Последний коан
Моим друзьям Руслану Бегишеву и Александру Кукареко, без которых эта книга так и не появилась бы на свет.
1. Тихий офис в центре Ростова
Июльское солнце допекло Ростов-на-Дону не до белого даже, а до самого что ни на есть белейшего каления. По улице Чехова причудливой змейкой двигался сквозь знойное марево от дома к дому, от дерева к дереву немолодой человек в пиджачной паре, пытаясь хоть как-то укрыться от всепроникающего солнечного жара в лабиринте городских теней. При шестидесяти пяти градусах Цельсия на открытых солнцу местах и сорока двух в полной тени смысл шерстяных брюк и пиджака был совершенно непонятен дуреющим от жары прохожим, отчего взгляды ростовчан переполнялись то искренним удивлением, то снисходительным сарказмом, то простым человеческим сочувствием. Безумия добавляла шляпа на голове чудака. Украл он её, что ли, на съёмочной площадке фильма про царскую Россию? Натуральный цилиндр, из тех, что не сговариваясь носили ещё Онегин с Чацким и Чичиковым. Присутствие столь странного убора казалось здешним обитателям «несвоевременным» во всех смыслах и оттенках этого неоднозначного прилагательного.
Перескочив Большую Садовую и следующую за ней Социалистическую, незнакомец юркнул в подвальное помещение, над входом в коее значилось – «Чайная лавка».
В просторной комнате, охлаждённой исступлённо работающим кондиционером, все стены были закрыты шкафчиками из тёмного дерева с многочисленными внутри них чашечками, чайничками, кисточками, щипчиками, фигурками и прочей утварью, помогающей любителям такого рода реквизита проникаться особым таинством и вычурностью незатейливого, казалось бы, поглощения отвара чайных листьев. За прилавком, на колониальном стуле, дремал, уложив голову прямо на калькулятор, молодой беловолосый юноша лет двадцати от роду.
– Извольте вас побеспокоить, – человек в цилиндре осторожно тронул юношу и заметив, что мальчик открыл глаза, тут же цилиндр снял. – Разрешите представиться, Михаил Аверьяныч, служащий, так сказать. Мне назначили аудиенцию на…
Он вынул из кармана пиджака часы с цепочкой, отщёлкнул крышку и доложил:
– На четырнадцать ноль-ноль. А сейчас, извольте заметить, ровно два. Не будет ли дальнейшее промедление расценено как грубое пренебрежение установленным временем?
Белоголовый парень расплылся в улыбке, представив, в каком виде пришлось пробираться гостю сквозь тающий от жары город, и нажал под столом кнопку вызова.
Спустя время более чем достаточное, чтобы открыть банку «Пепси-колы», но совершенно недостаточное, чтобы из неё отхлебнуть, один из шкафчиков дрогнул и с гудением, напомнившим о работе точильного станка, частично въехал в стену, открывая проход в освещённый тусклыми зарешётченными лампочками коридор.
– Прошу, – кивнул белоголовый, и посетитель, рассеянно оглядываясь, проследовал в обозначившееся пространство.
Шкафчик тут же загудел за его спиной и установился на место.
Очутившись в замкнутом тоннеле, посетитель сначала замер, не зная, что делать дальше, но потом разглядел-таки вдалеке чёрную металлическую дверь и пошёл к ней.
Дверь никто не запирал. Она легко подалась, как только назвавшийся Михаилом Аверьяновичем потянул бронзовую, в виде готического щита, ручку.
Просторная зала ослепила гостя. Свет настолько превосходил коридорный, что посетитель зажмурился, а когда проморгался, обнаружил подле себя небольшого роста человека в китайском полувоенном френче.
– Добрый день, Михаил Аверьянович, – звонким голосом заявил человек и показал на кресло у огромного рабочего стола, – садитесь сюда, будьте как дома.
И только теперь человек в пиджачной паре заметил замершего за столом широкоплечего мужчину лет тридцати, не сводившего с него пристального взгляда огненно-карих глаз.
– Здравствуйте, сударь, – непроизвольно пробормотал Михаил Аверьянович.
– Ну уж, сударь, – усмехнулся хозяин кабинета, – ещё бы государем обозвали. Присаживайтесь. Рассказывайте, что привело вас в столь жаркую эпоху в нашу скромную обитель.
– Я по заданию Ивана Дмитриевича, – гость расположился в кресле, уступив с некоторым сомнением цилиндр мужчине во френче и пронаблюдав, как тот проследовал с убором к вешалке и повесил вещь на крюк. – Вы, как о том сказал мне Иван Дмитриевич, способны освободить из, как бы это обозначить, ну, скажем, «заключения» что ли, нашего соплеменнника Андрея Коростылёва?
Хозяин кабинета кивнул, продолжая изучать Михаила Аверьяновича холодным взглядом.
– Так вот. Я послан к вам уточнить цену и сроки. О каких деньгах идёт речь и как быстро Андрей Ефимыч будет на свободе? Мы ведь не могли обсуждать подобные вопросы дистанционно.
– Да, конечно, – согласился кареглазый. – Дистанционно никак не могли. Вот, смотрите.
Он положил перед Михаилом Аверьяновичем плотный лист бумаги с распечатанными на нём словами и цифрами. В верхней части листа чернел заголовок «Коростылёв». Ниже следовали пункты: «Снаряжение», «Группа специального назначения», «Транспортировка и прочее», – вполне понятные обоснования будущих трат. Напротив каждого пункта значилась цена. Михаил Аверьянович глянул в нижнюю часть списка и удовлетворённо кивнул – двести пятьдесят тысяч долларов за такую услугу даже как-то несерьёзно, что ли. Или они нуждаются в деньгах и выставляют смехотворные расценки или, наоборот, подобного рода операции для этих людей совершенно простое, элементарное дело, что означает для них достойную прибыль даже от столь мизерного взноса.
– Хорошо! – кивнул гость. – Указанная сумма не превышает озвученную мне руководством. Если я правильно понимаю, вот это реквизиты?
– Да.
– Замечательно.
Михаил Аверьянович быстро настучал на смартфоне нужные цифры и отправил руководству.
– Ожидаем, – пробормотал он, засовывая телефон в карман.
– Прошло! – сообщил мужчина в френче из кресла у входа.
– Спасибо вам… сударь, – то ли с усмешкой, то ли с доброй улыбкой сказал коренастый и протянул руку гостю.
Михаил Аверьянович осторожно пожал.
Когда за взгромоздившим на голову цилиндр посетителем закрылась дверь и шаги его замерли в конце коридора, коренастый поднялся из-за стола и подошел к невысокому.
– Как он тебе, Русик?
– Сударь? – уточнил невысокий.
– Ага.
– Меня смущают их имена.
– Почему?
– Не могу сообразить, но вместе они странно звучат. Помнишь Найроби?
– Да. Может быть, может быть. Думаешь, «Московский дом»?
– Ну, во всяком случае что-то очень похожее. Ты бы, Игорёк, поосторожнее.
– Я?
– Ну ты понял. Минимально необходимое должно быть ну уж очень минимальным.
– Хорошо.
2. О нафсе
На школьной доске мелом было написано «Джихад», за партами сидели пять мальчишек и три девочки лет пятнадцати-шестнадцати.
– Запишите! – двадцатилетний парень в зелёной майке и синих джинсах вёл урок. – Нафс – понятие объективное. Записали? Хорошо. Никто из нас не может сказать, что освободился от влияния нафса.
Мальчик в первом ряду, веснушчатый и зеленоглазый, поднял руку.
– Да, Миша.
– Салаутдин, а как мы тогда победим в джихаде? Ведь нафс и есть наш враг?
– Не совсем, Миша. Наш враг – Иблис, и хотя ты правильно понимаешь, что джихад должен быть обращён внутрь себя, а не вовне, но…
Зазвенели стёкла, рухнула на пол входная дверь, со всех сторон в класс посыпались люди в чёрных масках с автоматами наперевес.
Они в три секунды уложили всех лицом в пол, а Салаутдину ещё и заломили обе руки за спину.
– Не трогайте детей! – кричал тот. – Они несовершеннолетние!
Когда всех вывели из класса, у разбитого окна закурили два спецназовца.
– Каждый день новая секта! – пробормотал один.
– Эти хоть не такие буйные, как свидетели. Там бабки на нас бросались с кулаками, Коту вон голову тростью расхерачили, а тут спокойные. Никто не рыпнулся.
– Свидетели, они агрессивные, помнишь деда в Азове: самому лет под девяносто, фронтовик, а нас фашистами оскорблял.
– А как ты хотел, Лёха, в секте и не таким мозги промоют.
– Куда катится мир?!
– Известно куда, в пропасть. Ничего святого у людей не осталось. Бухали бы себе, на концерты ходили, телек смотрели, нормально же можно жить, зачем вся эта дрянь?
– Согласен. Деградация получается.
3. Комми
В пабе было прохладно, сыро и немноголюдно. За мутным стеклом моросил нудный лондонский дождь.
Кен отхлебнул пенного из большой стеклянной кружки и посмотрел на Марка:
– Получается, человеческий эгоизм не так страшен, как это пытаются преподнести либералы?
– Абсолютно, – кивнул Марк, – то, что принято называть человеческой природой, на самом деле природа животная, а человек тем и отличается от лошади, что способен над этой природой возвыситься. Вопрос в том, кому выгодно закрепить в наших умах концепт о превосходстве животного и называть утопическими коммунистические, христианские, исламские или даже буддийские идеи.
– Да, Марк, это не самая простая тема. Я как раз собрал удивительный по охвату материал для Morning Star на эту тему. Тысячи доказательств, Марк, тысячи! Из них в тексте статьи будет максимум десяток фактов, но и это будет супербомба! Уж поверь мне. Вот, на этой флешке то, что взорвёт мир.
– Добрый день! – к молодым людям приблизился средних лет мужчина в тёмных очках с бородкой эспаньолкой. – Вы комми?
– Коммунисты? – уточнил Кен. – Да. А что вы хотели?
– Собственно говоря, ничего.
Бородатый сунул руку за спину, и в ладони его оказался пистолет. Два хлопка, две вспышки. Кен с Марком повалились на пол. Во лбах обоих темнели отверстия. Незнакомец обшарил карманы Кена, нашел флешку, сунул в сумочку на поясе и не спеша пошёл к выходу.
4. Мальчик-девочка
– Это мальчик или девочка? – спросили окружившие семейство Иосифа волхвы, наряженные кто в стринги, кто в чулки на подвязках, кто в накинутый на голое тело распахнутый пиджачок.
– Это не важно! – воскликнул Иосиф в исполнении девушки с нарисованными чёрным маркером усами, и люди зааплодировали.
Жан осмотрелся. Хлопали такие же трансы, как на сцене, и несколько молодых девчонок. Остальные хмурились, им что-то не нравилось. На этот раз парад ребят невероятной ориентации в Париже сопровождали настоящие драматические спектакли на библейскую тематику. Забавное переосмысление канонических текстов.
Жан улыбнулся. Вот, в принципе, какая кому разница, есть у тебя член или нет, но смешно же, когда кому-то хочется на эту тему выразиться, донести до масс, отстоять какое-то право. Это как если он, Жан, выйдет на мост перед Нотр Дамом, снимет штаны и начнёт срать на камни мостовой, но не просто срать, а с томиком Флобера в руках, отстаивая таким образом своё право срать именно с Флобером, а не с каким-нибудь Франсом. Ну смешно же. Кому какая разница, с какой книжкой ты срёшь?
Случившееся далее выглядело уже не так весело. К сцене рванули десяток радикалов в чёрных балаклавах. В руках – банки с какой-то жидкостью. Хотели облить артистов. Хорошо если зелёнка, но у этих отморозков может быть и серная кислота. Полицейские сработали чётко. Опрокинули практически всех на траву и заломали, но всё же самый шустрый выскочил на сцену. Хотел уже плеснуть в стройного Иосифа, но проворный коп опередил – прострелил ногу. Жан подумал, что трудно в таком скоплении людей попасть именно в ногу, а не в какого-нибудь зеваку на периферии. Банка упала, расплёскивая зелёную субстанцию.
5. Спасение Коростылёва
Игорь Тарасов, тот самый коренастый мускулистый мужчина из кабинета в чайной лавке, скучал, прислонившись к деревянной красной колонне, что поддерживала жестяной навес над входом в магазин «Продукты». Тарасов ковырялся травинкой в зубах и рассеянно смотрел на забор напротив. Забор был длинный, высокий и бетонный. По верхней его кромке вилась спиралью колючая проволока, а над проволокой на деревянной вышке дремал часовой.
Стояла оглушительная утренняя тишина, та самая, когда в Воронеже уже проснулись рыночные торгаши и укладывают в багажники заведённых машин свежий товар, но остальные горожане ещё спят. На вершинах сосен краснели залитые восходящим солнцем ветки, небо теряло синеву и постепенно голубело.
Тарасов посмотрел на часы. Семь ноль-ноль. Пора! Тем более, что часовой на вышке уже проснулся, установил пулемёт и даже прильнул к прицелу.
Игорь не спеша прошагал к видавшему виды жигулёнку шестой модели, сел за руль, завёл и всмотрелся в зеркало заднего вида. Стена. Вышка. Возле забора нарисовался Руслан Батов, подошёл так, что часовой его не видит, стал, типа курит. Метрах в пяти перед Русиком забор неожиданно раздвинулся, из щели высунулся человек. Наверное, испугался, увидев Батова, но Руслан замахал руками, что-то объясняя, человек вылез весь, подошёл. Игорь прислушался к зачастившему сердцу. Спокойнее. Поехали!
Он придавил педаль газа и направил машину по прямой через пустырь, к каким-то складам. Стрелка подвинулась к десяти километрам в час и застыла. Дернуло задний бампер, где-то позади ударил пулемёт. Игорь, держа скорость, снова глянул в зеркало. От тюрьмы вслед за машиной бежал странного вида человек. Он нелепо раскачивался и дёргался, когда в него попадали пули. Игорь нажал кнопку. Человек упал в траву, подняв облако пыли. Пулемёт замолчал.
Тарасов ускорил машину и въехал в проход между складами. Сзади следовал чёрный БМВ с тонированными стёклами и замазанными грязью номерами. Стены складов сменили пятиэтажки жилых кварталов. Тут было тихо и безлюдно. Игорь выскочил из машины, схватил канистру, залил салон бензином и бросил на водительское сиденье маленькую чёрную коробочку с таймером. Минута сменилась пятьюдесятью девятью секундами.
Рядом тормознул БМВ. В окно высунулся Батов.
– Кто заказывал такси на Дубровку?
6. Непонятки и заминки
– Ты мне объясни, дураку, что это за хрень у тебя в СИЗО творится?
Седой заслуженный генерал сидел за большим красивым столом и внимательно смотрел на раскрасневшегося подполковника, вытянувшегося в рост посреди кабинета.
– Виноват, товарищ генерал-лейтенант, выполнял, так сказать, ваше, так сказать, вашу просьбу, но что-то пошло не так.
– Что ещё за просьба?
В глазах подполковника обозначилось удивление, вдруг сменившееся пониманием.
– А, ясно. Никаких просьб не было! Штатная ситуация. Побег. Пулемётчик на вышке отрабатывал по инструкции.
– Где труп?
– Виноват, товарищ генерал-лейтенант, трупа нет, вместо трупа манекен.
– Так, а кто тогда сбежал?
– Задержанный Коростылёв!
– Что?! Какой Коростылёв? Уж не Андрей ли Ефимыч?
– Так точно!
– Как интересно получается. Ты что ж, сука, Коростылёва хотел застрелить? Да ты хоть знаешь, кто он такой?!
– Так вы ж сами… простите… так что, не надо было? Коростылёва? Так мы ж и не того… Не застрелили.
– Ну ты теперь в церкви свечку поставь, что не застрелил, я б тебя самого за Коростылёва… Да… Повезло тебе, Митрофанов. Тут такие возможности раскрылись, а ты хотел пристрелить. Повезло тебе, малахольному. А кто ж тебя, собаку, надоумил?
– На пулемёт? А кто надоумил? Хоть намекните, Иван Сергеевич, ради Бога.
– Ты Бога не приплетай, дура, кто приказал?
– Я совсем что-то, Иван Сергеевич. Не могу взять в толк совсем что-то. Ну так вы же сами. Позвонили и того. По старой схеме. Или вы что имеете в виду? Я вообще не понимаю, подскажите.
– Я тебе не звонил.
– Так точно! Понял! Добро!
– Да нет, ты не понял, нас никто не пишет. Я не звонил точно.
– Да?! Но с вашего телефона. Вашим голосом.
– С моего телефона? А вот тут интересно, давай подробно, только без этих твоих закривулистей, всё чётко и прямо. Понял?!
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! Вчера вечером, в двадцать ноль-ноль…
7. Тарасов
– Две машины – тысяча долларов, – перечислял Батов, – манекен и оборудование двести долларов, бензин и прочие расходы триста долларов. Итого полторы тысячи. Чистая прибыль – двести сорок восемь тысяч пятьсот долларов. Это точно было самое минимальное необходимое воздействие?
– Надеюсь, – пожал плечами Тарасов, глядя в окно на Большую Садовую. – Звонили. Благодарили. Восхищались. Просят встречи, чтобы выразить благодарность лично.
– Странно.
– Да. Ты их имена пробил?
– Фантомы. Даже Андрей Ефимыч как бы есть и как бы нет. Похоже на тест.
– Всё-таки, думаешь, «Московский дом»?
– Высокая вероятность. Ну или Лондонский, может, Парижский. Они же как близнецы. Союз благородных домов – одно слово.
– Три слова… Думаешь, «Достоинство»? Значит, встречи не будет?
– Нежелательно. Ну, только если они не знают о нашей связи с «Паладинами Всевышнего». Тогда будут как-то нас использовать, а если знают или вычислили, то, скорее всего, ликвидация. Элементарно.
– Да уж, перспектива так себе.
– Тут, Игорь, по твоей невесте инфа всплыла.
Тарасов нахмурился.
– Что за инфа?
– Инна Степанян проживает в городе Цюрих, известный художник, читает лекции в Университете искусств.
– Степанян? – лицо Игоря почернело. – Причём тут Инна?
– Вот, – Руслан протянул фото, – Гареев высчитал. Та же личность, что и на твоих фотках Инны.
Это была она. Старше на десять лет, красивее даже, чем тогда, но совершенно чужая. Степанян? Брака был прав, Гена помог не только с творчеством. Похоже…
– Муж?
– Геннадий Степанян, Союз московских благородных домов.
– «Московский дом»?
– Он самый.
– Что-то, Русик, куда ни ткни, везде Московский дом!
Захлестнули жгучие, как лист крапивы, воспоминания. Игорь с Инной подали документы в ЗАГС, и Гена должен был стать свидетелем… Но прямо в подъезде родного дома какие-то военные схватили Игоря и увезли в ночь. Потом была Средняя Азия, война и после двух лет службы возвращение домой. Только не было уже ни Инны, ни Гены. Говорили, Инна учится в Московской академии искусств, Игорь перекопал все мало-мальски связанные с искусством заведения Москвы – никаких следов. В итоге понял только, что события связаны с Московским домом. Старший лейтенант Брака объяснил. Хотя до конца объяснить не успел, погиб, когда боевики штурмовали заставу. Запретную заставу ордена Паладинов Всевышнего.
– Что будешь с этим делать?
Игорь пожал плечами. Что с этим поделаешь? Десять лет назад бросился бы в Швейцарию спасать любимую. Бросился, не думая ни о последствиях, ни о том, чего хочет сама Инна. Но ему уже не двадцать. Это в романах Дюма герой, как сказочный гном, десятки лет методично готовит страшную месть, чтобы показательно покарать всех виновных в его тяжёлом несчастье. В книге так. Читатель же книгу читает не десять лет, и автор это понимает. В реальной жизни десять лет – серьёзный срок. Инна хотела стать художником – получается, стала. Хотела славы – похоже, слава есть. Возможно, хотела быть с Геной. Так им восхищалась. Это, в принципе, тоже её выбор. Неважно, кто подтолкнул. Если всё так, вряд ли она любила Игоря Тарасова. Если бы любила, не написала бы прощальное письмо о поездке в Москву. Или заставили?
– Я проверю эту тему, – задумчиво сказал Игорь, – хотя и кажется, что нет никакого смысла, проверю.
– Билеты в Цюрих?
– Да, давай на понедельник. До конца недели ещё пара дел.
– Хорошо. Возьму на понедельник.
8. ЦГБ
Анна Егоровна переступила порог кабинета. Молодая женщина в белом показала на стул.
– Присаживайтесь. Анна Егоровна?
– Да.
– Хорошо. На что жалуетесь?
– У меня ноги отекли, и температура держится уже две недели тридцать семь и пять. Воспаление.
– Сильно отекли?
– Ну не прямо сильно, но внушительно. Когда снимаешь обувь, прямо заметно.
– Покажите. Ага. Понятно. Хорошо. Я выпишу вам таблетки. Можете купить в нашей больничной аптеке.
– Таблетки?
– Ну да.
– Странно.
– Что ж тут странного, Анна Егоровна. Температура держится две недели – это не очень хорошо.
– Ну давайте, выписывайте.
Анна Егоровна забрала бумажку и вышла в коридор. Что с этим миром не так? Какие таблетки при воспалении, если этиология не установлена?
– Анна Егоровна?
Виктор. Тот самый молоденький врач. Сколько ему теперь? Пятьдесят?
– Здравствуй, Витя. Ты всё ещё тут?
– Застрял, Анна Егоровна. Сколько же мы не виделись?
– Да лет двадцать уже.
– Вас так не хватает, вот честное слово, вы были лучшим начальником хирургии. Что это к нам? Заболели?
– Воспаление. Хотела обследоваться, но попала на терапевта.
– Что не так?
– Таблетки мне выписала.
– Ужас! В наше время такого не было.
– Может быть, Витенька, может быть. А может, просто это мы брюзжим по-стариковски? Девочка молоденькая, не больше тридцати.
– Анна Егоровна, меня и в двадцать три вы бы за такое убили. Стетоскопом задушили бы.
– Ты прав. Что-то не то с миром, что-то не то.
9. Цюрих
Игорь и Руслан вышли из аэропорта и влезли в жёлтое, видавшее виды, такси. За рулём заворочался, пристёгиваясь, бородатый человек, судя по зелёной чалме, с Ближнего Востока.
– Zur Zahringerstraße, Hauss sechzehn! – сказал Игорь.
– Nous irons à la rue Zahringer, maison seize, – на всякий случай добавил Руслан.
Таксист кивнул, и они поехали.
Они были здесь пять лет назад. Это не Россия, тут в целом ничто не меняется. Огромный дуб, который в Батайске обязательно спилили бы по просьбам обеспокоенных пенсионеров и электриков, чтоб не завалился на зазевавшуюся голову или на линию электропередачи, всё так же украшал набережную Лиматта, а асфальт у Национального музея был побит так же слегка, как и пять лет назад, не более не менее, в отличие от асфальта батайского, непрерывно впадающего в крайности: то он новенький с иголочки, то непроходимый, как после бомбёжки.
У гостиницы не было никого. Жарко. Все спрятались в домах и офисах под кондиционерами.
Их ждали. Печальная женщина администратор вручила ключи и объяснила, что комната на втором этаже справа.
– Ну что? – спросил Русик после того как распаковали чемоданы и распределили вещи. – С чего начнёшь?
– Академия искусств. Она специалист, а нам нужна консультация специалиста.
– Мы продаём картины?
– Или покупаем. Неважно. Главное, зацепиться в разговоре. Давай, поищи какую-нибудь интересную сделку, а я пока продумаю минималку в общении.
– Окэ. Думаешь, она тебя не узнает?
– Не должна. Я весил килограмм семьдесят, а сейчас за девяносто. Придумаю ещё что-нибудь. Что ж за пограничник, если не соображает в маскировке?
– Согласен. Где ноутбук?
10. Чат
Лена потянулась. Сколько она уже в Фейсбуке? Три часа? В принципе, немного. Столько интересных тем было сегодня. Что там за кринж с тиктокершей Марией Вектор? Лена, конечно, оставила комментарий, но уже час прошёл, надо глянуть, кто отозвался.
Ух ты, пятьдесят ответов. Знатный срач. Надо сначала вспомнить, что написала сама, а потом уже почитать отклики. Итак:
«Женщина никому ничего не должна. Носите её на руках, и тогда будет вам счастье».
Неплохо. Без ошибок. Чётко. Это по поводу ухода Вектор от мужа. Да, двое детей, да, типа у них было всё красиво, столько фоточек в инсте навесили, да, он зарабатывает нехило, но всему же есть предел. И стопудово виноват муж, все эти потные мужички такие эгоистичные, такие невнимательные, зациклены на своих проблемах, а в проблемы страдающих женщин вообще не вникают. Какой нормальной это понравится, а тем более Вектор, уж она может выбрать из миллионов подписчиков. Так, что тут пишут?
«100%», – это оставила какая-то Элла. Шарит девочка.
«Должны только мужчины?» – Дмитрий, наверняка какой-то старпёр из далёкого во всех смыслах Урюпинска. В его возрасте всё понятно, женщины уже до одного места, хотя нет, скорее, до лампочки. Что там ему девчонки ответили?
«О! Токсик нарисовался! Давай, поной!» – Диана.
«Патриархат на другом ресурсе, идите лесом, дядя!» – Лариса.
«Если тебе женщина кажется мусором, не подбирай! Не твоё. Если не умеешь любить, лучше промолчи, за умного сойдёшь», – Кира.
Ну что ж, огромные молодцы девчонки, всё в точечку! Нормальный уже свалил бы с чата после такого, а этот никак не успокоится:
«А что такое по-вашему токсичность, если не презрительное отношение к другим? В моей фразе разве такое было? Теперь перечитайте ваши».
Косит под умного, скуфище, какие-то цитаты избитые вставляет. Вот, нормально ему Диана заехала:
«Из всего сказанного Вы выделили только слово «токсичность», любой психолог подтвердит, что люди замечают в тексте то, что в них самих проблемно. Что и требовалось доказать».
«Попытка скрыть эгоизм за умными словами. Фу! Какой примитив!» – Кира, красотка, в точку!
«Поток обвинений в адрес незнакомого человека, это не примитив?» – ты смотри, продолжает, неспокойный какой! Может, бот? Лена зашла на страницу этого Дмитрия. Молодой, двадцать пять. Москвич. Фото с женой или девушкой, дети у них. Немного толстоват, но мужики себя не слишком блюдут, это к женщинам они всегда с претензиями, чтоб как минимум модель, а сами жиробасы ещё те. Странно он себя ведёт. Что там дальше?
«Вы ещё и бескультурный, жаль, что в вашей деревне не учат манерам, называть женщину примитивной такое себе мужское достоинство. Не вижу смысла с хамами вообще разговаривать. Пишите тут сами, самоутверждайтесь сколько хотите. Прощайте!» – Кира.
«Отличный повод не замечать ничего, кроме собственных желаний!» – Дмитрий неугомонен.
«А вам надо, чтобы мы ваши хотелки исполняли?! Сейчас плюнем на все свои проблемы и побежим ваши прихоти воплощать! Вот чьё мнение меня вообще не интересует», – Лариса.
«Вас тут никто не оскорблял, если сами себя оскорбили, то на воре шапка горит», – Диана подливает.
«Дмитрий, что вы тут забыли? Идите к жене, детям, зачем вам бабские сплетни? Или вы из этих?» – Кира уела. В самом деле, чего мужику лезть в бабские пересуды, если только не голубой. О, тут еще какой-то мужичок нарисовался. Макар! Что пишет?
«Всегда теснятся тучи средь вершин
И хлещут ветры крутизну нагую
Кто средь других возвысится один,
Тому идти сквозь ненависть людскую»
О Господи! Это он о чём? Ещё один сумасшедший? Вот и Ирина его об этом спрашивает:
«Вы о чём, Макар?»
Лариса даже большой палец Ирине показала.
«Ботам поручено и Байрона применять!! До чего дошёл прогресс!» – Лариса.
А Дмитрий-то притих, всё ж таки отшили его девочки, молодцы, правильно, нечего лезть к умным приличным людям со всякими глупостями.
«Я про Вектор!» – это Макар, ну слава богу, значит, за Вектор заступился, а то все уже подумали, что за Дмитрия.
«Вектор, она такая!» – соглашается Диана. – «Я не знаю ни одного мужика на этой планете, который был бы её достоин».
Лена долистала чатик до конца. В принципе, норм, разогнала хайп Марии. Пусть пользуется. Она это заслужила.
11. Академия искусств
За ресепшеном на входе в Академию дежурила симпатичная голубоглазая женщина с длинными белыми волосами.
– Добрый день! – поздоровался Игорь.
– Здравствуйте.
– Сегодня нет лекций у известного искусствоведа Инны Степанян?
– Сейчас посмотрю. О, да, в четырнадцать ноль-ноль во второй лекционной аудитории. «Источники импрессионизма».
– Спасибо вам, а как можно купить билеты на лекцию? Мы просто восхищаемся этой учёной и хотим попасть.
– Что вы, какие билеты, лекция для студентов академии. Вы можете у охраны оформить разовый пропуск, и я помогу вам пристроиться где-то на задних рядах, ну, знаете, где обычно спят студенты?
– Знаем, – хихикнул Руслан.
– Вот, оформите пропуска, там даётся на целый день, и подходите за пятнадцать минут до начала.
– Окей!
На площади перед академией было совершенно пусто. Игорь и Руслан стояли в тени здания, и это хоть как-то спасало от жары, охватившей мироздание.
– Сколько там уже?
Руслан посмотрел на часы:
– Пять минут десятого.
– Ещё четыре часа.
– Три часа сорок минут.
– Смотри, радуга!
Руслан недоверчиво повернул голову в ту сторону, куда показывал Игорь. В самом деле, в знойном небе светилась совершенно неуместная в такую погоду разноцветная дуга.
– Фигня какая-то, что-то я дождя совсем не наблюдаю.
– Ну красиво же!
– Красиво. Но странно.
– Чем займёмся?
– Может, по кофейку?
– Согласен. Приятно выпить кофе, когда никуда не спешишь.
Они прошагали два квартала в поисках кофейни и возле здания, оформленного в откровенно индийском стиле, со всякими лепными павлинами и полагающимися сине-белыми колоннами, наткнулись на толпу людей в оранжевых одеждах.
– Кришнаиты, – улыбнулся Руслан, наблюдая, как мужчины и женщины под собственную песню кружатся в незатейливых танцах.
– Секта? – спросил Игорь.
– Типа того. Индуисты. Называют Аллаха Кришной.
– Иегову?
– Ага.
– А ничего, что в индуизме сотни богов?
– Не знаю, я общался с ними, говорят о Верховной личности.
К бывшим пограничникам, хотя бывших и не бывает, подрулила девушка в зелёном сари со сладостями на подносе.
– Угощайтесь!
Руслан посмотрел на Игоря и спросил:
– Идоложертвенное?
– Не имеет значения, что входит в голодный организм, – усмехнулся Игорь и взял симпатичный шарик размером с теннисный мяч. – Главное, что из него выходит. Тем более, если эти люди считают, что поклоняются Единому неведомому Богу.
– Ну почему неведомому? – рядом нарисовался седой кришнаит с хитрым прищуром. – Это у эллинов были неведомые, а у нас очень даже ведомый. Вы мусульмане?
– Не совсем, – ответил Руслан.
– Зачем отвлекаться на конфессии, когда можно просто общаться с Богом? – спросил Игорь.
– Экуменисты! – по-своему понял кришнаит. – Приглашаю на программу. Через пять минут в ашраме. Вот тут вход. Потом прасад. Вас угостят изысканной пищей и чудесными напитками.
– А кофе у вас будет? – поинтересовался Игорь.
– Кофе? Это же гуна страсти! Нельзя употреблять наркотические, алкогольные и прочие изменяющие сознание напитки. В том числе чай и кофе.
– А что вы пьёте?
– Нет ничего приятнее простой воды, предложенной Кришне.
– То есть вы приглашаете нас попить простой воды?
– Нет, – смутился кришнаит, – у нас есть разнообразные соки.
– Мы лучше по кофейку, – сказал Руслан, но Игорь о чём-то задумался и не спешил двигаться дальше.
– Знаете, а давайте мы зайдём, – вдруг сказал он. – Вот в эту дверь?
– Да, там на входе разувайтесь, обувь можете оставить на полочке, и проходите в зал, туда где алтарь.
В просторном зале прямо на полу, точнее, на постеленных на пол циновках сидели, кто как мог, мужчины и женщины самых разных возрастов. Примерно половина из них – в оранжевых одеждах, остальные в чём попало, будто просто заглянули с улицы, приглашённые, скорее всего, этим хитрым кришнаитом.
Игорь и Руслан присели в дальнем углу от алтаря, завешенного тёмно-синим занавесом.
Рядом спорили двое в шафрановых накидках.
– Райские планеты – ничто! – говорил один. – Главное, попасть на Голоку, там Кришна!
– Это дело нескольких реинкарнаций, – возражал второй, – так просто на Голоку твою дживу никто не пустит.
– Извините, – Игорь повернулся к спорящим. – Я правильно понимаю, что Кришна – это Единый творец Вселенной?
– Правильно, – ответил первый спорящий, с острым носом и большим белым пятном на лбу.
– Да, – согласился второй, сероглазый и курносый, с совершенно белыми бровями.
– Тогда какой смысл ждать смерти или реинкарнации, если можно прямо сегодня увидеть Его?
– Кого? – не понял остроносый.
– Кришну!
Оранжевые засмеялись.
– А вы видели Кришну? – спросил остроносый.
– Конечно, – ответил Игорь.
Белобровый вопросительно посмотрел на своего спутника:
– Имперсоналист?
Тот пожал плечами, повернулся к Игорю и спросил:
– Расскажите, что Кришна носит на шее? Какой кулон или ожерелье?
– Настолько антропоморфно? – растерялся Игорь. – Предполагаю, что у Бога может быть бесконечное число обличий. И бесконечное число ожерелий!
– А вот и не угадали! – счастливо рассмеялся остроносый. – Кришна всегда носит одно и то же украшение.
Он со значением посмотрел на белобрового и кивнул:
– Имперсоналист.
– Я не буддист, – не согласился Игорь, припоминая, что имперсоналистами называют тех, кто отрицает или не считает важной личность Бога и поклоняется Его безличностной форме, типа нирваны или Абсолюта. – И не даос. Я признаю личность Бога. А вы действительно хотите увидеть Бога?
– Конечно, – ответил белобровый.
– Тогда пойдёмте, я вам его покажу.
– Нет, так не делается, – засопротивлялся остроносый. – Мы не можем доверять майавади.
– Но если хочешь чего-то больше жизни, и кто-то предлагает тебе это, ты же по-любому рискнёшь, а вдруг?
– Нам нет смысла рисковать. Мы в надёжных руках, у нас есть джапа, гуру и Прабхупада. Этого достаточно для того, чтобы попасть на Голоку.
– Ну как хотите, – пожал плечами Игорь, в его глазах обозначилось разочарование. – Моё дело предложить.
В этот момент затрубили в рог и занавес разошёлся, обнажив фигурки божеств, жертвоподношения на красивых тарелочках и много-много цветов.
– Пошли, брат, – сказал Игорь Руслану, поднимаясь. – Тут Кришну мы не найдём.
Молчавшая до того девушка в оранжевом сари, сидевшая рядом с остроносым, поднялась и пошла за ростовчанами в коридор к полкам с обувью.
– Не обижайтесь на Мчандру, – сказала она приятным тонким голосом. – Вот, возьмите визитку, если будет время, позвоните, мы встретимся и пообщаемся в другой обстановке. Меня зовут Радха.
– Радуга? – переспросил Руслан.
– Радха.
– Очень приятно, – вежливо ответил Игорь, засовывая визитку в карман. – Меня зовут Игорь. Его – Руслан. Мы просто хотели попить кофе.
– Кофе? Это же не гуна благости.
– А что делать? Несовершенны мы пока. В отличие от Всевышнего.
– Вы позвоните? Мне интересно… про Кришну.
– Возможно.
– Хорошо, тогда я побегу на лекцию. Там сейчас Индрадьюмна Свами будет выступать. Это очень крутой проповедник!
– Спасибо. До свидания!
– До свидания!
В фойе академии они вошли ровно без пятнадцати два. Женщина на ресепшене узнала их и улыбнулась, а когда подошли поближе, поманила за собой пальчиком.
Зал располагался совсем рядом, буквально через две двери по коридору.
– Вон туда, наверх, – показала женщина на вершину конструкции столов и скамеек.
– Спасибо вам огромное, – с чувством поблагодарили фанаты Инны Степанян и двинулись в гору.
Руслан сел, потрогал шершавый, исписанный французской похабщиной стол и улыбнулся:
– Вспомнил МГУ. Ты хоть понял, зачем мы с тобой его закончили?
– Так надо было, – пожал плечами Игорь. – Быть дипломированным философом – необходимое условие.
– Лучше бы на сварщиков выучились. Или на машинистов.
– Зачем? Деньги? Слава? Почёт? Ты о чём?
– Согласен. А что философы из перечисленного получают?
Игорь засмеялся.
– Ну, мы даже без диплома сварщика неплохо зарабатываем.
– Не поспоришь. Кстати, Славик звонил, говорил, приходили эти ребята в чайную лавку, которые Андрей, как его там… Ефимыч и Михаил Аверьянович. Разнюхивали, что и как, расспрашивали, как нас найти. Думали, наверное, мы всю жизнь в этом подвале сидим.
– Интересно, чего хотят?
– Славик предположил, что вербовка.
Дверь внизу у кафедры распахнулась, и к огромной чёрной доске вышла женщина с кипой тетрадей.
– Это она? – спросил Руслан.
Игорь промолчал. Он не смог ничего сказать. Связки, которыми обыкновенно пользуется человек для разговора, прихватила такая судорога, что ни вздохнуть ни глотнуть. Да, это была она. Девушка, которая снилась ему каждую ночь, каждую божью ночь уводила его в несбывшуюся юность, туда, куда обычной логикой и обычным воображением вернуться просто невозможно. Но это была совсем не она, совсем не милая Инка из снов о прошлой жизни, совсем другая, пусть роскошная и красивая, но чужая Инна Степанян.
– Понял, – вздохнул Руслан, – она. И что теперь?
Игорь потёр глаза обеими ладонями, положил руки на парту и, как прилежный школьник из «Ералаша», приготовился слушать учительницу.
– Добрый день! – сказала учительница на чистейшем немецком. Так говорят в Гамбурге, Игорь учил немецкий с берлинцем, а в Гамбурге удивлялся, как по-разному говорят немцы. – Тема нашей сегодняшней лекции – «Импрессионизм». Вы понимаете, что это очень общее выступление?
Студенты, а их по залу было разбросано с полсотни, загудели и закивали.
– Хорошо, – продолжила лектор, – чтобы понять, откуда вырос импрессионизм, надо изучить почву, то время и те обстоятельства, в которых он возник. Представьте себе Францию конца девятнадцатого века. Все эти революционные настроения, как в политике, так и в морали, религии, философии, литературе и, конечно, живописи. Мир не таков, каким представляли его тысячи лет до нас наши предшественники, всё нужно начинать, создавать, выстраивать, собирать сначала – мораль, религию, нравственность, литературу и, безусловно, живопись. Вообще конец девятнадцатого – начало двадцатого века это попытка революции в искусстве, сотни новых направлений и стилей....
– Игорь, – Батов толкнул Тарасова в бок. – А нам обязательно это запоминать?
– Как хочешь, мы тут не для этого. Я не сильно на себя похож?
Руслан внимательно осмотрел лицо товарища. Ей-богу, если бы встретил на улице, не узнал бы. Вместо толстых чёрных бровей – тонкие белёсые бровки, вместо чёрных глаз голубые линзы, какие-то смешные рыжие усы под носом.
– Да тебя мать родная не узнает, даже если вчера видела. Я не понимаю, зачем тебе прям такая маскировка. Ты забыл, каким дрыщом в армию попал?
– Ну уж дрыщом! Весил, конечно, не так много, но не дрыщом же!
– Дрыщом-дрыщом, по сравнению с тем, как теперь раскачался. Ты, кстати, бросай свою качалку, я читал у умных людей, что с возрастом эта лишняя масса приводит к куче проблем со здоровьем.
– Мальчики, я не сильно вас отвлекаю?
Игорь сообразил, что Инна смотрит на них с Русланом и покраснел как школьник.
– Мы внимательно слушаем, – отозвался Руслан и сделал вид, что страшно сосредоточился.
– Итак, на этой выставке в Париже можно было увидеть труды не только Клода Моне, но и Пьера Огюста Ренуара, Камиля Писсарро....
– Чуть не попалились, – шепнул Батов Игорю.
Тот посмотрел сердито, мол, что опять начинаешь, смотри на лектора, не отвлекайся. Руслан хмыкнул, вытащил из кармана телефон и под партой начал листать какую-то соцсеть.
12. И снова Михаил Аверьянович
Площадь перед Академией не была столь пустынна, как несколько часов назад, наоборот, вопреки усилившейся жаре сразу несколько торговцев мороженым, хот-догами и даже открытками разместились по периметру, прибавилось влюблённых парочек и скучающих на лавочках стариков, электрики решили поменять лампочки в фонарях, а водопроводчики вскрыли канализационный люк и светили в него фонариками.
Человек в высоком цилиндре вошёл в здание Академии торопливой уверенной походкой и сразу направился к комнатке охраны.
– Господа, – обратился он к двум пожилым мужчинам в чёрной форме. – Утром вы зарегистрировали этого молодого человека, вот, на фотографии, не подскажете, он ещё в здании?
– А кто вы, собственно, такой? – справедливо возмутился один из охранников.
Михаил Аверьянович вытащил из внутреннего кармана пиджака удостоверение и раскрыл перед суровым лицом. Суровость тут же сменилась растерянностью, оба охранника вытянулись в струнку и почти в один голос полушёпотом доложили:
– На лекции он, во второй аудитории.
– Благодарю за службу, господа, – сказал Михаил Аверьянович и похлопал по плечам расцветших стражей порядка.
13. Попытка к бегству
Сразу после лекции Игорь подошёл к Инне, заполняющей какие-то бумаги за преподавательским столом.
– Я хотел бы извиниться за нас с другом, – сказал он.
Инна посмотрела внимательно и улыбнулась.
– Вы же студенты, хотя и в некотором, можно сказать, возрасте, но ничто человеческое вам не должно быть чуждо, иногда можно и поболтать на лекции неинтересной училки.
Так странно было стоять с ней рядом.
– Интересной!
– Лекции или училки!
– Вы очень интересная… интересно рассказываете. Я так много нового узнал об импрессионизме!
– Да? Что именно?
– Всё.
– Всё – это ничего.
– Ну вот, например, о жёнах Моне. Они такие разные.
– Ну, понятно, что не искусство вас интересовало.
– Искусство! Я видел ваши картины. Они реально прекрасны.
– А вы считаете, что разбираетесь в этом?
– Даже если нет, я показывал ваши картины Серджио Баку. Он был очень нескромен в оценке.
– Серджио? – недоверчиво нахмурилась Инна, – а вы что, с ним знакомы?
– Да, это мой друг.
– Интересные у вас друзья.
– Вы тоже очень интересная, фамилия русская, а говорите, как девушка из Гамбурга.
– Не совсем русская. А вы, я так понимаю, из Германии?
– Да. Из Германии. Может, продолжим наш разговор в каком-нибудь уютном кафе?
– Я замужем, – она показала кольцо на безымянном пальце.
– Я не в этом пошлом смысле, просто вам интересно искусство, мне интересно искусство и у нас есть общие знакомые.
– Я подумаю.
– Прекрасно. Тогда, если это нормально, давайте обменяемся телефонами и пусть кто-то из нас не выдержит и позвонит первым.
Она усмехнулась и протянула свою визитку. Игорь положил картонку в карман и дал ей свою.
– Отто Бауэр, – прочитала она. – Очень приятно.
– Мне тоже очень приятно, фрау Инна, до новой встречи!
– До свидания, Отто.
Они вышли с Русланом под жаркие лучи нависшего над площадью солнца и увидели Михаила Аверьяновича.
– Экая неожиданная встреча! – с совершенно искренним удивлением крякнул человек в цилиндре. – А вы какими судьбами в Цюрихе?
– Здравствуйте, – ответил Игорь, пока Руслан оглядывался по сторонам. – Слушали лекции по искусству.
– Вы ещё и искусством интересуетесь! Какие разнообразные вкусы у современной молодёжи. А я хотел вас попросить о незначительном дельце.
– Мы не принимаем заказы.
– Нет, что вы, упаси Господь! Я хотел предложить посидеть в «Ле петит», тут рядом, в двух кварталах. Я бы рассказал вам очень интересные, просто уникальные истории, я же вижу, сколь вы любознательны.
– Мы очень спешим.
– А вот это жаль. Подумайте хорошо, я не отниму у вас даже получаса.
Игорь посмотрел в серые холодные глаза, не выражающие ничего, кроме некоего смутного сожаления. Где-то он уже видел такие глаза. Где? Неважно. Чего хочет от них Московский дом? Зачем они бросили сюда этого человека в цилиндре? Один он здесь или вон те электрики работают с ним в паре? Может, пора бежать. Всего лишь лёгкий удар в висок – и этот цилиндр покатится по брусчатке площади, с электриками разборок на пять секунд, это ещё с учётом дороги в тридцать метров… Но ведь явно не хотят убрать, уже давно убрали бы, если бы хотели, значит, что-то важное не даёт им провести утилизацию. Что? Почему не узнать прямо от него?
– Где, вы говорите, это ваше «Ле петит»?
14. Приятного аппетита!
Они расселись за столиком, как старые добрые друзья: расслабленные, добродушные бюргеры, решившие пропустить по стаканчику в жару. Игорь сел спиной к стене, лицом ко входу, Руслан чуть сбоку от товарища, а совершенно беспечный Михаил Аверьянович устроился так, словно всем своим видом хотел заявить: покушайтесь на меня, делайте со мной всё что хотите, я совершенно мирный и далёкий от всех этих ваших условностей человек.
– Итак, – приободрил собеседника Игорь, когда официант ушёл наливать кофе.
– Ах, да, – вскинулся снявший к тому времени цилиндр собеседник, – у меня к вам есть необычное коммерческое предложение.
– Михаил Аверьянович, – загрустил Игорь, – я же вам сказал, мы сейчас на отдыхе.
– Нет, вы неправильно поняли, я не хочу делать заказ. Я хочу предложить вам интересный образ жизни. Вот, к примеру, деньги. Они вам нужны?
– Ну, в каком-то смысле да, – кивнул Игорь. – Это ведь средство ускорения достижения целей.
– Вот, а я хотел бы подарить вам возможность не думать о деньгах вообще.
– Это как? – не понял Руслан. – Лоботомия?
– Прелестное чувство юмора! Браво! Но нет. Я хотел бы вручить вам безлимитные денежные карты.
– Что это значит? – не понял Игорь. – Безлимитные… А если я захочу купить Америку, Северную, к примеру? У меня хватит денег?
– Ну зачем вы утрируете, Америку в прямом смысле слова вам никто не продаст, но при ваших необычных умственных способностях я не сомневаюсь, что вы смогли бы прибрать к рукам в Северной Америке все банки и, например, коммерческую недвижимость, включая платные дороги и частные побережья водоёмов. Впрочем, зачем останавливаться на какой-то Америке, Азия сейчас тоже весьма перспективна.
– Вот тут я как раз и не понял, – тормознул Игорь, – если я приобрету весь мир, вам какая выгода от этого?
– Вот, уважаемый Игорь Николаевич, мы и подошли к главному пункту нашей сделки. Ежели я предоставляю вам истинную свободу от этого презренного жёлтого металла, что само по себе богоугодно, согласитесь, то взамен имею право просить самую малость, ваше, так сказать, согласие выполнять мои редкие, не больше раза в месяц, задания. Даже, простите, неправильно сформулировал, не выполнять, а пытаться выполнять. Мало ли что пойдёт не так, не всё в этом мире, к счастью, я ведь правильно это понимаю, решают деньги, и на старуху, как говорится у нас с вами на родине, бывает проруха.
– Чего-то я не понял, – сказал Руслан. – Вы просто хотите купить нашу фирму?
– Нет. Это была бы одноразовая сделка. Вы быстро растратили бы эти средства и что? Деньги – это ловушка, они всегда заканчиваются, сколько бы их ни было. Вот я и хочу, чтоб вы не попали в эту ловушку. Понимаете? И ведь я ещё не говорил о побочных бонусах вашего согласия. Например, в некоем роде вам предусмотрена бесконечная жизнь. Я бы даже сказал – Вечность.
– Что ещё за жизнь? – недоверчиво нахмурился Руслан.
– Наша медицина, если это так называть, довольно сносно разбирается в проблемах биологических форм земной жизни и способна продлевать её по вашему желанию, омолаживая, знаете ли, в каких-то пределах организмы. Ну, для вас это пока не актуально, а вот лет через тридцать, знаете ли, может быть и очень даже да, вот видите, я говорю о долгосрочном обеспечении нашего в вас вклада.
– А что значит «ваша медицина»? Корпоративная?
– Ну, можно так сказать, – улыбнулся Михаил Аверьянович.
– А корпоратив называется «Московский благородный дом»?
– Ну нет, зачем так мелко. Это ваш Геннадий Степанян и супруга его Инна Аркадьевна, лекцию коей вы изволили посетить, московский, да, дом. А мы несколько другая, так сказать, номенклатура.
Игорь почувствовал не напряжение, а как отлегло от сердца – может, и врёт старик, но то, что открещивается от «Московского дома», приятно, слишком много претензий накопилось к «москвичам». Может, и надо как-то пересечься, может быть, даже «Паладины Всевышнего» будут рады такому проникновению.
– А как скоро нам нужно ответить на ваше предложение? – спросил Игорь.
– Ну, не знаю, – развёл руками Михаил Аверьянович. – Я не говорю прям сейчас, хотя желательно как-то быстрее, ну в течение недели, допустим, чтоб мы тоже могли как-то наши отношения планировать.
– Я вас понял, в принципе, мне интересно, вы сумели ухватить за живое. Так что завтра ответ точно будет. Не знаю, как Руслан…
– А что Руслан?! Я как ты. Ты к ним, и я тоже, а вы хотя бы скажите, как организация называется?