Долг и страсть

Глава 1: Дело на миллион

Алина

Звонок будильника прорезал тишину квартиры ровно в семь утра, но я уже час как не спала. Лежала и смотрела в потолок, мучительно перебирая в голове вчерашнее совещание, где Игорь Львович многозначительно посмотрел в мою сторону, произнося: "Завтра обсудим новые назначения." Тон был такой, словно он объявлял о грядущей казни.

В груди скребли кошки. Что-то должно было произойти. Что-то, что перевернет мою спокойную жизнь младшего юриста.

Душ смыл остатки тревожного сна, кофе обжег язык привычной горечью – сегодня даже любимый эфиопский сорт казался слишком крепким. Деловой костюм – темно-синий, строгий, но идеально сидящий по фигуре – стал броней для предстоящей битвы. В зеркале отражалось лицо двадцатисемилетней женщины, которая два года назад окончила МГУ с красным дипломом и до сих пор каждый день доказывала всем вокруг, что заслужила место в "Макаров и партнеры" не папиными связями, а собственными мозгами.

Москва встретила меня октябрьской прохладой и влажным ветром, который забирался под пальто и заставлял поежиться. В метро я перечитывала материалы по делу "Балтийского судостроения" – моему текущему проекту, скучному и предсказуемому как учебник по договорному праву. Хотелось чего-то большего. Чего-то, что заставило бы сердце биться чаще, что дало бы почувствовать себя настоящим юристом, а не клерком с университетским дипломом.

Будьте осторожны в своих желаниях.

– Алина Денисовна, – голос секретарши Игоря Львовича прозвучал как приговор суда, когда я проходила мимо приемной управляющего партнера в половине десятого. – Вас ждут. Прямо сейчас.

Ледяные иголки пронзили позвоночник. Елена Викторовна никогда не вызывала к боссу без предварительной записи – в этой фирме даже чихнуть можно было только по расписанию. Ее каменное лицо с безупречным макияжем не выражало ничего, но я прекрасно знала этот тон – срочно, критично важно и без лишних вопросов.

Я разгладила юбку влажными ладонями, проверила, не растрепались ли волосы в строгом пучке, и постучала в дверь из красного дерева.

– Войдите.

Кабинет Макарова всегда производил на меня впечатление музея собственного величия. Массивный стол, за которым можно было проводить заседания правительства, кожаные кресла цвета темного коньяка, стены увешанные дипломами в золоченых рамах и фотографиями с людьми, чьи лица мелькали в новостных сводках. Здесь пахло дорогим табаком, кожей и властью – тяжелый, густой аромат, от которого хотелось дышать осторожнее.

За столом сидел сам Игорь Львович – шестидесятилетний патриций российского права с седыми висками и умными, холодными глазами, которые, казалось, видели каждую твою мысль.

– Садитесь, Алина Денисовна. – Он указал на кресло напротив, и я почувствовала себя студенткой на экзамене у самого строгого профессора. – У меня для вас новость.

Я села, сложив руки на коленях и приготовившись к худшему. Может, мое дело с "Балтийским" провалилось? Может, кто-то пожаловался на мою "излишнюю принципиальность", которая, по мнению некоторых коллег, только мешала эффективной работе?

– Вы переходите в команду Соболева, – произнес Макаров, и мир на секунду остановился. Даже тиканье старинных часов в углу затихло. – Проект "ИнноТех". Крупнейший клиент, сложнейшее дело. Государственные контракты на сотни миллионов рублей.

Соболев. Глеб Андреевич Соболев.

О нем ходили легенды в коридорах фирмы. Тридцать три года, самый молодой старший партнер в истории "Макаров и партнеры". Блестящий ум, стальные нервы и репутация человека, который выигрывает дела любой ценой. А еще – репутация циника, который считает этику роскошью, которую могут позволить себе только неудачники и идеалисты.

– Я… это большая честь, Игорь Львович, – выдавила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Сердце колотилось где-то в районе горла.

– Соболев сам вас выбрал, – добавил Макаров с едва заметной усмешкой, которая могла означать что угодно. – Сказал, что ему нужен "свежий взгляд". Не подведите, Алина Денисовна. Этот проект может сделать вашу карьеру. – Пауза, тяжелая как судебный приговор. – Или сломать ее.

Из кабинета я вышла на ватных ногах, и коридор поплыл перед глазами. "ИнноТех" – я слышала об этой компании. Инновационные технологии, государственные контракты, связи на самом верху власти. И теперь я буду работать над их делом. С самым безжалостным юристом фирмы.

– Каверина?

Знакомый голос заставил меня поднять глаза, и мир снова остановился, но уже по другой причине.

Передо мной стоял он. Глеб Соболев во плоти, а не в виде легенды из офисных сплетен. Высокий, широкоплечий, в безупречно сидящем угольно-сером костюме, который, вероятно, стоил больше моей месячной зарплаты. Темные волосы с благородной сединой на висках, которая только добавляла ему солидности и опасной притягательности. Точеные черты лица словно высечены скульптором, который знал толк в мужской красоте. И эти глаза – серые, как московское небо перед грозой, холодные и пронзительные, изучающие меня так, словно я была подозрительным документом, который нужно было срочно проверить на подлинность.

– Глеб Андреевич, – я протянула руку для рукопожатия, стараясь, чтобы голос звучал увереннее, чем я себя чувствовала.

Его рукопожатие было крепким, уверенным, обжигающе теплым. Он держал мою руку на секунду дольше, чем требовали правила делового этикета, и я почувствовала странное тепло, поднимающееся по щекам и предательски выдающее мое смущение.

– Итак, вы мой новый "свежий взгляд", – произнес он, и в его голосе – низком, бархатном – послышалась нескрываемая ирония. – Надеюсь, ваш университетский идеализм не помешает нам выиграть дело, Каверина. Здесь играют по-взрослому. По правилам, которые не преподают в МГУ.

Что-то горячее и острое вспыхнуло у меня в груди. Злость на его снисходительность? Оскорбленная гордость? Или просто нежелание сдаваться перед этим красивым, самоуверенным мужчиной, который смотрел на меня как на наивную девочку с игрушечным дипломом?

Я выпрямилась во весь рост, подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

– Я играю по правилам, Глеб Андреевич, – произнесла я тихо, но отчетливо, чеканя каждое слово. – По правилам закона.

Глава 2: Правила игры

Глеб

Час пролетел незаметно в привычной рутине – просмотр документов, звонки клиентам, короткие совещания с младшими партнерами. Но мысли предательски возвращались к той сцене в коридоре. К ее поднятому подбородку, к решительному блеску в глазах, к этой дерзкой фразе: "Я играю по правилам закона." Сказано было тоном человека, который готов умереть за свои принципы.

Наивная. Красивая, умная и безнадежно наивная.

Но почему-то именно эта наивность не раздражала, а… интриговала.

В пять минут одиннадцатого я вошел в переговорную номер три – просторную комнату с панорамными окнами, из которых открывался вид на Садовое кольцо. За овальным столом уже сидели четверо: Вишневская со своим вечно недовольным выражением лица, Петров из налогового отдела, Михайлов – наш лучший аналитик, и она.

Каверина сидела прямо, сложив руки на столе, в том же строгом синем костюме. Волосы убраны в безупречный пучок, никакого макияжа, кроме помады нейтрального оттенка. Деловая женщина до кончиков ногтей. Но было в ней что-то… живое. Настоящее. В отличие от остальных, которые давно превратились в красиво одетые функции.

– Доброе утро, – я занял место во главе стола и открыл папку с материалами. – Проект "ИнноТех". Кто в курсе?

Михайлов кашлянул, поправляя очки:

– Компания занимается разработкой инновационных технологий для нефтегазовой отрасли. Крупнейший поставщик оборудования для "Газпрома" и "Роснефти". Сейчас им грозит иск от экологической организации "Чистая Земля" на два миллиарда рублей за якобы нанесенный природе ущерб.

– Якобы? – переспросила Каверина, и в ее голосе прозвучала нотка, которая мне не понравилась.

– Конечно, якобы, – отрезала Вишневская с плохо скрытым раздражением. – Эти экологи к любому крупному бизнесу цепляются. Им только дай повод.

Я наблюдал за лицом Алины. Она изучала документы с той же тщательностью, с какой археолог исследует древние артефакты. Брови слегка нахмурены, губы сжаты в тонкую линию. Думает. Анализирует.

Опасно.

– Наша задача проста, – продолжил я, включая презентацию на большом экране. – Доказать, что экологические нарушения либо не имели места, либо не связаны с деятельностью "ИнноТех". У нас есть заключения независимых экспертов, показания свидетелей, документальные подтверждения соблюдения всех норм.

– А что если эти заключения… – начала Каверина и замолчала, словно сама испугалась своих мыслей.

– Что именно вас смущает, Алина Денисовна? – спросил я ровным тоном, чувствуя, как напряжение в комнате растет.

Она подняла глаза от документов, посмотрела на меня, потом на остальных, потом снова на меня. В ее взгляде была борьба – между желанием промолчать и потребностью высказать то, что ее беспокоило.

– Здесь указано, что экологическая экспертиза проводилась компанией "ЭкоПроект", – сказала она медленно, и в ее голосе прозвучала та самая опасная нотка принципиальности. – Но если посмотреть на учредительные документы этой компании… – она перелистнула несколько страниц с точностью опытного следователя, – то видно, что один из ее основных акционеров – дочерняя структура самой "ИнноТех". Не кажется ли вам, что такая экспертиза может быть… скажем так, субъективной?

Воцарилась мертвая тишина. Петров и Михайлов уставились в свои блокноты, словно там внезапно появились чертежи вечного двигателя. Вишневская смотрела на Каверину с плохо скрытым злорадством – мол, сама нарвалась на неприятности.

А я чувствовал, как во мне поднимается знакомая волна раздражения. Не потому, что она была неправа. Черт возьми, она была абсолютно права, и это меня бесило. Раздражение вызывало то, что эта принципиальная девочка с горящими глазами могла одним вопросом разрушить стратегию, над которой мы бились месяцами.

– Ваша задача, Алина Денисовна, – произнес я медленно, делая голос холодным как лед, – искать юридические лазейки в документах оппонентов, а не дыры в стратегии собственного клиента. – Я сделал паузу, давая словам дойти. – Если вы сомневаетесь в компетентности нашей команды или честности наших методов, возможно, вам стоит поработать в благотворительной организации. Там ваша… совестливость… будет более уместна.

Она побледнела, но не опустила глаза. Более того – выпрямилась еще больше.

– Я не сомневаюсь в компетентности команды, Глеб Андреевич. Я просто считаю, что мы должны быть готовы к тому, что противная сторона заметит эту связь и использует ее против нас в суде.

Умно. Дьявольски умно. Она не стала защищаться или оправдываться, а перевела разговор в конструктивное русло. Но я не мог позволить себе показать, что впечатлен.

– Это понятно, – отрезал я холодно как сибирский мороз. – Но есть способы работать с такими нюансами, не подрывая позицию клиента. Об этом вы узнаете, когда наберетесь опыта… и научитесь думать как юрист, а не как прокурор на крестовом походе.

Унижение было публичным и рассчитанным на максимальный эффект. Я видел, как она сжала руки в кулаки под столом, как дрогнули уголки ее губ, как в глазах промелькнула боль. Но она молча кивнула, не дав мне удовольствия увидеть слезы.

– Продолжаем, – сказал я, переключая презентацию на следующий слайд.

Остальной час прошел в рабочем режиме. Распределили обязанности, обсудили сроки, наметили план действий. Каверина больше не задавала вопросов, только делала пометки в блокноте и изредка кивала. Профессиональная маска опустилась на ее лицо, скрывая все эмоции.

Когда совещание закончилось, она вышла первой, даже не взглянув в мою сторону.

– Ну и зачем тебе эта принцесса? – спросила Вишневская, оставшись последней. – Она же тебе всю работу развалит своими моральными принципами.

– Посмотрим, – ответил я коротко.

Но когда Лариса ушла, я остался один в переговорной, глядя в окно на серое московское небо. Почему-то перед глазами стояло лицо Алины в тот момент, когда она задала свой неудобный вопрос. Решительное, честное, без тени страха перед последствиями. Лицо человека, который еще верит в то, что правда может изменить мир.

Дерзкая. Или глупая. А может быть, просто храбрая.

В этом мире такие долго не выживают. Система их ломает, перемалывает в муку или выплевывает как инородное тело. А жаль – в ней было что-то, чего я не видел уже много лет. Что-то, что напоминало мне самого себя двенадцать лет назад, когда я еще верил в справедливость и думал, что закон существует для защиты правды, а не для защиты тех, кто умеет им манипулировать.

До того, как Макаров научил меня настоящим правилам игры. Научил выживать в этом аквариуме с акулами.

В любом случае, она долго здесь не продержится. Если я ей не помогу. Вопрос только в том, стоит ли она того.

И почему меня это вообще волнует?

Я собрал документы, выключил проектор и направился к выходу. Время покажет.

Глава 3: Ночная работа

Алина

Часы на стене переговорной показывали без четверти десять вечера, когда я наконец подняла глаза от документов. За окнами давно опустилась осенняя тьма, и в стеклах отражались только наши силуэты – моя, склоненная над папками, и его, сидящего напротив.

За эти три дня после того памятного совещания мы обменялись не более чем десятком фраз. Строго деловых, отточенных до совершенства. Он давал задания – я их выполняла. Никаких личных разговоров, никаких попыток сгладить неловкость. Холодная профессиональная вежливость, от которой хотелось либо кричать, либо швырнуть в него чем-нибудь тяжелым.

Но швырять было нечем, а кричать – непрофессионально. Поэтому я молча глотала обиду и доказывала свою компетентность удвоенным усердием.

– Каверина, – его голос заставил меня вздрогнуть. – Идите домой.

Я подняла голаза. Глеб Соболев выглядел уставшим – первый раз за все это время я видела на его лице что-то кроме непроницаемой маски. Галстук ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута, волосы слегка растрепаны. Почему-то это делало его еще более притягательным.

– Я еще не закончила с анализом прецедентов, – ответила я, указывая на груду документов. – По делу Владимирского нефтехимического комбината есть интересные параллели…

– В половине десятого вечера? – В его голосе прозвучало удивление. – Алина, вы здесь с восьми утра.

Странно было услышать свое имя без отчества. Интимнее как-то. Теплее.

– Работа есть работа, – пожала я плечами, возвращаясь к документам. – К тому же, дома меня никто не ждет.

Зачем я это сказала? Зачем выдала эту личную подробность человеку, который и так считает меня неопытной выскочкой?

Он несколько секунд молчал, изучая меня взглядом, в котором было что-то новое. Любопытство? Понимание?

– Хорошо, – сказал он наконец, и в его голосе промелькнула нотка… уважения? – Тогда работаем вместе. Но сначала спустимся в архив. Нужно поднять дела за последние пять лет по аналогичным искам. И Алина… – он впервые назвал меня по имени, и от этого что-то тепло шевельнулось в груди. – Хорошая работа с прецедентами. Профессионально.

Комплимент прозвучал сухо, но для меня он был дороже любых цветов.

Архив располагался в подвале здания – просторное помещение со стеллажами до потолка, заставленными коробками с документами. Здесь пахло пылью, старой бумагой и забытым временем. Флуорисцентные лампы под потолком давали резкий белый свет, от которого быстро уставали глаза.

Мы работали молча, доставая нужные папки, перебирая дела, отмечая стикерами важные моменты. Изредка наши руки соприкасались, когда мы тянулись за одним и тем же документом, и каждый такой случайный контакт отзывался странным теплом где-то в районе солнечного сплетения.

– Вот это интересно, – пробормотала я, наткнувшись на дело трехлетней давности. – "Экопром против Сибирской угольной компании". Та же схема – экологический иск, та же экспертная компания, те же методы защиты.

Глеб поднял голову от стеллажа, где искал еще одну папку.

– И чем закончилось?

– Выиграли. Но посмотрите на это, – я протянула ему документ. – Через год после окончания суда "Сибирская угольная" была ликвидирована, а на ее месте появилась новая компания с тем же руководством и тем же профилем деятельности.

Он взял бумагу, быстро пробежал глазами текст, и я увидела, как его брови слегка нахмурились.

– Совпадение, – сказал он, но голос звучал не слишком убедительно.

– Возможно, – согласилась я. – Но если "ИнноТех" планирует аналогичную схему…

– Тогда нас используют, – закончил он мою мысль. – И когда дело будет выиграно, клиент просто исчезнет, оставив нас разбираться с репутационными рисками.

Мы посмотрели друг на друга, и впервые за эти дни между нами не было стены отчужденности. Мы были просто двумя юристами, которые наткнулись на неприятную правду.

– Кофе? – спросил он неожиданно.

– В архиве?

– В моем кабинете есть кофе-машина. И кое-что покрепче, если честно.

Его кабинет на двенадцатом этаже разительно отличался от помпезного кабинета Макарова. Современная мебель, несколько картин в стиле модерн, стеллажи с юридическими справочниками и художественной литературой. Удивительно – я не ожидала, что Глеб Соболев читает что-то кроме кодексов и договоров.

Он достал из бара бутылку дорогого виски и два стакана.

– Я обычно не пью на работе, – начала я.

– Сейчас уже не работа, – прервал он, наливая янтарную жидкость. – Сейчас это попытка понять, во что мы влипли.

Виски оказался мягким, согревающим. Я сделала небольшой глоток и почувствовала, как напряжение последних дней начинает отступать.

– Откуда вы знаете о таких схемах? – спросила я.

Глеб усмехнулся, но в этой усмешке не было радости.

– Опыт, Алина. Печальный опыт. – Он сделал глоток, задумчиво покрутил стакан в руках. – Знаете, я тоже когда-то был идеалистом. Верил в справедливость, в силу закона, в то, что правда всегда побеждает.

– Что изменилось?

– Жизнь, – коротко ответил он. – Настоящая жизнь. Когда понимаешь, что клиенты врут, суды продаются, а справедливость – это роскошь, которую могут позволить себе только те, кто не знает настоящей цены победы.

В его голосе была горечь, которую он обычно тщательно скрывал. И вдруг я поняла – его цинизм был не природным качеством, а защитной броней. Кто-то его ранил. Глубоко и больно.

– Но вы все еще здесь, – сказала я тихо. – Все еще боретесь.

– Привычка, – пожал он плечами. – Или упрямство. А может, просто не знаю, чем еще заниматься.

Мы замолчали. За окном мерцали огни ночной Москвы, в кабинете было тепло и уютно, а виски делал свое дело, размывая границы между нами.

– Расскажите что-нибудь смешное, – попросил он неожиданно. – Из университета. Или из жизни. Что угодно.

И я рассказала ему о своей практике на втором курсе, когда я перепутала статьи кодекса и чуть не отправила невиновного человека за решетку. О том, как краснела перед всей аудиторией, когда преподаватель указал на ошибку. О том, как потом три дня не могла спать, переживая из-за этого промаха.

Он слушал и впервые за все время нашего знакомства улыбался. Настоящей, теплой улыбкой, которая меняла все его лицо, делала его моложе и… человечнее.

– Забавно, – сказал он. – А я в том же возрасте был уверен, что знаю все ответы на все вопросы.

– И что, теперь знаете?

– Теперь знаю, что вопросов гораздо больше, чем ответов.

Усталость навалилась внезапно. Долгий день, стресс, виски – все это сделало свое дело. Веки стали тяжелыми, в глазах расплывалось. Я откинулась в кресле, намереваясь просто закрыть глаза на минутку…

Проснулась я от прикосновения чего-то мягкого и теплого. Открыла глаза и увидела, что лежу в том же кресле, а на мне лежит мужской пиджак – его пиджак. Пахнущий дорогим одеколоном с нотками бергамота и чем-то еще, сугубо мужским и неожиданно успокаивающим.

Глеб сидел за своим столом, работал с документами при свете настольной лампы. Заметив, что я проснулась, поднял голову, и в его взгляде было что-то такое мягкое, что сердце пропустило удар.

– Спи, Каверина, – сказал он тихо, и в его голосе не было ни капли привычной холодности. – Утром разбужу.

В этих простых словах была такая нежность, такая неожиданная забота, что у меня перехватило дыхание. Впервые за эти дни его присутствие не пугало и не напрягало, а, наоборот, успокаивало, словно он был не грозным боссом, а… защитником.

Я закрыла глаза, крепче укутавшись в его пиджак, и позволила себе снова провалиться в сон. Последнее, что я помнила – тихий звук переворачиваемых страниц и удивительное ощущение того, что я в полной безопасности рядом с самым опасным мужчиной в фирме.

Глава 4: Первая находка

Глеб

Утро встретило меня ощущением, которого я не испытывал уже много лет – предвкушением рабочего дня не как рутинной обязанности, а как захватывающего приключения. Не потому, что меня ждали особенно интересные дела или важные переговоры. А потому, что вчера впервые за долгое время я почувствовал себя… живым.

Когда я вернулся в кабинет в половине седьмого утра – привычка рано вставать никуда не делась – на кресле для посетителей лежал женский пиджак, аккуратно сложенный и оставленный с запиской: "Спасибо. А.К." Почерк был аккуратным, решительным – как и сама его обладательница.

Она ушла сама, не дожидаясь, пока я ее разбужу. Наверное, проснулась рано – как и я, она из тех людей, кто не умеет долго спать, когда голова полна мыслей. И, видимо, не захотела создавать неловкую ситуацию утренними разговорами после вчерашней близости.

Умно. И очень в ее духе.

Вчерашний вечер изменил что-то между нами. Не знаю что именно, но барьер отчужденности дал первую серьезную трещину. Она показала мне свою уязвимость – усталость, сомнения, способность доверять. А я… я почему-то позволил себе снять маску циничного профессионала и рассказать правду о своем прошлом.

Опасная тенденция. И почему-то невероятно притягательная.

В восемь утра Алина появилась в дверях моего кабинета с двумя стаканчиками кофе из автомата в холле. Темные круги под глазами выдавали короткую ночь, но взгляд был ясным и решительным.

– Доброе утро, Глеб Андреевич, – сказала она, протягивая мне кофе. – Я подумала о вчерашнем разговоре.

– И к каким выводам пришли?

– К тому, что нам нужно проверить нашего клиента. Тщательно. – Она села в кресло, поставила свой кофе на стол и открыла блокнот. – Я составила список вопросов, которые требуют прояснения.

Я взял протянутый листок и пробежал глазами. Двадцать три пункта, каждый из которых бил точно в цель. Структура собственности "ИнноТех", связи с подрядчиками, история предыдущих исков, финансовые потоки через оффшорные зоны. Работа, которую должен был проделать аналитический отдел, но которую она взяла на себя.

– Впечатляющий список, – признал я. – Но на такой анализ уйдет неделя, а у нас есть три дня до встречи с руководством "ИнноТех".

– Я уже начала, – она достала из папки распечатки. – Работала дома до четырех утра. Первые результаты… интересные.

Следующие два часа пролетели незаметно. Алина методически разбирала корпоративную структуру клиента, прослеживала связи между компаниями, анализировала финансовые отчеты. Ее подход был математически точным и в то же время интуитивно правильным – она чувствовала закономерности там, где другие видели только цифры.

– Посмотрите сюда, – сказала она, указывая на схему, которую нарисовала на доске. – "ИнноТех" официально принадлежит кипрской компании "Инвест Партнерс Лимитед". Та, в свою очередь, контролируется британской "Глобал Технолоджи Холдинг". А настоящие владельцы…

– Спрятаны за цепочкой подставных лиц, – закончил я. – Классическая схема через заграничные фирмы.

– Не совсем классическая. – В ее голосе прозвучала нотка возбуждения. – Я нашла связь с российским владельцем. Один из подставных директоров "Глобал Технолоджи" – некий Дэвид Смит – числится в российской налоговой. И этот номер принадлежит…

Она сделала театральную паузу, наслаждаясь моментом.

– Кому?

– Давыдову Семену Михайловичу. Депутату Государственной Думы от "Единой России".

Я почувствовал, как что-то холодное сжалось в груди. Депутат. Политические связи. Это меняло всю картину дела.

– Вы уверены?

– Проверила трижды. – Она протянула мне распечатку из налоговой базы. – Господин Давыдов очень осторожный человек, но не настолько, чтобы полностью скрыть следы.

Я изучал документ, чувствуя смесь восхищения и тревоги. Восхищения – потому что эта работа была блестящей. Тревоги – потому что мы наткнулись на нечто большее, чем обычный коммерческий спор.

– Алина, – сказал я серьезно, – вы понимаете, что это означает?

– Что наше дело имеет политическое измерение, – ответила она без колебаний. – И что ставки гораздо выше, чем два миллиарда рублей компенсации.

Умница. Она не только нашла связь, но и осознала ее значение.

В половине одиннадцатого мне позвонил Макаров.

– Глеб, как дела с "ИнноТех"? Клиент нервничает, хочет промежуточный отчет.

– Работаем, Игорь Львович. К вечеру будет готова предварительная стратегия.

– Хорошо. И Глеб… – в голосе патрона послышались стальные нотки, – клиент очень важный. Очень. Не подведи.

Пауза затянулась, и я почувствовал, что Макаров хочет добавить что-то еще.

– Игорь Львович?

– Слушай внимательно, – голос стал тише, но от этого еще более угрожающим, словно хищник, готовящийся к броску. – "ИнноТех" – это не просто клиент. Это часть большой игры, в которой участвуют очень серьезные люди. Люди, которые не прощают ошибок и не терпят самодеятельности от мелких сошек вроде нас с тобой. Твоя задача – выиграть дело. Точка. Никаких излишних исследований, никаких неожиданных открытий, никаких попыток играть в Шерлока Холмса. Ясно?

– Ясно, – ответил я, но что-то холодное сжалось в желудке, словно ледяной кулак.

– И еще, Глеб. Твоя новая сотрудница… Каверина. Говорят, она очень… принципиальная девушка. – В слове "принципиальная" слышался яд. – Смотри, чтобы ее принципы не навредили общему делу. А то придется ее перевести в другой отдел. Или вообще… оптимизировать штат. В кризис это нормально.

Угроза была завуалированной, но вполне ясной. Макаров не просто предупреждал – он ставил меня перед выбором. Либо Алина играет по его правилам, либо ее карьера в фирме заканчивается. Причем заканчивается так, что найти новую работу в этой сфере будет практически невозможно.

Разговор завершился, но смысл был ясен. Макаров знал о политических связях "ИнноТех". И предупреждал меня не копать слишком глубоко. А главное – держать Алину подальше от опасных открытий.

– Проблемы? – спросила Алина, заметив мое выражение лица.

– Возможно. – Я встал из-за стола, подошел к окну. – Алина, я должен вас предупредить. То, что вы нашли, может быть… деликатной информацией. Не все захотят, чтобы она стала достоянием гласности.

– Вы предлагаете забыть о том, что мы узнали?

В ее голосе не было осуждения, только вопрос. Но я знал, что за этим вопросом скрывается. Выбор между принципами и прагматизмом. Между правдой и безопасностью.

– Я предлагаю быть осторожными, – ответил я. – И помнить, что у каждого действия есть последствия.

Она молча кивнула, но по выражению ее лица я понял – она не собирается отступать. И, честно говоря, я уже не был уверен, что хочу, чтобы она отступила.

В полдень к нам присоединился Михайлов с результатами анализа документов по экологической экспертизе. То, что он рассказал, только подтвердило наши худшие подозрения.

– Экспертиза "ЭкоПроект" – подделка, – сказал он без обиняков. – Методы исследований неправильные, выводы ничем не подтверждены, а сама компания живет от заказа к заказу.

– То есть?

– То есть каждый раз, когда кому-то нужна "правильная" экологическая проверка, создается новая фирма с красивым названием, нанимается пара экспертов, которым все равно что писать, проводится формальная проверка, и через месяц после получения денег фирма закрывается.

Алина и я переглянулись. Кусочки мозаики складывались в неприятную картину.

– Михаил Петрович, – сказала Алина, – а что, если мы проведем независимую экспертизу? Настоящую. С привлечением серьезных специалистов.

Михайлов посмотрел на нее так, словно она предложила заняться банджи-джампингом с крыши здания.

– Алина Денисовна, мы защищаем клиента, а не ищем дополнительные основания для его обвинения.

– Но если независимая экспертиза подтвердит безопасность технологий "ИнноТех", это только укрепит нашу позицию, – настаивала она. – А если нет…

– Если нет, то мы окажемся в очень неудобном положении, – закончил я ее мысль.

Но идея была здравой. Рискованной, но здравой. И это снова заставило меня задуматься о том, как она мыслит. Не как большинство юристов, которые ищут способы обойти неудобные факты, а как следователь, который хочет докопаться до истины.

Опасно. И завораживающе одновременно.

После обеда мы остались одни. Михайлов ушел готовить стандартные возражения по иску, а Алина продолжала копаться в документах. Она работала с той же страстностью, с какой археолог исследует древние руины, – аккуратно, методично, но с огоньком в глазах.

Я наблюдал за ней украдкой, делая вид, что изучаю юридические прецеденты. Но на самом деле меня завораживал сам процесс ее мышления. Как она находила связи там, где другие видели только хаос цифр и фактов. Как морщила лоб, когда что-то не сходилось. Как ее глаза загорались, когда она нащупывала новую нить в запутанном клубке.

В какой-то момент она подняла руку и рассеянно убрала прядь волос за ухо – привычный жест, который почему-то показался мне невероятно интимным. Наверное, потому, что в этот момент она была полностью сосредоточена на работе, забыв обо всем остальном. Забыв о том, что рядом сидит человек, который еще неделю назад публично унизил ее перед коллегами.

Странно, но я начинал понимать, что это унижение болело мне не меньше, чем ей. Не потому, что я раскаивался в своей жестокости – в этом бизнесе без жестокости не выжить. А потому, что с каждым часом работы с ней я все отчетливее осознавал: передо мной сидит один из самых ярких умов, с которыми мне доводилось работать.

И я чуть было не упустил этот талант из-за собственных предрассудков.

– Глеб Андреевич, – сказала она внезапно, – а что если…

Она замолчала, уставившись в монитор компьютера.

– Что если что?

– А что если дело вообще не в экологии? – Она повернулась ко мне, и в ее глазах горело возбуждение открытия. – Что если настоящая цель иска – не компенсация ущерба, а заставить "ИнноТех" продать свое имущество за бесценок?

– Объясните.

– Смотрите. – Она начала рисовать новую схему. – Только у "ИнноТех" есть права на три важные технологии в нефтепереработке. Эти права стоят миллиарды долларов. Но компания в тяжелом финансовом положении – большие долги, просроченные кредиты.

Я начинал понимать, куда она клонит.

– И тут появляется экологический иск на два миллиарда рублей, – продолжала она. – Даже если "ИнноТех" его выиграет, расходы на суд и испорченная репутация могут привести к банкротству. А если компания разорится, все ее имущество продадут за копейки.

– И кто-то уже готов их купить, – закончил я.

– Именно. – Она ткнула пальцем в схему. – А угадайте, кто входит в попечительский совет экологической организации "Чистая Земля"?

Я не знал, но предчувствовал ответ.

– Не томите.

– Супруга депутата Давыдова. Елена Давыдова, формально – борец за экологию, фактически – проводник интересов мужа в экологической сфере.

Картина становилась кристально ясной. Давыдов через подставных лиц контролировал "ИнноТех", одновременно через жену организовывал против компании экологический иск, который должен был довести ее до банкротства, а затем за копейки выкупить ценное имущество.

Элегантная схема. Циничная, но элегантная.

– Алина, – сказал я медленно, – это блестящая работа. Но вы понимаете, что мы не можем использовать эту информацию?

– Почему?

– Потому что тогда нам придется обвинить нашего собственного клиента в мошенничестве.

Она помолчала, обдумывая мои слова. В этой тишине я вдруг осознал, что мы находимся в какой-то поворотной точке. Не только в деле, но и в наших отношениях. То, что она скажет дальше, определит, кто мы такие – циничные функционеры системы или люди, готовые бороться за справедливость.

Забавно, что еще неделю назад второй вариант показался бы мне смешным и наивным.

– А что если мы используем эту информацию не против клиента, а для него? – сказала она наконец.

– Как это?

– Мы идем к руководству "ИнноТех" и говорим: мы знаем, что происходит. Знаем, кто стоит за иском. И предлагаем не просто выиграть дело в суде, а полностью разоблачить схему. Превратить Давыдова из кукловода в обвиняемого.

Я смотрел на нее и чувствовал что-то, чего не испытывал уже много лет. Не просто профессиональное уважение, а настоящее восхищение – умом, интуицией, способностью видеть решения там, где другие видят только неразрешимые проблемы. Она была как хирург, который одним точным движением скальпеля вскрывает суть проблемы.

Но больше всего меня поражало другое – ее бесстрашие. Она предлагала бросить вызов системе, в которой я прожил большую часть взрослой жизни. Системе компромиссов, полуправды и взаимных услуг. И предлагала это так естественно, словно не видела в этом ничего особенного, словно честность была для нее не добродетелью, а базовой настройкой личности.

Может быть, и правда не видела. Может быть, для нее принципы были не абстрактным понятием из учебников по этике, а живой частью души, которую нельзя продать или заложить.

– Это очень рискованно, – сказал я, но в своем голосе услышал не предупреждение, а восхищение.

– Все интересное в жизни рискованно, – ответила она с улыбкой.

В этот момент что-то окончательно сломалось во мне. Та стена цинизма и отчуждения, которую я выстраивал годами, дала трещину. И через эту трещину просочилось нечто, что я считал навсегда утраченным – вера в то, что правда может победить.

Нет, не просто вера. Желание бороться за эту правду.

– Хорошо, – сказал я. – Попробуем. Но сначала нам нужны железобетонные доказательства. Одних догадок недостаточно.

Следующие три часа мы работали как единая команда. Она – копала информацию в базах данных, я – звонил своим источникам в различных ведомствах. Постепенно складывалась полная картина схемы Давыдова.

Депутат оказался не просто взяточником, а настоящим мастером грязного бизнеса. За последние пять лет он использовал похожие схемы, чтобы прибрать к рукам как минимум семь крупных компаний в разных отраслях. Создавал проблемы – экологические иски, налоговые проверки, санитарные претензии – а затем предлагал "решения" в обмен на долю в бизнесе.

– У нас есть все, – сказала Алина к семи вечера, откидываясь в кресле. – Документы, денежные переводы, показания свидетелей. Можно строить дело.

– Против депутата Госдумы, – напомнил я. – Вы понимаете, на что идете?

– Понимаю. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – А вы?

Хороший вопрос. Понимал ли я? Еще утром я был успешным юристом, который играл по правилам системы. А теперь собирался бросить вызов этой системе. И все из-за принципиальной девчонки, которая заставила меня вспомнить, каким я был двенадцать лет назад.

– Понимаю, – ответил я. – И знаете что, Каверина? Мне это нравится.

Она засмеялась – звонко, радостно, искренне. И в этом смехе было столько жизни, что у меня на мгновение перехватило дыхание.

– Тогда завтра утром мы идем к руководству "ИнноТех", – сказала она. – И меняем правила игры.

– Завтра утром, – согласился я.

Когда она ушла, я остался в кабинете, глядя на доску, исписанную ее схемами и выкладками. Три дня назад Алина Каверина была для меня просто очередной молодой сотрудницей – талантливой, но наивной. Сегодня она стала чем-то большим.

Партнером? Союзником? Или просто человеком, который заставил меня поверить в то, что иногда принципы важнее прагматизма?

Я не знал точного ответа. Знал только одно: работать с ней было одним из самых увлекательных профессиональных опытов в моей жизни.

И самым опасным тоже.

Но почему-то это меня не пугало. Наоборот – впервые за долгие годы я с нетерпением ждал завтрашнего дня.

Черт, Каверина. Что вы со мной делаете?

Глава 5: Корпоратив

Алина

Стоя перед зеркалом в примерочной бутика на Тверской, я в третий раз за час задавалась вопросом: а зачем, собственно, я трачу половину зарплаты на платье для корпоратива?

Последние три дня после нашей ночной работы в архиве пролетели в интенсивном ритме. Мы встречались с представителями "ИнноТех", обсуждали стратегию, я готовила дополнительные материалы по делу. И хотя Глеб держался со мной подчеркнуто профессионально – никаких намеков на вчерашнюю близость, никаких личных разговоров – что-то между нами изменилось. Он стал… внимательнее. Прислушивался к моим предложениям. Даже несколько раз одобрительно кивнул, когда я высказывала свое мнение.

Корпоративные мероприятия никогда не были моей стихией – слишком много показной роскоши, вынужденных улыбок и разговоров о том, как прекрасны деньги. Но отказаться от приглашения на праздничный ужин в честь очередной победы фирмы означало бы окончательно записать себя в изгои.

А после того, что произошло между мной и Глебом за последние дни – эти ночные работы, осторожные комплименты, моменты, когда его маска циника слетала, – я почему-то отчаянно хотела выглядеть не как строгая сотрудница, а как женщина.

Черное платье – не вызывающе откровенное, но и не монашески строгое. Элегантное, подчеркивающее фигуру, но оставляющее простор для воображения. Волосы не в привычном офисном пучке, а распущенные, мягкими волнами обрамляющие лицо. Макияж чуть ярче обычного – стрелки подводки делали глаза больше и выразительнее, а губная помада цвета спелой вишни привлекала внимание к губам.

Когда я увидела свое отражение в зеркале, то поняла – это больше не строгая сотрудница Алина Каверина. Это женщина, которая знает себе цену.

Ресторан "Метрополь" встретил меня роскошью, от которой слегка кружилась голова. Хрустальные люстры, мраморные колонны, столы, сервированные так, словно здесь должны были ужинать члены королевской семьи. Официанты в белых перчатках бесшумно скользили между столиками, разнося бокалы шампанского и изысканные закуски.

Вся элита московской юриспруденции собралась в одном зале – партнеры крупнейших фирм, судьи, представители государственных ведомств. Дорогие костюмы, украшения, которые стоили больше моей годовой зарплаты, разговоры о сделках на миллиарды рублей.

Я чувствовала себя не в своей тарелке, но старалась этого не показывать. Взяла бокал шампанского у проходящего официанта, нашла относительно тихий уголок у панорамного окна и стала наблюдать за происходящим.

– Алина Денисовна! – громкий голос заставил меня обернуться, и внутренне я застонала.

Денис Одинцов. Представитель "ИнноТех", с которым мы встречались на прошлой неделе для обсуждения деталей дела. Тридцать пять лет, спортивное телосложение, дорогой костюм и самоуверенная улыбка альфа-самца, привыкшего покупать все, что захочет. Типичный успешный московский бизнесмен, для которого женщины были либо секретаршами, либо развлечением, либо трофеями.

– Денис Русланович, – вежливо кивнула я. – Не ожидала вас здесь увидеть.

– А я специально пришел, когда узнал, что будет вся команда Соболева, – он придвинулся ближе, и я почувствовала запах его дорогого одеколона с нотками сандала и амбры. – Хотел лично поблагодарить за блестящую работу.

Слишком близко. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела, видела золотые запонки на манжетах рубашки, замечала, как его взгляд то и дело скользил от моего лица к декольте и обратно.

– Благодарить рано, – ответила я, делая незаметный шаг назад. – Дело еще не выиграно.

– Но будет выиграно, – самоуверенно заявил он. – С такой командой профессионалов успех гарантирован. Особенно с такой… – его взгляд снова скользнул вниз, – талантливой сотрудницей как вы.

Неприятный холодок прошел по спине. В его тоне было что-то, что мне категорически не нравилось. Слишком интимные интонации для делового общения.

– Вы очень любезны, – сказала я дипломатично, пытаясь перевести разговор в профессиональное русло. – Кстати, у меня есть несколько вопросов по документообороту "ИнноТех"…

– Работа, работа, – махнул он рукой. – Сегодня праздник! Давайте лучше поговорим о чем-то более… приятном. Например, о том, как прекрасно вы выглядите в этом платье.

Тревожные звоночки в голове зазвенели громче. Я огляделась в поисках знакомых лиц, но коллеги были заняты своими разговорами. Глеба я не видела – возможно, он еще не пришел.

– Спасибо за комплимент, – сказала я прохладно. – Но я предпочитаю придерживаться профессиональных отношений с клиентами.

– Ах, какая вы серьезная, – рассмеялся Одинцов, делая еще один шаг в мою сторону. – Неужели нельзя расслабиться? Мы же не в офисе.

– Именно поэтому я и хочу сохранить границы, – твердо ответила я.

Но он, казалось, не слышал моих слов. Или не хотел их слышать.

– Знаете, Алина, – он понизил голос, наклонившись ко мне так близко, что его дыхание коснулось моей щеки, – у меня есть предложение. Может быть, после ужина мы могли бы продолжить общение в более… приватной обстановке? У меня есть прекрасная квартира на Патриарших прудах…

– Нет, – отрезала я, но он не отступал.

– Не торопитесь с ответом, – его рука легла мне на локоть, и я почувствовала неприятное прикосновение через тонкую ткань платья. – Я могу быть очень… щедрым к тем, кто умеет ценить хорошее отношение. Красивая квартира, дорогие подарки, поездки за границу…

Я резко отдернула руку, и шампанское в бокале плеснулось, чуть не расплескавшись.

– Я думаю, вы неправильно меня поняли, Денис Русланович, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри все кипело от возмущения. – Я не…

– Ах, понимаю, – в его глазах появился неприятный блеск. – Играете в недоступную? Это только разжигает интерес. Мне нравятся сложные задачи.

Он снова протянул руку, намереваясь коснуться моего плеча, и в этот момент я поняла – дипломатия не работает. Нужно было действовать более решительно.

– Отойдите от меня, – сказала я четко и громко.

Несколько человек поблизости обернулись, но Одинцов только рассмеялся.

– Ну что вы так нервничаете? Я же ничего плохого не предлагаю. Просто дружеское общение между… партнерами.

– Каверина.

Глубокий знакомый голос прозвучал рядом, и я обернулась, чувствуя волну облегчения, такую сильную, что колени едва не подкосились. Глеб стоял в нескольких шагах, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего для Одинцова. Он был в черном смокинге, который сидел на нем так, словно был создан лично для его фигуры великим мастером. Волосы аккуратно зачесаны, галстук-бабочка безупречно завязана. Он выглядел как мужчина с обложки журнала для успешных женщин – элегантный, уверенный, смертельно привлекательный.

Но сейчас в его серых глазах горел холодный огонь арктической ярости, а челюсти были сжаты так, что под кожей проступили желваки. Он выглядел как хищник, защищающий свою территорию.

– Глеб Андреевич, – Одинцов повернулся к нему с улыбкой, которая не дошла до глаз. – Как приятно вас видеть! Мы тут с вашей очаровательной сотрудницей обсуждали…

– Видел, что обсуждали, – прервал Глеб ледяным тоном. – Алина, мне нужно с вами срочно переговорить. По рабочему вопросу.

Я почувствовала волну облегчения. Спасение пришло в лице человека, который еще неделю назад казался мне воплощением профессиональной жестокости.

– Конечно, – быстро согласилась я.

– Но мы же еще не закончили разговор, – запротестовал Одинцов, снова протягивая руку в мою сторону.

Глеб сделал шаг вперед, заслоняя меня собой, и его голос стал еще холоднее:

– Разговор окончен, Денис Русланович. И я бы посоветовал вам впредь придерживаться исключительно деловых отношений с сотрудниками нашей фирмы.

В его тоне была такая сталь, что Одинцов невольно отступил.

– Я не понимаю, в чем проблема, – попытался он возмутиться. – Мы просто беседовали…

– Беседа окончена, – отрезал Глеб. – Пойдемте, Алина.

Он легко коснулся моего локтя – совсем не так, как это делал Одинцов. Его прикосновение было защитным, уважительным, но в то же время неожиданно интимным. И я почувствовала, как по руке разливается странное тепло.

Мы направились к выходу на террасу, и я чувствовала, как Одинцов провожает нас взглядом. Но мне было все равно. Рядом с Глебом я чувствовала себя в безопасности.

Терраса ресторана выходила на Театральную площадь. Октябрьский вечер был прохладным, и я поежилась, когда легкий ветерок коснулся открытых плеч. Но свежий воздух после душной атмосферы зала казался благословением.

– Спасибо, – сказала я, когда мы остались одни. – Я не знала, как от него отделаться.

Глеб стоял у перил, глядя на огни площади, и я заметила, что его руки сжаты в кулаки.

– Этот тип… – начал он, потом остановился и глубоко вдохнул. – Извините. Не мое дело.

– Почему не ваше? – спросила я удивленно. – Вы же мой непосредственный руководитель. И он наш клиент.

– Именно, – он повернулся ко мне, и в его глазах было что-то новое, что-то, что заставило мое сердце биться быстрее. – Клиент. А значит, мы не можем позволить себе конфликт с ним.

– Вы хотите сказать, что я должна была терпеть его приставания?

– Нет, – резко ответил он. – Черт, нет. Никто не должен это терпеть. Просто…

Он замолчал, отвернулся, и я увидела, как он с силой сжал перила.

– Просто что?

– Просто я не привык к тому, что меня так злит поведение клиентов, – тихо признался он. – Обычно мне все равно.

– А сейчас не все равно?

Он посмотрел на меня, и в его взгляде было столько эмоций, что у меня перехватило дыхание. Гнев, защитная ярость, и что-то еще… что-то, что заставило мое сердце пропустить удар.

– Нет, – сказал он хрипло. – Сейчас не все равно.

Воздух между нами вдруг наэлектризовался. Я стояла в двух шагах от него, чувствуя, как мое дыхание становится неровным. В свете фонарей его лицо казалось еще более мужественным, а глаза – темнее и притягательнее.

– Алина, – произнес он мое имя так, словно пробовал на вкус дорогое вино. – Что ты со мной делаешь?

– Я? – удивилась я, и голос прозвучал слишком тихо. – Ничего не делаю.

– Делаешь, – он сделал шаг ко мне, и расстояние между нами сократилось до нескольких сантиметров. Я чувствовала тепло его тела, слышала его дыхание. – Заставляешь меня чувствовать то, что я не чувствовал уже много лет. Заставляешь быть человеком, а не функцией.

– Что именно? – прошептала я, не в силах отвести взгляд от его губ.

– Желание защищать. Желание быть лучше, чем я есть. Желание… – он не договорил, но в его глазах я читала продолжение.

– Глеб, – прошептала я, сама не понимая, что хочу сказать.

– Мне не стоило тебя сюда приводить, – сказал он хрипло, но не отступал. – Не стоило оставаться с тобой наедине под звездами.

– Почему?

– Потому что я больше не могу притворяться, что ты для меня просто сотрудница. Потому что ты свела меня с ума своими принципами и честными глазами.

Мой пульс участился до безумного ритма. Между нами больше не было преград – ни профессиональных, ни эмоциональных. Только притяжение, такое сильное, что воздух вокруг казался густым.

– А кто я для тебя? – спросила я дрожащим голосом.

– Моя погибель, – ответил он с горькой улыбкой. – И мое спасение одновременно.

Он поднял руку и осторожно, словно боясь спугнуть, коснулся моей щеки. Его пальцы были теплыми, и я невольно прикрыла глаза, подаваясь навстречу его прикосновению.

– Алина, – прошептал он мое имя как молитву.

Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня так, словно я была единственной женщиной в мире. В его взгляде были нежность, желание и что-то еще… что-то, что заставило мое сердце переполниться неожиданным счастьем.

– Я не должен этого делать, – сказал он, но его лицо приближалось к моему.

– Тогда не делай, – прошептала я, но сама не отстранялась.

– Не могу, – признался он. – Больше не могу сопротивляться.

И тогда его губы коснулись моих.

Поцелуй был мягким, осторожным, словно он боялся меня спугнуть или разрушить что-то хрупкое между нами. Но я не испугалась. Наоборот – я прижалась к нему ближе, поднялась на цыпочки, отвечая на поцелуй с такой страстью, которая удивила нас обоих.

Его руки скользнули на мою талию, притягивая меня к себе так бережно и в то же время так властно, что у меня закружилась голова. Я почувствовала твердость его тела, услышала, как участилось его дыхание, ощутила вкус его губ – слегка соленый от вечернего воздуха. Мой мир сузился до этого момента, до его губ на моих, до тепла его рук на моей талии, до запаха его кожи – мужского, притягательного, такого родного, словно я ждала его всю жизнь.

Время остановилось. Не существовало больше ни корпоратива, ни работы, ни сложностей нашего положения. Только мы двое на террасе под звездным московским небом, и ощущение, что весь мир наконец встал на свои места.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, оба дышали неровно. Глеб смотрел на меня с таким выражением, словно сам не мог поверить в то, что произошло.

– Алина, – начал он, и в его голосе слышались сомнения.

– Не надо, – остановила я его. – Не надо сейчас ничего анализировать.

– Но ты понимаешь, что это меняет все?

– Понимаю, – кивнула я. – И это меня не пугает.

Он изучал мое лицо, словно искал признаки сомнений или страха. Но я была спокойна. Впервые за много дней я чувствовала себя именно там, где должна быть.

– Ты невероятная, – прошептал он, снова притягивая меня к себе.

Второй поцелуй был глубже, страстнее. Я забыла обо всем – о том, где мы находимся, о том, что нас могут увидеть, о том, что завтра нам предстоит работать вместе. Существовали только его губы, его руки, его тепло.

Звук открывающейся двери заставил нас резко отстраниться друг от друга. В проеме появилась знакомая фигура – Лариса Вишневская. Она остановилась как вкопанная, увидев нас, а на ее лице медленно расползлась триумфальная улыбка.

– Ой, простите, – сказала она сладким голосом, в котором не было ни капли смущения. – Не хотела мешать. Просто вышла подышать свежим воздухом.

Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Лариса видела нас. Видела поцелуй. И по выражению ее глаз было ясно – эта информация не останется тайной.

– Продолжайте, продолжайте, – добавила она с ядовитой улыбкой. – Не обращайте на меня внимания.

Глеб выпрямился, и на его лице снова появилась привычная маска профессиональной непроницаемости. Но было уже поздно. Слишком поздно.

– Лариса Павловна, – сказал он ровным тоном. – Мы как раз обсуждали рабочие вопросы.

– Конечно, – протянула она. – Очень… интимное обсуждение рабочих вопросов.

Она развернулась и направилась обратно в зал, но я видела, как довольно она улыбается. Она получила то, что хотела – оружие против нас.

Мы с Глебом стояли молча, понимая, что магия момента разрушена. Реальность ворвалась в наш маленький мир, напомнив о том, что мы не просто мужчина и женщина, которые почувствовали друг к другу влечение. Мы – коллеги в строго иерархичной корпорации, где служебные романы не поощряются.

– Нам нужно вернуться, – сказал он наконец.

– Да, – согласилась я, хотя хотелось остаться здесь навсегда.

Мы направились к двери, но у самого входа Глеб остановился и повернулся ко мне.

– Алина, – сказал он тихо, – что бы ни случилось дальше, я не жалею о том, что произошло.

– Я тоже, – ответила я искренне.

Он кивнул и открыл дверь. Мы вернулись в зал, где продолжался праздник. Но все изменилось. Между нами теперь была тайна, которая связывала нас невидимой нитью.

И угроза в лице Ларисы Вишневской, которая наблюдала за нами с другого конца зала, потягивая шампанское и улыбаясь своей холодной улыбкой хищницы, которая почувствовала запах крови.

Глава 6: Последствия

Глеб

Первое, что я почувствовал, проснувшись в своей квартире, – это ее запах на своей рубашке. Дорогой одеколон с нотками бергамота перемешался с чем-то тонким, женственным. Ванилью и теплотой ее кожи. Я зажмурился, пытаясь продлить то состояние полусна, когда еще можно было верить, что вчера не было катастрофой.

Но реальность ворвалась в сознание, как холодная вода. Я поцеловал Алину Каверину. Младшего юриста. На корпоративе. При всех.

Нет, не при всех. Мы были на террасе "Метрополя", в относительном уединении. Но… черт, кто еще мог нас видеть?

Я сел на кровати, прижав ладони к вискам. В голове пульсировала тупая боль – не столько от виски, сколько от осознания масштаба происшедшего. Тридцать три года. Старший юрист в одной из самых престижных фирм Москвы. Репутация, выстраиваемая годами кропотливой работы. И все это – ради одного мгновения безумия с двадцатисемилетней подчиненной.

Хотя… подчиненной? Формально мы находились в одном отделе, хоть и на разных ступенях иерархии. Но в глазах Макарова, в восприятии партнеров фирмы я всегда был тем, кто отвечает за младших юристов. Наставник. Ментор. Человек, который должен показывать пример профессионализма.

Вместо этого я провел пальцами по ее волосам и поцеловал ее так, словно от этого зависела моя жизнь.

А может, и зависела.

Я встал и подошел к окну. Москва раскинулась внизу в своем обычном ритме. Люди спешили на работу, не подозревая, что в одной из квартир высотки на Садовом кольце разворачивается личная драма. Осень окрашивала город в приглушенные тона – серые крыши, пожелтевшие деревья, свинцовые тучи, обещающие дождь.

Я попытался проанализировать ситуацию трезво, как это делал с любым сложным делом. Факты:

Первое. Вчера вечером я поцеловал коллегу на корпоративном мероприятии.

Второе. Это нарушение этического кодекса фирмы и потенциальная угроза карьере.

Третье. За последние два месяца работы над делом "ИнноТех" между нами возникло… что-то. Притяжение. Взаимопонимание. Уважение.

Четвертое, и самое опасное. Это "что-то" не исчезло после поцелуя. Наоборот, стало острее, реальнее. Я чувствовал, как что-то внутри меня откликнулось на ее прикосновение, на то, как она ответила на поцелуй. Не испугалась, не отстранилась. Поднялась на цыпочки и…

Стоп.

Я отошел от окна и направился в ванную. Холодный душ должен был привести мысли в порядок. Но даже под струями ледяной воды я не мог забыть, как она смотрела на меня, когда мы отстранились друг от друга. В ее глазах было удивление, растерянность, но не сожаление. И это пугало больше всего.

Потому что я тоже не сожалел.

Одеваясь, я мысленно прокручивал возможные сценарии развития событий. Лучший – никто не видел, и мы сможем сделать вид, что ничего не произошло. Вернуться к профессиональным отношениям, к нашей работе над делом "ИнноТех". Забыть о том, как ее губы были солеными от вечернего воздуха и как она коснулась моего лица, словно не верила в реальность происходящего.

Худший сценарий… Макаров узнает. И тогда один из нас, вероятнее всего она, лишится работы в фирме. Потому что я старший юрист, и формально я несу ответственность за поддержание дисциплины.

Но был еще один аспект, который я пытался не замечать. Лариса Вишневская. Она исчезла с террасы сразу после того, как мы поцеловались. Слишком быстро, слишком тихо. И я прекрасно знал, что Лариса не упустит возможности использовать любую информацию в своих интересах.

Особенно если эта информация касается Алины.

Между ними была конкуренция, скрытая, но ощутимая. Лариса – опытный юрист, амбициозная, готовая играть по правилам корпоративной политики. Алина – идеалистка, которая верила в справедливость и этику больше, чем в карьерные интриги. В нормальных обстоятельствах я бы поставил на Ларису. Но Алина обладала чем-то большим – интуицией, способностью видеть суть дела там, где другие видели только цифры и формальности.

И теперь эта способность могла обернуться против нее.

Я посмотрел на себя в зеркало, завязывая галстук. Лицо было спокойным, непроницаемым. Маска успешного юриста, которую я носил каждый день. За этой маской никто не видел сомнений, страхов, внутренних противоречий. И сегодня эта маска была нужнее, чем когда-либо.

По дороге в офис я принял решение. Единственный способ защитить нас обоих – восстановить дистанцию. Вернуться к строго профессиональным отношениям. Может быть, даже несколько подчеркнуто официальным. Алина умная, она поймет. Поймет, что вчерашний поцелуй был ошибкой, минутной слабостью, которую лучше забыть.

Это причинит ей боль. Я видел в ее глазах надежду, когда мы прощались вчера. Но лучше причинить боль сейчас, чем позволить ситуации развиваться и разрушить ее карьеру.

Я припарковался возле офисного центра и несколько минут сидел в машине, собираясь с духом. В голове отчетливо звучал голос отца: "Глеб, в нашей семье мужчины всегда несут ответственность за свои поступки. И за последствия поступков тех, кто от них зависит".

Алина от меня не зависела. Но в глазах фирмы – зависела.

Лифт поднимал меня на двадцать третий этаж медленно, словно предоставляя последние минуты для раздумий. Но решение было принято. Я войду в офис, поздороваюсь с коллегами, займусь текущими делами. И когда встречусь с Алиной, покажу ей, что ничего не изменилось. Что между нами по-прежнему только работа.

Двери лифта разъехались, и я шагнул в привычный мир корпоративной жизни. Секретарши уже были на местах, в переговорных слышались голоса юристов, разбирающих утренние дела. Обычное утро понедельника в "Макаров и партнеры".

– Глеб Андреевич, доброе утро! – поприветствовала меня Наталья Сергеевна, секретарь отдела. – Игорь Львович просил зайти к нему, как только вы придете.

Сердце кольнуло. Макаров хотел меня видеть с самого утра? Это могло означать что угодно, но в свете вчерашних событий ничего хорошего я не ждал.

– Спасибо, Наталья Сергеевна. Скажите, Алина Денисовна уже пришла?

– Да, минут двадцать назад. Сидит в своем кабинете, работает над документами по "ИнноТех".

Я кивнул и направился к своему кабинету, чтобы оставить вещи. По дороге краем глаза заметил Ларису в переговорной – она о чем-то оживленно беседовала с двумя младшими юристами. Увидев меня, она слегка улыбнулась и помахала рукой. Обычное утреннее приветствие коллеги.

Или не совсем обычное?

В ее улыбке мне почудилось что-то еще. Знание. Самодовольство. Но, возможно, это была просто паранойя.

Оставив портфель в кабинете, я направился к Макарову. Его секретарша провела меня сразу – дурной знак. Обычно управляющий партнер заставлял ждать, даже своих старших юристов.

– Глеб! Проходи, садись. – Макаров поднялся из-за стола, но выражение его лица оставалось нечитаемым. – Как прошел корпоратив? Надеюсь, все получили удовольствие?

– Отличное мероприятие, Игорь Львович. Коллеги остались довольны.

– Прекрасно. – Макаров вернулся за стол и сложил руки. – Хочу обсудить с тобой дальнейшую работу над делом "ИнноТех". У меня есть некоторые соображения по поводу команды.

Вот оно. Сердце забилось чаще, но внешне я оставался спокоен.

– Слушаю вас.

– Алина Каверина показала себя очень способным юристом. Ее аналитические способности впечатляют. Но…

Макаров сделал паузу, и я понял, что сейчас прозвучит приговор.

– Но я считаю, что ей не хватает опыта для такого масштабного дела. Лариса Вишневская имеет большую практику в корпоративном праве. Возможно, стоит внести коррективы в состав команды.

– Алина Денисовна отлично справляется со своими обязанностями, – услышал я свой голос. – Ее работа безупречна.

– Не спорю. Но это вопрос не только профессиональных навыков, но и… как бы это сказать… умения работать в команде. Поддерживать правильную атмосферу. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Понимал. Слишком хорошо понимал.

– Игорь Львович, если речь идет о вчерашнем вечере…

– Речь идет о репутации фирмы. – Голос Макарова стал жестче. – Мы не можем позволить себе даже намека на непрофессиональные отношения внутри команды. Особенно когда на кону контракт такого масштаба.

Значит, он знал. Вопрос был только в том, от кого узнал и как много информации получил.

– Я понимаю ваши опасения, – сказал я осторожно. – Но уверяю вас, профессионализм команды не пострадает.

– Глеб, ты умный человек. Поэтому я рассчитываю на то, что ты сам урегулируешь ситуацию. Как сочтешь нужным. Главное – чтобы больше не возникало поводов для разговоров.

Макаров встал, давая понять, что разговор окончен.

– Я всегда мог на тебя положиться. Не разочаровывай меня.

Выйдя из кабинета управляющего партнера, я почувствовал, как сжимается что-то в груди. Не гнев – понимание неизбежности. Макаров дал мне шанс самому решить проблему, но суть от этого не менялась. Либо я разрушу то, что возникло между мной и Алиной, либо ее карьера в фирме закончится.

Выбора не было.

Я шел по коридору к своему кабинету и видел, как коллеги поднимают головы от документов, приветствуя меня. Обычные лица, обычные улыбки. Никто не знал о моих внутренних метаниях. И никто не должен был узнать.

Особенно Алина.

Дверь ее кабинета была приоткрыта. Я видел, как она склонилась над документами, накручивая прядь волос на палец – привычка, которую я заметил еще в первые дни нашей совместной работы. На столе перед ней лежали распечатки договоров "ИнноТех", исписанные ее четким почерком.

Я остановился в дверях, собираясь с силами. То, что я собирался сделать, было правильным. Единственно возможным в сложившихся обстоятельствах. Но от этого не становилось легче.

– Алина Денисовна, – произнес я официальным тоном. – Есть минута?

Она подняла голову, и я увидел, как ее лицо осветилось улыбкой. В глазах мелькнула радость, теплота, память о вчерашнем вечере. И я понял, что то, что я собираюсь сделать, будет еще болезненнее, чем ожидал.

– Конечно, Глеб Андреевич. – Она отложила ручку и повернулась ко мне всем телом. – Я как раз хотела обсудить с вами некоторые нюансы по контракту…

– Потом, – перебил я, войдя в кабинет и закрыв дверь. – Сначала нужно прояснить одну вещь.

Что-то в моем тоне заставило ее напрячься. Улыбка медленно исчезла с лица.

– Что случилось?

Я сел напротив нее, сохраняя дистанцию, и посмотрел прямо в глаза. Мой взгляд был пустым, безэмоциональным. Стеклянным. Таким, каким я научился делать его за годы работы в суде, когда нужно было скрыть свои истинные мысли.

– То, что произошло вчера вечером, было ошибкой. Профессиональной ошибкой, которую нельзя повторять.

Я видел, как что-то умерло в ее глазах. Как надежда, еще секунду назад светившаяся в них, сменилась болью, а затем – попыткой сохранить достоинство.

– Понимаю, – сказала она тихо.

– Я сомневаюсь. – Мой голос оставался ровным, подчеркнуто деловым. – Мы работаем в серьезной фирме над важным проектом. Личные отношения между коллегами недопустимы. Особенно между юристами разного уровня.

– Разного уровня? – В ее голосе прозвучала нота, которую я не смог определить. Обида? Гнев?

– Я старший юрист, вы – младший. Это факт. И именно поэтому я несу ответственность за то, чтобы подобные ситуации не возникали.

Алина молчала, глядя на меня так, словно видела впервые. И, возможно, так и было. Впервые видела настоящего корпоративного юриста Глеба Соболева, который умел ставить карьеру и репутацию выше личных чувств.

– Ясно, – сказала она наконец. – Что-то еще?

Холодность в ее голосе резанула болезненнее, чем я ожидал. Но я продолжал:

– Да. Мне нужно, чтобы вы подготовили полный отчет по всем документам "ИнноТех", которые анализировали. К завтрашнему утру.

– К завтрашнему утру? – Она моргнула. – Но это займет весь день и половину ночи…

– У вас есть проблемы с выполнением служебных обязанностей, Алина Денисовна?

Я произнес ее имя и отчество с той же интонацией, с какой обращался к секретаршам и стажерам. Официально, без тени личного отношения.

– Нет. Никаких проблем.

– Отлично. Тогда до свидания.

Я встал и направился к двери, не оглядываясь. Рука уже лежала на ручке, когда я услышал ее голос:

– Глеб Андреевич.

Я обернулся. Алина стояла у своего стола, выпрямившись во весь рост. На лице не было ни слез, ни мольбы. Только холодная решимость.

– Отчет будет готов к восьми утра. Можете не сомневаться.

– Не сомневаюсь.

Я вышел из ее кабинета и закрыл дверь. В коридоре было тихо – большинство сотрудников еще не успели приехать. Я прислонился к стене и закрыл глаза, позволив себе на секунду почувствовать всю тяжесть того, что только что произошло.

Но только на секунду.

Когда я открыл глаза, то увидел Ларису. Она стояла в противоположном конце коридора, явно направляясь к кабинету Алины. В руках у нее была папка с документами, но я почему-то был уверен, что дело не в работе.

Наши взгляды встретились. Лариса улыбнулась – той самой улыбкой, которую я видел утром. Знающей. Торжествующей.

И тогда я понял, кто рассказал Макарову о вчерашнем поцелуе.

Лариса прошла мимо меня, кивнув в приветствии, и постучала в дверь кабинета Алины. Я слышал, как она говорила:

– Алина, можно войти? Хотела обсудить кое-что по "ИнноТех"…

Дверь закрылась, и я остался один в коридоре. В груди разливалось чувство, которое я не испытывал уже много лет. Стыд. Стыд за собственную трусость, за предательство человека, который доверился мне.

Но было уже поздно. Выбор сделан, слова сказаны. Теперь оставалось только жить с последствиями.

Я пошел к своему кабинету, стараясь не думать о том, что происходит сейчас за закрытой дверью. О том, как Лариса с притворным сочувствием будет интересоваться самочувствием Алины. О том, как моя попытка защитить ее могла обернуться еще большей опасностью.

Сев за стол, я открыл ноутбук и попытался сосредоточиться на работе. Но текст документов расплывался перед глазами, а в ушах звучал голос Алины: "Отчет будет готов к восьми утра. Можете не сомневаться".

Холодный, лишенный всякой теплоты голос женщины, которую я только что предал во имя ее же защиты.

И самое страшное – я не был уверен, что поступил правильно.

Глава 7: Кража идеи

Алина

Три дня. Три дня я работала как автомат, делая вид, что слова Глеба Андреевича не разбили что-то важное у меня внутри. Три дня подчеркнуто вежливых "Здравствуйте" и "До свидания", когда он проходил мимо моего кабинета, даже не поднимая глаз от телефона.

Три дня, за которые я поняла, что значит быть профессионалом. Улыбаться коллегам, обсуждать рабочие вопросы, анализировать документы – и при этом чувствовать себя так, словно внутри образовалась пустота размером с кулак.

Отчет по "ИнноТех" я сдала к восьми утра, как и обещала. Сто двадцать три страницы детального анализа всех аспектов сделки. Работала до четырех ночи, но ни одной ошибки, ни одного недочета. Идеальный отчет от идеальной младшей сотрудницы, которая знает свое место.

Глеб Андреевич даже не поблагодарил. Просто кивнул и сказал: "Хорошо. Продолжайте в том же духе".

Продолжайте в том же духе. Словно между нами никогда не было ничего, кроме служебной субординации.

Но больше всего меня доставала Лариса.

Она появилась в моем кабинете на следующий день после того разговора с притворно сочувствующей улыбкой и чашкой кофе в руках.

– Алиночка, как дела? Выглядишь уставшей.

Алиночка. Она никогда раньше так меня не называла.

– Все нормально, Лариса Павловна. Много работы.

– Понимаю, понимаю. – Она устроилась в кресле напротив моего стола, словно собиралась задержаться надолго. – Слышала, Глеб Андреевич дал тебе дополнительное задание по "ИнноТех". Срочное какое-то?

В ее тоне была фальшивая заботливость, от которой меня передергивало. Но я ответила ровно:

– Обычная аналитическая работа. Ничего сложного.

– Ой, не скромничай. Я видела, как ты засиделась допоздна. И все ради этого проекта. – Лариса сделала паузу, изучая мое лицо. – Кстати, а что это за идея у тебя была насчет реструктуризации? Помнишь, ты упоминала на планерке на прошлой неделе?

Сердце кольнуло. Та идея была моей находкой, результатом ночного изучения структуры "ИнноТех". Я обнаружила способ оптимизировать налоговые схемы клиента, сохранив при этом полную законность операций. Инновационный подход, который мог сэкономить компании миллионы.

– Какая именно идея? – спросила я осторожно.

– Ну как же, про использование льгот для IT-компаний в сочетании с международными структурами. Очень интересный подход. Я как раз думала развить эту тему.

Развить мою тему. Конечно.

– Если хотите обсудить детали, Лариса Павловна, я готова поделиться наработками.

– Ах, Алина, ты такая щедрая! – Лариса рассмеялась, но в ее глазах мелькнуло что-то хищное. – Но не хочу тебя отвлекать от текущих задач. Знаю, как Глеб Андреевич не любит, когда кто-то не укладывается в сроки.

Она ушла, оставив после себя легкий аромат дорогих духов и ощущение тревоги. Но тогда я еще не понимала масштаба угрозы.

Понимание пришло сегодня утром.

– Алина Денисовна, Игорь Львович просит всех к себе в конференц-зал, – сообщила Наталья Сергеевна. – Экстренное совещание по "ИнноТех".

Экстренное совещание? У нас не было запланированных встреч на сегодня. Я быстро сохранила документы и направилась в конференц-зал.

Макаров уже сидел во главе стола, рядом с ним – Глеб Андреевич с непроницаемым лицом. Лариса расположилась справа от управляющего партнера, и перед ней лежала толстая папка с документами.

– Садитесь, Алина Денисовна, – кивнул Макаров. – Лариса Павловна подготовила интересную презентацию по оптимизации проекта "ИнноТех". Послушаем.

Презентацию. Какую еще презентацию?

Лариса встала, включила проектор и начала говорить уверенным голосом:

– Уважаемые коллеги, я провела дополнительный анализ структуры клиента и хочу предложить новаторский подход к решению их налоговых вопросов.

На экране появилась схема. Моя схема. Та самая, которую я разработала две недели назад и обсуждала в узком кругу.

– Суть предложения заключается в использовании льгот для IT-компаний в сочетании с оффшорными структурами. Это позволит "ИнноТех" сократить налоговые выплаты на тридцать процентов при полном соблюдении российского и международного законодательства.

Каждое слово было моим. Каждая цифра, каждая стрелочка на схеме – результат моих бессонных ночей и кропотливого анализа.

Я посмотрела на Глеба Андреевича. Он внимательно слушал, изредка кивая. На его лице не отразилось ни удивления, ни возмущения. Ничего.

– Расчеты показывают, – продолжала Лариса, переходя к следующему слайду, – что экономия составит от восьми до двенадцати миллионов рублей в год. При этом все операции остаются в рамках правового поля.

Мои расчеты. Мои цифры.

– Впечатляющая работа, Лариса Павловна, – произнес Макаров. – Сколько времени у вас заняла разработка этой схемы?

– Около двух недель интенсивного анализа, – ответила Лариса без тени смущения. – Пришлось изучить множество международных кейсов.

Международных кейсов, которые я ей показывала во время наших рабочих обсуждений.

Внутри поднималась волна ярости – не горячей, крикливой, а холодной, звенящей. Такой, от которой хочется сжать кулаки до боли и медленно, очень медленно сосчитать до десяти.

– У кого-то есть вопросы? – Макаров обвел взглядом присутствующих.

Я встретилась глазами с Глебом Андреевичем. Сейчас. Сейчас он скажет, что эта идея принадлежит мне. Что Лариса просто присвоила мою работу. Он же видел мои наброски, мы обсуждали эту схему три дня назад, до… до того вечера на террасе.

Но Глеб Андреевич молчал.

– Отличная презентация, – сказал он спокойно. – Все выглядит проработанным и реалистичным.

Все выглядит проработанным. Конечно, выглядит. Я проработала каждую деталь.

– Глеб Андреевич прав, – подхватил Макаров. – Лариса Павловна, я впечатлен вашей инициативой. Думаю, есть смысл пересмотреть структуру команды по "ИнноТех".

Пересмотреть структуру команды. Меня исключают из проекта.

– Игорь Львович, – я наконец нашла голос, – могу ли я кое-что добавить?

Макаров поднял бровь:

– Конечно, Алина Денисовна.

Я встала, чувствуя, как все взгляды устремились на меня. В груди билось что-то острое и болезненное, но голос оставался ровным:

– Представленная схема действительно интересна. Я тоже работала над похожим подходом последние две недели. Возможно, стоит сравнить наши наработки?

На долю секунды в глазах Ларисы мелькнула паника. Но она быстро взяла себя в руки:

– О, как интересно! Конечно, было бы здорово посмотреть на ваши идеи, Алина. Хотя… – она сделала паузу, изображая сожаление, – боюсь, мой анализ уже готов к презентации клиенту. Переделывать сейчас будет сложно.

– Лариса Павловна права, – вмешался Макаров. – Нельзя терять время. Клиент ждет предложений. Алина Денисовна, ваши наработки пригодятся для следующих проектов.

Для следующих проектов. После того, как чужая идея, выданная за чужую, принесет фирме многомиллионный контракт.

Я посмотрела на Глеба Андреевича. Последний шанс. Последняя возможность для него сказать правду, встать на мою сторону, проявить хотя бы намек на справедливость.

Он смотрел в окно.

– Понятно, – сказала я тихо. – Тогда больше вопросов у меня нет.

– Прекрасно. – Макаров захлопнул папку. – Лариса Павловна, поздравляю. Вы назначаются ведущим юристом по проекту "ИнноТех". Глеб Андреевич остается старшим консультантом. Алина Денисовна…

Пауза длилась вечность.

– Алина Денисовна переводится на другие проекты. Наталья Сергеевна передаст вам новые назначения.

Другие проекты. Меня убирают с дела, над которым я работала два месяца. Дела, для которого создала инновационную схему. Которую теперь будет представлять клиенту Лариса Вишневская.

– Все свободны, – объявил Макаров.

Лариса подошла ко мне, когда мы выходили из конференц-зала:

– Алиночка, не расстраивайся. Это большой опыт для тебя. И потом, я обязательно упомяну твой вклад в работу над проектом.

Упомяну мой вклад. В работе над моей же идеей.

– Спасибо, Лариса Павловна. Очень мило с вашей стороны.

Она не расслышала сарказма в моем голосе. Или сделала вид, что не расслышала.

– Кстати, – добавила она небрежно, – Игорь Львович попросил передать тебе все материалы по "ИнноТех". Для плавной передачи дел. Можешь принести к обеду?

Все материалы. Включая мои аналитические записи, черновики, расчеты. Всё, что поможет ей довести до совершенства украденную идею.

– Конечно. До обеда все будет готово.

Лариса улыбнулась и пошла к лифту, насвистывая какую-то мелодию. У нее был вид человека, который только что выиграл в лотерею.

А может, и выиграл. Чужой талант, чужую работу и чужое признание.

Я вернулась в свой кабинет и заперла дверь. Сижу теперь за столом, смотрю на папки с документами, которые через час передам Ларисе. Два месяца работы. Сотни часов анализа. Десятки бессонных ночей.

И молчание Глеба Андреевича.

Это было хуже всего. Не кража идеи – в корпоративном мире такие вещи случаются. Не предательство Ларисы – от нее я другого и не ждала. А молчание человека, который знал правду и не сказал ни слова.

Человека, которого я… которому доверилась.

Я открыла нижний ящик стола и достала маленькое зеркальце. Лицо в отражении выглядело спокойным, даже равнодушным. Только глаза выдавали – в них горел огонь, который я старательно скрывала последние три дня.

Непроницаемая маска. Как у него.

Странно, как быстро учишься прятать эмоции, когда понимаешь, что искренность – это роскошь, которую ты не можешь себе позволить.

В дверь постучали.

– Алина Денисовна, можно?

Глеб Андреевич. Наконец-то решил появиться.

– Проходите.

Он вошел и закрыл дверь за собой. На лице – то же непроницаемое выражение, что и в конференц-зале.

– Хотел обсудить передачу дел.

Передачу дел. Не объясниться, не извиниться. Обсудить формальности.

– Слушаю.

– Лариса Павловна попросила подготовить полный комплект документов. Надеюсь, это не займет много времени?

Надеется, что это не займет много времени. У меня даже смеяться захотелось. От абсурдности ситуации, от его спокойного тона, от собственной наивности.

– Нет, Глеб Андреевич. Не займет. Я уже почти все подготовила.

– Хорошо.

Он повернулся к выходу, но я остановила его:

– Глеб Андреевич.

– Да?

– Скажите честно. Вы действительно считаете, что идея Ларисы Павловны была лучше моей?

Пауза. Долгая, тяжелая пауза.

– Я считаю, что Лариса Павловна – опытный юрист с хорошей репутацией. Клиент будет доволен.

Клиент будет доволен. Не ответ на мой вопрос, но ответ по существу.

– Понятно. Спасибо за честность.

– Удачи на новых проектах, Алина Денисовна.

Он ушел, оставив после себя запах того самого одеколона с нотками бергамота. Того самого запаха, который я чувствовала на террасе "Метрополя" четыре дня назад.

Четыре дня. Всего четыре дня назад я думала, что между нами есть что-то настоящее. Что он видит во мне не просто младшего юриста, а равного партнера. Что поцелуй что-то изменил.

Изменил. Только не в ту сторону, на которую я надеялась.

Я открыла папку с документами и начала складывать их в коробку. Аккуратно, методично. Каждую страницу, каждый расчет, каждую идею.

Когда закончила, коробка оказалась тяжелой. Два месяца жизни весят довольно много.

Пора идти к Ларисе. Отдать ей мою работу, мои мысли, мое будущее в этой фирме. Потому что после сегодняшнего дня все поймут: Алина Каверина – это юрист, который не умеет защищать свои идеи. Человек, которого можно обокрасть среди бела дня и не понести за это никакой ответственности.

Но когда я встала и взяла коробку в руки, в груди вспыхнуло что-то новое. Не ярость – холодная решимость.

Если они думают, что я сломалась, то ошибаются.

Если они думают, что я смирилась, то тоже ошибаются.

Я проиграла этот раунд. Но игра еще не закончена.

И в следующий раз я буду готова.

Глава 8: Моральный выбор Глеба

Глеб

Вечерело. За панорамными окнами моего кабинета Москва переливалась тысячами огней, готовясь к ночи. Я стоял у стекла, глядя на свое отражение, и не узнавал человека, который смотрел на меня в ответ. Когда я стал таким? Когда превратился в того, кто может молчать, наблюдая, как крадут чужие идеи? Кто способен предать человека, которому… которому что?

Которому я не имею права ничего чувствовать.

Отражение казалось чужим. Глаза того Глеба, что смотрел на меня из стекла, были пустыми. Безжизненными. Как у человека, который давно перестал задаваться вопросами о том, что правильно, а что нет.

За спиной раздался знакомый голос:

– Глеб, зайди ко мне. Срочно.

Макаров. Я даже не слышал, как он вошел.

Я обернулся. Управляющий партнер стоял в дверях моего кабинета с лицом, не предвещающим ничего хорошего. В руках у него была папка – та самая, которую Лариса передала ему после презентации.

– Конечно, Игорь Львович.

Мы прошли в его кабинет молча. Он закрыл дверь, что было плохим знаком, и жестом предложил мне сесть. Сам остался стоять – еще один плохой знак.

– У нас проблема, – сказал он без предисловий. – Серьезная проблема.

Сердце ёкнуло, но я постарался сохранить спокойствие:

– Слушаю.

– Алина Каверина. – Макаров произнес ее имя так, словно это было что-то неприятное. – Она, видимо, не до конца понимает, в какой ситуации находится.

– В каком смысле?

– Сегодня днем она подходила к Ларисе с какими-то претензиями по поводу презентации. Намекала, что идея принадлежит ей. – Макаров сел за стол и внимательно посмотрел на меня. – Ты знал об этом?

Конечно, знал. Идея действительно принадлежала Алине. Я видел ее наброски, мы обсуждали схему неделю назад. Лариса просто присвоила чужую работу, а я… я промолчал.

– Алина Денисовна действительно работала над похожей концепцией, – сказал я осторожно.

– Похожей? – Макаров поднял бровь. – Или идентичной?

Пауза затянулась. Я понимал, что следующие слова определят не только мою карьеру, но и судьбу Алины в фирме.

– Есть… определенные совпадения.

– Определенные совпадения, – повторил Макаров с сарказмом. – Глеб, я тебя ценю. Ты один из лучших юристов фирмы, и я всегда мог на тебя положиться. Поэтому говорю прямо: у нас есть два варианта.

Он открыл папку и достал несколько документов.

– Вариант первый. Мы признаем, что младший юрист внесла некий вклад в разработку проекта. Поблагодарим ее, может быть, даже премию дадим. Но проект остается за Ларисой – она опытнее, надежнее, и клиент ей доверяет.

– А второй вариант?

Макаров помолчал, изучая мое лицо.

– Второй вариант более… радикальный. Алина Каверина показала себя как конфликтный сотрудник, неспособный работать в команде. Есть основания полагать, что она могла попытаться присвоить чужую работу. В таком случае нам придется пересмотреть ее статус в фирме.

Уволить. Он говорил об увольнении, не произнося этого слова.

– Игорь Львович, не кажется ли вам это слишком жесткой мерой?

– Жесткой? – Голос Макарова стал холоднее. – Глеб, ты забываешь о репутации фирмы. Мы не можем позволить себе сотрудников, которые создают конфликтные ситуации. Особенно когда речь идет о таких масштабных проектах.

Он встал и подошел к окну – тому самому месту, где еще полчаса назад стоял я.

– К тому же, есть еще один аспект, который нас беспокоит.

– Какой?

– Твои отношения с Алиной Кавериной.

Кровь застыла в жилах. Значит, он не только знал о поцелуе, но и решил использовать эту информацию.

– Мои отношения с Алиной Денисовной строго профессиональны.

– Конечно. – В голосе Макарова звучала насмешка. – Но, видишь ли, даже видимость непрофессиональных отношений может нанести ущерб репутации фирмы. И твоей репутации в частности.

Угроза была высказана без обиняков. Либо я соглашаюсь на увольнение Алины, либо под угрозой оказывается моя собственная карьера.

– Что конкретно вы от меня хотите?

– Твоего мнения как старшего юриста. Считаешь ли ты, что Алина Каверина подходит для работы в нашей фирме?

Вопрос прозвучал обманчиво мягко, но я понимал его истинный смысл. Мне предлагали стать палачом. Самому вынести приговор женщине, которая доверилась мне. Которая…

Которую я предал уже однажды.

– Мне нужно время подумать.

– Времени у нас нет. – Макаров вернулся за стол. – Завтра утром у нас встреча с клиентом. Лариса будет презентовать проект. Я должен быть уверен, что никто не будет создавать проблем.

– А если я скажу, что идея действительно принадлежала Алине?

Макаров улыбнулся – холодной, хищной улыбкой.

– Тогда мне придется поставить под сомнение твою объективность. И твою лояльность фирме. – Он сделал паузу. – Глеб, ты умный человек. Неужели ты готов разрушить свою карьеру ради… романтических увлечений?

Романтических увлечений. Он свел все к этому – к банальной служебной интрижке.

– Дай мне до завтра утра.

– Хорошо. До восьми утра. И, Глеб… – Макаров посмотрел на меня серьезно. – Подумай хорошенько. Некоторые решения невозможно отменить.

Я вышел из его кабинета с ощущением, что весь мир перевернулся. В коридоре было тихо – большинство сотрудников уже ушли домой. Только в нескольких кабинетах горел свет.

Один из них – кабинет Алины.

Я остановился у ее двери. Она сидела за столом, склонившись над документами. На лице – выражение сосредоточенности, которое я так хорошо знал. Она работала над новым проектом, тем, на который ее перевели после исключения из команды "ИнноТех".

Она почувствовала мой взгляд и подняла голову. Наши глаза встретились через стеклянную перегородку, и я увидел в ее взгляде… ничего. Полное равнодушие. Как будто между нами никогда ничего не было.

Как будто я не держал ее в объятиях четыре дня назад.

Как будто не предавал ее дважды за эти четыре дня.

Она отвела взгляд и вернулась к документам. Показательное игнорирование. Я заслужил его.

Я пошел к лифту, чувствуя, как в груди разрастается что-то тяжелое и болезненное. Вина. Стыд. И что-то еще – злость на самого себя за то, что превратился в человека, способного на такие поступки.

Дома я не мог найти себе места. Ходил по квартире, пытался читать, включал телевизор – ничего не помогало. В голове звучал голос Макарова: "Некоторые решения невозможно отменить".

Что я скажу ему завтра утром? Что Алина должна быть уволена? Что ее идея никчемна, а сама она – проблемный сотрудник?

Или скажу правду?

В половине одиннадцатого я сдался и налил себе виски. Не помогло. Алкоголь только обострил чувство вины.

Я достал телефон и открыл контакты. Имя Алины светилось на экране как обвинение.

А потом вспомнил отцовские слова, которые он говорил мне, когда я был подростком: "Глеб, в жизни бывают моменты, когда нужно выбирать между выгодой и совестью. Именно в эти моменты определяется, кто ты на самом деле".

Кто я на самом деле?

Тридцать три года я строил карьеру. Работал по четырнадцать часов в день, отказывался от отношений, от простых человеческих радостей – все ради того, чтобы стать тем, кем стал. Успешным юристом. Человеком, которого уважают и которому доверяют.

Но какой ценой?

Я встал и снова подошел к окну. Город внизу жил своей жизнью, не подозревая о том, что в одной из квартир человек пытается понять, кто он такой.

А потом понял.

Понял, что последние четыре дня я вел себя как трус. Что позволил страху за карьеру затмить все остальное. Что предал человека, который этого не заслуживал.

Человека, который сумел разбудить во мне то, что я считал давно мертвым.

Совесть.

Я снова взял телефон. На этот раз не колебался.

Алина ответила не сразу. Когда голос прозвучал в трубке, он был ледяным:

– Что вам нужно?

– Алина Денисовна, это Глеб. Нам нужно поговорить.

– Говорить? – В ее голосе послышался смех – короткий, злой. – Время для разговоров было днем, когда Лариса воровала мою работу. Вы молчали.

– Я знаю, что поступил подло…

– Подло? – Она повысила голос. – Вы поступили как трус. Как человек, для которого карьера важнее элементарной честности.

– Алина…

– Все, что вы хотели сказать, вы уже сказали. "Профессиональная ошибка". "Определенный уровень". Помните?

Каждое слово резало, как лезвие. Но я заслужил эту боль.

– Завтра утром Макаров ждет от меня решения. И я хочу, чтобы вы знали…

– Мне все равно, какое решение вы примете. – Ее голос дрожал от сдерживаемых эмоций. – Поздно пить боржоми, Глеб Андреевич.

– Алина, прошу вас. Дайте мне шанс объяснить.

Долгая пауза. Я слышал ее дыхание в трубке.

– Один разговор, – сказала она наконец. – Но не думайте, что красивые слова что-то изменят.

Я положил трубку и понял, что руки дрожат. От напряжения, от принятого решения, от понимания того, что назад дороги нет.

Завтра утром я войду в кабинет Макарова и скажу ему правду. Скажу, что идея принадлежала Алине. Что Лариса ее украла. Что я был свидетелем этой кражи и молчал из трусости.

А потом… потом посмотрим, что будет.

Возможно, меня уволят. Возможно, моя карьера в "Макаров и партнеры" закончится. Возможно, репутация будет разрушена.

Но я смогу смотреть на себя в зеркало.

Я оделся и вышел из дома. На улице было прохладно – октябрьский вечер напоминал о приближающейся зиме. Я шел по Тверской, чувствуя, как с каждым шагом становлюсь легче.

Впервые за четыре дня я делал то, что считал правильным.

Впервые за много лет я выбирал совесть вместо выгоды.

Кафе оказалось почти пустым. Алина уже была там – сидела за столиком у окна, в том же строгом костюме, в котором работала днем. Но все в ней кричало о недоступности: прямая спина, сложенные руки, взгляд, устремленный в окно. Она не посмотрела на меня, когда я подошел.

Я сел напротив. Она продолжала смотреть в окно.

– Алина…

– Говорите, – сказала она, не поворачиваясь. – У меня мало времени.

– Идея принадлежала вам. Я это знал и молчал. Завтра утром я скажу об этом Макарову.

Теперь она посмотрела на меня. В ее глазах не было благодарности – только холодное любопытство.

– И что изменится? Лариса уже назначена ведущим юристом. Презентация прошла. – Она пожала плечами. – Поздно спохватились, Глеб Андреевич.

– Я знаю, что поздно. Знаю, что предал вас. Дважды. – Мои слова звучали жалко даже для меня самого. – Но я не могу больше жить с этим.

– С чем именно? С тем, что вы трус? Или с тем, что я об этом знаю?

Каждое ее слово било точно в цель. Но я заслужил эту боль.

– С тем, что превратился в человека, которого сам презираю.

Алина откинулась на спинку стула и впервые за весь вечер внимательно посмотрела на меня.

– А знаете, что самое обидное? – сказала она тихо. – Не то, что вы предали меня в кабинете Макарова. И не то, что молчали, когда Лариса воровала мою работу.

– А что?

– То, что четыре дня назад я поверила, что между нами есть что-то настоящее. – В ее голосе прозвучала боль, которую она пыталась скрыть за холодностью. – А вы на следующий же день назвали это ошибкой.

Вот оно. То, что болело больше всего. Не профессиональное предательство – личное.

– Тот поцелуй не был ошибкой, – сказал я тихо. – Ошибкой было то, что я сказал после него.

– Правда? – В ее голосе зазвучал сарказм. – А завтра что скажете? Что это тоже была ошибка?

– Завтра я, возможно, буду без работы.

– И что с того? – Она наклонилась вперед, и в ее глазах вспыхнул гнев. – Думаете, я должна вас пожалеть? Восхититься вашим самопожертвованием?

– Нет, я…

– Вы хотите индульгенцию? Отпущение грехов? – Она встала. – Ищите у священника, не у меня.

Алина взяла сумку и направилась к выходу. Я догнал ее у двери.

– Алина, подождите.

– Что еще?

– Если нас обоих уволят… мы могли бы открыть собственную практику. Вместе.

Она остановилась и медленно обернулась. В ее глазах было такое изумление, словно я предложил ей полететь на Луну.

– Вы серьезно?

– Абсолютно.

– После всего, что произошло, вы предлагаете мне… партнерство?

– У нас есть опыт, есть связи. И есть то, чего не хватает многим юристам – принципы.

Алина долго молчала, изучая мое лицо.

– И вы думаете, я вам поверю? После того, как вы уже дважды показали, что ваши принципы стоят ровно столько, сколько угрожает вашей карьере?

– Не знаю, поверите ли. – Я сделал глубокий вдох. – Знаю только, что хочу это доказать. Делом, а не словами.

– Доказать что?

– Что я не тот человек, которым был на этой неделе. Что я могу быть лучше.

Она смотрела на меня долго и внимательно. Потом качнула головой:

– Мне нужно подумать.

– Сколько времени вам нужно?

– Не знаю. – Она пошла к двери. – Сначала докажите, что способны сказать Макарову правду. А потом посмотрим.

Я остался стоять в кафе, глядя, как ее силуэт исчезает в ночной темноте. Никаких обещаний. Никакого согласия. Только холодное "посмотрим".

И, как ни странно, это вселяло больше надежды, чем любые заверения. Потому что это была честность. А честности между нами не было уже очень давно.

Завтра я войду в кабинет Макарова и скажу ему все, что думаю о его методах. О Ларисе. Об украденной идее.

И о том, что некоторые вещи важнее карьеры.

Совесть, например. И люди, которые заслуживают справедливости.

И, возможно, любовь. Хотя это слово я пока не решался произнести даже про себя.

Но завтра… завтра многое может измениться.

Глава 9: Вдвоем против всех

Алина

Я проснулась в пять утра от звонка телефона. Номер был незнакомый, и на секунду мелькнула мысль не отвечать. Но что-то заставило меня поднять трубку.

– Алина Денисовна? – Голос был встревоженный, незнакомый. – Это Наталья Сергеевна, секретарь отдела. Простите, что звоню так рано, но…

– Что случилось?

– Игорь Львович просил передать, чтобы вы сегодня не приходили в офис. – В голосе Натальи Сергеевны слышалось замешательство. – Он сказал, что с вами свяжутся дополнительно.

Чтобы не приходила в офис. Значит, все. Меня увольняют. После вчерашнего разговора с Глебом Андреевичем в кафе я почти на это надеялась, но реальность все равно ударила болезненно.

– Понятно. Спасибо, что предупредили.

– Алина Денисовна, а еще… – Наталья Сергеевна понизила голос. – Утром был ужасный скандал. Глеб Андреевич и Игорь Львович кричали друг на друга так, что слышно было на весь этаж. А потом Глеб Андреевич ушел, хлопнув дверью.

Сердце ёкнуло. Значит, он действительно сказал правду. Выполнил обещание, данное вчера вечером.

– Спасибо, Наталья Сергеевна.

Я положила трубку и села на кровати. Итак, моя карьера в "Макаров и партнеры" официально закончена. Два года работы, надежды на развитие, мечты о большой юриспруденции – все это рухнуло за одну неделю.

Странно, но я чувствовала не отчаяние, а какое-то странное облегчение. Как будто с плеч свалился тяжелый груз. Больше не нужно делать вид, что между мной и Глебом Андреевичем ничего не было. Больше не нужно притворяться, что меня не задевает наглость Ларисы. Больше не нужно играть в корпоративные игры, правил которых я так и не поняла.

Я встала и подошла к окну. Москва просыпалась – на улицах появлялись первые прохожие, спешащие на работу. Люди, у которых есть цель, место, куда нужно идти.

А у меня больше нет ни того, ни другого.

Телефон зазвонил снова. На этот раз номер был знакомый.

– Алина? – Голос Глеба звучал устало, но в нем слышалась неуверенность. – Мы можем встретиться?

– Зачем? – Мой тон был подчеркнуто равнодушным.

– Вас тоже уволили?

– Мне сказали не приходить. – Я сделала паузу. – А вас?

– Не совсем. Я сам ушел. – Короткая пауза. – После того, как сказал Макарову все, что о нем думаю.

Что-то дрогнуло в груди, но я заставила себя остаться холодной. Слова – это одно. Поступки – другое.

– И что теперь? Чувствуете себя героем?

– Чувствую себя идиотом, который слишком поздно очнулся. – В его голосе не было самодовольства, только усталость. – Алина, можем встретиться? Есть кое-что, что я должен вам сказать.

– Все важное уже сказано, Глеб Андреевич.

– Пожалуйста. – Он помолчал. – Я понимаю, что не имею права просить, но… дайте мне десять минут.

Десять минут. После всего, что произошло, он просит десять минут.

– Бар "Раки и гады" на Маросейке. Через час. – Я сделала паузу. – И не думайте, что это что-то меняет.

Собираясь, я долго выбирала, что надеть. Деловой костюм больше не подходил – я больше не была корпоративным юристом. Джинсы и свитер тоже казались неуместными для такого серьезного разговора. В итоге остановилась на простом темном платье и пальто. Что-то среднее между официальностью и повседневностью.

Как моя новая жизнь, которая начинается сегодня.

Бар действительно был почти пустым. За стойкой скучал бармен, в углу за столиком сидела парочка, тихо о чем-то беседуя. Глеб уже ждал меня за столиком у окна, перед ним стояла нетронутая чашка кофе.

Он выглядел… по-другому. Без привычного строгого костюма, в простой рубашке и джинсах, он казался моложе. И определенно более человечным.

– Привет, – сказал он, когда я подошла.

Привет. Не "Здравствуйте, Алина Денисовна", а простое, человеческое "привет".

– Привет, – ответила я, садясь напротив. – Рассказывай, что случилось.

Он усмехнулся – горько, но без злости:

– Утром я пришел к Макарову и сказал ему, что идея по "ИнноТех" принадлежала тебе. Что Лариса ее украла, а я молчал, потому что был трусом.

– И что он ответил?

– Сначала попытался отрицать. Потом начал угрожать – карьерой, репутацией, связями в юридическом сообществе. – Глеб сделал глоток кофе. – А когда понял, что я не отступлю, предложил компромисс.

– Какой?

– Оставить все как есть, но дать тебе премию и хорошие рекомендации для трудоустройства в другой фирме. – Он посмотрел мне в глаза. – Я отказался.

Что-то теплое разлилось в груди. Он действительно пошел против системы. Ради меня. Ради справедливости.

– И тогда?

– Тогда он сказал, что я больше не сотрудник фирмы. Что репутация у меня будет такая, что ни одна приличная компания меня не возьмет. – Глеб пожал плечами. – Возможно, он прав.

Я молчала, переваривая услышанное. Он разрушил свою карьеру. Ради идеи, которая даже не была его. Ради человека, которого он четыре дня назад назвал ошибкой.

– Зачем? – спросила я тихо. – Зачем ты это сделал?

Он долго смотрел в окно, где за стеклом проходили редкие прохожие.

– Помнишь, ты как-то сказала, что есть вещи важнее денег и карьеры?

– Помню.

– Я всегда считал это наивностью. – Он повернулся ко мне. – Оказалось, что ты была права. Есть вещи важнее.

– Какие?

– Возможность смотреть на себя в зеркало. Уважение к самому себе. – Он сделал паузу. – И люди, которые заслуживают честности.

Сердце забилось чаще. В его голосе было что-то новое. Не та официальная вежливость, с которой он обращался ко мне последние дни, а что-то настоящее. Живое.

– Глеб…

– Позволь мне сказать до конца, – перебил он. – Вчера ты спросила, почему я изменился. Почему решил говорить правду. Честный ответ – из-за тебя.

– Из-за меня?

– Из-за того, как ты смотрела на меня, когда я сказал, что поцелуй был ошибкой. Из-за того, как молчала, когда Лариса крала твою идею. Из-за того, что ты не просила о помощи, хотя имела на это право. – Он наклонился ближе. – Ты вела себя с таким достоинством, а я… я чувствовал себя ничтожеством.

Бармен принес мне кофе, который я не помнила, как заказывала. Я механически добавила сахар, пытаясь переварить его слова.

– Что теперь будет? – спросила я.

– У меня есть предложение, – сказал он серьезно. – Помнишь, вчера я говорил об открытии собственной практики?

– Помню.

– Я серьезно. У меня есть накопления, связи, опыт. У тебя есть талант, свежий взгляд и принципы. Мы могли бы создать что-то свое.

Собственная практика. Мечта каждого юриста, которая казалась недостижимой для кого-то вроде меня.

– Ты предлагаешь мне партнерство?

– Равное партнерство. Пятьдесят на пятьдесят. Решения принимаем вместе, прибыль делим поровну. – Он протянул руку через стол. – Что скажешь?

Я смотрела на его руку. Сильную, с длинными пальцами, без обручального кольца. Руку человека, который только что перевернул свою жизнь ради принципов.

– А как же наши… личные отношения? – спросила я осторожно.

– Какие личные отношения? – Он улыбнулся – первый раз за эту неделю я видела его настоящую улыбку. – Между партнерами не может быть никаких личных отношений.

– Не может?

– Конечно, не может. – Его глаза заблестели. – Партнеры обращаются друг к другу на "ты". Партнеры доверяют друг другу. Партнеры поддерживают друг друга в трудные моменты.

На "ты". Он предлагал перейти на "ты".

– Партнеры также честны друг с другом? – спросила я, чувствуя, как в груди разворачивается что-то теплое и радостное.

– Особенно честны. – Он наклонился еще ближе, и я почувствовала знакомый запах одеколона с нотками бергамота. – Поэтому я скажу честно: поцелуй на террасе не был ошибкой. Ошибкой было то, что я сказал потом.

– И что теперь?

– Теперь мы начинаем сначала. Как равные партнеры. Как люди, которые доверяют друг другу. – Он протянул руку. – Меня зовут Глеб. Просто Глеб.

Я посмотрела на его руку, потом на его лицо. Открытое, без привычной маски корпоративного юриста. Лицо человека, который выбрал честность вместо выгоды.

– Меня зовут Алина, – сказала я и пожала его руку. – Просто Алина.

Его рука была теплой и сильной. Он крепко сжал мою ладонь – не как начальник подчиненную, а как равный равную.

– Партнеры? – спросил он.

– Партнеры, – согласилась я.

Мы долго не разжимали рукопожатие. В прикосновении было что-то большее, чем просто деловое соглашение. Обещание. Доверие. И, возможно, начало чего-то нового.

– Знаешь, что я подумала? – сказала я, наконец отпуская его руку.

– Что?

– Макаров сделал нам подарок, сам того не понимая.

– В каком смысле?

– Выгнал из фирмы, где крадут идеи и где принципы ничего не значат. Теперь мы можем создать что-то свое. Что-то честное.

Глеб улыбнулся:

– "Соболев и Каверина"? Или "Каверина и Соболев"?

– По алфавиту будет справедливо, – засмеялась я. – "Каверина и Соболев".

– Договорились.

Он поднял свою чашку:

– За новое начало?

Я подняла свою:

– За честную юриспруденцию.

– За партнерство.

– За справедливость.

Мы чокнулись, и кофе в чашках плеснул. Простой, повседневный жест, но в нем было что-то торжественное. Как будто мы заключали договор не только о работе, но и о том, какими людьми хотим быть.

– С чего начнем? – спросила я.

– С поиска офиса. Что-то небольшое, но приличное. – Глеб достал телефон. – У меня есть несколько контактов по недвижимости.

– А клиенты?

– Появятся. Хорошие юристы всегда найдут работу. – Он посмотрел на меня серьезно. – Главное – не изменять принципам.

– Принципам?

– Никогда не брать дела, в которых мы не уверены. Никогда не лгать клиентам. Никогда не предавать друг друга.

Никогда не предавать друг друга. После того, что произошло на этой неделе, эти слова звучали особенно важно.

– Согласна, – сказала я. – А еще я предлагаю правило: если один из партнеров считает, что другой поступает неправильно, он должен об этом сказать. Прямо и честно.

– Хорошее правило. – Глеб кивнул. – Принято.

Мы просидели в баре еще два часа, обсуждая планы. Офис, лицензии, первые клиенты. Все было неопределенно, рискованно, пугающе.

И невероятно вдохновляюще.

Когда мы наконец встали, чтобы уйти, Глеб вдруг остановился:

– Алина, можно вопрос?

– Конечно.

– Ты не жалеешь? О фирме, о стабильности, о том, что все пошло не по плану?

Я подумала. Неделю назад у меня была работа в престижной фирме, четкие перспективы, понятное будущее. Теперь у меня не было ничего, кроме рукопожатия с человеком, который тоже лишился всего.

– Нет, – сказала я искренне. – Не жалею. А ты?

– Я тоже нет. – Он улыбнулся. – Знаешь, что самое странное?

– Что?

– Впервые за много лет я чувствую себя живым.

Мы вышли на улицу. Октябрьский день был ясным и прохладным, солнце светило ярко, и Москва казалась полной возможностей.

– Увидимся завтра? – спросил Глеб, когда мы дошли до метро.

– Обязательно. У нас много работы.

– Да. – Он помолчал, а потом добавил тише: – Алина…

– Да?

– Спасибо за то, что поверила мне. После всего, что произошло.

– Спасибо за то, что оказался достоин доверия.

Мы расстались у входа в метро. Он протянул мне руку для прощания – формально, как деловые партнеры.