Магическая наследница по-RUSски 2

Аннотация:

Рони, Лев, Агата, Николай и Соня спасли Долгорукое, но их победа лишь привлекла внимание Древнего Зла. Зов о помощи из затерянного Города Туманов – не просто просьба, а предзнаменование большой войны. Команде предстоит опасное путешествие в мир, где реки молчат, а камни помнят падение звезд. Там, в Пещерах Забвения, Тьма пьет сны невинных, угрожая поглотить последний рассвет. Но Город Туманов хранит не только опасность. Это врата в Изначальные Земли – мир предков, где каждый из героев встретит своих прародителей и откроет источники силы, о которых даже не подозревал. Рони и Леву предстоит не только сражаться с усилившимся врагом, но и пройти через испытания доверия, понять глубину своих чувств и принять жертвы, которые изменят их навсегда. А Грейк… его ждет самое неожиданное превращение. Готовы ли они заплатить высшую цену за свет в мире, который погружается во тьму? Продолжение бестселлера, где магия переплетается с психологией, любовь борется со страхом, а верность друзей – самая сильная защита.

Глава 1: Город, Где Молчат Реки

Туман не был просто туманом. Он был живой, тяжелой пеленой, обволакивающей не только тело, но и душу. Он просачивался сквозь плотную ткань плаща Рони, цеплялся холодными, липкими пальцами за кожу, нашептывал что-то неразборчивое, но зловещее на краю сознания. Они шли по тому, что когда-то, должно быть, было улицей Города Туманов, но теперь напоминало дно древнего, безмолвного океана. Камни под ногами, скользкие и холодные, не отражали шагов – звук глотал все тот же вездесущий, давящий туман.

"Красиво," – прошептала Агата, и в ее голосе не было ни капли сарказма, только ледяное изумление. – "Как готическая открытка с того света."

Город действительно был красив. Жутко, подавляюще красив. Призрачные очертания башен и арок вырисовывались в серой дымке, напоминая окаменевшие кости гигантов. Витражи, мерцавшие тусклым, больным светом изнутри, изображали сцены, от которых по спине Рони пробежали мурашки – звезды, падающие в бездну, реки, текущие вспять, лица, искаженные немым криком. Воздух был напоен запахом влажного камня, древней пыли и чего-то сладковато-гнилостного, отдаленно напоминающего увядшие лилии.

Лев шел рядом с Рони, его плечо почти касалось ее плеча. Его обычно спокойное, твердое как камень выражение лица было напряженным. Он не сводил глаз с окружающих теней, его рука лежала на рукояти кинжала. Рони чувствовала его беспокойство – не как эхо в тумане, а как теплое, знакомое покалывание в груди, там, где под одеждой лежал ее амулет. Старый, загадочный кусочек камня, единственная ниточка к ее прошлому, сегодня пульсировал тихим, тревожным теплом. "Он чувствует то же, что и я," – подумала Рони. "Этот город… он высасывает надежду."

Соня шла впереди, ее пальцы бессознательно перебирали стебли сухих трав в поясной сумке. Ее связь с землей здесь была искажена, заглушена. Земля под туманом казалась… спящей? Нет. Заточенной. Она чувствовала слабый, стонущий гул где-то в глубине. Рядом с ней, почти невидимый в серой пелене, крался Грейк. Его обычное философское ворчание сменилось настороженным молчанием. Он прижимался к ноге Сони, его желтые глаза, казалось, светились изнутри, сканируя невидимые угрозы.

Николай пытался поддерживать дух. "Стражи ждут нас, друзья! – провозгласил он, но его голос, обычно звонкий и уверенный, звучал приглушенно и потерянно в поглощающей тишине. – Помощь близка! Мы…" Он замолк, увидев фигуры, выступившие из тумана перед ними.

Стражи Тумана. Они были похожи на тени, вытянутые голодом и отчаянием. Их одежды – когда-то, видимо, величественные мантии – висели лохмотьями на иссохших телах. Лица были изможденными масками, глаза – глубокими впадинами, полными немого ужаса и усталости, прошедшей сквозь века. Один из них, старик с лицом, изборожденным морщинами глубже каменных трещин на стенах, сделал шаг вперед. Его губы дрогнули, но звука не последовало. Только беззвучный шепот, сливающийся с шорохом тумана.

"Мы… слышали Зов," – сказала Рони, заставляя свой голос звучать тверже, чем она чувствовала. Амулет на ее груди вдруг вспыхнул коротким, горячим импульсом. Старец вздрогнул, его потухший взгляд на миг ожил, упав на камень. В его глазах мелькнуло что-то – узнавание? Надежда? Страх? – и тут же погасло.

"Спасители?" – проскрипел он наконец, голосом, похожим на скрип несмазанных ворот. – "Или… новые жертвы для Тьмы?"

Его слова повисли в воздухе, тяжелее тумана. Прежде чем кто-то успел ответить, туман вокруг них сдвинулся. Не рассеялся, а сгустился, принял форму. Тени, лишенные четких очертаний, но исполненные злого, холодного намерения. Они не нападали физически. Они обволакивали. Тени Снов.

Рони почувствовала это первой. Волна ледяного страха, не ее собственного, а чужого, навязчивого, хлынула в нее. Картинка вспыхнула перед глазами: она одна, абсолютно одна, в бесконечной серой пустоте, и Льва… Льва нет. Его больше никогда не будет. Сердце сжалось в ледяной тисках.

Рядом Агата резко вскрикнула, схватившись за голову. "Паук… огромный… по лицу…" – выдохнула она, бледнея. Николай замер, его лицо исказила гримаса боли и стыда – он явно видел что-то из своего прошлого, какую-то неудачу, преследовавшую его. Соня вскрикнула, отшатнувшись, будто почувствовав удар. Грейк зарычал, низко и угрожающе, шерсть на загривке встала дыбом.

Лев вскинул руку. Каменная плита под ногами одной из Теней резко приподнялась, нарушив ее форму, но тень лишь рассыпалась на мгновение, чтобы тут же собраться вновь, теперь уже ближе к Соне. Его лицо было искажено усилием и гневом. "Они в головах!" – крикнул он. – "Не поддавайтесь образам!"

Но давление было невыносимым. Туман сжимался, становясь плотнее, холоднее. Шепот Теней Снов превращался в навязчивый гул, вбивающий в сознание самые темные страхи, самые глубокие сомнения. Рони видела, как дрогнула уверенность в глазах Льва, как сжались кулаки Николая, как Агата зажмурилась, пытаясь отгородиться. Даже Грейк, их скала, казалось, съежился, его рычание теперь звучало с ноткой паники.

"Мы только что пришли… и уже проигрываем?" – пронеслось в голове у Рони. Амулет на ее груди горел теперь непрерывно, как раскаленный уголек, но вместо силы он приносил странное головокружение, смесь тревоги и чего-то… зовущего из глубины города. Она почувствовала, как Лев инстинктивно шагнул ближе, его плечо теперь твердо уперлось в ее плечо. Точка контакта, островок реальности в наступающем хаосе страха. Но этого было мало. Гораздо меньше, чем нужно.

Одна из Теней, более крупная и плотная, чем другие, отделилась от общей массы и поплыла прямо на них. Она не имела лица, но Рони чувствовала на себе ее взгляд – холодный, оценивающий, голодный. В нем читалось не просто желание причинить боль, но и… любопытство? Особенно по отношению к ней и к теплу, исходящему от ее груди.

"Маленькие искорки…" – прошелестело прямо в ее сознании, голосом, похожим на скрежет камней по стеклу. – "Как долго вы продержитесь? Ваши страхи… такие сочные…"

Тень протянула нечто вроде щупальца из сгустка тумана, направляя его не на тело Рони, а прямо к ее амулету. Амулет вспыхнул ослепительно белым светом, болезненным и резким.

И в этот момент, за спиной Стража Тумана, Рони мельком увидела другую тень. Мимолетный, едва уловимый силуэт человека, наблюдающего за ними с вершины полуразрушенной арки. Не Тень Сна. Не Страж. Чужой. Исчезнувший так же быстро, как и появилсяся.

Лев рванулся вперед, чтобы закрыть Рони, его каменный щит уже формировался в воздухе. Николай попытался выкрикнуть слова ободрения, но голос сорвался. Агата метнула горсть блестящей пыли в наступающую Тень. Соня вскрикнула, прижимая к себе Грейка.

Но Рони замерла, ее взгляд все еще был прикован к месту, где исчез таинственный наблюдатель, а пальцы судорожно сжимали пылающий, почти болезненно горячий амулет. Зов из глубины города звучал теперь не просто просьбой о помощи, а предостережением. Или… приманкой?

Их победа в Долгоруком привела их сюда. Но первая же встреча в Городе, Где Молчат Реки, показала: настоящая битва только начинается. И сражаться придется не только с Тьмой, но и с теневыми отражениями собственных душ. Кто наблюдал за ними из тумана? И что хочет от нее этот проклятый амулет, который вдруг стал вести себя как живой?..

Глава 2: Песня Заточенного Левиафана

Белый свет амулета Рони резал туман, как нож. Тень Сна, тянувшаяся к нему, отпрянула с шипящим звуком, похожим на испаряющийся лед. Но это был лишь миг. Свет погас так же внезапно, как и вспыхнул, оставив после себя жгучую боль в ладони Рони и ослепительные пятна перед глазами. Туман сомкнулся снова, еще плотнее, еще холоднее.

"Рони!" – голос Льва прорвался сквозь навязчивый шепот Теней. Он был рядом, его каменный щит – грубая, но надежная стена – уже заслонял ее от наиболее агрессивных сгустков тьмы. Его рука схватила ее запястье – не грубо, но твердо, якорь в бушующем море страха. "Что случилось?"

"Амулет…" – выдохнула она, с трудом фокусируя взгляд на его лице, искаженном тревогой и усилием удерживать защиту. – "Он… обжегся. И свет…"

"Позже!" – рявкнула Агата, метнув еще одну порцию ослепляющей пыли. Тени на миг отступили, зашипев. "Сначала выгоним этих ползающих кошмаров!" Ее глаза горели яростью, но в уголках губ дрожала – отголоски видения паука все еще цеплялись за нее.

Николай стоял, прижав ладони к вискам. Его лицо было пепельно-серым. "Они… они шепчут о безнадежности… что все усилия напрасны…" – пробормотал он, и в его голосе, всегда таком уверенном, впервые зазвучала растерянность, почти детская. Его дар слова, его оружие, казалось, застряло в горле, отравленное ядом сомнений.

Именно Соня нашла выход. Вернее, ее нашел Грейк. Зверь, забыв о собственных страхах, резко дернул ее за плащ в сторону, к груде обломков у стены. "Сюда!" – мысленный крик Грейка пробился сквозь хаос в голове Сони. – "Камень… здесь толще! Им труднее просочиться!"

Они прижались спиной к холодным, шершавым камням древней стены. Стена… Она не просто была физической преградой. Под пальцами Сони камень вибрировал. Тот самый слабый, стонущий гул, который она чувствовала с самого начала, здесь был сильнее. Глубже. Он исходил не из стены, а сквозь нее, из недр земли.

"Земля… она стонет," – прошептала Соня, закрывая глаза, пытаясь отгородиться от Теней и настроиться на этот подземный плач. Грейк прижался к ее ногам, его тело стало проводником, усиливая слабый сигнал. И тогда она услышала. Не ушами. Костями. Кровью. Песню.

Это была не мелодия. Это был вопль. Глубокий, протяжный, полный невыносимой муки и тоски, вибрация, которая резонировала в самой ее душе. Как будто гигантское сердце билось в каменных тисках, и каждый удар приносил невыносимую боль. Слезы сами потекли по щекам Сони.

"Лев!" – крикнула она, не открывая глаз, голос сорвался от переполнявших ее эмоций. – "Слушай землю! Здесь… под нами… что-то страдает! Ужасно страдает!"

Лев, все еще прикрывая Рони щитом, нахмурился. Он всегда чувствовал камень – его твердость, его древнее спокойствие, его скрытую мощь. Но это… Это было иначе. Он опустил свободную руку на землю, пальцы впились в холодную грязь между плитами. И ощутил это. Боль. Чистую, оголенную, как открытая рана. Она пронзила его, как нож, заставив вскрикнуть от неожиданности. Не физической боли, а душевной. Отчаяние, которое он почувствовал у Стражей, было лишь слабым эхом этого вселенского страдания.

"Старый Мост…" – прохрипел один из Стражей Тумана, прячась за каменным выступом. Его глаза дико блестели в полумраке. – "Каменный Левиафан… Он спит… и кричит во сне… Тьма его душит изнутри…"

"Где?" – выдохнул Лев, стиснув зубы. Волна отчаяния из-под земли накатывала снова и снова, угрожая смыть его разум. Рони почувствовала его дрожь через руку, все еще лежавшую на ее запястье. Амулет на ее груди снова заныл тупой, сочувствующей болью, откликаясь на боль Льва и на ту, глубинную, из-под земли.

"Через Город… к Устью Забытых Вод…" – указал Страж дрожащей рукой вглубь туманного лабиринта. – "Но путь опасен… Тени Снов там… как рои…"

Тени Снов, почуяв ослабление, снова сгустились вокруг них. Их шепот стал громче, настойчивее, вбивая в сознание картины поражения, предательства, неизбежного конца. Николай сжал кулаки, пытаясь что-то выкрикнуть, но слова застревали в горле комом страха. "Мы… мы должны…" – начал он, но голос предательски дрогнул. Его плечи опустились. Трещина в его непоколебимом оптимизме стала зияющей пропастью.

Агата метнула последнюю горсть пыли. "Кончаются припасы!" – предупредила она, и в ее голосе прозвучала нотка паники, которую она тут же попыталась заглушить злостью. – "Лев, если этот твой Левиафан – ключ, надо двигаться! Пока эти твари нас окончательно не разорвали изнутри!"

Лев кивнул, с трудом отрывая руку от земли. Боль Левиафана все еще пульсировала в его костях, смешиваясь с его собственным страхом за команду, за Рони, чей амулет вел себя как неконтролируемая бомба. Он посмотрел на Рони. Ее глаза были широко открыты, полны той же боли, которую он чувствовал – она ощущала ее через него, через их связь и через амулет. В них читался вопрос: справимся ли?

"Идем," – сказал Лев хрипло, поднимая щит выше. – "За мной. К Старому Мосту. Соня, веди нас по… по песне."

Соня кивнула, слезы еще катились по ее лицу, но в глазах зажегся решительный огонек. Она взяла Грейка за ошейник (зверь ответил глухим, ободряющим ворчанием) и шагнула вперед, ведомая душераздирающей вибрацией, идущей из глубин. Грейк шел рядом, его звериная интуиция сканировала туман на предмет физических угроз, которых Тени Снов могли отвлечь.

Путь был кошмаром. Туман не рассеивался. Тени Снов вились вокруг них, как стервятники, выискивая малейшую слабину. Они материализовали страхи: для Агаты – скользкие щупальца из темноты, для Николая – насмешливые голоса, напоминающие о прошлых неудачах, для Рони – снова и снова образ Льва, исчезающего в серой пустоте. Лев чувствовал, как его щит дрожит под их ментальным натиском, а боль Левиафана тянула его вниз, как якорь. Его собственные сомнения, усиленные Тенями и отчаянием гиганта, грызли изнутри: достаточно ли я силен? Смогу ли защитить их?

Рони шла рядом, ее рука иногда инстинктивно касалась его спины, передавая слабый импульс тепла и поддержки через ткань плаща. Каждый раз амулет отзывался короткой, теплой волной, но она знала – это не ее сила. Это его сила, проходящая через нее? Или что-то еще? Она видела, как Лев стискивает зубы, как капли пота смешиваются с туманом на его висках. Его уверенность, та самая, каменная, на которую она всегда могла опереться, давала трещины. Это пугало ее больше, чем Тени.

Наконец, туман перед ними словно разорвался. Они вышли на огромную, пустынную площадь. Посреди нее, перекинутый через беззвучную, черную как смоль реку, стоял Старый Мост. Не просто мост. Это было чудо древней архитектуры и магии, даже в руинах подавляющее своим масштабом. И у его основания, частично скрытый туманом и наросшими за тысячелетия каменными наплывами, лежал Левиафан.

Это был не зверь. Это был дух горы, воплощенный в камне. Огромная, сгорбленная фигура, напоминающая спящего дракона или титана, вырубленного из самой скалы. Его каменная кожа была покрыта глубокими трещинами, из которых сочился не свет, а густой, темный туман – тот самый, что душил город. Его голова, огромная, с закрытыми веками, была склонена, будто под тяжестью невыносимой ноши. И от него исходила та самая Песня – немой, но оглушительный в своей душевной боли крик, который теперь ощущали все, даже без помощи Сони. Он вибрировал в воздухе, в камнях под ногами, в самых костях.

"Боже правый…" – прошептала Агата, забыв на миг о Тенях. Даже Николай поднял голову, его глаза округлились от ужаса и сострадания.

Лев шагнул вперед, отбросив щит. Он должен был попробовать. Он обязан был попробовать. Он подошел к огромной, треснувшей каменной лапе Левиафана. Глубоко вздохнул, пытаясь отгородиться от собственных страхов, от отчаяния, витавшего в воздухе, от навязчивого шепота Теней Снов, которые, почуяв новую цель, начали сгущаться над спящим гигантом. Он положил обе ладони на холодный, шершавый камень.

"Проснись," – прошептал он, вкладывая в слова всю свою силу, всю свою связь с землей, всю свою волю. Он посылал импульсы спокойствия, твердости, пробуждения – как будил спящие кристаллы в Долгоруком. "Ты не один. Мы пришли помочь. Проснись!"

Камень под его ладонями дрогнул. На миг показалось, что темный туман в трещинах посветлел. Песня Левиафана на мгновение сменилась… вопросительным гудением? Лев почувствовал слабый отклик, как далекое эхо.

И тут Рони вскрикнула, схватившись за грудь. Амулет взорвался болью. Не теплом, не жжением – настоящей, рвущей изнутри агонией. Она упала на колени, сдавленно крича. Боль была не ее. Это была боль Левиафана, усиленная в тысячу раз, пронзившая ее через амулет, через связь с Львом, который в этот момент был каналом к гиганту.

Лев отпрянул от камня, как от раскаленного железа, потеряв контакт. Отклик исчез. Темный туман в трещинах Левиафана заклубился с новой силой, и его Песня Отчаяния зазвучала громче, пронзительнее, полной безнадежности. Над ним сгустились десятки Теней Снов, как черные стервятники, пирующие на его страдании.

"Нет!" – закричал Лев, не в силах смотреть, как Рони корчится от боли, а его попытка обернулась катастрофой. Он чувствовал лишь холодную, каменную стену отклика. Поражение. Полное и беспощадное. Его вера в свои силы, и без того поколебленная, рухнула окончательно. Он не смог. Он подвел Левиафана. Он причинил боль Рони.

Николай отвернулся, его плечи содрогнулись от беззвучных рыданий. Оптимизм умер. Агата сжала последний мешочек с пылью, ее глаза метались между Рони, Львом и сгущающимися над ними Тенями. Соня прижала руки к ушам, пытаясь заглушить Песню и мысленный крик Грейка, полный тревоги.

Туман снова сомкнулся вокруг них, холодный и беспощадный. Тени Снов, подкрепленные их отчаянием и болью Левиафана, наступали, их шепот сливался в зловещий хор: "Безнадежно… Сдавайтесь… Ваш свет угас…"

Лев опустился на колени рядом с Рони, его рука легла ей на плечо – жест поддержки, в которой он больше не верил. Его глаза, полные стыда и горечи, встретились с ее затуманенными болью. В них был один вопрос: Что теперь?

Песня Заточенного Левиафана стала реквиемом по их надеждам. Лев потерпел поражение. Рони ранена таинственной силой амулета. Николай сломлен. А Тени Снов, подпитанные их отчаянием, готовы к последнему удару. Устоит ли команда, когда рухнули их самые твердые опоры? И что скрывает камень на груди Рони, превращающий чужую боль в ее собственную пытку?

Глава 3: Завеса Слёз и Шёпот Предков

Отчаяние было холоднее тумана. Оно впивалось в кости, парализуя волю. Песня Левиафана ревела в их черепах, симфония безысходности, а Тени Снов, усиленные этой болью и их собственным крахом, нависали плотной, шипящей стеной. Шепот превратился в навязчивый гул: "Сдайтесь… Боль прекратится… Отдайтесь Тьме…"

Рони все еще содрогалась от эха боли, прокатившейся через амулет. Она чувствовала липкий холод земли под коленями, но не могла подняться. Взгляд был прикован к Льву, стоявшему на коленях рядом. Его лицо, обычно такое непроницаемое, было искажено немой агонией стыда и поражения. Его рука на ее плече больше не приносила утешения – она была тяжелой, как камень, символом его сломленности. Он винит себя. За меня. За Левиафана. За все. Эта мысль ранила сильнее, чем амулет.

"Вставайте!" – резко, почти истерично, крикнула Агата. Она метнула последние крохи ослепляющей пыли в ближайших Теней. Эффект был слабым, мимолетным. – "Или вы хотите сгнить здесь, слушая эту каменную арию отчаяния?!" Ее голос дрожал. Видение паука слилось с реальностью ползучих Теней, и ее знаменитый сарказм трещал по швам.

Николай поднял голову. Его лицо было мокрым – от тумана или слез, было не разобрать. Но в его глазах, еще минуту назад потухших, мелькнула искра. Не оптимизма. Отчаяния. Голого, яростного отчаяния. "Агата… права," – прохрипел он, поднимаясь с трудом. Он не пытался улыбнуться. Его дар слов был мертв, но инстинкт выживания – нет. – "Пещеры… Забвения… Там источник Тьмы. И… единственный путь." Он кивнул в сторону, противоположную Левиафану, где туман сгущался в непроницаемую, мерцающую серебристо-серым светом стену. Завеса Слёз.

Стражи Тумана, прятавшиеся за обломками, завопили в ужасе. "Нет! Не туда! Там… пустота! Там умирают души!" – закричал старейшина, его изможденное лицо исказил первобытный страх.

Но выбора не было. Тени Снов сжимали кольцо. Их ментальные щупальца уже цеплялись за сознание, обещая кошмары похуже падения в бездну. Лев резко вскочил, одним движением подхватив Рони под руку и поставив ее на ноги. Его глаза встретились с ее – в них не было прежней уверенности, только стальная решимость загнать боль и сомнения в самый дальний угол. "Бежим," – бросил он коротко, не спрашивая. Его каменный щит сформировался снова – меньше, слабее, но это было все, что он мог. "К Завесе. Соня, Грейк – вперед!"

Они рванули сквозь шипящую массу Теней, как сквозь паутину из ледяного дыма. Соня бежала, ведомая не связью с землей (тут она была мертва), а животным инстинктом выживания и мысленными подсказками Грейка, который, рыча, прокладывал путь, отвлекая Тени на себя. Его шерсть местами дымилась от контакта с ними.

Завеса Слёз была не стеной. Это был портал в иное состояние. Один шаг – и мир изменился. Туман здесь был не серым, а мертвенно-серебристым, струящимся, как жидкий металл. И он не давил. Он… высасывал.

Первой это почувствовала Рони. Острая боль от амулета исчезла. Исчез страх за Льва. Исчез гнев на Тени. Исчезло все. Осталась лишь ледяная, бездонная пустота. Как будто кто-то вырвал из ее груди все чувства, оставив лишь холодную, разумную оболочку. Она посмотрела на Льва. Он был рядом, его щит трещал под атаками Теней, пытавшихся последовать за ними сквозь Завесу, но не способных проникнуть глубоко. Она видела напряжение его мышц, капли пота – но не чувствовала ничего. Ни тревоги, ни желания помочь. Только пустой анализ: Щит держится. На 47%. Скоро рухнет.

"Что… что со мной?" – прошептала Агата, трогая свое лицо. Оно было сухим. Даже когда Тень материализовала перед ней гигантского, мохнатого паука, ползущего по ее руке, она не почувствовала страха. Только легкое отвращение, как к грязи. Она стряхнула иллюзию, и паук рассыпался.

Николай шел, глядя прямо перед собой. Его внутренний монолог о безнадежности замолк. На смену пришла… тишина. Безмысленная, тяжелая. Он видел, как Агата стряхивает паука, и понял, что это иллюзия, но его не удивило. Ничто не удивляло.

Даже Лев ощутил это. Его связь с камнем… исчезла. Земля под ногами была немой, инертной массой. Его щит держался лишь на остатках его собственной, быстро тающей в пустоте воли. Боль Левиафана, еще недавно разрывавшая душу, теперь была лишь далеким, неинтересным фактом. Его взгляд скользнул по Рони. Она шла рядом, ее лицо было спокойным, как маска. Она не боится, – промелькнуло в его опустошенном сознании. Хорошо. И это "хорошо" не вызвало в нем ни капли тепла.

Только Соня и Грейк, казалось, сопротивлялись полному онемению. Соня чувствовала, как ее связь с жизнью, с травой в сумке, истончается, как нить. Она цеплялась за тепло Грейка, за его мысленный голос, который стал тише, отдаленнее, но все еще звучал: "Держись… Держись, маленький росток…" Грейк же, казалось, черпал силу в самой своей звериной сути, в инстинкте, который Завеса не могла выпить до конца.

Они шли сквозь серебристую пустоту. Тени Снов не могли сюда проникнуть, но Завеса порождала своих кошмаров. Туман сгущался, принимая формы их самых глубоких, материализованных страхов, лишенных эмоциональной окраски, но оттого еще более жутких.

Для Рони – это была фигура Льва, превращающегося в статую, как в ее худших кошмарах. Каменная кожа поползла по его живому лицу, и он смотрел на нее пустыми глазами, без упрека, без прощания – просто констатация факта. Она шла мимо, наблюдая, как камень поглощает его, и не чувствовала ничего, кроме легкого любопытства: Как быстро он окаменеет полностью?

Для Льва – это была Рони, с амулетом, пылающим черным огнем на груди. Ее глаза были пусты, а из амулета тянулись черные щупальца, опутывая ее, сливаясь с туманом. Он знал, что это иллюзия, но вид того, как Тьма поглощает ее, заставил его замедлить шаг. Пустота внутри дрогнула, рождая крошечную, ледяную искру чего-то… похожего на боль.

Для Николая – это были его собственные слова, материализованные в виде свитков, которые горели у него на глазах, превращаясь в пепел, уносимый ветром бессмысленности. Он смотрел, как гибнет его дар, его суть, и не мог даже заплакать.

Агату преследовал не паук, а зеркальное отражение ее самой – холодное, расчетливое, без тени сарказма или страсти. Оно шло рядом, и его пустой взгляд был страшнее любой твари.

Они шли, теряя остатки себя в этой ледяной пустоте. Силы таяли. Щит Льва погас. Они просто брели, автоматы, гонимые инстинктом, который вот-вот должен был угаснуть.

Именно Николай, парадоксальным образом, нашел его. Он споткнулся о что-то, торчащее из серебристой почвы. Не камень. Не корень. Это был странный артефакт – похожий на сросшиеся ветви древнего дерева и кристаллы, сплетенные в форме двойной спирали. Он мерцал слабым, теплым светом, странным диссонансом в этом мире холода. Ключ Истоков.

"Что… это?" – монотонно произнесла Агата, наклонившись.

"Ключ…" – ответил Страж Тумана, шедший сзади, единственный, кто, казалось, сохранил тень эмоции – глубокую, древнюю печаль. – "Последний дар Предков… Открывает путь… но куда? К спасению? Или к гибели иной?" Его голос звучал как эхо из могилы.

Лев посмотрел на артефакт, потом на Рони. Она смотрела на Ключ с тем же пустым любопытством, с каким смотрела на его каменную иллюзию. Активировать его? Зачем? – читалось в ее глазах. Его собственная воля была на нуле. Что он мог сделать? Он уже причинил боль. Потерпел поражение.

"Нет другого пути!" – мысленный крик Грейка прорвал ледяную пелену в сознании Сони, заставив ее вздрогнуть. Зверь прижался к ее ноге, его тело дрожало от усилия. – "Туман… он выпивает меня… нас… Активируй! Доверься чему-то… кроме этой пустоты!"

Соня опустилась на колени перед Ключом. Ее пальцы, почти онемевшие, коснулись теплого дерева. Ничего не произошло. Она не чувствовала земли. Не чувствовала жизни. Как активировать дар Предков без связи с ними?

"Слова…" – прошептал Николай, глядя на Ключ. Его голос был чужим. – "Нужны… слова. Истинные. Идущие… из сердца…" Он замер. Из сердца? Какое сердце? Его сердце было ледяной пустошью. Он посмотрел на своих друзей. Рони – пустой взгляд. Лев – каменное лицо с тенью вины. Агата – отражение холодности. Соня – тщетно пытающаяся что-то почувствовать. Грейк – теряющий связь.

И тогда, из самой глубины ледяной пустоты, из того места, где когда-то жил его непоколебимый оптимизм, поднялось что-то. Не надежда. Отчаяние. Глухое, всепоглощающее, но его. Его эмоция. Его правда.

"Я… не вижу света!" – закричал Николай, и его голос сорвался, хриплый от неиспользования. – "Я не чувствую надежды! Внутри… пусто! Холодно! Мы сломлены! Мы теряем себя!" Он упал на колени перед Ключом, сжимая его холодные кристаллы. – "Но если мы не попробуем… здесь и сейчас… то точно умрем! Не телом – душой! Станем такими же, как этот туман! Пустыми! Пожалуйста!" – он закричал, обращаясь не к друзьям, не к Предкам, а к самому Ключу, к Вселенной, к тому последнему уголку реальности, который еще мог услышать. – "Дай нам шанс! Дай нам… чувствовать! Даже если это будет боль! Дай нам бороться! ОТКРОЙ ДВЕРЬ!"

Его слова, полные отчаяния, но и последней искры желания чувствовать, ударили по Ключу. Теплый свет вспыхнул ярко! Спирали начали вращаться. Серебристый туман вокруг них закружился вихрем.

Рони почувствовала первый укол. Не боли. Тепла. Крошечного, как искра, где-то глубоко в заледеневшей груди. Она взглянула на Льва. Он смотрел на вращающийся Ключ, и в его глазах… дрогнуло что-то. Неуверенность? Страх? Но что-то!

И тут из вихря тумана метнулась фигура. Не Тень. Тот самый наблюдатель с арки! Человек в темном, струящемся плаще, лицо скрыто капюшоном. Он двигался с неестественной скоростью, прямо к Ключу, рука с кинжалом из черного обсидиана занесена для удара!

"Нет!" – успела вскрикнуть Агата, инстинктивно бросаясь вперед, чтобы прикрыть Соню и Ключ. Ее движение было резким, лишенным страха, но полным остатков воли.

Лев среагировал на угрозу раньше мысли. Его рука дернулась – не для щита (сил не было), а чтобы оттолкнуть Рони от линии атаки. Их глаза встретились в последний миг перед хаосом. В ее – мелькнуло нечто, пробившее лед: испуг? В его – первобытный ужас за нее.

Кинжал Наблюдателя вонзился не в Ключ, а в каменную плиту рядом, отбитую Агатой в последний момент. Но было уже поздно. Ключ Истоков взорвался светом. Не белым. Не золотым. Радужным вихрем, содравшим реальность, как бумагу.

Последнее, что увидела Рони, перед тем как мир поглотил ослепительный калейдоскоп, – это глаза Наблюдателя, мелькнувшие из-под капюшона. Холодные, расчетливые, без единой искры человечности. И его голос, пробившийся сквозь рев света и ветра:

"Ибо только так… откроются Врата…"

Затем – падение. Не вниз. Во все стороны сразу. Вихрь света закрутил их, как осенние листья. Рони почувствовала, как Лев инстинктивно сжимает ее руку в последней попытке удержать. Она сжала в ответ. Тепло амулета на ее груди вдруг вспыхнуло в унисон с вихрем, не болью, а… зовом? И в этот миг, в самом центре падения сквозь разрывы мира, она поняла страшную правду:

Пустота внутри была хуже любой боли. И она готова была на все, лишь бы ее заполнить.

Глава 4: Изначальные Земли: Кровь и Память Камня

Падение длилось вечность и мгновение одновременно. Рони ощущала только вихрь света, ревущий в ушах, и крепкую, почти болезненную хватку Льва на ее запястье. Его пальцы были ее единственной связью с реальностью в этом безумном полете сквозь разломы миров. Тепло амулета на ее груди пульсировало в такт бешеному ритму вихря – не болью, а настойчивым, живым зовом, как биение второго сердца.

Затем – тишина. Глубокая, звенящая, наполненная… жизнью.

Она упала не на камни, а на что-то мягкое, душистое и невероятно живое. Рони открыла глаза и замерла, забыв дышать.