Препод. Его плохая девочка

Пролог

Он дорвался до НЕЁ.

Тяжело дыша, всем весом давил на неё, будто она может сбежать. Она содрогалась под ним, пока он вбивался в неё до предела напряжённым членом. Напряжен до предела он был весь. Смотрел в её пьяные от происходящего карие, жгуче порочные глаза, и едва не скулил… От того, что это сон. Знал, что сон. И, тем старательнее, он за него цеплялся. Её крики были такими живыми, звучными, настоящими, хотя изображение теряло чёткость и становилось призрачным. Но он хватался за ощущение золотисто-цветастой шёлковой ткани, которую помнил на ней тогда, и в которой она была сейчас, и которую он без раздумий растерзал, обнажив её грудь и животик. Тактильность тоже рассредотачивалась, и он плохо управлял этим сном, но это нисколько не умаляло ощущения того, что это ОНА. И ОНА под ним. И собственные бёдра немели от того, сколько сил он вкладывал в то, чтоб продолжать…

***

– Доброе утро… – в его пробуждение вплелось тихое мурлыканье вместе с тем, как тёплая ладонь уже накрыла его нешуточную эрекцию. Он просыпался в горячем поту и в предельной близости к оргазму. Приоткрыв глаза, встретился с хитро-возбуждённой мордашкой своей невесты. – С кем ты сейчас занимался сексом? – продолжала соблазнительно урчать она, помогая ему пока рукой.

Ну, конечно, вероятно, он стонал. Блядский сон стал достоянием всей квартиры.

– Разумеется, с тобой, – мгновенно соврал он и простонал от её манипуляций с его естеством.

– А почему ты говорил со мной на английском? – шептала она ему в губы, забравшись сверху. – Ты так шептал «More» и «Fucking bitch», что я сама чуть не кончила… – и не дала ответить, налегла жадными поцелуями, и увлекла в утренний секс. Который, по понятным причинам, вышел коротким, но от того не менее ярким.

***

Злата напевала себе под нос, пока готовила яичницу с беконом и томатами на двоих. Из одежды на ней была только его чёрная, расстегнутая на все пуговицы, рубашка и тонкие полоски в качестве трусиков. Настроение поднялось настолько высоко, что она поигрывала сковородой на манер профессиональных поваров, хотя этого и не требовалось, но выглядело красиво.

– Удивительные тебе сны, конечно, снятся, – смешливо хмыкнула она, тряхнув шелковистой копной волос цвета светлой ржи. – Тебе не хватает языкового разнообразия в нашей постельной жизни?

Он сидел за столом позади неё и просматривал в серебристом макбуке материалы к сегодняшней лекции.

– Ролан?

– А. Не знаю. Это просто сон. Если бы я говорил на выдуманном языке, ничего бы не поменялось.

Злата танцевальным движением развернулась к нему и поставила тарелку с ароматным завтраком рядом с ноутбуком. Её явно всё ещё вело, а вот в его лице ответного энтузиазма не просматривалось. Она опустилась напротив него со своей порцией.

– Снова академия?

Он кивнул, не отвлекаясь от экрана.

– Как бы основную работу не забросил, – вздохнула она, приступив к трапезе. Ролан закрыл макбук и отодвинул подальше.

– Мне ужасно нравится. Преподавать в своей же альма-матер, это невероятное чувство.

Злата чуть прищурила льдисто-голубые глаза и коснулась ногой его колена.

– Я и так редко тебя вижу… – капризно протянула она. – Если ты ещё в преподавание с головой уйдёшь…

Её мало трогали его рабочие интересы и амбиции, а он будто старался как можно больше заполнить свою жизнь работой.

– Совсем не получится. Меня просто приглашают, почему нет? Я не брошу консалтинг. Это просто приятный бонус. Пока.

– Мне кажется, папа тебя загоняет. Ещё и навязал это преподавание гражданского права для очников.

– Всего два потока. Третий и четвёртый курс. Дважды в неделю, мне несложно.

Злата приподняла брови в сдержанно-недовольной гримасе.

– Ну, конечно, тебе несложно. Отрываться на детях за годы мучений.

Он усмехнулся.

– Ничего твой папа мне не навязал. Ну, умер Борис Тимофеевич. Я не против помочь. Это временно, в любом случае. Чего ты?

– Там толпы студенток, – констатировала она. – Я им не доверяю.

Ролан наскоро проглотил яичницу.

– Злата.. – скривился он. – Всё, мне пора. До вечера.

Начиналось всё с того, что он несколько раз проводил лекции у вечерников, и был приглашён для открытых лекций в актовом зале, как успешный, в сфере международного права, магистр. А теперь он каким-то образом пошёл дальше, вглубь преподавания, и его затягивало. Пока удавалось балансировать с основной работой в крупной консалтинговой компании, где он занимался юридическим сопровождением бизнесменов главным образом международной арены. Часто летал по работе на Кипр. А с начала этого учебного года стал проводить лекции в академии чаще. Теперь еще будет иметь возможность вести семинары и принимать зачеты у двух потоков, как заменяющий. Ему самому было интересно. будущий тесть являлся ректором, и предоставил ему такую возможность. Доверие.

Дисциплина, педантичность, амбиции – вот три кита, на которых стояла его упорядоченная жизнь. Расписана на годы вперёд, и подчинялась чётким представлениям о реалиях и амбициях, о том, как именно будет проходить эта жизнь.

Ролан не женился бы в ближайшее время, но Злата так спокойно и уверенно вплелась, встроилась в его будни, что он толком и не заметил, как это произошло, что они уже живут вместе, и дело движется к свадьбе, которая была запланирована на начало следующего лета.

Пока ехал за рулём в академию этими стылыми октябрьскими дорогами фирменной московской серости, невольно вспоминал обрывки сна. Ни разу ОНА не снилась. И вот. Проснулся чуть ли не с подростковыми поллюциями. И теперь ОНА стоит перед глазами. Как напоминание о том, чего не случилось. Как то, что не имело закономерного итога.

Таких кукол в живую не бывает. Такие куклы могут померещиться в неровном свете кабака под градусом. И она померещилась, и выжглась на обратной стороне сетчатки глаз. Он чуял её всеми тонкими фибрами восприятия, обонянием, тактильно, визуально. Те три вечера в середине июля, в которые, казалось бы, не происходило ничего особенного, в нём что-то безвозвратно надломилось, какая-то часть отлаженного механизма перевернулась, дала сбой. Там был не он. Кто-то другой. Тот, кто не был Роланом, юристом-международником с глобальными планами на жизнь. Там был ОН, который слушал море, смотрел на звезды, чуял ЕЁ, как СВОЮ, дышал полной грудью, забыв даже своё имя. Там был ОН, который остался давно в прошлом, со всеми его страстями.

Скучающему и пресыщенному – ни море, ни звезды не интересны. Томному и уставшему, подчинённому строгому расчёту, нужно было только немного виски или текилы для расслабления перегруженного мозга. В голове шли подсчёты и юридические схемы по обходу налогов после очередного рабочего дня на Кипре. Пока он не врезался глазами в НЕЁ.

В золотисто-цветисто шёлковой тряпочке до середины бёдер, с поясом, что показывал узость её талии. Высокая грудь, чьи очертания под блестящими складками и небольшим вырезом, вызывали гипнотический эффект. Личико с высокими скулами и этими колдовскими глазами… Блядскими… Одновременно невинными. Невинность на грани порока. Губы с низкими углами, нежной линией и молочной полосой по контуру. Манкая, юная, настоящая… Загорелая, с браслетами на тонких запястьях, с монетками и ракушками. На шее чёрный ажурный чокер. Она была босая. С браслетом из ракушек на тонкой щиколотке.

Его зацепило сразу, он держался за свой стакан и хватался за беседу с коллегой-другом, с которым отдыхали… Не смотрел даже, с кем она была, с кем говорила, впитывал каждое её движение. Стремился отвернуться, но исподволь всё равно посматривал. Голова сама собой поворачивалась… Он этим не управлял. Будто на ней закрепился свет прожектора, и он замечал то её руку, то кусок платья, то всплеск светло-каштановых волос, если её загораживали люди.

У него почти получилось отвлечься, когда…

– Простите, вы не потанцуете со мной? – раздалось над их столиком на английском языке. Коллега замер, прижав стакан к губам. Ролан уставился на неё. И она тут же продолжила. – Это на спор. Если вы откажете, мне придётся выпить бутылку водки одной. Правила придумала не я, – говорила сбивчиво, почти потерявшись под его взглядом, раскрасневшись.

Ролан боковым зрением увидел, что две девушки и два парня с интересом наблюдают за ними, пихая друг друга в бока и посмеиваясь. Явный молодняк, всем не больше двадцати. И ей…

Они танцевали. Они бесились. Она облила и его, и себя шампанским. Она танцевала на одном из столов под одобрительные крики, а он уже собственнически смотрел на её точеные, отполированные морем и песком ноги. Он желал владеть. Её кружил в танце кто-то из её компании. А Ролан чувствовал только стремление забрать еë. Животная похоть. И что-то ещё по краю разморенного хмельным вечером сознания. Смутное, неясное.

Они убежали ото всех. Она говорила что-то о людях, путях и звёздах, а он шёл за ней следом по тёмному пляжу и глотал тугой, сгустившийся воздух. Внимал. Что-то даже отвечал. Она громко шлёпала по морской кромке, на него летели брызги.

– Спасибо, что согласился! – говорила на мурлыкающем английском. – Я ненавижу водку.

– Ты сама меня выбрала?

– Нет! Жюли показала на тебя пальцем и сказала: «Вот этот. Он точно не танцует!» Я бы в жизни к тебе не подошла.

– Смысл был в том, чтобы тебя напоить?

– Именно. Представляешь, с кем я живу? Они всё хотят увидеть, какая я буду, если напьюсь.

– Почему бы ты ко мне не подошла? – перевёл он тему. Они оба шли по щиколотки в воде.

Она заправила светло-каштановую прядку за ухо. Её волосы были короткими, до линии челюсти. Нежные, чуть вьющиеся, в них хотелось зарыться рукой, лицом, душой… Ролан был пьян не только от алкоголя.

– Я бы ни к кому не подошла. Поэтому мне такие вызовы и предлагают.

– Боишься отказа?

Она рассмеялась, заливисто и чисто. Он схватил её и сжал в руках.

– Боюсь согласия, – как будто обмякла в его объятиях. Обманчиво. Он придержал её за подбородок, глядя на приоткрытые губы. Но опустил голову и прижался губами к шее. И тут же языком, чувствуя вкус её кожи. Со вздохом, со стоном, упираясь крепким стояком ей в ногу. Невыносимо. Глупо. По-животному. Он хотел содрать с неё всё и взять прямо на месте.

Она как будто всхлипнула, дёрнулась и оттолкнула.

– Прости, я… – начал он.

Она лишь показала зубки в быстрой усмешке.

– Пойдём, я покажу тебе кое-что.

Взяла его за руку и потянула за собой.

«Пойдём ко мне. Здесь недалеко» – навязчиво вертелось у него на языке, но он интуитивно чувствовал, что не стоит. Кроме того, корил себя за эту странную, не свойственную ему несдержанность. Мыслей о невесте у него тогда вообще не появлялось. Существовали только он и она. И у них не было имён. Не было ничего, что бы связывало их с настоящей жизнью. Только в тот момент, настоящая была у них. Это он не сразу понял.

Три вечера. Три встречи в потёмках. Разговоры обрывками, дыхание, молчание, смех. И горячие, винные поцелуи до оргазма где-то в голове. Она давала себя целовать, а потом отталкивала, не отталкивая.

Он не вёл себя и не говорил конструктивно. Здесь не было никакой логики, ничего… Привычного.

Она показала ему живописные виды. Они говорили о Крите. И Кносской цивилизации. Она выказала неудовольствие тем, что Кипр и Крит теперь тени сами себя, и даже не близки к тому, что было, звучала мелодичными переливами, вплетенными в шум моря. Говорила о том, что Крит целиком – одна сплошная мафия, которая буквально оцепила остров, там не может быть никакого движения. Её раздражало всё туристическое и цивилизованное. Её бесили рамочки и установки. Её выводила из себя упорядоченность. Они не договаривались о встречах, и она не говорила, когда уезжает. От конкретных вопросов уходила, и лишь по-кошачьи щурилась ему от удовольствия. Прыгала с темы на тему. Спрашивала, как он думает, земля круглая или, всё-таки, плоская. Земля была плоская. Абсолютно. Ролан терялся в её глазах и мучился болью в паху, при этом испытывая нечто похожее на робость.

На третий вечер Ролан был близок к тому, чего так желал. Так ему казалось. Лишь казалось. Он ласкал её с упоением и, в тоже время, осторожностью. Уровень напряжения зашкаливал, после каждой такой встречи, как подросток, передёргивал по несколько раз. И перед тоже. От одной мысли. А её запах впечатался в рецепторы носа.

«Это какое-то безумие» – мысленно вопил он. Датчик инстинкта самосохранения визжал сиреной. Так не должно было быть. Это недопустимо.

Он потерялся в днях, они все слились в один, в который он дожидался встречи с ней. Днём он её нигде не видел, хотя искал по обозримой прибрежной зоне, нескольким отелям. Его ночная нимфа появлялась только к закату, как будто из ниоткуда. Он не мог понять, откуда она приходит.

В третий раз она сбежала из-под него на песчаном пляже. Просто выскользнула и растворилась в ночи, ничего не сказав. Она не останавливала его, не давала пощёчин, он чувствовал, что ей всё нравится. Но… Она сбежала. У него не было таких ситуаций, никто никогда не сбегал, он легко получал женское внимание, поэтому сначала растерялся, озадачился, а затем знатно удивился. И больше он её не видел, хотя за последующую неделю рыскал повсюду, как ищейка. Описывал метродотелям, искал её друзей, рассматривал каждую входившую в бар девочку.

В итоге пришёл к выводу, что всё к лучшему. Он не наделал глупостей. Так и должно было быть. Просто вино, просто морской бриз, просто озон, просто июль, просто магия моря…

«Кому я вру?», – поворачивая на перекрёстке, думал он. – «Хорошо, что не знаю имени. Мог стонать его вместо «more». Какая все-таки глупость эти гормоны».

Московская осень безжалостно отрезвляла. Воспоминание о девочке, что свела его с ума, было плотно впаяно в средиземноморский пейзаж, пахло морем и звучало джазом. А вот привычные серые разводы на зданиях от ледяного дождя, и свинцовые серые тучи, заволакивающие любой просвет, охлаждали и настраивали на рабочий лад, оставляя не случившуюся сказку просто сказкой, бредом заскучавшего сознания.

Этого не было. Таких не бывает. Он её выдумал.

(Изображения созданы мной при помощи ИИ)

Глава 1. Это ОНА.

Как-то, ноябрьским вечером Ролан Александрович сидел в лекционном зале и заполнял ведомость для секретариата. Возле него толпились студенты с разными вопросами, кто с дополнительными по лекции, кто хотел сдать реферат, кто уточнить по поводу зачёта. Ох уж эти дополнительные вопросы.

Студентки, одна другой ярче, из кожи вон лезли, чтобы пообщаться лично, хотя бы ещё чуть-чуть. И ка-ак они внимали, как сыпали уточняющими вопросами, изящно прогнувшись в спине, чем приподнимали выше и так высокие груди, с каким живым интересом смотрели в глаза и взахлёб говорили о найденных дополнительных фактах, которые, конечно же, хотели обсудить с ним, узнать его точку зрения и так далее…

Ролан Александрович уже привык к этому, но нет-нет, да скользил незаметным взглядом по подчёркнутым одеждой изгибам. Некоторые наряжались на пары, как на парадный выход, почти вечерний туалет и коктейльные платья. Дресс-код в академии был условным. Пока не наступили холода, а осень радовала тёплыми днями, они умудрялись ходить в топах и кофточках, почти обнажающих их плоские животики. Особенно одна не мелочилась, блондинка с третьего курса. Её познания в предмете явно были соразмерны интересу к преподавателю.

Ролан был знаком не понаслышке с этим студенческим феноменом. Многим требовалось влюбиться, чтобы подниматься каждый день в семь утра и к девяти приезжать, при полном макияже, грызть гранит науки, тренируясь в активном слушании мужчин, даже, если они просто лекторы. Даже, если это профессор сорока пяти лет. Было в этом для неофиток знаний особое очарование. Ролану Александровичу всего двадцать восемь, и до профессора ему было лет двенадцать, если бы он посвятил себя целиком преподаванию, но это не мешало юным девам томно вздыхать. Он бы соврал, если бы сказал, что не замечает, и его это никак не трогает. Трогало, конечно. Внимание всегда бередит мужское эго, это явно было полезно. Поднимало настроение. Но, довольно скоро, стал расстраивать тот факт, что им меньше интересна именно его работа, то вложение, которое он делал, чем он сам. Быстро столкнулся с ощущением некоторой бесполезности, но, тем не менее, было очень интересно развиваться, как оратор.

К нему склонилась одна из главных выскочек третьего курса, которая всегда сидела на первой парте и могла всю пару неотрывно, с живым ажиотажем смотреть в рот, не забывая при этом чуть что тянуть руку. И пока она её тянула, её приталенные топы и кофты неизбежно очень выгодно, плотно стягивали всегда глубокое декольте, для привлечения внимания к которому, в ложбинке между грудей теснился какой-нибудь кулон. Не то, чтобы преподаватель гражданского права пялился, его бы просто не хватило на то, чтобы оценить всё многообразие розария, но невольно замечал.

Куда приятнее ему было наблюдать за скромными девочками и мальчиками, что не изображали ярый энтузиазм, и в глазах которых не горел чрезмерный вызывающий огонь. Те ребята, что говорят тихо, но уверенно, и вся их заинтересованность в учёбе не является способом привлечения внимания. Тем не менее, никого не осуждал, а с интересом наблюдал за извечным распределением в коллективе, будь он, что двадцать человек, что сто. Всегда были красавицы, везде и всюду успевающие, те, кто стремятся быть первыми по всем фронтам. Скромные, тихие заучки. Отчаянные пофигисты. Профессорские дети, как отдельная категория, от них особый флёр. Как и от мажоров, с их игривой манерой и редкими познаниями в области выбранной науки. Как правило, это дети судей, адвокатов, дипломатов, прокуроров, мэров. Любой поток от первого до последнего курса имел все разновидности в разных пропорциях. При этом из-за специфики факультетов академии, парней здесь было либо столько же, сколько и девушек, либо больше, но это не мешало слабому полу будущего цвета общества заигрывать и с преподавателями.

– На следующей неделе после лекции подойдете ко мне также, я скажу про дополнительное задание, – ответил он буднично. Студентка отошла, её тут же заменила другая.

– У меня две минуты, и я убегаю. У вас срочно? – дописывая отчетность, проговорил Шувалов.

– А я вот хотела ещё про Псковскую грамоту уточнить…

– Псковскую грамоту мы разберём на семинаре в следующий четверг, – тут же пресёк её, выводя последние буквы в таблице.

– Пойдём со мной, – донёсся до него шёпот, на который не собирался реагировать.

– Я не успею в столовую.

– Ну пожалуйста.

– Ты боишься, что ли?

– Нет, не знаю, ну пойдём.

– Трусиха.

– Тцц.

К нему снова кто-то подходил, он торопливо расписывался на листке, сверял фамилии, когда у стола прозвучало непривычно робко:

– Роман Александрович, мне…

– Ролан Александрович, – автоматически поправил, выделив «Л», – Я уже ухожу, всё в другой раз, – произнёс, поднимая голову. На мгновение застыл, столкнувшись взглядом с НЕЙ. Не понял, что видит. Этого просто не могло быть. Машинально заметался по ней глазами, от чего ОНА сделала шаг назад. Сжимая в руках несколько листков А-четыре, смотрела напряжённо и внимательно. Его поведение могло ей показаться враждебным, обозначением раздражения.

Ему в голову не приходило, что она может быть русской. Не то, чтобы не улавливал акцента. Кажется, она тогда обмолвилась, что из Словакии, он не вдавался в подробности. Это не имело никакого значения в тот момент. Но говорили они только на английском. Увидеть её когда-либо ещё он не ожидал совсем. Тем более, здесь. Тем более, сейчас. Нереальная девочка из его грёз в обычной белой блузке с закатанными рукавами, утратившая половину загара, чуть бледная, с едва заметными кругами под глазами явно от усталости. Но он узнал её мгновенно, сразу, вспышкой. В ином освещении и антураже академического кабинета, она казалась здесь до странности не к месту. Будто другого покроя, на фоне скучных грязно-розовых стен она выглядела, как слишком яркий экзотический цветок, даже в этой блузке и простых облегающих джинсах молочно-кофейного оттенка. Сейчас её глаза казались больше и ещё темнее, чем тогда. Светло-каштановые волосы с выгоревшими прядками отросли почти до плеч. Губы обветрены. Московский сухой воздух безжалостен к нежной коже.

– Извините, подойду в другой раз, – проговорила, опуская пушистые ресницы. А он весь замер, изнутри затаился. «Господи, рассейся, что за… Откуда ты здесь?!»…

– Что вы хотели? – уже поднявшись и будто небрежно поставив ладонь на стол, а на самом деле, искал опору. Только сейчас заметил, что возле неё стоит та самая вертлявая блондинка, Светлана Миронова, и с любопытством смотрит на неё.

– Она перевелась в этом году, ей нужно… – затараторила Миронова.

– Мне нужно, – перебила ОНА, все-таки вскинувшись, будто от досады на свою… Стеснительность? – Сдать вам зачёты за предыдущий курс. Два зачёта. Чтобы получить допуск к декабрьскому.

Ролан пытался понять по её выражению лица, узнала ли она его, и его стали грызть сомнения, она ли. Потому что никаких признаков узнавания он не находил.

– А вы были сегодня на лекции? – он перевёл взгляд на ведомость, ища новую фамилию.

Он старые-то не помнил.

– Да, меня ещё не во все ведомости внесли. Но, возможно…

Ролан вёл пальцем по списку, интуитивно ища имя, которого ещё не видел. Дыхание не участилось, но вот бег крови однозначно ускорился. Имя. Имя. Имя.

Она заглянула в листок и показала пальчиком в середину списка.

– Есть. Вот.

«Эллина Лаврова».

– Два зачёта, значит.

Она кивнула.

– Я уже смотрела методички, и могу сдать последний, за четвёртый семестр. А с предыдущими сложнее.

– Я тебе всё найду, – вмешалась Миронова, и звук её голоса резанул его по ушам. Он хотел слышать только её. Эллину. Не явно для них, но он ловил каждое слово, вслушивался в звучание нежного голоса.

– Лучше будет оба за один раз, да? – спросила его Эллина.

– Как вам удобно. Могу предложить пока сдать за четвёртый семестр в следующий… – он открыл свой чёрный ежедневник, стал быстро листать страницы под крайне цепким взглядом Мироновой, которая не упускала ни единого его движения, и это ощущалось неприятным давлением. – Вторник. У меня в семь начнутся вечерники. Можете подойти в восемнадцать тридцать. Посмотрите в расписании на следующую неделю кабинет. Насчёт предыдущего семестра, я тоже посмотрю, и скажу… Вам, – голосом он управлял хорошо, и вряд ли хоть что-то просочилось в него, но для самого себя, явственно слышал, как неровен стал тембр.

Поправил ворот чёрной рубашки, что и так был расстегнут, но сейчас внезапно мешал движению гортани.

– Благодарю, – проговорила Эллина. Миронова чуть улыбалась, а вот Эллина казалась напряжённой и хмурой.

При ясном свете Ролан успел заметить у неё на скуле крошечную родинку, напоминавшую по форме сердечко с тонкой полосой по центру. И молился, чтоб не было видно, как он вцепился в неё взглядом. Пусть спишут на плохое зрение.

– А вы не забудете? – снова подала голос Миронова. Ролан почти злился на неё. Просто за присутствие. И тут же негодовал сам на себя.

«Это теперь моя студентка. Нет. Просто. Студентка. Эллина. Эллина Лаврова».

Даже, если узнала, что она должна была делать? И лучше бы нет. Его только после ухода из аудитории ошпарило мыслью, что те три странных вечера могут внезапно и очень некстати всплыть. Мало того, что в академии ректором был отец его невесты, так ещё и Злата училась на пятом курсе экономического направления. Уже другие мысли судорожным потоком зароились в голове, пока он быстрым шагом пересекал коридор по пути в секретариат. Если узнала, может растрепать однокурсницам об их рандеву в Лимассоле, и тогда сарафанное радио донесёт до ушек его невесты.

«Так, поставить панику на паузу».

С одной стороны просился вариант поговорить с ней об этом. А вдруг… Это только раззадорит девчонку? Он её не знает. Черт. Было похоже на тупик.

Всплыло в памяти перешёптывание.

«Почему она боялась подойти одна?.. Неужели все-таки узнала… Так, ладно. Надо собраться. В конце концов, мало ли, что трепят студентки. У них работа такая».

Совсем же изнутри царапалась мысль со стороны задетого мужского самолюбия, лишённая всякого критического мышления. «Неужели не помнит? Неужели могла забыть?»

Глава 2. Светка

Света подхватила её сразу. Буквально на второй день её учёбы в новом заведении. До этого она просто бегала из кабинета в кабинет, ставила необходимые подписи, обсуждала детали своего перевода, успела уже познакомиться с несколькими преподавателями и договориться о пересдачах.

Эллина сдала вступительные экзамены ещё летом, а приступить к учёбе смогла только в ноябре. На одной из лекций к ней на заднюю парту подсела крашеная, лёгкая блондинка. Во всех смыслах лёгкая. Очень тонкая, на длинных ножках и не менее длинных каблучках, с её личика улыбка, кажется, не сходила никогда. В глазах какой-то невероятной силы энтузиазм буквально ко всему. Когда говорила, всегда бурно жестикулировала, а явный ростовский говор делал её речь еще более певучей и, при этом, запоминающейся, была в этом своя изюминка. На английском, который являлся одним из профильных предметов, она умудрилась говорить без него, даже интонационно, что Эллину несколько озадачивало.

Света бурно жестикулировала, постоянно дёргала свои волосы, очень по-рекламному вскидывала их, всякий раз при виде представителя противоположного пола, который ей нравился, или пока говорила о нём. При этом настолько слащаво жмурилась, то и дело в речи звучали повизгивания от эмоций, что Эллине невольно казалось… Она… Играет? Не может быть человек настолько эмоциональным.

Света совершенно не могла сидеть на месте ровно, когда о чём-то увлечённо трещала. А увлечённо трещала она обо всём. Но визги и эмоциональные высокие «А-а-а-а» звучали постоянно. Она рассказывала ей все местные сплетни, рассказывала о преподавателях и особенно отмечала преподавателей по конституционному праву и гражданскому. Когда Эллина впервые увидела доцента Анисимова, по первой дисциплине, несколько удивилась. Что нашла эта лёгкая, тонкая и звонкая девушка в коренастом, во всех смыслах квадратном мужчине далеко за тридцать пять? При этом его пропорции сужались к концам. Крепкие плечи переходили в более тонкие предплечья и оканчивались маленькими ручками с короткими пальцами. С ногами «кавалериста» происходило тоже самое. Они заканчивались удивительно маленькими по отношению к остальному телу стопами. Из достоинств у него была белозубая, ровная, сделанная стоматологией, улыбка. На этом для Эллины достоинства заканчивались. Ей не нравился его взгляд. Слишком пронырливо-хитрый и слегка масленый. Тем не менее, Свету он приводил в восторг.

«Он та-ак смотрит… » – говорила она, жеманно прижимая ладонь к своей белой шее и с прищуром поглядывая на новые «свободные уши». – «С хитрецой, когда задает каверзный вопрос. А говорит так, что заслушаешься». Рассказывал он интересно, не поспоришь. С тонкими шутками и интеллигентными подковырками, когда общался со студентами. Эллина довольно быстро поняла, что Свету довольно просто привести в восторг, поэтому, когда она стала жужжать о Ролане Александровиче Шувалове, Эллина слушала вполуха, предполагая, что там очередное молодящееся чудо, которое, как показалось Свете, ей однажды подмигнуло.

Мнения насчёт Анисимова девушка держала при себе, спокойно рассудив, что… Раз он её радует, зачем ей портить настроение объективным взглядом. Хотя, может, и не объективным. У Эллины не было привычки рассматривать преподавательский состав с личной стороны. Они были для неё бесполыми лекторами, которым она отдавала дань уважения, если могли увлечь и не вели себя слишком жёстко. Главное, чтобы на экзаменах не заваливали и давали информацию понятно. Света Эллину своим подходом не удивляла, потому что в предыдущем университете, у неё была приблизительно такая же подружка, что влюблялась решительно в каждого препода. Им это, объективно, помогало учиться. Но вот чрезмерная эмоциональность Мироновой Эллину порой культурно поражала. «Это в Ростове все такие восторженные?» – иногда думала она, умиляясь очередной яркой реакции на поворот головы в её сторону какого-нибудь препода. При этом Света не забывала флиртовать со всей мужской частью их курса. Почти со всей. Было несколько парней, которых Света не воспринимала.

Но, тем не менее, если они каким-то образом начинали с ней общаться даже между делом по учёбе, Эллина снова замечала, что девушка мечет в них до ужаса читаемые взгляды. Света хотела нравиться всем. Без исключения.

– Шувалов, это… Это просто нечто. Ты увидишь его и всё поймёшь. С него текут все, – шептала она ей в столовой перед парой как раз у упомянутого Шувалова. Он не штатный препод. Летом умер Борис Тимофеевич, который вёл прошлый год… – заметив заинтересованный взгляд Эллины, пояснила, – Он старый был, лет восьмидесяти, наверное. Может, больше. Его в июне разбил инсульт, а в августе он… – показала жестом «смерть» и, удивление, не улыбнулась. Скорбно скривилась. Эллина подумала, что выражение грустных эмоций ей привычны не были. – Он был хороший, но лекции… Та ещё сонная пилюля. В общем, земля ему пухом. А Шувалов временно у нас, как я поняла, пока не найдут второго граждан… Как сократить? Граждановика?

Эллина смешливо хмыкнула и продолжила есть свой крабовый салатик.

– Так вот… Там глаза зеленю-ющие, чёрный, как ворон. Такой… Знаешь, тёмный, замкнутый, а как улыбнётся… Это так внезапно, что аж страшно. Сразу кажется, сейчас будет допрос с пристрастием. Каменный. Умираю с него. Там и мальчишки приземляются. Как зыркнет, у меня аж коленки дрожат.

Приблизительно тоже самое Эллина слышала и об Анисимове. Вся эта бульварная лирика в устах Светы приобретала ещё более преувеличенные масштабы. Иногда хотелось, чтобы она заткнулась. Но этого Света не умела. Замолкала она только, если ей нужно было срочно что-то прочитать для ответа. Эллина уже один раз слышала её на семинаре. Бойкая Света разбиралась в юриспруденции, это было очевидно. У неё была хорошая, возможно, феноменальная память, а кроме того, понимание механизмов работы законов. Это чувствовалось. Когда она говорила по делу, менялась до неузнаваемости. Она сама могла вести лекции. Но стоило ей на горизонте увидеть парня, она превращалась в… Восторженного щенка. И нет, это нисколько не оскорбление. Света сама себя могла так назвать.

– Маленькая собачка до старости щенок, – и могла ещё для завершённости картины изобразить милое тявканье и показать язык. Эллина скрывала своё недоумение за умилённой улыбкой. «Бывает же…»

На лекциями с женщинами Света была либо сама серьёзность, либо перестраивалась под женщину, как правило в возрасте, – Света становилась милейшей прилежной ученицей. Принцип работы тот же – очаровать всех и каждого, подбирая ключи на своё усмотрение.

Шувалов опоздал на свою лекцию на три минуты. Едва переступил порог аудитории, все притихли. Он пронёсся вдоль парт, снимая на ходу чёрное пальто. Сбросив его на стул, поздоровался со студентами, бросив короткий взгляд, и поднялся за кафедру. Высокий, весь в чёрном, с аккуратно зачёсанными на кривой пробор блестящими волосами, он сразу приковал всё внимание к себе. Подтянув рубашку на локтях, уложил перед собой планшет с бумагами и начал лекцию. Руки у него были крепкие, пропорциональные телу, с длинными пальцами.

Эллина сидела довольно далеко от кафедры, а заворожённая Светка, уложив локти на стол и подперев голову руками с мечтательным видом, сидела рядом. Эллине он показался смутно-знакомым. Ей даже показалось… Но она тут же отмахнулась от этой мысли. Её случайный спутник в Лимассоле был совсем другим. У него были длинные волосы до лопаток, другой… Голос? Манеры. Да и в постоянной полупьяной темноте вряд ли можно претендовать на лёгкое распознавание.

Смотрел Шувалов действительно остро. Строго. Не наигранно. Будто это его естественное состояние, прижимать студентов к стульям взглядом. Эллина сразу определила его, как дотошного, интеллигентного диктатора, который на зачётах и экзаменах будет выпускать кишки и без зазрения совести отправлять на пересдачи. С этим типажом она была знакома. И, как и все, он для неё был бесполым. Аватаром гражданского права, от которого нужно взять максимум пользы и минимум проблем. Толпу мурашек он вызывал, в этом она не сомневалась, но была уверена в том, что девочки просто путают эти мурашки.

Не проводят разницу между холодным прессингом и мужским вниманием. Преподам больше делать нечего, кроме как соблазнять студенток. Их у них до пятисот человек на постоянной основе, им важно только донести до тупой головы светлую мысль.

Когда Шувалов стал ходить перед партами и иногда заходить между рядами, женская половина аудитории замерла и даже перестала дышать. Эллина увидела его чуть ближе. Чуть вытянутое лицо с крупными чертами, с мужественной линией гладко-выбритой челюсти, красивый нос, хоть и с небольшой горбинкой, что придавала лишь больше внушительности облику.

Благородный разлёт характерных чёрных, широких бровей, а под ними…

Зеленющие глаза. Да. Зелёные, глубокого тёмного оттенка, как у хвои в лесу. При появлении случайного луча осеннего солнца, будто мшистые, с переливами. При этом холодные, отстранённые, и нет там ничего, на что реагировать женскому началу. На том тема «пожирателя сердец» для Эллины была закрыта. Препод тоже может быть красив, но от того преподом быть не перестаёт. Во всяком случае, таков был итог первой лекции у него. После которой она и подошла, заручившись поддержкой Мироновой. Она бы вообще об этом всём не думала, если бы Света не преподносила ей каждого из них, как телезвезду.

Эллине предстояло сдать разницу в четырнадцать предметов, так как переводилась она с филологического, и совпадений было почти ноль, поэтому она не вглядывалась, ничего не искала, и не задумывалась. Лето и Лимассол остались слишком далеко, а впереди у неё мясорубка, и сессия через два месяца, к которой требовалось ещё и допуск получить. Ножки тряслись уже заранее, но она была твёрдо намерена справиться со своим первым большим испытанием на прочность.

Когда Шувалов быстро сверху вниз осматривал её, она действительно испытала от него волну враждебности. Стало не по себе. Расценила, как немое: «Как вы мне все дороги», но быстро взяла себя в руки, и старалась, не мешкая, сформулировать суть, чтобы не раздражать ещё больше и не отнять времени.

– Как он на тебя посмотрел, когда ты имя перепутала! Ну ты что?

– Как..? Посмотрел? – не поняла Эллина.

– Прямо искры из глаз посыпались, – подтверждала Света свою тягу к преувеличениям. – От него такие разряды тока… – поплыла она совсем.

«Как можно быть такой умной, но… При этом… Такой дурой?» – подумала Эллина, но тут же нашла объяснение. – «Ей просто не хватает эмоций и большой и чистой. От того, что пересмотрела кино и придумывает себе тоже самое в жизни прямо на ходу», но где-то в глубине души даже позавидовала такой… Не искушенности. Эллина сама уже успела хлебнуть «кипятка» эмоций и не была уверена, что оно ей вообще надо. О чем молчала. Она, к сожалению, уже видела, что такое «искры из глаз» на самом деле.

Не замутнённость и непосредственность новой знакомицы всё же подкупали.

Глава 3. Первый контакт

Эллина сидела в полупустой маленькой аудитории напротив Ролана Александровича. Позади неё и сбоку в нескольких столах от, уже находились трое вечерников. Группа постепенно собиралась.

Она тихо говорила всё, что могла собрать из памяти по заданному вопросу. Сначала отвечала уверенно, рассказывая признаки гражданско-правовых отношений, но, чем дальше, тем медленнее и реже произносила слова.

Обычно, преподаватели смотрят в свои бумаги, или куда-то в сторону, слушая ответ. В крайнем случае иногда поднимают глаза, и по ним можно прочитать – в правильном ли направлении идёшь, по ним можно было понять, что пора свернуть в другую сторону или ему достаточно, и пора прерваться. Шувалов же постоянно смотрел прямо в лицо и как будто всё время чего-то ждал. Она судорожно пыталась сказать что-то, что, наконец, его удовлетворит, и он даст ей сигнал остановиться, но этого не происходило. Эллина терялась всё больше, и, в конце концов сказала, что у неё всё. Выжидательно посмотрела на него украдкой.

– Хорошо. Этико-правовые нормы, их признаки, – сказал он, поглаживая край стола, а потом сложил руки в замок, и, наконец, сместился взглядом вбок и ниже. Говорить стало проще. Сказать ей было не так много, поэтому, она решила прибегнуть к акцентуации, сместиться от вопроса. Упомянула о том, что читала о зарождении авторского права в античные времена, и, не глядя на него, чтобы не пугаться, как можно увереннее втирала о том, что запомнила лучше всего, хотя вопрос был не об этом. И снова взгляд в упор. Она начала волноваться, но улавливала, что смотрит преподаватель изучающе. И ей виделось, что ответом он недоволен. Вернее, прочитать по непроницаемому лицу не представлялось возможным, и за счёт этого, рассматривала самый плохой вариант.

Трудность для неё заключалась в том, что юридические формулировки своими словами не рассказать. Приходилось водянистыми терминами, одной формулировкой, медленно формировать этот бесконечный перечет признаков. Для этого ей приходилось напрягаться. Юридические формулировки невозможно было подтянуть ассоциативным рядом и просто объяснить то, что понимаешь. Она плохо понимала. Это существовало где-то в воздухе, не привязанное ни к чему. Она ещё не привыкла. Пока ей приходилось чуть ли не наизусть учить… Потому что как пересказать:

«Гражданское правоотношение (гражданско-правовое отношение) – это урегулированное нормами гражданского права правоотношение, возникающее между юридически равными субъектами по поводу материальных, а также нематериальных благ, выражающееся в наличии у них субъективных прав и обязанностей»?

Она замолчала. Ролан Александрович ещё некоторое время тоже молчал, постукивая ручкой по столу, переводил взгляд с неё на тихо переговаривающихся вечерников, а потом как будто вернулся к ней откуда-то.

– Давайте зачетку. В следующий раз просто подготовьтесь по теме Русской Правды.

Эллина уже имела представление о том, что это такое, и мысленно взмолилась.

– М… Я всё так ответила?

– Могло быть лучше, но… В целом, неплохо, – чуть мягче сказал он и ободрительно улыбнулся. Это было так внезапно, что Эллина мгновенно зеркально ответила улыбкой на улыбку. Его лицо интересным образом смягчилось, при этом не потеряв умной остроты. Именно с улыбкой пришло ощущение его человечности и мужественности. Он перестал быть говорящей головой. И где-то в глубине шевельнулось неясное ощущение, которому она не придала значения. Она открыла ему зачëтку на нужной странице, где уже было написано название предмета. Шувалов стал быстро выводить «Зачтено» и расписываться. Его размашистая роспись с острыми высокими концами, наконец, украсила страничку зачётки Лавровой.

***

Шувалов думал, что морально готов. Успел привыкнуть к этой мысли за несколько дней. К тому, что теперь будет периодически видеть эту девушку. И уже перестроился на преподавательский лад. Это просто студентка. Просто будет сдавать ему зачёты, ходить на лекции и семинары.

Но, увидев это чудо вплотную, понял, что ни хрена он себя не уговорил. Потому что смотрел на неё и видел в полумраке на пляже, в знойно-желтом свете в баре, с хохотом открывающей шампанское, и эти ракушки на тонкой щиколотке… И глаза её, жгуче-терпкие. Роились в голове вопросы… Нет, он слушал её ответы, механически воспринимая знакомые до зубовного скрежета постулаты, которые она периодически с трудом, неуверенно роняла с губ… С этих нежных, обветренных губ…

Вопросы.

Он хотел поговорить с ней.

«Почему сбежала? Девственница? Зачем соврала про Словакию, почему говорила на английском, ты же поняла, что я русский. И… Ты помнишь меня?»

Если бы она не была студенткой в этой академии, он бы это сделал, не сомневаясь ни минуты. Но здесь, скованный семейным подрядом Златы… Кроме того, они снова не наедине. И лучше бы им, наверное, и не быть наедине. Он физически ощущал, как тлеют угли. Они разгорятся.

А ещё он хотел больше узнать о ней. Откуда перевелась. Почему. Зачем ей юриспруденция? У неё на лбу написано большими буквами: «Я творческая личность. Вольный художник, здравствуйте». Или… «Я – обещание порнухи». Потому что ей даже делать ничего не надо было. Она излучала, втягивала, создавала магнитную бурю. Её взгляд носил отметину порока, что невозможно было игнорировать, она ничего не делала специально, не пыталась посмотреть по киношному соблазнительно, это из глубины, движения её рук обещали жаркие ласки. Всё выходило само собой сквозь общий трафарет контрастирующей невинности.

Хотелось снять эту вуаль, растлить её. А то, как она в задумчивости приподнимала голову и водила большим пальцем по уголку рта… Каждое движение было им замечено и записано на долгую память. Он не мог бы это объяснить, но чувствовал. Несмотря на то, что одета была в мягкий белый свитер на выпуск с большим воротом, выглядела… Уютной. Уютной настолько, что её хотелось также мягко, как этот свитер, притянуть в объятья, и уже совсем не мягко, задрать его повыше, и заставить студентку стонать. Студенткой он её плохо воспринимал. Ей куда больше пойдёт смятая шëлковая постель, чем этот учебный каземат.

«Злата. Думай о Злате», – сказал он себе и попросил зачëтку.

***

На следующей сдаче разницы, он уже не был так добр. Он видел её на следующей лекции, видел на семинаре. Не преминул возможностью её спросить. Эллина оказалась не готовой и получила минус баллы. Ролан Александрович был предельно вежлив и до скрежета зубовного холоден. И на второй полуприватной встрече, снова в окружении вечерников, он вдруг стал детализировать каждый вопрос. Русская Правда стала для неё старорусским кошмаром. Она пыталась выплыть за счёт вопросов ему, и он отвечал, но, как иные преподаватели, не увлекался, а возвращался к тому месту, на котором остановились.

– Вы не готовы, – констатировал он зубодробительно холодно. – Вы не знаете, Лаврова. На потолке ответа тоже нет.

Она напряжённо терла повыше переносицы.

– Спросите что-нибудь ещё?

И он спрашивал. Но она уже волновалась. Ей было не уютно, сидела будто на шипах, и в голове был белый лист, вместо нужных понятий.

– Откуда заимствования в Русской Правде?… Это элементарный вопрос. Какие страны повлияли на формирование?

Эллина нашлась и отбилась, бодро отрапортовав о Византии и скандинавском влиянии.

Этот зачет он принимал у нее больше получаса, даже забрав пять минут у вечерников. Под конец у Эллины выступили красные пятна на шее и на щеке. Глаза влажно блестели. Ей было жарко и душно. Он не отпускал еë. Ей казалось, Шувалов смотрит так, будто она своим неловким блеяньем оскорбляет сам предмет или… Сделала что-то лично ему. Ненавидела преподов, которые доводят до тахикардии. Он попросил зачетку только, когда у неё уже мелко дрожали руки.

– Я надеюсь, в декабре вы справитесь лучше.

Она чуть глаза не закатила.

– Вам сложно.

– Простите, Ролан Александрович, просто я экстренно сдаю четырнадцать предметов подряд.

– Это не должно влиять на результат каждого, правда ведь?..

Когда Эллина выходила, он почему-то встал и открыл перед ней дверь, чем окончательно ввёл в замешательство.

«Скотина», – подумала она. Хотя осталась довольна тем, что зачёт сдан. А что он будет делать на экзамене в конце года?…

Глава 4.1 "Лимассол. Июль. Агора"

Ролан всегда ухаживал за собой, но, сам того не замечая, готовился к выходу ещё тщательнее именно в те дни, когда у него были лекции или семинары у третьего курса. Брился дольше, расчёсывался и порой использовал гель для волос, придирчиво оглядывая себя в зеркале. Дольше подбирал галстук к рубашке, прикладывая то один, то другой. Ни о чём впрочем не думая, просто так получалось. Настроение.

Злата сильно удивилась, когда он облачился в чёрную шёлковую рубашку и галстук с фиолетовыми прожилками, который надевал лишь по особым случаям.

– У тебя сегодня презентация в офисе? – подняла она золотистую бровь, и в её взгляде промелькнуло то, чего он раньше не видел. Злата уже давно за ним стала замечать мелкие моменты, которых раньше не было.

– Нет, а что? – как ни в чем не бывало спросил он. – Просто давно не надевал, почему нет?

А сам осёкся.

Он не сразу понял, что не так. Что невольно его трогало, да так тонко, что он не сразу смог это определить.

Эллина не смотрела на него как на мужчину. Если бы у других он бы не обратил на это внимания, то конкретно взгляд Эллины как бы сквозь него, задевал его самолюбие. Понял он это в сравнении, когда их пять штук стояло у его стола. И четыре пары глаз отчётливо одаривали его женскими призывными взглядами, особенно глаза Мироновой. И пятая пара – тёмные глубоководные озера с ярко выраженной тягой к знаниям и нисколько – к нему. И, если от других он подобные взгляды ещё мог стерпеть (хотя не видел, возможно, не замечал), то от неё – это было сродни оскорблению. И, с одной стороны, опять же, к лучшему. И плевать ему на неё, между ними ничего не было. Ничего. Ни секса, ни разговоров, ни объяснений, только ему доставляло извращённое удовольствие мучить еë, хотя бы как ученицу. И он находил себе оправдание – она плохо старается. Её знания поверхностны, и он просто выполняет свою работу. Вкручивает понимание. А если краснела от напряжения, или в глазах появлялся блеск, когда он, получивший весь бэкграунд манипуляций в учебных заведениях на собственной шкуре, использовал тактики на ней, почему-то испытывал смесь удовольствия и укола вины.

На одной из пар, когда все скрипели ручками, конспектируя его речь, Лаврова о чём-то перешёптывалась с соседкой по парте.

– Лаврова, я даже сказал, что это нужно записать.

Она дёрнулась, подалась вперёд, так как почти лежала на спинке стула, и подняла на него глаза.

– Вы уже записали?

– Да.

– Расскажите нам тогда об особенностях авторского права в России.

Он поднял ладонь вверх, призывая подняться, и кивнул.

Эллина поднялась. Он увидел на ней кусочек ажурного чёрного копрона под лёгким подолом платья с разрезом сбоку, в разрезе и увидел. Платье не было коротким, до колен, но оставляло простор для фантазии. Она уже сбивчиво говорила, а он склонил голову набок, обратив внимание на толстый чёрный чокер на шее с золотистым металлическим сердечком по центру, вернулся обратно. Размышлял о том, чулки это или колготки. Сейчас декабрь, конечно, но…

«Для кого ты вырядилась?..»

Миронова, как обычно, тянула руку, чтобы дополнить.

Ролан Александрович подумывал о том, чтобы после зимней сессии всё же закончить свой преподавательский эксперимент. Отдавал себе отчёт в том, что девчонка застряла в мыслях крепче, чем он предполагал. Испытывал постоянное не физическое жжение, которое выливалось в раздражение. И это всё явно добром не кончится, хотя и надеялся, что просто пройдёт. Но время шло, а интерес к ней только креп.

«Если бы я тогда просто её трахнул, ничего этого сейчас бы не было», – в сердцах думал он, когда в очередной раз стоял над раковиной, спуская напряжение, как какой-то школьник. Ещё он поймал себя на том, что, когда Злата в последний раз потянулась к нему за поцелуем, у него сработал непонятный рефлекс – захотелось отстраниться. Её накачанные филлером губы впервые вызвали что-то вроде отторжения. Рефлекс был подавлен, он поцеловал её, но перед внутренним взором у него маячила ставшая почти ненавистной мордашка с лучистыми карими глазами в пол-лица. И смотрела она с хитрецой, с ухмылочкой, которую Ролан не так давно у неё заметил.

«Это не нормально… Пора что-то делать…»

***

Одним из декабрьских дней, в сильный снегопад, у третьего курса состоялся устный зачёт по гражданскому праву. Ролан Александрович вызывал к себе по одному в порядке живой очереди. Устраивал быстрый блиц. Кого-то отпускал спустя пару минут, кого-то мучил до получаса. От Лавровой он сегодня собирался избавиться быстро. Надо было работать. Кроме того, перед новым годом семейных дел невпроворот.

Несколько раз во время зачёта он выходил из аудитории. Коридор был полон студентов. Лаврову он нашёл глазами сразу. Она о чём-то хихикала с однокурсниками, обнажая белые резцы при смехе. Еë личико покрылось лёгким румянцем. Свежесть и естественность. Сама женственность на самом старте. Только распустившийся розовый бутон. От Ролана не ускользнуло, как на неё смотрели парни, что грубовато шутили. Были громкими, старались держаться поближе к ней. Чисто не вербально всё читалось легко, и неважно, о чëм они говорили.

Когда в очередной раз вернулся с небольшого перерыва, в который вышел подышать и попить воды, отпустил студента, которого оставил в кабинете подумать о жизни после первого неудавшегося блица (знал, что он будет каким-то образом пытаться себе помочь, какими-то шпаргалками, для этого отчасти и выходил, у него не было в планах оставлять кого-то на пересдачу, поэтому неявно помогал) и стал приглашать студентов по списку, хотя до этого они заходили по собственному построению очереди. Лаврову он собирался пригласить последней. Он все-таки решился расставить точки над «I». Для себя. Ему казалось, так будет правильно. Казалось, им движет лишь недосказанность. Надо было удовлетворить своё любопытство и успокоиться. Чтобы в новый год войти уже без моральных хвостов.

Она оставалась последней. Изрядно уставшая, сидела нога на ногу, обтянутых высокими белыми сапожками, в коридоре у двери и смотрела в потолок. Больше трёх часов ожидания обычно вводят в состояние, когда студент уже ни на что не способен.

«Не переживай, красотка. Сегодня сложных вопросов не будет. Только самые простые».

Он подождал у двери, пока она зайдёт, и как мог тихо провернул ключ, и так вставленный в замок, на один оборот, во избежание… Ролан не хотел, чтобы им помешали или случайно услышали. Хотя ничего криминального делать не собирался, всё же перестраховался. Ему показалось, что она бросила быстрый взгляд на дверь, пока он шёл к столу. Но ничего не сказала.

Сел напротив неё. Впервые они были так близко за время в академии.

– Зачётка, – сказал Ролан Александрович.

Она положила её перед ним в раскрытом виде.

– Предлагаю вот что. Вы честно отвечаете на мои вопросы, я ставлю вам зачёт.

– Не представляю, как вам можно ответить не честно, – сдерживая улыбку, ответила она, видимо, представив, как будет кривить душой по поводу гражданского права.

– Отлично. Ловлю на слове.

И замолчал. Слова не шли. Вдруг его сковало непривычной, несвойственной и лишающей воли к речи, робостью. «Как, блять, её спрашивать. И… Чего ради? Это было аж в июле. Что мне это даст?.. Так. Начал, надо идти до конца. Нервы шалят. Знáчит. Для меня значит!»

Она сложила ладони в замок на животе, отклонившись на спинку стула.

Ролан Александрович подался корпусом вперёд. И одновременно с тем, как на языке формировался первый вопрос, менялось выражение лица. Спадала преподавательская маска, обнажая откровенный мужской взгляд. Эллина не сразу уловила перемену, но успела слегка напрячься.

– Скажи, пожалуйста, – прошептал он у самого уха. – Ты правда меня не помнишь?..– и сглотнул.

– Я уже поняла, что вы считаете меня слабоумной, – тоже прошептала она. – Но я вас вижу дважды в неделю, а то и чаще. Я не настолько тупая, Ролан Александрович. Не настолько, – с откровенной иронией в шепоте ответила Эллина и чуть отклонилась, чтобы видеть его лицо. Ролан приподнялся и оперся ладонью на стол, сдерживая другую, чтобы не зарыться ей в волосы, не притянуть к себе ближе. Он чуял ЕЁ запах, смешанный с тонкими нотами цветочно-цитрусовых духов. Хотелось прижаться щекой к щеке.

– Лимассол. Июль. Агора, – проговорил, не сдержав бархатные ноты в голосе. Почему его сейчас так кроет? И в кожу лица будто тысячи иголок впились изнутри. Теперь он медленно отстранился, чтоб увидеть её глаза. Волнение и страх, испуг и недоумение, и расширение зрачка, – узнавание. Её как будто слегка током ударило, она поджала губу, глядя на него чуть иначе.

Внимательный изучающий взгляд влажных в уголках глаз обшаривал его всего. Она молчала как будто целую вечность. У него уже в висках стучать начало. Сам не мог понять, чего от неё ждёт…

Глава 4.2

– …Значит, это были вы… – она прижала зубами нижнюю губу.

– Я. Ты… Не узнала меня?..

– Я плохо помню. И… Вы тогда были другим… Я запомнила иначе. У меня было лёгкое чувство дежавю, но…

Он видел, что задышала чаще, а румянец становился ярче, но не отводила стыдливо глаз.

– Почему ты сбежала?

– Серьёзно? Вы… Хотите об этом поговорить? – вдруг возмутилась она и села прямо, отодвинув стул чуть дальше с раздражающим скрипом по паркету.

– Так, почему? Ты… Девочка?

Вот теперь она вспыхнула, как от оскорбления, и резко поднялась.

– Нет. Мальчик. Это вас не касается. Что было в Лимассоле, осталось в Лимассоле. Вы за этим дверь закрыли? – проговорила она чуть громче, и в глазах заплясало огнями возмущение. Ролан замер, пытаясь понять, что её так разозлило. Он вроде бы ничего такого не спросил. С учётом того, что они делали на пляже. Разговор, оттянутый во времени. Тем не менее, его самого уязвил её официальный тон с примесью злости.

– Нет. Просто, для конфиденциальности. А не за тем, за чем ты подумала.

Эллина сдвинула брови. Её поведение сообщало ему о том, что она всё это время о нём совсем не думала. И он был уязвлён собственной… сентиментальностью? Хотя ничего сопливого на его взгляд не звучало. Тем не менее…

– И о чем я подумала?

– Я не собирался к тебе приставать, – как можно ровнее сказал он. И с языка чуть не сорвалось: «С чего ты взяла, что интересна мне?» Просто от досады.

Она стояла, скрестив руки на груди, в защитной позе. Смотрела напряжённо и слишком прицельно.

– Я об этом и не думала.

Тупик. Он медленно обошёл стол и приблизился к ней.

– Если бы я не был твоим преподавателем, ты бы… Также себя вела? – спросил он снова как можно мягче.

– Я не понимаю, чего вы хотите.

Он понимал только одно – Эллина занервничала. И сильно.

– Я же сказал. Простых ответов на простые вопросы. Почему ты сбежала? Нам ведь… Было хорошо? – проникновенно сказал он, снова спустившись на шёпот, на тот шёпот, что звучит в интимных разговорах.

Она выдохнула сквозь приоткрытые губы.

– Испугалась, – нервно поглаживая волосы под своим затылком.

– А потом?..

– Утром был самолёт.

– Почему ты… Сказала, что из Словакии?

– Первое, что пришло на ум. Я иногда так делаю.

– И часто ты так делаешь? – истолковал он по-своему её ответ.

Эллина завела руки за спину и с силой теребила пальцы, кусая губу. Вела себя так, будто её отчитывали.

– Чего ты испугалась? – он уже критически сократил расстояние, дышал её запахом, впитывал её эмоции, воспринимал её близость, и никак не мог понять реакций.

– Своих эмоций. Я… Не хотела всё испортить.

– О чëм ты?

– Вы не поймëте, – покачала головой, отшатываясь. – Так вышло. И… Я вроде бы… Не обязана, так?

– Я что-то сказал об обязательствах?

– Почему вас это вообще волнует? У вас какие-то проблемы?

Он смерил её жёстким взглядом, оскорбившись последним вопросом, вернулся к столу и быстро начеркал в зачётке всё, что от него требовалось.

У Эллины подрагивали губы и напрягалось лицо. Она провела пальцами по глазам. Когда Ролан посмотрел на неё, увидел, как исказились её черты, как по щеке покатилась слеза. Она выхватила зачётку, едва он отнял ручку от листа, и кинулась к двери, не сдержав отчëтливого всхлипа. Дëрнула ключ, но не в ту сторону, загремела вся связка. Ролан уже был возле неё, положил ладони на предплечья.

– Что… Я сделал не так сейчас? Нет, нет, не плачь. Пожалуйста, не плачь. Я не хотел тебя расстроить.

Он сжал её ладонь, чтоб не могла повернуть ключ.

– Пустите, – прошипела она сдавленно.

Шувалов молча её держал, касаясь кончиком носа волос. Чувствовал, какой жар от неё исходит.

– Зачёт за Лимассол, я поняла, – проговорила тихо и провернула все-таки ключ, хотя он пытался ей помешать. Он хотел ей возразить, но, понимая, что уходит, успел только выдать последний вопрос.

– Ты никому об этом не говорила?

Эллина резко повернулась к нему и отрицательно качнула головой. А на лице обозначилось выражение какой-то гадливости. В глазах кипели слезы, растекались по щекам. Ролан не ожидал ничего подобного. После этого она распахнула дверь и вылетела из кабинета.

Он понял, что нанёс ей оскорбление. Два. Хотел выйти за ней, но в коридоре ждала извечная Миронова, которая тут же вскочила и помчалась следом за удирающей Лавровой.

Ролан снова закрыл дверь, но не на ключ. Метался по аудитории, быстро соображая. Весь разговор, каждое слово, крутились в голове. Он чувствовал себя идиотом. Потирая шею с тыльной стороны, шумно дышал через нос и кусал губы. Почему ему, блять, не всё равно. Хотел успокоиться. Успокоился. У самого всё лицо горело. Результат был совсем не тот… Хотя он вроде бы ничего конкретного и не добивался. Ответы получил? Получил. Довёл до слез. Вызвал полное отвержение. А чего хотел?

Где-то в глубине своей самолюбивой душонки он предполагал, что… Бросится на шею. Нашёл он все-таки ответ внутри себя.

***

– Я просто устала. Я устала и всё! Ничего не произошло. Просто я мало сплю, у меня полтора месяца нескончаемая сессия, – убеждала Эллина Миронову, не прекращая плакать. И это всё было правдой. Просто в кабинете случилась последняя капля. И эта последняя капля осталась тайной.

Света заботливо принесла ей бутылку апельсинового сока из автомата, усадив на первом этаже в проходной возле кафе.

– Он тебя валил или что?

– Нет. Просто… – Эллина повела плечами и отвернулась. – Я была последней, уже семь вечера, я встала в шесть утра, а легла в два ночи. И…

Ролан услышал это, спустившись вниз. Притаился у лестницы.

Она нервно потирала лицо и никак не могла успокоиться. Дышала часто и спазматически.

Шувалов все-таки не стал делать вид, что ничего не произошло, и шагнул к ним. Миронова растерянно хлопнула глазами, когда он приблизился и попросил её отойти. Послушалась его и отошла подальше, он проводил ее глазами и склонился к плачущей Эллине, которая закрывала лицо ладонью и явно нервничала ещё больше от того, что не могла успокоиться по щелчку, и от того, что её видели.

– Я ничего ей не сказала, – заговорила она так, чтобы слышал только он. – И никому не собиралась. Тем более, что сама об этом не знала ещё полчаса назад. Не переживайте! У вас всё? Вы довольны?!

Шувалов знал только один способ успокоить женщину, но сейчас не мог его организовать, хотя до одури хотелось. Просто прижать к себе. Но пришлось набрать воздух в грудь и проговорить увещевающим тоном, хотя сам был на взводе:

– Ты меня не так поняла. Ни в первом, ни во втором случае. И сейчас ты слишком взволнована. Я всё понимаю, правда. Ты… Можешь оставить мне свой номер телефона?

Эллина посмотрела на него как на ненормального. Света ходила довольно далеко от них, и делала вид, что очень заинтересована ассортиментом кафешки.

Лаврова не успела ответить.

– Ролан Александрович! – раздалось звучное, с придыханием. Шувалов дёрнулся и разогнулся.

Миронова мгновенно сделала стойку, вытянув шею от любопытства.

– А я тебя в аудитории ищу, ты закончил? – промурлыкала девушка, сбежавшая вниз по лестнице, и повисла у него на шее. Поцеловала в уголок рта, и тут же перевела внимательные голубые глаза на Эллину, которая прижимала бумажную салфетку к носу, из которого сочилась кровь.

– Да, закончил. Просто человек переутомился.

– Медсестра по коридору налево, – с холодными нотками в вежливом тоне сказала Злата, указав подбородком в нужный пролёт, и елейно, деланно улыбнулась, продолжая висеть на крепкой шее.

Света уже была возле Эллины и пыталась заставить её встать, но та почему-то отказывалась.

– Со мной всё нормально, сейчас пройдёт, – огрызалась она. – Можно я просто посижу, нет?

– А ты чего такой бледненький? Замучили тебя детсадовцы? – игриво спросила Злата.

– А ты сама уже не детсадовец? Целая первоклашка? – парировал он, пока Злата уводила его за собой на выход. – Стой, мне ещё ведомость отнести.

Злата перевела взгляд с него на Эллину и обратно, и пошла за ним на второй этаж. Ролан ушёл, ни разу не обернувшись.

– Что это всё было… – растерянно поинтересовалась Миронова. – Что он тебе говорил?

– Говорил, что мне надо отдохнуть, – хрипло откликнулась Эллина, которая уже успокоилась. Приступ неконтролируемых слез просто закончился.

– Злата прям вцепилась в него… Ты видела, как смотрела на вас? Я вот видела.

– Злата? – без особого интереса переспросила Эллина.

– М… Это вроде как его невеста. Дочка нашего ректора.

– Да и пусть охраняет его, сколько влезет. Что ты там могла видеть? – недовольно поморщилась Эллина, порядком уставшая от всего, и поднялась. – Пора домой. Спасибо, что подождала меня.

Света смотрела на неё так, будто понимала больше, чем говорила. Эллина же подумала, что у неё будет шанс сочинить офигенный сериал, крайне далёкий от действительности, но в её фирменном стиле. Искры из глаз будут у всех.

Ночные мысли

«Что было в Лимассоле, осталось в Лимассоле». Ты права. И в самом деле, чего это я? Взрослый уже, а как… Мальчишка», – размышлял он, пытаясь заснуть той ночью. – «И в тоже время… «Я испугалась. Своих эмоций. Не хотела всё испортить. Вы не поймëте». Что она имела в виду. Что она может испортить? «Зачёт за Лимассол, я поняла». А в глазах такое оскорбление, будто я ей денег дал. Сука, как перестать об этом думать?.. И слёзы. Устала, конечно, но… Не только».

С одной стороны чувствовал себя виноватым, с другой… Девочка как будто проблемная. И не выходит из головы, доводя до бешенства. Прочь из головы, прочь. Малолетки с тонкой душевной организацией ни разу не его профиль. Он снова повернулся на другой бок. Злата как будто спала.

«Вовремя она, конечно. Вот и не верь в женскую интуицию».

Изящно изогнувшись, она не шевелилась, демонстрируя полуголую спину. Ролан смотрел на голубоватый от ночного света из окна силуэт и пытался понять, почему перед по факту незнакомой, чужой ему девочкой, испытывает вину, а перед своей невестой – нет.

Испытывает вину за то, что нет ощущения вины перед ней. Нюанс, однако. Если так подумать… Он ей уже изменил. В мыслях. В чувствах. В желаниях. Почему – ничего? Глухо.

Ещё несколько часов Ролан Александрович раздумывал о своей жизни в целом, пересматривал свои задачи, расставленные на несколько лет вперёд. И пытался понять, что чувствует к Злате. Чувствует ли вообще? Он её знает?.. Припоминал, с чего у них всё началось, и путался только больше.

Со Златой они знакомы давно, их семьи дружат. Ну, той дружбой, которая объединяет старшее поколение. Они общались по роду деятельности, иногда приезжали друг к другу семьями на выходные на дачи, отцы ездили на рыбалку в Карелию и на запретные пруды. Они, дети, были знакомы, но не то, чтобы сильно дружили.

А потом? Очередной выезд на природу, Злата уже стала взрослой девушкой и как-то после застолья оказалась в его спальне.

Он заканчивал учёбу в магистратуре, когда она только поступила. Иногда возвращались с учебы вместе. Это было как-то незаметно, естественно, без резких всплесков. В их речи не звучало каких-то пылких признаний, Ролан не помнил, чтобы они говорили о любви. О сексе, да. О жизни. Об общих знакомых и друзьях. У них был схожий взгляд на мир, схожие ценности. Злата постоянно совершенствовалась в области удовольствий в постели, поэтому их сексуальная жизнь была разнообразной. Не было каких-то запретов, недомолвок, никто ничего не вынужден был терпеть. Всё обсуждалось. Всё было хорошо. В общем и целом. Им обоим было комфортно. Удобно.

До неё Ролан успел вкусить юношеской свободы и плотских удовольствий. И в целом считал, что к семейной жизни готов. Обе семьи были более чем довольны скорым объединением. Единственное, Ролан и Злата уже условились, что с детьми торопиться не будут. В ближайшем будущем не планируют. Может, лет через пять, но не раньше.

Ролан поцеловал её в ямку позвоночника и оставил еще несколько тёплых поцелуев на лопатке. Размышляя об этом всём, заземлялся, образ плачущей Эллины уже не будоражил воображение, не опалял так сильно досадой на себя и виной, бледнел, тускнел в свете навалившегося сна.

«Всего лишь малолетка, которую я хотел трахнуть. Минутная слабость, которая не случилась. Она казалась мне другой… Я придумал себе роковуху. А она всего лишь почти ребёнок… Который и думать про меня забыл. И мне стóит. Скорее всего, с ней и говорить не о чем. Даже… Смешно?», – думал он, уже проваливаясь в темноту сна.

Глава 5. Томление и сделки с совестью

В один из декабрьских снежных вечеров, Ролан сидел за рулём автомобиля на территории академии и ждал Злату после зачёта. Тарабаня пальцами по кожаной белой оплетке руля, наблюдал за толпой третьекурсников. Весёлая гурьба студентов в предвкушении отдыха перед зимней сессией шумела возле выхода. Все, как один, без шапок, в шубках и куртках нараспашку, все, как один, с видом отчаянных фаталистов, нюхнувших пороха в этой жизни. Даже не слыша их, знал, что там превалируют пошло-циничные разговоры, где высмеивается все, где самые позорные моменты жизни неминуемо становятся достоянием общественности под дружный гогот.

Лаврова в короткой белоснежной шубке и настолько короткой юбке, что её даже не было видно, о чём-то увлечённо рассказывала однокурсникам. Она смеялась, жестикулировала, крутилась на месте. Ролан без стеснения скользил взглядом по её точёным ногам, обтянутым телесным капроном, в высоких, всё тех же белых сапожках. Эллина подпрыгнула, хлопнула в ладоши и, что-то показывая, сжала руки между колен в полуприсяде. Мальчишки одобрительно захохотали. Один приблизился к ней и приобнял за талию, зашептал что-то на ухо, но тут же отстранился. Ролан ощутил неуместное движение когтей собственничества.

Улёгся на спинку кресла, продолжая ленивое наблюдение. Эллина вдруг повернулась в его сторону, но видеть не могла – его стекла тонированы, да и стоял он далековато. Но, тем не менее, они будто соприкоснулись взглядами даже через эту преграду. Она снова белоснежно, лучезарно улыбнулась и подняла голову, глядя в закрытое чёрными тучами ночное небо. Ему показалось, она ловит ртом снежинки. В груди крутился узел, туго переплетённых сомнений и желания. Он просто хотел её. До скрежета зубовного. Такую желанную и запретную. Она могла быть, какой угодно, он мог как угодно себя уговаривать, что это томление преодолимо, что она того не стóит, но рассудок порой бессилен. В штанах становилось тесно, а взгляд фиксировался на ней, и хоть убейся.

Парень снова попытался её обнять и притянуть к себе, что вызвало стойкое ощущение неприятия, но Эллина как бы шутливо оттолкнула его, ткнув кулаком в плечо. Парень сделал вид, что так и было задумано.

Ролан прикрыл глаза, а, когда открыл, Злата уже садилась рядом с ним на пассажирское сидение.

– Я сдала! Господи, как он меня мурыжил. Ненавижу Садальникова! – тут же сказала она, тряхнув головой, покрытой редкими снежинками. От неё пахнуло морозом и свежестью. Ролан перевёл на неё взгляд. Её лицо уже не казалось ему таким красивым, как раньше. Сделанные скулы и губы стали отчётливо видны. Он бы не стал унижать её сравнением с кем бы то ни было, даже в мыслях, но теперь часто ловил себя на том, что замечает всё больше недостатков. Злата грубовато смеялась, пока рассказывала, как проходил зачёт. И её смех резал ему слух. Сегодня они должны были ехать в ресторан, а он… Вдруг ощутил, что хочет… Просто домой.

Стекло, прозрачная преграда, встала между его запретным желанием и им. Отделяла от… Иного мира. Они и были из разных миров, он и Эллина. Но почему так хотелось опустить это «стекло»?

Вчера он поймал себя на том, что, занимаясь со Златой любовью, хотел просто быстрее кончить. Но при этом подумал – это от общей усталости. И… Пройдёт. Но именно сейчас, сидя в машине, и наблюдая за Эллиной, несмотря на то, что ничего по сути не происходило, внутри происходил целый бунт. Он не взвешивал, не анализировал, лишь прислушивался к своим ощущениям. И они его не радовали.

– Поехали, я забронировала на восемь, – сказала Злата, пребывая в приподнятом расположении духа. В каком-то непонятном ему радостном предвкушении. Странно. Вроде бы обычный вечер. Он медленно выезжал с территории академии, снова зацепив взглядом Эллину. Та уже сидела одна на лавочке и снова смотрела на его машину с задумчивым выражением лица. А потом она сделала то, чего он никак не ожидал, заметил периферическим зрением. Прижала два пальца к губам и повернула их в его сторону, после чего как-то грустно улыбнулась. Но тут же с шальной усмешкой повернулась всё к тому же парню, что постоянно пытался её потискать.

Тот встал перед ней, засунув руки в карманы, и раскачивался с пятки на носок. Похожий на угловатого подростка, но пытался изображать из себя мужчину. Ролана неприятно дёрнула мысль, что этот кроткий воздушный поцелуй мог быть адресован не ему. Скорее всего, не ему.

Злата не заметила этого тонкого момента, увлечённо рассказывая свои новости. Ролан прислушивался к её речи, но ничего интересного для себя не обнаруживал. Злата пересказывала, кто и что сказал, пока они сидели в коридоре, и как шлюховато вела себя Ольга Димина, по поводу которой у Златы постоянно горело, и она часто зло высмеивала её. Было, за что. Димина – это притча во языцах их потока.

В ресторане выяснилось, что у них сегодня вторая годовщина начала отношений, о чём Ролан напрочь забыл. Злата подарила ему кожаный ремень и парфюм от Cartier. Сказала, что это аромат зимнего леса, влажной травы… Хвоя, кедр, кардамон и ноты цитруса. Ей показалось, что очень ему пойдёт. Запах понравился и ему. Неловкость была жуткой. Она, конечно, расстроилась, но он исправился уже на следующее утро, съездив за подарками для неё. Только у обоих остался липкий осадок. Не стал говорить ей, что забыл. Сказал лишь, что подарки с его стороны будут завтра, но она явно поняла.

***

В академии проходил предновогодний праздничный концерт в актовом зале. Ролан Александрович, как и многие преподаватели, здесь также присутствовал, но лишь потому, что Злата выступала в одном групповом номере от пятого курса. Ничего примечательного не намечалось. Злата пела весьма посредственно, на любительском уровне, изрядно фальшивя. Но это был не конкурс талантов, а всего лишь групповая активность для общности. Организовывали себе праздник. Ролану было скучновато. Фальшивила не только Злата. И не так страшно, как это вышло у Светы Мироновой, которая внезапно пела песню собственного сочинения про любовь. Ролан похвалил бы её за смелость и старательность. Девушка вышла в серебристом коротеньком платьице, и с залихватским задором, старательно жеманничая, оттарабанила попсовую забавную песню.

Были и объективные таланты. Парни со второго курса круто выступили с брейк-дансом. Одна девушка спела так, что стекла в актовом зале задрожали, причём а капелла. Ролан устал сидеть за полтора часа, всё затекло. Злата уже выступила, но осталась где-то за сценой.

А потом внезапно объявили Лаврову с третьего курса, он аж глаза протёр, слегка задремав. Если сейчас она начнёт скакать козой и фальшивить, Ролан этого просто не вынесет.

Свет потушили, чтобы включить небольшой кружок прозрачно-белесого цвета чётко посередине сцены, где лежала в изогнутой позе Эллина в белом боди и таких же плотных колготках. Поверх её подчёркнутой облегающей тканью ладно скроенной фигурки, была только полупрозрачная накидка, крепившаяся к плечам и распускающаяся лепестками к запястьям и пониже ягодиц.

Зазвучала ненавязчивая музыка, тонкая мелодия с чётким битом. Это был современный танец, поэтому Эллина большую часть времени крутилась на полу, удивляя гибкостью и владением тела. Но ставка в танце была не на технику, а на эмоции. Каждый мог прочитать в нём что-то своё. Лично Ролан увидел отчётливо переданные через пластику тела душевные терзания, томление, молитву… Благодарность?..

На сцене ещё стоял письменный винтажный стол, который неизвестно откуда притащили, и, господи, что она с ним только не вытворяла. И под него, и на него, и оплеталась вокруг высокой ножки. Без пафоса и намеренной сексуализации, но с чувственностью где-то на грани, до той степени, что хотелось самому к ней подползти и повалять по полу… Чëрт.

Эллина танцевала с кем-то невидимым, и это был основной трюк её действий. Создавалось впечатление, что есть некто, с кем происходит молчаливый диалог, продвигающийся в дëрганых ритмах, диалог с явной сменой событий и чувств – от нежности до горя и обратно. За несколько минут этого танца, Ролан успел как следует разглядеть её подтянутые, девичьи формы, тонко подчëркнутые обтягивающим боди и в тоже время, чуть скрытые призрачной накидкой, создававшей вуаль невинности.

Нежная женственность с только раскрывающейся чувственностью. Даже в ладонях тёплым жжением отозвались касания… Он ласкал её. Сжимал её, тискал… Зарывался пятернëй в волосы и терзал языком рот, кусал эти губы…

Возбуждение ударило хвостом по рёбрам с обратной стороны и скатилось к паху.

Прижал одну ладонь к своему бедру, унимая тактильные воспоминания.

По уровню громкости и протяжённости аплодисментов, понял, что не он один под впечатлением.

Эллина какое-то время сидела на сцене, выставив коленку вперёд в закрытой позе и уронив голову, пока раздавались несдержанные хлопки и улюлюканья.

– Лучшая девочка! – крикнул кто-то с задних рядов.

– Это наша! – ответили где-то поближе, и раздался вульгарный гогот.

– Эллинка секс! – громыхнул крупный армянин с пятого курса международной экономики.

Кто-то из преподавателей зашикал сквозь хлопки.

Эллина поднялась, быстро поклонилась и убежала за дверь, скрытую шторой, на манер кулис.

У Ролана сердце было готово проломить грудную клетку.

«Сучка, что ж ты делаешь, а…»

***

Когда шёл в кабинет за актовым залом, мысленно молился, чтобы Златы там не было. Хоть это и маловероятно, но…

Дверь открылась, и первой вышла именно Злата. Ролан похвалил их выступление и не явно для неё скользил взглядом в проём двери. Эллина сидела на парте и болтала ногами, всё ещё в своём костюме, разговаривая с Мироновой. Не аккуратно пила воду из бутылки, и капли стекали по подбородку ниже. Одна рука лежала на столе между широко расставленными ногами по бокам от угла. Ролан поплыл.

Миронова рассказывала про свою песню. Эллина устало разминала шею круговыми движениями головы, от чего волосы метались из стороны в сторону, закрывали лицо.

Злата пощëлкала пальцами у него перед глазами.

– Ты чего завис? Пойдём.

Ролан кивнул. Ему до дрожи в коленях хотелось к ней подойти. Сейчас. Взять за руку и оттащить в тёмный угол подальше от глаз. Как это сделать, он не представлял.

Злата крутилась вокруг него мартовской кошкой, шурша длинным классическим платьем с широким подолом глубокого синего цвета. И он старался вести себя непринуждённо. Одному богу было известно, сколько усилий ему стоило не выдавать себя. Она пыталась увести его, да так рьяно, при этом так скользяще, но он чувствовал навязчивость, которую она пыталась скрыть за попытками в нежность. Будто она что-то чувствовала, видела, понимала. Кружила вокруг, будто оглаживала, окутывала, разворачивала.

К двери приблизился тот самый армянин с пятого курса и одобрительно засвистел, не смутившись классических возмущений про «Денег не будет».

– Эллинка, выходи за меня! Я бы с тобой покатался по полу, – звучно басил Мишка Аветисян.

Она отсалютовала ему своей бутылкой минералки.

– Спасибо, мне есть, с кем кататься, – ответила сильным голосом, каким никогда не разговаривала на парах, и подмигнула с лукавой усмешкой до четкой ямочки.

– Ай, крас-сотка, муа. Спорим, я перекатаю того, кто тебя катает? – вися на верхней перекладине двери, продолжал он свой кавказский флирт, хотя являлся уже москвичом как минимум во втором поколении.

Ролан не двигался с места, разговаривая с невестой, которая всё порывалась увлечь его на лестницу.

– У тебя каталка выросла, что ли? – хохотнула Эллина. – Я думала, всё в рост ушло.

– Сучка. Всё у меня выросло!

– Ну ты б достал ещё. Хвастун. Не стыдно при преподах так себя вести?

– А тебе? Простите, Ролан Александрович, – картинно взявшись за сердце раскланялся Миша. – Я не хотел, просто она вот…

– Ну пойдём уже. Я устала и хочу есть, – капризно протянула Злата, обнимая его за шею.

Ролан смерил глазами Аветисяна и бросил на Эллину чисто профессионально-преподавательский взгляд с подтекстом: «Ай-яй, как не стыдно». Она легко спрыгнула со стола и подскочила к двери.

– Цирк окончен, брысь, – игриво рыкнула Мишке и, сделав восхитительно-красивый книксен, проговорила лично для Ролана:

– Здравствуйте, Ролан Александрович. Простите, мы вас не заметили. Ужасно стыдно, ужасно. И до свидания, ещё раз извините. До свидания, – и это прозвучало так вежливо, что почти издевательски.

После этого дверь закрылась. Ролан успел поймать напряжённый взгляд Златы в сторону Эллины, и, взяв её под локоть, мягко повёл в сторону лестницы.

– Господи, что за вульгарная девица. Нет, ты слышал? Вторая Димина растёт, – возмущалась Злата уже в машине.

– Да нет, это эйфория после выступления, – мгновенно ответил Ролан намного мягче, чем хотел. Порывистое движение в сторону защиты сформировалось раньше, чем он успел это осознать. – Все студенты одинаковы.

– Вовсе нет. Я вот не такая. И ты таким не был.

– Откуда ты знаешь, каким я был? – хмыкнул он. – Что ты взъелась? Пошлые шутки – залог выживания нервной системы в контексте перегрузок.

Злата пристально на него посмотрела.

– А чего ты её защищаешь?

– Да где, кого? Просто не вижу вообще ничего предосудительного. Кто так не шутил, пусть бросит в них камень.

Злата раздражённо закатила глаза.

А у него рос уровень агрессии. Он понимал, что каждую минуту, пока он её не видит, такие, как Аветисян, старательно «шутят шутки» в сторону девочки, над которой он кружил орлом и пытался понять, что с ней делать. Вот она в его гнезде, а он не может её ни взять, ни подарить. И это уже начинало подбешивать. Злата на хвосте становилась ещё одним фактором раздражения. Разрываться между мыслями, напряжённым пахом и обычной жизнью, становилось всё сложнее. И если до этого, он хотел её не видеть, думая, что это решит проблему, то сейчас осознал окончательно, если видеть он её не будет – сойдёт с ума. Слишком хорошо она вписалась в коллектив. Даже вечно вертлявая Миронова притихает и молчит рядом.

А ещё засело намертво: «Мне есть, с кем кататься». С кем, блять? А вдруг, есть?!»

Бегать от себя дальше уже было невозможно.

– Ты ведь вроде ведëшь их курс.

– Ты думаешь, я всех запоминаю? У меня под двести человек в общей сложности, – опустив поворотник, сказал Ролан.

– Её зовут Эллина Лаврова.

Ролан неопределённо кивнул.

– Как учится?.. Или ты её в лицо не помнишь? – Ролану показалось, что во фразе есть намёк. Он скользнул по ней быстрым взглядом, Злата смотрела на него в упор и очень внимательно.

– Ну как, она мне сдавала зачёты за три семестра. Не могу сказать, что гений, но и проблем особых нет. А что?

– За три?

– Она перевелась откуда-то. Сдавала разницу. Поэтому и плакала в день зачёта у меня, она сдала зачётов и экзаменов около двадцати за месяц. Устал ребёнок.

Злату как будто устроили его ответы, взгляд смягчился, в уголках рта появилась улыбка.

– Не ты её до слез довёл?

– Что ты. Я же добрый препод.

– Да наслышана я, какой ты добрый, – прищурилась Злата и потрепала его по плечу. – Такой добрый, что они там писаются все.

Ролану сразу после нового года предстояла очередная командировка в Лимассол. Он брал с собой Злату, с которой после рабочих дел собирался провести неделю в Ларнаке. Он решил для себя, что если по возвращении его не отпустит… Он перейдёт к активным действиям, чтобы закрыть этот гештальт.

Моральная сторона вопроса его, конечно, волновала, он считал себя порядочным человеком, но понимал, что до клиники ему уже недалеко, и надо как-то решить проблему. Маячила на горизонте свадьба, назначенная на конец июня. И о ней ему хотелось думать меньше всего. Но предполагал, что, если он всё же сделает это – гештальт закроется. И всё закончится. Он вернётся в привычное русло. Верил, что девчонка будоражит его лишь физически, и стоит уронить её с пьедестала, успокоиться и успокоить задетую мужскую гордость. Он получит её. Получит. И Эллина останется в памяти, как горячий эпизод яркой вспышки похоти, не более того. У него не было никаких сомнений, что она раздвинет ноги.

Может, Злата и права. Всего лишь новая Димина подрастает. Поколение мажоров не отличалось крепостью честолюбивых ценностей и семейных скрепов, он знал это не понаслышке, сам пройдя обучение в академии. Знал, что уже, как правило, к третьему курсу, большинство между собой пересношались. Совместные вписки по коттеджам и квартирам, походы по элитным клубам этому способствовали. А Лаврова принадлежала именно к этой касте.

Он заглянул в её личное дело, когда занёс ведомость в деканат, все-таки раздобыв номер телефона.

Эллина – дочь прокурора одного из московских округов, который умер в мае.

Глава 6. Ближе

После разговора один на один с Роланом Александровичем, Эллина испытала целый спектр эмоций. Первой шло – смятение. Второй – страх. Третьей – стыд. Стыд за слëзы перед ним. Перед всей академией. Ей самой казалось поведение нелогичным, неадекватным. Плакала. Ещё и кровь носом пошла. Кинулась к двери, проявив неуместную восприимчивость. Он застал её врасплох и в состоянии крайней усталости.

После этого долго крутила в голове каждое его слово. Рассматривала, изучала на все лады долгими вечерами, пока готовилась к первой настоящей сессии в этой академии.

Она действительно знатно удивилась, когда он обозначил себя. Мгновенно вспыхнули все воспоминания из Лимассола. Они много значили для неё. И интуитивно Эллина сделала все, чтобы это скрыть. Будто уязвимая точка, будто это могло её как-то опорочить в его глазах. Она не знала, как реагировать. Это было слишком неожиданно.

Конечно, она помнила. Вообще не знала, зачем каждый вечер возвращалась на одно и тоже место. Но её тянуло, хотя и знала, что не сможет пойти с ним до конца. Ей, наверное, хотелось, но внутренние предохранители вдруг срабатывали, едва она ощущала горячую ладонь пониже живота, когда он становился близко-близко, повергая её в грань внутренней истерики. Она не могла никого в себя впустить. Даже инкогнито. Ручник опускался, блокируя всякую возможность к сближению дальше поцелуев. Но эти поцелуи…

Там, на берегу, жгучий брюнет с «лесными глазами», с целым лесом в глазах, в душе, в котором хотелось потеряться и забыться. Что и происходило на самом деле. Он был до безобразия пьянящим, до умопомрачения желанным. В этом и крылась проблема. Она чувствовала нечто, что влекло и грозило парализацией воли. У девушки звенья цепи связи с мужчиной куются быстрее и легче. Особенно, когда ощущение близости на кончиках пальцев, когда его присутствие вызывает пьяное томление в груди, когда глаза не видят. Эллина рефлекторно, инстинктивно, самым нутром считала его как нечто запредельно близкое.

И испугалась.

А теперь она думала, что ничего не считала – придумала. Встреть она его раньше на пару лет, упала бы в него без оглядки, отдалась бы, не будь у неё уже определённого опыта. И понимала, что откровенно динамила – так это, скорее всего, выглядело с его стороны. Убежала и больше не пришла, когда поняла – дальше он просто возьмёт. Или она нарвëтся на скандал разочарованного, обманутого в ожиданиях, он сведёт все к «Я что, зря три дня тебя поил и выгуливал?». С соответствующими унизительными выражениями.

Ей нравились те вечера лёгкостью, естественностью, общением, которое не сводилось на самом деле к телесности. Для неё это было нечто большее, магия древнего античного острова, как не бывает в жизни, а у неё – было. Пусть так и останется.

И вот он всё испортил, озвучив их связь в стенах аудитории. И она увидела его воочию без флёра дорисованных черт, что были смазаны, с размытыми контурами в её памяти. Стал чётким. Преподаватель гражданского права. Международное право. Юрист. Дипломат. Человек. Мужчина из плоти и крови. Который, если верить Светке, помолвлен с дочкой ректора. Которая уже дважды при ней повисла у него на шее.

Мужчина с уже определённой женщиной на руке, без пяти минут женат.

Эллину утомляла проза жизни. Он попросил её телефон. Хотел что-то объяснить. «Не то имел в виду. Не так поняла. Бла-бла-бла». Она уже поняла, что кончится это тем, что он покатает её на машине до ближайшего отеля, там вставит ей на отглаженных простынях и это в лучшем случае, если романтик, то даже с лепестками красных роз, потом попросит никому ничего не говорить, пригрозит связями, предъявит шантаж в рамках академии, и, возможно, повторит ещё пару раз, а потом перестанет замечать, чем окончательно уничтожит слабую, нежную память о тех трёх днях. Так она думала, он может размышлять. Иначе, зачем вообще эту тему поднимать? Что их может связывать здесь? В Москве? Её и его? ОН и ОНА остались там. Даже не в Лимассоле, а в том навсегда закрытом портале, куда возврата нет. Совершенно не жалела о том, что не переспала с ним. Так спокойнее.

Нет стыда, разочарования, лишнего подтверждения собственным предчувствиям.

Там, с тем, другим ним, она ощутила связь, общность, только это всё дурман июльского бриза. Так бывает. И заканчивается.

Закончилось.

«Нам ведь было хорошо?» – спросил он. «Да, было. Но больше не будет. Уходи» – мысленно отвечала она. – «Ни тебе, ни мне это не нужно. Не за чем все усложнять. Не забыла, но… Это не имеет значения. Это был не ты. Не ты. То была лучшая часть тебя. И с тобой была лучшая часть меня. И для меня это имеет значение, а для тебя, на самом деле, нет».

Она так расценивала исходя из его поведения. Он использовал на ней преподавательский прессинг. Он смотрел сквозь неё. Или интеллигентно прижимал за холку с высоты своего положения, как и всех, не делая различий. И она не видела в нём ни капли того, что осталось в Лимассоле. И все понимала.

Все её выводы он подтвердил лично, когда в феврале начался новый семестр.

***

Эллина весьма бодро прошла сессию, чего сама от себя не ожидала, у неё будто второе дыхание открылось. Провела несколько деньков у матери и ещё несколько со своими друзьями в коттедже на берегу Волги. Ещё сходила с Мироновой в ночной клуб и бар в центре города, где, по мнению Светки ловятся самые крутые мужики. У неё была идея фикс сделать партию. Привлечь богатого ухажёра.

Эллина сходила с ней за компанию, увидела, как это всё происходит на самом деле, и силилась не смеяться. А за барной стойкой сидели девушки, явно пришедшие с той же целью, что и её новая подружка. Это было видно по их лоснящимся блеском волосам, которые долго мучили в парикмахерской, самым лучшим из гардероба платьям, и блуждающим глазам. Блуждали их глаза забавным образом, по ним легко читалось: «Посмотрите на меня кто-нибудь. Кто-нибудь смотрит?».

И вся эта выставка самых завидных невест гордо сидела на высоких барных стульях, и каждая крутила головой во всё стороны на сто восемьдесят градусов. Мужчины и парни в это время сидели в другом ряду, за столиками у окна, и смотрели либо друг на друга, либо в телефоны, и пили пиво и коктейли с таким видом, будто барной стойки с откровенным розарием, где каждая следующая юбка короче предыдущей, вообще не существует.

Эллина с большим интересом наблюдала за этими смотринами, но ей быстро наскучило. Да и народу было столько, что трудно дышать. За время пребывания там не заметила, чтобы хотя бы один потенциальный «жених» встал с дивана и подошёл к барной стойке знакомиться. Девушкам оставалось только муссировать во рту коктейльные трубочки, сдержанно демонстрируя навыки минета, и томно вздыхать, тихо обсуждая сплетни с соседками-красавицами.

Света была расстроена, хотя и изображала бойкий вид. Вертелась все нервнее, и пыталась понять, есть ли хоть кто-то из этих ленивых пижонов, соответствующих её требованиям. Эллина бросала на неё косые взгляды, сдерживая улыбку. Но роллы в этом баре оказались отменными.

***

В феврале Ролан Александрович показался на своей первой лекции у третьего курса во всей красе. Слегка загорелый. Отдохнувший. Пышущий силами и здоровьем. Однако… Злой, как чëрт. Нельзя было точно определить, обострилась ли это злобивость характера или он просто окончательно вошёл в роль преподавателя, выбрав амплуа грозы всея академии, куда отчаянно стремился. Дисциплина на лекциях стала стопроцентной, было слышно, как за окном падает снег.

Вёл себя до крайности интеллигентно, но не упускал любой возможности кого-нибудь осадить или ввернуть каверзный комментарий во время ответа незадачливого студента.

Света была в восторге. Её разносило по стулу от этого, и она откровенно признавалась: «Господи, я теку от него. Это просто ва-а-а». Эллина наблюдала за своими однокурсницами и убеждалась, не одна Светка «текла». Тем не менее, никто не желал быть пойманным на его острый язык, даже самые явные фанатки. Признаться, Эллину этот перформанс тоже трогал, было в этом… «Злодейское» очарование, что цепляет практически любую девочку в годы студенчества.

Но… Её он не спрашивал и никак не трогал. Вообще. Абсолютно. Как будто её нет. И даже, когда она подошла к нему с вопросом по поводу курсовой, он давал насущные ответы до крайности просто, спокойно и вежливо, практически не удостаивая взглядом. Светке же, по тому же запросу, но по другой теме курсовой, была выделена львиная доля доброжелательности и внимания, чем она неприкрыто гордилась. Ей почему-то казалось, что Эллина должна быть расстроена этим сцеживанием по слову между зубов, будто его критически отвлекают, и она пыталась её утешать. Но Эллина улавливала в этом ощущение превосходства Светы над подругой, и собственную значимость.

Эллину это никак не трогало на самом деле. Преподавателей было много, а она одна. И все они со своими тараканами, к каждому требовался свой подход, чтобы вытащить нужное и получить нормальные баллы. Не больше и не меньше. Но она лукавила и перед собой. Поведение Ролана Александровича где-то в глубине души её растревожило. И она решила для себя – он просто увидел, какой она вспыльчивый, не очень умный ребёнок на самом деле. А ещё маленькая сцена после предновогоднего концерта. Перед Роланом Александровичем стало стыдно, но и это она затолкала поглубже. Он потерял к ней всякий интерес после этих двух моментов. Вот и всё.

И это к лучшему.

Ей было стыдно перед ним даже больше, как просто студентке перед преподавателем. И… Как перед человеком? Ей не было всё равно, что лично он о ней думал, хотя и пыталась задавить это в себе. Убеждала, что на самом деле, ей всё равно. Должно быть всё равно.

– Лаврова, сядьте на место, – громыхнул Ролан Александрович совершенно внезапно. Лекция давно началась, он сам опоздал, что делал практически каждый раз. А она так увлеклась разговором с Андреем, который умело её смешил и набился в друзья ещё в декабре, что не заметила, как все расселись. Она же сидела на парте спиной к кафедре, по привычке болтая ногой и заливаясь смехом. Помимо резкого окрика раздался и хлопок брошенной им книги на преподавательский стол.

– Вы не перепутали заведения? Вас слышно ещё на лестнице.

Андрей тихонько уполз за свою парту, стараясь не привлекать внимания. Миронова обеспокоенно смотрела на подругу, так как тональность Ролана Александровича звучала обидно. И не предвещала ничего хорошего.

– Простите, – покорно сказала она, чуть склонив голову, и села на стул. Светка уставилась на препода умными, проницательными на самом деле глазами, не закрытых извечным изображением подобострастия. Внимательно так наблюдала, пока Ролан вытаскивал материалы из своего портфеля.

– Он тебя глазами чуть не сожрал сейчас, – прошептала она Эллине. – Это точно то…

Эллина устало закатила глаза и перевела на Светку смеющийся взгляд, покачала головой, мол: «Угомонись, а?» Света как будто удивилась тому, что выпад Шувалова не произвёл на неё никакого эффекта. Сама она до сих пор пребывала под впечатлением.

Шувалов, тем временем, изящно откручивал крышку с бутылочки минералки, смачивал горло, прежде чем произнести тягучим, глубоким голосом:

– Тема лекции…

«Он делает всё, чтобы течь на его лекциях была с Марианскую впадину» – быстро вывела Света карандашом в своей тетради и показала Эллине. Та не выдержала и смешливо фыркнула. Зелёные тёмные глаза мгновенно прицелились на её каштановую голову. Она зажала рот рукой.

Света быстро начала стирать надпись ластиком, потому что он шёл к ним…

– Вам всё ещё смешно? Почему вам так весело, Лаврова? Сходите, подышите в коридор, – сказал он вкрадчиво, бросив взгляд на тетрадь Мироновой, которая успела стереть надпись. Благо, не давила на карандаш.

Лавровой надо бы потупить глаза и извиниться, но вместо этого смех обозначился в глазах явственнее, плечи затряслись, и она снова рассмеялась. Теперь уже громко. Миронова толкала её в плечо, глядя на Шувалова как кролик на удава, а тот смотрел на Эллину как будто с интересом, и низко прошептал:

– Брысь.

Эллина снова зажала рот ладонью, жевано проговорила: «Простите» и обошла его, побежала вдоль рядов парт и вылетела из аудитории.

– Если у кого-то ещё нервное расстройство, попрошу покинуть аудиторию сразу, – сказал он и вернулся к кафедре.

Миронова вздохнула с облегчением и томностью. Спустя пятнадцать минут, он прервал лекцию и сообщил, что скоро вернётся. Это не вызвало вопросов, преподаватели часто так делали…

Глава 7. Сделка с погрешностью

Эллина лежала, согнув колени, на диванчике у стены возле аудитории. Её уже развлекал разговорами Миша Аветисян, которому надоело слушать Анисимова в соседней аудитории, и он вышел прогуляться, а наткнулся на неё. Они обсуждали Шувалова и тихо хихикали.

Резко села под укоризненным взглядом.Когда за дверь вышел сам Шувалов, не успела сразу сесть, поэтому он заметил её вальяжную позу.

– Лаврова, пройдемте со мной, – бросил он на ходу без особого выражения.

Миша вскинул тёмные брови и провёл пальцем по своей шее и беззвучно усмехнулся.

Лаврова едва поспевала за Роланом Александровичем, так как он развивал скорость, разгоняя ветер. Тревожные мысли одолевали её голову. Куда он её ведёт? В деканат? Или сейчас отчитывать будет? Да, за что? Они не в школе!

– Простите, я же извинилась. И, уже успокоилась. Я могу вернуться на лекцию? – все-таки попыталась она как-то сгладить ситуацию, хотя ей было непонятно его поведение.

Он не ответил. В конце этажа, минуя деканат, открыл ключом небольшой класс, предназначенный для отдыха преподавателей, и пропустил её вперёд. Тут же запирая дверь изнутри. Она растерянно вжалась поясницей в парту, сдвинув брови. Ролан Александрович повернулся к ней уже с совсем другим выражением лица, что озадачило её ещё больше. В глазах обозначилось уловимое смятение. Он облизнул нижнюю губу и потер подбородок, будто собирался с мыслями. То поднимал глаза, то отводил. Между ними было расстояние в пять шагов, но она чувствовала от него странный жар.

– Допустим, – кивнула она.– Вы же согласитесь со мной, если я скажу, что любые отношения между людьми носят характер сделки? – начал он без объяснения происходящего.

Шувалов сократил расстояние, встал почти вплотную. Ткань его брюк соприкасалась с её коленями.

– Безусловно, – сказал он. – Сделка простая. Одна ночь в отеле.– У меня есть предложение. – Деловое? – склонила она голову набок. – Деловое. Личного характера, но деловое. Уверяю, удовлетворены будут обе стороны. И никто ничего не теряет ни при каких обстоятельствах. – Такие сделки разве бывают? – прищурилась она, чувствуя палëный запах этой сделки. – Ладно. Процент погрешности она включает. Но лишь погрешности. – Суть сделки может быть оговорена заранее? – включила деловой тон Эллина.

Она сделала нечитаемое лицо.

– Ночь со мной в отеле, – он приблизился ещё, мягко сжав её плечо, она бросила взгляд на его ладонь, сохраняя деловитость в лице. – Секс, – зачем-то уточнил он. Ей захотелось закурить. – Я не могу перестать думать о тебе, меня кроет, – проговорил почти касаясь губами губ без тени официоза. – Я с ума схожу. Засела сверлом между висками. И свербит бесконечно, – шептал он искренне, как-то горячечно. Чувствовалось, что ему не просто в этом признаваться. – И не из-за Лимассола. Хотя, и он тоже. Но, блять, это… Я так долго тебя не видел, думал, отпустит. Стало только хуже. Я все думал, как ты плакала.. Тогда. И толком ничего не понял. Скажи, я же не один такой придурок. Скаж-жи… – в его голосе звучали подрагивающие нервные нотки, и он всё сильнее сжимал её плечо.– Уточнения?

Ей было сложно не реагировать на такие откровения. Ещё и мат прозвучал. Из его уст – сексуально до дрожи. Она несмело провела пальчиками по его горлу, выше, по подбородку, томно глядя то в глаза, то на губы.

– Всё, что захочешь… Вино, шампанское, клубника, вишни, отель, всё с меня… – прошептал в ответ. – Да… Я хочу…– Одна ночь с вами в отеле? – проговорила с кошачьей интонацией. – Наедине? Лепестки роз? Свечи? – роняла с губ с тихим придыханием, и её грудь высоко вздымалась. Когда её палец добрался до его губ, он несколько раз его пылко поцеловал.

Она не дала ему договорить очевидное: «Тебя», прервала тихим шелестом:

– Да. С одним условием – молчание об этом. Зачем ты повторяешь?– Секс?..

Ролан Александрович провёл кончиком языка по пальчику.

– Да. И только. Мне надо было поговорить с тобой. Я люблю… Твой смех. Смейся, Эллина…– Вы поэтому меня выгнали?

Его ладони уже скользили по её шее, и она чувствовала их дрожь. И эта дрожь рассыпалась от её шеи к спине.

– Что ты…– Я обещаю только её. Одну ночь. Ты ведь всё понимаешь, правда? – мурчаще шептал он, опаляя дыханием губы. – Понимаю… – как под гипнозом отвечала она, глядя в его мутные от желания, потемневшие зелёные глаза. – Я тоже… Хочу… Этого. Молчание гарантирую. – Ты думала обо мне? – Как о вас не думать, Ролан Александрович?.. Я думала, вы… – Что… Что я… – Разочаровались во мне… Я та-ак глупо себя повела…

Он окончательно поплыл. Эллина смотрела на него блестящими от вожделения глазами снизу вверх, водила пальцем по твёрдым губам, очерчивая по контуру, и он постоянно его целовал, неотрывно смотрел, как она медленно облизнула нижнюю губу.

– Ролан Александрович…– При других обстоятельствах, я бы сцеловал все твои слëзы, моя хорошая. Я так хотел тебя обнять тогда. Меньше всего я хочу быть причиной твоих слëз.

Он взял её за подбородок.

– Очень, малышка. Очень, – выдохнул он. – Знала бы ты… Как сильно я хочу те…– Отель. Секс. Вы сильно хотите? Оч-чень?

Она второй раз не дала сказать ему «Тебя». И быстро проговорила все тезисы «Сделки». В его глазах уже читалось лёгкое раздражение, но он снова подтвердил. В какой уже раз она спрашивает одно и тоже? В третий?

– Сначала в аудиторию вернусь я. Через пять минут ты.– Договорились, – легко сказала она, как будто речь шла не о сексе. Ему явно хотелось продлить момент наедине.

Эллина кивнула.

– Поцелуй меня.

Она привстала на цыпочки и коснулась целомудренным поцелуем уголка его рта. Шувалов с рычанием вонзился пятерней в волосы на её затылке и рывком вжался губами в губы, опустив ладонь на грудь. С жадностью впился в рот, без долгих церемоний, с языком. Эллина чуть не задохнулась от его напора.

– Да, девочка… Как от тебя оторваться… – едва шептал он, задыхаясь, пока неистово мял её в руках.– С ума свела, – выдохнул он и продолжил жечь её прикосновениями, лаская языком язык, с силой и в тоже время нежно сжимая грудь в плотной чашке бюстгальтера под тонкой шелковистой тканью. Шумно втягивал носом её запах, вминаясь в неё крепким торсом. – Твой запах, я его ещё с лета помню… Боже… Я забронирую на лекции, я пришлю тебе адрес… Прости, не удержался и воспользовался должностными полномочиями… Сегодня. Это будет сегодня. Хорошо? Ты же не занята? – но целовать не переставал. – Не занята. Сегодня… – торопливо ответила сквозь поцелуи.

Когда он ушёл, Эллина ещё некоторое время приходила в себя. Поправляла сбитую кофту, потому что он всё же забрался и под неё, и под лифчик. Поправляла волосы, успокаивала дыхание. Сердце билось где-то в горле. Между ног было ощутимо мокро.

– Обычный мужик. Как котёнок, блин, – пробормотала себе под нос и потрясла головой, стряхивая с себя ощущения морока. Кожа везде, где он касался – горела. Ноги ещё дрожали. Губы пекло фантомными ощущениями полных похоти поцелуев. Даже подбородок мелко дрожал. Она закрыла глаза и стала считать от тридцати до одного, соразмерно дыханию.

И она хорошо запомнила его запах. Оделокон пах лесом. Он обволакивал свежестью и негой.

В кармане завибрировал телефон, когда Эллина шла по пустынному коридору, закрыв дверь комнаты отдыха. Шувалов уже прислал ей смс с адресом брони, номером и временем. Он ждал её к восьми.

«Ночь. Да ты планируешь вернуться домой до полуночи, дядя, а ещё лучше к десяти, это если секс не на восемь минут, конечно», – умилилась она.

«Предсказуемо. Как всё предсказуемо», – подумала, заходя в аудиторию. Нет, Эллина не так давно размышляла об этом, но не думала, что Шувалов будет действовать так прямолинейно. И вообще будет действовать, особенно с учётом наличия Златы.

«Какими сладкими и покладистыми могут быть мужчины, когда хотят получить секс… Красиво шептал, как он заливает… Не каждый так сумеет, даже если напряжëтся».

Она села на своё место рядом с Мироновой. Та не смотрела на неё придирчиво, но её взгляд ненадолго замер на лице. Эллина предположила, что заметила припухшие губы. Света протянула ей своё зеркальце, глядя с любопытством кошки и скрывая рвущуюся улыбку. Выражение лица стало детским. Когда ребёнок вдруг разгадал какую-то взрослую загадку и теперь рвётся изнутри, чтоб не рассказать всем родственникам. Эллина покачала головой и поморщила нос, взяв зеркальце. По губам было ясно абсолютно всё.

До конца пары Эллина отбивалась от распросов.– Колись, кто он, – прошептала Светка. Если бы не лекция, она бы явно издала свой фирменный визг.

Губы Шувалова ей отсюда так хорошо видны, слава богам, не были. А он теперь не обращал внимания на их перешептывания. Его голос стал обволакивающим и тягучим, как запах одеколона, будто ему горло разжало, и не только.

Глава 8.1. Сомнения

После двух лекций в академии, Ролан уехал на свою основную работу. И до конца дня буквально считал часы. Ещё мельком видел свою зазнобу в коридоре и на первом этаже у кафетерия, и с трудом сдерживался от красноречивых взглядов в еë сторону, старался закрыться покрепче. Злата должна была поехать на пары только после обеда, и ему было легче от того, что не мельтешила перед глазами, напоминая одним своим видом, что он собирается совершить.

В отель приехал чуть заранее. Просторный люкс для молодожёнов был полностью готов. Здесь и лепестки роз рассыпали, и разложили свечи, от длинных, в подсвечниках, до чайных, по всему полу, оставалось только зажечь. В металлической ёмкости во льду ждали бутылки шампанского. Стояли пиалы с клубникой, вишней без косточек, даже нарезанным манго. Стояли диффузоры с запахами на любой вкус. В ванной, помимо просторной душевой, сделанной на манер водопада и выложенной чёрными камнями, располагалось огромное джакузи с деревянными вставками.

Ролан задумчиво смотрел на это всё, и что-то ему не нравилось. Был в этом налёт вульгарности для его восприятия, хотя они со Златой не раз снимали подобные номера. Сейчас всё приобрело неприятный оттенок циничной пошлости.

Он чувствовал себя… Странно. Впервые в жизни организовывал подобное… Мероприятие. Он нисколько не сомневался в том, чего хочет. Кого. Только не могло не скрести чувство неправильности. И весь этот разговор в академии, наспех, что он нёс? Нисколько не хотел унизить её этим предложением, ему нужно было быстро донести мысль. Успокаивал себя тем, что, раз согласилась, – значит, они друг друга поняли. И, чëрт, как же она целуется… От одних воспоминаний его пробирало током, а пах наливался силой.

Господи, как он надеялся, что поездка с будущей женой его спасёт. Делал ставку на то, что время и расстояние всё же охладят его. Только… Он ещё больше отдалился от Златы, а день на третий, ещё в Лимассоле, его накрыло. Он до рыка хотел её увидеть. А ещё позвонить. Руки чесались ей набрать. Но он нашёл другой выход.

У него был аккаунт в инстаграмме, который создавал, чтобы ставить лайки Злате, которая активно вела социальные сети. И на третий день он без особого труда нашёл аккаунт Эллины. Студенты давно отыскали его аккаунт, всего с двумя фотографиями. На одной он с родительской собакой, на другой – со Златой. На этом ведение инстаграмма для него иссякло.

Так вот, через общих друзей у студентов довольно быстро обнаружилась Эллина. У неё фотографий было тоже сравнительно немного, всего штук пятнадцать, но ему этого было достаточно, чтобы надолго зависнуть.

Селфи. Одно из которых вынудило надолго застрять в душе. На нём Эллина небрежно размазывала алую помаду вишневого оттенка аж на подбородок, а под обнажёнными ключицами виднелась кромка ажурного белья с тонкими чёрными перемычками крест-накрест. Ролан бы всё отдал за фулл.

Но больше всего воздействовало выражение холеного лица. Она смотрела роковой, томной кошкой. Было в этом отчаянно-шлюшачье проявление. Хотя толком ничего не видно. Перемазалась девочка помадой. Судя по дате, на фото ей лет семнадцать. Пробовала себя в разных образах.

Остальные фотографии были полностью приличными. И с открытыми улыбками, и с задумчивым философским видом, где она подпирала голову, как Сократ, глядя на морской горизонт. В белоснежном летнем сарафане с открытой спиной, в пол-оборота, демонстрируя пышный бант на шее с длинными лентами по гладкой, смуглой спине под солнцем где-то в Греции. Тогда у неё были длинные волосы, на фото завязанные в два пышных хвоста.

Его внимание привлекли две старые фотографии в самом низу аккаунта, где её обнимал молоденький блондин с тёмными глазами. Зрачки так расширены, что радужек не видно. На одной закрывал предплечьем её горло целиком, навалившись сзади, а она застыла в кадре с замершим во времени смешливым оскалом. На другой они вместе держали белого щенка непонятной породы. Эллина лучилась счастьем.

Он периодически открывал её аккаунт и разглядывал фотографии с глупейшей улыбкой, о чëм ему сообщила Злата. Не видела, что именно он рассматривает, но поинтересовалась.

За несколько дней до возвращения в Москву, она не выдержала и всё же заговорила:

– Да что с тобой происходит?.. Сейчас работы нет, свобода, но… Ты постоянно в себе. Ролан.

Он что-то говорил об интровертном отдыхе, пытался пересилить себя, но не получалось. И говорить что-то пока было рано. Он сам не понимал, что именно с ним происходит. И нельзя было просто взять и перечеркнуть всё одним махом из-за какой-то недо интрижки.

С другой стороны, внутренний голос до него уже доносил простые истины: «Дело даже не в Эллине», на которую он всё пытался свалить внутри себя. «Дело не в ней. Не совсем в ней. Она лишь показывает истинное положение вещей». Прежде всего, стоило разобраться в себе.

Злата никогда не вызывала у него чувств и стремлений подобной силы, какие бушевали в нём сейчас по отношению к другой. Объективно, без прикрас. Он даже не знал в себе этого. Но оно появилось, и пока Ролан был без понятия, что с этим делать. И не было понятно, стоит ли оно чего-то. Он слышал, что бывают такие моменты, и что они проходят, как волна, стоит удовлетворить аппетит. И, ведь он старался побороть это. Делал шаги к этому, разрываясь в сомнениях.

Если он начинал думать об отношениях между семьями, что долгие годы сохраняли дружескую не номинальную связь; о подготовке к свадьбе, о выстроенном комфорте со Златой, которую знал очень давно, у него кипела голова.

Да, у них не было общего бюджета, и не было проблем с деньгами, по отдельности в том числе. Хоть на том спасибо, никто ни от кого не зависел. Но жизнь уже была отлажена и поставлена на определённые рельсы. Готов ли он пожертвовать этим всем? Вот так. Просто. Вдруг, это придурь? Прихоть. Блажь. Если всё вскроется или… Если он сам просто закончит. Пока он не был готов ответить на этот вопрос, и так далеко не заглядывал.

Но что-то ему подсказывало, что… Уже отказался. Делая шаг… К ней. В то же время, саму её он не рассматривал, как нечто серьёзное. Ему её хотелось. Эллина выступала в роли лакмусовой бумажки, но не являлась заменой спутницы жизни. Путём анализа, он понял, что… Злату на самом деле не выбирал. По-настоящему. Плыл по течению, и её просто принесло, а он и не был против. Приносило многих, но Злата оказалась цепкой.

Только сейчас шахматная доска переворачивалась. Возможно, не случайно это происходит накануне свадьбы. Чтобы он включился и в эту сферу своей жизни, по большей части занимался учёбой и карьерой. В голове всплывали истории наподобие знакомого хоккеиста, который обзавёлся женой и тремя детьми попутно, не включаясь. Она просто приходила к нему, пока он был на сборах, его мать её принимала. Он приезжал домой, а там она в постели. Так и поженились. А как опомнился, уже поздно было. Ролан с грустью понимал, что у него приблизительно такая же история.

Ролан принял душ и облачился в гостиничный белый халат, поминутно смотрел на часы, сидя на краю постели. Свечи уже были зажжены. Он ощутимо нервничал, и как будто больше от того, что сейчас придёт ОНА, чем от моральных терзаний. Всё вспоминал, как ещё сегодня утром держал её в руках, такую мягкую, податливую… Невыносимо желанную.

Было страшно сделать что-то не так. Волновался, как мальчишка перед первым разом. И при этом, гостиничный номер всё больше его раздражал. А, чем дольше её не было, тем больше грызли сомнения.

Ещё не поздно отступить. Ещё не поздно просто вернуться домой. Он знал, что Злата ждёт его. Эти мысли пульсировали где-то на фоне, неизбежно уступая, как откат волны…

Эллина как-то очень легко согласилась. Есть здесь подвох? Нет. Её глаза не могли врать. Так не сыграешь. И её ласковое, в тоже время интимное звучание голоса, когда произносила: «Ролан Александрович…». Сладкая. Сегодня определённо не было запаха духов, только её, с отчётливой нотой карамели. От самого тела.

Ролан сглотнул и снова посмотрел на часы. За окном уже стояла непроглядная темень. В номере – полная тишина. А лёгкий мандраж увеличивался. Вдруг не придёт?! Он не выдержит. Сделает что-нибудь.

В дверь коротко постучали в восемь двадцать пять. Он выдохнул, будто груз с груди упал. Ей должны были дать магнитный ключ внизу. Почему стучит?

Недолго думая, он подошёл к двери и распахнул.

Глава 8.2. Шоу

Ролан, ощущая резкое повышение внутричерепного давления, набрал воздух в грудь и распахнул дверь.

Проморгался и едва не закрыл обратно. На пороге стояли три девицы. Рыжая, платиновая блондинка и афрометиска с прямыми чёрными волосами и тёмной кожей, Кэмпбелл на минималках, она явно стремилась вызывать именно эту ассоциацию. Все на тонких шпильках, в симпатичных, весьма откровенных платьях. Вид, впрочем, имели слегка потасканный, если приглядеться. Рыжая, чьи волосы были накручены тугими локонами, жевала жвачку. Брюнетка сразу шагнула внутрь. Блондинка сказала:

– Ой, как нам повезло, девочки, какой крас-савец. Ка-кая фактура!

Он опомниться не успел, как они протиснулись мимо него в номер.

– Вы ошиблись, – нашёлся он.

– Нет, – рыжая выглянула за дверь. – Триста пятнадцатый. Всё верно. У вас оплачено на четыре часа. Бронь продлят, если тебе будет мало, жеребец, – и она растянула жвачку по губе вниз, подмигнув ему. Брюнетка двинула рукой на манер кошачьей лапки и соблазнительно протянула: «Мряуррр».

Ролан не столько от них растерялся, сколько застыл в мгновенном анализе происходившего в академии сегодня утром. Разрозненный паззл постепенно складывался.

Они выстроились перед ним концептуальной картиной. Просто «Океан и три реки» из клипа Меладзе. И все в разных образах. Блондинка в нежно-голубом платье с воздушным подолом и перламутрово-розовыми украшениями в цвет блеска на губах. Рыжая с карими глазами и вишневыми пухлыми губами вся в кричаще-красном, в облегающем платье с глубоким декольте и запредельным разрезом на бедре. А Наоми в чёрном платье с едва различимыми, отличными от основного тоном, леопардовыми пятнами. Идеально прямые нарощенные волосы. На руках – ажурные полупрозрачные перчатки. Образ пантеры.

Три проститутки, расставившие каблучки между чайными свечами на фоне панорамного окна с видом на город, огромной кровати, усыпанной лепестками роз, а перед ними обескураженный ситуацией Ролан в белом халате, спрятавший кулаки в карманах.

– Как ты хочешь… – промурлыкала блондинка.

– Что ты хочешь… – касаясь его щеки ладонью с красными, длинными ногтями, проворковала рыжая.

– Мы в твоëм распоряжении. На всякий случай взяли плëтки… Судя по тебе, не прогадали. По глазам вижу, пожестче любишь, – сказала умудрëнная опытом брюнетка низким, с хрипотцой голосом, но абсолютно без акцента.

– Так, – кашлянул он, окончательно придя в себя. – Дамы, работы сегодня не будет.

Блондинка обиженно вытянула нежно-персиковые губы трубочкой и состроила бровки домиком.

– Ну, как так? Мы тебе не понравились?

– Очень понравились. Шоу уже выполнило свою задачу. Верните заказчику деньги. Час, так и быть, сам оплачу за ложный вызов.

– Ты что, мальчика хотел?

– А вы по лицу получить захотели? Плохо слышали? – он указал рукой на выход.

Они сдаваться не собирались. Рыжая с длинными крашеными локонами опустилась на колени, обхватив руками его бëдра поверх халата.

– Чшш… Какой нервный. Нас предупредили, что возможно сопротивление, но тебе так больше нравится. Чтобы тебя завоёвывали, – зашептала змеей-искусительницей, надула пузырь из белой жвачки и лопнула его. – Я выполню любой твой каприз… Не надо так злиться. Господи, какой очаровательный! Наоми, помоги мне, – и подмигнула.

Ролан не удивился, что её рабочим именем будет именно Наоми, но занят он был не изучением жриц любви, а отталкивал от себя цепкие ручонки, что уже скользили у него под халатом. Благо, он всё ещё был в боксерах.

– Встали, – жёстко гаркнул он, заметив, что блондинка открывает шампанское, лёжа на кровати прямо в блестящих туфлях, вся в лепестках, а брюнетка, заигрывающе скалясь белоснежными на фоне темной кожи зубами, стягивает с себя платье, под которым явно занятная комбинация с кожаными тонкими ремешками для любителей жёстких игр, – И вышли вон. Второй раз говорю. И про деньги вы меня услышали?

Рыжая оставила его в покое и поднялась, не теряя при этом уверенности. Они переглянулись между собой.

– Ты можешь сказать, что не так?

– Да не с вами не так, – сжимая ладонями своё лицо, прорычал он. – Надо мной подшутили, – он глубже вдохнул. Воздуха как будто не хватало от целого букета эмоций. Абсурд ситуации зашкаливал.

Блондинка подошла к нему с мягкой улыбкой, умилëнная реакциями потенциального клиента, и наполненным бокалом шампанского, и всучила в руку. Он осушил его залпом, после чего несколько раз коротко выдохнул. Игристое сразу дало в голову, лицо загорелось.

– Спасибо. А теперь, – он снова показал рукой на выход.

– Ну мог бы воспользоваться шуткой-то, – улыбнулась брюнетка надутыми с избытком губами и поиграла бровями, разглядывая его с голодным интересом. Издержки профессии. Ролан на какую-то секунду почувствовал себя взятым в ментальное кольцо тремя женщинами. От наваждения стало не по себе. Будто он не потенциальный клиент, а жертва, загнанная в… Нет, не угол, треугольник. Ровно так они и стояли, обступив.

– Я эту шутку отпользую, спасибо за заботу, – процедил он, уже увеличиваясь в размерах, теряя терпение.

– Ладно, девочки, видимо, и правда, парня развели. Ты не нас заказывал, да?

Ролан закатил глаза, разомкнул это кольцо, шагнув между рыжей и блондинкой, брюнетку он инстинктивно желал держать подальше, и отошёл вглубь номера, сложив руки на груди.

– Заказчик в гостинице? Вы его видели?

– Нет, всё онлайн. Внизу только наш менеджер, – сообщила ему рыжая и, подойдя, осторожно погладила по плечу. – Ну, не серчай, не хотели расстраивать.

Ролан брезгливо дёрнул плечом.

Она чмокнула воздух вблизи его затылка, и стройный цокот каблуков по паркету двинулся в коридор.

– Жа-аль… Как жаль. Редко такие мальчики попадаются, – нежно и капризно протянула блондинка, не желающая уходить.

– Недотрога, – сладко прошептала брюнетка, проходя мимо него. Ролан чуть стиснул зубы, но при этом нервно усмехнулся, потерев подбородок.

– Пока, красавчик.

– Надеюсь, ещё поправишь вечер.

– Менеджер придёт, по оплате договоритесь.

По очереди распрощались они.

Когда они скрылись, закрыв за собой дверь, Ролан ещё некоторое время смотрел из окна на мерцающий огнями город, на крупные хлопья снега, и сжимал челюсти до желваков. Спустя несколько минут, он вдруг захохотал во всю грудь.

– Вот же маленькая дрянь…

Прыгнув на кровать, взял бутылку шампанского и стал пить прямо из горла, периодически посмеиваясь.

– Сучка… Ну что за… Как в голову-то пришло вообще? Так меня ещё не отделывали, конечно. Три раза уточнила. Блять. «Очень хотите секса?» – передразнил он её сам себе. – Очень, блять. Получите. Не обляпайтесь, Ролан Александрович. Предупредили их, что возможно сопротивление! Три. Не одну даже, а три!

Глава 9. Эллиночка

Сначала Эллине было весело. В её голове очень быстро и сам собой сформировался план, который показался крайне забавным. При этом фантазия рисовала вариант еще смешнее: наплести Мироновой с три короба. Её смешила представленная физиономия Мироновой, когда она по секрету расскажет ей, что в гостинице её будет ждать тайный поклонник, который по ней сохнет. И ей казалось, высока вероятность, что Миронова поедет. А если бы она засомневалась, сказала бы, что Ролан Александрович провёл с ней приватную беседу, расспрашивая о Свете. Признался в том, что ужасно хочет её и не знает, как всё устроить. И якобы Эллина подсказала ему идею с гениальным сюрпризом. Вот было бы весело увидеть их лица при встрече. Но это было лишь вольной фантазией, потому что обязательным пунктом в их «сделке» являлось молчание. Эллина с детским энтузиазмом неукоснительно следовала каждой букве. Хоть и устной.

Вообще Эллина хотела бы глянуть на его лицо, когда в номер войдут три проститутки, которых она тщательно выбирала на сайте. Очень симпатичных, кстати, на её вкус.

Старалась.

День пролетел незаметно. Организация этого «мероприятия» очень её увлекла.

Вечером она пыталась читать учебные материалы и даже открывала курсовую, в которой пока присутствовал только план, и то не весь, но мысли упрямо рассыпались. Настроить себя на рабочий лад не было никакой возможности. После таких… Поцелуев и жаркого шёпота.

Пыталась отмахнуться от этого, но ни черта не выходило. Его зелёные глаза, не противно масленные, а… Пронзающие до самых кишок своей откровенно мужской заинтересованностью. Сила его рук и чувственность поцелуев, устроили в девятнадцатилетней девчонке настоящую гормональную бурю, только мозги эта буря выключить не смогла. Эллина сохраняла рассудочность суждений даже при условии собственного неравнодушия к молодому преподавателю.

С одной стороны всё вышесказанное, конечно, да, но с другой – стальной молоточек здравого смысла будил в ней злость. Злость, что конвертировалась в смех. И сейчас, около десяти вечера, неприятно скребло под ложечкой.

«Да с чего он вообще взял, что так можно? С чего он взял, что… Я. Поеду. В гостиницу. Индюк напыщенный. Нашёл себе презерватив. Не может он, видите ли, с собой справиться. Даже не спросил меня, может, у меня кто-то есть? Может… Да это неважно! Одно «Я, я, я» и секс. Вот будет смешно, если он с ними развлекается сейчас. Просто прелестно. Невесте знатно повезло. Скорее всего, он это периодически практикует. А студентку соблазнить вообще много ума не надо. И будут молчать, как миленькие», – гневалась она мысленно, листая уже художественную книжку, но не задерживаясь взглядом на строчках. Настроение снова менялось. Теперь на какое-то тоскливо-печальное.

«Всё испортил. Опошлил вечера в Лимассоле, свёл всё к тупой сделке. С совестью, видимо… Ну почему так? Я что… Так похожа на шлюху? На дуру? На кого?!»

Она вышла из спальни, прошла по коридору своей уютной двухкомнатной квартирки, расположенной недалеко от академии, и подошла к зеркалу в прихожей, включив свет. Ей казалось, она должна выглядеть уставшей, но несколько удивилась несовпадению внутреннего с внешнем. Вид имела цветущий, бархатистая ровная кожа как будто светилась изнутри. Очень неуместно после сессии посреди зимы в Москве. Даже синяков под глазами не было. Носки и длинная белая футболка до середины бёдер. Вот и вся одежда. Эллина задумчиво накручивала пружинистые волнистые прядки на палец и подмигивала сама себе, пытаясь поднять резко упавшее настроение. Где-то в недрах квартиры зазвонил мобильный, и Эллина лениво поплелась на звук.

Она не думала дальше вызова проституток на написанный им адрес. Не казалось, что у истории будет какое-то продолжение, поэтому тупо уставилась на незнакомый номер. Не записывала тот, с которого пришло смс, но догадка всё же появилась, пульс сразу участился и стал тяжелее. Тем не менее, она не верила. Что позвонит. Ещё и потому, что он до не звонил, с чего бы ему звонить сейчас? Задумавшись, не успела взять, гудки прекратились. Ещё она увидела уведомление из банка о возвращении средств на счёт часом раньше.

Вытянув губы трубочкой, смотрела на экран, зашла в смс и убедилась, что номер тот же. Теперь стало страшно. «Орать собирался? Или… Или что? Спасибо сказать?» Тем не менее, хихикнула. Снова стало возвращаться весёлое расположение духа. Когда телефон загудел снова, её чуть не подкинуло на кровати. Тот же номер. Чëрт…

«Что ты хочешь?..»

Она всё же нажала на зелёный кружочек и прижала телефон к уху, ничего не говоря.

– Эллиночка. – раздалось оттуда не приторно-слащавое, а нежно-вкрадчивое, шёлковое с хрипотцой, проникающее под кожу. Эллина зажмурилась, сделала неслышный вдох-выдох и заговорила как можно увереннее:

– Добрый вечер. Так быстро, Ролан Александрович? Даже ночь ещё не наступила.

– Эллиночка, – повторил он тем же тоном, и у неё вспыхнули щëки. – Не ожидал такой заботы. Это был потрясающий вечер. Сказать, что я в восторге, не сказать ничего, – он говорил как-то наигранно, в голосе звучала хрипотца и… Что-то ещё. Эллина не могла распознать эмоцию. И он продолжил уже более правдоподобно, с нажимом, – Как тебе это в голову пришло?

– Что именно, Ролан Александрович? Всё чётко по условиям сделки, – Эллина расплылась в елейной улыбке, валяясь на кровати, и продолжая крутить локон на пальце. – Обе стороны удовлетворены.

Он как будто цокнул языком.

– Я понял намёк.

– Прямой текст, Ролан Александрович. Вам был так важен объект сделки, что вы не уточнили субъект.

– Подловила. Только ты не дала мне его озвучить, моя хорошая. Дважды. Я всё помню.

Эллина почему-то не могла перестать улыбаться.

– Неправда. Всё я вам дала. Вы были увлечены собой и объектом, никак не второй стороной вопроса, – сказала она, вздохнув, и перевернулась на живот.

– Так, всё, хватит. Скажи, пожалуйста, мы можем где-нибудь посидеть? Приглашаю в ресторан, где тебе удобно.

Эллина растягивала паузу, изображая, что задумалась.

– Сегодня?

– Да.

– Не получится, – грустно вздохнула. – Я в Химках живу, вам долго ехать придётся. В полночь карета превращается в тыкву.

– Ты на Чистых Прудах живёшь.

«Вот же…»

– Не совсем. Там моя мама живёт. Можете съездить к ней, конечно. Думаю, она будет в шоке.

– Эллиночка, – снова этот тон. Теперь с явственной улыбкой в голосе. До мурашек, – Я понял, что оскорбил тебя. Правда. Разреши принести извинения. Не будь тебе интересно, ты бы даже не парилась. Просто не пришла бы. Кстати… Деньги тебе вернулись? Должны были, – говорил он всё сразу.

– Да, вернулись. Но мне было не жалко, честно. Лишь бы вам стало спокойнее.

– Хватит, – твёрже сказал он. – Ты прекрасно меня поняла, но всё вывернула наизнанку.

– Нет, не поняла, Ролан Александрович. Не поняла, – уже без капли наигранной елейности, откровенно заговорила она. – Не поняла, почему вы решили, что я шлюха. И ещё, я в курсе про невесту, слышала краем уха. Мне претит мысль, что вы та-ак меня воспринимаете. Почему я сбежала в Лимассоле? Да поэтому. Потому что я не презерватив. Дело не в том, что вы извинитесь, дело в том, что… Мне это неинтересно. Вы мне были интересны, а это – нет, – сформулировала она и выдала прямо в лоб. При этом ей почему-то вдруг стало страшно услышать ответ, и она испуганно бросила трубку.

Эллина выжидательно смотрела на вибрирующий телефон. Он ожил спустя пару минут после её пылкой речи, Ролан Александрович звонил уже второй раз подряд.

«Если он сейчас опять скажет «Эллиночка», я пошлю его на хуй…» Ей было аж щекотно под рёбрами от того, как он это произносил. Слишком интимно. Её имя ещё не звучало так мурашечно.

– Да, – набравшись храбрости, все-таки выдохнула в трубку.

– Я просто хочу сказать, что услышал тебя. Признаю, что поступил как мудак. Шлюхой тебя никто не считает, даже в мыслях не было. Мне показалось, мы оба этого хотим. Я и подумать не мог, что тебя так заденет… Но сейчас понимаю. На просто встречу сегодня не могу рассчитывать?

Эллина напряжённо сопела, сама себя слышала и бесилась, что не может перестать.

– Я не думаю, что это хорошая идея. Правда. Давайте не будем всё портить ещё больше?

«Иди, блин, домой. К невесте», – мысленно ярилась она. – «Не надо меня впутывать! И так всё испортил…»

В трубке повисло долгое молчание. Ей казалось, она слышит тихий стук стекла и глотательные звуки.

«Пьёт, что ли?..» Протяжный тихий выдох, снова глоток.

– Я тебя понял, – наконец, сказал он тихо и как будто расстроенно. Пауза затягивалась. Эллина не знала, что сказать, чтобы закончить разговор. Типа… «Ну… Пока?» И это всё ещё был преподаватель гражданского права в её восприятии.

– Просто… – снова отмер он. – Знаешь. Это были… Волшебные вечера… Настолько волшебные, что их не перекрывает ничего. Столько времени до ноября прошло, а.. Меня всё дëргало, что ты не помнишь. Я хотел почувствовать э т о вновь. Тебя. Ладно, сейчас дело уже не в этом. Я сам не понимаю… Вернее, понимаю, наверное. Сегодня еле доработал… От прикосновений к тебе утром кровь кипела весь день, – Эллина слушала его, чувствуя, как горят и щëки, и грудь. Он снова что-то глотнул. – А ещё ты божественно двигаешься. Я так хотел подойти к тебе после выступления, тогда, перед новым годом, помнишь? Не получилось.

– Спасибо, мне очень приятно… – пробормотала она в трубку. И ей тоже хотелось бы многое ему сказать, но она чувствовала, что этого нельзя делать. Его невеста, конечно, не её дело, но ощущение неправильности сковывало. Тем не менее, заканчивать разговор не хотелось. Хотелось слушать и слушать его бархатистый, с хрипотцой сейчас голос. Расслабленно-неформальный.

– А что вы пьёте?

– Шампанское. Вторую бутылку уже, – усмехнулся он. – Представляешь, сижу один в люксе для молодожёнов, как идиот, в лепестках роз, и пью шампанское.

Эллина тоже засмеялась, представив.

– Тут ещё всё в свечках. Вообще, жалею, что не сфотографировал трёх проституток. Они тут стояли на шпильках. Картина маслом. Еле выпер. Заказчик их проинструктировал, что я буйный.

Эллина смеялась всё громче.

– Я ещё думала Миронову к вам отправить, – смешливо добавила Эллина, чуть расслабившись.

– Лаврова, ты смерти моей хочешь? Она бы приехала, даже не сомневаюсь. – сквозь её хихиканье говорил дальше. – О чем ты с ней дружишь? Я всё смотрю на вас, и не понимаю.

– Да ладно. Шутки шутками, но она… Умная.

– Да я знаю, что умная, но, черт. Испанский стыд же.

– Ролан Александрович, как не стыдно, смеяться над студентками? Испанский стыд стыдом, а она отличница. Значит, её методы работают. Я вот так не умею.

– Ты решила у неё поучиться? Не надо, Лаврова, академия не переживет второй Мироновой.

Беседа перетекла в лёгкую, непритязательную степь. Они болтали обо всём и ни о чем. Эллина уже ходила по квартире, прижимая телефон то к одному уху, то к другому, заваривала чай, ставила тосты в тостер, смеялась с его рассказов о студентах, о другой работе. Она узнала интересные моменты из рабочей среды еë будущего профиля.

Сказал, что иногда бывают командировки во Францию и Англию, но по большей части на Кипр. Он много занимается оффшорными счетами крупных компаний. Аккуратно расспрашивал её о жизни в целом, и, что удивительно, внимательно слушал ответы. Эллина сказала, что училась на филологическом, и всё же решила перейти на более респектабельный факультет. Они немного поговорили о художественной литературе, но оба понимали, что весь этот трëп лишь прикрытие желания слышать друг друга. Говорить. У них оказался общий интерес в виде конной выездки. У Эллины был личный конь на одной из конюшен под Москвой. Ролан изъявил желание как-нибудь поездить вместе, если она не будет против. Без уточнений, когда.

– ..Я помню, как ты говорила о звёздах. Напомни, что. Я, конечно, слушал, но… Больше смотрел на тебя.

Эллина задумалась, сама уже подзабыла.

– Я говорила, они кажутся мне не настоящими. Ты видишь, как от них одинаковые по размеру лучики во все стороны расходятся? Я вот вижу. И вроде бы они все на разном расстоянии, почему тогда длина лучей одинаковая?

– Честно говоря, я не обращал внимания на лучи, я вижу их точками.

– А там есть лучи.

– Покажешь мне, – прошептал он.

Эллина усмехнулась себе под нос.

– В Москве вообще редко видно звезды. Но… Лучики я и здесь вижу… Иногда. А ты…

– О, ты уже второй раз перешла на ты.

– Ой. Простите.

– Брось. Эллина…

– М?..

– Я позвоню тебе. Не блокируй меня, – и добавил, – пожалуйста.

– Ладно, не буду.

– Собиралась.

– Была такая мысль.

Она почувствовала, что он улыбнулся в трубку.

– Доброй ночи, Ролан Александрович?

– Доброй. Эллиночка, – опять довёл её шёпотом до мурашек.

После завершения звонка, она положила телефон на столешницу и взялась за её края, склонив голову. В висках шумела кровь, и почему-то жгло кожу губ, будто она долго целовалась.

Глава 10. Осечка

Её голос звучал переливами весенней капели, перебирал чистым перезвоном по тонким струнам души, дурманил обволакивающими нотами на нижнем регистре.

Ролан хотел слушать её и слушать. Вот так просто, неформально, легко, о чëм угодно. Ещё она очень мило сопела. Ролан улыбался, чувствуя, как в груди разливается и движется по венам нечто тёплое, неуловимое, и дыхание становится глубже, свободнее, и сердце стучит в каком-то особом ритме.

«Эллина. Эллиночка. Ночка. Ноченька».

«Кажется, попал ты, Ролан Александрович».

***

С Эллиной он проговорил примерно полтора часа. Вернувшись домой около полуночи, Ролан надеялся, что Злата уже спит.

Он так надеялся…

Смотреть ей в глаза не хотелось, говорить с ней – не моглось. В мыслях была только Эллина. Тёмные окна квартиры воспринял, как добрый знак. Но уже в лифте навалилось гнетущее, давящее ощущение. Ролан постепенно созревал к глобальному решению. Надо было поговорить. Но сейчас этого делать не собирался – разговор обязательно затянется, будут слёзы, а им завтра обоим рано вставать, рабочие трудовые будни. Квартира – его. Ещё побежит куда-то в ночь.

Тихо прокрался внутрь квартиры, раздевался, как мышь, следил, чтобы ключи не звякнули об стол, не включал свет ни в прихожей, ни в коридоре. Зашёл освежиться в ванную, а, когда вышел, с облегчением вздохнул – по-прежнему тишина. Пройдя в кухню, обнаружил на столе остывший ужин. Блюда со свининой на рёбрышках в соусе барбекю, греческий салат. Две погасшие свечи. Ждала.

Со вздохом завозился с тарелкой, съел два уже прохладных рёбрышка, смыл руки под тонкой струйкой воды в кухонной раковине, и двинулся по коридору, когда в открытой спальне вспыхнул свет.

Его ждал очередной сюрприз. Злата медленно вышла из спальни в прозрачном красном пеньюаре с комбинацией под ним, подчеркивающей достоинства её фигуры и скрадывающей недостатки. Чуть сонная, явно дремавшая вечером, но при полном макияже, с алой помадой на сделанных губах формы бант, на манер Джоли, слишком больших для её лица с мелкими чертами и небольшими глазами. Её длинные золотистые локоны струились по телу пониже груди.

– Заработался? – проговорила сипло со сна и двинулась к нему.

«О нет. Нет, только не это. Плохая идея. Очень плохая». Тут уже включились все моральные терзания одновременно и притом в штанах ощутимо напряглось.

– Я хотела сделать тебе сюрприз, и заснула… – томно протянула она, ведя пальцами по его рубашке.

Ролан нервно облизнул губы. Если сейчас оттолкнет её, это будет смертная обида. И опять начнётся: «Почему, когда хочешь ты, я всегда, а если я, то ты…» Но каким образом заниматься сексом с женщиной, когда в голове сейчас просто фейерверк по отношению к другой? Это кончится плохо. Чисто логически. А кроме того – просто ужасно некрасиво по отношению к Злате. Ролан даже несколько досадовал, что тело всё равно откликалось. Полторы бутылки шампанского плохо влияли на самоконтроль. И он слишком здоров, заводится с пол оборота.

– Я видел. Ужин… Я написал, что буду поздно. Прости.

– Не думала, что настолько, – капризно протянула она и коснулась губами губ. – Ты пил шампанское?

– Да, с коллегами после работы… Отмечали законченное дело.

– Вот как… С коллегами, – покачала она головой.

Ролан всё же собирался с мыслями, что сказать, чтобы свалить от неё в кровать, со своим возбуждением он как-нибудь сам разберётся, но она закрыла ему рот поцелуем, как чувствовала, и быстро расстегнула его нехитрые застёжки ремня, пуговицу и ширинку. Очень шустрые маневры. Будто торопилась.

– Подожди… – прошептал он, делая слабую попытку, только она не слушала. Рывком приспустила с него штаны до середины бёдер и опустилась на колени.

– Не могу, – проговорила она, подняв влажные глаза с поволокой желания, прежде, чем заняться им вплотную.

***

Глубокий минет отключил ему на время мозг. Злата сегодня была старательной, как никогда. Набросилась с таким рвением, что Ролан реально видел искры перед глазами под охренительно пошлые, влажные звуки. И кончилось не менее взрывным сексом уже в постели, контроль упал куда-то в бездну, и он плохо осознавал реальность, растворившись в ощущениях.

Густая, тихая тьма ночи разрезалась только блядскими стонами, хриплым дыханием и мокрыми шлепками на дикой скорости. Злата кричала, задыхаясь, и просила ещё. И было, с чего. Ролан будто задвигáл в неё весь спектр чувств, переведя их в плоскость телесной сладкой пытки. И случилось то, о чëм предостерегало внутреннее предчувствие.

Он не сразу понял, что произошло. Только его щеку обожгло ударом до рези в дëснах и глазах, и в спальне вспыхнул свет. Злата смотрела с яростью, её зрачки сузились до предела, и потому глаза казались слишком… Не естественно светлыми.

– Ты что делаешь? – рыкнул он, схватив запястье.

– Эллина, значит?! – задыхаясь и от гнева, и от бешеной скачки, выдохнула она, будто плетью стеганула.

«БЛЯДЬ!»

– Ты где был, Шувалов? С коллегами, значит, пил шампанское? Какая, к чертям, Эллина?!

Она не кричала на уровне ультразвука, нет, она била по ушам и голове низкими децибелами, ощерившись, как разгневанный зверь.

Ролан мог бы начать отпираться. Мог бы попытаться сгладить ситуацию враньëм. Но враньё ему претило. Дипломатических уловок хватало и на работе. Дом, семья, близкие – безопасная зона, в которой он не стремился никого из себя изображать. Он мог бы растянуть неизбежное во времени. Только смысла это не имело: станет только хуже.

Ночь, так ночь.

У него изменилось понимание измены. Измена уже была. Она не в половом акте и даже не в поцелуях. Она располагалась в эмоциональной вовлечённости. Даже, если без прямого контакта. Ролан получал от Эллины секс не единожды, он пронизывал его изнутри, передаваясь воздушно-капельным и вербальным путями. Мыслями, чувствами и стремлениями. Конкретно соитие – это уже последствия, последняя точка после целой цепи внутренних волн.

Также существовали отмашки в виде путаницы с именами, что могло возникнуть на фоне усталости или случайной связи ощущений с чем-то, что было в прошлом, но Ролан не обманывался на этот счёт. Он точно знал, кто у него был в голове, и почему это всë-таки предательски сорвалось с языка, когда он физически догнался до определённой точки кипения, совпавшей с образными желаниями.

Он поднялся с кровати, натянув боксеры, и обречённо, но при этом уверенно, проговорил:

– Оденься. Будем разговаривать.

Они сидели в кухне друг напротив друга. Говорили долго. Муторно. Мучительно. Тихо двигалась стрелка на кухонных часах, делая круг за кругом. Ролан обозначил свою позицию довольно коротко. Дальше был допрос с пристрастием. Он делал всё, чтобы задвинуть Эллину как можно дальше. Они расстаются не из-за неё. Конкретизировать Эллину нельзя. Интуитивно, рефлекторно.

– Но ведь всё было нормально! – возражала Злата, взъерошенная, вздыбленная, глядя на него исподлобья.

– В том и дело. Что нор-маль-но.

– Ах, тебе стало скучно?

– Не в этом дело.

– В чëм?

– Я ничего к тебе не чувствую.

– Да ну? А сейчас что было? И два года – что было?!

– В этом нет жизни. Есть привычка. Просто однажды вдруг понимаешь, что всю жизнь ты так не хочешь. Я не хочу свадьбы. Это жвачка, Злата. А мы только начали. И оно уже так.

– То есть я тебе типа сестра?

– Вроде того.

– С сексом.

Ролан кивнул.

– Я не понимаю, почему тебя переклинило в последние пару месяцев, – с прищуром смотрела она. – Ты думаешь, я не заметила? Я видела. Многое. Молчала. Наблюдала. Вроде ведь ничего не происходило, но…

– Ты всё пытаешься найти виноватого. Где-то вне. Его нет. Есть я и ты, – настаивал он на своём. – Не было измены, я ни с кем не спал. Почему я сказал другое имя, не знаю. Устал. Людей много вокруг, ты прекрасно знаешь, в каком режиме я сейчас живу.

– Может, дело в этом? Может, стоит немного сбавить обороты тогда? Нет такой необходимости с утра до ночи работать. Но ты ведь делаешь всё, чтоб отдалиться. Мы даже на отдыхе были порознь.

– Мы давно порознь. Ты просто не заметила. И неважно, что физически мы вместе.

Ролан с удивлением отмечал, что чувствует только напряжение во всём теле, а под напряжением – пустота. Она нападает, он отвечает. Будто стоит в кругу обвинителей где-то на сцене под софитами. И легко говорит. Слова слетают сами. Без пауз, без волевых усилий над собой. Не верил, что это происходит. Что так легко… Рвать.

И слова звучали сухо и спокойно, как если бы он заранее заготовил речь. Возможно, это… Что-то вроде шока? Кладя руку на сердце, хотелось просто уйти подальше. Злата искрила высоковольтным напряжением и готова была взорваться в опасной близости. Как и любой человек, Ролан плохо переносил давление, но он не смог бы так поступить. Нужно было дойти до конца, а не сбегать.

Злата шарила по нему взглядом так пристально, как будто искала жучок. И глаза её были как будто пустыми. Ролан не мог разглядеть в них никакого выражения. Стекло. Жесть. Наледь. Говорила зло и крайне чётко, только до надрыва было недалеко.

– Почему именно Эллина тогда? Если от усталости?

Естественно, волновало её в основном это.

– Я не знаю.

Ролан делал это не для себя. Для неё. Лаврову в это впутывать было категорически нельзя. Но он уже успел её впутать и не знал, что теперь делать.

– Давно были порознь… Отлично. Просто отлично. У меня нет слов, – всплеснула она руками. Но слëз при этом не было. Глаза высохли от ярости. – Хорошо хоть подготовка к свадьбе ещё не началась, гостей не приглашали. А так бы ты когда мне об этом сказал, в ЗАГСе? Если бы сегодня не…

– Завтра-послезавтра. Я не хотел в ночь, – честно сказал Ролан.

Злата копалась в деталях. Допытывалась. Почему то, почему это. Но Ролан всё-таки обрубил эту долгоиграющую пластинку.

– Всё проще. Я просто тебя не люблю. И тут неважно, кто и что делал. Я не люблю, – сложил он вместе слова, которых, как казалось, у него и в лексиконе не было. Только губы двигались, он говорил.

У неё подрагивали ноздри и губы, она чуть покачивалась на стуле. Гримаса ярости сменилась на разбитое выражение. Злата побледнела до состояния белого полотна. Побелели даже губы.

– А я всё… Думала… Ты никогда не говоришь о любви, потому что… Просто человек дела. Поступков. Не розовых соплей. Думала, мы оба из другого теста, а любовь это сказки для маленьких девочек. И вот… – она мелко кивала своим дрожащим словам. – И вот… Про любовь я, наконец, услышала, – голос плотно налился слезами, звучал из самой груди.

Ролан молча смотрел на неё, понимая, что это неизбежно. Он видел внешние признаки её состояния, но не воспринимал его чувствами, сердце стучало спокойно и почти неслышно, только кровь пульсом била по вискам чуть громче. Лицо обратилось в каменную маску. Злату это бесило только больше.

– И… Не будет этих соплей про, «но как человека, как сестру» и вот это всё?

– Тебе станет от этого легче?

Злата покачала головой и шмыгнула носом.

– Я не хочу жить без чувств. Просто потому, что удобно. И не хочу, чтобы ты так жила…

– Забота! – хлопнула она ладонью по столу. – Спасибо, милый!

– Нам не за чем.

– За двоих решил?! А что чувствую я – имеет значение?

– Имеет.

– Так вот, милый. Я тебе не верю. Я кожей чувствую, что ты просто куда-то присунул и почувствовал «счастье», а теперь сидишь и заливаешь мне. Поэтому ты ещё раз хорошенько подумай. О том, что теряешь из-за Эллины.

– Нет никакой Эллины! Что ты взъелась?

– Я даже предполагаю, какая конкретно! – голос, пробитый грозовой волной, прозвучал одновременно с очередным хлопком ладони по столу.

– Она знать не знает, что, как ты выразилась, я ей «присунул». Не впутывай в это других людей. Эллин много.

Злата скрипнула зубами, снова вцепившись в его лицо остекленевшими глазами, сейчас они казались совсем прозрачными, и взялась за голову, бессильно облокотившись на стол.

– Причём здесь кто-то третий, если я тебе прямо говорю – я тебя не люблю? Свадьбы не будет. Ничего не будет.

– То есть ты просто вот так бросаешь меня? С ничего. Именно в тот вечер, когда пришёл в полночь, пахнешь шампанским, и назвал меня в постели другим именем. Именно сегодня. И это, как ты говоришь, с этим всем не связано. Просто так совпало. Да?

Он планировал разговор другим… Без этих вводных. Но…

«Надо было остаться в гостинице до утра, сказать, что сплю на работе. Боже… Идиотизм».

– Нет. Просто обстоятельства сложились так. Ты ведь не дала мне ни слова сказать. Я не собирался заниматься…

Злата вскочила и убежала в ванную, хлопнула дверью. До Ролана донеслись её громкие рыдания. Он прикрыл ладонями лицо.

«Знал, что будет сложно, но… Не так. А завтра ещё конференция на работе…»

Пока она была в ванной, он вернулся в комнату, лёг в постель. К его удивлению, она не стала ничего больше говорить. Никуда не собиралась. Не пыталась выгнать его из кровати или уйти в другую комнату, а просто легла рядом.

Ролан думал, что теперь не заснёт, но вырубился меньше, чем за минуту, едва успев распознать её сдавленные всхлипы за спиной.

***

– А знаешь, что самое обидное? – сказала Злата следующим утром, когда Ролан ещё «раскачивался» с кофе в руке. – Что круче, чем вчера, ты не драл меня никогда, – она горько хмыкнула. – Только драл ты Эллину! – взвизгнула имя. – Сукин сын.

«Как её переключить с неё? Блять, что я наделал, а…»

Глава 11. Игра или нет?

«Как всё прозаично» – думала Эллина, с ухмылочкой занося так и не переименованный контакт Ролана Александровича в чëрный список. Он больше не позвонил и не написал ни на следующий день, ни на выходных. И всю последующую неделю не появлялся в академии. Его пары были отменены и заменены другими предметами. Два этих фактора Эллина между собой не связывала. Мало ли, снова командировка. Или что там у него. Неважно.

А по поводу молчания выводы напрашивались сами собой. Обычная «вилка». Либо «маринует», как заправский пикапер, либо понял, что она не даст – и забил. Попросту слился. Что первый, что второй вариант для неё были показательными. Обиды не было. Только привкус разочарования в… НЁМ.

Разговоры были лишь прощупыванием, этакой последней отмашкой.

Очередной со своим кипящим: «Вотпрямщас или сдохну, так хочу». Никто ещё не сдох. Обычно, находят варианты попроще. Тем более, у Шувалова с этим явно никаких проблем быть не могло. Слишком хорош, харизматичен, и с очередью выпрыгивающих из трусов девок. И невеста. Эллину больше всего злило, что её кипрский ОН оказался таким гондоном. Лучше б и не видеть его никогда после этого, не узнавать. Ещë жениться не успел, устать от бытовухи, а уже затаскивает студенток в номера. И, что циничнее всего, для молодожёнов. Фу! Дотерпи уже до свадьбы, молодожён недоделанный.

Было стыдно, что позволила себя целовать в комнате отдыха. Но там её слишком увлекла моментально возникшая в голове идея, когда он заговорил про «сделку». И ей надо было сделать вид, что на всё согласна, чтобы не заподозрил подвоха. Это было правдой на половину. Она лукавила и перед собой. Не смогла не поддаться на его очевидное очарование, и поцелуи её даже временно парализовали. Но это не отменяло настоящей цели. И дело не в том, хочет она или нет, а в том, как это всё происходит.

О том, чтоб открыть невесте глаза, она не помышляла. Вот куда она не хочет вмешиваться, так это туда. Брать на себя ответственность. Ещё виноватой останется. Обязательно останется.

Посреди следующей недели Эллина сидела со Светой в столовой. Они готовились к семинару по юридическому английскому. Им предстояли дебаты на рандомную тему, которую озвучит преподаватель. Эллина ненавидела дебаты на английском. Именно юридическом. Свете они давались гораздо лучше, поэтому они разложили учебники между чашек кофе, подруга помогала ей подготовиться и почувствовать себя увереннее. Эллина была очень рада, что попала в одну группу с ней. Света не раз выручала подсказками или мягко вклиниваясь в ответ Эллины, подводя её к нужным фразам. Очень много юридических идиом на английском еще не успели осесть в голове новенькой. Света же как будто уже умела думать юридическими категориями. Сейчас подруга держала лист с материалами лицом к себе и говорила ей термины. Вроде Property Law, government responsibility, а Эллине нужно было раскрыть понятия и описать подробно, причем устойчивыми выражениями.

Время поджимало, хотя по ощущениям тянулось медленно, как кисель. Она боялась вопросов, мгновенно отвечать на этом предмете пока было сложно. Сначала структурировать на русском, потом переводить на английский, и это был в корне неверный подход. Нужно было именно за-пом-нить формулировки, так как строились они совершенно иначе. Эллина старалась. Тем более на дебатах нужно было не просто выдать термин, а апеллировать ими уже легко и непринуждённо. Темы там были не детские. Типа – отношение к абортам в соотношении взглядов закона и самих женщин. Голова начинала пухнуть очень быстро.

Под конец перерыва Светка склонилась над учебниками к ней поближе и тихо проговорила:

– Злата на тебя смотрит уже минут десять. Тихо, не поворачивайся. Она вроде бы невзначай, но как будто хочет тебе дырку в затылке прожечь.

Эллина и не собиралась поворачиваться. Опять Света со своими фантазиями. Краем глаза она всё же приметила светловолосую девушку через несколько столов в окружении однокурсников. Они лениво перебрасывались репликами, занятые едой, Злата практически не участвовала. Выражение лица у неё было не очень. Кирпич.

Эллина со вздохом посмотрела на Светку и склонила голову набок.

– Может, хватит выдумывать всякую ерунду?

– Да не выдумываю я. Она правда как-то очень пристально на тебя смотрит. Ну. Когда ты не видишь.

– А ты всё видишь. Света, хватит! – жёстко сказала Эллина. – Мне надоело твоё помешательство на «кто с кем» и привычка приписывать людям то, чего нет.

Света явно обиделась.

– Да ну тебя, – только и сказала она.

Когда они пошли на выход, Эллина всё же заметила недобрый блеск льдистых глаз. Злата сидела за столом, подперев кулаком подбородок, и как-то тяжело посмотрела сквозь неё, поглаживая пальцем нижнюю губу. Эллина не придала значения. Злата, скорее всего, её даже не видит. Иногда бывают такие оптические иллюзии.

К девушке Ролана Александровича у неё не было ярко выраженного отношения. Вообще никакого. Красавицей она бы её не назвала. Высокая, лощеная, ухоженная, да. Но не красивая. Её губы скорее всего были очень тонкими, судя по контурам, и от того, закачанный в них филлер, делал их слишком выпуклыми. Вперёд и вниз. Это нарушало пропорции лица.

Плохо коррелировало с небольшим лицом, крупным носом и маленькими, круглыми глазками, которым она умело придавала красивый контур длинными стрелами. Увеличенные скулы хоронили пропорции полностью. Скорее всего, не тронь она это всё, была бы миловидной.

Эллина не то, чтобы сильно её рассматривала, но, что успела заметить при взглядах вскользь. У них таких сделанных было довольно много. Основным достоинством её внешности были роскошные длинные волосы, блестящие и переливающиеся многогранными оттенками пшеницы и ржи. Всегда распущенные, и даже визуально можно было понять, насколько они нежны и шелковисты. Без хорошего трихолога здесь явно не обошлось.

***

В конце недели, в воскресный вечер, Эллина сидела в гостях у Мироновой. Предыдущей ночью они сделали забег по злачным местам. Начали с бара, в котором Света уже пыталась «ловить мужика», поев там суши и, разогревшись алкогольными коктейлями, девочки поехали в ночной клуб, входивший в топ-три Москвы. Там Света вертела головой ещё усерднее, чем обычно. Эллина в основном сидела у барной стойки и наблюдала за трясущейся в такт электронной музыке с вкраплениями попсовых песен. Несколько раз всё же втиснулась, вместе со Светой, к людям и даже с удовольствием попрыгала и побесилась в мерцающем электрическом свете прожекторов. Общий цвет был тёмно-синим. По бокам от сцены в огражденных квадратиках пританцовывали тонкие, гибкие феи, демонстрировавшие упругие ягодицы под короткими серебряными и белыми юбочками.

Эллину всегда веселила мысль, что если выключить свет и убрать музыку, люди будут похожи на смешных креветок, которых пробивает судорогой, как будто по ним бьют током. Она любила прибрежные кабаки на морях, но не любила замкнутые ночные клубы мегаполиса. Тем не менее, согласилась покататься с подругой, которая была голодной до московских вечеринок. Из Ростова приехала в Москву только три года назад, поступив. Нет, Эллина нисколько не смеялась над провинциальной восторженностью, и не относилась свысока, но замечала за Светой этот флëр.

Миронова в очередной раз получила укол разочарования. К ним несколько раз подходили знакомиться и звали танцевать парни и мужчины в сильном подпитии, которые с трудом стояли на ногах и ворочали языком. Света была достаточно брезгливой и хотела именно галантности, поэтому неудавшиеся кавалеры получили разворот. Эллина вообще молчала, скрывая одолевшее её нешуточное напряжение. Но в целом была готова довольно громко и убедительно послать их. Этого так и не потребовалось. Света ещё немного понаблюдала за контингентом, выдула очередной мохито, и они поехали дальше. Снова подкрепиться в ближайший фаст-фуд. Мироновой не так давно купили машину, и она старалась ездить на ней, как можно больше, но этим вечером они пользовались… Попутками. По двум причинам. Первая – Света хотела пить алкоголь. И вторая, по которой именно попутки, а не такси: она ловила именно дорогие тачки.

До того, как получить свою машину, Света регулярно так ездила из академии домой, в надежде, что водителем окажется тот самый.

Ещё в прошлом году, она таким образом познакомилась с греческим бизнесменом на последнем «мерсе». По её словам. Который теперь отчаянно пытался добиться её внимания. И часто её подвозил. Водил по ресторанам. Но он был слишком старым и некрасивым, чтобы Света согласилась на нечто бóльшее, чем подарить ему приятное времяпрепровождение в ресторанах. Всё это, опять же, по её словам. Эллина не ставила под сомнение, но и не питала сильного любопытства. Просто слушала и кивала. Иногда Света рассказывала удивительные истории на грани фантастики, и Эллина предпочитала просто хохотать над ними, а не разбираться, что правда, а что нет.

Света той ночью хотела поехать в ещё один клуб, но Эллина уже ужасно хотела спать ближе к четырём утра, поэтому они поехали по домам. А вечером воскресенья Эллина приехала к ней в гости. Теперь сидели в бледно-розовой Светиной комнате с высокими потолками, слушали любимые Светины песни и пили мартини Asti, которую она выпросила у матери.

Света ещё ни разу не была у Эллины дома. Да и она редко кого туда приводила в последнее время. Её квартирка была личным убежищем.

Девочки ели десерты с безе, перемазавшись сахарной пудрой, пили мартини и покачивались на кровати в такт песням про любовь. Сейчас у Светы любимой была «Обручальная» Авраама Руссо. Любимый рок Эллины Света слушать не могла категорически. Слишком тяжëлый.

Они тихонько хихикали, пока Света взахлёб рассказывала попавшиеся ей последние сплетни академии. Но на них она делала малый акцент. По большей части говорила о своих поклонниках. Не так давно познакомилась с мальчиком со второго курса, который ей понравился, но нисколько не подходил на роль кандидата для её сердца. Слишком беден по её меркам, без лоска, но зато с каким властным норовом. Светка морально металась, но его внимание ей нравилось. Показывала от него смс-ки, и они обсуждали, что ему ответить. Эллину это порядком веселило, но уже хотелось домой.

– Может, фильм какой посмотрим? – предложила Света. – Или сейчас сходим куда? Например, в «Луч».

– Ну да. Мы же давно там не были. Вдруг новых мужиков со вчера завезли, – хохотнула Эллина, подбирая растрепавшиеся волосы и закалывая на затылке.

– Ой, ну брось.

– Давай фильм.

– Давай «Укрощение строптивого»? Обожаю. Умираю от Орланы.

– Можно. Я сейчас приду.

Света доставала и включала ноутбук, пока Эллина ушла в ванную комнату.

Эллина пропала там надолго. На кровати тем временем разрывался вибрацией и громкой мелодией телефон. Сначала Света его не трогала, но он быстро ей надоел. Звонил не записанный номер. Уже раз в третий. Света нажала кнопку сбоку, и он замолчал, осталась только вибрация, но и она вскоре прекратилась.

Телефон лежал сбоку от открытого ноутбука, Света искала сайт для просмотра фильма. И тут посыпались сообщения. Миронова чисто рефлекторно бросила взгляд на загоревшийся экран, на котором в всплывающем окне засветились буквы:

«Это Шувалов. Возьми трубку».

Светка чуть безе не подавилась. Снова звонок. Молча смотрела на экран, сильно втянув щеку.

После пяти гудков снова сообщение.

«Эллина, перезвони. Я объясню».

«Что… Объяснит?» – мозг Светы лихорадочно заработал, проматывая в голове все подходящие паззлы за всё время. Эллина как будто в Нарнию ушла и не возвращалась. «Может… Гражданское право?.. По телефону? Ну нет..»

Снова завибрировал телефон. Света засунула в рот остатки безе и облизнула пальцы, всё же взяв его в руки. Пароля на экране не было, поэтому она легко зашла в пропущенные. Которых там было… До хрена за весь день.

«Эллиночка. Не вынуждай ехать на Чистые Пруды. Мне необходимо тебя увидеть. Это важно».

«Точно не по учёбе» – окончательно утвердилась в мысли Света и отбросила телефон подальше, услышав тихие приближающиеся шаги по коридору.

– У тебя телефон звонил как подорванный, я выключила звук, – сообщила ей Света, которую распирало от любопытства, а Эллина даже не взяла гаджет в руки, приготовившись смотреть фильм. Её надо было направить. Теперь Света наблюдала во все глаза.

Эллина с абсолютным спокойствием египетского сфинкса просматривала сообщения. У неё даже бровь не дëрнулась, единственное, она равномерно становилась всё розовее, но тут сложно было понять, от какой именно эмоции. В глазах читалась ленивая усталость. Уголок рта поехал вверх. Эллина как будто ухмылялась, прищурив один глаз.

– Кто там? – не выдержала Света. Вопросы напрямик задать пока не решалась. Эллина отличалась какой-то странной скрытностью. Вдруг, вообще ничего не скажет? Только Света отчётливо вспомнила лекцию, когда Шувалов выгнал её, а потом они вернулись друг за другом с разницей в пять минут. И губы Эллины однозначно были зацелованы. Света не ошибалась. Только… Ей в голову не пришло, что зацеловал их Шувалов. А вот сейчас приходило.

Эллина быстро посмотрела на неё и отложила телефон.

– Спам, – не моргнув глазом, соврала ей подруга, с которой она сама делилась чуть ли не ВСЕМ. Это что за… Дружба такая?..

Телефон снова завибрировал, и Эллина взялась за него с уже видимой нервозностью.

– Да ладно. Спам?

Эллина читала сообщение долго. В итоге сказала:

– Я сейчас, – и, с телефоном в руке, вышла в коридор. По шагам Света поняла, что она ушла опять в ванную и закрылась изнутри.

Ей было безумно интересно, поэтому уже через полминуты, она кралась по своей квартире следом.

***

Эллина села на бортик ванной. Ролан Александрович внезапно начал звонить ей только сегодня. И его поведение укладывалось в понятие «маринада». За ним последовал «bombing». Он быстро понял, что все-таки заблокирован, и звонил с другого номера. Эллина сделала вывод, что блокировать бесполезно.

«Ну что ж ты…»

Последним его сообщением было:

«Молчание расценивать как окончательное решение?»

Эллина тëрла ключицы. Ей было жарко. Неудобно. Странно. Сомнения раздирали. И всё же… Всё же набрала. Он взял с первого гудка.

– Прости за навязчивость, – сразу начал он. – Я просто понимаю, что ты могла подумать.

– И что я подумала? – спросила она без выражения, решив говорить исключительно холодным, официальным тоном.

– Что я слился. Как минимум. Это не так. Неделя была просто ужасной. И… Я приглашаю тебя на свидание, – выпалил он с осязаемым волнением.

Эллина молчала, пытаясь мыслить здраво.

– Ролан Александрович, вам самому не смешно? – всё же заговорила она.

– Ты ведь ответила. Тебе не смешно. Мне тоже – нет.

«Подкованный какой».

– Вы немного не поняли. Я прожженная. И… Матёрая. Особенно в таких играх. От вас не ожидала.

– Прожженная, значит.

– Именно.

– Но ты ждала. Иначе бы мы не говорили.

– Наблюдала. Пока вы идёте по схеме. Я её знаю. И глупо делаю, конечно, что говорю об этом. Но, так как играть я не планирую, обозначаю правду.

– Ну какой схеме, Эллина? – он раздражённо выдохнул.

– Элементарной, профессор, – впервые назвала его так. – Думали, если помолчать недельку, то я уже буду подведена к нужной вам мысли. Но вы ошибаетесь. Не ждала и не думала. Вижу схему. Теперь присыпали активным вниманием.

– Иногда вещи не те, какими кажутся.

Эллина молчала. У неё люто горели ушки.

– И почему мы до сих пор говорим? – спросил он мягко.

– У меня есть порок.

– Так?

– Я пиздец какая любопытная, – сказала она и закусила губу. – И могу часами слушать лапшу. Это моё хобби. Веселит.

– Очень прожженная. Очень матёрая, – похвалил её снисходительным тоном, как если бы пятилетка рассказывала, как станет президентом. – Лапша очень проста. Свидание в «Экзюпери».

– Я могу прийти с подругой? – спросила Эллина, вставая на конька. Пока ни на какое свидание она не собиралась, ей было интересно попрогибать его.

Повисло молчание. Эллина улыбалась, болтая ногой.

– Да хоть с мамой. Я открыт.

– Насто-олько открыты? – громко спросила она, с трудом сдерживая смех.

С той стороны тоже как будто чуть смеялись.

– Эллина. Завтра в Экзюпери. Во сколько сможешь?

– А это где?

– Я скину. В идеале я могу тебя забрать, но, предполагаю, ты не согласишься.

– А можно, я Миронову вперёд отправлю? – ей было плевать, что он подумает о её интеллекте. Ждала, когда выбесится.

– Вместе с мамой.

– Ваш интерес к моей маме меня настораживает.

– Я был готов с ней сегодня знакомиться, если бы ты так и не соизволила ответить. Поэтому это закономерно.

«Тебя не вывести из себя, да? Даже глупостями?»

– Ролан Александрович. Кроме шуток. Я вот сейчас скажу серьёзно.

– Я весь внимание.

– Я не пойду на свидание с помолвленным человеком. Не говоря уже о гостиницах, мне странно, что приходится озвучивать это взрослому, серьёзному дяде-юристу, – твёрдо сказала Эллина. – Я не хочу вас обижать, мне у вас ещё учиться, но поймите правильно.

– Я понимаю тебя правильно. Я всё расскажу тебе на встрече.

– Что? Лапша будет жирнее? – не сдержалась она.

– Эллина, я разорвал помолвку.

Она замерла и сдвинула брови. Несколько секунд в мозгу происходило короткое замыкание, но потом всё встало на места.

«Ты вот настолько, да? Врунишка».

– Ну серьёзно, мне долго тебя выманивать?

– А зачем вам это? Сложно же. Неинтересно. Ещё и результат не определён и не гарантирован. Вообще не понимаю, чего вы со мной возитесь, – она прижала телефон к другому уху.

– А почему ты продолжаешь говорить со мной, раз так уверена в своих выводах обо мне?

В ушах стояло его: «Я разорвал помолвку». Вдруг не врёт? Зачем? Совсем дурак?

Эллина не знала, куда мысленно прыгнуть. «Не из-за меня же, в самом деле. Бред какой-то. Или он… Дебил?»

– Вы забавный, – сказала она лёгким тоном. – Это интересно.

– Ты даже не представляешь, насколько я забавный. Так, более не уговариваю. Свидание я озвучил. С тебя только время, когда определишься. На этом у меня всё. Хорошего вечера.

И сбросил. Эллина ещё несколько десятков секунд пялилась на экран. Ей как будто обухом по голове дали. "А что, если и правда Светку отправить?…" – шептал ей маленький внутренний трикстер. Эллина робела и путалась между сомнением и желанием принять это предложение. Ей было интерес-сно, чёрт.

Она медленно открыла дверь ванной и вышла. Светка стояла под дверью, уже не скрываясь. Её распирало от любопытства, и она вопросительно уставилась на Эллину, накрыв нижнюю губу верхней. Эллина набрала воздух в грудь, не обращая на неё внимания, и подумала, что пора звонить маме.

Глава 12. Делёж имущества

Ролан не приезжал на пары в академию на этой неделе, потому что помимо навалившейся работы, квартира превратилась в полигон.

Злата по-прежнему жила у него. И они делили имущество. Имитация бракоразводного процесса на минималках до, собственно, брака. Особым камнем преткновения стали коты. Два кота и кошка бурманской породы. Сначала Злата порывалась забрать всех, но встретила жёсткое сопротивление. Потом согласилась на двух, но и тут Ролан бился насмерть. Кое-как сошлись на том, что она забирает одного кота, а кот и кошка остаются у него. И то, это стало результатом трёх дней битвы. Ролан был категорически против разделения любимых питомцев, которые вместе с самого рождения, и смены локации для них. И просто не хотел отдавать их ей.

Помимо этого, Злата забирала диван из гостиной и постель из спальни. Потому что диван покупала она, а кровать – выбрала. Ролан смотрел на это косо, но согласился без возражений. Кроме того, у неё была интересная аргументация. Она не хотела, чтобы на их ложе он занимался любовью с другими. Когда спрашивал, раз это так важно, то зачем ей эти напоминания у неё?

Злата собиралась перетащить кровать на родительскую дачу, а её любимый изумрудный диван в свою квартиру, которую сдавала, пока жила с ним. Она говорила, что лучше выкинет их, чем оставит здесь. Кроме того, она забирала всякую мелочевку, декор, ПОДУШКИ (!!!), с педантичностью старьёвщика, что для Ролана стало целым открытием. Никогда не замечал за ней подобного вещизма. Но, опять же, он всё отдавал без боя, кроме котов.

Помимо материальных вопросов, между ними шёл нескончаемый разговор обо всём остальном. Внезапно всплыли множество претензий за все годы осознанного общения. Ролану были предъявлены все его косяки, от крупных до мелких. В него швыряли вещами. Давили на болевые точки, и в итоге, он начал отвечать тем же.

Удивительно, как много можно узнать о себе нового при расставании, с учётом того, что прежде они почти не ругались. В квартире наступил армагеддон. Вывернутые из шкафов вещи валялись на полу, мастера разбирали кровать и диван, Злата летала фурией по квартире и выговаривала ему всё подряд, порой связанное между собой только интонацией.

Апофеозом абсурда становились моменты, когда Злата пыталась заняться с ним сексом. Но здесь он уже умывал руки. Порывался уйти ночевать в другое место, но не выходило. После первых дней жутких скандалов, Злата сменила тактику и пыталась не нытьём, так катаньем всё спустить на тормоза. При этом Ролан отметил, что ни разу за все эти десять дней, она больше не упомянула Эллину. И не знал, как это расценивать.

Кроме того, Злата пока не хотела никому говорить о том, что они расстаются. Даже родителям. Ролану в целом пока было не до этого, но он был готов озвучить в любой момент и всем. Злата просила этого не делать.

Он догадывался, что надеется на отмену решения. Предполагает, само рассосётся.

– Ты так спешишь от меня избавиться? Уже готовишь место для неё, да? – язвила Злата, демонстративно скидывая свои вещи в чемодан только на четвёртый день.

– Я не тороплюсь. Я хоть раз сказал, чтобы ты уезжала вот прямо сейчас?

– Я по тебе всё вижу.

– Ты по мне видишь не это, а «не выноси мне мозг».

– То есть мне надо выметаться молча. Заткнуться. Потому что тебе это не удобно. А мне удобно? Удобно оказываться в таком положении ещё и на пятом курсе? Ты же знаешь, что у меня диплом! Потом подготовка к аспирантуре. Как я сейчас смогу сосредоточиться?! Ты подумал об этом?

Ролан молчал.

– И ещё как-то объясняться перед родителями, почему не будет свадьбы. А перед друзьями?! Ты хоть понимаешь, как это будет выглядеть? Меня почти у алтаря бросают. Все ждали нашей свадьбы. Красивая, блин, пара. Мудак ты, Шувалов.

– Удобного момента никогда не бывает. Что поделать, – философски подытожил он.

– Ты мне даже котов отдать не можешь! Я представляю, что было бы, будь у нас дети!

– Так и радуйся, что это закончилось сейчас, и детей нет. Зачем они тебе от мудака?

– Действительно.

Десятью минутами позже, она уже пыталась стянуть с него штаны, нападая поцелуями. Ролан отталкивал её в открытую. Тогда она пыталась его бить. Это не выходило совсем. Ролана такие вещи очень сильно злили, не любитель получать оплеухи по лицу даже от женщины, даже во время сексуальных игрищ, даже, если смертельно виноват. Поэтому удары жёстко пресекались.

– Я не верю. Я не верю, что это происходит, – шептала она ему, – Ты не можешь так просто… Скажи, что это какая-то игра, шутка, показалось, розыгрыш.

Ролан не давал ей то, что она хочет, и всё начиналось по кругу. Он наслушался о себе столько, что с трудом переваривал.

К концу недели она окончательно съехала. Ролан почти сразу поменял замки на входной двери. Квартира осталась полупустой. Кот и кошка с удивлением осматривали изменившуюся до неузнаваемости территорию.

Шувалов вздохнул с облегчением. Всё это время он не писал и не звонил Эллине, потому что при настолько стрессовом положении вещей, не мог настроиться, ведь он ещё и работал. А с ней надо было именно настроиться, потому что успел наломать дров. И сказать фактически было нечего. Он уже понял её.

Поэтому в субботу сильно напился виски, снимая пережитый стресс, а в воскресенье первые полдня отходил от субботы. Состояние было жутким. Чувства вины перед Златой уже не было совсем. Она кусалась как змея, яд отравил его. Он даже опух, был придавлен, и ощущал себя… Выжившим?..

По-хорошему, ему нужно было взять паузу, например, на месяц, перед тем, как идти к Эллине, но всё время свербела тревога, что он упустит время. Момент. И она ускользнет. Он не сможет вернуть её расположение. Которое и так успел потерять своим грязным предложением. После пьянки он смотрел на вещи, как никогда трезво. Объективно не с того начал, но тогда он ещё не понимал масштаба влечения. Эллина не на раз. И теперь ему придётся действовать в обратном порядке. Подозревал, что легко не будет.

Единственное, что он решил твёрдо – никаких проявлений в академии. Несмотря на то, что уважение к Злате несколько упало после весёлой недели, уважение к её семье оставалось. И к себе, в том числе. И Злату всё же втаптывать он не хотел, как бы она себя не повела сейчас.

Пиетет сохранялся. Уважение к их отношениям сохранялось.

И Эллину терять не хотелось.

Ролан оценивал все риски. Он пошёл ва-банк, но не вешал на девушку ответственность за свои действия. Понимал, что может остаться один.

Совершенно не факт, что с ней выйдет что-то серьёзное. И вполне был к этому готов. Просто… Вышел из отношений, которые, как оказалось, ему были и не особо нужны. Во всяком случае в этот момент он ощущал так. Ему постепенно становилось всё свободнее и легче. Так странно… Прислушивался к себе. К тишине дома. Смотрел на притихших кошек.

Злата, конечно, говорила классические тезисы, хоть и в завуалированной форме, о том, что он ещё пожалеет, передумает, а она не примет… И почему-то был уверен, что именно этого она и ждёт. Принять…

Он так не чувствовал. Желание всё изменить крепло буквально с каждым днём. Скандалы, трудности и первый в жизни раздел имущества его не останавливали, не хотелось крутить педали обратно, наоборот – только докрутить уже до конца. Только вперёд.

***

После разговора с Эллиной, ему позвонила взволнованная мать Златы, которая сказала, что та приехала пока к ним в дом, ещё не выселила своих арендаторов, и хотела разобраться в ситуации. Злата сказала только, что они поссорились, и это временно, но выглядит так, будто её переехало асфальто-укладочной машиной. Ролан тянуть не стал и обозначил, что речь о полном разрыве. Почему нет?

Злата обозначала свою позицию, а он – свою.

После этого ему пришлось пообщаться ещё со своей матерью и отцом, потому что старшее поколение моментально обменялось информацией. Он боялся, что сейчас его бывшая невеста начнёт манипулировать через них. И вёл себя максимально прозрачно. Родители с обеих сторон никогда не вмешивались в их отношения, просто речь шла о целой отмене свадьбы, и они хотели чуть лучше понять ситуацию. Насколько всё страшно.

Это не было каким-то договорным браком, за который родители бы сильно цеплялись. Но, конечно, их эта новость не могла не взволновать, они были сильно расстроены. Слишком внезапно. Ничего не предвещало.

Родители спокойно отреагировали, но добавили, что при встрече хотелось бы чуть больше информации. Так как невеста не девочка с улицы, её семья не чужие им люди. Ролан спокойно сказал, что обсуждать особо нечего, но он заедет на следующей неделе. Поговорит.

Сторона родителей Златы особо не проявлялась. Но он понимал – до поры. Всё это не может развязаться и закончиться в один день. Сейчас все притихли. Отцу Златы пока вообще не до этого, но с него спросят позже. И он был готов.

Глава 13. Непримиримость

Злата

Злата временно перебралась к родителям в частный дом. Пока арендаторы съедут, оставалось ещё несколько недель, согласно договору. Кровать и диван ей были не нужны на самом деле. Этот порыв был вызван острым чувством обиды и символическим желанием забрать, как можно больше. Разобранная на части, запакованная в коробки мебель теперь лежала в гараже у стены, вызывая у еë матери недоумение, а у нее – горький осадок на себя за собственную неадекватность. Отец таких мелочей в принципе не замечал.

Недописанный диплом и маячившие впереди госэкзамены теперь утратили свою значимость, тревога перед ними ушла на дальний план. Все мысли Златы были поглощены Роланом.

Вспышками в мозгу рисовались сцены внезапного разрыва. Слишком внезапного.

Давно устроенная жизнь просто треснула по швам и разорвалась на части. Как в кино, как в замедленной съëмке, буря развернулась прямо средь бела дня.

Нет, она замечала, чувствовала, не могла не чувствовать планомерное отдаление. Именно поэтому вела себя нарочито непринуждённо, стала внимательнее наблюдать, даже попыталась устроить сюрприз… Сюрприз, твою мать. Который кончился полным обрушением иллюзий. Злата понимала, что-то происходит. И это началось не вчера, и даже не месяц назад. Она столько усилий вложила ещё с самого начала, чтобы заполучить его. Ролан не завоёвывал её. Она вела планомерный, незаметный захват. А он особо не вырывался.

Мелькала как можно чаще перед глазами. Узнавала о его девушках и старалась быть лучше. Делала всё, чтобы он всё меньше смотрел по сторонам и всё больше на неё. Мужчины любят глазами, глаза и нужно было фокусировать на себе. У неё ушёл год на то, чтобы привязать его к себе, прежде, чем они стали официально встречаться. Злата захотела прибрать его к рукам, когда он ещё в аспирантуре учился, а она ходила на подготовительные курсы. Невзначай крутилась вокруг. Ненавязчиво предлагала вместе пропустить по стаканчику кофе. Он это делал, но смотрел на неё, как на девочку семьи, что знал с детства.

В тот период, когда семьи съезжались на праздники, Злата не пропускала ни одной такой встречи, хотя он уже появлялся редко. И в эти редкие моменты она действовала как можно старательнее. Влюблена была ещё лет с шестнадцати.

Она видела, что он центр внимания. Вокруг него крутились самые яркие красотки академии и не только. Ролан был больше поглощён формированием своего будущего, но к аспирантуре уже имел постоянную девушку. Яркую шатенку вообще не связанную с их общим кругом, что оказалась слаба на передок. Ролан словил её на измене. Это Злата узнала через сарафанное радио. Несколько месяцев он был подавлен.

Злата была рядом.

Не красавица. Приличная девочка из хорошей семьи, что всегда где-то на периферии зрения, хотя толком он не обращал на неё внимания. Но однажды в новогодние праздники, в альпийском шале, который семьи сняли вместе, она просто пришла в его комнату и скинула одеяло, подгадав момент, когда будет пьян сверх обычной меры. Старательно подливала ему весь вечер сама у потрескивающего камина, когда старшие разошлись по комнатам.

Нет, между ними не закрутился бурный роман. Злате стоило больших усилий отвлекать его от большого разнообразия вокруг. У него был обширный круг знакомств, приглашений, друзей. Это со временем стало меньше. Они предавали, отваливались, уходили в наркоту.

В её голове Ролан Шувалов всегда был лучшим парнем. Лакомым куском. И поведение его окружения ей это подтверждало. Девочки стелились к ногам ласковыми кошками, парни уважали, и ни одна тусовка, на которой присутствовал Шувалов, не обходилась без восторгов от него. Злата таскалась за ним, как младшая сестра. Она иногда канючила родителям, что будет такая-то вечеринка, и ей бы так хотелось… И под ласковыми родительскими просьбами: «Ролан, возьмёшь Златку с собой? Лучше, чтоб она под твоим присмотром. Мы тебе доверяем», он без особых возражений брал её.

Злата не мешала. Злата говорила, что хочет знакомств и веселья. Смотрела Ролану в рот, как на старшего. Умела подмазать его самолюбие. Он к ней привык, как к ненавязчивому спутнику. Пока она наблюдала за соперницами и примеряла на себя стиль в одежде и поведении, на которые он реагировал. Лезла из кожи, чтоб стать ему интереснее других. Поддерживала его увлечения, которые часто ей были совсем не интересны. Говорила о том, что интересно ему. Незаметно теряя себя, и не факт, что себя у неё когда-то существовало.

Ей хотелось иметь всё лучшее. Вторая дочь родителей, рождённая поздно, после трудностей, с большим отрывом от первенца – в целых пятнадцать лет, она была избалована деньгами и вседозволенностью. Злате многое прощалось и давалось просто так. Но в реальном мире всё оказалось сложнее. Ей пришлось столкнуться с отвержением за стенами дома. Злата оказалась не самой красивой, не самой умной, не самой интересной, о чем она узнавала под треск стёкол розовых очков, сформированных матерью, для которой позднее дитя, родившееся после трёх выкидышей, стало центром мира. В которое она вкладывала всё самое лучшее, по её мнению.

Но у Златы была чётко сформирована черта – добиваться желаемого. Ведь она на всё способна. Трезво на неё смотрел только отец, который очень мало принимал участия в её жизни. Всю жизнь занимался наукой и шёл по карьерной лестнице вверх. В этом они с Роланом похожи.

Злату воспринимал, как любимую дочь, этакий золотистый смеющийся шарик, задаривал подарками в детстве, баловал, нивелируя этим фактическое отсутствие в её маленькой жизни. У него было полно других детей – студенты, и детища в виде рабочих аспектов. Он считал своё участие достаточным. А вот, когда Злата подросла, он стал обращать внимание на неё, как уже на взрослую, сформированную личность, и был критически честен, в отличие от матери, для которой она оставалась просто самым лучшим ребёнком.

Дочь побаивалась проницательности отца. Если от матери ускользали многие вещи, она смотрела сквозь пальцы на её манипуляторские способности, изворотливость характера, то отец прицельным выстрелом пары слов и снисходительным взглядом, ломал ей всю картинку себя самой, которую она с таким трудом выстраивала, что аж верила в неё. Отец не утруждал себя её воспитанием. Просто любил, как может любить всегда очень занятый карьерой мужчина своего ребёнка.

Она получала от него много знаний, впитывала, когда за общим столом поднимались политически-дипломатические вопросы, интерес к экономике она переняла от него, но не могла бы с точностью сказать, её ли это на самом деле. Просто привычная среда.

Злата успела привыкнуть к тому, что Ролан – её. Особенно, когда медленно, но верно, подвела его к мысли о свадьбе, которая не стала каким-то резким порывом под влиянием сильных чувств, это было обоюдное, продуманное решение, озвученное на кухне во время обычного обеда, за разговором о планах на будущее. Как и должно быть. Как здраво поступают взрослые люди.

Свадьба представлялась логическим продолжением их длительных отношений. Потом, конечно, он сделал ей красивое предложение уже на Маврикии. На морском берегу, под звуки живой музыки, по щиколотки утопая в белом песке.

Как же он был красив тогда, в белой лёгкой рубашке-поло и таких же штанах. С тронувшим светлое лицо загаром, от чего зелёные глаза светились особенно ярко. И Злата в очередной раз в них утонула, и даже поверила в то, что он все-таки её любит, чего не звучало. Даже речь его предложения не содержала слов любви, хотя там было много других, не менее значимых. Злата думала, он его просто избегает. А оказалось… Оно там даже не мелькает.

Злата убедила себя, что и сама не верит в любовь. В жизни её нет. Это следовало из всего её мира. Мама, конечно, говорила о том, что любит её, да и она сама – своих родителей. Но это другое. Это слово, обозначающее родственную связь. И при этом, ей, как и любой девочке, приятно было подумать о любви между ней и Роланом. Только жизнь представляла собой не эфемерные чувства, а весьма материальные понятия. Её мужчина красивый, надёжный, амбициозный.

Отношения – это поддержка, комфорт, подарки, уют, секс, забота. Это всё можно было потрогать руками. А о любви – приятно подумать, но не более. Есть определяющие факторы – он её, а она – его.

И все-таки где-то в глубине души, она считала, что у них именно любовь. Ведь любовь и состоит из всех этих понятий.

«Я тебя не люблю». Эта фраза вызывала у неё одновременно и смех, и слезы. Какая любовь? И почему… Нелюбовь?! – очень противоречиво, но так было. Почему Ролан заговорил об этом? Что она могла сделать не так? Где ошиблась. Где… Просчиталась? Чего ему не хватило?

Ролан, и вдруг про любовь. Уж каких циничных разговоров за жизнь она наслушалась от него и его друзей на пьяных вписках по коттеджам и барам.

Она не знала, что цинизм это самозащита и бравада, и каждый мальчик, как и каждая девочка, хочет её. Помимо всего остального, конечно. Но то, что высмеивается, очень часто, является самым желаемым. А также показаться перед окружением сильнее, чем ты есть. Ведь «любовь» это слабость?

Парни говорили о любви к своим девушкам, но на фоне их поведения, и постоянно распадающихся пар, это оставалось просто словом, ни на что не влияющим. Влияли деньги, влиял секс, влияли измены и жёсткие принципы. А с учётом фигурирования наркотиков, вся духовная сторона жизни носила выдуманный характер не смешного стендапа.

«Я тебя не люблю» – звучало слабой причиной. Да и вообще не причиной. Ноль конкретики. Только почему так больно ударило? Смешное, наивное утверждение. Не взрослое понятие. Враньё, призванное скрыть настоящую причину.

Злата была уверена в том, что дело все-таки в похоти. Что-то она не смогла дать ему в постели. Только… В чем смысл? Зачем ломать и рвать в одночасье то, что создавалось три года для неё, и два – для него. Если бы так хотелось кого-то, мог бы просто… Переспать с кем-то? И так, чтобы она даже не узнала. Эта мысль ей, конечно, не нравилась, но была проще и понятнее, чем полный разрыв. Ради чего? Ради КОГО?

Злата также не верила, что он идёт в никуда. Мужчины всегда уходят куда-то. К кому-то. И этот «кому-то» встал ей поперёк горла. В тот вечер от него пахло только шампанским. Никакой губной помады, никаких запахов чужих духов, ничего. Только взгляд его давно стал всё меньше зажигаться на неё. А в тот вечер, он был вообще другим. Злата чувствовала его недоступность, шестым чувством ощутила э т о, чему не было названия, и инстинктивно не хотела дать ему говорить. Чуяла беду.

Беду она чуяла ещё заранее. Ещё в Ларнаке поняла – надо что-то делать. И сделала. А вышло только хуже. Может… Стоило вообще проигнорировать другое имя? Но гордость вздыбилась и заговорила сама, вместо неё. И потекла рекой ярость, которую она не могла остановить даже, если бы захотела. Она чувствовала только лютую злобу. Обиду. Ощущение краха собственных иллюзий было больнее чего-либо. Иллюзий, которые она так долго строила, и в которые с таким упорством затаскивала его.

Ей лишь показалось, что он уснул. Ей лишь показалось, что она смогла его оседлать. Ролан всегда был прямолинеен, в отличие от неё. Ролан всегда чётко знал, чего хочет, а чего – нет. И Ролан напрочь был лишён умения терпеть. С ним можно было работать только не явно, мягко, исподволь. Не напрямик. Ролан должен был быть уверен, что это его решения. Злата столкнулась с тем, что впервые поняла – у неё не было над ним власти. Не было умения управлять.

Она так и не смогла его понять. И он скинул её одним движением. Ему не страшно. Не страшно потерять ни её, ни комфорт, ни отношения с родителями, ни те деньги, что шли с ней в комплекте, не страшно лишиться привычного. Абсолютно ничего из того, что большинство мужчин предпочитает избегать.

Медленно приходила к выводу, что где-то что-то упустила, он ускользнул, неудачно повернул голову и врезался в чьё-то декольте. Кто-то просто оказался проворнее её, пока она успела чуть расслабиться и не так рьяно крутиться вокруг него. Кроме того, учёба занимала львиную долю времени и мыслей. Но Злата Бочарова не собиралась так просто уступать и отдавать ей своё.

Злата очень буквально понимала фразу: «Работать над отношениями».

Её очень разозлила реакция отца на её личную трагедию, которую она считала общей. Вернее, её отсутствие. Рухнуло всё, а… Никто этого не заметил. Злата ожидала, что он хоть как-то разозлится за дочь, вступится, сделает что-нибудь, скажет что-то вроде: «Я с ним поговорю. Так дела не делаются». Злата рассказала ему о случившемся, выставляя поведение Ролана максимально неадекватным. Нелогичным. Ей важно было показать, что с ничего об неё вытерли ноги. Отец молча слушал, не отвлекаясь от еды.

Ему было уже за шестьдесят, но он настолько хорошо сохранился, что и не подумаешь. Деятельность, которой он принадлежал всей душой, будто ускоряла обновление клеток, останавливая процесс старения. Его очень внимательные, умные глаза точно такого же голубого цвета, как у дочери, создавали ощущение, будто он знает всё. Вообще всё. И при этом не давит этим знанием на собеседника, а подбадривает. Её отец был поистине мэтр в расположении к себе людей, при общей серьёзности. Станислав Андреевич Бочаров был высок, средней комплекции, не заплывший жиром, но при этом лицо не было морщинистым, что и придавало ему молодости. На почти лысой голове было большое родимое пятно.

Сейчас он налегал на жаркое и слушал дочь, не давая никакой реакции. Также он не имел привычки сразу отвечать, брал паузу, обдумывал слова, как за партией в шахматы. Ему не была присуща суетливость или торопливость, ко всему относился обстоятельно.

– …Вот. Как-то так. В общем, – потерев под носом, сказала Злата. – Мне было сказано, что свадьбы не будет. Ничего не будет. Без объяснения каких-то причин. Меня просто вышвырнули как ненужного котёнка из жизни и поменяли замки на дверях, будто мы не знакомы с детства! Будто ничего не было, а я просто ему навязалась, – сгущала она краски, хотя ничего такого Ролан не говорил. Станислав Андреевич пил любимый брусничный компот, поглядывая на дочь. – И… И всё. Я только знаю, что там появилась какая-то прошмондовка, но они слишком хорошо скрываются, и кроме взглядов предъявить особо нечего. Но дело даже не в этом… Папа, – она посмотрела в упор глазами, полными слез. – Так ведь не может быть? Это не нормально. Я знаю, что ты можешь на него повлиять.

Папа по обыкновению молчал с не читаемым выражением лица. Неторопливо сделал ещё несколько глотков. Злата напряжённо ждала. От Станислава Андреевича всё ещё не было ни одного комментария на ситуацию. Сейчас должен был быть первый. И этот первый комментарий сломал ей мозг.

Потер уголок глаза, смочил горло и выдал:

– Так, и рано тебе. Госы на носу.

От такого поворота у Златы аж челюсть затряслась. Ему вообще всё равно?!

– Папа. У меня. Сорвалась свадьба. Мой жених меня вышвырнул. Это всё, что ты скажешь?!

– Я изначально считал, что тебе рано. И не только из-за учёбы. Тебе в принципе рано замуж.

Злата отрицательно потрясла головой. Папа полностью игнорировал Ролана и сфокусировался на ней.

– Тебе… Всё равно, да? – у Златы затряслись губы. – То есть, плевать, что мне больно? Плевать, что…

– Нет, дочка. Ты не поняла, – мягко заговорил отец. – Ты говоришь – повлиять на него. Зачем это тебе? Он поступил честно. Поступают хуже, намного хуже. Зачем тебе влиять на человека, который тебя не выбрал?

– В смысле, честно? Скажи ещё, справедливо. В смысле, не выбрал?

– Сначала выбрал, потом отказался от выбора. Не выбрал, – пояснил отец. – Это лучшее, что он мог сделать. У вас нет ничего общего. Ни детей, ни имущества. Отпусти его с богом.

– Папа, ты забыл, может? Я напомню. Я встречалась с Роланом Шуваловым. С сыном твоих друзей. Мы встречаемся почти каждые праздники! Мне надо просто это съесть и всё?

– А что ты хочешь делать, не пойму? И от меня, что ты хочешь? Как я на него повлияю, особенно в этом вопросе? Его жизнь, его выбор. Да, вы были вместе. Да, свадьбы не будет. Он уже отказался.

– Он меня унизил.

– Где?

Злата потупилась. Аргументы кончались. Абсолютное спокойствие родителя сбило её с толку.

– Я думаю, у него кто-то есть.

– Тем более, если есть, тем лучше, что он не стал жениться на тебе. Люди сходятся и расходятся, дело молодое. У тебя другие задачи сейчас.

Злата сжала зубы.

– Ты застала его с барышней?

– Нет.

– Где унижение? Пришёл, сказал, что дальше ничего не будет. Скатертью дорога. Зачем смотреть ему в след? Где твоя гордость? Повернулась в другую сторону и готовишься к госам.

Дочь медленно зеленела от злобы.

– От меня что требуется? Сказать ему, чтоб бежал жениться на моей дочери? Почему? Потому что я общаюсь с Сашей и Русланом? Дочь, включи голову.

– А то, что в таком состоянии мне сейчас будет очень тяжело сосредоточиться на учёбе? А если бы мама пришла и сказала тебе, что не любит тебя, и поэтому «уходи из дома»? – сказала она, не подумав.

Станислав Андреевич отклонился на спинку стула, как-то очень цепко рассматривая дочь.

– Он ещё и так сказал. Очень чётко и прямо. Должна радоваться. Редкая женщина слышит правду. Чаще мужчина не хочет ничего менять и врёт. Ролан не врёт. Тебе остаётся только принять эту правду. Или… Принять эту правду. Ты же не хочешь возвращать человека, который признался в том, что к тебе у него ноль? Мама тут причём? Если перед свадьбой, то и ладно. Через тридцать лет уже вызвало бы вопросы, конечно. Всё слишком индивидуально.

– Почему ты обесцениваешь… Значимость?

– Злата, а что произошло? Твоя жизнь как-то поменяется? Нет. Ты одна на вокзале с двумя детьми и без денег? Нет. Не поменяется ничего. Не будет он, будет кто-то другой. Потом. Когда определишься, чего вообще хочешь в этой жизни. Пока у тебя в голове пустота.

– Но я хочу его! Я хочу быть с ним! – взвилась она.

Отец только снисходительно вздохнул.

– Это всё к матери. Была бы проблема, я бы вмешался. Проблемы нет.

Вот как. Для папы просто нет вообще никакой проблемы. Даже мама отнеслась к новости слишком ровно. Они не ненавидели Ролана. Не негодовали из-за сорванной свадьбы. Мама просто пыталась помочь ей пережить расставание, была заботлива и слушала её. Но… Никто не видел проблемы. Злата поняла, что бороться за своё счастье придётся самой.

Ей хотелось разодрать себе лицо ногтями, чтобы унять непрекращающийся зуд от чувства потери.

Это для Ролана всё закончилось. А для Златы – нет. Она всё ещё была с ним в отношениях. И считала, что Ролан – тоже. Просто его кто-то отвлёк, сбил с пути…

«Он мой. Я не отдам его. Не отдам!»

Глава 14. Свидание

Шувалов выбрал ресторанчик, в котором никогда не был со Златой. Интуитивно ему казалось, что так правильно.

Ему понравилась атмосфера небольшого уютного «Экзюпери». Лёгкая. Светлые стены с деревянными перекладинами пóнизу. Несколько моделей самолётов образца двадцатого века свисали с потолка, ведь Экзюпери был авиатором. На каждом столике стояли розы в прозрачных стеклянных колбах. На светло-голубых обоях были нарисованы сценки из Маленького Принца. В основном сам Принц с Лисом. В меню ожидаемо – французская кухня.

Она снова опаздывала. Уже на двадцать минут. Помня прошлый опыт, Ролан фантазировал, как в двадцать пять минут в ресторан войдëт не она, а… Например, Миронова. Вдруг, Эллина выкинет какой-нибудь фокус и в этот раз?

Ролан жутко хотел её увидеть. И при этом ощутимо волновался. Для храбрости уже выпил бокал вина. Он тщательно готовился к встрече, но при этом постарался выглядеть несколько небрежно. На чëрной шёлковой рубашке были расстегнуты верхние пуговицы, сквозь просвет виднелось несколько мужских золотых цепочек. Не было никаких часов, колец. Ничего лишнего.

В семь тридцать две уже начал нервничать. Но сама же назначила на семь. Ему казалось, специально тянет.

Он увидел её первым. Эллина зашла с чуть растерянным выражением лица. С такими глазами, как были у Ночной Фурии из мультика «Как приручить дракона» в момент растерянности. Но, едва она его заметила, выражение очаровательной мордашки сменилось на спокойное, появилась какая-то очень нежная улыбка, а в глазах мелькнул искристый огонек, что тут же был спрятан. Но на первом пересечении взглядов моментально натянулось невидимое полотно статического напряжения, высеклась искра.

У Ролана мгновенно ускорился пульс. Она шла между столами, снимая с себя кашемировый светлый шарф и короткую куртку. В просторных джинсах с высокой талией, которые чуть не сползали со стройного стана, и пудрово-розовой объёмной толстовке. Прикид явно был выбран специально, чтобы Ролан не думал себе лишнего.

Эллина прыгнула на диванчик напротив него, бросив вещи рядом, и быстро потрясла головой, будто стряхивая снежинки.

– Я уже думал, не придёшь. Ждал Миронову, – проговорил он. Эллина явно пыталась скрыть волнение, но он видел её насквозь. А какая она была свежая и румяная с февральского мороза. От неё сразу пахнуло какими-то очень нежными духами. В смеси с холодом, запах получился сногсшибательным.

– Кстати, многие так делают. Отправляют вместо себя подруг.

– Да ну? Это кто, например?

– Ну… – она замялась. – Мне мама рассказывала. Они так делали в своём студенчестве.

Ролан умилился.

– Успешно?

– Не очень, их всё равно разобрали по «замужам», – улыбнулась она, показав ямочки.

Пока он любовался ей, она тоже разглядывала его. В не официальной обстановке они ещё не виделись. С июля.

– И о чëм это говорит? – спросил Ролан.

– О чëм?

– Инициатива наказуема.

Они изучали меню, продолжая переговариваться.

– Расскажи, как прошла твоя неделя, – сказал Ролан.

– Что вы хотите знать?

– Всё, конечно.

– Ммм… – она раздумывала. Но вряд ли ему будут интересны похождения Мироновой. Но сказала, что ездила с ней в ночной клуб.

– Любишь их?

– Не очень.

– Зачем тогда?

– Света забавная. Мне кажется, я уже могу написать диссер про неё.

Ролан усмехнулся.

– Тебе так интересна Света?

Эллина задумалась почему-то.

– На самом деле нет. Но я с ней постоянно чем-то занята и куда-то еду. А так я довольно ленивая. Такие, как Света, вызывают у меня вопросы. Типа: «Почему тебе не лень?» Тема диссертации уже есть, как вы понимаете.

Ролану определённо было забавно слушать ход её мыслей.

– И почему ей не лень? Продвигается диссертация?

– Она очень хочет замуж. Это пока всё, что я поняла. Но не очень поняла, зачем, если она будет офигенным юристом.

– Прямо-таки офигенным?

– Она очень подкованная. И чешет на юридическом лучше, чем на человеческом.

Ролан понимал, что тему для обсуждения они выбрали сомнительную, но при этом формулировки и ход мыслей были занятными. Почему бы и… Да?..

К ним подошёл официант, и они озвучили свои пожелания.

– Вообще у меня историй про Свету уже вагон и маленькая тележка.

– А про тебя? – спросил он.

Ролан сидел ровно за своей половиной стола и даже руки сложил, как ученик за партой. Между ними было расстояние. И он мог видеть её, как она есть.

– А про меня… – опустила ресницы. Подняла снова. В глазах он видел многое. Они были чуть грустные и в тоже время светились. И смотрела как на мужчину, а не как на говорящее продолжение кафедры. Что уже не могло не радовать. Ещё там в глубине просматривалось нечто тёмное. Завораживающее. Заправила локон за ушко.

– Я сейчас больше созерцатель, чем участник.

– И почему выбрала такую роль?

– Время такое. Смутное.

Она огляделась вокруг, будто только сейчас заметила антураж «Экзюпери».

– Вы… Романтик?

– Смотря с кем.

– Место такое… Особенное.

– Тебе нравится?

Она кивнула.

Им принесли первые блюда и напитки. Ролан снова взял вино, а Эллина предпочла травяной, ягодный чай. Беседа была неспешной, никто не захлебывался словами. Они мягко, аккуратно, приглядывались друг к другу. Эллина настороженно принюхивалась. А он старался фигурально не дышать, боялся спугнуть. Сейчас она напоминала притихшего зверька, робко выглядывавшего из своего укрытия.

– Я сюда приходил пару раз несколько лет назад. Когда ещё учился в магистратуре. Вспомнил это место вчера.

– Вы читали Маленького Принца?

– Конечно, – даже говорил тихо. Голос сам звучал мягко, приглушенно.

– Что… Думаете?

– Всегда было грустно, когда он с Лисом расставался.

– Мне тоже. А Роза меня бесила.

Ролан не мог не улыбаться, глядя на неё. Чувствовал себя идиотом, и наслаждался этим состоянием.

Они молча ели какое-то время. Но тишина не ощущалась неловкостью. Ролану нравилось, как девочка неявно, украдкой, изучала его. Видел, как скользит взглядом по рукам, рубашке, шее, касается лица. И пока не понимал, как её расположить к себе. Она очевидно ему не доверяла. Уже успела составить портрет, и как это первое впечатление теперь исправить? А ему так хотелось её касаться. Он чувствовал её, чуял, осязал.

Это была та ОНА. Просто в спокойном, настороженном состоянии. В этом свете в её карих глазах отблесками мелькало золото по краю радужки. Больше всего он хотел просто сжать её в объятьях и долго, томительно касаться. Бесконечно касаться, как будто через долгое время снова встретился с кем-то родным и давно потерянным. А приходилось сидеть и смотреть на расстоянии вытянутой руки. Было, на что, конечно…

– Вы хотели мне что-то рассказать, если я правильно поняла, – сказала она, вытирая рот салфеткой, хотя ещё не доела.

Он снова принес извинения за своё предложение и само намерение, не вдаваясь в подробности при этом и не уходя в оправдания. И объяснил про… Невесту. Эллине явно было нужно это озвучить.

– Просто иногда… Человек вдруг понимает, что… Не хочет жить так, как… Живёт. Не хочет возвращаться к… Другому человеку. Потому что… Где-то ещё в начале упустил многие факторы. И восприятие со временем может поменяться. То, что казалось комфортным и выбранным, оказывается просто привычным и навязанным. Я говорю это не чтобы загрузить тебя лишней информацией, а… Чтобы ты поняла, решение было взвешенным. И… Я не пытаюсь тебя обмануть или что-то вроде того. Просто вышло как вышло. И… Я обозначаю, что действительно свободен. Я не подонок.

Эллина как будто переваривала услышанное, и не давала явной для него реакции. Она потянулась к своему чаю и коротко кивнула. Ролан не мог понять, почему она мало говорит. Обычно девушки говорливы. Стремятся что-то рассказать, показать, заинтересовать… Насколько он ей интересен? Она робкая или замкнутая? Или… «Я больше созерцатель сейчас». Озадачивала.

По её поведению в академии не мог бы назвать робкой. Более того, ей хватало уверенности говорить ему в лицо весьма прямые вещи. Она прямая. И за словом в карман не лезет.

Сидит. Прислушивается теперь.

– Что главное в человеке? – вдруг спросила. – Который рядом.

– Не знаю… Главное… Человек это комплекс синергирующих деталей. Можно сказать, что честность. Но честность иногда хуже глупости. Как и доброта. Когда переходит определённые границы. Поэтому я не могу выделить что-то одно.

– А что вас оттолкнуло в вашем человеке? Я не лично про неё, я не… Лезу. А… В общем. Абстрактно. Тоже комплекс?

Ролан задумался.

– Не знаю. Нет, вернее, знаю. Но это на уровне ощущений. Не всё можно назвать словами.

– Я думаю, девушкам тяжело с вами разговаривать. Вы всегда уйдёте от ответа. У нас будет такой предмет по уходам от ответов? Или это только в магистратуре уже?

Ролан расхохотался.

– Да ты Сатана.

Эллина улыбнулась в тарелку, но подняла на него лукаво-хитрый взгляд. А он ощутил, как в штанах становится тесно. «Что… Ты такое…»

– Меня оттолкнуло то, что на самом деле я её мало интересую. Её больше интересует фасад наших взаимоотношений, чем начинка.

– Уже прямее, – похвалила Эллина. – Вы… Всегда сначала зовете в гостиницу? – без перехода спросила она.

– Ну прости-и. Нет. В первый раз.

Она чуть не подавилась своим чаем.

– О, как мне повезло!

– Мне ужасно хотелось затащить тебя в укромное место и очень нежно отлюбить. Мозг был отключён. Когда подключили обратно, понял, что натворил.

– Он всегда подключается тремя проститутками? – с абсолютно невинным видом спросила Эллина, кусая оливку. – Ну, мне, чтобы знать. На будущее…

– Перестань.

– Я ничего не начинала, – развела руками, изображая из себя дитя. – Это технические вопросы.

Он чуть нарушил границу стола, наваливаясь локтями ближе к её половине, абсолютно неосознанно. Ролан не мог перестать ласкать её взглядом. Так чертовски хорошо ему было. Рядом. Совершенно не замечал времени, игнорировал вибрацию телефона на краю стола. Всё его внимание было поглощено Эллиной.

– Я думаю, ты… Часто это слышишь. Но… Ты настолько очаровательная в своей естественной красоте. Мне кажется, если на тебя мешок от картошки надеть, ты ничего не потеряешь.

Эллина как будто размяла плечи и чуть отстранилась от стола.

– Из ваших уст это просто ме-ед, – сказала она, став чуть более пунцовой. – Если я расскажу Светке, она не поверит, что вы так слова умеете складывать.

Ролан понимал, что тронул её. Лёгкая самозащита. Светка ему уже поднадоела. Эллина решительно ничего не хотела говорить о себе. Он был уверен, что есть, что. Светкой она упорно защищалась. Сдвигала его фокус внимания.

– Может… Хочешь десерт? Тут очень вкусные десерты.

– На ваш вкус тогда.

– Доверие?

– Проба. Можно ли вам доверять. От этого многое будет зависеть, – и покивала для убедительности, с огоньками веселья в глазах. Было в ней что-то бесовское, что периодически мелькало на доли секунд. И это что-то чиркало спичкой, высекало искру.

«И тебя нельзя трахать. А то сбежишь». – лезла в голову крамола.

– Я подойду очень ответственно, – заверил он её, тоже покивав для убедительности.

Он заказал ей профитроли. И искусно сделанные эклеры с рисунками из глазури сверху. С заварным кремом. Себе взял их же.

Ролан пересел к ней на диван где-то на середине эклеров. Она позволила. На это просто невозможно было смотреть спокойно. И невозможно было не стянуть каплю крема с уголка рта.

– Я очень нагло себя веду? – прошептал, чувствуя бедром её бедро. Слыша дыхание и даже стук сердца.

– Есть немного, – тоже шёпотом.

Ролан почти соприкоснулся с её плечом грудью.

– Насколько? У самой границы или ещё есть.. Пара сантиметров?

– Ролан Александрович, – с таким выворачивающим на желание невинным придыханием, что он был готов наброситься на неё прямо здесь. – Мне сесть на место? – улыбнулась она и прижала половину эклера к его губам. Он откусил.

– Ты разве не на месте?

Его ладонь скользнула по её колену и выше. Он почти прижался губами к её уху:

– Эллиночка. Скажи мне. У тебя ведь… Никого нет?

– Своевременно, Ролан Александрович.

– Я хочу быть уверенным.

Она приподняла губы в шальной усмешке, показав резцы.

– Просто неделю назад это не имело значения, правда, Ролан Александрович? А сейчас вы решили другие карты разыграть. – и сама склонилась к его уху, зашептала так, что он чуть не кончил, ведя горячим пальчиком от его цепочек по гортани через кадык и выше. – Я в курсе, мой милый, что всё ради одного лишь действия. Но ты ведь согласен, что потанцевать до натяжения струны до хлопка будет интереснее?

Он прикрыл глаза и прижал зубами нижнюю губу, сдерживая выдох на грани стона. И от слов, и от её интонации. Так он узнал, что Эллина умеет в секс одним голосом.

– Не для одного. Для множества действий. Я хочу большего. И согласен танцевать не только до хлопка.

– Большего?

– Я хочу твою душу, – выдохнул он, чуть сильнее сжав её коленку, и прижался губами к губам.

– Нет… Это ты мне свою отдашь, – печатью обещания по губам.

– Я тебя сейчас возьму прямо здесь, – горячо выдохнул он и всё же отстранился. И увидел, как на него смотрит абсолютное, прекрасное, как демон красоты, чудовище. Это видение, длившееся пару секунд, запечатлелось в памяти.

Он пришёл в себя только спустя несколько глотков вина.

– Так ты не ответила. Есть кто-то?

– Что вам мой ответ? Вы мне не поверите, и будете проверять, – улыбнулась она нежнейше.

– Тут ты права, конечно. Но ответь.

– Нет.

– Это на что ответ?

– На есть или нет. Нет. А если есть, то что?

Ролан склонил голову набок, обрисовав ухмылку уголком рта.

– Не смутит. Уведу.

Эллина усмехнулась.

– Самоуверенно. Есть опыт?

– Опыт в этих вопросах не так важен, всё слишком индивидуально. Есть другое. Сколько у тебя было мужчин? – хриплым шёпотом спросил он, но уже так сильно не приближаясь. Во избежание. Её несколько сбил с толку резкий перевод стрелки, но ответила:

– Вы мне не поверите.

– Проверить будет невозможно. Придётся поверить.

– Два.

– Почти девочка.

– Вам принципиально?

Ролан явственно видел и чувствовал, что она в том же состоянии, что и он. Дышала также, в рваном ритме. У него лицо горело, а на ней это было видно. И в глазах такая тьма, что он всё же отсел на стул напротив.

– Нет. Но все мужчины задают эти дурацкие вопросы. Такая у нас натура. Если не задают, то мысленно – да.

Эллина захихикала.

– Я без понятия, как я буду спрашивать тебя на семинарах. На лекции тебя хотя бы можно отсадить подальше.

– Всё очень просто, – усмехнулась она. – Ставите мне явку и баллы на всю ведомость до конца семестра, и ведёте свои семинары спокойно. Что я там в вашей Псковской грамоте не видела?

– Я так и знал. Я знал, что настоящая цель твоего прихода ко мне рано или поздно обнаружится. Корыстно. Жестоко.

– Заплачьте, Ролан Александрович, – и замерла на нём глазами.

– Я не умею.

– Я научу, – улыбнулась шире, хищно. – Вам будет нетрудно, – добавила тише. И ещё соблазнительнее. Выкручивая градус этого свидания уже куда-то к максималочке. Ролан начинал понимать, с кем связался. Сглотнув, облизнул губу и снова приблизился.

– Пойдём в машину, – прошептал он, сгорая от желания поцеловать её…

Она смотрела сверху вниз, так как он навалился на стол корпусом.

– Не сегодня, мой хороший. Сегодня нет.

«Играй… Пока я тебе это позволяю. Пока не кончится мой штраф-бат, делай, что хочешь… Но потом я закручу гайки».

– В машине цветы. Я забыл их, – сказал, как можно ровнее.

– А. А щенка там нет?

– Какого щенка? – затуманенный разум подводил.

– Такого, которого обещают всем маленьким девочкам, а потом…

– По-твоему, я настолько грязный извращенец, и у меня нет других способов заманить маленькую девочку?..

– Цветами, например?

– Нет…

– Чем?

– Девочка пойдёт сама. И будет думать, что сама так решила.

Она и сама улеглась локтями на стол. Так они сблизились лицами.

– Пойдём погуляем? На Китай-город. Я вам пару мест покажу. Уверена, вы их не видели.

– Удивить меня хочешь?

– Поделиться, – прошептала она.

– Хорошо. Сегодня ты. В следующий раз я тебя поведу.

– Уже хотите следующий раз?

– Я хочу записаться на всю неделю. Есть такая функция?

– Нет, это от ветра зависит. Пойдём, – и она легко вскинулась, стала набрасывать на себя шарф и натягивать куртку, пока он вызывал официанта и расплачивался. Она довольно бодро потянула свою карточку, которую мгновенно откуда-то вытянула, к валидатору, он едва успел стукнуть по ней своей.

– Ц, ц, не-а.

– Тогда на пополам, – предложила Эллина.

Ролан лишь головой покачал.

– Я тебя пригласил. Нет.

Эллина поджала губки, но смирилась.

Глава 15

…От Светы, ловившей её на выходе из туалета с широко открытыми глазами, застывшей в предвкушении, она силилась отбиться. Но та прижала её – да я видела, что тебе Шувалов обзвонился. Колись давай!

– Это по поводу курсовой, – вяло сопротивлялась она, прижимая ладонь к шее, погруженная в свои мысли.

– Эллин, – уже с обидой в голосе. – Ты что, не доверяешь мне? Я клянусь, я могила. Ну скажи, что. Какая в жопу курсовая?

Эллина испуганно улыбалась с глазами по пять рублей. И раскололась, что он позвал её на свидание. И пришлось пояснять, что звонил и уговаривал. Сказал, что помолвка расторгнута и вообще там всё сложно.