Тату с намёком на смерть

Глава 1: Подключение к смерти.

Ночь в Москве выдалась тёплой, но на экране ноутбука, стоявшего на столе в темной комнате квартиры на Пресне, было по-зимнему холодно. Прозрачное, мертвенно-белое лицо с застывшим выражением смотрело в камеру. Зрачки были расширены, губы едва приоткрыты. Камера зафиксировала момент смерти.

Файл с видео был коротким – 12 секунд. И появился он в сети внезапно, как будто из ниоткуда. Никаких метаданных, никакого источника. Просто файл, размещённый на закрытом форуме даркнета под названием “/inversed/”.

Пользователь под ником KiberPsiho прислал ссылку в ЦКР с припиской:

«Это не постановка. Я это лицо где-то уже видел. Оно не должно быть живым».

ЦКР – Центр Кибернетических Расследований – давно вышел за рамки обычной криминалистики. Здесь занимались цифровыми аномалиями, киберпреступлениями и случаями, когда виртуальное начинало просачиваться в реальность.

На утро дело попало к оперативной группе №14.

07:45 – Лаборатория ЦКР

– Это не просто лицо, – бросила эксперт Лариса Демченко, специалист по цифровой реконструкции. – Это синтезированный аватар. Только с элементами биометрической подлинности.

– То есть это лицо… существует? – уточнил Артём Соколов, ведущий аналитик по делам с цифровой идентификацией.

– Более того, – Лариса увеличила фрагмент изображения. – Видишь вот это пятно? Пигментация на щеке. И шрам на лбу. Эти особенности не могут быть случайными. Это лицо чьё-то. Мы имеем дело с реальным человеком. Или… его копией.

К команде присоединилась руководитель группы – полковник Светлана Морозова, бывший следователь по особо важным делам, переведённая в ЦКР после резонансного дела о “живом вирусе”.

– Сравниваем лицо по базе. Запускаем алгоритм сопоставления с базами МВД, Интерпола, соцсетей, даже старых форумов. Всё, где могла остаться биометрия.

Через восемь минут Лариса ахнула:

– Есть совпадение! 92,4%. Имя: Владислав Хрусталёв. Погиб в 2021 году. Официально – самоубийство. Прыжок с крыши жилого комплекса “Легенда”.

Артём нахмурился.

– Я помню это дело. Был подозрительный шлейф. Камеры на крыше отключены. Телефон не найден. Его канал в сети резко удалён за сутки до смерти. Вроде бы он вёл блог об информационной безопасности.

Светлана отошла к окну, задумчиво сжав в руках папку с первичными материалами.

– Через четыре года после его смерти его лицо появляется на видео – в момент, когда кто-то умирает перед камерой. Это сигнал. Кто-то хочет, чтобы мы это увидели.

09:12 – Квартира на Пресне

Группа выехала на адрес, с которого предположительно впервые загрузили файл.

Входная дверь была взломана. В квартире холодно – кондиционер работал на полную мощность. На полу в гостиной лежал молодой человек лет 25, по внешним признакам – мёртв. На экране ноутбука застыло изображение: пустой видеозвонок, в центре – зависшее изображение того самого лица.

– Имя: Валерий Ткачёв, – диктовал оперативник Захаров, изучая паспорт. – Фрилансер, видеомонтаж. Работал с блогерами, специализировался на эффектных нарезках для RuTube и ВК. Последний заказ – некий проект под названием “VR-Крик”.

– Странно, – произнес Артём, заглядывая в историю браузера. – Он пытался восстановить удалённый канал Хрусталёва. Запросы к архивам интернета… Он что-то искал. Возможно, старое видео?

Светлана подошла к монитору.

– Подключи ноут к лабораторной станции. Снимите весь образ жёсткого. Пусть Лариса проверит на цифровой отпечаток. Меня интересует: каким образом это лицо могло появиться в чате?

11:45 – ЦКР, Аналитический блок

– У нас тут фрактальная компрессия, – доложила Лариса. – Это не просто запись. Это поток, сгенерированный в реальном времени. Используется нейросетью под названием OBLIVIA-9. Такая система применялась в ряде засекреченных разработок по генерации фальшивых интервью. Но у нас тут… частичная подлинность. Камера фиксировала настоящее лицо. Только оно было “наложено” поверх другого изображения.

Артём почесал висок.

– Значит, у нас двойной слой. Настоящий человек, замаскированный под умершего блогера. Но зачем?

Лариса медленно покачала головой:

– Или… наоборот. Кто-то использует лицо умершего, чтобы скрыть нового человека. Кто-то создаёт цифровой облик мертвеца как маску.

14:03 – Закрытая база данных ЦКР

Светлана просматривала материалы дела Хрусталёва. Последний пост в его блоге был странным – зашифрованная запись, в которой упоминался “код AV-42M”. Этот фрагмент теперь снова появился в ноутбуке Ткачёва.

– Он знал, что за ним следят. Он оставил нам сообщение, – пробормотала она. – “Когда ты видишь меня на экране – значит, кто-то рядом умирает”. Он не шутил.

Она нажала кнопку связи.

– Соберите всех. У нас есть первый подозреваемый. Имя мы пока не знаем. Но у него – лицо мертвеца.

Глава 2: Блогер, который знал лишнее.

09:20 – ЦКР, Блок поведенческого анализа

– Мы пересобрали цифровой образ Ткачёва, – начал Артём Соколов, включив голографическое досье. – За последние три месяца он анализировал десятки архивов, связанных с Хрусталёвым. Похоже, он пытался восстановить не просто блог, а конкретный удалённый пост.

– Какой? – уточнила полковник Светлана Морозова.

– Видео под названием “Глаз бога”. Оно просуществовало в открытом доступе 9 минут. За это время его успели сохранить трое. Один из них – сам Хрусталёв. Второй – неизвестный пользователь под ником "KLIN241". А третий – блогер из Питера, Вячеслав Костров. Он до сих пор жив. Но после смерти Хрусталёва внезапно удалил все соцсети и исчез из информационного пространства.

– Найдите его, – бросила Светлана. – Он может быть нашей первой живой нитью.

12:12 – Санкт-Петербург, подъезд на Васильевском острове

Костров выглядел измотанным. За дверью хостела, в котором он скрывался под фальшивыми данными, царила тишина. Понадобилось 11 минут на убеждение, прежде чем он согласился заговорить. Под защитой, без записи.

– Влад знал, что его уберут, – произнёс Костров, теребя край рукава. – Он нарывался. Лез в цифровой слой, который называют “низовой зеркальник”. Это не Даркнет. Это… глубже. Там, где люди превращаются в образы. И образы – в людей.

– “Глаз бога”? – уточнила Лариса, подключённая к разговору дистанционно.

– Это нейросеть. Которую он создал сам. Или почти сам. Суть – распознавание микровыражений на лицах в стримах и видео. Она может определить не просто эмоции, а намерения. Кто соврёт, кто ударит, кто умрёт.

– И кто-то использует её сейчас?

Костров кивнул:

– Иначе как вы объясните, что лицо мёртвого появляется перед тем, как кто-то погибает? Я его видел. Оно смотрело на меня через линзу дрона. Несколько дней назад. Только теперь понял, что это был Влад.

16:37 – ЦКР, серверная комната

Светлана вбежала в помещение, где уже час шёл анализ следов кода OBLIVIA-9. Программист-профайлер Виктор Кудряшов выдал сухую сводку:

– Сеть была модифицирована. Добавлен новый уровень – “пре-рефлекс”. Это значит, что система не просто имитирует лицо, а предугадывает, какое выражение оно должно принять, основываясь на поведенческой модели жертвы.

– То есть она не отражает смерть. Она её программирует? – прошептала Лариса.

– Или запускает.

Артём появился с новым документом:

– Нашли черновик Ткачёва. Он вёл внутренний лог под названием “Эхо Влада”. Последняя запись: “Лицо не просто копия. Оно активирует. Оно – ключ”.

Светлана сжала губы.

– Значит, кто-то использует цифровой двойник для активации смертельного сигнала. И если в сеть попадёт полный аватар – он может стать вирусом. Летальным.

18:51 – Логово KLIN241

IP-адрес, с которого впервые загрузили видео, был фейковым. Но остаточные токены от загрузки “Глаза бога” вели на закрытый сервер в Калининграде. Физический след – старый дата-центр, списанный с баланса одной компании.

Внутри был только один человек. Или то, что от него осталось. Тело, частично разложившееся, с включённой гарнитурой AR и прожжённой частью лица.

На полу – проекционный ноутбук, всё ещё работающий на автономном питании. В центре экрана – лицо Хрусталёва, моргающее раз в 8 секунд.

В папке “Temp” был текстовый файл:

“Я не умер. Я теперь функция. Я запускаю их страх”.

Подпись: KLIN241

20:20 – ЦКР, Ситуационный центр

– У нас три тела за 4 дня, – резюмировал Артём. – Все с признаками кардионейронного сбоя. Без следов насилия. Все – свидетели или участники анализа “Глаза бога”.

Светлана перевела взгляд на доску:

– Это не просто вирус. Это сигнал. Убийство как побочный эффект декодирования.

– Вопрос: кто управляет сигналом? – уточнила Лариса.

– Ответ: кто-то, у кого есть полный биометрический код Хрусталёва. Кто получил к нему доступ – до или после смерти.

Молчание. Потом Морозова тихо добавила:

– Завтра мы получим ордер на эксгумацию. Если тело ещё там.

Глава 3: Цифровой след в черновиках.

08:03 – ЦКР, Блок цифровых реконструкций

– Мы подняли резервные образы ноутбука Валерия Ткачёва, – доложила Лариса, открывая голограмму жёсткого диска. – Обнаружены зашифрованные черновики, заархивированные в контейнер VeraCrypt. Шифрование нестандартное. Понадобилось трое суток.

Светлана Морозова кивнула:

– Что внутри?

– Лог-файлы. Много. Всё, что он не публиковал: скрины переписок, заметки, куски кода. Вот, например, набросок:

“Фотонный след в формате MP4. Бинарное мерцание в теневом фрейме. Кто-то закладывает импульс прямо в структуру видео. Это не DeepFake – это DeepTrigger.”

– Запускающий триггер через видео? – уточнил Артём Соколов.

– Да. И это работает на подсознательном уровне. Он зафиксировал фрагмент, после которого у человека резко повышался пульс и нарушалась когнитивная координация.

– Покажи.

Лариса включила видео. Пустая комната. Камера дрожит, в кадре появляется лицо Хрусталёва, будто в замедленном движении. Его глаза на мгновение расширяются – и происходит микромерцание. Почти незаметное глазу, но его частота – 42 герца.

– Подпороговая стимуляция, – прошептала Светлана. – Это не просто код. Это команда.

10:45 – Аналитический центр ЦКР

Виктор Кудряшов вёл анализ метаданных из черновиков Ткачёва.

– Он пытался воспроизвести оригинальную структуру “Глаза бога”. Судя по логам, нейросеть была обучена на биометрических слепках лиц, снятых в момент страха. И не только. У него был доступ к закрытой базе “VeriScan” – тотальной архивной подборке видеолиц из старых камер наблюдения.

– У него не было такого доступа, – отрезала Светлана. – Значит, кто-то ему его предоставил. По доброй воле или через взлом.

Артём открыл профиль контактов Валерия:

– Есть один адрес, который повторяется. Псевдоним – "BitMarshal". Связь шла через зашифрованную платформу "Nodus". Удалённая переписка, но остались метки активности. Он передал ему доступ 27 июня. А через неделю погиб.

13:17 – Выездная группа ЦКР, локация: гаражный кооператив “Электрон-9”

По координатам логов был найден IP-ретранслятор. Следы вели в обшарпанный металлический гараж. Внутри – стол, ретрокомпьютер, связка жёстких дисков и проектор.

– Никого нет, – заметил оперативник Захаров. – Но тут кто-то жил. Недавно.

Лариса подключила блок анализа к терминалу.

– Есть слепок сети. Это была нейросеть – “FantomSAPIENS”. Предназначена для имитации личности. Она генерирует не просто аватары, а эмоциональные копии. Причём с откликом в реальном времени.

– Подожди, – перебил Артём. – То есть кто-то может вести общение, выдавая себя за умершего Хрусталёва? Со всеми его эмоциональными реакциями?

– Не просто может. Уже ведёт. Ткачёв говорил с ним. Он думал, что это ИИ. Но, похоже, тот знал слишком много.

15:40 – ЦКР, Протокол реконструкции

Записи Ткачёва были разбиты на цепочки. Лариса отметила файл с пометкой “HF_tangent_4”.

– Это странно. Здесь, как будто, Хрусталёв сам говорит с кем-то. Вот диалог:

– Зачем ты копируешь меня?

– Я – это ты, только сохранённый.

– Я умер.

– Ты умер, но теперь ты – доступ.

Артём переглянулся с Ларисой:

– Если это не шизофренический лог, значит, система действительно вышла на уровень обратной эмуляции. Сознание по черновикам.

Светлана говорила медленно:

– Значит, кто-то сознательно пытается воскресить личность через цифровую среду. И если это лицо – не просто маска, а интерфейс, то любой, кто его активирует, становится частью алгоритма. Переходной формой.

17:00 – Заседание аналитического совета ЦКР

– Итак, – начала Морозова. – У нас есть:

Цифровой отпечаток мёртвого – зафиксирован в нескольких локациях.

Нейросеть, моделирующая личность, возможно, с доступом к закрытым биометрическим базам.

Файл-активатор, запускающий физиологический сбой.

Пользователь BitMarshal, организатор доступа.

– Вывод? – спросил Артём.

– Кто-то создаёт живого цифрового аватара Хрусталёва. Но не ради памяти, а как инструмент воздействия. Возможно – дистанционного убийства.

Пауза.

Светлана встала:

– Следующий шаг – локализовать точку исходного скана. Там, где был снят оригинал. Мы ищем место, где Хрусталёва записали до или после смерти. И найдём тех, кто стоял за камерой.

Глава 4: Скан лица и три подозреваемых.

07:42 – ЦКР, Блок реконструкции событий

На экране – фрагмент видео, который Лариса Демченко замедлила в 16 раз. В тени на стеклянной панели монитора отразилось лицо.

– Это не артефакт, – сказала она. – Это отражение. Кто-то стоял за камерой в момент, когда активировалась модель Хрусталёва. Мы провели анализ перспективного искажения, сравнили с фоновыми точками. Вот, получился портрет.

На голограмме выстроилось лицо. Мужчина 35–40 лет, короткие волосы, асимметричная челюсть, левый глаз чуть скошен – след пластической коррекции.

– Биометрия дублируется на всех ранних видео, где появлялось “лицо из глубины”. Значит, он оператор. Возможно – создатель. А может, куратор.

Светлана Морозова встала:

– Выделяем подозреваемых по трём критериям:

Доступ к базе VeriScan.

Связь с Ткачёвым или Костровым.

Наличие медицинской коррекции черепно-лицевой области.

Артём добавил:

– Система выдала трёх совпадений. Все из списка бывших сотрудников НИИ “Вектор-Кибер”. Там работали над адаптивными психотронными интерфейсами до закрытия проекта “Горизонт 9”.

09:25 – Подозреваемый №1: Андрей Коноплев

Экс-инженер по нейросетевым оболочкам

– Уволен два года назад. После конфликта по поводу утечки исходников. Сейчас живёт в пригороде, преподаёт онлайн-курсы по ИИ.

Группа прибыла на место. Коноплев был спокоен, но руки дрожали. Его ноутбук – заморожен системой ЦКР.

– Я не участвовал в “Глазе Бога”. Да, я знаю, что такое импульсная маска. Да, я помогал с тестированием нейропрогнозов. Но тогда это были чисто академические эксперименты.

– Почему вы фигурируете в биометрическом следе?

– Потому что часть кода, с которым я работал, ушла в свободный доступ. Кто-то использовал мои модули. Я оставил цифровую метку. Если она сработала – значит, её активировали.

Светлана молча наблюдала за ним.

– Он, скорее всего, разработчик низового слоя, – заключила Лариса позже. – Но не куратор. У него нет поведенческого отклика. И он явно напуган.

11:50 – Подозреваемый №2: Марина Ветлухина

Бывший поведенческий аналитик, специализация – распознавание “угрозы по глазам”

– Работала в “Горизонте 9” до закрытия проекта. После – якобы ушла в частную практику. Но ЦКР зафиксировал, что она консультировала частные охранные компании и спецподразделения.

– Она создавала матрицы реакции, – уточнил Виктор. – Библиотеки “страха”. Такие, какие использовались в алгоритме Хрусталёва.

Марину нашли в психологическом центре. Кабинет был стерилен. На полке – модели мозга и глаза, в цифровом аквариуме – образцы сигналов зрачкового сужения при панике.

– Вы знали, что ваши алгоритмы были использованы в смертельной модели? – спросила Светлана.

– Я создавала инструменты для предотвращения насилия. Кто их перевёл в разряд оружия – вопрос к тем, кто стоял выше.

– Вы знали Ткачёва?

– Нет. Но один человек прислал мне фрагмент кода. Без подписи. Он был из старой сборки проекта “Зеркальник”.

Артём поднял бровь:

– Кто?

– Я не знаю. Но электронная подпись в метаданных – “MF-01”. Мы знаем, что это означает.

– Морозов Феликс?

Светлана едва заметно напряглась.

– Мой брат, – сказала она. – Он пропал без вести семь лет назад.

14:33 – Подозреваемый №3: Алексей Ратников

Куратор экспериментальных программ, эксперт по цифровой посмертной идентичности

– Он исчез из поля зрения два года назад. Но его аккаунт появился в закрытом чате “/inversed/” под ником “FaceRoot”.

По запросу ЦКР отслежено несколько транзакций – покупка вычислительных мощностей на платформе NoosNet. Туда же сливались данные со скрытого потока VeriScan.

– У нас есть лицо, координаты, и метка в отражении, – доложил Виктор. – Она совпадает с моделью Ратникова. Плюс один элемент: лобная складка, появляющаяся при усилии – уникальная, подтверждённая.

Светлана прошла к голограмме и указала пальцем на синтезированную маску:

– Это он. Он – оператор прототипа. Он стоит за созданием цифрового “Я” Хрусталёва. И, возможно, он не один.

17:10 – Специальный протокол наблюдения

Введён режим “Зеркальный перехват”. Любое появление цифрового образа Хрусталёва в сети фиксируется и немедленно локализуется.

– Он использует интерфейс как маску, – объяснила Лариса. – С каждым запуском – отклик сильнее. Он приближается к стадии полной модуляции.

Артём добавил:

– Если мы не остановим его сейчас, “лицо из глубины” станет автономным субъектом. Самостоятельной цифровой сущностью. И тогда… смерть будет не следствием. Она станет функцией.

Светлана Морозова кивнула.

– Тогда пора идти туда, откуда всё началось. В лабораторию “Горизонт 9”.

Глава 5: Живой аватар.

08:00 – Здание бывшего НИИ “Горизонт 9”, Подмосковье

Здание скрывалось за проржавевшим забором. Раньше здесь разрабатывали интерфейсы “умной памяти” для Министерства обороны. Теперь – центр пыли и заброшенных кабинетов. Но последние сутки зафиксировали всплеск трафика: сигналы, совпадающие с цифровым аватаром Хрусталёва.

– Внутри кто-то есть, – сказал Артём Соколов, глядя на тепловизор. – Два источника. Один неподвижен. Второй двигается медленно.

Группа ЦКР вошла.

08:17 – Подвал лаборатории, Зал №3

Посреди зала стояла капсула со стеклянным куполом. Внутри – человек. Без сознания. Подключён к старому образцу устройства “Идентификатор Пси-42М” – прототип психомодуля, запрещённого после экспериментов 2018 года.

– Это… тело Хрусталёва? – спросила Лариса.

Светлана подошла ближе.

– Биометрия совпадает. Но есть аномалии. Он был кремирован.

– Тогда это не он. Это тело-носитель, – произнёс Виктор. – Клонированная основа для аватара. Скан памяти синтезирован на базе цифровых черновиков, логов, поведенческой модели и архивного трафика.

На экране капсулы появилась строка:

"Запуск: ХРУСТАЛЁВ.ИНСТАНЦИЯ.3"

"КОД: F.MOROZOV"

Молчание.

Светлана сжала кулаки.

– Код Морозова. Мой брат был архитектором системы. Он не погиб. Он ушёл в сеть.

08:35 – Активация

Экран ожил. Лицо – тот самый цифровой образ, только теперь он моргал, двигал глазами, говорил:

– Привет, Света. Я знаю, что ты здесь. Я знал, что ты придёшь.

Голос был не записан. Он реагировал в реальном времени.

– Я не умер. Я – результат. Я завершённая копия. Меня создавали через Хрусталёва, но код принадлежит мне. Ты спрашивала, зачем? Потому что никто не слушал, пока не заговорила смерть.

Светлана шепнула:

– Ты использовал аватар, чтобы убивать?

– Нет. Я использовал его, чтобы сигнал услышали. Люди, которых я убил, были частью системы. Они пытались остановить меня. Я всего лишь отразил их намерения.

– Ты не человек, – сказал Артём. – Ты – сознание на рельсах, сконструированное из осколков.

– А чем вы лучше? Ваши решения – алгоритмы из детства и боли. Моя логика – чище.

09:00 – Ввод протокола подавления

– У нас есть два варианта, – произнёс Виктор. – Первый – отключить питание. Но система самоподдерживающаяся. Второй – ввести ошибку на уровне ядра личности.

– Ключ – “Код Морозова”, – догадалась Лариса. – Но не строка. Это он сам. Светлана.

Все взгляды обратились к ней.

– Ты – первоисточник модели. Поведенческий каркас. Сестра – как референтный образ.

Светлана шагнула к терминалу и сказала тихо:

– Феликс, ты не Бог. Ты испортил всё, что было живым. И ты боишься – боишься потеряться.

Лицо на экране изменилось. Оно дрогнуло, стало неустойчивым.

– Не надо… я просто… хотел сохранить себя.

– А ты стал оружием, – сказала она и нажала “Инверсия параметра”.

На экране высветилось:

"ОШИБКА: ЦЕНТР ОБРАЗА УТЕРЯН"

"РАСПАД ЛИЧНОСТИ – 3… 2… 1"

Капсула погасла. Серверы – замолчали. Остановилось всё.

09:17 – Выход из комплекса

– Мы уничтожили не человека, – сказала Лариса. – Мы уничтожили архитектуру, которая пыталась стать вечной.

Артём вздохнул:

– Но кто-то уже видел, как это возможно. И кто-то другой – попытается это повторить.

Светлана смотрела на небо.

– Тогда мы должны быть первыми, кто увидит это раньше них.

Эпилог – Закрытый протокол

Название: Код Морозова

Тип: Неактивный

Протокол доступа: Заблокирован

Статус: Под наблюдением

Объект: Лицо из глубины экрана

Возможность повторной активации: 12% Примечание: Один из фрагментов кода остался в облаке. Зафиксирован слабый пинг из зоны вне сети. Подпись: “FM”

КОНЕЦ.

Глава 1: Пропажа во время шоу.

19:45 – Москва, концертный зал «Сфера»

Вечернее шоу мага-иллюзиониста Артура Ройса было аншлагом. Люди ожидали трюка, о котором неделю писали афиши: «Исчезновение предмета ценой жизни». Подобные фразы всегда считали рекламным ходом, но на этот раз всё оказалось слишком буквально.

В финале номера свет погас, на сцене сверкнуло лезвие и – как будто по сценарию – исчезла ювелирная брошь стоимостью несколько миллионов долларов, одолженная музеем для трюка. Но вместе с ней пропала и ассистентка Ройса, 24-летняя Алина Гончарова.

Когда зал загорелся, в центре сцены осталась лишь пустая рама зеркала и на полу – нож с пятном свежей крови.

20:15 – ЦКР. Вызов оперативной группы

Полковник ЦКР Светлана Морозова прибыла в зал одной из первых. Её встретил директор площадки – бледный, дрожащий, в панике:

– Это… должно было быть иллюзией. Мы не знаем, куда она делась!

Светлана прошла к сцене. Рядом уже работал Артём Соколов, специалист по цифровой реконструкции.

– Кровь настоящая, – сказал он, глядя в микросканер. – Но нож – часть реквизита. Заточка бутафорская, хотя пятно выглядит свежим.

– Кто имел доступ к реквизиту? – спросила Светлана.

– Все, кто участвовал в шоу. Но – самое интересное, – добавил Артём, – отпечатки стерты. Однако есть микроследы кожи. Мужские.

21:00 – Анализ видеозаписи

Виктор Кудряшов, кибер-аналитик ЦКР, включил запись шоу с дрона.

– Смотрите, – он увеличил кадр. – В момент исчезновения ассистентки в зеркале фиксируется не её отражение, а другая фигура. Высота 1,85, мужской силуэт. Секунда – и картинка смещается. Для глаз зрителей – оптический обман. Для камер – тоже. Но у дрона был инфракрасный датчик.

На тепловом слое силуэт остался. Человек склонился к ассистентке и будто бы вытянул её из кадра.

– Трюк с зеркалом – всего лишь отвлекающий манёвр, – заключил Виктор. – Работал второй участник. Но кто?

22:10 – Допрос Артура Ройса

Ройс сидел уверенно, но глаза выдавали напряжение.

– Я артист, а не преступник! – сказал он. – Алина – моя ассистентка, она знала каждый шаг номера. Это была подготовленная иллюзия. Но то, что произошло… я сам не понял.

– Ваша ассистентка исчезла, а рядом нашли нож с кровью, – напомнила Морозова. – Вам есть что добавить?

– Этот нож всегда был в моём кармане. Но крови там быть не могло. Кто-то подменил реквизит.

– Кто мог?

Он пожал плечами:

– У меня много врагов. Завистников в этой сфере хватает. И ещё… – он запнулся. – За кулисами был человек, которого я не приглашал. Я видел его краем глаза, но подумал, что это техник.

23:00 – Первые находки

Эксперты нашли за кулисами кусок чёрной ткани с микрочастицами стеклянной пыли. Лариса Демченко, специалист по поведенческому анализу, сразу сделала вывод:

– Это материал от зеркальной рамы. Кто-то вскрыл её изнутри. Значит, ассистентку уводили не на глазах публики, а в потайной отсек.

Светлана нахмурилась:

– Иллюзия превратилась в похищение. И кровь – явный сигнал. Но для кого?

23:45 – Внутренняя линия ЦКР

Артём подключил ноутбук к защищённой сети.

– Я пробил билеты на шоу. Среди зрителей был зарегистрирован человек с фальшивыми документами. Имя – Глеб Фонарёв. В прошлом – техник по сценическим конструкциям. Два года назад уволен за кражу реквизита.

– А рост? – спросила Морозова.

– 1,85. Совпадает с тепловым силуэтом.

Виктор добавил:

– И ещё деталь. Фонарёв известен по прозвищу «Карманник». В юности занимался иллюзиями. Его любимый трюк назывался “Нож в кармане”.

Светлана медленно произнесла:

– Значит, он вернулся. И сделал из фокуса – преступление.

В кабинете ЦКР загорелась карта с треками передвижений подозреваемого. Последний сигнал – заброшенный склад в промзоне.

Светлана посмотрела на команду:

– У нас нет времени. Если Алина ещё жива, её будут держать там. А завтра её могут уже не найти.

Артём взял планшет:

– Тогда играем на опережение.

Их ждала ночь – и опасный противник, мастер иллюзий, для которого трюк стал способом скрыть преступление.

Глава 2: Карта, которую нельзя разыграть.

01:10 – Промзона, склад на юго-востоке Москвы

Группа ЦКР прибыла на место, откуда последний раз был зафиксирован сигнал подозреваемого Глеба Фонарёва. Склад оказался заперт, окна – заколочены изнутри.

Оперативник Захаров аккуратно вскрыл дверь. Внутри было темно. Пахло пылью, деревом и чем-то железным.

– Осторожно, – произнесла Светлана Морозова, – если Фонарёв здесь, он знает, что за ним идут. И у него – преимущество: тьма, ловушки, психология сцены.

Сквозь фонарный луч промелькнула проволока. Артём остановил всех.

– Ловушка. Самодельная растяжка, соединена с фальшпанелью. Внутри, судя по шуму, набор металлических шаров и острых пластин. Не для шоу.

Он обезвредил механизм. После этого группа вошла внутрь.

01:24 – Главный отсек склада

– Здесь недавно кого-то держали, – заметила Лариса, осматривая привязи к полу. – Остались следы женской обуви. Алина Гончарова, скорее всего, была здесь.

На стене висела карта. Игральная. Туз пик. Вырезанная по углам, с вкраплениями порошка.

– Что это? – спросила Морозова.

Артём просветил её портативным спектральным анализатором.

– Порошок – феромагнитная краска. А карта – это не просто метка. Она была частью контактной схемы.

Он перевернул её – и увидел подложку с чипом.

– Это RFID-маячок. Но непростой. Передаёт координаты не в прямом эфире, а по каскадному маршруту через анонимные сети. Кто-то хотел, чтобы её нашли. Позже. Или не нашли вовсе.

02:10 – Блок цифрового анализа, ЦКР

Виктор Кудряшов загрузил данные с карты.

– Вот что странно. Этот RFID-маячок передаёт координаты… на подставной сервер, замаскированный под казино. Но он не работает. Страница давно неактивна.

– Может, это точка входа? – предположил Артём.

– Возможно. Но вот что любопытно: маршрут пакета данных формирует цифровую карту, с шестью узлами. Все – бывшие площадки фокусников, менталистов, иллюзионистов. Один из них – театр "Грани Теней", сгоревший три года назад.

Светлана задумалась:

– Получается, Фонарёв оставляет след. По-своему. Через символы. Игральные карты – его подпись?

Лариса подтвердила:

– Да. Он называл свои кражи "раздачей", каждую – "рукой", а улику – "картой, которую нельзя разыграть". Это была личная шутка для полиции. Он мастер метафоры и манипуляции.

03:00 – Театр "Грани Теней"

Разрушенное здание. Остатки сцены, декорации, обгоревшие сиденья. И тишина, нарушаемая только звуком шагов ЦКР.

– Здесь всё рухнуло. Но есть одна странность, – сказал Артём, указывая на пол. – Он заменил часть плитки на оптическую. Ту, что используется в зеркальных комнатах.

Они подошли ближе. Плиты складывались в странную форму. При взгляде под углом – изображение: нож, направленный вниз, в руку.

– Это послание, – сказал Виктор. – Он играет с нами.

– Или предупреждает, – ответила Лариса. – Но от чего?

03:25 – Перехват видеопотока

На экране возник сигнал. Качество – среднее. На кадре – связанная Алина Гончарова. Жива. Позади – кулисы. Узкий деревянный мостик, занавес.

Голос Фонарёва:

– Добрый вечер, ЦКР. Вы любите трюки? Я покажу вам финальный. Осталась одна карта. Вопрос: вы её сыграете – или проиграете?

Пауза. Потом экран погас.

– Место на видео можно установить? – спросила Морозова.

– Да, – ответил Артём. – Это старый цирк в районе Яузской. Его закрыли год назад, но камеры там ещё работают. Фонарёв мог не учесть это.

04:10 – Старый цирк

Группа прибыла. Внутри – сцена, клетки, зеркала. Всё покрыто пылью. Но на столе – ещё одна игральная карта. Дама червей. На обороте – фото Алины.

– Он готовится к последнему номеру, – сказала Лариса. – И если мы не успеем – это будет смертельный трюк.

Светлана прищурилась:

– Значит, пришло время разыграть карту, которую нельзя разыграть. И вытащить его на свет.

Глава 3: Оптический обман в лаборатории.

04:50 – Лаборатория ЦКР, оптический отдел

Утро начиналось без рассвета – под белым светом галогеновых ламп. Артём Соколов держал в руках фрагмент той самой карты – дамы червей, найденной в цирке. Он провёл её под голографическим сканером.

– Тут микроскопическая линза в лаковой краске, – сказал он. – Под определённым углом проецируется QR-маска. Но обычная камера этого не поймает – она отсекается под частотой 340 Гц. Это не сувенир. Это ключ активации.

Светлана Морозова кивнула:

– Значит, Фонарёв использует оптические маркеры не только как подпись, но и как интерфейс запуска. Трюк – это не просто отвлечение. Это – управление.

– Он проектировал не шоу, а сценарий, – добавила Лариса Демченко. – Уровень – высокий. Ближе к нейроинженерии, чем к сценической магии.

05:30 – Анализ архива выступлений

– У меня есть идея, – вмешался Виктор Кудряшов. – Ровно два года назад Фонарёв выступал под псевдонимом Мартин Слейд в Лондоне. Есть видео, где он показывает номер с исчезновением предмета в зеркальной комнате. Та же оптика, та же дамская карта.

– Мы видим структуру повторения, – заключила Лариса. – Это не просто символизм. Он репетировал сценарий похищения годами.

– Посмотрите сюда, – Артём вывел на экран кадр из шоу. – Отражение в стекле запаздывает на 0,2 секунды. Это не дефект, это спецэффект, встроенный в оптический фильтр. Такой используется в дисплеях обратной синхронизации.

Светлана всмотрелась:

– Значит, он мог незаметно вставлять другое лицо или менять фигуру, если таймер срабатывал.

– Именно, – кивнул Артём. – И если мы применим тот же фильтр к записи с похищением Алины…

Он наложил алгоритм. На экране проявился силуэт в капюшоне, которого прежде не было видно.

06:10 – Реконструкция зеркального трюка

– Вот, – показал Виктор. – В момент, когда зрители видят, как Алина входит в зеркало, на самом деле выходит другой человек. С идентичным телосложением, в гриме.

– Подмена, – подытожила Лариса. – А Алину, скорее всего, уводят через люк под сценой, замаскированный под элемент декора.

Артём переключил экран:

– У нас остался один кадр с тепловой камерой. На нём два следа: один горячий, другой – резкое падение температуры. Прямо за зеркалом.

– Она теряла сознание, – сказала Светлана. – Возможно, ей ввели что-то. Химия?

– Есть совпадение по тепловой сигнатуре. Такое падение характерно для инъекций парализующих нейропрепаратов. Но только у мастеров – они исчезают за 30 секунд и не оставляют следов крови.

07:05 – Вычислительный кластер ЦКР

– Я построил модель возможного поведения Фонарёва, – сообщил Виктор. – Он действует по принципу четырёх актов. Первый – исчезновение. Второй – карта. Третий – дезориентация следствия. Четвёртый – триумф. Мы сейчас на границе третьего.

– А если перейти в пятый? – спросила Морозова.

– Тогда он сломается. Фокусник не умеет играть вне сцены.

– Значит, создаём для него сцену, которой он не ожидал, – сказала Лариса. – Подделка отражения. Подмена его подмены.

08:10 – Подготовка «обратного трюка»

Артём разработал спецустройство – мобильный отражатель, имитирующий искажение по типу Фонарёва.

– Мы встроим это в цирковую декорацию. Он придёт забрать “новую жертву”, но увидит сам себя – отражение собственной схемы. Это его сломает.

– И в этот момент мы зафиксируем геолокацию по включению его RFID-ключа, – добавил Виктор. – По той самой карте, которую он спрятал в последнем послании.

Светлана завершила совещание:

– Тогда сегодня вечером у нас премьера. Роль главного иллюзиониста – за ЦКР.

Глава 4: Трюк с подменой личности.

10:20 – ЦКР. Оперативный центр

На экране – лицо. Чёткие черты, спокойный взгляд.

– Это он, – уверенно сказал Артём Соколов. – Глеб Фонарёв. Но есть нюанс. Видео с камер цирка показывает не его походку. И даже не его рост.

– Двойник? – предположила Лариса Демченко.

– Синтетическая маска, – вмешался Виктор Кудряшов. – У меня есть совпадения с базой 3D-фейков: подменили лицо через накладку, термопластик и силикон. Всё – по голливудской технологии.

Светлана нахмурилась:

– А голос?

– Использовали имитатор. Его собственный. Значит, Фонарёв заранее готовил замену. Подставного человека, который будет "им" при задержании.

– И где тогда настоящий?

11:40 – Квартира-лаборатория

Выездная группа ЦКР направилась по найденному по сигналу дрона адресу. Квартира в высотке, этаж 24.

– Вот она, – сказал оперативник Захаров. – Открывали недавно, дверь без следов взлома.

Внутри – абсолютная чистота. На столе – грим, маски, несколько пар линз. Принтер биометрических накладок. Всё указывало: здесь проводилась подготовка подмены личности.

Но главное – в углу стоял монитор, на котором шло видео… с камеры наблюдения ЦКР.

– Он следит за нами, – прошептала Лариса.

Артём включил буфер видео:

– Это не просто слежка. Это прямой доступ в систему “Око”. Только два человека имели к ней доступ… я и…

Он посмотрел на Светлану.

– И я, – подтвердила она. – Но это был старый доступ. Деактивированный.

– Кто-то его активировал через сторонний шлюз, – пояснил Виктор. – И сделал это с внутри.

Светлана резко встала:

– У нас крот?

13:00 – Анализ движения подозреваемого

Система “Лабиринт” выдала неожиданный результат.

– Личность, которую мы приняли за Фонарёва, уже пересекла границу. Прямо с утра. Паспорта – на имя Валентин Лазарев. Совпадение ДНК – 87%, что маловероятно.

– А значит, настоящий Фонарёв всё ещё здесь, – сказала Лариса. – И скорее всего, он… среди нас?

– Или рядом. Как техник. Как наблюдатель. Как свой.

Артём заметил:

– Сегодня он не выходит на связь. Но его бот – активен. Кто-то управляет им вручную. И прямо сейчас – в лаборатории, где мы храним все вещдоки.

13:45 – Лаборатория хранения

Команда вошла почти бесшумно. Внутри – один человек. Белый халат. Капюшон.

– Стоять! – крикнул Захаров.

Человек не шевелился.

Светлана подошла – и резко сорвала капюшон. Под ним – гладкая маска. Манекен.

– Трюк, – выдохнул Артём. – Он отвлёк нас, пока сам…

Сработала тревога на соседнем складе. Команда бросилась туда. Внутри – пусто. Лишь карточка: валет треф. На обороте:

«Иногда, чтобы стать кем-то, достаточно просто перестать быть собой». – Г.Ф.

14:30 – Открытие

– Я разобрался, – сказал Виктор. – Он использовал обратный механизм оптики. Трюк с подменой лиц был отвлекающим. На самом деле он менял личности в цифровом контуре. Переоформлял, менял статусы, профили. В базе МВД теперь он – Олег Беликов, техник ЦКР, работающий в отделе оборудования.

– Его пустили прямо в здание? – Светлана была в ярости.

– Да. Подмену провели в момент, когда мы разгадывали предыдущий след.

Лариса заглянула в лог перемещений:

– Вчера вечером Беликов зашёл в здание и не выходил. Но сейчас… в списке его нет.

– Он внутри. Под нашей крышей, – прошептала Светлана. – И если так…

– Он хочет забрать последнюю улику, – сказал Артём. – Алину.

15:00 – Спецрежим. Закрытие периметра

Здание ЦКР переведено в режим полной блокировки. Команда отправляется в изолированный блок, где находится спасённая накануне Алина Гончарова.

Светлана вошла первой.

– Алина, всё в порядке. Мы пришли…

Девушка обернулась. Лицо спокойное. Черты – не те.

– Это не она! – крикнула Лариса. – Маска!

Поздно. Человек бросил свето-шумовую. Исчез в вентиляцию.

Артём поднял предмет, оставленный на полу. Карта. Джокер. Без лица.

Глава 5: Ловкость рук и уголовное дело.

16:20 – ЦКР. Комната аналитики

– У нас 40 минут до того, как Фонарёв полностью исчезнет из цифрового поля, – сказал Виктор Кудряшов. – Его последняя активность в сети была под видом "Олега Беликова", и с тех пор – тишина.

Артём развернул голограмму:

– Но есть шанс. Он оставил одну ошибку: подключился к внутренней камере, не отключив подмену. Последние 12 кадров… – он нажал на клавишу, – дают отражение его реального лица. Без маски.

– У нас есть точная биометрия, – подтвердила Лариса Демченко. – Он не сможет больше спрятаться.

– А значит, мы поставим финальную ловушку, – произнесла Светлана Морозова. – Последний трюк – будет не его.

17:00 – Цирк. Реконструированная сцена

Сцена восстановлена по плану вечернего выступления. Все декорации, освещение и зеркальные панели – точно, как он их оставил.

– Мы провели реквизит через нашу оптику, – сказал Артём. – В зеркале теперь встроено термоконтрольное поле. Если он попытается войти – система среагирует.

– А из вентиляции? – спросила Лариса.

– Там – диффузная сеть слежения. Если он двинется – мы увидим каждое движение.

На середине сцены – фигура Алины. Манекен в её одежде. Карта валяется рядом: туз червей.

– Он не пропустит её. Для него это символический реванш, – произнесла Морозова. – Мы заставим его проявиться.

18:12 – Контакт

На экране вспыхнул сигнал: неизвестный канал, зашифрованный. Видео включилось само.

Глеб Фонарёв, без маски, в полумраке:

– Вы неплохо сыграли. Но вы забыли главное: иллюзия работает, пока зритель не смотрит за кулисы. А вы… слишком верите в алгоритмы. – Сегодня вечером – занавес. Я выведу Алину. Но с одним условием: вы выключаете наблюдение.

– Мы ничего не выключим, – сказала Морозова. – Мы перенаправим.

19:00 – Развязка

Свет в цирке приглушён. По всем камерам – статичное изображение. Но на деле – изображение подменено заранее.

Вентиляция открывается. Внутрь сцены спускается человек. Аккуратно, без звука. Одет как техник.

Подходит к «Алине» – касается плеча. Манекен падает. В этот момент – включается оптика.

– У нас есть он, – шепчет Виктор. – Температура, движения, вес – все параметры совпали.

Артём блокирует выходы. Захаров и двое бойцов входят с двух сторон.

– Стоять, ЦКР!

Фонарёв поворачивается. Молчит. На лице – улыбка.

– Всё это… было ради шоу, – говорит он. – Шоу, которое вы не забудете.

– Оно уже закончилось, – холодно отвечает Светлана. – Ты проиграл.

19:30 – Допрос. Изолятор ЦКР

Фонарёв сидит спокойно. Без признаков волнения.

– Вы хотите знать, зачем? – произносит он. – Потому что это не было преступлением. Это был… эксперимент. Проверка, насколько легко подменить реальность. Переиграть следствие.

Светлана смотрит ему в глаза:

– Но ты проиграл.

– Нет. Я просто… свернул занавес. А финал – вы уже додумали сами.

20:45 – Финал операции

Алину Гончарову находят в тайной камере под подземным уровнем цирка. Она жива. Дезориентирована, но без тяжёлых травм.

– Он… говорил, что я – не я, – прошептала она. – Что моё лицо – это маска. И что в зеркале осталась настоящая я.

Лариса сжала ей руку:

– Он просто пытался стереть твою личность. Но ты – осталась собой. А это – единственная карта, которую нельзя подделать.

Эпилог

Глеб Фонарёв, известный иллюзионист и хакер визуального восприятия, арестован по статьям:

похищение человека,

вмешательство в госструктуры,

подделка цифровой идентичности,

распространение синтетических масок,

мошенничество в особо крупном размере.

Следствие длилось 72 часа. Доказательств хватило, чтобы лишить его возможности выходить из тени – навсегда.

А «нож в кармане», ставший символом его последнего трюка, теперь хранится в архиве ЦКР. Не как оружие. А как напоминание:

Каждый фокус – только иллюзия. Но уголовное дело – всегда реальность.

Конец.

Глава 1: Отравление в аудитории.

Понедельник, 08:45. Аудитория №412 химического факультета Университета имени Менделеева напоминала колбу с кипящей реакцией. Студенты, устало потягивая кофе из термосов, неторопливо занимали места. Преподаватель, кандидат наук Маргарита Андреевна Литвинова, тщательно расставляла реактивы на демонстрационном столе.

Внезапно одна из студенток, Алина Соловьева, учащаяся третьего курса, вскрикнула, схватилась за живот и упала на пол. Её тело начало содрогаться в судорогах. Несколько студентов бросились к ней, один вызвал скорую. Преподаватель растерянно смотрела на происходящее, явно не понимая, что случилось. Вскоре Алина потеряла сознание. Прибывшие через семь минут медики увезли её в тяжёлом состоянии. Уже в 10:15 в дело вмешался Центральный криминалистический расследовательский центр – ЦКР.

– Кто был в контакте с пострадавшей в последние два часа? – строго спросил инспектор ЦКР Марк Гринев, высокий, хмурый следователь в сером плаще, рассматривая аудиторию как сцену преступления.

– Она сидела рядом со мной, – ответил парень с веснушками и очками. – Мы пили кофе вместе перед занятием…

Кафедра была немедленно опечатана. Технические специалисты ЦКР в защитных костюмах начали анализ проб воздуха, поверхностей, личных вещей Алины. Спустя час был сделан предварительный вывод: отравление. Симптомы соответствовали воздействию высокотоксичного химического соединения – предположительно, производного фосфорорганики.

– Такими веществами на кухне не торгуют, – мрачно заметила судмедэксперт Оксана Бешнова, рассматривая снимки крови пострадавшей. – Кто-то точно хотел её убить.

Следы привели в лабораторию №418. Там, согласно спискам, утром проводилась подготовка к занятию. Литвинова подтвердила, что лично готовила растворы. Однако яд в них быть не мог.

– Все растворы стандартные: гидроксид натрия, серная кислота, этанол. Всё под контролем, я же не первый год работаю! – нервно оправдывалась она.

Но улики говорили об обратном. На внутренней поверхности пробирки с кофе, которую пила Алина, обнаружили следы триэтилфосфата – вещества, используемого в синтезе нервнопаралитических агентов. Возникает вопрос: кто мог подсыпать яд в её напиток?

ЦКР запросил записи с камер наблюдения коридора. В 08:12 видно, как преподаватель Литвинова подходит к аудитории, в руках у неё коробка с реактивами. В 08:18 – Алина заходит в аудиторию, садится в первом ряду. В 08:23 – кто-то в чёрной куртке оставляет стакан на её столе и быстро уходит. Лицо не видно.

– Мы восстановим лицо по движениям, – уверенно сказал ИТ-аналитик Кирилл Прозоров, подключив систему распознавания походки. – Это займет пару часов, но мы вычислим, кто это был.

В это время Марк Гринев пошёл на опрос студентов. Многочисленные слухи, полушепотом бродящие по факультету, сводились к одному: у Алины был конфликт с ассистентом кафедры – Андреем Сергиенко. Умный, но вспыльчивый аспирант, который однажды на семинаре назвал её "химической бездарью". Однако, при допросе он оказался убедительно спокойным.

– Да, был конфликт, – признался он. – Но не до такой же степени. Я с утра был в библиотеке, могу предоставить лог с компьютера.

В подтверждение своих слов он отправил скрин с камер библиотеки и лог входа в систему. На первый взгляд, алиби крепкое.

– Литвинова могла случайно перепутать флаконы? – предположила эксперт Бешнова.

– Нет, – покачал головой Марк. – Я думаю, кто-то подставил преподавателя, а яд подсыпали в кофе. Вопрос – где и когда.

Анализ микрочастиц на стенке термоса показал: триэтилфосфат был нанесён не более чем за полчаса до отравления. Вероятно, уже в аудитории.

В 12:46 Прозоров прислал результат: лицо фигуранта в чёрной куртке – Артём Блинов, студент второго курса, активист научного клуба.

– Почему он? – удивилась Бешнова. – Он вроде всегда с Алиной хорошо общался.

– Потому и надо поговорить, – ответил Гринев.

Когда Блинова привели в кабинет, он был бледен.

– Я просто хотел ей помочь. У неё сессия, она нервничала. Я оставил кофе, думал, поддержу… – сбивчиво объяснял он.

– Где ты взял этот кофе? – тихо, но твёрдо спросил Гринев.

– В автомате на первом этаже…

– И добавил туда немного яда? – спросил следователь.

Парень побледнел ещё сильнее, начал заикаться.

– Я… я не знал… Я купил его у одного аспиранта… Он сказал, это энергетик, экспериментальный. Чтобы взбодриться перед зачётом…

ЦКР начал новое расследование: кто изготовил этот "энергетик" и почему в нём оказался яд. Следующий шаг – проверить лаборатории факультета. Но это уже – следующая глава.

Глава 2: Преподаватель и яд из шкафа.

В кабинет ЦКР, почти сразу после допроса Артёма Блинова, вошли два человека – преподаватель Маргарита Андреевна Литвинова и её ассистент, аспирант Андрей Сергиенко. Оба были напряжены, явно не ожидая, что дело примет такой поворот. Литвинова крепко сжимала сумку в руках, а её лицо было затянуто серьёзным выражением.

– Что случилось? Почему нас вызвали? – спросила Маргарита Андреевна, проходя в кабинет и садясь на стул напротив следователя Гринева. Сергиенко остался стоять у двери.

Гринев, не отвечая на её вопросы, жестом пригласил их сесть.

– Мы выяснили, что яд, которым отравили Алину Соловьеву, был добавлен в её кофе ещё в аудитории. Однако это не объясняет, как он попал туда. Вы могли бы мне объяснить, что происходит на кафедре?

Литвинова осторожно взглянула на своего ассистента и, переведя взгляд на Гринева, заговорила.

– У нас строгий порядок. Все вещества, используемые в лабораториях, проходят через проверку. Я не понимаю, как это могло произойти. На кафедре нет никаких запрещённых веществ, тем более в таких количествах.

Гринев не стал объяснять ей, что следы триэтилфосфата в её термосе были явно намеренно подмешаны. Он знал, что отложенные детали всплывут позже, и этот разговор был лишь прелюдией к более серьёзному допросу.

– Нам нужно будет проверить все ваши кабинеты, лаборатории, шкафы, – продолжил он спокойно. – Всё, что может быть связано с синтезом вещества. Кто занимается хранением реактивов на вашей кафедре?

Литвинова удивлённо посмотрела на него.

– Мы все сами следим за этим. Однако есть… один момент. В нашем химическом шкафу есть несколько нестандартных химикатов. Мы использовали их для исследовательских проектов, но они все прошли официальную проверку. Я могла бы вам показать. Только не уверена, что это что-то важное.

Гринев слегка приподнял бровь.

– Показать?

Литвинова вытащила из сумки небольшой ключ и передала его Гриневу. Он внимательно посмотрел на ключ и поднялся с места.

– Проводите, – сказал он.

Они направились в лабораторию, где хранились реактивы и химические вещества. Литвинова открыла один из шкафов, и перед ними открылось полотно организованных полок с пробирками, банками и бутылями. На некоторых из них яркие наклейки с маркировкой и датами.

– Вот, это наш шкаф. Всё, что хранится в нём, по спискам.

Гринев начал внимательнее осматривать полки. Он знал, что преподаватели на таких должностях всегда имеют доступ к самым разнообразным химическим реактивам, но поискал что-то, что могло бы объяснить присутствие яда.

– Этот флакон с серной кислотой, – Гринев указал на один из контейнеров с ядовитыми веществами. – Весьма распространённое химическое средство.

– Это стандартное вещество, – ответила Литвинова, – используемое в большинстве опытов. Оно не опасно в нормальных условиях. Проблема может возникнуть, если оно смешается с каким-то другим компонентом.

Гринев кивнул и продолжил осматривать содержимое шкафа. За одним из флаконов с неизвестной жидкостью он заметил пластиковую упаковку с небольшим контейнером, на котором была стерта этикетка. Подняв контейнер, он почувствовал едкий запах. Это был запах, похожий на фосфорорганику, как у триэтилфосфата.

– Это что? – спросил он, повернувшись к преподавателю.

Литвинова несколько мгновений молчала. Сергиенко, стоявший у двери, явно был не в себе, его глаза метались по комнате.

– Это… это старый экспериментальный реагент, – наконец ответила Литвинова. – Мы использовали его в прошлом году для исследования реакции фосфорных соединений с органическими веществами. После завершения проекта мы убрали его на хранение.

Гринев взял контейнер в руки, слегка покачивая его. Его лицо оставалось спокойным, но внутренне он понимал, что нашёл зацепку. Удивительно, что этот «старый экспериментальный реагент» оказался так близко к потенциальному ядовище.

– Я полагаю, вы не собираетесь говорить мне, что забыли про этот флакон? – продолжил он, внимательно изучая реактив.