Байки с погоста, №1

Рассказ 1: Квартира №666

Запах. Он был первым предупреждением, которое Игнат проигнорировал. Не обычная затхлость старого дома, а что-то более… густое. Смесь сырости подвала, старого вина и сладковатого тления, пробивающаяся сквозь щели двери соседней квартиры. Квартиры №666. Ирония нумерации не ускользнула от Игната, библиофила и любителя мистических триллеров, но он лишь усмехнулся. "Хрущевка в спальном районе – не готический замок", – подумал он, вставляя ключ в свою собственную, скромную "двушку".

Сосед за стенкой был легендой дома. Никто не видел его при свете дня. Только ночью, да и то редко, слышался скрип его двери, тяжелые, шаркающие шаги по лестнице и глухой стук мусоропровода. Звали его, кажется, Вадим Сергеевич. Говорили, бывший ученый, спившийся после какой-то личной трагедии. Жил один. Очень один. Игнат, человек по натуре сострадательный и до болезненности любопытный, пару раз пытался заговорить, когда ловил соседа у мусорки. Ответом было лишь хриплое бормотание и быстрый, избегающий взгляд из-под всклокоченных седых волос. И этот запах… Он всегда витал вокруг Вадима Сергеевича, как невидимый шлейф.

Однажды поздним вечером, возвращаясь с работы (Игнат трудился корректором в местной газете), он услышал за стеной необычные звуки. Не просто шаги или стук посуды. Это был приглушенный, но отчаянный стон. Потом – глухой удар, будто что-то тяжелое упало. И тишина. Слишком долгая тишина.

"Соседу плохо", – мелькнула тревожная мысль. Игнат колебался. Стучать к такому затворнику посреди ночи? Но стон звучал слишком… живым и страдальческим. Решимость придала профессия – корректор привык вникать в суть, исправлять ошибки. Может, здесь тоже нужна помощь?

Он подошел к двери №666. Запах у порога был особенно силен, почти осязаем. Игнат постучал. Сначала робко, потом увереннее.

– Вадим Сергеевич? С вами все в порядке? Я слышал… шум.

Тишина. Затем – шарканье шагов из глубины квартиры. Медленное, тягучее. Замок щелкнул с каким-то неестественно громким скрежетом. Дверь приоткрылась на цепочку. В щель глянул один глаз. Не просто красный от бессонницы или выпивки. Он горел тусклым, болезненным багрянцем, как тлеющий уголек. Кожа вокруг глаза была серой, сухой, покрытой глубокими морщинами, похожими на трещины на высохшей глине.

– Чего? – голос был хриплым, как скрип несмазанных петель, но в нем чувствовалась странная, неестественная сила.

– Я… я слышал стон. Удар. Может, вам помощь нужна? – Игнат почувствовал, как по спине пробежал холодок. Запах хлынул из щели волной – вино, тление и теперь отчетливая нота меди, старой крови.

Глаз сузился, изучая его. Цепочка внезапно упала с глухим лязгом. Дверь распахнулась.

– Заходи, – проскрипел Вадим Сергеевич. – Раз уж… проявил участие.

Квартира была погружена во мрак. Только из прихожей тускло светила лампочка под потолком, окутывая все в желтоватую, больную дымку. Запах стал невыносимым. Игнат шагнул внутрь, инстинктивно прикрыв нос рукой. Интерьер замер в советском времени: полинялый ковер с оленями на стене, сервант с пыльным хрусталем (бутафорским), стол, заваленный пустыми бутылками из-под портвейна и дешевой водки. И пыль. Очень много пыли, лежавшей толстым слоем на всех поверхностях, как пепел.

Вадим Сергеевич стоял перед ним. Он был высок, но сгорблен, одет в застиранную тренировочную майку и такие же штаны. Его руки, длинные, с узловатыми пальцами и неестественно острыми, грязными ногтями, висели плетьми. Но больше всего Игната поразило лицо. Оно было не просто изможденным. Оно казалось высушенным. Кожа плотно обтягивала череп, губы тонкие, бескровные, оттянутые, обнажая желтые, заостренные клыки. Не человеческие зубы. Совсем. А в глазах, кроме багрового огня, читалась древняя, ненасытная тоска.

– Спасибо, что зашел, – прошипел сосед. Его голос потерял хрипотцу, став низким, вибрирующим, словно из глубокого колодца. – Одиноко здесь. Очень одиноко. И… голодно. А соседи… они не заходят. Боятся. – Он сделал шаг вперед. Игнат машинально отступил к двери, но та тихо захлопнулась сама собой. Замок щелкнул. – Ты… не испугался. Любопытный. Очень любопытный. Как я раньше.

– Я… я, пожалуй, пойду, – выдавил Игнат, сердце колотилось как бешеное. Он потянул ручку двери – та не поддавалась. – Вадим Сергеевич, откройте, пожалуйста!

– Не спеши, – сосед приблизился. Его движения были плавными, кошачьими, вопреки старческой внешности. – Ты хотел помочь? Помоги. Останься. Навсегда. – Багровые глаза вспыхнули ярче. – Любопытство… оно губит. Как и одиночество. И жажда… знаний. Или крови. Все смешалось.

Игнат понял свою ошибку. Это была не просто квартира алкоголика. Это было логово. Логово существа, которое давно перестало быть человеком. Вурдалака. Ожившего мертвеца, проклятого вечным голодом и одиночеством. И он, Игнат, по своей глупой, непрошеной доброте и любопытству, сам пришел к нему на ужин.

– Нет! – закричал он, отчаянно рванув дверь. – Откройте!

Но Вадим Сергеевич был уже рядом. Его костлявая, невероятно сильная рука впилась в плечо Игната. Прикосновение было ледяным, как могильная плита в ноябре. Запах тления и крови заполнил все сознание. Острые клыки сверкнули в тусклом свете.

– Не бойся, – прошептало чудовище, и в его голосе прозвучала какая-то извращенная нежность. – Скоро… ты поймешь. Скоро… ты перестанешь быть одиноким. И голодным. Как я. Как все мы, запертые в этих стенах, в этом времени… в этой вечной жажде.

Боль была острой и жгучей, когда клыки вонзились в шею. Игнат попытался вырваться, но его тело налилось свинцом, сознание затуманилось. Он чувствовал, как жизнь, теплая и алая, высасывается из него с ужасающей быстротой. Вместе с кровью уходил страх, уходили мысли. Оставалась только нарастающая, леденящая пустота и… странное понимание. Он видел обрывки чужих воспоминаний: лабораторные колбы, ночные бдения над запретными текстами, древний артефакт, привезенный из экспедиции в глухие леса, неосторожный порез… Проклятие. Превращение. Страх перед солнцем. Вечный голод. Отчаяние. Одиночество. И бесконечные бутылки, чтобы хоть как-то заглушить ужас собственного существования, притупить жажду, которую могла утолить только… кровь. Но даже алкоголь помогал все меньше.

"Любопытство… оно губит…" – эхом прозвучало в его угасающем сознании.

Темнота поглотила Игната.

Он очнулся на холодном линолеуме в своей собственной квартире. Голова раскалывалась, тело ломило, как после тяжелейшего гриппа. В горле пылал неутолимый пожар. Жажда. Но не воды. Он знал, чего жаждал. Память о вчерашнем вернулась тупым, леденящим ударом. Он вскрикнул, вскочил, подбежал к зеркалу.

Отражение было его, но… не совсем. Кожа была мертвенно-бледной, почти прозрачной. Глаза… о Боже, глаза! Они горели тем же тусклым, багровым огнем, что и глаза Вадима Сергеевича. А на шее, чуть ниже уха, зияли два маленьких, аккуратных, но неоспоримых прокола.

Ужас охватил его. Он бросился к двери, к телефону – надо звонить, бежать, спасаться! Но рука, тянувшаяся к ручке, остановилась. Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в шторах, упал на его кожу. И зашипел. Боль была мгновенной и жгучей, как от раскаленного утюга. На тыльной стороне ладони выступил красный, волдырящийся ожог.

Игнат отпрыгнул вглубь комнаты, в тень, завывая от боли и отчаяния. Солнце. Оно было его врагом. Мир за окном, полный людей, света, жизни – стал для него недоступен. Он был заперт. Как Вадим Сергеевич. Как и другие, наверное, в этом проклятом доме? Мысль ошеломила его. Сколько их? Сколько таких же проклятых, затаившихся за обычными дверями, пьющих дешевое вино, чтобы заглушить вечный голод и страх перед светом?

Жажда в горле нарастала, становясь невыносимой, мучительной. Она гнала прочь мысли о спасении, о морали. Остался только животный, всепоглощающий голод. И страх. Страх перед вечной ночью. Страх перед собой.

Он подошел к холодильнику, машинально достал бутылку дешевого портвейна – запас, купленный на случай гостей. Отвинтил крышку. Сладковато-терпкий запах ударил в нос. Но теперь он чувствовал под ним другой запах. Запах жизни, тепла, крови. Его рука дрожала. Он поднес бутылку ко рту, сделал большой глоток. Терпкая жидкость обожгла горло, но… не утолила жажду. Наоборот, разожгла ее еще сильнее. Это была пародия на насыщение. Жалкая, бесполезная пародия.

Игнат швырнул бутылку в стену. Стекло разбилось, красное вино брызнуло на дешевые обои, как кровь. Он зарычал, бессильная ярость смешалась с голодом и отчаянием. Он схватился за голову.

В тишине квартиры (как хорошо он теперь слышал всё – скрип мышей за плинтусом, капанье крана на кухне, чье-то дыхание за стенкой…) раздался осторожный стук в дверь.

– Игнат? Ты дома? – Это был голос молодой соседки сверху, Ани. Она иногда заходила, чтобы попросить соль или просто поболтать. Девушка с добрым сердцем и… теплой, живой кровью, пульсирующей так громко, так соблазнительно сквозь тонкую дверь.

Игнат замер. Багровый огонь в его глазах вспыхнул ярче. Жажда заклокотала в горле, заглушая последние остатки разума, человечности. Он услышал, как его собственный голос, хриплый и чуждый, ответил:

– Да… Да, Аня, дома. Заходи…

Его рука потянулась к дверной цепочке. Скрипнул замок. Запах молодости, жизни и страха (чуяла ли она?) ударил в ноздри. Он улыбнулся, обнажая острые клыки, которые уже не могли спрятаться.

Мораль: Любопытство – не порок, пока не заглядывает в чужие склепы. А непрошеное сострадание к тем, кто давно потерял человеческий облик, может обернуться билетом в одну сторону. В вечную ночь. В вечный голод. И в очередь на роль соседа за дверью с зловещим номером. Кто следующий?

Рассказ 2: Паутина Крови

Свет монитора выхватывал из темноты комнаты лишь лицо Максима – осунувшееся, с лихорадочным блеском в запавших глазах. За окном давно стемнело, но для него, фрилансера-программиста, ночь была основным рабочим временем. И не только рабочим. Пальцы лихорадочно стучали по клавишам, прокручивая страницу за страницей на форуме, скрытом глубоко в слоях DarkNet. Место называлось "Кровавый Алтарь" – пафосно, но атмосферно. Здесь торговали тем, что не купишь ни в одном, даже самом либеральном, даркнет-маркете: запретными знаниями, оккультными артефактами, услугами тех, кто давно перешагнул грань человеческого.

Максим задыхался от обыденности. Работа на западные стартапы, съемная "однушка" в панельной девятиэтажке на окраине Питера, редкие посиделки с такими же гиками. Он жаждал большего. Богатства, власти, признания – и все это немедленно, без труда. Его пороком была ненасытная жадность, приправленная ленью и верой в то, что где-то существует "волшебная таблетка" для успеха.

И вот он нашел ее. Вернее, оно нашло его. Тема на форуме: "Око Таракана. Сила предков. Власть над слабыми. Быстрый результат. Цена договорная." Прилагалось фото – странный предмет, похожий на крупный, высохший кокон или окаменевший глаз. Он был темно-бурого, почти черного цвета, испещренный тонкими прожилками, напоминающими трещины или… жилки на крыле насекомого. Внутри, казалось, мерцала тусклая, зловещая искра. Максима охватил холодок, смешанный с жгучим возбуждением. Комментарии под постом были немногочисленны, но тревожны: "Работает. Но цена…", "Берегись обратной связи", "Таракан вечен".

Переписка с продавцом, скрывавшимся под ником Krovosos, была краткой и загадочной.

Максим: Интересует артефакт. Что конкретно он дает? Как работает?

Krovosos: Силу. Волю. Подчинение. Ищет слабость. Находит. Питается. Ты – проводник. Он – ключ. Цена – 0.5 BTC. Доставка – мертвая капсула (стандартный даркнет-метод тайника).

Максим: Питается? Чем?

Krovosos: Жизнью. Волей. Данными. Сущностью. Ты увидишь. Принимаешь?

Жадность заглушила тревогу. 0.5 BTC – немало, но и не запредельно. "Жизнью? Данными? Фигура речи, наверное", – убедил себя Максим. Он перевел биткоины. Через три дня в условленном мусорном баке на заброшенной стройплощадке он нашел герметичный пластиковый контейнер. Внутри, завернутое в черный бархат, лежало Око.

Оно было холодным и неприятно тяжелым для своего размера. Прикосновение к шершавой поверхности вызвало легкое покалывание в пальцах. Максим принес его домой, поставил на рабочий стол рядом с монитором. Первое время ничего не происходило. Разочарование начало подкрадываться. "Лохонули", – подумал он с горечью.

Но однажды ночью, засыпая за очередным скучным таском, он услышал… шелест. Тихий, сухой, будто тысячи крошечных лапок бегут по бумаге. Он огляделся – ничего. Шелест повторился, на этот раз явно исходящий от Ока. Максим присмотрелся. Мерцание внутри артефакта стало чуть ярче, пульсирующим. А в его голове возник странный, навязчивый образ: лицо его заказчика, скупого американца, который постоянно придирался к коду и задерживал оплату. Лицо было искажено презрением.

Неосознанно, движимый внезапным приступом злобы и желанием "поставить на место", Максим взял Око в руку. Оно словно прилипло к коже. Холод сменился странным, пульсирующим теплом. Он сосредоточился на образе заказчика, мысленно желая ему… чего? Неприятностей? Ошибки? Унижения? Четкой формулировки не было, только сгусток негатива.

На следующий день пришло письмо. Заказчик извинялся! Писал, что его взломали, важные данные утекли, он понес огромные убытки и теперь понимает, как ценит работу Максима. Прилагался щедрый бонус. Максим остолбенел. Совпадение? Слишком идеальное. Он посмотрел на Око. Оно лежало безмолвно, но внутри него искорка горела ровнее, ярче. Максим почувствовал странный прилив сил, эйфорию. Оно сработало!

Жадность расцвела махровым цветом. Максим начал экспериментировать. Сначала на мелких целях: конкурент на фриланс-бирже "случайно" слил клиенту недоделанный проект; девушка, которая игнорировала его в Тиндере, вдруг сама написала, извиняясь за "забывчивость". Каждый раз Око требовало контакта, концентрации на жертве и… "подпитки". Максим начал понимать, что имел в виду Krovosos.

"Питание" было странным. После каждого "сеанса" Максим чувствовал себя опустошенным, как после тяжелой болезни. Он постоянно хотел есть, но обычная еда не насыщала. Его тянуло к сырому мясу, к запаху крови в мясном отделе супермаркета. Появилась жуткая светобоязнь – яркий свет монитора резал глаза, заставляя щуриться. Но самое страшное – его кожа стала приобретать странный, сероватый оттенок, а под ногтями, если присмотреться, виднелись темные, почти черные точки, будто запекшаяся грязь… или хитин. Шелест в голове, особенно по ночам, становился громче, навязчивее. Иногда ему чудились щелчки мандибул.

Но успех опьянял. Максим переключился на крупные цели. Он решил "убрать" главного конкурента – талантливого парня из его же города, который постоянно перехватывал у него лакомые заказы. Максим взял Око в руку, ощущая его пульсацию, уже ставшую привычной, почти родной. Он сосредоточился на образе конкурента, вкладывая всю свою зависть и злобу. Желание было четким: "Сломайся. Потеряй все. Исчезни".

На этот раз эффект был мгновенным и чудовищным. Через час в новостной ленте мелькнуло сообщение: молодой программист выбросился из окна своей квартиры. Причины неизвестны. Максим испытал шок, смятение, но… и дикую, животную радость. Путь свободен! Око на его столе пылало изнутри багровым светом, как раскаленный уголь. Тепло от него было почти осязаемым. Максим почувствовал прилив нечеловеческой силы, ясности ума. Код, над которым он бился неделями, вдруг сложился сам собой за пару часов. Он получил сразу три новых заказа.

Но расплата пришла в ту же ночь. Шелест превратился в оглушительный гул миллионов крыльев. В темноте комнаты зашевелились тени, принимая очертания гигантских, скрюченных тараканов. Максим в ужасе включил свет – тени исчезли, но на стене, там где падал свет от монитора на Око, он увидел огромную, искаженную тень собственной головы, увенчанную колоссальными, шевелящимися усищами. Он закричал, схватился за голову – усищи были лишь тенью, но ощущение их движения на коже было жутко реальным.

Его тело менялось. Кожа стала сухой, шершавой, серо-бурого цвета, местами покрываясь темными пятнами, похожими на панцирь. Суставы начали болеть и похрустывать при движении, будто не смазаны. Глаза приобрели странный, многофасеточный блеск, зрение стало резче, но мир окрасился в грязные, желто-коричневые тона. Его потянуло в сырые, темные углы. Запах старой плесени и гнили стал для него благоуханием. Но самым страшным был голод. Невыносимый, жгучий голод, который не утоляла ни еда, ни кровь из купленного в мясной лавке стейка. Ему нужна была сущность. Жизненная сила. Данные души.

Око теперь не просто лежало на столе. Оно связалось с его компьютером. Тонкие, почти невидимые нити темной энергии тянулись от артефакта к USB-портам, к сетевому кабелю. Максим обнаружил, что может… чувствовать сеть. Ощущать потоки данных, как реки. И чувствовать пользователей. Их слабости, страхи, тайные желания. Он стал видеть их цифровые следы как яркие пятна в темной паутине интернета. И голодный рев Ока (или его собственный?) требовал подпитки.

Первой жертвой стал его бывший однокурсник, ныне успешный блогер. Максим нашел его старый компромат – глупое видео с пьяной вечеринки. Раньше он не стал бы его использовать. Теперь – другое дело. Он не просто выложил видео. Он впустил в него Око. Через экран. Когда блогер открыл "случайное" сообщение с ссылкой, Максим почувствовал, как что-то темное и липкое просочилось через камеру ноутбука прямо в жертву. Он видел это внутренним взором – черная, тараканья сущность, пожирающая жизненную силу, волю, удачу. Блогер впал в депрессию, его канал разорился. Максим же ощутил прилив сил, его кожа на мгновение стала чуть глаже, глаза – чуть человечнее. Цена была приемлема.

Он вошел во вкус. Стал охотиться систематически. Находил слабых, уязвимых людей в сети: одиноких стариков, доверчивых подростков, отчаявшихся в поисках работы. Он создавал фишинговые сайты, рассылал вирусы, но не для кражи денег, а как ловушки. Каждый клик, каждое скачивание зараженного файла открывало крошечную щель, через которую сущность Ока – или его собственная, уже неразделимая с артефактом – проникала к жертве. Он пожирал их энергию, их удачу, их психическое здоровье через экраны. Город накрыла волна странных самоубийств, нервных срывов, фатальных "случайностей" среди активных пользователей сети. Полиция искала хакера, но Максим был уже не просто хакером.

Его квартира превратилась в логово. Окна были заклеены фольгой и плотными шторами. Воздух был спертым, пахнущим пылью, сыростью и… чем-то сладковато-мерзким, как раздавленное насекомое. На стенах, в углах, за мебелью шевелились настоящие тараканы, целые колонии, привлеченные исходящей от хозяина энергией. Они были его глазами и ушами за пределами цифрового мира. Максим почти не двигался от компьютера. Его тело деградировало, спина сгорбилась, пальцы удлинились и закостенели, напоминая лапки. Но его разум, усиленный Оком, работал с бешеной скоростью, опутывая город все более изощренной "Паутиной Крови" – так он сам мысленно назвал свою сеть ловушек.

Но артефакт требовал все больше. Жертв со слабой волей стало недостаточно. Око жаждало сильных, ярких душ. И оно указало на единственного близкого Максиму человека – его младшую сестру Катю. Она была полной его противоположностью: светлой, доброй, работала волонтером в приюте для животных. Она одна пыталась достучаться до него в последние месяцы, беспокоилась о его виде и замкнутости.

Мысль о Кате вызвала в Максиме краткую вспышку ужаса и сопротивления. Он зарычал, пытаясь отбросить Око, но его рука, сросшаяся с мерзким артефактом, не слушалась. Черные хитиновые прожилки поползли вверх по предплечью. Око пылало, в его голове стоял оглушительный визг миллиардов голодных существ. Оно показывало ему Катю – ее чистую, светящуюся в цифровом мраке душу. Такую аппетитную. Такую… необходимую.

Сопротивление было сломлено голодом и властью артефакта. Максим нашел ее новый аккаунт в соцсети, куда она выложила трогательное видео спасенного щенка. Идеальная точка входа. Слезы текли по его огрубевшей, хитинизированной щеке, но пальцы уже стучали по клавишам, создавая фишинговую ссылку "Помогите собрать на операцию щенку!". Сообщение было адресовано только Кате. Он знал, она не устоит.

Он отправил его. И тут же увидел. Как Катя, умиленная щенком, кликает на ссылку. Как черная, маслянистая тень, копошащаяся мириадами лапок и щупалец, вырывается из ее экрана. Как она впивается ей в лицо, проникая через глаза, рот, уши. Катя вскрикнула и уронила телефон. Максим чувствовал каждый ужасный момент через жуткую связь с Оком. Он чувствовал, как пожирается ее свет, ее доброта, ее жизнь. Он ощущал чудовищный прилив силы, чистоты, тепла – всего того, чего он сам был лишен. Его тело на глазах… молодело. Кожа разглаживалась, суставы переставали хрустеть, зрение возвращалось к норме. Эйфория была неописуемой.

Но вместе с силой пришел и ее ужас. Он чувствовал агонию сестры. Ее немой вопрос: "Макс, почему?!" Ее детские воспоминания о нем, о защите, о смехе. Ее последнюю, угасающую мысль о любви к нему. Эта любовь обожгла его изнутри, как раскаленное железо. Чистота ее души, которую он поглотил, стала ядом в его собственной, искаженной сущности.

Эйфория сменилась невыносимой болью и осознанием. Он смотрел на свои руки – они снова выглядели почти человеческими, но под кожей что-то шевелилось, бугрилось. Он посмотрел в веб-камеру – его отражение было его собственным, но глаза… глаза были абсолютно чужими. Черными, бездонными, многофасеточными. Глазами древнего, ненасытного паразита. А на шее, чуть ниже линии роста волос, проступило темное, хитиновое пятно, похожее на спинной щиток таракана. Оно пульсировало в такт мерцанию Ока на столе.

Артефакт успокоился, свет внутри него стал ровным и холодным, как свет далекой, мертвой звезды. Он был сыт. На время. Максим понял страшную правду: Око Таракана не давало силу. Оно делало его своим проводником, своим рабом, своим… сосудом. Он был не хозяином, а приманкой и инструментом для кормления древнего зла, спавшего в артефакте. Его жадность и лень сделали его идеальной дверью в этот мир. А плата за иллюзию власти была вечным рабством, вечным голодом и необходимостью кормить чудовище самыми дорогими жертвами.

Он услышал тихий щелчок мандибул. Не в комнате. У себя в голове. И понял, что голос, который он принимал за свои мысли о следующей жертве, принадлежит не ему. Он принадлежит Таракану