И ничего, кроме правды

― Итак, господа, позвольте представить опытный образец машины предсказаний профессора Лебедева. С одобрения графа Леонтьева, финансировавшего изобретение, нам предоставили честь презентовать его.

Лучшие умы научного и магического сообщества Москвы воззрились на огромный короб, тускло поблескивающий медными боками, из которых торчали небольшие цилиндры. И чудовищной челюстью выдавалась вперед толстая пластина, усеянная клавишами. Больше всего это походило на механический орган, фотографии которого привозили на столичную выставку в прошлом году.

– Кхем… ― кашлянули в заднем ряду. ― Главное, чтобы денежки окупились.

– Господин Дельвиг так обеспокоен судьбой средств его сиятельства. Не соблаговолите ли выйти и поработать?

Молодой пухлый человек пожал плечами, поправил криво сидящее на носу пенсне и шагнул вперед.

– С удовольствием, я для этого и пришел. Где инструкции?

– Их передавали магистру Зыкову. Он будет ассистировать.

Высокий худой человек постарше в потертом сюртуке тоже вышел к машине и зашелестел бумагами.

– Подайте им кресла, дело, похоже, долгое, ― раздались возгласы.

Дельвиг и Зыков присели и, не отрываясь от бумаг, принялись тихо переговариваться.

– Правый на сто восемьдесят градусов. Верхний на шестьдесят. Этот влево…. Нет, ввод сюда… Лучше повернуть. Мне нужно сосредоточиться. Настройка дело тонкое.

Люди, сгрудившиеся вокруг испытателей, вслушивались, перешептывались, переминались с ноги на ногу и вздыхали в нетерпении. Со стены на них сурово взирали портреты императора, основателя Технического университета и нынешнего ректора.

– Внимание, господа! ― провозгласил Зыков, и люди притихли. ― Сейчас будет первое предсказание. Возможно, исторический момент. Симбиоз науки и магии.

– О… Т… Е… ― стучал Дельвиг указательным пальцем и мизинцем по клавишам. ― Л. ― Повисла пауза. ― Похоже, все. Ну что, господа. ― Он повернулся, ехидно улыбаясь. ― Кто желает расшифровать сие загадочное послание?

– Анаграмма? ― неуверенно предположил пожилой господин с моноклем.

– Я тоже так считаю, ― откликнулся Зыков, который все еще смотрел в инструкции. ― Машина начинена магией, но управляется механикой, сложна в настройке, но проста в шифре предсказаний. Думаю, это слово ЛЕТО.

– Мило, ― фыркнул Дельвиг, снимая пенсне и протирая его белоснежным платком. ― Нам предсказали, что скоро наступит лето.

– А сроки настраиваются? ― спросил господин с моноклем. ― Новый год на носу, нам бы что поближе.

– Я поставил предсказание на ближайшее время. И место, ― развел руками Зыков, звякнув цепочкой часов. ― Вероятно, здесь просто ничего не случится.

– До лета, ― насмешливо сказал Дельвиг. ― А в том, что оно наступит, мы все не сомневаемся. Так что, как я и думал, симбиоз пока что весьма теоретический.

Пробежавшие волной по аудитории для презентаций несмелые смешки заглушил резкий звук разбившегося стекла. Все повернулись в сторону завешанных плотными шторами стеклянных дверей, ведущих в соседнюю комнату, и увидели на полу не только осколки. Нечто большое запуталось в темно-серой ткани, а рядом медленно растекалась густая темно-красная лужица.

– Г… господа, ― заикаясь, начал Зыков, но Дельвиг уже вскочил с кресла, с неожиданной ловкостью подбежал к разбитым дверям и откинул штору с казавшегося бесформенным предмета.

– Однако! ― воскликнул Дельвиг, отпрянув и вытирая пот со лба. ― Это тело, господа, мертвое тело.

– О боже! ― воскликнул кто-то в толпе. ― Тело! Не лето, а тело!

– Да не может быть! ― раздались голоса. ― Сообщите кто-нибудь в полицию!

– Беру свои слова обратно, машина работает. ― Рука Дельвига дрожала, когда он вытирал пот уже с висков и шеи. ― Ужасно, господа, ужасно. Несчастного обезглавили. Я считаю…

Он осекся, лицо осветила вспышка желтоватого света, по телу прошла судорога. Затем он схватился рукой за горло, выронил платок, страшно захрипел и упал на пол, дергаясь в конвульсиях. У его левой ноги исчезали невесть кем начертанные письмена, словно их смывало волной.

Экран на стене потух, жужжание дешифровального аппарата затихло, а обер-полицмейстер повернулся к подследственному.

― Итак, господин Вахрамеев, вы узнаете это воспоминание?

― Да.

― И чье оно?

― Я бы сказал, что покойного господина Дельвига, только это не так.

Обер-полицмейстер оперся рукой о край стола, у которого на неудобном стуле скорчился господин Вахрамеев, и участливо осведомился:

― Неужели? И как вы это поняли?

― По некоторым ракурсам, углам зрения, генерал Бельский, ― поднял глаза подследственный. ― Это воспоминания человека, который стоял с другой стороны.

― Блестяще, Виктор Михайлович, ― иронично сказал обер-полицмейстер. ― Вы ведь знаете, что не только из мертвых можно получить картину преступления. В некоторых случаях воспоминаниями добровольно делятся и живые свидетели. Для чистоты-с, так сказать эксперимента. Это точка видения одного из гостей. А записал ее наш штатный столичный сотрудник. Кстати, тоже трудится судмагэкспертом, как и вы.

― Признаться, я плохо умею работать с живыми. С мертвыми как-то проще.

Бельский промолчал, рассматривая бледное интеллигентное лицо с прямым носом, аккуратной бородкой и гладко зачесанным назад русыми волосами. Обер-полицмейстер был немного сбит с толку. Досье на работника Шаболовского отделения сыска однозначно говорило, что тот спокоен, собран, иногда излишне настойчив, в деле своем искусен. А на стуле сидел человек скорее скромный, неуверенный. Или тот, кто чего-то боялся. Не в этом ли кроется разгадка?

― Я не… не понимаю, ― пробормотал подследственный. ― Разве меня вызвали не из-за пожара на Мясницкой?

Обер-полицмейстер прошелся по небольшому кабинету от полок с книгами до засиженного мухами окна и сделал вид, что заинтересовался чем-то снаружи. Хотя узреть там можно было разве что кусок фонарного столба и бок парового экипажа.

― До пожара мы еще дойдем-с. И до ваших методов работы тоже. Как же так получилось, господин Вахрамеев? Одно из лучших московских сыскных отделений не справилось с ответственным делом. Граф Леонтьев был на особом счету у императора. Мы в Петербурге сильно скорбели, когда пришла весть о его убийстве. И таком зверском! А вы все даже не смогли отыскать его голову, чтобы вдова, ваша сестра, между прочим, похоронила его по-человечески, не то, что убийцу. И господин Дельвиг. Его родители безутешны. Я здесь еще недели не пробыл, а уже нашел следы или саботажа, или преступной халатности.

Бельский отвернулся от окна. Ему понадобилось три шага, чтобы добраться до стола и снова нависнуть над подследственным. Пора было нажать на этого бестолкового или таковым прикидывающегося судмагэксперта.

― Вы можете сколько угодно втирать нам очки умными словами о ракурсах, господин Вахрамеев. Но мы оба видели главное отличие этого воспоминания от того, что вы вытащили из мозга господина Дельвига. Ни вспышки, ни узора, указывающих на магию, в них не было. И это крайне затруднило работу следствия. Вы фактически спрятали орудие убийства. Я настоятельно советую рассказать о причинах самому. До того, как я получу ордер на применение магического допроса. А я его получу, будьте уверены. Не говоря уж о скандале, который покроет позором вашу семью. Впрочем, о нем вы узнаете в лучшем случае из газет, поскольку вряд ли покинете отделение.

Подследственный вздрогнул, его плечи еще больше поникли. Он вздохнул и медленно обвел взглядом захламленный кабинет, будто желая за что-то зацепиться. Глянул на пустой стол, окно, наткнулся на молчаливо сидевшего в стороне магэксперта и отвернулся.

― Я все расскажу, генерал Бельский. С самого начала.

Вечером того дня, как привезли тело господина Дельвига, я завершил извлечение воспоминания. Очень четкая и подробная картина, знаете ли. Приятно, когда тела доставляют вовремя, а не тогда, когда уже с содержимым их черепа ничего нельзя сделать. Осталось только записать и просмотреть еще раз, чтобы убедиться, что я не упустил ничего важного.

Не успел я настроить дешифровальный аппарат, как в дверях неожиданно показалась она. В этот час в отделении оставался только дежурный офицер. И, похоже, он куда-то отошел, иначе я никак не могу объяснить появление этой женщины. Она представилась как госпожа Медея. Странное имя, наверняка ненастоящее. Одета как дама скорее полусвета, лицо молодое, наверное, лет около тридцати, одного со мной возраста. Но глаза неподвижные, будто стеклянные, зеленые с золотистыми прожилками в радужке.

– Я хочу, чтобы вы поправили конец воспоминания, ― без предисловий заявила она низким чуть хриплым голосом. ― Оно не должно попасть в отчет в настоящем виде.

Конечно, я отказался, даже рассмеялся подобной наглости, и попросил ее уйти. Но она сказала, что знает мою сестру и проблемы ее семьи, о которых не знает никто. Пока никто.

– История весьма деликатного свойства. Из тех, что читают в газетах за завтраком, а после с показным сочувствием обсуждают с соседями и знакомыми.

– Вы мне угрожаете? ― осведомился я.

– Такая проницательность делает вам честь, ― неприятно улыбнулась госпожа Медея. ― Точнее, я всего лишь посредник. А угроза исходит от фигуры куда более могущественной и опасной.

Я понял, что она говорит о том, кто убил Дельвига и обезглавил человека, тело которого увезли в морг для опознания. Поскольку без головы для моего обследования он был бесполезен. Тогда я еще не знал, что вторая жертва преступления ― граф Леонтьев, мой несчастный зять.

– Вы видели, на что он способен, ― продолжала говорить госпожа Медея, пронзая меня жутким зеленым взглядом. ― Вряд ли вы и подобные вам могут похвалиться таким могуществом. Поэтому не сомневайтесь ― неприятности у вашей сестры будут только началом.

― И вы так просто поверили ей, господин Вахрамеев? И кинулись исполнять? ― возмутился обер-полицмейстер.

Подследственный нервно облизнул губы.

― Тому были две причины, ― тихо сказал он. ― Я связал одну с другой.

Закончил править воспоминание Дельвига я уже ближе к десяти часам вечера, признаюсь, изрядно мучимый совестью. Но ее приглушал страх. Когда дверь снова скрипнула, я чуть не подпрыгнул на месте. К счастью, это была не госпожа Медея, а дежурный офицер с моей сестрой Ольгой, графиней Леонтьевой. Я сразу заметил, что что-то произошло. На ней были надеты модная шляпка с откинутой вуалью и старый плащ из потертой кожи, накинутый на темное, явно второпях выбранное, платье. Обычно она тщательнее подбирает наряды.

– Что ты тут делаешь, Ольга? Твой муж знает, куда ты поехала?

– Я подаю на развод, Виктор, ― сказала она, словно ударив меня обухом по голове. ― В экипаже снаружи мои вещи на первое время. Остальное горничная соберет и привезет позже. Я заезжала к тебе, но мне сообщили, что ты еще не возвращался с работы.

Развод! Получается, угрозы этой Медеи были правдивы! Я старался осмыслить свалившуюся информацию и не потерять нужную для отчета, которую, кстати, не успел записать. А если не сделать это быстро, то пропадут все старания. Пришлось сестре подождать, пока я помещал исправленные воспоминания в дешифровальный аппарат. Затем повернулся к Ольге, чтобы уговорить повременить с опрометчивым решением.