Вернуть

Посвящаю той, с кем каждая минута проведённая вместе пролетает незаметно, а в разлуке ощущается как вечность.

Посвящаю моей любимой булочке. Я люблю тебя, Д.

27.04.24

“Тебе не знать всей истории другого, как и ему не знать твоей. Относись с пониманием к тем, кто тебя окружает, – ведь каждый несёт груз, невидимый для других”

Вдохновлено общей мудростью:

Уразбаев А.

ГЛАВА I

Огонь и Цепи

Сны её были отрывочными: игла в чьей-то руке, звёздное небо, толпа людей, мерцающий свет лампы… Она словно ехала по кочкам – кадры сменялись, и глаза каждый раз закрывались сами собой.

Девушка внезапно очнулась. Холодный пот стекал по её коже, а в груди яростно колотилось. За окном бушевала гроза. Раскаты грома сотрясали воздух, оглушая до звона в ушах. Непроглядная темнота окутывала всё вокруг, поглощая даже слабые намёки на очертания. Её тело неустанно металось в пустоте, словно марионетка, обречённая на хаотичные движения. Где-то сверху раздавались глухие мужские крики. Внезапный толчок бросил её в глубину темноты, и она с силой ударилась головой о холодные железные прутья. Боль ослепила на мгновение, а затем следовала тьма.

На утро она очнулась снова. Запёкшаяся кровь тянулась полосами от носа и липла к волосам на макушке. Мир вернулся к ней в зыбком полусвете, дрожащий и чужой. Взору девушки открылась маленькая клетка в которой она находилась. Тусклая картина. На потолке шаталась лампа. Вокруг неё в танце бились пару мух за теплое место, создавая надоедливое жужжание. Деревянный пол поскрипывал в каждом квадратном метре. По тому как её медленно качало вверх-вниз она поняла, что находится на корабле.

«Не хочу больше тебя видеть!…», – эта фраза тихо блуждала в её сознании. Она почувствовала резкую боль в области предплечья. Там была красная маленькая точка. Голова болела в корнях волос, и передвигаться было больно. На ней была желтоватая туника с короткими, не доходящими до локтя рукавами – вся потрепанная и грязная. Волосы местами оборваны и под ногтям грязь. Когда она шагнула послышался глухой звон цепей под ногами. В комнатушке два на два метра ей оставалось только ждать.

Вдруг, кто-то открыл дверь. Лучи солнечного света разбавили тусклость этого места, что освещала лишь старая лампа на потолке. Тихо вниз по лестнице спустился человек – женщина, чье имя Альма Ферос. Она высокая, с темными волосами, заплетёнными в тугую косу. Лицо жёсткое, с тонкими чертами, подчеркивающими скрытую агрессию. Глаза холодные и оценивающие. На ней тёмная кожаная куртка со штанами из плотной ткани, прочная и удобная, но с элементами, подчеркивающими её статус: золотые украшения, бронзовые застежки, высокие сапоги. Её руки покрыты легкими шрамами и синими жилками. Голос Альмы груб и строг. Без пустословий Альма подошла к клетке что была напротив клетки девушки.

– Ты.

В ответ молчание.

– Да, ты, лысый. Идёшь со мной. Живо.

Из той клетки, в которую она смотрела, вышел мужчина лет сорока – весь в глубоких шрамах на спине. Он был низкий и полный. Мужчина еле передвигался. Взгляд его был опущен. Прозвучали пару уверенных шагов, звон цепей, скрип от деревянных ступенек, затем вновь скрип двери. Девушка не могла наблюдать за тем как они выходят. Обзор её был ограничен. Лишь по звукам она понимала что происходит.

– Сальвий… – вздохнул мужчина по соседству слева. – Я знал что его скоро не станет. Он был слаб, – звучал он сожалеюще.

– Не говори так. Он был моим другом, хоть и недолго, – прозвучал другой мужской голос с камеры рядом с девушкой. – Он мне нравился. Он часто составлял мне компанию. Конечно, я и сам понимаю что больше его тут держать не могут. То был его четвертый рынок, где его опять не купили.

– Конечно. Кто его возьмёт в таком состоянии…

Этот диалог меж двух мужчин с камер по соседству продолжался ещё немного.

Небо залитое облаками. Умиротворяющий шум морских волн что бьются о борты. Мимо корабля резво проплывают пару дельфинов. На борту самого корабля была разруха. Мелкие рыбёшки, что вчера попали на палубу, тщетно отдавали свои последние силы дабы вернуться к себе домой. Команда корабля действовала резко: кто-то драил палубу, кто-то поправлял мачты, кто-то считал вчерашние потери. Где-то среди них у края корабля стояли Альма, Парсий и Сальвий в цепях наножниках.

– Мы отстаём от сроков и опять можем опоздать к открытию рынка. В прошлый раз это было по твоей вине, из-за того что ты никак не могла смириться что Сальвий никому не нужен! – прозвучал строгий и слегка хриплый голос Парсия.

Высокий, рыжий мужчина средних лет с сильным телосложением. Зубы и глаза его были слегка желты, и бородка заплетена в небольшую косичку чтобы не попадала в рот. Под носом красовались шикарные усы.

– Он может принести много денег! – Альма сжала в кулаке бортик корабля стоя рядом с ним.

– О каких деньгах ты говоришь, Альма? Четыре шанса у него было. Я жалею его сейчас только ради тебя! – Парсий был настойчив и звучал разъяренно. Он продолжил: – Целых четыре часа мы потеряли на том рынке! Мы из-за этого вчера попали в шторм и потеряли ещё полтора дня. Шторм который могли объехать не задержись мы там!

– Зато уйди мы раньше не нашли бы нового раба! Имени её я пока не знаю, но выглядит так, будто можно за дорого продать. Пока она была в отключке я проверила её: зубы здоровые, шрамов нет. Видно она даже не была рабом.

– То есть ты притащила сюда в качестве раба свободного человека? Ты вообще о чём думаешь?! Нам за неё так прилететь может!

– Да успокойся ты, Парсий. Легче. Она бесхозно лежала. Как Я могла её оставить? В любом случае, мы слишком далеко от берега и вернуться уже не можем, – поглаживала она руку Парсия.

– В чем она была?

– Ничего такого. Самая простая одежда.

– Ладно. Пусть будет. Попробуем быстро от неё избавиться и забрать своё, хотя своего тут и не нет. Если из-за неё у нас будут проблемы, Альма, – направил он указательный палец, – то это наш последний совместный заплыв.

Парсий развернулся и в ярости ушел к себе в каюту. Альма сделала глубокий вдох и выдохнула.

– Госпожа, можно я скажу кое что? – промолвил Сальвий покорно. Голос его звучал томно.

– Что?

– Может занизить на меня цену и тогда я смогу уйти не доставляя вам проблем? Если повезёт с новым хозяином может ещё жив… останусь.

Всё это время его взгляд был направлен вниз. Ему было неописуемо стыдно за то, что он такой бестолковый.

– Как же тебя можно продать за дешевле? Ты в своём уме? А-ну назад в камеру. Вечером за тобой ещё зайдут.

– Как обычно? – спросил он всё также направляя взгляд в пол. Тембр его голоса был приятен и низок.

– Да, Сальвий, как обычно…

Вернувшись обратно в камеру началось бурное обсуждение того что случилось вчера – о том шторме, масштаб которого им пришлось встретить впервые, о потерях на борту, а также не обошлось без упоминания того кто совсем недавно занял последнюю пустую камеру.

– Штормом вчера аж троих унесло, представляете. И сам шторм был невероятен! Прям как ты говорил, Гессий. – Говорит Сальвий довольно спокойно. – На борту разруха.

В руках он держал свою железную кружку. Внутри было пусто.

– Да, было ожидаемо. Я изначально понял что будет шторм. По поведению моря понял. Хорошо хоть обошлось без Кракена.

– Гессий, ты правда в него веришь? Пф, – насмехнулся Дрекк.

– Мне так-же как в Кракена не верилось в то, что Сальвий ещё вернётся в эту камеру!

Они все хором начали смеяться. Затем как успокоились Гессий проложил:

– А если честно, друзья… Кракен не кажется мне выдумкой, – он стал говорить серьёзнее. – До того как меня заковали в цепи, я плавал в море и продавал рыбу… Хех, также как сейчас продают нас, а что мне это стоило. Может это моя карма. Очень часто, в утренней дымке можно увидеть его силуэт выплывающий наверх. Другие моряки также рассказывали разные истории. Огромный Кракен размером с два этого корабля. Щупальца его без усилий обволакивают паруса ломая их, а от тяжести самого туловища ломается корма.

За этим следовала тишина какое-то время.

– Вот так просто веришь в байки, Гессий, – харкнул в угол своей камеры Дрекк.

Ни Дрекка ни Гессия девушка разглядеть не могла. Слишком тускло светила та лампа. Дрекк спросил следом, грубо:

– Ну а ты кто? Слушаешь значит, но молчишь. Как тебя звать? – направился голос в сторону девушки.

– … (никак не получается вспомнить).

– Ну что ты, Дрекк, тише. Дай ей отдохнуть. Видно же по ней что она впервые в таком положении. Вспомни себя в свой первый раз, – прозвучал приятный голос Сальвия с камеры напротив.

– Увы, я в кандалах, сколько я себя помню. Гессий, ты всё ещё ведёшь дневник? Напомни, какое сегодня число?

– Да, считаю каждый день с того момента как потерял семью… Если мне не изменяет память, то сегодня 10-ое апреля.

– Получается, примерно двадцать лет моё тело не испытывало ласк, если не кнута, так что вспомнить не получится какого это.

Оно было неудивительно. С камеры Дрекка ужасно пахло мочой, и ни капли манерами. Им оставалось плыть ещё два дня. Ноги девушки уже начало натирать от металлических наножников.

– Слушайте, девушка. Мне наверное не стоит этого делать, но вчера когда вас переодевали из кармана у вас выпало это. Я успел это подобрать пока никто не видел, – сказал Гессий и протянул.

Из-за железных прутьев вылезла рука. Она подрагивала время от времени. Пальцы его были грязные, худые и венозные. Он протянул карту, что лишь наполовину смогла уцелеть. «Это мое?» подумала она.

День прошел тихо. Вечером за Сальвием как обычно пришли. Он не рассказывал другим зачем его зовут. Уж никак его сокамерники не могли подумать что их временной хозяйке может быть интересен лысый, сорокалетний, полный ещё и низкий мужчина.

Прозвучал стук в дверь покоев его хозяйки. Пока она шла до двери Сальвий, стоя снаружи у края корабля, успел полюбоваться красотой этого вечера. Закат окутывает море густыми мазками пурпура и золота, словно сама природа превратилась в небрежного художника. Солнце, тяжёлое и ленивое, медленно опускается за горизонт, разливая по воде огненные дорожки. Сальвий стоял у перил, чувствуя, как деревянная палуба под ногами отзывается скрипом на ритмичное покачивание. Солёный ветер мягко касается лица, наполняя лёгкие запахом свободы и просторов. Вдалеке тёмные силуэты чаек режут оранжевую дымку неба, их крики растворяются в шуме воды. Эта спокойная гладь кажется одновременно манящей и опасной. Лёгкий плеск волн, ударяющихся о корпус – убаюкивающий. На горизонте, где встречаются небо и вода, – свет исчезает, оставляя только тонкую, почти незаметную линию, разделяющую день и ночь. Этот момент кажется бесконечным.

Дверь одним уверенным поворотом ручки открылась. «Ну, заходи» сказала Альма Ферос и пустила его к себе. Они сели на её диван. Сальвий взял в руки ту самую книгу что они обычно читают и начал: «Она легла к нему в объятия, самые тёплые что у неё были. Он обхватил её ногами и согревал, пока её не покинул холод, не только наружный, но и внутренний. Затем он тихо произнес: – Я люблю тебя…». Пока Сальвий читал, Альма не могла оторвать взгляда от мужчины в грязной робе. А голос какой… Она таяла слушая его. На лице моментально появилась улыбка, словно она снова слушает как папа читает ей сказку, и на душе тепло, словно мама сидит рядом и обнимает её в этот момент.

А на рассвете их ждёт очередной рынок, где судьба повелит им покинуть этот корабль.

. . .

4-ое апреля, Англия.

Ночное небо было чистым и глубоким, усыпанный звёздами. Их свет мягко играл на траве, где на небольшой возвышенности сидели отец с сыным. Отец – моряк с огрубевшими от ветра и соли руками, указывал в небо, рассказывая сыну о созвездиях и тайнах мореплавания.

– Смотри, видишь эти яркие звезды? – говорил он, указывая на небо.

– Да, яркие звезды! – мальчик с восторгом повторял каждое слово отца, словно заучивая их наизусть.

– Это Большая Медведица, – объяснил отец. – А вот та звезда, которая светит ярче других в конце её ручки, – Полярная звезда. Она всегда указывает на север. По ней моряки находят свой путь в Атлантике. Она, словно стрелка небесного компаса, ведет корабли к новым землям и обратно домой.

Вскоре его взгляд уловил узор из ярких точек. Он мысленно провёл линию через две крайние звезды ковша Большой Медведицы, продолжив её вверх, к Полярной звезде. Там, где она светила ярче всего, лежал север. Мальчик, зачарованный ночным небом, не мог отвести взгляд от мерцающих огоньков. Теперь, когда он знал, где север, остальное стало простым. Он повернулся лицом к этой точке, и мир вокруг обрёл порядок: за спиной остался юг, справа – восток, где звёзды рождались из тьмы, а слева – запад.

Отец откинулся на спину, вдыхая прохладный ночной воздух, полный запахов их городка. Вокруг стрекотали стрекозы и сверчки. Где-то вдали слышался шум, смех, лай собак.

– Когда нибудь, сын, – пробормотал он, глядя ввысь, – мы переедем в Лондон. Я вступлю в армию короля Клейта, буду за штурвалом корабля, и мы начнём новую жизнь.

Мальчик, воодушевлённый словами отца, радостно подхватил:

– В армию короля Клейта!

В ночном небе загорелось яркое, красное светило. Оно приближалось очень быстро, становясь всё больше. Мальчик встревоженно дёрнул отца за рукав.

– Папа! А это что что-за звезда?

Отец приподнялся, и его глаза широко раскрылись. Он не верил увиденному. Ещё одно горящее тело появилось в небе. Его лицо напряглось, схватив сына за плечо он произнёс:

– Прячься!

Отец смотрел на него с диким страхом и неуверенностью. Он отступил от мальчика не отводя от него взгляда. Послышался первый крик со стороны Бристоли1. Мужчина лишь моргнул сыну на прощание, развернулся и побежал в сторону своего дома.

Мальчик замер. Его взгляд был прикован к городу, на который один за другим летели небольшие огненные шары. Через мгновение раздался первый удар. Земля слегка задрожала, воздух наполнился запахом гари и криками. Всё вокруг погрузилось в хаос. Ближайшая к океану часть Бристоли вспыхнул, словно сухой хворост. Крыши домов полыхали, превращаясь в угли, а воздух стал тяжёлым от пепла, и почему-то вонючим. Женщины, пытаясь защитить своих детей, попадали под мечи и пули воинов, что спустились с кораблей на их земли. Это была не шайка мародёров, а подготовленная армия. В их руках сверкали стальные клинки, а на щитах эмблема черного орла – символ их заклятых друзей – Испании.

Мальчик, всё ещё сидя на возвышенности, дрожал от страха. Он не мог двинуться, ноги его словно приросли к земле. Ему было всего одиннадцать, но в ту ночь он увидел больше, чем другие могли увидеть за целую жизнь. Он запомнил каждую деталь: яростные лица врагов и испуганные лица близких, размах мушкетов с кинжалами и развевающиеся белые флаги с косым красным крестом.

Когда всё утихло он медленно с дрожью в коленях спустился вниз. Мальчик стоял посреди портовой части города, что тихо догорала. Совершенно один. В ушах стоял звон, глаза нервно бегали из одного пустого дома к другому. В голове пульсировала одна фраза: «Когда нибудь мы переедем в Лондон, я вступлю в армию короля».

Пожару не удалось уйти далеко. Огонь потушили. Обнаружили много мужских тел – без рук и кучей глубоких ожогов по всему телу. Лежали мёртвые, наполовину обнаженные женщины в своих домах. И ни одного живого человека в той части города. И мальчик словно исчез.

На утро 5-ого апреля вести о том что на западе их земель рядом с Атлантическим океаном пролились кровь и слезы не порадовали короля Англии. В тронном зале, где языки пламени каминного огня плясали на стенах, король Клейт поднялся со своего места. Его глаза блестели, словно клинок, обнажённый на рассвете.

– Означает ли это, что враг наш осмелился покуситься на нашу свободу и наш путь? – его голос, глубокий и властный, разнёсся по залу.

Главный советник и ученик склонив голову, медленно поднялся. Величественная тень, вечно следующая за королём, – таким был Планк. Высокий, статный, он носил короткую бороду и длинное одеяние из тёмного бархата, подбитое мехом, но никогда не утяжелённое излишествами. Его лицо было острым: большой нос с горбинкой, глубокие морщины на лбу и пронзительные серо-стальные глаза, способные прочесть любого собеседника. Волосы его, тёмные с первыми проблесками серебра, были собраны в аккуратную, скромную причёску. Руки – жилистые, с длинными пальцами, больше напоминающими руки каллиграфа, чем воина, однако никто не сомневался, что пером он владеет не хуже, чем клинком.

– В недавнем послании их, мой король, говорится о нарушении мирного договора с нашей стороны. Они обнаружили, якобы, шпиона посланного нами. В знак извинений требуют передачу наших плодородных земель и рабочей силы бесплатно на неведомый срок.

Клейт презрительно фыркнул.

– Не может быть. Мы никого не посылали. К тому же, почему бы им не вспахать собственную землю? Или их руки столь слабы, что лишь к оковам привыкли?

Советник слегка переменил позу, будто испытывая смятение.

– Их беда в земле и в людях, мой король. Места не хватает для жилья, не то что для полей. А многие из их подданных ударяются в ремесло и армию.

Король Клейт, стиснув перчатку, резко обернулся к ближайшему рыцарю. Тяжелое молчание повисло в воздухе. Король шагнул ближе к огню, свет которого подчеркивал суровые черты его лица. Он задумчиво поглаживал свою бороду и спокойно продолжил:

– Они будут нападать каждый раз, как только запах крови будет казаться им заманчивым. Нам нужно укрепить оборону. Подождем их следующий шаг. Понаблюдаем. А пока, нам нужно разузнать про некого “шпиона”, посылал ли его кто-то из наших.

Советник, опустив взгляд, тихо спросил:

– Не будет ли это эффективнее дать им отпор, мой король?

Клейт медленно повернулся к нему.

– Нет ничего хорошего в мести. Когда нибудь ты сам убедишься в этом. Будь терпеливее, Планк, мы подождем их следующий шаг. Подготовь воинов. Мы будем готовы.

Тишина вновь окутала зал, но в ней больше не было смятения – лишь неотвратимость грядущего столкновения.

ГЛАВА II

Рынок

На рассвете, когда первые лучи солнца пробивались сквозь завесу утреннего тумана, маленький корабль скользил по синей глади. Его паруса, чуть потрепанные, тянулись к небу. Деревянный корпус поскрипывал вместе с плесканием волн, а мачта возвышалась. Солёный воздух был наполнен свежестью. Мелкие брызги морской воды поблёскивали на борту, отражая золотистый свет наступающего утра.

Четыре раба сидя на четвереньках горбатились, держа в руках тряпки. Задача была ясная как сегодняшний день – вымыть палубу до блеска. Во главе, на табуретке у правого борта сидела Альма, покуривая сигарету. «Госпожа, разрешите ребятам немного подышать воздухом, прошу. Я знаю, у меня нет прав попросить чего либо…» вспоминала она вчерашнюю просьбу Сальвия перед его уходом в свою камеру. Поезд её мыслей сбила горечь табака. Она поперхнулась.

– Как ты говоришь это называется? – спросила она прикрыв рот и нахмурив брови.

– Табак. Купил тогда на рынке, пока ты пыталась продать Сальвия. Времени у меня было много. Я взял сразу пару пачек, – говорит Парсий стоя рядом с ней, локтем облокотившись о бортик. Изо рта у них шёл дым.

– Так, зачем ты говоришь вывела их наружу? – спросил он.

– Челядь изголодала. Я и подумала раз уж кормить их, то не за даром. Им не привыкать, кроме новенькой. Кстати о ней. Эй!

Девушка дёрнулась и случайно пролила ведро с водой. Она суетливо повернулась к источнику звука не сразу поняв откуда он исходит.

– Да, Господи успокойся! Подойти сюда… Я так и не узнала как тебя зовут. Мне, конечно, не сильно это важно, но для удобства.

– Меня?… (Она вновь задумалась. Буква «Д» всплывала у неё в памяти) Д…д…

– Говорить не умеет что-ли. Эй, как тебя зовут? – медленнее и по слогам повторил Парсий максимально широко артикулируя.

– Д… Ди…

– Отлично. Ди, продолжай убираться.

Странное, вязкое чувство охватило её. Нет, это была не тревога – что заставляет сердце сжиматься. Это было что-то иное, глубже и тягучее, словно тихий шёпот утраты, разливающийся по душе. Как можно было забыть что-то настолько фундаментальное? Чем больше она задумывалась, тем тяжелее становилось осознание.

– Видимо есть всё так и в ней какой то изъян, – сказал Парсий выдыхая дым.

– Речь это ладно. Она хорошо выглядит и здорова, а это многого стоит. То что она молчалива нам даже на руку. Многим феодалам2 такие нравятся.

– Да, продать бы желательно да подороже. Не первый слух слышу о скорой войне с Англией.. Нужно подзаработать пока ещё море спокойно, – говорит Парсий, смотря в бескрайнюю гладь. – Потом вернуться домой и бросить это дело.

Сегодня на завтрак и ужин была рыба, которую они насобирали с палубы с того шторма. Хлеб был из грубой муки, а так же было немного испорченных овощей. Сегодня они питались аж два раза, ибо вид они должны были иметь презентабельный.

К вечеру Сальвий как обычно ушёл на верх.

Сегодня при уборке судна Ди впервые увидела лица своих соседей. Парень без манер – Дрекк, был довольно худощав. Светлокожий парень двадцати пяти лет, с высоким ростом и большим опытом в том, как быть рабом. Он даже поделился историей как его продал последний хозяин:

– …изначально, он предложил мне уйти. Уйти, как свободный человек. Скажу честно, я просто испугался. Я не умею быть свободным. Опять же, я был рожден в оковах. Я…

– Дрекк, всё нормально, – успокаивал его Гессий.

Гессий был низкий, немного обросший и с парой родинок на лице. Нос его был вытянут и с горбинкой, а челюсть короткая. Ди этот мужчина запомнился своей депрессивностью и глубоким взглядом. Взгляд его неустанно был направлен в небо в поисках чего-то, и только когда речь заходила о море у него получалось отвлечься от прошлого. В глазах его можно было увидеть растерянность.

– Мне очень жаль, Дрекк, – прозвучал голос Ди.

Сама Ди не была особенно высокой девушкой, с бархатистой кожей теплого, слегка смуглого оттенка. Её темные коротковатые волосы обрамляли лицо, подчеркивая гармонию черт. Линии её лица были удивительно правильными, словно выточенными искусным мастером. Карие глаза, глубокие и таинственные, напоминали свеже-вспаханную землю каждый раз, когда одинокая лампа на потолке освещала их. Взгляд был всегда тёплым, а взмах её ресниц был так лёгок и прекрасен, что смотреть в её глаза можно было вечно.

– А я не помню вообще ничего.

Ди нервно перебирала пальцы на руках и ковыряла ногти когда испытывала стресс. Взгляд её не смел подниматься. Слёзы текли вниз по щекам уверенно, брови сгущались, как облака во время шторма, и еле заметно подрагивали краешки губ.

– Думаю, хватит на сегодня историй. Давайте на этом закончим, ребята. Продолжим завтра, – сказал Гессий.

Ди была девушкой довольно открытой и светлой. После этого раза Ди пообещала себе что не будет больше плакать.

Открылась дверь откуда вышел Сальвий, как всегда довольный со скромной улыбкой. Он направился в свою камеру и сразу лёг спать, отвернувшись в сторону стены.

На рассвете, с криком чаек проснулся Парсий. С чашкой кофе в руках, зевающий он вышел на нос корабля. Наконец, помимо тиши и глади на горизонте, не так далеко, виднеется порт. Просыпался порт медленно. Узкие деревянные причалы протянулись в воду, скрипя под ногами рыбаков, которые уже готовились к новому дню. На берегу густо стояли низкие, каменные склады с тяжелыми дубовыми дверями, обитыми железом. Их стены хранили запах соли, древесной смолы и пряностей, привезенных из дальних стран.

Воздух был насыщен звуками: перекличка чаек, плеск волн о причалы и глухой стук бочонков, которые рабочие перекатывали на телеге. Ветер приносил с моря аромат свежей рыбы, перемешанный с запахами смолы и раскаленного железа, где-то вдали кузнец уже стучал по наковальне. На площади перед портом шумела жизнь. Торговцы раскладывали свои товары – ткани, экзотические фрукты, редкие камни. Разноязычные крики моряков и купцов сливались в хаотичный, но удивительно живой хор. А чуть в стороне стояла таверна с облупившейся вывеской, где уже собирались люди – кто-то за кружкой пива, кто-то в поисках свежих историй или новостей из-за горизонта. У въезда в порт был вывешен белый флаг с красным косым крестом, концы которого были украшены узлами и зубцами – крест Бургундского дома3. Мачты стоящих в порту кораблей, как лес тонких пальм, раскачивались на фоне желтеющего неба. Паруса, еще сложенные, свисали мягкими линиями, а канаты – словно паутина, обвивали их слаженной сетью. Каждое утро в порту звучала новая история, которую приносили моряки.

Сегодняшняя его история – два свежих и ещё два менее свежих человечка в кандалах, которые вот-вот ступят на его дощечки.

Чайки кричали так, что не услышать было невозможно.

– Эй, земля близко. Подготовьте челядь! – громко прозвучал голос Парсия, что стоял с чашкой кофе.

Ди, Дрекк и Гессий поднялись наверх довольно резво, а вот Сальвий слегка отставал. Уже который день он прихрамывает.

Альма крепко спала, смотря пятый сон, когда резкий и громкий голос её товарища вывел её из этого сладкого уюта. Протерев заспанные глаза, она неохотно поднялась и вышла на палубу. Первое, что предстало перед ней, – как один из членов команды с явным азартом подталкивал ногой Сальвия, заставляя его двигаться быстрее. В следующий момент, заметив очередной замах, Альма молниеносно схватила ногу своего подчиненного.

– Ты что делаешь?! – прозвучал её голос, полный возмущения.

Матрос, не смущаясь, пожал плечами:

– Тороплю его, госпожа Альма. Он слишком медленный.

Она поморщилась: от его рта исходил ужасный запах, а желтоватый оттенок глаз только усиливал отвращение.

– Прекрати, немедленно! – с нажимом сказала она, пристально глядя на нарушителя. – У тебя все мозги на солнце высохли? Мы должны их продать. Они должны быть в идеальном состоянии, а не в синяках и пинках.

Её голос был холодным и властным.

Ещё до того, как корабль достиг причала, на борту началась суета. Рабов спешно приводили в порядок – одних расчесывали грубыми деревянными гребнями, другой стоял неподвижно, пока ему замазывали синяки густой пастой из трав и глины. После, их переодели в простую, но чистую одежду. Корабль медленно приближался к берегу, и слабый стук его деревянных бортов о каменные сваи причала возвестил о завершении плавания. С последним натяжением канатов судно встало на место.

Парсий пошёл первым – его высокий силуэт выделялся на фоне рассеянного утреннего света. За ним следовали Альма с матросами, их шаги не сильно отмеряли ритм слаженности. Позади сдержанно двигались рабы. Четверо связанных одной цепью, ступали на землю с видимой нерешительностью. Их лица обветренные отражали смесь усталости и смирения. Каждый шаг сопровождался лёгким звоном цепей. Один из матросов подтолкнул цепь, чтобы ускорить движение рабов, но Альма остановила его строгим взглядом. Группа свернула на узкую улицу, ведущую к рынку. На пути попадались прохожие, которые бросали мимолетные взгляды на процесс.

Рынок встретил их гулом и запахами – пряности, свежая рыба, горячий хлеб. На центральной площади, где стояли ряды деревянных платформ, продавали тех, кого судьба сделала товаром. Команда остановилась у одной из таких платформ, и капитан Парсий коротко бросил приказ:

– Ждать здесь. Я пока пройдусь по рынку. Может ещё что интересного найду…

Рабов подвели ближе, их цепи тихо звякнули о дерево. Человек, стоявший неподалеку, направлялся к ним с расчётливым блеском в глазах, готовый обсудить цену. Он молча осмотрел их рот и тело и задал лишь пару вопросов.

– Что умеют ваши рабы? Вспахивать землю, работать с металлом? Может готовить? Хотя нет. Не подпущу раба к тому что сам буду есть.

– Один из них умеет читать, – сказала Альма и указала на Сальвия.

– Читать… хм. Интересно. Как тебя зовут?

– Сальвий, господин, – ответил он низкому и ещё более полному усатому мужчине в костюме. Голос Сальвия был проницателен.

– Интересно, интересно, – повторил усатик. – Сколько за него просите?

Она окинула Сальвия тёплым взглядом и выдала:

– Сто золотых монет.

Мужчина в костюме не на шутку удивился. Его брови сильно приподнялись, а рука потянулась в сердцу.

– Извините, сколько? Где же взять простому люду столько денег, в такое то время?

Ди наблюдала в ожидании своей цены.

– Он читает, господин. Не все рабы нынче умеют читать, – ответила она спокойно.

– Вы меня извините, конечно, но столько не может стоить раб средних лет, в таком состоянии. А вдруг дом защищать? Уверен, судя по виду у него ещё и есть какие-то осложнения. Ну-ка, раб, пройдись! – приказал он.

Сердце Альмы замерло. Сальвий сделал два чётких шага, после чего запнулся. Следующий его шаг был хромающий.

– Хромает! Покажи ногу, Сальвий… Так у него вся нога плохая, вы гляньте! Вот так сдираете деньги. Да ему эту ногу отрежут в скором времени. Она не дееспособна!

Услышав шум, Парсий вернулся к своим. Спустя небольшую беседу с извинениями Парсий продал тому мужчине Сальвия за десять золотых монет, после чего тот ушёл, забрав с собой Сальвия.

– Сальвий…

Губы Альмы задрожали.

– Теперь понятно почему мы не могли его продать. Ты настолько завышала за него цену? Я всегда подозревал что ты испытываешь к нему какие-то чувства, – злобно дышал Парсий в её сторону. – Возвращайся на корабль, теперь торговлю буду вести я. С тобой мы ещё поговорим, – грубо схватил он её за руку.

Парсий с остальными простояли на рынке аж до шести вечера. У Ди на глазах ушли Сальвий и Дрекк. Саму девушку и Гессия никто брать не хотел, мол, она не сможет даже себя защитить, а тот не владеет особыми навыками.

Время семь вечера. Рынок пустел с каждой минутой. Начало холодать и дымка начала выступать из моря. Из ниоткуда в не густом тумане на рынке появилась пара людей: взрослая женщина и совсем маленькая девочка, что держала её за руку.

– Мама, мама, смотри! Сестра! – послышался голос с той стороны.

Девочка пальцем указывала на Ди. Они подошли и осмотрели её снаружи. «Действительно, выглядит она хорошо. Рабыня ли она? В любом случае, лишние руки дома не помешают», – подумала она. После, женщина скромно спросила цену.

– Денег не нужно. Мы возьмём в крупах, мэм, – говорит Парсий.

– Раз так, то куплю и её и этого мужчину. Каждого за три мешка зерна. Дам ещё овцу сверху…

– Благодарю за вашу щедрость, мэм, мешков будет достаточно. – сказал Парсий очень вежливо.

– Почему вы отдаёте их почти за даром?

–Что легко пришло – должно легко уйти, – искренне улыбнулся Парсий и снял с них цепи.

С ленивым стуком копыт женщина с ребенком, Ди и Гессий покинули рынок. Вечернее небо, окрашенное мягким золотым закатом обещало покой. Воздух наполнился тишиной. В этом уходе было что-то неуловимо спокойное, словно все трудности остались позади, а впереди ждало лишь тепло очага и надежда. Однако звон цепей всё также отдавался у нее в голове.

. . .

Горит… Весь… горит…

Пламя со всех сторон охватило конюшни, воздвигнутые на границе Лондона. Дым – густой и едкий, наполненный запахом обугленной древесины и сожжённой плоти – стлался к небесам, затмевая звёзды. Трещание дерева и сухой хлопок лопающихся досок отзывались в ночи, а всполохи огня метались по стенам ближайших построек, пугая воронов, укрывшихся в тени башен. Пожар был не столь велик, но значителен, чтобы возмутить и обеспокоить народ. На утро весть о происшествии достигла королевского замка.

– Как быть…

В зале был лишь он и его близкий советник. Руки короля Клейта сложены накрест. Клейт стоял напротив своего камина, что занимал треть стены. В угольках что расщепляются в огне он видел своих подданных, что запеклись заживо в той деревне.

– Как быть, Планк? – спросил он вновь.

– Я полагаю это и есть их следующий шаг. Мы выставили оборону, но её не хватило на всю границу. Они лишают нас транспорта. Я бы предложил атаковать.

Король Клейт не стал злится на него. Он не спеша подошёл к окну, что выходил на Лондон.

– Скажи, Планк, тебе нравиться наша Англия? – спросил он твёрдо и медленно.

Его взгляд простирался над всей округой. В высоком небе парили два орла, что то и дело заслоняли собой солнечный свет. Внизу, в пёстром движении города люди спешили во всех направлениях. Жизнь била ключом, бурлила в каждом закоулке, доме и лавке. Улицы, тесные и шумные, казалось, никогда не знали тишины. На крышах зданий развешены красные флаги с красивым и чётким белым крестом – Крест Святого Георгия.

– Да, мой король, нравится.

– Подойди к окну. Встань рядом со мной.

Планк сделал то о чем его попросили. Клейт положил на его плечо свою руку и сказал:

– Смотри. Государство цветёт.

– Вижу.

– А теперь представь всё в огне. – Взгляд короля изменился и голос стал тяжелее. – Оно касается всего что тебе дорого, порождая внутри всех ненависть.

Планк представил, как в дыму задыхается его семья. Мурашки пробежалась по его телу от слов и голоса короля. Кулаки сжались.

– Я тоже боюсь этого, Планк. – продолжил он. – Поэтому нельзя допускать ошибок, каких допускали наши отцы. Не стоит делать поспешных решений. Нужно созвать совет. Пошли письма моим приближённым. Совет состоится через 3 дня, 10-ого апреля, здесь.

ГЛАВА III

Новая семья

Цепи… цепи… цепи… Терпеть не могу эту его черту… Я должна… Ты меня не понимаешь!

– Проснись…

Ди услышала нежный женский голос издалека что со временем отдалялся. «Зачем мне просыпаться», думала она. «Я так хорошо лежу в этом мраке. Постоянно слышу этот глухой звон. Я отдыхаю сегодня».

Лёжа на кровати Ди начала мотать головой и что-то бормотать. Дыхание её стало короче и чаще.

«Может я умерла? Я не могу просто так умереть. Меня будто держит какая то цепь. Эх… И тут цепи».

– Проснись! – вновь донёсся голос.

Она очнулась с глубоким вдохом. Оглядевшись, Ди обнаружила ту самую женщину и какую-то светлую высокую девушку. Они окружили её, будто высокие деревья в лесу. Девушка в кровати тихо оглядывалась вокруг, как её взгляд остановился на новом для неё лице. Она задалась всего двумя вопросами.

– Где я?

Она увидела стакан воды рядом на полке и неосознанно потянулась за ним, второй рукой держась за голову, что раскалывалась непонятно от чего.

Женщина удивилась этому. Рабы себя так не ведут, – подумала она.

– Ты дома, Ди, – прозвучал мягкий голос женщины, имени которого она до сих пор не знает. Она отключилась сразу как её забрали.

За окном было светло, и солнечный свет ласково скользил по зеленым полям. Метрах в десяти от дома стоял ещё один домик побольше, из которого доносился радостный смех детворы. Внутри дома, где лежала Ди, царила удивительная легкость – бабочки свободно порхала по комнатам, ведь дверь здесь почти никогда не закрывалась. Одна из бабочек, пленив своим танцем, мягко опустилась на подоконник. Её крылья, переливающиеся всевозможными оттенками сиреневого, казались настоящим произведением искусства. Она смотрела на эти крылья, словно заново открывая для себя их великолепие. Давненько она не видела ничего столь прекрасного, показалось ей.

– Дома?… – повторно спросила девушка глядя на бабочку.

– Да.

– А где Гессий? – уже более спокойно она поинтересовалась.

– Не переживай, с ним все хорошо. Медина, пойди покажи своей новой сестре наши окрестности.

– Да, госпожа, – покорно поклонилась светлая высокая девушка.

– Ну, доча. Я же просила не называть меня так, – вздохнула женщина. – Ну всё, ступайте.

Голос женщины, кого Медина назвала госпожой, был нежный и ласковый. На голове её лежал тонкий льняной платок, прикрывающий аккуратные, заботливо уложенные волосы. Лишь пара скромных серебряных серёжек с крошечными камнями выдавали её благородство. Лицо женщины, светлое и чистое, отражало внутреннюю доброту и умиротворение, а голубые глаза, глубокие, как лесное озеро, искрились тихой радостью. Несмотря на богатство, угадываемое в каждой детали её наряда, она держалась просто.

Медина мягко взяла девушку за руку и повела её на улицу. Солнечный свет ослепил гостью, заставив прищуриться. Когда глаза привыкли, перед ней открылась удивительная картина: просторные луга, где трава волнами слегка пошатывалась на ветру, низкие холмы, украшенные разноцветьем полевых цветов, и лёгкие пышные облака, лениво скользящие по голубому небу. Казалось, воздух там дышится свободней.

Дом, откуда они вышли, гордо возвышался среди этой пасторали. От его резных ворот в полметра вела утоптанная тропинка, которая разветвлялась у подножия холма, соединяя их поместье с соседним домом, скромным, но уютным, который Ди видела ранее из окна.

– Ты наверное удивлена, отчего дети гуляют свободно, а не носят оков, – начала Медина голосом, ровным и тёплым по дороге до дома. Её взгляд, задумчивый, следовал за детьми. – Хозяева наши здесь держат иной обычай. Не властью над ними владеют, хотя могли, и никто и слова бы не сказал. Пройдем внутрь.

Дверь в дом с детьми открылась без усилий. Пред ней предстал коридор, что вёл в зал. Дубовый пол блестел, напоминая девушке о дне когда они драили палубу корабля. Слева по коридору были большие окна с видом на дом, где она проснулась. Из окна она также увидела Гессия. Он копался в огороде.

Мимо неё из ниоткуда мелькнула девочка. Лёгкий толчок сзади, звонкий упрямый голос: «Осторожно!» – и ребёнок исчез также внезапно, как появился. Ди замерла на месте, сначала растерянная, а затем почувствовала, как губы начинают растягиваться в улыбке. Это была первая улыбка за долгое время, тёплая и искренняя. Что-то в этой случайной сцене показалось ей до странного смешным – сама нелепость момента, непринужденность девочки, её детская спешка. Смеясь про себя, Ди ощутила, как на сердце становится чуть легче.

Ди показали где она будет спать. Второй этаж того дома с детьми. Просторная комната с кучей кроватей и одним большим шкафом на всех. Так-же показали где кухня и где брать еду. У них был довольно большой погреб с кучей запасов внутри.

Когда часы пробили восемь вечера семья собиралась поужинать. К этому времени Ди уже полностью освоилась в новом доме и даже познакомилась с некоторыми детьми. Сегодня они разжигали костёр на заднем дворе дома в котором Ди проснулась этим утром. Её попросили сходить в кладовку взять пару продуктов.

Солнце уже заходило и двор начала охватывать темнота. На фоне заходящего солнца было чётко видно очертание кладовки. Это был небольшой сарай, что стоял неподалёку от дома. Запах внутри был ощутим, но всяко лучше чем запах с камеры Дрекка, подумала Ди. Внутри было непроглядно темно. Она зажгла свечу в лампе что ей дали и осмотрелась. Задачи легче не получишь, будучи рабом. «Значит, достать пару банок отсюда» думала она взобравшись на третью лесенку деревянной стремянки. Полка куда она тянулась была достаточно высоко, чтобы третья ступенька казалась ей только началом. Головой цепляя на себя всю паутину она добралась до пятой ступеньки. Ди покачала головой, дабы сбросить паутину, как стремянка начала шататься. Она изначально показалась девушке вялой. «Достала!» вскрикнула она дотянувшись до первой банки. Ещё пара штук ей оставалась. Взяв всё в обе руки она радостно спустила ногу, как вдруг перестала чувствовать опору перед собой. Пытаясь подловить ритм качающейся стремянки она потеряла равновесие и вместе со с ней немного задержавшись в воздухе начала лететь назад. Девушка с хлопотами упала на отсыревшие доски пола и прямо за ней последовала лестница. Одна из лесенок больно ударила её прямо в переносицу. Резкая вспышка боли, но адреналин мгновенно приглушил её, оставив лишь острую тень. Глаза предательски наполнились слезами. Она зажала нос руками, пытаясь справиться с нахлынувшими ощущениями, красная от боли и растерянности.

Вдруг… что-то изменилось. Едва уловимое чувство, словно кто-то подошёл ближе, едва ощутимое тепло напротив. Она на секунду опустила руки, чуть приоткрыв глаза, и ощутила легкий, почти невесомый поцелуй прямо в то место, куда ударила лестница. На доли секунды что её целовали ей показалось, что она проживает чью-то чужую жизнь.

Ди оказалась в холле, чистом и блестящем, где свет падал только на них, и никуда более. На ней была форма. На ровных светлых стенах отражалась её тень, а рядом с ней мужская на голову её выше, что целовала её в переносицу. В животе запорхали бабочки, такие-же красивые и сиреневые. Она собралась поднять голову чтобы разглядеть его, как внезапно вернулась обратно в кладовку.

– Что? Кто это?! – удивление захватило её целиком.

Она все ещё сидя на полу подняла лампу повыше, чтобы осмотреться. Никого. Только её настороженная тень, что падала не на ровные светлые стены, а уже на деревянные стены кладовой и пыль, что поднялась в воздух от её падения. Но это чувство… Оно было странно знакомым.

Снаружи послышались шаги. Дверь открылась резко и суетливо. На той стороне была Медина. Увидев Ди, нервно сидящую на пыльном полу с растрёпанными волосами и неуклюже скрещёнными ногами, она сначала хихикнула, прикрыв рот рукой. Ди подняла на неё взгляд – растерянный, чуть обиженный, но настолько нелепый. Смех, который она пыталась подавить, прорвался наружу, разрывая тишину кладовки.

– Что смешного?! – возмущённо пробормотала Ди, но её тон не прозвучал уб

едительно. Уголки её губ начали подрагивать.

– Ты… Ты бы видела себя! – едва выдавила она, сгибаясь пополам и хватаясь за живот.

Ди хотела нахмуриться, но вместо этого хихикнула, а затем вдруг засмеялась громче, чем сама ожидала. Их смех нарастал, накрывая обеих, как волны накрывают в шторм маленькие корабли. Они уже не могли остановиться, перекрикивая друг друга и хватаясь за живот. Воздух в комнате словно стал легче, растворив весь предыдущий стресс…