Тьма, что шепчет за спиной. Книга 1

ПРОЛОГ

Криводол, 1978 год

В ту ночь ветер разрывал небо. Старый дом, словно живой, стонал под напором урагана. Тени ползали по стенам, извивались по потолку, будто что-то внутри давно мёртвое пыталось выбраться наружу.

Старуха, что жила здесь, давно не выходила из дому. Соседи говорили – с ума сошла, разговаривает с зеркалами. Окна были занавешены чёрной тканью, и только в один день – день летнего солнцестояния – она открывала их, чтобы «Тень вернулась домой».

В ту самую ночь к дому в Криводоле подъехала машина. Трое молодых людей – студенты, решившие испытать храбрость, – вышли в темноту, смеясь и толкаясь. Они не знали, что за каждым из них уже тянулась тонкая чёрная нить.

На следующее утро дом стоял пустой. Все трое исчезли. А в деревне снова начали слышать шёпот за спиной.

ГЛАВА 1. Возвращение в Криводол

Елисей Ветров не был здесь пятнадцать лет. Асфальт сменился на гравий, затем – на грязную колею. Лес замкнулся вокруг, словно пытаясь не пустить обратно.

Он сидел за рулём старой «Нивы», время от времени глядя в зеркало. Там – пусто. Но он уже не мог избавиться от ощущения, что кто-то идёт следом.

Дом достался ему по завещанию тёти. Он помнил его только по детским воспоминаниям: огромные окна, воняющая плесенью лестница, и… зеркала. Зеркала, которых было слишком много.

– Ну и зачем я сюда вернулся? – пробормотал он, глуша двигатель.

Из дома вышла женщина. Высокая, бледная, с чёрными волосами. Она появилась так бесшумно, что Елисей вздрогнул. Лада. Соседка, кажется.

– Ты Ветров? – её голос был холоден, но в нём звенела странная интонация. – Дом давно тебя ждёт.

– Простите?

– Я сказала: ты вовремя.

Он не успел задать вопрос – она уже скрылась за воротами.

Дом встретил тишиной. Но внутри воздух был густой, как вода. Стены покрыты трещинами, а в углу прихожей – зеркало. Прямоугольное, старое, в рамке из чёрного дерева. И в отражении, на миг, он увидел фигуру за своей спиной.

Он обернулся – пусто.

В ту ночь Елисей не мог уснуть. Он слышал, как что-то шепчет в углу спальни. Шёпот не имел смысла, но слова казались знакомыми, словно услышанными когда-то в детстве. Он встал, подошёл к зеркалу в коридоре. Его собственное отражение дрожало, будто в воде. А потом оно улыбнулось.

Но он не улыбался.

Он отпрянул от зеркала. Сердце колотилось, как в загнанной птице. В груди теснота, как будто воздух стал густым, словно его вдыхали не только он.

– Это просто усталость… – прошептал он себе. – Просто отражение дернулось. Нервы.

Он выключил свет, но зеркало будто продолжало светиться в темноте. Серебро за стеклом пульсировало тусклым холодом.

Ночью шел дождь. Тяжёлый, давящий, как будто небеса старались смыть с этой земли что-то забытое.

Во сне ему снилась комната, в которой он был ребёнком. Мать пела колыбельную. Только вот её лицо расплывалось, а голос стал слишком низким – не её голосом. Он тянулся в темноте, срываясь на шёпот:

– Вернулся… вернулся… вернулся…

Он проснулся, захлёбываясь в тишине. Лампочка мигнула, словно кто-то коснулся проводки. За окном по-прежнему лил дождь. Где-то на чердаке раздался скрип. Протяжный. Словно кто-то медленно прошёл по доскам босыми ногами.

Он не хотел вставать. Не хотел проверять. Но что-то внутри, как в детстве, заставило его подняться.

Вышел в коридор.

Дом будто жил своей жизнью. Старые стены тихо дышали, шептали, потрескивали. Возле лестницы, прямо у подножия, снова стояло зеркало. В нём – он. Только… позади – темное пятно, будто силуэт, едва различимый.

Он сделал шаг вперёд – и пятно исчезло.

Он зажёг свет. Стены блёкло посветлели. Всё казалось нормальным. Просто старый дом. Но… под ногой что-то хрустнуло. Он наклонился – кусочек стекла. Маленький, как ноготь, и – кроваво-красный.

На следующее утро он решил выйти. Нужно было проветриться, развеяться. Он вышел к колодцу за домом. Из него поднимался лёгкий пар – хотя на улице было лето. Изнутри пахло сыростью и… золой?

Он наклонился – и едва не отшатнулся. На дне, между бликами отражения, он увидел своё лицо. Только это лицо не повторяло его движений. Оно смотрело прямо на него и… улыбалось. Так же, как ночью.

Он упал на спину, тяжело дыша. Лада стояла за забором и смотрела на него.

– Ты уже чувствуешь дом? – спросила она, тихо, как будто боясь разбудить что-то вокруг.

– Что, чёрт возьми, тут происходит?

– Он начал узнавать тебя. – Её глаза были странно чёрные, как запекшийся уголь. – Он ведь помнит всех, кто однажды остался.

– Остался? В каком смысле?

– Ты потом поймёшь. Если не сбежишь, как остальные.

– Остальные?

Она не ответила. Просто отвернулась и ушла вдоль тропы, растворившись в дымке, что вдруг поднялась от земли.

К ночи дом начал петь. Не громко. Едва слышно, как сонный хор голосов. Они звучали из-под половиц, из зеркал, из старых трещин в стенах. Всё повторялось одно и то же:

– Он вернулся… он снова здесь…

В своей комнате Елисей долго сидел перед зеркалом. Он больше не боялся. Внутри него уже зрела другая эмоция – воспоминание.

Он когда-то уже слышал эти шепоты. Когда был ребёнком.

И теперь он знал: что-то не ушло тогда. Оно просто ждало. Всё это время.

Глава 2. Женщина, что слышит мёртвых

Инга Радич приехала в Криводол на закате.

Старая «Нива» пылила по разбитой дороге, солнце умиралось за горизонтом, оставляя небо выжженным, словно после пожара. Она вела машину одной рукой, а другой сжимала крохотный серебряный амулет в форме глаза – не религия, скорее привычка. Талисман скользил в её пальцах, как бы напоминая: будь наготове.

Деревня встретила её молчанием. Ни птиц, ни собак. Лишь ветер, гуляющий по покосившимся крышам. Инга вылезла из машины, огляделась. Здесь всё было… неправильно. Воздух – тяжёлый. Свет – тусклый, как будто кто-то тянет мир обратно во тьму.

– Криводол… – пробормотала она. – Опять ты.

Она была здесь раньше. Годы назад. Когда ещё искала себя, верила, что может «помогать». Тогда всё закончилось плохо. И ей поклялись: больше сюда не возвращайся.

Но прошлое – липкое. Если коснуться однажды, не отмоешь. Особенно если зовут по имени.

На старом доме Ветровых висел колокол. Ржавый, но целый. Она коснулась его рукой – и почувствовала лёгкое дрожание в металле. Как сердце, бьющееся где-то в глубине.

Внутри было темно. Елисей открыл дверь почти сразу. Он выглядел уставшим и недоверчивым.

– Инга Радич? Та самая?

– Была ею. – Она прошла внутрь без приглашения. – Мне приснился этот дом. И твоя мать. Она плакала.

Елисей вздрогнул.

– Она… умерла.

– Да. Но всё ещё здесь. Как и кое-что другое.

Она огляделась. Стены дома словно дышали – знакомо. Слишком. В воздухе дрожало что-то незримое, как если бы дом прислушивался к каждому слову.

Инга остановилась у зеркала в прихожей. Пальцем провела по раме. На подушечке осталась сажа.

– Он уже пробуждается.

– Кто?

Инга не ответила сразу. Вместо этого она села на табурет у окна и закурила – дым поплыл вверх неестественно ровно, будто боясь коснуться потолка.

– Его зовут по-разному. Когда-то – просто «Шепчущий». Он не бог и не демон. Он – память дома. Память страха.

– Мистика? Серьёзно?

– Не мистика. Эхо. Ты ведь уже слышал его?

Елисей хотел соврать. Хотел сказать, что не слышал шёпотов, не видел отражения, не чувствовал шагов на чердаке. Но взгляд Инги не позволял врать.

Он молча кивнул.

– Тогда у нас мало времени, – сказала она. – Ты должен рассказать, когда всё началось.

– С детства. Здесь было что-то… кто-то. Я прятался под кроватью. Помню только голос. Он шептал…

Инга закрыла глаза.

– «Ты будешь моим зеркалом».

Елисей отшатнулся.

– Откуда ты это знаешь?

Инга открыла глаза – зрачки были расширены, лицо бледное, как у покойника.

– Потому что он говорил это мне. В ту ночь. Перед тем как исчезли дети.

– Какие дети?

Она медленно повернулась к нему:

– Здесь, в Криводоле, в 1993 году исчезли трое детей. Все – из домов, где были зеркала с серебряной амальгамой. Их так и не нашли. Но кое-кто слышал, как они звали на помощь… из отражений.

Тишина сгустилась. Где-то наверху скрипнула доска – длинно, протяжно, как шаг.

Инга сжала амулет и встала.

– Он просыпается. А ты… ты ему нужен. Ты – один из тех, кто видел его лицом к лицу. Только ты не умер.

– А теперь он хочет закончить начатое?

– Нет. Он хочет выбраться. Через тебя.

Глава 3. Дом помнит всех

Ночь опустилась на Криводол, как чернильное пятно, растекающееся по старым стенам и уставшим телам. Дом не спал. Он вздыхал. Шептал. И ждал.

Инга стояла у кухонного окна и смотрела в темноту. Там, за пределами круга света, были только деревья. И то, что прячется между ними. Она знала – скоро оно подойдёт ближе. В окна. В стены. В сны.

– Он чувствует страх, – сказала она. – Он питается им.

– Ты говоришь, как будто он живой, – отозвался Елисей, сидя у печки с кружкой холодного чая.

– Он – больше, чем живой. Он старше. Его нельзя убить. Но можно не пустить дальше.

Из коридора донёсся скрип. В том доме скрипело всё, но этот был другой. Неровный. Тихий. Как будто кто-то пытался идти, не тревожа воздух.

Елисей встал, сжал плечи, вышел в коридор и замер.

Зеркало.

То самое, в старой раме с трещиной по углу.

Но теперь… оно не отражало его. Совсем.

Вместо этого в глубине стекла стояла девочка лет десяти. Бледная, с пустыми глазами и длинной чёрной косой, которая словно текла по плечу, как живая.

Она не двигалась. Но её губы – шевелились. Беззвучно.

– Инга… – прошептал Елисей.

Инга подошла сзади, увидела зеркало – и мгновенно сорвала со стены покрывало, бросив его на стекло. Отступила. Закурила.

– Ты видел её?

– Да… кто это?

– Одна из пропавших. Её звали Варя. Она – часть его. Остаток памяти.

– Почему она молчит?

Инга взглянула на него. Грустно, уставше:

– Потому что в этом доме нельзя говорить громко. Он слушает.

В этот момент открылась дверь.

На пороге стояла Лада.

Мокрая, в грязных сапогах, с рюкзаком за плечами. Её волосы сбились в пряди, лицо блестело от дождя, но глаза – те же. Как у хищника, что знает, где спрятана слабость.

– Привет, – сказала она. – Вы всё-таки меня ждали.

– Ты… – Елисей шагнул к ней. – Откуда ты знаешь, что мы здесь?

Лада усмехнулась:

– Дом сказал. А потом зеркало показало дорогу.

Инга посмотрела на неё с напряжением. Медленно.

– Ты умеешь смотреть в отражения. Значит, ты…