Орден неспящих

Вечер трудного дня

Был обычный зимний вечер в конце января. По улице мела поземка, падал снег, и фонари искрили пролетающие мимо снежинки. Я шёл домой с остановки, надвинув капюшон, и поглубже засунув руки в карманы пуховика.

А пока я иду, расскажу немного о себе.

Зовут меня Женя, если полностью – Журавлев Евгений Алексеевич. Родился, учился, потом поступил на физфак местного университета. На третьем курсе женился, через год мы удачно разбежались, не оставив после себя ни детей, ни долгов, ни глубоких душевных ран. Закончив универ, поступил в аспирантуру, но свежие ветры перемен окончательно задули свечу надежды прожить на аспирантскую стипендию и случайные заработки. Что бы не протянуть ноги от вынужденной диеты, пошел «в люди»: сначала торговал турецкими тряпками на рынке, потом книжками и ширпотребом в электричках. Когда жизнь закрыла и эту отдушину, устроился наладчиком контрольно-измерительных приборов на иностранный завод-потогонку. И сейчас я возвращался домой после двенадцатичасовой смены.

Вот и родная подворотня. Краем глаза замечаю несуразную фигуру, отклеившуюся от пиво-вино-водочного ларька и неверными шагами поспешавшую мне наперерез. Я нервно сжал в кармане опасную бритву: район у меня привокзальный и можно нарваться на грабителей или хулиганов прямо в своём дворе. Но присмотревшись, я облегченно перевел дух. Это оказался местный пьяница и мой сосед по этажу, Алик Кузнецов по прозвищу Два Червонца, личность хоть и навязчивая, но вполне безобидная. Зимой и летом он был одет в некогда парадную офицерскую шинель без знаков различий и пуговиц, шапку без кокарды и стоптанные ботинки армейского образца.

– Здорово, Женек! Слышь, одолжи два червонца до завтра, завтра пенсион получу – отдам! Верняк! – Он неуверенно качнулся, с трудом удержавшись на ногах.

Алик получал крохотную офицерскую пенсию (уволился старлеем), которой хватало ему только на один день, отпраздновать ее получение.

Двадцати рублей мне было не жалко, дело было в другом.

– Алик, давай сделаем так: сейчас мы пойдем к тебе в гости, я принесу «четверку», выпью с тобой рюмаху, и ты ляжешь спать. А завтра будешь как огурец.

Два Червонца задумался, но ненадолго.

– Эх, что мне твоя «четверка», слону дробина! А вот на два червонца можно таким самоплясом угоститься, чистый коньяк!

– Здесь ты можешь заснуть и замерзнуть – видя тщетность своих усилий, я перешел к угрозам – смотри, как наметает, наутро только ботинки будут из сугроба торчать…

Алик посмотрел на меня пьяными глазами:

– Слышь, а я не буду спать, я буду плясать! – он сделал несколько незамысловатых па, еще раз покачнулся и вдруг, подойдя ко мне вплотную, сказал четко, совершенно трезвым голосом:

– И ты, Женя, сегодня не спи!

– Пп… почему… не спи? – опешил я от внезапной перемены в Алике, но он, опять завеселев, пропел:

– Ппотому, ппотомучтомыпилоооты! – и, расставив руки подобно крыльям, скрылся в сторону расцвеченных огоньками ларьков.

Я вскоре справился с оцепенением и, решив, что с меня хватит, двинулся домой.

Повернулся ключ, открылась дверь, щелкнул выключатель.

Моя квартира давно была превращена в радиолабораторию. Я разделся и пробрался на кухню по узкой тропе между старыми телевизорами, радиолами и катушечными магнитофонами. Когда-то я подрабатывал починкой радиоэлектроники. Забытые хозяевами вещи не вызывали у меня желания их выбросить, и постепенно прижились в моем доме.

Я разделся, умылся и прошел на кухню. Пока варились пельмени, я смотрел в окно. Мела позёмка, по улице спешили запоздалые прохожие. Возле ларьков ошивался Алик в компании двух своих «коллег». Всё как всегда, был, правда, момент, мне показалось, что Алик пристально вглядывался в мое окно. Нет, показалось. Я поел, почистил зубы, минут десять поскитался в интернете, потом выключил компьютер, выставил на телефоне будильник и лег спать.

Генерал Гагарин

Утро разбудило меня ярким солнечным светом. За окном пели птицы. Я в ужасе соскочил с кровати: проспал! Кинулся искать свой телефон, но его нигде не было. Также исчезли мои часы CASIO, лежавшие на столе рядом с телефоном, моя футболка и домашние треники, всегда висевшие на стуле рядом с кроватью. Я обвел взглядом спальню: комната была та, моя, и вместе с тем чем-то неуловимо отличалась от засевшего в мозгу эталонного клише, образца «моей» комнаты. Исчезли фотообои на противоположной стене, вместо них была простая побелка, вместо стеклопакета было окно в обычной деревянной раме. Но что добило меня окончательно, так это плакат с портретом Гагарина. Гагарин на плакате был не майором, а генерал-майором!

Ноги мои подкосились, и я снова плюхнулся на диван. Может, мне это сон такой снится? Сон про то, что я проснулся? Значит, надо лечь и снова уснуть, и попробовать проснуться в настоящую реальность! Я лёг, отвернулся к стене и закрыл глаза. Потом обругал себя трусом и перевернулся на другой бок. И тут я подскочил с кровати. В квартире явственно слышались чьи-то легкие шаги. Впрочем, я тут же успокоился – ведь это всего-навсего сон. Я снова лег и снова закрыл глаза.

Шаги затихли возле моей кровати. Скрипнул пододвигаемый стул. Я приоткрыл один глаз. Светка, тебя-то как сюда занесло?.. Возле моей кровати сидела моя бывшая жена, одетая в белое кимоно. Шикарные тёмно-русые волосы собраны в хвост. Все как было раньше, когда мы были вместе. Прямо «Солярис» какой-то, но, в отличие от него, моя бывшая жена жива и здорова, после аспирантуры уехала за границу с каким-то интуристом, и живет с ним счастливо до сих пор.

Светка провела ладонью по моим волосам – до чего же все-таки реалистичное ощущение – и сказала:

– С добрым утром, Женька! Ты уже вернулся?

– С добрым утром, Светка! А откуда?

– Так ты не… – она отстранилась от меня и спросила с легким испугом – А ты кто?

– Женька. Ты что, меня не узнаёшь?

Я решил, что Светка, как бы она здесь ни оказалась, всё же меня разыгрывает, и отрекомендовался по всей форме:

– Журавлев Евгений Алексеевич, твой бывший муж.

– Бывший… – светкины губы задрожали, глаза наполнились слезами.

– Ты чего плачешь?

Сон становится навязчивым, подумал я. Надо просыпаться.

– Ущипни меня, Светлана, побольнее, если не сплю. – Я где-то читал, что во сне болевые ощущения либо отсутствуют вообще, либо сильно ослаблены.

Она ущипнула за руку от всей души, так, что я, завывая, подпрыгнул на кровати и сел, дико выпучив глаза и схватившись за больное место.

«Значит, это не сон»– думал я, поглаживая следы светкиных ногтей на предплечье. – «Неужели воплотились в реальность безумные, как всем тогда казалось, идеи профессора Чистякова?!»

Как-то случайно я попал к нему на семинар по истории науки. Но вместо скучных выдержек из биографий ученых мужей я услышал про временные пространства, вспомогательные подпространства и смещение материи. Короче, дурдом полнейший: доказательная база была построена на его собственных постулатах, ничего общего с классической физикой не имевших. Говорили, что когда-то у Чистякова была своя лаборатория, дипломники и аспиранты. Но потом его идеи было приказано считать ненаучными, а самого профессора сначала сделали простым преподавателем, а потом вообще уволили из университета. Но это было в моей реальности. А здесь…

Я сидел на кровати, в голову лезли дурацкие мысли: «На работу я сегодня не пойду… Конвейер будут запускать без меня… Мы так похожи с ее мужем?..»

– А кем работает твой Женька? – спросил я у заплаканной Светки.

– Работал, – она всхлипнула, – старшим научным сотрудником на кафедре у Чистякова.

Я решил пока ничему не удивляться:

– А почему «работал»? Что, его выгнали или он сам ушел? Или расформировали кафедру?

– Да нет, – вздохнула Светка, – расформировали весь наш мир…

Она достала из шкафа несколько папок и протянула их мне:

– На, входи в курс дела…

Начало новой эры

Я пододвинул стул, положил на него папки с документами, устроился на кровати поудобнее и принялся читать. В целом выходила следующая картина:

История этого мира – одного из вариантов Земли – стала отличаться от нашей тогда, когда в 1981 году советской разведке удалось заполучить документ из Пентагона высшей степени секретности. В этом документе аргументировано доказывалось, что Стратегическая Оборонная Инициатива США не более чем покерный блеф, демонстрация надувных мускулов на цирковой арене. Разведке удалось убедить ЦК КПСС не направлять безумные деньги на строительство объектов наземной противокосмической обороны. Вместо этого были доведены до ума советские военно-космические силы: суборбитальные и орбитальные истребители, лунные станции слежения; многофункциональные «Бураны» опередили американские «Шаттлы», которые так и остались только в чертежах и на макетах.

В ответ американцы увеличили количество военных баз, распихали свои ракеты куда нужно и ненужно, но они понимали, что гонка вооружений ими почти проиграна. Высоко над Землей в массовом порядке стали выходить из строя американские спутники-шпионы. А на самой Земле в капиталистических странах стал назревать экономический и политический кризис.

Тогда правительство США решило использовать свой перевес в наземных ракетах. В Белом Доме понимали – потом шансов уже не будет. Чтобы спровоцировать ответную агрессию Советского Союза, они ввели регулярные части в западные провинции Пакистана, а через месяц «в мирных целях» перешли афганскую границу (у нас в это время началась война в Косово). СССР провел мобилизацию военнослужащих запаса, США поставили под ружье резервистов. На улицах крупных городов появились военные патрули. В воздухе запахло неминуемой войной.

И вот, когда уже были сказаны последние страшные слова, а на ракетных точках и в войсковых частях вскрыты пакеты с боевыми задачами и кодами, произошло Нечто.

Сравнить это можно было только с тем, как будто бы выключили свет. Свет внутри каждой черепной коробки. Весь мир на восемь часов потерял сознание. Люди падали на улицах, в домах, как безвольные марионетки, выпускали из рук управление автомобилями, кораблями и самолетами. Падали в цехах и магазинах, на улицах городов и в войсковых частях. Некоторое время еще двигались по инерции автомобили и поезда, в небе самолеты на автопилоте продолжали свой бесполезный полет. Корабли и подводные лодки дрейфовали, без руля и без ветрил.

Потом люди стали исчезать, совершенно бесшумно. Вот только что лежал человек на тротуаре, потом – раз! – и исчез. А на его месте из того же прекрасного ниоткуда появляется другой человек, иногда в ночной рубашке, иногда в трусах и майке, а то и вовсе голый. И на новом месте продолжает мирно спать.

Что характерно, физически почти никто не пострадал: из-за резкого ухудшения международной обстановки полеты гражданской авиации были отменены во всех странах мира, а военные самолеты продолжали свой полет в режиме автопилота.

Через восемь часов все очнулись. И поняли, что наступила новая эра.

Феномен не только выключил сознания всех людей на планете, но и тщательно перемешал их, словно карты в колоде. Русские и американцы, негры и евреи, индейцы и индийцы – каждый человек был телепортирован на место какого-то другого человека. Расстояния и закрытость места пребывания совершенно не имели значения: порой американские вояки обнаруживали себя в подземном бункере советской ракетной шахты, а русские стройбатовцы – на борту шикарных кораблей Королевского флота Ее Величества. Африканцы на Аляске, парижские клошары в роскошных королевских дворцах, пуэрториканцы на глухих сибирских кордонах.

Те, кто уже пришел в себя, шли, неуверенно оглядываясь, по незнакомым улицам. Кое-где завелись и поехали первые автомобили: кто-то определился со своим местоположением и пытался попасть домой. И кто-то даже попал.

А через шестнадцать часов снова грянул Феномен.

Увидев, что я дочитал последний лист последней папки, Светка сказала:

– Вначале мы назвали этот проект «Вавилонская башня». Его целью было не только не дать разгореться новой войне, но и показать людям последствия послевоенного хаоса, смешав все и вся. С другой стороны, мы надеялись, что военной машине разных стран будет нанесен непоправимый ущерб. Так оно и вышло, и все было бы хорошо, если бы Феномен не вышел из-под контроля…

– У меня просто не укладывается в голове, как двое аспирантов, пусть даже гениальных, смогли создать явление глобального масштаба?

– Ты не поверишь, но идея пришла нам с Женькой одновременно, во сне. Перед этим мы долго думали, как предотвратить войну. А однажды ночью – увидели решение этой проблемы, простое и доходчивое, во всех деталях. Проснувшись утром, мы просто записали идеи на бумагу.

– А как вы сохранили всё это в тайне? Ведь вы делали всё в лаборатории, а там и Чистяков, и ещё море всякого народа шляется в дело и без дела…

– Чистякову тогда было не до того, а люди в те дни уже не слонялись по лабораториям, ибо предвоенное время не располагает к оживлённому общению – чего доброго, могут принять за шпиона.

В этом варианте мира была весна. Я стоял возле окна и любовался на распускающиеся листья и прыгающих по веткам веселых птиц, на последний снег под деревьями и свет закатного солнца, отражающийся в окнах дома напротив.

Весна, как здорово, что мы снова встретились с тобой! Я не жалею о том, что произошло со мной этой ночью, и мне по большому счёту всё равно, какие силы вырвали меня и бросили в твои объятья: невероятное стечение случайных обстоятельств или чьё-то отчаяние, облачённое в мантию науки. И вот я стою на пороге, готовый сделать шаг навстречу захватывающим приключениям!

Сзади подошла Светка, легонько дотронулась до моего плеча:

– Пойдем, я покажу тебе Феномен.

Ознакомительная экскурсия по родному городу

Светка доставала из шкафа и подавала мне мою новую одежду: серую безразмерную хламиду до пят с длинными рукавами и капюшоном, тренировочные штаны такого же цвета, ботинки на резинке, а на голову – спортивную шапочку. Сама она облачилась примерно в то же самое, и мы весело выкатились из квартиры в подъезд. Светка закрыла дверь, а ключи повесила на шею. Я спускался вслед за ней по ступенькам и поражался увиденному: полы были тщательно вымыты, краска на стенах, хоть и не новая, сияла идеальной чистотой. Но что поразило меня больше всего, хоть теоретически я был к этому готов, так это открытые двери квартир.

Через арку мы вышли на улицу. По тротуару в сторону вокзала спешили люди, одетые в такие же, как у меня, хламиды. То же направление указывали стрелки, нарисованные на разномастных плакатах. Надписи под ними гласили: «скамейки», «Вench parking», и что-то по-китайски. Мы со Светкой завернули за угол. На том месте, где в моем мире находился привокзальный рынок, располагался большой павильон под прозрачной крышей. Внутри павильона, разграниченные узкими проходами, стояли деревянные ложа, покрытые тонкими матрацами. Люди быстро занимали свободные места.

Вдруг их движения стали еще более суетливыми, а те, кому не досталось скамеек, ложились прямо на землю, выбирая относительно сухие участки.

– Сейчас начнется, – шепнула мне Светка.

Внезапно пространство заполнил Звук. Подобный удару колокола, он пронизывал тело насквозь, заставляя вибрировать каждую клетку. Колени мои подогнулись, и я полетел лицом на землю, успев вытянуть вперед немеющие руки. Я не почувствовал боли от падения, вместо этого на меня обрушилась Вселенная. Миллиарды добрых надежных рук потянулись ко мне отовсюду, миллиарды любящих душ коснулись моей души, мой разум стал частью сети, состоящей из миллиардов разумов, состояние Абсолютного Знания посетило меня. В этот миг я понял все и рванулся назад. Руки, державшие меня, разжались, и я провалился в черное Ничто.

… Жгло содранные ладони, болела правая нога. Я лежал на асфальте лицом вниз и плакал. В голове трагическим рефреном крутилась бесконечная мысль, погружая все мое существо во мрак безнадежности. Устав страдать и плакать, я прислушался внимательней к этой бесконечно-трагической мысли. Жалостливый голос напевал: «А упало, Бэ пропало, все пропало, ВСЕ ПРОПАЛО!!!»

Стоп! Я отогнал нелепое наваждение, перевернулся на спину и открыл глаза.

Надо мной склонилась Светка:

– Женя, что с тобой? Что случилось?

– Меня задело ваше чудо…

– Как себя чувствуешь? Ничего не болит?

– Пустяки!

– Послушай, Женька! Сейчас для твоего здоровья важна каждая мелочь. Я смогу тебе помочь, если ты расскажешь все подробности того, что с тобой случилось. Я, – Светкин голос дрогнул, – видела, как ты на секунду стал прозрачным. Давай, я помогу тебе встать.

Я поднялся, опершись на её руку, отряхнулся и воззрился на людей, лежащих в павильоне.

– Мне кажется, вы создали Мировой Разум.

… Я рассказал ей все, что увидел, услышал и почувствовал после удара Феномена. Светлана слушала не перебивая. Когда я закончил свой рассказ, она сказала:

– Невероятно, Женька! Ты оказался сильнее! С тобой будет все хорошо, ты выкарабкался. Я думаю, Феномен больше не имеет над тобой власти. А теперь посмотри, что случилось бы с тобой, окажись ты слабее. – Она кивнула в сторону павильона.

Сначала там ничего не происходило, а потом вдруг один из лежащих исчез, а его одежда, все тот же серый балахон, сложилась внутрь опустевшего объема. Потом исчез еще один, потом еще…

А затем на одной из лавок, поверх оставленной одежды, появилось голое тело. Я сглотнул: девушка шикарных форм развалилась во фривольной позе поверх серых тряпок. Ощутимый тычок локтем под ребра вернул меня с небес на грешную землю.

Не все появлялись голые: некоторые были в трусах, дамы иногда прибывали еще и в бюстгальтерах. А один товарищ выпал в реальность прямо в ночной пижаме и дырявых носках. Исчезновение и появление людей происходило без каких-либо шумовых или световых эффектов, я бы сказал, как-то обыденно. Прибывающие оставались лежать на своих местах: они спали. Светка потянула меня за рукав:

– Пошли, ничего нового уже не случится. До утра они не очнутся.

– Светка, скажи, а на всей Земле Феномен происходит в одно и то же время?

– Да, он не признает часовых поясов. Иногда здесь появляются негры самых разных оттенков, индийцы, мексиканцы, ну а сколько было китайцев, ты видел сам.

Постепенно город погружался в ночь. На улицах зажигались фонари. Торопиться было некуда, и мы решили прогуляться по проспекту вниз. Мы перешли дорогу, перешагнули через ржавые трамвайные рельсы и направились в сторону ипподрома. Вдруг я заметил краем глаза силуэт, мелькнувший за каменной оградой небольшого садика. Судя по размеру, это была явно не собака.

Я схватил Светку за руку, мы присели возле каменного столба. Сквозь ветки деревьев в свете фонаря был заметен копошащийся силуэт. Вдруг он подпрыгнул, и в воздухе мелькнул какой-то предмет. Предмет шлепнулся возле нас и покатился в кусты.

– Ффууу! – я перевел дух. Это оказалась обычная кастрюля. Человек забубнил что-то невнятное, потом крикнул:

– Лунатики! Лунатики! Отдайте мой сон!

И бросился бежать.

… Мы сидели на трибунах ипподрома и смотрели в ночь.

– Сначала был хаос, – рассказывала Светка, – Толпы людей штурмовали магазины, транспорт был парализован, электричества не было. По городу бродили сумасшедшие. Кое-где слышалась стрельба.

Месяца через полтора все стало приходить в норму. Появилось электричество, зашевелился транспорт. Открылись магазины. Люди стали ходить на работу. Хаотически перемещаясь по всему миру, они ухитрялись каждый раз на новом месте делать то, что нужно именно там. Как это происходит?

Исчезли деньги, потеряла смысл частная и личная собственность. Общественная же собственность поддерживалась всеми в исправности и надлежащем порядке. В этом обществе нет ни армии, ни полиции – исчезло насилие. Тоже непонятно почему.

Мы пытались расспрашивать самих людей, но те лишь улыбались и разводили руками… Короче, наблюдение со стороны за обществом Феномена ничего не дает. Эх, вот если бы посмотреть на него изнутри! К сожалению, на нас с мужем Феномен не действует. Мы его даже не чувствуем.

– Почему?

– Чтобы контролировать его со стороны и оставаться на одном месте, мы изменили характеристики резонанса так, чтобы нас он не затронул. Но Феномен вышел из-под контроля, а мы остались лишь беспомощными свидетелями вместе со всей нашей аппаратурой.

– Неужели только вы двое неподвластны Феномену? Сколько еще человек в мире могут иметь такие же характеристики нервной системы, как у вас?

– Теоретически, сотни две-три, и то они могут быть слабее Феномена.

– Но ведь могут быть и сильнее?.. Послушай, Светка: я сегодня был в контакте с вашим детищем, и он меня даже чуть не затянул. Мне кажется, я могу по своему желанию или попасть под его влияние, или же ему противостоять. Я попробую изнутри понять, что он из себя представляет.

– В принципе, идея хорошая. Но тебя еще нужно будет подготовить, чтобы это все имело смысл.

Подготовка к броску

Утром, по холодку, мы со Светкой пошли в лабораторный корпус. Издалека светло-желтое здание выглядело так же, как и в моем мире. Но, подойдя поближе, я увидел выбитые окна, треугольник пожара в аудитории на втором этаже и разбитые вдрызг входные стеклянные двери. Через проходную с вывороченным из пола турникетом мы вошли вовнутрь. В вестибюле стояли лужи, кое-где лежал еще не растаявший снег. Мы стали подниматься по правой лестнице. В холле второго этажа и на третьем валялась сломанная мебель, и были видны следы костров. На площадке между четвертым и пятым на ступеньках лежала серая хламида, а возле нее – с десяток пузырьков из-под диэтилового эфира. Лестница заканчивалась на пятом этаже просторной площадкой с единственной бронированной дверью.

Светка набрала код, и мы вошли в лабораторию. Вдоль стен громоздилась аппаратура, но она не превращала комнату в узкий коридор между железными шкафами. Лаборатория была просторна: посредине стоял большой стол, на нем аккуратными стопками были разложены документы и схемы. Возле окна, занавешенного тяжелой портьерой, находилось испытательское кресло с причитающейся ему аппаратурой.

Дверь встала на место, и автоматически включился свет. Я присмотрелся: аппаратура была шикарная, но советская – ни одного иностранного лэйбла. Голографические дисплеи, 3d-шлемы, лишь в уголке возле двери притулился макинтошевский комп с пыльным ЖК-монитором.

– Дааа… В нашем универе о таком и мечтать-то…

– Это все Чистяков выбил под БМВ.

– У нас БМВ – это такой в меру крутой автомобиль немецкой марки. А здесь что?

– А здесь это Боевая Машина Времени.

Я думал, что в этой Ветви уже ничему не удивлюсь. Но это было нечто… Теоретические трепыхания на кончике пера, парад парадоксов, земля обетованная писателей-фантастов. Синхрофазатрон, электрон с массой кирпича, увеличение жизни частиц при околосветовых скоростях – все это реальность. Но БОЕВАЯ?… Это что, из синхрофазатрона по танкам противника?!!!

– Присядь, Женечка, что-то ты побледнел… – Светка взяла меня под ручку и усадила в мягкое кожаное кресло, – и вспомни свои опыты с лабиринтом. Не надо никаких синхрофазотронов, не надо гигантских спиц. Грубо говоря, любое живое существо сможет сместиться во времени, если поверит в это. И не только само сместится, но и перетащит с собой изрядный кусок пространства, от 10 метров до 50 километров в диаметре.

– И выбросить в сверкающее Ничто любую технику, от баллистической ракеты до авианосца, – догадался я.

– На любой малый промежуток времени, а потом по этому промежутку, закапсулированному в себе самом, проедет махина истории, и он останется висеть в пространстве вероятностей, как муравей в капле янтаря.

– Что еще за махина истории?

– Ну, это как звукосниматель на проигрывателе.

– И кто же слушает всю эту музыку?

– Ты, я, все те сущности, что живут во времени…

Спорный вопрос, конечно. В классической научной модели Вселенная динамична и независима от существования наблюдателя внутри себя. А вовне? То есть части вселенского разума возвращаются к своему источнику?

– Погоди! Это получается, что вы заряжаете крысами антиракеты?!

– Нет, от этого пришлось отказаться почти сразу.

– Из соображений гуманности?

– Нет, – она грустно улыбнулась, – просто животные часто гибнут при перегрузках, и вообще ведут себя непредсказуемо. Мы нашли им замену. Ведь главное при переброске во времени не само животное, а информационный процесс, идущий в его мозге. Он должен иметь топологию бутылки Клейна (объёмная фигура, не имеющая замкнутого внутреннего объёма – прим. автора). Мы смоделировали параметры подопытных крыс на компьютерах, а потом создали микрочипы, способные генерировать такое поле с любыми характеристиками. Ими и оборудованы антиракеты.

– А человек сможет при помощи этого чипа совершить путешествие во времени?

– При помощи БМВ – только в один конец и на долю секунды. Профессор говорил нам с Женькой о принципиальной возможности такого путешествия, но вскоре после публикации результатов тему закрыли, а сам он куда-то исчез.

Незадолго до этого он упомянул о строительстве где-то на Урале бомбоубежища, имеющего защиту от хроноударов.

– А он знал о вашем Феномене?

– Мы никогда с ним об этом не говорили… Разве что он мог построить хронолокатор, узнать, когда начнется Феномен и спрятаться от него во времени, а потом вернуться назад. И то лишь после того, как сам исчез.

– Как ты думаешь, Светка, Чистяков смог бы создать «ранцевый» вариант машины времени для одного человека?

– Вполне, если у него будут под рукой ресурсы и производственные мощности.

Как оказалось потом, у него было все необходимое, и даже больше…

Светка постаралась на славу. После двухчасовой тренировки на аппаратуре я не только мог справиться с любым внушением, но и сам стал мощным суггестором. Стоило мне чего-то пожелать и коснуться человека, как он тут же превращался в безвольную марионетку, и выполнить мой приказ становилось для него смыслом жизни и высшим наслаждением. Но эти способности были лишь следствиями основного моего умения – управлять содержанием Феномена, его информационным «мозгом». Правда, о них я узнал от Светки, ибо в тренировке участвовало только мое подсознание, а сам я в это время прибывал в полной нирване, и все куда-то шел, шел…

– Запомни, Женька, твои новые способности предназначены для управления Феноменом. В обычном мире ты сможешь ими воспользоваться лишь тогда, когда возникнет угроза твоей жизни. В других случаях придется включать голову, а если не получится – руки или ноги. Но это вряд ли тебе понадобится: обычные люди, окружающие нас, неагрессивны.

– А необычные, не считая сумасшедших?

– Вряд ли. Разве что обитатели лунных станций. Но у них своих забот хватает, им сейчас не до нас: нужно поддерживать жизнеспособность, налаживать производство всего того, что раньше доставлялось с Земли.

Светка посмотрела на часы:

– Уже полвторого! Тебе еще надо поесть и хорошенько выспаться.

До начала Феномена оставалось меньше десяти часов.

Толпа

Тою же дорогой мы отправились домой. Людей на улице было немного. В основном это были женщины. Они шли неспеша, с достоинством королевских особ. Глаза их были наполнены межзвездной пустотой. Их просторные одежды развевал теплый весенний ветер. Все они были похожи, все они были прекрасны, и от этого на душе становилось светло и печально. Некоторые держали за руку детей. Дети не шалили, не болтали. Они шли спокойно и даже как-то торжественно. Лица их были серьезны.

– Я точно не знаю, что происходит с детьми. В самом начале ходили слухи, что маленькие дети перемещаются вместе с матерями. Про остальных нет вообще никакой информации. – Светка немного помолчала, а потом добавила:

– Но это всё же лучше, чем видеть их обугленные кости…

Я молча кивнул. Все верно: пусть уж мир станет всеобщим интернатом, чем всеобщей могилой…

Вспомнилось, как выглядит эта улица в моем мире: люди спешащие по своим делам, пассажиры с поклажей, студенты и школьники – пестрота одежд, гул голосов, шум моторов…

Мы пересекли проспект и вошли в универсам. В магазине стояла тишина, как в музее. Вдоль полок в отделе самообслуживания бесшумно двигались посетители, наполняя товарами свои сумки, а потом свободно выходили на улицу. Их никто не задерживал. Некоторые просто стояли – поодиночке или группами, взявшись за руки.

Светка достала сетку-авоську и быстро пошла вдоль полок, выбирая необходимое. Лицо ее стало сосредоточенным и холодным.

Я не удержался и сказал:

– Вот он, коммунизм, мечта трудового народа!

Несколько фигур в капюшонах оглянулось на нас, а те, что были поближе, дотронулись до нашей одежды. На их лицах проявилось явное недоумение, а потом тревога.

– Пойдем отсюда быстрее, – шепотом сказала Светка.

Мы двинулись к выходу, несколько человек увязалось за нами. По пути они дотрагивались до некоторых людей, и те присоединялись к преследователям. Мы вышли из магазина и ускорили шаг, те, кто шел за нами – тоже. Мы побежали в сторону вокзала. Внезапно все, кто был вокруг нас, обернулись в нашу сторону. Кольцо сомкнулось. Люди подходили ближе, ближе…

Из толпы к нам потянулись десятки рук. Мы стояли, стараясь не двигаться. Руки щупали нашу одежду, трогали за руки, касались наших лиц. Светка плотно прижалась ко мне, ее била крупная дрожь. Мне тоже было страшно. В голове проносились разные картинки, потом их сменила одна-единственная: человек в грязной больничной пижаме, окруженный толпой в серых хламидах, начинает кричать и рваться из круга, нанося беспорядочные удары, и толпа молча набрасывается на него, топча и разрывая на части. Картинка была очень четкая, и я понял, что это сработала защита, заложенная в моем подсознании.

– Стой спокойно и ничего не бойся,– сказал я Светке. Она кивнула головой.

Тактичное ощупывание наших персон продолжалось еще не больше минуты. Потом по толпе пронесся вздох облегчения, люди расступились, и мы оказались на свободе.

Светка посмотрела на меня глазами, полными ужаса:

– Такое со мной случается в первый раз… Нас ведь чуть не разорвали на части!

– Запросто, – сказал я, – если бы мы начали кричать и вырываться. И, кажется, я знаю, куда подевались почти все ваши сумасшедшие…

Авоська лежала на земле у наших ног, но почти все продукты в ней уцелели, что улучшило светкино настроение – ей не хотелось снова идти в магазин.

Мы обогнул угол дома и по двору пошли к светкиному подъезду.

Последний бой

Его фигуру я узнал издалека: возле подъезда в парадной офицерской шинели без знаков различий и пуговиц, и стоптанных берцах без шнурков, сидел ни кто иной, как мой сосед по лестничной площадке Алик Два червонца. Свою шапку он держал на коленях и что-то с аппетитом из нее поедал. Я остановился, и оторопело уставился на него. Светка, не понимая причины остановки, потянула меня за рукав, и я, влекомый ее незнанием, поковылял дальше.

Когда мы подошли к подъезду, Алик оторвался от трапезы и отрекомендовался:

– Здорово, Женек! Слышь, одолжи два червонца до завтра, завтра пенсион получу – отдам! Верняк!

Я на «автомате» полез шарить по карманам, коих в серой одежонке моей не было совсем, и лишь потом, снявшись с ручника, вымолвил, натянуто улыбаясь:

– Так ведь пенсион твой вчера состоялся! И, вообще, зачем тебе в этом коммунизме деньги?

– А я собираю коллекцию, – ответил Алик и, спохватившись, поздоровался со Светкой:

– Здравствуй, Светуля! – и протянул нам свою шапку, доверху наполненную крупной спелой вишней. – Угощайтесь, чем Бог послал!

– Здравствуйте, Альберт Николаевич! Спасибо! Светка благоговейно взяла из шапки вишенку, положила ее в рот и закрыла глаза от удовольствия:

– Мммм! Замечательно! Как вкусно!

– Угощайся, внученька, на здоровье!

Я чуть не подавился вишней:

– Алик, какая еще внученька?

Алик хитро покосился на меня, а Светка сказала:

– Пойдемте в дом! Это длинная история…

Мы сидели на светкиной кухне, и пили чай с малиновым вареньем. Алик делал вид, что поглощен нехитрой чайной церемонией, а Светка рассказывала:

– В январе 1945 года звену МиГов, в котором служил дедушка Алик, а тогда старший лейтенант Кузнецов Альберт Николаевич, было поручено сопровождать эскадрилью бомбардировщиков, шедших на Кёнингсберг. С самолётами у немцев тогда уже было туго, поэтому командование решило, что двух истребителей будет вполне достаточно, чтобы вразумить какого-нибудь фрица-одиночку, возомнившего себя спасителем Рейха.

Поднялись рано утром. Было пасмурно, и поэтому до самой цели дошли незамеченными, но как только самолёты вышли из туч и стали бомбить, с земли залаяли редкие зенитки. Кузнецов с напарником делали облёт «карусели» бомбардировщиков. Немецких истребителей, как и предполагалось, не было, и Альберт от нечего делать стал разглядывать то место, по которому велось бомбометание: тёмно-серые квадраты заводских корпусов на фоне серой земли, рядом пустой аэродром, чуть дальше – шоссейная дорога. Всё шло как обычно, и тут он услышал по рации удивлённый возглас одного из пилотов бомбардировщика: «Генка, лопни мои глаза, я не вижу попаданий!» Альберт пригляделся, и точно: отбомбились уже почти все, а заводские корпуса стояли как заколдованные, целые и невредимые.

И тут он увидел узкий зеленый луч. Еле заметный, этот луч с бешеной скоростью вращался над поверхностью земли. Последние бомбы, полетевшие к цели, наткнувшись на него, просто исчезли. И не успел Кузнецов опомниться, как луч прыгнул вверх, нашел в небе и перечеркнул самолет ведомого. Тот вспыхнул сначала изумрудным, потом ослепительно-белым светом, и распался на мириады мельчайших капель.

От увиденного Алик на мгновение потерял контроль и свечкой взмыл в небо. Это спасло ему жизнь – зеленый луч лишь чиркнул по фонарю кабины, осветив своим мертвящим, но уже ослабленным светом ее внутренности и самого летчика.

А в небе под ним началось светопреставление. Луч находил и уничтожал один бомбардировщик за другим так, что, когда самолёт Кузнецова вышел из «мёртвой петли», всё уже было кончено.

Он остался один в небе, молчали даже вражеские зенитки.

Альберт сделал прощальный круг и полетел назад, к своим.

После приземления его сразу же вызвали в Особый отдел армии. Невысокий седой полковник-особист в круглых роговых очках внимательно выслушал доклад старшего лейтенанта о неудавшейся бомбардировке со всеми подробностями, потом попросил рассказать еще раз, задавал множество вопросов: про погоду над целью, про саму бомбардировку, про наземные ориентиры. Про зеленый луч выспрашивал очень подробно, интересуясь каждой мелочью, а когда Кузнецов рассказал о контакте с его самолетом, внезапно допрос прекратил и приказал до конца жизни забыть обо всем, что видел. Потом вручил предписание срочно явиться в один из тыловых авиаполков на переподготовку.

Настолько срочно, что даже выделил свой личный автомобиль с водителем и двух автоматчиков в придачу. Конечно, Альберту показалось странным, что в дорогу выехали на ночь глядя, тем более что до пункта назначения было не меньше пятисот километров. Но все разрешилось достаточно быстро.

Когда отъехали от части километров на двадцать, водитель заглушил мотор, а двое автоматчиков-СМЕРШевцев сноровисто заломили Кузнецову руки, сняли портупею с кобурой, вытащили из машины и поволокли в придорожный лесок.

Летчик понял все сразу. Он шел спокойно и лишь в конце, когда его поставили к толстенной березе и вскинули автоматы, спросил:

– За что ж меня так, без суда и следствия?

– А это тебе, гнида, знать не положено! – сказал один из вертухаев. – Стой, не дергайся, кому сказал!

Сдвоенная очередь ППШ прошила его навылет. Он упал лицом в снег. Гаснущее сознание улавливало последние звуки: веселую перебранку конвоиров, звук их удаляющихся шагов. Вот один из них окликнул водителя:

– Семен! Заводи…

Сухо треснули два выстрела, практически слившись в один. Два крупных тела упали в придорожные сугробы.

Осторожные шаги. Водитель остановился рядом с ним, наклонился, нашел на шее лучевую артерию. Удовлетворенно хмыкнув, положил что-то рядом. Потом прошел назад к дороге, сел в машину и уехал.

Кузнецов долго лежал, не в силах поверить в произошедшее с ним. Ночью ещё похолодало, и он элементарно замёрз. Тогда он встал на корточки, а потом сел. Расстегнул шинель, потрогал свою рваную на груди, мокрую от крови гимнастерку. В голове снова замутилось, но ненадолго. Потом Альберт увидел узелок, оставленный водителем. Развязал. Внутри была новая форма с капитанскими погонами, документы, его ТТ в кобуре с портупеей, пачка денег и фляжка со спиртом. В документах он нашел свое предписание и короткую записку:

«Уважаемый Альберт Николаевич! Поздравляю вас, вы прошли проверку делом. Никому ничего не говорите, живите, как жили. Все вопросы при личной встрече. Записку сожгите». Подписи не было.

Кузнецов ничему уже не удивлялся. Когда наступило утро, он переоделся, сжег записку и старую форму, выпил сто грамм, заел снежком и вышел на дорогу.

До конца войны Альберт прослужил на том аэродроме в тылу, куда был переведен по приказу полковника-особиста. На связь с ним так никто и не вышел, но Кузнецов постоянно чувствовал на себе чье-то пристальное внимание. А когда в пьяной драке он сломал челюсть местному замполиту, то его не посадили и не перевели в другой полк, а только скинули звездочку. Так и остался Алик Кузнецов старлеем до самого увольнения в запас. А в другой полк перевели замполита.

Закончилась война. Прошло еще немного времени, и Алик стал замечать за собой две странные особенности.

Во-первых, времени на сон у него стало уходить все меньше и меньше, пока сон не исчез совсем. А, во-вторых, чтобы попасть в какое-то место, пусть даже отдаленное весьма, ему не нужно было долго идти пешком или ехать на машине.

Сначала он думал, что сказываются последствия шока от ночного расстрела, и что часть пути просто выпадает из памяти. Но факты накапливались, и однажды он решился на эксперимент: побывать в ленинградской квартире, где прошло его детство, и где и сейчас жили его родители. Он собрался с мыслями, очень сильно пожелал, пожелал так, что без этого теперь и жизнь нельзя было представить, а потом открыл дверь и шагнул за порог своего офицерского жилища.

Ничего не произошло. Альберт оказался в длинном коридоре общежития, постоял немного, а потом вышел на улицу. Постоял, посмотрел по сторонам, открыл дверь подъезда и зашёл назад.

Сознание на секунду помутилось, а когда вернулось в полном объеме, то он увидел себя стоящим перед дверью ленинградской квартиры.

Тогда он не решился войти и вернулся тем же путём в свою комнату в общежитии, но потом, когда освоился, часто навещал родителей, придумывая различные командировки и поощрительные отгулы.

Альберт научился появляться в любом месте земного шара. Условий было два: желание переместиться и знание, что это место есть.

Время шло. Наступила хрущевская оттепель, и его демобилизовали.

Он поменял с доплатой свою офицерскую комнату и поселился в старинном двухэтажном доме в центре, в роскошной коммуналке рядом с библиотекой и городским садом.

Именно в этой коммуналке, в соседней комнате, жила с родителями будущая светкина мама, а в этом же дворе, в другом доме – будущий светкин отец. Сюда, уже после рождения Светки, они не раз приходили в гости к своим родителям, и к дяде Алику.

Его любили все: взрослые – за прямоту и справедливость, а дети – за яркие безделушки и захватывающие рассказы о дальних странах.

Женщины его любили тоже, но Алберт у себя во дворе держал их на дружеской дистанции, справедливо полагая, что свой дом и двор – для отдыха, а для любовных интрижек в мире и так достаточно места.

…Первого сентября 1975 года, в день своего 55-летия, старший лейтенант в отставке Альберт Николаевич Кузнецов окончательно понял, что не стареет. Яд в малых дозах тоже лекарство, размышлял он, и то излучение, что под Кенингсбергом превратило в металлический дождь самолет ведомого, для него стало эликсиром не только бессмертия, но и вечной молодости. Теперь, чтоб не возникало ненужных вопросов, придется гримироваться под старого дядьку, подумал он с усмешкой.

Может, пойти сдаться в Академию наук? Пусть разберут на запчасти во благо будущих поколений.

– Ну, уж нет, пусть академики тренируются на свинках.

Альберт обернулся. В комнату входил его давний знакомый – водитель автомобиля, в котором его везли на расстрел. Гость прошелся по комнате, окинув взглядом обстановку.

– Я вижу, у тебя неплохо получается, – сказал он, кивнув на полочку с иностранными безделушками.

Альберт побывал во всех странах мира, и из каждой у него на полке имелся сувенир. – А хочешь узнать еще больше мест, побывать в таких странах, которых нет ни на одной карте?

От неожиданности Альберт лишился дара речи и лишь кивнул головой в знак согласия.

– Тогда слушай…

И гость рассказал о том, как устроен Большой Мир.

Как правильно предсказали писатели-фантасты, существует бесконечное количество путей развития Вселенной. Каждый миг Мироздание распадается на бесчисленное множество вариантов. Почти все потом вновь объединяются, но все равно образуются новые варианты, или ветви. Все они полностью или частично изолированы друг от друга, но, как спицы колеса или как семена одуванчика, имеют одну общую точку.

Этот мир, где сходятся все другие, назвали Середина. Только через него можно попасть в любую другую ветвь Вселенной, за исключением тех миров, которые стали разными совсем недавно. В них имеется много мест, где совпадают как пространственные, так и временные координаты, важно только, чтобы они оставались в неизменном виде с момента расхождения.

Земля мира Середины представляет собой бесконечную степь. Не видно ни рек, ни озер, нет животных крупнее мышей-полевок. Только степная трава волнуется под ветром от горизонта до горизонта да трещат редкие кузнечики. Из времен года только вечная весна: то дождь, то солнце, то снежок. Иногда ночью на горизонте видны едва различимые огоньки.

Находиться на планете долго невозможно: через час человеком овладевает легкое беспокойство, которое в течение двух-трех часов перерастает в полновесную панику, причина которой до сих пор так и не выяснена, и человек выстреливает собой в первую попавшую реальность, которая приходит в голову. Так что долгое путешествие по Земле Середины заранее обречено на неудачу.

Чтобы попасть на эту Землю, достаточно о ней подумать. Если знаешь, что она есть.

– Не всякому открывается эта тайна, например, если начинают использовать свои способности, допустим, для элементарного грабежа. Но тебе мы доверяем. Храни её, и открывай только достойному.

Естественно, обычному человеку это недоступно, поэтому тебя просто не поймут, не зная предмета разговора. Попасть туда может лишь прошедший инициацию.

Альберт невольно поморщился. Он вспомнил, как разрывали его плоть автоматные пули. Гость словно прочитал его мысли:

– В преданиях многих народов есть упоминания о Чистой Земле. Возможно, древние знали более мягкий способ инициации.

Я слушал Светку, смотрел на Алика и понимал, что где-то есть нестыковка. Неужели этот тайный Орден и во время войны не ведал границ и линий фронта, и самолёты были посланы на смерть лишь для того, чтобы хоть один вражеский лётчик попал под ослабленный луч? Почему фашисты не могли испытать это на своих? Дорожили людьми? Или не нашлось достойного кандидата? Тогда каковы критерии отбора в бессмертие?

Почему Альберт Кузнецов рассказал все подробности своих фантастических приключений именно своей «внучке», кстати, ставшей соавтором глобального катаклизма под названием Феномен? Куда подевался ее муж? Зачем, по большому счету, нужен здесь я?

После всего услышанного как-то неудобно было называть человека, разменявшего девятый десяток, на «ты»…

– Скажите, Альберт Николаевич, а куда подевался Алик Два червонца из моей реальности?

Светка смущенно умолкла, а Кузнецов поглядел на меня по-отечески добрыми глазами:

– Летчик Кузнецов – твой ровесник. Он служил на вашем аэродроме, пил по-черному, за что и был уволен. После увольнения продолжал пить, а потом исчез. Возможно, умер от цирроза где-то за городом, а тело сожгли, так и не выяснив, кто это. Квартира осталась пустой, и я занял место двойника.

Да, все просто и со вкусом, подумал я.

Алик умер, квартира опустела, осталось только занять чужое место. И он занял. Я не раз бывал в этой квартире и не замечал ничего особенного. Единственное, что бросалось в глаза – отсутствие беспорядка и грязи, бедная, но достойная обстановка, чем-то напоминающая казарму.

И как я раньше не обращал на это внимания? Мне и в голову не приходило, что здесь может быть по-другому. Но ведь это квартира запойного алкаша! В ней должен быть бардак и грязь!

Может быть, Кузнецов и не убивал своего двойника, может, так сложились обстоятельства, но все равно… Я не люблю, когда человек оказывается не тем, за кого себя выдает. И хоть этот обман бывает тысячу раз оправдан необходимостью, с такими людьми надо быть всегда настороже.

– А ведь я неслучайно сюда попал, не так ли?

Светка хотела что-то сказать, но Кузнецов ее опередил:

– Ты должен попробовать остановить Феномен, ведь он не имеет над тобой власти.

– Да, не имеет. Но, по-моему, с Феноменом люди живут лучше, чем раньше: без ненужного насилия, без излишеств…

– Дело в том, что Феномен появляется в других вариантах Земли, даже в тех, в которых не было и намека ни на войну, ни на исследования информационных волн. Это очень похоже на эпидемию.… Однажды я сподобился наблюдать зарождение и развитие Феномена в одной из благополучных Ветвей. Волею судеб меня занесло в тамошнюю Флориду, где влачила жалкое существование секточка, основанная сумасшедшим морским офицером, назвавшим себя Верховным Оператором.

Сектанты, в меру своих сил, «разводили» на деньги местное небедное население, обещая из этих денег построить мост из материального мира в духовный и провести по нему всех своих клиентов.

Все было тихо-мирно до тех пор, пока однажды ночью Верховного Оператора не посетило Озарение. Три дня и три ночи он пребывал в непрерывной медитации, потом перевел всех сектантов на казарменное положение, объявив начало Новой Эры. И через неделю в этой реальности произошел Феномен, в точности такой же, как и здесь.

…Алик давно ушел, а я все сидел, задумчиво глядя в пустоту. Потом Светка тронула меня за плечо:

– Женька, скоро полночь!

– Ответь мне на один вопрос: почему Алик, рассказывая о своих похождениях, часто употребляет слово «мы»? «Мы» увидели, «мы» сделали… Кто такие эти «мы»?

– Понимаешь, он не один такой, кто ходит между мирами.

Иногда они даже собираются в какой-нибудь ветви и устраивают что-то вроде семинаров или конференций. Альберт в шутку называет себя и таких же, как он, «Орден Неспящих», потому что все они после инициации лишились сна.

А может быть потому, подумалось мне, что лишь они видят мир таким, какой он есть на самом деле. И понять их сможет только лишь тот, кто сам на себе это всё испытал.