Война меча и сковородки

Глава 1

Год 1123 от сошествия яркого пламени

– Как там перепёлки, милочка? Королева голодна и желает поскорее пообедать, – сказала старшая придворная дама, неодобрительно разглядывая рыжую взлохмаченную шевелюру девицы, суетившейся возле жаровни.

– Скоро будут готовы, миледи Бертрис! – бодро отозвалась Эмер, делая вид, что не заметила высокомерного тона.

– Поторопитесь, мы уже преломили хлеб и ждём мясо, – велела леди Бертрис, удаляясь подальше от пышущей жаром походной кухни.

Подбросив на угли несколько веточек розмарина, Эмер прикрыла макушку ладонью, пытаясь хоть так защититься от палящего полуденного солнца, и с завистью посмотрела в сторону большого дерева, в чьей тени расположилась её величество королева Элеонора с ближними. Королева восседала на резном креслице, а придворные девицы и дамы сидели вокруг на шелковых подушках, брошенных прямо на траву.

Её величество желала видеть вокруг только смазливые мордашки, а мордашка Эмер на смазливую в королевских глазах не потянула. И рот широк, и глаза недостаточно большие, и нос вздёрнут совершенно неприлично. Сама Эмер была убеждена, что дело тут не в глазах и не в носе. Просто она оказалась слишком высокой, чтобы гармонично влиться в королевскую свиту. Все придворные дамы были на полголовы ниже королевы – словно гвоздики, аккуратно пристукнутые молотком, а Эмер возвышалась над этими гвоздиками, да и над самой королевой в придачу.

Скорее всего, её величество вообще отправило бы долговязую девицу куда подальше, но королева приняла обязательство устроить брак Эмер из Роренброка, поскольку была её восприемницей от купели. А слово королева не нарушала ни разу, это все знали. Хотя лучше бы и нарушила.

Эмер подбросила ещё несколько веточек на угли и передвинула сковородку к краю жаровни. Перепёлки уже приготовились, сейчас надо было довести их до ума и не пересушить.

Конечно, с этой работой лучше бы справился бы повар или последний из поварят, но королева вполне определенно сказала, что желает перепёлок, приготовленных руками девицы Роренброк. Совершенно непрозрачный повод удалить прочь и не обидеть. Но Эмер всё равно обиделась. Её пребывание в столице оказалось совсем не таким, как она рисовала в мечтах, отправляясь из родового замка в Тансталлу.

Во-первых, жить пришлось в комнате, где кроме неё обитали шесть дев разного возраста, начиная от четырнадцати лет, заканчивая тридцатью (причем, возраст весьма неумело скрывался). Во-вторых, помыться было решительно негде. Баня полагалась раз в неделю, а набегавшись за день по поручениям королевы и старших придворных, Эмер только и мечтала, что о горячей ванне (с тем же самым розмарином). Увы, ванны девицам на побегушках не полагалось. В-третьих, её соседкой по постели (да-да, и постель здесь полагалась одна на двоих) оказалась препротивнейшая девица Острюд, заносчивая донельзя.

Эмер готова была поклясться, что ночью Острюд из подлости стягивала одеяло на себя и больно толкалась острыми локотками. Она вся была какая-то острая – начиная от имени, заканчивая носом – тонким и длинным, как у породистой собаки. Эмер невзлюбила её с первого взгляда, но при дворе выказывать неприязнь считалось признаком дурного воспитания. А хорошим тоном считалось сюсюкать и называть друг друга уменьшительными именами. Эмерочка – это впервые сказала именно Острюд, и Эмер убить её была готова. Острюд – ох уж эта остроносая мерзавка! – сразу угадала недовольство и теперь только так её и называла, заставляя Эмер кипеть от бессильной злобы.

– Перепёлки! – опять позвала леди Бертрис, и Эмер половчее перехватила сковородку через толстую тряпку.

За последние дни они с этой неуклюжей посудиной сроднились. Про себя Эмер называла её «двуручной сковородкой», за длинную рукоять – почти в два локтя. При желании можно вообразить, что это самонастоящий меч. Ах, меч…

– Осторожнее! Горячо! Осторожнее! – предупреждала Эмер, спеша к королевскому столу со сковородкой наперевес.

Перепёлки жарко шипели в растопленном сале и благоухали розмарином. Достанется ли ей хоть кусочек этого лакомого мяса?

– Не обожгите никого, девица Роренброк, – леди Бертрис указала на трёхногую подставку, куда полагалось поставить сковородку, и, вооружившись ножом и ложкой, принялась перекладывать птичьи тушки на серебряное блюдо.

– Вы прекрасно справились, – милостиво кивнула королева, похвалив Эмер. – Я чувствую, что еда пахнет великолепно. И вы так быстро всё приготовили, это очень кстати. Мы проголодались.

– К вашим услугам, ваше величество, – Эмер, как могла, изобразила поклон, не выпуская рукоять сковородки.

– Я знаю, что на западных островах прекрасно готовят пищу на открытом огне, – прозвенел над поляной голосок Острюд. Говорила она тонко-тонко, сладко-сладко, сопровождая речь изящными жестами. Картинка, а не девица. – И неудивительно, – продолжала «картинка», – ведь у них там очаги не складывают, просто разводят костер посреди зала – и готовят. Правда, Эмерочка?

Эмер испытала жгучее желание придушить это воздушное создание, но королева смотрела удивленно, да и остальные придворные заинтересованно уставились на рыжую дикарку с запада, которая даже не знает, что такое очаг.

– Не совсем верно, – ответила она, стараясь говорить дружелюбно. – И про очаг мы знаем, и про камин, и даже про вежливость слышали. И ещё отличаемся умом и не болтаем ерунду всякую перед королевой.

На поляне стало тихо, и только ложка и нож леди Бертрис – клак-клак! –постукивали, перекладывая на блюдо перепелок.

– Неужели я обидела тебя?! – воскликнула Острюд и тут же захлопала ресницами, и приготовилась заплакать. – Я ведь сказала, что слышала от милорда Куно, а он прожил на островах три года. Ах, зачем нужно было отвечать мне так грубо? Разве я нарушила правила учтивости?

И, конечно же, все принялись её утешать, а Эмер оставалось только стиснуть зубы. Поистине, она теперь скучала по дому точно так же, как всего месяц назад мечтала о столичной жизни.

– Девица Роренброк, подойдите ко мне, – велела её величество.

Пришлось подчиниться.

Эмер приблизилась к королеве, все еще держа на весу сковородку и с чрезмерным вниманием разглядывая кусочки сала и обжаренного лука на закопчённой чаше.

Королева запрокинула голову, чтобы посмотреть девице в лицо. Золотая корона опасно наклонилась, и её величеству пришлось придержать рукой знак верховной власти.

– Встаньте на одно колено, – велела она.

Эмер покорно опустилась на траву. Теперь королева могла смотреть сверху вниз, не боясь уронить венценосное достоинство.

– Милая моя, – сказала она страдальчески, – я приняла вас от купели, и проявляю к вам снисходительность. Но благородные девицы не должны говорить так грубо, как вы только что ответили. Учитесь утонченности, иначе жених и его семья не будут вами довольны. А это не нужно ни вам, ни нам. Посмотрите на Острюд. Она как серебряный колокольчик – и слушать приятно, и выглядит красиво. Вы меня поняли?

– Да, Ваше Величество, – угрюмо отозвалась Эмер, пообещав себе, что никогда не станет похожей на эту манерную острячку.

Острюд тем временем только что не умирала. Придворные дамы окружили её, наперебой утешая.

Один из гвардейцев приблизился к королеве и поднял с травы платочек, отороченный кружевом:

– Вы обронили, ваше величество.

Позже, вспоминая эти события, Эмер так и не смогла понять, что заставило её посмотреть в сторону терновых зарослей. Возможно, то была воля небес, а возможно, ухо уловило шорох, которого она сама не осознала. В любом случае именно она первой заметила лучника, целившегося в королеву. Даже не лучника – его-то как раз невозможно было разглядеть среди белых цветов, а наконечник стрелы.

Тело оказалось быстрее мысли и само привычно взметнулось, загородив королеву. Выкрашенная в чёрный цвет стрела звонко клюнула в чашу сковородки. Отбить стрелу сковородкой оказалось сложнее, чем мечом, но похвалить себя за расторопность Эмер не успела, как не успела и королева принять почтительно поданный платок. Из рукава гвардейской куртки выметнулся тонкий кинжал. Клинок блеснул на солнце и устремился вперёд, обещая немедленную гибель.

Эмер ударила по клинку сверху вниз, воспользовавшись уже привычной руке сковородкой. Испорченный бросок не остановил гвардейца, и не вовремя вмешавшаяся девица получила кулаком в лицо. Любую другую это отправило бы прямиком на небеса, но – благодарение яркому пламени! – кости у Эмер были крепкие, да и кулак пришёлся вскользь, она успела отшатнуться в последний момент.

В глазах всё равно потемнело, но Эмер наугад махнула сковородкой – и попала! От удара по шлему гвардеец рухнул, как подкошенный, уткнувшись лицом в ноги королеве.

Дамы так и не поняли, что произошло, но на всякий случай оглушительно завизжали, а охрана, почтительно державшаяся на расстоянии десяти шагов от кресла королевы, схватила несостоявшегося убийцу и прикрыла её величество щитами. Часть гвардейцев окружили терновые кусты, чтобы поймать стрелка.

Эмер оттолкнули в сторону, и она тяжело села на траву. Ноги дрожали, как всегда было после напряжённых тренировок, но сердце дрожало ещё сильнее. От терновника раздались крики: гвардейцы окружили стрелка, но тот не дался им в руки.

– Воткнул себе в шею нож, сэр Винсент, – отчитался один из солдат, подбежав к капитану, который с мечом наголо охранял королеву.

На лужайку за ноги выволокли труп, бросили рядом лук и три стрелы.

– Вы опоздали со своей защитой, капитан, – холодно произнесла королева, бледная, как льняная простыня. – Что толку теперь меня прятать, если враг повержен?

– Убийц может быть больше, ваше величество! – не согласился сэр Винсент. – Вам лучше немедленно вернуться в замок.

– Прежде всего, позаботьтесь о моих дамах, – королева посмотрела на Эмер.

Та по-прежнему сидела на земле, осторожно трогая щёку, которая распухала со страшной скоростью.

К поверженному противнику скользнула фигура в коричневой рясе. Королева была набожна и всегда таскала с собой кучу священников. Один из них и подошёл к убийце в гвардейской форме, наклонился и смело перевернул его вверх лицом. Худощавая рука с желтоватой кожей надавила на шею, прощупывая пульсацию крови, потом нажала большим пальцем на верхнюю губу, а потом оттянула нижнее веко.

– Он мёртв, – сказал священник, выпрямляясь. – Мастерский удар. Будь у неё в руках меч, снесла бы половину черепа. Жаль. Неплохо было бы побеседовать с этим несчастным человеком. Мы бы призвали его к покаянию.

Кроме Эмер, священника вряд ли кто-то услышал. Гвардейцы готовились сопроводить королеву в замок, придворные дамы бестолково суетились, слуги поспешно собирали одеяла, подушки и запихивали провиант в корзины.

Зато Эмер услышала. И вздрогнула от ужаса, глядя на служителя яркого огня застывшим взглядом. Ей никогда ещё не приходилось убивать человека, и теперь она лихорадочно соображала, героиней она оказалась или грешницей. И если заставят каяться, то не слишком ли суровым будет покаяние?

Капюшон коричневой рясы соскользнул назад на два пальца, и девушка увидела лицо священника. На вид ему было лет сорок, и он был некрасив, как только может быть некрасив человек. Крючковатый нос, маленькие глаза с набрякшими нижними веками. Неправильный прикус, выдвинувший нижнюю челюсть вперед, придавал ему свирепое выражение, а нездоровая желтоватая кожа в красных прожилках делала мужчину похожим на оборотня из детских побасенок. Таким жить на краю болота и заманивать редких путников, чтобы съесть их с потрохами.

Как ни странно, священник смотрел не на королеву, а на Эмер, и та почувствовала себя ягнёнком перед волком. Оценивающий взгляд мазнул по ней, и Эмер даже ощутила холодное прикосновение. В следующее мгновение, священник опустил капюшон и удалился с поклоном.

Королеву умчали в замок в сопровождении почти всех гвардейцев, и придворным дамам пришлось добираться самим. В распоряжении были три повозки, их загрузили до краев. Несколько особо нежных дам пожелали упасть в обморок, но когда их схватили за руки и за ноги, чтобы перенести в повозки, обморочные тут же пришли в себя и пожелали передвигаться без чужой помощи.

Эмер отказалась ехать, хотя и звали, и предпочла идти следом за караваном. Ничто так не помогает успокоить душу и сердце, как долгая прогулка. Теперь, когда волнение по поводу покушения на королеву немного поутихло, девушка всё сильнее ощущала боль и то и дело касалась щеки. Просто чудо, что не попало по челюсти. Хороша бы она была ещё и без зубов, в довершение к рыжим кудрям, великанскому росту и отсутствию изящества.

К ней незаметно подошла одна из придворных девиц. Эмер даже вспомнила её имя – Аудовера. Приехала в столицу откуда-то с севера. Белобрысая и бледнокожая, с глазами светло-серого цвета. Северяне славились высоким ростом и могучим телосложением, но Аудовера была сущей гномицей – маленькая, тощая, с постоянным выражением унылости на крохотном личике. Но сейчас щёки гномицы разрумянились, и глаза блестели.

– Ты такая сильная! И ловкая! – осмелилась сказать она, задирая нос-камешек. – Где ты научилась так владеть мечом?

– Мечом? – Эмер невольно оглянулась, не услышал ли кто. – Да ты с ума сошла, малютка.

Аудовера захихикала и взяла Эмер за руку. Девицы любили прогуливаться, держась за руки или обнимая друг друга за талии. Эмер подобной чести ещё не удостаивалась. И хотя ей было смешно и противно идти держась за ручки, как девочки-малолеточки, она не отстранилась. Всё-таки впервые девица из свиты королевы проявила к ней внимание.

– У меня пять старших братьев, – продолжала между тем белобрысая коротышка, – и я прекрасно вижу, что ты дралась, как они. И мозоли у тебя на ладони такие же…

Эмер запоздало отдёрнула руку, про себя изругав Аудоверу за проницательность, но девица схватила её под локоток, твёрдо намереваясь идти рядом.

– На твоей родине все женщины могут сражаться? – спросила она.

– По-правде сказать… не все… – промямлила Эмер, не зная, что ответить.

Не бухнешь же вот так прямо: мол, матушка грозилась меня выпороть, чтобы кожа на заднице слезла, если ещё раз подойду к рыцарским казармам, но я всё равно ходила, да ещё и уговорила старого Мэта, чтобы научил обращаться с мечом и кинжалом, и в седле ездить по-мужски.

Но Аудовера поняла её по-своему:

– Как я тебе завидую! – воскликнула она. – Раньше у нас тоже женщины умели обращаться с оружием, но потом это стало неприличным, – она повторила слово, явно передразнивая кого-то. – Неприлично – это любимое изречение моей тёти, она у нас в семье старшая. А я бы так хотела научиться драться на мечах!..

Эмер посмотрела на коротышку с весёлым недоумением, представляя, как бы она смогла управиться с мечом, который был чуть ли не больше её самой.

– А ты такая же сильная, как и мужчины. Конечно, послабее моих братьев, – Аудовера окинула Эмер оценивающим взглядом, – но всё равно, не то, что я… – она печально вздохнула.

– Хочешь стать сильнее? – спросила Эмер, которую охватило озорство. – Есть средство.

Аудовера уставилась на неё, как будто увидела второе пришествие яркого пламени. Она даже остановилась, покраснев, как рак, и тихо спросила:

– Есть? Ты меня не обманываешь?

– Зачем мне? Знаешь лестницу у водопада, в королевском саду?

– Ту, в которой сотня ступеней?

– Да. Если ты на заре, каждый день, и в дождь, и в снег, и в мороз, и в жару, будешь трижды подниматься на неё, то небеса даруют тебе силу.

Девица мучительно размышляла над рецептом. Ей и хотелось верить, и она боялась подвоха. Машинально она обхватила Эмер за талию, для этого ей понадобилось поднять руку на уровень своей груди. Это не укрылась от взгляда Острюд, которая давно уже поглядывала в сторону странной парочки.

– Посмотрите! – тут же возопила она. – Когда ещё увидишь такое? Маяк и спичка идут рядом!

Маяк – такое прозвище она дала Эмер за рыжие волосы и высокий рост. Дразниться перед королевой и старшими придворными насмешница опасалась, зато когда поблизости не было никого, кто мог бы сделать замечание, давала острому языку волю.

В этот раз её постигла неудача – перепуганные девицы шутки не оценили, Аудовера не обратила на Острюд внимания, обдумывая средство обретения силы, а Эмер только мазнула по шутнице взглядом, словно не услышав обидных слов. Острюд надула губы и уселась спиной к бортику повозки, чтобы не видеть рыжую башку и не портить кровь понапрасну.

– Так просто? – спрашивала тем временем Аудовера. – И это подействует?

– Просто?! – Эмер усмехнулась правым углом рта, левую сторону лица она берегла от любого движения. – Ты сначала попробуй. У тебя кости затрещат в первый же день. Многие не выдерживают… – заметила она как бы между прочим, и не прогадала – белёсые глазёнки Аудоверы загорелись.

– Я точно выдержу! – с жаром сказала она. – Мои предки были мореходами. Я такая же по духу и выдержу всё!

– В добрый путь, – подбодрила её Эмер.

До замка они болтали, как старые друзья, а когда оказались под его сводами, два гвардейца подошли к Эмер и приказали следовать за ними, согласно приказу её величества.

– Поспеши! – шепнула Аудовера и ткнула Эмер в бок сухоньким кулачком. – Наверняка, она наградит тебя!

Острюд тоже не смогла остаться в стороне и съязвила:

– Сейчас Маяк засияет с Драконовой Шеи!

Драконовой Шеей называлась крытая галерея, ведущая в главную башню, где проживала королева со свитой.

Острюд опять не повезло – дамы обсуждали покушение на королеву и мало кого слушали кроме самих себя, гвардейцы попросту не обратили внимания на болтовню одной из девиц, а Эмер даже ухом не повела и пошла за солдатами так гордо, словно родилась принцессой крови. Осанка у неё была величественная, и поступь упругая, и нос она задирала прямо к солнцу.

– Ей только и стоять на берегу, и даже огонь на макушке разжигать не надо, – прошипела Острюд, давясь злобой и завистью.

Глава 2

Пройдя за гвардейцами вдоль восточного крыла и поднявшись по винтовой лестнице, Эмер очутилась перед Драконовой. Сюда дозволялось заходить только избранным, по личному разрешению королевы. Гвардейцы остались возле лестницы, и дальше девушка отправилась одна.

Она медленно шла по мозаичному полу, на котором из чёрных и белых камешков были выложены изображения цветов всех видов, форм и размеров. Мозаика была чёрно-белой, но разноцветные витражные стёкла окрасили каменные растения в цвета радуги, как в священных книгах, описывавших небесное царство собранием прекраснейших цветов, объятых разноцветным огнём.

В конце галереи находилась простая дубовая дверь. Не резная, без украшательств металлическими пластинами, без позолоты. И даже шляпки гвоздей, торчавшие из досок, были обыкновенными, железными. Эмер толкнула её и оказалась лицом к лицу с королевой. Её величество сидела у распахнутого окна, всё ещё бледная, но с твёрдостью во взоре. В комнате не было ни охраны, ни слуг, и Эмер поняла, что разговор предстоит серьезный.

– Подойди, – велела королева, – и сядь вот здесь, у моих ног.

Устроившись на скамеечке, Эмер изучала королевские туфли, видневшиеся из-под подола платья. Сейчас королева заговорит о покушении, станет благодарить…

Но её величество сказала нечто иное:

– Скоро приедет твой жених, и тебе надо будет понравиться ему. И его родственникам тоже.

Эмер невольно облизнула пересохшие губы. Она убеждала себя относиться к свадьбе, как к чему-то стихийному – как граду или буре. Всё равно случится, и когда случится – ничего не поделаешь. В конце концов, все девицы выходят замуж. И не всем достаются красивые и обходительные мужья. Кому-то везёт меньше. Но это лучше, чем прозябание старой девой, когда нос не смеешь высунуть из родительского дома, опасаясь насмешек. Или смертельно скучная жизнь в монастыре, куда могут отправить с глаз долой заботливые родственнички.

И всё же, думая о женихе, она испытывала, примерно, такое же чувство, как если бы села на муравейник.

Оставалось только молиться, чтобы будущий муж оказался не слишком старым и не слишком ворчливым. А если уж совсем мечтать, пусть бы любил охоту, скачки, лошадей и собак, и ей не запрещал бы это любить.

– Твой жених – очень достойный молодой человек, – говорила королева нараспев.

«Молодой! И на том спасибо», – подумала Эмер, а вслух сказала:

– Благодарю, вы так добры.

– …он обучался в Клайфорде. Очень умён, образован и воспитан. Теперь, узнав тебя получше, я понимаю, что не ошиблась с выбором. Вы будете прекрасной парой. Ведь супруги должны дополнять друг друга. Правда, сегодня ты продемонстрировала не совсем те качества, которые мужчины хотят видеть в будущих жёнах. Поэтому хочу попросить тебя не совершать ничего подобного, когда твой жених приедет.

Эмер затосковала, слушая такие речи, но осмелилась спросить:

– А имя моего жениха вы намерены хранить в тайне до самого его прибытия, ваше высочество?

Королева тихо засмеялась, понимая её нетерпение.

– Нет, не намерена. Его зовут Ранулф Ишем.

Имя Эмер понравилось – сильное, яркое. Хорошо бы и жених оказался под стать имени. А вот род Ишемов был ей незнаком. Спросить напрямик она побоялась, чтобы не быть уличённой в окончательной необразованности. Но королева тут же просветила её, умышлено или нет.

– Ишемы – довольно молодое семейство, – сказала она. – Их дед вышел из простых торговцев – торговал солью на побережье. Но за заслуги перед страной и помощь королевству, был пожалован баронский титул. Сейчас они ведут торговые дела со всеми нашими соседями. Их семья очень богата. Конечно, ваш род и древнее, и покрыт славой, и даже короли у вас имелись в предках, но будем говорить откровенно, моя девочка. Роренброки всегда думали только о себе и занимались только войной. За столько веков они не прирастили земель, не разбогатели, да и налоги от вас поступают с перебоями. А Ишемы – на них можно положиться. Их слово, как золотой слиток. Твёрдо и надежно.

«Золото – слишком мягкий металл, – подумала Эмер. – И его можно погнуть пальцами, если пластина слишком тонка, или пальцы слишком сильны».

Вслух она ничего подобного сказать не осмелилась, но и не особенно расстроилась. Родовой спеси у неё не было, а жизнь в Роренброке в окружении простолюдинов не раз доказывала, что и среди конюхов, крестьян и рыбаков есть достойные люди. Возможно, даже более достойные, чем некоторые аристократы. Правда, она никогда не встречала достойного торговца… Но вдруг этот окажется первым?

Далее последовали долгие нравоучения, как следует себя вести благородной девице, чтобы произвести приятное впечатление. Подробными советами Эмер была сыта по горло, откровенно скучала и не запомнила ни единого слова. Когда её величество соизволила закончить разговор, Эмер постаралась не радоваться слишком явно. Но на пороге королева её окликнула.

– Ты пострадала за меня, – сказала она напоследок. – Поэтому заслуживаешь отдыха. За дверью тебя ждёт дама, которой я поручила заботиться о тебе следующие два дня. Потом вернёшься и будешь представлена жениху, он как раз прибудет. Иди.

Сказав слова благодарности и прощания, Эмер попятилась к двери, кланяясь через каждые три шага. Она заранее была недовольна дамой-нянькой. Сейчас появится очередная леди Бертрис, и два дня отдыха превратятся в два дня мучений.

Но на Драконовой Шее её ждала не чопорная леди средних лет, а Айфа. Прекрасная, великолепная Айфа – старшая сестра, которая в прошлом году вышла замуж за лорда Демелза.

Радужные пятна витражей окружали леди Демелза колдовским сиянием, да и сама она – стройная, прямая, как спица, в простом чёрном платье, с поясом из золотых пластин, выглядела таинственно и прекрасно, как колдунья из старинных книг.

Эмер всегда робела перед старшей сестрой – такой не похожей на всех остальных. Но они давно не виделись, и теперь ни восхищение перед талантом сестры, ни страх перед магическим даром не помешали Эмер броситься Айфе на шею.

– Айфа! Как же я рада тебя видеть! – завопила она, обнимая сестру

Та сдавленно всхлипнула и поспешила освободиться от слишком крепких сестриных объятий.

– Чуть кости не переломала, медведица, – пожурила она Эмер, потирая ключицы, но раскосые синие глаза лучились радостью.

Эмер разглядывала её с удовольствием. Пожалуй, Айфа стала ещё красивее, но так и осталась ни на кого не похожей. Наряд её вовсе не соответствовал великолепию королевского двора, и причёска была строгой и скромной – тёмные волосы заплетены в две толстые косы, уложены кольцами вокруг ушей, переброшены на спину и там перевиты золотой тесьмой. Но вместе с тем Айфа не потерялась среди разнаряженных придворных, когда сёстры спустились в общий зал. Она плыла через пёструю толпу со спокойным достоинством, как чёрный лебедь сквозь стаю диких уток и селезней. Перед ней почтительно расступались и боязливо приветствовали, а она отвечала рассеянным кивком, занятая беседой с сестрой.

Эмер чувствовала себя рядом с Айфой даже не уткой, а серой цаплей. Долговязой цаплей.

Она всегда благоговела перед старшей сестрой, а теперь её благоговение возросло втрое. Вот ведь счастливица! Красота Айфы покоряла людей вернее, чем полк со знамёнами, и колдовской дар был тут ни при чём. Хотя и он, конечно, играл свою роль. Но такой надо родиться по благословлению небес.

– …поживёшь у нас, как раз успеем сшить венчальное платье, – говорила Айфа голосом низким и тягучим, как патока. Этот голос обволакивал и лишал воли, оставляя лишь слепое восхищение перед великолепием говорившей персоны. – Матушка приедет перед свадьбой. Написала, что не хочет оставлять Роренброк надолго, но обязана приготовить тебя к таинству венчания.

– Как же… не хочет… – пробормотала Эмер. При упоминании о леди Дерборгиль колдовской плен тут же ослабил хватку. Наверное, мать обладала каким-то особым, куда более мощным колдовством, хотя в роду с её стороны волшебников не было и в помине. – Уверена, что матушка приедет за неделю до торжества и сведёт меня с ума стенаниями и упрёками.

Айфа скупо улыбнулась:

– Никуда от этого не денешься, дорогая сестра. Но у меня кое-что для тебя есть. Может, хоть это примирит тебя с приездом матушки? – она повела точёной рукой, показывая на фигурку в синем, притулившуюся возле колонны.

– Сесилия! – Эмер тут же узнала девушку, стоявшую во дворе замка и испуганно посматривавшую на придворных, деловито сновавших туда-сюда.

Ей тоже досталась порция медвежьих объятий, потому что видеть девушку Эмер была рада ничуть не меньше, чем Айфу. Сесилия была одной из немногих, кто любил и терпел вторую девицу Роренброк. Она воспитывалась под опекой леди Дерборгиль, была дочерью безземельного рыцаря и прислуживала сначала дочерям графини, а потом и самой графине. Но Эмер никогда не относилась к Сесилии, как к прислуге.

– Ты приехала на мою свадьбу, домоседка? – спросила Эмер, выпуская Сесилию из объятий.

– Ничуть не изменилась! – сказала Сесилия. – У меня в глазах потемнело, как ты меня сдавила, – и вскрикнула, прижав ладони к щекам. – Что за ужасный синяк?!

– Нас ждёт карета, – сказала Айфа. – Поговорим о синяке там.

– Сначала мне надо забрать кое-что из вещей. Разреши, я быстренько сбегаю? – Эмер просительно склонила голову к плечу и тут же умчалась.

Вернулась она и правда быстро, неся под мышкой сундучок.

– Тебя не будет в замке два дня. Я дала бы тебе всё необходимое, – Айфа взглянула на сундучок, недоумевая, что важного может там находиться.

Пока ехали до дома сестры, Эмер в красках расписала подробности битвы у терновых кустов. Сесилия испуганно ахала, Айфа слушала, полуприкрыв глаза.

– Королева наградила тебя? – Сесилия даже подпрыгивала от нетерпенья.

– Ага, вот и орден! – пошутила Эмер, касаясь пальцем щеки.

– А как получилось, что убийца засел в терновых кустах? – спросила вдруг Айфа. – Разве гвардейцы не разведали местность, прежде чем разбить лагерь?

– В том-то и дело, что разведали, – сказала Эмер с возмущением.

– Но если на королеву покушался кто-то из личной охраны, то в этом нет ничего удивительного, – сказала Айфа и открыла окошечко кареты, чтобы полюбоваться на Тансталлу. – Давно здесь не была. Посмотрите, сколько купцов с востока. Все дамы сошли с ума из-за парчовых вышитых тканей. Я привезла несколько локтей золотой парчи специально для тебя, Эмер. А то с тебя хватит – пойдешь под венец в моём перешитом платье.

Слова Айфы, брошенные, вроде бы, мимоходом, посеяли в душе Эмер тревогу. Остаток пути она была молчалива и задумчива. Предатели в королевской гвардии – это вам не шутки. И это поважнее парчи.

Небольшой, но уютный дом на окраине столицы, в благопристойном квартале, но вдалеке от суеты, был увит плющом и хмелем. Лорд Демелза ещё находился в королевском замке, и никто не помешал хозяйке показать гостьям комнаты, библиотеку и небольшой зал для приёмов.

– Я поселю вас в одной комнате, – сказала Айфа девушкам, – чтобы вы вдосталь наболтались. Сесилия, проследи, чтобы собрали к столу и не беспокоили нас. Я давно не видела сестру, хочу поговорить с ней.

Сесилия поняла намёк и удалилась с поклоном. Но Эмер осталась недовольна.

– Зря так обращаешься с ней, – упрекнула она Айфу. – Для меня Сесилия – как родная сестра.

– Но она – не родная сестра. И не должна забывать своего места. А теперь идём, не хочу слышать про Сесилию, хочу слышать только о тебе и о Роренброке.

Она проводила Эмер в небольшую, но богато обставленную комнату. Судя по наличию старинных книг, комната принадлежала самой хозяйке дома, но теперь она любезно уступила её сестре.

– Очень мило со стороны её величества отпустить тебя к нам, – сказала Айфа, убирая книги стопкой на край стола.

– Старуха просто избавилась от меня, – фыркнула Эмер, с размаху усаживаясь на кровать, застеленную шкурой снежного барса. – Мой синяк вводил бы её в ступор всякий раз, когда бы я попадалась ей на глаза.

Служанки принесли чашку с колотым льдом и несколько полотняных салфеток. Айфа отослала служанок, помощницы ей были не нужны, и сама завернула в салфетку пригоршню льда.

– Думаешь, дело только в этом? – спросила Айфа.

– А в чём же ещё? Она бы удалила меня и на неделю, но через два дня приезжает сэр Ранулф Ишем, – Эмер повторила имя с удовольствием, пробуя его на язык, как диковинное лакомство. – К его приезду я должна быть в королевском замке, в лентах и цветах, как новогодний жареный поросёнок.

– Два дня отдыха – это мало, синяк не пройдёт, – сказала Айфа, протягивая сестре мешочек с колотым льдом. – Приложи к щеке, чтобы не слишком сильно отекла. Хотя, уже ничего не поможет. На тебя, действительно, страшно смотреть. Я понимаю её величество.

– Маяк с подбитым глазом… – пробормотала Эмер, прикладывая лёд к лицу и морщась от боли.

– Не волнуйся, синяк на время встречи с женихом я спрячу, – пообещала Айфа, прищуривая глаза и пронзая младшую сестру одним из тех взглядов, что проникают до сердца и печени. – Главное, не делай резких движений, чтобы не разрушить иллюзию.

– Хорошо, если так, – меланхолично заметила Эмер. – Может, он хотя бы не испугается, увидев меня.

– Заплачь ещё, – фыркнула Айфа, совсем как раньше, в детстве, когда сёстры сидели камина долгими зимними вечерами и разговаривали обо всём и ни о чём. – Ты очень миленькая. Твой жених будет доволен.

Эмер только вздохнула.

– Ну что за хандра? – Айфе надоело играть роль доброй няньки, но и сестру было жалко. – Почему ты такая грустная? Хочешь, погадаю тебе?

Сестра встрепенулась, и глаза её наконец-то заблестели. В их семье лишь Айфа обладала колдовскими силами, но никогда до сих пор она не предлагала показать свои способности.

– Страшно! – Эмер облизнула губы.

– Не хочешь – уговаривать не буду, – Айфа наполнила колотым льдом вторую салфетку и поменяла Эмер холодилку на щеке.

– Хочу, но… страшно!

– Да, колдовство – оно не для робких, – усмехнулась Айфа.

Усмешка получилась мрачной, и Эмер затрепетала. С тех пор, как старшая сестра вышла замуж, она переменилась. И раньше-то Айфа была непростой, а теперь и вовсе стала далёкой, как звезда. Всё в ней – и жесты, и взгляды, и улыбки несло отпечаток тайных знаний. И сама Айфа была, как затаённая угроза. По-крайней мере, Эмер так чувствовала. Она-то за всю жизнь не прочитала и пяти книг и поэтому благоговела перед старшей сестрой, которая знала столько, сколько ей и во сне не могло присниться.

– Хорошо, давай погадаем, – сказала она и прокашлялась, чтобы голос не слишком дрожал.

– Садись, – Айфа кивнула на стул у зеркала.

На стуле лежала подушечка из тех новомодных восточных вещиц, что только недавно начали проникать в жизнь эстландской аристократии. По парчовой ткани летели удивительные огненные птицы, вышитые жёлтым и алым шёлком. Айфа взяла подушечку и, не глядя, швырнула на пол.

Эмер почти с отчаяньем проследила взглядом за дорогой вещицей, брошенной так небрежно, и на тряпичных ногах подошла к туалетному столику, где в раме из морёного дуба красовалось большое овальное зеркало.

Такое зеркало стоило не одну сотню золотых, но муж у Айфы был богатый и не скупился на подарки. Отражённая в хрустальной поверхности комната немного искажалась, и это было необычно и очень таинственно. Где-то там, по ту строну рамы, существовал особый мир, в который Айфа могла заглядывать без труда, а она, Эмер, могла только прилепиться к её умению.

– Смотри в зеркало, молчи и запоминай, – голос Айфы стал вкрадчивым. – Пока молчишь, тебе будет открываться будущее. Но едва скажешь хоть слово, колдовство рассеется.

Она зажгла две маленькие курильницы и поставила их справа и слева от Эмер. Синий дым, ароматный и густой, окутал её, словно покрывалом. Голова закружилась, но сознание оставалось ясным. Налив родниковой питьевой воды в чашу, Айфа достала из сундука флакончик из алебастра, вынула пробку и капнула несколько капель тёмной жидкости в чашу. Вода помутнела, поголубела, а потом заиграла масляной радугой.

Обойдя Эмер трижды посолонь, Айфа вполголоса напевала непонятные заклинания, склонившись над чашей. Потом протянула руки над головой сестры и выплеснула радужную воду на поверхность зеркала. Брызги попали на лицо Эмер, и она на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, в зеркале появились неясные образы. Они перемещались тёмными пятнами и постепенно обретали ясность.

Одно дело – слышать о колдовстве, и совсем другое – увидеть его воочию. Язык Эмер прилип к нёбу, а в горле пересохло. Боясь пошевелиться, она смотрела в зеркало, но не видела ни своего отражения, ни отражения Айфы. Радужная плёнка затянула всю поверхность стекла, а потом появилась движущаяся картина. Это был рыцарский турнир, тут Эмер не могла ошибиться, хотя и видела турнир лишь однажды. То есть, наяву – однажды, но во сне – почти каждую ночь.

Это был большой и пышный турнир. И даже королева сидела в ложе, украшенной лентами и цветами. Королева выглядела совсем, как сейчас, и Эмер решила, что предсказание относится к недалёкому будущему. По ристалищу гарцевала кавалькада рыцарей. Маленькие фигурки в разноцветных чинно следовали парами. У замыкающего колонну волосы так и горели на солнце начищенной медью, и в этом рыцаре, восседавшем на гнедом жеребце, Эмер с удивлением и восторгом узнала саму себя. Это была она! В кольчуге, с мечом у пояса, держащая шлем на сгибе локтя. Эмер из будущего широко улыбалась зрителям, и те радостно махали руками в ответ.

Внезапно по поверхности зеркала пробежала дрожь, как бывает, когда бросаешь камень в озеро. Изображение турнира померкло, и его сменила другая картина. Эмер снова увидела себя – с распущенными встрёпанными волосами, в одной ночной рубашке, склонившуюся над спящим мужчиной. Видение продолжалось несколько мгновений, и разглядеть спящего Эмер не успела. Заметила только обнаженную мускулистую грудь – широкую, как доска.

Наверное, будущий муж. По телу прокатилась горячая волна. Красивый муж – это подарок судьбы! Какое замечательное предсказание! А она-то, дурочка, боялась!

Но зеркало показало ей следующую картину. Близко-близко Эмер увидела собственное лицо. Но оно не было её отражением, а было повёрнуто поперек рамы. Глаза той Эмер были закрыты. Спала она, что ли? Изображение почему-то сотрясалось, и сначала Эмер не могла понять, в чём дело. Но вот лицо медленно поплыло назад, и стало ясно, что она лежит на полу, головою на коленях какого-то мужчины, который встряхивает её, будто заставляя пробудиться. Проклятое зеркало показало мужчину со спины, вот незадача! Зато хорошо было видно платье – богатое, насыщенного пурпурного цвета. Такого у Эмер никогда не было. И ещё был виден мозаичный пол – скопление рыб и морских гадов на чёрном фоне. Конечно же, тронный зал в королевском замке! Эмер ни разу не была там, но столько рассказов ходило о прекрасном убранстве, чудесной мозаике и колоннах высоких, как самые высокие сосны! В это время голова зеркальной Эмер как-то странно свесилась. Как… как у мёртвой…

– Яркое пламя! – воскликнула настоящая Эмер, торопливо осеняя себя охранительным знаком.

Зеркало полыхнуло радужным сполохом, померкло и приняло обычный вид. По его поверхности медленно стекали жирные масляные капли. Айфа затушила кадильницы и зажгла ещё пару свеч.

– Что же ты закричала? – спросила она, вытирая зеркало чистой полотняной тряпочкой.

– Ты видела то, что видела я? – спросила в ответ Эмер.

– Нет, это могла видеть только ты. Но я надеюсь, ты мне расскажешь? Было что-то плохое? – она встревожено посмотрела на младшую сестру.

– Н-нет, – принудила сказать себя Эмер. Несмотря на всё своё безрассудство, она понимала, что нельзя брякнуть: видела, мол, как умру молодой в тронном зале. – Только хорошее. Я видела свадьбу.

– Свою?

– Да, но жениха не разглядела. Вернее, не всего разглядела. Но судя по телу, он красив.

– Судя по телу? Сестрёнка, ты разглядела его тело на свадьбе?

– О! – Эмер попыталась собраться с мыслями.

Айфа проницательна, если она что-то заподозрит, придётся выкладывать начистоту.

– На самом деле, это была не совсем свадьба, – пояснила Эмер и притворилась смущённой: – Что-то после свадьбы…

– Так ты видела первую брачную ночь, крошка Эмер? – засмеялась Айфа.

– Вообще-то я выше тебя на голову и три пальца. Да, это была ночь. Он лежал в постели, а я рядом. Скажи-ка, а твои пророчества – они всегда сбываются или как? Можно ли что-то изменить в будущем? Или вот увидел, и теперь хоть тресни, но случится?

Айфа устремила на неё тёмный загадочный взгляд и некоторое время молчала.

– Я не знаю, – сказала она. – Наверное, можно, потому что для небесного пламени нет ничего невозможного, и если сильно чего-то хочешь, то это случится. Но будет ли это полезным для тебя?

«Несомненно, будет», – подумала Эмер.

Но страх уже цеплялся за сердце холодными каменными пальцами, и сжимал, сжимал до боли. Эмер встряхнула рыжей гривой. Пока она жива – не надо раскисать.

«Верность и надежда!» – именно так написано на гербе Роренброков. И Эмер собиралась следовать девизу, как и подобает благородному рыцарю. То есть, рыцарем она не была. Вернее, была – но по духу. А это гораздо важнее, чем формальное посвящение. Ей припомнилось видение рыцарского турнира, и душа затрепетала, словно услышав звук трубы.

– Ты задумалась, – Айфа тронула её за плечо, и Эмер подскочила, как ужаленная. – Что тебя так поразило? Красивый мужчина или нечто иное?

– Айфа, а это твоё зеркало… Оно показывает только то, что будет? Или может показывать, к примеру, мечты?..

Она ждала ответа всем существом.

– Бывает, что показывает и мечты, – разочаровала её сестра. – Если желание слишком сильное, то оно может показаться реальностью.

Эмер вздохнула. Конечно, это мечты. Женщина – рыцарь! Обхохотаться можно. Даже мечтать об этом смешно. Она заставила себя отбросить грустные мысли и начала длинный рассказ о матушке, сёстрах, брате и Роренброке. Они с Айфой проговорили не меньше двух часов, пока Сесилия не постучалась в дверь, объявляя, что милорд прибыл, и ужин ждёт.

Лорд Демелза пожелал трапезничать в своей комнате, и ужин в дамской компании прошёл весело. Сесилия вспоминала детские проказы, и Эмер с удовольствием хохотала во весь рот. Как приятно позабыть о придворных условностях и отдохнуть в кругу близких. После ванны с розмарином – ох уж этот розмарин! – Эмер и Сесилия отправились в отведённую им комнату, где уже были постланы постели.

Сесилия тут же юркнула под одеяло, блаженно вытягиваясь – она устала и от долгой дороги, и от волнений в королевском замке. После вкусного и обильного ужина клонило в сон, но спокойному сну не суждено было сбыться.

– Что это ты делаешь, позволь спросить? – поинтересовалась она, когда Эмер вытащила из сундучка мужские штаны и полинялую рубашку, которые, бывало, носила в Роренброке. – Зачем ты притащила в столицу это тряпьё?

Не отвечая, Эмер сбросила платье и принялась натягивать штаны. Потом наступила очередь рубашки, и Сесилия встревожилась окончательно.

– Куда ты собралась?! Ведь уже ночь!

– В Нижний город, – ответила Эмер, перетягивая рубашку широким кожаным ремнём.

– Зачем? – Сесилия с удивлением наблюдала за превращениями благородной девицы в уличного бродягу.

Эмер повязала волосы платком, чтобы скрыть пышную шевелюру, и нахлобучила сверху войлочную шапку с потрепанными и обвисшими полями, а потом вытащила из сундука деревянную коробочку с прорезанными в крышке крохотными отдушинами.

– Нет! – взвизгнула Сесилия. – Леди Эмер, ты не посмеешь!

– О чём это ты? Вот он, Красавчик Женераль! – гордо объявила Эмер и приоткрыла крышку, хвастаясь своим сокровищем. Внутри коробки сидел большой жирный таракан. – Что значит – не посмею? Разве для того Красавчик Женераль проделал такой долгий путь? Нет, он просто обязан поучаствовать в тараканьих бегах.

– Никуда ты не пойдешь! Я всё расскажу леди Демелза! – взвизгнула Сесилия.

– Тише! – Эмер захлопнула крышку, одновременно прислушиваясь, не идет ли кто по коридору. Но в доме было тихо, и на визг Сесилии не сбежались перепуганные слуги или сама Айфа вместе с мужем. – Что ты раскричалась, дурочка? – попеняла Эмер, отпуская Сесилию. – Красавчик Женераль должен прославиться и принести мне кучу денег. А для чего я столько кормила и тренировала этого глупыша?

Но Сесилия не разделяла её надежд.

– Небеса святые! Я думала, ты оставила эти ужасные привычки дома!

– Нет, как видишь, они приехали со мной, – Эмер любовно погладила деревянную крышку. – От тебя требуется лишь открыть окно. Иначе мне придётся просить, чтобы впустили.

Сесилия пришла в ужас от одной мысли о том, что Эмер заявится под утро, в образе нищего с большой дороги, и начнёт стучаться с парадного входа.

– Но что мне делать, если леди Демелза спросит о тебе?

– Скажешь, что меня скрутило в страшном приступе после жирной подливки, – Эмер похлопала её по плечу. – Или хочешь со мной?

– Что ты! – Сесилия готова была упасть в обморок. – Да я не осмелюсь выйти за ворота! Ведь там столько опасностей…

– На самом деле, там только одна опасность – попасться на глаза кому-нибудь из старших придворных. Но я надеюсь, они не бегают в Нижний город по ночам, и вряд ли госпожа королева захочет посетить тамошние притоны, чтобы поглазеть на тараканов. А они разные, Сесилия. Есть чёрные, и коричневые, и рыжие, и у них такие красивые жирные спинки, а на задках сальце…

– Замолчи сейчас же! – бедная Сесилия позеленела, а Эмер расхохоталась и перебросила ногу через подоконник.

Вскоре, сунув под мышку коробочку с Красавчиком Женералем, Эмер шагала по мостовой, держа путь к церковному шпилю. Ещё будучи в королевском замке, она узнала дорогу в Нижний город и ждала только подходящего случая посетить его прекрасные заведения. И вот, случай предоставлен судьбой, и им грех не воспользоваться.

Едва ли кто-то признал бы в ней девицу, даже если бы каким-то чудом навстречу попалась королева. Редкие прохожие и фонарщики видели лишь долговязого парня в поношенной одежде и нелепой шапке, который, насвистывая, шёл в кабак или к какой-нибудь сговорчивой прачке.

Дом, проводивший тараканьи бега, нашёлся без труда. На одном из двухэтажных строений, на грязной стене был грубо намалёван таракан. Эмер поглубже натянула шапку и толкнула щелястые двери. В тараканьем зале было шумно и людно. Несколько столов, на которых происходили гонки, окружали игроки и зеваки. Они напирали друг на друга, а порой начинали драку.

Проклятья и вопли радости сливались в чудовищный гул. Запах жареных свиных колбасок смешивался с запахом пота и немытого тела. Здесь, наверное, собрался весь сброд Тансталлы. Впрочем, были тут и знатные господа, их легко узнавали по надменным выбритым лицам и чёрным плащам.

В углу, на возвышении из перевернутых ящиков, сидел толстяк в жёлто-зеленой одежде. Лицо у него было плоское, угрюмое, но глаза смотрели проницательно. К нему-то и направилась Эмер.

Выстояв очередь из пятнадцати человек, желающих сделать ставки, Эмер поставила на стол перед толстяком коробку с тараканом и сказала:

– Красавчик Женераль от Жоса Долговязого.

Толстяк окинул её внимательным взглядом и велел:

– Открой.

Эмер приоткрыла крышку коробки, чтобы толстяк мог оценить тараканьего скакуна.

– Ставить будешь? – спросил толстяк, записывая имя таракана и его владельца на папирусе.

– Две серебряные монеты, – Эмер протянула деньги.

– Надеешься выиграть? – толстяк отметил ставку.

Эмер пожала плечами. Не хватало сглазить удачу.

Как она и ожидала, ставить на новичка мало кто решился, и первые два забега принесли ей по пять серебряных монет каждый. Последующие три были не так денежны, потому что Красавчик Женераль обрёл поклонников, желавших поддержать его серебром, но к двум часам ночи в кошелёк Эмер перекочевало двадцать монет. Очень неплохо. Теперь главное – уйти быстро и незаметно. Объявив, что желает промочить горло, Эмер села в уголочке с кружкой пива, а когда тараканий забег перерос в бурное выяснение отношений между хозяевами шестиногих скакунов, выскользнула вон и сразу припустила по переулку к людным улицам Среднего города. Погони не было, и девушка немного успокоилась и перешла на шаг. Монеты славно позванивали, и Красавчик Женераль был спрятан у сердца. Время от времени Эмер ласково похлопывала по коробке.

Шаги, раздавшиеся позади, заставили пойти быстрее, но вдруг дорогу ей преградили трое мужчин весьма неблагородного вида – все в обносках, широкоплечие и явно не дураки подраться. У одного даже синяк красовался под глазом, совсем, как у неё. Ещё, поди, и ножи припрятаны за голенищами сапогов.

– Подожди, парень, – сказал тот, что с синяком, – потолковать надо.

Толковать с ними стал бы только слепой, а Эмер слепой не была. И слишком самонадеянной тоже. Внутренний голос подсказывал, что сзади её настигали дружки любителей потолковать, и надеяться отбиться от них даже при всей её неженской силе, было бы отъявленной глупостью.

Она не стала дожидаться появления дружков и нырнула в боковой переулок. Сзади послышался топот сапог и тихая ругань. Эмер бежала, стараясь беречь дыхание – одним небесам известно, сколько придётся удирать. Она петляла, как заяц, ныряя во все подворотни, и вскоре совсем заплутала. Преследователи знали эти улицы гораздо лучше её, и в какой-то момент она услышала голоса впереди. Эмер заметалась возле каменной стены, и вдруг решилась – перебросила на ту сторону коробку с Красавчиком Женералем и полезла следом сама. Она ободрала пальцы и ладони, но благополучно перевалилась через стену и рухнула в чей-то двор. Отыскав коробку, она шёпотом попросила у таракана прощения, пообещав, что такого больше не повториться. Конечно, врала бессовестно – ведь предстояло ещё лезть обратно, но Красавчику Женералю знать об этом не полагалось.

За стеной промчались преследователи, а потом стало тихо. Эмер решила выждать. Пусть охотники до лёгкой наживы уйдут подальше. Или совсем бросят искать, если повезёт.

Только сейчас она огляделась, чтобы понять, куда её занесло. Странно, что в Нижнем городе были такие ухоженные и чистые дворы. Наверное, в столице и бедняки жили лучше некоторых лордов. Розовые кусты росли вдоль дорожек, выложенных плоскими камнями, и фонтан в виде раковины серебрился струйкой.

Что-то мокрое и холодное ткнулось в щёку, и Эмер чуть не вскрикнула, увидев перед собой огромного черного волкодава. Он рассматривал её по-человечески умными глазами, а потом бесшумно и грозно оскалил зубы, похожие на маленькие кинжалы.

– Собачка, миленькая… – залепетала Эмер, понимая, что попала из болота, да в трясину, – не трогай меня, пожалуйста… Я хорошая…

Волкодав обнюхал её, и девушка боялась даже дышать, не то, что шевелиться. Потом, хвала яркому пламени, псина сочла её неопасной или не заслуживающей внимания, и убралась восвояси. Но не успела Эмер испустить вздох облегчения, как возле фонтана раздались лёгкие шаги и женский голос произнёс:

– Чего я только не делаю ради вас, милорд…

– Ты говоришь, как будто звенит хрустальный колокольчик, милая Кютерейя… – ответил приглушённый мужской голос.

– Почему же я не могу вам отказать…

Эмер закрыла лицо ладонями. Эти колокольчики – и хрустальные, и серебряные, просто преследовали её. Она терпеть не могла любовных слюней и соплей, и теперь жалела, что не удалось вовремя убраться из дворика. Теперь придётся сидеть и слушать любовную чепуху.

– Меня интересует всё, что связано вот с этим… – продолжал мужчина.

Лёгкая возня в темноте, и женщина-колокольчик зазвенела:

– Тисовая ветвь? О, это так опасно, милорд…

– Не поверю, что ты чего-то боишься, милая Кютерейя…

Эмер отняла руки от лица, чтобы посмотреть на небо и подгадать время. Неизвестно, сколько эти голубки проворкуют здесь, а вернуться домой надо до света. Айфа – любящая сестра, но и она не потерпит прогулок по ночам.

Из темноты бесшумно выскочил ещё один волкодав, на сей раз серый. Эта псина повела себя дружелюбнее, чем чёрная, даже не стала скалить зубы и, приласкавшись, потрусила дальше. Вслед за ней убралась и влюблённая парочка, и Эмер тут же воспользовалась этим, чтобы сбежать. Перебросив Красавчика Женераля, она переметнулась через стену с такой скоростью, будто демоны из преисподней гнались за ней, и попала прямо в лапы старых знакомых.

– А вот и ты, – объявил тот, который был с синяком, и пнул Эмер в живот.

Она отлетела к стене и свалилась в пыль, пытаясь вдохнуть, но это никак не удавалось. У неё отобрали кошелёк и тут же поделили монеты, ругаясь между собой, а Эмер только оставалось надеяться, что грабители забудут про неё.

Надеждам не суждено было сбыться, и она получила ещё один пинок – прямо в рёбра.

– Где таракан, крысёныш? – спросил кто-то.

Эмер ответила бы, но вместо слов из горла вырвался хрип.

– Я его сейчас прирежу. Заставил нас бегать по городу, – сказал громила со шрамом через щёку.

– Успеешь, – равнодушно бросил тип с синяком. – Посмотри, может таракан у него за пазухой.

Чернобородый хотел схватить Эмер за грудки, но она проворно лягнула его и откатилась в сторону – откуда только силы взялись.

– Нет, я его прирежу, – рыкнул он, выхватывая нож из-за голенища.

Нож отразил свет месяца, и Эмер заскребла ногами, пытаясь отползти, и клянясь яркому пламени никогда больше не совершать подобных вылазок, если приведётся остаться в живых.

– Эй, убери зубочистку, поранишься, – раздался вдруг насмешливый, с ленцой, голос. – И дайте дорогу, сброд!

Из темноты вышли рыцарь и оруженосец. То, что это были именно рыцарь и оруженосец, Эмер поняла сразу. Слишком много она видела и тех, и других за минувшую неделю.

– Не пошёл бы ты… стороной, милорд, – посоветовал разбойник с синяком.

– Мне эта улица нравится больше, – последовал ответ.

– А мне вот рожа твоя совсем не нравится, – объявил чернобородый и бросился на рыцаря с ножом.

Тот легко увернулся от удара и без особых затей приласкал противника кулаком в живот.

Эмер смотрела, как заворожённая, забыв даже о боли в рёбрах.

Незнакомый рыцарь был высок – даже выше её, очень стройный, с тонким и породистым лицом. Пожалуй, постарше года на два или на три. Двигался он легко и гибко, как лесной кот, и в его движениях в помине не было той неловкости, какая обычно бывает у высоких людей. Длинные волосы перетянуты шнурком пониже затылка – с нарочитой небрежностью, но шнурок был из витой серебряной тесьмы. И камзол пошит щеголевато, точно по фигуре, с парчовой вставкой на груди.

«Вот такого бы мне мужа», – неожиданно для себя подумала Эмер, с восхищением наблюдая, как рыцарь раскидал грабителей, даже не доставая меч.

Его оруженосец, вооружившись палкой, прикрывал господина со спины.

Вдвоем они действовали так слаженно, что смотреть было одно удовольствие. Эмер отползла в сторону, чтобы не попасть под ноги, и не получить ножом в кишки, и любовалась представлением.

Не прошло и четверти часа, как посрамлённые грабители улепётывали, нарвавшиеся не на робкого горожанина, а на крепкого воина, да не одного, а с помощником.

Только тогда Эмер опомнилась и схватилась за саднящий бок.

– Ты цел, человек? – спросил рыцарь без особого интереса. – Проверь, Сибба.

– Какой-то бродяга, – ответил оруженосец, названный Сиббой, толкая Эмер в бок носком сапога и попадая, естественно, по больному месту. – Только не знаю, живой или уже подох. Нет, живой – стонет и шевелится.

– Посмотри, как он, – велел рыцарь, и оруженосец со вздохом присел возле жертвы грабителей.

Эмер оттолкнула его и поднялась, стискивая зубы.

– Все хорошо, благородные господа, – буркнула она. – Спаси вас яркое пламя за помощь.

– Нашел, где шляться ночью, – фыркнул Сибба. – Не ранили они тебя?

– Нет, – сказала Эмер с отвращением, поднимаясь на ноги и оглядывая землю вокруг.

– Деньги потерял?

– Нет.

Она нашарила у стены коробку и первым делом проверила, как себя чувствует Красавчик Женераль.

– А ну, дай сюда! – рыцарь неожиданно выхватил у неё коробку. – Что там?

– Верните, милорд! – взмолилась Эмер, но он уже открыл крышку.

Перепуганный Красавчик Женераль воспользовался этим и рванул на волю так быстро, что в забеге обогнал бы настоящего скакуна.

Рыцарь издал вопль, совершенно не подобающий его строгой красоте, махнул рукой, топнул… и Красавчику Женералю пришел конец.

– Что это?! – спросил рыцарь, заикаясь.

– Это таракан, господин, – ответил оруженосец, ухмыляясь. – Парнишка, видно, участвовал в тараканьих бегах, и ему повезло. А его собутыльникам это не понравилось.

– Тараканьи бега? Какая мерзость! – рыцарь сердито отряхивал камзол в том месте, где ещё мгновенье назад семенило ножками несчастное насекомое.

Эмер тем временем упала на колени перед дорогими останками, мечтая о чуде. Чуда не свершилось, Красавчик Женераль был мёртв. Она горестно застонала.

– Чего это он? – спросил рыцарь.

– Вы убили его таракана, милорд, – философски ответил оруженосец. – Хороший таракан – ценное животное.

Рыцарь фыркнул.

– Ты играл, мальчишка? – спросил он.

– Да, – буркнула Эмер, пытаясь прикрыться шляпой.

– Ого! Какой у него фингал под глазом! – продолжал потешаться слуга. – Много ли выиграл со своим скакуном?

– Двадцать серебряных монет, – ответила Эмер и добавила угрюмо: – Я могу идти, господин?

Рыцарь некоторое время рассматривал её с презрительным состраданием.

– Иди, – сказал он, наконец. – Нет, постой.

Эмер замерла, боясь оглянуться. Но рыцарь достал из поясного кошеля монету и перебросил оруженосцу:

– Отдай ему деньги. А ты, тараканий погонщик, задумайся о душе. Завязывай с азартными играми, если не хочешь оказаться одной прекрасной ночью в канаве. С перерезанным горлом.

– Послушай его, – посоветовал Сибба, сунув в руку Эмер монету. – Мой господин плохого не посоветует!

Рыцарь со слугой отправились дальше и вскоре скрылись за поворотом. Эмер смотрела им вслед, хотя делать этого не следовало, но уйти она не могла, как ни старалась. Только когда случайные спасители исчезли из виду, девушка побрела отыскивать дом Айфы. Помятые ребра болели, а в ладони она крепко сжимала подаренную монетку.

Добраться до дома сестры удалось без приключений. Сесилия, как и обещала, оставила окно открытым. Эмер забралась в комнату, умылась, стараясь не шуметь, и скользнула в постель. Умница Сесилия взбила перины и подушки, и даже откинула уголок одеяла, словно желая спокойной ночи. Сама она уже сладко спала, и до Эмер доносилось её ровное дыхание.

Укрывшись одеялом, девушка повернулась на бок, сложив ладони под щёку. Монету она побоялась оставлять на столике и спрятала под перину. Надо было спросить имя того рыцаря. Хотя… к чему имя, если свадьба с лордом Ишемом – дело решённое.

Эмер зарылась лицом в подушку, испытывая жгучее желание поплакать невесть отчего.

Глава 3

Два дня Эмер только и делала, что отдыхала. То есть вставала с постели только в случае крайней необходимости, отговариваясь тем, что надо набраться сил перед встречей с женихом.

На самом деле виной всему были помятые бока. Обошлось без переломов, но ходить Эмер могла только кряхтя и семенящей походкой. Узнай об этом Айфа, устроила бы допрос, а дознавшись до истины, наказала немилосердно. Поэтому лучшим выходом было молчать. Сесилия если о чём и догадывалась, то вопросов не задавала, и помогала подруге, чем могла – носила подносы с едой в комнату, развлекала разговором и чтением.

Устроившись так, чтобы виден был город в окне, Эмер вполуха слушала Сесилию, читавшую ей очередную рыцарскую балладу, и крутила в пальцах монету, пожертвованную неизвестным рыцарем.

Монета была золотая и иноземная – с квадратным отверстием посредине. Эмер вертела её в пальцах, любуясь красноватым отливом золота и непонятной вязью по краю. Надпись змеилась только с одной стороны, а с другой был изображён странный зверь – в чешуе, но с мохнатыми лапами и пышной гривой, с рогами, но без крыльев. Зверь изящно изгибал длинное тело и раскрывал клыкастую пасть.

Когда Сесилия не видела, Эмер прижимала монету к щеке и блаженно закрывала глаза. Она не считала себя слишком нежной сердцем, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Неизвестный рыцарь держал эту монету в руках. И так получилось, что одним своим появлением, одним взглядом он покорил девичье сердце вернее, чем вестфальды покорили Эстландию. И дело тут вовсе не в красоте, убеждала себя Эмер. Хотя, красивое лицо – уже половина дела. Красота – божественное проявление, особая милость небес. И Айфа отмечена этой милостью, и незнакомый рыцарь оказался под стать ей. Наверное, он умён, благороден и чист душой. Достанется же кому-то такое сокровище. И она вздыхала снова и снова, а Сесилия в тревоге прерывала чтение, спрашивая, что случилось.

Иногда Эмер испытывала лютые угрызения совести, потому как встреча с женихом и свадьба были неизбежностью, и страдания по другому мужчине яркое пламя расценивало, как грех. Но она утешала себя, что это не так уж и грешно – помечтать два дня, когда она ещё никому не принадлежит, и не давала никаких обязательств.

Два дня пролетели быстрее, чем ожидалось, и на третий день в доме, увитом плющом и хмелем, с утра всё стояло вверх дном. Эмер чувствовала это и до последнего тянула с пробуждением, туалетом и завтраком. Сесилия охрипла, понукая её умываться быстрее и быстрее доедать ветчину и варёные яйца, политые горчичным соусом.

Наконец, с завтраком было покончено, и Сесилия понесла поднос с пустыми чашками в кухню. Воспользовавшись одиночеством, Эмер достала заветный золотой и пылко его поцеловала. В первый и последний раз. И загадала, чтобы будущий муж был хотя бы немного похож на рыцаря, спасшего её.

Мечты прервала Сесилия. Она вернулась, держа на ладонях шкатулку с драгоценностями, присланными леди Демелза невесте.

– Что ты делаешь? – спросила она Эмер. – Почему не одеваешься? Мы не должны опоздать в замок, королева будет сердиться.

– Да, уже собираюсь, – с покорностью вздохнула Эмер, что было так на неё не похоже. – Найдешь мне тонкий кожаный шнурок?

– Шнурок? Зачем?

Эмер промолчала, и Сесилия не стала задавать других вопросов. Она знала подругу лучше, чем ту знали родственники. Если Эмер молчит – из неё и клещами ничего не вытащить, а значит и расспрашивать бесполезно. Легче пойти потолковать со статуей.

Шнурок отыскался среди вещей Сесилии, и Эмер в который раз удивилась её запасливости и хозяйственности. Шнурок был тонкий, но прочный, скрученный из вытянутой воловьей кожи – то, что надо. Эмер примерила его на шею, продела в отверстие на монете и завязала крепким узелком, чтобы носить монету вместо кулона. Сесилия смотрела, широко распахнув глаза.

– Будет мне талисманом, – пояснила Эмер и спрятала монету под нижнюю рубашку.

Платьем для невесты и нарядом для венчания озаботилась Айфа, и Эмер была очень благодарна ей за это. Сама бы она надела свой лучший наряд – зелёное блио, о котором Острюд сказала, что в такой хламиде у неё дома ходят коровницы. Венчальное платье было сшито из голубой ткани, как и полагается по обычаю, но для встречи жениха Айфа велела сшить платье из парчи. Яркий золотистый был не в чести при дворе, королева любила более спокойные и глубокие цвета, но Айфа знала, что делала – платье шло Эмер бесподобно, сгладив слишком тёмную от загара кожу и придав волосам удивительный оттенок тёмной меди. Длинные рукава спускались до самого пола – узкие до локтя, расширявшиеся к запястью. Не слишком удобно, зато придаёт фигуре воздушность. Хотя сравнив в зеркале себя и Сесилию, Эмер всё равно осталась недовольна. Рядом с миниатюрной подругой она смотрелась, как оруженосец, обрядившийся в дамское платье.

– Ты прекрасно выглядишь, – искренне сказала Сесилия, но Эмер ей не поверила.

В первый раз она пожалела, что не похожа на подругу. Вот у той и мордашка маленькая, сердечком, и носик ровненький, как отмеренный по лучинке, и ротик, как горчичное зёрнышко, зато глаза – большие, тёмные. Такой и должна быть женщина.

Она ещё раз хмуро оглядела свою физиономию, на которой фиолетовым цветом красовался синяк, и опять вздохнула. Тем хуже.

Пришла Айфа, осмотрела сестру и кивнула, хотя без особого восхищения.

– Садись на стул, – велела она, – и закрой глаза. И помни: никаких резких движений. Не смейся, не тряси головой. Если не хочешь, конечно же, чтобы жених увидел тебя во всей красе.

Эмер вздохнула в третий раз. Горячая ладонь Айфы легла на лицо, и стало почти непереносимо жарко. Всё продолжалось несколько секунд, после чего Айфа отняла руку и сказала:

– Готово. Можешь полюбоваться.

Эмер взглянула в зеркало и ахнула, поражённая. От синяка не осталось и следа. Уродливая опухоль пропала, и даже лицо посвежело.

– Вы настоящая волшебница, миледи, – прошептала Сесилия, которая наблюдала за превращениями со священным ужасом.

– Пустяки, – заверила их Айфа. – Идемте же, Вольверт ждёт.

Они спустились по лестнице, прошли зал для гостей и вышли во двор. Их уже ждал муж Айфы – лорд Вольверт. В который раз Эмер поразилась, насколько неподходящей парой он был для их красавицы Айфы – тощий, бледный, с выцветшими светлыми волосами, светлыми, почти невидимыми, бровями и воспалёнными глазами без ресниц. Но Айфа смотрела на мужа с почтением и почти с восторгом. И говорила с ним уважительно, даже немного заискивающе. А он обращался к ней со снисходительной любовью, как к неразумному, но горячо любимому ребёнку.

Леди расположились в карете, лорду подвели коня. Лорд Вольверт легко взлетел в седло и ласково кивнул жене, когда она помахала ему рукой через каретное окошечко.

– Мне что-то сказать тебе надо, – сказала Айфа, когда карета тронулась. – Вроде того, как вести себя с женихом.

Эмер посмотрела на неё с такой тоскойй, что Сесилия не выдержала и прыснула.

– Но я ничего говорить не буду, – Айфа старалась говорить серьезно, хотя было видно, что это удавалось ей с большим трудом. – Главное, не смотри на сэра рыцаря таким вот взглядом, как у дохлой рыбы.

Шутка удалась, и все три леди позволили себе похихикать, закрывая ладонями рты. Благодаря стараниям сестры, Эмер прибыла в замок в достаточно приподнятом настроении, а узнав, что жених опоздал и на сегодня встреча откладывается, совсем приободрилась. Впрочем, это не помешало ей поворчать насчет опоздания:

– Не слишком-то он торопится выполнить приказ королевы, – сказала она. – Какое неуважение!

– Может, он боится, что вместо трепетной лани ему подсунут бешеную лисицу, – пошутила Айфа.

– Самое главное, чтобы он не оказался облезлым волком, – парировала Эмер.

– Я разузнала о нём немного, – успокоила её Айфа. – Он вовсе не старый и не облезлый. Ему двадцать пять, хорош собой, умён и образован. Леди Гита его видела и осталась довольна.

– Леди Гита подслеповата на оба глаза, – вздохнула Эмер. – И меня всегда пугает, когда говорят – хорош собой. Если ты помнишь, и обо мне говорят, что я хороша. Собой.

– Не мучайся понапрасну. Красота – не самое главное для мужчины, – нравоучительно сказала Айфа. – Посмотри на моего мужа. Он почти что уродлив, но я этого не замечаю.

Эмер промолчала, но по выражению лица можно было без труда догадаться, что у неё на этот счет другое мнение.

– Ладно, – переменила Айфа тему. – Ты лучше сейчас же переоденься, иначе это чудесное платье не увидит твоего жениха.

– Совет мудр, – сказала Эмер, оглядывая наряд. – Переоденусь сейчас же.

Но планам её не суждено было сбыться, потому что подошёл королевский мажордом и чопорно, в витиеватых выражениях, пригласил сестёр пройти в тронный зал, где их ожидает её величество. Сесилию никто не приглашал, и она робко остановилась возле уже знакомой колонны, но Эмер схватила подругу за руку и, несмотря на протесты, потащила за собой.

Тронный зал вначале напугал её – не в нем ли она видела себя мёртвой? Но потом успокоила сердце тем, что свадьбы ещё не было, а судя по всему, сначала она должна была увидеть своего мужа, а уже потом умирать. Да и платье на той, зеркальной Эмер, было совсем другое – не из золотой парчи. Платье было пурпурным. Дурацкий цвет. Что за безумие – носить пурпур при рыжих волосах? Она дала себе слово, никогда не надевать платьев подобного цвета и после замужества никогда не приезжать в столицу – и всё, предсказание не сбудется, что бы там ни говорило волшебное зеркало.

В тронном зале было полно придворных. Они стояли в строго определённом порядке – женщины слева, мужчины справа, да ещё и сообразно своим титулам и привилегиям. Запомнить это не было никакой возможности, да Эмер и не старалась.

Зачем запоминать то, что ей никогда не понадобится? Вряд ли после замужества королева перемениться к ней и станет приглашать в столицу. Отправит куда подальше и забудет долговязую девицу, как стршный сон.

При появлении Эмер, Айфы и Сесилии все взгляды обратились к ним. Эмер почувствовала себя неуютно, сразу позабыв, куда девать руки. Сесилии было легче – она попросту спряталась за неё, как мышонок за сундук. Одна только Айфа вышагивала между шеренгами придворных с величием истинной королевы, не выказывая ни смущения, ни волнения.

Чёрный мозаичный пол отражал свет, как зеркало. Солнечные пятна плясали на стенах, на лицах придворных, на драгоценных камнях в прическах. Мажордом жестом предложил Айфе и Сесилии встать к дамам, а Эмер вывел вперед, к подножью лестницы, ведущей к двум тронам.

– Преклоните колени, когда королева подзовет вас к себе за наградой, – шепнул он, и Эмер облизнула губы.

Королева! Значит, её величество оказалась достаточно памятливой, чтобы вознаградить за спасение жизни. Но Эмер предпочла бы слова благодарности наедине, а не помпезное чествование, которое посчитала насквозь фальшивым.

Королева появилась сразу же. Скорее всего, она ждала только появления Эмер. На её величестве было фиолетовое платье с золотой нитью и мантия из хвостов горностая.

Мажордом незаметно подтолкнул Эмер локтем и отступил.

Придворные склонились в поклоне, пока королева заняла место на троне. Трон справа, на котором полагалось сидеть королю, уже привычно пустовал.

– Ни для кого не секрет, зачем мы собрали вас сегодня, – начала королева. – Мы обязаны девице Эмер из Роренброка, и своих обязательств не забываем. Подойдите ко мне, девица Роренброк.

Эмер поднялась по ступеням к королевскому трону и на предпоследней остановилась – дальше, согласно этикету, следовать было нельзя,

– Вы смелая девушка, – сказала королева. – Вы спасали нашу жизнь и не останетесь без награды. Ваш поступок доказывает, что не сила и не рыцарское мастерство совершают чудеса, а одна лишь смелость.

– Мне помогли небеса, – сказала Эмер с отвращением, чувствуя себя куклой, выставленной на торговой площади.

Подумалось: а что бы ответила её величество, реши она рассказать правду? Правду о том, как баловалась с деревянным мечом тайком от матери, и как рыцари в Роренброке умоляли её бросить неженское занятие, опасаясь гнева вдовствующей графини. И что получилось? Права оказалась она, а не мать, и якобы ненужные навыки сослужили хорошую службу. И не только ей, но и её величеству.

– Преклоните колени и приготовьтесь выслушать наше повеление, – объявила королева.

Эмер опустилась коленями на бархатную подушечку, которую ей услужливо подложили слуги. Несмотря на торжественность момента, девушка не чувствовала ни гордости, ни благоговения. Жених мог бы не опаздывать и посмотреть на чествования своей наречённой. Тогда, может, и всокий рост бы не заметил. И с отсутствием серебряного колокольчика в голосе бы сразу примирился.

Но похоже, лорда Ранулфа не было среди придворных.

Королева достала из шкатулки золотую подвеску на толстой цепочке и надела её на шею Эмер, после чего объявила:

– Вот знак вашего мужества. Пусть все знают, что мы признаём вашу смелость и заслуги перед короной.

Эмер опустила глаза, чтобы посмотреть на знак отличия, и её немедленно бросило сначала в жар, а потом в холод. Подвеска была выполнена в виде миниатюрной сковороды, украшенной чеканкой и осыпанной мелкими драгоценными камнями красного и зелёного цвета.

– Отныне девице Эмер из Роренброка даруется собственный титул, – продолжала королева. – Она будет назваться графиней Поэль, и этот титул унаследуют её потомки по женской линии.

– Ваше величество так добры, что у меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность, – ответила Эмер давно заученной фразой, мысленно застонав от нового титула.

Добрая королева нарекла её певучим именем Поэль, которое в переводе с южного наречия означало… сковорода.

Королева была милосердна и не разразилась речью на час. Зато когда она ушла, придворные бросились к Эмер, чтобы засвидетельствовать своё расположение, поздравить и намекнуть о желанной дружбе. Эмер совсем закружилась в их разноцветном хороводе, но внезапно все расступились, и Айфа – такая строгая в чёрном платье, взяла сестру за руку.

– Графине Поэль надо отдохнуть, – сказала Айфа с холодной улыбкой. – Графиня Поэль взволнована оказанной ей честью. Пока ей нечего вам сказать.

Эмер чуть ли не вприпрыжку последовала за сестрой, а следом за ней засеменила Сесилия.

Они скрылись в саду, расположившись у фонтана, чтобы поговорить без чужих ушей. Струи воды журчали достаточно громко, чтобы заглушить разговор, и можно было от души посплетничать, не боясь быть услышанными. Сесилия примостилась на садовой скамеечке, Айфа и Эмер сели на камни, окружавшие чашу водоёма.

– Как жаль, что я не могу отправиться к тебе, – сказала Эмер, задумчиво рассматривая орден и пуская им солнечных зайчиков. – Сегодня девицы меня с ума сведут трескотнёй.

– Зато сколько друзей и подруг у тебя появится, графиня… Поэль, – улыбнулась Айфа.

– Не напоминай мне о почётном титуле, – от души взмолилась Эмер. – Назвать меня Сковородой! Могло же такое прийти королеве в голову.

Они поболтали, пока иллюзия, которую Айфа наколдовала на лицо Эмер, не начала рассеиваться. Снова проступил синяк, и стал виден заплывший глаз.

– Завтра я постараюсь приехать пораньше, чтобы опять превратить тебя в благовоспитанную девицу, – утешила сестру Айфа. – главное, чтобы милорд жених не появился неожиданно.

– Хоть б он вообще не появился, – коротко сказала Эмер, прижимая к груди золотую сковороду, но чувствуя под одеждой золотую монету.

Она так сладко грела кожу и так волнительно щекотала… между грудей. Оставалось только повздыхать, что это была монетка, а не рука её дарителя, неизвестного благородного пыцаря.

– Всё, прекрати, – оборвала её Айфа. – Твоё уныние начинает раздражать. Все выходят замуж. И там не так плохо, как тебе представляется.

Они с Сесилией уехали перед вечерней королевской трапезой, и Эмер осталась совсем одна. Вернее, осталась одна со своими невесёлыми мыслями, а не одна в мире.

Вокруг неё сразу зароились девицы, мечтавшие теперь подружиться, и ни одна не хихикала, глядя на её рыжие волосы, и не называла Маяком. Острюд и две или три её подруги поздравили Эмер с натянутыми улыбками, их так и распирала зависть. Эмер видела это и с удовольствием готовилась к боевой стычке, которая предполагалась в девичьей спальне перед сном.

Так и вышло. Выполнив обязанности перед королевой, поужинав и прочитав молитву, девицы переоделись в ночные рубашки, заплели друг другу косы и надели чепцы. Все наперебой желали Эмер доброй ночи, а Острюд, стоя перед зеркалом и с преувеличенным старанием завязывая ленты чепца, вдруг вздохнула:

– Что же это за судьба мне выпала? Сначала я спала с Маяком, теперь со Сковородкой… Буду молить небеса, чтобы не пришлось делить постель с Пугалом.

Эмер повернулась к ней обманчиво мягко:

– Уж не меня ли вы обзываете Сковородкой, леди Фламбар?

Острюд отвернулась от зеркала и вскинула тонкие брови, изобразив невинно-удивлённый взгляд:

– Разве я сказала что-то не то, Эмерочка? – огорчённо спросила она. – Но ведь имя, которое дала тебе королева… Оно значит – Сковородка. Графиня Сковородка.

Кто-то из девиц захихикал, и Острюд улыбнулась безмятежно и с пониманием.

– Конечно, её величество не случайно назвала тебя Сковородкой, Эмерочка. И лицо у тебя плоское, и сама ты худа, как ручка сковородки. Но тут королева проявила недальновидность. Тебя надо было назвать графиней Фара – графиня Маяк, – и она засмеялась над шуткой, засмеялась чистым, хрустальным смехом.

Только этого Эмер и ждала.

– Ты осмелилась смеяться над королевской наградой?! Да это то же самое, что смеяться над её величеством! – и она с размаху отвесила Острюд плюху.

Девица такого не ожидала и замолчала, схватившись за щёку и изумлённо уставившись на Эмер. По правде сказать, ударила Эмер несильно. Рука у неё была слишком тяжёлая, а Острюд – слишком хлипкая. Не хватало ещё шею свернуть этой острячке.

Остальные барышни ахнули, как одна, а Эмер сделала шаг вперёд и схватила Острюд за шею сзади, больно сжимая большим и средним пальцами. Девица завизжала, как поросёнок, а Эмер несколько раз с силой пригнула её головой к коленям.

– Кланяйся мне, кланяйся, выдра ехидная! – приговаривала она с удовольствием. – Я тебя научу уважать королеву и её милости!

Вокруг них бегали испуганные благородные барышни и орали, как будто на их глазах варвары с юга насиловали девственниц. Драки в девичьих спальнях время от времени происходили, но драчуньи ограничивались тем, что таскали друг друга за косы и царапали противницам щеки. Физическая сила Эмер внушала девицам такой ужас, что они даже не осмелились помочь леди Фламбар.

Когда Эмер выпустила обидчицу, та отскочила в сторону – растрёпанная и красная.

– Ты! Долговязая деревенщина! – закричала она, разражаясь слезами. – Ты знаешь, что с тобой за это будет?

– Что? – спросила Эмер. – Королеве пожалуешься?

– Приедет мой брат и отомстит за меня! – завопила Острюд, понимая, что проиграла.

Пожаловаться королеве на трёпку, которую учинили из-за насмешек над королевской наградой – такое могла позволить себе только последняя дурочка.

– Ой, напугала! – Эмер в притворном ужасе прижала ладони к щекам и поохала напоказ, а потом воинственно упёрла руки в бока. – Если твой брат дохляк, как и ты, я с ним справлюсь одной левой, – заявила она. – А если нет… то приедет мой брат, – она многозначительно посмотрела на остальных девиц, и те шарахнулись от неё, как от вспышки молнии.

Мало кто знал, что брату грозной графини Поэль всего лишь девять лет.

– Почему шум?! – дверь распахнулась, и в спальню запоздало влетела леди Бертрис в сопровождении служанок.

Старшая придворная дама уже облачилась в ночную одежду, и широкая рубашка в оборках делала пышную фигуру леди ещё более пышной. Чепец на голове топорщился, будто был надет на рога. Несомненно, что леди уложила на ночь волосы на деревянные колбашки, чтобы кудри завтра вились круче. И судя по всему, она не пребывала в благодушии оттого, что несносные девицы подняли её в поздний час из постели и заставили промчаться по коридору в неподобающем виде.

– Случилось нечто недозволенное, леди Бертрис! – завопила Эмер, опередив остальных девиц. – Вот эта глупая особа, – она указала на плачущую Острюд, – осмелилась неуважительно отозваться о королеве! Ну я и поставила её на место, чтобы попридержала слишком длинный язык!

– Так ли это, девица Фламбар? – ледяным тоном осведомилась леди Бертрис, повернувшись к Острюд.

– Она осмелилась смеяться над наградой, которой одарила меня её величество! – сказала Эмер со священным ужасом. – Правда ведь, благородные барышни?

Девицам ничего не оставалось, как подтвердить. Их тихие и неуверенные голоса ещё больше рассердили леди Бертрис.

– Безмозглые девчонки! – она даже топнула, показывая, в какой находится ярости. – Сколько надо вдалбливать в ваши пустые головы, что вы – никто, и смеяться над тем, что делает или говорит королева, недопустимо! У вилланок больше почтения и здравого смысла, чем у вас, благородные лягушки!

Эмер стояла рядом и умиротворенно кивала в такт словам старшей придворной. Когда леди Бертрис посмотрела на неё, Эмер мгновенно приняла возмущенный вид:

– Вы совершенно правы, леди Бертрис! После того, что вы сказали, ни одна из них не посмеет говорить о королеве плохо! А если посмеет, я вам тут же доложу.

– Полагаюсь на вас, графиня Поэль, – старшая придворная ещё раз обвела девиц тяжёлым взглядом и удалилась.

Оборки ночной рубашки колыхались при каждом шаге, подобно флагам.

Эмер оглядела девиц, недвусмысленно постукивая кулаком о ладонь.

– Ну, – спросила она, – кто ещё хочет высказаться по поводу королевской награды?

Желающих не нашлось, и Эмер широко улыбнулась.

– Тогда быстро по постелям, благородные девицы. Если не хотите, чтобы я взяла вас за ноги и вывесила на пару минут из окна, чтобы снились сны о птичьих полётах.

Угроза возымела действие, и барышни разбежались по кроватям. Никогда ещё девичья спальня не засыпала так быстро и тихо. Острюд нехотя подошла к кровати. Злоба и ярость душили её, но открыто протестовать она боялась.

– И ты ложись, – велела Эмер. – Но если ткнешь меня своим острым локоточком или стащишь одеяло – будешь спать на полу.

Девицы забрались под одеяло и повернулись друг к другу спинами.

– Приедет мой брат, и ты обо всём пожалеешь, деревенщина! – прошипела Острюд.

Эмер не ответила и зевнула, а потом поудобнее устроила подушку под головой и закрыла глаза.

Чуда не случилось, и жених приехал. Об этом Эмер сообщили с самого утра, едва она успела глаза разлепить. Айфа появилась запыхавшаяся, на миг утратившая королевское величие. Она шлёпнула на лицо сестре горячие ладони и зашептала заклинание, не особенно заботясь, что на них таращились придворные девицы.

Парчовое платье было надето молниеносно, волосы причёсаны и приглажены, чтобы не слишком буйно вились, и придворный завтрак – яйцо всмятку, пара овсяных оладий и тонкий ломтик ветчины – был съеден в один миг.

Эмер ждала, что вот прямо сейчас её представят лорду Ишему, но делать это никто не торопился. Пришлось прислуживать королеве, как обычно, гулять по саду и кормить маленьких противных собачек – любимчиков её величества. Потом был холодный обед, где она узнала, что вечером готовится праздник по случаю помолвки, и только там она увидит жениха.

«Он и здесь умудрился оттянуть встречу», – подумала Эмер, заранее испытывая к лорду Ишему неприязнь.

День тянулся долго, как зимняя ночь, и Айфе пришлось снова и снова подправлять сестре лицо.

– Не смотри так кисло, – сказала она Эмер. – Наверняка, это не его вина, а выдумка королевы. Я слышала, она любит южные романы о любви, а там всегда пишут, что ожидание распаляет влюблённых.

– Ты их читала, что ли? Южные романы? – спросила Эмер, недоверчиво.

– В детстве, – ответила Айфа, улыбнувшись одними глазами.

На праздник, устроенный в честь наречённых, жених тоже умудрился опоздать. Эмер уже давно сидела в высоком кресле, за королевским столом, а он всё не появлялся. Барды играли на лютнях, дамы и господа ели и пили, королева взирала на своих подданных благосклонным материнским взором, а Эмер кусок в горло не лез. Как она мечтала, чтоб лорд Ишем ехал долго-долго, а теперь умирала от нетерпения поскорее увидеть его. Увидеть – и покончить уже со страхами. Обрадоваться или разочароваться – но не умирать больше от ожидания и неизвестности.

«Только бы он оказался высоким!», – пожалуй, никогда ещё Эмер не молилась так пламенно.

– Лорд Ранулф Ишем! – провозгласил распорядитель пира, и Эмер, призвав себя к спокойствию, обернулась к входу в зал.

Он оказался высоким. На голову выше её. А ещё нескладным, рыхловатым и сутулым. Вдобавок, он близоруко щурился и улыбался, как ребёнок – беззащитно и чуть виновато.

Распорядитель указал гостю на королеву, восседавшую во главе стола, лорд Ранулф благодарно ему кивнул и подошёл приветствовать её величество.

– Рада видеть вас, милорд Ранулф, – любезно приветствовала его королева. – Сядьте по левую руку от меня, рядом со своей невестой. Вот она, прекрасная, как осенняя рябина.

Жених взглянул на невесту и застенчиво улыбнулся, а Эмер едва не испустила печальный вздох. Ранулф ничуть не походил на любителя конных прогулок, охоты и рыцарских забав.

– Я немного заблудился, – счёл он нужным объясниться перед невестой. – Такой большой замок, столько коридоров и лестниц…

Он замолчал, и Эмер поняла, что надо ответить.

– Да, – сказала она, с трудом подбирая слова. – Замок и вправду большой.

– И смею заметить – не слишком удобен, – торопливо поддержал разговор лорд Ранулф. – Когда вы увидите наш замок, то убедитесь, что он не такой большой, но построен архитектором с юга, по южному образцу, там вам будет очень удобно…

Он посмотрел на неё, ожидая ответа, и Эмер выдавила:

– Благодарю за заботу, милорд.

Они помолчали, и Ранулф снова начал беседу:

– Вам нравится музыка?

Эмер поборола желание ответить честно, и сказала:

– Да.

– Я умею играть на лютне, и на арфе, и на вьели, и на флейте, – обрадовано доложил Ранулф. – А вы?

«А я умею играть только на тараканьих бегах», – подумала Эмер и заставила себя улыбнуться жениху:

– У вас столько талантов, милорд. Как я могу с вами сравниться?

Ответ его озадачил, и несколько секунд он морщил лоб, размышляя, как ещё поддержать беседу. Эмер опередила его:

– Её величество говорили, что вы обучались в Клайфорде.

– Совершенно верно, – подтвердил он с гордостью, – я провёл там пять лет и преуспел во всех семи искусствах, что подобают рыцарю.

– Э-э… – озадаченно протянула Эмер, невольно окидывая его взглядом.

С трудом можно было поверить, что этот рыхлый молодой человек преуспел в верховой езде или фехтовании. Может, он ещё и из лука стреляет точно в цель? Только королеву разглядеть не смог?

– Увепряю вас, это правда, – принялся убеждать невесту жених. – У меня были самые высокие отметки по грамматике, риторике, диалектике, арифметике, геометрии, астрономии и музыке.

Эмер посмотрела на него с ужасом. Про грамматику и музыку она ещё слышала, но остальные науки были для неё чем-то вроде магических способностей Айфы.

– А-а… Э-э… Поражена вашим умом и образованностью, милорд, – сказала она и уставилась в столешницу.

– Свой ум я перед вами ещё никак не проявил, – признался он добродушно. – Но когда мы познакомимся поближе, я прочитаю вам свои любимые книги, и вы сможете лучше меня понять. А какие книги нравятся вам?

Пытаясь вспомнить название хоть одной книги из библиотеки Роренброка, Эмер почувствовала головную боль.

– Э-э… Мне нравится «О бракосочетании Филологии и Яркого Пламени», – нашлась она, наконец.

Эта книга была знакома ей только по названию и только потому, что там говорилось о бракосочетании.

– Чудесная книга! – лорд Ранулф просиял. – Такая глубина, такой изысканный стиль изложения! Я выучил её почти наизусть. Особенно мне нравится то место, где Бессмертие даёт Филологии съесть яйцо, и ту рвёт фонтаном из книг! Удивительная метафора, правда?

Эмер почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она и не подозревала, что в книгах о бракосочетаниях могут излагать подобную ерунду.

– А какой момент из этой книги вам нравится больше всего? – задал невинный вопрос Ранулф и сам того не зная поверг невесту в состояние, близкое животному страху оленихи, когда её преследуют охотничьи псы.

«Сейчас я скажу ему, что мне надо отлучиться… и сбегу!», – подумала Эмер и уже открыла рот, чтобы говорить, но тут встретила пристальный и тяжёлый взгляд её величества.

Казалось, королева угадала её намерения и просто-напросто пригвоздила взглядом к креслу. В отчаянье Эмер посмотрела на придворных, которые уже затеяли танцы, и увидела маленькую фигурку в синем платье.

– Это моя подруга Сесилия! – воскликнула она с неподдельной радостью. – Простите, милорд! Я должна её поприветствовать!

И стараясь не замечать гневных взоров королевы, она выскочила из-за стола и пошла через толпу танцоров, усердно работая локтями.

Сесилия не танцевала, она стояла у стены и внимательно слушала какого-то незнакомого рыцаря средних лет. У него было красное лицо, всё ямках от оспы, и чёрные усы, топорщившиеся щеткой.

Эмер коротко поклонилась рыцарю, даже не озаботившись приветствием.

– Простите, сэр, мне надо похитить у вас леди Сесилию всего на одну минутку, – соврала она, стараясь не улыбаться слишком широко, чтобы не разрушить иллюзию целого личика.

Не дав рыцарю ни возразить, ни согласиться, она схватила Сесилию за руку и потащила подругу сквозь толпу танцующих.

Миновав круг, Эмер остановилась и круто развернула Сесилию к себе, так что юбки бедной девушки поднялись колоколом.

– Ты должна мне помочь! – заявила Эмер. – Отвлеки моего жениха разговором. Я хочу сбежать отсюда, мне просто необходим глоток свежего воздуха, чтобы не сойти с ума. А вокруг милорда Ранулфа воздух так загустел от учёности, что его можно резать на куски, как пирог.

Она опять потащила малютку Сесилию за собой к столу, за которым маячила долговязая сутулая фигура жениха.

– Остановись… пожалуйста… – залепетала Сесилия, но Эмер, не слушая, тащила подругу за собой.

– Остановись!!!

Тут Эмер сразу остановилась, удивлённая. Впервые Сесилия повышала голос. Тем более – на неё.

– Послушай, – после неожиданной вспышки подруга смешалась и снова стала привычной – чуть смущенной и чуть испуганной. – Я не могу развлекать твоего жениха… Прости, Эмер…

Она увлекла Эмер в тень стенной ниши и заговорила, заламывая пальцы:

– На самом деле, я приехала не на твою свадьбу. Леди Фредегонда отправила меня сюда, чтобы я нашла мужа. Она сказала, если я вернусь в Вудшир не будучи помолвленной, то отправит меня в монастырь. Пойми, Эмер, я не хочу в монастырь. Поэтому за эти дни должна понравиться хоть какому-то рыцарю.

Леди Фредегонда была двоюродной тёткой Сесилии. Эмер прекрасно её знала и считала одной из самых ядовитых змеищ рода человеческого.

– Поэтому прошу, Эмер, не мешай мне, – брови Сесилии жалостливо изломились. – Позволь, я вернусь к сэру Альву, а со своим женихом разберись сама.

Эмер понадобилось две секунды, чтоб обдумать непростую ситуацию, в которой оказалась её подруга. Потом она снова схватила Сесилию за руку и потащила к Ранулфу.

– Можешь не беспокоиться, – заверила она. – В Вудшир ты не вернёшься. Ты поедешь со мной, как моя гостья. Я сосватаю тебя с каким-нибудь приличным господином, предоставь всё мне.

Возразить Сесилия не успела, потому что они уже стояли перед лордом Ранулфом.

– Позволь представить тебе лорда Ранулфа Ишема, – сказала Эмер очень жизнерадостно. – Милорд, это – моя лучшая подруга, леди Сесилия Леоффа. Не ожидала увидеть её и теперь так счастлива встрече! Мы очень, очень давно не виделись.

– Понимаю, как вы скучали, – сказал Ранулф, близоруко щурясь, чтобы разглядеть и запомнить облик подруги невесты. – Присядьте за наш стол, леди Леоффа. Так вы сможете поговорить, а я налью вам вина.

– Благодарю, – смиренно ответила Сесилия, садясь в кресло возле Эмер. – Разбавьте вино водой, пожалуйста…

Ранулф так и сделал. Вино было разбавлено наполовину и сдобрено щепоткой ароматной сухой травы.

– Это мята, – пояснил он. – Она смягчает кисловатый привкус и освежает. Кроме того, она приятно пахнет. Попробуйте.

Краем глаза Эмер заметила, что королева удалилась. Тем лучше. Не будет тяготить присутствием, как воплотившаяся совесть.

Сесилия приняла бокал, опустив ресницы и склонив голову, и пригубила напиток:

– Ваша правда, милорд, – сказал она. – Свежесть – как у морского бриза, и запах приятен. А в наших краях в вино добавляют розмарин. Он тоже освежает, но с мятой не сравнится.

– Вино с розмарином, чтоб кровь разогреть… – прочитал нараспев Ранулф.

– Чтоб сердце взбодрить, чтоб смеяться и петь! – закончила Сесилия и улыбнулась почти счастливой улыбкой.

– Вы знаете балладу о печальном рыцаре?

– Наизусть. Выучила в десять лет.

– И я – в десять.

Эмер кашлянула, привлекая к себе внимание:

– Я вижу в зале леди Бертрис, – сказала она, – так что отлучусь ненадолго. Вдруг что-то понадобилось её величеству?

Она попятилась от стола, но в зал не пошла, а скользнула за дверь, через которую слуги приносили кушанья. Ранулф и умница Сесилия о чём-то увлечённо беседовали. Можно было не сомневаться, эти двое заговорят друг друга до умопомрачения.

Миновав коридор для слуг, винтовую лестницу, ведущую на первый этаж, и кухню, Эмер прошла галерею и поднялась на третий этаж по лестнице для благородных. Она собиралась выйти на балкон, откуда открывался вид на город. Там редко кто появлялся – слишком высоко нужно было подниматься. Но сейчас это было к лучшему, ей никого не хотелось видеть.

Позади послышались шаги, и Эмер испугано оглянулась. Неужели это Сесилия отправилась разыскивать её? Или лорд Ранулф решил вернуть пропавшую невесту?

Она притаилась между двух каменных горгулий, распластавшись по стене и стараясь быть как можно незаметнее. Шаги приближались, и девушка вжалась в камень. Но стена вдруг подалась за её спиной, как живая. Эмер не удержалась на ногах и рухнула в темноту. Она упала, ударившись локтями, и увидела, как стена бесшумно закрылась, спрятав её от чьих-либо глаз, и вокруг стало темно, как в каменном мешке.

Глава 4

О