Безмолвная

***

– Держи меня крепче! Вперёд!

Надя залилась громким смехом, запрыгивая на спину Гриши. Он покачнулся, едва не потеряв равновесие, но всё же сумел устоять на ногах. Устроившись удобнее, девушка обхватила руками шею молодого человека и замерла.

– А теперь, мой верный конь, поскакали! Только не отпускай!

– Я? Да никогда!

Гриша улыбнулся и, крикнув «Иго-го!», начал бегать по поляне, иногда подпрыгивая. С каждым его прыжком Надя негромко вскрикивала и прижималась сильнее к «коню». После импровизированных скачек пара с громким выдохом рухнула на плед.

Солнечный свет, пробиваясь между листьями деревьев, заставлял щуриться. Воздух вокруг пах влагой, смолой и ягодами. В траве мирно стрекотали кузнечики. Озеро лежало неподвижным зеркалом в окружении плакучих ив. На воде, как будто бы перемигиваясь, играли блики. За спиной размашистыми кронами деревьев равномерно и тяжело дышал лес.

Они вдвоём. Весь мир будто ушёл в сторону – ни звука машин, ни голосов. Только он, она и июльский солнечный день, тёплый и мягкий, укутанный в нежную вату беззаботности.

Надя была легка и по-особенному прекрасна сегодня: в первый день долгожданного отпуска мир как будто начинает расцветать и дарить тебе всю свою красоту. Гриша смотрел на неё словно впервые, стремясь запомнить каждый изгиб её тела. Но в его взгляде проскальзывало что-то хитро-заговорщическое. Она прервала идиллию:

– Что?

– Ничего.

– Ты как-то странно на меня смотришь.

– Я просто… рад, что ты здесь. Правда.

Она была не из тех, кто легко улыбается и умеет отдыхать. Ещё в восьмом классе её за прямую спину и взгляд, которым она «выключала» хулиганов, в шутку называли «Надежда Константиновна». Шестая школа за пять лет – привычка не привязываться впиталась с корнями. Когда отец, физик-ядерщик, в очередной раз перевёл семью в Белоозёрск на запуск новой АЭС, Надя не ждала ничего от новой школы. Покой для неё был страшнее всего: когда всё спокойно, она обязательно ждала беды.

Гриша был на два года старше. Не отличник, но живой, смешной, слишком простой и настоящий, по её меркам. Она даже не заметила, как он начал появляться рядом: цветы в рюкзаке, дурацкие записки, «случайные» встречи. Он не сдавался четыре года, пока она, наконец, не согласилась встречаться и не улыбнулась ему впервые искренне.

Она – инженер-ядерщик, он – слесарь. Она – разум, он – сердце. И сегодня, впервые за долгое время, она снова смеётся. Понедельник, первый день отпуска, природа и любимый человек рядом на пледе. Это ли не настоящее счастье? Правда, она не любила это место – безлюдное, слишком тихое, в котором хочется молчать, даже когда всё хорошо.

«Пойдём купаться?» – вопрос Гриши Надя встретила едва заметным кивком. Юноша встал и подал руку своей второй половинке. Надя, с нарочитой манерностью, протянула левую руку. Он помог ей подняться. Девушка сделала пару шагов к воде. В зеркальной глади озера отражались ивы, небо, деревянный настил и сизые чайки. Она повернулась, чтобы позвать Гришу…

– «Гриш, ты там идёшь? Где застр…» – но обернувшись, не увидела его на уровне глаз. Молодой человек стоял чуть ниже, на одном колене, и в слегка дрожащей ладони держал кольцо. Оно казалось невероятно тяжёлым не по весу, а по значению. Сердце Надя пропустило удар, дыхание сбилось, а к горлу подкатила ком.

– «Надя, я… я не умею говорить красиво. Но с тобой мне ничего больше не хочется. Я клянусь, что никогда тебя не брошу и буду всегда с тобой!» – слова Гриши смешались с криками чаек. По телу Нади пробежал то ли холодок, то ли жар. Она не заметила, как с подбородка упали слёзы, и рыдая, обняла его.

– Ты сейчас по-настоящему?

– Угу. Насовсем. Ты не рада?

– Я счастлива, но… иногда, когда всё идеально, кажется, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и тогда хочется просто исчезнуть… или остаться навсегда в этом моменте. Но, может, в этот раз – по-настоящему?

– Милая девушка, не стоит ждать наказания за счастье. А теперь позвольте вашу правую руку.

Надя молча улыбнулась, словно наиграно, и протянула правую. Он продолжал держать кольцо в руке, хотя она уже согласилась – словно её страх передавался ему, и он боялся, что надел кольцо, и всё исчезнет. Гриша резко выдохнул, прогнав лишние мысли, и надел кольцо на безымянный палец. Всё как положено.

Он поцеловал её в солёные от слёз губы. Пальцы его на мгновение сжались болезненно крепко, затем он отпустил её и прошептал:

– Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю.

– И я тебя люблю, родненький мой, – ответила Надя.

– А теперь пойдём купаться!

– Пойдём. Хочу тебе сказать: ты сделала меня самым счастливым человеком на Земле!

Пара подошла к водоёму.
На небе начали показываться тучи, периодически заслоняя солнце. Озеро темнело, и его поверхность казалась теперь не зеркалом, а бездной – в ней не отражалось ничего, крики чаек тоже утихли. Вдалеке вдруг треснула ветка.

– Лось, наверное, – усмехнулся Гриша, но голос его прозвучал слишком тихо.

Надя скинула бретельки платья с плеч и опустила руки. Ткань безвольно сползла к ногам девушки. Она стояла бледной тенью на фоне серых облаков. Гриша подошёл к ней, ещё раз поцеловал её. В этот раз губы Надежды показались ему холодными. Он приподнял платье и улыбнулся.

Надя прыгнула с трамплина, пройдя сквозь плёнку поверхности водоёма. Гриша стоял, перематывая в памяти момент с предложением руки и сердца. Всё было сделано так, как он хотел. Его пальцы судорожно сжали платье. Он резко втянул в себя воздух – ни аромата лесного букета, а лишь запах плесени и гнилья. Его пробило дрожью. Вода дрожала вместе с ним. На поверхности начали появляться пузырьки: один, два, три… Он их считал, как будто от этого зависело что-то важное. Пузырьки поднимались медленно, как осознание неизбежного: она слишком долго не появляется. Озеро безмолвствовало: никакого отражения, лишь глубокая бездна.

Гриша хотел отпустить платье, но его пальцы вцепились в ткань ещё сильнее – почти до боли. Её слишком долго нет. Его мысли звучали эхом в лесу: шаг… ещё шаг… разбег. Он стремительно нырнул, погружаясь в бездонное зеркало. Слышал пульс в висках – гулкий. Озеро кусало его глаза, ничего не было видно. Он оттолкнулся от дна и вынырнул, вдохнул, снова нырнул.

Силуэт. Тень Надежды. Водный массив отталкивал его, но Гриша плыл. Тень становилась всё больше, и вот уже было видно лицо Нади, искривлённое гримасой ужаса. Она быстро мотала головой. Её правая рука не давала ей всплыть, будто водоём не хотел её отпускать. Русые волосы вальяжно следовали за движением её головы.

Гриша подплыл ближе. Кольцо на её пальце. Между ними – ветка от бревна, врезавшаяся намертво. Тонкая струйка крови растворялась в воде. Надя тщетно пыталась выбраться, дёргала ногами – озеро было против. Гриша попытался вытащить ветку, но бесполезно: в висках ощущались удары, громче и больнее; пальцы не слушались. Надя шевелила ногами всё медленнее. Он дёрнул изо всех сил – вода заалела чуть сильнее, пальцы сжимали обмякшую руку избранницы, ноги стояли на дне. Толчок – озеро сопротивлялось, почувствовало вкус крови и отпускать добычу не собиралось.

Воздух заканчивался, руки яростно били воду: сверху вниз… сверху вниз… лёгкие горели. Юноша поднял голову – дребезжание обратной стороны зеркала, той, которая не отражала, а скрывала всё, что осмелится приблизиться. Капли дождя, как пули, вгрызались в водоём.

Небо траурно-чёрным оттенком ждало всплытия. Ещё немного… вдох!

Ливень косыми стрелами хлестал спину Григория. Он стоял на коленях у самой кромки воды. Гонимые ветром волны мерно шевелили траву на берегу. Надя лежала на спине: кожа бледная, губы синие. Гриша дрожал.

– Дыши… милая, пожалуйста, дыши… – шептал он, выполняя приёмы ОБЖ: запрокинуть голову, нащупать пульс, сделать компрессию.

Вдох… выдох… вдох… ещё раз…

Её глаза были закрыты, волосы слиплись и прилипли к щекам. Он бил по грудной клетке, хлестал по щекам, снова и снова, будто пытаясь отмотать время. Вода стекала с её тела на тёмный от влаги песок.

– Слышишь? – вцепившись в неё, произнёс он. – Я не дам тебе умереть, я рядом… вдох, выдох, вдох, ещё раз… звук: слабый, слегка неестественный. Он услышал кашель, или ему это показалось? Резкий, короткий – словно эхо от собственных вдохов. Но этого хватило. Он ухватился за звук, как утопающий за корягу. Конечно же, она жива! Должна быть жива! Да, она жива! Конечно!

Голова Нади чуть дёрнулась, ресницы затрепетали. Он вскрикнул, обнял её, прижал к груди:

– Ты живая… я тебя спас… всё хорошо… спас… всё кончилось… живая… живая…

Гриша не заметил, как его слова сначала превратились в шёпот, а потом и вовсе исчезли, уступив место бессвязному набору слов, больше похожему на молитву. Быстро, рьяно, дрожа от холода, страха и адреналина, он повторял их снова и снова. Озеро молчало, но в этой тишине была не пустота, а чей-то взгляд.

Надя сжала его руку – несильно, еле заметно, через силу. Она была на грани срыва, молчала от пережитого кошмара.

– Ты скоро придёшь в себя, – сказал Гриша.

В ответ прозвучало слабое, едва слышное мычание.

Он смотрел то на неё, то на озеро: такая же тёмная бездна, в окружении ив. Капли яростно били по деревьям, как будто что-то нашёптывая, настойчиво и монотонно. Гриша не заметил, как по его щекам катились слёзы – но почувствовал её дыхание.

Он дал ей плед. Надя лежала бездвижно: нечеловечий страх выжег всё тело, будто испарив все признаки жизни. Гриша нежно укутал её в плед, словно в детстве его укутывала мать. Девушка еле заметно дёрнула ногой и, кажется, даже слегка улыбнулась. В глазах читалась тень ужаса.

– Давай я отнесу тебя в машину, поехали домой.

Двигатель плавно запустился, и пара покинула злополучное место. Автомобиль ехал напряжённо, с надрывом, никак не желая двигаться ровно. Руки Гриши ещё дрожали – так хотелось закурить. Год назад он пообещал избраннице бросить пагубную привычку.

Она уткнулась головой в стекло и, не моргая, наблюдала за дорогой. Всегда так делала, когда была обижена или в стрессе после трудного дня. Но взгляд её был… словно вдаль… или сквозь асфальт.

***

В гробовой тишине они подъехали к подъезду пятиэтажки. Они не проронили ни слова. Гриша громко выдохнул, отпустил руль и повернул голову в сторону Нади. В её волосах осталась тина. Он потянулся к голове девушки, чтобы снять зелёные водоросли, но тут же убрал руку – Надя едва заметно, но резко дёрнулась. Или показалось? В любом случае, она в шоке, и тина – меньшее из того, за что сейчас надо переживать.

Больше всего пугало молчание. Надя продолжала вглядываться вглубь двора. Дождь закончился так же неожиданно, как и начался. Но за своими мыслями Гриша этого не заметил.

Он вышел из машины, обошёл, открыл дверь со стороны переднего пассажирского сиденья. Казалось, она пытается что-то сказать, но не находит слов. Тогда Гриша с нарочитым пафосом сказал:

– А теперь, милая девушка, позвольте вашу руку.

Но тут он понял, как неуместно звучит эта фраза сейчас. Молодой человек сел на корточки и заглянул в глаза Нади. Они были тусклыми, поникшими, лишёнными надежды…

Гриша взял её на руки. Запах озера ударил в нос и на миг вернул его к берегу. Именно в те самые минуты, от воспоминания которых он будет вздрагивать каждый раз.

– Вот так всю жизнь буду тебя носить на руках, – пробормотал он, словно в шутку, но голос дрогнул.

На секунду показалось, что губы дрогнули, будто собираясь вымолвить что-то, но тут же застыли. Надя покорно дала себя поднять. Гриша с невестой пошёл в сторону подъезда.

Двери лифта со скрежетом открылись. Молодой человек с Надей на руках вышел из кабины и уткнулся в массивное лицо своего друга и по совместительству соседа снизу. Саша стоял в тумане сигаретного дыма, щуря правый глаз.