Сглаз

1

Тот, кто Ворона видал,

Знает силу мрака,

Ворон к Одину летал,

В вечный он глядел кристалл,

Принял тайну знака.

Константин Бальмонд

Тусклый уличный свет мягко проникает через окно в кабинет, ложится на стол с тетрадью, толстым ежедневником и ручкой; на кожаную кушетку с подушками для ног и маской покрывает морщинистое лицо человека, который дремлет в крутящемся кресле. Рабочий день закончен, дома никто не ждёт, поэтому торопиться не стоит. Девушка, что разделяет с ним каждую ночь ложе, уехала в командировку. Но даже одному в кровати будет уютней, чем здесь. Не зря же он в прошлом году потратил месячную зарплату на ортопедический матрас, подушки и, главное, постельное бельё из шёлка малберри, которое оказалось дороже, чем его двухметровая кровать. Правильно. Нужно идти домой.

Человек потянулся, встал и пошёл к вешалке за пальто. Скоро сентябрь. Днём солнце ещё греет, а вот вечер напоминает, что лето машет нам из-за угла рукой и говорит «пока». Он посмотрел на себя в зеркало: тёмные русые волосы зачёсаны назад, у корней пробивается седина (пора записаться в салон на покраску), белая рубашка аккуратно заправлена в брюки, пуговицы прикрыты чёрным галстуком, на груди поблёскивает бейдж с надписью «Георгий Викторович Жаров. Психолог».

– Вот уже сорок с лишним лет, – сказал он своему отражению.

Раздался стук в дверь, негромкий, будто от костяшки указательного пальца.

«Какого чёрта. Кого там принесло?» – подумал Георгий Викторович, а вслух произнёс:

– Войдите!

Тишина.

Спустя минуту вновь постучали.

– Войдите же наконец! – День и так выдался непростым: барышни, хотевшие от мужа всего, а от себя ничего; мамаши силой притащивших своих неадекватных подростков, хотя лечить нужно было их самих. В какой момент люди начали спускаться по лестнице развития? Мозгом совсем перестали пользоваться – интернет его заменил. Психологам явно необходимы свои психологи.

Снова тихий стук.

Георгий Викторович, который давно перешагнул за все мужские кризисы и являлся одним из самых уважаемых врачей города, не терпел издевательств и насмешек к своей натуре. Он нервно ослабил удавку галстука, широким шагом подошёл к двери и резко её распахнул.

То ли мальчик, то ли старик согнулся перед ним пополам: непонятное зигзагообразное тело. Запах пота заставил психолога сделать шаг назад и тут же замереть. Лишь глаза двигались из стороны в сторону и рассматривали нечто у него на пороге, отчего морщина меж бровей становилась всё отчётливей и глубже.

Майка на этом подобии человека висит словно на плечиках для одежды. Штаны он поддерживает одной рукой, второй подпирает левый бок. Кожа, толщиной с пакет, обтягивает кривые кости и трубки синих вен. Ссохшиеся ниточки губ приоткрывались и беззвучно говорили. Но не это больше ужасает психолога, а взгляд огромных и измученных голубых, почти прозрачных глаз.

– Боже, – Георгий Викторович понял, что уже минут пять пялится на это создание и нужно прекращать, взять себя в руки и вызвать скорую. – Проходите на кушетку. Я вызову врача.

– Нет! – надрывный крик, будто из глубины колодца, заставил психолога вздрогнуть и прижать правую руку в область сердца. – Простите, – прошептал незнакомец. – Мне не нужен врач, мне нужно с кем-то поговорить и рассказать… – Хриплый лающий кашель не дал ему закончить предложение.

Георгий Викторович посмотрел на часы: длинная стрелка почти догнала короткую на цифре шесть. «Ладно, полчаса есть. Выслушаю и отправлю в неотложку», – подумал он и кивнул в сторону кушетки.

– Располагайтесь.

Может, клятва Гиппократа заставила принять бесплатного пациента, чего он никогда себе не позволял или просто испугался за свою репутацию. Незнакомец так плохо выглядел, что мог умереть под дверью кабинета, а это значит, что полиция прикроет ему практику «до выяснения обстоятельств дела». Следователь будет понимающе кивать, а в его глазах пробежит бегущая строка: «Что с него взять? Это же психолог, а не врач».

– Ну-с, приступим. – Георгий Викторович сел в кресло напротив кушетки, где лежал на спине пациент. «Несомненно, это мальчишка», – подумал он. –«Так мог выглядеть анорексик на последней стадии или алкоголик, судя по его трясущимся кистям». – Представьтесь, пожалуйста.

– Вадим.

– А фамилия?

– Не важна.

– Меня можете называть Георгий. Сколько вам лет?

– Двадцать девятого августа должно исполниться восемнадцать.

– Скоро. Через три дня.

– Да. Мало времени осталось. Нужно поторопиться, – пациент присел, уставился в стену и загрузился.

Спустя несколько минут он дёрнулся и с треском в коленях и локтях начал разворачиваться лицом к психологу, пока их тела не стали сидеть параллельно друг другу.

– Для меня очень важно, чтобы мне верили. – Пациент не отводит взгляд от психолога и почти не моргает. – Вы же хотите мне помочь?

– Для этого я здесь и нахожусь, для того чтобы слушать о проблемах, что мучают людей. Я им верю и спасаю. «Чувствую вашу боль как свою», – это мой слоган.

Кабинет начал заполняться едким запахом пота. Психолог попытался незаметно отодвинуть своё кресло от кушетки, но не вышло. Он заблокировал колёсики, когда необдуманно решил вздремнуть на рабочем месте. Ему пришлось приподняться, чтобы достать до ручки окна.

– Стойте! – крикнул хриплым голосом пациент. – Что вы собираетесь сделать?

– Окно приоткрыть. Свежий воздух – свежие мысли. – Он потянулся через подоконник и уже дотронулся до ручки, когда липкая влажная ладонь легла на его шею.

– Не надо. Прошу вас, – его губы практически касались уха психолога, и Георгий ощутил металлический привкус во рту. – Мне холодно.

– Хорошо. Давайте условимся: я не открываю окно, а вы не будете меня трогать.

– Угу, – уже сидя на кушетке, кивнул пациент.

– Расскажите обо всём, что вас тревожит.

– Можно начинать?

– Да. Пожалуйста. – Георгий посмотрел на часы. «Чтоб тебя! Уже шесть! Ладно. Дам ему ещё полчаса и попытаюсь убедить обратиться в больницу. Назначу встречу после физического лечения».

– Мне нужно начинать с детства?

– Говорите о том, что вас беспокоит сейчас, потом мы доберёмся и до детства.

– Понял. – Пациент уронил голову на грудь, но зрачки его глаз остались на месте и исподлобья сурово смотрели на психолога. Медленно, словно из пещеры, начали доноситься слова. – Кажется, я был так счастлив всего лишь раз. Школа закончилась, экзамены сданы, документы в вузе. Время отдохнуть. Нас трое: я, Игорь и Миха. Наши родители работают на одном заводе. Мы выросли в одном дворе и даже дачи в посёлке находятся по соседству. Не просто друзья, а братья. Нам было известно практически всё друг о друге. Любой мог начать предложение, и другой тут же его подхватывал и заканчивал. И в то же время мы разные. Игорь наш мозг, умный, с медалькой школу закончил, правда, с серебряной. Миха – это беда. Моя мама говорит, что у него в одном месте горит, поэтому мы с ним, как на пороховой бочке сидим – ещё немного и разорвёт. – Пациент замолчал, вытер рукавом взмокшие от пота волосы. – И разорвало, – выдохнул он. – Это была его идея: взять у предков ключи от дач, уехать на две недели, почувствовать вкус свободы и отметить дни рождения сначала у Михи и Игоря, а перед отъездом мой. Вы верите мне?

– Да. Я вам верю.

– Хорошо.

Ранним утром понедельника мы шли по вокзалу. У каждого в руке было по спортивной сумке: одна с общей одеждой, вторая с едой, третья с пивом и бутылкой виски, на всякий случай. Вы не подумайте, мы не бухарики какие-нибудь. Просто решили оторвать голову перед пятью годами универа. Единственное, за что мы тогда переживали, это пустят ли нас в электричку и, если обнаружат алкоголь, то что будет дальше? Отведут в отдел полиции? А потом нас с виноватым видом передадут в руки родителей, и те, в свою очередь, запрут нас по домам и обломают отдых. Сумку с горячительным нёс Миха, и у него было такое невозмутимое лицо, будто перед нами двадцатилетний мужик на выданье, если так можно сказать о парне.

Пациент попытался засмеяться, но улыбка быстро изогнулась в обратную сторону, и приступ кашля на некоторое время прервал его рассказ.

Георгий предложил стакан воды. У профессионального психолога всегда кулер с водой или, на худой конец, кувшин и, разумеется, бумажные салфетки.

Пациент отказался.

– Мне станет хуже, если выпью. Быстрее закончу, быстрее напьюсь. О чём я говорил? – Глаза пациента вот-вот утонут в падинах орбит, но он старался не отводить взгляд от психолога.

– Вы окончили школу и отправились отдохнуть в посёлок с сумкой алкогольных напитков, – бесшумный выдох выдал в Георгии нотку нетерпения.

– Да-да, вспомнил. Знаете, когда мы приехали, то выходили из вагона будто рок-музыканты, такие самоуверенные и бессмертные. – Он посмотрел на приподнятую бровь психолога. – Я не всегда так выглядел. Лишь за последнюю неделю моё здоровье покинуло меня, как и моя добрая половина килограмм.

– Подождите. То есть всего за неделю вы на половину похудели и стали похожи на… – психолог запнулся.

– Пугало? Дрыщ? Вонючий трупак?

– Я хотел сказать на больного анорексией. Вы ходили к врачам?

– К чёрту врачи! – Пациент вскочил и с хрустом в коленях сел обратно. – Давайте вы не будете перебивать, только если я сам спрошу?

Психолог кивнул, хотя внутри хотел быстрее избавиться от неожиданной заразы напротив.

– Мы разложили вещи по домам и вечером накрыли небольшой стол у Михи. Выпили всего по баночке пива, потому что решили растянуть удовольствие на две недели, а перед отъездом выпить остатки пива и запить его виски, то есть оторвать напоследок головы. Спустя некоторое время, нам стало скучно, и мы решили прогуляться до речки.

Выходим за ворота, а там соседка баба Зоя за водой идёт.

– Погодите, мальчики, – сказала она. – Я с водой обратно пойду, и вы пройдёте.

– Помочь вам? – вызвался Игорь.

– Я уже вам дорогу перешла. Стойте. Быстро я. – Она медленно заковыляла к колодцу.

Представляете, мы даже не сдвинулись с места. Знаете почему? – Пациент не стал дожидаться ответа психолога. – Потому что все в этой местности суеверные. А всё из-за той её части, где живут постоянно: бабки и те, кто работает в психушке, что находиться перед въездом в посёлок. На какой дом ни обернись – везде целители, ведьмы, колдуны.

В восемь лет меня начали изводить боли в пояснице (сказались два года в школе). Помню, привели меня родители к одной такой бабке, посадили на табурет рядом с печкой и ушли домой. Сказали, что обратно я должен дойти сам. Мне было страшно в этой маленькой кухоньке. Бабулечка в малиновом платочке на голове и синим фартуком наливала воду в чашку, что-то шептала над ней, потом выливала в раковину, потом сделала то же самое, только в этот раз подала чашку мне и велела выпить до сухого дна. Такой ритуал повторился три раза. Перед тем как дать мне последний раз чашку, она сказала, что когда я выпью, то должен замолчать, не прощаться с ней, не говорить спасибо, не здороваться с прохожими и с родителями, пока моя нога не переступит порог моего дома. И весь путь я послушно молчал, а когда оказался в своей комнате и сел на мягкую кровать, моя спина не стреляла болью. Никогда. Вы верите мне?

– Я верю каждому вашему слову. – У Георгия начала болеть голова. Психолог потёр брови указательным и большим пальцем левой руки. – Возвращаемся к сути истории. Вы с друзьями ждёте женщину с вёдрами.

– Она прошла. Мы двинулись дальше. Пока её ждали, решили, что дойдём до речки, нырнём пару раз, разожжём костёр. – Пациент отвёл взгляд, затем снова уставился на психолога. – Не нужно было туда идти.

В августе быстро темнеет, а в нашем посёлке не на каждой улице стоят фонари, а те, что есть, тускло освещают круг под своими столбами. Но Миха достал свой карманный фонарик и посветил в небо со словами заклинания из фильма про волшебников. Сейчас не вспомнить названия. Представляете этот фонарик при нём уже много лет. Знаете, почему он с ним не расстаётся? Потому что до смерти боится темноты. Ему с мамашей не повезло. Она… Можно мне при вас выражаться?

– Я бы не советовал. Всегда можно найти подходящий синоним мату. – Психолог облокотился на другую руку.

– Ладно. Она женщина лёгкого поведения. Работает поломойщицей в одном цеху с моей мамой и раньше подрабатывала на дому. Миху родила от одного из приходящих. В общем, когда к ней приходил очередной клиент, то она запирала Мишеньку в ванной без света. Может, думала, что так он ничего не видит и не слышит. А он слышал. Уже повзрослевшим Миха говорил нам: «Я думал, что маме делают больно, кричал, хотел вырваться из плена и победить душителя монстра. Она не понимала, доставала меня за шкирку и шлёпала по щекам ладошками, а если я не затыкался, то завязывала мне рот платком, связывала руки за спиной ремешком от халата и снова сажала на кафельный пол тёмной ванной комнаты. Иногда в таком состоянии я оставался до утра. Мама забывала про меня. Пару раз я даже обоссался. Прикинь, она даже не подмыла меня. Говорит: «Сам стирай, сам ищи, в чём ходить будешь, недомерок». Мне было три или четыре года. Потом появился дядя Паша. Он мне нравился. Играл со мной, учил делать кораблики и самолётики из бумаги, не позволял матери поднимать на меня руку и долго держать в ванной. Это он подарил мне фонарик, чтобы мне не было страшно взаперти».

Лет с девяти – десяти Миха стал сбегать из дома, в основном ко мне или к Игорю. Наши родители не были против, понимали. – Пациент замолчал, перестал моргать. Его взгляд начал мутнеть, но зрачки не отрывались от зрачков психолога. От этого Гергию стало не по себе. Его руки незаметно от него самого стали теребить ворот рубашки.

– Вы отправились на реку, – осторожно сказал психолог.

– Ах да. – Пациента будто сняли с паузы. – Дорога была неблизкой. Река находится в конце жилой части посёлка. Мы шли, болтали, ржали на всю улицу.

– Я найду себе богатенькую милую бабусю и женюсь на ней, – сказал Миха.

– Чего? Зачем? – возмутился Игорь. – Тебе с ней спать придётся.

– Ничего ты не понимаешь, – толкнул его плечом Миха. – Представь, прихожу я домой, а она лежит в цветастом халатике и пальчиком меня подзывает: «Иди ко мне. Я уже, как час челюсть вытащила. Прижмись ко мне стремечком к темечку».

– Хорош! Фу! – я его перебил. – Это мерзко!

– А что? Бабули тоже были девочками. Им тоже ласки хочется. Я ей ласку, а она нас всю жизнь обеспечивает и кормит.

– Твою жизнь. Её, думаю, будет недолгой, – пробубнил Игорь.

– Да я прикалываюсь. У меня будет самая шикарная девушка вуза. Буду биться за неё, раздирать тела и молотить табло. – Он пробил апперкотом воздух.

Примерно с такими шуточками мы плелись до намеченной цели. Нам осталось пройти мимо последнего дома. За метр до него, мы остановились и дружно перекрестились.

В нём живёт целительница Морозиха. Говорили, что раньше к ней со всей страны съезжались грыжи лечить. За свои заговоры деньги она не брала, только продукты. Жила вдвоём с дочкой Юленькой. Старалась приезжим её не показывать. Вдруг украдут или сглазят. Она красавицей была: глазища чёрные, губки пухлые. После школы в институт поступила и в город переехала, в общагу. Первый год нормально отучилась, а со второго прогуливать стала, к матери часто приезжала. Говорили, что её там городские девчонки травили. Ясно дело. Наша скромная, тихая, красивая, прямо-таки лань для тигриц. Влюбилась Юленька в ухажёра одной из этих девиц. Этот парень тоже Юлю полюбил. За это её и убили. Нашли в подвале общаги раздетую. Надругались над ней палкой и закололи. Мы от участкового слышали, что девятнадцать ударов нанесли в сердце. Видимо, по удару за каждый год её жизни. Но самое жуткое – это лицо Юленьки. Его сожгли кислотой. Говорят, даже глаза вытекли. И это до того, как закололи (тоже у участкового подслушали). Пришлось в закрытом гробу хоронить.

После этого Морозиха стала проклинать людей. А те, кто дочку загубил, сами руки скрестили: одна спилась, вторая под машину попала, и остальные нарвались на совпадения со смертельным исходом.

Жители посёлка дом Морозихи стороной обходят, бояться, что если посмотрит, то сглазит на смерть. Вы верите мне?

– Конечно, я вам верю. И это ужасно, что произошло с этой девушкой, – психолог не успел договорить.

– Ш-ш-ш, – пациент поднял руку. – Наша история поднимается до развития, а времени мало.

Мы дошли до речки. Миха и я искупались. Игорь разжёг костёр. Потом вместе грелись и мечтали, что скоро наши жизни изменятся к лучшему и мы обязательно съедем от родителей и снимем квартирку на троих. Был спокойный вечер. Ветер спал и не шевелил траву, не подгонял реку. Слышался лишь треск веток от огня и стрекотание сверчков. Эти звуки убаюкивали нас. Я уже хотел сказать, что нам пора по домам, но Миха выкрикнул: «Сюрприз!». В одной его руке была бутылка виски, а в другой три яблока. Мы с Игорем отказывались, говорили «да на фиг это нужно», но вскоре сдались, и бутылка пошла по кругу.

Пили из горла маленькими глотками, отчего быстро охмелели. Алкоголь схватил за горло своими зелёными щупальцами и выдавливал то, что скрывалось в тайных шкафах наших душ. – Пациент поднял перед собой руки и сделал движение, будто раздвигает двери. – Неожиданно Игорь разошёлся в рыданиях. А мы никогда раньшене видели его слёз.

– Вы не понимаете, – он обхватил голову руками и говорил куда-то в землю, от чего его и без того зажёванную речь, трудно было разобрать. – Я не хочу от вас в Москву уезжать. Хочу с вами в одну квартирку. Мама настояла, сказала, что не должен срамиться перед людьми. Если в городе учиться буду, то с ней останусь жить. Долбанное му-му-МГУ! Чёрт бы его побрал! 

Мы не знали про МГУ, думали, в местном институте будем вместе учиться. А тут вон оно как.

Рассказал Игорь и про свои домашние проблемы. Об этом мы с Михой немного знали, но некоторые вопросы ещё оставались. Например, почему он в любое время года всегда ходил в брюках и ботинках, летом отказывался купаться и отмахивался от нас умными фразами? Ну, думали, у ботаников свои причуды. Но чтоб настолько плохо…

В общем, все наши соседи в городе и в посёлке уважают и ставят в пример маму Игоря. Она из тех, кто никогда не оступается, ведёт исключительно правильный образ жизни, и её репутация даже пылинкой испачкана. Мать-одиночка. Муж, офицер, погиб в горячей точке за месяц до рождения сына. Она всего добилась сама и статуса, и руководящей должности на заводе. Видимо, из Игоря хотела подобного себе человека сделать: отличника в школе и в жизни.

Оказалось, что мама за любую провинность лупила Игоря по ногам железной линейкой, отчего появились шрамы, которых он стеснялся. А ещё, во время наказания, она говорила: «Видишь эти синяки и раны – это твой позор наружу выходит. За любой проступок следует наказание». Но для меня Игорь был самым лучшим, – пациент ненадолго замолчал и добавил. – Вы верите, что мы хорошие?

– Все люди хорошие. Просто кому-то не повезло, – психолог прикрыл глаза и с выдохом открыл. – Про ваших друзей мне понятно. Как насчёт вас?

– Издевались ли надо мной предки? Нет. Но один детский кошмар до сих пор снится мне по ночам.

Где-то в это же время, в августе, только десять лет назад, папа собирался во дворе на даче за грибами. Он копошился возле багажника старенького «форда», рядом стояли бродни и корзина с воткнутым в неё ножом. Я попросился с ним. Обычно он ездил один, говорил, что отдыхает в лесу без нас, но тогда сжалился и взял меня с собой, но с условием, что я буду слушаться его и куда он скажет, туда и пойду. И как только я зашёл поглубже в лес, то запутался, побежал в другую сторону, и не заметил, как оказался в огромной луже, усыпанной островками травы и сгнившими стволами берёз. Вскоре чёрная жижа начала обхватывать мои ноги и тащить на глубину. Тогда я вытащил их из сапог и бросился обратно. Первый шаг, второй, на третий я опять в ловушке. Моё тело начало дёргаться, руки крутиться словно лопасти, а из горла вылетали крики о помощи. Уже затянуло по пояс, когда мельком я заметил шевеление. Справа, примерно в метре от меня стоял большой пень, а на нём спутанной бечёвкой гнездились чёрные змеи. Что делать? Кричать? В тот момент я вспомнил слова воспитателя из детского сада о том, что змеи глухие. Тогда я до отказа набрал воздуха в лёгкие и заорал: «ПАПА!» Но змеи услышали, начали медленно распутываться, сползать с пня и извиваться в разные стороны, будто лучи от солнца. Помню, я так надрывался в оре, что вырубился и пришёл в себя от маминого голоса уже дома на диване.

Отец рассказал, что вытащил моё тело из этого гадюшника, когда меня по грудь засосало, а моя голова была запрокинута назад, и по лицу ползали гадкие змеи.

Нетрудно догадаться, кого с тех пор боюсь.

– Вы связываете свои переживания с тем, что с вами сейчас происходит? – Георгий почувствовал давление в голове, и ему пришлось подпереть щёку ладонью.

– Возможно, – сказал тихо и протяжно пациент. Его плечи поднялись и пальцы рук вцепились в кушетку, словно он боялся свалиться с неё. – Мы переходим к точке невозврата.

Огонь грел наши лица, а виски – наши желудки. Из бутылки убыло на треть, а мы уже веселы и грустны одновременно. И вот она «точка»: у нас закончилась закуска, и мы решили забраться в чужой огород и найти её там. Ближайший был у Морозихи.

Вадим рассказывал коротко, но в голове крутился целый фильм, наполненный темнотой и криками. Он видел то, что не должен был видеть, и чувствовал то, что чувствовал каждый из его друзей. Это было их общее проклятье и боль, что так неожиданно свалилась им на головы.

2

– Морозиха и днём не высовывается, не то что ночью, – сказал Миха. Он стоял напротив костра, а остальные сидели. В красном спортивном костюме и с отражением кистей огня на ухмыляющемся лице, он выглядел как чёрт-искуситель. – Не хочет она людей видеть, а нас тем более. Быстро проскользнём, наберём огурцов каких-нибудь и дёру! Никто не заметит.

– Неправильно это, – пробормотал Игорь и обхватил голову руками. Его длинные волосы, которые всегда были аккуратно зачёсаны назад, прикрыли глаза, словно маской. Он был пьян, и его мутило. – Пойдёмте лучше домой ко мне или к Вадиму. Тот ближе живёт. Там хоть на кровать упасть можно.

– Поддерживаю. Пошли ко мне, – сказал Вадим и уткнулся носом в плечо Игоря. – Если допьём, то до дома не дойдём.

– Посмотри-ка, стихами заговорил, – ответил Миха и прищурился. – Вы пара трусов. А ты, – он указал пальцем на Игоря, – вообще никогда не делал ничего такого. Всегда снаружи, пока я с Вадимом в пекло лезу. Ну же, хоть раз сделай что-нибудь худое, порви эти грёбаные брюки, покажи себя мужиком и тогда мамаша больше не будет тебя лупить! Ссыкло, лузеры, тормозы…

– С мозгами, – добавил Игорь и поднял указательный палец. – Тебе что, десять лет?

– Блин! Я один тогда пойду, а вы, девчонки, сидите тут, ножки крестиком сложите и яйца подожмите. Пока.

Вспыхнул тусклый свет карманного фонарика, и в нём стал виднеться шатающийся силуэт Михи. Один пошёл. Неужели они его бросят? Конечно, нет. Игорь с Вадимом переглянулись, вздохнули, помогли друг другу подняться и медленно поковыляли по песчаной дороге. Их шаркающие шаги эхом разносились по пустынной улице и, наконец, стихли около Михи. Никогда раньше никто из них не задерживался рядом с этим жутким местом. Наоборот, они делали ладонью барьер у глаз и старались быстрее проскочить.

Миха выключил фонарик и убрал в карман олимпийки.

Троица неподвижно стояла и рассматривала дом Морозихи.

Небо было открытым и звёздным. Луна горела белым блином и создавала чёткие тени на Земле. Её свет описывал матовую, поросшую мхом крышу с разрушенной трубой. Годами ветер разбирал кирпичики на части и теперь легонько перекатывал осколки по черепице и кошачьей лапой сталкивал вниз. Они падали и разбивались о кусты, что разрослись по самые окна и плотной стеной окружили жилище, подогнув под себя деревянный забор. Дом казался крошечным – чёрный куб из досок. Даже от лёгкого дуновения он начинал поскрипывать. А если ткнуть пальцем, то и вовсе развалиться. Единственное окно, что выходило на дорогу, было скрыто под плёнкой копоти и пыли. За стёклами нет ни штор, ни цветов, лишь безмолвная пустота. С правой стороны тоже пробивалось рама, а слева только входная дверь и крыльцо из трёх ступеней. Думается, что со стороны двора тоже должно быть окно, скорее всего, кухонное.

В воздухе витал запах мокрой бумаги и грибов, усиливая чувства тревоги и отвращения.

– Мерзость какая, – прошептал Миха. – Я даже протрезвел. Придётся идти через двор.

Он показал пальцем в сторону огорода.

Вдалеке виднелась полоска из деревянных реек. С боков забором служили покосившиеся сарайки и баня. С тыла огород охраняли громадные ели с шершавыми макушками, которые пиками втыкались в прозрачное небо.

– Меня сейчас вырвет, – прошептал Игорь.

– Если начал, надо кончить, – ответил Миха. Его брови прикрыли веки, а зубы слегка покусывали щёку изнутри. – Погнали.

Он махнул рукой и широким шагом вступил на петлявшую меж кустов тропинку. За спиной послышался двойной глубокий выдох и неспешные шаги.

Осторожно, то и дело цепляясь за ветки, парни подходили к дому. В головах шумело и отбивало чечётку сердце. «Это виски», – думал каждый про себя. Нет. Другое. В животах парней начал просыпаться и сладко потягиваться его величество Страх.

Дошли до крыльца. Прошли чуть дальше и замерли. Дверные петли заскрипели: «Куда вы?» Или им послышалось? Миха шикнул. Стали прислушиваться. Дверь молчала. Лишь тонкая щель появилась в проходе и подглядывала за тремя, которые продолжили путь через задний двор, а когда дошли до забора, то на ощупь попытались найти калитку.

– Нет её здесь, – сказал Игорь.

– А! – вскрикнул Вадим.

– Что?

– Я посадил занозу.

– Придурок, – фыркнул на него Миха. – Пойдём левее, там виднеется щель. Отломаем одну рейку и войдём.

– М-м-м. Кража со взломом – как заманчиво.

– Игорь! Хватит! – Миха уже заглядывал в проём. – Там за кустами вижу теплицу.

Он упёрся на забор руками и надавил. Доска, что прожила здесь лет пятьдесят, а то и все сто, застонала, издала последнее громкое «стой!» и разломилась надвое. Нижнюю часть Миха легко вытащил. Верхняя срослась со ржавыми гвоздями и осталась на своём месте.

– Пошли, – скомандовал он и исчез.

Остальные не двинулись, смотрели немым отражением друг на друга. Луна светила над лесом, и её мутные лучи проникали сквозь новое отверстие, приглашая войти, будто в портал другого измерения.

– Что там у вас? Яйца лопнули? – голос доносился издалека. – Я почти у цели. Твою же мать! Я запутался!

Похоже, выбора нет. Парни пролезли сквозь дыру и оказались перед густыми зарослями кустарника, который был окутан чем-то вроде паутины.

– Наверное, сетка от птиц, – прошептал Игорь и вытянул руку. – Вон. Смотри.

В глубине этой поросли барахталось тело.

– Миха!

– Я запутался в сетке. Идите осторожней, она колючая. Я порвал рукав олимпийки и, похоже, плечо.

Игорь решительно заправил кофту в брюки, а брюки в носки. Вадим последовал его примеру. Снял жилетку и закинул на забор, потом быстро заправил футболку в джинсы, которые не влезли в носки – слишком широкие. «Хотел ведь надеть спортивки», – подумал он.

– Не двигайся! – шёпотом крикнул Игорь в сторону Михи.

– Мы идём! – в тон добавил Вадим.

Силуэт замер, но были слышны едва различимые ругательства. Спасительная сила пробиралась сквозь спутанные ветви и нейлоновые нити с когтями, которые глубоко цеплялись за одежду. Что это может быть? Игорь опустил голову, нащупал колючку, аккуратно взял подушечками пальцев и поднял к лунному свету.

– Вадим, смотри. Это рыболовный крючок.

– Вижу. Двойной. Папа говорит, что такими удобно ловить крупную рыбу. Глянь на мои руки.

От рукавов футболки и до кистей их покрыли множество мелких царапин.

– А я переживал из-за занозы, – попытался пошутить Вадим.

– Говорил, одень джинсовку. Подними руки и иди за мной.

Медленно Игорь берётся за ветки кустов и отодвигает их вместе с сетью. Он ещё ни разу не зацепился кожей. Вот удача. До Михи оставалось каких-то десять шагов, как вдруг за спиной раздался мучительный стон боли. Такой звук не спутаешь с другим. Завывание тянулось сквозь сжатые зубы Вадима.

– Что? – обернулся Игорь.

– Я наступил на долбаный крючок.

– Что случилось? – спросил через плечо Миха

– Вадик ногу проколол.

– Иди ко мне, помоги выпутаться, потом на плечах его вынесем. К чёрту грёбаные огурцы!

– Я подожду. Иди, – Вадим попытался нагнуться, оценить степень поражения, но тут же получил жалом крючка по щеке, едва не зацепив правый глаз.

На расстояние в десять шагов у подростка уходит несколько секунд. У Игоря ушло минут пять. Рукава и правый бок кофты были в зацепках и кое-где торчали рваные длинные нити. Неважно. Главное до кожи они не достали. Спасибо маменькиным пальцам, что месяц связывали тугие петли.

– Как ты? – Игорь осматривал Миху. – Дай фонарик.

– Нет. Нас увидят.

– Так и я ничего не увижу. Мне надо тебя распутать.

– Ладно. Держи.

В руках Игоря фонарик показал плечо друга с выдранным клочком плоти. Образовалась тоненькая корочка, из которой, оставляя бордовую дорожку на рукаве, пробивался ручеёк крови. Ниже, на кисти, он сливался с другими, более мелкими красными дорожками, и вместе они стекали густыми каплями с кончиков пальцев. Фонарик показал ноги хозяина: со спортивных штанов Михи свисало более десятка крючков с сетью.

– Ты что, вообще под ноги не смотришь? Мне придётся кое-где порвать штаны.

– Да по фиг. Давай я вообще их сниму?

– И на обратном пути покалечишься.

– Ладно. Помочь?

– Нет. Главное, не дёргайся.

Аккуратно дрожащие пальцы просовывали жала сквозь ткань. Много в каких местах были дырки, поэтому работа прошла быстро.

– Готово. Пошли.

Игорь выпрямился и направил фонарик в сторону Вадима. Тот оставался неподвижным и щурился.

– Не слепи! Выключи! – крикнул он.

Свет погас. Игоря пошатнуло. За спиной Вадима, у забора, стояла старуха. Чёрная одежда скрывала всё, что ниже шеи. Создавалось ощущение, что голова парит в воздухе. Длинные волосы кружили вокруг неё серебристыми волнами, словно змеи. Лицо в лунном свете выглядело мертвецки белым, а огромные круглые глаза вот-вот выкатятся из орбит. Склера пожелтела, а веки были красны, будто янтарные камни в кровавой оправе. Даже Вадим, ноющей болью в затылке, ощущал её взгляд.

– Кто там? – спросил Миха и обернулся. – Блядь. Морозиха.

Траурные лохмотья старухи пришли в движения. Из них показалась рука и палец, который указал в сторону воришек. Ссохшиеся губы Морозихи начали быстро и почти беззвучно шевелиться, но в конце чётко произнесли: «Аминь». На секунду она замолчала, а потом из глубины гортани начали эхом доноситься слова:

"Раз!

Открывается сглаз!

Два!

Зачитана молитва!

Три!

От страха умри!

Четыре!

И вот ты в могиле!

Пять!

Будешь трупом лежать!"

Голова старухи склонилась, волосы затихли.

– Злу не место бродить по земле. Покайтесь или не встретите год нового цикла вашей жизни.

После этих слов она развернулась, открыла калитку и поковыляла к дому. Парни не двигались, пока её тело не скрылось за дверью дома.

– Так вот где была калитка, – нарушил тишину Миха.

– Тебя только это волнует? – ответил Игорь. – Пошли отсюда быстрее.

С трудом они добрались до Вадима. Он положил руки им на плечи и они выбрались из кустарного плена. Затем Миха велел ему лечь и поднять ногу.

– Дай фонарик, – сказал он Игорю и, когда получил, подсветил стопу, потом будто опытный хирург, серьёзным взглядом оценил ситуацию. – Неглубоко вошёл.

Миха ухватился за крючок и резко выдернул. Пациент даже не успел выдавить из себя какой-либо звук.

– Всё. Жить будешь.

– Мне кажется, я видел вселенную, – лёжа на спине, ответил Вадим. – А ещё я вижу свою жилетку. На ней сидит птица.

Все посмотрели на забор. Обычная ворона или ворон, особо не разберёшь в темноте. Миха присвистнул на неё – та не шелохнулась, даже голову не повернула.

– Может, она околела? – спросил Вадим, встал на одну ногу и прихрамывая подошёл к ней. – Или это чучело сделала старуха? Эй, ты, отдай мою жилетку.

Он дёрнул за бегунок на молнии. Птица ожила и расправила крылья.

– Парни, – шептал Игорь. – У неё нет глаз.

– Валим! Валим! Валим отсюда! – закричал Миха.

Беглецы петляли по переулкам и тропам, спешили ближе к дому, подальше от пережитого ужаса. Но это событие навсегда останется в их памяти, а от неё сбежать будет труднее.

Наконец, показалась знакомая улица, и парни остановились. Сердца барабанили по ушным перепонкам и сбивали дыхание. Постепенно страх начал отступать и вместо него подползли усталость и облегчение.

– Ну? Продолжим у Вадика? – Миха усмехнулся и достал из кармана ягоды малины. – Закуска есть.

– Ты дурак? Ты на фига это взял? – вспылил Вадим.

– Пока стоял, нарвал. А что такого? – Он закинул в рот всё содержимое ладони.

– Нас застукали и, вроде как, прокляли, – мрачно произнёс Игорь.

– Ерунда это, – ответил Миха.

– Я домой пошёл, – Игорь повернулся и махнул на прощанье ладонью над головой.

– Я тоже пойду, – сказал Вадим.

– Идите. Как бабы струсили. Штаны намочили? Переодеть торопитесь? – фыркнул Миха. – Это не вы уходите, а я вас покидаю. Сау булыгыз!

3

У всех людей ритуал перед сном примерно одинаковый: раздеться, умыться, расправить кровать или диван, лечь на подушку, укрыться одеялом. Для троих друзей в эту ночь можно добавить ещё один обязательный пункт: включить свет.

Первым это сделал Игорь.

От парней он уходил медленным сбивчивым шагом, но как только вышел из поля зрения, ускорился и влетел в дом, хорошенько заперев уличную дверь и ту, что между верандой и прихожей.

Несколько минут его тело прижималось к косяку и незаметно подгибало колени. Куда ни посмотри, всё от него уезжало, возвращалось на место и снова ускользало: стены, пол, потолок. Голова с желудком протестовали: избавиться от содержимого или перетерпеть. В последний момент Игоря передёрнуло. Он схватил стоящий рядом сапог и выплеснул наружу едкую жидкость с кусочками яблока. Нос зажгло, но, в общем, стало немного легче. Рука пару раз стукнула тыльной стороной в висок и стала придерживать стену, пока ноги вели тело на кухню к умывальнику.

Там Игорь разделся, аккуратно сложил одежду на ближайший табурет, почистил зубы и напоследок засунул голову под струю холодной воды. Он поднял глаза на умывальник, тот оставался на месте, затем повернулся и посмотрел в зеркало.

– Больше никогда, – произнёс он своему отражению.

Напоследок зачесал тонкой расчёской волосы назад и, более или менее довольный результатом, побрёл в свою комнату. “Завтра будет лучше” – подумал он и нырнул под одеяло.

На кухне качалась на проводе лампочка и холодным светом заглядывала через дверную щель на спящего Игоря.

Вторым стал Вадим.

В отличие от друга, он, не торопясь, доковылял до дома. Хотя, если бы не рана от крючка, то, не раздумывая, побежал в укрытие.

Небольшой одноэтажный домик с одной спальней, гостиной и кухней был уютным: с рюшечками и цветочками от маминой руки и деревянной мебелью от папиной. Сейчас Вадим радовался, что может сделать всё необходимое и не совершать долгих прогулок по нему. В ванной он умылся и промыл раненую стопу, немного подумал и вымыл вторую. На кухне заклеил рану пластырем. И, наконец, добрался до спальни, лёг на ближайшую кровать и спрятал голову под плед, чтобы включённый светильник на тумбе не мешал ему заснуть.

Сначала Миха решил прогуляться, но идея быстро отвалилась за отсутствием цели, поэтому повернул к дому. Несколько минут он сидел на крыльце и светил фонариком: на цветочную клумбу, себе под ноги, на щели забора и на корявую рябину, а когда проходил через порог входной двери, обернулся и прошёлся светом по всему двору. Чисто. Можно заходить и запереться на крючок.

Сон ещё не опускал веки Михи, поэтому он решил засесть в гостиной и посмотреть телевизор. К тому же есть остатки виски. Его тело упало на жёсткий диван, который достался от бабушки. Видимо, раньше не особо думали про удобства и то, что на нём можно спать. Но вставать было лень, да и к тому же всё необходимое лежало рядом на журнальном столике: виски, пиала с шоколадными конфетами и пульт от телевизора.

Спустя полчаса Миха свернулся калачиком и уснул. Раздеваться он тоже не захотел, как и вымыть покалеченную руку. Из пореза давно перестала идти кровь и образовалась корочка, к которой прилипла часть рукава олимпийки. Это решится завтра, а сегодня сон.

Экран телевизора то загорался и освещал силуэт спящего Михи, то полностью скрывал его во мраке. Хорошо, что он оставил включённым свет в коридоре.

Свободный от пыли и заполненный сладкой свежестью воздух наполнял тело Игоря. Перед глазами небо с пухлыми облаками в рамке из зелёной травы. Он лежал в поле и улыбался. Прекрасная свободная жизнь. Нет никого, кто нарушил бы покой и вклинился острыми замечаниями в мозги. Здесь всё по-другому. Нет переживаний о завтра, лишь вечное время «сейчас».

Медленными движениями рук, он помог себе перевернуться на живот. На траве внизу у самого носа Игоря лежал на спине мотылёк. Довольно крупный, величиной с большой палец. Крылья и лапки не двигались. Наверно спит. Конечно, ведь сейчас день, а мотыльки – обитатели ночи. Указательным пальцем Игорь легонько провёл по его спинке. Мотылёк ожил и начал перебирать лапками в воздухе. Он снова поднёс палец и тот уцепился за него. Теперь они смотрели друг на друга.

– Откуда ты? – спросил Игорь и поднёс его ближе.

Коричнево-рыжее, пушистое, с чёрными глазами существо наклонило головку, будто от сожаления или грусти, и вдруг начало рассыпаться, как ссохшийся осенний лист на ветру. Спустя несколько секунд от мотылька ничего не осталось. «Странно» – удивился Игорь и стал подниматься на ноги.

Поле, по которому он шёл, не имело границ, будто существует лишь два цвета: голубой и зелёный. Густая трава щекотала живот, но идти было легко; без цели и без проблем.

Но внезапно брюки за что-то зацепились. Игорь одёрнул ногу и услышал, как рвутся нити. Он посмотрел вниз: от бедра до стопы левая штанина была разорвана надвое и оголила мерзкие бугристые шрамы.

– Ненавижу, – прошептал он, а потом закричал: «Ненавижу!»

Внезапно небо раздвинуло двери и из него зловещей тенью, медленно стал опускаться чёрный куб. Игорь попытался бежать, но ноги начали вязнуть в тягучей массе и в итоге намертво застряли в ней. Он вырывался и кричал, но куб уже завис над ним и продолжал двигаться ниже, накрывая его словно колпаком. Вскоре беспросветная мгла окружила и проглотила его целиком. В полном мраке вдали показалась звезда, которая стремительно летела на Игоря. И, чем ближе она подлетала, тем отчётливее он понимал, что это не звезда. Это был огромный, словно планета, жёлтый, с мелкой сетью кровяных сосудов глаз.

В это время два его друга видели почти такие же сны. Тоже поле и небо, мотылёк, которого Миха прихлопнул. Вадим же испугался и решил от него уйти подальше, из-за чего постоянно оборачивался и не заметил, как наступил в чёрную жижу. Миха, вместо острой ветки, встретил солнечного зайчика, что постоянно светил в глаза, из-за чего начал раздражаться и упал лицом в мазут. А дальше: куб, мрак, глаз и невозможность вырваться из сна.

Парни ворочались и корчились от привкуса крови во рту. Постельное бельё пропиталось потом и воняло тухлой рыбой. Сон стал отпускать, лишь когда солнце показалось над лесом в полный круг.

4

Тяжёлая работа на заводе должна перекрываться привилегиями. В далёкие девяностые одной из таких стала раздача земельных участков в ближайшем от города посёлке Глубокий. Каждому цеху – свой район. Одними из первых их получили родители Вадима, Игоря и Михи, поэтому три друга были неразлучны не только в городе, но и на дачных выходных и каникулах. Дом Вадима стоял в центре, слева через три участка – Игоря, справа через два – Михи. И сейчас они впервые отдыхали здесь без родителей и чувствовали себя единоличными хозяевами. Но это было до того, как парни пошли на речку, залезли в чужой огород, и их застукала старуха. Теперь одному в пустых стенах было невыносимо. Тревога заполняла тело, словно дым сквозь щели. Жаль, что им раньше не пришла в голову идея заселиться у кого-то одного.

После долгого сна Игорь открыл глаза и резко сел в постели. Одеяло с подушкой на полу, подушка тоже, а простынь скомкана в ногах. Сквозь тюль комнату освещали лучи солнца. На улице было жарко, но тело трясло, и оно быстро покрылось мурашками. Оказалось, матрас под ним был влажным от пота.

– Надеюсь, только от пота, – сказал себе Игорь и посмотрел на прилипшие к телу трусы.

Его взгляд скользнул по комнате и зацепился за трюмо. В зеркале на него смотрел бледный с темнотой вокруг глаз незнакомец, который резко отвернулся, потряс головой и направился на кухню.