Счастье за печкой. Сборник

Повесть

Глава 1.

– Как только я могла повестись на это всё?! Почему от твоей дурной головы моим ногам покоя нет, а? – шёпотом ругалась Лера, увеличивая в планшете размытые картинки, отчего они превращалась в одно сплошное зелёное пятно с мазками песочного и коричневого.

Ругаться тоже смысла никакого не имело, потому что своя голова на плечах есть. Но обступивший со всех сторон лес, и догоняющий, наползающий, сочащийся сквозь стволы деревьев туман заставлял вздрагивать, холодеть спиной и потеть ладонями, шептать – непонятно зачем, и изо всех сил стараться не вспоминать все фильмы ужасов разом. Маруська смотрела жалобно, тыкала дрожащим пальчиком в экран, стараясь не касаться Лериного локтя, который, как и вся Лера, выражал крайнюю степень гнева, и говорила тоже шёпотом: «Наверное, вот тут надо было на развилке свернуть, а мы вот тут, да?».

Конечно, надо вернуться в ту точку, куда тыкал хрупкий Маруськин пальчик. Но во-первых, было просто жутко возвращаться снова в это молоко густого тумана, а во-вторых, дотянет ли Лера до пансионата? Сунув планшет подруге, которая сейчас сильнее всего была похожа на ту Маруську в восьмом классе, который свёл двух таких разных девчонок на веки вечные. «Ну натурально рахитичный воробей» – сокрушённо подумала Лера, решительно сдавая назад, выворачивая руль резче, чем стоило, и сдерживая себя, чтобы не поддать газку, поехала в обратную сторону.

Пока переваливала своего верного железного коня через корни и рытвины, пыталась сообразить, как быть дальше. Маруська сложила воробьиные лапки на коленках и всем существом выражала покорность судьбе и подруге.

Дорога, несмотря на ранний подъём, началась даже приятно. Ворчала и зевала Лера только для виду, на самом деле накануне она вдруг обрадовалась этой поездке. Короткий отпуск удалось выбить практически путём шантажа и угроз только в конце августа. И трёх дней рядом с матерью хватило, чтобы позорно бежать обратно в город. Сенька в первый день не отлипал от неё, но уже утром следующего был подхвачен привычным водоворотом своей дачной жизни. Когда выносить нотации матери стало совсем невмоготу, и Лера собралась обратно в город, сын не выразил ни малейшего желания ехать с ней. Она пыталась соблазнить его и фонтами в Петергофе, и киношкой, и кафешкой, но только снова поругалась с матерью.

Возвращаться на работу категорически не хотелось, а чему посвятить больше половины выторгованных у начальства дней, Лера совершенно не придумала. Вот тут-то и нарисовалась Маруська, с фанатичным блеском в глазах и умопомрачительным румянцем, который сама считала крестьянским, а Лерка завидовала. Трепеща ресницами и завораживая пластикой тонких кистей, Маруська соблазняла поездкой в Новгородскую область. Путаясь в километраже, названиях озёр и населённых пунктов, она уверяла Леру, что «ты же никогда в жизни по своему хотению не поедешь!», и порхая пальчиками по экрану смартфона, листала фотографии с изумительными видами.

Наконец, надежный Леркин автомобиль довёз подруг до той злополучной развилки. Туман здесь висел невнятными клочками, зато теперь со всех сторон стали наползать сумерки, и Лера была готова и себя, и подругу треснуть за то, что ещё час назад они веселились и сочиняли, что вот проедут они сквозь туман и окажутся в прошлом. Или в будущем. И спорили, где интересней.

Лера остановила машину. И не глядя на застывшую истуканчиком Марусю, выбралась наружу. Позвоночник стал чужим, а мышцы заиндевели от попы до затылка. Маруська, у которой наверняка тоже всё затекло, покидать машину не торопилась. «Ну и что дальше?». Навигатор показывает час с небольшим до базы отдыха, а вот до точки, где по идее, но не точно, тот самый хутор, где обитает местная ведьма – или не местная, или не ведьма, – не более получаса. Если он там есть, этот хутор. Если проклятущий муж, проклятущей знакомой, другой знакомой… Тьфу, пропасть! В общем, если им прислали правильную точку. «Бабка» – провидица и экстрасенс, вроде как может и комнатку сдать, или что там? И можно уже не ехать, размять наконец затёкшее тело и выпрямить пальцы, принявшие форму руля.

Если бы не этот туман, который был абсолютно фантастическим, и было поначалу жутковато и весело. Если бы до того не ливень этот страшенный с громами и молниями, в котором ползли 20 км в час, пока вообще не сползли на обочину, потому что вместо дороги везде была вода! Везде: сверху, снизу, по бокам. И если бы до этого ехать, останавливаясь только на АЗС, или, уж если приспичило, в лесочек под кусточек. А они останавливались! Потому что благодарная и вдохновлённая Маруся ойкала и восторгалась каждые 15 км – ой, ты посмотри какой вид, ой, какие домики, смотри какая церквушка, о-о-о, а вот тут если свернуть, мы можем доехать до святого источника! И две дуры останавливались, фотографировались, умывались в источнике и глазели на развалины какого-то сарая и на старые надгробия у той самой церквушки, которая оказалась полуразвалившейся часовенкой. Если бы… Тогда они бы уже посетили Маруськину ведьму и отдыхали в пансионате, который на фотографиях выглядел вполне цивилизованно и даже уютно.

Лера застонала при мысли пусть о казённой, но кровати, горячем душе, бокале вина, которое подруги предусмотрительно взяли с собой.

– Марусь, если там этой твоей бабки нет или у них переночевать негде, я не знаю, как мы доберёмся до пансионата. И честное слово, если я таки до этой базы доберусь, я там высплюсь, и мы поедем домой.

Маруська то ли всхлипнула, то ли воздух втянула со свистом, но молчала.

– Ну, не всерьёз же ты веришь в эту бабку, ну, Мар! – снова злилась Лера, но на Марусю смотреть не решалась. Для Маруськи – всерьёз. Дурость, конечно, несусветная, бабка эта. И не надо было глупостям потакать! Но так заманчиво было уехать из каменного Питера, вот так просто, не по делу, не с миссией «перевезти своих на дачу», а на несколько дней покоя. А про «бабку» Лера думала: ну, заплатит подруга той сколько-то тысяч, дадут ей какую-нибудь мяту позаваривать, обманут обещанием, может, она успокоится? Да, глядишь, забеременеет?

– Ты не понимаешь. Поехали, как решишь. Может, и правда, никакая там не ведьма, а шарлатанка.

Лера, которая только что была полна решимости ехать всё-таки до пансионата, резко повернула ключ в замке зажигания, и поехала туда, куда вела проклятущая точка, присланная знакомым чьим-то мужем. Может, и шарлатанка. Но если эта дурища совсем с ума сходит и не слышит Леру и все её доводы, что Макс любит тебя, что у вас ещё не так критично всё, что ты не кривая, и если все врачи говорят, что в целом и даже в нюансах – вы здоровы, то может, стоит расслабиться и просто жить? Макс против ЭКО? Ну, ты снова дурища, Мар, потому что Макс сказал предельно ясно: «Мы здоровы. Нагружать тебя гормонами, без гарантии, подвергать стрессу – я не стану». И увозил тебя, идиотка ты невменяемая, в очередные отпуска! Лера давно уже укрепилась в мысли, что вся эта история – кокетство Маруси и потребность вить верёвки из преданного и бесконечно любящего Макса.

Краснея от злости и усталости, Лера снова вела машину через рытвины и корни, уговаривая себя, что едет к «бабке» не ради идиотки Маруськи, а потому что там, по чьим-то заверениям, есть где переночевать. Там, говорят, ещё и рыбалка отменная, но вот это уж совершенно не интересовало Леру.

***

Когда свернули, наконец, за кромку леса по хорошо усыпанной гравием дороге, Лера даже притормозила ненадолго, вглядываясь в раскинувшуюся впереди картину. Долгий лес будто выступал гигантской ширмой, хорошо скрывающей постройки, которые теперь внезапно открылись взгляду. Лес обрывался, его кромка уходила влево, а перед девушками открылся огромный луг, который простирался до озера. Левый берег его занимал внушительный домище, с какими-то пристройками по обеим сторонам. По другую сторону широкого луга, виднелась слабо освещённая, прикрытая кустами и низкими деревцами вытянутая низкорослая постройка. Теплый свет заливал пространство перед самым домом, но сам он, а уж тем более пристройки выглядели плоскими декорациями. От открывшейся картины у Леры мгновенно и одновременно возникли две мысли: «Здесь просто не может обитать никакая ведьма» и «Похоже, надо срочно разворачиваться и ехать назад, нас здесь и не найдут, если что».

Маруська так же растерянно вглядывалась вперёд. Лера побарабанила пальцами по рулю и решилась:

– Так, достань баллончик из бардачка. Ты говорила, что они сдают комнаты? – спросила нарочито строгим и холодным тоном. Та кивнула испуганно. – Поехали. Попробуем узнать.

***

По дороге к дому обнаружилась стоянка с аккуратным микроавтобусом и двумя легковушками, туда же Лера припарковала свою машинку. Сжимая в одной руке перцовый баллончик, а другой вцепившись в Маруськин локоть, Лера двинула к дому и, оглушённая басистым коротким лаем, присела на ватных ногах. Лай смолк. Но стоило девушкам сделать шаг, как короткий низкий лай повторился. На освещённой террасе возникла фигура, а сбоку, от угла дома – вторая, и эта, вторая, держала, казалось, прямо за шерсть мохнатое чудище.

Маруська тряслась, а Лера, преодолевая желание немедленно бежать к машине, сжимая ещё крепче в потной ладони баллончик, хрипло крикнула:

– Здравствуйте!

Фигура сделала несколько шагов к крыльцу, остановилась и непонятно махнула рукой.

Лера решительно двинула к дому, волоча за собой Маруську.

Подойдя ближе, Марусяы со окончательно струхнула. Они были прекрасно освещены, как и фигура, которая держала здоровенного лохматого пса. А на той, что на крыльце, была тень, и Лера почувствовала, как у неё холодеет позвоночник и баллончик норовит выпрыгнуть из ослабевшей руки.

Зрелище было жутковатым. Фигура с собакой оказалась парнем, и до Леры не сразу дошло, что с ним не так. Слишком непропорциональное лицо, перекошенные неестественно плечи и зловещая ухмылка вызывали ужас и желание завизжать. Фигура на крыльце была, очевидно, женской, но в этот момент легко верилось в ведьму. Высокая, в какой-то непонятной тёмной хламиде женщина с крупными и грубыми чертами лица и густыми, сведёнными к переносице бровями, дружелюбной не выглядела.

Лера окончательно растерялась, а Маруська неожиданно пискнула:

– Александра Николаевна?

Женщина помолчала, внимательно разглядывая девушек, и спросила низким, чуть хриплым голосом:

– Вы от Липатовых?

Кто такие Липатовы, подругам было неведомо.

– Нет, – всё так же тоненько сказала Маруся, – мы от… И замялась. Тот самый муж знакомой сам бабку не знал. Ни имени, ни фамилии тех, кто скинул им эту точку на карте и рассказал про ведьму, Маруська даже не спросила.

– Нам ваш адрес знакомые дали, – начала решительно Лера, осеклась и сбивчиво и путанно, чувствуя себя конченной идиоткой и испытывая непреодолимое желание пнуть Маруську, попыталась рассказать про пансионат, и что они заблудились и не решились ехать дальше.

– Александра Николаевна! Нам сказали, вы комнаты сдаёте? – спросила Лера.

– Я Нина, – сообщила вдруг женщина, а Александра Николавна – вон, – и махнула за спины Леры с Маруськой: и тут же сзади раздалось бодрое «Здравствуйте, девушки!».

Маруська икнула и присела, а Лера таки взвизгнула и резко обернулась, вскидывая руку с балончиком. Прямо перед ними стояла женщина, которая никак не походила ни на ведьму, ни на экстрасенса. И уж тем более на бабку! Хотя определить возраст этой особы со смеющимися глазами Лера бы не смогла. Успела заметить только открытое и ласковое лицо, приятную женственную полноту и густые, без намёка на седину волосы, собранные в небрежный пучок.

– Александра Николаевна, – представилась она и, улыбаясь ласковой, дружелюбной улыбкой, добавила, – ну что же мы на улице, пойдёмте в дом.

***

Чай был восхитительным, огромная кухня-столовая – приветливой и уютной, а от угощений даже сдержанная Лерка не могла оторваться. Вяленое мясо и рыба – всё своё, удивительно вкусный хлеб, и тоже – свой, и сыр с какими-то приправами, в меру солёный и пикантный, конечно – свой! Лере хотелось наплевать на все правила приличия и этикета и мычать от удовольствия, но она сдерживалась. А ещё – сдерживала Марусю, которая открывала периодически ротик, чтобы заговорить, а Лера пинала её под столом ногой или щипала за бок и делала страшные глаза. Маруська сникала. Александра Николаевна легко рассказывала про живущих тут людей, коротко про своё большое хозяйство и про то, что с сыном и мужем её девушки познакомятся завтра, потому что те уехали.

Им показали не просто комнатку, а скорее квартирку в той самой вытянутой постройке за лугом, и провожала их сама Александра Николаевна и парень, которого представили Павлушей. И только теперь Лера наконец смекнула, что парень просто болен, а улыбается он всем и с удовольствием, хотя Лере по-прежнему было жутковато.

Вид предоставленного им жилья подействовал умиротворяюще. В домике пахло свежим деревом, всё в нём было скромным, но чистеньким, новым и приятным.

Сытая и успокоенная Лера, принявшая наконец горячий душ, блаженно потягивалась в кровати, прислушиваясь к Маруськиной возне. В сон провалилась мгновенно, не успев подумать ни про день прошедший, ни о планах на завтрашний.

Глава 2.

Такого пробуждения Лера и припомнить не могла – когда сначала чувствуешь только тело. Как ни странно, отдохнувшее после вчерашней дороги! Только копчик выражал недовольство тянущей болью. Голова ещё полусонная, мысли нестройные, и вертится какая-то строчка из песни. Вроде «утро красит», и нужно непременно вспомнить, каким именно светом, нежным или ярким, красит утро стены древнего Кремля. Но радость уже есть. Предвкушение, как в летние школьные каникулы: что принесёт сегодняшний день?

Лера с превеликим удовольствием нежилась бы ещё в постели, прислушиваясь к себе. И книжку какую-нибудь бы, и читать, читать, перечитывая по нескольку раз один и тот же абзац, потому что никак не сосредоточиться на приключениях героев, ибо думаешь о собственных приключениях, которыми был наполнен день вчерашний и сегодняшний непременно будет наполнен!

И валялась бы, если бы в это сладостное предвкушение не встревала занозой тревога.

Маруська дышала во сне так тихо, что Лера даже наклонилась над ней, прислушиваясь. Вот эта тревога и не давала насладиться пробуждением. Маруся и их дурацкая бессмысленная затея. Маруськина затея! – сердито поправляла себя Лера.

В шкафчиках были банки с чаем и кофе, растворимым и натуральным, посуда на три персоны. Даже турка нашлась, и Лера решила заварить кофе.

Вчера, когда они осматривали свои «апартаменты», как назвала их жильё Нина, удивлялись, изумлялись и нервно хихикали, вспоминая, как с баллончиком шли к дому. Лера, напустив на себя вид деловой и строгий, всё-таки высказалась: «По твоей милости, Мар! По твоей!». И добавила, что это с самого начала это была глупость, и что ей подругу жаль, но завтра чтобы даже не смела позориться сама и позорить её расспросами про ведьму.

От турки исходил аромат такой упоительный, терпкий, бодрящий, что Лера вдруг поняла, что дома кофе так не пахнет. Она даже банку взяла и понюхала. Нет, кофе как кофе. Кофейничать решила на террасе, где вчера заметила не то стул, не то кресло.

Переодеваться было лень, а чтобы не промёрзнуть зябким утром в кокетливой пижаме, взятой специально для цивилизованного отдыха в пансионате, решительно завернулась в Маруськин кардиган. Будто назло подруге! Хрупкая тоненькая Маруська в кардигане толстой вязки выглядела и правда потрясающе – ещё больше подчёркивая свою хрупкость и как бы призывая: меня надо беречь, окружать заботой, лелеять, вот так!

Лера скептически рассматривала себя в узком зеркале крошечной прихожей и вздыхала: ноль хрупкости и беззащитности. В вырезе норовит выскочить грудь, крупная вязка слегка расходится на бёдрах, а ниже торчат голые ноги. Если вот так распахнуть кардиган – то ничего даже, соблазнительно смотрится, особенно эта тонкая полоска кружев от шорт на гладкой крепкой ноге.

Так и пошла на террасу, сунув ноги в кроссовки и придерживая под грудью распахивающиеся половинки кардигана.

На террасе задохнулась, зажмурилась – тишина. Нет, есть отдалённый шум, он вон там, где дом, который утром выглядел ещё величественней и внушительней. Но эти звуки – очень правильные, они тут и должны быть, они не мешают, не портят. С озера тянуло ветерком и водным духом. Лера спустилась с крылечка и побрела в сторону озера. На берегу стояла небольшая беседка, а рядом – обработанные чурбачки и брёвна, и Лера направилась к ним. Уселась, мостясь поудобней, прихлёбывая кофе, всматриваясь в озёрную рябь, блаженно улыбаясь.

Пока не видит Маруська, можно и улыбаться! И радоваться свежему утру и тишине, и запаху кофе, и озеру.

«Сидеть бы так вечность. Или хотя бы всё утро. И надо ли ехать в пансионат? Предоплата пропадёт, да и фиг бы с ней…», – мысли резкими всполохами возникали и гасли. Вспомнился вчерашний туман, и тревога снова кольнула. Лера запахнула кардиган, улыбаться перестала – момент был упущен. Теперь эта заноза будет дёргать, нарывать и болеть, если её не вытащить.

Глупость, безумие, идиотизм и нелепость! Эпитетов не только для Маруськи, но и для себя не хватает!

С чего ей всё показалось безобидным? Бабушка-ведьма с травками за пару тысяч, как же! А если бы и впрямь была тут какая-нибудь надуманная ведьма, опаивающая Бог знает чем?! И что они скажут Максу? Оставить в тайне вчерашние «приключения» и ограничиться версией про пансионат и короткий отпуск? Или сказать, чтобы Макс знал, что у него жена окончательно свихнулась на почве ребёнка?

Но Макс решит, что и Лерка свихнулась, раз позволила втянуть в авантюру с бабкой-ведьмой себя.

Нет и нет. Как бы не хотелось вот тут, на бережку, провести вечность или хотя бы утро. Сегодня утро, завтра утро… Но лучше продолжить путь, не возвращаться же? Это ещё глупее, да и будет жаль окончательно испорченного отпуска.

Лера выговаривала себе, но не двигалась с места. Потому что там, в домике – телефон. Там вот это всё – озеро, запах кофе, тишина – закончатся! Тут можно сидеть в кардигане поверх пижамы и с всклокоченными волосами, потому что пугать кроме Павлуши некого, как и соблазнять. И ни перед кем не надо держать лицо.

Можно остаться. Почему бы и нет? А Максу спокойно объяснить: заблудились, была ещё вот эта точка и контакт, решили отдыхать здесь…

Вон там и лодки стоят, а они хотели покататься. Александра Николаевна рассказывала, что у них тут полно живности, и даже лошади есть. Так что если и надо ехать, то только назло Маруське и её диким фантазиям.

– Назло, – бормотала Лера. – У меня хорошо получается делать назло, – кивнула себе и добавила, – на том и живём и добиваемся, несмотря и вопреки!

***

Решения так и не было, кофе остыл, а открытые голые коленки начали отдавать синюшным оттенком: всё-таки конец августа, и с озера ветерок вполне прохладный. Лера резко потёрла замёрзший нос, поднялась и побрела к домику, глядя под ноги и бормоча расстроенно, что даже насладиться вот этим всем она не может. Потому что ответственная. Всю жизнь. За всех. И за подругу тоже. С тех самых пор, когда пришла Маруська в их восьмой класс. Такая робкая, болезненная, тоненькая. И Лера тут же решительно взяла её под свою защиту и опеку. И удивлялись, конечно, этой дружбе окружающие. Категоричная, решительная, вечно готовая к любой революции Лера и ласковая, избегающая любых конфликтов Маруся. Одна – спортивная, ловкая, выносливая. А вторая – вечно освобождена от физкультуры и способна получить травму, даже если будет просто стоять на ровном месте. И пропала бы в их буйном и бурном классе Маруся, как пить дать, пропала бы, если бы не Лера, которую даже самые отчаянные парни не рискнули бы задирать, а самые строгие учителя не спешили вступать в дискуссию.

***

К апартаментам пошла, забрав большой круг, успела рассмотреть беседку и всё-таки подумала, что завтра с утра надо бы вытянуть сюда Маруську кофе пить и сходить в большой дом – спросить про завтрак. При мысли о завтраке в животе буркнуло, и воспоминания о вчерашней трапезе с домашними вкусностями заставили чуть ускорить шаг. Лера тряхнула головой и громко сказала:

– Нежным! Нежным светом! – И пропела, отчаянно фальшивя: – утро кра-а-асит нежным светом, – набрав воздуху в грудь и сделав шаг, огибая дом, – стены дре-е-евнего Кремля!

Осеклась, заметалась, как заполошная курица, тряся и размахивая чашкой с кофе. Во дворе домика, напротив двери, ближней к озеру, стоял мужик.

– Привет, – сказал мужик и хмыкнул.

– Драсьте, то есть, здравствуйте, – окончательно растерялась Лера.

Мужик зато не терялся, а рассматривал Леру. Она прекратила пытаться пригладить кудри буйны, начала суетливо и неуклюже запахивать треклятый кардиган. И всю себя представила – с синюшными коленками, нелепыми кокетливыми пижамными шортиками и грудью в вырезе: «Вот пропасть!».

Мужик, продолжая рассматривать и ухмыляясь, спросил:

– Соседи? – кивнул на их с Маруськой дверь.

Лера, понимая, что позор уже случился, тоже начала в открытую рассматривать мужика. Кивнула, мол, да, соседи. И почему-то начала оправдываться, что заблудились вчера.

Во-первых, мужик был большой. Ну или крупный. Во-вторых, он был в футболке и шортах, и на футболке, на груди, было мокрое пятно пота, видимо, спортом занимался. Бегал? В-третьих, и тут Лера вспыхнула, мужик был притягателен. Не красивый, нет. Красивый – это Маруськин Максим. Или Митя, последний Леркин поклонник, который был отправлен на всё четыре стороны аккурат в Новый год.

«Брутальный», – вспомнила Лера слово. «Не в моём вкусе», – зачем-то тоже подумала. Распрямила плечи, разжала пальцы, комкавшие на груди расползающийся кардиган, и, напустив на себя свой самый любимый вид, неприступный, деловой и слегка высокомерный, потопала мимо. Уже у двери не удержалась и обернулась. Да! Он смотрел ей вслед и махнул рукой, когда Лера оглянулась.

***

Маруся прокричала из душа, что им продуктов кучу принесли, и Лера двинула в кухню. На столе стройной пирамидкой стояли контейнеры, заполненные едой, а рядом на стуле стоял деревянный ящик, и там тоже были продукты. Когда Маруська появилась в дверном проёме, Лера уже покончила с разбором, заварила чай и накрывала на стол. От обычного чая отказалась в пользу травяного, который был в ящике. Бумажных пакетов с травяным сбором было два, от руки на них было написано: «утренний» и «вечерний», а на наклейках, уже печатных – перечень трав.

– Давай, садись, смотри, какая вкуснотища! – командным тоном велела Маруське и, чтобы не касаться пока острых вопросов, продолжила, – прикинь, мы тут не одни. Ну, в этом доме. Я кофе на берегу пила, а потом мужика встретила, – Добавила, уже уплетая бутерброд со свежим ароматным домашним белым хлебом и куском буженины (конечно, домашней!).

Маруська вяло кивала и крошила хлеб и сыр своими тонкими и трепетными пальцами. Только ресницы подрагивали. Подавляя раздражение на подругу, Лера бодро продолжала.

– Ты знаешь, я подумала, что можно и не ехать в пансионат, если нас отсюда не выгонят. Ты как?

Маруся неопределённо повела плечом.

– Маруська, хватит страдать! – наконец в сердцах сказала Лера. – Я всё понимаю, я понимаю тебя, но так нельзя!

Маруська переместила взгляд на свои пальцы.

– Всё, – Лера решительно поднялась, – я так не могу. Я привезла тебя сюда. Я повелась на этот бред только ради тебя, понимаешь? Теперь ты убедилась, что никакой бабки, ведьмы, ничего подобного тут нет. И я тебя очень прошу, Мар, прекращать искать других шарлатанов! Или можешь не прекращать, но уже без меня.

– Мы же не спрашивали, Лерочка. Ты не дала вчера спросить. Ведь кому-то она помогла, Александра Николаевна.

– Тьфу, ты, пропасть, – вскочила Лера, – Да это… Слухи, понимаешь! Ты даже не знаешь эту «знакомую знакомых».

Маруся молчала, и Лера молчала тоже, борясь с самой собой. Хотелось задержаться здесь и просто побыть оставшиеся дни в покое. Но Маруськина упрямая сумасшедшая идея злила так, что хотелось чем-нибудь в стену запустить.

– Мы уезжаем, – сказала сухо и начала собирать со стола посуду.

– Нет, – тихо и твёрдо ответила Маруся. И в ответ на недоумевающий взгляд добавила, – ты можешь ехать. Прости, что втянула тебя в это, но я останусь.

Лера вытаращилась на подругу:

– Ты с ума сошла? Что я Максу скажу?! – спросила, повышая голос и сдерживаясь, чтобы не закричать.

– Ничего. Я Максу сама всё скажу. Мне надо хотя бы спросить у Александры Николаевны. Нет так нет. Побуду тут.

Лера опустилась на стул, вдохнула поглубже и сделала строгое лицо, чтобы начать уговаривать, но Маруська выставила перед собой руки, будто защищаясь, и скороговоркой заспешила:

– Нет, нет, нет, Лерочка, пожалуйста, не надо. Не говори ничего. Я всё решила, – говорила быстро-быстро, тихо, почти шепча, а когда поняла, что подруга не перебивает, заговорила уверенней и громче. – Да, ты права, на знахарку Александра Николаевна не похожа. Но ты сама говорила, мне надо поставить точку и жить дальше.

У Маруськи трогательно покраснел кончик носа, глаза увлажнились, и она продолжила, смахивая срывающиеся слёзы тонкими пальцами.

– Я побуду здесь. И точку поставлю здесь. Я сама себе это обещала, – и горько, как старики обращаются к молодым, рассказывая про страшные прожитые годы, отчеканила, – никогда не говори, что ты меня понимаешь. Ты не можешь понимать, – и, несмотря на протестующий и возмущённый Лерин взгляд, припечатала, – да.

Лера так и осталась стоять с открытым ртом посреди кухни. Подменили Маруську, что ли? Чаёчки травяные в голову ударили? И прислушиваясь к себе, понять не могла: сердиться ей или нет? Эта тема – табу! Не обсуждали, конечно, и не говорили вот так: табу, и точка! Но после той ссоры про бездетность одной и материнство другой тему обходили десятой дорогой!

***

Та первая и единственная их ссора была безобразной. Маруся говорила, что Лера не понимает и не может понять вот уже шесть лет продолжающихся попыток родить ребёнка: две замершие беременности, а потом вообще тишина. Потому что Лера – счастливая мать. Ух, как тогда Лера злилась. У подруги есть всё, всё абсолютно! Любящий муж – умница и красавец, деньги на блюдечке с золотой каёмочкой, родительская семья – полная чаша, ничего можешь не делать, только живи и радуйся! А ей, Лере, всё достаётся каторжным трудом! И сына она растит одна! То есть с матерью, но ещё неизвестно, что лучше! «Как ты смеешь упрекать меня в сомнительном счастье быть матерью?!», – шипела Лерка зло.

А Маруся, распахивая свои дивные глазищи, спрашивала: «А ты разве сейчас не попрекаешь меня?! Что мне досталась такая жизнь, и я её не выбирала! Ты бы хотела, чтобы я родилась в другой семье? Чтобы у меня не было Макса?».

Даже сейчас, спустя два года, холодеет внутри. Они смотрели друг на друга, как будто не узнавая. Как будто не было долгих лет дружбы, связи, что крепче кровной.

Маруся спросила: «Это зависть, Лера?». Пытаться объяснить, что Лера имела в виду совсем другое, было бессмысленно, потому что Леркин монолог именно так и выглядел – наипошлейшей банальной завистью. Лера сказала только: «Нет». И Маруся ушла.

Мирились тяжело. Лера долго не понимала, что сказать подруге, и та тоже не делала попыток поговорить.

Смогли. Ревели, исповедуясь и каясь, смеялись над собой, но смогли. И с тех пор стали честнее, но бережней друг к другу. Старательно не касались темы «кому живётся лучше».

***

Маруся в комнате возиться перестала, и Лера решительно двинулась мириться и договариваться.

Договорились остаться здесь, если хозяева не против. Лера заикнулась было про «не позорь меня расспросами про ведьму», но заткнулась, встретив упрямый Марусин взгляд. Махнула рукой, мол, пропади оно всё, и для себя решила, что будет отдыхать! И сердце радостно ёкнуло, что вот завтра она снова будет пить кофе или этот волшебный утренний чай на берегу. И Марусю ни за что не позовёт: из вредности, так то!

Глава 3.

В Большом доме, как подруги стали называть хозяйские хоромы, их встретила неприветливая Нина. Не преминула сообщить, что «так-то чужих тут не бывает», тем не менее сдержанно, но обстоятельно рассказала им про условия для гостей. Получив деньги за весь период проживания, кажется, смягчилась.

Уже во дворе, который скорее походил на центральную площадь в маленьком посёлке, их встретила Александра Николаевна, источающая то же радушие, что и вчера, и ещё какие-то люди и дети, с которыми Леру и Марусю начали знакомить, правда, Лера тут же забывала, кто есть кто.

Муж Александры Николаевны, казалось, был значительно старше жены. С короткими седыми волосами, аккуратной седой бородой и лучами-морщинками вокруг глаз, он, тем не менее, не выглядел пожилым. И вообще, Лера подумала, что про таких до глубокой старости не скажешь «дедушка», скорее – «мужчина солидного возраста». Он, как и супруга, был добродушен и ласков, представился Николаем Григорьевичем, тут же предложив девушкам называть его «дядей Колей». Маруська радостно соглашалась. Сыну хозяев было на вид лет 14-15, и он оказался тёзкой Маруськиного мужа, и все этому отчего-то радовались. Остальных Лейра и запоминать не стала. Она осталась ради тишины.

***

Гостям объяснили: могут сами по себе отдыхать, а могут влиться в их дружную семью. Влиться в семью означало принять участие в каких-нибудь работах, если пожелают. Тем более, что у них на днях праздник, и к нему подготовки много, ждут наплыва гостей. Что у них замечательные леса, и грибов уже валом, «идёт слой», но в лес одни пусть не ходят, дадут провожатого. Рыбу можно ловить, Павлуша поможет, он знатный рыбак. Заметив Лерину поднятую скептически бровь, Александра Николаевна тихонько сказала, что у Павлуши ДЦП, и отставание в развитии незначительное, интеллект сохранный. И что он сильный и умный. Бровь Лера опустила. Предлагали познакомиться с их «животным миром» – и тут им поможет некая Леночка, которая здесь практикуется, ибо учится на звериного доктора. Обедать и ужинать приглашали в доме, но тоже по желанию, никто не неволит.

А вообще – не стесняйтесь, располагайтесь, спрашивайте!

Маруся сияла, радовалась и будущему празднику, и грибам с рыбалкой. Соглашалась обедать в Большом доме, косясь на Леру. Лера подружкиной радости не разделяла, решила, что постарается держаться подальше от этой суеты. Разве что сегодня будет правильно отдать должное гостеприимству хозяев.

До обеда они успели посмотреть «животный мир», о котором с искренним увлечением им рассказывала та самая Леночка. Лера мало слушала про удивительные породы кур, рассматривала Леночку и даже врать себе не собиралась – огорчалась и завидовала немного. Безусловно, девушка была красивой: стройная, гибкая, с толстой пшеничной косой, перекинутой через плечо. Но главное было в другом : Леночка излучала юность и свежесть.

Отвлеклась от мыслей про свою безвозвратно утерянную молодость Лера только на козах. «Нубийки» и впрямь были очаровательны – со своими длинными, как у спаниелей, ушами. Леночка с восторгом рассказала, что у этой породы молоко на вкус, как пломбир, хотя некоторые считают, что как крем-брюле.

После коз Лера снова погрузилась в себя, гида по ферме слушать перестала, глазела больше по сторонам.

Перед обедом решили переодеться. Солнце припекало совсем по-летнему. Маруся осталась во дворе Большого дома восторгаться, а Лера поплелась к стоянке за сумками, которые вечером и не думали доставать. Издалека увидела, что к вчерашним машинам присоединился внедорожник и рядом – квадроцикл. А может, она не заметила их вчера.

У квадроцикла стояли двое – хозяйкин муж и мужик, с которым Лера позорно столкнулась утром. «Да плевать!», – решила Лера, но спину выпрямила до боли под лопаткой и шаг стала чеканить, как на плацу.

– А вот и наша очаровательная гостья! – приветственно распахивая руки, воскликнул Николай Григорьевич. – Знакомьтесь, эту милую барышню зовут Валерией, а это Костя.

– Можно просто Лера, – растягивая губы в улыбке, бодро сказала Лера, – здравствуйте ещё раз, Константин!

Мужик улыбался с непроницаемым лицом и снова, как утром, разглядывал её, только сейчас это стало раздражать.

Она пробормотала, что пришла за вещами, и направилась к своей машине. Делала вид, что что-то ищет в бардачке, потом постояла над открытым багажником, надеясь, что те двое пойдут уже к дому, и ей не придётся снова столкнуться с раздражающим разглядыванием.

Наконец, решительно вытащила сумки, закрыла багажник.

– Вам помочь? – спросил Константин.

– Они лёгкие! – притворно улыбаясь, отрезала Лера. Тот снова поразглядывал её, пожал плечом и отвернулся.

Пока шла к своему временному жилищу, пыхтела от злости и быстрого шага, сердилась на себя. «Это из-за дурацкой утренней встречи! И пела ещё… Да наплевать!».

И всё-таки, не обнаружив соседа за обеденным столом, выдохнула с облегчением. Потому что обед был великолепен, и «держать лицо» совсем не хотелось. Был суп из свежих грибов, копчёная рыба и мясо, рассыпчатая картошка, посыпанная душистым укропом. И невероятно вкусные соусы. От одного только хлеба, который, пытаясь соблюдать хоть какое-то подобие правильного питания, в городе Лера не ела совсем, оторваться было невозможно!

После обеда сытые и сонные Лера с Марусей едва доползли до своих «апартаментов», как их упорно величала строгая Нина, и повалились спать. Даже говорить сил не осталось.

Проснувшись, смеялись, что никогда столько не спали, и что ночью теперь точно не уснут! Маруся торопилась обратно в Большой дом, где им обещали «приятную трудотерапию», если барышни пожелают. Лера хоть бурчала, но тоже решила, что покоем будет наслаждаться уже завтра, а сегодня, так и быть, последует местным традициям.

Маруся пошла вперёд, а Лера, отстав, звонила Сеньке. Сенька не отвечал, и, покусав губу, Лера решилась звонить матери. Мать в своей привычной манере сухо и деловито сообщила, что всё у них с Сенькой просто прекрасно, чего они и ей желают! Лера подумала – жалко, что сын не с ней. Здесь игровая площадка есть, деревянная, нарядная, с причудливо обработанными пеньками, качелями и домиком. Здесь рыбалка и детвора. Решила, что как-нибудь приедет сюда с сыном, и плевать на возражения матери!

***

У дома под навесом народ уже трудился. Дети путались под ногами, пока кто-то не переключил их на совместную игру. Трудотерапия и впрямь была приятной. Леночка и ещё одна молодая женщина колдовали над электронными весами, и Лера подумала: надо же, недешёвая техника! Из больших коробов девушки лопатками набирали травяные смеси, ссыпали их в плотные бумажные пакетики и, взвешивая, запечатывали. Марусе и Лере поручили помещать эти пакетики в холщовые мешочки и клеить наклейки. Травами пахло так, что хотелось вдыхать, вдыхать как можно глубже этот аромат. И пальцы начинали пахнуть мятой, мелиссой, и чем-то ещё, неуловимым, как будто лимонным. Даже Лера отвлеклась поначалу от досадного разговора с матерью, хотя в общей беседе не участвовала, только наблюдала. Все как-то собрались ближе друг к другу. Маруська что-то рассказывала, и все смеялись. Потом обсуждали праздник и, шёпотом, подарки детям.

Маруся, кажется, была счастлива и не пыталась расспрашивать про ведьму. Шептала: «Какое удивительное место, правда? Как параллельная вселенная, да?». Хихикнула и добавила: «Помнишь, мы вчера в тумане думали, что попадём в прошлое или будущее? А может, мы просто в другом измерении?». Лера фыркнула и глаза закатила, мол, опять твои фантазии, но спорить и комментировать не стала. Вдруг навалилась усталость, в голове стало гулко, а в висках и во лбу тяжело и болезненно. Голова всё наливалась болью, а Лера думала, что Маруська всё-таки счастливый человек. Везде ей чудится сказка, и мир для неё славный и доброжелательный. И никакая это не другая реальность. Просто у этих людей она – своя. И скорее всего трудная, потому что такое хозяйство – это работа и работа бесконечная.

То ли мысли были от головной боли неприятными, то ли наоборот от мыслей всё сильнее болела голова, но ужасно захотелось уйти. Туда, в домик, где нет вот этой всей доброжелательности и радостной Маруси. Они всё равно тут чужие.

– Голова болит, – голос Александры Николаевны был совсем близко, и слова звучали не вопросительно, а утвердительно. Хозяйка присела рядом и коснулась горящего лба рукой. Лера дёрнулась: не любила чужих прикосновений.

– Тише, тише, на, выпей. Уже минут десять на тебя смотрю, – улыбнулась Александра Николаевна, и пока Лера пила душистый травяной отвар, тихонько гладила её по волосам.

Лера криво улыбнулась, сказала, что просто устала и пойдёт отдыхать. Торопливо попрощалась со всеми и побрела через луг.

Глава 4.

На этот раз пробуждение приятным Лере не показалось. Голова, как ни странно, не болела вовсе, хотя обычно подобные приступы, которые мать упорно называла «мигренью», длились по нескольку дней. На «мигрень» Лера фыркала, потому что мигрень – это что-то из дамских романов, а ей никак не подходит! А вот к самим приступам относилась с опаской. Редко, но метко они парализовали, вырывая из жизни. Даже если выпить жменю самых сильных обезболивающих, остаётся противный, тянущий болевой синдром, тошнота и ненависть к яркому свету и всему миру заодно.

Лера прислушалась к себе и даже повертела аккуратно головой – нет, не болело, не тошнило.

Мелькнула мысль, от которой Лера досадливо сморщилась: «Может, Александра Николаевна всё-таки знахарка? Чай этот травяной, по голове гладила… Тьфу, пропасть!».

Голова не болела совершенно точно – можно было и не прислушиваться к себе. Но Лера упорно делала вид, что надо. Как и думать про то, что Александра Николаевна – ведьма, и про «чай или кофе выпить»? И любую какую-нибудь дурацкую мысль можно думать, вроде «надо же, какая несусветная рань!». И таращить глаза, почти не моргая, чтобы не всплыл в сознании сон.

Если не думать и прикрыть глаза, то он вспомнится, а вспоминать не хотелось. Во-первых, ей вообще редко снятся сны! Только когда аврал, и на правки проекта у них две недели, а заказчик, сволочь, сам не знает, чего хочет, подсовывая новые вводные, которых в изначальном варианте вообще не было! И тогда работаешь по двенадцать часов и даже во сне с кем-то споришь, кого-то распекаешь за нерадивость и вдруг находишь неожиданные решения. Во сне решения кажутся абсолютно логичными, а проснувшись, даже вспомнить не можешь, чем именно озарило. Во-вторых, сон был муторный и вязкий, без сюжета и логики, но пугающий своей реалистичностью.

Прогоняя воспоминания о сне, Лера так и не могла решить: кофе или чай? Плеснула в чашку вчерашней холодной заварки. Но стоило только сесть и на секунду закрыть глаза, как вспомнился сон, холодный и липкий, как будто во сне жабу гладила. Там был туман. Похожий и непохожий одновременно на тот, сквозь который они недавно пробирались с Марусей. Во сне он то сочился сквозь стволы деревьев в посеревшем лесу, то холодной моросью пробирался под куртку. Лера спешила сквозь этот туман, как будто кого-то надо было догнать, и она никак не могла понять кого, но это был кто-то важный! Потом вспомнила, что за туманом – большой дом с просторной уютной кухней, и там Александра Николаевна, и ей надо выйти к дому, потому что Александра Николаевна сможет ей объяснить, кого она потеряла в этом тумане и как его найти. И Лера пыталась идти, но трава, по осеннему жухлая, намокшая от тумана, обволакивала ноги, липла, связывала и не давала двигаться. И Лера шла, разрывая травяные путы ногами, зная, что вот-вот – и будет за кромкой леса дом и луг. Вон уже виднеется! Но дома не было. Ни озера, ни дома. Только бесконечный туман.

Лера даже подумала разбудить Маруську, чтобы та смотрела с тревогой, утешала и уговаривала. И даже в комнату пошла решительно. Но Маруська спала сладко, раскинувшись и чему-то улыбаясь во сне. Будить её было бы настоящим свинством. Тогда Лера решила, что пойдёт к Большому дому. Это деревня или, как его там, хутор? Неважно, главное, люди тут просыпаются рано. Там уже, наверное, утренняя суета и возня. В крайнем случае, там Павлуша и огромная собака, которая только лает страшно. Можно говорить, общаться, взять какую-нибудь несложную работу.

***

Воздух был прохладный и влажный, озёрный. Ещё издали Лера увидела, что двор пуст, а звуки и голоса раздавались за домом, у озера.

Уже приближаясь, заметила Александру Николаевну и Нину и общаться передумала, хотела развернуться и пойти обратно, но было поздно.

– Как ваша голова, Лерочка? – Александра Николаевна Леру тоже заметила, посмотрела, будто прощупывая Лерину голову, и продолжила: – Идите к нам чай пить!

Лера ответила, что голова хорошо, не болит, от чая отказалась. Чувствуя, как обе женщины, одна – с вниманием и заботой, а другая – с обычной гримасой недоверия, смотрят вслед, побрела дальше, не знамо куда.

И окончательно пожалела о своём решении идти к людям, когда впереди увидела Павлушу с Максом. Павлуша больше не пугал, но разговаривая с ним, Лера чувствовала себя глупой гусыней. Бог знает почему, но она начинала отвечать Павлуше, так же растягивая гласные и спотыкаясь на согласных. И ещё вот так же судорожно подкреплять свою речь плохо скоординированными деревянными жестами.

И сейчас, когда Павлуша с Максом радостно сообщили ей, что они на рыбалку, и даже звали с собой, Лера стояла идиотским истуканом, растягивая рот в улыбке, и кивала, как болванчик, прижимая руки к боками.

Спотыкаясь, пошла дальше, мысленно выдыхая, обогнула густые кусты дикой смородины и обнаружила за ними мостки, которые уходили довольно далеко в озеро. Держась рукой за перила, она пошла осторожно по мосткам, пока рука не ткнулась во что-то мягкое. Лера взвизгнула, отшатнулась, чувствуя, что падает, стала хватать рукой ускользающую опору, вцепилась снова в мягкое и холодное и наконец приземлилась на пятую точку, отбросив трясущейся рукой какую-то тряпку. Сердце бешенно колотилось, а в тряпке Лера узнала те самые шорты, в которых видела соседа прошлым утром! Озираясь, как перепуганный сурикат, Лера пыталась встать, но приподнявшись на четвереньках, услышала плеск и в ту же секунду увидела мокрую голову, следом торс и, о, Боже, остальное тело, которое, хватаясь за перила, выныривало из воды. Тело было определённо соседом Костей и совершенно определённо – голым! Лера, отвесив челюсть и так и замерев на четвереньках, вперилась прямо в это голое тело, которое тут же опустилось обратно в воду.

– Может, вы всё-таки отвернётесь, – сказал Костя, – вода холодная.

Лера торопливо повернулась спиной, чувствуя, как звенит в голове.

– И, если не трудно, подкиньте шорты.

Лера пошарила рядом с собой рукой, нащупала треклятые шорты и, как смогла, двинула их в его сторону. Мостки заскрипели: сквозь звон в ушах слышала, как Костя одевается.

– Вставайте, – рука возникла прямо перед Лериным носом.

Она опёрлась на эту руку и, как деревянная кукла, наконец встала на ноги.

– А куда вы подевали мою толстовку? – спросил Костя, и Лера всё тем же сурикатом заоглядывалась по сторонам.

Костя уже подлез под перила и снимал толстовку с камышей.

– Ну, – требовательно спросил, – и что вы здесь делали? Подглядывали?

Тут Лера наконец отмерла и возмутилась:

– И как я могла подумать, что тут кто-то голышом купается?! Тут людей полно, – она описала широким жестом круг и добавила, – дети, вообще-то.

Дурацкий сосед, ухмыляясь, ответил, что, вообще-то, кроме Леры в это время и в эту пору никому в голову не придёт сюда прогуливаться!

Лера расхохоталась. Костя улыбался и смотрел вопросительно. Не в силах прекратить смех, всхлипывая, Лера объяснила, что это просто анекдот: второе утро они вот так встречаются! И снова залилась смехом – уже в компании с Костей.

Посмеиваясь, они пошли по мосткам. Ступая на землю, Лера споткнулась, Костя поддержал её за локоть, и смеяться Лера тут же перестала. Вспыхнула до корней волос от возникшей перед мысленным взором картины голого Кости. «Твою ж то… И разглядывала ещё. Как будто никогда мужиков голых не видела!». Хотя, честно сказать, не видела довольно давно. А если ещё честнее, то никогда не разглядывала!

Заливаясь краской и мечтая, чтобы ветер скорее развеял жар на щеках, поплелась рядом с Костей.

***

Павлуши с Максимом на берегу уже не было, а Александра Николаевна с Ниной, расположившись на скамье-качелях, что-то рассматривали в большой тетради, делая пометки.

Александра Николаевна издалека крикнула:

– Как водичка, Костенька?

– Отличная, тёть Саш! – ответил Костя.

– Ты, – начала Лера, сбилась и поправилась спешно, – вы давно Александру Николаевну знаете?

Костя, коротко глянув на Леру, ответил:

– Давно, с детства.

И замолчал. А Лера задумалась: сколько всё-таки лет хозяйке? И кстати, сколько Косте? Она поглядывала, как ей казалось, незаметно на Костю, пытаясь определить его возраст. А он, хмыкнув, сказал:

– Не насмотрелись, Валерия?!

– Сколько вам лет, Костя? – вместо ответа спросила Лера, остановившись.

Костя тоже остановился:

– Тридцать.

Лера не смогла бы сказать, что сейчас чувствует? Разочарование? Огорчение? А в голове считала: «это я в пятый класс пошла, а он в первый? Я уже в институте училась, а он?!».

– Что, Валерия, не подхожу? – посмеиваясь, спросил Костя. И тут только до неё дошло, что они всё стоят, а Лера смотрит прямо на него.

Она пошла вперёд, покачала головой отрицательно, скорее разгоняя свои неуместные мысли, а вслух сказала:

– А сколько лет Александре Николаевне?

– Шестьдесят два.

Лера снова остановилась и с недоверием уставилась на Костю:

– Правда?

Он кивнул и сказал:

– А дядь Коле шестьдесят пять. Максиму – четырнадцать, Пашка, это старший сын, мой ровесник, Павлуше двадцать три, а Нине – я точно не знаю, что-то около пятидесяти, наверное, – перечислял, старательно загибая пальцы. – Про остальных тоже определённо не скажу.

Лера быстро взглянула на него и подумала: «Да он смеётся надо мной!». Костя тем временем продолжил:

– А вам, Лера? Сколько вам лет?

– А у женщины возраст спрашивать неприлично! – отрезала Лера.

Дальше шли молча, и, уже перед их домиком Костя взял Леру за руку и посмеиваясь, спросил:

– Вы так и не ответили, Валерия, я вам подхожу?

– Лера, – поправила она, – зовите меня, пожалуйста, Лера.

И таким же прямым взглядом отвечая на его взгляд, твёрдо сказала:

– Нет, не подходите.

***

– Чай или кофе? – щебетала Маруся. – Творожок или бутерброд? Тут варенье своё, и Нина вчера дала перетертую землянику, понюхай, божественно, да?

Даже душ Леру не взбодрил. Она убеждала себя, что просто слишком рано поднялась, и вяло отмахивалась от Маруськи. Согласилась на кофе, потом решила, что всё-таки – чай. Пусть будет творог. Или бутерброд. Всё равно. Маруся придвинула и творог, и бутерброд.

Лера пыталась проглотить хоть ложку творога, но в итоге только соскребала перетертую землянику с верхушки творожной горки и, подперев щёку, слушала Маруськины восторги. Место это было, по мнению , просто подруги волшебным, и люди такие замечательные! А сегодня они будут ещё упаковывать подарки детям, и уже сегодня приедут ещё гости.

– Представляешь, как нам повезло, что нас вообще поселили? Они ждут и своих, и каких-то важных гостей, а тут мы! – неизвестно чему радовалась Маруся. – Костя с дядь Колей и другими мужчинами уже сегодня будут навесы ставить.

Дальше Марусин голос доносился до Леры, как сквозь вату. Ерунда это всё, ерунда. И голый Костя, который флиртовал, очевидно же. И эти «замечательные люди» со своей доброжелательностью. И только когда расслышала в Маруськином восторженном монологе имя хозяйки, спросила:

– Ты знаешь, что ей шестьдесят два?

– Да, – Маруся покивала, – представляешь? – подруга распахивала глаза и качала головой, как бы не веря, и Лера была с ней совершенно согласна.

– Ты с ней говорила? – снова спросила Лера.

Маруся с недоверием посмотрела на подругу, не начнёт ли та опять читать нотации про глупость? И осторожно ответила:

– Нет. Но я много слышала. И теперь от людей, которых знаю лично.

Замолчала, пытаясь разглядеть привычный скепсис, но Лера смотрела в тарелку, выводила розовые земляничные линии на белом твороге.

– И что говорят? – спросила Лера на этот раз без тени скепсиса или раздражения.

– Что она многим помогает.

Лера наконец оторвала взгляд от творога и внимательно посмотрела на подругу.

– Ну, – продолжила та, – конечно, никто не говорит, что она знахарка или там.., – неопределенно взмахнула рукой Маруся. – Но помогает.

Она рассказала, что первой у Александры Николаевны поселилась Нина с сыном: давно, больше десяти лет назад. И Павлушу привезла в инвалидном кресле сюда, а теперь – смотри, какой парень! И вообще, здесь у каждого есть своя история. Многие приезжают. Кто на несколько дней, а кто надолго. Некоторые один раз, а другие становятся постоянными гостями.

Лера ждала, что Маруська расскажет про ещё какие-нибудь чудеса, кроме Павлуши, покинувшего инвалидную коляску, но Марусе не терпелось продолжить «вливаться в семью».

***

«Чушь. Чушь это всё», – уверяла себя Лера, пока прибирала со стола. И потом, когда сидела в комнате, вперившись в одну точку, тоже уговаривала себя, что всё это ерунда. Маруська всерьёз переживает даже за мультяшных героев. Такая вот она, впечатлительная. Леру же вот этой всей доброжелательностью не проберёшь, как и флиртом! А эта навалившаяся вялость – потому что всё пошло не плану. Она сейчас должна была быть на массаже или на спа-процедурах, словом, милостиво принимать заботу персонала пансионата и ничего не делать, желательно – ни с кем не разговаривать, и уж точно – не кокетничать с мужиками, которые ни свет ни заря купаются голышом!

Она должна была выбрать пару экскурсий и книгу: в рекламе пансионата почему-то было отдельно выделено, что у них есть «библиотека», состоящая из пары книжных полок! И хотя Лера предполагала, что из книг там – с десяток женских романов, детективов от дамских авторш и, может быть, фантастика, но именно это – то, что надо!

А не вот это вот всё!

Там, в пансионате, тоже было озерцо. Не такое большое, как это, но было! И Лера хотела выехать на лодке на середину того озерца и сидеть, и смотреть на воду, и ни о чём не думать. Или, наоборот, подумать. Подумать, что дальше. Последний год был тяжёлым. Как и прошлый, и позапрошлый, и даже поза-поза. И когда, наконец, был вбит последний гвоздь в новой квартире, и последняя картинка заняла своё место на стене, Лера не знала, куда себя применить.

Пока она эту квартиру строила, заниматься было чем. Работать: не как лошадь, нет! Как конь! Препираться с матерью – ежедневно, как по расписанию. Утром, перед работой, в обед, когда позвонила только для того, чтобы спросить, был ли у Сеньки врач? Упала температура? Сопли зелёные, или обойдётся в этот раз без антибиотиков? И вечером, обязательно вечером, валясь с ног от усталости и зная, что завтра по расписанию, в шесть-ноль-ноль – подвиг! Вечером мать добиралась до Лериного мозга плотно и основательно. Утром и днём можно было сказать: «Всё, мам, я тороплюсь», – и прекращать разговор. Вечером торопиться было некуда, а слова вроде «я устала, вымоталась, я спать хочу», – были как средство для розжига. На Леркину усталость мать с удвоенной силой начинала объяснять, что её дочь сама себе враг, сыну враг и ей тоже – враг.

Нет, она никогда не упрекала, что Сеню воспитывает вместо дочери. Напротив. Посомневавшись некоторое время, она ушла из школы, обзавелась учениками на дому и всю себя посвятила обожаемому внуку. И даже одобряла Лерины смены работ, повышение зарплат и премии за проекты. Только у матери был свой план, куда дочь должна потратить свои зарплаты и премии. «Зачем покупать квартиру?! У нас, слава Богу, трёхкомнатная! Надо купить дачу, чтобы сажать огород и вывозить на лето Арсюшу, он круглый год в соплях!».

***

Неизвестно, сколько бы так просидела Лера, погружаясь в мрачную апатию, но из задумчивости её выдернул звонкий Маруськин голос:

– Лерусь! Я – переодеться! Мне обещали показать производство, представляешь? Ещё спрашивают, интересно ли. Конечно, интересно! Максу кроме как про производства местные и рассказать будет нечего. Ты пойдёшь?

Лера ответила, что нет, не пойдёт, ей производства в жизни хватает.

Маруська умчалась, а Лера решила покончить с этим мрачным состоянием. Здесь наверняка есть библиотека и уж точно лодка, нет спа-салона, зато есть баня. И свой план по отдыху она выполнит!

К выполнению плана по отдыху приступила решительно. Выбрала книгу в хозяйской библиотеке, приняла любезно предложенные плед и подушку, устроилась на качелях за домом. Качели были великолепны. Тяжёлые основательные кованые качели с деревянной скамьёй.

Укутавшись в одеяло, как в кокон, отложив книгу и подобрав под себя одну ногу, другой отталкивалась от земли. Качели тяжело уходили назад и, качнувшись медленно и веско несколько раз, останавливались. Лера снова отталкивалась ногой и снова раскачивалась. Ей надо было придумать, что делать дальше, но ничего не придумывалось.

За последние три года подвигов пришлось совершила столько, что хватило бы на полжизни. Ей не в чем себя упрекнуть. Всем всё доказано. Матери, бывшему мужу, злым языкам и себе тоже. В паузах между подвигами было маятно, тревожно и тоскливо. Так рассуждала Маруся, а Лера возражала, что ей просто скучно! Ей нужен вызов, преодоление, азарт! Чтобы миссия была невыполнима, а она, Лера, геройски бы её выполняла.

«Можно работу поменять», – думала Лера. Новый коллектив, где себя нужно демонстрировать и доказывать значимость, однозначно – вызов. И желательно, чтобы проекты были незнакомые, сложные. Но и это уже было.

«Дачу купить», – тоже была старая мысль. Это опять доказать матери, что нечего её поучать и давить на неё бесполезно! Но про покупку всё решено. Присмотренные садоводства и домики отложены до глубокой осени, потому что дачу надо покупать с дальним прицелом, и только в самый мерзостный питерский сезон. Скучно! А ещё скучнее будет спорить с матерью, когда потом надо будет всеми силами спасаться от дачного рабства, выполняя только свою ответственную часть по покупкам, закупкам, оплатам и перевозу своих на дачу и обратно.

«Осталось и правда замуж ещё раз сходить», – это была идея Маруськи. Она так и сказала: «Тебе надо замуж выйти». Лера хохотала и говорила, что вот это уж точно – глупость и «не родился тот добрый молодец!». А в другой раз Маруся сказала, что если Лере нужен настоящий вызов, то это как раз самое то: «Всё остальное ты можешь, а замуж тебе слабо!».

– Провокаторша, тоже мне, – бормотала Лера, ежась и кутаясь ещё плотнее в свой одеяльный кокон. При мысли о замужестве сразу вспомнился голый Костя. – Тьфу и тьфу, – сердилась Лера. Проходили это уже!

***

Роман с Митей возник как ответ на Марусин вызов и развивался параллельно с ремонтом квартиры. К новому году строительные работы были завершены, в квартире уже поселились огромная кровать и встроенная кухня. Предстояли приятные хлопоты по наведению уюта и красоты, Лера пылала энтузиазмом и гордилась собой. Она даже стала допускать мысль: не попробовать ли пустить Митю на ПМЖ? Но не сложилось.

Во-первых, состоялось совершенно провальное знакомство кавалера с Арсением. Митя с Сенькой вдруг начал заигрывать, называл его «парень», суетился и активничал, демонстрировал расположение и изображал общение «на равных». Сын смотрел на маминого приятеля, как на идиота.

А в новый год, когда они решили устроить за каким-то лядом романтическую ночь в практически пустой квартире, всё вообще вышло скверно. Лера искренне постаралась изобразить изысканный ужин, наряжалась и красилась. Митя был мил, сыпал комплиментами, смотрел взором горящим. Пока он произносил пламенные тосты с намёками толстыми и неуклюжимы, как соседская перекормленная такса, говорил про «будущее и, возможно, совместное» и про новый виток в отношениях, Лера ещё держалась. Но когда с серьёзным видом он стал рассуждать детально, в духе «вот тут шкаф от меня перевезём, а на лоджии сделаем кабинет», Лера не выдержала. Какое-то время она сидела с мрачным видом, слушая, как на её лоджии встанет его компьютерный стол – вместо Лериных оранжерей с фикусами. А вот здесь – велотренажёр вместо шикарного кресла, где Лера собиралась пить кофе.

«Лерка, ну ты чего в телефон засела?! Круто же?! Давай ещё шампанского!», – радовался возбужденно Митя.

«Такси будет через десять минут», – сообщила Лера.

Он ещё ходил за ней, что-то бубнил, но Лера уже отрезала. Точка.

***

Подвиг так и не придумывался. Лера качалась, мелькали под веками всполохи и пятна от солнечных бликов, мелькали картинки, и среди них – мостки, Костя, посмеивается над Лерой и протягивает руку – «вставайте!». Рука холодная и мокрая после купания.

Лера резво вскочила, роняя книгу и прижимая к груди руку, которой и вправду коснулось что-то холодное и мокрое! Большой лохматый пёс, который только лает страшно, улыбаясь всей пастью, крутился вокруг Леры и махал хвостом, как помелом.

– Ах ты, псина, напугал! – упрекнула собаку Лера.

– Вы обедать пойдёте? Меня мама за вами отправила, – хватая пса за ошейник, сообщил Максим.

– Нет. Я не голодна, Максим, спасибо, – сказала Лера и тут же почувствовала, что есть хочет зверски, но, во-первых, было крайне нелогично теперь соглашаться. Во-вторых, если там будет Костя, то аппетит пропадёт. Пора было признать, что вид Кости, не только голого, но и вполне одетого вызывает у Леры чувства, далёкие от платонических.

«Вот, пропасть!», – привычно решила Лера и пошла к их с Маруськой «апартаментам».

Набрала полную тарелку еды, ела жадно и, наконец, мычала от удовольствия, приговаривая: «Божечки, вкуснота-то какая». Решала, что целый багажник загрузит местными деликатесами и обязательно привезёт Сеньке волшебного козьего молока, которое на вкус как крем-брюле или пломбир.

Обед, а перед ним разговор с сыном, который признался, что, конечно, скучает, но если честно – не очень, Леру окончательно успокоили. Сыну и впрямь скучать было некогда, потому что на сентябрь на даче остаётся не только он: у папы неведомого Лере Дани отпуск, и они будут ходить в лес и строить песочницу.

***

Когда Лера финальным взмахом сухой салфетки протирала стол, примчалась встревоженная Маруська. Она заглядывала Лере в глаза, каялась, что бросила подругу одну и предлагала себя в полное распоряжение Леры:

– Тебе тут не скучно? Хочешь, на лодке покатаемся?

Лера отвечала, что пусть Маруся дурью не мается, а радуется жизни, как Лера!

– Я завтра вообще за грибами пойду! – вырвалось неожиданно. – Как думаешь, снабдят меня сапогами и корзинкой?

***

Во дворе Большого дома Леру захлестнуло общим настроением. Так бывает, когда люди заняты общим весёлым и приятным делом. И несмотря на то, что никто никем не руководит, всё получается ладно и складно. Во дворе сооружали конструкцию под навес, мужчины работали слаженно, перебрасывались шутками, хохотали и покрикивали друг на друга: «держи!» или «правее давай, вон, у тебя как балку перекосило!».

Лера залюбовалась, так ей нравилось! И стук молотков, и сдержанные уверенные действия мужчин, и их шутки. Она часами могла смотреть на такую работу. Будь то стройка, ковка, ремонт машин или пилка брёвен.

И Костю можно было рассматривать, не стесняясь, пока он на стремянке прилаживал поперечную балку. И когда он обернулся и махнул ей приветливо, так же радостно махнула в ответ. Костей любовалась не только Лера. Румяная Леночка смотрела на Костю взглядом, без сомнения, не только восторженным, но и влюблённым. Подавала снизу то молоток, то гвозди.

Поперечины, наконец, были установлены, мужчины пригласили женщин оценить их работу.

– Как вам отдыхается, девушки? – ласково поинтересовался Николай Григорьевич. – Не скучно городским барышням в нашей глуши?

Маруся стала горячо уверять, что тут просто волшебно! Они чудесно отдыхают!

– Лера завтра за грибами собралась! – как будто похвасталась Маруся и спросила, дадут ли Лере корзинку и сапоги?

Николай Григорьевич уверил, что выдадут полную экипировку, будьте уверены, и провожатого, само собой.

– Не надо мне провожатого, дядь Коль, – весело сказала Лера, – не волнуйтесь, я далеко не пойду, а ориентируюсь в лесу хорошо.

Все наперебой стали Леру уверять, что никак нельзя, потому что и тут грибы, конечно, вон по кромке можно собрать, но если пойти за ров или к сторожке, то там – видимо-невидимо. Да и на краю леса можно заплутать, тут места непростые, Леший может закрутить!

– Кость, ты ж собирался завтра? Возьмёшь барышню с собой? – спросил Николай Григорьевич.

Лера, которая приготовила целую отповедь и даже рот открыла, тут же его закрыла. Посмотрела на поникшую Леночку, потом только на Костю.

– Можно, – улыбаясь, ответил Костя.

***

Ночь Лера провела «командировочную». Это когда после многочасового перелёта оказываешься на другом конце «необъятной», путаешь день с ночью, а завтра, которое здесь уже вполне «сегодня», – совещание. И тогда, несмотря на будильник, заведённый на пять повторов, просыпаешься каждые пятнадцать минут и пытаешься рассмотреть в мобильнике время. Как ни уговаривала себя, что «ничего такого», подумаешь, с мужиком по грибы, – а ёкало мучительно и сладко, и лес представлялся Лере местом куда более интимным, чем спальня. Это как с единственным выжившим мужчиной попасть на необитаемый остров, а этот мужчина, по случайному совпадению, вызывает мысли и чувства давно забытые.

Когда Костя тихонько постучал в дверь, Лера уже с полчаса под этой самой дверью маялась.

Перед машинами Лера остановилась, пытаясь угадать, какая из них – Костина, но тот пошёл к квадроциклу.

– Катались на таком? – спросил Костя.

– Кто за руль? – прозвучало вместо ответа.

Пока Костя прилаживал их корзины и рассуждал, что тары им должно хватить на пару-тройку часов грибной охоты – если не жадничать, к стоянке подошли Николай Григорьевич и грустная Леночка.

«С нами, что ли, собрались?», – неприятно кольнуло Леру.

Но оказалось, что дядь Коля везёт девушку на рейсовый автобус, ей на учёбу пора.

Леночка чувствами владела плохо. Кончик носа и веки покраснели, она избегала смотреть на Костю, а тот, не замечая состояния влюбленной девушки, шутил, жал ей руку и обещал: «Встретимся на каникулах!».

– За руль всё-таки я! – сказал Костя, – а вы, Лера, держитесь крепче.

Когда Лера уселась, старательно избегая прижиматься к его спине, добавил:

– Если вы скорости боитесь, я поползу. А если нет, то держитесь крепче!

Она обвила руками его талию, закатывая глаза и надеясь, что покрывающий щеки румянец можно будет свалить на ветер и восторг от быстрой езды. Мужчина удовлетворённо кивнул:

– Значит, быстро!

Со стоянки и дальше по дорожке всё-таки «ползли», и Лера с ужасом думала, что сейчас пропотеет насквозь! Ткань толстовки – слабая преграда, особенно когда перед глазами то и дело возникает Костин голый торс, выныривающий из воды. А когда выехали за кромку леса, отпустило! Сначала Костя слегка притормозил, а потом резко дернул с места – так, что Лера засмеялась от восторга и даже думать забыла про Костину спину и торс. Лететь бы так – далеко-далеко!

Петляя лесной дорогой, свернули на тропинки, и Костя поехал медленно, пока, наконец, забравшись в глубь леса, не остановился.

– Не слишком быстро? – спросил, улыбаясь.

Лера только хмыкнула.

– Далеко не отходите, здесь легко потеряться и зверьё можно встретить, – сказал Костя, каким-то свойским и интимным движением поправил на Лере яркую жилетку, порывшись в нагрудном кармане, выудил оттуда свисток на ленте и надел его «подопечной» на шею.

«Ёлки-палки, – думала Лера, когда Костины пальцы коснулись шеи, – я сейчас как Леночка». А вслух сказала:

– Слушаю и повинуюсь!

***

Сначала двигались рядом. Костя расспрашивал, какие грибы Лера предпочитает. Лера отвечала, что всякие. Костя объяснил, что вот в этой стороне – больше болетовых, а потом они вернутся к стоянке и пройдут в другую сторону. Лера радостно соглашалась, потому что грибной дух уже кружил голову. Азарт, предвкушение и – опа! Лера ахнула и пошла к красным шляпкам, забыв про Костю и про всё на свете.

«Ах, вы мои красавцы, ах, вы мои хорошенькие, ах, вы мои красненькие!», – бормотала Лера и, не торопясь, подползла к семейке сразу из пяти штук подосиновиков.

– Видали? – с восторгом спросила Лера, повернувшись к Косте.

Костя смотрел не на грибы, на неё.

Привычно проверяя направление и не забывая поглядывать на мелькающую Костину жилетку, Лера погрузилась в свой азарт с головой, даже руки подрагивали, когда очередной крепкий и ладный гриб отправлялся в корзину. Коричневые твёрдые шляпки перемежались с яркими красными и жёлтыми. Лера бормотала, забыв про всё на свете: «Вот спасибо, так спасибо, Лесовик!» – и грибам, что они «вот какие умницы и красавцы». Вдыхала грибной и лесной запах и надышаться не могла. Куда там хилым лесочкам вокруг съемной дачи, истоптанным и загаженным! А в настоящие боры и не вспомнить, когда последний раз наведывалась.

Когда корзина наполнилась, Лера позвала спутника:

– Костя, мне больше собирать некуда!

На стоянке любовалась своей корзинкой, хвасталась, но и у Кости был такой же улов.

– Перекусить хотите? – спросил Костя.

– Только пить! – помотала головой отрицательно. – И да, пока я не насытюсь, не уеду отсюда!

Костя, смеясь, сказал, что им такой паёк организовала тёть Саша, что они могут и до вечера бродить.

– Только вы устанете, а завтра праздник.

– Гостей много будет?

– Прилично. Не все приятные, некоторые просто полезные.

Лера кивнула. Ей было понятно и про «полезных», и почему Костя хмурит брови.

Решали, куда пойти дальше – собирать ли ещё в этой стороне или выбрать другое направление? Лера беспокоилась: дадут ли ей здесь грибы обработать, чтобы домой увезти? Костя уверил, что ещё и помогут.

***

Во второй заход Лера наткнулась на целую поляну лисичек. Такое богатство она с детства не могла припомнить! Лисички собрала отдельно, порадовавшись, что взяла рюкзак и туда, поспорив недолго с Костей, сунула высокую корзину из тонких прутьев.

На этот раз первым позвал Костя, сообщив, что он заполнил тару, и если Лера хочет, то после перекуса можно проехать чуть дальше, там будут грузди.

На обратном пути, несмотря на то, что и ноги стали гудеть, и спину уже потягивало, удержаться Лера была не в силах: наклонялась, приседала, шептала: «Ах, вы ж мои хорошенькие, как же я вас тут оставлю?!». Костя смеялся, уговаривал: «Не жадничайте, Лера!», а потом забрал у неё рюкзак.

***

У квадроцикла Лера ринулась было организовывать перекус, но Костя её остановил:

– Отдохните, а то мне попадёт от тёть Саши и дядь Коли, что я вас уморил.

– Я сама уморюсь, не беспокойтесь, Костя, – рассмеялась Лера, но спорить не стала. Разложила пенку, умостилась на неё под деревом, закинула на широкий ствол ноги.

– В походы любите ходить? – спросил Костя, вытаскивая из рюкзака свёртки и контейнеры.

– Раньше ходила. Я спортивным туризмом почти всю школу занималась.

– И я, – сообщил Костя.

Лера села и уставилась на него:

– Правда? А ты из Питера? Из какой школы? На соревнования ездил?

– А как же! Лемболово, Рощино, все первомайки! Так мы могли одну трассу бежать! – радовался и удивлялся Костя.

Лера покачала головой отрицательно:

– Вряд ли, Костя, – и отвечая на его вопросительный взгляд, добавила, – когда вы пошли в первый класс, я пошла в пятый. Так что трассы у нас были разные.

Намёк на разницу в возрасте Костя не заметил или сделал вид, что не заметил. А Лера поняла, что проголодалась она зверски. Утром завтракать не стала, только кофе глотнула по старой рабочей привычке и теперь сооружала себе королевский бутерброд, размышляя: «Может, и плевать на разницу? Люди и с большей разницей женятся и живут себе прекрасно». Приноравливаясь, как бы теперь укусить этот чудо-бутерброд, замерла с открытым ртом, уставившись на Костю. Костя смеялся. А Лера лихорадочно думала сразу несколько мыслей.

Во-первых, что вот это сейчас было про «женятся»? Во-вторых, что выглядит она, должно быть, ужасно, потому что из-под косынки выбились кудри буйны. И наконец: это Костя над ней смеётся?

Посмотрела с вызовом и откусила от своего чудовищного бутерброда.

– Что вас так развеселило?

Он пожал плечом, сделал рукой неопределенный жест:

– Вы, – улыбнулся, – как вы с грибами разговариваете, и бутерброд ваш.

Лера сосредоточилась на еде, но не посматривать на Костю не могла. Удивительно, но ей нравилось, как он ест! Сколько кавалеров были отвергнуты и внесены в чёрный список раньше, чем заканчивалось первое свидание! Только потому, что ели некрасиво. Или сидели не так, или говорили не то. Да просто говорили слишком много!

На Костю было приятно смотреть. Лере нравилось, как он сидит, как ловко поднимается, как кусает свой бутерброд и как пьёт из бутылки воду.

Интересно, каково это – поцеловать его? Или лучше обнять. Не со спины, а вот так – прямо, крепко, и забраться холодными руками под толстовку, и чувствовать, как мурашками покрывается его кожа…

«Он знает, что я его рассматриваю. Знает и позволяет смотреть. Пропасть. Пропасть же!», – думала Лера, отводя взгляд, и еще про Леночку думала. Знает он, что та влюблена в него?

– Вы снова меня разглядываете, – ухмыляясь, сказал Костя, – а я почти смирился с тем, что вам не подхожу.

«Нахал», – решила Лера, а вслух произнесла:

– Да и я вам не особенно подхожу.

– Ну, это я сам решу, – осторожно сказал Костя.

– А вы знаете, что Леночка в вас влюблена? – как бы между прочим спросила Лера, надеясь, что Костя не заметит, что это не просто любопытство.

Костя отвёл взгляд, потом снова посмотрел на Леру:

– Конечно, знаю. Это трудно не заметить. А ещё я знаю, что это пройдёт.

Лере было так досадно, и сама она толком не понимала, отчего. Оттого, что никак не может конкурировать с Леночкиной юностью и свежестью? И пусть та наивна, и сейчас Косте это не подходит. Но год, два, и она повзрослеет и будет в самом соку: и телом и мозгами ровней Косте. Или от мысли, что Леночка, должно быть, не единственная влюблённая в Костю девушка.

Резко спросила:

– Вам нравится? Нравится, что Леночка в вас влюблена? – холодно, едва ли не обвиняя Костю.

– Леночка влюблена в меня лет с тринадцати. Или раньше? С тех пор, как её подобрали и пригрели тетя Саша и дядя Коля. У неё отчим – алкаш, забитая мать и мал-мала братьев и сестёр, часть из которых распихана по интернатам. И при всех этих обстоятельствах Леночка умудрилась остаться вот такой вот Ассолью. Мы переживаем за неё, конечно. Да, я – далеко не идеальный объект для влюблённости, но это лучше, чем если какой-нибудь городской хлыщ задурит ей голову. А там… Повзрослеет, очнётся от детских фантазий. И поймёт, что я совсем не принц.

«Вот зараза», – на всякий случай, не понимая, как относиться к тому, что сейчас говорил Костя, подумала Лера. «Зараза ты, Костя!».

***

Быстро свернули пикник, коротко переговариваясь, что сейчас проедут чуть дальше, навстречу груздям. Лера замешкалась, пытаясь заправить выбившиеся пряди под косынку. Костя вдруг сделал шаг к ней и протянул руку к лицу, провёл по волосам, коснулся щеки. Она отпрянула, резко и диковато, оступилась, запнувшись за какую-то ветку, но Костя подхватил, удержал на ногах.

Лера по-дурацки скосила глаза, потому что перед носом была Костина рука, а в пальцах – сухая веточка.

– У вас в волосах запуталось, – сказал Костя, отбросил веточку, отпустил Леру и отвернулся.

Она чувствовала, что цветом лица может конкурировать с красненькими в корзинке, обзывая себя придурошной истеричкой, и аккуратно, избегая его касаться, села позади Кости.

Мужчина ехал медленно, тщательно объезжая ухабы и торчащие корни, но местами всё-таки потряхивало, и Лера, всякий раз обзывая себя, хваталась за его кофту. Когда доехали до точки, готова была себя покусать.

***

Костя предупредил, что впереди неприятный овраг, а за ним – те самые грузди. Он не делал даже попытки помочь своей спутнице преодолеть корни и брёвна и ловко преодолевал их сам. Пока Лера пыхтела и, хватаясь руками за ветки, сползала на пятой точке по склону, Костя уже был внизу оврага.

Она с ужасом думала, что вот так ещё и возвращаться придётся! Грузди собирала, даже не поднимаясь на ноги. Так и передвигалась, как щенок из мультика «Просто так», изредка поправляя «напопник». Утренняя прохлада сменилась ощутимым теплом, и Лера, поглядывая на корзину, прикидывала, допрёт ли её до стоянки. Сомневалась – успеют ли грузди вымочиться за оставшиеся пару дней? Пыталась сосчитать, сколько вообще осталось этих дней. И расстроилась, когда поняла, что очень мало. Вот ещё сегодня, завтра и послезавтра. А потом они уедут.

И жалко стало себя и времени. И захотелось ещё «хотя бы недельку». И с Костей снова флиртовать, потому что забыла уже про такое. Потому что мужчин делила на подходящих, средних и «фу». На флирт, на ухаживания времени никогда не было особенно. Уж если рассматривала «подходящих» как более или менее стабильный вариант, то думала про них разве что так: «может, пустить его на ПМЖ?». Но вот так, как сегодня, про Костин возраст и «замуж» – нет.

Костино приближение услышала, но не обернулась, так и сидела, обхватив колени.

– О чём задумалась, дева лесная? – спросил Костя, усаживаясь напротив.

– Уезжать не хочется, – честно ответила Лера.

Выуживая из рюкзака бутылку с водой, Костя протянул её спутнице, уточняя: из леса?

– И из леса, и вообще, – сказала Лера. И, после паузы, не удержалась: – Теперь вы меня рассматриваете. Не подхожу? – улыбнулась криво, потому что шутки не вышло.

Костя ничего не ответил, поднялся, закинул рюкзак за плечи и протянул руку:

– Вставайте, Лера.

Обратно шли медленно, Костя как будто и не прошагал вместе с Лерой все километры по пересечённой местности, а она с содроганием думала про овраг.

В овраг мужчина, как и раньше, стал спускаться, ловко преодолевая препятствия, а Лера, сцепив зубы, не желая упасть лицом в грязь в переносном смысле и в корягу – в прямом, аккуратно переваливалась через них.

На подъёме Костя смилостивился: тянул за руку, подталкивал под спину. Спорить Лера и не думала.

«Пора физухой заниматься», – решила Лера, совсем не грациозно плюхаясь на пенку, уже развёрнутую Костей.

– Отдохнём, перекусим, кофе глотнём и поедем обратно, – полуспрашивал, полуутверждал мужчина. У Леры хватало сил только кивать. Она уже стянула с себя свитер, проверила украдкой, нет ли на футболке мокрых разводов.

– Отдыхайте, я пока нашу добычу упакую, – разрешил Костя, и Лера, подпихнув под голову свитер, блаженно растянулась на пенке.

Она смотрела сквозь сощуренные ресницы на кроны деревьев, слушала блаженный шелест листьев, вдыхала глубоко запахи прогретого уже леса.

«Вечность. Так можно провести вечность». Слышала, как возится с корзинками и рюкзаками Костя, и с удовольствием проваливалась в дремоту.

***

Проснулась резко, как от толчка. И сообразила, где она, сразу, потому что Костя был совсем близко: полулежал рядом, опёршись на локоть и улыбался.

– Долго я спала? – спросила Лера, не поднимаясь.

– Минут десять, – продолжал смотреть и улыбаться Костя

– А ты на меня пялился, – сообщила ему Лера.

– Я, между прочим, твой сон охранял, дева лесная! – Костя сделал вид, что обиделся.

И это «ты» было таким естественным. Как и близость Кости, размахивающего веткой, отгоняя мошкару. Лера тоже опёрлась на локоть, и Костя стал ещё ближе. Он не придвинулся, но и не отпрянул. Лера медленно приблизила к нему лицо и аккуратно коснулась губами его губ и посмотрела – не смеётся? Не смеялся. Она придвинулась к нему плотнее и уже настойчивей поцеловала. Костя подхватил рукой её под лопатки, опустил аккуратно на пенку и поцеловал уже сам – и Лера, видимо, сошла с ума. Потому что горело и полыхало сразу везде, и она теперь понимала, почему кожа – самый большой орган! Везде, где касались Костины настойчивые и чуткие пальцы, загоралось, и как будто миллионы мельчайших частиц разносили сигнал по всему телу. И она, которая всегда контролировала любой процесс, контроль потеряла совсем. Потому что главный сигнал, который разносили эти самые миллионы частиц – повиноваться! Отвечать, подстраиваться под каждый миллиметр чужого движения. И даже дышать нужно непременно в такт.

Голова кружилась, казалось, что Лера лежит не на земле, а в лодке, которую качает волной. И было немного страшно, и от страха она жмурилась крепче и крепче прижимала к себе Костю.

Распахнула глаза, когда почувствовала, как Костя отодвинулся. Смотрела на него непонимающе, растерянно. Потянулась к нему, обхватывая шею. Но Костя остановил её руку.

– Стой, Лера. Стой, – сказал тихо и твёрдо.

Лера пыталась подумать хоть одну мысль здраво, но мысли, как бешеная карусель, крутились в голове: что случилось? Почему остановился? Что-то не так? И с ужасом понимала главное: «Я потеряла контроль».

Она резко села, судорожно поправила футболку, попыталась встать, Костя остановил, крепко удерживая за локоть:

– Лера, подожди!

– Всё нормально.

Горло пересохло, голос хрустел, как сухие ветки под ногами. Поднялась:

– Нам ехать надо.

– Лер, послушай, – начал было Костя, но Лера уже решительно отвернулась.

– Лера, да постой ты! – уже прикрикнул Костя, и в два шага догнав её, схватил за руку

– Костя, я под кустик, – соврала Лера, – я не потеряюсь.

Скрывшись за деревьями, Лера наконец остановилась, упёрлась руками в шершавую кору, стала дышать глубоко и уговаривать себя, что ничего такого не случилось. Хотя хотелось себе по шее надавать, потому что – дура. Предлагала себя – раз, флиртовала с парнем и чуть ли не ревновала его – два. Она, несмотря на темперамент и страстную натуру, никогда, никогда не теряла голову! Потому что загребут, раздавят, сметут и уничтожат! Она следила за реакцией не только деловых, но и личных партнёров, чётко контролируя любой процесс!

– Вот это пропасть, так пропасть, – сообщила Лера дереву, – просто днище.

Выходя навстречу Косте, Лера уже почти пришла в себя, а по виду, она была совершенно в этом уверена, и вообще невозможно было догадаться о её внутренних терзаниях.

Костя стоял, прислонившись к квадроциклу, скрестив на груди руки, смотрел в землю.

– Я готова двинуться в путь! – бодро и весело, растягивая в улыбке рот, крикнула Лера издалека.

Костя посмотрел на неё, руки расцепил, начал было:

– Лер, послушай, – но встретив её взгляд, осёкся, сказал, – поехали, – и оседлал квадроцикл.

***

Весь оставшийся день Лере бы точно запомнился как самый приятный. Если бы вычеркнуть прямо сейчас из памяти дурацкую историю с поцелуем. И если бы не пришлось всеми силами избегать Кости. Нет, он её не преследовал. Но если бы он решил объясниться или, не дай Боже, извиниться, бы переживала свой позор дольше и болезненней. А пока Лера знала, что завтра же забудет и вычеркнет эти глупости из головы. Это просто, у Леры хорошо получается ставить точки и вычёркивать! А потом если и вспомнит, то уже придумает для себя другую версию, мол, так, приключение в отпуске.

Но день и правда был хорош! Сначала все восхищались её уловом, умилялись маленьким ладным боровичкам и прикладывали кулаки к большим шляпкам, сравнивали. Лера вдруг поняла, что чувствует здесь себя почти своей, потому что даже строгая Нина восхищалась и обсуждала с Лерой, что с грибами лучше сделать: какие можно в маринад, какие – в сушку, а какие посолить. Она же обещала организовать тару, чтобы отвести всё это богатство домой. А уж когда Нина спросила, любит ли Лера пироги с грибами, и добавила, что готова их «спечь», Лера совсем растрогалась.

Ей был очень симпатичен Паша, тот самый старший сын и ровесник Кости. Как и его жена, и их пухлый малыш – Михал Палыч, который совсем не капризничал, всему радовался, позволял себя тискать и хохотал, когда Костя подбрасывал его вверх.

Пашина жена, Тома, была главным Лериным помощником в обработке грибов.

– Яжематери меня осудят, но это такое счастье – освободить руки от Мишки и занять их грибами, – заговорщицки сообщила она Лере.

И они болтали, как будто знают друг друга давным-давно, просто долго не виделись и стремятся поделиться новостями. Тома рассказала, что пока «парней», так она назвала мужа и Костю, держат дела в городе, но они с Пашей уже в эту зиму планируют перебираться сюда. И два дома будут строить вон там, дальше по берегу. Один – им, другой – Косте, хотя Костю тут будет не удержать, он ещё не весь мир объездил. Да и семью не торопится заводить!

Лера расспрашивала про «полезных гостей», и чего от них ждут. А Тома с удовольствием рассказывала о планах: хотят открыть свой магазин, а не сдавать продукты в лавку, где нерадивые хозяева и просрочку продают. Хотят взять в аренду ещё вон тот берег и сделать базу отдыха. И строиться надо, тут семьи уже приросли. Кто работает, тем нужны коттеджи, а пока живут по две семьи на одну кухню!

– И вообще, планов громадьё! – смеялась Тома. – Вон, детей прирастает, надо учебный процесс для малышей здесь организовать. Вот и принимаем «нужных» людей. От их решений и благосклонности многое зависит.

Лера рассказала про Сеньку, и что она приедет с ним, если, конечно, их пустят. А Тома говорила, что, мол, даже не сомневайся, видно же – наш человек!

И Лере, вот странность, было приятно, что она – «наш человек».

А когда приехали очередные гости, чувство, что она «своя», стало совсем ощутимым, острым. Потому что к ней обращались, как к своей: «Лер, возьми Мишку!» или «Разлей компот, в трехлитровке, под марлей!». И Нина бурчала Лере доверительно, что теперь не присесть, и показывала пирог в большущей, как в ресторане, печи.

***

Возились и трудились допоздна. И Лера бы уже давно пошла в свои «апартаменты»: ноги гудели, и спина стала деревянной. Но ждала Маруську. Потому что трусила, боялась вдруг встретить Костю наедине. Слишком хороший день, чтобы думать о провалах и позорах!

Когда подходили к домику, Лера похвалила себя за предусмотрительность. Костя стоял под светом тусклого фонаря, облокотившись о перила. Уже у самого домика у Маруськи, будь она неладна, зазвонил телефон, и она, подпрыгивая от радости, сообщила: «Это Макс, я сейчас!», – и отошла в сторону.

– Лер, – не дал шагу ступить Костя, – ты избегаешь меня.

Непонятно было, спрашивает он или утверждает, поэтому Лера решила промолчать. Молчала, смотрела на Костю и отчётливо поняла: он не знает, что говорить. Или как говорить. И мгновенно сообразила, что сейчас можно взять реванш! И прежде чем он успел открыть рот, склонила к плечу голову и, улыбаясь, сказала:

– Костя, ты придаешь слишком большое значение маленькому эпизоду. А целуешься ты классно.

Наблюдать за его лицом, угадывать реакцию не стала.

Глава 5.

– Это свои мужики, друзья МЧС-ники, это с ними планируем базу отдыха. Вон тот, похожий на американского сенатора – это местная административная шишка, хочет долю. Но мы не хотим сюда таких пускать, – быстро и ёмко Тома описывала Лере с Марусей гостей, пока они занимались столами, – вон тот человек с женой – это местный муниципалитет, не наш человек, но в целом нормальный мужик, идёт навстречу, помогает, ему и выгодно через нас расходовать госбюджеты, – рассуждала Тома.

Потом, проследив за Лериным взглядом, сказала, скорчив брезгливую мину:

– А, эти… Мужчина – наш питерский партнёр, блондинка – это его жена, когда они одни, то вполне терпимо. А вот эта гладковолосая стерва, которая вокруг Кости вьётся, это подруга жены. Полгода уже Костю окучивает.

«Гладковолосую стерву» Лера про себя окрестила «блогершей» и не ошиблась. Всё в ней: от гладких волос, подкачанных губ, татуированных бровей до поз, которые та принимала, выдавало ту самую «блогершу». Она не расставалась с телефоном, без конца «селфилась» и что-то щебетала в камеру.

Костя уворачивался, игнорировал попытки навязать ему своего сына: «Дядя Костя, – кокетничала блогерша, – Богданчик мечтал покататься на квадроцикле!».

Мальчик лет десяти на вид, щуплый, вертлявый, с застывшей презрительной миной, менее всего походил на ребёнка, Богом данного. «Скорее, наказание Господне», – подумала Лера. Он не желал играть с местными детьми, корчил им зверские рожи, так же, как и его мать, не расставался с телефоном. У Кости, несмотря на выдержку, сжимались челюсти и кулаки. Лера слегка злорадствовала.

Блогерша окучивала Костю профессионально. Она выгодно изгибала бедро, касалась как бы случайно грудью, распахивала, будто в восторге от каждого Костиного слова, глаза. Тома на эти выкрутасы глаза закатывала, а Лера еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Дорогие мои подписчики, – растягивая слова, щебетала блогерша в камеру, – иногда просто необходимо сменить локацию! Посмотрите, как выглядит современная ферма! А вот – местные работницы фермы, – пела в камеру блогерша. Лера аж поперхнулась, потому что в качестве «работниц фермы» дева снимала их с Маруськой!

– Кристин, тебе право на съёмку давали? – резко спросила Тома.

– То-о-омочка, я девушкам скину ссылку на свой блог! – тянула блогерша, превращая гласные в арку. – Девушки, вы прославитесь! У меня о-о-чень много подписчиков! – телефон, тем не менее, убрала и снимать перестала, окатив холодным взглядом и «работниц фермы», и Томочку.

– Фу, стервозина, – сказала Тома, а Лера наконец расхохоталась.

Тома с Маруськой смотрели на Леру, недоумевая, а Лера сквозь хохот пыталась выдавить: «Ма-маруська, прикинь, тебя Макс увидит в её блоге?! Или, или, ах-хах-хах, его партнёры?!». Тут Лерин смех подхватили и Маруся с Томой. Маруся подлила масла в огонь: а что скажут Леркины учредители, увидев своего ведущего специалиста в качестве «работницы фермы». А та, подвывая от смеха, отвечала, что прибавят зарплату, чтобы не позорила компанию! У Леры уже слёзы из глаз текли, Маруська от смеха была пунцовая, Тома махала на них руками и пыталась отпить воды из стакана, чтобы подавить икоту.

– Девушки, по какому поводу веселье? – к ним приближались Паша с Костей. Только начавшие успокаиваться девушки разразились новым приступом хохота.

Кое-как объяснили про блогершу и работниц фермы. Мужчины не смеялись. Костя хмурился недовольно, а Паша пробормотал, что хватит, надо сказать Сергею, чтобы эту «подругу жены» оставляли дома.

– От них всегда неприятности. Вот обязательно что-нибудь случается, – прокомментировала Тома.

Лера кивнула. Есть такие люди, которые способны всё разрушить, даже ничего специально не делая. Непонятно как, но они способны уничтожить веселье, самый уютный и тёплый вечер, хорошее настроение. Какие бы маски успешности, довольства и снисходительной доброжелательности они на себя не натягивали, от них веет разочарованием и скукой, которая легко трансформируется в презрение и пренебрежение к окружающим.

***

Праздник, начавшийся официальной частью, плавно перетёк в настоящий, всамделишный, искренний. И даже «важные гости» подхватили ритм и тон, заданный хозяевами. Дружно хлопали каждому выступлению детей, искренне радовались детским творческим работам – рисункам и поделкам, составленным букетам, которые малыши дарили взрослым гостям. Потом хозяева делились планами: для детей расширят зимний сад и осенью сделают большую пристройку для занятий и игр. Говорили про рост производства и будущее строительство.

Временами Лера впадала в задумчивость, покусывала губу и хмурила брови, пока кто-нибудь не обращался к ней с вопросом. Если уж ей нужен вызов и приключение, то, может, вот оно? Она, со всеми своими знаниями и умениями, могла бы тут пригодиться наверняка! Тома говорила, им нужен переговорщик: Лера умеет убеждать, уламывать, доказывать. Они будут строиться, им нужны будут системы коммуникаций, а это её профиль. И построить бы вот тут коттедж им с Сенькой. На этом Лера спотыкалась. Мать точно не придёт в восторг от идеи. Она ни за что не переедет из Питера, где музеи и театры, нормальные школы, в конце концов! И можно вполне представить, что она скажет: сменить участие в больших значимых стройках на вот этот хутор?!

Как бы мать не спорила и не судила Леру, дочерью она гордилась. Всем подружкам, соседкам и даже работницам в собесе она хвастала дочерью. А тут – какой-то местечковый проект.

Да и не станет ли Лере скучно через пару лет? Она, замирая, думала: «С Костей было бы не скучно. И я, как и Костя, ещё не объездила весь мир. Так и не побывала пока на Байкале… А он был, интересно?». И невольно стала искать взглядом Костю среди гостей, нашла и смутилась, встретившись с ним глазами. Он, стараясь не отпускать её взгляд, двинулся к ней, но Лера стушевалась, отвернулась и ринулась к Томе – спрашивать, не пора ли подарки дарить.

Дети с восторгом распаковывали свои игрушки и сладости из пастилы, демонстрировали друг другу деревянных лошадей, наборы и конструкторы. Только Богдан театрально отодвинул от себя свой, презрительно выгнув губы. И мальчик помладше, сын блондинки, который было тоже собирался восторгаться, повторил его движение. Кристина снова снимала, щебеча: «Какая прелесть!», – но распаковывать свой подарок, как и сын, не стала.

– Ваши с Марусей подарки потом, когда «парадных гостей» проводим! – шепнула Тома Лере.

И снова острое горячее чувство, что вот тут она «своя», обожгло до комка в горле. И неясное, смутное беспокойство засело занозисто под ложечкой. Пока одна часть взрослых осталась организовывать детей в игры, другая пошла обходить владения и слушать про планы уже производственные. Лера примкнула ко второй. Она не просто слушала, она уже калькулировала в уме, технически обосновывала и составляла предложения. Завелась. И неожиданно для самой себя, когда кто-то из «важных» задал какой-то вопрос, именно технический и довольно каверзный, ловко и грамотно ответила. Ответила не тому, кто спрашивал, а чётко определив того, кто будет принимать главные решения. И смутилась, потому что внимательно слушали не только возможные будущие инвесторы, но и Александра Николаевна, и дядь Коля, и Тома с Пашей, и (вот, пропасть!) Костя. На Косте висела Кристина и тоже смотрела, сузив глаза. Искренне надеясь, что хозяева её не проклянут за то, что встряла, Лера уверенно и ёмко обосновала, объяснила, растолковала и, обращаясь за поддержкой к Николаю Григорьевичу и Александре Николаевне, спросила: «Верно?». Те, одобрительно кивали. Кивал и Костя.

– А вы..? – начал «главный решающий».

Лера его опередила, чтобы не вдаваться в объяснения, которых на самом деле нет:

– Валерия Игоревна, инженер-проектировщик, – улыбнулась во весь рот. И не соврала, и детали можно опустить.

Важный дядька кивнул, как припечатал.

– Ни фига себе, – шепнула Томка, когда гости двинулись дальше, – ты кто вообще, Лера?

– Инженер-проектировщик, – хмыкнула Лера и с беспокойством спросила, – ничего, что я влезла? Не удержалась!

– Это очень даже хорошо, – тихо сказал Паша и посмотрел на Леру, прикидывая и оценивая.

Все двинулись дальше, А Лера, чуть отстав, пыталась думать логично и здраво. А главное, честно. Если честно, то надо было признаться себе, что завелась, точно завелась. Она хорошо знала вот эти волнение и азарт, как перед стартом, когда она – капитан, и ей надо не только своё отбежать на сто процентов, но и распределить всю команду. Никого не упустить, подстраховать слабые места, знать, на каком участке лучше медленно, но верно, а на каком рвануть, не жалея сил, не оглядываясь на соперников.

Конечно, местечковый проект после заводских блоков и торговых комплексов – это вроде бы уровнем упасть? А с другой стороны, это значит – строить не для «масс» и чьего-то бизнеса и славы. А вот для себя и Сеньки. И так можно провести вечность. Просыпаться, пить кофе на берегу. И если уж совсем-совсем честно, то каково это – просыпаться с Костей?

– Ну, Лера, держись, – прервала размышления Тома. – Теперь от тебя наши не отстанут! Мы, конечно, конторе заказывали предварительный проект. Деньжищ отдали немерено! Аналитикам ещё платили. И белых пятен больше, чем ясности. Паша с Костей уже решали, кто пойдёт получать ещё одно высшее, – хохотнув, делилась Тома. – А тут тебя Бог послал.

И с тревогой заглядывая Лере в глаза, спросила:

– Ты, поди, дорогущий специалист?

Лера кивнула.

***

Во дворе продолжалось веселье. Друзья из МЧС проводили для детей что-то вроде мастер-класса по безопасности и ориентированию. Не только Лера, но и другие взрослые невольно включились в процесс. Дети, смешно обмотанные бинтами (видимо, до этого был курс оказания первой помощи), споря и горячась, вместе с МЧС-никами наносили на карту объекты.

– Вот тут, тут шалаш, – тыкали пальцем на точку в лесу одни, а другие уверяли, что шалаш – правее.

Наконец, с помощью спасателей точку, где ещё в начале лета организовали шалаш и «базу», определили. Дети требовали устроить соревнование по ориентированию прямо сейчас, но их уговорили, что если будет погода, то завтра откопируют карты и будут соревноваться!

Потом играли во что-то вроде лапты, и Костя всех побеждал, выкрикивая победные кличи. Блогерша пела, что Костя – «её герой», и после очередного удачного броска вдруг решительно двинулась к нему со словами: «Победитель достоин награды!». Её грудь и губы выражали такую решительность, что Лера подумала: «Вот это в атаку пошла!», а Тома обозвала Кристину неприлично.

Смотреть на развитие сцены Лера не пожелала.

***

Проводив часть гостей, прибирали столы, переорганизовывали пространство, кто-то занялся костром.

Паша, твёрдо подхватив Леру под локоть, отвёл её в сторону: «Пять минут уделишь?». Они медленно пошли в глубь хозяйственных построек и дворов. Паша спросил:

– Ты сейчас что строишь?

Лера назвала последние объекты.

Паша присвистнул.

– Ну, здесь, конечно, масштабы совсем скромные.

Но Лера уже знала, что хочет. Хочет здесь коттедж, даже если мать охрипнет с ней спорить. Что да, не по её уровню проект, возможно, но здесь будет интересно, это точно. И что можно повторить опыт работы на две конторы, правда, опять спать по пять часов, но справится, силы пока есть.

А Паша в уже отмеченной Лерой скупой и чёткой манере объяснил, что специалист им очень нужен, и не только на этапе проектирования, но от начала и до сдачи. И что вряд ли они потянут зарплату для Леры, но есть варианты бартера. Вплоть до небольшой доли, коттеджа в пожизненную аренду или в собственность. Под это у них уже отведена часть плана.

– Паш, мне подумать надо. Мне нужно всё, что у вас есть наработанного. На подумать – неделю. Это пока только в теории, но плюс-минус неделю я могу выторговать у своих работодателей на изучение вашего объекта. И только потом решать.

Всё правильно вроде сказала. И думала всё правильно. Но отчего-то под ложечкой продолжало противно ухать и покалывать. Как будто чего-то не учла.

Паша кивнул Лере, снова подхватил под локоть и направил к дому, комментируя по дороге:

– Мы тебе распечатаем, что нужно, – и искренне добавил, – я буду рад, если мы найдем возможность сотрудничества, – он собирался продолжить, но визг и крики заставили их ускорить шаг.

Во дворе был скандал, который быстро перерастал в драму. Блогерша с искаженным лицом орала на сидящего на земле и завывающего Богдана: «А ну не вой, я сказала!», – но мгновенно нацепила маску, увидев хозяев. Сделав встревоженное лицо, кинулась к Косте и залепетала:

– Костик, ты посмотри, они Богданчику лицо разбили!

Лера быстро оценивала обстановку. Макс держал за плечи отчего-то трясущегося и отпирающегося Павлушу, к которому уже стремительно приближалась Нина и Александра Николаевна. Белобрысый лохматый мальчишка стоял, набычившись и сжимая кулаки, а вокруг – стайка таких же сердитых ребят. Очевидно, именно этот парнишка нанёс Богдану удар в нос.

Со всех сторон уже стекались люди, кто-то протягивал пакет с сухим льдом Богдану. Блогерша, позабыв про сыночка, снова повисла на Косте, изображая ужас. Костя с себя Кристину стряхнул и, перекрывая общие причитания, спросил:

– Что случилось?

Дети, перекрикивая друг друга, загалдели, тыкая пальцами в Богдана, Паша гаркнул: «Ти-иха!», – и уже спокойно:

– Макс, ты видел?

– Ага. Этот, – ткнул пальцем в Богдана, – сначала к пацанам приставал, ну те его и послали, – осёкся, увидев строгий взгляд брата, – ну, короче. Он начал Павлушу гнобить, ну, мам! – увидев теперь уже материнский укор, протянул и возмущённо затараторил, – он его дебилом недоношенным называл! И кривлялся!

– Вот богомерзкий ребёнок, прости Господи, – прошипела Тома.

– Я бы сам ему в нос дал, меня Денис опередил! – закончил Макс.

А Паша тихо сказал мужу блондинки: «Вот зря ты выпил, Серёга. Увезти бы эту блогершу». Тот только растерянно руками развёл.

Лера сочувствовала Дениске, потому что ему объясняли, что с гостями так нельзя, хотя была уверена, что увещевали его не слишком настойчиво. Богдана увели, а вот мамаша его изображала нервный стресс и щебетала окружающим, что «это дикость какая-то, чуть что – в драку?».

***

Все постепенно расходились, к Лере подошла Маруся:

– Ты о чём так серьёзно задумалась, Лерусь?

– Заметно? – улыбнулась Лера, а Маруся кивнула. – Мне здесь работу предлагают. И в ответ на изумлённый Марусин взгляд добавила:

– Даже в отпуске меня догнало!

Марусю кто-то куда-то позвал, все разошлись, и Лера побрела за дом.

Хотелось побыть одной. Слишком много сразу навалилось событий. Она медленно шла, стараясь думать в такт шагам. Интересно ли ей? Да, безусловно. Более того, о чём-то подобном она неясно мечтала, но позже. Сильно позже. Когда вырастет Сенька, выучится. Тогда Лера сможет зажить сама и как захочет. А пока она должна думать ответственно. Впереди школа, кружки, потом вуз Сенькин. Мама не молодеет.

Можно взять параллельно проект. Так сказать, вложиться в возможное будущее.

Незаметно для себя дошла до мостков и замерла, прежде чем ступить на них. Костя, вот что не даёт покоя. Может, не сам Костя, а что-то другое, с ним связанное, но что именно, и как связано, Лера никак не могла понять.

Прошла по мосткам почти до конца, облокотилась на перила и застыла. Ей бы лист бумаги и ручку, ставить плюсы и минусы, рассуждать. Рисовать таблицы, в которых учесть все ресурсы. Не то чтобы плюсики-минусики что-то значат в решении, но таблицы помогают сосредоточиться.

И, может, тогда вот это неясное беспокойство либо рассеется, либо станет понятно, что с этим делать. Вода в озере выглядела застывшей, и только иногда по глади пробегала нервная рябь, кода мошка или сухое семечко касались натянутой водной плёнки. И Лера вздрагивала, как будто стала частью этого озера.

Перила качнулись. Лера могла и не поворачивать голову. Знала, что это Костя. И не потому, что думала, что он её искал. Может, он тоже устал от суеты, и тут, на притаившихся в зарослях мостках, его не достанет Кристина.

– Я подозревал, что ты какой-нибудь руководитель, – улыбнулся Костя.

– У меня не слишком большой отдел, – ответила Лера.

– Паша на тебя не сильно надавил? – спросил Костя, и когда Лера покачала отрицательно головой, продолжил. – Год назад мы планировали только небольшое расширение. Никто и не думал, что разрастётся всё до таких объёмов. Наше производство только-только окупает само себя. Это не прибыль. А тут ребята из МЧС со своими идеями. Начинали мы мыслить с площадки под кемпинг, а додумались до базы отдыха и магазина.

Костя помолчал, а потом сказал:

– Аховой прибыли здесь всё равно не будет. Это всё скорее для себя.

Лера оторвалась от созерцания воды, развернулась всем корпусом к Косте и начала немного резко:

– Я умею анализировать, логически мыслить и даже считать, Костя, – потом смягчилась, перестала сжимать деревянными пальцами перильце. – Мне очень нравится проект. Я сама о чём-то таком мечтала. Но у меня есть обстоятельства и обязанности. Я отвечаю не только за себя. Я вам помогу. Хотя бы консультацией. Я хочу, чтобы у вас получилось, как вы задумали. Больше я пока ничего не могу сказать. Мне нужно время. Я не принимаю спонтанных решений, потому что решаю не только за себя.

Костя кивнул понимающе. Молчал. А Лере захотелось поделиться, объяснить, может, не столько Косте, сколько себе – почему ей так нравится этот проект.

– Ты знаешь, у сына с трёх лет есть карта России. И он на ней ставит флажки, где «мамины стройки», – Лера рассмеялась и добавила, – а его бабушка ворчит, что, очевидно, у его матери, то есть у меня, план по захвату территорий. А у нас с Сенькой и правда есть план. Вот подрастёт он ещё немного, и мы полетим из точки в точку – прямо по этим флажкам, – Лера сбилась, смолкла, подняла глаза на Костю.

Костя смотрел внимательно, изучающе, но не высказывал ни удивления, ни одобрения, просто смотрел.

– На самом деле, флажков пока немного. И вообще, это такая сказка, игра для Сеньки. Чтобы он не слишком скучал, пока я в командировках. Чтобы он верил, что я занята безумно важным делом.

Лера поёжилась не столько от прохладного ветра, сколько от неуютного сомнения, обхватила себя за плечи и снова стала смотреть на воду, и аж поперхнулась, выпучив глупо глаза, когда Костя спросил:

– Ты замужем?

– Что?! – так с выпученными глазами и спросила.

– Ты замужем? – повторил Костя вопрос. – Про сына я понял, так «может, у нас и муж имеется», – процитировал он.

– Нет, мужа у нас нет, – и как будто за что-то оправдываясь перед ним, добавила, – с Сенькиным отцом мы давно в разводе.

И вся подобралась, ожидая новых вопросов.

Но Костя не спрашивал, а говорил, быстро, чётко, как будто решал деловые вопросы.

– С проектом нашим, решай, конечно. Тут большей частью непроизводственный проект, а производство с твоими не сравнится. Для тебя это, наверное, как в куклы играть, после твоих строек, – и жестом остановил Леру, когда та рот открыла поспорить. – Ты с Пашей это обсуждай. У нас всё разделено: Пашка стратег, я исполнитель. Моя часть – это закупки, поставки, логистика. Конечно, ты для нас стала бы ценной, – улыбнулся, – мы больше общались пока с частниками. А тут – сплошь с чиновниками придётся. Подводных камней мы не знаем. Для нас это вообще – другая планета.

Лера кивнула: конечно, другая. Она это как раз прекрасно знает. И скольких нервов стоит общаться с инопланетянами, и как приходится находить нужных товарищей, ходы, выходы или переть напролом.

– Да, я понимаю. Я, правда, подумаю и с Пашей обсужу! – улыбнулась и сделала шаг мимо Кости. – Надо возвращаться, холодно.

– Стой, – Костя взял за руку, – погоди. Про проект решили, – Костя замолчал, потрогал свободной рукой себя за подбородок, запустил пятерню в волосы, взъерошил их и взял Лерину руку уже двумя руками. – Чёрт его знает, Лер, с тобой всё не так как-то, но ты же послезавтра уезжаешь?

Лера кивнула. Костя тоже кивнул и продолжил.

– Поэтому я лучше не буду откладывать. Сначала мне понравились твои ноги, – на это заявление у Леры в буквальном смысле отвисла челюсть. Уж чего бы она не ожидала услышать сейчас от Кости, как бы не подбиралась вся, но ноги!

– Да, – хмыкнул Костя, протянул руку, провёл по бедру, обтянутому джинсовой тканью, – вот тут такая полоска была. А потом, ну ты сама понимаешь, не часто я голяком перед дамами из озера выхожу. И ты со мной флиртовала.

– Это ты со мной флиртовал! – возмутилась Лера, попыталась отнять руку, но Костя удержал и пальцами коснулся её губ:

– Флиртовала! И не сбивай меня, я сам собьюсь, – снова процитировал, – я и так не знаю, что говорить. И я не знал, что про тебя думать. Ты мне понравилась, но я никак не могу понять, что ты за человек. Вся такая… Натурально руководитель отдела по продажам. Или по недвижке. Приказы раздаёшь и отчёты подписываешь. А в лесу ты стала с грибами разговаривать, – Костя улыбнулся, – это было так… – сбился, сделал неопределённый жест рукой, снова запустил пятерню в волосы. – Короче, ты меня снова поставила в тупик. Я знаю тип женщин-руководителей. При всём уважении, с вами сложно. Не потому что вы умные, умная женщина – это классно. Но вы никогда не расслабляетесь. Ни на работе, ни на отдыхе, ни в постели.

Лера приподняла бровь и губы изогнула иронически. Костя оценил мимическую игру, хмыкнул и сказал.

– Да брось, Лер, ты же не думала… – и продолжил, – я, кстати, тоже женат был. Долго. Целый год, – улыбнулся.

– Чёрт, ты меня сбила всё-таки, – набрал в грудь воздуху, – Лер, не перебивай, и вот это, – снова сделал неопределённый жест рукой, – с лицом не делай. Я и так уже наговорил на три статьи. И в лесу ты на меня накинулась, да, ты, – снова хмыкнул, – я чуть голову не потерял. А следом сказала, что это – как там? «Эпизод»? Я не против эпизодов. Но не с тобой.

Костя руку Лерину отпустил, сделал несколько шагов туда-сюда по мосткам и расстроенно сказал:

– Ёлки, на словах всё как-то не так выходит. Лер, ты ничего не говори, ты кивни, если что. Я сегодня с утра всё придумал. Я бы тебя отпустил, а потом взял бы у Нины в домовой книге телефон и адрес и начал бы за тобой ухаживать по всем правилам. Ну, там… Свидания, кафешки, букеты. Ты, кстати, какие цветы любишь? – спросил неожиданно. – Наверное, розы? А шоколад – горький?

Шоколад Лера никакой не любила. А цветы любила полевые, но Костя, кажется, просто смеялся над ней?

– Без шуток, Лер, у меня есть шанс? Или я совсем тебе не… не нравлюсь?

«Нравишься, ох, как ты мне нравишься, Костя. И хорошо, что ты этого не знаешь!» – думала Лера, смотрела мимо него, застыв, а в голове, быстро, как в калейдоскопе или на проекторе, стали меняться картинки, мысли их тут же подхватывали, и всё становилось ясным!

Во-первых, она может взять этот проект. Командировки – это ведь не необходимость. Это побег. От матери, от скуки. И это здорово, что можно будет сбегать сюда и даже Сеньку с собой брать. Во-вторых, как знать? Мать из школы ушла героически. Лера очень на неё похожа. Совершать подвиги – это про них! Но она скучает по школе, она учитель младших классов – и учитель от Бога! Её и сейчас бывшие ученики на свадьбы приглашают! А что, если и ей здесь будет куда себя приложить?

И люди, эти люди, и это место Лере нравятся. Так нравятся! Эти ребята МЧС-ники ей нравятся. Она бы строила базу с ними, а потом разрабатывала бы маршруты туристические. И всё возможно, потому что Лера вполне может забрать трудовую, а вместо этого подписать договор на проекты…

– Лер, – позвал Костя. – Не расскажешь, что за кино у тебя в голове? – и пальцем покрутил, как будто изображал плёнку в проекторе.

Лера вынырнула из калейдоскопа, сцепила пальцы, которые стали горячими, аж покалывало.

«Ах, Костя, как же ты мне нравишься! Но нельзя, нельзя!» – и тут же спрашивала себя: «а почему нельзя-то?!». И уже громоздила ответы, строила защитные сооружения, проводила, как в детстве, носком сандалии черту по земле – сюда нельзя. Здесь моя территория. Перешагнёшь черту – получишь в нос!

Потому что если у них ничего не выйдет, то это место перестанет быть таким привлекательным. А не выйдет, потому что Костя, знаток фигов женщин-руководителей, – прав! Лера никогда не теряет контроль. И в постели тоже. Потому что Сеньке она и мать, и отец. И себе сама муж, и матери ещё подменяет мужа. Она принимает решения, несёт за них ответственность.

И Костя ну никак не вписывается в типы мужчин: подходящий, средний и фу. И про него нельзя размышлять: «может пустить на ПМЖ?».

– Лер, – потряс её за руку Костя, – отомри, а?

Лера растерянно улыбнулась, заозиралась, зачем-то рассматривала свою руку в его руке. Рука подрагивала, выглядела беззащитной, слабой. А слабость и беззащитность – это не про неё, не про Леру.

– Слушай, – хрипло начала Лера, сбилась, продолжила, – обними меня, – попросила вдруг.

Костя смотрел настороженно, но аккуратно потянул её за руку к себе. И так же аккуратно обхватил, казалось, её всю. Он просто обнимал. Не гладил, не похлопывал, не соблазнял, держал тактично и крепко. И щека его была так близко, и пахло от него так славно. Лера запустила руки под его кофту, и несмотря на то, что руки у неё были почти горячими, его кожа покрылась мурашками.

– Лер, – Костя говорил так тихо, почти беззвучно, что Лера едва слышала его. – Лер, ещё немного, и я тебя уже не отпущу, понимаешь?

И так же неслышно, как говорил Костя, Лера, почти не шевелясь, едва ощутимым движением головы кивнула.

Глава 6.

– Ле-е-ера! Ко-о-стя, – наперебой звали голоса. Тихо и осторожно Лера высвободилась из Костиных рук, упёрлась кулачками в его грудь. Тихо-тихо, как будто это поможет не обидеть, не ранить Костю, но твёрдо, без кокетства, чтобы не давать поводов ни себе, ни ему, Лера сказала:

– Нет, Костя. Не надо за мной ухаживать. Ничего не выйдет, – голос звучал уверенно и твёрдо, и взглядом Лера смотрела прямым и честным.

Где-то вдалеке послышался глубокий и увесистый металлический звонкий «бам-м-м». Как будто захлопнулись ворота, закрылась бронированная дверь, как в банковском сейфе. И хотя Лера не могла бы утверждать, что знает Костю, но была уверена: он не предпримет ни малейшей попытки эту дверь взломать. И не потому, что слаб или труслив. А потому что в чём-то он с Лерой схож. Он не станет тратить себя там, где отказ категоричен. Вызов – это здорово. Но только тот стоит принимать, где риск взвешен. Где импровизация тщательно подготовлена.

Лера всё замечала, но как в анабиозе. Она видела взгляд Томы, скользнувший по их с Костей лицам. И встревоженный сначала, а потом прояснившийся Маруськин. И полоснуло завистью, потому что обе эти женщины могут что-то, чего Лере просто не дано. Они умеют быть и жить не назло.

***

Она участвовала в продолжении праздника и провожала до стоянки поздних гостей. Она видела, как неотступно её преследует взгляд блогерши. Она говорила, улыбалась, кивала – как заведённая кукла. И отмерла, только когда Маруська, всплёскивая руками, с перепуганными глазами запричитала:

– Лерка, ты где так?! – и трясущейся лапкой показывала на Лерину руку.

Лера тоже уставилась на свою руку и никак не могла сообразить, что с неё капает кровь. Подумала: «Надо же. Где это я так, даже не почувствовала».

Маруся потащила её к дому, там её подхватила Александра Николаевна, провела через столовую и стала ловко обрабатывать рану, которая и была-то плёвой. И больно не было, но Лера смотрела на свою руку, как на чужую, и чувствовала, как капет горячими каплями – кап, кап, и всё недоумевала: «Надо же!».

Александра Николаевна уже ловко бинтовала руку, а Лера всё чувствовала горячие капли, и с удивлением обнаружила, что это – слёзы. Пальцами подхватила со щеки каплю и уставилась на неё. Она не плачет. Никогда. Вообще никогда. Мать говорит, что даже младенцем Лера могла орать до посинения, требуя, но никогда не плакала.

Александра Николаевна что-то заваривала, а Лера следила за её движениями, смотрела на её руки и вдруг ляпнула:

– Тёть Саш, а вы знаете, как мы у вас оказались? Марусе кто-то сказал, что вы ведьма, – поморщилась, силясь объяснить, – ну или экстрасенс, или знахарка, представляете.

Александра Николаевна молча улыбалась.

– Вы ведьма, а? – жалобно спросила Лера.

Александра Николаевна рассмеялась, сделала страшные глаза и сказала:

– Мы все немного ведьмы!

Села напротив, подвинула увесистую пузатую чашку, подпёрла кулаком щёку, рассматривая Леру.

– Кто вы, Александра Николаевна? – отхлёбывая горьковатый напиток, спросила Лера.

– В прошлом я врач. Даже немного учёный. Я микробиолог, – улыбаясь, сказала Александра Николаевна, – но это было уже очень-очень давно. В другой жизни.

Лера повертела головой, хмыкнула, а потом снова став серьёзной, спросила:

– А откуда такие слухи? – и быстро добавила: – Маруська забеременеть не может. Для неё это что-то вроде последней надежды. Было.

И подумала: «Бедная Маруська, во что ей теперь верить?».

– Я хорошо понимаю жизнь. И жалею и понимаю людей. Остальное – сила веры, немного – травы, жизнь тут, немного – психология, наверное. Никаких чудес. Мы сюда приехали очень давно.

И рассказала Лере, что сначала она приехала сюда без Николая Григорьевича.

– У нас был ещё один сын, Стёпушка.

Стёпе было пять, когда ему диагностировали страшную болезнь, и шансов с самого начала практически не было, но они боролись. А потом в какой-то момент Александре Николаевне стало совершенно понятно: они не лечат Стёпу, только мучают. Что это уже конец, но они не хотят принимать его. Они думают о своём горе, а не о старшем сыне и не о самом Степане. Они остались практически нищими, с огромными долгами. И вместо шикарной квартиры на Московском проспекте, в сталинке, осталась плохонькая двушка на окраине. И заброшенный ветхий домишко вот здесь, в тогда ещё умирающей, на несколько домов, деревеньке. Николай Григорьевич остался в городе, он обвинял жену в предательстве и трусости, грозил разводом. И запил крепко.

– Нам очень помогли Костины родители тогда. Мы дружили, – и опережая вопрос, сказала, – их уже нет с нами. Косте пятнадцать было. Отец так и умер в своём начальственном кресле в кабинете. Инфаркт. А мама Кости – она была Женщина. – И так это Александра Николаевна сказала, что Лере было всё-всё понятно. – Она очень любила мужа, сгорела меньше чем за год. Но тогда они нам очень помогли. Вытащили из запоя Колю…

Костин отец, оценив масштаб бедствия в захудалой деревне и в то же время перспективу и само место, выкупил два дома и приличный кусок земли. Он помог рассчитаться с долгами и убедил друга лечиться.

– Мы долго приходили в себя. Стёпа прожил недолго, но он был здесь счастлив. У него волосы отросли до плеч, – улыбалась светло Александра Николаевна, – и не давал стричь их. Тоненький, хрупкий, с локонами – настоящий ангел. Вот это всё, можно сказать, его проект. Мальчишки, Костя с Пашей, его развлекали. Они тут всё облазили, таскали Стёпку на себе. И нашли, представляешь, где-то сведения. Не прямо вот про это место. Но где-то здесь в околореволюционное время был Степанов хутор. Не на картах, а так называли в народе. Или Степанов двор. Я уж и не помню, что там за история была, но Степке так нравилось. Когда он уходил, он с нас обещание взял, что мы тут сделаем, как он мечтал. Рисовал, рисовал… пока ещё мог карандаши держать.

Александра Николаевна смотрела мимо Леры, улыбалась своим грустным, но уже светлым воспоминаниям. А у Леры снова капало из глаз горячо. И она отчётливо видела маленького тоненького мальчика, похожего на ангела, и силилась представить мальчишками Костю и Пашу.

– А Максим? – вдруг спросила Лера.

– Максим приёмный, – улыбнулась Александра Николаевна, – здесь и сейчас много неблагополучных семей. Но он наш. Я его когда увидела, сразу поняла – мой.

– Потеряли вас, – Лера вздрогнула от голоса: в кухне материализовалась Нина, быстро глянула на лица женщин, кивнула, как будто сказала: «Поняла» – и ушла.

– А вот Ниночка тоже наш соучредитель, – весело сказала Александра Николаевна. И смеясь над Лериным изумлённым взглядом, добавила: – У неё похожая история. Только отец Павлуши так и не справился. Сгинул где-то, а Павлушу мы смогли выходить. У них тут даже не домишко, так, сараюшка была. Мы уже давно их считаем роднёй. Здесь столько их труда.

Лера никак не могла всё в себя вместить. Ей хотелось что-то ещё спросить, что-то важное.

– А как люди-то стали про вас думать, ну, что вы ведьма?

– Да с Павлуши началось всё, пожалуй. Я когда историю болезни глянула, анализы, поняла, что кто-то просто не хотел с ним возиться. Во-первых, не верили, что Нина его не сдаст в интернат. Во-вторых, просто нерадивый кто-то не стал вдаваться в подробности. А я сразу поняла, что этот случай небезнадёжный. Мы его возили в Питер и в Москву и сделали полный комплекс анализов. Сняли его с кучи препаратов. Ну и вот результат! Пошли слухи. Я сначала испугалась, а потом… Анализы я и сейчас могу прочитать. Посоветовать, куда двигаться. К каким врачам, что ещё дообследовать можно. Знаешь, Лера, людям просто нужно надеяться. Или принимать неизбежное. И то и другое – трудно. Большинство болезней – вообще в голове! Но не все, конечно. И помочь можно далеко не всем.

– А беременность? – спросила Лера.

Александра Николаевна ничего не ответила сначала, молчала. Потом заговорила:

– Ты знаешь, мы уже давно уверились и убедились, что сюда к нам случайно не приезжают. Даже если кажется, что просто стечение обстоятельств, то потом становится очевидным – зачем.

Лера смотрела недоверчиво.

– Я не про мистику, – засмеялась, махнув рукой на Леру, Александра Николаевна, – это трудно объяснить, но когда ты здесь побудешь, ты сама поймёшь. Просто здесь начинаешь верить в какой-то «большой план», нам не всегда доступный.

– А Кристина? – хмыкнула Лера

– И Кристина, представляешь?

Лера с тем, что Кристина здесь неслучайно, согласиться никак не могла. Неслучайно – только потому, что окучивает перспективного мужика!

– А Марусе вы сможете помочь? – не стала больше говорить про противную блогершу.

Александра Николаевна смотрела на Леру долгим взглядом, как рентген, как сканер! Лера заёрзала и сбивчиво начала объяснять и, запутавшись, смолкла.

– По некоторым признакам Маруся беременна, – просто сказала Александра Николаевна.

Лера вскочила, села, снова вскочила, заметалась по кухне, вскидывая руки, заговорила скороговоркой:

– Так ведь надо сказать! Или Маруська знает?!

И горячо, как будто на собрании, стала объяснять про Маруськины выкидыши, про Макса и тут же застыла, бормоча:

– Максу, Максу надо сказать! Ей, может, лежать лежмя надо!

И уже успокаиваясь:

– Погодите. По каким признакам? Это подозрение? – и совсем требовательно, – Маруська знает?

– Я полагаю, у Маруси нерегулярный цикл? – спросила Александра Николаевна. – И препараты, наверняка. Она может и не подозревать.

– Александра Николаевна, не мучайте меня, объясните, – сиплым голосом умоляла Лера. – Как? Как вы могли это определить?

– Лера, – напустив на себя строгий вид, сказала Александра Николаевна, – если ты ещё раз скажешь про ведьму, я подумаю, что ошибаюсь в твоих мыслительных способностях, – улыбнулась, заметив Лерин испуг. – Я тебе кое-что скажу, можно?

Лера кивнула.

– Марусе я скажу сама. Коля и тест вчера купил, чтобы зря Марусю не волновать. Лучше убедиться. Про ведьму меня больше только не спрашивай!

Александра Николаевна положила свою руку на Лерину и заговорила мерно, как метроном. Про метроном Лера помнила только, что мать из неё желала вырастить разностороннюю личность и привлекала к игре на пианино. И ставила этот самый метроном. Метроном Лере нравился, а пианино – нет.

– Лера, подумай о том, что я скажу. Ты сильная, смелая. Но ты живёшь не в полную силу, – и не обращая внимания на возмущённый Лерин взгляд, продолжала так же мерно. – Ты перепутала кое-что. Чтобы служить другим с самоотречением, и правда нужна сила духа. И редкий человек ею обладает. Но жить чужими жизнями, лишь бы не жить своей – это слабость. И трусость. Это подмена, подлог.