Чувства двадцатилетней выдержки. Книга 1: Вспомни, что с тобой случилось

Возвращение домой

Алексей Громов стоял на перроне и в спешке докуривал бычок сигареты. На железнодорожном вокзале объявили отправление поезда, проводники торопили пассажиров на посадку. В столице его больше ничего не держит. С работы уволили за очередной запой. Хорошо, что по собственному желанию, а не по статье. За съёмную квартиру платить нечем. Ни семьи, ни детей, ни друзей у него там не было. Близких родственников тоже. Правда, в Питере живёт двоюродная сестра, но они давно не общаются. Считай, не родственница вовсе. По жизни одинок.

Щелчком отбросив обугленный фильтр мимо урны, мужчина поспешил занять свое место. У входа он ещё раз сверился с электронным билетом и нисколько не удивился. Вагон оказался потасканным, как его жизнь, старый и перекрашенный, возле окошка под толстым слоем серой краски виднелись следы ржавчины. Алексей показал паспорт проводнице, после её одобрительного кивка поднялся по металлическим ступенькам и втиснулся в узкую дверь плацкарта. Проталкиваясь среди людей с чемоданами по темному проходу, он нашел свою койку: нижняя боковушка с порванным коричневым дермантином. Забросил вещи на полку, сразу расстелил белье, стянул ботинки и лег в ожидании восьмичасового сна.

Напротив галдели девочки-подростки. Из-за шумных пассажирок сегодня поспать не удастся. Рыжая девчонка с пышными кудрями рассказывала подруге, как провела одну из смен летнего лагеря в прошлом году. Крашеная брюнетка – её соседка – все время перебивала: «Да ладно? А что он? А ты?» Обеим навскидку лет пятнадцать-шестнадцать. Рыженькая с мечтательным видом вскоре заключила:

– Надеюсь, хоть в этом году парни приедут симпатичные. Так хочется с кем-нибудь познакомиться!

– А лучше, если там будут парни-вожатые, – сказала брюнетка. – Не хочу с сопливыми малолетками медляки танцевать. Ты точно договоришься, чтобы нас поселили в одном отряде?

Алексей, подслушивая разговоры девочек, перевернулся на бок лицом к ним, положил локоть под голову и произнес:

– А вы случайно не в «Бригантину» едете?

Девчонки вздрогнули от неожиданного вопроса и синхронно повернули головы к нему. Они не рассчитывали, что их будут подслушивать, и, видимо, думали, что разговаривают вполголоса, на самом же деле их слышал весь вагон.

– Не-а, мы завтра едем в «Радугу», – с деловым видом сказала рыжая.

– Извините, случайно подслушал. Надеялся узнать что-нибудь о том лагере от нового поколения. Я когда-то давно туда ездил. Вы не знаете, он ещё работает?

– Меня хотели отправить в «Бригантину» лет восемь назад, но мама говорила, что её закрыли из-за финансов вроде бы. Наверное, там было клево, но я туда не попала. Уж я-то знаю, что такое лагерь! – рассуждала девчушка.

– Жаль, он действительно был классный, – Алексей вздохнул и собрался отвернуться к стене.

– А вы были вожатым? – присоединилась брюнетка. Похоже, у неё пунктик на счёт воспитателей.

– Нет, – хмыкнул Алексей, – Пионером. Примерно такого же возраста, как вы. Но там я познакомился с очаровательной вожатой, и это была моя первая любовь.

Девочки оживились и заулыбались. Брюнетка подвинулась, похлопала по сиденью, предлагая ему сесть, и умоляюще посмотрела на него:

– Сядьте к нам, расскажите, пли-и-из! Вы были парой?!

В ответ на приглашение Алексей отрицательно помотал головой и сел на краю своей койки. В его тридцать шесть лет тот август казался ему далёким сном, хотя он ни на минуту не забывал свою вожатую.

– Если можно это так назвать. Она была намного старше меня. Я не мечтал о продолжительных отношениях, но расставаться было очень тяжело.

Он взглянул напротив в окно вагона и задумался. Скорее всего, она теперь деловая женщина. Большая семья, муж, много детей и собака ещё жива. Её жизнь могла хорошо сложиться. Наверняка она счастлива, в отличие от него. Как же быстро летит время! Возможно, она заметно постарела за эти годы. Ему не хотелось об этом думать, в его памяти она всегда оставалась молодой.

В отражении на него смотрел взрослый мужчина с исхудалым лицом, длинным прямым носом с горбинкой, карими глазами и темными короткими волосами, вьющимися на кончиках. Вполне был симпатичен, однако на правом виске прядь отливала серебром, напоминая ему о том, что он сам далеко не подросток. Вот до чего довел себя – ещё молод, а прическа уже как у старика.

– Вы были вместе, пока смена не кончилась? А что дальше, вы виделись? – рыжая девчонка выдернула его из воспоминаний. Теперь и ей стало интересно узнать подробности.

– Мы разъехались по домам и потом несколько раз встречались, но эти встречи больше не были такими волнующими. В один момент я понял, что больше её не увижу.

– Почему? Что случилось? – не унималась брюнетка.

– Потому что у неё был другой, и она выбрала его. Так что не стоит связываться с вожатыми, – он подмигнул ей и лег обратно. Слишком долгая и грустная история для юных умов. И он не в силах пережить это снова, пускай сами додумают достойный финал. – Ладно, девушки, я очень устал, извините. Хорошей дороги вам.

– И вам, – разочарованно легла и накрылась одеялом рыженькая.

Её подруга задумчиво отвернулась к окошку и рассматривала огни перрона. Она так и не расстелила постельное, которое лежало свернутым комком на столике.

Поезд тронулся, свет в вагоне погасили. Девчонки, возбужденные его немногословным рассказом, зашушукались в темноте. Стук колес по рельсам монотонно звучал в голове. Кто-то громко храпел. Сон был прерывистый. Алексей дремал. Перемешанные мысли о прошлом и настоящем, шум вокруг не давали отключиться. Ему показалось, будто он на минуту закрыл глаза, и вот проводница дёргает его за плечо и сообщает, что прибыли на станцию.

Он полежал ещё немного, прислушиваясь к шуршанию других попутчиков, затем неспешно встал, собрал белье и сложил аккуратной стопкой на койке. Армейская привычка не давала ему оставить вещи как есть, да и жалко проводников, которые убирают мусор за пассажирами.

Девчонки спали, ворочались во сне и жмурились от ярко освещающих лампочек. Он слегка позавидовал им. Вернуться бы на денек в лагерь, в тот год… Возможно, завтра одна из них встретит свою первую любовь и будет вспоминать всю оставшуюся жизнь, как он, а может, от души проведет лето и забудет со временем всех соотрядников. Алексей с тоской отвернулся, взял свою сумку с полки и направился к выходу.

На железнодорожной платформе ощущался знакомый запах болотистых лесов, растущих вокруг родного города. Прохладно. Начало июня, шесть утра, тем не менее солнце вовсю пробиралось над крышами домов, стремясь согреть своими лучами город. Здание на вокзальной площади всё так же окрашено в серый цвет, вокруг появились новые клумбы и огромная отремонтированная статуя Александра Невского, подсвеченная прожекторами с земли. Несколько лет Алексея здесь не было. Он сбежал из своего маленького провинциального городка, пытаясь начать новую жизнь, в итоге снова вернулся.

Нужно найти дорогу до родительской квартиры. Пешком далеко, а на такси ему не хватало мелких наличных. Последние две тысячи рублей от зарплаты нужно сохранить, чтоб не помереть с голоду, пока ищет работу. Он вспомнил, что раньше от вокзала ходил второй маршрут, но за время его отсутствия всё могло измениться. Наверняка на автобусной остановке висит расписание общественного транспорта, Алексей решил проверить.

Остановка представляла собой печальное зрелище: покосившаяся скамья, выбитый стеклянный щит с рекламой умной колонки, никакого табло или расписания не было. В отличие от столицы, в этом городе далеко не всё благоустроено, и, очевидно, местные жители знают, какие маршруты здесь проходят. Выругавшись про себя, Алексей достал телефон. Заряд батареи был на исходе. Молясь, чтобы гаджет на последнем издыхании загрузил карты, он нашел улицу и дом, куда направлялся, проложил маршрут. Карта выдала автобус номер два, приедет через пятнадцать минут. Закурив последнюю сигарету, он сел на еле живую скамейку и задумался.

Знал бы он тогда, двадцать лет назад, что эта поездка в летний лагерь изменит его жизнь, ни за что бы ни поехал. Вспомнив возбужденные лица девочек из поезда, он почувствовал себя старым дедом и хотел отговорить их от поездки, лишь бы с ними не повторилась его история. Чтобы девочки потом не бежали сами от себя, не искали умиротворения в чужом городе, который их никогда не примет, чтобы им не было горько возвращаться обратно. Изменившийся за несколько лет его маленький родной город всё равно напоминал о мучительных годах, когда он топил свою жизнь в алкоголе и наркотиках.

Подъехал автобус. Алексей вошёл в последнюю дверь, сел на одинокое сиденье возле окна и всю дорогу корил себя за содеянное. Вот улица, где он получил по морде за то, что пьяный пытался стрельнуть сигарету. А здесь жил приятель, у которого легко можно было вписаться, днями напролет выпивать и прогуливать школу. Но самое ужасное, что все эти воспоминания связаны с одной целью: залить алкоголем память о ней, затупить ту боль, которая жгла в груди.

Вот он только что проехал мимо ледового дворца, вспомнил новогодние праздники. Тогда он повёл свою невесту кататься на коньках. И вроде бы жизнь заиграла новыми красками в тот момент, если бы он не заметил издалека среди посетителей знакомую девушку. Свою первую, её, с которой он два года как расстался. Она была не одна, а с компанией, что существенно помешало ему подойти поздороваться. Да и сомнения одолевали, вдруг не она?

Краем глаза он поглядывал в её сторону. Её подруги смело рассекали по льду и смеялись, не замечая, как она неуклюже держалась за бортики в сторонке и пыталась осторожно двигаться по периметру. Наконец она осмелела, оторвала руки от опоры и покатилась в центр катка. Судьбой ли было начертано или так совпало, что он летел навстречу с другого конца и нечаянно задел её, но этого хватило, чтобы она грохнулась прямо на пятую точку и громко выругалась. Он резко затормозил, понимая, что это невежливо, и поспешил на помощь, протянул руку и оторопел. Не обознался всё-таки. Это была его любимая вожатая.

Она не обратила на него внимания, слишком была занята осторожным подъемом на ноги. Потирая ушибленное место, взяла его за руку и поднялась. Алексей почувствовал у себя в груди огромный осиновый кол, который она загоняла ему своим лишь присутствием. Пока его бывшая соображала, в чем дело, он быстро слинял в другую сторону и за спиной услышал невнятную благодарность. Он не хотел, чтобы она увидела его, а то бы узнала. А, возможно, все же успела разглядеть. Его сердце было разбито, не хотелось поверх раны царапать осколком вопросы из серии «Как дела?» Свою невесту он поспешно увел с катка в тот вечер под предлогом, что ему было скучно, хотя на самом деле коньки были его единственной отдушиной с детства.

Сколько можно, Лёха? Обещал же себе никогда не вспоминать о ней!

В мыслях о катке он чуть было не проехал свою остановку. Вышел на улице Декабристов, отсюда ближе до родительского дома. Он шел по тем же улицам, что и раньше. Всё вокруг было очень знакомое, почти не изменилось. Алексей свернул в переулок, обогнул ржавый ларек, который стоит тут вечность. Здесь он со школьными друзьями покупал свои первые сигареты в тринадцать лет и пробовал дымить за углом общежитий. В отличие от ребят, он был равнодушен к никотину, просто баловался. Дурная привычка прилипла позже.

Скоро он дошел до родительского дома. Перед ним стояла типичная пятиэтажная панелька. Белые плиточки на фасаде местами облупились, а застеклённые пластиковые балконы и окна выглядели свежими, не считая трёх с деревянными крашеными рамами на втором этаже. После смерти матери он так и не потрудился благоустроить свое жилье.

В квартире стоял затхлый запах, никто не проветривал здесь со дня его отъезда. Лампочка в коридоре перегорела. Крючок, на котором висел домофон, отвалился, трубка болталась на проводе. Пожалуй, это он починит в последнюю очередь в своем доме, гостей ему все равно не ждать. Масштабы погрома, оставленные им, были куда серьезнее домофонной трубки. Деревянные полы на кухне прогнили от пролитого пива и чужой блевотины, на подоконнике – жженые пятна от косяков. В углу маленькой комнаты валялась пустая пластиковая бутылка, в которой мирно развивалась серо-зеленая пушистая жизнь. Обои на стенах сорваны и исполосованы ножом. Хорошо хоть электричество и вода есть, не отключили. Единственное разумное решение пришло ему в голову, когда он уехал, – это расплатиться с первой получки за коммунальные долги, накопившиеся за несколько лет его проживания после смерти родителей. Он хотел продать эту квартиру. С глаз долой и из сердца вон, но так и не решился. Жилье было знатно убито, но ремонт всё исправит. Осталось найти работу и деньги на это. А так в целом и мебель есть: шведская стенка с барахлом, шкаф-купе и грязный диван. Техники вроде телевизора или компьютера давно нет, потому что его же стараниями квартиру обнесли. Сам виноват – нечего было устраивать притон. Добро пожаловать домой.

Оболтусы

Начало августа 2007г

Прохладным хмурым утром накрапывал дождь, лето по щелчку рубильника выключили, и после удушливой июльской жары казалось, будто наступила осень. На площади у драмтеатра собралась толпа людей. Дети и родители с чемоданами бегали в разные стороны, пытаясь найти свой автобус. Сегодня уезжает последняя смена в летний лагерь «Бригантина».

Возле вереницы автобусов, стоявших друг за другом, как паровоз, сидел на сумке вне себя от злости темноволосый парнишка и ковырял заусенцы на пальцах. Вьющаяся длинная челка падала парню на карие глаза, очень удачно скрывая недовольный взгляд. Его никто не провожал. Мать, сославшись на головную боль, сунула ему в карман три сотни и отправила со словами: «Удачно тебе отдохнуть, сынок». Вчера она осушила бутылку коньяка, подаренного на сорокалетие, и сегодня страдала от похмелья. Подумать только, в начале мая похоронили отца, а сегодня утром его отправляли отдыхать. Ему шестнадцать. Сдался этот лагерь. Что он будет делать там с малышнёй? Он до последнего сопротивлялся, но мать заставила поехать, так как невежливо было отказываться от путёвки, которую ей предоставили в качестве компенсации за смерть супруга.

– Здоро́ва, Лёха! Тоже едешь? – белобрысый пацан с короткой спортивной стрижкой протянул руку поздороваться и расплылся жабьей улыбкой до ушей. Это был Олег, сын маминой подруги. Он жил в соседнем доме, и Лёха частенько зависал с ним во дворе.

– Да ну на фиг этот лагерь! – Лёха пожал другу ладонь.

– Не ссы, будет весело. Как сам?

– Нормально, но лучше бы в деревню, там хотя бы меня ждут.

В том году Лёха провел лето за городом и познакомился с классной компанией. Парни и девчонки днями напролет гуляли по деревенским улицам, таскали яблоки на заброшенных участках, пили дешевые вишневые энергетики и наведывались в местный клуб по вечерам. Беззаботные каникулы проходили в радость. В этом году всё перевернулось с ног на голову, он никуда не поехал, и лето прошло в полном трауре.

– Мальчики, подойдите ко мне, пожалуйста! Где ваши путевки? – Молодая девушка в черной футболке с надписью «Stigmata» помахала им. На голове у неё была странная прическа. Русые волосы были собраны в высокую гульку вперемешку с разноцветными афрокосичками на затылке. У висков смешно торчали короткие прядки, завиваясь в пружинки.

Мальчишки подошли к ней, отдали билеты. Она сверилась и махнула на ближайший автобус: «Вам туда». Лёха перекинул сумку через плечо и поднялся в автобус. На передних местах сидели близняшки с бейджиками на груди. «Наверное, вожатые», − подумал он и двинул в конец автобуса, места в котором почти все заняли. За спиной услышал, как девчонка с афрокосами поднялась в транспорт следом и прошептала близняшкам: «Какие взрослые нынче пионеры пошли! Мы в шестнадцать работали летом, а они в лагерь до сих пор ездят».

По всей вероятности, неформальная девушка успела обратить внимание на дату рождения Лёхи в путёвке. Его бы воля, он лучше бы устроился раздавать листовки под конец лета в нелепом костюме сосиски, чем двадцать один день кряду петь речёвки и отдавать честь на линейках.

Он уселся на заднем ряду и заметил, что у запасного выхода лежали пёстрые бальные костюмы с рюшами, упакованные в чехлы. Похоже, что с ними едут танцоры. Олег зашёл следом за ним и сел неподалеку в соседнем ряду, сунув в уши наушники. Лучшими друзьями они не были, однако стало немного спокойней от мысли, что с ним на каторгу едет свой человек. Болтать сегодня Лёхе особо не хотелось, даже со знакомым. Успеют ещё наговориться и надоесть друг другу до смерти.

За окном зарядил дождь. Говорят, если в дороге тебя застала непогода, значит, предстоящая поездка пройдет самым лучшим образом и надолго запомнится. Дай-то бог, чтобы Лёха не прожил впустую почти целый месяц.

***

Спустя пару часов автобус свернул со скучной трассы на разбитую просёлочную дорогу. Качало из стороны в сторону, кто-то в середине автобуса застонал, беднягу стошнило в пакет. За окном мелькали деревенские дома и разношёрстные огороды с теплицами, затем пейзаж сменился на зелёные поля с капустой. Минут через пятнадцать водитель затормозил у ворот лагеря. Все пассажиры вскочили со своих мест. Лёха не торопился на выход и рассматривал в окне пункт прибытия, здесь он был впервые. Ничего необычного: редкие сосны, сетка-рабица вокруг территории лагеря, над железными воротами вывеска «Бригантина», облупившаяся и пожелтевшая за много лет от лучей солнца. Скукотища, одним словом. Лёху радовало только, что дождь стих. Не намокнешь, пока доберёшься до домиков.

Девушка с косами встала между двух рядов сидений и скомандовала: «Выходим по одному, не толпимся и не забываем личные вещи!» Их всех вывели из автобуса и гуськом направили по аллее, ведущей от ворот к большому белому двухэтажному зданию. Там собрались на асфальтированной площадке возле флагштока остальные пассажиры из других автобусов. Везде валялись сумки, малышня носилась как угорелая и сбивала других с ног, ребята и девочки постарше собирались кучками и знакомились. Лёха с Олегом бросили свои вещи подальше от всех и сели на траву. В центре площадки появилась внушительных размеров тётка и заговорила в рупор:

– Ребята, добро пожаловать на четвертую смену! Меня зовут Нина Ярославовна, я директор лагеря. Сейчас мы проведем распределение по отрядам, я буду называть возраст, вы подходите ко мне, а затем вас передадут вожатым.

Рядом с ней засуетились и встали в ряд девушки постарше. Одна из них с разноцветными косичками, а также близняшки, которые ехали с Лёхой в автобусе. Он заметил, что за спинами девушек оперативно собралась группа ребят разных возрастов, от шести до пятнадцати лет. Эти дети повезли чемоданы в сторону белого здания. У некоторых в руках были те самые чехлы с костюмами и платьями. Видимо, это какой-то блатной отряд. Их распределять не собирались.

Толстая тетка стала выкрикивать: «Пять-шесть лет, подойдите сюда. Вы – в пятый отряд. Семь-девять – вы с Марией Николаевной». Постепенно куча-мала из детей на площадке собиралась в группы и уходила в разные стороны к деревянным корпусам. Лёха огляделся. Взрослых ребят оказалось очень мало. Они с Олегом были самые высокие и старшие. Ещё один взрослый парень стоял неподалеку. Кучка девчонок четырнадцати-пятнадцати лет крутилась возле вожатых и оценивающе поглядывала в их сторону с Олегом.

Ну уж нет! Со мной можете не пытаться шашни крутить!

Он до сих пор переживал потерю отца, и ему было наплевать на девчонок. Среди них он заметил одну смуглую с длинными темными волосами – его двоюродная сестра Марина тоже приехала. Она презрительно на него смотрела, но всё же приветственно помахала.

В это время директриса обратилась к одной из близняшек:

– Мария, поделитесь с Ольгой мальчишками. Мы не можем набрать старший отряд.

– Почему их берут в первый?! – ревностно отреагировали на слова девочки.

Нина Ярославовна пропустила недовольные возгласы мимо ушей и произвольно отобрала счастливчиков, небрежно опуская ладонь каждому на голову. Таким образом, к старшим ребятам присоединились ещё трое пацанов. В младшем отряде мальчиков оказалось больше, чем вмещает комната в их корпусе, поэтому распределение было оправдано.

Девушка с афрокосичками, которую назвали Ольгой, повела оставшихся на площадке подростков, в том числе Лёху, в самый дальний корпус у футбольного поля. Девчонки сразу рванули занимать кровати, пацаны вприпрыжку умчались за ними, Лёха понуро шел последний. Вожатая отстала от ребят и притормозила перед ним на дорожке, расстроенно дёргая чемодан за ручку. Колёсико застряло между ямой и камешком и отказывалось дальше ехать. «Не поможешь мне, пожалуйста?» – обратилась она к нему.

Он молча пнул камешек в сторону и поднял чемодан вожатой, тот оказался очень тяжелый. В спине хрустнул позвоночник, но Лёха не подал виду и невозмутимо понес сумки до корпуса. По весу её вещи напоминали пару-тройку кирпичей.

И что только такое тяжелое вожатые берут с собой?

Справившись с багажом, он вошёл в комнату мальчиков. Олег расположился в дальнем углу, а ему занял соседнюю постель. Лёха бросил сумку на свое место и пошёл прогуляться по территории лагеря.

За их корпусом росли плотные кусты сирени, которые давно отцвели. Траву здесь не скосили. Похоже, это была крайняя территория для прогулок. От заднего крыльца корпуса тянулась через высокую траву тропинка. Недолго думая, он пошел по ней и вышел к речке.

Небольшой пляж был усыпан редким желтым песком прямо поверх травы, рядом огороженная территория воды. Купальное место отделял пирс с деревянными настилами, по форме напоминающий букву «П». Лёха забрался в самый конец, облокотился на перила и достал телефон.

Связь здесь почти не ловила. Единственная полоска сети непрерывно мигала. Он набрал номер матери, но не услышал гудков. Попробовал написать сообщение и с третьей попытки отправил.

«Я приехал. Всё хорошо. Спасибо, что интересуешься»

В воздухе стояла сырость. Дождь закончился, но небо было затянуто серыми тучами. Вода под настилами черная и спокойная. Тихо плескались мальки, водомерки разносили по поверхности рябь. Из воды пристально смотрело его отражение. Мысли не давали покоя: наверняка мама снова пьёт, иначе зачем она его сплавила в этот чертов лагерь! Слёзы навернулись сами собой, и он тяжело втянул носом воздух.

– Вот ты где! – послышался сзади голос. К нему спешила вожатая с косичками.

Похоже, она недосчиталась его и пошла искать, но ему совершенно не хотелось сейчас сидеть в отряде и лживо всем улыбаться.

– Тут нельзя находиться без сопровождения взрослых. У тебя что-то случилось? – Вожатая повернула его к себе лицом и взяла за плечи. – Я понимаю, что вода успокаивает, но, если нужно поговорить, обращайся ко мне. Ты всегда можешь рассказать, чтобы ни случилось, я выслушаю и помогу. Напомни, пожалуйста, как тебя зовут?

– Лёша, – он тихо произнес и опустил голову, чтобы вожатая не заметила его мокрые глаза.

– А я Ольга Владимировна, – она ткнула свой бейджик. На нём крупными буквами было напечатано её имя «Власова Ольга Владимировна». Она протянула ему по-мужски ладонь для рукопожатия: – Будем знакомы!

Он легонько пожал в ответ, вожатая накрыла второй рукой его ладонь и заботливо проворковала:

– Говорят, что объятия могут вылечить любую боль. Хочешь, я тебя обниму?

Она улыбнулась и протянула к нему руки. У Лёхи не было настроения возразить. Он позволил ей сделать это. От её теплых объятий действительно стало легче. Мысли о пьяной матери улетучились из головы. Он стоял с опущенными руки и вдыхал её запах. От неё веяло тонким ароматом, напоминающим цветы. Она была ниже его на полголовы. Он случайно зацепил носом гульку из косичек, увлекшись приятным запахом. Вожатая этого не заметила, вскоре отстранилась и взглянула с улыбкой. Лёха расслабился и постарался улыбнуться в ответ.

– Ну вот, сразу повеселел! Пойдем в отряд, сейчас будем знакомиться с остальными.

Она потащила его за руку в сторону корпуса, он не сопротивлялся. Почему-то эта девушка внушала доверие и спокойствие.

***

В отряде было тринадцать девчонок и всего шесть парней: Лёха, Олег, ещё один из старших представился Ростиком, и мелкие тринадцатилетки – Миха, Антон и Жека. Ростик – среднего роста, на год младше Лёхи и Олега. У него странная прическа под горшок, и он рассказал, что ходит на балет. Мелкие были шебутными монстрами, постоянно ржали и толкались. Миха – пухлый с розовыми щеками и поросячьими глазами, Антон – щуплый с маленьким острым носом, похож на крысу, а Жека – рыжий, прыщавый и веснушчатый.

Девчонки разделились на два фронта. Взрослая пятнадцатилетняя троица: его смуглая сестра Марина с роскошными формами, миниатюрная блондинка Маша с длинными локонами и высоченная Кристина с модельной внешностью, ровным темным загаром и черным каре до подбородка. Они выбрали себе лучшие кровати и сдвинули их вместе. Остальные девочки чуть помладше заняли оставшиеся места. Толстую неприметную Настю запихнули в угол возле шкафа, а Рада – щупленькая девочка с цыганской внешностью – гордо восседала по-турецки на центральной кровати у дальней стены возле окна. Остальных Лёха просто не запомнил с первого раза.

Весь отряд сидел у девочек в комнате. Ольга Владимировна созвала всех на первую «свечку»1, где дети рассказывали о себе и знакомились. Вожатая придумала странную игру: принесла рулон туалетной бумаги и сказала оторвать всем столько кусочков, сколько каждый посчитает нужным. Никто не понял подвоха, и все с радостью надрали огромное количество бумаги, шутя, что им хватит запасов туалетки до конца смены. Лёха скромно оторвал уголок и уселся в изножье Марининой кровати на полу возле табуретки, на которой сидела воспитатель. Суть игры заключалась в том, чтобы на каждый оторванный кусок нужно было рассказать по одному факту. Началось веселье. Никто не смог столько придумать о себе оригинального. Приходилось называть скучные увлечения типа рисования, пения, танцев.

– Твоя очередь, скромный ты наш! – Ольга Владимировна хмыкнула и взглянула на Лёху.

– Меня зовут Лёха. Это всё, – он отложил свой кусочек, послышался смех со всех сторон.

– А ещё что-нибудь расскажешь о себе? – вожатая смотрела на него, как будто искала в его глазах причину недавних слез.

– Ну, я занимаюсь хоккеем и немного играю в футбол, – протянул он.

– Здорово! Значит, у нас будет отличная команда. Расскажи, почему ты приехал в лагерь? – Ольга Владимировна всячески пыталась его разговорить.

– Меня заставили, я не собирался приезжать.

Лёха теребил в руках истрепанный кусок бумаги и не поднимал ни на кого глаз. Опять все засмеялись, хотя в этом не было ничего смешного, он ведь правду говорил.

После знакомства зашла речь о выборе командира отряда и названия. Если с первым решилось очень быстро, Маринка, которая была командиром в прошлой смене, сразу же предложила свою кандидатуру, то с названием отряда процесс затянулся. Все наперебой выкрикивали свои предложения, считали, что именно их название самое лучшее, и не хотели мириться с другими вариантами. Дошло до того, что Миха ударил Жеку в нос, и вожатая прикрикнула на них со словами: «Что ж вы творите, оболтусы!» Так и привязалось. Теперь их отряд был назван позорным именем, по мнению Лёхи, однако других ребят это забавляло, и они с удовольствием единогласно сошлись во мнении.

***

К вечеру первого дня опять зарядил дождь. Дискотеку – самое интересное в распорядке дня – отменили, потому что клуб был под открытым небом возле сцены. Вожатая достала из своих вещей компьютерные колонки и включила в холле музыку с плеера. Удивительно, что вожатые для любого случая заранее хорошо продумывают развлечения.

Девчонки радостно плясали, парни сидели по углам. Машка вытащила Ольгу Владимировну за руки в центр холла со словами: «Потанцуйте с нами!» Играла дурацкая попсовая песня о восточных танцах. Судя по причёске вожатой, ремню с заклёпками и в целом по внешнему виду, такая музыка была не в её вкусе. В плеере этот трек, как и другие попсовые композиции, оказался, видимо, для развлечения детей или будущих музыкальных оформлений на мероприятия.

Вожатая немного помялась, но все же согласилась потанцевать. Она вышла на середину холла, закусила губу, задумалась на несколько секунд и начала двигаться. Переступая с ноги на ногу, она начала покачивать бедрами, затем плавно закружилась вокруг себя и подняла руки, делая ими красивые волны. Лёха удивился, что можно так гибко изгибать локти и проводить волну до самых кончиков пальцев. Танец его заворожил. Она повернулась к девочкам и поднесла руки к лицу. Её глаза оказались между ладоней, которыми она искусно изображала волну, одновременно выписывая бедрами восьмерку. «Танец живота!» – девчонки хором закричали, захлопали в ладоши и, открыв рты, расступились, чтобы дать ей потанцевать ещё немного, уж очень это было красиво.

Лёха неотрывно смотрел за пластичными движениями и задумался о её теле. Эталоном красоты считалась фигура девушек «песочные часы». У неё же она была другая. Бедра чуть полноватые и шире плеч, небольшой округлый мягкий животик и маленькая грудь. Не то чтобы его интересовал размер груди вожатой, но навскидку это примерно первый, может, второй, но в отличие от девочек-подростков с отряда, её грудь была округлая, женственная, и под V-образным вырезом топика отчётливо виднелась ложбинка. Линия от груди плавно спускалась к бёдрам, талия определенно у неё есть. «Не иначе гитара», – подумал он. Такой тип фигуры называется вроде бы «груша», но сравнение с гитарой ему нравилось больше.

Она поймала его взгляд, и он вдруг понял, что уже минуту пялится с открытым ртом, наклонив голову набок. Кровь хлынула к щекам, он захлопнул рот и отвернулся.

О чем ты думаешь вообще?

Лёха перевел взгляд на других мальчишек – кажется, никому не было интересно текущее мероприятие. Кто-то скучающе смотрел в пол или играл в телефон, а кто-то болтал с рядом сидящими девочками. Один он, как дурак, откровенно оценивал вожатую.

Вредные девчонки

Первые дни Лёхе приходилось трудно. Он с тринадцати лет помнил, каково это – приезжать в незнакомое место, где полно сверстников, и пытаться себя проявить. Если будешь мямлей, тебя заклюют, и ты станешь изгоем до конца смены. Подростки всегда жестоко относятся ко всем, и тут либо ты, либо тебя, другого не дано. Любой поступок может повлиять на твое дальнейшее пребывание в лагере. В лучшем случае тебе придумают обидное прозвище, а в худшем – могут и побить. Ко всему прочему, нужно привыкать к распорядку дня, невкусной молочной каше с комочками на завтрак и запомнить имена всех соотрядников.

Хуже всего приходилось только вожатой. У неё висел на груди бейджик. Любой мог прочитать её имя, если забыл, а вот она должна помнить всех не только по именам, но и по фамилии, чтобы различать тезок, в конце концов. Его фамилию, кажется, она запомнила сразу.

– Громов! Не шатайся без дела. Садись к нам, будешь помогать!

Она сидела в холле за столом с Машей и Кристиной, ответственными по художественной части, и рисовала плакат для отрядного уголка.

– Я не умею, – промычал Лёха, но покорно сел рядом.

– Это не сложно, главное, стараться. Рисуй птиц, – Кристина выдала ему кисточку, ткнула в плакат и ушла по своим делам.

На плакате был нарисован огромный дом. Маша выводила красивые буквы сверху. Ольга Владимировна рисовала рожицы в окошках домика, подписывала имена и слушала музыку в плеере. Её лицо было хмурое. Лёха ради интереса взял у неё один наушник и приложил к своему уху – вожатая мычала в такт старую мрачную песню, там пелось о о потерянных крыльях. «Какая депрессивная музыка», – подумал он и отдал обратно. Ольга Владимировна забрала у него наушник, не отрывая глаз от плаката. Лёха принялся выводить черной краской галочки над домиком, которые должны быть птичками, по его мнению.

– Я всё! – Маша закончила писать название отряда, бросила карандаши и тоже ретировалась.

Вожатая молча поджала губы и продолжила доделывать работу, которой должны были заниматься девочки. Она осталась с Лёхой наедине. Помощи от него было немного – он не сильно ускорил процесс, нарисовав свою часть.

– Как настроение? – обратилась к нему Ольга Владимировна. Судя по её взгляду и музыке, ей тоже было не весело.

Лёха пожал плечами. Никак. Он чувствовал себя здесь лишним, не в лагере он сейчас должен находиться, а дома. Мать так и не позвонила.

Вдруг ни с того ни с сего он почувствовал у себя на щеке что-то мокрое. Вожатая улыбалась и смотрела на него, в руке она держала грязную кисточку. Он провел по щеке и обнаружил розовую краску на своем лице. Тык. Теперь она мазнула ему нос и засмеялась. Ах так?! Он набрал побольше черной краски на кисть и провел жирную линию на её лбу. Она удивленно округлила глаза и попыталась снова ткнуть ему в лицо кисточкой, но Лёха оказался проворнее. Он увернулся, перехватил её руку и первым измазал ей лицо. Она вскочила, обогнула стол и вытянула руку с кисточкой, как фехтовальщик шпагу. Он тоже подскочил и приготовился к бою, но вожатая рванула в комнату девочек. Лёха побежал следом.

Под вопли девчонок: «Эй, ну куда с ногами! Вожатая называется!» – Ольга Владимировна, как ребенок, перепрыгивала через кровати и пыталась увернуться. После непродолжительной борьбы он повалил её на чью-то кровать, прижал коленями и нарисовал кривое сердечко на её щеке. Она ворчала и сопротивлялась, но искренне смеялась заразительным смехом. Покончив с расправой, Лёха поднялся, пытаясь отдышаться, и получил пинок. Ольга Владимировна, лёжа на кровати, дотянулась до него ногой. Девчонки кричали: «Кыш отсюда! Всё испачкали». Удовлетворённый победой, Лёха пошел умываться. Внутри было странное чувство – ему понравилось дурачиться с воспитательницей.

***

Небо на второй день прояснилось, и солнце к обеду нещадно палило кожу. Дети изнывали от жары, и вожатые, заметив это, попросили у директора свободное время для купания. Вместо планового тихого часа всему лагерю разрешили сходить на речку. Лёха пытался отгонять плохие мысли о матери из тяжёлой от зноя головы. Он решил, что ему тоже нужно освежиться, и охотно пошёл со всеми.

Весь лагерь с удовольствием плескался в воде, кроме старших девчонок. Неразлучная троица из их отряда считала, что купание – это детская забава, возлежала гордо на траве в купальниках и загорала, демонстрируя парням свои прелести и изящно вытянув ноги. Кристина была, пожалуй, самой стройной и симпатичной из всех, но Лёха предпочитал не замечать этого. Ещё не хватало, чтоб ему понравилась девчонка! «Фу, позёрки!» – подумал он и с разбега залетел в воду, чтобы охладить разгорячённую голову. Мысли о маме и Кристине исчезли сами собой.

Вынырнув из воды, он тряхнул мокрой челкой. Справа на него посыпался град брызг. Кто-то истошно вопил рядом, пинал его по ногам в воде и колошматил руками по поверхности. Жека барахтался и захлебывался под натиском Антона, тот пытался его утопить. «Эй, мелкие оболтусы! Сейчас пойдете спать!» – грозный знакомый голос привлек внимание Лёхи. Он не сразу понял, откуда кричит на них вожатая, оглядел сначала берег, потом догадался посмотреть на пирс. Его ослепило солнце, и показалось, будто белое облачко зависло прямо над водой.

Он не сразу узнал переодетую Ольгу Владимировну. Она сидела на деревянных настилах и болтала ногами в воде. В непривычно белом платье после черных футболок и джинсов с заклёпками она стала похожа на настоящую девушку. Цветные косички спускались от затылка по плечам и подрагивали в такт ногам. Смешная гулька из волос на макушке пушилась под солнцем, будто одуванчик. Она заметила его взгляд и нерадостно подмигнула. Происходящее вокруг её не особо волновало, мыслями она находилась где-то в другом месте.

Лёха вспомнил, как утром они дурачились с красками и как искренне она смеялась, хотя перед битвой на кисточках у неё было такое же серьезное выражение лица. Похоже, её тоже что-то беспокоит, а поговорить не с кем. Он подплыл к ней и схватился за сетку под настилами, чтобы его не снесло течением.

– Чего грустим? – спросил Лёха с улыбкой.

– А? – она пусто взглянула на него. – Да просто не хочу купаться.

– Вы всегда можете мне рассказать, что случилось. Я выслушаю и помогу, – Лёха нарочито повторил её слова, сказанные в первый день.

– Да нечего мне тебе рассказывать, – улыбнувшись, она поняла, что её передразнивают.

– Тогда быстро в воду! – скомандовал он и потянул её за ноги.

Вожатая с криком схватилась за его плечи, и вместе они ушли под воду, а через пару секунд вынырнули на поверхность. Лёха тут же получил оплеуху.

– Придурок!

Ольга Владимировна, хватая воздух ртом, хаотично начала грести в сторону берега и выплыла на мелководье. Яростно размахивая руками, она распихала младший отряд, плещущийся в жиже на глубине по колено, и, спотыкаясь, вышла на берег. Её воздушное платье намокло и прилипло складками к телу. На берегу она рявкнула испуганным девочкам из троицы, когда те пытались что-то спросить, и засеменила в сторону корпусов. Лёха не понял, в чём его придурошность и что такого страшного сейчас сделал, он ведь всего лишь хотел с ней подурачиться и поднять настроение. Сбитый с толку, он немного поплавал и вышел на берег.

– Ты совсем дурак, что ли? – выпучила на него глаза Машка.

– А что я сделал?! – настроение у него упало ниже плинтуса, в чем его обвиняли, неясно.

– Она плавать не умеет!

Вот дела. Лёха ведь не знал о вожатой таких подробностей, некрасиво вышло. Натянув штаны поверх мокрых плавок, он пошёл догонять воспитательницу, чтобы извиниться.

По дороге к корпусу они столкнулись. Вожатая бежала к умывальникам, переодетая снова в мрачные джинсы и черную футболку с белой тряпкой в руках.

– Ольга Владимировна, извините, пожалуйста!

– Отвали! – она начала с остервенением застирывать платье. – Только чистое надела и сразу в тину вляпалась!

Лёху вдруг замучили угрызения совести. Он её только что чуть не утопил и испортил белое чистое платье, которое ей очень к лицу. Ольга Владимировна резкими движениями раздирала до дырки пятно от илистой жижи и случайно порезала палец острым краем крана, тихо завыла, швырнула платье в грязный умывальник и убежала, толкнув в проходе Лёху плечом. Кровь вперемешку с зелёной кляксой расплывалась под струёй воды по белой ткани. Он аккуратно поднял наряд и принялся отстирывать, чувствуя нарастающую вину.

Закончив со стиркой, он вернулся в корпус и тихонько постучал в вожатскую. Дверь была приоткрыта. Воспитательница не ответила обычным дружелюбным «Войдите», сидела молча на кровати в куче бинтов и зажимала палец, чтобы оставить кровь. Лёха вошёл в комнату, не ожидая приглашения.

– Вот, я постирал, – показал ей платье, но она не удостоила его взглядом. Он повесил вещь аккуратно на спинку кровати. – Извините, я не знал, что вы не умеете плавать.

– Дело не в этом. Вода грязная, и мне нежелательно в неё заходить, – хмурясь, она пыталась обмотать одной рукой разодранный палец и добавила: – по женским причинам.

Лёха посмотрел на волоски на своих руках – и правда, остался зелёный налёт от воды. Он открыл рот спросить, что это за такие особые женские причины, из-за которых она не захотела в жаркую погоду нырять в илистую, зато прохладную воду, но тут же закрыл, когда до него дошло. Наверное, по этим же причинам девчонки тоже сидели на берегу, в отличие от остальных, и взирали на всех свысока. Но не может же быть одновременно у всех! Как минимум, те были в хорошем настроении. В его узком представлении о женской анатомии сложился миф, что девочки во время менструации умирают от боли и истекают кровью, как раненый солдат. Ему вдвойне стало неловко от интимной информации, он начал раскачивать руки вдоль туловища. Надо было срочно чем-то их занять.

– Давайте помогу, – он подсел рядом с вожатой, взял её за раненый пальчик и бережно стал завязывать бинты.

***

Вечером того же дня объявили долгожданное мероприятие – дискотеку. Олег предложил пойти к девчонкам в комнату и поиграть в карты перед танцами. У друга был какой-то план. Девчонки не спеша готовились к дискотеке. Красили ресницы одной тушью на всех и наряжались, только непонятно, для чего они это делали. Лёха видел их без макияжа и платьев, симпатичнее от косметики они не стали.

Троица согласилась с мальчиками поиграть в карты на желания, они с Олегом сидели на Марининой кровати и раздавали партию. Олег, ухмыляясь, заявил Маринке:

– Если я выиграю, поцелуешь меня на дискотеке при всех!

– Да сейчас! – Марина сконфузилась и указала пальцем на Лёху, – Если я выиграю, то ты поцелуешь его!

– Эй! А меня вы не забыли спросить?

Лёху повергло в шок то, что сказала его кузина. Они давно не дружат, но такого подлого поступка от неё не ожидал.

– Уговор. Если мне придется сосаться с этим, – Олег махнул головой на Лёху, – то тогда ты в любом случае меня поцелуешь!

Марина фыркнула и взяла карты. Маша и Кристина с интересом переглянулись. Лёха сидел с открытым ртом и не верил своим ушам. Его только что без согласия сделали соучастником сомнительного спора. Он слишком серьезно воспринял этот вызов. Вот тебе и проверка на прочность, откажись он сейчас – посчитают слабаком. Не желая быть чьим-то трофеем, Лёха мельком посмотрел на Кристину и повернулся к Олегу.

– Спасибо, что учли мое мнение! Я тебя выручу, но тогда пусть Крис разденется!

Теперь запротестовала Кристина и в ответ потребовала от Лёхи пробежать кросс по территории с пакетом на голове, выкрикивая: «Я дебил». Маша же обошлась скромным желанием забрать у Олега всю лапшу быстрого приготовления. Игра приняла интересный оборот. Никто не хотел исполнять чужие желания, но и в удовольствии получить свое никто не уступал. Колода быстро разлетелась по рукам, бита сыпалась на покрывало, все молчали в напряжении и изредка чесали голову, продумывая ходы.

Девчонки на удивление хорошо играли в карты. Первой выдохнула Маша, следом вышла Кристина (у Лёхи вырвался стон, он не получит свое желание), затем Марина победно выкинула козырь. Парни в любом случае проиграли девчонкам. Был шанс, что Лёха уступит Олегу, и тогда ему придется просто свалять дурака с пакетом на голове, но в руках он держал проклятый козырной туз. Олег проиграл. Девчонки злорадно потирали руки в ожидании шоу. Ничего не оставалось, уговор есть уговор. Мальчишки смотрели друг на друга испуганно и не знали, что делать.

– Ну ты подстава! – Олег сверлил его глазами.

– Это ты раздавал, я не виноват, что у меня козырь остался! – Трясся Лёха. – Желания надо приличные выбирать! Из-за тебя всё!

– Давайте уже! – Марина подтолкнула Олега.

Тот склонился к Лёхиному лицу, зажмурился и вытянул губы. Лёха закрыл глаза и приготовился к самому неприятному поцелую за всю свою жизнь, но… ничего не произошло.

– Я не могу! – Олег отскочил и закрыл лицо руками. Его одолевала тошнота.

Девчонки захихикали. Напряжение нарастало с каждой секундой, и Лёха чувствовал, как заканчивается воздух в лёгких, внезапно он разучился дышать. Чем дольше медлили, тем больше тряслись руки, а смех девчонок становился злее.

– Надоело! Давай сделаем это! – неожиданно для себя брякнул Лёха и потянулся к Олегу.

Он схватил его за голову и быстро приложился к сухим губам друга, тот от неожиданности отпрянул, скривил гримасу и застонал: «Фу-у». Сердце Лёхи вырывалось наружу, лицо пылало, а сам он был готов провалиться сквозь землю. Девчонки смеялись в голос и валялись на кроватях, сложившись пополам. Марина с наслаждением смотрела на мальчишек, а потом перевела взгляд на дверь. Лёха обернулся и увидел в проходе Ольгу Владимировну. Она стояла, выпучив от удивления глаза и зажав ладонью рот. Никак не прокомментировав увиденное зрелище, вожатая развернулась и вышла в коридор.

Почему никто не додумался закрыть дверь?!

– Не-не-не! Вы не так всё поняли! Подождите!

Лёха помчался за ней. Что она успела увидеть и услышать, он не знал, но почему-то захотелось её убедить, что ему нравятся только девочки.

***

После унизительного проигрыша в карты девчонки весь вечер обзывали Олега «Милым», а Лёху «Милаш». Чтобы было не обидно, парни сами стали так называть друг друга в шутку и специально жеманничать друг перед другом. Они не подозревали, что прозвища бесповоротно прилипнут к ним до конца смены.

Лёха безуспешно пытался убедить вожатую, что ему не нравятся парни, но она не стала слушать и сказала, что это его дело. Видимо, она до сих пор обижена на него или ей действительно было наплевать. Хуже всего, только его в отряде стали считать не таким. Это ведь он с энтузиазмом полез к товарищу, хотя мог не выполнять чужого обещания. К Олегу претензий никто не имел, тот постоянно ошивался в комнате девочек и охотно пошёл танцевать с ними на дискотеку. Лёха, напротив, отстранился от всех, бездельно блуждал по лагерю и вызывал подозрения.

От матери ничего не слышно второй день. Не то чтобы сын горел желанием сообщить ей о своем новом прозвище, но услышать все же хотел, волновался и представлял самое худшее. В раздумьях он пошел за корпус отряда, надеясь дозвониться домой в очередной раз, и встал как вкопанный, когда увидел Ольгу Владимировну. Она сидела на разбитых ступенях заднего крыльца, курила и шмыгала носом. Завидев его, она вытерла глаза рукавом и спрятала сигарету.

– Что ты здесь делаешь? – вожатая мельком взглянула на него и отвернулась.

– Я хотел позвонить, тут лучше ловит, – растерянно сказал он.

Она попыталась незаметно потушить сигарету, но обожгла пальцы и со злостью швырнула окурок в кусты. Он подошёл к ней.

– Можно с вами посидеть? – Лёха сел рядом после того, как она махнула головой и подвинулась. – Курить вредно.

– Да знаю я, – она раздосадовано хлопнула себя по коленям. – Пожалуйста, не говори никому.

– Не скажу. У вас что-то случилось?

– Всё в порядке, – она глубоко вздохнула в ответ на его озадаченно лицо. – Ерунда. Расскажи лучше о себе. Ты сам не свой ходишь. Это из-за ваших приколов с Милым?

– Я же говорил вам, Олег меня не интересует. И, пожалуйста, не спрашивайте больше. Мне и так хватает, что меня считают ненормальным.

– Я тебя таким не считаю. Это не мое дело, но, возможно, ты…

– Я не гей! Это был спор, ясно?! – вспылил Лёха.

– Ладно-ладно, не кипятись! – вожатая подняла ладони перед собой, словно говорила, что сдается.

Ольга Владимировна скрестила руки на груди и, насупившись, смотрела себе под ноги. У Лёхи зачесались и вспотели ладони, ему было неприятно доказывать то, чего в действительности не могло быть в самом деле. Он всегда обращал внимание только на девушек и ни разу в жизни не думал о парнях. Этот поцелуй с Олегом (если можно это назвать так вообще) – всего лишь выброс адреналина. Когда они поспорили, он явно не собирался его целовать, но когда их окончательно прижали девчонки, ему просто стало любопытно, что произойдет, вот и всего-то. Ему ни капельки не понравилось. Лучше целоваться с девушками, с ними гораздо приятнее.

– А тебе кто-нибудь нравится? – вожатая с любопытством посмотрела на него.

Почему это её так интересует?

Сначала в голове Лёхи возникла Кристина с длинными стройными ногами, но затем образ ни с того ни с сего сменился на белое платье и цветные косички, непонятно только, что в них такого.

– Может, да. А может, нет, – уклончиво ответил Лёха и покраснел.

– Ого! Расскажешь, кто она? – Ольга Владимировна повеселела и сложила ладони ему на плечо, наклонившись ближе лицом. Лёха почувствовал запах табака. – Или всё-таки это он?

Лёха толкнул её локтем в бок. Почему-то от неё это слышать было не обидно. Напряжённый разговор сменился минутной расслабленностью, обоим полегчало, и они засмеялись. Однако в мыслях у Лёхи всё равно крутились домашние проблемы, улыбка быстро сошла с его лица.

– Мама не отвечает на звонки, – уставился он на телефон, который всё ещё держал в руках. – С тех пор как мы потеряли отца, она постоянно пьёт. Я боюсь, как бы она…

Он представлял, что могло случиться дома. Как-то раз пришел с улицы и обнаружил маму пьяной в ванне и без сознания. Рядом опасно лежала отцовская бритва, но крови не было, она просто раздумывала о том, чтобы покончить с собой. К счастью, она не решилась. С тех пор он как на иголках ждёт, что ещё может произойти. Он единственный, кто сможет о ней позаботиться, и в данный момент, находясь на расстоянии, это было почти невозможно.

– Беспокоиться о родных нормально, – Ольга Владимировна обняла, приложила его голову к себе и погладила по волосам, совсем как мама в детстве. – Сейчас ты не сможешь её контролировать, к тому же она – взрослый человек и сама способна принимать решения. Ей сейчас тяжело, и так она пропускает через себя боль от утраты. Я не говорю, что это правильно, но каждый сам выбирает. Твоя задача – не замыкаться в себе и жить полноценной жизнью, а с мамой мы разрулим. Я могу поговорить с руководством. Мы найдем её, если захочешь.

– Не надо! Её лишат родительских прав! – Лёха отпрянул и испуганно уставился на вожатую. – Я не хочу в интернат!

– Успокойся, взрослые смогут уговорить на беседу с психологом, и только. Никто не станет разлучать вас, если не найдут веских оснований. Оступиться может каждый, главное – вовремя протянуть руку помощи, – она ласково погладила Лёху по щеке. – Ты сам как? Скучаешь по папе?

– Очень.

Он не смог сдержать слёзы и сам потянулся за объятьями к вожатой. Она нежно его обнимала и слушала. Лёха рассказал об отце и как тот погиб, не вернувшись со службы. Слёзы капали без остановки ей на плечо, под щекой насквозь промокла её футболка. Она тихонько поглаживала его по голове. Он чувствовал её горячее дыхание, теплое объятье. Табачный запах необычно приятно смешивался с цветочными духами. Ему хотелось оставаться у неё в руках как можно дольше, с ней так легко.

Когда Лёха успокоился, Ольга Владимировна предложила пойти на дискотеку. Танцевать после душераздирающих рассказов не хотелось, однако вместе с ней проводить время было гораздо веселее, чем болтаться одному по лагерю, сторонясь всех. По дороге к клубу вожатая рассказала ему смешную историю из прошлой смены, настроение немного поднялось.

В клуб они пришли, когда заиграл медляк. Девчонки начали искать глазами жертв для танца, а все мальчики, завидев их взгляды, разбежались в разные стороны. Олега и Ростика не было, а значит, из самых популярных претендентов остался только Лёха и ещё несколько старших парней из отряда танцоров. На всех девчонок не хватало пары. Троица стояла в центре танцпола и посматривала в его сторону. Разочарованная Марина цокала языком, явно не собираясь приглашать своего двоюродного брата. Маша накручивала пальцами белоснежные кудри и рассматривала худого паренька возле сцены. А Кристина, вырядившись в настолько короткую мини-юбку, что та едва прикрывала её трусы, выставила изящно бедро, пытаясь завладеть Лёхиным вниманием. Он попятился к выходу, но тут же его развернули в обратную сторону руки Ольги Владимировны.

– Иди и пригласи ту, которая тебе нравится. Не стесняйся, – вожатая улыбалась и толкала его в центр танцпола.

– Но я не хочу никого приглашать! – он одёрнул её руки, остановился на месте и вжал голову в плечи. – Вы только посмотрите на них. Да они сожрать готовы друг друга! Я их боюсь.

Ольга Владимировна засмеялась, схватившись за живот. Лёха стоял бледный и испуганно озирался на девчонок. Кристина приближалась к нему походкой тигрицы.

– Мамочка, спасите меня! – крикнул он и спрятался за спину вожатой.

– Не бойся, малыш, я не дам тебя в обиду! – героически произнесла Ольга Владимировна и обхватила руками его за своей спиной.

Кристина замедлила ход, закатила глаза и обиженно развернулась обратно к подружкам. По губам Марины он прочел: «Сыкло».

– За героическое спасение вы должны мне танец, молодой человек, – Ольга Владимировна развернулась и положила руки ему на шею. Лёха, всё ещё улыбаясь, машинально схватился за её запястья и аккуратно отодвинул от себя.

– Вы спасали меня от медляка с Крис, чтобы самой меня пригласить? – он ошеломленно смотрел на вожатую. – Если так, то зря старались, я не умею.

– А я покажу.

Довольная вожатая одной рукой обняла Лёху за плечи, а другой положила его ладонь себе на талию и взяла его правую кисть, расставила ему ноги шире и повела по кругу. Было довольно некомфортно танцевать с вожатой, но, когда он заметил завистливые взгляды троицы, создалось впечатление, что Ольга Владимировна – его пуленепробиваемый щит. Он расслабился, и у него стало получаться.

Потом он пожалел, что танцевал с ней и вообще пришел на дискотеку. После танцев, когда все возвращались в корпус, девчонки поймали его и достали с расспросами. Машка и Кристина дёргали его за руки с обеих сторон, а Марина шла впереди, не давая пройти.

– Что, Громов, нашёл себе мамку? Думал, что отвертелся, жополиз?

– Да он втрескался в неё по-любому! – Маша больно стиснула ему руку.

– Не-е, ему же мальчики нравятся! Правда, Милаш? – съязвила Кристина и пригладила ему чёлку набок.

– Ах, точно! Вожатая – это только прикрытие. У любого пидора есть подставная подружка, – поддержала Марина с противной ухмылкой.

– Отвалите на фиг! – Лёха выдернулся из цепких хваток и пулей умотал к себе в комнату.

Очевидно, попытка девушек пригласить его на медляк была очередным приколом по поводу его ориентации, и от них не ускользнуло, что он слишком часто секретничает с вожатой. Вот так за пару дней жестокие сверстницы приписали его к жополизам и нарекли гомиком. Весёленькое начало. Плевать, он не собирался здесь надолго оставаться, у него в голове созрел план.

Кладбище

На удивление, по возвращению в родной город Алексей без особого труда нашел работу автослесарем. Бывший московский начальник из салона «Лада» написал хорошую характеристику, и, несмотря на позорное увольнение за пьянство, его взяли без рассмотрения других кандидатов. Зарплата средняя, плюс небольшие премии за переработки. По столичным меркам – ничто, но в этом городе считалась выше прожиточного минимума. Почти всё ушло на ремонт квартиры, а так как тратить ему особо было не на что, на жизнь хватало. Он чаще других оставался на работе подольше, с рвением брался за любой заказ, а по вечерам клеил дома обои. К концу испытательного срока его сразу взяли бригадиром, что существенно добавило не только в получке, но и в обязанностях.

В конце августа Алексей почти обжился в старой квартире. Ремонт был закончен. Не хватало всего нескольких бытовых вещей, к примеру, микроволновки. Дома он почти не готовил. С утра пустой кофе, обедать ходил в столовую напротив работы. Там подавали огромные порции всего за две сотни: большую миску супа, второе, пирожок и компот. В жаркие летние дни он наедался первым, а второе просил завернуть с собой и доедал холодные остатки дома на ужин. Питаться остывшей едой ему надоело.

В последнее воскресенье месяца выдался выходной. С утра он неспешно начал разбирать родительские вещи из шведской стенки. Фарфоровые фигурки животных, старые грампластинки и коллекция советских значков полетели в мусор. Всё это уже никак не связывало его с родителями. Это были их увлечения и коллекции, и эти вещи только собирали пыль, кроме разве что общего фотоальбома. На глянцевых фотографиях он рассматривал их лица. Вот мама держит маленького Алёшку за руку на линейке в первый класс. Тут папа наматывает удочку в деревне. А здесь общее застолье из девяностых: на столе стоят хрустальные вазы с салатами, вокруг сидят взрослые, среди них дядя Игорь с дочерью на руках (Лёшина двоюродная сестра Маринка) и рядом на диване он – карапуз в коричневых колготках в рубчик – с деловым видом жуёт импортную мармеладку.

Алексей задумался, как давно он не навещал могилы своих родителей. К отцу после смерти он часто бегал тайком от всех в школьные годы, а вот у матери и вовсе ни разу не был, только на похоронах. Отложил в сторону альбом и решил, что нужно навестить их сегодня.

К полудню он стоял у ворот кладбища и покупал у местной бабки цветы. Его дико раздражали пестрые пластиковые букетики, словно это не кладбище, а городской парк, украшенный к празднику. Он выбрал живые белые гвоздики – четыре для матери, две для отца – и направился по длинной центральной улице кладбища искать свою родню. Первой нашел маму, подошел ближе, погладил холодный камень, молча постоял минуты две. Ни мыслей, ни чувств. Положил цветы и пошел искать отца. На его могиле ствол ивы толщиной с кулак пророс прямо посередине и разбил каменный цветник. Алексей попытался ногой переломить иву, но только лишь нагнул её ближе к земле. Ни топора, ни перчаток он с собой не взял, так что придется приехать ещё раз в ближайшее время.

– Здравствуй, отец, – снова он обратился к холодному камню, будто тот может ответить.

В семнадцать лет он бегал сюда по два раза в неделю, не меньше. Лёхе-подростку казалось, что если говорить с могилой, рассказывать все свои переживания, то станет легче, будто отец его услышит и успокоит. Тогда он думал, что никто не сможет его понять. Матери он не мог излить свою душу, а вот холодному камню запросто. Да и папа для него был примером для подражания, Лёха очень любил отца. Ему просто необходимо было услышать слова поддержки от мужчины, отец бы всё понял, он нашел бы выход.

Как несправедливо его отняли! В начале учебного года десятого класса Лёха и мама попрощались с отцом на вокзале и больше его не видели. Отец уехал служить по контракту, обещал приезжать на увольнение каждые три месяца, но его не отпускали почти год. Сначала не набрали бойцов, и пришлось остаться. Потом на месте их службы разгорелся политический конфликт, его ранили и не смогли транспортировать домой. Ещё месяц отец лежал в изоляторе. Должного лечения ему не оказали, вследствие этого развилась гангрена. Не смотря на ампутацию левой руки, его не отпустили домой, а заставили снова идти на позицию, где боевики их накрыли, и в начале мая пришло извещение с соболезнованиями. Отец погиб, получив звание героя посмертно. Мать с горя начала пить и сгорела от цирроза печени за два года следом за отцом. Лёха остался сиротой в восемнадцать лет.

– И вот я снова здесь. У мамы вот только что был. Дела вроде хорошо, держусь, не пью, – лукавил сам себе, ведь всего три месяца назад его уволили за пьянство. – Девушки так и нет, не спрашивай! Сам знаешь мою историю. Не могу обрекать других на несчастье, я лучше как-нибудь один.

Алексей достал телефон сделать фото разбитого цветника, чтобы после заехать в ритуальные услуги и спросить цену на реставрацию. В этот момент прямо над головой гаркнула ворона, сидевшая на треклятой иве, и Алексей подпрыгнул от неожиданности. Телефон выпал из рук и шмякнулся с глухим стуком экраном вниз на каменный цветник. Громко выругавшись, он поднял телефон – экран безнадежно располосовала мелкая сетка трещин, тачскрин не реагировал на палец.

Ну вот, лишних трат добавилось.

***

К обеду он сидел дома на диване и жевал бутерброд. Экран открытого старенького ноутбука загорелся синим цветом и мелодично дзынькнул, иконка операционной системы появилась на экране. После третьей попытки свайпнуть звонок (кто-то очень сильно хотел до него дозвониться) он решил зайти в мессенджер через ноутбук. Скорее всего, ему звонили с работы, ведь больше некому. Хлебные крошки посыпались на клавиатуру. Он стал их стряхивать, пока ждал загрузки вайфай, но только затолкал глубже между клавиш.

Пок! Пок! Пок! Посыпались сообщения от товарища по работе:

«Лёха, выручай! Пригнали гнилую «Ниву», нужно движок снимать. Я один тут до ночи ковырять буду»

«Дмитрич не может. Он только в среду с отпуска вернётся»

«Что с телефоном? Не могу дозвониться. Перезвони срочно»

Алексей привык, что его вызывают на работу в выходные. Как главный по ремонтной бригаде, он знал, что это часть его обязанностей и за это ему платят двойную оплату. Но сегодня, после посещения кладбища, у него не осталось моральных сил на работу. Он хотел отвертеться, а с другой стороны, ему и делать-то нечего сегодня.

«Я разбил телефон. Хотел съездить за новым. Через пару часов подъеду», – ответил он напарнику.

В ремонтной мастерской сказали, что поменять экран дороже выйдет, чем купить новый телефон. Придется ехать, всё равно собирался за микроволновкой.

Я дома

Август 2007

Привыкшие к темноте глаза видели только очертания соседних кроватей и тумбочек. Тонкая полоска света на полу пробивалась из узкой щели между шторами и окном. На главной улице ещё не погасили фонари, а это плохо. Под ухом завибрировал телефон. Лёха просунул руку под подушку и быстро выключил будильник, заведённый на три часа ночи. Необходимости в пробуждении не было – он не сомкнул глаз после отбоя от волнения, но всё равно подстраховался на тот случай, если задремлет.

Лёха поднял голову и присмотрелся на спящих малявок, которые час назад собирались на ночные приключения к девочкам с тюбиками зубной пасты. Жека храпел, свесив ногу с кровати. Антон замотался с головой в покрывало, как шаурма. Миха похрапывал, держа в руке зубную пасту. В другом углу, скинув с себя одеяло, тихо лежал на животе Ростик, лицом в подушку. Лёха повернул голову к Олегу и направил подсветку телефона ему в физиономию. У того дёргались веки, и, судя по лужице слюны на подушке, он тоже видел десятый сон. Соседи по комнате мирно спали и не услышали тихое жужжание Лёхиного мобильника. Надо бы сходить на разведку до дальних туалетов у футбольного поля. Если его поймают, то он скажет, что ходил по нужде.

Через полчаса должен подъехать знакомый к дальним воротам лагеря и забрать Лёху из этого детского сада. Парня с района зовут Володька, но во дворе его прозвали Кабан за внушительный рост и вес. Он никогда не снимал синюю олимпийку с красной широкой полосой поперёк молнии, давно вышедшую из моды, спортивки, вытянутые на коленках, и пародию на кеды «Абибас» с рынка. Несмотря на вид отъявленного гопника, добродушный Володя парировал на оскорбления шутками, и если встревал в конфликт, то умудрялся случайно вырубить обидчика ударом локтя. Недавно ему выдали новенькое водительское удостоверение, и он с гордостью помчался устраиваться на работу в таксопарк. Все дружки из его компании теперь бесплатно пользовались услугами такси «по знакомству», а потому подержанная Володькина иномарка за несколько недель обросла пятнами на заднем сидении и отвратительно провоняла. Нюансы поездки на такой тачке Лёху нисколько не смущали, и накануне вечером он тоже решил воспользоваться услугами такси «по дружбе».

Сама судьба распорядилась так, что в эту ночь Кабан на смене. Лишних два часа мотания по трассам Лёха оплатит ему потом из своего кармана, так что организовать побег не составило труда. Сложность заключалась в том, чтобы пройти незамеченным по охраняемой территории лагеря. Он должен максимально убедиться, что все ушли спать, в том числе и охранник, обычно заканчивающий обход в час ночи. Лёха встал с бдительной осторожностью, чтобы не скрипнула ни одна пружина кровати, и на цыпочках пошел к двери. Одеваться не стал, он ещё вернётся за вещами. Лучше бы, конечно, сразу их взять и бежать, хотя разум подсказывал, что-то может пойти не по плану. И точно, когда он приоткрыл дверь, то сразу замер на пороге – в коридоре забыли выключить освещение. Очень некстати, так как свет из окон корпуса привлечет ещё больше внимания. Сердце бешено заколотилось. Он машинально захлопнул дверь и не сразу сообразил, что наделал шума.

– Кто там до сих пор не спит?

Тихий голос вожатой послышался за дверью. Она обладала удивительным талантом грозно наорать шёпотом. Какого хрена она не спит? Он ведь не слышал движения в коридоре. Лёха прислонился лбом к двери, держась крепко за ручку. Будто та остановит разгневанную воспитательницу, если она соберется зайти к ним в комнату. Но движения не последовало, и он выругался про себя. Внутренности похолодели и перевернулись, желудок оказался где-то на уровне пупка. Деваться было некуда, придётся придерживаться легенды о походе в туалет. Немного помедлив, он снова открыл дверь и вышел в холл.

Ольга Владимировна лежала на столе, опустив голову на локти. Волосы были распущены и закрывали лицо, цветные косички свисали на одном плече. Она успела переодеться ко сну в длинную футболку ниже бедер, но отчего-то не шла на боковую. Обычно в это время она уже спит вместе со всеми, если вожатые вообще спят. Когда Лёха вышел на свет ночника, она подняла голову, у него внутри всё сжалось от её вида. Лицо измученное, глаза красные, по щекам размазана тушь. Такой потерянной он её ещё не видел. Она плакала.

– Я хотел выйти, можно? – растерянно сказал он и сделал шаг ближе к ней. Вожатая махнула рукой и снова легла на стол. Лёха застыл на месте и пытался понять, в чем дело. Она ничего не сказала против, не отругала за столь позднюю вылазку, а просто отмахнулась, типа «валяй». Такое равнодушие на неё совсем не похоже, что-то не так. Он присел рядом на корточки и осторожно занес руку над её плечом, сомневаясь в своем намерении.

Ему никогда не приходилось искренне кого-нибудь утешать, и он не знал, что делать с плачущим человеком. Даже мать после смерти отца не выглядела настолько убитой горем и плакала лишь однажды, на похоронах. Стоит обнять или погладить по плечу, а может, просто достаточно что-нибудь сказать, но что именно? Вожатая повернулась к нему затуманенным взглядом. Радужка глаз в свете ночника была темно-синей, почти серой. Несколько капель слез держались на ресницах с остатками туши и склеивали их паучьими лапками. От уголков глаз стекали грязные черные дорожки по щекам. Лёха приложил ладонь к её лицу и стёр подтёки большим пальцем.

– Всё в порядке?

Нет, не в порядке! Как только в голову пришло задать такой тупой вопрос. Она же плачет. Ольга Владимировна шмыгнула носом и прижала его ладонь к своему лицу. Ему бросилось в глаза кольцо с камнем на её безымянном пальце. В другой руке она держала телефон. По всей видимости, её обидел собеседник, с которым она сегодня весь день разговаривала на повышенных тонах. То, что она помолвлена, ни для кого не секрет. Кольцо все заметили, хотя на вопросы ребят о личной жизни она отвечала всегда неоднозначно. Лёха не исключал возможность, что сегодняшним собеседником был именно тот, кто надел ей это кольцо. Но что он мог ей наговорить такого обидного? Может, её жених ревнует и требует, чтобы она вернулась домой? А если она сбежала от него в лагерь, потому что он её бьёт?

Лёха давно заприметил на её локтях еле заметные шрамы, исполосовавшие крест-накрест кожу. Такие следы она не могла наставить сама себе. Слишком жизнерадостная, непохожая на самоубийцу, а значит, кто-то оставил их на её теле. Спросить он не решался, это было слишком нетактично, и вряд ли она бы поведала историю появления этих страшных узоров. Он зачем-то внимательно осмотрел её лицо и шею в поисках заживающих синяков или порезов, которые, возможно, раньше не замечал, но ничего такого не увидел. Закралась мысль, что ссадины могут быть и под одеждой, но это опять-таки только его догадки. Вопросы сыпались в голове один за другим, и он мог сильно ошибаться в своих суждениях. Лёха перехватил её ладонь и зажал между двух пальцев драгоценный металл.

– Вас обидел он?

Вожатая опустила взгляд на свою кисть, сняла с пальца кольцо и спрятала его в ладони, отвернулась и вытерла слезы тыльной стороной руки.

– Иди куда шел и возвращайся быстрее в спальню, пока никто из руководства не увидел, что наш отряд не спит, – сухой тон вожатой не оставил сомнений, она плакала из-за того человека.

Лёха попал в точку, хотя она ясно дала понять, что не желает говорить о своей проблеме. Он не мог её оставить в таком состоянии.

– Хотите, я вас обниму? Мне однажды сказали, что объятья лечат.

Не зная, чем ещё можно помочь, Лёха присел к ней. Рукой облокотившись на диванчик, он приобнял её со спины и осмелился притянуть к себе. Вожатая покорно сложила голову ему на плечо и снова заплакала. Лёхе было тяжело разделить чужую боль, не понимая ситуации, но в то же время это особое чувство помощи согревало его, как в тот момент, когда она обнимала его. Объятья, пусть с малознакомым человеком, действительно помогали обоим в трудную минуту. Сейчас вожатая сильно нуждалась в этой поддержке.

Она случайно коснулась щекой его шеи и отшатнулась с виноватыми глазами, пройдясь взглядом по его голому торсу. Он и забыл, что сидит в одних шортах и не надел футболку. В другое время его бы позабавила её реакция.

– Прости, я не хотела.

– Ничего страшного, – Лёха отпустил её плечи и стал рассматривать ресницы в поисках новых слезинок, к счастью, их больше не было. – У вас очень красивые глаза.

Лёхе нравилась синяя, как вечернее небо, радужка, длинные склеенные ресницы и растекшаяся тушь. Сейчас эта девушка не выглядела строгой вожатой, а была вполне привлекательной заплаканной девчонкой, которую хотелось прижать к себе и утешить. Жаль, что видит он её в последний раз и хорошо, что не сможет узнать её лучше. Ему сейчас не стоит тесно общаться с девушками. Уголки её губ дрогнули, и она склонилась ближе.

– А почему шепотом говоришь? – так же тихо произнесла Ольга Владимировна.

Он еле слышно произнес банальный комплимент и вообще не планировал высказывать вслух, само по себе вырвалось, но она услышала. Чувствуя себя немного неловко, Лёха пожал плечами:

– Не хочу, чтобы другие ребята подумали, будто я подлизываюсь. Мало ли не спят.

Она взяла его за руки и поблагодарила за комплимент и объятия. На душе у Лёхи стало теплее. Оказывается, можно приносить пользу другим людям такими простыми действиями и словами, но тут же грудь сковала другая мысль. Он отвлекся и забыл о своем плане. Кабан, должно быть, уже подъехал, а он потерял с десяток драгоценных минут, времени на обход не осталось. Если сейчас сделать вид, будто собирается идти спать, то Ольга Владимировна тоже уйдет в свою комнату. Тогда остаётся только схватить сумку и как-нибудь бегом вдоль корпусов добежать до футбольного поля. К счастью, вожатая сама свернула разговор и вежливо попросила его уйти к себе.

Возле двери в комнату мальчиков Лёха помедлил. Он дождался, пока она уйдет в вожатскую, и пошел к себе в спальню. Пацаны все так же спокойно спали и не слышали ни его случайных комплиментов, ни как он вошёл. Он сел на краешек кровати и неслышно выдвинул сумку. На экране телефона высветилось смс от Кабана: «Я на месте». Медлить больше нельзя. Он прислушался к звукам за дверью и, ничего не услышав, двинул на цыпочках к выходу.

В холле свет был потушен. Лёха тихонько подошёл к двери вожатской и прислушался. Неправильно всё это. Ольга Владимировна была единственным понимающим его человеком среди этих монстров. Ей сейчас самой нелегко, при этом она не оставила его в минуту душевных переживаний, а он собрался бросить её тут. Так себе благодарность. Что она подумает завтра, когда обнаружит его пустую постель и отсутствие сумки с вещами? Оставить, что ли, ей записку? Да ручки и бумаги нет под рукой, к тому же он был как на иголках, вот-вот опоздает в последний вагон, другой возможности уехать не представится. Он не может остаться, простите, Ольга Владимировна. Лёха прислонил ладонь к двери, прошептал: «Доброй ночи!» – и вышел на улицу.

***

Мать лежала на животе лицом вниз, рука свесилась с дивана. На кофейном столике валялась горка пустых блистеров от снотворного, а вокруг столика на полу много пустых бутылок из-под алкоголя. Вот как. Отдыхай и веселись, сынок, а я тут попытаюсь расстаться с жизнью снова. Либо мать свихнулась окончательно, либо пытается его задеть своими неуклюжими попытками самоубийства. Лёха приложил два пальца к артерии на шее матери. Кровь пульсировала, хотя в остальном женщина не подавала виду, что жива. Наверное, в душе она мертва, хоть тело и борется отчаянно за жизнь. Он сел на пол и накрыл её руками, прошептал: «Мама», глотая слёзы. Почему все так рьяно желают его покинуть и оставить на растерзание взрослой жизни? Сначала отец предпочел армию семье, теперь мама тонет в алкоголе и забыла про единственного сына. Если он был настолько ненужным ребенком, зачем тогда она оставила его в утробе?

Скорая помощь приехала быстро. Видимо, государственные службы охотнее готовы спасать людей с неуравновешенной психикой, чем с ОРВИ. На вопросы медиков, кем он приходится пострадавшей, Лёха невозмутимо представился соседом, который периодически проверяет одинокую пьющую женщину. Не обращая внимания на подозрительные взгляды медсестер, собрал необходимые документы, телефон и одежду и передал пакет в карету скорой помощи. Сам же закрыл квартиру, отдал им ключи и поднялся на верхний этаж подъезда, откуда видел, как увозят мать без сознания в больницу. Завтра жильцов будет опрашивать милиция, и выяснится, что он никакой не сосед, а родной сын, который сдал мать в вытрезвитель.

На какое-то то время он сможет отсрочить свое появление в интернате, а пока находиться дома было просто бессмысленно. Перед уходом Лёха вывернул всю наличку из жестяной банки из-под печенья, которые откладывал больше года на новый монитор компьютера, и положил в карман. Монитор подождёт, эти деньги ему сейчас нужнее. Ближайшие две с половиной недели у него будет крыша над головой и еда. И самое главное – понимающий друг.

«Верни меня обратно. Плачу вдвойне», – отправил Лёха смс Кабану.

***

Кабан потряс его за плечо, когда солнце вовсю разливалось над полями. От усталости Лёха сомкнул глаза и не заметил, как проспал два часа в пути. На горизонте виднелась деревня. Кабан не жаловался на потраченную рабочую смену и не задавал лишних вопросов, чему Лёха был несказанно рад. Знакомый с района – свой человек, всегда помогает, не требуя ничего взамен, и этот раз не исключение. Володька отказался от денег, и Лёхе пришлось оставить наличные в бардачке. Такой долг ему просто нечем было больше отплатить.

Лагерь стоял в тишине, на территории ни души. До конца отбоя оставалось полчаса. Лёха приготовился, что его обнаружат с сумкой наперевес ранние пташки-вожатые, перелезающим через ворота, но это мало его волновало. Гораздо больше занимали мысли о том, что скажет Ольга Владимировна про его ночное отсутствие. Пацаны наверняка уже проснулись и доложили. Надеяться на его незамеченный уход – всё равно что верить в зубную фею.

Вожатая сидела на ступенях у главного входа их корпуса и неотрывно смотрела в телефон, искала там возможность связаться с кем-то. Когда Лёха подошёл на расстоянии пары метров от неё, она подняла голову, скользнула взглядом по сумке на плече и протяжно вздохнула. От её красивых глаз ничего не осталось. Опухшие веки свидетельствовали о ночи в слезах, к которой добавился страх за отсутствие её подопечного. Он приготовился получать по шее и выслушивать нелестные высказывания по поводу его безответственности и зажмурил глаза, когда вожатая бегом к нему подскочила. Однако вместо порки он почувствовал на щеках нежное прикосновение ладоней и тонкий аромат духов от её запястий, смешанный с запахом кофе и сигарет. Сумка сползла с плеча и шлепнулась на траву вместе с остатками самообладания. Наконец-то он дома. И рядом человек, который его не оставит.

Рок-звезда

Лёха сидел на свободной кровати. Пружины впивались в мягкое место. За что директор так не любит воспитателей? В комнатах ребят стояли вполне приличные кровати, а в вожатской – какая-то рухлядь. Теперь понятно, почему Ольга Владимировна заняла соседнюю постель. На той, куда она посадила его, сидеть неудобно, не то, чтобы спать.

В маленькой комнате стояло вплотную два спальных места, разделенных тумбочкой, и шкаф. Умещалось всё это на трех квадратных метрах. У них не хватало второго вожатого, впрочем, как и детей. Складывалось ощущение, что отряд собрали из остатков.

Лёха взял с тумбочки стеклянный флакон в форме туфельки и вертел в руках, ожидая решения взрослых. Вожатая мерила шагами свою маленькую спальню и вслушивалась в голос дяди Игоря по телефону, изредка бормоча: «Угу». О чём бы они сейчас ни договорились, судьба Лёхи была подвешена на толстой веревке без мыла.

Сбегая из лагеря, он не подумал о родственниках, которые могли проведать маму без участия милиции. Мать с дядей поругалась несколько лет назад, и их семья больше не приглашала Громовых погостить. Последний раз Лёха тесно общался с Мариной, когда ей исполнилось семь. Они повзрослели и больше не делятся впечатлениями друг с другом о покатушках на санках или о мороженом со вкусом крем-брюле, однако она все равно оставалась ему сестрой. Почему не пришло в голову обратиться за помощью к ним?

Ольга Владимировна не посвятила Марину в ночное происшествие, только спросила телефон папы и сейчас пыталась решить вопрос втайне от руководства.

– Да, я поняла. Держите меня в курсе, пожалуйста. С ним я сама разберусь, спасибо.

Вожатая сбросила звонок, смерила Лёху взглядом разгневанной мачехи и села на свою постель напротив. Лёха опустил глаза и делал вид, что песчинка на полу очень его заинтересовала. Наказания было не избежать, сколько ни рассматривай песок.

– Итак, – Ольга Владимировна ткнула пальцем его в плечо, привлекая внимание, – для начала хорошие новости: твою маму подлечили, она пришла в сознание, и вполне возможно, что сегодня отпустят из больницы. В стационар для алкоголиков её помещать пока нет оснований. Твой дядя любезно согласился взять все риски на себя, забрать заявление и выгородить тебя. В случае если твою маму признают невменяемой, он согласен взять опекунство на себя. А теперь поговорим о тебе.

Она сложила руки на груди и внимательно изучала его виноватое лицо. Молчание вожатой давило на уши сильнее, чем если бы она на него ругалась. Лёха чувствовал себя как на суде – виноват по всем статьям. Не хватало молотка и белого накрахмаленного парика с кудрями на голове вожатой.

– Я же говорила: все проблемы решаем через меня! Ты хоть понимаешь, что по дороге могло случиться всё, что угодно? Ближайшие несколько дней за тебя отвечаю я!

– Простите, – смог выдавить из себя Лёха жалкое подобие извинений.

– Простите! – передразнила Ольга Владимировна и скривила гримасу. – Будешь сегодня дежурить.

Лёха расслабил плечи. Всего лишь дежурный. Если цена за проступок – мытьё пола в корпусе и уборка грязных тарелок в столовой, то такое наказание он согласен хоть до конца смены отрабатывать.

Вожатая встала с кровати и выудила из шкафа пакет. На покрывало перед Лёхой посыпались упаковки с зефирками, печеньем и конфетами. Она также достала из тумбочки банку растворимого кофе, кипятильник и две кружки. Его уже не удивляло, что вожатые при себе имеют абсолютно всё, но наличие второй кружки при отсутствии другого воспитателя его заинтересовало.

Завтрак прошел по расписанию. В столовой Лёха не съел ни крошки от переизбытка чувств. А сейчас ощутил, насколько он голодный и сонный. Глаза слипались от усталости, и от воспитателя это не укрылось.

Раньше кофе Лёха не пил. Никогда не понимал, как люди употребляют эту темную горькую жижу, но напиток, сделанный её руками, оказался вполне съедобным, сладким и горячим. Плавающая зефирка на поверхности медленно растекалась и источала приятный запах ванили. Себе в кружку Ольга Владимировна плеснула темный ликёр. В воздухе промелькнул еле уловимый запах алкоголя. Вожатая разорвала одну из упаковок со сладостями и, не спрашивая, затолкала ему в рот печеньки со словами: «Ешь и выметайся делать уборку!»

Ему пришлось подмести полы во всех комнатах, в том числе и вожатской, заправить кровати и выставить подушки уголком и на свободных койках тоже, тщательно подобрать и расставить по местам вещи своих соотрядников и собрать мусор вокруг корпуса. Работа ему не в тягость. Лёха был благодарен за столь легкое наказание.

Спустя полчаса усердной работы он выгнул спину и украдкой посмотрел на вожатую. Ольга Владимировна сидела в холле за столом и писала сценарий для вечернего конкурса сказки. Она хмурила брови, что-то вычеркивала из своего ежедневника. Поразительно, как эта девушка оставалась невозмутимой и продолжала выполнять свою работу, несмотря на свое душевное состояние после бессонной ночи и выходки своего подопечного.

– Закончил? Иди на кружки! – не отрывая глаз от тетради, она указала на дверь.

Кофеин, выпитый полчаса назад, успел выветриться во время выполнения тяжелой работы. Лёха жутко хотел спать, но такую блажь ему никто не позволит, даже милосердная вожатая. Пришлось отправиться к остальным на кружок рисования.

***

Уговаривать Лёху вернуться в свою комнату на время тихого часа не пришлось. Он раньше всех пришел в корпус после обеда, упал на кровать и сразу вырубился. Ему снилась больничная койка и на ней мать без сознания с трубками и капельницей. На большом пальце её ноги висела бирка с номером, как в морге. В неприятный сон ворвалась тупая боль. Его разбудил прилетевший в голову чужой тапок.

– Вставай! Общий сбор у девочек. – Жека стоял над ним и тряс за плечо.

Разлепив веки, Лёха не сразу сообразил, куда исчезла больничная палата и почему горит щека. Он ощупал лицо и понял, что это зубная паста. Мальчишки заржали. Воспользовавшись его отключкой, над ним здорово повеселились – густые белые лепёхи с запахом мяты красовались на покрывале, в волосах и на подушке. Видимо, он ворочался во сне и сам перемазал всё вокруг. Вдобавок к этой шалости ему прожгли дырку в носке и подпалили палец. После нервных приключений чувство самосохранения покинуло его, и Лёха не удивился, если бы его вынесли с матрасом на улицу. Он всё равно ничего не почувствовал. Появляться чумазым у девочек не хотелось, поэтому он сначала побежал умываться и явился на собрание под всеобщее возмущение. Ждали только его.

Первым делом он заметил, что Марина находилась в центре комнаты, спиной к двери. Она яростно выдирала волосы тому, кто сидел рядом на табурете. Вокруг них на полу валялись цветные пучки. Обойдя импровизированную парикмахерскую, Лёха облокотился на спинку кровати одной из девочек и присмотрелся к жертве. Под вычесанным пухом, скрывающим лицо, он узнал Ольгу Владимировну. Кузина расплетала её косички, к его огорчению. Ему нравилась необычная прическа и в целом неформальный внешний вид вожатой.

– Зачем вы их снимаете?

– Новая прическа – новая жизнь, – она сдула с лица пушистую прядь и оглядела собравшихся.

Лёхе нечем было возразить. Он поднял с пола косу баклажанного цвета из тех, которые остались целыми, обернул свое левое запястье, примерил и завязал концы в узелок. Искусственные волосы отлично смотрелись на руке как браслет.

– На память, – потряс Лёха рукой, показывая Ольге Владимировне.

Увидев это, Настя и Рада тоже подскочили к кучке на полу, начали рыться и наперебой протягивали ему руки, чтобы Лёха завязал обеим такой же браслетик. Вожатая хмыкнула:

– Дались вам мои патлы! Я лучше в конце смены сделаю всем памятные ленточки.

Гадая, какая же ещё ленточка может быть лучше частички вожатой, Лёха перебирал пальцами свое новое украшение и слушал инструкцию Ольги Владимировны к сегодняшнему вечеру. На конкурс сказок она приготовила переписанный сценарий «Красной шапочки», где весь сюжет был перевернут с ног на голову. Вместо веселой девочки – депрессивный гот с современными проблемами подростков. Волк пытается с ним подружиться и развеять тоску. Бабуля в этой сценке сойдет с ума и всё напутает, в конце захочет съесть волка. Дровосеки в страхе убегут из леса, завидев странную старушку, а подросток вовремя спасет мохнатого, переосмыслит жизнь и вместе с новым другом напечет пирожки.

Ребята с энтузиазмом разбирали роли. Жека и Антон смешно изобразили убегающих дровосеков. Сумасшедшая бабка досталась Олегу. Волком вызвалась Кристина, предложив одеться во всё розовое и сделать «ми-ми-ми» эффект, а вот раскрашенную под неформала Красную Шапочку никто не хотел играть. Разгорелись, как всегда, жаркие споры, ведь отряд не отличался сплоченностью.

– Берите этого пидора, ему пойдут накрашенные глаза.

– Олег! – вожатая гневно прикрикнула, все споры сразу стихли. – Что за слова?!

Лёха почувствовал, как весь отряд сверлит его глазами. Шутка затянулась и порядком ему надоела.

– Ой, смотрите! Мамочка его защищает, – наигранным тоном растянул друг и показал неприличный жест, проводя языком между двух пальцев.

Злость подступила комком к горлу. Пусть они сколько угодно обзываются и мажут пастой, но втягивать в это вожатую – перебор. Очнулся Лёха, только когда почувствовал, что его кто-то оттащил от напуганного Олега, распластавшегося на кровати. Белобрысый больше не улыбался своей жабьей ухмылкой и вытер кровь, текущую по подбородку, тыльной стороной ладони. От вида поверженного соперника Лёха почувствовал облегчение. Он причинил боль, которую, как считал, тот заслужил. Однако вожатая не разделила его мнение, отчитала, как нагадившего котенка, и в наказание назначила на идиотскую роль.

***

Олег как ни в чем не бывало щеголял по коридору с распухшей губой в старомодном платье монашки, которое давно сожрала моль, и отпускал пошлые шутки про свой внешний вид, совершенно забыв о том, что ему вмазали. Лёху раздражала самодовольная физиономия друга, и ему хотелось добавить на неё пару фингалов.

Разборки с Олегом огорчили только самого Лёху. Он придавал этому чересчур много значения. Во-первых, его достали шутки про ориентацию. Во-вторых, неприличные жесты несправедливы по отношению к Ольге Владимировне.

Никто из отряда не отметил героического заступничества, словно вожатых не обязательно уважать и позволено мешать с грязью. Никто не сказал, что шутка Олега унизительна. Только, как выяснилось позже, вмешалась полноватая Настя и растащила их двоих, вцепившись в плечи Лёхи, который выше и крупнее её в два раза, однако и она никак не прокомментировала конфликт. Все посчитали задирой и ненормальным Лёху, а грубые высказывания Олега стали для всех привычным шумом. Или же им просто наплевать на честь воспитателя. Один Лёха переживал по этому поводу и чувствовал нарастающую злость на других. Кстати, благодарности от воспитательницы он тоже не услышал.

В корпусе полным ходом шла костюмированная подготовка: не участвующие в концерте ребята наряжали актеров и делали прически, а переодетые девчонки разучивали роли в холле. Ольга Владимировна убедила Лёху, что подводка – всего лишь часть сценического образа, никак не связанная с личностью человека. Если уж судить по внешности, то волосатые ноги Олега с длинными носками и кроссовками под вельветовой юбкой выглядели гораздо несуразнее парня с макияжем.

Вожатая сама вызвалась нарядить коронного персонажа. Она нацепила на Лёху одну из своих черных футболок с рок-группой и ремень с заклёпками. Непонятно где раздобыла потертую кожаную куртку, склеила его волосы лаком наподобие начёса и заканчивала очерчивать его губы чёрным карандашом.

– Почти готово! – с вдохновением произнесла Ольга Владимировна. – Осталось накрасить глаза.

Поколебавшись, Лёха закрыл веки и ждал, что нанесение теней будет совсем неприятно, хотя макияж оказался не болезненной процедурой, а слегка щекотной. Он поморщился от очередного прикосновения кисточки и почувствовал у себя на лице руку вожатой. Ольга Владимировна опиралась ладонью в его щеку, чтобы прорисовать звезду вокруг глаза.

– Лёша, расслабься, или я тебе ткну в глаз случайно!

Ольга Владимировна нервничала, они должны были выходить из корпуса и строиться на концерт, а костюмы не всем успели закончить. И тут она сделала то, чего он совершенно не ожидал, – села ему на колени.

– Ты не против? Стоя, это не очень удобно делать, и так будет быстрее, – пояснила она.

Лёха хотел ответить, что в его личное пространство бесцеремонно вторглись, но промолчал. Он не возражал, хотя и смутился. Вожатая уселась на нем, не видя в этом ничего провоцирующего. С одной стороны, они занимались важным делом – необходим качественный грим для победы в конкурсе сказки. С другой, если кто-нибудь сейчас войдёт в вожатскую, их могут застать в откровенной позе. Он чувствовал, как её локти упираются ему в грудь, их животы соприкасались, а свои ноги она поджала вдоль его бедер. Лёху и так считают подлизой, а если увидят, как она сидит на нём, так и вовсе припишут шуры-муры.

Размышляя, он широко распахнул глаза и уставился на неё. Она сосредоточенно оценивала грим где-то в области щеки. И вдруг до него дошло, что он довольно продолжительное время держит её запястье, притянув к своему носу, и вдыхает запах дурманящих духов, прижимая ноздри к её коже. Её футболка, в которую он был одет, согревала и источала тот же приятный аромат, и, видимо, он схватил её руку, чтобы лучше услышать его. Зрение резко расфокусировалось, и картинка поплыла.

В глаза косметика попала, что ли?

– Эй! – Ольга Владимировна одернула руку и щёлкнула ему по носу, приводя в чувство. – Перестань пялиться! Ты мешаешь мне.

Это просто приятные духи. Не выдумывай!

***

Спустя полчаса вся «Бригантина» собралась у сцены. Все с интересом рассматривали актеров первого отряда, и другие вожатые тоже. Больше всего комплиментов получила Кристина. Её волк-персонаж в розовой мини-юбке с пушистым бантом на заднице произвел настоящий фурор под недовольное ворчание директора Нины Ярославовны, что пятнадцатилетняя девочка разоделась как проститутка. Олега поймал лагерный фотограф и заставлял всех по очереди с ним кривляться, щёлкал снимки для стенгазеты. Лёха стоял поодаль ото всех, старался не поднимать головы, но все равно ловил на себе любопытные взгляды. Все догадались, какую сказку они играют, и спрашивали, где Красная Шапочка. Лёха оставался загадочным персонажем. Ему было неприятно, что половина лагеря пытается внимательно его рассмотреть, а другая откровенно ржёт. Хотя ему самому понравился образ, который придумала Ольга Владимировна. Когда она закончила, Лёха подошёл к зеркалу и с удивлением обнаружил, что макияж не делает из него педика. Выглядел он очень мужественно. Лицо, раскрашенное белой гуашью, потеки туши снизу век и черная звезда вокруг правого глаза смотрелись как грим рокера. Ему идёт этот стиль.

Саму сказку играли посредственно, потому что не успели толком отрепетировать, да и никто из них не обладал актерским талантом. Лёха запнулся в своей единственной фразе. Олег больше кривлялся, чем исполнял роль по-настоящему. Кристина чуть не упала на сцене, подвернув ногу на высоких шпильках. Однако лагерь аплодировал стоя, все свистели и кричали: «Браво». В том числе директриса, ворчавшая недавно по поводу слишком откровенной юбки Кристины, хлопала и широко улыбалась. Первое место по всем номинациям им обеспечено. Всё благодаря только одному человеку – Ольге Владимировне, это её заслуги. У неё призвание быть выдающейся вожатой, гримером, художником, сценаристом, мировым судьей, психологом и лучшим другом. Вот кому действительно нужно вручить «Оскар» и медаль за терпение.

После концерта все были настолько вдохновлены успехом, что забылись распри и насмешки. Лёху дёргали со всех сторон сделать фото и осыпали восторженными возгласами типа «Классный прикид», «Клёво выглядишь», «Ты фанат рока?!» Один мальчишка из младшего отряда просил нарисовать ему звезду под глазом, хотя малец явно не шарил, кого копировал Лёха. Ольга Владимировна тоже поймала его и Олега для совместной фотографии и на радостях поцеловала каждого в щеку. Лёха опять неожиданно для себя засмущался.

Ох уж эти дружелюбные вожатые!

Костюмы настолько понравились всем обитателям лагеря, что парни решили идти в таком прикиде на ужин под улюлюканье других отрядов. Для себя Лёха отметил, что перевоплощаться в другой образ не так уж и стыдно, а наоборот, вдохновляет и придает уверенности на сцене. Он бы и дальше ходил в этой звездной оболочке, только бы ему не вешали неприятное клеймо, но белая маска в конце концов засохла, потрескалась и стала болезненно тянуть. В попытках смыть грим водой он ещё больше размазал краски. Увидев его мучения, случайно проходившая мимо Ольга Владимировна предложила убрать косметику проверенными средствами. Лёху бросило в жар от мысли, что её руки опять будут у его лица, но согласился, так как кожа покраснела и горела от растирания, а проклятая гуашь прилипла плевками и не поддавалась мылу.

Пригласив его в свою комнату, вожатая села напротив и начала аккуратно вытирать ему лицо ватными дисками, пропитанными мутно-зеленой жидкостью. Это средство сильно пахло алоэ и еловыми ветками, перебивая запах духов. Лёха боялся снова пропустить через себя манящий аромат её парфюма.

Она быстро справилась с остатками грима и убрала грязные салфетки.

– С мамой все хорошо. Я дозвонилась, мы поговорили. Она очень хочет тебя услышать, но ты не отвечаешь.

Сегодняшний день показался целой неделей. Внезапная усталость навалилась на него, и он начал зевать. Поездка домой, пьяная мать и обидные шутки Олега были как давно забытый сон.

– Я телефон в тумбочке оставил.

– Перезвони, она волнуется.

– Да неужели?!

Лёха дёрнул подбородком и почесал глаз. После этой жидкости щиплет слизистую. Вожатая не собиралась уединяться с ним, как ему показалось. Всего-навсего волнуется, чтобы он опять не сбежал.

– Не будь злюкой! – Она села по-турецки на кровати и внимательно его изучала. – Когда ты стал таким злым? Драки затеваешь.

Будешь тут добрым, когда навалилось одно за другим. До этого лета он и мухи не обидел, теперь вот кулаки распускает. От него требуют слишком много: быть сильным и терпеть насмешки. Наверное, он и правда очень изменился. А она в очередной раз допрашивает его, лезет в самое нутро и заставляет без конца рассказывать о себе.

И ещё эти чертовы духи!

– А что насчёт вас?! – выпалил со злостью Лёха. Вожатая вздрогнула и уставилась на него. – Почему только я рассказываю, а вы молчите?! Как можно доверять человеку, которого совсем не знаешь?

Ольга Владимировна потупила глаза и начала ковырять дырочку на покрывале. Он ожидал, что вожатая отстанет с расспросами и отпустит, ведь не в её стиле делиться переживаниями и секретничать, но она ответила:

– А что ты хочешь узнать обо мне?

Лёха опешил от такого спокойствия и растерялся. Действительно, чего он хочет узнать о ней? И нужно ли ему это? Достаточно того, что она как супергерой, который всегда спасет, пожалеет и поможет. Остальное важно ли? Однако ему не давало покоя, что за душевная боль скрывается под маской жизнерадостной воспитательницы.

– Почему вы плакали ночью?

Тайное место

Тем вечером они долго сидели на заднем крылечке корпуса, беседовали по душам. Ольга Владимировна выкурила три тонких сигареты и рассказала Лёхе о себе. Так он узнал, что у неё есть собака Булочка, она свободный художник и пишет портреты на заказ, любит сладкий кофе с молоком и рок-музыку. Вожатая познакомила его с любимыми треками. Дала один наушник, а сама слушала в другом и неумело подпевала мимо нот, особенно мужские партии. Он, не привыкший к тяжёлому року, пару раз вздрогнул от звуков скрима и кардана, но сделал вид, что ему нравится, старался вслушиваться в каждую песню. С помощью этого плейлиста он пытался разгадать, какое у неё настроение. Ольга Владимировна охотно поведала Лёхе о своих увлечениях, но не торопилась говорить о личной жизни, и все же краткая история прозвучала.

В лагерь она устроилась работать первый раз в восемнадцать лет, потому что очень скучала по временам, когда сама ездила пионеркой. Единственный способ вернуться – приехать в качестве вожатой. Отработала пару смен, потом долго не возвращалась. Такая профессия клёвая, пока ты ненамного старше подростков, а когда взрослеешь, то медляки на дискотеке в десять вечера уже не воспринимаются занятным времяпрепровождением. Потом поступила в институт, где познакомилась с парнем и мечтала создать с ним семью. Он готов был дать всё, кроме самого заветного. Она хотела ребенка, но жених был категорически против детей, дошел до сумасшествия и стал ревновать, обвинять в случайных связях в погоне получить желаемое. Она же оставалась ему верна, но устала и сбежала сюда, чтобы хоть о ком-то заботиться, не в силах больше выслушивать клевету. Однако возлюбленный умудрился приревновать, находясь за несколько километров, из-за этого ночью они поругались по телефону. Её история походила на сюжет малобюджетного сериала, и Лёха начал было сомневаться в искренности, но Ольга Владимировна вдруг расплакалась в конце и прижалась к его плечу.

Он не понимал желание иметь детей. Наверное, когда-нибудь тоже захочет обзавестись семьей, но пока ни разу не задумывался о таком. Когда Лёхе исполнилось четырнадцать, мама рассказывала о коллеге: «Какое счастье! Инночка родила ребёночка». Не совсем понятно, как Инна могла испытывать радостные чувства от мысли о детях в двадцать лет без жениха. Ребенка заводят взрослые тридцатилетние пары, которые давно поженились и много лет живут душа в душу. Он считал, когда тебя не любит и попрекает близкий человек или такого вовсе не существует, вот это трагедия. Осознавая, что ничем помочь не сможет Ольге Владимировне, Лёха решил стать просто другом, и пусть он украдкой задумался о чуть большем.

***

Сказка первого отряда ожидаемо победила в большинстве номинаций. Приз за современный сюжет, грамоты за лучшие роли, отметка на стенгазете за оригинальные костюмы. Награждение проходило утром следующего дня на линейке. Командир Марина не успевала возвращаться в строй. Её постоянно вызывали к флагштоку, и в конце мероприятия у неё в руках была толстая пачка разноцветного картона.

Все были слишком возбуждены, чтобы внимать указаниям директора после вручения наград. Ольга Владимировна обычно шикала на расшумевшийся отряд во время линейки, а сейчас вяло аплодировала позади Лёхи. Он обернулся и подмигнул ей, как бы говоря: «Чего так кисло радуетесь за нас?» Вожатая погладила его в ответ по плечу и закатила глаза. Лёха забеспокоился: лицо Ольги Владимировны побледнело, губы сухие, и она явно нетвёрдо стояла на ногах. Он хотел спросить, всё ли в порядке, как в этот момент её рука сползла с его плеча, и она рухнула на землю в неестественной позе. Лёха запаниковал и плюхнулся на колени рядом с ней. Остальные ребята увлеклись обсуждением своих наград и не сразу заметили обморок вожатой. Лишь когда Лёха начал похлопывать ей по щекам и звать по имени, кто-то из девочек закричал, радостный шум стих, директор перестала говорить в рупор. Несколько секунд молчания прервал нарастающий гул перешептываний.

«Отойдите!» – скомандовала «Оболтусам» одна из близнецов-вожатых Евгения Николаевна, пробираясь через толпу к потерявшей сознание Ольге Владимировне. Миллион вопросов посыпался на Лёху. Его окружили другие вожатые и любопытные соотрядники. Он держал её за руку, боясь отпустить, и отвечал всем: «Не знаю». Ольга Владимировна не приходила в сознание. Антон Владиславович – водитель лагеря – поднял её, перекинул через плечо и куда-то понес. Началась суета. Лёха остался сидеть на траве, не в силах пошевелиться, в ушах звенело. На земле, около своей коленки, он увидел её мобильный и незаметно положил в карман, чтобы толпа не растоптала. Маша растрясла его и помогла встать. Ему самому сейчас не помешала бы помощь, чтобы отойти от шока.

Вожатую унесли в медпункт. Евгения Николаевна яростно скомандовала «Оболтусам» встать обратно в строй и прикрикнула на Настю и Раду, которые пытались пойти вслед за водителем на помощь. Маша и Марина придерживали Лёху под локти для того, чтобы он ровно стоял на ватных ногах. Кристина уверенно высказала свою догадку: «Я видела, как утром её стошнило. Походу, она беременна».

Что?! Как?! Откуда пятнадцатилетним девчонкам знать такое?

Линейку продолжили, будто ничего не произошло. Подумаешь, человека стошнило, и случился обморок! Куда важнее обсудить жвачки под столами и нецензурные надписи в туалетах.

***

Ольга Владимировна не пришла в столовую. Дело обстояло хуже простого обморока. Медсестра подошла к командиру отряда и попросила кого-нибудь отнести завтрак для воспитателя в изолятор. Сразу несколько человек откликнулись на предложение, в том числе и Лёха, но доктор остановила всех и сказала, что достаточно будет одного. Сердобольная Маша первая схватила тарелку и засеменила вслед за медсестрой. Остальные ребята поручили ей узнать, что случилось.

Отряд остался без попечения, и поэтому к ним приставили Евгению Николаевну. В отличие от своей сестры-близняшки, вожатая третьего отряда обладала стервозным характером и не жаловала просьбы ребят. Когда Лёха попытался свинтить с утренних кружков, чтобы караулить медпункт, она поймала его за футболку и грубо затолкала в танцкласс. Ольга Владимировна никогда не одобряла свободное посещение утренних занятий, но хотя бы разрешала выбирать, куда пойти. Лёха с радостью переключился бы сейчас на настольный теннис, но никак не танцы.

Тренер-воспитатель пятого отряда, куда определили танцовщиц в пачках и парней в лосинах, провела им урок вальса. Скоро предстоял концерт по случаю родительского дня, и ребята должны были определиться с номером. Евгения Николаевна, временно замещающая их вожатую, почему-то решила, что шефство над ребятами теперь за ней, и номером будет бальный танец, хотя можно было бы исполнить отрядную песню. Еле вытерпев скучные движения по кругу и нравоучения по поводу осанки, Лёха первый выскочил из класса.

Медицинский корпус находился за территорией лагеря, и ходить туда без сопровождения вожатых было нельзя, за исключением экстренных случаев. Назвать волнение за свою вожатую таким случаем было невозможно, поэтому Лёха болтался возле КПП, откуда хорошо просматривались окна изолятора.

После завтрака на вопросы ребят Маша пожимала плечами и говорила: «Заболела». Неизвестность пугала больше какого-либо конкретного диагноза.

А если она правда беременна, что тогда? Помирится с женихом и уедет домой?

Лёха не хотел признавать щемящую боль в груди чем-то особенным и утешал себя, что всего-навсего не в восторге от идеи провести остаток смены под присмотром грымзы Евгении Николаевны.

В кармане завибрировал телефон вожатой. Лёха достал его. На экране высветилось «Любимый». Её парень не знал о случившемся, и, наверное, надо бы ответить и рассказать. Боль в груди сдавила ещё сильнее и напомнила, что этот человек ревнует к каждому столбу. Как Лёха будет объяснять незнакомцу, что его девушка упала в обморок и почему вообще её телефон у какого-то пацана? Решил, что это не лучшая идея, и сбросил звонок.

Лёха никому не сказал, что подобрал телефон, так и проходил с ним в кармане всё утро. Часто доставал украдкой и рассматривал переливающуюся всеми цветами радуги металлическую штамповку вокруг кнопочки «ОК», думал, как лучше передать. Расставаться с вещью Ольги Владимировны ему никак не хотелось. Он надеялся, что телефон пробудет в кармане как можно дольше. Он сам лично позже отдаст. И вдруг в голову пришла безумная мысль. Лёха набрал свой номер и дал гудок, затем сбросил и стёр последний исходящий вызов. Просто так. На всякий случай.

***

В обед Марина и Маша договорились отнести подносы с едой в медицинский корпус. Лёха увязался за ними.

– Зачем ты идёшь с нами? Тебя медсестра всё равно не впустит, – Марина осторожно несла поднос с супом, стараясь не пролить.

– Мне нужно одну вещь отдать, – Лёха надеялся, что вернуть телефон – это лучший предлог увидеть вожатую.

– Давай мне, что там у тебя? – Маша хотела протянуть руку, но передумала, когда стакан с компотом и тарелка второго опасно закачались на подносе.

– Нет. Я сам. К тому же вам должен кто-нибудь двери открывать.

– Как знаешь! Меня не впустили утром. Медсестра сказала оставить поднос при входе.

Маша оказалась права. Девочек не пустили в палату к Ольге Владимировне, но они хотя бы зашли в корпус, а его бесцеремонно выставили за порог.

– Пожалуйста! Мне нужно кое-что отдать, – умолял Лёха медсестру за дверью. – Хотя бы скажите, что с ней?

Медсестра не открывала. С досадой он пнул стену, собрался ударить кулаком в дверь и чуть не заехал Маше в лоб, которая в этот момент выходила.

– У неё опасный вирус! Вон отсюда, хулиганы! – медсестра выставила всех троих и закрыла за собой дверь на ключ.

***

Евгения Николаевна, как цербер, везде следовала за отрядом. Отлучиться по своим делам было просто невозможно. В туалет на тихом часу она отпускала только в своем сопровождении. Когда она вышла проследить, как очередной несчастный идёт пи́сать, Лёха улизнул из корпуса через задний выход. Перед этим он видел из окон общей спальни, как медсестра уехала с водителем по своим делам в город. Похоже, что Ольга Владимировна в медпункте осталась одна.

В лагере стояла тишина. Все дети сидели по корпусам, на улице никого. Он дошел до ворот КПП и открыл калитку. Оглядываясь по сторонам и опасаясь быть схваченным, Лёха настороженно вышел за территорию и направился к медицинскому корпусу. Тропинка к зданию была усеяна полевыми ромашками. Лёха нарвал несколько штук и остановился перед ближайшими окнами. В какой палате находилась вожатая, он не знал и обошел вокруг домика наугад. Одно окошко оказалось открыто.

Ольга Владимировна сидела на подоконнике, подставив лицо солнцу, и читала томик Гоголя. Лёха подтянулся на руках в окно и опёрся локтями на карниз.

– Привет.

– Что ты здесь делаешь? – вожатая отложила книгу и оглядела улицу за его спиной.

– Хотел проведать. Вы очень нас напугали утром.

Под глазами Ольги Владимировны залегла тень, но выглядела она чуть лучше, чем утром. На ней был невесомый топик, джинсовые шорты, колени накрыты одеялом, русые волосы распускались по плечам. На пару секунд он залюбовался блеском её локонов.

– Да уж, прости меня. Мне лучше, – она улыбнулась и поправила ему челку.

Лёха вручил ей скромный букетик ромашек и спросил, запинаясь:

– Что с вами? Вы ждёте… ма-малыша?

– С чего ты взял? – она вытянула лицо и уставилась на него.

– Да там говорят, что вы…

– Это просто отравление, – перебила она, понюхала ромашки и нахмурилась.

Лёха зарёкся верить слухам, хотя по её реакции непонятно, правда это или нет. В любом случае, у него отлегло. Вожатая сама могла бы ему рассказать о таком, если бы захотела. По крайней мере, она с ним откровенничала ранее по поводу желания иметь детей, а значит, непременно бы поделилась насчёт себя.

– Я хотел вам отдать, – Лёха вспомнил про телефон и сунул руку в карман. – Нашел на площади у флагштока.

– О, я думала, что потеряла с концами! – Ольга Владимировна выхватила телефон из его рук и полезла проверять уведомления. – Никто не звонил?

Лёха предусмотрительно стёр записи о последнем не только исходящем звонке, но и входящем тоже. Очередная ссора со своей пассией ей сейчас совершенно ни к чему. Он чувствовал, что поступает гадко, и соврал, что звонков не было.

Хотелось подольше с ней поболтать, но тут некстати вернулась медсестра, выкрикивая на ходу что-то про хулиганов и целясь в него сумкой. Лёхе пришлось спрыгнуть с карниза и бежать к забору лагеря, не попрощавшись.

***

Вместо вечернего концерта в этот день состоялась первая футбольная игра за смену. Мальчишек в отряде числилось ровное количество для игры, и на скамейках наблюдали за матчем только девочки. Играли с третьим отрядом. Евгения Николаевна, безусловно, болела за своих и лишь для виду сидела с болельщицами «Оболтусов».