозвучали сквозь стиснутые зубы, а в голосе слышалась дикая смесь недоверия и обвинения. – Ты за мной следишь!?

Глава 2

Ян