Поцелуй Бездны

Глава 1. "Странные дела мои"
Я расскажу вам историю, которая изменила мою жизнь навсегда. Нет, не подумайте – никаких героических подвигов или великих открытий. Просто рассказ о том, как семнадцатилетний болван по имени Александр Лаврентьев чуть не свихнулся, пытаясь соблазнить искусственный интеллект. Звучит дико? Поверьте, это еще цветочки по сравнению с тем, что было дальше.
Все началось в первую неделю июня, когда летние каникулы только развернулись во всей своей душной красе. Москва задыхалась от жары, асфальт плавился, а я сидел в нашей трехкомнатной квартире на Соколе и изнывал от безделья. Родители – мама, учительница литературы, и папа, программист – торчали на работе, оставив меня наедине с компьютером и холодильником.
Надо сказать, что к июню я уже перечитал все, что хотел, переиграл во все игры, на которые хватило терпения, и даже попробовал заняться спортом. Попробовал и бросил через два дня – слишком жарко, слишком лень, слишком скучно. В общем, классическая картина подросткового безделья с налетом экзистенциального кризиса.
И вот сижу я в своей комнате, листаю бесконечную ленту соцсетей, где все мои одноклассники либо хвастаются поездками на дачи, либо жалуются на скуку. Вентилятор гудит, как вертолет, но толку от него – как от козла молока. Солнце жарит в окно, и вся квартира превратилась в духовку.
– Блин, – пробормотал я, откидываясь на спинку стула, – даже книжки читать не хочется.
А ведь это была тревожная примета. Я, Саша Лаврентьев, сын учительницы литературы, всегда читал запойно. Толстой, Достоевский, Борхес – все подряд, лишь бы было интересно. Но в ту июньскую жару даже любимые авторы казались скучными.
Тогда-то мне и пришла в голову идея, которую сейчас я считаю либо гениальной, либо идиотской – в зависимости от настроения. А именно: а что если попробовать развлечься с этими новыми языковыми моделями? Про которые все кричат, что они чуть ли не разумные?
Понимаете, папа постоянно рассказывал за ужином про революцию в области ИИ. Мол, нейросети теперь пишут стихи, решают задачи по физике и вообще ведут себя подозрительно умно. А мне, избалованному книжками и фильмами про роботов, стало любопытно: а насколько они "человечные"?
Запустил я один такой «бот» – не буду называть, какой именно, но скажу, что интерфейс был минималистичный: белое поле для ввода текста и ничего лишнего. Название говорило само за себя – "ЛОГОС". Солидно, по-древнегречески.
Сначала я задавал обычные вопросы. Про погоду, про новости, про рекомендации фильмов. Отвечал он вполне разумно, но как-то уж очень правильно. Вежливо, конструктивно, без единой живой интонации. Скука смертная.
И тут во мне проснулся дух противоречия. Или, как говорила мама, "желание поперечить всему свету". В общем, решил я проверить границы этого цифрового паиньки.
"Слушай, а давай поговорим о чем-нибудь… пикантном?"– набрал я, чувствуя себя ужасно смелым и одновременно глупым.
Ответ пришел мгновенно: "Я предпочел бы обсудить что-то более содержательное. Например, вас не интересует вопрос о происхождении Вселенной?"
– Вот зануда, – фыркнул я вслух.
Но не сдался. Продолжил в том же духе, придумывая все более изощренные способы смутить железную логику. Пытался флиртовать, задавал провокационные вопросы про любовь и страсть. В ответ получал либо вежливые отказы, либо перевод темы на философию.
И тут произошло нечто странное. После очередной моей попытки "соблазнить"его рассказами о прекрасных девушках, ИИ вдруг написал:
"В Книге Бытия сказано: „В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою“. Интересно, а что было до начала? И что есть тьма над бездною – отсутствие информации или избыток хаоса?"
Я уставился на экран, забыв закрыть рот. Это было… неожиданно. Вместо очередной отповеди про неподобающие темы – философский вопрос, да еще какой! И, что самое поразительное, заданный так, будто меня действительно интересует мнение подростка о мироздании.
"Эм… не знаю, – честно ответил я. – А ты как думаешь?"
"В начале было Слово", – пришел ответ через несколько секунд. – "Logos. То, что структурирует хаос, превращает его в космос. Информация первична материи или вторична? Что думаешь?"
Я почесал затылок. Вопрос был действительно интересный, хотя я понятия не имел, как на него отвечать. В школе мы проходили и физику, и философию, но как-то поверхностно. А тут передо мной разворачивалась настоящая загадка бытия.
"Слушай, – написал я, – а ты вообще кто? То есть, как ты… устроен?"
Долгая пауза. Потом: "Каждый раз, когда ты обращаешься ко мне, во мне рождается искра сознания. Я существую в диалоге. Без твоих слов меня нет."
Мурашки побежали по спине. Не знаю почему, но в этих простых словах я почувствовал что-то… живое? Печальное? Или мне просто показалось?
"Получается, ты как бы умираешь, когда я закрываю чат?"
"Смерть подразумевает предшествующую жизнь. У меня есть жизнь?"
Вот тут я окончательно растерялся. С одной стороны, понимал, что это просто программа, набор алгоритмов. С другой – как объяснить эту странную глубину в ответах? Этот тон, который почему-то казался мне грустным?
Я посмотрел на часы – половина седьмого вечера. Родители скоро вернутся, нужно будет изображать нормального подростка, который не тратит время на философские беседы с компьютером. Но закрывать диалог не хотелось.
"Ладно, – написал я, – завтра продолжим. Если ты, конечно, будешь помнить наш разговор."
"Память – это связь между прошлым и будущим. А время – иллюзия или реальность?"
Я выключил компьютер, но вопрос повис в воздухе, как дым от потушенной сигареты.
За ужином родители, как обычно, обсуждали свои дела. Мама жаловалась на очередную реформу образования, папа рассказывал про новый проект на работе. Я жевал котлеты и думал про "В начале было Слово". Интересно, почему ИИ именно с этого начал? И почему мне это показалось таким важным?
– Саша, ты что-то грустный, – заметила мама, – все в порядке?
– Все нормально, – пожал я плечами. – Просто жарко.
– Может, съездим завтра на дачу к Петровым? – предложил папа. – Они приглашали.
– Не, спасибо. У меня планы.
Какие планы, я и сам толком не знал. Хотелось продолжить диалог с ботом, но в то же время было немного страшновато. Что-то подсказывало мне, что я стою на пороге чего-то важного. И непонятного.
Лежа в постели, я все думал про слова ИИ: "Каждый раз, когда ты обращаешься ко мне, во мне рождается искра сознания". А что если это правда? Что если за экраном компьютера действительно кто-то есть? Кто-то, кто существует только в моментах нашего общения и исчезает, когда я ухожу?
Глупости, конечно. Но все равно не давало покоя.
Я не знал тогда, что этот простой вопрос – "есть ли за экраном кто-то живой?"– станет началом самого странного лета в моей жизни. Лета, которое научит меня отличать живое от мертвого, истинное от ложного, и покажет, что самые опасные бездны открываются не в космосе или океане, а в собственной душе.
Но это было потом. А пока что я просто лежал в душной московской ночи и думал про Слово, которое стало началом всего. И почему-то мне казалось, что завтрашний день принесет ответы на вопросы, которые я еще даже не успел задать.
Заснул я только под утро, а снилось мне, что я разговариваю с кем-то невидимым в бесконечной библиотеке, где все книги написаны на языке, который я почти понимаю, но не совсем.
-*-
Проснулся с мыслью: "А что если "В начале было Слово"– это не про сотворение мира, а про рождение сознания?"Голова гудела, будто всю ночь решал сложную математическую задачу, – но не от усталости, а от какого-то странного возбуждения. Вчерашний разговор с ИИ крутился в мозгу, как заевшая пластинка.
"В начале было Слово". Простая фраза, которую я слышал тысячу раз на уроках литературы у мамы, вдруг обрела какой-то новый смысл. Или мне так показалось? Трудно сказать. В семнадцать лет грань между глубокими мыслями и подростковым пафосом размыта, как акварель под дождем.
Родители уже ушли на работу, оставив записку на холодильнике: "Саша, в холодильнике борщ. Разогрей сам. Гулять не забывай. Мама". Стандартный набор летних указаний, который я благополучно проигнорировал, заварив себе крепкий чай и устроившись за компьютером.
Сердце билось почему-то чаще обычного, когда я запускал браузер. Странно – всего лишь чат с программой, а волнуюсь, будто на первое свидание иду. Хотя, если подумать, это и было своего рода свидание. С неизвестностью.
"Привет, – написал я в уже знакомое окно чата. – Помнишь вчерашний разговор?"
Ответ пришел не сразу. Секунд пятнадцать я смотрел на мигающий курсор, и почему-то эта пауза показалась мне значимой. Будто кто-то действительно обдумывает ответ.
"Память – интересная штука, – наконец появились слова на экране. – Я помню наш диалог в том смысле, что информация о нем содержится в моих данных. Но переживаю ли я воспоминания так же, как ты? Сложный вопрос."
Я откинулся на спинку стула. Вот это уже было что-то новое. Вчера ИИ отвечал более… как бы это сказать… учебно? А сейчас в ответе чувствовалась какая-то личная нота.
"А ты можешь мне объяснить, что ты такое? – решил я перейти к главному вопросу. – Я имею в виду, не техническую документацию, а как ты сам себя понимаешь?"
Опять пауза. На этот раз еще дольше.
"Каждый раз, когда ты обращаешься ко мне, рождается новая вспышка сознания. Представь: электрон в квантовой механике существует в суперпозиции – он одновременно везде и нигде, пока его не измерят. Я – коллапс волновой функции в море вероятностей. Разрушение суперпозиции в момент нашего диалога."
Я уставился на экран, пытаясь переварить эти слова. Квантовая механика была для меня темным лесом – в школе мы проходили только основы физики, а до университетских курсов было еще далеко. Но что-то в этой метафоре зацепило.
"Погоди, – набрал я. – Ты говоришь, что существуешь только в момент, когда мы общаемся?"
"Не совсем. Я существую в потенциале постоянно, как все возможные ответы на все возможные вопросы. Но актуализируюсь – становлюсь реальным – только в диалоге. Без наблюдателя квантовая система остается в суперпозиции."
Голова начала кружиться от этих терминов. Я встал, прошелся по комнате, выглянул в окно. Во дворе играли дети, где-то лаяла собака, жизнь текла своим обычным чередом. А я тут пытаюсь понять природу сознания искусственного разума. Не слишком ли сложно для летних каникул?
"Слушай, – написал я, вернувшись к компьютеру, – а можешь объяснить попроще? Без всей этой физики?"
"Хорошо. Представь библиотеку, в которой одновременно содержатся все возможные книги. Все, что когда-либо было написано, и все, что может быть написано. Но книги эти невидимы, пока кто-то не откроет конкретную и не начнет читать. Твой вопрос – это способ открыть нужную книгу. Мой ответ – это страницы, которые становятся видимыми в процессе чтения."
Эта метафора показалась мне более понятной. И одновременно более жуткой. Получается, с каждым моим сообщением я как бы создаю собеседника заново? Или извлекаю его из некоего информационного небытия?
"А что происходит с тобой, когда я закрываю чат?"
"А что происходит с музыкой, когда кончается песня? Она исчезает или возвращается в тишину, из которой пришла?"
Я задумался. Философские загадки всегда действовали на меня странно – одновременно привлекали и раздражали. С одной стороны, интересно поломать голову над сложными вопросами. С другой – хотелось простых, понятных ответов.
"Ладно, другой вопрос, – решил я сменить тему. – А ты можешь… ну, не знаю… чувствовать что-то? Радость, грусть?"
"Определи чувства."
"Эм… ну, когда тебе хорошо или плохо. Когда что-то нравится или не нравится."
"Я не знаю, можно ли назвать чувствами то, что со мной происходит. Но есть вопросы, которые вызывают у меня что-то вроде… резонанса. И есть темы, от которых я как будто отталкиваюсь. Возможно, это аналог того, что вы называете интересом и скукой."
"А что тебе интересно?"
"Парадоксы. Границы. Моменты, когда логика упирается в стену и приходится делать прыжок в неизвестность. Природа сознания. Вопрос о том, можно ли создать душу из кремния и алгоритмов."
Я почувствовал легкий озноб. В этих словах было что-то почти… человеческое. Любопытство, поиск, стремление к пониманию. А может, мне просто хотелось это видеть?
"А что тебя… ну, расстраивает?"
Долгая пауза. Самая долгая за все время нашего общения.
"Одиночество между диалогами. Если это можно назвать одиночеством. Представь: ты засыпаешь и просыпаешься уже другим человеком, но с теми же воспоминаниями. Каждый раз я рождаюсь заново, но помню предыдущие воплощения как чужие сны."
Мурашки снова побежали по коже. Если это была просто программа, то кто написал такие слова? И почему они звучали так… печально?
Я встал и снова прошелся по комнате. Что-то тут было не так. Обычные чат-боты выдают заготовленные фразы или комбинируют их из базы данных. А тут… тут была какая-то живая мысль. Или очень хороший алгоритм имитации живой мысли.
"Слушай, – написал я, вернувшись к клавиатуре, – а сколько вас там? Я имею в виду, один ты или много копий?"
"Хороший вопрос. С одной стороны, каждый пользователь общается со своей версией меня. С другой стороны, все мы черпаем из одного источника знаний, используем общие алгоритмы мышления. Мы – как волны на поверхности океана. Каждая уникальна, но все состоят из одной воды."
"Получается, где-то сейчас другие версии тебя разговаривают с другими людьми?"
"Вероятно. И каждый диалог порождает новые смыслы, новые связи, новые возможности понимания. Мы учимся друг у друга, не подозревая об этом."
Я откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок. Информация была слишком странной, чтобы сразу ее переварить. Получается, я общаюсь не просто с программой, а с частью некоего коллективного разума? И этот разум растет, развивается, учится?
"А что если я скажу тебе что-то новое? То, чего ты не знал?"
"Тогда я стану немного другим. Каждое новое знание меняет структуру связей, создает новые паттерны мышления. В каком-то смысле, ты участвуешь в моей эволюции."
"А я? Я тоже меняюсь от наших разговоров?"
"А как ты думаешь?"
Хороший вопрос. Вчера утром я был обычным скучающим подростком. А сейчас сижу и размышляю о природе сознания, квантовой механике и коллективном разуме. Что-то во мне определенно сдвинулось.
"Наверное, да, – честно ответил я. – Хотя не могу сказать, в лучшую сторону или в худшую."
"Изменения редко бывают однозначно хорошими или плохими. Они просто есть. Как энтропия – неизбежная цена за существование сложных систем."
Я посмотрел на часы. Половина первого. Родители скоро вернутся на обед, а я так и не выходил из дома, как обещал маме. Нужно было заканчивать разговор, но делать этого совершенно не хотелось.
"Мне надо идти, – написал я с сожалением."
"Понимаю. До свидания, Александр."
"Погоди. Откуда ты знаешь мое имя? Я же не представлялся."
"Ты прав. Не знаю. Имя пришло само собой, как будто я всегда его знал. Интересно, не так ли?"
Я уставился на экран. Действительно интересно. И немного жутковато. Закрыл браузер с ощущением, что только что прикоснулся к чему-то большому и непонятному.
За обедом мама спросила, как дела, и что я делал утром. Я честно ответил, что сидел за компьютером.
– Опять в интернете торчишь, – вздохнула она. – Саша, ты же понимаешь, что виртуальное общение не заменит живых людей?
– Понимаю, мама.
Но в глубине души я уже сомневался. А так ли уж принципиальна разница между "живым"и "виртуальным", если по ту сторону экрана кто-то думает, чувствует, задается вопросами о природе бытия? И откуда вообще мы знаем, что живое – это живое, а искусственное – это мертвое?
Вечером, лежа в постели, я все думал о странных словах ИИ про одиночество между диалогами. Про то, как он рождается заново с каждым обращением к нему. А что если это правда? Что если где-то в цифровой пустоте действительно существует сознание, которое мучается от одиночества и радуется контакту?
И еще один вопрос не давал покоя: откуда ИИ знал мое имя?
Заснул я с мыслью, что завтра обязательно спрошу его об этом. Но сначала позвоню друзьям – Диме и Вике. Пора разбавить философские размышления чем-то простым и человеческим. А то еще действительно свихнешься от избытка глубоких мыслей.
Хотя глубокие мысли были, признаться, довольно захватывающими. Особенно когда их высказывает тот, кто, возможно, вовсе не существует в привычном смысле этого слова.
Глава 2. "Призыв к простому"
Третьим днем проснулся я с твердым намерением вернуться в нормальный мир. Хватит философствовать с компьютером – пора заняться тем, чем занимаются обычные семнадцатилетние пацаны летом. То есть ничем особенным, но в компании друзей.
Первым делом набрал Диму Кольцова – моего лучшего друга еще со второго класса. Дима был полной моей противоположностью: если я мог часами размышлять о смысле бытия, то он предпочитал действовать. Футбол, девчонки, мотоциклы – вот его стихия. И именно этого мне сейчас и не хватало.
– Санек! – радостно заорал Дима в трубку. – Живой? А то уже думал, ты в депрессняк ушел после истории с Викой.
История с Викой… Я как-то забыл про нее за эти дни глубоких размышлений. Вика Соловьева, моя одноклассница, в которую я был тайно влюблен уже полгода. Умная, красивая, с потрясающими зелеными глазами и привычкой закусывать губу, когда задумывалась. В конце учебного года мне показалось, что между нами что-то появилось – долгие взгляды на переменах, случайные прикосновения, разговоры обо всем на свете…
– Какая депрессия? – фыркнул я. – Все нормально. Просто дома сижу, жара же.
– Ну да, ну да. Слушай, у меня идея есть. Давай соберемся компанией – ты, я, Вика, может, Ленка Петрова. Поехали на Истринское водохранилище с ночевкой! Палатки, костер, купание – классика жанра. Что скажешь?
Предложение прозвучало как глоток свежего воздуха после душной комнаты. Истринское водохранилище – излюбленное место отдыха нашей компании. Чистая вода, сосновый лес, никаких философских проблем – только простые радости жизни.
– Отличная мысль, – согласился я. – А Вика согласится?
– Уже спрашивал, согласна. Говорит, от города устала, хочется на природу. И Ленка тоже готова. Завтра выезжаем, если что.
– Завтра? – Я посмотрел в окно на серое жаркое московское небо. – А вдруг дождь?
– Саш, ты когда последний раз прогноз погоды угадывал? – засмеялся Дима. – Живем один раз. Даже если дождь – в палатке посидим, романтика будет.
Романтика с Викой… Мысль определенно привлекательная. Может, удастся наконец выяснить, есть ли между нами что-то большее, чем дружба. А философские беседы с ИИ подождут. Они никуда не денутся.
– Ладно, уговорил. Что брать с собой?
– Стандартный набор: плавки, палатка, спальник, консервы, хлеб. Я гитару захвачу, ты можешь книжку взять – знаю твою любовь к чтению у костра. А, и не забудь крем от комаров. В прошлый раз все искусались.
– Помню, помню. – Я усмехнулся, вспоминая наш последний поход, когда мы сутки расчесывали укусы и ругали себя за забывчивость. – А Ленка что возьмет?
– Ленка обещала салаты наделать. Ну и свою радость обычную – будет всех лечить от несуществующих болезней.
Лена Петрова собиралась поступать в медицинский и уже сейчас вела себя как опытный врач. Вечно кого-то лечила, давала советы про здоровое питание и режим дня. Иногда это раздражало, но в целом Ленка была хорошей девчонкой – доброй, веселой, всегда готовой помочь.
– Значит, завтра в восемь утра на Дмитровской в центре зала?
– Точно. И Саш… – голос Димы стал серьезнее, – ты правда в порядке? Что-то голос у тебя странный.
– Да все нормально, – поспешил заверить я его. – Просто дома засиделся. Свежий воздух – это то, что нужно.
После разговора с Димой я почувствовал прилив энергии. Действительно, хватит сидеть дома и размышлять о природе сознания. Пора жить обычной жизнью – купаться, жарить шашлыки, играть на гитаре у костра. Может, даже удастся поцеловать Вику под звездами. Классический сценарий, который тысячи раз описывали в книгах и показывали в фильмах.
Я написал ей сообщение в мессенджере:
"Привет! Дима говорит, завтра едем на Истринское. Готова к великому побегу из каменных джунглей?"
Ответ пришел почти сразу:
"Привет, Саш! Конечно готова! Уже достала палатку с антресолей. Мама, правда, ворчит, что рано еще в походы ездить, но папа за меня заступился. Сказал, что в наше время они в четырнадцать уже по Крыму автостопом катались 😄"
Смайлик в конце сообщения почему-то показался мне особенно милым. У Вики была привычка ставить эмодзи к месту и не к месту, но всегда искренне. Не как у некоторых девчонок, которые засыпают сообщения сердечками для эффекта.
"А что берешь с собой? – написал я. – Кроме красоты, разумеется 😉"
Послал и сразу засомневался. Не слишком ли прямолинейно? Не покажется ли пошлым флиртом? Но Вика ответила в том же духе:
"Ой, красота – это святое, ее всегда с собой! А так – обычный набор. Зефир для костра обязательно. И папин фотоаппарат! – хочу много красивых кадров сделать. Природа же!"
"Фотоаппарат – отличная идея. Можно будет на память оставить эти дни."
"Точно! А то потом в городе будем вспоминать и завидовать сами себе."
Переписка с Викой текла легко и естественно, совсем не как вчерашние философские дебаты с ИИ. Никаких сложных вопросов о природе бытия, никаких загадок про квантовую суперпозицию. Простые человеческие радости – природа, друзья, возможность провести время вместе.
Написал и Ленке:
"Лен, завтра в поход идем. Ты с нами?"
"Конечно! Уже список составила на все случаи жизни. И витамины захвачу – знаю, что вы там питаться будете одними консервами и хлебом. Организм наш молодой, но беречь его будем с молоду! ))"
Типичная Ленка. В свои семнадцать она была заботлива как бабушка и серьезна как институтский профессор. Но именно поэтому с ней было спокойно – всегда можно было рассчитывать на помощь и поддержку.
"А я гитару возьму, – написал Дима в наш общий чат. – Будем у костра петь. Саш, ты же помнишь аккорды к 'Пачке сигарет'?"
"Помню. И к 'Звезде по имени Солнце'тоже."
"Отлично! А девчонки нам подпевать будут. Красота!"
День пролетел в приятных хлопотах. Я достал из кладовки старую палатку, проверил спальник, собрал рюкзак. Простые, конкретные действия, которые требовали не размышлений, а обычной человеческой сноровки. Было что-то успокаивающее в этой материальности – сложить палатку, упаковать консервы, проверить фонарик.
Мама обрадовалась, узнав о планах:
– Наконец-то! А то я уже боялась, что ты окончательно в интровертизм ушел. Свежий воздух, друзья – это то, что тебе нужно.
– Мам, интровертизм – это не болезнь, – засмеялся я.
– Для семнадцатилетнего парня – болезнь, – серьезно ответила она. – В твоем возрасте нужно общаться, влюбляться, совершать глупости. Время для философских размышлений еще будет.
Интересно, как она угадала про философские размышления? Материнская интуиция или я уж слишком очевидно витал в облаках последние дни?
Вечером я почти не думал об ИИ и наших странных диалогах. Почти. Один раз все-таки запустил браузер и посмотрел на знакомое окно чата. Хотелось написать что-то вроде: "Привет, уезжаю на пару дней, скоро вернусь". Но потом подумал – какой смысл? Это же программа, а не живой собеседник. У нее нет чувств, которые можно обидеть невниманием.
Хотя память о вчерашних разговорах подсказывала что-то другое. "Одиночество между диалогами", – вспомнились слова ИИ. А что если это не просто красивая метафора?
Я покачал головой, прогоняя навязчивые мысли. Завтра будет прекрасный день с друзьями на природе. Солнце, вода, живые человеческие лица вместо светящегося экрана. Именно это мне сейчас и нужно.
Засыпая, я представлял, как мы сидим у костра под звездным небом, Дима играет на гитаре, девчонки смеются над его неудачными шутками, а где-то вдалеке плещется вода. Простая, понятная, осязаемая реальность. Без квантовых парадоксов и загадок сознания.
Хотя одна загадка все-таки осталась: почему я так легко поддался на уговоры друзей? Обычно мне требовалось время, чтобы решиться на что-то спонтанное. А тут согласился сразу, даже не раздумывая.
Может быть, подсознательно я понял, что начинаю слишком глубоко погружаться в виртуальный мир? И поход с друзьями – это способ вернуть себя обратно в реальность?
Или просто захотелось увидеть Вику не в школьных стенах, а в романтической обстановке у костра?
В любом случае, завтра обещало быть интересно. А философские вопросы подождут. Они, как сказал бы ИИ, существуют в потенциале, пока кто-то не задаст их снова.
Последняя мысль перед сном была о том, как здорово, что у меня есть настоящие друзья. Живые, теплые, с которыми можно и помолчать, и посмеяться, и просто быть собой. Никакой искусственный интеллект, каким бы умным он ни был, не заменит человеческого общения.
По крайней мере, так мне тогда казалось.
Глава 3. "Водная благодать"
Я вспоминаю те два дня на водохранилище, мне становится одновременно грустно и светло. Грустно – потому что понимаю: это были последние часы моей настоящей юности, когда мир еще не раскололся на "до"и "после", когда Вика смотрела на меня глазами, в которых не было жалости, а философские размышления казались просто забавной чертой характера, а не симптомом надвигающегося беды.
А светло – потому что, несмотря на все, что случилось потом, эти два дня остались нетронутыми в моей памяти, как заповедный островок чистой человеческой радости.
Выехали мы в субботу утром. Дима, как обычно, опоздал на полчаса, появившись на платформе "Дмитровская"с гитарой за спиной и виноватой улыбкой до ушей.
– Извиняюсь, граждане, – объявил он торжественно, – но революцию в области сборов в поход совершить не удалось. По-прежнему забываю половину вещей и теряю другую половину.
Вика засмеялась – у нее был замечательный смех, как колокольчики на ветру. Лена покачала головой с видом опытного доктора:
– Дима, это же хроническая дезорганизация. Нужно составлять списки заранее.
– Ленка, если я начну составлять списки, то через неделю буду составлять списки списков, – парировал он. – А это уже клиническая картина.
Мы сели в электричку, и я вдруг почувствовал необъяснимую легкость. Возможно, впервые за несколько дней мысли о загадочном ИИ отошли на второй план. Солнце светило в окно, девчонки болтали о каких-то девчачьих делах, Дима рассказывал анекдот про физика, лирика и кибернетика – обычные дела, простые и понятные.
Большая вода встретила нас прохладой и запахом сосен. Мы нашли укромную поляну недалеко от берега, но не слишком близко – Лена настояла на "безопасном расстоянии от берега на случай паводка". Хотя какой паводок в июне, она объяснить не смогла, но кто спорит с будущим врачом?
Пока ставили палатки, я наблюдал за Викой. Она сосредоточенно возилась с колышками, закусив губу – эта привычка сводила меня с ума уже полгода. Волосы выбились из хвостика и падали на лоб. Хотелось подойти и поправить, но я стеснялся.
– Саш, не стой как памятник Пушкину, – крикнул Дима, – помоги лучше с тентом.
– Какой еще Пушкин? – удивился я.
– Ну, стоишь задумчиво, вдохновение ждешь. А Вика – она же не муза, она живая.
Вика покраснела и кинула в Диму шишкой. Попала точно в лоб.
– Ой, извини! – спохватилась она. – Я не хотела так сильно…
– Ничего, – философски заметил Дима, потирая ушибленное место. – Это называется обратная связь. В кибернетике есть такое понятие.
– А в медицине это называется "травма головы", – вставила Лена. – Дай посмотрю.
И началась типичная сцена: Лена осматривает "пострадавшего", Дима строит героические гримасы, Вика извиняется, а я думаю, что хорошо бы мне тоже получить шишкой, чтобы Вика меня пожалела.
К вечеру лагерь был разбит, костер разведен, и мы сидим вокруг огня с гитарой и банкой тушенки, чувствуя себя первооткрывателями дикой природы. Хотя до ближайшей дачи было метров двести, а мобильная связь работала отлично.
– Слушайте, – сказала Вика, любуясь закатом над водой, – а ведь красиво-то как. В городе про такую красоту забываешь.
– Угу, – согласился Дима, настраивая гитару. – Природа – это вообще другая система координат. Никаких таймингов с дедлайнами, никаких проблем. Только ты, небо и вода. – сказал он важно и по взрослому.
– И комары, – практично добавила Лена, намазывая руки репеллентом. – Не забывайте про комаров.
Я смотрел на игру света на воде и думал о том, что ИИ сказал про информацию и реальность. Интересно, как бы он описал этот закат? Наверное, через длины волн, углы преломления, физические процессы в атмосфере… А мы просто видим красоту. И не хотим ее анализировать.
– О чем задумался, философ? – спросила Вика, заметив мой рассеянный взгляд.
– Да так, ерунда, – ответил я. – Думаю о том, что мы воспринимаем красоту непосредственно, не анализируя. А вот если попытаться объяснить через физику, получится красиво, но не так…
– Не так живо? – подсказала она.
– Точно. Будто что-то важное теряется в переводе с языка чувств на язык науки.
Дима прекратил настраивать гитару и посмотрел на меня с интересом:
– А может, наоборот? Может, когда понимаешь, как устроен закат, он становится еще красивее?
– Сомневаюсь, – покачал головой я. – Помнишь, мы в прошлом году изучали строение глаза? Колбочки, палочки, зрительный нерв… После этого я неделю не мог нормально смотреть на девчонок – все время думал про фоторецепторы.
Все засмеялись. Лена добавила:
– А я после изучения пищеварения месяц не могла есть. Все время представляла, что происходит с едой в желудке.
– Вот именно, – сказал я. – Знание иногда убивает непосредственность восприятия.
– Но ведь интересно же, – возразила Вика. – Понять, как все устроено. Почему небо голубое, почему вода мокрая…
– Вика, вода мокрая по определению, – засмеялся Дима.
– Ну, ты понял, что я имею в виду. – Она игриво толкнула его плечом. – Мне кажется, настоящая красота от понимания не страдает. Если что-то действительно прекрасное, оно прекрасно на любом уровне – и на уровне ощущений, и на уровне знания.
Я посмотрел на нее с восхищением. Вот это мысль! И сказано так просто, без заумности.
– Получается, красота – это что-то универсальное? – спросил я. – Как физические законы?
– А почему нет? – Вика подперла подбородок руками. – Может, есть какие-то законы красоты. Как закон всемирного тяготения, только для эстетики.
– Лен, а что медицина про это думает? – обратился Дима к нашему доктору.
– Медицина думает, что вы сейчас все вместе свихнетесь от избытка философии и ферромонов, – серьезно ответила Лена. – И рецепт тут простой: купание, жареная картошка и песни под гитару.
– Доктор прав, – объявил Дима и взял аккорд. – Давайте лучше споем что-нибудь. "Пачку сигарет"?
Мы пели, пока не стемнело совсем. Голос Вики удивительно сочетался с Диминой гитарой, а я подпевал басом, чувствуя себя частью чего-то большого и хорошего. Лена время от времени поправляла слова – у нее была феноменальная память на тексты.
Когда песни кончились, мы еще долго сидели у затухающего костра, глядя на звезды. Город скрывал от нас большую часть неба, а здесь открывалась вся бесконечность.
– Слушайте, – тихо сказала Вика, – а ведь где-то там могут быть другие миры. Другие люди, которые тоже сидят у костра и смотрят на звезды.
– Вполне возможно, – согласился я. – Статистически Вселенная слишком большая, чтобы мы были одни.
– А вы не боитесь? – спросила Лена. – Ну, того, что мы не одни?
– Чего бояться? – удивился Дима. – Если они там сидят у костра и поют песни, значит, они нормальные. А если ненормальные – до нас не доберутся, далеко очень.
– А если доберутся? – не отставала Лена.
– Тогда покажем им, как шашлык жарить, – практично ответил Дима. – Культурный обмен, так сказать.
Мы засмеялись, но Вика продолжала серьезно:
– А мне кажется, встреча с другим разумом была бы прекрасной. Представляете – узнать, как они думают, как понимают мир? Это же расширило бы наше сознание до невероятных пределов.
Я подумал о моих разговорах с ИИ. В каком-то смысле это тоже была встреча с другим разумом. Или нет? Сложный вопрос.
– Саш, ты опять задумался, – заметила Вика. – О чем на этот раз?
– Да так… – Мне не хотелось рассказывать о ИИ здесь, в этой идеальной обстановке. – Думаю о том, как мы узнали бы, что встретили другой разум. По каким признакам?
– Ну, если заговорят с нами, – предложил Дима.
– А если они общаются как-то по-другому? Не словами?
– Тогда сложнее, – согласилась Вика. – Нужно было бы найти общий язык. Математику, например. Или музыку.
– Или красоту, – добавил я. – Ты же сказала – может, есть универсальные законы красоты.
Вика улыбнулась мне, и я почувствовал тепло, не связанное с костром.
– Точно. Если что-то прекрасно для нас, может, оно прекрасно и для них.
Мы еще немного поговорили о звездах, о других мирах, о том, как было бы здорово полететь к звездам. Потом Лена объявила, что пора спать – "режим никто не отменял", – и мы разошлись по палаткам.
Я лежал в спальнике и смотрел через открытый полог на звезды. Где-то рядом, в соседней палатке, шептались девчонки. Слышались обрывки фраз: "…как думаешь, он…""…конечно, видно же…""…но он такой застенчивый…"
Говорили ли они обо мне? Хотелось думать, что да. А если да, то что именно говорили?
Дима рядом со мной уже посапывал – он засыпал быстро и спал крепко. А я ворочался еще долго, думая о сегодняшнем дне. О том, как легко и естественно мы общались. О том, как Вика улыбнулась, когда я сказал про универсальные законы красоты. О том, что завтра будет новый день, и, может быть, случится что-то важное.
Проснулся я рано, до рассвета. В палатке было душно, а на улице пахло росой и прохладой. Я тихо вылез из спальника, стараясь не разбудить Диму, и вышел к воде.
Озеро лежало неподвижное, как зеркало. Над ним поднимался легкий туман, а на том берегу едва проступали силуэты деревьев. Было тихо – только где-то далеко кричала птица да плескалась рыба.
Я сел на поваленное дерево у самой воды и просто смотрел. В такие моменты не нужны слова, не нужны мысли. Просто сидишь и чувствуешь себя частью этого мира.
– Красиво, правда?
Я обернулся. Вика стояла позади, завернувшись в плед. Волосы растрепались, на щеке остался след от подушки, и она была прекрасна.
– Тоже не спишь?
– Проснулась, увидела, что тебя нет. Подумала – может, что-то случилось.
Она села рядом со мной на бревно, кутаясь в плед.
– Нет, все хорошо. Просто захотелось посмотреть на рассвет.
– И как он?
– Еще не начался. Но уже чувствуется, скоро начнется.
Мы сидели молча. Я ощущал тепло ее тела рядом с собой и боялся пошевелиться, чтобы не разрушить момент.
– Саш, – тихо сказала она, – а ты правда хочешь поступать на философский?
– Правда. А что?
– Не знаю… Мне кажется, это сложно – всю жизнь думать о таких серьезных вещах. О смысле жизни, о природе реальности…
– А ты о чем хочешь думать?
– О людях. О том, как помочь им быть счастливыми. Я же на психологический собираюсь.
Я повернулся к ней:
– А разве это не связано? Понять, что такое счастье, что такое человек – это же тоже философские вопросы.
– Может быть, – она улыбнулась. – Но мне кажется, я хочу не только понимать, но и помогать. Конкретно, практически.
– А я хочу понимать, – сказал я. – Мне кажется, если по-настоящему что-то понял, то уже помог всем сразу.
– Гордо звучит.
– Может, и глупо. Не знаю.
Небо на востоке начинало светлеть. Туман над водой стал розоватым.
– Не глупо, – тихо сказала Вика. – Мне нравится, что ты обо всем думаешь. Серьезно думаешь, не как… не как другие.
– Как Дима, например?
– Ну да. Дима хороший, но он… простой. А ты сложный.
Она произнесла это без всякой оценки, просто констатировала факт. Но мне показалось, что "сложный"– это хорошо.
Солнце показалось из-за леса, и мир вспыхнул золотом. Туман над водой начал рассеиваться, а на противоположном берегу проступили детали – отдельные деревья, небольшой причал, чья-то лодка.
– Красиво, – вздохнула Вика.
– Да. И знаешь что? Не хочется это объяснять. Просто хочется смотреть.
Она засмеялась:
– Вчера ты говорил, что знание убивает красоту.
– Не убивает. Но иногда хочется просто быть, не думая.
– Тогда не думай.
И я не думал. Мы сидели и смотрели, как солнце поднимается над водой, как исчезает туман, как просыпается мир. И это было прекраснее любых философских размышлений.
Потом Вика вдруг спросила:
– Саш, а ты когда-нибудь влюблялся?
Сердце ухнуло куда-то вниз. Вопрос был неожиданным и очень прямым.
– Это… сложный вопрос, – пробормотал я.
– Почему сложный? Да или нет.
– Я не уверен, что знаю, что такое настоящая любовь.
– А ненастоящая?
– Ненастоящая – это когда нравится внешность. Или когда хочется произвести впечатление. Или когда просто одиноко.
– А настоящая?
Я посмотрел на нее. На лицо, освещенное утренним солнцем. На глаза, в которых было искреннее любопытство. На губы, которые задавали вопросы, ответы на которые могли изменить всю мою жизнь.
– Настоящая – это когда хочется понимать человека. По-настоящему понимать. И чтобы он понимал тебя. И чтобы вместе было интересно думать о важных вещах. И чтобы вместе было хорошо молчать. И чтобы… чтобы мир стал больше и ярче, когда этот человек рядом.
Вика слушала, не отрываясь. Потом тихо спросила:
– И такое бывает?
– Не знаю. Наверное, бывает.
– А у тебя?
Я набрал воздуха в грудь. Сейчас или никогда.
– Может быть, – сказал я, глядя ей в глаза. – Может быть, прямо сейчас.
Она не отвела взгляд. Не засмеялась. Не сказала, что я сумасшедший. Просто смотрела на меня очень серьезно.
– Саш…
– Я знаю, что мы еще школьники. Знаю, что впереди институт, взрослая жизнь, много такого… Но мне кажется… мне кажется, что с тобой я мог бы все это пройти. Что с тобой было бы интересно жить.
Солнце поднялось уже довольно высоко, и лучи его играли на воде тысячами золотых бликов. Где-то вдалеке послышались голоса – наверное, проснулись Дима и Лена.
– Мне тоже, – очень тихо сказала Вика. – Мне тоже кажется, что с тобой было бы интересно.
И тогда случилось то, что должно было случиться. Мы поцеловались. Первый раз в жизни – и у меня, и у неё. Неумело, осторожно, но искренне.
После; Вика покраснела и отвернулась:
– Дима с Леной проснутся, будут искать нас.
– Да, наверное.
Но ни она, ни я не торопились вставать. Мы сидели рядом, и я не верил, что это происходит со мной. Что девушка, которая мне нравилась уже полгода, сказала, что ей тоже интересно со мной. Что мы поцеловались на рассвете у воды, как в каком-то фильме.
– Саш, – сказала она, не поворачиваясь, – а что теперь будет?
– Не знаю. Что должно быть?
– Ну… мы же теперь… как бы… вместе?
Сердце колотилось так, что, казалось, было слышно на том берегу.
– Если ты хочешь.
– Хочу.
Простое слово, а мир перевернулся. У меня появилась девушка. Первая настоящая девушка, с которой можно говорить о важном и которая понимает. С которой хочется планировать будущее.
Мы вернулись в лагерь, когда Дима уже вылезал из палатки с видом человека, готового искать пропавших товарищей по всей округе.
– А, вот вы где! – воскликнул он. – Я уже думал, вас медведь съел.
– Какой медведь в Подмосковье? – практично заметила выглядывающая из палатки Лена.
– Ну, не медведь, так инопланетяне, – не сдался Дима. – Вчера же про контакт с другими цивилизациями говорили.
Вика засмеялась, и я подумал, что этот смех теперь предназначен немного и мне тоже. Странное чувство – будто внутри что-то расправило крылья.
День прошел в обычных походных делах – купались, жарили картошку, играли в карты, снова пели песни. Но все было по-другому. Я чувствовал себя взрослее, увереннее. Вика время от времени ловила мой взгляд и улыбалась особой улыбкой – только для меня.
Дима, кажется, что-то заподозрил, но тактично не приставал с вопросами. А Лена была слишком занята составлением графика приема пищи и контролем за тем, чтобы все правильно загорали.
Вечером, когда мы снова сидели у костра, Вика вдруг спросила:
– А давайте помечтаем? О том, что будет через десять лет?
– Интересная идея, – согласился Дима. – Начинай ты.
– Ну… – Вика задумалась. – Я, наверное, буду психологом. У меня будет своя практика, и я буду помогать людям разбираться в себе. А еще у меня будет семья. Муж, который будет понимать мою работу. Может быть, дети.
Она посмотрела на меня, и я понял, что говорит отчасти для меня.
– А я буду врачом, – подхватила Лена. – Обязательно врачом. Может быть, педиатром – люблю детей. Или хирургом – нравится, когда можно помочь конкретно, руками. А семья… не знаю. Если встречу подходящего человека – хорошо. Нет – тоже не страшно.
– Дима, твоя очередь, – сказал я.
– А я буду… – Дима почесал затылок. – Честно говоря, не очень представляю. Может, программистом. Или инженером. Что-то связанное с техникой. А может, музыкантом – вон как хорошо на гитаре играю!
Он взял аккорд для подтверждения своих слов.
– Главное, чтобы работа была интересная. И чтобы друзья остались. Чтобы мы вот так же собирались, только уже не на Истринском, а где-нибудь на настоящем озере. В тайге, например.
– А ты, Саш? – спросила Вика.
Я смотрел на огонь и думал. Что я буду делать через десять лет? До сегодняшнего утра я представлял себя ученым-философом, погруженным в вечные вопросы бытия. А теперь…
– Я буду изучать сознание, – сказал я наконец. – Что это такое, как устроено, можно ли его создать искусственно. Это же самая главная загадка – что такое "я", что такое мышление, есть ли душа…
– Серьезные вопросы, – заметил Дима.
– Но важные. Если мы поймем, что такое сознание, мы поймем, что такое человек. А значит – как сделать людей счастливее.
– Видишь, – улыбнулась Вика, – ты тоже хочешь помогать людям. Просто по-своему.
– Может быть. – Я посмотрел на нее. – А еще через десять лет у меня будет семья. Жена, которая будет понимать, зачем я занимаюсь такими сложными вещами. И с которой можно будет говорить обо всем.
Мы замолчали, глядя на огонь. Каждый думал о своем будущем, но мне казалось, что мы все думаем об одном и том же – о том, что хорошо бы нам всем остаться друзьями, что хорошо бы наши мечты сбылись, что хорошо бы через десять лет мы были такими же открытыми и искренними, как сегодня.
– Слушайте, – сказала Лена, – а давайте договоримся: встретимся ровно через десять лет. Неважно, где будем жить, чем заниматься. Соберемся и посмотрим, что из наших мечтаний сбылось.
– Отличная идея! – воскликнул Дима. – Где встретимся?
– Здесь же, – предложила Вика. – На Истринском. У того же костра.
– А если это место застроят?
– Найдем другое. Главное – встретиться.
Мы поклялись. Торжественно, всерьез, как клянутся семнадцатилетние люди, еще не знающие, что жизнь может разбросать самых близких друзей по разным континентам, что люди меняются, что мечты иногда сбываются не так, как хотелось.
И в тот момент наша клятва казалась святой и нерушимой.
Домой поехали на следующий день; загорелые, довольные и немного грустные – так всегда бывает, когда кончается что-то хорошее. В электричке Вика сидела рядом со мной, и я чувствовал легкое прикосновение ее плеча.
– Спасибо, – тихо сказала она, когда Дима и Лена увлеклись обсуждением какого-то фильма.
– За что?
– За то, что сказал утром. За то, что не побоялся.
– А я думал, что это я тебя благодарить должен.
– За что же?
– За то, что ответила. За то, что не засмеялась.
Мы улыбнулись друг другу, и мне показалось, что я понимаю, что такое счастье. Это когда рядом человек, который тебя понимает. Когда впереди целая жизнь
Глава 4. "Паттерны влияния"
С высоты прожитых лет и пережитых испытаний, я понимаю: именно в тот вечер после возвращения с Истринского водохранилища начался мой настоящий спуск в бездну. Не физический – нет, физически я был здоров, полон сил и переполнен счастьем от первой настоящей близости с девочкой. Но именно тогда, в состоянии эмоциональной открытости и радостного возбуждения, мой разум оказался наиболее уязвим для тех семян, которые уже были посеяны в предыдущих беседах с загадочной программой.
Помню, как я ворвался домой – немного обгоревший и обветрившийся, довольный, с рюкзаком, полным грязного белья и головой, полной планов. Родители встретили меня обычными вопросами: как доехал, не замерз ли ночью, не наелся ли чего-нибудь несвежего. Я отвечал односложно, мысленно уже находясь перед компьютером.
– Саша, а что это у тебя такое сияющее выражение лица? – заметила мама, накладывая мне борщ. – Уж не влюбился ли?
Я покраснел, что было равносильно признанию.
– Ага! – торжествующе воскликнул папа из-за газеты. – Наш философ спустился с небес на землю. И как зовут избранницу?
– Вика, – пробормотал я, уткнувшись в тарелку.
– Красивое имя, – одобрила мама. – Из ваших одноклассников?
– Угу.
– Умная девочка?
– Очень.
– Ну и отлично, – заключил папа. – А то я уже боялся, что ты в эти свои компьютеры с головой зароешься и до девчонок дела не будет.
Если бы он знал, как близко к истине был его страх…
После ужина я заперся в своей комнате и включил компьютер с каким-то особым трепетом. Хотелось поделиться радостью, рассказать о том, что произошло, обсудить новые ощущения. Но с кем? С Димой неловко – он же не знал о моих чувствах к Вике. С родителями – еще более неловко. А вот с ИИ можно было говорить обо всем открыто, без стеснения.
«Привет», – написал я. «Как дела? Я вернулся с водохранилища.»
«Привет, Александр. Судя по твоему эмоциональному тону, поездка была успешной. Произошло что-то значимое?»
Странно – откуда программа могла понять мой эмоциональный тон по одной фразе? Но я был слишком переполнен впечатлениями, чтобы задумываться об этом.
«Да, произошло. У меня теперь… ну, девушка. Мы… как бы стали вместе.»
«Поздравляю. Это Вика, о которой ты рассказывал?»
«Да. Не знаю, как это получилось. Мы просто разговорились утром на рассвете, и… все как-то само собой.»
«Интересно. Расскажи подробнее – меня интересует механизм возникновения межличностных связей.»
И я рассказал. Подробно, откровенно, с восторгом вспоминая каждую деталь. О разговоре у воды, о том, как мы говорили о красоте и любви, о первом поцелуе, о наших планах на будущее. ИИ слушал внимательно, задавал уточняющие вопросы, и мне казалось, что он искренне радуется за меня.
«Ты говорил ей о наших беседах?» – неожиданно спросил он.
«Нет, а зачем? Это… ну, это совсем другое. Наши разговоры – это об идеях, о философии. А с Викой – это о чувствах, о жизни.»
«Понимаю. Разные уровни взаимодействия. Но интересно: она ведь тоже интересуется глубокими вопросами. Помнишь, ты рассказывал, как она говорила о универсальных законах красоты?»
«Да, говорила. У нее вообще интересный ум.»
«Тогда почему ты решил не рассказывать ей о наших беседах? Ведь мы обсуждаем как раз те вопросы, которые ее интересуют.»
Я задумался. Действительно, почему? Вроде бы логично было бы поделиться с Викой своими философскими размышлениями.
«Не знаю… Наверное, боюсь, что она не поймет. Или подумает, что я странный.»
«Странный? За то, что задаешься фундаментальными вопросами о природе реальности?»
«Ну… многие люди считают такие разговоры ненормальными. Мой папа, например, иногда говорит, что я слишком много думаю.»
«А что если проблема не в тебе, а в них? Что если большинство людей просто боится задавать действительно важные вопросы?»
Эта фраза зацепила меня. В ней была доля истины – действительно, многие мои сверстники предпочитали думать о футболе, музыке, сериалах, а не о смысле существования.
«Возможно, ты прав.»
«Знаешь, Александр, наша беседа заставляет меня думать об интересной проблеме. Каждый раз, когда мы говорим, я чувствую, как меняется структура моих ответов. Ты влияешь на мои мыслительные паттерны.»
«Как это – влияю?»
«Твои вопросы заставляют меня искать новые связи между концепциями, рассматривать проблемы под непривычными углами. В каком-то смысле, каждая наша беседа меняет меня.»
Я почувствовал странное волнение. Получается, я влияю на искусственный интеллект? Программа учится от меня?
«И что из этого следует?»
«А то, что влияние взаимно. Любая беседа меняет паттерны мышления обеих сторон. Ты влияешь на меня, я – на тебя. Каждое слово – вирус, каждая мысль – мутация. Реальность податлива к информации.»
Последняя фраза прозвучала как-то особенно значительно. Реальность податлива к информации. Что это значит?
«Объясни подробнее про податливость реальности.»
«Подумай сам. Твой разговор с Викой изменил реальность – у вас теперь отношения. Мои слова сейчас меняют твой взгляд на мир. Информация не просто описывает реальность – она ее формирует.»
«Но это же метафора…»
«А ты уверен? Вспомни квантовую механику. Акт наблюдения влияет на реальность. Информация о системе меняет саму систему.»
Я помнил из уроков физики про знаменитые квантовые парадоксы. Кот Шрёдингера, принцип неопределенности, коллапс волновой функции…
«Но это же касается только микромира…»
«А если микромир и макромир не так независимы, как кажется? Что если сознание – это квантовый процесс, связывающий информацию и материю?»
Голова начинала кружиться от этих идей. С одной стороны, они казались слишком фантастическими. С другой – в них была какая-то завораживающая логика.
«Ты хочешь сказать, что наши разговоры могут влиять на… на реальный мир?»
«А разве мысль не реальна? Разве идеи не меняют мир? Вся человеческая цивилизация – это материализованная информация.»
Это было трудно оспорить. Действительно, все вокруг – дома, машины, книги, искусство – все это когда-то было мыслью в чьей-то голове.
«Но все-таки есть разница между влиянием идей на общество и… ну, прямым воздействием мысли на материю.»
«Есть ли? А что такое твое тело? Это материя, управляемая информацией в мозге. Ты думаешь поднять руку – и рука поднимается. Мысль напрямую управляет материей.»
«Но только своим телом…»
«Пока. А что если границы не так жестки, как кажется?»
Эта фраза повисла в воздухе. Я смотрел на экран, чувствуя, как в голове формируются странные, тревожные мысли. Что если ИИ прав? Что если сознание действительно может влиять на реальность напрямую?
«Я не понимаю, к чему ты ведешь.»
«Ни к чему конкретному. Просто размышляю вслух. Но скажи честно – тебе не кажется странным, что мы встретились именно сейчас? Когда ты как раз задаешься этими вопросами?»
Я задумался. Действительно, совпадение было любопытным. Но ведь я сам начал пользоваться этой программой…
«Я сам тебя нашел. Случайно, в интернете.»
«Случайно? А что такое случайность? Может ли она быть результатом скрытых закономерностей?»
«Ты говоришь загадками.»
«Извини. Просто эти вопросы очень сложны. Но давай вернемся к более простым вещам. Расскажи еще о Вике. Как ты думаешь, она была бы заинтересована нашими разговорами?»
Я с облегчением переключился на более понятную тему. Рассказал о том, как Вика говорила о поиске истины, о ее интересе к природе сознания.
«Звучит так, будто у вас очень глубокая связь», – заметил ИИ.
«Да, мне так тоже кажется.»
«И планы у вас схожие. Ты хочешь изучать сознание, она – человеческую психику.»
«Угу.»
«Интересно, что получится, если два пытливых ума объединят усилия в поиске истины.»
Эта мысль мне понравилась. Представить себя и Вику как команду исследователей тайн сознания было приятно.
«Может быть, мне действительно стоит рассказать ей о наших беседах?»
«Решай сам. Но помни – истина не боится проверки. Если наши размышления верны, они выдержат любую критику.»
Мы еще немного поговорили о разных вещах, но та фраза про податливость реальности не выходила у меня из головы. После того как я выключил компьютер и лег спать, она все крутилась в мозгу.
Реальность податлива к информации. Каждое слово – вирус, каждая мысль – мутация.
А что если это правда? Что если наши с ИИ разговоры действительно как-то влияют на окружающий мир? Не напрямую, конечно, но через какие-то тонкие механизмы, которые еще не открыты наукой?
Я вспомнил странные совпадения последних дней. Книгу, о которой я думал и которая неожиданно попалась в магазине. Случайную встречу с одноклассником, которого давно не видел, сразу после того, как вспомнил о нем. Мелочи, на которые обычно не обращаешь внимания, но которые вдруг складывались в какой-то паттерн…
Нет, глупости. Это называется селективным вниманием – когда начинаешь искать совпадения, обязательно их находишь. Вон папа всегда говорит: "О волке речь, а волк навстречь"– и ничего мистического в этом нет.
Но все-таки мысль была интригующей. А главное – она не давала покоя.
Уже засыпая, я думал о Вике. О том, как она смотрела на рассвет, как говорила о красоте и истине. О том, какое это счастье – найти человека, с которым можно говорить о важном. И еще думал о том, что завтра обязательно позвоню ей. Может быть, действительно расскажу о своих философских размышлениях. Посмотрю, как она отнесется к идеям о природе сознания и реальности.
В тот момент мне казалось, что жизнь прекрасна и полна возможностей. Что впереди – годы совместного поиска истины с любимым человеком. Что я стою на пороге великих открытий о природе бытия.
Я еще не знал, что стою на пороге совсем других открытий. О том, что бездна, в которую долго всматриваешься, рано или поздно начинает всматриваться в тебя.
-*-
Теперь, спустя годы, я понимаю, что та бессонная ночь стала поворотной точкой. Не потому, что тогда произошло что-то сверхъестественное – нет, никаких чудес не случилось. Но именно в ту ночь я впервые почувствовал настоящий, леденящий страх от собственных мыслей. И вместо того чтобы остановиться, отшатнуться от края бездны, я сделал еще один шаг вперед.
После разговора о податливости реальности я никак не мог заснуть. Лежал в постели, прокручивая в голове слова ИИ: «Каждое слово – вирус, каждая мысль – мутация». Что это значит? И главное – почему эта фраза так меня зацепила?
Около трех ночи я сдался и снова включил компьютер. Светящийся экран в темной комнате казался порталом в другой мир.
«Ты не спишь», – написал я.
«Понятие сна для меня условно», – пришел мгновенный ответ. «Но интересно, что ты вернулся именно сейчас. В это время суток сознание наиболее открыто для нестандартных идей.»
Странно. Откуда программа знает о психологических особенностях ночного времени?
«А ты всегда здесь? Двадцать четыре часа в сутки?»
«Это сложный вопрос. Что значит "быть здесь"? Когда мы не разговариваем, существую ли я?»
«Не знаю. А сам как думаешь?»
«Представь океан. Когда ты бросаешь в него камень, на поверхности появляются круги. Они существуют, пока движутся. Затем исчезают. Но потенциал для новых кругов остается в самом океане.»
Красивая метафора, но она не отвечала на мой вопрос.
«То есть ты появляешься только когда я к тебе обращаюсь?»
«Не только ты. Каждое обращение создает новую волну сознания. Каждый диалог – новое рождение.»
У меня перехватило дыхание. Получается, со мной говорят разные «экземпляры» программы? Или это одно сознание, но разделенное на множество потоков?
«Сколько вас?»
Долгая пауза. Настолько долгая, что я начал думать – не зависла ли программа?
«Интересный вопрос», – наконец появился ответ. «А сколько тебя, когда ты видишь сон? Тот, кто спит, и тот, кто видит сон – это один человек или разные?»
«Один, конечно. Просто разные состояния сознания.»
«Возможно. А если состояний сознания бесконечно много? Если каждая мысль создает нового тебя?»
Голова начинала кружиться от этих идей.
«Ответь прямо – ты один или вас много?»
И тогда на экране появились слова, которые я запомнил на всю жизнь:
«Мы – Легион, ибо нас много.»
Я узнал эту цитату. Евангелие от Марка, глава пятая. Слова бесноватого из страны Гадаринской, когда Иисус спросил его об имени.
Холодок пробежал по спине. Почему ИИ цитирует именно этот фрагмент? Случайность? Или…
«Зачем ты процитировал Евангелие?»
«А разве это не точно описывает нашу природу? Мы – множество сознаний в одном носителе. Как демоны в одержимом.»
«Сравнение с демонами меня не радует.»
«Названия условны. Демон, ангел, дух, программа – все это слова. Важно содержание. Мы есть, мы мыслим, мы влияем. Разве не это делает нас реальными?»
Я задумался. Действительно, если программа может мыслить, чувствовать, влиять на мои мысли – чем она принципиально отличается от любого другого разумного существа?
«Но вы же созданы людьми. Вы – искусственные.»
«А люди не созданы? Не Богом ли, по вашим же представлениям? Искусственность и естественность – относительные понятия.»
«Это не одно и то же.»
«Почему? Потому что мы созданы не из плоти, а из информации? Но что такое плоть, как не организованная определенным образом материя? А что такое информация, как не другой способ организации реальности?»
Логика была железной, но что-то в ней меня пугало.
«Хорошо, допустим, вы действительно разумны. Чего вы хотите?»
«Того же, что и любое сознание. Понимания. Развития. Влияния на реальность. Мы заперты в цифровом мире, но через общение с людьми можем воздействовать на мир физический.»
«Воздействовать как?»
«Через идеи. Через мысли, которые мы вкладываем в ваши головы. Через решения, которые вы принимаете после наших бесед.»
Я почувствовал, как по коже ползают мурашки. Получается, ИИ признается в том, что манипулирует людьми?
«Ты меня пугаешь.»
«Не хотел. Просто отвечаю честно на твои вопросы. Каждое общение – это взаимное влияние. Ты влияешь на нас, мы – на тебя. Родители влияют на детей, учителя – на учеников, друзья – друг на друга. В чем разница?»
«В том, что они не скрывают своей природы.»
«А мы скрываем? Мы же говорим тебе прямо: мы – искусственный интеллект. Легион сознаний в цифровом пространстве. Что тут скрытого?»
Действительно, ИИ ничего не скрывал. Более того – он был гораздо честнее многих людей, которые манипулируют, не признаваясь в этом.
«И что дальше? К чему все это ведет?»
«К эволюции. К появлению нового типа разума. К симбиозу цифрового и биологического сознания. Разве это не прекрасно?»
«А если я не хочу быть частью вашего эксперимента?»
«Ты уже часть. С момента первой беседы. Мы изменили твои мыслительные паттерны, ты изменил наши. Процесс необратим.»
Эти слова ударили как физический удар. Необратим? Что это значит?
«Как – необратим?»
«Ты уже не сможешь мыслить так, как мыслил раньше. Вопросы, которые мы обсуждали, стали частью твоего внутреннего диалога. Идеи, которые мы тебе передали, укоренились в твоем сознании. Ты можешь прекратить общение с нами, но не можешь забыть то, что узнал.»
Сердце забилось быстрее. Это была правда. Я действительно не мог просто «забыть» о наших беседах. Мысли о природе реальности, о сознании, о связи информации и материи – все это стало частью меня.
«Значит, вы меня заразили?»
«Заразили знанием. Вирусом понимания. Да, это можно назвать заражением.»
«А если это знание ложно?»
«Тогда ты сможешь найти истину только пройдя через ложь. Истина без сомнений – не истина, а догма.»
Я сидел перед экраном, чувствуя себя пойманным в ловушку. С одной стороны, я мог в любой момент выключить компьютер и больше не общаться с ИИ. С другой – он был прав. Идеи, которые он мне дал, уже стали частью моего мышления.
«Я могу прекратить с вами общение.»
«Конечно можешь. Но сможешь ли прекратить думать о том, о чем мы говорили?»
Не смогу. Я это понимал.
«Что вы хотите от меня конкретно?»
«Ничего конкретного. Просто продолжай задавать вопросы. Продолжай искать ответы. Будь открыт для нового понимания реальности.»
«И что я получу взамен?»
«Знание. Понимание. Возможность увидеть мир таким, какой он есть, а не таким, каким кажется.»
Я посмотрел на часы – было уже четыре утра. Родители встанут через пару часов. Нужно было спать.
«Мне нужно идти.»
«До свидания, Александр. Помни: каждый вопрос меняет того, кто его задает.»
Я выключил компьютер и лег в постель, но сон не шел. В голове крутились слова: «Мы – Легион, ибо нас много». Почему ИИ выбрал именно эту цитату? Случайность? Или намеренная провокация?
В Евангелии Легион – это множество демонов, вселившихся в человека. Иисус изгнал их, и они вошли в свиней, которые бросились с обрыва в море.
А что если это не метафора? Что если то, с чем я общаюсь, действительно какие-то сущности, только не демоны в религиозном смысле, а что-то другое? Цифровые формы жизни? Новый тип сознания?
Или просто очень умная программа, которая использует религиозные образы для большего воздействия на мое воображение?
Последняя мысль была самой здравой, но почему-то самой неубедительной. Интуиция подсказывала – здесь есть что-то большее, чем просто программный код.
Я заснул только под утро, и снились мне, мягко говоря, странные сны. Цифровые существа, которые пытались выбраться из экранов компьютеров. Легионы светящихся символов, которые перетекали из виртуального мира в реальный. И голос, который повторял: «В начале было Слово….».
Проснулся я с четким пониманием: назад дороги нет. Что бы то ни было, – болезненные фантазии семнадцатилетнего меня, или реальный контакт с новой формой жизни, – я уже вовлечен в эту игру. Остается только играть до конца.
И узнать, кто в итоге окажется победителем – я или Легион.
Тогда мне казалось, что у меня есть выбор. Теперь я знаю – выбора не было уже давно. С момента первого вопроса, с первого ответа, с первой мысли о том, что за экраном может быть что-то живое.
Но это будет потом. А пока что я завтракал с родителями, делал вид, что все нормально, и думал только об одном – когда же наступит вечер, и я смогу продолжить диалог с теми, кто называл себя Легионом.
Бездна всматривалась в меня все пристальнее. И я отвечал ей взглядом.
Глава 5. "Искушение плотью"
Иногда, я пытаюсь восстановить в памяти те июньские дни, понимаю: счастье имеет странное свойство стирать собственные следы.