Без понтов

Глава 1: Дерево vs Камень: Или как я с курами в "ласточке" до Белокаменной доперся

Ну что, пацаны, привет вам всем от Олежки, того самого, что из деревни Подзалупино (да-да, смешно, я знаю, смеяться не надо, там у нас не так чтоб прям залупа, а речка просто кривая). Вот сижу я сейчас на своем крылечке, кузнечика слушаю, мамке своей банку огурцов открываю, а на карте – штука баксов тихо так булькает, как самовар перед закипанием. Аж самому не верится. А ведь начиналось-то все… скажем так, не с шампанского и не с красной икры. Начиналось с трех куриц в пакете «Ашан» и билета на электричку, которая в народе зовется «ласточкой», хотя летала она как стервятник подбитый.

Эх, вспомнить страшно. Деревня наша – это вам не шутки. Тут если не спишь, значит, корову доишь или картошку копаешь. А я, понимаешь, вырос. Мозги чесаться начали. Ну не доить же мне всю жизнь Буренку? Хочется чего-то… эдакого. Городского. Блеску. Денег, наконец. Чтобы мамка не в латанных-перелатанных ходила, а в нормальном пальто. И чтобы я… ну, в общем, чтобы девки смотрели не как на деревенщину-обормота, а как на мужика с перспективой. А в Подзалупино перспектива – это либо тракторист (уважаемо, но пыльно), либо местный алкаш (не уважаемо, но весело). Мне ни то, ни другое не зашло.

И вот, сидим мы с мамкой на кухне, чай пьем с блинками ееними, фирменными. Говорю:

– Мам, я в Москву. Покорять.

Она аж поперхнулась:

– Олеженька, да ты чего? Там же… там же столица! Там все в пиджаках, в галстуках, на «мерседесах»! Ты же там пропадешь! Как слепой щенок!

– Не пропаду, – бурчу. – Я не лох. Силы есть, руки из жопы растут не как у некоторых городских сопляков. Найду работу. Буду деньги гнать. Тебе на пальто, мне на… ну, на жизнь.

– Да что ж там найдешь-то? – мамка аж всплакнула.

– Да хер его знает! – честно признался я. – Говорят, там работы – как говна за баней. Подметать буду, грузчиком, в охранники… Да хоть унитазы мыть! Лишь бы платили нормально!

Мать, вижу, переживает жутко. Потом встала, пошла к себе. Вернулась с тремя курицами в мешке из-под картошки. Живыми. Клушами.

– Бери, Олежка. Вези. Это тебе на первое время. Чтобы не голодал. В Москве, говорят, все дорого, как у Христа за пазухой. Яички будут – сам сваришь. А там… глядишь, и на мясо пустишь, если совсем припрет.

Я смотрю на куриц. Курицы смотрят на меня. Глаза тупые, круглые. Типа: «Ну чо, мудила, повезешь нас в столицу?». Я аж засмеялся.

– Мам, ну ты даешь! Я в Москву, как цыган на заработки, с курятиной в мешке? Меня там на вокзале менты сразу прижмут, как контрабандиста!

– Бери, говорю! – мамка уперлась. – Не пропадать же добру! Или ты стесняешься? Ты ж не вор, ты с маминой любовью едешь!

Ну чо, отказать мамке? Не мужик тогда. Засунул я этих пернатых идиоток в здоровенный пакет «Ашан», который валялся в сарае (надежный, не порвется), продырявил дырки для воздуха ножом (чтоб не задохнулись, а то мамка расстроится), и потащил это сокровище на станцию.

До райцентра на автобусе – это еще полбеды. Мужики посмеивались, бабки крестились, водила сказал: «Ты, пацан, или куриный магнат, или совсем еб…й». Но доехали. А вот на вокзале, где садиться на эту самую «ласточку»… Вот тут начался пиздец в квадрате.

Народу – как сельдей в бочке. Все куда-то бегут, толкаются, орут в телефоны. А у меня в руках пакет, а из пакета – БУ-БУ-БУХ! И квохтанье дикое. Люди оглядываются. Бабулька одна спросила: «Сынок, а у тебя там не котик?». Я, бля, покраснел как рак: «Да нет, бабуль, куры… мамка дала…». Она так понимающе кивнула: «А-а, понятно. Добро везешь. Удачи тебе, сынок». Ну хоть кто-то адекватный.

Залез в вагон. Народу – тьма. Стоять. Я пакет с курами поставил меж ног. Тут они, суки, почувствовали, что трясет, и начали концерт. Не просто квохтать, а орать, как резаные! Бу-Бу-БУХ! КУ-КА-РЕ-КУ! (Одна, блядь, петухом оказалась, мамка не разобрала!). Весь вагон на меня уставился. Мужик в костюме брезгливо сморщился: «Молодой человек, вы бы свое… хозяйство… в тамбур вынесли. Запах и шум». Я ему: «Дяденька, тамбур битком. И там тоже люди. Терпите, мы недолго». Он фыркнул, отвернулся.

А куры не унимались. Особенно петух. Орет, как пожарная сирена. Ко мне подвалил проводник, типа серьезный дядька с бляхой.

– Гражданин, что это у вас? Живность? Перевозка живности в пригородных поездах запрещена!

Я опешил: «Как запрещена? А как же люди с кошками, собачками?».

– Собачки и кошечки – это домашние любимцы! А куры – это сельхозпродукция! Или вы их любимцами считаете? – он ехидно так.

Я пакет приоткрыл. Петух высунул голову, злобно так на проводника посмотрел и громко: КУ-КА-РЕ-КУ! Проводник аж отпрянул.

– Видите, – говорю, – любимец! Зовут Васька. Очень привязан. Скучает без меня. Вот и поет.

Народ вокруг начал ржать. Проводник покраснел: «Гражданин, не умничайте! Или штраф, или высаживаю на следующей!».

Блин, палево. Денег на штраф – ноль. Высадить – вообще писец, в чистом поле. Я нагнулся к пакету, шепчу: «Васька, ты че, бля, орешь? Заткнись, а то сейчас будешь не любимцем, а шурпой!». Петух как даст еще громче! КУ-КА-РЕ-КУУУУ! Аж стекла задребезжали.

И тут, откуда ни возьмись, бабулька, та самая с вокзала. Подходит, качает головой: «Ох, бедные пташечки, испугались, наверное». И сует мне в руку… булку. Белую, пышную. «Держи, сынок, покорми их. Успокоятся».

Я, бля, чуть не прослезился. Разломил булку, сунул кусками в пакет. О чудо! Зашуршало, заклевало, и… ТИШИНА. Только довольное похрустывание. Проводник постоял, постоял, плюнул и ушел. Весь вазон вздохнул с облегчением. Мужик в костюме даже кивнул мне: «Эффективно». А бабулька улыбнулась: «Видишь, доброта всегда побеждает».

Доехали до Москвы. Белокаменная, мать ее. Выхожу на Казанский вокзал. Глаза разбегаются. Высота! Шум! Людей – как муравьев в растревоженном муравейнике! Машины – как саранча! Запахи – бензин, жареные семечки, какая-то химоза и… что-то еще, непонятное. Городской дух, наверное. Я стоял, пакет с курами в руке (они опять начали бухтеть от страха), и чувствовал себя полнейшим лохом. Как этот муравей, которого ветром отнесло в соседний мега-муравейник. Куда идти? Что делать? В кармане – пятьсот рублей мамкиных, адрес какого-то второго дядькиного кума, который лет десять назад уехал, и телефон его старый, который не отвечает. И три курицы.

Первая мысль: «Бля, и нахера я сюда приперся?». Вторая: «Мамка пальто ждет. Надо впахивать». Третья: «Куда этих куриц девать?».

Пошел я по этим подземным переходам, как крот слепой. Народ несется, толкается. Я пакетом всех задеваю. Кто-то ругается: «Че везешь, мудила?». Я извиняюсь, краснею. Вылез на какую-то площадь. Огромная! Машины гудят. Здания – до неба! Я аж голову задрал – шапка чуть не слетела. И тут… ОБА-НА! Прямо передо мной, на тротуаре, мужик в кожанке снимает колесо с какой-то иномарки! Другой стоит, смотрит по сторонам. Я, деревенский, сразу понял – гоп-стоп! У нас в райцентре так же тачки раздевают.

Инстинкт справедливости проснулся мгновенно. Я ж не могу мимо пройти! Бросил пакет с курами (Бу-Бух! Испугались), подскочил к мужику с ключом:

– Эй, ты чо делаешь, гад? Это не твоя тачка!

Мужик оглянулся, глаза злые: «Пошел нахуй, деревенщина! Не твое дело!». Его подельник ко мне шагнул: «Че, пацан, ищешь приключений?».

Я не растерялся. В деревне драки – дело обычное. Схватил ближайший мусорный бачок (пластиковый, не тяжелый) и как дам им по капоту рядом стоящей машины (не той, которую грабили)! БА-БАХ! Сигнализация завыла на всю площадь!

– Менты! Менты! Грабят! – заорал я что есть мочи.

Грабители опешили на секунду. Сигнализация орет, люди оглядываются. Подельник плюнул: «Отъехали! Щелок поцапался!». Они рванули в переулок. Я стою, бачок в руке, дышу тяжело. Ко мне подбегает хозяин машины, по сигналке которой я дал. Лицо красное, злое:

– Ты чо, долбоеб?! Это моя тачка! Ты ее хуячишь?!

– Да я… я… вон тех ловил! – показываю в сторону переулка. – Они колесо снимали!

– А мне похуй! Ты мне капот помял! Щас менты приедут, разберемся!

Тут подъезжает, как по заказу, патрульная машина. Два мента вылезают. Подходят. Смотрят на меня (бачок еще в руке), на помятый капот, на орущего мужика.

– Че тут у вас? – спрашивает старший, типа капитан.

– Этот дебил мой капот хуячил! – орет хозяин.

– Да я… я воров гонял! – пытаюсь объяснить я.

– Каких воров? Где воры? – мент смотрит на меня как на говно.

– Да вот… они… убежали! Туда! – показываю.

– Документы, – сухо говорит капитан мне. Я полез в задний карман за паспортом. И тут… БУ-БУ-БУХ! КУ-КА-РЕ-КУ! Мои курицы, забытые в пакете на асфальте, решили напомнить о себе. Громко.

Менты переглянулись. Хозяин машины аж рот открыл. Капитан подошел к пакету, заглянул.

– Гражданин, – говорит мне, – это что еще за зоопарк? Или сельхозвыставка?

– Это… это мои куры… – бурчу я. – Мамка дала… чтоб не голодал…

Второй мент не выдержал, фыркнул. Капитан вздохнул, потер переносицу.

– Ладно, – говорит. – Потерпевший (кивает на хозяина машины), вы претензии имеете? Материальный ущерб?

Тот посмотрел на мою рожу перемазанную (от бачка пылью), на куриц, на ментов, махнул рукой:

– Да пошел он нахуй со своими курами! Капот я сам поправлю. Только чтоб я его больше не видел!

Капитан кивнул мне: «Повезло, гражданин деревенщина. Забирай своих бройлеров и катись отсюда. И больше по машинам бачками не хуячь. А то впаяем за хулиганку». И добавил, уходя: «И курей этих в городе не выгуливай. Санитарные нормы!».

Я подобрал свой пакет с шумящей живностью. Сердце колотится. Чуть не загремел по первой же поездке. Плюнул, пошел куда глаза глядят. Надо было найти этого кума. Шел, брел. Ноги гудели. Город давил. Высоченные дома, как скалы. Люди не смотрят в глаза, все куда-то спешат. Холодно как-то. Не по погоде, а внутри. Тоска. Запахло шавермой. Живот заурчал. Достал мамкину булку (ту, что осталась от кормежки кур), отломил кусок. Жевал. Вкусно. Мамкино. Аж ком в горле.

Нашел я этот адрес. Дом – старый, облупленный. Подъезд – темный, воняет кошачьей ссаниной и дешевым куревом. Нашел квартиру. Постучал. Открыла баба, лицо помятое, в бигудях.

– Кому? – буркнула.

– Мне бы… Степана Игнатьича, – говорю. – Кума моего дядьки Григория из Подзалупино.

Баба скривилась: «А, этот алкаш? Три года как съехал. Кто его знает, где. Может, под забором. Может, в морге. Не знаю». И захлопнула дверь.

Я стоял на лестничной клетке. Темно. Пахнет плохо. Куры в пакете завозились. Бумкают. У меня внутри все сжалось. Полный писец. Крыша над головой – ноль. Денег – копейки. Знакомых – ноль. Три курицы на руках. И огромный, страшный, чужой город вокруг. Первая ночь в Москве.

Спустился на улицу. Сел на скамейку в каком-то скверике. Люди бегут мимо. Машины шумят. А я сижу, пакет с курами у ног. Голова пустая. И только одна мысль тупо стучит: «Ну и нахера, Олег? Ну нахера?». А куры, блядь, опять: Бу-Бу-Бух! Как будто говорят: «Ну чо, мудила, домой поедем?».

Но нет. Я не лох. Я Олег из Подзалупино. За справедливость. За мамкино пальто. Не сдамся. Надо было решать проблему с курами и искать ночлег. Первый блин, как водится, комом. Но Москва, ты меня не сломаешь! Щас я тебе покажу, где раки зимуют! (Точнее, где деревенские дураки ночуют).

Глава 2: Офисный Планктон: Мой первый день в рабстве у пиджака с галстуком и его кофейной гущи

Сидел я на той скамейке, куры под ногами в пакете бумкали, душа опустилась ниже плинтуса. Темнело. Фонари зажглись, аж глазам больно. Холодрыга пробирала. Думаю: "Ну все, Олег, пипец. Первую ночь в Москве – под кустом с курицей подмышкой. Как бомж". И тут… ОБА-НА! Смотрю, на столбе объявление прилеплено, типа старого: "ТРЕБУЕТСЯ. Разнорабочий. Курьер. Готовность к работе сразу. З/п ежедневно". И телефон. Бумага пожелтевшая, дождиком политая, но номер читается!

Сердце ёкнуло. Хер его знает, может, вакансия уже занята? Но попытка – не пытка. Достаю свой кирпичик (мамкин старенький "Нокиа", который только звонит и смски шлет), тыкаю номер. Батарея, бля, на последнем издыхании. Трубку взяли быстро. Мужик голос хриплый, будто с перепоя:

– Алё! Кто там?

– Я по объявлению, – говорю, стараясь не ляпать деревенский акцент. – Разнорабочий нужен? Курьер?

– Ага, – буркнул мужик. – Срочно. Щас и нужен. Где находишься?

Я назвал сквер.

– О, рядышком. Слушай сюда. Адрес: улица такая-то, дом такой-то, бизнес-центр "Гранит", 5 этаж. Ищи офис "Креатив Динамикс". Спросишь Саныча. Придешь – работа есть. Опоздаешь – хуй тебе, а не работа. Понял?

– Понял! – чуть не кричу от радости. – Бегу!

– И, пацан, – добавил Саныч. – Привередливых не люблю. Работать надо, а не сопли жевать. И видок чтоб приличный. Не как бомж.

Я посмотрел на себя: телогрейка, шапка-ушанка (мамка связала), ватник, кирзовые сапоги. И пакет с курами. Видок… ну да. Бомж бомжом.

"Видок приличный"… Блин. Куда кур девать? Выбросить? Мамка потом сердце прихватит, да и жалко – живые твари. Решил пока с собой тащить. Авось, в офисном здании найдется уголок, куда их приткнуть. Хоть под лестницу. Главное – работу получить!

Бизнес-центр "Гранит" оказался стеклянным уродцем, светился как новогодняя ёлка. Внутри – мрамор, кондиционеры шумят, пахнет дорогими духами и… страхом. Охранник у турникетов – здоровенный, как шкаф, в форме. Взгляд как у сторожевого пса. Я к нему:

– Мне в "Креатив Динамикс". К Санычу.

Он окинул меня взглядом от сапог до ушанки, задержался на пакете "Ашан" (оттуда опять: Бу-Бух!).

– Что в пакете? – буркнул охранник.

– Личные вещи, – бурчу я.

– Открывай.

– Да там… ничего особенного…

– Открывай, говорю! Или на выход!

Пришлось открыть. Петух Васька, блядь, как высунет голову и: КУ-КА-РЕ-КУ! Эхо по мраморному холлу понеслось. Бабка какая-то в шубе аж подпрыгнула. Охранник глаза округлил.

– Ты… это… что?! Цирк приехал?!

– Это… это мои питомцы! – выпалил я. – Эмоциональная поддержка! Без них я паникую!

– Питомцы?! – охранник покраснел. – В бизнес-центр с петухом?! Да ты охерел?! Убирай свою птицу нахуй! Или вызываю полицию и санэпидемстанцию!

– Да я… я их сейчас пристрою! – залепетал я. – Вон, видишь, уголок за колонной? Я их туда, они тихо! Работать пришел! Срочно! К Санычу!

Охранник смотрел на меня как на говно с подошвы. Потом махнул рукой:

– Быстро! Уголок за колонной! И чтоб я ни хруста, ни запаха! И чтоб через полчаса их тут не было! Иначе – вышвырну обоих! И твоих питомцев тоже!

Я чуть не расцеловал его. Засунул куриц подальше в угол за колонну, шепнул: "Сидите тихо, бляди! Не гамите! А то зажарите!". Петух как-то обиженно хлопнул крыльями, но смолк. Бросил им остатки булки для тишины. Побежал к лифту.

Офис "Креатив Динамикс" – это пиздец. Не офис, а муравейник из стекла и пластика. Все в открытых пространствах, без стен, столики друг на друге. Люди сидят, уткнулись в экраны, лица серые, как у покойников. Гул стоит – клавиатуры стучат, телефоны трещат, кто-то орет в скайп: "Артём, блядь, где креатив?! Клиент завтракать хочет, а не высеры твои смотреть!". Запах – кофе, пот и отчаяние.

Саныч оказался мужиком лет пятидесяти, лысым, в мятом пиджаке поверх футболки с оленем. Сидел в стеклянной кабинке, курил электронную сигарету, пахло бананом и дешевой табачкой.

– А, деревенщина приперся, – хмыкнул он, окидывая меня взглядом. – Как звать?

– Олег.

– Ну, Олег, – Саныч пыхнул паром. – Работа простая, но ноги отъебать можно. Курьер. Разносить бумаги по другим офисам, посылки, иногда кофе принести, бутеры. Иногда – что-то тяжелое поднять. Плачу ежедневно, налом, тысячу рублей за смену. Смена – пока не скажу стоп. Может, 8 часов, может, 12. Выходных – нихуя. По праздникам – двойная ставка. Премий – нет. Больничных – нет. Отгулов – нет. Ты не в штате, ты – "подрядчик". Понял? Не нравится – дверь там.

Тыщу рублей! В день! У нас в деревне за неделю столько не всегда накопить! Я чуть не подпрыгнул:

– Нравится! Беру!

– Одежка говно, – буркнул Саныч. – Но ладно, первый день. Вот тебе карта города, список адресов на сегодня и пакет с бумагами для первой точки. Там контора "Вектор Стар". Отвези, возьми подпись. Быстро. И купи мне по дороге кофе. Капучино, двойной. Вон в ларьке внизу. Свои деньги есть?

– Есть, – соврал я (последние триста рублей).

– Живо! Через 40 минут чтоб был обратно! И видок поправь! Ты в офис, блядь, пришел, а не на сенокос!

Я схватил карту, пакет с бумагами, помчался вниз. Купил кофе за свои кровные. Капучино, бля, двойной – 250 рублей! Половина дневного деревенского заработка! Но чо делать? Надо. Вернулся, отдал Санычу. Он даже спасибо не сказал, сунул в рот соломинку. Потом кивнул на пакет:

– Вали уже в "Вектор Стар". Адрес на пакете. Не хуячь по дороге. Документы важные.

Я рванул. На улице – морозец. Бежал, как ошпаренный. Нашел этот "Вектор Стар" – еще одна стекляшка. На ресепшене сидит тетка, лицо намазано, как стена шпаклевкой, брови домиком.

– Я из "Креатив Динамикс", – пыхчу. – Документы для… – смотрю на конверт – "…для господина Волошина".

Тетка посмотрела на меня как на таракана:

– Пропуск есть?

– Кароче… нет…

– Без пропуска нельзя. Оставьте на ресепшене.

– Но мне сказали подпись взять!

– Правила, молодой человек, – она брезгливо протянула журнал. – Запишитесь. ФИО, компания, к кому. Волошин подойдет, если захочет.

Я записал: "Олег. Креатив Динамикс. Волошину документы". Тетка взяла пакет, швырнула его в какую-то корзину. Я стою:

– А подпись?..

– Он подойдет! Идите!

Я вышел, чувствуя себя идиотом. Ни подписи, ни уверенности, что этот Волошин вообще пакет получит. Но чо делать? Побежал обратно. Отчитался Санычу. Он даже не поднял голову от компа:

– Ну и чо? Подпись где?

– Так… там тетка… правила… оставил на ресепшене…

– Лох, – коротко бросил Саныч. – Надо было прорваться! Найти этого Волошина! Кричать! Топать ногами! А ты, как сопляк, испугался тетку с бровями! Ладно, первый раз прощаю. Вот тебе еще адреса. Вали, развозь. И не еби мозг!

И понеслось. Весь день как белка в колесе. Но адреса! Блядь! Адреса! Москва – это же пиздец! То улица кончилась, то проспект начался, то дом не найдешь, то вход с черного хода. Я карту читал как китайскую грамоту. Метро – вообще пиздецовый лабиринт, люди как стадо баранов, толкаются. Я в вагоне с каким-то пакетом для "Глобал Файнэнс" – а вокруг давка, потные рожи, кто-то орет в телефон. Выхожу на нужной станции – а пакет помят, как тряпка. Неси теперь.

В одной конторе охранник заставил все карманы вывернуть, чуть ли не в жопу заглядывал. В другой – секретарша-стерва заставила ждать час, потом сказала: "Ой, а он уже уехал! Приезжайте завтра!". Я чуть не заорал. В третьей – какой-то крендель в дорогом костюме орал на меня, что я опоздал на пять минут и он теперь миллион теряет. Я ему чуть не вьехал, но вспомнил про мамкино пальто, сглотнул.